Ши стоял в сенях, млея от разливающегося тепла. Следующий дверной проем был футах в шести от входа. Занавешивающие его шкуры раздвинулись, пропуская одноглазого внутрь. Посредник Сверр – видимо, это он и был – раздернул их еще шире.
– Будь здесь как дома, владыка мой, и ныне, и присно, и вовеки веков, – торопливо пробормотал он, явно не придавая этой формуле вежливости слишком большого значения.
Исследователь чужих миров нырнул под шкуры и очутился в длинной комнате, облицованной черным деревом. Где-то горел огонь – очевидно, в самом центре пола, где виднелся выложенный из камней очаг высотой по колено.
Вокруг него стояли несколько столов и скамеек. Ши мельком углядел стену, сплошь увешанную оружием, в центре которой в окружении каких-то то ли копий, то ли дротиков красовался огромный меч чуть ли не с самого Ши вышиной. На тонких наконечниках пылали красные отблески огня от укрепленных по стенам факелов, тускло блестел похожий на бумажного змея щит, испещренный затейливым узором. Впрочем, все это Ши рассматривал не дольше секунды, поскольку Сверр ухватил его под руку и потащил дальше, выкликая:
– Од! Хальгерда! Путник совсем замерз! Приготовьте парилку! А ты, незнакомец, следуй за мною.
Они прошли по коридору в комнату поменьше, и обладатель бакенбард приказал гостю:
– Снимай эту мокрую одежу! И странно же ты вырядился, однако! В жизни не видал столько застежек. Если из сынов ты Муспелльсхейма, то могу приютить тебя на ночь. Но знай: не далее как завтра нагрянут сюда те, что пожелают встретить тебя не дружеской рукой, но мечом острым!
И он уставился на Ши, ожидая ответа.
– Так ты не из сынов Муспелльсхейма?
– С чего вы взяли? – огрызнулся Ши.
– В столь легкой одежде, и так далеко на севере... Те, кто «охотится на красного медведя», – тут Сверр сделал некое движение рукой, словно очерчивая в воздухе контуры рогатины, – нуждаются в укрытии теплом, равно как и в сердце отважном!
Он снова вперил взгляд в гостя, словно пытаясь выудить у него какой-то секрет.
– Ведь сейчас май, – сказал Ши. – Хоть вы, насколько я понимаю, довольно прилично на севере, эта холодина и у вас должна скоро кончиться.
Сверр озадаченно пожал плечами.
– Так-то оно так, только люди говорят, настает зима Фимбул, а значит – тепла не жди. Теперь холода не уйдут, покуда не прозвучит Ревущая труба, покуда не прискачут с востока Сыновья Волка, покуда Время...
Ши хотел задать еще парочку вопросов, но Сверр с кислой миной отвернулся. Ши стащил с себя промокшие, липнущие к ногам брюки и вдруг заметил, что хозяин подбирает с пола его наручные часы.
– Это часы, – дружелюбно пояснил Ши.
– Знак власти? – Над окладистой бородой Сверра расплылась понимающая улыбка. Он хлопнул себя по колену. – Ну конечно, конечно! Следовало бы мне сразу уразуметь. Ты же пришел со Странником, а я-то что подумал? Выходит, из южан ты ворлоков...
Он вытащил откуда-то одеяло и набросил его на голого, дрожащего Ши.
– А теперь сюда! – скомандовал он.
Через несколько дверей они прошли в какую-то крошечную комнатушку, настолько задымленную, что Ши первым делом закашлялся. Он начал было тереть глаза и вдруг испуганно ухватился за край одеяла. У дверей стояли две девушки, ни одна из которых ни в коей мере не была похожа на тех ирландских красавиц, что воображал себе Ши. Обе они до крайности напомнили разочарованному путешественнику Гертруду Маглер – такие же блондинистые, румяные, аж светящиеся. Сверр представил их:
– Это моя дочка – Од. Воительница наша. Пещерного медведя одолеет глазом не моргнет.
Ши посмотрел на мускулы юной мисс и молча со гласился с хозяином.
– А это – Хальгерда. Ну давай, иди, вода уже готова.
Посреди комнатушки жарко пылал низенький очаг. Сверху на него были грудой накиданы камни величиной с картофелину. Рядом стояли две огромные деревянные бадьи, наполненные водой.
