Москва
На парах просто извертелся весь, не находил себе места. Слишком сильно все закрутилось, много нюансов учесть надо. А информации при этом не хватает катастрофически. Маловато я пока знаю про возможности и методы Сатчановской группировки. А тут еще и Самедов своим информацию тоже явно предоставил и действовать они начнут, скорее всего, тоже быстро. Как там все повернется. Надо, все же, после пар к Сатчану лично съездить, обо всем еще раз переговорить подробнее. Может удастся разузнать больше о том, как он собирается так уверенно с криминалитетом разбираться. Да и заодно поднять тему с ЗАГСом для Дианы. По телефону показалось неуместно обсуждать вместе с темой Кирилла…
В столовой на большой перемене удалось немного отвлечься. Для народа в университете сейчас были актуальны две темы: сессия и Новый год. По первому пункту самыми важными вопросами были даты экзаменов и последовательность предметов, которые предстояло сдавать. Иногородних среди студентов было довольно много, некоторые переживали, смогут ли домой на Новый год попасть. По второму вопросу все разделились на два лагеря: тех, кто оставался в общаге на праздники, и тех, кто ехал праздновать домой. Если первые в основном обсуждали программу мероприятий и у кого в комнате праздновать, то вторые прикидывали, что и кому дарить. В целом в столовой царило ощущение приятной суматохи и предвкушения.
– Первый экзамен у нас будет третьего! – громогласно объявил Женька Булатов, зайдя в столовую.
Не самый лучший вариант, – я немного расстроился. Была надежда, что поставят экзамены числа с пятого, но увы. Среди моих сокурсников пробежались шепотки и вздохи разочарования. Не один я имел виды на праздники, похоже. Придется сильно постараться, чтоб домой попасть без ущерба для сессии.
– Ты домой поедешь на Новый год? – спросил Леху, грустно ковыряющегося в тарелке.
Лехино состояние меня откровенно тревожило. Парень сильно захандрил. После того, как Диана дала ему от ворот поворот, мой товарищ вошел в пике и все никак не мог из него выйти, все больше погружаясь в мрачную меланхолию. Не помогала ни учеба, ни прожекторская движуха, ни общажные развлечения.
– Да нет. Буду в общаге к экзаменам готовиться, – равнодушно произнес Леха. – Мои к родне в Красноярск летят. Это далеко. Я не успею до экзаменов вернуться. Поэтому буду встречать Новый 1972 год в гордом одиночестве, – с меланхоличным пафосом закончил он.
– А давай с нами? – вдруг возникла у меня мысль. – Мы, конечно, галопом там будем по всем друзьям и родне скакать. Но зато весело будет. Да и ты развлечешься, город мой родной посмотришь, с друзьями познакомлю.
– Да ну, – Леха попытался соскочить, – я там не знаю никого, буду только мешаться. Не хочу.
– Меня знаешь, Галию знаешь, уже не один, – не собирался сдаваться я. – С остальными познакомлю. Друзья у меня отличные. Учебники с собой возьмем, – тут же добавил я, поняв по выражению лица друга, какая отговорка сейчас последует. – Учить вместе намного эффективнее. Соглашайся! Чего одному сидеть? Друзья не должны бросать друзей в такой ситуации!
Леха неуверенно пожал плечами, потом все же кивнул. Было явно видно, что рассчитывает все равно позже отказаться. Э нет, дорогой! Не в мою смену! Билеты возьму, поручениями загружу, никуда не денешься, на вокзале вовремя будешь.
После обеда Витька и Маша тормознули меня.
– Что вы с женой в пятницу вечером делаете? – вдруг спросил Витя.
Взглянув мельком на Машу, заметил, что та еле сдерживается от нетерпения перебить его и самой мне всё выложить. По её радостному виду понял, что предложить они хотят что-то приятное. Может опять какую-то поездку? Ну, я за любой движ…
– Есть планы, но ничего неотложного. Можно перенести, – ответил я.
– Тогда мы с Машей приглашаем вас в театр, – торжественно произнёс Витька.
Фу ты, ну ты… Театр. Хотя, почему нет. Надо же приобщаться к прекрасному и Галию выгуляю. А то ничего не видит мое сокровище, кроме института, работы и кухни. С восторгом небось новость воспримет…
– С удовольствием, – ответил я.
– Отлично, – ответил Витька, а Маша подпрыгнула несколько раз, хлопая в ладоши. – Тогда приходите вечером в пятницу в половине седьмого к главному входу Большого театра.
