Закон и честь! – 5. Реванш закона

Глава 24

Доктор Абрахам Аткинс придирчиво осмотрел дужку очков. Поскрёб тонкий металл ногтем. Достал из кармана сюртука платочек и аккуратно протёр стёклышки. В повседневной жизни он предпочитал пенсне. Однако для важной работы всегда использовал очки. Что поделать, он не молодеет с каждым годом, а работа с мелкими деталями и тысячи прочитанных при плохом освещении страниц всё же давали о себе знать. Водрузив очки на нос, он подошёл к окну.

Огромное, примерно два на три ярда, стекло снаружи было расчерчено витыми узорчатыми прутьями кованой решётки. Но вся эта железная паутина не мешала приникать в комнату в погожий день яркому солнечному свету. В остальные же дни, когда ему приходилось тут работать, всегда выручали новейшие электрические светильники. Из окна открывался неплохой вид на внутренний двор больницы. Сейчас был полдень, после промозглой сырой ночи денёк выдался не по-осеннему тёплым. Сквозь плотные облака периодически выгадывало солнце. Лёгкий, бодрящий ветерок гонял по двору опавшие листья.

Аткинс смотрел, как под бдительным надзором больничного персонала по внутреннему двору прогуливаются с пару дюжин пациентов. Из наиболее спокойных и особо привилегированных. Те, кому можно было покидать пределы толстых больничных стен. Одетые в однотипные робы мужчины и женщины непринуждённо бродили среди подстриженных лужаек и подрезанных в форме разных диковинных фигур кустарников. Некоторые, безумно хохоча, гонялись друг за дружкой, некоторые изображали видимость занятных деловых бесед, хотя Аткинс догадывался, что максимум, о чём они могут говорить, это о том, какая ужасная была каша на завтрак и кто у кого стащил из игровой комнаты больше кубиков. Те, кто действительно мог сказать что-либо серьёзное, стояли особняком. Но в любом случае со всех этих людей не спускали глаз.

Все эти выряженные в унылые серые одежды люди издали казались такими же серыми. Обычная человеческая масса, которая лишь создает видимость коллективного разума. Хотя всей совокупной мощи их мозгов не хватит, чтобы решить элементарное уравнение. Аткинс думал, что знает, как облупленного, каждого из своих пациентов. Оказалось, что он ошибался. Недавнее происшествие, поставившее прошлой ночью всю лечебницу на уши, показало, что время от времени и он может крупно ошибаться. Вернее, ошибались те, кто не вправе этого делать. Те, кто обязан докладывать ему о том, что всё идёт хорошо. Что в больнице не происходит ничего экстраординарного. И когда эти люди плошали, Аткинс приходил в дурное расположение духа.

Этой ночью он, к сожалению, снова убедился в том, что порою не в состоянии контролировать всё окружающее его пространство. Даже на работе. Даже верных людей, в которых был уверен. Иногда пространство шло волнами, как от брошенного в пруд камня. И тогда начинался шторм. Аткинс всю жизнь избегал тех, кто был способен бросать такие камни. Но получалось не всегда.

Разумеется, появившись в лечебнице с первыми проблесками зари и получив полный отчёт, он железной рукой навёл порядок и принял все соответствующие меры. Но кое в чём опоздал. Бывало, что случались и раньше некоторые досадные курьёзы. Но которые не выходили за рамки обычных рабочих помех. Своеобразных побочных явлений, неразрывно связанных с факторами риска его работы. Но в этот раз… В этот раз могло произойти непоправимое. Его здорово подвели. В лечебницу проник шпион. Шпион, мастерски изобразивший недалёкого умалишённого мальчика. Кем бы ни был этот юнец, он отлично сыграл свою роль, обманув и осматривающего его врача, и дежурную, отвечавшую за суточную смену, старшую сестру. Он был блестяще подготовлен и заслан сюда только с одной целью. Помешать планам доктора Аткинса. А это был сигнал. Очень неприятный сигнал. Первый удар грома, который едва не привёл к буре. Мальчишка мало того, что сунул нос, куда не следует, вволю прогулявшись по запретным для посторонних глаз коридорам больницы, так ещё и поспособствовал побегу особо важного пациента!

