Ретроспект: Пепел

– 03 —

Зона. Шахты

Меж размытых в тумане серых сосен раздавался приглушенный рокот. БТРы, нахохлясь горбатыми спинами, настороженно ползли по изрытой рвами дороге, часто останавливаясь и сползая на глинистую обочину, минуя опасные участки. Вокруг мерцали аномалии, порядком прибитые дождем и от этого еще опаснее, сводя скорость продвижения к нулю. Колона, слишком громкое слово для обозначения двух машин, которые военные отдали путникам и лесникам вместо потрепанного в Коридоре БТРа и угробленного газика, расцветшего напоследок махровым цветом. В прямом смысле этого слова. Подцепленная при вылазке на Периметр «ржавчина» пустила развесистые пучки, разъедая машину на ходу. Распадающийся газик подцепили на длинный трос, отбуксировали в ближайший ярок и сожгли со всеми почестями: с суетящимися вокруг бойцами химзащиты и морем смрадного дезактиватора. Иначе никак. С «ржавчиной» шутки плохи, она может перекинуться не только на другие машины, но и на людей. Ей безразлично, что глодать, проржавевший швеллер где-то на Лабиринте или гемоглобин. Человека съедает за пару дней и если вовремя не вколоть вакцину, то спасти уже невозможно. Но ее ведь сделали далеко не сразу, «ржавчине» никакой карантин не указ – погибших считали уже сотнями, утечки вовне удалось избежать только применив горячее оружие. Говоря проще, тщательно обработав зараженный гарнизон и окрестности термическими снарядами. Жестоко? Поверьте, загибаться от выгрызающей изнутри «ржавчины» смерть не из легких и никакой морфин тут не помогает. Яркая вспышка неистово белого пламени это акт милосердия, погребальный костер павших воинов. Зона требует слишком высокую цену, и пока она существует, людям придется ее платить. Тут ведь не только от аномалий и зверья можно погибнуть, но и от мутировавших штаммов ранее безвредных или неизвестных микроорганизмов. Аптечки придумали уже потом, со временем, вколол инъекцию и будь здоров, топчи Зону, пока не приберет.

Трак приоткрыл люк, поежился от скатившихся за шиворот капель, и вылез наружу. БТР послушно остановился, стряхивая с покачивающейся антенны холодные серебристые гроздья. Рассевшиеся на броне лесники, облаченные в непромокаемые комбинезоны молча курили, грея озябшие пальцы. Исчезновение Журбина было шоком. Неизвестность хуже самой страшной, но определенной вести. Говорить не хотелось, и под стать погоде на душе было так же муторно и тоскливо. Трак постучал дремлющего Бурлака по плечу, тот приоткрыл глаза и спрыгнул следом в разлапистые кусты боярышника. Путник задумчиво смотрел на застывшие в холодном тумане машины и нервно курил:

– Паршиво как-то. Черт его знает, но ехать мимо крысиного города определенно не хочется.

– Там много крыс? – бросил Ирис, пытаясь различить детали строений.

– Всяких хватает – хмыкнул сталкер – и обычных, и человекоподобных. Бандюки к шахтам не подходят, и не только они. Даже бывалых туда калачом не заманишь, хоть поживится там есть чем. Только стремно очень.

– И что там особого? У нас таких живописных мест хоть отбавляй. Даже свой Большой каньон есть. Ровненький такой, чем-то прожгли огромную рытвину в сторону Экс-один, или оттуда. Кто его разберет.

– Да, творились дела – протянул сталкер поглядывая в сторону шахт – старателей отсюда спешно уводили, а военные не бросили бы добро за просто так. Ведь этого ириния там, говорят, бульдозерами черпай.

– Туда после этого никто не ходил? – Ирис надвинул на глаза визор голема пытаясь смотреть сквозь туман.

– Как же, не ходил – фыркнул Бурлак – когда особисты нас запускают в Зону, из шкуры лезут, лишь бы туда нашего брата направить, на добровольно-принудительной основе. Раньше были дураки, готовые туда лезть, сейчас – нет.

– Почему это? – поднял голову проснувшийся Кипарис – Вам ведь только дай возможность, залезете в самое пекло.

– А все дураки там сгинули. То ли бандюки прирезали на подступах, то ли еще что. Теперь охочих нет.

– Тогда зачем согласился вести нас этой стороной – Трак вопросительно посмотрел на сталкера – Тебе то что с этого?

– Я должен Доктору, им вот должен. Из Шахт можно выскочить на Сухую ложбину, а уж там и до Глуши рукой подать.