– Ничего себе! Спасибо! Обязательно придём, – ошарашенно пообещал я.
Маша с нами попрощалась, и мы все поспешили на очередную пару.
Большой? Вот это да! Очень любопытно.
– Что смотреть-то будем, балет? – поинтересовался я у друга.
– Вроде бы. – пожал плечами Витька. – А что?
– Ну, я ещё тот театрал, – признался я. – Как по мне, так балет лучше оперы.
– По мне тоже, – рассмеялся он в ответ.
После пар, перед тем, как идти к Сатчану, решил заскочить к замдекана. Доклад на конференцию готов, лежит в портфеле красиво отпечатанный. Чего тянуть резину? Сразу отдам, покажу серьезность своих намерений и пунктуальность.
Повезло, Эмма Эдуардовна была на месте. Правда, как обычно, вся в делах. На меня взглянула даже с некоторым раздражением, когда в ее дверях возник, как на обычную помеху своим делам, но спустя мгновение увидел во взгляде узнавание, а потом она слегка расслабилась:
– А, Павел, давай, заходи! С чем пришел? – поприветствовала она меня.
– Да вот принес доклад на конференцию, – сказал я, доставая тонкую бумажную папку, в которую сложил доклад, из портфеля.
– Оставляй, гляну, как освобожусь. А как у тебя с почерком, смогу прочитать? – опасливо спросила Эмма Эдуардовна.
Ну да, при всех стараниях советской школы выработать у учеников идеальный почерк с младших классов, сбоев достаточно много. К примеру, на мне вот точно. Ясно, что опыт у замдекана большой по разбору каракуль.
– Обижаете, Эмма Эдуардовна, все отпечатано на машинке, – сказал я, протягивая ей папочку.
– Ну, раз на машинке, то прямо сейчас гляну, конечно, так намного быстрее. Но зря, конечно, ты в такие расходы вошел – ты же студент первого курса, будь готов к тому, что очень многое придется изменить после моих замечаний. Ты же не возражаешь, если я возьму на себя обязанности твоего научного руководителя?
– Нисколько не возражаю, Эмма Эдуардовна, – степенно ответил я, – более того, польщен тем, что вы сделали мне такое предложение!
От моей обходительности замдекана еще больше расслабилась. Даже уже и улыбаться начала, совсем другая картина по сравнению с ее обликом, когда я дверь открыл. От улыбки у нее ямочки очень привлекательные появлялись на щеках, приятная для глаза картина. Пришлось даже себе мысленно подзатыльник дать, нечего на нее так пялиться. Конечно, для меня, дожившего до шестого десятка, симпатичная сорокалетняя женщина кажется очень молодой и выглядит привлекательно, но не дай бог она правильно интерпретирует мой по-мужески оценивающий взгляд. Все, мне теперь шестнадцать, у меня есть жена чуть старше, пока отвыкать от старых привычек…
Впрочем, улыбка на лице замдекана тут же сменилось сосредоточенным выражением, едва она вчиталась в мой текст. А потом оно сменилось удивлением. Закончив читать, Эмма Эдуардовна меня спросила:
– А кто тебе помогал? Очень серьезный текст…
– Да никто, собственно, – пожал плечами я, – есть же множество образцов в научных журналах, как должен выглядеть текст. Введение, основная часть, выводы в заключении, литература. Никто не мешает изложить свои мысли по уже существующему образцу. Если есть какие-то вопросы по тем или иным положениям, я всегда готов по ним дискуссировать, чтобы доказать, что вполне ориентируюсь в том, что тут написал.
Замдекана сидела какое-то время в оторопи, переводя взгляд то на меня, то на странички с текстом.
– Ну… тогда поздравляю тебя, у тебя есть явные склонности к научной деятельности! – отмерла, наконец, Эмма Эдуардовна, – да, ты прав, видно все же, что это твоя собственная работа, ты термины некоторые используешь совсем необычно, не так, как принято. Да и не знаю я никого, кто на такую тему хотя бы тезисы опубликовал в таком же стиле. Кое-что, конечно, стоит подправить, чтобы не выглядело слишком дерзко, ты же студент, тебе не стоит использовать такие категоричные суждения. Но в целом молодец, предстоят в основном, стилистические правки, а не смысловые.
