Выборы 1945 года: победа демократии впечатляющая, но не полная

Выборы в парламент были отмечены самой высокой активностью избирателей за всю историю Финляндии. За ДСНФ голосовал каждый четвертый избиратель, что дало 49 депутатов в парламенте. СДПФ получила 50 депутатов и Аграрии — 49. Значимость победы ДСНФ заключается в том, что его депутаты в случае несогласия с парламентским большинством могут провалить любой закон. Это огромная победа демократических сил!

В день объявления результатов выборов меня пригласил к себе Жданов. Было заметно, что он в кислом настроении.

— Прогноз ваших источников оправдался. Теперь ясно, что парламент не сможет, если и захочет, возвратить страну к старым порядкам. Очевидно также, что и демократические силы, не набрав двух третей депутатского корпуса, будут не в состоянии по-настоящему демократизировать Финляндию, как это делается в Румынии, — с огорчением сказал он. Я уже тогда догадывался, что Жданов мечтал о том, чтобы развитие Финляндии пошло по румынскому пути.

Не разделяя этой его точки зрения, я сделал вил, что не обратил внимания на его фразу о Румынии.

На пятый день после парламентских выборов Жданов вновь пригласил к себе. Ему, естественно, не терпелось узнать новости из первых рук. Хорошо, что за короткое время мне удалось повидаться с двумя источниками.

— Последние две недели, — сказал я Жданову, — решали судьбу страны, какой ей быть: демократической или оставаться полуфашистской, враждебной Советскому Союзу. Парламентские выборы показали, что финский народ проголосовал за демократической путь развития страны. Это его огромная победа, но она нелегко далась.

Продолжая свой доклад, рассказал ему, что Паасикиви, получив предложение формировать правительство, созвал заседание министров, где, поблагодарив их за хорошую совместную работу в прошлом, высказал пожелание о дальнейшей совместной работе. При этом Паасикиви заметил, что в связи с победой ДСНФ на выборах он намерен включить в состав правительства семь его представителей, в том числе трех от коммунистической партии. Единственной реакцией на намерение Паасикиви ввести в правительство трех коммунистов был слабый гул удивления. Отказов войти в новое правительство не последовало.

Формирование правительства, однако, затягивалось. Наступил апрель, а Паасикиви молчал. Только 17 апреля был объявлен состав правительства, в котором, по существу, остались прежние министры, только с некоторыми перестановками в связи с получением коммунистами поста министра внутренних дел. Им стал Юрье Лейно, муж Герты Куусинен.

Парламентские фракции «трех больших» сделали от имени парламента следующее заявление: «…Необходимо установить подлинно искренние отношения со всеми демократическими государствами и, прежде всего, с Советским Союзом, построив эти отношения на базе обоюдного доверия и уважения, взаимных связей, искренней и прочной дружбы».

Я еще раз внимательно прочитал это заявление, и меня охватила радость! Это триумф демократических сил! Таким важным заявлением новый финский парламент начал свою работу.


Союзная Контрольная Комиссия посетила пленум финского парламента, после чего была приглашена на кофе главами финской группы межпарламентского союза. Слева направо: полпред Орлов, секретарь посольства Елисеев, советник посольства Попов.
Фото и текст из шведской газеты середины 1940-х годов

За весь период самостоятельности Финляндии ее парламент впервые поручает правительству осуществлять новый курс внешней политики, направленной по пути уважения, обоюдного доверия, взаимных связей, искренней и прочной дружбы с Советским Союзом. Теперь дело за программой правительства Паасикиви.

После выборов я привел в норму и восстановил регулярность встреч с источниками влияния.

Через пять дней отправился к Жданову.

Жданов принял сразу. Он был в хорошем настроении. С каждой встречей он становился доступнее и приветливее.

— Каковы успехи? — спросил он, пожимая мне руку.

— Жаловаться было бы грешно! — в тон ответил ему. — Нынешний парламент имеет возможность принять закон об учреждении суда над реакционерами — политиками и генералами прогитлеровской приверженности.

— Наверно, мы зря на переговорах с финнами о перемирии уступили их просьбе, чтобы они сами судили своих виновников войны, а не международный суд, — заметил Жданов.