– Ври больше – потянулся Кипарис – думаешь, не вижу, отчего тебя туда тянет. Тайна, понимаешь, манит! Вот потому вас сталкерами и прозвали, любителями авантюр и острых ощущений. Будто своего, нормального русского обозначения придумать не могли. Насмотрелись, понимаешь, Тарковского.

Проводник сконфузился:

– Так интересно же знать, что за фигня там такая особая. Сам бы я ни в жисть не пошел, а с вами можно. Вы столько лет Зону топтали, что мы даже рядом не стояли. БТРы те же, милое дело, если до серьезной свары дойдет. Но главное это они – Бурлак посмотрел на дремлющего Аргуса – с ними не страшно даже в Шахты идти.

– Стало быть ходил – фыркнул лесник – что и требовалось доказать. Рисконавты, блин! А знаешь, отчего это все у вас, сталкеров, происходит? Растолкую бесплатно и без всякого психоанализа.

Дремавшие лесники продрали глаза, прислушиваясь к спору. Кипарису палец в рот не клади, вмиг оттяпает. За Заслоном как у себя дома гуляет, даже в Припяти бывал. Такого насмотрелся, что может и к лучшему, что не прошли они тогда через центр, в надежде найти выход с другой стороны. Хотя десять лет прошло, многое могло измениться.

– Все просто. Если вы вылезаете живыми из очередной аномальной душегубки, то оклемавшись напишете на Периметре кучу рапортов, а потом благополучно убираетесь домой. А нам некуда идти, наш дом здесь. Зачем лезть на погибель ради кучи бессмысленных раскрашенных бумажек, если новый прорыв все поменяет?

– «…отзовитесь. Есть кто живой?» – внезапно прозвучал искаженный голос.

– Коперник, тут Трак! – путник выплюнул сигарету и спешно поднес голем к глазам.

– Какого лешего у вас происходит? Почему не выходите на связь?

– В Коридоре что-то село. Что непонятно, но играет нашими танками как игрушками, едва ноги унесли. Связь глушит намертво, даже с голема теперь не дозваться. Паганеля послали предупредить, чтобы никто не совался.

– Уже в курсе, Могильник как улей гудит. Как Периметр, все прошло удачно?

– Как сказать, БТР размолотило в хлам, все живы…

– Не разводи темень, сигнал едва держится, вот-вот рухнет.

– Выворотник забрал Доктора.

– Что? Какой выворотник, куда забрал?

– Это был Старик. Собаки его учуяли и к стене приперли, он открыл, что-то вроде воронки и ушел. Мы глазом моргнуть не успели, как Доктор за ним сиганул, следом Аметист с Греем, и пропали.

– Стой, если эта штука в Коридоре отрезает сигнал, как ты вышел на связь, откуда говорите?

– Идем через Шахты на Ложбину.

– Совсем жить расхотелось, это же самоубийство!

– Надо пробивать новый путь. С нами проводник, и две новых коробочки. Не ждать же пока эта чушь сама исчезнет?

Какое-то время из голема доносился вой помех, а потом Коперник вдохнул:

– Ладно, идите. Нам сейчас эти две машины позарез нужны. У нас тут тоже события. Не успели мы с лесниками взять Экс-два в тиски, как из воздуха появился кеноид. Огроменный такой, больше шкилябры. Мы даже рты открыли, а кены на брюхо и хвостами бить. Сказал, Полина и Верес уже на той стороне. Где находится та самая сторона, не уточнил, но добавил – постулат объявляет перемирие и закрывает все подступы к уровню, вплоть до особого распоряжения.

– Мир с Постулатом? Лесники еще куда ни шло, свои ведь ребята, но постулат!

– Мы тоже не испытываем буйного восторга. Потому ползите сюда, но осторожно – Шахты это не игрушки. Отбой.

Трак обвел лесников хмурым взглядом. Кипарис недобро прищурился:

– Если появился Кайман, то дело худо. Но можно быть уверенным в одном – на Экс-два теперь не пройти.

– Вы же говорили, он вроде как умер.

– Умер, но время от времени наведывается.

– Понятно – подытожил путник – я во всей этой метафизике не очень разбираюсь, но приму к сведению.

Ирис сделал знак «тишина» все замолкли, прислушиваясь к редкому биению капель и завыванию ветра в верхушках сосен. Дремавший Аргус, лохматый от серебрившихся на шерсти капель, поднял голову и посмотрел в сторону Шахт.

– Там что-то происходит – выдохнул Ирис – нам надо туда.

– А как же приказ? – Трак с опаской уставился на проступившие очертания приземистых строений.