Когда покидал кабинет замдекана, вместо взмыленного бюрократа, к которому зашел, оставил в нем милую, воодушевлённую текстом моего доклада, женщину. Возникли даже опасения, что слишком переборщил с качеством доклада – как бы не возникло у нее желания устроить мне научную карьеру. Начнет еще заталкивать меня в аспирантуру и обидится, когда я решительно откажусь. Есть много чего в жизни, чего мне не хочется делать, и оснащение нормальной научной работы чертовой кучей ссылок на труды классиков марксизма-ленинизма как раз из этого списка занятие. Ни малейшего желания на это время тратить. Ну, или я слишком капризничаю… Ладно, если предложит, то всегда можно взять паузу на обдумывание. И до этого еще надо четыре года отучиться с лишним, так что рано беспокоюсь вообще.
К Сатчану попал в итоге уже сильно после обеда. Пришлось посидеть, подождать в приемной, пока он всех посетителей раскидал. Понедельник – день тяжелый, как говорится.
Судя по лицу, тезка мой сильно не удивился, меня увидев. Понятно, в принципе, ситуация скользкая. Лишних встреч не бывает в таких случаях. Поздоровавшись и обсудив кратко пару текущих моментов, типа «сделал ли звонок бригадиру по поводу телефона», перешли к теме типографии.
– Уверен, что получится решить вопрос с тамошними дельцами? – поинтересовался у Сатчана. – Они явно из криминальных кругов, раз к насилию первым делом прибегли.
– Да, – Сатчан энергично кивнул головой. – Это даже хорошо. С такими разбираться намного проще. Это тебе не партийные кадры. Так что даже не волнуйся.
– Что решил делать?
– Что и положено, – он хитро улыбнулся. – Будем клин клином вышибать.
– МВД на них натравишь?
Тот неопределённо пожал плечами в ответ, улыбнувшись загадочно.
– Только давай, чтобы Борщевский ещё больше не пострадал, – предостерёг я. – Ему могут захотеть отомстить за то, что сдал их. Они всё про него выяснили: где живёт, с кем, где учится…
– Не боись. Не пострадает твой выскочка. Там не дураки.
– Но лучше тихо всё сделать, – задумчиво сказал я. – По-хорошему ведь, если подумать, он должен был бы идти с этой проблемой к нашему куратору Самедову. Но мы не знаем, откуда информация утекла про то, что Борщевский в типографии лишнего увидел. Не пойму, зачем надо было прессовать Кирюху, если мы все уже об этом знали? Или бандиты решили, что он может нас всех заткнуть, как руководитель группы? А Самедову наплести что-нибудь, типа ошибся, не так всё понял…
– Или они не знают о том, что все уже знают, – предположил Сатчан. – Просто добиваются, чтобы он молчал. Но ты прав, лучше про этого Борщевского лишний раз не упоминать. Чтоб ваш комсомольский начальник в МГУ не узнал, что тот замешан и не начал задавать ему вопросы вроде «почему ко мне сразу не прибежал?»
– Вот-вот. Согласен, – я кивнул. – Самедов откровенно заинтересовался темой типографии… – припомнил я. – Выпроводил нас и, наверняка, какие-то действия сразу предпринял, кому-то сообщил. А после этого на Кирилла напали. Фиг знает, сейчас уже сложно понять, от кого информация бандитам пошла. Если так подумать, то и директор типографии у меня на этот счет под большим подозрением. Уж очень он уверенно себя вел, несмотря на нарушения, даже попыток не делал как-то отмазаться, убедить нас не сильно плохой отчет писать.
– Ну, значит, правильно пока все делаем, – подытожил второй секретарь. – Милиция пусть работает, а я предупрежу всех, чтобы ваш Прожектор никак не светили и Борщевского не упоминали. А про бандитов не беспокойся. Им сейчас так перца на хвост сыпанут, они и думать забудут про каких-то там студентов. Проблемы посерьезней решать начнут. На какой срок сесть – пять лет или десять, и по какой статье.
Переговорив по типографии, решил и вопрос по поводу ускорения брака сестры сразу обсудить. Изложил Сатчану ситуацию. Подумав немного и глядя на меня несколько встревоженно, тот сказал:
– Помочь-то не сложно. Но ты понимаешь, Паша, что Ливан – это не социалистическая страна? И то, что у тебя теперь будет близкий родственник оттуда, послужит препятствием для карьеры? Этот факт всплывать будет постоянно. Ты даже не представляешь, насколько часто.