Девушки вышли и прикрыли за собой дверь. Ши со странным чувством, будто раньше уже не раз это проделывал – «Видимо, это часть автоматической настройки сознания на структурную модель иного мира», – подумал он про себя – уверенно поднял одну из бадей. Воду он торопливо выплеснул на камни и то же самое проделал с другой бадьей. Раздалось шипение, и комнатка окуталась клубами горячего пара.
Ши постоял в этом пару столько, сколько смог вытерпеть – где-то около минуты, а затем ощупью до брался до двери и, глотая воздух, вывалился наружу. Тотчас на него обрушился поток ледяной воды. Покуда он шатался, хватаясь руками за что попало и судорожно всхлипывая, содержимое еще одной бадьи опять окатило его с головы до ног. Тщетно пытаясь прикрыться, он завопил:
– Буль... Стой, перестань!.. Хватит!
Откуда-то из водянистой мглы донеслось хихиканье обеих девиц. Глаза его были еще полны воды, когда до него дошло, что душ этот устроили именно они, а спасительное одеяло осталось в парилке.
Первым его побуждением было поскорей рвануть назад, но одна из них протягивала полотенце, которое надо было принять хотя бы из вежливости.
Появился Сверр, с безучастным видом держа в руках кувшин с какой-то жидкостью. Ну что ж, – решил Ши, – если им наплевать, что я неглиже, то мне тем более. И в самом деле, после этой небольшой встряски стыд сам собой испарился. Ши спокойно вытирался, пока Сверр совал ему свой кувшин.
Патологическим равнодушием к первозданному облику Ши девушки переплюнули даже Гертруду.
– Испей-ка горяченькой медовухи! У вас на юге, поди, такой не делают. Од, подай-ка путнику полотенце! Не хватало нам, чтоб он подхватил насморк!
Ши отхлебнул из кувшина и нашел, что медовуха чем-то напоминает пиво, а чем-то и настоящий мед. Тягучая приторная жидкость поначалу пошла не в то горло, но он куда больше был озабочен тем, чтобы удержать фасон перед хозяевами, нежели собственным самочувствием. Наконец, первый глоток покатился в желудок, и дальше дело пошло веселей. Он снова начал чувствовать себя человеком.
– Назови же имя свое, незнакомец, – потребовал Сверр.
Ши ненадолго задумался. Придя к заключению, что фамилии у этой публики, скорее всего, не приняты, в конце концов он ответил попросту:
– Гарольд.
– Как-как?
Ши повторил, по возможности, более внятно.
– А-а, – обрадовался Сверр. – Харальд.
Из-за перестановки ударения это прозвучало почти как слово «харя».
Вскоре Ши, полностью одетый, но все еще босой, восседал на скамье, на том месте, что указал ему Сверр. В ожидании ужина он оглядывал зал и своих соседей, сидевших за тем же столом. Напротив него расположился рыжеволосый, с рыжей же бородой гигант средних лет, наружность которого сразу напомнила Ши странную фразу Сверра о красном медведе. Пола его багряного плаща откинулась, открывая шитый золотом пояс. За ним сидел еще один рыжий, только чуть посветлее, тонкий в кости, с лисьей физиономией и живыми, подвижными глазками. Затем – юный блондин с золотистым пушком на щеках примерно тех же габаритов и комплекции, что и сам Ши.
В середине скамьи от пола до потолка вздымались две толстые, богато украшенные резьбой колонны из черного дерева, поставленные так близко к столу, что образовывали нечто вроде трона. Восседал на нем никто иной, как провожатый Ши, одноглазый седобородый старик. Бесформенная шляпа лежала перед ним на столе; а сам он, облокотясь на одну из колонн, вел беседу с одним из гостей – крупным молодым блондином, эдаким крепким орешком, добродушное лицо которого в этот момент было омрачено тревогой. Рядом с этим последним к столу были прислонены огромные ножны, как раз под стать тому мечу, который видел Ши на стене.
Исследователь чужих миров скользнул взглядом по лицам собравшихся и остановился на стройном юноше. Тот кивнул ему и, обогнув стол, подошел ближе.
– Не возражаешь, если я присяду? – застенчиво улыбнулся он. – Ведь еще Хавамал говорил:
Горе сердце снедает.
Коли добрым друзьям
Не поведаешь мысли свои.
Эти строки он произнес нараспев, своеобразно выделяя аллитерацию, что придавало старинному нерифмованному стиху удивительное обаяние.
– Наступает Время... У меня есть еще минута, чтобы поболтать с простым человеческим существом. Знаешь, мне страшно, и я этого не стыжусь. Кстати, меня зовут Тьяльви.
