Книга «Кочевники Азии» увидела свет в 1976 году. Еще были слышны отзвуки бурных дискуссий 1950–1960-х годов на научных площадках нашей страны. Сторонники «кочевого феодализма» не хотели легко сдавать своих позиций, а среди них были такие «мастодонты» этнографической науки, как М. П. Грязнов, С. П. Толстов, Л. П. Потапов. Но и младшее поколение ученых – «научный авангард» в лице Г. Е. Маркова, С. Е. Толыбекова, Ю. И. Семенова, С. И. Вайнштейна – набирало силу, приобретало научный авторитет и признание. К слову, в зарубежной этнологии кочевничество определялось как «особая форма технологии производства или хозяйства». Там вообще отсутствовали такие базовые категории как «производительные силы» и «производственные отношения», лежащие в нашей науке в основе определения любого способа производства. Однако конфронтация «традиционалистов» и «авангарда», прежде всего, определялась политическими установками тогдашнего этапа советской действительности. Все республики в СССР считались равными в их историческом уровне, т. е. они (само)утверждались как государственные образования с классовой структурой обществ, мифическими или реальными героями-предками.
В подобном контексте – идеологическом, ценностном, интеллектуальном – автор «Кочевников Азии» не имел возможности открыто и прямо концептуализировать «кочевничество» как историческое явление. Формулировка «номадный способ производства» в силу идейно-политических ограничений и сопротивления части научной корпорации (сторонников «кочевого феодализма») появится в публикациях ученого лишь во второй половине 1980-х годов. Вместе с тем огромный эмпирический материал, собранный в книге, был глубоко проанализирован Г. Е. Марковым и прямо подводил читателя к революционному выводу, суть которого состояла в том, что кочевничество – это особый, исторически сложившийся у ряда народов, способ производства.
Номадизм – это кочевой образ жизни обществ с общинным владением пастбищными землями, семейной частной собственностью на стада скота, экстенсивным характером производства при отсутствии сословной собственности на основные средства производства, передаваемые в классовых обществах по наследству. Племенная организация гибкая: в мирное время она выступала в форме «общинно-кочевой», а в период войн – в форме «военно-кочевой». Производственные отношения у кочевников носили экстенсивный характер. Переход этих форм из одной в другую – явление обратимое. Таковы были в сухом, сжатом виде основные выводы автора «Кочевников Азии».
Сейчас основные положения концепции «номадизма» приобрели в отечественной этнологической науке характер устоявшегося, фундаментального и даже (отчасти) самоочевидного знания. Но в момент создания эта теория носила прорывной характер, а идеи Маркова отличали экстраординарная новизна и интеллектуальная дерзость. Это был основательно верифицированный фактами и блестяще аргументированный вызов господствующим научно-идеологическим конструктам вроде «кочевого феодализма».