При мыслях о последнем Абрахам буквально заскрежетал зубами. Выходит, что девчонка-то было не такой простой, раз за ней пришли специалисты столь высокого класса. Проникший в Мерсифэйт шпион точно знал, что девчонка здесь. Не такая она уж и невинная овечка. В кои то веки в тенета Аткинса попала та жертва, которую трогать было нельзя. Ещё один прокол в его организационной работе. И он ничего не заподозрил… Повёлся на её аппетитную задницу, как последний идиот. Психиатр с хрустом сжал кулаки. Вовсе не бедная дурёха, которую никто искать не будет, а купленные полицейские в два счёта заткнут рот взывающим к справедливости родителям. Нет. Тут совсем другое дело. Против Аткинса сыграли очень серьёзные люди. И самое удручающее заключалось в том, что он так и не смог понять, кто именно. У него не было ничего ни на мальчишку, которому попросту не оказали должного внимания. Ни на взрослого, с кем он приехал. Разумеется, все их имена были вымышленными, лица ничем ни примечательными, а деньги не пахли. Ну почему, почему именно вчера он решил провести ночь в своём городском особняке? Останься он дежурить, осмотри малолетнего шпиона лично, и всё бы пошло по-другому!

Главная проблема заключалось в том, что Элен Харт сбежала! Аткинс раздражённо засопел и отвернулся от окна. Прошёл к рабочему столу и твёрдой рукой плеснул в стакан бренди на два пальца. Не поморщившись, залпом выпил и злобно уставился на хирургическое кресло хитроумной конструкции, стоящее по центру отделанной красным камнем комнаты. Опыт над этой маленькой потаскушкой прошёл просто замечательно. Они едва ли не впервые вышли на оптимальные показатели. Всё было прекрасно. Пока… Пока в дело не вмешался чёртов Стефан Гиллрой! Но тут уж Аткинс и сам отчасти виноват, что позволил этому садисту остаться наедине с девчонкой. Захотел посмотреть, что из этого выйдет… С другой стороны, кто же знал, чем их уединение обернётся? Согласно всем расчётам Харт должна был оставаться паинькой ровно до тек пор, пока он лично не приказал бы ей обратное. Специальные, намертво вбитые в её сознание кодовые фразы должны были сдерживать девчонку крепче стальных оков. Они смогли создать универсальное человеческое оружие, полностью подчинённоеволе другого человека. По указке Аткинса Элен Харт должна была без раздумий сигануть с третьего этажа поликлиники на брусчатку или же перегрызть глотку тому же мальчишке Гиллрою. Но что-то произошло. Какой-то сбой. Аткинс не мог понять, что всё-таки нарушилось в её незримых, опутывающих сознание цепях. Как он просмотрел в них маленькую трещинку, которая позволила Элен разорвать путы? Абрахам нахмурился. Им ещё есть над чем работать.

Ей удалось освободиться. И это было самым невероятным. Она смогла разорвать стягивающие её сознание кодовые фразы и сбежать. И вот тут начинается самое интересное. Как никогда вовремя к ней подоспел на помощь малолетний шпион. Какой бы сильной ни стала подопытная, из подземелий Мерсифэйт ей не сужено было выбраться. Сила силу ломит, и к утру её бы обязательно изловили и вырубили. Но тут как провидение божье ей на выручку пришёл специалист, мастерски взламывающий любые замки, умеющий водить паромашину, играть не хуже Хамфри Челленджера и не боящийся ни чёрта, ни дьявола! Эта парочка за одну ночь нанесла ущерба больше, чем все пациенты Мерсифэйт вместе взятые за десять лет. И причинили немало неприятностей весьма значимым людям.

