Резистент

Глава третья

Утро наступает не вовремя: я совершенно не выспалась и чувствую себя разбитой. На завтраке меня подташнивает, и я запихиваю в себя только горбушку хлеба, – на большее не способна. Тяжелая выдалась ночь. Я проворочалась в постели несколько часов, думая о том, что будет дальше. Вечером я осмотрела кровать Иванны, ее тумбочку. В ящике нашла карандаш. Его она тоже случайно оставила?

Сразу после завтрака нас ведут на тренировку. В зале не только новички, но и многие другие Резистенты. Дюжина парней играет в футбол, несколько девочек помогают друг другу качать пресс на цветных ковриках. Пахнет свежей резиной. Мне заниматься не хочется, так что я сразу сажусь на лавочку. Тут же подходит девушка лет двадцати, с волосами, убранными в высокий хвост.

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Немного.

– Не нужно отвести тебя к врачам?

– Нет, что ты, спасибо.

Девушка недовольно поднимает брови и уходит. На самом деле мне как раз нужно пойти к врачу – но после десяти вечера. Почему Агата держит свою историю в тайне? Что такого в том, что ее забрали в Центр из-за отца? Возможно, я догадываюсь, в чем дело. Может, ее тоже держат взаперти. И она хочет уйти, но не может, а критиковать Центр вообще запрещено… Но нет, дело в чем-то другом.

Ко мне подсаживается Ната.

– Ты какая-то бледная, все в порядке?

– Да, – вру я, чтобы не беспокоить ее, – просто сонная.

После двух часов в зале нам разрешают вернуться в комнаты. Но в холле уже поджидает господин Бернев.

– Доброе утро, Резистенты, – его голос сух, как обычно. – Привезли письма от ваших родственников. Сегодня вы можете написать ответы, но учтите, что рассказывать что-либо о Центре, его местонахождении, работе и сотрудниках запрещено. Нам придется прочесть каждое письмо перед отправкой, – это меры предосторожности. Письма уже в ваших комнатах.

Ба не могла мне ничего написать. Она почти не видит! Но, по крайней мере, кто-то заходил к нашим родственникам, – а значит, навещал и Ба. Пока все спешат в комнаты, я подбегаю к Берневу, который уже собирается уходить.

– Простите, но моя бабушка… как она? Ей объяснили, что со мной? И я думаю, что ей нужна моя помощь, она сама…

– Твоя родственница, сто семнадцать тридцать четыре, не сама. Ее отправили в место, где ей обеспечат уход и заботу. Разумеется, письма она не написала, но с ней поговорили и все разъяснили.

От сердца отлегло, но… Куда ее поместили? В больницу или в дом престарелых, разумеется. Ей там не место. Никто, кроме меня, не сможет заставить ее есть, когда она не хочет. Никто не почитает ей на ночь. Никто не успокоит в те моменты, когда она почти не соображает, что происходит. Она стара и больна; и пусть даже Ба смогут назначить хорошее лечение, ей все равно будет одиноко и страшно вне дома.

Бернев, не дожидаясь моего ответа, исчезает, быстро спускаясь по лестнице. Я возвращаюсь в свою комнату и застаю Нату плачущей над письмом.

– Что-то случилось? Плохие новости от семьи?

– Нет, нет, – она утирает слезы рукавом, – просто мама пишет, как скучает по мне.

Жаль ее, но в то же время… мне-то совсем никто не написал. Некому скучать обо мне, кроме Ба. И тут я замечаю на своей кровати белый конверт; он надорван с одной стороны, но сейчас мне все равно. Хватаю конверт и читаю имя: «Артур 11454». Артур!

Быстро вытряхиваю письмо. Мой друг пишет о том, как пришел искать меня после дня прививок, но не нашел ни дома, ни в больнице. Он спрашивал обо мне у всех подряд в больнице и так им надоел, что его запомнили по имени. А потом он снова заходил ко мне домой и застал там непонятных людей, которые помогали Ба собрать вещи. Артур соврал им, что он – мой жених, и ему позволили написать письмо. Еще он получил прибавку к зарплате. На этом новости заканчиваются и начинаются вопросы: где я? Что происходит? Как со мной увидеться? Я не могу ответить ни на один. Но Артур, наверное, и представить не может, как тепло и спокойно мне стало от его письма. Я чувствовала себя абсолютно одинокой, но где-то там, в городе, есть человек, который волнуется за меня. Сижу и глупо улыбаюсь несколько минут.