– А меня – Харальд, – ответил Ши, произнеся свое имя на манер Сверра.
– Тебя ведь Странник сюда привел? Ты случайно не из заморских ворлоков?
Ши уже второй раз слышал это странное слово.
– Да я и понятия не имею, что такое «ворлок», честное слово! – воскликнул он. – И Странника вашего знать не знаю. Я просто заблудился, а он показал мне дорогу сюда. Кто бы мне объяснил, в конце концов, куда это я попал?
Тьяльви расхохотался и основательно отхлебнул медовухи.
– Не понимаю, чего тут смешного? – буркнул Ши.
– Не обижайся, друг Харальд! Но знаешь, когда человек говорит, что заблудился на Распутье Мира... Ха-ха-ха! В жизни ничего смешней не слышал!
– Где-где? На каком, говоришь, распутье?
– На Распутье Мира, конечно! Ты что, с луны свалился? Очнись! Да еще и времечко не лучшее выбрал – Они же все в сборе... Вон сидят. – Тьяльви мотнул головой в сторону четырех бородачей. – Знаешь, на твоем месте я бы помалкивал. Пусть никто не знает, что ты не наделен силой. Хавамал, знаешь, как говорил?
Мудрецу молчаливому ль
Лиха страшиться,
Когда гостем вступает он в дом?
Боюсь, плохо тебе придется, когда начнется заваруха: тебя же ни один из Них не взял под крыло... Но, впрочем, покуда они воображают, что ты ворлок, все в порядке. Дядюшка Лис, – указал он на одного из бородачей, маленького человечка с острыми чертами лица, – Дядюшка Лис тогда тебе поможет. Слушай, а может, ты герой? Героя я мог бы устроить на службу рыжебородому, когда настанет Время.
– Какое время? О чем ты? Я ничего не...
Но тут появилась Од в компании с другой девушкой, неся нагруженные едой деревянные блюда.
– Привет, сестрицы мои! – жизнерадостно завопил Тьяльви, пытаясь ухватить с блюда ломоть потолще. Вторая девушка – Ши ее до этого не видел – отвесила юноше легкого пинка и поставила еду перед тем, кто явился последним.
На блюде лежали куски мяса и большая хлебная лепешка, похожая на стеганое одеяло. Ни ножей, ни вилок, ни овощного гарнира здесь явно не предусматривалось. Да, до столового серебра они еще не доросли, – вздохнул про себя Ши, отломил кусок хлеба и вгрызся в него. На вкус тот оказался куда лучше, чем с виду, и он решился попробовать мясо – что-то вроде вареной свинины, довольно неплохо приготовленной и богато приправленной.
Разохотившийся Ши нацелился уже на следующий кусок, когда заметил, что воительница Од все еще стоит рядом.
Увидев, что гость уставился на нее, девушка вежливо шаркнула ножкой и затараторила:
– Господин мой, и яства эти, и все, что есть в доме – все к услугам твоим, желания твои – закон для нас! Не угодно ли тебе еще чего-нибудь?
Ши следовало понять, что слова эти – всего лишь дань вежливости, и ему полагалось бы в свою очередь похвалить хозяйскую стряпню, но крепкая медовуха, выпитая на голодный желудок, сделала свое черное дело. В нем неожиданно проснулись амбиции здорового американского едока.
– Гм... Не будет ли особым нахальством с моей стороны попросить у вас немножко овощей?
Всеобщее молчание продолжалось несколько секунд. Од с Тьяльви, разинув рты, воззрились на Ши. Затем они внезапно разразились хохотом, причем девушке пришлось прислониться даже к стене, а молодой человек, упав грудью на стол, катался по нему в полном изнеможении. Ши смущенно моргал глазами, зардевшись и бессмысленно вертя в руке недоеденный кусок мяса. Он даже не заметил, как грозно нахмурились те четверо, что сидели с другой стороны стола. Рыжеволосый гигант слегка повернул голову в их сторону и буркнул:
– Та-ак! Человечьи отпрыски уж позволяют себе смеяться в присутствии Асов! Тьяльви, мальчик мой, а ну-ка поведай нам, что наполнило твое сердце таким весельем?
Несмотря на грозный тон рыжебородого, Тьяльви даже не попытался сдержать хохот и между взрывами смеха смог только выдохнуть:
– Этот... этот ворлок Харальд решил скушать... репку!