Дьявол с Гиллроем. Его родители весьма богатые люди, спонсирующие Аткинса на благие дела. Но они понимают, что у их сыночка просто крыша едет. Чокнутый маньяк любит поиграть с новыми жертвами в простоватого дурачка, перед тем, как избавиться от них. И пусть он сейчас валяется дома, обложенный холодными компрессами, его родители подымать бучу не станут. Вот умаслить господина Франсуа оказалось куда как труднее. Старый извращенец кипел праведным гневом и требовал отнестись к его душевным и физическим травмам с должным тщанием. Кроме того, пришлось компенсировать старому ублюдку его угнанный роскошный паромобиль. И наконец, Аткинс сам пострадал. Беглецы угробили один из его транспортов. Когда Аткинс увидел, что сталось с гусеничным колоссом, он испытал двойственное чувство. С одной стороны — нарастающую ненависть к посмевшим посягнуть на его идеи и имущество наглецам. С другой — гордость за то, что все эти разрушения произвело его творение. Элен Харт стала воистину уникальным созданием. И она ушла.

В психиатре зарычало уснувшее было злобное раздражение. Ушла. Смылась. Вместе со своим дружком. Конечно Аткинс не мог в открытую продолжать поиски. То, чем он занимается, мягко сказать, находится вне закона. И пока… Пока он не мог действовать без оглядки на существующие в обществе правила. Он всё ещё не может вести открытую войну по всем фронтам. То, что произошло этой ночью, должно остаться внутри стен Мерсифэйт. Аткинсу явно дали понять, что существуют силы, которые могут едва ли не на равных играть с ним. И больно щёлкнуть по носу. Выжившие в преследовании трое бойцов и водитель получили соответствующие выговоры. Порядком ошарашенные и потрёпанные, они рассказывали удивительные вещи. Аткинс простил их. Всё-таки ребята были из личного круга внутренней безопасности. Парни всего лишь выполняли свою работу. Они не могли знать, насколько опасна загоняемая ими дичь. Пусть по их вине он и лишился личного транспортного средства, пусть и с места боя пропала одна единица из сверх засекреченного новейшего оружия. Аткинс умел быть справедливым. Другое дело, что в произошедшем большая часть вины лежала на плечах компетентных вроде бы специалистов. И вот их доктор Аткинс прощать не собирался. Если и впредь с подобной обескураживающей лёгкостью в его лечебницу станут проникать шпионы, то ему проще самому явиться с повинной в Главный королевский суд и признаться во всех преступлениях против человечности.

Аткинс отставил стакан и поправил надетые поверх сюртука нарукавники. Натянул на лицо защитную маску. Что ж, пора приступать. На психиатре был брезентовый фартук, волосы покрывала шапочка, а рядом с хирургическим креслом на столе из нержавеющей стали были разложены инструменты. Вокруг кресла стояли на высоких штативах электрические светильники, а внизу, в устланном плиткой полу была устроена сливная дренажная система, подведённая к основанию кресла. Личный операционный кабинет доктора Аткинса представлял собой большую, хорошо освещённую комнату, сочащуюся дорогим убранством. И ничем не отличающуюся от кабинета какого-нибудь важного чиновника в парламенте. Если бы не центр кабинета, в котором стояли лабораторные и врачебные агрегаты, позволяющие выполнять операции любой сложности.

Психиатр подошёл к стоящему в угла столику из резного красного дерева и завёл граммофон. Навёл широкий, ослепительно блестевший раструб в сторону хирургического кресла и опустил иглу на пластинку. Тот час по комнате поплыла мелодичная расслабляющая музыка. Пятая симфония Вернера, для королевского симфонического оркестра. Божественное произведение, как считал Аткинс. Он любил работать под музыку, наслаждаясь процессом и творческим одиночеством.

Подобные операции были его личной отдушиной. Позволяя выплёскивать весь негатив, собираться с мыслями и обретать душевный покой. Да, он получил несколько очень неприятных оплеух. У него возникло сразу несколько крайне серьёзных проблем. Увенчавшийся успехом эксперимент вышел из-под контроля, и он потерял ценнейшего подопытного. Но всё можно пережить. Всё можно решить. Начать сызнова. Тем более что он уже знает рецепт успеха. Теперь только разобраться в допущенных ошибках…

Аткинс очень рассчитывал на способности Фреи. Но, к сожалению, Фрея молчала. Он надеялся, что Фрея поможет ему, подскажет, что делать. Что узница самой глубокой и надёжно охраняемой камеры в Мерсифэйт скажет хоть что-нибудь. Но она упорно молчала. Она замкнулась в себе, не желая разговаривать с Абрахамом. И её молчание больно жалило его. Он был готов выслушивать от неё любые слова, даже самые безумные и обидные. Но упрямое молчание переносил тяжелее всего. Так, наверно, невыносимо молчание любимого человека.

