Глава вторая

Помощник начштаба по разведке в этот день не был оригинален. Вражеская мина рванула неподалеку, и капитан Муромцев стал вдруг каким-то дерганым, поглядывал на небо, по которому, словно верблюды в пустыне, плыли горбатые облака.

– Не скажу ничего нового, лейтенант. Нужен «язык». Собирай людей и дуй на вражескую территорию. Объясни, зачем мне разведка, если от нее меньше пользы, чем от полковой хлебопечки? Чем особенным вы отличились в последнее время? Что потупился, лейтенант? Не знаешь, как быть? У нас сегодня день безысходности?

Возразить было нечего. Закололо в подвздошной области – правильная реакция на правильные слова. Похвастаться полковая разведка могла лишь уничтоженной немецкой батареей, которая стала своеобразным Змеем Горынычем, – вместо отрубленной головы выросли две, и возникал резонный вопрос: а нужно ли было это делать?

Помощник начштаба по разведке смерил подчиненного неодобрительным взглядом.

– Что-то намечается, товарищ капитан?

– Ты удивительно наблюдателен, лейтенант. Особенно в тех областях, где не надо. Да, через считаные дни наши войска перейдут в наступление и снесут к чертовой матери этот надоевший выступ. Поступила директива по частям и подразделениям быть готовыми в любой день. Наш полк действует на ответственном участке – здесь горловина, которую надо перекрыть. Возможно, нам придадут танки, они сейчас разгружаются на станции в Даниловке. Но как прикажешь действовать нашим войскам, если мы не знаем, против кого воюем? Какие войска, где стоят, чем обеспечены, насколько эшелонирована немецкая оборона? Сведения отсутствуют или носят противоречивый характер. В духе «одна баба сказала», понимаешь? На нашем направлении из леса выходят три проселочные дороги, они вполне пригодны, чтобы подтянуть войска. Немцы их контролируют, видимо собираются использовать. Козырь один – ваша тропа через болото. Она находится западнее этих дорог, и понятно, что вблизи болотистой местности немцы силы наращивать не будут, в этом нет смысла. Но заслоны и резервы могут быть. Ждать вечера – долго, выступаете через час. Карта минных полей с позавчерашнего дня не обновлялась – нам не поступали никакие циркуляры.

– Здесь пройдем, товарищ капитан, – кивнул Шубин. – Между дубравой и рекой Ильинкой постоянно дежурят мои люди с биноклями. Немецких наблюдателей на той стороне нет. Разрешите выполнять, товарищ капитан?

– Выполняй, лейтенант. Без добычи не возвращаться – это тебе не угроза, а мой добрый совет. Нервы у начальства на кулак намотаны, если сорвется, последствиям задний ход не дашь…

Шестеро стояли навытяжку, во всей амуниции – защитные комбинезоны с капюшонами, вещмешки, притянутые к туловищу дополнительными лямками. К поясам немецкими допниками крепились скатанные плащ-палатки, призванные обеспечить дополнительную маскировку. У каждого – пока редкие в действующей армии пистолеты-пулеметы Шпагина, «ТТ», ножи, по паре гранат.

Шубин внимательно разглядывал отобранных бойцов. Придраться не к чему. Командир был обязан знать своих людей, их биографии, способности, личные качества – и на это ориентироваться при постановке задачи. Это по уставу.

В реальной жизни все было сложнее. Люди гибли, получали ранения – не успеешь привыкнуть, а бойца уже нет. И снова надо присматриваться, делать зарубки…

Разведчики молчали, опасливо косились на командира. Даже Багдыров не улыбался. Настороженно поглядывал красноармеец Вожаков – внушительный, плечистый, родом из Саратова, где на заводе сельскохозяйственных машин возглавлял комсомольскую ячейку и приобщал подрастающую смену к борьбе и боксу. Переминался с ноги на ногу светловолосый Саша Бурмин – бывший тракторист и победитель социалистических соревнований – человек невозмутимый и малотребовательный. Смотрел честными глазами Вадик Мостовой – паренек интеллигентный, склонный к фантазиям, которые иногда давали положительный эффект. Понятие «вшивая интеллигенция» к нему не относилось – в противном случае он бы здесь не оказался. Выжидающе смотрел Сергей Герасимов – парень умный, ироничный, любитель скрывать свои мысли за загадочными ухмылками. До войны он учился в техникуме связи, вроде бы окончил, устроился специалистом на телефонную станцию – в этот момент военкомат и вспомнил, что Серега еще не служил. А как отдал полтора года на благо Отечества, разразилась война, и мысли о гражданской жизни приняли иллюзорный характер…

– Опять за «языком», товарищ лейтенант? – деловито осведомился Шлыков. Будучи самым низкорослым, он всегда стоял на левом фланге, что неизменно вызывало шутки про «хату с краю».