И тут же смех его потонул в громоподобном хохоте великана, который откинулся на спинку стула и ухватился за бока:
– Хо-хо-хо-хо! Харальд-репка! Ха-ха-ха!
Его подобное урагану веселье постепенно заразило всех его троих соседей, даже затянутого в голубой плащ угрюмого Странника. Когда они немного успокоились. Ши повернулся к Тьяльви:
– А что я такого сказал? – пробормотал он. – В конце концов...
– Послушай! Во-первых, ты заработал себе прозвище – Харальд-Репка, отныне и навсегда. А во-вторых, боюсь, под знамена рыжебородого тебе уже не стать. Вряд ли ему нужен герой, поедающий репу вместо мяса. Между прочим, мы в Асгарде откармливаем репой свиней.
– Но позволь...
– Лучшего ты ничего не придумал? Теперь молись на Дядюшку Лиса – он твой единственный шанс, и благодари меня, ведь это я ему сказал, что ты ворлок. Да и хорошую шутку он тоже любит, изо всей компании у него единственного с чувством юмора все в порядке. Но репа... Есть репу? В жизни не слыхал ничего забавнее с тех пор, как великанша сваталась к Метателю Молота!
Совершенно сбитый с толку и понемногу начинающий злиться. Ши повернулся к четырем бородачам за объяснениями, но не успел он облечь свои мысли в слова, как в дверь громко забарабанили. Сверр отпер засов и впустил высокого светловолосого человека с бледным безбородым лицом, исполненным гордости и достоинства. За спиной пришельца висел громадный золотой рог.
– Ну вот, еще один из Них, – прошептал – Тьяльви. – Это сам Хеймдалль. Неужто все двенадцать заявятся сегодня сюда?
– Черт возьми, что значит «Они»?
– Ш-ш!
Бородачи приветливо кивнули вошедшему. Тот изящно присел на скамью рядом со Странником и тут же принялся ему что-то рассказывать. Старик слушал весьма внимательно, то и дело кивая в знак одобрения. Ши сумел уловить всего несколько последних слов:
– ...огненных лошадей. Да что об этом толковать, тут же Вестник Неудач сидит, – презрительно кивнул гость в сторону Дядюшки Лиса.
Тот покосился на беседующих и проговорил, слегка повысив голос и обращаясь почему-то к рыжебородому, словно в продолжение начатого разговора:
– Да, вот ведь как бывает: приходит какой-нибудь лжец, и врет да врет и думает, что его и уличить некому...
– А еще бывает, – сказал Хеймдалль, глядя Дядюшке Лису прямо в глаза, – сядет среди друзей твоих какой-нибудь Спутник Беды, а потом возьмет и передаст врагам их беседы...
Дядюшка Лис и глазом не моргнул, но поспешил сообщить все тому же рыжебородому:
– Или еще: бывают люди такие, что сами гроша ломаного не стоят, а туда же – поносят достойных мужей на чем свет стоит...
Тут Хеймдалль взвился и грохнул кулаком по столу.
– Лжец! Ты – лжец и вор!
От ярости он даже оскалился, и Ши с удивлением заметил, что зубы у него золотые.
– Тише, тише, – благодушно пророкотал рыжебородый, – асы, умерьте свой гнев, на вас же взирают смертные!
– Ладно, пусть только, – огрызнулся Дядюшка Лис, – поумерится поток брани, струящийся из глотки...
– При чем тут брань? – быстро откликнулся Хеймдалль. – Я истину глаголю, и не брань то, а факт.
– Истина? Факты?! Да чтоб из болтливого рта этого исходила истина – в жизни не поверю! Слыхали мы твои факты: сказку о том, что у тебя, мол, девять матерей, или треп о твоем дурацком роге – он-де так затрубить может, что и мертвый услышит. Да в нем давно мыши гнезда свили! Он сам пищит по-мышиному!
– Ты услышишь трубу мою, когда придет Время, Отец Лжи! Смотри не обделайся со страху.
– По-моему, тут кто-то напрашивается, чтобы я встал и взялся за меч...
– Давай-давай! Видал клинок? Сейчас он мигом порубит твою вонючую тушу на котлеты!
– Слушай, ты...
Лис с Хеймдаллем вскочили и заорали друг на друга, а трое бородачей в это же время орали на них, а две черные птицы – спутницы Странника кружили у них над головами и орали просто так, от возбуждения. Шум стоял такой, что Ши зажмурился.