— Надеюсь, вам нравится симфонический оркестр? — вернувшись к креслу, спросил Аткинс, склоняясь над сестрой Нормой. — Видите ли, я всегда считал, что подобная музыка вдохновляет. Вы со мной не согласны, мисс Дженнингс?

Привязанная прочными кожаными ремнями к креслу, абсолютно обнажённая сестра Норма была вся покрыта мелкими бисеринками пота. Ей непрерывно трясло от страха. Наголо обритая голова была надежно привязана к подголовнику кресла. Рот зажимало специальное приспособление, не дающее ей и слова сказать. Женщину колотило как при лихорадке. Её голубые глаза едва не вылезали из орбит, умоляюще глядя на Аткинса. Норма пыталась что-то сказать. Но из-под намордника вырывалось лишь нечленораздельное мычание.

— Скажу, вам, что доктору Хоффману Вернер не понравился, — поделился с сестрой Нормой Аткинс, задумчиво выбирая из разложенного на металлическом столе инструмента нужный. — Я решил, что он весьма далёк от искусства. Надеюсь, что вы думаете иначе. Всё-таки вы красивая и видная женщина. Наверняка привыкли к джентельменскому обхождению и не понаслышке знакомы с театром и оперой… Хотя в нашем конкретном случае это не имеет ровным счётом никакого значения.

Аткинс взял со стола тонкие резиновые перчатки, ловко натянул их и, вооружившись тончайшим скальпелем, повернулся к едва не теряющей сознание от ужаса Норме. Его глаза насмешливо блестели за линзами очков, маска скрывалаего улыбку. Он приглушенно сказал:

— Мне искренне жаль, Норма, что так всё получилось. Вы красивая женщина и с роскошным телом. Вам бы ещё жить и жить. Но я не могу простить вашей оплошности. В конец концов, в мире хватает красивых женщин.

Норма в отчаянии рванулась, но перехлёстывающие её обнажённое тело ремни держали крепко. Музыка приобрела торжественные ноты, а доктор Аткинс склонился над креслом. Если бы не стягивающий рот намордник, то её крик не смогла бы заглушить никакая музыка.

С запада дул лёгкий, игриво забирающийся в волосы ветерок. Не по-осеннему тёплый, он, тем не менее, приносил запахи надвигающейся зимы. Небо над бурлящей столицей очистилось от туч, обложилось пушистыми облаками, играющим в пятнашки с доброжелательно улыбающимся солнцем. В высоте стремглав носились радующиеся последнему теплу пташки, к облакам вздымались несколько пущенных воздушных змеев. Изумительная погодка, столь редкая в конце ноября для расположенного в северных широтах города.

Западный Королевский небопорт располагался по соседству с раскинувшимся на несколько акров Кенингтонским парком. Оттуда доносились голоса высыпавших по случаю погожего денька на отдых нарядно одетых людей, детские крики, собачий лай. Почти все скамейки были заняты, на дорожках было не протолкнуться, вокруг огромных каменных фонтанов, извергающих каскады кристально чистой воды, стояли толпы, радуясь каждой хрустальной капле холодной влаги. Эти переливающиеся в свете яркогосолнца брызги были одними из последних в этом году. Через несколько дней фонтаны отключат и запустят не раньше следующей весны. Некоторые горожане расстилали одеяла и пледы прямо на потускневших лужайках. Детвора, весело галдя, носилась между деревьями, ногами взбивая ковры из опавших листьев. За ними с беспечным лаем гонялись собаки. То там, то здесь в небо взлетали стайки прикормленных важных голубей. Одним словом, идиллия.

