Смена подходила к концу. Джим устало прислонился к высокому ящику. Их здесь было невероятное количество. Ящики и бочки разных размеров громоздились друг на друге, многочисленные ряды превращали грузовой порт в лабиринт, где можно было заблудиться. Джим огляделся – а ведь это его рук дело! Это он и ещё сотни таких же работяг-грузчиков, день за днём возводили этот невероятный «город» на пирсе. Завтра утром подойдёт корабль, и ряды ящиков и бочек начнут исчезать в грузовом трюме. Хорошо, если это будет новенький пароход с крановой балкой. Работа пойдёт куда веселее! Но, скорее всего, громыхнув самодельным привальным брусом, к пирсу причалит очередная ржавая лохань. Она будет нещадно чадить, пока в машинном отделении разводят пары. А пьяный помощник капитана выйдет на бак и начнёт материться, указывая, как следует проводить погрузку.
«Эй, Джим! – позвали его. – Мы с ребятами в трактир. Ты с нами?» Низенький крепыш по кличке Пут был их бригадиром. Он немного картавил, но мало находилось смельчаков, желавших пошутить на сей счёт. Пут слыл прекрасным драчуном, хотя вывести его из душевного равновесия и заставить пустить в ход кулаки казалось невозможным делом. Джим согласно кивнул. Пожалуй, можно пропустить стакан-другой пива.
В трактире было грязно и шумно. Они уселись за свободный столик и принялись громко обсуждать последние портовые слухи.
– Слыхали новость? – пробасил толстяк Харрис, старожил бригады. – Владелец порта, говорят, того…скоро свернёт лавочку!
Ему ответил неодобрительный гул голосов. Джим машинально нащупал оставшиеся в кармане монеты.
– Да брось ты! – горячо возразил кто-то из новеньких. – Сколько портовых шлюх без работы останется! Куда же он их пристроит?
Дружный хохот сотряс спёртый трактирный воздух. Джим улыбнулся, но скорее для виду. Наверняка, Харрис не просто так сказал об этом, и толстяк, как пить дать, знает куда больше, чем рассказывает. Вон и Пут прищурился и теребит в руках бокал. Значит, дела идут паршиво. И Джим может скоро остаться без работы. От этой мысли ему стало не по себе.
– Джимми, ты куда? – окликнул его Пут.
– Пойду, воздухом подышу.
– Я с тобой, подожди!
У самого выхода Джим неловко посторонился официанта и задел чей-то бокал.
– Дьявол! Ты пролил моё пиво! – громыхнуло позади.
Джим повернулся. Из-за стола к нему поднимался какой-то матрос. Он оказался широкоплечим высоким здоровяком. Небритый с маленькими поросячьими глазками – верно, помощник капитана, таких Джим встречал едва ли не каждый день.
– Извини, приятель!
Детина схватил Джима за плечо и хорошенько встряхнул.
– Извини?! Ты, сукин сын, пролил мой последний бокал!
Джим не знал, что ответить. Толстые, похожие на сардельки, пальцы матроса больно вцепились в плечо, из его рта отвратно воняло алкоголем, рыбой и дешёвым табаком. Казалось, в этот момент весь трактир смотрит на них. Но на самом деле в общем гомоне вряд ли хоть кто-то обратил на них внимание. Лишь сидевшие за столиком рядом с матросом с холодным любопытством следили за происходящим. Джим оцепенел от страха. Здоровяк своим огромным кулачищем мог одним ударом выбить из него дух. Или попробовать ударить первым? Ноги подкосились.
– Джим, вдарь ему! – послышался позади смешок Пута. – Хватит пялиться, как чайка на моле!
– Давай, я… – проговорил Джим и сглотнул, – давай, я угощу тебя пивом. О’кей? И мы разойдёмся миром?
Хватка ослабла. Матрос смерил Джима насмешливым взглядом.
– Ха! Я тебя запомнил, приятель. Ты должен мне две пинты пива! Не сегодня, потом…Я через два дня вернусь в этот порт, и мы встретимся здесь. А теперь проваливай!
Джим отшатнулся. Поспешил к выходу, стараясь не оглядываться. На улице за дверью трактира Джим остановился и потёр плечо. Интересно, если бы началась заварушка, вступился бы за него Пут? Тот уже догнал Джима.
– Ты видел этого тюленя? – ухмыльнулся он. – Что ему надо было?
– Я разлил его пиво. Теперь я должен ему две пинты. Он сказал, что будет здесь через два дня.