– Приказ отдавал Коперник, значит ты и исполняй. Мы подчиняемся Брюсу и руководству ПРО. Нам нужно туда: словами этого не объяснить – ум ищет доводы, а сердце просто знает. Езжайте, обратную дорогу мы найдем сами.

Путник застыл в нерешительности, раздумывая, а потом толкнул Бурлака в плечо и запрыгнул на броню:

– Поехали. От нас тут будет мало толку, автомат мне как-то понятнее, чем вся эта мистика.

Судя по бегающим глазам сталкера было видно, он сам не прочь быстрее убраться от опасного соседства. Он взялся их провести по краешку гибельного марева, но лезть в Шахты не подписывался. Несколько лесников, вскинув рюкзаки, бесшумно скользнули в мокрую траву, стараясь не тревожить мыслительную связь менталов. Трак прощаясь, кивнул, смиряясь с выбором лесников, получив приказ не задерживаться. Не отзовись голем, он бы не колеблясь пошел с ними. За этот длинный день он успел привыкнуть к этим немногословным, собранным ребятам. В Зоне нет времени на какое-то особое проявление расположенности и чувств – тут, в основном, стреляют. Но как сказал Ирис – сердце просто знает. Нырнув в очередную колдобину БТРы устремились вдоль лесополосы в сторону Сухой Ложбины.

Некоторое время лесники прислушивались к чужому лесу. Он был другой, не такой как на Глуши – угрюмый и настороженный, рассматривал сотнями глаз, жгучи спины недобрым тяжелым взглядом. Топаз и Грета привычно шли по сторонам, готовые молниеносно среагировать на опасность, появившуюся из вязкой тишины, нарушаемой завыванием ветра да ударами тяжелых капель. Аргус с Ирисом двигались впереди, прокладываю путь. Собственно, каждый из них мог вести отряд даже с закрытыми глазами, ощущая хищное биение аномальный полей, дав в этом фору голему. Приборы это костыли разума, и если их нет рядом, приходится использовать то, что есть.

Долгое соседство с кеноидами пробудило дремавшие способности к сверхчувствительности. Это было не то, грубое сенсорное восприятие, которое далекий от понимания тонких материй обыватель считал вершиной возможностей. Симбиотическая эволюция лесников шагнула много дальше нежели пресловутая экстрасенсорика, самый внешний, потому замеченный и подтвержденный наукой уровень воздействия. По сути, это обычное электромагнитное поле живого организма, которым некоторые научились осознанно управлять. До революции, в пору когда стремительно развивающаяся наука потеснила одряхлевшую, застывшую религию, оно называлось магнетизмом, но отдельной наукой так и не стало, вследствие тяги к оккультизму и прочему мракобесию.

Изменения лесников коснулись чувств, дав возможность чувствовать и воспринимать мир намного глубже и тоньше, коснулось мысли, ускорив скорость мыслительных процессов на несколько порядков, что сказывалось и на скорости рефлексов, и на умении интуитивно находить оптимально возможное решение. Но при этом они не становились какими-то особыми «сверхлюдьми», цивилизация достаточно натерпелась из-за идеи сверхчеловека, чтобы вторично наступать на те же грабли. Изменения происходили медленно, незаметно для них самих, принимаясь как неизбежный факт приспособляемости разума к условиям Зоны. Была ли это ирония судьбы или над всем этим довлело провидение чьей-то незримой воли, куда более совершенной и могущественной, нежели недальновидный человеческий разум, останется загадкой, которых в Зоне хватает с избытком. Но идея Журбина о симбиотическом сотрудничестве двух разумных видов воплотилась в жизнь сама собой, исподволь, без каких-либо подвижек или шагов с его стороны. Просто совершилось как данность, как очевидный факт – на Земле появилась новая ветвь разума, пока еще молодая, но куда более гуманная чем наша, человеческая. Возможно, так и должно быть – семя жизни, засеянное на множестве звездных систем должно порождать разум, бесконечно восходящий по спирали развития, смыкаясь между собою в цепи единства. Но то удел далекого, звездного Ефремовского будущего, с одой ноосферному лучистому человечеству преодолевающему время и пространство, которое начиналось здесь, с малого зернышка доверия и принятия.

