Retrum. Когда мы были мертвыми

У каждого — свои собственные демоны

Наше траурное путешествие подходило к концу. Сидя в поезде, мчавшемся по английским полям в сторону Лондона, я вспоминал лучшие мгновения этой прекрасной поездки, насыщенной открытиями, так или иначе связанными с потусторонним миром. Кроме того, это путешествие было озарено светом любви, проявлявшейся все ярче и взрослеющей на глазах.

Поначалу мы с Алексией решили не демонстрировать перед товарищами нахлынувшие на нас чувства, чтобы не разрушать такую замечательную компанию и не делить ее на пары. Когда же друзей поблизости не было, наступал черед бесконечных обещаний вечной любви, поцелуев и объятий. Я чувствовал себя на седьмом небе от счастья, Алексия тоже просто сияла. Тем не менее в ходе поездки постепенно становилось все более очевидным, что мы с Алексией не просто друзья-приятели. Роберт, человек деликатный и чуткий, без труда угадывал то, в чем даже мы с возлюбленной не всегда отдавали себе отчет. Лорена то и дело хмурилась и дулась, словно не одобряя те отношения, которые рано или поздно должны были открыться всем окружающим.

Несколько последних ночей мы с ребятами провели под открытым небом, и теперь Роберт с Лореной, сидевшие напротив меня, крепко спали в уютных креслах поезда. Других пассажиров, кроме нас, в купе не было.

Алексии не спалось. Она прижала щеку к оконному стеклу и рассеянно наблюдала за тем, как проносится мимо спокойный, чуть грустный, я бы даже сказал, унылый пейзаж юга Англии.

— Я люблю тебя, — прошептал я ей на ухо.

В качестве ответа губы Алексии изогнулись в едва заметной улыбке, что на нашем с нею тайном языке означало: «I loveyoutoo».

Я взял фотоаппарат Роберта, чтобы посмотреть на маленьком экранчике снимки, сделанные за время поездки.

Повосторгавшись красотой некрополей Генуи и Венеции, мы съездили в Рим, чтобы побывать на так называемом кладбище поэтов. В фотоаппарате сохранилось несколько снимков этого заросшего сада, в котором в восемнадцатом веке многие английские и немецкие литераторы завещали захоронить их останки.

Среди знаменитых писателей и поэтов, упокоившихся на протестантском участке этого кладбища, Роберт нашел и удачно сфотографировал могилу Джона Китса. Эпитафия на этой плите гласила: «Здесь покоится поэт, имя которого было написано на воде».

На следующей фотографии была запечатлена гробница Перси Шелли — другого романтика, женатого на Мэри Уолстонкрафт, создательнице «Франкенштейна», насколько известно, Шелли утонул во время путешествия на корабле, совершавшем круиз вдоль итальянского побережья. Его тело нашли на берегу и похоронили на излюбленном кладбище английских писателей.

Лорене удалось, как мы говорили, побрататься с этим романтиком, который был одним из ее кумиров, но только наполовину. Дело в том, что посреди ночи мы попались на глаза охраннику, совершавшему обход территории, и нам пришлось рвать когти. Несмотря на это неприятное происшествие, наша подруга на следующее утро заявила, что успела получить некий ответ от избранного ею покойника.

— Он предсказал мне что-то ужасное, — заявила Лорена.

— Что же именно? — поинтересовался у нее Роберт.

— Я пока не хотела бы рассказывать вам об этом. Вот вернемся домой, и я посвящу вас во все подробности, если предсказание не сбудется.

Больше мы на эту тему не заговаривали.

Я смотрел одну фотографию за другой, погружаясь мыслями то в прогулку по еврейскому кладбищу в Праге, то по окрестностям Пер-Лашез на окраине Парижа. У нас была мысль переночевать там на могиле Джима Моррисона, но это кладбище охранялось настолько тщательно, что нам пришлось смириться и провести ночь в ближайшем к нему парке. Вид этой могилы, заваленной банками из-под пива и окурками от косяков с марихуаной, произвел на меня сильное впечатление.

В путеводителе я прочитал о том, что лидер «Doors» побывал на этом кладбище за неделю до своей смерти, более того, он ясно выразил желание быть похороненным именно здесь. Пророчество сбылось, и последняя воля музыканта была исполнена после того, как он скончался от передозировки наркотиков в ванной своего гостиничного номера.

Эта могила пробуждала в среде поклонников Джима Моррисона такие бурные чувства, что за несколько лет самые преданные фанаты сумели украсть с гробницы четыре могильные плиты. В конце концов родители Джима поставили ему гораздо более скромный памятник, на котором по-гречески было начертано: «KataTonDaimonaEaytoy». Эти слова имеют разное значение в древнегреческом языке и его теперешнем варианте. Наш современник-грек прочтет эту фразу примерно так: «Посвящается божественному духу, присутствующему в нем». На древнегреческом эти же слова означают, скажем так, нечто иное: «Он сам создал своих собственных демонов».

Насколько это было возможно, я увеличил на маленьком мониторе эту надпись, которая приводила меня в восхищение. В этот момент Алексия оторвала взгляд от пейзажа за окном и положила голову мне на плечо.

Прямо перед нами сидели Лорена и Роберт. Лорена тяжело и шумно дышала, полулежа на коленях друга, парень же откинулся в кресле и спал с полуоткрытым ртом.

Я воспользовался этой ситуацией, чтобы спросить свою возлюбленную:

— Как ты думаешь, а они?.. Может быть, у них?..

— У них ничего не будет, — прошептала она мне на ухо. — Это просто невозможно.

— Не понимаю, почему так?

— Невозможно, и все. Лорена навсегда останется его лучшей подругой, но ничего такого между ними никогда не будет.

Вот тогда-то я наконец понял, что Роберт вовсе никакой не подкаблучник и не робкий ухажер. Все объяснялось гораздо проще. Девушки ему вообще не нравились.

Хостел «Пикадилли»

В город, некогда называвшийся столицей мира, мы прибыли в субботу, ближе к вечеру. Так как до этого у нас несколько дней не было возможности даже принять душ, мысль о том, чтобы найти себе какое-нибудь пристанище с водопроводом и крышей над головой, вовсе не казалась нам кощунственной. Нужно было привести себя в человеческий вид перед тем, как отправляться на экскурсию в последний пункт нашей программы — кладбище Хайгейт.

Мы решили, что съездим туда на следующий день, в воскресенье, и переночуем прямо там, если все сложится нормально. Это должно было стать финальным аккордом нашего потрясающе интересного кладбищенского путешествия. Затем нам нужно было прямым ходом двигать на вокзал и садиться на поезд, потому что срок действия единых проездных билетов подходил к концу.

Устроились мы в хостеле «Пикадилли» — здании, битком набитым такими же, как мы, небогатыми туристами, находившемся, впрочем, действительно в двух шагах от знаменитой одноименной площади. За пятнадцать фунтов с каждого нам предоставили четыре койки в восьмиместной комнате и право пользования коммунальными удобствами. Выполнив все необходимые формальности и отдав должное душу, мы стали прикидывать, чем стоит заняться в наш первый лондонский вечер.