Джейсон Джентри несколько раз бывал в Кенингтонском парке. В основном по долгу службы. И всегда завидовал тем, кто мог просто, как вот сейчас, прийти сюда только для того, чтобы отдохнуть и отвлечься от забот. Он же везде был на работе. Над небопортом нависла гигантская, закрывающая полнеба тень. Пассажирский дирижабль первого класса неспеша проплыл над головами заполнивших взлётную площадку людей. Джейсон неторопливо проводил взглядом широкое брюхо стоярдовой гондолы, ощенившейся хвостовыми стабилизаторами и бортовыми плоскостями. Дирижабль величественно уплывал вдаль, постепенно набирая высоту. Его мотогондолы издавали низкий рокочущий звук, широкие лопасти пропеллеров лениво загребали воздух. Джейсон успел прочитать нанесённое на огромную оболочку название воздушного корабля — Селеста.

— Судя по тому, каким взглядом ты проводил этот корабль, могу предположить, что твоя душа рвётся в небо, — посмеиваясь, сказал Гордон Крейг, заметив устремлённый ввысь мимолётный взгляд старшего инспектора. — Моё предложение ещё в силе, Джейсон. Возьми отпуск и приезжай ко мне в гости. Думаю, мы найдем, чем заняться.

— Уволь. Моя душа рвётся совсем в другое место. И желания мои более приземлённые, — покачал головой Джентри, улыбаясь краешками губ. — И ты настолько надоел мне за все прошедшие дни, что я провожаю тебя с чистой совестью и лёгким сердцем. Пожалуй, я найду, чем заняться и дома. Несколько дней отдыха у меня есть. Наверноеотосплюсь как следует.

Крейг поправил вороник застёгнутого на все пуговицы пальто. Его спрятанный за моноклемлевый глаз щурился как-то особо хитро. Он махнул рукой в сторону опускающегося по швартовочной мачте к земле небольшого однопалубного дирижабля.

— Совсем скоро эта птичка унесёт нас из столицы, Джейсон. И поверь, я бы действительно хотел, чтобы ты был с нами на её борту.

— Я верю тебе, дружище. И ценю твоё предложное. Но пока воздержусь. Мне нужно как следует разобраться…

Крейг наклонился к нему и шепнул прямо на ухо:

— Мы же вроде как договорились, что оставим всё как есть. Не вздумай…

— Разобраться в себе, — инспектор прервал знакомца.

Затем Джейсон похлопал учёного по плечу, и продолжил:

— Не надо за меня волноваться. Я большой мальчик. И знаю, что делаю. Кстати, твой багаж…

— Мой багаж уже давно сдан в камеру хранения, — обезоруживающе улыбнулся Крейг, разводя пустыми руками. — Понимаю, что ты, возможно, малость удивлён, но всё самое ценное находится рядом со мной.

Стоящая рядом с мужчинами Генриетта Барлоу невольно зарделась. Крейг бережно взял её за руку. И в этом жесте было намного больше, чем можно было бы выразить вслух словами. Джентри сунул руки в карманы плаща и на полном серьёзе сказал:

— Я надеюсь, что у вас всё будет замечательно. Берегите друг друга. Вы заслужили то счастье, которое обрели.

— Ого, не думал, что услышу от такого угрюмого и чёрствого сухаря столь душевные речи! — воскликнул Крейг. И тут же заработал лёгкий шлепок по плечу от бывшей ночной бабочки.

— Гордон, ну что ты такое говоришь! Не обижайтесь на него, мистер Джентри.

— Что ж, по крайней мере, мне становится ясно, кто будет главенствовать в вашем союзе, — усмехнулся Джейсон, вызвав мучительную гримасу на физиономии Крейга.