— Такой суд, по мнению демократических сил, будет иметь большую силу психологического воздействия на народ, чем если бы их судили победители. Конечно, финский суд может приговорить подсудимых к меньшим срокам тюрьмы, чем суд победителей, но не в этом главная цель судебного процесса. Важно то, что судить будут финны финнов по финским законам.

Жданов промолчал.

— Да, это хорошая победа демократических сил, она знаменует собой конец безраздельного господства реакции и начало процесса демократизации Финляндии, — сказал Жданов, видимо уже выбросив из головы абсолютную победу коммунистов по крайней мере в две трети голосов, которая ему грезилась.

За чаепитием он вновь заговорил о правительстве Паасикиви, воздавая ему должное в умении стабилизировать политическую обстановку в стране и добросовестно выполнять условия перемирия.

Воспользовавшись дружеским расположением Жданова, счел своевременным высказать ему некоторые пожелания возможных действий со стороны Советского Союза в отношении Финляндии.

— Нам стало известно, что лидеры реакционных кругов Финляндии через английскую разведку начали поиск путей сближения с государственными структурами Англии и США, чтобы прервать начатое сближение финнов с Советским Союзом. В этой связи хорошей контрмерой с нашей стороны было бы установление дипломатических отношений между Финляндией и СССР еще до подписания мирного договора союзников со странами-сателлитами. Юридически мы имеем полное право так поступить, поскольку Финляндия добросовестно выполняет условия перемирия.

Жданов с большим вниманием выслушал мои предложения, минуту помедлив, спросил:

— Это ваши личные предложения?

— Эти предложения возникли у меня в связи с быстро меняющейся политической обстановкой в стране в пользу Советского Союза. Такие меры со стороны СССР наглядно показали бы финнам, что русские не на словах, а на деле стремятся к установлению дружеских и добрососедских отношений.

— А как это может снизить безработицу?

— Безработицей охвачены больше всего судостроительная промышленность и лесообрабатывающая. В них занято большинство рабочего класса. Мы на выгодных условиях могли бы загрузить их верфи заказами на строительство новых судов большого водоизмещения и ремонтом судов, пострадавших в годы войны, которые у нас стоят на приколе. Что касается деревообрабатывающей промышленности, то финны могли бы обеспечить нас пиломатериалами и балансом для горнорудной промышленности, в чем она остро нуждается.

Жданов молча посмотрел на меня, а затем сказал:

— Прошу вас пойти к политическому советнику СКК Орлову, повторите ему ваши предложения. Вместе напишите записку Сталину.

После избрания парламента и формирования правительства появилось время для более плановых встреч с источниками информации и влияния. Решил повидаться с Графом. Едва встретились, как он взволнованно начал рассказывать сведения, которые взволновали и меня. Один его друг юности сообщил, что английская разведка вместе с финнами проводит перехват телефонных разговоров Жданова со Сталиным. Организаторами с финской стороны являются руководители разведывательного отдела Генерального штаба полковники Халлама и Кяккенен, а непосредственными исполнителями — офицеры радиоразведывательной службы Хейкки и другие.

Подслушивание телефона «ВЧ», по которому шла связь Жданова, было организовано на телефонном кабеле в районе г. Котка, где установлено круглосуточное дежурство специалистов радиоразведывательной службы.

Все разговоры по этому телефону они записывали на специальную пленку аппаратурой, полученной от английской разведки. Резидент этой разведки в Хельсинки Босли доставил из Лондона специальную лабораторию по расшифровке записей речи.

— К настоящему времени, — сказал Граф, — специалисты не могут расшифровать записи. По словам его друга, вместо речи происходит какое-то бурное улюлюканье, сумбурные звуки, но ни одного нормального слова не выявлено.

Рассказав это, он просил использовать эти данные весьма осторожно, чтобы не подвести его. Конечно, я обещал ему это.

Расставшись с источником, помчался в резиденцию Жданова. К счастью, он был свободен от посетителей. Как только сели, рассказал ему всю эту историю. Мой рассказ напугал его. Он быстро поднялся с кресла и, подойдя ко мне, тревожно спросил:

— Друг вашего источника сказал правду, что мои разговоры со Сталиным пока не поддаются расшифровке?

— Абсолютную правду. Граф доверяет ему, — спокойно ответил я.

— Кто кроме вас знает об этом?

— Кроме нас с вами — никто из советских людей не знает об этом.

— Что вы предлагаете?