– Опять за «языком», Петр Анисимович. Что нам стоит, верно? Сколько их уже взяли – и майоров, и полковников, и даже целого генерала от инфантерии. Каждый день берем – надоело уже. Не помните, Петр Анисимович? Вот и я не помню. Скоро взвод расформируют, вас отправят в пехоту, а меня под трибунал.

– Ну, вы скажете, товарищ лейтенант, – насупился Вожаков. – Нам просто не везло пока…

– Мы воюем по везенью? – оборвал Шубин. – Или все же упорством, волей и целеустремленностью? Ты же комсомольский вожак, Вожаков. Не настораживает, что мы неделю бьемся лбом в закрытые ворота?

– Приказали взять сухой паек, товарищ лейтенант, – негромко заметил Герасимов, – вроде поели уже. Значит, не на час идем?

– Идем, пока не выполним задачу. Понадобятся сутки или двое – значит, так тому и быть. Но если, находясь во вражеском тылу, мы станем свидетелями нашего наступления, которое начнется без должного разведывательного обеспечения… – Шубин сделал выразительную паузу.

– То вы нам покажете кузькину мать, – предположил Мостовой.

– Нам всем покажут кузькину мать. Ладно, это было лирическое вступление. Рацию не брать – в ней нет необходимости. Приказываю: скрытно выдвинуться через болото и заняться активным поиском. Углубляемся как можно дальше. Вопросы есть?

– Вопросов нет, товарищ лейтенант, – заулыбался Багдыров, – не в первый раз идем. Чем дальше в лес, тем больше дров… в смысле, немецких офицеров.

– Ты стал любителем русских поговорок? – нахмурился Шубин. – Выдвигаемся в колонну по одному, рот не открываем, проявляем осторожность и осмотрительность. В случае выхода на объект Шлыков, Бурмин – группа поиска, Вожаков, Герасимов… и я – группа захвата; остальные – группа прикрытия. И никак иначе, зарубите себе на носу. Действовать быстро, решительно и грамотно. Но только по приказу, это понятно? – Глеб пристально посмотрел на Мостового. Тот сделал серьезное лицо и скромно кивнул. Остальные заулыбались.


Трава на ничейной земле была по пояс – вроде и злаковые, а все же – сорняки. Ползли, закусив удила, загоняя вглубь отчаянное желание встать и побежать.

– Бурмин, ты чего свои бутсы мне в физиономию тычешь? – шипел Мостовой. – Не видишь, что я тут? Не тормози, Саня, пошевеливайся. Эх, Бурмин, Бурмин, я бы с тобой точно в разведку не пошел…

– А ты не наседай, чего ты наседаешь? – огрызался вспотевший Бурмин. – Навалился, как на бабу, стыда и совести у тебя нет, Вадим…

Разведчики сдавленно посмеивались. Через поле виднелась тропа – ходили к немцам так часто, что трава не успевала подниматься. Приближался лес, погруженный в низину. Местечко выбивалось из типичного ландшафта. Криворукие деревья произрастали густо – почерневшие, узловатые, ветвистые, но далеко не везде покрытые листвой. Болото расползалось по низине, губило растительность, отравляло воздух. Неприятный запах аммиачных испарений уже чувствовался.

Равнина оборвалась, скатились в низину. Протоптанная дорожка огибала гниющий кустарник, уходила в темень леса. Несколько шагов в чащу, и почва под ногами стала вязкой, зачавкал мох. Трясины были дальше, метров через двести, а пока можно было идти без опаски. Маленькая колонна втянулась в заболоченный лес…

К такой обстановке уже привыкли. Мрачно, рискованно – как в страшной русской сказке, – не хватало только леших с кикиморами, а ближе к трясинам – водяных. Роились кровососы – приходилось прятать открытые части тел, защищать глаза. Низина углублялась, но ближе к ее середине деревья разомкнулись, расползся и поредел кустарник.