Генриетта с обожанием посмотрела на худощавого нахохлившегося учёного. Её синие глазищи, спрятанные закрывающей половину лица тончайшей вуалью, буквально лучились, а пряди перекрашенных в насыщенный чёрный цвет волос обрамляли её хорошенькое личико, делая его достойным для написания портрета в королевскую галерею. Сейчас никто и не узнал бы в ухоженной и одетой в дорогое платье и полупальто молодой красивой леди постоянно недоедающую пошло размалёванную девку с городского Дна. Понадобилось всего пол дня, чтобы привести Генриетту в порядок и изменить её внешность насколько это было возможно. Она до сих пор чувствовала себя несколько неуверенно, словно постоянно опасалась, что всё происходящее вокруг неё всего лишь зыбкий сон. Что в любой момент она проснётся с криком, обнаружит себя в какой-то грязной конуре и поймёт, что ничего не изменилось. Что нет ни её новой фамилии, ни всей этой дорогой и красивой одежды, ни этого замечательного мужчины, за которым она была готова последовать на край света. Что вся её новая жизнь всего лишь очередной несбыточный сон. Иллюзия.

Вздрогнув, девушка торопливо взяла Крейга под локоть. Улыбнувшись, учёный наклонился и поцеловал её в прикрытую шляпкой макушку:

— Я готов полностью отдаться в руки обворожительной мисс Роксбург.

Генриетта непроизвольно вздрогнула. Как-то трудно привыкнуть за несколько часов к новой фамилии и к тому, что ты теперь другой человек. Но деньги Гордона и полицейские связи Джентри позволили решить и эти вопросы. Теперь она Генриетта Роксбург. Личный секретарь известного учёного. А вскорости, возможно, станет Генриеттой Крейг. Учёный непреклонно заявил, что готов незамедлительно сделать ей предложение руки и сердца. Что будет ждать, сколько потребуется. Генриетта и не припоминала, бывала ли она в жизни более счастлива, чем теперь. Только бы это оказался не сон, только не сон. Она мысленно зашептала молитву Господу, чтобы её возникшее буквально на пустом месте счастье не рассыпалось осколками не успевших обрести плоть надежд.

— Нановом месте у вас начнётся совсем иная жизнь, Генриетта. И я надеюсь, что больше никогда не встречусь с вами по долгу службы, — назидательно сказал Джейсон. — Постарайтесь больше не вмешиваться в различные неприятности и держитесь этого человека. С ним вы точно не пропадёте.

Новоиспечённая мисс Роксбург покрылась румянцем и ещё крепче сжала руку своего спутника. Зашуршала кожа перчаток, а набежавший порыв ветра приподнял спускающуюся со шляпки вуаль. Джейсон невольно залюбовался красотой юной девушки. Поймав его восхищённый взгляд, Генриетта поспешно потупилась. Она немножко побаивалась Джентри. И сколько бы ни втолковывал ей Крейг, так просто взять и отринуть взращённое месяцами непростой жизни недоверие к полиции она пока не могла. Джентри прекрасно это видел, но всё понимал и старался как можно чаще улыбаться девушке. Она уж точно заслужила хорошей и достойной жизни. Он не лукавил, с Крейгом она не пропадёт.

— Я знаю, мистер Джентри. Гордон пообещал, что не будет глаз с меня спускать!

— Пожалей моё слабое зрение! — засмеялся учёный. — Кстати, Джейсон, не забудь передать Джеку наши приветы и пожелания всего наилучшего. Хотя маленький засранец мог бы и снизойти до того, чтобы вместе с тобой проводить нас…

Генриетта с преувеличенным неодобрением надула губки:

— Гордон, не говори так об этом мальчике. Он столько всего сделал для нас. Пусть отдыхает.

— Да я шучу. Он мне нравится, этот малолетний проныра. Только бы он в конец концов не влез, куда не просят.

— Я буду приглядывать за ним, — пообещал Джентри. — На мальца свалилось слишком много в последнее время. Он проспит сном праведника ещё немало часов. Впрочем, я не удивлюсь, если по возращении обнаружу, что он уже куда-то смылся, попутно стащив у миссис Монро несколько ватрушек!

Молодые люди рассмеялись. Смех помогал развеять тяжёлые мысли и мрачные воспоминая, которые были ещё совсем свежи в памяти каждого из них. Воспоминания, которые хотелось забыть. Которые предстояло забыть.