— Я с удовольствием сходила бы на «Призрак Оперы», — сказала Лорена, уже успевшая переодеться в свой лучший, если так можно выразиться, вечерний наряд. — Театр здесь совсем рядом. Я видела на афише, что есть билеты по двадцать фунтов.

У меня к тому времени оставалась на руках как раз примерно такая сумма, вот только этих денег мне должно было хватить на пару дней — до возвращения домой. Поэтому я поддержал идею Лорены, но предложил друзьям сходить в театр без меня. Я предпочел бы потратить этот вечер на прогулку по Сохо, затем вернулся бы в хостел, воспользовался бы его малолюдностью в субботний вечер, немного отдохнул бы и что-нибудь почитал.

— Я, наверное, сегодня не в форме для мюзикла, — сообщила нам Алексия. — Я устала, а эти спектакли обычно очень длинные. Впрочем, если честно, мне этот жанр никогда особо не нравился.

Роберт, как всегда, заботливый и тактичный, поспешил поддержать Лорену:

— А я, пожалуй, с тобой схожу. Если спектакль действительно идет на сцене уже двадцать пять лет, то это чего-нибудь да стоит.

Пробродив по центру Лондона несколько часов, мы с Алексией вернулись в хостел «Пикадилли» где-то в начале двенадцатого. Я умирал от усталости, но прекрасно видел, что Алексия страшно нервничает и из-за чего-то переживает. Что ее волновало — я не знал. При этом на обратном пути в хостел девушка несколько раз заходила в телефонные будки, при этом не считая нужным сказать мне, что происходит и кому она собирается звонить.

Я предположил, что речь идет о самой обыкновенной семейной ссоре — поругалась, наверное, из-за чего-то с родителями, — и не стал обращать внимание на несколько странное поведение подруги.

В хостеле нас ждал неприятный сюрприз. Четыре места на верхнем ярусе в нашей комнате оккупировали типичные английские хулиганы, явно приехавшие откуда-то из глубинки. Их кровати были превращены в склады с банками пива, которым они немедленно поспешили с нами поделиться. Развлекались эти ребята, надо сказать, весьма «интеллектуально». В тот момент, когда мы появились, они устроили соревнование по громкости рыгания. Дальше все шло в том же духе.

Мы завалились на свои кровати, лелея надежду на то, что попозже ребята уйдут веселиться куда-нибудь в другое место. Впрочем, вскоре нам стало понятно, что, по всей видимости, наши страдания продолжатся. В это время пабы уже закрывались, а парни явно не собирались ложиться спать, не опорожнив все имевшееся в их распоряжении пиво до последней банки.

Не слишком веря в успех этого предприятия, я все же попытался воззвать к их совести и здравому смыслу и попросил вести себя чуть потише. Результат моих скромных попыток навести в комнате хоть какой-то порядок оказался вполне предсказуемым. Меня освистали, осмеяли, а один из участников веселья свесился с верхней койки и погрозил мне кулаком.

Алексия не сдержалась и весьма эмоционально вмешалась в эту дискуссию, которая вот-вот грозила перейти в сеанс рукоприкладства. В ответ посыпались оскорбления, ребята, не стесняясь, стали демонстрировать нам самые неприличные жесты. Один из них спустился с кровати и нарочито медленно, с расстановкой произнося каждое слово — так, чтобы я обязательно понял весь глубокий смысл пожелания, сформулированного на его родном языке, — сказал:

— Слушай ты, скотина, проваливай обратно в свою гребаную страну и там устанавливай собственные порядки.

Из этой ситуации было три выхода. Первый состоял в том, чтобы поддаться на явную провокацию, следовательно, ввязаться в драку с заведомо проигрышным для себя финалом. Можно было пожаловаться администратору, что, впрочем, грозило схожими последствиями. Прежде чем дежурный отреагировал бы на мое заявление, нам с Алексией досталось бы здесь по полной.

Оставался еще один вариант: попытаться найти другое место для ночлега. Алексия выбрала именно эту возможность.

— Слушай, давай не будем тратить время на этих придурков. Есть у меня одна мысль. Я, кажется, знаю, куда мы сейчас пойдем.

На Пикадилли мы вышли уже в половине первого ночи. Алексия бодрым шагом тащила меня за собой к метро, где мы как раз успели на последний поезд.

— Куда едем-то? — спросил я ее. — Ночь ведь на дворе!

— В Кенсал-Грин, самое древнее из всех действующих британских кладбищ. Я думаю, что просочиться туда нам будет нетрудно.

Кенсал-Грин

Минут через двадцать или, быть может, чуть позже мы уже стояли перед воротами кладбища Викторианской эпохи. От него веяло каким-то запустением. Впрочем, скорее всего, это впечатление своим происхождением было обязано той дурной славе, которую этот район приобрел именно в последние годы.

Даже в путеводителе было сказано, что название «Кенсал-Грин» частенько мелькало в прессе в хронике криминальных происшествий. Порой здесь происходили самые настоящие перестрелки. Так, например, в ноябре 2001 года пятеро посетителей, сидевших на террасе одного из пабов в этом районе, получили тяжелые ранения, когда трое неизвестных в масках открыли беспорядочную стрельбу по заведению. Два года спустя неподалеку от этого места были найдены трупы семилетнего ребенка и его отца. Обоих убили выстрелами в голову. С тех пор цепочка насилия, совершавшегося в этом районе Лондона, не прерывалась.

В общем, данное место, несмотря на всю мою любовь к кладбищам, я никак не мог назвать безопасным, и ночевать здесь, с моей точки зрения, было бы по меньшей мере неразумно. Впрочем, учитывая тот факт, что метро уже закрылось, другого выхода у нас не оставалось.

Как и предполагала Алексия, на территорию кладбища мы проникли без особого труда. Один из секторов ограды был несколько ниже, чем все остальные. Алексия даже не забралась на него, а легко, по-кошачьи влетела на гребень стены. Оттуда она протянула мне руку, и с ее помощью я тоже сумел забраться на каменную стену. Мы огляделись и одновременно спрыгнули на дорожку, шедшую вдоль ограды. Дожди, постоянно идущие в Лондоне, превратили эту тропку в своего рода водосточную канавку.

Впрочем, в ту ночь над городом мертвых ярко светила почти полная луна. Было жарко, так что перспектива провести еще одну ночь на свежем воздухе нас с Алексией не пугала. Гораздо неприятнее было бы ночевать в полицейском участке, попадись мы сейчас на глазах охране, и еще хуже — повстречаться с местными вандалами, которые, как я читал в путеводителе, частенько заглядывали сюда по ночам.

Кладбище в этот час было пустынным и выглядело в лунном свете почти заброшенным. Это впечатление создавали поваленные могильные памятники, ставшие жертвами корней деревьев, растущих вокруг. Алексии всегда нравились подобные романтические пейзажи, и вид этого почти заброшенного погребального парка привел ее в полный восторг.