– Ну, раз должен, значит, отдашь. За язык тебя никто не тянул, – рассудил Пут и, легонько хлопнув Джима по спине, добавил: – Но в следующий раз просто врежь ублюдку промеж глаз. И всего делов. Понял?
Джим кивнул.
– Как думаешь, Харрис не врал насчёт порта?
Пут помялся.
– Знаешь, никто на Библии не клялся. Но люди говорят, что порт закроют. Может быть, завтра, а может быть через полгода. Этого никто не знает.
– Пойду я домой, пожалуй, – вздохнул Джим. – Хватит с меня на сегодня. И устал я, как собака.
– Валяй, – согласился Пут. – Передавай Элис привет.
Джим махнул рукой и зашагал по булыжной мостовой. Всего через пятнадцать минут он был дома. В их каморке пахло рыбой. Рыбой пахло всегда – вездесущий, неистребимый запах, им была пропитана одежда, волосы, постельное бельё, всё вокруг. Не удивительно, если работаешь по десять-двенадцать часов среди ящиков, забитых морепродуктами. Джим опустился на стул и подпёр кулаком голову, разглядывая остатки скудного ужина. После рабочей смены чертовски хотелось есть, голодный дурман и пивной хмель кружил голову. Противное ощущение разбитости и пустоты терзало сильнее, чем физическая усталость.
Его жена Элис стояла у окна и молчала; потом вдруг всхлипнула и спрятала лицо в руки. «Мам?» – донёсся из угла тоненький голос Фрэнка. Сын забросил возню с каким-то деревянным огрызком и поспешил к матери. Джим отрешённо взял газету, пробежал глазами по заголовкам. На втором развороте он нашёл, что искал. «Америка – новая мечта!» – была озаглавлена статья. Джим достал из выдвижного ящичка ножницы и принялся неторопливо вырезать очерченный скромными вензелями текст.
Элис наконец повернулась к Джиму, заговорила быстро, словно боялась произносимых фраз: «Я не могу так больше! Понимаешь? Не могу! Нам нечего есть, не во что одеваться. Мы не заплатили в том месяце за квартиру ни пенни! Храни Господь миссис Бёрнс, она пока не выгнала нас на улицу» Она снова всхлипнула и погладила вцепившегося в её ногу Фрэнка. Джим покусал губу. Что он мог ей сказать? Что скоро обессилит от недоедания и не сможет выйти на работу? Или что вот-вот порт закроют? К горлу подкатил ком. Джим отложил газету.
– Послушай, дорогая…Я понимаю, нам тяжело…
– Невыносимо, Джимми! – поправила его Элис и смахнула слезу со щеки.
Джим встал. Подошёл к Элис, обнял её за вздрагивающие плечи.
– У нас есть единственный шанс.
– О чём ты говоришь?! Какой шанс?!
Фрэнки, которому шёл третий год, вряд ли понимал смысл разговора, но, кажется, уловил общее настроение: он стоял посредине каморки и куксился, сжимая маленькие кулачки. Джим вернулся к столу, отыскал среди обрезков газеты статью.
– Вот наш шанс. Я должен ехать в Америку. Я должен обустроиться там: найти хорошую работу, жильё, а потом вернуться за вами, – Джим говорил тихо, но с таким напором, какой бывает у приливных волн, штурмующих каменные молы. – Я должен сделать это ради тебя…ради Фрэнки, понимаешь?
Элис опустила голову.
– Я этого не вынесу! Как мы будем без тебя?
– Поживёшь пока с моими стариками. Думаю, они не будут возражать. Тем более, им сейчас не помешает уход. Да и за домом следить тяжело.
– Они тоже не богачи, Джим! Почему ты решил, что они будут рады содержать лишние рты?
– Всего месяц! Я копил деньги, чтобы отдать долг мистеру Саймонсу. Этих денег должно хватить и мне, и вам.
Кажется, Элис смирилась.
– А как же мистер Саймонс?
– Я всё отдам ему, когда вернусь за вами, – отмахнулся Джим. – Собирай вещи, Элис. Завтра есть один рейс в Америку. И я должен успеть на него.
Джим старался выглядеть бодро и решительно. Хотя на самом деле кошки скреблись от одной мысли, что придётся покинуть привычные места, покинуть семью, чтобы оказаться чёрт знает где – за тысячу миль в полном одиночестве. Но глядя на влажные, слипшиеся от слёз ресницы Элис, он не мог признаться об этом вслух.