Впереди медленно вырисовывалось, проступая, проявляясь в сером тумане, словно на фотопленке, угловатое здание, зияя подернутыми покрывалами паутины, темными провалами. Колючий ветер швырял в лицо противную морось, словно отталкивая, гоня прочь от этого мрачного, забытого Богом и людьми места. Где-то в подлеске хрипло, с надрывом прокричала какая-то птаха и медленно бредущий Аргус, мокрый от холодной росы, облепленный колючими семенами замер, и в головы прыгнул образ длинных черных коридоров. Остро пахнуло опасностью, автоматы взлетели в руки, хотя стрелять было некуда. Отточенный годами ночных караулов и вылазками северной стороной рефлекс брал свое. Хотя далеко не каждую опасность можно увидеть глазами и скосить свинцовой очередью. Бывают вещи куда более опасные, нежели голодная шкилябра или химерник, могущие выпить ум или душу, оставляя тело пустой оболочкой. Лесники рухнули в мокрую траву и, извиваясь змеями, поползли в сторону серого куба. С возникновением Зоны быстрота разворачивания ириниевых приисков велось с размахом. Широта славянской души не разменивалась пустяками: и если велась стройка, так непременно всесоюзная, если строился коммунизм, то только всемирный и на века. Никто не знал, что произошло, военные уходили среди ночи, бросая технику, грузя людей в товарняки и гоня на ту сторону Периметра, слушая, как лопаются вдогонку подпорки и обрушиваются прорубленные в болотистых землях тоннели. Ходили слухи, будто они пытались вернуться и взять Шахты под контроль. Ириний, практически неистощимый, экологически безопасный источник энергии был слишком ценен. Ценнее, нежели жизнь отдельно взятого человеческого индивида.

Кеноиды не таясь шли впереди, оставляя в заиндевевшей траве проторенные мощными телами темные дорожки, хотя жаркий знойный июнь подходил к средине. Шахты жили иной жизнью, стоя над привычными законами. И если где-то и была преисподняя, то она выглядела именно так – серо, угрюмо и стыло. Несомненно, где-то здесь должен быть свой цербер, охраняющий проход на ту сторону, не его ли мертвое прикосновение чуяли насторожившиеся кеноиды? Нигде не видно часовых, и это очень подозрительно. Конечно, дисциплина у бандитов никакая, но в таком гиблом месте даже у них ушки должны быть на макушке. Они хоть и обдолбаные пыльцой, но далеко ведь не дураки.

Внезапно из ушей словно выбило пробки и, вырвавшись из вязкой пелены, они покатились по траве. Их оглушило густым запахом омытого дождем леса и сребристой росы. Они не мешкая прильнули к бетонным стенам, судорожно хватая горячий воздух. От кеноидов во все стороны валил пар, но они, словно не замечая перемены, замерли неподвижными лохматыми глыбами, уставившись в темные проемы.

– Ирис, что это было? – прошептал Кипарис, водя кончиком ствола по молчаливым провалам стен.

– Пока не знаю, позже разберемся. Нам внутрь.

– Тебе виднее, не зря вас собирал Доктор перед походом. Видать, сказал что-то важное. Отдышались?

Кеноиды, уловив движение мысли ведущего, прыгнули в проемы, и лесники устремились за ними. Не зря их звали лесниками, они перемещались подобно теням, беззвучно и молниеносно даже в переполненном аномальном лабиринте. Меж раскиданных строительных козел и груд стройматериала темнели следы от кострищ, валялись растоптанные окурки, пахло чем-то приторным. Лесники пронеслись по этажам, перепрыгивая через груды разбитой в щепы сколоченной из ящиков нехитрой мебели, ухитряясь при этом не наступать на усевавшие пол гильзы. Горицвет присев подобрал несколько медных кругляшей, и вертя в пальцах посмотрел на покрытые кровью стены.

– Что? – повел за его взглядом влетевший в комнату Кипарис.

– Не совпадает – коротко обронил Горицвет, водя васильково-синими глазами по испещренным очередями стенам – следы от выстрелов не совпадают с брызгами крови.

– Не понял – Кипарис осторожно уселся на грубый ящик из-под раствора, стараясь не притрагиваться к разводам.

– Кровь человеческая, стреляли тоже люди. Из калаша – но не друг в друга. Прошло полчаса или меньше.

– Судя по гари, тут такая перепалка стояла, что мы бы должны были услышать. Но не услышали.

Аргус скользнул в комнату и нервничающая Грета виновато вильнула хвостом. Хрустя крошевом кирпича уже не таясь, не скрываясь в проемах разбитых окон, вошел хмурый Ирис, закидывая за спину ««грозу»»:

– Внизу тоже все в кровище, стены словно из пультивизатора кто красил, ровненько так. Настоящая бойня, но тел нет.

– Упыри? – предположил Кипарис и кеноиды при его упоминании тут же оскалили клыки.

– Они трясутся над каждой каплей – отрицательно покивал ментал – а тут прямо этюд в багровых тонах с полутонами.