— Прежде всего, — сказал я, — надо пока сохранять в тайне все, что нам известно об этом деле. Дальнейшие действия проводить под руководством II контрразведывательного управления Центра совместно со специалистами службы «ВЧ» наркомата. Нужно установить места нарушения телефонного кабеля, о котором сообщил наш источник. Выявить всех лиц, причастных к подслушиванию, и место лаборатории, в которой производится расшифровка записей переговоров. Учитывая, что министром внутренних дел является коммунист Лейно, следовало бы переговорить с ним, чтобы все расследование этого дела он взял бы на себя и поручил своему доверенному человеку в полиции (у него такой есть) лично проводить все нужные мероприятия совместно с представителями советской контрразведки. Следствие и суд над виновниками дела должны проводиться финскими органами правосудия.

Жданов в принципе согласился с высказанными предложениями, но добавил, чтобы наша разведка не отстранялась от этого дела. Сегодня же он будет договариваться с наркомвнуделом, чтобы срочно прислали нужных специалистов.

На третий день нашего разговора ко мне в номер гостиницы «Торни» ввалилось шесть москвичей и почти все старые знакомые. С той минуты было положено начало большой и кропотливой работе по разоблачению английской и финской разведок, подслушивавших телефонные разговоры между Ждановым и Сталиным.

Около двух недель потребовалось, чтобы завершить операцию. Наши связисты, постоянно находившиеся при СКК для обеспечения бесперебойной работы системы «ВЧ», быстро обнаружили места, где к телефонному кабелю подключалась аппаратура для записи разговоров. Финны из МВД установили дом и помещение, где была установлена аппаратура по расшифровке записи.

Получилось так, что когда полиция вошла в помещение лаборатории, три финских инженера в поте лица старались услышать человеческий голос. Аппаратура была опечатана, погружена в автомобиль, изъято много пленок-записей голоса и все доставлено в МВД для следствия над задержанными на месте преступления.

На следствии арестованные показали, что все их попытки расшифровать записи речи ни к чему не привели. По просьбе следствия наши специалисты, прибывшие из Москвы, проделали весь путь преступников от записи на пленку с телефонного кабеля в тех местах, где это проделывали нарушители, до сотни попыток расшифровать на этой же аппаратуре, но и эти действия не дали положительного результата. Вся аппаратура, изъятая у преступников, была передана в СКК для дополнительных исследований на предмет расшифровки записей голоса. На одну из таких проб пригласили Жданова, где он убедился, что теми техническими средствами, которые применялись противником, расшифровать голос человека, записанный на пленку с аппарата «ВЧ», невозможно. Наши специалисты, присутствовавшие при этом, заявили, что современная техника сделать это не в состоянии. После этого Жданов успокоился и продолжал использовать «ВЧ» для связи со Сталиным. Правда, один из «руководства финской разведки» поспешно бежал в заморские края, чтобы избежать суда.

Опасаясь возможности подслушивания разговоров Жданова в самой резиденции, несмотря на установленный глушитель типа «зуммер», московские специалисты провели тщательное исследование этой системы, которая также оказалась высокой стойкости.

Наступил май месяц, а следы вьюжной зимы все еще оставались высокими сугробами по всем улицам Хельсинки, оставив транспорту и пешеходам узкие дороги. В такое время удобно проверяться и уходить от «наружки».

Жданов что-то зачастил с вызовами меня для доклада о положении страны за последние десять дней.

Принял он меня у себя в спальне, полусидя на кровати. Вид у него был измученного человека. Видимо, грудная жаба (по медицински — стенокардия) стала часто донимать его. Он был занят чтением какого-то документа.

Свой доклад я начал с сообщения, что в стране сейчас происходит дифференциация сил на противников и сторонников нового курса внешней политики Финляндии в отношении Советского Союза. Стало известно о недавних секретных встречах старых деятелей этой партии с Паасикиви, где уговаривали его отказаться от проведения суда над Таннером, Рюти, Рангелем и другими. На все их уговоры Паасикиви ответил примерно следующим образом: «После двух войн с Россией нам, финнам, наконец пора поумнеть. Народ не может нести ответственности за эти войны, каждый должен нести свой крест. Нашей первейшей задачей сейчас является добросовестное выполнение всех статей Соглашения о перемирии». Во время встречи Паасикиви вел себя с посетителями непочтительно. Те быстро ретировались.