Настал момент, когда разошедшиеся диспутанты были уже окончательно готовы вцепиться друг другу в глотки, но тут рыжий гигант ухватил маленького Лиса за плечи и силой усадил на скамью.
– Посиди-ка! – громыхнул он.
Гневный, но полный достоинства. Странник гаркнул зычным голосом:
– Совсем распустились! Ужель совсем уваженья в нас к себе не осталось! Умолкните немедля! Это обоих касается.
– Но как же!.. – завопил было Хеймдалль.
Движением руки Странник заставил его замолчать.
– Далеко не все, что сказать ты желаешь, выслушать следует. Если кто-нибудь из вас до ночи хотя бы пикнет – буду я очень разгневан.
Хеймдалль притих, уселся на дальнем конце стола и оттуда принялся молча буравить взглядом Лиса, которому ничего не оставалось, как платить ему той же монетой.
Тьяльви прошептал ошеломленному Ши:
– И так всякий раз. Чуть соберутся втроем-вчетвером – и пошло, и пошло... Ведь именно Они должны подавать нам пример благородства! А посмотришь – ну просто шайка пьяных берсерков* [3].
– А все-таки: кто такие Они?
– Ты что, правда ничего не знаешь? – Глаза Тьяльви были полны откровенного деревенского недоумения. – Просто с ума сойти. Знаешь, если бы ты не попросил репы, я бы тебе ни за что не поверил. Ну вот, смотри: тот, что сцепился с Хеймдаллем – это Локи. Рядом с ним, здоровый такой, рыжебородый – Тор. Старик, Странник – Один. А толстый – Фрейр. Ну что, узнал наконец?
Ши пристально посмотрел на Тьяльви, но не увидел в его лице ничего, кроме абсолютной серьезности. Может, формула вызвала у него продолжительный сон, граничащий с бредом? Или его просто разыгрывают? А может, эти пятеро действительно какие-то скандинавские вожди, зачем-то называющие себя именами, позаимствованными в замшелом северном пантеоне? Единственная оставшаяся версия – что перед ним и в самом деле боги – по-прежнему выглядела слишком уж дико. Хотя эти птицы... И взгляд Странника, который он испытал на себе... А Одина всегда изображали одноглазым...
Меж тем рыжий гигант – тот, которого звали Тор – встал и пошел к двоим, которых Тьяльви окрестил Одином и Фрейром. Они пошептались, собравшись в кружок и заговорщицки сблизив головы. По окончании конференции Один поднялся, нахлобучил свою бесформенную шляпу, завернулся в голубой плащ, глотнул на посошок медовухи и широким шагом вышел за дверь.
Как только та захлопнулась. Локи с Хеймдаллем повскакали было со своих мест, но Тор с Фрейром тут же их остановили.
– Хватит? Сыны Асгарда, поберегите себя до Времени!
Тор усмехнулся.
– А если вам так хочется подраться, давайте со мной! – И поднял кулак величиной с окорок.
Противники притихли.
– Спать пора. Пойдем, Локи. И ты, Тьяльви.
Тьяльви с недовольной миной поднялся.
– Утром я замолвлю за тебя словечко перед Дядюшкой Лисом, – шепнул он на прощанье. – Хотя знаешь, работать на асов – это тебе не орешки щелкать.
Народ они горячий. Но все же лучше быть с ними, чем без них, когда наступит Время. Знаешь, как Ульф-поэт говорит:
Когда грохот дружин,
И дрожит вся земля,
Знамя даже важнее оружья!
Спокойной ночи.
Трудно сказать, так ли уж хотелось Ши работать каким-то там «ворлоком» у Локи. Да и сам Локи чем-то ему не приглянулся – было в нем что-то скользкое, неприятное. Вот Хеймдалль – дело другое, – думал он, честный, благородный воин, хоть и с чувством юмора туговато.
За дверьми что-то загромыхало, потом оттуда высунулась голова Сверра.
Он обвел глазами комнату и снова исчез. Исчезли и дородные скандинавские красотки – ушли, прихватив с собой деревянные блюда. Обитатели дома определенно укладывались спать, а вот у Ши сна ни в одном глазу не было.
Времени-то от силы девять. Впрочем, здесь и ложатся, и встают по солнцу – с факелами не особо-то рассидишься ночью. Неужели и у меня, – размышлял Ши, – появится эта дикая привычка? Не исключено – особенно если не получится вернуться обратно. Мысль эта была не из веселых. Но, черт возьми, на риск он шел совершенно сознательно! Пусть этот мир – не совсем то, что он ожидал увидеть, но ведь он – человек двадцатого века, и у него имеются кое-какие преимущества перед этими дикарями! Сейчас психовать нечего, вот когда...