Мы прошли в глубь кладбища и в изумлении остановились перед участком, на котором почти не осталось целых захоронений. Могилы были вскрыты, а склепы и памятники практически полностью разрушены. Судя по густому плющу, покрывавшему эти руины, чудовищноенадругательство над гробницами произошло не в последнее время, а много лет назад.

— Я читала, что это кладбище сильно пострадало от немецких бомбардировок во время Второй мировой войны, — завороженно разглядывая развалины, произнесла Алексия. — Как ты думаешь, мы видим следы тех бомбежек?

— Вполне возможно. Только мне кажется странным, что родственники покойных не восстановили памятники или хотя бы не привели в порядок сами могилы.

— Может быть, у них просто никого не осталось?

— В каком смысле?

— Допустим, здесь были похоронены те, кто умер, не оставив наследников. В конце концов, во время войны всякое бывает. Порой люди погибают или пропадают целыми семьями.

Чтобы не попасться на глаза охране, мы старались держаться подальше от главных аллей кладбища и передвигались в основном по узким проходам между могилами, явно проигрывавшими сражение с сорняками и кустами, буйно растущими повсюду.

Убедившись в том, что забрались в самый глухой уголок этого города мертвых и что нас здесь, скорее всего, никто не увидит, мы выбрали себе в качестве ложа большую каменную плиту, поросшую мхом. Ничего иного, что походило бы на кровать, кладбище Кенсал-Грин предложить нам не могло.

— Мы, кстати, не накрасили себе лица, — заметил я.

— Нет, оставим это на завтра, — возразила Алексия, — Сегодня у меня нет ни малейшего желания брататься с покойниками, вне зависимости от того, кто лежит под этой плитой.

— Чего же тогда тебе хочется?

— Заняться любовью прямо здесь и сейчас.

Алексия жестом попросила меня подождать ее и скрылась из виду за ближайшим высоким памятником.

Восхищенный такой перспективой — столь далеко мы на кладбище еще никогда не заходили, — я весь горел от страсти. Дожидаясь Алексию, я поспешно разделся и сидел совершенно голый на могильной плите, мягкой от слоя мха, покрывавшего ее.

Чтобы хотя бы немного успокоиться, я попытался сосредоточиться на луне, висевшей почти в зените, и стал искать знакомые кратеры на ее поверхности. В серебристом свете моя кожа приобрела какой-то странный молочно-белесый оттенок.

Алексия вернулась к нашему ложу тоже обнаженной, тотчас же бросилась ко мне, осыпала ласками и поцелуями. Там, в этом саду смерти, мы и предались прекрасному танцу жизни.

Тихий, безветренный рассвет застал нас обнаженными, укрывшимися, как одеялом, моим пальто.

Вдалеке уже слышался шум проснувшегося большого города. Наступивший день был выходным, но многочисленные машины уже пробирались по бесконечному лабиринту лондонских улиц.

Обнимая Алексию, я подумал о том, что в эту ночь мы, наверное, познали нечто большее, чем просто единение наших тел. Наслаждаясь близостью с возлюбленной прямо на могильной плите, я обещал ей любить ее всегда — и при жизни, и после смерти.

Когда все закончилось, Алексия выразила мне практически те же самые чувства, но другими словами:

— Когда не стало моей сестры, я поняла, что и сама наполовину умерла. Но моя живая часть теперь воссоединилась с твоей — с той, которая уцелела после смерти твоего брата.

Алексия энергично потянулась и столкнула меня с могилы.

Я упал на траву, затем поднялся и решил, что раз уж мы все равно проснулись, то будет лучше одеться, чтобы в таком вот виде не попасться на глаза сотрудникам кладбища или первым посетителям. Затем я сходил за одеждой Алексии, которая к тому времени села в изящной позе на ту же плиту и больше всего теперь напоминала лесную фею с какого-нибудь романтического холста.

Мы уже совсем было собрались отправиться на поиски выхода, как вдруг моя возлюбленная остановилась и сказала:

— Хотелось бы знать, чья могила послужила нам сегодня ложем любви.

Ради Алексии я был готов на все, а уж содрать голыми руками ковер мха с плиты было для меня и вовсе сущим пустяком. Вскоре нашим взглядам предстали вырезанные на камне имя покойного, даты его рождения и смерти.

Выяснилось, что нас ждал весьма мрачный сюрприз.

Несмотря на то что и сама могила, и плита, лежавшая на ней, были достаточно большими, там, в глубине, покоился человек, проживший на этой земле всего один день.

Алексия с ужасом посмотрела на меня и воскликнула:

— Мы, оказывается, спали на могиле ребенка! Нет, даже не ребенка — младенца!

— Что в этом такого? — спросил я, чувствуя, что моя возлюбленная испугалась не на шутку.

— Я слышала про такое поверье. В общем, это к большому несчастью.

Хайгейтский вампир

С нашими друзьями мы встретились только после обеда, пили чай в кафе на рынке Кандем и рассказывали, чем кончился вчерашний вечер в хостеле «Пикадилли».

Лорена очень рассердилась на нас.

— Что, трудно было послать нам эсэмэс и сообщить, где вы находитесь? Мы присоединились бы к вам.

По вполне очевидным причинам мы не собирались посвящать Лорену и Роберта в то, чем занимались на кладбище в Кенеал-Грин.

Я старательно подыскивал правильные слова, пытался погасить разгоравшуюся ссору, грозившую испортить всем нам конец такого замечательного путешествия.

— Мы просто подумали, что спектакль затянется надолго. Мюзиклы — они все такие. Потом вы наверняка захотели бы прогуляться по Сохо и где-нибудь посидеть.

— Так оно и было. Мы пошли в какой-то клуб и протанцевали до двух часов ночи. Но вы все равно могли бы предупредить, что вас дома не будет, и сообщить о том, куда отправились. Вернувшись в хостел, мы застали в комнате только храпящих орангутангов и, по правде говоря, здорово перепугались, не случилось ли с вами что-то плохое. Какого черта вас вообще понесло в Кенсал-Грин? И главное, если уж вы туда поехали, то чем занимались там без нас?

Было очевидно, что Лорену ничуть не волновала пропущенная экскурсия по старинному кладбищу. Гораздо больше ее занимало то, что могло произойти там между мной и Алексией.

— Ладно вам, хватит ругаться, — как всегда, примирительным голосом произнес Роберт. — Давайте лучше настроимся на умиротворяющий лад и эмоционально подготовимся к вечерней прогулке по одному из самых романтических, таинственных и зловещих некрополей Европы. Вы только представьте себе!.. На этом кладбище происходит действие одной из самых жутких сцен «Дракулы» Брэма Стокера! А сколько старых фильмов про графа-вампира было там снято — наверное, и не сосчитать.

Благоговение, с которым мы даже вслушивались в то, как звучит само название Хайгейтского кладбища, немного погасило пылавшие в нас эмоции, хотя нотки упрека по-прежнему слышались в голосе Лорены на протяжении всего вечера.