Делались подходы к Паасикиви и со стороны английской разведки. Особенно усердствовал в этом В. В ильянен, но ответы ему были такие же, как представителям Коалиционной партии.

Видя, что Жданов не намерен меня прерывать вопросами, я далее рассказал, что помимо подрывной работы правых в парламенте они начали такую же работу непосредственно в СДПФ и Аграрном союзе, призывая руководство этих партий к разрыву с ДСПФ и созданию новой коалиции в составе СДПФ, Аграрного союза и остальных буржуазных партий.

— Чтобы предотвратить такой ход событий, — сказал я, — является целесообразным организовать такую встречу Паасикиви, парламента, правительства и СКК.

— Я думаю, что это будет правильным, — коротко ответил Жданов.

Вышел я от него с хорошим настроением. Заглянув в «святцы», встревожился, что пропустил две обусловленные встречи с Моисеем. Тут же позвонил ему. По голосу и сигналу он узнал, кто звонит, и через час мы уже вели беседу. Сожалел, что не встретились в обозначенное время, поскольку он недели три как зарядился одной идеей, которая не дает ему покоя. Суть ее состоит в следующем.

— Готовясь к очередному раунду борьбы демократических сил за проведение суда над главными виновниками войны, — сказал Моисей, — решил пока для себя определить, кого следует назвать виновником войны и судить за совершенные преступления. Вспомнив своего друга по молодым годам, П. П., работающего в Генеральном штабе, я решил посоветоваться с ним. Тот без колебаний ответил, что маршал Маннергейм, будучи тесно связан с фашистской кликой Германии, принимал прямое участие по вступлению Финляндии в войну с СССР на стороне Германии. Он 15 июня 1941 года, когда финны еще не вступили в войну, подписал приказ о подчинении финского армейского корпуса, дислоцированного в Рованиеми, немецкому главному командованию и об использовании его немцами в боях против Советского Союза. Являясь главнокомандующим финской армии, маршал Маннергейм в начале апреля 1942 года встретился с генералом Дитлем, командующим германским горно-егерским корпусом «Норвегия», наступавшим на Мурманском направлении. Целью встречи было согласование совместных планов весеннего наступления в Восточной Карелии и Мурманском направлении для захвата железной дороги в районе Беломорска или в другом пункте, чтобы прервать жизненно необходимую помощь со стороны Англии.

Гитлер под предлогом празднования 75-летия Маннергейма прибыл в Хельсинки, где провел переговоры с ним и президентом Рюти по закреплению Финляндии как верного участника войны против Советского Союза.

Когда немцы узнали о переговорах Паасикиви с советским послом Коллонтай в отношении прекращения войны и подписания с Финляндией перемирия, то немецкое правительство обратилось именно к Маннергейму, а не к кому-либо другому, чтобы сорвать согласие финнов на прекращение войны с Советским Союзом. И Маннергейму через президента Рюти удалось это сделать.

В начале июня 1944 года (за три месяца до капитуляции Финляндии) Гитлер направил Маннергейму письмо, в котором требовал не допускать мирных переговоров Финляндии с Советским Союзом и вступить в военный союз с Германией, сделав публичное заявление, в котором она, Финляндия, обяжется сражаться вместе с Германией до конца. Не заключать мира и даже не зондировать его возможностей без консультации с Германией, то есть без ее разрешения. Вслед за письмом Гитлера в Хельсинки прибыл Риббентроп с требованием, чтобы Финляндия незамедлительно вступила в военный союз с Германией, и он, Риббентроп, будет оставаться в Хельсинки, пока она не выполнит это требование Гитлера. Когда попытка Маннергейма и Рюти провести желательный Гитлеру ответ через парламент не удалась, Рюти был вынужден лично подписать ответное письмо Гитлеру о согласии Финляндии сражаться вместе с Германией до конца.

После того, как Маннергейм 4 августа стал президентом, он всю силу своих способностей направляет на срыв суда над главными виновниками войны, делая это с сознанием, что этим самым он выгораживает от суда и себя.