– Смотрите, как идут очереди – потрогал пальцем выбоины Горицвет – будто кого-то догоняя. Стрелявшие пытались во что-то попасть, но оно перемещалось очень быстро. В Зоне так могут только упырь или шкилябра. Но оба этих варианта отпадают. Упыри не стали бы так полосовать и проливать драгоценную кровь, шкилябра могла, но следов не оставила.

Горицвет хотел добавить что-то еще, но в головы прыгнул образ помещения, заставленного грубыми ящиками, между которыми беззвучно перемещались лесники. Топаз остался с бойцами прочесывать подвал, держа незримую связь, и Хмель поднял глаза, смотря через него на хмурого ментала:

– Ирис, кажется, у нас выживший. Давайте сюда.

Лесники молча поднялись. Ментальная связь, особенно в условиях боя, это вещь: ее не экранируют никакие помехи, перехватить и прослушать невозможно, она ограничивается лишь мощностью передающего сознания. Будь сейчас на Арсенале один из кеноидов, или ментал-лесник, то дома, на Глуши, видели бы каждый их шаг. Эмпатическим менталом, могущим вступать в диалог, в принципе был каждый, но напарников выбирали сами кеноиды, руководствуясь своими, лишь им известными принципами. Ирис на цыпочках вошел в подвал, рассматривая тяжелые ящики и стоящих кружком лесников, заинтересованно к чему-то прислушивающихся. Аргус, ставший неожиданно ведущим прайда, враз посерьезнел и отбросив в сторону былую дурашливость и игривость, сразу перешел на ночное зрение. Могло казаться, что на враз просветлевшую комнату смотрел сам Ирис, только фокус наблюдения был немного ниже, но к этому он давно привык за время ночных караулов. Изображение, сдвинувшись в другой диапазон, окрасилось в контрастные синие и ярко-красные тона, стала видна скрючившияся в ящике человеческая фигура. Ментал осторожно постучал:

– Опасности нет, можно вылезать.

При звуке слов фигура дернулась и замерла, чей-то хриплый голос, прозвучавший совсем рядом, сухо констатировал:

– Страх. Он испуган до смерти.

Ментал перевел изумленный взгляд на Аргуса и уважительно трепанул его по мощной холке:

– Вот это номер, ты перестроил гортань?

– Положение обязывает. Это крайне тяжело, но необходимо. Он сам не вылезет. Поднимать?

– А куда нам деваться, поднимай. Так мы его до облачного моста ждать будем.

Менталы почувствовали как кеноид взял человека под контроль, сняли крышку и удивленно присвистнули:

– Хрена се. Смотрите, ребята, это же ириний!

И верно, ящик до самого верха был набит серебристыми крупинками. Несведущий человек мог запросто спутать его со строительной мучкой, немного странной и блестящей, которая стоила немало миллионов в самой твердой валюте, в рублях. На одном кубическом сантиметре ириния, заключенном в топливный элемент, работяга «Пегас» или гоночный «Орион» могли работать около пяти лет. Гигант вроде «Руслана» или «Мрии» летал больше года, а советская космическая отрасль уже давно перешла на двигатели академика Шумана. Старый пройдоха хоть и сидел бирюком на Экс-один, но мечту о звездах не предал, давно рассчитал, спроектировал маршевые установки и передал особистам.

Крупинки побежали в стороны, из них показалась человеческая рука, схватилась за стенку и медленно подняла тело. Увидев лесников урка пытался закричать, но Аргус заблаговременно заклеил рот и ему только и оставалось, что выпучив глаза медленно выбираться из ящика. Хмель заинтересованно зачерпнул горсть сребристого бисера:

– Елки, так он же ни черта не весит. Кипа, ну ка подсоби!

Схватившись с обеих сторон за громоздкий ящик, они неожиданно легко оторвали его от пола и подняли над головой:

– Да тут только сами доски и весят. Знатно уркаганы устроились, да один такой ящик стоит… в общем много.

Аргус ослабил хватку и урка тут же забился между ящиков, что-то залепетав, прикрывая голову руками.

– М-да – задумчиво посмотрел на дрожащего бандюка ментал – знатно его приложило. Вытянуть из него что-то путное не получиться. Жаль. Придется прибегнуть к прямой трансляции, не ждать же, когда у него в голове просветлеет. Хмель, Горицвет – наверх, и смотреть в оба. Грета, Топаз – сканировать каждое шевеление, особенно от Шахт.

Как только лесники скрылись из виду, Ирис, неторопливо стянув ««грозу»», уселся на один из ящиков, кивнув Кипарису:

– Ну что, Аргуша, включай фильму что ли…