Дождавшись вечера, начинаю изображать больную. Правдоподобно постанываю, держась руками за живот, бреду по лестнице на нижний этаж: в левом крыле живут старшие Резистенты. Где-то тут комната Адама – он сказал нам номер, но я там ни разу еще не была. Стучу.

– Кто там?

– Это Вероника! Ты не мог бы выпустить меня из корпуса?

Дверь резко открывается, так что я едва не получаю по лбу, и высовывается Адам. Его влажные темные волосы чуть кудрявятся.

– Зачем?

– У меня живот болит, – вздыхаю я, понимая, что актриса из меня не очень. – Тошнит и все такое. Хочу сходить к доктору.

– Зачем же? У меня есть таблетка. Проходи.

– Ты уверен, что она поможет?

– Уверен.

Делать нечего: вхожу в комнату. Она абсолютно не похожа на мою спальню. Здесь только одна кровать, зато есть большой письменный стол, на котором разложены чертежи и несколько бумажек с непонятными символами и обозначениями. Стена над кроватью обклеена плакатами. Вдоль спинки кровати и на стуле развешена одежда – видимо, грязная. Всюду огрызки карандашей, в углу – опрокинутый табурет. Я-то думала, что Адам – идеальный аккуратист! Но ему, похоже, и дела до всего этого хлама нет. Он принимается рыться в ящиках стола и находит там пакетик с таблетками. Набирает мне воду в большую зеленую кружку, протягивает:

– Должно помочь.

Приходится выпить. Ладно, хуже не станет. Но к доктору-то попасть все равно надо. Почему бы ей просто не зайти за мной, не забрать из общежития? Или она боится слежки?

– Посиди тут. Если не станет лучше, придется идти в «Солар».

– Ладно, – соглашаюсь я, осматривая чертежи, за которые садится Адам. Лицо его тут же становится сосредоточенным, словно он и не отрывался от работы. Его отрешенность напоминает мне об Иванне и ее рисунках.

– Ты делаешь какие-то планы? – осторожно интересуюсь я.

– Это схема вентиляции, – не оборачиваясь, отвечает Адам. – Но обычно я рисую карты.

– Типа… Географические?

– Да. Карты местности за стенами города. Там есть довольно красивые места, я их зарисовываю во время разведок.

– В самом деле? Там ведь нет ничего живого.

– Серьезно? – усмехается Адам. Высокомерно так усмехается, словно я глупость сказала. – Если ты теперь знаешь о Резистентах, то как можешь думать, что за стеной нельзя выжить? Там полно растений и животных, – только не вокруг городов, а подальше. Иногда мы туда заходим.

– Вы – это исследовательский отряд?

– Да, обычно ходим по два-три человека. Скоро узнаешь, вас для того и тренируют. Мы берем пробы почвы и воды из разных мест, а потом привозим сюда, исследуют. Ищем места, где могут жить обычные люди, но пока не нашли. Зато видели реку с красной водой. Еще однажды нашли остатки храма старых людей. Там много чего, за стеной. Некоторые отряды и до других поселений доходят. Как твой живот?

– Да… Пока не особо помогает. Давай я все-таки схожу в «Солар».

Он без слов поднимается от чертежей и быстро ведет меня к выходу.

– Дальше я сама.

– Тебя же тошнит? Я не могу отпустить тебя идти через весь ЦИР. Сама понимаешь.

И он сопровождает меня до «Солара», везет в лифте, подводит к самому кабинету доктора Агаты… и ведет дальше. Открывает передо мной двери соседнего кабинета.

– Давай, я буду ждать внизу.

В кабинете совсем другой врач, мужчина. И что теперь делать? Захожу, сажусь на кушетку и дожидаюсь, пока шаги Адама стихнут в коридоре.