Ближе к закату мы выбрали себе наблюдательный пост на площади неподалеку от мощных, как у старинного замка, стен кладбища с готическими башенками по углам.

— Как будем входить? — поинтересовался я, — По-моему, этот бастион штурмом не возьмешь.

— С другой стороны стены гораздо ниже, — ответил Роберт. — Я думаю, там мы без особого труда через них перелезем. Только я подождал бы еще пару часов. Пусть охранники закончат вечерний обход.

— Я не против. Только чем мы до этого времени заниматься будем?

В ответ Роберт протянул мне небольшую брошюрку, как оказалось, целиком посвященную истории Хайгейтского кладбища. В желтом свете уличного фонаря я прочитал одну главу, рассказывающую об этом таинственном месте.

Стемнело. Роберт стоял у стены дома и смотрел в небо, на звезды. Лорена отдыхала, сидя на уличной скамейке.

— Слушай, а куда подевалась Алексия? — спросил я ее.

— Красится, — недовольно ответила Лорена, махнув рукой в сторону ближайшего общественного туалета. — Потом мы пойдем.

Я вернулся к чтению.

«Хайгейтское кладбище было закрыто в 1975 году в силу экономической нецелесообразности поддержания его в действующем состоянии. В настоящее время большая часть территории представляет собой руины. Следует отметить, что, несмотря на плачевное современное состояние этого кладбища, в свое время, а именно в эпоху королевы Виктории, оно являлось одним из самых престижных мест последнего упокоения среди знатных лондонцев. Богатые семьи вкладывали целое состояние в строительство склепов и подземных гробниц именно на этом кладбище. Порой подобные траты превосходили все разумные пределы.

Тем не менее закат Хайгейтского кладбища начался гораздо раньше, чем оно было окончательно закрыто. Причин тому несколько. Одна из них — изначально неудачно выбранное место. Земля на этом участке слишком влажная и плодородная. Сорные травы и кустарники буйно растут здесь, практически пожирая могильные плиты и памятники. В какой-то момент мавзолеи, построенные вдоль так называемых улиц смерти, начали особенно интенсивно разрушаться под воздействием как сорняков, так и неблагоприятных погодных условий, а также в силу бурного протекания некоторых редких химических реакций. Гниение трупов в каменных катакомбах сопровождалось выделением большого количества газов органического происхождения, в результате чего было зафиксировано множество случаев взрывов гробов в последних по времени захоронениях.

К сожалению, упадку Хайгейтского кладбища во многом способствовали и случаи вандализма, которые в этом районе приобрели по-настоящему массовый характер. Осквернение могил стало дежурным развлечением местных хулиганов. Выяснение отношений между противоборствующими хулиганскими и преступными группировками часто происходило прямо на территории кладбища со всеми вытекающими из этого последствиями для могил и памятников».

Помимо общей исторической информации мое внимание привлекли страницы, посвященные так называемому Хайгейтскому вампиру.

В шестидесятые годы в британской прессе появилось множество статей и сообщений о появлении в районе кладбища некоего вампира, имеющего обыкновение прогуливаться по окрестностям в сопровождении трех привидений. Больше всего репортажей на эту тему было опубликовано в 1967 году, когда оккультист Шон Манчестер представил свидетельства очевидцев, которые утверждали, что видели, как на Хайгейтском кладбище покойники восстают из гробов и парят в воздухе. Все это якобы свидетельствовало о присутствии и бурной деятельности вампира именно здесь, в сердце Лондона, на Хайгейтском кладбище.

Кульминации вся эта история достигла в 1970 году. Именно тогда известный в то время «вампиролог» Дэвид Джаррант организовал на кладбище самую настоящую облаву на вампира. Поучаствовать в этом веселье собралось более сотни охотников за всякой нечистью. Разумеется, никакого разрешения на проведение этой акции ее организаторы не запрашивали, и охота на вампиров вполне закономерно закончилась облавой уже на самих охотников, проведенной силами полиции после того, как поступили сообщения о странном сборище непонятных людей на территории Хайгейта. Многие охотники за вампирами и привидениями были задержаны. Разумеется, в ходе этого мероприятия в очередной раз досталось и многострадальным склепам и памятникам.

Джаррант был осужден и даже провел некоторое время в тюрьме, а спустя четыре года Шон Манчестер сделал заявление для прессы, в котором сообщил о том, что вампир был наконец-то умерщвлен, разумеется не без участия самого оккультиста.

Многие свидетели происходящего на Хайгейтском кладбище не были склонны верить в то, что все кончилось так просто и благополучно.

Забытое кладбище

Мы по очереди провели над собой ритуал обретения бледности и все вместе направились к той части кладбищенской стены, которую Роберт назвал самой слабой точкой в обороне этой крепости. Время шло к полуночи, и в окрестностях кладбища не было ни души.

Пока мы искали место, где можно было бы перебраться через стену, произошли два события, странные и вместе с тем пугающие, понять суть и подлинный смысл которых я сумел далеко не сразу.

Во-первых, во время поиска нужного участка стены я вдруг почувствовал, как у меня в кармане завибрировал телефон. Судя по короткому сигналу, мне прислали эсэмэс-сообщение. Первым делом я, естественно, предположил, что пишет отец. Впрочем, не в его обыкновении было связываться со мной в столь поздний час. Оказалось же, что сообщение было отправлено мне совершенно другим человеком — тем, с кем я не связывался ни по почте, ни по телефону уже больше месяца.

Я, по правде говоря, вовсе не обрадовался, получив от Альбы такое признание:

Извини, что пишу тебе.

Больше сдерживаться нет сил.

Я люблю тебя.

Ответ я набрал на клавиатуре телефона практически не задумываясь:

Я чужой в этом мире.

Держись от меня подальше.

Роберт наконец-то нашел подходящее место и стал помогать Лорене перебираться через стену. Я машинально положил телефон в карман и, все еще потрясенный тем, что случилось, инстинктивно взял Алексию за руку и притянул ее к себе.

Ее реакция повергла меня в изумление.

— Не прикасайся ко мне, — по-змеиному прошипела она.

Я подумал, что Алексия увидела сообщение, которое прислала мне Альба и, наверное, решила, что я веду двойную игру. Я торопливо и сбивчиво объяснил ей, в чем дело, но она меня, похоже, не слушала. Ее взгляд устремился на кладбищенскую стену. При этом было видно, что Алексия чего-то боится, словно там, по ту сторону кладбищенской ограды, нас ждало что-то ужасное, о чем я не догадывался, а она имела лишь самое общее представление.

Роберт понятия не имел о том, что творится со мной и с Алексией, зато с готовностью продемонстрировал нам, чтоне зря проштудировал путеводитель по Хайгейту. Ориентируясь лишь по памяти, парень вел нас по этому лабиринту склепов и памятников не хуже, чем по самой подробной карте. Мы прошли по Египетской аллее и пересекли Ливанскую площадь — участки, на которых были сосредоточены самые экстравагантные и пышные гробницы.