Когда ни свет, ни заря в особняке на Сторм стрит объявился Джек Спунер с таким ошарашенным и перепуганным видом, будто за ним гналась свора голодных волков, миссис Монро, открывшая ему двери, чуть в обморок не упала. На её зов тут же прибежали не успевшие заснуть Крейг и Генриетта, которой вдова выделила гостевую комнату на втором этаже, пригрозив заодно учёному, чтобы он в эту комнату не вздумал даже нос сунуть, не говоря уже о чём-то другом. Старушка кудахтала над Генриеттой, как заботлива курица-наседка над выводком цыплят.

Ввалившийся в дом Спунер дурно выглядел, дурно пах и с ходу начал рассказывать дурные новости, огорошив Джульетт и Гордона. Но когда он увидел вбегающую в холл Генриетту, то на лице мальчишки отразилось такое радостное изумлённое облегчение, что он как подкошенный рухнул в ближайшее кресло и без сил закрыл глаза. Потрясённые, все столпились вокруг него, не зная, что и сказать. А Джек… Джек начал смеяться. Потом умолк и, забравшись в кресло с ногами, просто закрыл глаза и уснул. Порядком потрясённый Крейг жестом остановил кинувшуюся было к нему Генриетту и попросил миссис Монро принести тёплое одеяло и укутать мальчишку. Было решено дождаться Джейсона и уж потом разбудить его.

— Спунер, конечно, молодец, но он чуть было не натворил знатных бед. И сам балансировал на грани, — поджал губы старший инспектор. — Чувствую, мне предстоит с ним ещё не одна разъяснительно воспитательная беседа.

— Не будь излишне строг к нему, — виновато сказал Гордон. — Не забывай и о моём участии. В конце концов, Джек успел добраться до нас. Вовремя. И всё сложилось как нельзя лучше в нынешних обстоятельствах. Опоздай он хотя бы на часок, и мы бы с тобой уже, разминувшись с ним, ехали в Мерсифэйт.

— А вам не кажется, что Джек в своём рассказе что-то скрыл от нас? — вмешалась Генриетта, осторожно косясь на старшего инспектора. — Мне показалось, что он почему-то обиделся на вас, Джейсон.

Джентри скривился и недоумевающе пробормотал:

— Есть такое дело… Но я же просто переживал за него. И я должен был убедиться, что с ним всё действительно в порядке. Обиделся… Пусть ещё спасибо скажет, что я не задал ему знатную трёпку за все его выкрутасы!

Джентри сконфуженно умолк. Спунер рассказал о своих злоключениях в мельчайших подробностях, божась, что ничего не утаил. Но вот почему-то на вопрос Джентри, не сделали ли там с ним чего-нибудь, мягко сказать, противоестественного, Джек разом поменялся в лице. Джентри, запнувшись, попытался уточнить, не обидел ли его кто, и не склонял ли к чему-нибудь этакому. На что Спунер с самым каменным выражением лица во всеуслышание послал Джейсона в задницу.

— Я надеюсь, что мальчишка успокоится и больше не будет копать себе преждевременную могилу.

— Я надеюсь, что ты последуешь своему же совету, — двусмысленно произнёс Гордон, внимательно глядя на полицейского. — То, что мы узнали, мы никому не сможем рассказать. И даже ты, Джейсон, ничего не сможешь сделать. Ты знаешь это не хуже меня. Этих людей тебе не достать. Я уже не говорю о директоре Мерсифэйт.

Оглянувшись по сторонам, Джентри поправил шляпу и тихо сказал:

— Но присматривать за ними я всё равно буду, Гордон. Они даже не узнают об этом. Но будь я проклят, если Гиллрои причинят вред хоть ещё одной девушке. И Аткинс… Он тоже человек. Тоже может оступиться. А я всегда буду рядом, чтобы подловить этот момент.

— Как вы думаете, почему эта девушка так и не пришла вместе с Джеком?

Мужчины одновременно уставились на Генриетту. Та кокетливо улыбнулась и сказала:

— И вам не кажется, что в отношение её Джек тоже многое скрывает? Я думаю, что он отлично знает, где она. Скорее всего, Элен попросила его не говорить о ней ничего лишнего.