– Что беспокоит? – врач поднимает взгляд от бумаг.

– Простите, а доктора Агаты сейчас нет?

– Сегодня не ее смена, но, может, она работает с документацией в своем кабинете.

– Тогда можно мне зайти к ней?

– Зачем? Я осмотрю тебя.

Ну и что мне делать? Если завтра я снова скажу, что мне нужно к врачу, это будет слишком подозрительно. Сейчас – мой единственный шанс поговорить с Агатой. Начинаю судорожно соображать.

– Дело в том… мне обязательно нужно именно к ней, давайте, я постучу и спрошу…

– Говорю же, не ее смена, она сейчас не будет тебя принимать. Спрашивай у меня.

– Об этом, – говорю я доверительным шепотом, – я могу спросить только у нее.

Он удивленно поворачивает ко мне голову.

– Будет немного неудобно спрашивать такое у вас. – Я мнусь, кажется, даже удается покраснеть. – Это чисто женский вопрос.

– Врач – существо бесполое, – заявляет медик. – Ну ладно, если неудобно – иди.

– Спасибо, – киваю я, слишком резко вскакивая с кушетки. Так убедительно сыграть стесняющуюся девочку и так нелепо разрушить весь образ несчастной больной! Но врач, кажется, ничего не замечает, и я выскальзываю из кабинета. Трижды стучусь к Агате – по привычке, как делала это дома. Она открывает тут же: должно быть, слышала шум в коридоре и ждала меня.

– Привет, сто семнадцать тридцать четыре, – весело говорит она. На губах – приветственная улыбка. Теперь-то я знаю, что Агата только притворяется такой милой, хотя, судя по всему, и правда хорошо ко мне относится. – Что-то случилось?

Я знаю, что она не может говорить прямо, пока мы в кабинете: здесь везде прослушка. Нужно разговаривать осторожно.

– У меня живот болит, я уже выпила таблетку, но лучше не стало.

Взгляд мой блуждает по углам кабинета. Интересно, где здесь камеры и микрофоны? Есть ли слепые пятна?

– Самолечением занимаешься? Смотри мне.

Она берет со стола блокнот, открытый на исписанной странице, и протягивает мне, прикладывая палец к губам.

– Сейчас посмотрим, как тебе помочь. Ты не ела ничего, кроме того, что давали в столовой?

– Кажется, нет, – я быстро пробегаю глазами по строчкам.

«Здесь нет камер, но они всё слышат. Я не могу увести тебя во двор, пока Адам здесь. Разговор придется отложить, но прочти все, что здесь написано, а потом тихо положи блокнот и уходи. Возможно, это будет тяжело воспринять, но у меня нет времени готовить тебя и объяснять все как следует. Оставайся спокойной и не выдавай волнения. Ты единственная, кому я решила довериться».

– И где именно болит?

«Трое ребят из вашей девятки не уехали домой, они в Центре. Нескольких Резистентов отбирают каждый год. Здесь проводятся незаконные исследования, которые заказывает правительство. Об этом знают только некоторые врачи и руководство. Другие твои друзья тоже могут оказаться в лаборатории. Тебе это не грозит, потому что ты – абсолютный Резистент, но и ты не в безопасности. Я могу помочь тебе и твоим друзьям, если ты готова рискнуть и довериться мне. Скоро вас будут распределять по специализациям, ты должна стать членом разведывательного отряда. И помни, что если как-то выдашь меня, нам обеим конец».

– В районе желудка, наверное…

Мне слишком тяжело дышать, голос звучит сдавленно. Господи, пусть те, кто нас подслушивают, спишут это на тошноту… От прочитанного меня и правда начинает тошнить.

Соберись, говорю я себе. Было ясно, что все в этом Центре слишком хорошо, чтобы быть правдой. Можно ли отсюда сбежать? Может, я смогу, несмотря на высокие ограждения и на охрану. Но разве меня сложно найти в городе? Если я вернусь домой, туда на следующий же день заявятся люди из Центра и заберут меня назад. Только никто уже не станет меня кормить вкусностями и селить в уютную комнату. Сердце раздувается до огромных размеров и словно давит на легкие, я еле дышу. Можно ли верить самой Агате? Она действительно знает, как помочь мне?