Возглавлявший шествие Вожаков вооружился слегой, прощупывал каждый шаг. На то, что проверили ранее, полагаться нельзя – рельеф дна постоянно «плыл» и менялся. Заблестели «окна», стыдливо прикрытые пленкой ряски. Смотреть в ту сторону совершенно не хотелось. Тем не менее постоянно косились, и воображение рисовало неприглядные картины.

Закончился короткий отдых. Дальше каждый вооружился слегой, пошли медленно, такое предстояло вытерпеть еще как минимум минут сорок…

Солнечный день был в разгаре – три часа пополудни, – когда разведчики вышли из болота и присели на опушке за большой повалившейся осиной. Из-за леса слышался едва различимый гул – работали моторы или генераторы.

– Танковые двигатели гоняют на холостом ходу, – подсказал всезнающий Шлыков. – Техника стоит у фрицев в резерве, ждет своего часа. Здесь не пройдут, товарищ лейтенант, значит, в этом районе у них что-то вроде отстойника.

– В прошлый раз не гудело, – справедливо подметил Герасимов. – Мотоциклы носились, патрули иногда попадались, но ничего крупнее машины связи мы не видели.

Дорога вдоль низины имела укатанный вид – ею часто пользовались. Соответствующий опыт уже имелся. По дороге курсировали патрули – чаще на мотоциклах, реже – на бронетранспортерах, имеющих открытые отсеки для пехоты. Представители командного состава немецкой армии данной дорогой не пользовались – она вела в никуда.

Послышался шум, бойцы прижались к земле – всем хватило места. Медленно, волоча за собой шлейф пыли, по дороге проследовал бронетранспортер с крестами – явно не новый, побитый шрапнелью, поеденный ржавчиной. В отсеке для десанта ехало отделение пехотинцев. Поблескивал ствол пулемета МG-34. Кузов ощетинился карабинами, мерно покачивались стальные шлемы. Солдаты увлеклись беседой – двое говорили одновременно, третий смеялся.

Боевая машина протащилась мимо, растаяла за плавным поворотом. Северный ветер отогнал смрадное облако к лесу, накрыл «пластунов». Бойцы плевались, кашляли в пилотки.

– Вот ведь сволочи, – чертыхался Вожаков, – достать не могут, а все равно нагадили, словно знали, что мы здесь…

– Ничего, Вожаков, мы им отомстим, – уверил Сергей Герасимов, – всех поймаем, к выхлопной трубе привяжем, пусть знают…

Облако пыли растаяло. Стало тихо. Только в низине гудели комары, да в березняке по левую руку галдели пернатые.

Дальше пошли проторенной дорожкой – склоном лощины, погрузились в лес. Гул моторов превращался в заунывный фон. На северной опушке скопилась бронетехника. Просматривались танки Pz III, самоходные артиллерийские установки. Сновали крохотные фигурки людей. Бронетехника перемещалась с места на место, но квадрат не покидала. Глупцов там не было, немцы помнили, на что способна советская разведка, а также артиллерия, чей огонь корректируют разведчики. Танки были разбросаны по обширному пространству и в случае артобстрела могли уйти в поле.

На опушке разместился как минимум танковый батальон.

Это было соблазнительно. Интуиция подсказывала, что ловить здесь нечего, но Шубин решил задержаться. Участок, где обосновались его люди, представлял собой вереницу буераков. Дороги и водные артерии остались в стороне.

Четыре часа пополудни – еще не вечер. Глеб отправил к опушке Бурмина с Вожаковым – нечего там делать всем кагалом. Дозор убыл, а остальные погрузились в меланхолию. Нет ничего труднее – ждать, когда нельзя курить, даже шевелиться! Нервы, как струны – жизнь не вспомнишь, не помечтаешь.

Дозорные вернулись минут через двадцать, сползли в рытвину, отдышались.

– Вожаков пилотку потерял, – сообщил последние известия Бурмин. – Та еще тетеря.

– Я не виноват, товарищ лейтенант, – смутился бывший комсорг, – она мешалась, я ее за ремень сунул, а когда возвращались, обнаружил, что ее нет. Не возвращаться же за пилоткой… Да вы не волнуйтесь, немцы там не ходят, одни колдобины и буераки…

– Ну, все, товарищ боец, – покачал головой Мостовой, – теперь будешь до конца войны без пилотки мыкаться. И границу перейдешь без пилотки, и в Берлин войдешь без пилотки. А как ты хотел? Это, между прочим, казенное имущество, немалых денег стоит…

– Это все, что вы сделали? – нахмурился Шубин.