— Пока маршал Маннергейм будет оставаться президентом, демократизировать Финляндию и сделать ее дружественной к Советскому Союзу будет затруднительно. Пора показать народу его тесную связь с Гитлером и потребовать ухода его в отставку с поста президента. В этой связи желательно, чтобы Жданов в неофициальной встрече с Паасикиви убедил последнего в необходимости ухода Маннергейма в отставку в интересах дружбы и мира, — сказал Моисей.

Информация и предложение Моисея оказались важными, и я решил доложить Жданову. Принял он меня сразу, выпроводив из кабинета какого-то генерала. Заказывая чай, он заметил, что от моих докладов у него пересыхает в горле.

Положенную перед ним запись беседы он стал внимательно читать, подчеркивая некоторые абзацы. Окончив чтение, задумался, кивком головы пригласил к чаю и спросил:

— Каково ваше мнение по предложению источника в отношении Маннергейма?

— При сложившейся ситуации можно было бы спросить Паасикиви, как он расценивает вариант ухода Маннергейма в отставку с поста президента, скажем, по болезни или по старости. Ведь ему уже 79-й год и народ его президентом не избирал, а сделал это прошлый парламент военного времени. При таком подходе представителю СКК не пришлось бы вмешиваться в вопрос об отставке президента.

Все мною сказанное Жданов внимательно выслушал и еще раз прочитал мою запись беседы с Моисеем, подошел к телефону ВЧ и попросил московскую телефонистку соединить со Сталиным. Такого оборота дел я не ожидал и конечно взволновался — что скажет Сталин. Через минуту Жданову сообщили, что Сталину можно позвонить через полчаса. Отойдя от телефонного аппарата, Жданов стал прохаживаться по комнате. Считая свою миссию законченной, я поднялся с кресла и сделал два шага к выходу, но он остановил меня, сказав:

— Вы можете понадобиться при моем разговоре, останьтесь и коротко изложите вашу прошлую информацию.

Я захватил с собой записку тезисного изложения информации, полученной за последнее время, и положил ему на стол два листа машинописного текста. Жданов тут же начал внимательно читать, отмечая карандашом целые предложения.

Ровно через полчаса его соединили со Сталиным. Свой доклад он начал с изложения внутриполитической обстановки в Финляндии, а затем перешел к тому, что в настоящее время в парламенте готовится закон о суде над главными виновниками войны, вокруг которого как в парламенте, так и в стране разрастается борьба между демократами и реакционными силами — кого судить, кто судьи и на какие сроки осуждать.

Сталин прервал его и, видимо, спросил, что делает правительство в этом направлении.

— Оно испытывает сильное противодействие этому со стороны врагов Советского Союза, — сказал Жданов и далее стал излагать предложения в отношении отставки президента Маннергейма.

Когда Жданов выговорился и замолк, Сталин тоже молчал. Я подумал даже, что прервалась связь, но вскоре от Сталина последовал примерно следующий вопрос: «Подошло ли время к отставке Маннергейма?»

Жданов:

— Еще рановато, пусть Маннергейм сначала осудит своих соучастников, а потом легче будет решать этот вопрос. Во время суда Маннергейм неизбежно будет неоднократно упоминаться как повинный в преступных приказах по армии и за сговор с немцами о вступлении Финляндии в войну на стороне фашистской Германии. Тогда народ Финляндии примет отставку Маннергейма с облегчением.

Сталин сказал (в последующем пересказе Жданова мне):

— Пусть Паасикиви сам решает об отставке Маннергейма, без нашего вмешательства.

Жданов:

— В беседе с Паасикиви мы не будем требовать отставки Маннергейма. Мы только поинтересуемся, как он лично относится к нему, также спросим, каково отношение к нему народа.

Сталин:

— А если Маннергейм после беседы с Паасикиви возьмет да и подаст в отставку, есть у вас предложение о кандидатуре в президенты?

Жданов вслух повторил:

— Кандидатуру в президенты? — и бросил на меня вопросительный взгляд. Я тихим голосом подсказал:

— Паасикиви.

Жданов тут же назвал это имя Сталину.

Закончив беседу, Жданов стал быстро ходить по кабинету. Вскоре, однако, он успокоился и, пересказав мне вопросы Сталина, сказал:

— Как видите, Сталин согласился с нашими предложениями в отношении отставки Маннергейма. Подготовьте справки на возможных кандидатов в премьер-министры, которые понадобятся, когда президентское кресло займет Паасикиви.

Загрузка...