– Вот, выпей это, – говорит Агата, но ничего мне не дает. – И ложись в постель сразу, как вернешься.

«Если тебе все удастся, возвращайся ко мне перед первой разведкой, я расскажу, что делать дальше. Не верь никому».

– Я все поняла, – киваю Агате. – Большое спасибо.

Наши взгляды встречаются, я киваю, показывая, что сделаю все как нужно. Она кивает в ответ.

Кладу блокнот на стол и ухожу. Я совсем не чувствую ног, и они сами, на автомате несут меня к лифту. Внизу ждет Адам.

– Ты совсем бледная. Точно все нормально?

– Да, – у меня дрожат пальцы, я прячу руку в карман.

Мы возвращаемся в общежитие молча; это хорошо, потому что сейчас я могла бы выдать себя неосторожным словом. «Не верь никому». Адам – один из них, наверняка тут же доносит обо всем, что слышит, местному начальству. А кто здесь главный? Бернев? Это он забрал Иванну и мальчиков? Что с ними теперь делают? Слишком много вопросов, которые мне некому задать, голова вот-вот лопнет.

Вдруг Адам останавливается так резко, что я чуть не врезаюсь в его спину. В нос ударяет его запах, и я не сразу осознаю, что это запах сигарет.

– Слушай, я вижу, что тебе стало хуже. Доктор тебе что-то дал?

– Да, просто таблетка еще не подействовала, – сердце стучит у меня в висках.

– Может, хочешь присесть?

Я быстро машу головой; хочется скорее вернуться в комнату, где есть только Ната. Разумеется, я не могу рассказать ей о разговоре с Агатой, но хотя бы не придется переживать за каждое сказанное слово.

Но, вернувшись, я застаю Гарри и Ника. Оба сидят на моей кровати.

– О, ты ведь не против, что мы присели? – извиняющимся тоном говорит Ник.

– Нет, – обессиленно плюхаюсь рядом с ними.

– Ты в порядке? Тебя ведь в «Солар» водили?

– Просто немного нездоровится.

Открывается дверь, и входит Архип. Ну что они все забыли в нашей спальне? И почему именно сегодня?

– Я нашел!

Он с ужасно довольным лицом показывает потрепанную колоду игральных карт.

– Ты будешь играть? – спрашивает Гарри.

– Эм… да, давай.

Мальчики перетаскивают стол в середину комнаты, и мы, впятером вместившись на трех кроватях, начинаем играть. Мне становится легче. В конце концов, я не одна здесь. Игра оживленная, все шутят и смеются. Ната вдруг начинает выигрывать партию за партией. Надо расслабиться, своим волнением я никому не помогу. И я действительно немного расслабляюсь. Но потом Архип говорит, что ему нужно вернуть карты, и уходит. И тут снова начинается разговор о пропавших ребятах.

– Ничего не слышно о близнецах и Лёхе? – спрашивает Гарри. Никто не отвечает. – Вам не кажется, что это очень странно? Хоть бы слово сказали – так нет же, все делают вид, что ничего не случилось.

Теперь, когда я знаю, что произошло на самом деле, я не могу слушать спокойно.

– Ты слишком заморачиваешься, – говорю как можно безразличнее, – все с ними нормально.

– Серьезно? То есть ты здесь ничего странного не замечаешь? Почему, например, нам ничего не говорят о том, когда мы сможем уйти? Почему не дают написать родственникам, где мы? Это не нормально, Вероника.

И тут я не выдерживаю: хватаю карандаш Иванны и пишу прямо на столе: «здесь прослушка». Прижимаю палец к губам, как Агата. И только тогда понимаю, что наделала.

Вся троица застывает в молчании. Черт! А что, если здесь камеры? Или кто-то прямо сейчас слушал наш разговор – неужели его не смутит резкий обрыв? И чем я только думала? Чтобы хоть как-нибудь справиться с затянувшейся паузой, быстро говорю:

– Наверное, есть причина.