Роберт включил фонарик, и яркий луч вырвал из темноты могилу Карла Маркса, но около нее мы, впрочем, задержались совсем ненадолго. Гораздо больше времени мы провели у склепа, где покоился Майкл Фарадей, биографию которого Роберт, похоже, также выучил наизусть.

— Этот великий физик девятнадцатого века был подлинным безумцем. Стремясь доказать, что электричество проходит не внутри твердых тел, а по их поверхности, он ставил опасные эксперименты прямо на себе. В ходе работы Фарадей сконструировал металлическую клетку, через которую пропускал сильнейшие электрические разряды, находясь внутри нее. Это устройство в несколько измененном виде существует и по сей день и, разумеется, носит имя Фарадея. Впрочем, до сих пор непонятно, как он выбрался живым из своего изобретения после столь сильных ударов током.

Так мы и бродили по заброшенному кладбищу, продираясь через заросли сорняков, плюща и дикого винограда, обвивавшие кресты и стены. Время от времени мы были вынуждены обходить массивные склепы и пантеоны и перешагивать через вскрытые могилы.

Этот кошмарный пейзаж напомнил мне историю про Хайгейтского вампира и про облаву на него, устроенную Дэвидом Джаррантом. Впрочем, вовсе не этот сюжет страшил меня в ту воскресную ночь сильнее всего. Куда больше, чем малоправдоподобные сказки про современных вампиров, меня пугала Алексия, а вернее, то выражение ужаса и растерянности, которое не сходило с ее лица с тех пор, как мы приблизились к стенам этого кладбища. Она опасливо поглядывала то в одну сторону, то в другую, время от времени оборачивалась и вздрагивала. Такое поведение моей подруги, обычно бесстрашной, внушало мне больше опасений, чем целый легион вампиров.

В какой-то момент я приблизился к Алексии вплотную, взял ее за руку и спросил:

— Что с тобой? Что случилось?

Взгляд Алексии был устремлен на какую-то обезглавленную статую, венчавшую руины одного из мавзолеев. У меня было ощущение, что я пытаюсь говорить с человеком, на которого наложили не то какое-то заклятие, не то заговор.

Наконец до меня донесся ее голос, глухой и слабый, звучавший словно издалека:

— Не нравится мне это место.

— Слушай, это ведь всего лишь кладбище. Что может быть более привычным для нашей компании? Чем именно это место так перед тобой провинилось? Чем оно тебе не нравится?

Сам того не зная, ответ на мой вопрос дал Роберт. Вскарабкавшись на основание какой-то полуразрушенной колонны, он огляделся и прошептал:

— Ребята, не хотел бы вас зря пугать, но у меня такое ощущение, что за нами следят.

Туман

Мы даже не заметили, как плотная пелена туч закрыла от нас луну и звезды. В качестве источника света мы теперь располагали лишь фонариком Роберта. С его помощью нам предстояло найти обратный путь к выходу с кладбища. Мы просто предположили, что являемся здесь не единственными живыми душами, а потому сразу же отбросили мысль о том, чтобы переночевать среди этих могил и встретить рассвет на Хайгейтском кладбище. Единственной нашей целью на данный момент было найти выход. Мы старались идти обратно той же дорогой, но туман, сгустившийся над Хайгейтом, совсем запутал нас, и в какой-то момент мы поняли, что заблудились. В тумане от фонарика толку было мало, и пробираться приходилось практически на ощупь.

— Слушай, а ты уверен, что за нами действительно кто-то следит? — шепотом спросил я Роберта, стараясь ступать за ним след в след и не спотыкаться о могильные плиты.

— Я видел, как какая-то тень промелькнула в кустах, но не уверен, что это человек, — ответил он.

— Может быть, какое-нибудь животное? — предположил я.

— Мне кажется, что нет. Это что-то иное. Подожди, тихо!

Мы замерли как вкопанные, поняв при этом, что стоим на берегу маленького заболоченного пруда с дурно пахнущей гнилой водой. Похоже, Роберт оказался прав. С той стороны, откуда мы с ним пришли, до моего слуха донесся звук торопливых шагов. Между прочим, Лорена и Алексия двигались впереди нас, на расстоянии, наверное, нескольких метров.

— Пойдем. Сейчас самое важное — держаться вместе, — сказал я Роберту и потянул его за собой, — Рано или поздно мы отсюда выберемся, главное, чтобы никто не потерялся.

Мы ускорили шаг, но не прошло и минуты, как нам обоим стало понятно, что девчонок мы потеряли. Мы попробовали окликнуть их, но, судя по всему, тот самый туман, который скрывал от нас путь к выходу, глушил и звуковые волны. В этом густом влажном воздухе мой крик звучал как приглушенный гул голосов за толстой стеной.

Я достал из кармана мобильный телефон, но выяснилось, что здесь, на территории кладбища, нет связи.

Изо всех сил стараясь не поддаться накатывающей волне паники, мы с Робертом зачем-то пригнулись и одним броском добежали до какой-то высокой стены. Судя по всему, она ограничивала кладбище, в темноте и тумане мы вышли к ней.

Роберт запрокинул голову и внимательно оглядел стену. Мне сразу показалось, что перебраться через нее у нас не получится, и его выводы лишь подтвердили мои интуитивные подозрения.

— Невозможно, — сказал Роберт, — Слишком высоко, и зацепиться совершенно не за что.

— Лично я не собираюсь уходить отсюда, — гордо заявил я, — Лезь один, если хочешь. Я без девчонок никуда не пойду.

— Я, в общем-то, тоже не собирался, — перебил меня Роберт. — Просто пытался понять, могли ли они уже перелезть через ограду и ждать нас там, снаружи. Я заметил, что Алексия явно чего-то очень боится. Никогда ее такой не видел. Теперь мы хотя бы уверены в том, что девчонки где-то здесь. Через стену в этом месте они не смогли бы перебраться.

Совершенно сбитые с толку, мы замолчали и стали прислушиваться, надеясь на то, что нам удастся услышать звук шагов или голоса наших подруг. Все напрасно. Над кладбищем висела тишина, густая и плотная, как окутавший его туман.

— Нельзя здесь больше оставаться, — сказал Роберт, вытирая пот со лба. — Особенно учитывая тот факт, что где-нибудь за ближайшей могилой может прятаться какой-нибудь псих. Выбраться с кладбища сейчас можно только одним способом. Нужно идти вдоль стены и смотреть, нет ли места, где через нее можно перелезть. Предлагаю разделиться и пойти в разные стороны. По ходу дела будем звать девчонок. Тот, кто найдет их, бегом возвращается обратно и зовет второго. Соберемся вместе, тогда и будем думать, что делать дальше.

Задумка Роберта не была образцом гениального тактического решения, но предложить что-нибудь лучшее я не мог. Мы пожали друг другу руки, пожелали удачи, сделали буквально по два шага в разные стороны — и пропали в тумане.

Я шел, прижимаясь к кладбищенской ограде, и то и дело выкрикивал во весь голос имена Алексии и Лорены. Если Роберт был прав и здесь, на Хайгейтском кладбище, действительно спрятался какой-нибудь безумец, то эти крики непременно должны были привлечь его внимание ко мне. Впрочем, я готов был идти на любой риск, лишь бы поскорее найти свою напуганную возлюбленную.