– Нет, конечно, – спохватился Бурмин. – Мы лежали метрах в ста от опушки, нас никто не видел. На видимом пространстве примерно полтора десятка машин. Средние танки и две самоходки. Рядом две палатки для личного состава и брезентовый навес – под ним немцы соорудили что-то вроде передвижной ремонтной базы. Половина танков неисправна, над ними колдуют механики. Есть палатка с радиостанцией – пищит, зараза. Часовые ходят, много часовых. И в лесу, наверное, есть, чтобы враг, то есть мы, с тыла не подкрались.

– Офицеры есть?

– Старше лейтенанта никого не видели… верно, Дима?

– Угу, – печально подтвердил Вожаков.

– Длинный такой жердяй, точно лейтенант. Бегает взад-вперед, покрикивает, на часы смотрит. Пара унтеров у него под ногами путаются, бегают, куда пошлет. Как-то сомнительно, товарищ лейтенант, стоит ли овчинка выделки?

Овчинка выделки, безусловно, не стоила. Интерес к подразделению имелся, но это не то. Пусть даже танковый батальон, но машины в ремонте, это не то формирование, что завтра ринется в бой. Можно умыкнуть офицера. Трудно, долго, но можно. Но что он знает? О своем подразделении, о парочке соседей. Общей картины комсостав подобного ранга не представляет. А допросив «языка», дальше путешествовать не удастся – будет шум, потерю обнаружат, перевернут весь район…

– Уходим, – принял решение Глеб. – И пусть радуется этот жердяй, не пробил еще его час…

Район уже знали. Звонкие березовые перелески, луга, где трава по грудь, и ничто не мешает передвигаться. Пара речушек – их можно пересечь, не замочив колени, плотные лесные массивы. К северу – деревня со странным названием Беженка.

Воинские подразделения были разбросаны по лесным массивам. Маскировались без усердия: просто стояли, разбив полевые лагеря, охраняли сами себя. Фортификаций в квадрате не наблюдалось – их заменяло протяженное болото, полностью исключающее прорыв русских на данном участке. Дорог на севере хватало – пусть невысокого качества, но по ним могла передвигаться техника и пехота. Проселки связывали деревни и села, их плотность за Беженкой ощутимо возрастала. Километрах в пятнадцати – поселок городского типа Кировск, где размещен штаб 78-й пехотной дивизии врага – но такая даль, увы, не для полковой разведки…

Часть пути прошли вдоль опушки. Местность была изрыта, вырастали заброшенные постройки сельскохозяйственного назначения. Приходилось делать вынужденные остановки – возрастала плотность неприятельских войск.

По проселочной дороге проехала колонна мотоциклистов. Навстречу из-за леса показались двухтонные грузовики «Опель-Блиц». Они тащили в восточном направлении зачехленные орудия. Брезентовые тенты были сняты, в кузовах покачивались солдаты в касках – казалось, все они дружно спят.

Разведчики выжидали в траве. Потом отправились дальше, наблюдали, как по полю в сторону опушки движется штабной «Опель». В салоне просматривались вожделенные офицерские фуражки. Легковушку сопровождал единственный мотоцикл с двумя членами экипажа и без пулемета.

Мурашки поползли по коже. Шубин шепотом отдал приказ: атакуем за поворотом, когда скорость будет невысокой, из пистолета – по водителю, сопровождающих выбросить из мотоцикла и ликвидировать ножами… Все приготовились, должно получиться. Посторонних в округе не было…

Но вдруг, так некстати, ползущая по полю легковушка сменила направление! Она прошла развилку, скрытую за высокой травой, и теперь направлялась совсем в другую сторону! Разведчики со злостью стали кусать губы, они видели, как в ста метрах от них следует по дуге маленькая колонна. Атаковать с такой дистанции? Это значило положить половину группы, ведь быстро не добежишь…

– Не везет нам, товарищ лейтенант, – вздыхал Шлыков. – А что мы хотели? Это место нерыбное, в третий раз сюда приходим, и опять не клюет…

Мысль устроить засаду на обратном пути в голове не утвердилась. Открытое поле – слишком рискованно. Продолжили движение вглубь захваченной противником местности. Пробежали логом между полевыми лагерями, рискуя нарваться на патруль или праздных зевак в мундирах «фельдграу».

Деревушка Беженка раскинулась в низине под обрывом, увенчанным монументальными соснами. Деревня была небольшая, но симпатичная. Крыши домов прятались за фруктовыми деревьями. Набирала цвет рябина, рассыпала оранжевые блестки.