– Прекрасно понимаю, и нисколько этим не озабочен. Я же тебе не врал тогда еще, в Святославе, когда сказал, что не рвусь делать какую-то крутую карьеру, – энергично ответил я, – да и, если бы ты знал мою сестру, то прекрасно понял бы, почему я так спешу и всячески ее переезду способствую.
Сатчан хохотнул, сказал, что ему уже захотелось с ней познакомиться, глянуть хоть одним глазком, что это за девушка-атомная бомба. А потом пообещал помочь, сказав перезвонить завтра за результатом.
Отлично! Большего мне и не надо пока. Поблагодарил его и попрощался.
Оставалось решить еще один вопрос, который я все откладывал, но необходимость назрела. Сессия требовала моего внимания, поэтому, найдя телефонную будку, набрал Константина Сергеевича из «Знания».
Объяснил ему, что в январе уже не зачеты будут, а экзамены. И мне по этому поводу, хотя деньги и нужны, но все же стоит прерваться до конца января с лекциями. Чтобы из МГУ не вылететь…
Константин Сергеевич в мое положение согласился войти. И даже неожиданно для меня спросил:
– Но в конце января же экзамены закончатся, и у вас, Павел, будет пару абсолютно свободных недель?
– Все верно, – подтвердил я, сразу же учуяв носом возможную поживу. Опыт все же.
Так оно и оказалось. Шеф сказал, что во многих городках вокруг Москвы есть настоятельная потребность в серьезных лекторах из столицы – людям хочется приобщиться к столичному уровню. И там есть и полное понимание, что ради одной лекции никто к ним из Москвы не поедет. Поэтому сложилась особенная форма работы с обществом «Знание». Лектор приезжает из Москвы на пару дней, при этом за ним туда отряжают машину, и потом на ней обратно и отвозят, и все время, что в городке, он посещает с выступлениями одно предприятие за другим. На каждом и платят, и в целом, как дипломатично описал ситуацию шеф, «радушно принимают». Это он так про подарки и про то, что напоют и накормят, телефонный же разговор, все же.
– В день, – говорил он, а я благоговейно слушал, – можно посетить до десяти предприятий. Ну сам понимаешь…
– О да, я понимаю! – вторил я, как адепт какой-то религии повторяет вслед за священником какие-то важные формулы.
– Ну только ты должен быть способен голос не сорвать. Бывало такое. Вышло очень неудобно. Все договорено, а лектор голос теряет на пятом предприятии из десяти. В следующий раз такого, сам понимаешь, уже не отправишь.
Заверил Константина Сергеевича, что я полностью, на сто процентов, в деле. И голос специально буду тренировать перед поездкой, чтобы выдержал.
Вот оно как! Гастрольный тур звёзд по стране, оказывается, не только у эстрады существует. И мое все более любимое «Знание» такое тоже практикует.
Две недели каникул… по сотне рублей в день … Ого! Плюс дары от благодарных из-за приезда столичной звезды политпросвещения слушателей… И снова – ого! Мечта о машине становится ближе. Хотя, конечно, на нее денег понадобится намного больше, но все равно – за пару недель каникул поднять больше тысячи рублей…
Мысли потекли в другом направлении. Голос, значит… Кажется, мне нужно использовать имеющееся до «гастролей» время, чтобы точно его не потерять.
О проблемах с голосом наслышан, было много знакомых преподавателей в прошлой жизни. Правда, в двадцать первом веке, как оно сейчас у советских преподавателей, не знаю точно. Но что рассказывали – лекции и семинары им ставят часто совсем по-зверски. Один как-то жаловался, что у него было шесть лекций подряд, каждая по полтора часа почти, и на шестой он мог уже только хрипеть, голос сорвал полностью. А они же люди закаленные этой дьявольской работой, что же про меня говорить. Я точно могу голос потерять уже на пятой лекции подряд… Даже с учетом, что они у меня намного короче, по сорок-пятьдесят минут каждая. Да и нужно учесть, что и в перерывах не отдохну – меня будут расспрашивать местные шишки, им же интересно поговорить с лектором из Москвы тета-тет. И молчать не будешь, обидятся, стуканут в Москву. Да что шишки, даже водитель может разговорчивый попасться в машине, когда с места на места переезжать будем… Хотя его, все же, заткнуть и можно, но общей проблемы это не решает.
И тут я вспомнил про докторшу, к которой водил Эмму.