Сегодня ровно в десять тридцать я опустил свой вертолет на площадку у подножия пусковой эстакады.
Наш «Меркор-П» был в полной готовности. Вместе с другими участниками экспедиции я прошел в кабину, где нам предстоит провести немало дней и ночей. Она не очень просторна: конструкторы космических кораблей вынуждены экономить вес, а стало быть, и объем. Но для двенадцати членов экипажа «жилой площади» достаточно. В тесноте, да не в обиде.
В одиннадцать сорок прозвучала команда: «Занять места!» Мы улеглись в контурные лежанки, каждый на свою, подогнанную к особенностям тела пассажира, точно так же, как подгоняются протезы.
Мы прикрылись пластмассовыми крышками. В моей сделаны отверстия только для глаз, носа и рта. У членов экипажа свободны и руки. Крышка кое-где впивается в тело. Но я мирюсь с этими кратковременными неудобствами: они помогут мне избежать значительно больших неприятностей в момент выбрасывания корабля катапультой и затем во время работы ракетного двигателя.
Контуры крышки в точности отвечают очертаниям моего тела, но не того, каким я теперь обладаю, а того, каким оно станет при перегрузке. Ускоренное движение во время взлета на несколько минут изменит форму моего тела. Даже лицо мое в этот момент станет неузнаваемо. Форма крышки заранее учитывает эти будущие изменения.
Вспомните свои ощущения, когда вожатый автобуса резко трогает машину с места: вас с силой прижимает к спинке сиденья. Но ведь рывок нашего корабля будет много длительнее и неизмеримо резче, чем рывок автобуса. Во столько же раз ощутимее для нас и перегрузка.
Одиннадцать сорок восемь… Первый предупредительный световой сигнал. Близится время пуска… Второй сигнал… Третий… Ну, скорее же! Скорее! Резкий толчок. Это сработала катапульта. Тело вжимается в губчатую резину лежанки.
Одиннадцать пятьдесят три. Включаются двигатели. Люди на Земле видят гигантские языки пламени, вырывающиеся из сопел ракеты. Но мы узнаем о работе двигателя только по тихому жужжанию и легкому, еле заметному подрагиванию корабля.
С каждой секундой скорость полета увеличивается. Ровно через семь минут она достигнет 14,6 километра в секунду. Тогда двигатель автоматически выключится. Но мы все так же будем лететь по инерции в межпланетном пространстве, где нет воздуха, не испытывая сопротивления среды.
Секундная стрелка, обогнув полкруга, стремительно приближается к верхней точке циферблата. Двенадцать часов… Вибрация затихает. Жужжание прекращается. Тишина. Слышно лишь тиканье хронометра. Двигатель выключен.
Сразу чувствуется резкая перемена во всем теле. Мы стали невесомы. Но ваш корреспондент не новичок в звездоплавании и знает, как надо вести себя человеку, потерявшему вес.
Моя крышка, надежно, как броня средневекового рыцаря, защищавшая меня от всех неприятностей перегрузки, становится ненужной, даже обременительной, как тесная обувь. Нажим кнопки — и она раскрывается. Точно так же освободились от своих пластмассовых скорлуп и мои товарищи. Радист налаживает радиосвязь с Землей.