На околице в широком проезде стоял трехтонный грузовик с отброшенными бортами. Солдаты без головных уборов с засученными рукавами загружали в кузов полевые минометы. Серых мундиров в деревне был явный переизбыток. Стояли гужевые повозки, с них стаскивали какие-то ящики. За пределами околицы ходили часовые с собаками. Овчарка чуть не сорвалась с поводка! Метнулась вперед, угрожающе зарычала. Гренадер с автоматом за плечом натянул поводок. Овчарка вскинулась на дыбы, как лошадь, истерично залаяла.

Холодок побежал по позвоночнику, неужели почувствовала чужаков? Упитанная полевая крыса кубарем выкатилась из канавы, шмыгнула в траву. Раздался дружный гогот. Военнослужащий цыкнул на собаку, та поджала хвост, вернулась к хозяину. На шум из крайней избы выглянул темноволосый офицер в расстегнутом кителе, помаячил и убрался.

Во дворе курила солдатня. Вдоль дороги к колодцу семенила женщина в длинной юбке. Голова, повязанная платком, была опущена. Немцы принялись задирать женщину, шутливо перебегали дорогу перед ее носом. Кто-то хлопнул в ладоши у самого уха, радостно засмеялся, когда женщина втянула голову в плечи. Об опасных последствиях встречи с пустыми ведрами эти неучи, видно, не знали.

– Ничего себе, – пробормотал Сергей Герасимов. – Да этих упырей тут не меньше роты, до утра не управимся. А еще водители кобыл, грузовиков, расчеты батареи… Замаемся штурмовать избушку. Этот обер-лейтенант тоже не бог весть какая птица.

– Что у нас еще в округе? – Шубин оттянул рукав и посмотрел на часы. Соваться в деревню было неуместно. Любые жертвы должны иметь смысл. Пару дней назад в деревне не было немецких войск, а теперь приперлись.

– К северу еще две деревни, – подал голос Бурмин. – Туда от Беженки ведут проселочные дороги. Пронино и Камышовка. Первая – еще ничего, нарядная такая, а вторая – дыра дырой…

– А ты откуда знаешь?

– Так отступали мы через эти деревни, товарищ лейтенант. Я тогда еще не был в разведке, служил в 235-м полку товарища Антонова… он, кстати, погиб, когда мы из Пронино уходили. Пятились под ударами, за каждый клок земли хватались, а толку? В полку триста бойцов осталось, и тех потом танковой колонной разрезали да в лесах добили. Нас в районе Ельни человек тридцать из леса вышло. Примкнули к остаткам механизированного полка – и дальше на восток покатились. Так мы эту местность досконально изучили. До Пронино километра четыре, Камышовка – дальше.

– Почему раньше не говорил?

– Так вы меня не брали с собой, – удивился Бурмин. – Сегодня впервые во вражеском тылу. Арефьев ногу растянул, вы меня и назначили вместо него.

Да уж, действительно…

Продолжили наблюдение. Со стороны восточной околицы подошло отделение солдат, расположилось напротив избушки. Появился обер-лейтенант, стал совещаться с унтером. У колодца раздетые по пояс солдаты обступили женщину. Но особо руки не распускали – искоса поглядывали на командира. Пузатый немец отобрал у сельчанки ведро, окатил свой торс – если то, что находилось под подтяжками, можно было назвать торсом. Сослуживцы засмеялись. Толстяк отбросил пустое ведро, с пренебрежением глянул на товарищей. Женщина сообразила, что зря пошла за водой. Подхватила упавшее ведро, засеменила прочь, втягивая голову в плечи. Солдаты скалились ей вслед, кричали что-то скабрезное.

– Пузень наел, – пробормотал Мостовой. – Они тут пивом питаются?

– Жарко, мужики… – пожаловался Шлыков, утирая вспотевший лоб пилоткой. – Вроде осень на носу, вечер скоро, а жара, как в бане…

Это лето выдалось чересчур теплым. Приближение осени в природе не ощущалось.

Глеб посмотрел на часы – часовая стрелка оторвалась от цифры «пять». Солнце медленно клонилось к западу, но воздух безжалостно парил.