– Эй, как там тебя?.. Репка! – неожиданно рявкнул из своего угла Хеймдалль. – Наполни-ка пару кувшинов да тащи их сюда поживей!
Ши затрясся от негодования. Кто он такой, этот Хеймдалль, чего он тут раскомандовался?! Впрочем, с ним здесь считаются. И вообще-то, несмотря на повелительный тон, в голосе его явственно ощущалось добродушие. И Ши подчинился.
– Садись. – Хеймдалль ткнул пальцем в скамью. – Э-э... как бишь тебя? Харальд?
– Да. А тебя зовут Хеймдалль, как мне сказали?
– Истинно так. А еще известен я как Страж, и как Сын Девяти Матерей, и как Дитя Гнева, и как Златорогий. Предпочитаю именно эти титулы.
– Слушай, Хеймдалль, а что это все...
– Когда ко мне обращаются отпрыски человечьи, они сии титулы употребляют. Или по крайней мере говорят «сэр», – строго объявил Хеймдалль, слегка надувшись от важности.
– Простите, сэр.
Хеймдалль опустил свой длинный нос и соизволил улыбнуться, сверкнув золотыми зубами.
– Ладно, не против я некоторой фамильярности. Есть у меня еще одно имя – Друг Людей. Правда, владыка Асгарда не одобряет этого...
– Это вы про Одина говорите?
– Про него и никого другого.
– Это тот старикан... Пардон, то есть пожилой джентльмен с одним глазом?
– Ты просто кладезь мудрости!
– Вчера я столкнулся с ним на болоте, и он привел меня сюда.
– Сие не сокрыто от меня. Я видел тебя.
– Вот как? Где же вы были?
– Далеко на востоке. Слыхал я, что ты ему лепетал... Ты знаешь хоть, как повезло тебе? Вот упал бы замертво...
Ши едва не ляпнул: «Ну да, заливай больше!» – но, вспомнив леденящий взгляд Одина, вовремя прикусил язык. Поменьше болтать, побольше слушать, узнать, как управляется этот мир – вот что было важнее всего. Ухмыляющийся Хеймдалль разглядывал его с любопытством.
– Я слышал даже, как ты признался Тьяльви, что не имеешь отношения к ворлокам. И даже якобы не знаешь, что это такое. Издалека ты – это точно. Однако, – улыбнулся он при виде испуганной физиономии Ши, – не думаю, чтобы кого-то это чересчур огорчало. Ладно, я тебя не выдам. Разыграем слегка Властителя Прохвостов, ха-ха-ха!
Он выпил.
– А сейчас, о дитя невежественной матери, давай-ка поиграем. В загадки. Вижу я, что ведомо тебе неведомое. Тогда зададим друг дружке по семь вопросов, и кто будет отвечать лучше – тот и победил. По рукам? Тогда спрашивай, смертный!
Семь вопросов. Надо извлечь из них наибольшую информацию. Ши на минуту задумался.
– Куда ушел Один? – спросил он наконец.
– Раз, – отметил Хеймдалль. – Он отправился ко вратам Ада, дабы вызвать из могилы одну женщину, почившую много веков тому назад.
– Ко вратам Ада? Да неужели? – переспросил Ши.
– Слова мои не подлежат сомнению.
– Ну ладно, ладно. – Ши старался скрыть смущение, смешанное с недоверием. Этот человек... бог... эта личность еще почище тех психопатов, которых ему приходилось опрашивать. Он собрался с мыслями для следующей попытки.
– А зачем Один туда пошел?
– Два, – ответил Хеймдалль. – Близится Время. Бальдру грозит смерть. Асам нужен совет. Странник считает, что провидица, похороненная у врат Ада, расскажет нам, что делать.
Ши уже порядком взбесили намеки о наступлении какого-то Времени.
– Что значит – «близится Время»?
– Три. Я отвечу тебе. Рагнарек! Это известно всем. Всем, кроме тебя, человеческий отпрыск с глазами невинными, как роса!
– Что еще за Рагнарек?
– Четыре. Конец света, дитя в обличье взрослого мужа.