— Но почему? — в голосе Джентри сквозило искреннее недоумение. — Ей бы никто не причинил ни малейшего вреда. Под моей защитой она была бы в безопасности. Она бы смогла начать совершенно новую жизнь, под новым именем. Как ты, Генриетта. Я проверил, никто из вас не числится в розыске. Вас никто официально не ищет. А руки у Аткинса не такие уж и длинные, чтобы охватить всю страну. Я думаю, что он сам заляжет на дно. Ему совершенно не нужен лишний скандал. Он всесилен только внутри своей лечебницы.

— Я знаю. Я знаю, почему она не пришла вместе с Джеком, — сказала Генриетта, бесстрашно поднимая глаза на Джентри. На её хорошенькое личико словно набежала тёмная туча. — Я её отлично понимаю. Она боится. Она боится, как когда-то боялась я. И может пройти немало времени, пока она победит свой страх. И неважно, насколько её изменили эксперименты Аткинса, неважно, насколько она стала физически сильной. Внутри она всё такая же испуганная беззащитная девушка.

Крейг беспомощно посмотрел на Джейсона и сказал:

— Женская психология, что тут поделаешь. Её невозможно понять. Она просто есть.

Над лётным полем раздался усиленный электрическим рупором немного деревянный голос, объявляющий, что посадка на дирижабль «Роза ветров» начнётся через десять минут. Генриетта непроизвольно вздрогнула и посмотрела в сторону мягко покачивающегося на восходящих воздушных потоках небесного корабля. Дирижабль опустили почти к самой земле, швартовочная бригада сноровисто цепляла временные растяжки. К подбрюшью гондолы катили трап, рядом неслась моторизированная повозка, гружённая багажом будущих пассажиров. Корабль был готов принять на свой борт всех желающих.

Ещё совсем немного и «Роза ветров» унесёт их с Крейгом прочь из столицы. Город растает под ними, скроется за облаками, утонет в пелене стоящего над фабричными районами вечного смога. Генриетта не знала, вернётся ли она когда-либо обратно. Так же, как и не могла правдиво ответить самой себе, а хочется ли ей этого. Она больше года не видела своих родителей. И теперь была не уверена, правильно ли поступает, убегая, даже не дав им весточки, что их дочь всё же жива. Но вновь обретя её, они тут же потеряют. Так стоит ли дарить им радость, чтобы сразу же обратить её в горе? Ей не место в этом городе. Для её безопасности будет лучше, если Генриетта Барлоу умрёт, так же, как и урождённая Генриетта Харкер. Её уже все равно давно оплакали. Такова была жестокая правда жизни. Она вернётся, обязательно вернётся… но позже!

— Пора прощаться, — озвучил мысли призадумавшейся девушки Крейг. Его голос звучал преувеличенно громко и весело. — Не буду лукавить, эта поездка выдалась чертовски сложной и опасной. Ещё ни разу в своей жизни я не переживал ничего подобного. И, если честно, больше не желаю. Но за то, что я нашёл в Столице эту женщину…

Учёный нежно обнял прильнувшую к нему Генриетту.

— … я готов вновь сразиться хоть с десятью Джеками-попрыгунчиками и сотней Невидимок. Я увезу больше, намного больше, чем здесь оставил.

— Беды и радости всегда идут бок о бок, Гордон, — Джентри протянул Крейгу руку, которую тот, сняв перчатку, крепко и сильно пожал. — Удачи вам, ребята. И пусть этот корабль домчит вас домой как можно быстрее. Спокойного неба.

— Спокойного неба, — повторил Крейг известную присказку воздушных моряков. — Спасибо, Джейсон. Спасибо за всё, что сделал для меня и Генриетты. Я этого никогда не забуду.

— Никогда, — эхом отозвалась девушка, делая смелый шаг вперёд и быстро, словно боясь обжечься, целуя старшего инспектора в небритую колючую щёку.

Джентри расплылся в улыбке, церемонно снял шляпу, склонил пред девушкой коротко стриженую голову:

— Всегда к вашим услугам, мисс Роксбург.