Пробираясь вдоль ограды практически на ощупь, я постепенно стал понимать, что периметр кладбища представляет собой не отрезки прямых, а причудливо извивающиеся, весьма замысловатые линии. Очередной изгиб стены вывел меня на круговую аллею, на которой располагались подземные гробницы-катакомбы. Входы в них были построены в форме стилизованных древнегреческих храмов.

Я вконец запутался и заблудился, к тому же вспомнил, что гробы с покойниками взрывались в основном именно в усыпальницах такого типа. Разумеется, бодрости духа эти воспоминания мне не прибавили. Затем я услышал звук куда более страшный, чем любой взрыв. У меня волосы встали дыбом, когда я услышал этот протяжный девичий крик.

Он раздавался где-то совсем рядом.

Почти обезумев, я бросился бежать в том направлении, откуда доносился голос, поочередно выкрикивая имя то одной, то другой пропавшей девчонки. Ответа не было. Именно в это время легкий дождь понемногу стал рассеивать висевший над кладбищем туман.

В какой-то момент сизая пелена как-то разом спала.

Вот тут-то я ее и увидел. Алексия, явно перепуганная, неподвижно сидела на какой-то могиле, чуть поодаль от меня. Я бросился бежать к ней, не понимая, почему она не хочет сделать хотя бы шаг мне навстречу. В чуть рассеявшейся темноте ее бледное лицо звало меня к себе, помогало ориентироваться во мгле не хуже маяка.

Я уже чувствовал себя на седьмом небе от счастья, думал, что наконец-то нашел ее и теперь нам ничего не страшно. Я подбежал к Алексии, крепко обнял ее и вдруг почувствовал, как внезапно потяжелевшее стройное тело моей возлюбленной выскальзывает у меня из рук и падает на землю. В следующую секунду я с ужасом увидел рукоять ножа, торчавшую у нее между лопаток.

— Господи, да что же это творится! — простонал я, опускаясь перед Алексией на колени.

У нее изо рта забил фонтан горячей крови.

Алексия была мертва.

Самое мрачное пробуждение

О том, что происходило в следующие несколько часов, у меня остались лишь смутные обрывочные воспоминания.

В какой-то момент я потерял сознание. Последнее, что мне запомнилось перед этим, — вкус крови Алексии на моих губах, который я почувствовал, целуя ее остывающее тело.

Следующая картина, сохранившаяся в моей памяти, возвращает меня в машину «скорой помощи», где я лежу на носилках весь в крови, пролитой не мною, а человеком гораздо более дорогим для меня, чем я сам. Я помню, как закричал и продолжал стонать и вопить до тех пор, пока укол успокоительного не вернул меня в ту пустоту и мглу, откуда я не хотел бы вновь возвращаться в этот мир.

Я стал свидетелем смерти возлюбленной, осознал это в полубреду, очнувшись в машине, но не это оказалось для меня самым страшным. Оно ждало меня впереди. Чудовищным, непереносимым кошмаром обернулось для меня пробуждение спустя несколько часов, уже при свете дня.

Очнулся я в больничной палате, и сидевшая рядом медсестра тотчас же протянула мне стакан с апельсиновым соком. Все как в той песне, которую я слушал целую зиму. Вот только когда это было, в каком году? Мне казалось, что очень давно. Медсестра спросила, хорошо ли я спал, но я не смог ей ничего ответить.

Мой разум был просто раздавлен осознанием того, что мир без Алексии станет для меня теперь не пустым серым пространством, а настоящим адом.

Появление в палате строгого мужчины в костюме на время вырвало меня из этого мрачного полубеспамятства. Несмотря на то что формы на посетителе не было, я сразу понял, что он из полиции, пришел, естественно, для того, чтобы допросить меня. Этого следователя явно назначили вести именно наше дело по той простой причине, что он отлично говорил по-испански. У меня в тот момент не было ни малейшего желания проявлять по отношению к нему вежливость и любезность.

— По-моему, нет смысла желать тебе «доброго дня», — сказал следователь, — Мы с тобой прекрасно понимаем, что ничего доброго он нам не принес. Нам известно, что погибла шестнадцатилетняя девушка, разбита жизнь целой семьи — ее родителей и других родственников. В мои обязанности входит выяснение всех обстоятельств случившегося. Я должен прояснить степень ответственности каждого из вас за то, что случилось, степень участия в этом преступлении.

Я с изумлением посмотрел на следователя. То есть как? Я не только потерял единственного близкого человека, последнее звено, связывавшее меня с этой жизнью, но еще и оказался в роли подозреваемого?

— Любой из вас троих мог совершить убийство, но все улики свидетельствуют о том, что именно ты оказался рядом с трупом, более того, твои отпечатки пальцев обнаружены на рукоятке ножа. Так что помимо чистосердечного признания я хотел бы получить информацию о том, какова была роль твоих приятелей в этом чудовищном ритуальном убийстве.

Услышанное настолько потрясло меня, что на какое-то мгновение я даже обрел способность рассуждать и логично формулировать свои мысли:

— Отпечатки моих пальцев на рукоятке ножа остались после того, как я в ужасе пытался вытащить его из спины Алексии. Что же касается остальных, то это ее лучшие друзья. У них не было никаких причин желать ей смерти.

Едва я договорил эту фразу, как у меня на глаза навернулись слезы. Я замолчал, чтобы не разрыдаться при этом неприятном человеке. Следователь молча, не изменившись в лице, протянул мне бумажный носовой платок. Я понял, что он воспринимает мою реакцию на происходящее как спектакль, разыгрываемый убийцей, считает делом профессиональной чести разобраться в хитросплетениях моей драматургии и, разумеется, собирается вывести меня на чистую воду.

Для того чтобы сбить с него спесь и заставить по-новому посмотреть на случившееся, я сказал:

— Там, на кладбище, был кто-то еще. Почувствовав, что за нами кто-то крадется, мы испугались и побежали прочь. Ничего удивительного в том, что в темноте мы заблудились и отстали друг от друга. Это была самая страшная наша ошибка. Не разделились бы мы, не разбежались бы в разные стороны — ничего бы не произошло. А так мы потеряли друг друга из виду в темноте и тумане. Потом…

— Что потом?

Я замолчал. Зато следователь, как оказалось, заготовил по мою душу целый список вопросов.