– А в паре километров, за щебеночным карьером – великолепное озеро… – мечтательно проговорил Бурмин. – Помню, пролетели мимо него, только лицо успели ополоснуть. А еще раненых тащили… Там красота, тишина, берег живописный – просто загляденье. Дикие утки в воде плавают – словно не слышат, что рядом стреляют. Идеальное место для отдыха после трудного дня… Я что-то не то сказал, товарищ лейтенант? – насторожился Бурмин. – Вы так подозрительно на меня смотрите, право слово…

Идея была бледной, но впору хоть за соломинку хвататься! Остальные тоже заметили перемены в облике командира, уставились с интересом.

– Дорогу знаешь к этому озеру?

– В общем-то, несложно, товарищ лейтенант… К северу будет карьер, а где-то за ним, если пройти метров шестьсот на северо-восток…

– Отползаем, – скомандовал Шубин. – Да без резких движений, задницами не светите. В лесу построение и постановка задачи…


Словами про «идеальное место для отдыха после трудного дня» Бурмин попал в самую точку. Сердце билось в грудную клетку, по лбу стекала испарина. Забрались бог знает куда – никогда еще так далеко не забирались. Про обратную дорогу старались не думать, кривая вывезет. Главное, выполнить задание – хотя бы с третьей попытки!

В указанный квадрат пробрались незамеченными, обогнули карьер, который забросили еще на заре индустриализации, он представлял собой неплохой полигон для отработки навыков особых подразделений. Дальше выручил густой осиновый лес – вернее, его опушка. В стороне осталась деревня, в которой тревожно кричал петух и смеялись мужчины. Красноармейцы по одному перебрались в заросли тальника, поползли, раздвигая заплетенные ветки.

Озеро выглядело как оазис посреди пустыни! С трех сторон его окружали ивовые заросли, плакучие деревья склонялись к воде, купая листву. Вода была спокойной, необычайно прозрачной. У дальнего берега плавала стая уток – они держались подальше от людей.

На вершину покатого холма с мягкой травкой выходила проселочная дорога. Там стоял усиленный броней «Кюбельваген». На борту были напечатаны белые кресты. На спуске к пляжу – черный как смоль «Мерседес» с откидным верхом.

Берег в этом месте затейливо извивался, но имел пологий спуск к воде. Маленькую бухту обрамляли блестящие на солнце валуны. Разведчики в надвинутых на глаза капюшонах забрались на косогор, затаили дыхание. От волнения в груди перехватило. Снова тот самый пресловутый локоть, который рядом, а укусить нельзя!

Под распахнутым капотом бронированной машины возился водитель с засученными рукавами, что-то подкручивал гаечным ключом. Солдаты стояли кучкой, курили. Они выполняли охранные функции, к воде не подходили.

За рулем «Мерседеса» дремал фельдфебель, иногда приходил в чувство, сладко зевал, смотрел по сторонам и опять отключался.

В озере купались двое – в трусах и майках. Это были видные мужчины, одному за тридцать, другому за сорок. Тот, что помоложе, был белобрысый, имел волевое лицо с широким подбородком, хорошо накачанные мышцы. С тонких циничных губ его не сходила усмешка. Второй был старше, ниже ростом, обладал избыточной массой, лицо его казалось добродушным. Он не был таким подвижным, как его товарищ.

Похоже, они недавно вошли в воду, еще не обвыклись. Температура в озере, невзирая на жару, была невысокой – все же осень на носу, по ночам вода остывает. Атлетически сложенного субъекта данный вопрос не волновал. Он вошел в воду широкими шагами, гоня упругую волну, поплыл вразмашку на середину озера. Улегся на спину, ушел под воду, потом вынырнул, отфыркиваясь.

– Густав, плыви сюда, это именно то, что нам сегодня нужно!

У второго имелось собственное мнение. Он отмахнулся с недовольным видом, поежился. Но в воду вошел, сохраняя достоинство, знал, что с холма подглядывают подчиненные. Он погрузился по пояс, присел, надул щеки. Потом выпрыгнул, сполоснул лицо. Засмеялся блондин, плавающий посреди пруда. Толстяк снова зашел в воду, поплыл по-собачьи. Посмеивались солдаты на холме, но вслух комментировать остерегались. Пловец одолел несколько метров, повернул обратно.