– Может, и так, – говорит Гарри, тяжело дыша. До чего неестественно выходит! Но я не могу его винить, здесь виновата только я. Гарри быстро уводит разговор в другое русло, а я все жду, когда в комнату ворвется разъяренный Бернев, схватит нас всех и потащит в свою секретную лабораторию. Но ничего не происходит. Обошлось? Теперь, когда другие знают о прослушке, они наверняка не смогут успокоиться. И захотят знать больше. Но где с ними говорить? И главное – стоит ли?

Когда мальчики уходят в свою комнату, я нахожу бумажку, на которой мне выписали витамины, и пишу для Наты: «здесь опасно, но мы не одни, нам помогут». Успокоит ли это ее? Она глядит на меня большими серыми глазами, и в них я вижу отчаяние.

А утром нас ведут в зал, как и вчера. Там снова полно народу, но нас, оставшихся из девятки шестерых новичков, сгоняют в угол для разговора. Тренер и Адам рассказывают, что всем нужно выбрать специализацию, а их не так много на первых порах:

– Каждый из вас должен сделать свой выбор в течение пары дней, но учтите, что при распределении будут учитываться ваши данные и умения, а не только пожелания. Итак, можно стать медиком. Только Резистенты могут работать с зараженными Ксеносом людьми, это важная работа. Нужно будет быстро и серьезно учиться, параллельно работая в больнице. Можно стать частью разведотряда, для этого нужен хороший уровень физической подготовки…

– Но почему? – в своей обычной манере перебивает Гарри.

– Что – почему? – раздраженно спрашивает женщина-тренер.

– Зачем нужно быть хорошо подготовленным, чтобы просто ездить по пустоши?

– Это только кажется простой работой. Но быть разведчиком – опасно. Вы можете встретить кого угодно за Стеной. Там даже можно найти людей, – правда, людьми их, конечно, назвать сложно. Они дикие и неуправляемые, вполне могут напасть на вас. Поэтому разведчикам придется получить боевые навыки. Теперь я могу продолжить?

Гарри хмыкает. А я понимаю, что мне придется выбрать именно эту работу, хотя я даже не знаю, как это поможет.

– Лучшие разведчики, хорошо показавшие себя, получают задания по доставке грузов и сообщений в другие населенные пункты.

Ничего себе! Сколько отсюда до ближайшего жилого города? С географией у меня не очень – но ясно, что далеко. Я была уверена, что нет никакого способа пересечь зараженные территории и добраться до другого города. Но если ты Резистент… действительно, а как еще мы узнали бы о других городах? Должно быть, Резистенты постоянно ездят туда-сюда.

– Далее – Центру нужны инженеры; также можно стать членом службы охраны…

Ага, а еще подопытным, как Иванна.

Мы снова предаемся ничегонеделанию в спортивном зале, а после обеда всех ведут в «Солар», ничего не объясняя. Но к кабинетам врачей мы не идем; вместо этого нас приводят в небольшую комнату, похожую на школьный класс. Здесь десять одноместных столов, на шести из них – по ручке и большому конверту. У окна стоит немолодая женщина со строгим пучком на макушке.

– Добрый день, Резистенты.

Мы хором здороваемся (точно как в школе).

– Сегодня вы пройдете тестирование, которое позволит определить ваши знания по необходимым предметам.

– А если я хочу в разведотряд, – говорит Гарри, – можно не писать?

– Вы ошибаетесь, молодой человек, если думаете, что разведчику не нужны знания. Более того, в разведчики берут только лучших из лучших, как в спорте, так и в учебе.

Мне конец. Я не пройду тесты лучше всех. Если в беге я еще могла опередить других, то здесь – всё, пиши пропало. Сажусь за стол, вскрываю конверт, заторможенно гляжу на задания. Три десятка вопросов по разным дисциплинам, от естествознания до истории Пентеса. Черт, вот зачем это нужно?