Ши начал нервничать. Ему надоела эта дурацкая игра в загадки, а засчитывать как вопрос просьбу пояснить незнакомое слово – со стороны Хеймдалля просто свинство. Впрочем, в Гарейдене он уже привык к скупым, но полным тайного смысла репликам сумасшедших и потому сумел совладать с собой.
– Когда это произойдет?
– Пять. Ни людям, ни богам, ни ванам, ни даже гномам не ведомо сне. Но будет это скоро. Наступила Фимбулветер – зима посреди лета, а уж за ней-то и воспоследует сам Рагнарек.
– Говорят, готовится большая битва. Кто победит?
Ши задал этот вопрос и мысленно потер руки – ответ предполагал информацию и о участниках, и о результатах.
– Шесть. И боги, и люди много бы заплатили за ответ на этот вопрос, ведь они плечом к плечу будут биться с племенем великанов. Но сейчас могу сказать я только одно – ничего хорошего нам не светит. Есть у нас оружье огромной силы – копье Одина Гунгнир, это раз. Молот Тора – Мьелльнир, это два. Меч Фрейра, волшебный клинок Хундингсбана – три. Ну и, конечно, мой собственный добрый меч, Головой именуемый – вот тебе и четыре, – похлопал он по рукояти меча, висевшего у него на поясе. – Но вот какая беда приключилась: кто-то из великанов – не знаем мы в точности кто – украл и великий Молот, и волшебный меч Фрейра. И если не найдутся они, придется и людям, и богам вместе пить из чаши смерти.
Ши охватила легкая паника. До него дошло, что он и сам живет физически существует! – в этом мире, в мире, который вот-вот рухнет, о чем столь безмятежно повествует Хеймдалль. И он, Гарольд Ши, отдан на милость страшной последовательности событий, и избежать этого невозможно!
– Что мне делать, чтобы во все это не влипнуть?
Кажется, его собеседник удивился. Ши пояснил:
– Ну, то есть если мир взорвется – как мне спастись?
Брови Хеймдалля слегка приподнялись.
– Близится Рагнарек, слышишь? – близится Рагнарек, и даже боги! – не знают, как избежать его! А ты, человечий отпрыск, гадаешь, как спасти свою шкуру? Нет для тебя ответа. Все. Ты свои семь вопросов задал, теперь моя очередь спрашивать.
– Но...
– Сын земли, не утомляй меня... – Он посмотрел Ши прямо в глаза, и у того вновь появилось ощущение, будто в мозг проникает ледяная игла. Впрочем, голос Хеймдалля был довольно мягок:
– В каком из девяти миров родился ты, о незнакомец из незнакомцев? Одеяний, подобных твоим, видывать мне не приходилось.
Ши задумался. Дурацкий вопрос. Почти такой же дурацкий, как: «Перестал ли ты драться с женой?» – попробуй ответь однозначно. И Ши осторожно переспросил:
– Девять миров, говорите?
Хеймдалль хохотнул.
– Ха? Я-то решил, что моя очередь задавать вопросы. Впрочем, слушай. Есть обитель богов – Асгард. Это раз. Есть земли великанов – Етунхейм, Муспелльсхейм, Нифльхель, потом Ад – всего выходит пять. Есть еще Альфхейм – там гномы живут. Свартальфхейм, Ванахейм – мы их не слишком хорошо знаем, хотя, говорят, ваны на нашей будут стороне, когда настанет Время. И, наконец, есть Мидгард, где черви живут, подобные тебе.
Ши зевнул. Медовуха и тепло начинали делать свое дело.
– Сказать по правде, я не принадлежу ни к одному из этих миров. Я вообще не из вашей системы.
– Странный ответ, хотя и не столь странный, поскольку может быть правдой, – задумался Хеймдалль. – Не сходя с этого места, могу видеть я все девять миров, но ни в одном из них нет существ, подобных тебе. Вот что: держи перед асами язык за зубами и, главное. Страннику ничего не рассказывай. Если узнает он, что есть мир, где не властна его Сила – плохо будет. А сейчас время приспело для второго вопроса. Кто правит миром твоим – боги или люди?
Ши не сумел подавить очередной зевок. Поскольку у него не было уже сил давать развернутые объяснения, он решил уйти от прямого ответа.
– Ну, одни говорят, что правит один класс, другие – другой, а по мне так настоящие диктаторы – это полицейские-регулировщики. Чуть что не так как вцепятся...
– Они вроде крабов?
– Да нет, не совсем. Эти хватают тебя, когда двигаешься слишком быстро, а крабы – когда слишком медленно.