— Ладно, все, что ты рассказываешь, — это, конечно, замечательно, — так же бесстрастно сказал он. — Есть только одна маленькая деталь, о которой ты почему-то не стал упоминать. Так вот, давай расставим все по своим местам: Хайгейтское кладбище закрывается в четыре часа дня. Теперь скажи мне, ради чего вы пришли туда глухой ночью, что вам там было нужно? Я прекрасно понимаю, что ты сейчас плохо себя чувствуешь, поэтому сам расскажу, как все было. Тебе останется только сказать, прав я или нет. Результатов анализов у меня пока на руках нет, но что-то мне подсказывает, что вы принимали что-нибудь крепкое или сильнодействующее для того, чтобы было веселее играть в фильм ужасов наяву. Хайгейт — место известное, но при этом опасное, заслуженно пользующееся дурной славой. Я не говорю о реальных преступлениях, совершавшихся здесь, но всяких историй про вампиров и оборотней, действие которых разворачивается именно за этой кладбищенской оградой, написано и снято столько, что не сосчитаешь. Опасаясь за свои шкуры, вы и взяли с собой нож. Просто так, на всякий случай. Вот только игра пошла не по тому сравнительно безобидному сценарию, который вы для себя наметили, сюжет вышел из-под контроля, в результате бедная девочка получила удар ножом в спину. Что скажешь?.. Я прав?

Отвечать ему я не стал.

Великий хаос

Допросы продолжались весь понедельник до позднего вечера. В конце концов, устав отвечать на одни и те же вопросы, я решил, что больше не пророню ни слова.

Во вторник врачи сказали, что в дальнейшем пребывании в больнице я не нуждаюсь. К моему удивлению, меня посадили в полицейский фургон, где уже находились мои товарищи. Лорена, вся в слезах, бросилась ко мне навстречу, Роберт не шевелился, погруженный в свои мысли.

С нами в машине ехал знакомый следователь. Как ни странно, на этот раз он мне показался человеком не злым и даже в чем-то симпатичным. Полицейский даже представился нам — звали его не то Моррис, не то как-то похоже.

Некоторое время он просто загадочно улыбался, а затем вдруг огорошил нас действительно неожиданной новостью, хорошей для всех нас, может быть, даже спасительной для моих друзей, но не способной выцарапать меня из бездны отчаяния:

— Ребята, спешу вас обрадовать, что с сегодняшнего дня вы больше не подозреваемые. Я, конечно, не должен был этого говорить, потому что на данный момент процессуальное решение передано для ознакомления только нам, сотрудникам полиции. Но я почему-то думаю, что вам от этого будет легче, учитывая, что обвиняли вас в убийстве подруги. Подозрения же с вас снимаются в силу того, что в деле появились новые улики. Мы нашли на кладбище следы еще одного человека. Так что той ночью в Хайгейте вас действительно было не четверо, а пятеро. Более того, отпечатки этого неизвестного были обнаружены на ноже вместе с пальчиками вот этого парня, который схватился за рукоятку уже после того, как преступление было совершено.

С этими словами он по-отечески положил мне руку на плечо.

Слабый, едва заметный огонек жизни вновь затеплился внутри меня. Нет, я по-прежнему был готов умереть в любую секунду и даже обрадовался бы, случись это со мной прямо сейчас. С другой стороны, в моем существовании в этом мире появился какой-то смысл. Каждую секунду жизни я был намерен потратить на то, чтобы разыскать убийцу Алексии где угодно, хоть на другом конце света.

Лорена вытерла слезы и спросила:

— Если нас больше не подозревают в убийстве, то зачем и куда вы нас везете?

— Мы едем в Хайгейт. Я понимаю, что вам это будет тяжело, но вынужден привлечь вас к расследованию как главных свидетелей случившегося. Я хочу, чтобы вы во всех подробностях воспроизвели передо мной каждый шаг, любое ваше движение, все, что делали там, на кладбище, в ночь с воскресенья на понедельник. Это позволит нам проследить перемещения убийцы и, быть может, понять логику его поступков. Вполне возможно, что именно ваши показания станут самой важной информацией, которая поможет нам задержать преступника.

От одной мысли о том, что мне придется вернуться к могиле, на которой я в последний раз обнял умирающую Алексию, мне стало дурно. Меня тошнило, руки и лицо покрылись холодным потом, я чуть не упал в обморок.

— А что потом? — спросила Лорена, продолжая всхлипывать и шмыгать носом.

— Сегодня днем приезжают ваши родители. Сами понимаете, то, что произошло, заставило их изрядно переволноваться. Домой вы поедете вместе с ними. Только учтите, что при необходимости вас могут снова вызвать в полицию для дачи показаний. Более того, при крайней необходимости мы будем вынуждены даже обратиться с запросом о возможности вашего приезда сюда для участия в каких-то следственных действиях.

Роберт не вмешивался в разговор и вообще сидел с таким видом, словно не слушал, о чем мы говорим. Я подумал, что он по-прежнему находится в состоянии, близком к ступору, либо думает о чем-то важном и старается отвлечься от того, что происходит вокруг, чтобы не сбиться с мысли.

Неожиданно машина резко затормозила, и через приоткрытые окна до нас донеслись какие-то крики. Я непроизвольно посмотрел вперед и увидел, что улица, по которой мы ехали, перекрыта толпой людей с плакатами в руках.

— Какого хрена?.. — недовольно произнес водитель, но и эта фраза осталась незаконченной.

Из задних рядов толпы в лобовое стекло нашей машины швырнули какой-то тяжелый предмет. Стекло тотчас покрылось сетью мелких трещин.

Следователь поправил висевшую на поясе кобуру и приказным тоном сказал нам:

— От меня не отходить. Похоже, что мы напоролись на какую-то демонстрацию, к тому же не самую мирную.

В следующую секунду он резким движением распахнул боковую дверь и жестом показал, чтобы мы шли за ним.

Я увидел, что узкая улица от одного тротуара до другого перекрыта группой людей в рабочих комбинезонах. Их было человек пятьдесят, не меньше. Демонстранты что-то синхронно выкрикивали и грозно размахивали плакатами, которые держали в руках. Мне, в общем-то, было не до того, чтобы разбираться в деталях происходящего, но, по-моему, они протестовали по поводу закрытия своего предприятия или значительного сокращения числа рабочих мест.

Я увидел, как в нескольких шагах перед нами кто-то из водителей, точно так же, как и мы, вынужденный остановиться перед манифестантами, с угрожающим видом взял на изготовку толстый железный прут — по-моему, кусок арматуры — и подошел к ним.

С этой секунды события начали развиваться очень быстро. К тому месту, где было перекрыто движение, сверкая проблесковыми маячками, подъехали два полицейских фургона. Это вызвало у манифестантов настоящий взрыв возмущения. В представителей власти полетели бутылки и камни.

Напряжение достигло высшей точки. Двери фургонов резко распахнулись, и на проезжей части шеренгой выстроились полицейские из спецподразделения по подавлению массовых беспорядков.

Их натиск заставил нарушителей общественного порядка податься назад, прямо к нам. Буквально в считанные секунды толпа разметала нас по всей улице, и мы потеряли из виду следователя. Поток людей несся вместе с нами по улице под аккомпанемент автомобильных клаксонов.

Когда прямо на наших глазах какой-то водитель выскочил из машины и изо всех сил ударил одного из манифестантов кулаком по лицу, Роберт словно очнулся, схватил Лорену и меня за руки и потащил в какой-то не то переулок, не то просто проход между домами. По всей видимости, он решил вытащить друзей из этой заварухи во что бы то ни стало.