«Сколько поселений слилось при образовании Пентеса?» – это я знаю, пять. «В каком году создан город-государство Пентес?» – быстро записываю «2074». На этом мои познания заканчиваются. Осторожно, чтоб не подумали, что списываю, поднимаю глаза на сидящего впереди Ника. Его рука так и бегает вдоль листа! Кажется, он строчит без остановки. Отлично, теперь он займет мое место в отряде. И тогда все кончено. Я чуть отклоняюсь вбок, чтобы подсмотреть хоть пару ответов, но Ник все закрывает даже своей узкой спиной. Кажется, он замечает мой пристальный взгляд, потому что немного оборачивается:

– Нужна помощь?

Я киваю, чувствуя себя идиоткой.

– Номер сто шестнадцать девяносто три! – вскрикивает женщина, и Ник вздрагивает, словно его током ударило. – Не стыдно списывать на глазах у меня?

– Простите, – тихо говорит он.

Я пытаюсь отвечать сама, но даже не могу вчитаться в вопросы. Мне приходится по нескольку раз читать одну и ту же строчку. А в конце еще и задачи! Данные нам сорок минут подходят к концу, а мой лист почти пуст. Может, заполнить его хоть чем-нибудь? Пусть думают, что я не так поняла вопросы… да нет, полный бред. Лучше уж не позориться и сдать, как есть.

И тут на мой стол прилетает свернутая в комочек бумажка. Ник кинул ее назад, даже не оборачиваясь. Быстро прячу комочек в рукав, пока женщина не смотрит, разворачиваю и переписываю все, что успеваю. Ник дал не все ответы, только те, что можно записать парой слов, но уже это – гораздо лучше, чем ничего. За пару секунд до окончания теста я сдаю работу.

Всей толпой мы выходим из кабинета.

– Ну и как вам это? – возмущается Гарри.

– Тест был довольно легкий, просто школьная программа, – говорит Ник. – Как успехи?

– Ужасно, – признаюсь я, – если б не ты, почти ничего бы не написала.

– Мне не жалко. Тем более что я все равно не хочу быть в отряде.

– Да ладно? – удивляется Гарри. – Не хочешь побывать в другом городе?

– Это было бы интересно, но всю жизнь заниматься разведкой – это не по мне.

И не по мне. Но я должна, раз это как-то поможет мне и остальным.

– А ты как написал? – словно без интереса спрашиваю у Гарри.

– Не очень, – отмахивается он, – я решил задачи, но с датами и названиями – беда, никогда не учил эту ерунду.

Вечером нас ждет еще один тест – на этот раз в спортзале. Мы сдаем три норматива: скорость, сила, выносливость. Оказывается, что с выносливостью у меня все не так уж хорошо. На коротких дистанциях я обгоняю всех парней, зато на длинных – быстро сдуваюсь и ползу в хвосте с Натой и Ником, который нарочно не старается. Силовые упражнения выполняю неплохо, но хуже, чем парни. На что рассчитывала Агата, когда поручала мне это?

Вымотанная и недовольная, я иду в душ, чтобы смыть с себя пот и усталость. Интересно, здесь тоже есть камеры и прослушка? Вдруг я решу обменяться с кем-нибудь секретной информацией, пока мою волосы? От этих мыслей становится совсем худо. Как теперь спокойно купаться? Ната моется в соседней кабинке, я слышу плеск воды. Каково ей? Она знает только, что нас прослушивают, – и больше ничего. Наверняка предполагает, что не все здесь чисто. Может, понапридумывала кошмаров и видит все хуже, чем есть на самом деле. Хотела бы я с ней поговорить без лишних ушей.

Впереди тяжелая ночь. Когда я высплюсь, наконец? Снова ворочаюсь в постели, не нахожу себе места. Пустая кровать Иванны постоянно напоминает о том, что сейчас наша соседка где-то в лаборатории.

Наутро приходит Адам, мы все собираемся в холле, одетые кто во что успел.

– Пришли результаты тестов, – в его руках тонкая папка. – Здесь рекомендации по распределению. Если рекомендаций несколько, вы можете выбрать назначение сами. Эти рекомендации составляли ваш тренер, научный отдел и лично я. О своем выборе сообщите мне.