– Товарищ лейтенант, шикарный улов… – заволновался Герасимов, – смотрите – офицеры, они ничего не подозревают. Два водителя, охраны в «кюбеле» человек шесть… Да мы их прямо отсюда положим…

– А спорим, не положим, – процедил Глеб. – Хотя знаешь, Герасимов, меньше всего мне хочется с тобой спорить. Всех одновременно не положим, кто-то укроется за машиной, будет оттуда портить нам нервы. Рядом деревня, оттуда сразу же примчится подмога. Да и как ты этих двух собрался из воды вынимать? Потеряем еще минуту или две…

– Так сами выйдут, товарищ лейтенант… – обычно сдержанный боец сегодня явно возбудился, – когда еще такой шанс подвернется? Как-нибудь справимся, уложим команду, дотащим до болота одного из этих вурдалаков…

– Я кому сказал заткнуться, – зашипел Шубин. – Это относится и к остальным, кто спешит на тот свет. Кстати, кого из этих вурдалаков вы собрались тащить до болота?

– Товарищ лейтенант, смотрите, – шевельнулся Шлыков, – на капоте «кюбеля» их форма лежит. Зуб даю, офицерская…

Процесс раздевания разведчики не застали – когда пришли, немцы уже были в воде. Офицерское обмундирование двумя кучками лежало на капоте. Оба комплекта были аккуратно сложены, разве что по бокам не отбиты. Страсть к порядку – в крови у немецкой нации. Казалось бы, в чем тут смысл, как понять этих злобных пришельцев с другой планеты? Мундиры не полевые, поблескивали петлицы, витые погоны.

– Один гауптман, другой майор… – сообщил глазастый Мостовой. – У гауптмана окантовка на кителе желтая, значит, связист. Майор – из мотопехоты, это точно, возможно, штабной работник – полка или дивизии… Но кто из них кто, а, товарищ лейтенант?

Вопрос был очень интересный.

– Давайте рассуждать логично, – предложил Мостовой. – Толстяк старше – значит, он майор. Но, с другой стороны, он весь рыхлый, не спортивный…

– Поэтому иди к черту со своими логическими рассуждениями, – отрезал Шубин. – Брать их здесь, на берегу, дело рискованное. В перестрелке потеряем людей, да и потом далеко не уйдем. К тому же не знаем, кого брать. Майор, конечно, интереснее. Связисты обширными познаниями не обладают, варятся в своем соку. Ждем, пока накупаются и оденутся. Потом без шума отползаем, выходим из кустов. Дорога ведет в деревню, до нее метров шестьсот. Там изгибы и повороты – мы же видели эту дорогу? Пробьем колесо «кюбеля» через глушитель. Всей команде придется выйти из машины – одному или двум с такой махиной не справиться. Офицеры тоже остановятся, надеюсь… Постараемся обойтись без выстрелов, работаем ножами. Часть пути проедем в «Кюбельвагене» – немцы не сразу разберутся, кто в нем…

– Смелый план, товарищ лейтенант, – оценил улыбчивый Багдыров. – Только вам не кажется, что он немного… – красноармеец замялся, подыскивая верное слово.

– Сырой, авантюрный, непроработанный… – забормотал Мостовой.

– Шли бы вы лесом, – рассердился Глеб. – Понятно, что план убогий, и без стрельбы не обойтись. Их десять, включая водил и офицеров, нас всего семь. И все же заклинаю вас, мужики, огонь открывать только в крайнем случае…

Ждать пришлось долго. Блондин плюхался, как дите, шумно, со смехом отдувался. Разряд по плаванию у него определенно имелся. Несколько раз он делал стойку, вздымал руки и шумно погружался – видимо, измерял глубину. «Ну, дети малые, право слово», – недовольно ворчал Шлыков.

Толстяку наскучило плескаться у берега, он побрел из воды, шатко взгромоздился на откос и – выругался, отпрянув. Всмотрелся под ноги, лицо сморщилось от отвращения. Он украдкой глянул на солдат, побрел обратно в воду, стал оттирать ноги об илистое дно. Солдаты усердно делали вид, будто ничего не заметили.

– А что? – насторожился Герасимов. – Куда это он вступил? В коровью лепешку?

– Нет, русалка накакала, – хмыкнул Мостовой. – Конечно, лепешка. Коровы к реке спускались, весь берег «заминировали». А этот тюфяк шары закатил и не заметил…

Вторая попытка более-менее состоялась. Толстяк перепрыгнул в траву, направился к машине. Обернулся и что-то крикнул сослуживцу – вроде поторопил. Тот отмахнулся, но тоже начал смещаться к берегу. Потом выбрался из воды и пружинистой походкой отправился к «Кюбельвагену».

Услужливо подскочил водитель, протянул полотенце. Блондин растирался резкими маховыми движениями, испытывая наслаждение. Потом зашел за машину, сменил белье. Толстяк сделал то же самое.