– Кажется, понимаю. Они – боги моря, как мой брат Эгир. Какова их сила?
Ши продолжал сражение с зевотой, но в этой битве он явно терпел поражение.
– Простите, я, кажется, засыпаю, – пробормотал он. – Не хотите ли вздремнуть, а, Златорогий?
– Я-то? Ха-ха! Редко встретишь такого невежду на Распутье Мира! Я Страж Богов, я не сплю никогда! Э-э, малыш, да ты совсем сломался. Ладно, иди спать, все равно я выиграл.
Вот как? Он так спокойно говорит о своей победе? Ши хотел было возразить, но тут снова вспомнил про ледяной пронизывающий взгляд, и желание возмущаться пропало. Однако Хеймдалль, похоже, оказался неплохим телепатом.
– Ты что это, спорить со мною вздумал?! А ну-ка брысь! Спать! Да, и помни о нашем маленьком заговоре против Сеятеля Раздоров. Ты, Харальд-Репка – отважный и могучий ворлок, смотри, не забудь!
Ши рискнул задать еще один вопрос.
– Не могли бы вы все же объяснить мне, сэр, что такое «ворлок»?
– Ох! Ну, дитя иных миров! Невежество твое превыше гор и глубже самых глубоких колодцев! Ворлок, да будет тебе известно – это колдун, чародей, что плетет заклинания и вызывает духов. Спокойной ночи, Харальд-Репка.
Через дверь, оказавшуюся сдвижной, Ши проник в спальню – каморку не просторней пульмановского купе, к тому же совершенно лишенную вентиляции.
Солома, торчащая из матраса, нещадно колола бока, и Ши никак не мог устроиться. Проворочавшись почти час, он обнаружил – что было, в общем-то, ничуть не удивительно после столь насыщенного впечатлениями дня – что сна ни в одном глазу.
Поначалу мысли его беспорядочно разбегались в разные стороны. Ладно, решил он в конце концов, – раз уж идет эксперимент, бессонные часы лучше потратить на анализ его результатов. Итак, что мы имеем?
Либо в сами уравнения, либо в способ их применения вкралась ошибка, в результате чего он угодил в мир скандинавских мифов... или скандинавской истории. Причем первое куда более вероятно.
Вся эта публика столь убежденно толковала про свой Рагнарек, что Ши, будучи неплохим психоаналитиком, нисколько не сомневался в искренности рассказов. Потом – ледяной взгляд, сначала у Одина, потом у Хеймдалля.
Подобные штучки – явно за пределами человеческих возможностей. Это мог быть и просто гипноз, но он очень сомневался в том, что не только техника, но и сама идея гипнотического внушения могла быть доступна вождям древних викингов. Нет, они явно обладают куда большей силой, чем обычные люди.
И в то же самое время ничто человеческое этим ребятам не чуждо, так что хорошему психологу-практику вполне под силу подвергнуть их анализу и воспользоваться его результатами. Итак – Один? С этого взять нечего, ушел ко вратам Ада, и бог с ним. Не бежать же следом. У него из всех чувств только чувство власти и осталось.
А как насчет Локи? К этому на язычок лучше не попадаться, а острый язык – признак острого ума. И плюс изрядной доли коварства. Дядюшка Лис, называет его Тьяльви. Любитель шуток. Да, – мысленно согласился Ши, только остальным от его шуточек радости мало. Работать на него будет трудновато, хотя Ши даже улыбнулся про себя, представив себе физиономию бога при виде столь примитивного предмета, как спичка. На Фрейра он почти не обратил внимания. Тор – нечто вроде простодушного борца-профессионала, а Тьяльви... Тьяльви – тот простой деревенский малый, в любой глухомани такими пруд пруди, только там они цитируют Библию, а не эддические баллады.
Вот Хеймдалль – орешек явно покрепче. Ему, правда, здорово недостает юмора Локи, зато честолюбия хоть отбавляй: смотрит на всю остальную толпу свысока – пристрастие к титулам убедительно это доказывает. Но это у него явно не напускное – он в лепешку расшибется, все на карту поставит ради успеха, не улизнет при случае в кусты, чего о Локи не скажешь. Наверное, потому-то он так и ненавидит Локи. А Хеймдалль только с виду такой неприступный. Под скорлупой заносчивости скрываются у него ростки истинной доброты. На такого можно положиться – и умиротворенный мыслью, что Хеймдалль ему нравится больше всех. Ши повернулся на бок и заснул.