— Здесь нас тоже в покое не оставят, — попыталась протестовать Лорена, — Давайте лучше попробуем прорваться обратно к фургону.

— Судя по тому, что здесь творится, у полицейских и своих забот хватит, — возразил Роберт. — Следователю сейчас тоже не до нас. Пускай разбирается с демонстрацией, а через пару часов мы сами явимся в комиссариат и объясним, что были вынуждены спрятаться где-то в тихом месте и ждать, пока на улице все не успокоится.

— Какие два часа, о чем ты? — переспросил я, — Что ты собираешься делать здесь столько времени?

Роберт сунул мне под нос свой мобильный телефон и сказал:

— Мне тут эсэмэс прислали с одним адресочком. Номер отправителя, естественно, не определился.

Мы с Лореной одновременно нагнулись к маленькому экранчику и увидели адрес — улицу и дом, по которому располагалось нечто, называвшееся по-английски IsleofDogs, то есть Собачий квартал.

— Это в районе порта и доков. Насколько мне известно, территория если не заброшенная, то уж точно малолюдная. Похоже, кто-то пытается с нами связаться.

— Думаешь, нам хотят что-то рассказать?.. — Я замолк.

— Вполне вероятно. Может быть, кто-то хочет навести нас на след. Похоже, эта демонстрация нам пришлась как нельзя кстати. Не зря говорят, что в любом хаосе есть какой-то скрытый порядок и смысл. Ладно, посмотрим, куда нас все это заведет и чем закончится.

Собачий квартал

Основную часть пути мы проехали на метро, затем поймали такси, заплатить за которое вызвался Роберт. Шофер довольно быстро доставил нас на то место, адрес которого был указан в анонимном сообщении.

Мы действительно оказались в портовом квартале, почти полностью застроенном новыми жилыми многоэтажными домами и высоченными офисными центрами, почти небоскребами. Тем не менее, поплутав по району, таксист остановил машину перед каким-то старым и на первый взгляд давно заброшенным ангаром. Дверь в это странное и, я бы даже сказал, подозрительное сооружение была открыта.

Мы осторожно вошли в помещение, оказавшееся огромным, абсолютно пустым складом. В воздухе пахло пылью и кошачьей мочой. Все указывало на то, что здание давно никем по-настоящему не использовалось.

— Что теперь? — спросил я, из последних сил борясь с убийственной головной болью.

Лорена махнула рукой в сторону винтовой лестницы, расположенной в одном из углов склада и ведущей на второй этаж.

Мы поднялись по ступенькам и оказались в небольшом кабинете, окно которого выходило прямо на Темзу. За ним обнаружился небольшой решетчатый балкончик, через который проходила металлическая пожарная лестница.

— Похоже, здесь кто-то живет, — сказал Роберт, прикрывая оконную раму.

Рядом с балконом мы увидели довольно приличный матрас, а на нем — одеяло и нераспечатанную бутылку с водой.

— Наверное, какой-нибудь бродяга, — предположила Лорена, — Думаешь, это он отправил тебе сообщение?

— Нет, это, наверное, какая-то ошибка.

Пока они говорили, я понял, что просто не в состоянии терпеть дикую мигрень.

С трудом шевеля языком, я произнес:

— Ребята, что-то мне совсем нехорошо. Ощущение такое, что голова сейчас расколется. Я должен немного полежать.

— Хорошо, побудь здесь, — предложил Роберт. — Отдохни, постарайся прийти в себя. Мы пока сделаем кружок здесь по округе и примерно через час зайдем за тобой.

Они пошли вниз по лестнице, и я услышал, как Лорена спросила Роберта:

— Как думаешь, полиция нас уже ищет?

— Само собой, — ответил он.

Мне было так плохо, что я не раздумывая опустился на матрас, принадлежавший какому-то незнакомому мне бродяге. Более того, не слишком понимая, что делаю, я открыл бутылку с водой и пару раз отхлебнул из нее. Затем мои глаза сами собой закрылись, но, прежде чем отключиться, я воспользовался тем, что рядом никого нет, и расплакался в полный голос.

Проснулся я оттого, что по крыше склада забарабанили первые капли вновь начавшегося дождя. Бросив взгляд на телефон, я понял, что прошло уже больше полутора часов, а моих друзей все не было. Не вставая с матраса, я посмотрел на окно, покрывшееся снаружи слоем влаги, поднимавшейся с Темзы. Небольшой навес над балконом не позволял каплям дождя бить в стекло.

В этот момент произошло то, от чего у меня внутри все похолодело от ужаса.

Прямо на моих глазах кто-то, оставшийся для меня невидимым, пальцем вывел на влажном стекле одно слово:

Retrum.

Затем тот же палец плавно, но решительно зачеркнул букву «t» и приписал чуть ниже другую — «d». Теперь так хорошо знакомое мне слово читалось иначе:

Redrum.

Я уже собрался было обрушить поток проклятий на Роберта и Лорену. Мне показалось, что именно они в припадке не то безумия, не то какой-то душевной черствости, внезапно открывшейся у них, решили так жестоко и страшно подшутить надо мной. Впрочем, в следующую секунду выяснилось, что все происходящее еще кошмарнее, чем я думал.

Прямо под словом «Redrum» кто-то протер рукой стекло, чтобы посмотреть, что делается внутри помещения. В образовавшейся прозрачной форточке вдруг появилось лицо Алексии. Она печально улыбнулась мне и, как в поцелуе, приложилась губами к стеклу. Затем видение исчезло.

Я вскочил на ноги, не зная, что делать дальше. В глазах у меня стояли слезы, сердце едва билось. Я с радостью списал бы это видение на свое полубредовое состояние, если бы не одно обстоятельство. Несмотря на исчезновение образа Алексии, надпись по-прежнему оставалась на стекле, как, впрочем, и след от ее прекрасных губ.

В этот момент в кабинет вбежали Лорена и Роберт. Они подхватили меня под руки и стали спрашивать, что со мной случилось и как я себя чувствую. Я взмолился о том, чтобы они замолчали, и показал рукой на стекло, надпись на котором начинала постепенно запотевать.

— Господи, да кто же это сделал? — спросил Роберт.

Я не осмелился рассказывать ему о том, что сейчас видел.

— Подождите!.. Кажется, кто-то поет, — сказала Лорена. — Послушайте!

Тот самый хрустально-чистый голос, который был знаком мне слишком хорошо, раздавался, по-моему, прямо где-то под балконом. Из нас троих я единственный рискнул подойти к окну, открыть раму и высунуться наружу под дождь.

На причале не было никого, но пение продолжало звучать, хотя теперь мне казалось, что оно доносится откуда-то издалека. В этой песне рассказывалось о великой любви, силы которой оказывалось достаточно для того, чтобы поднять мертвеца из могилы.

Я закрыл глаза и стал слушать. В это мгновение я жаждал только одного — обнять ту девушку, которая, как я теперь был абсолютно уверен, не совсем покинула наш мир.