Разведчики изнывали за косогором. Как же их поторопить? Блондин по окончании процедуры начал облачаться в мундир майора. Мостовой смущенно хмыкнул, почесал переносицу. Возраст оказался не главным. Гауптман-связист тоже одевался. Офицеры обменивались впечатлениями. В тоне майора звучали менторские нотки. Гауптман не прогибался перед ним, скорее, испытывал раздражение.

Блондин натянул галифе, сапоги, втиснулся в китель, застегнулся. До портупеи и фуражки дело не дошло. Он поколебался, потом бросил что-то сослуживцу и устремил взгляд на ивовые заросли.

Разведчики замерли. Сухой комок подкрался к горлу, вызвал сильное желание прокашляться. Умение маскироваться оказалось на высоте! Майор ничего не заметил, сунул руку в карман галифе и, насвистывая песенку, двинулся через поляну.

– Отползаем… – выдохнул Шубин.

Мог и не приказывать – бойцы и так поняли, что надо делать. Дружно подались в кустарник, не отрываясь от земли. Мешались ветки, хватали за штанины.

Посторонних шумов блондин не слышал из-за собственного свиста. Он подошел к кустарнику, шагнул за косогор. Под ноги не смотрел, ястребиный взор проницал чащу напротив глаз.

Шубин не дышал, поедал глазами холеную немецкую физиономию. Здравствуйте вам, называется… Руки потянулись к застежке штанов. Тут майор снова задумался, обернулся. Очевидно, воспитание не позволило справлять нужду на виду у подчиненных. Из другого теста был слеплен этот потомок германских аристократов. Он сместился в сторону, зашел за раскидистый куст.

Это был сиюминутный порыв! Хорошо ли, плохо ли – само решилось. Шубин выкатился из ивняка с обратной стороны, схватил офицера за ноги, с силой потащил. За миг до этого водитель «Кюбельвагена» завел двигатель, и крик майора потонул в прерывистом рычании мотора. Невозможно переоценить такое стечение обстоятельств!

Майор оторопел, к тому же ударился головой. Он изогнулся дугой, Глеб оседлал его как жеребца, прижал к земле, врезал кулаком по челюсти. Немец напрягся, растрепались мокрые волосы. Светло-серые глаза полезли из орбит. Он потерял сознание, но быстро очнулся, побагровел, собираясь исторгнуть бычий рев. Шубин сжал ему шею сильными пальцами. Майор перестал трепыхаться, только рука непроизвольно стучала по земле. Неблагодарное занятие – придушить человека, чтобы не орал, но сохранить ему жизнь.

Майор покраснел, исказилось лицо. Глеб сжал еще сильнее. Жертва расслабилась. Глаза его были наполовину открыты, рот раскрыт. Только сейчас лейтенант обнаружил, что плавает в собственном поту. От дикого напряжения заныли старые раны. Немец потерял сознание. Надолго ли? Из кустарника выполз Шлыков с раздувающимися ноздрями, зашипел:

– Ну, вы даете, товарищ лейтенант, за вами не уследить… Хоть бы предупредили, что собираетесь делать…

– Да я сам не знал… Мужики, хватайте его за шиворот, тащите в кусты – да на дорожку, которую мы проложили. Разрешаю треснуть по харе, если очнется, только не перестарайтесь. Все, давайте, догоню…

Двигатель отрывисто закашлялся и заткнулся.

Из кустов доносился отдаляющийся шум. Возбужденные разведчики волокли добычу. Глеб отдышался. Сердце стучало, как полковой барабан. И впрямь он «дал». Шубин опустился на корточки, осторожно высунулся. Ничего тревожного в стане врага не происходило. Водитель вылез из кабины, захлопнул крышку капота. Фельдфебель в «Мерседесе» запустил мотор, покосился на кусты с отсутствующим выражением. Гауптман облачился, одернул ремень и забрался на заднее сиденье. Солдаты грузились в машину.

Шубин отполз, голова гудела. Положение, в общем-то, аховое. Пару минут они еще подождут, потом начнут интересоваться, окликнут господина майора. Еще подождут – вдруг передумал и присел по-большому? Минуты через четыре подойдут, обнаружат пустое место, примятую траву – налицо насилие и покушение на человеческую свободу! Как в шахматной игре – полный цейтнот!

Шубин перехватил автомат и стал углубляться в гущу ивняка…

Загрузка...