Мы толпимся в холле, на нас пришли посмотреть и старшие Резистенты. Распределение – важное дело, тем более что теперь мы будем работать с ними. Адам достает из папки лист бумаги и начинает зачитывать, а я тщетно пытаюсь заглянуть в записи.

– Гарри, номер сто семнадцать одиннадцать: тесты – шестьдесят четыре балла, лучший результат по физической подготовке, рекомендации – разведчик или инженер. Архип сто семнадцать два ноля: тесты – сорок три балла, физподготовка высокая, рекомендации – служба охраны… Так, дальше… Николай: тесты – девяносто один балл, средний уровень… рекомендации – инженер или научный отдел. Наталья сто семнадцать ноль два: тесты – шестьдесят шесть баллов, низкий уровень физической подготовки, рекомендации – медицина. Олег: тесты – сорок шесть баллов, средний уровень подготовки, служба охраны.

Сердце замирает. Осталась только я.

– Вероника, номер сто семнадцать тридцать четыре: тесты – семьдесят один балл, высокий уровень физической подготовки, рекомендации – медицина или научный отдел.

Почему? Это почти лучшие результаты! Дожидаюсь, пока народ разойдется, и подбегаю к Адаму.

– Послушай, разве я не должна была стать разведчиком? У меня хорошие баллы…

– Да, одни из лучших. И у тебя хороший выбор. Но девушки не подходят для разведывательного отряда, так всегда было.

Нельзя сдаваться. Если Адам составлял рекомендации, может, получится что-то изменить.

– Но я очень хочу в отряд. Я буду стараться, я быстро учусь! – я не слишком в этом уверена, но стараюсь говорить как можно убедительнее.

– Это не я решаю, – качает головой Адам, – но я скажу руководству.

– Спасибо, – выдыхаю я.

Я действительно сделала все, что могла: и тесты умудрилась списать, и обещание от Адама получила. Но Агата слишком многого от меня требует. Если девушек не берут в разведчики, то шансов нет.

Пока другие обсуждают свой выбор, я отхожу в сторону. А чего хочу я сама? Что бы выбрала – медицину или науку? Ведь это не мои результаты, а просто подсказки от Ника. Что, если я выберу науку, приду к ним и покажу абсолютную необразованность? Пожалуй, выберу медицину. Буду работать вместе с Натой, постараюсь выучиться как следует. Может, повезет стать помощницей Агаты…

– Что ты выбрала? – голос Гарри выдергивает меня из раздумий.

– Медицину, – вздыхаю я. – А ты? Хотя и так ясно.

– Это точно, – он усмехается. – Ты тоже хотела в отряд, да?

– Вроде того.

– Ты быстро бегаешь и написала тест лучше меня. Странно, что выбрали не тебя.

– Ну… Зато ты смог попасть куда хотел, верно?

Он ободрительно хлопает меня по спине и идет собирать вещи, чтобы переехать в свою новую комнату в общежитии для разведчиков. На его месте должна быть я.

Подхожу к Нате. Она выглядит довольно растерянной.

– Ты не рада своему назначению?

– Ты будешь смеяться, но я боюсь вида крови. Как мне работать в больнице?

– Ого. Может, тебе стоит поговорить с Адамом?

– Я все равно не знаю, куда еще меня можно направить. Так что хотя бы попробую. А ты? – она подняла на меня глаза, и я прочитала в них надежду, – ты что выбрала?

– Я с тобой, – ухмыляюсь, – соседи до конца.

Возвращаемся в комнату и собираем свои скудные пожитки: одежду, пижамы, выданные в Центре зубные щетки, мыло и шампунь. Завтра всем придется покинуть комнаты для новичков и поселиться со старшими Резистентами. Комнаты медиков находятся в том же корпусе, но этажом ниже. Еще, как рассказывали старшие, завтра всем выдадут новые комплекты одежды – для нас это медицинский костюм и белый халат. И я чувствую, что это абсолютно не мое. Даже сам факт, что я буду носить белый халат, кажется нелепым. Какой из меня врач? Еще не поздно изменить решение – но в научный отдел я тоже не хочу. По правде сказать, я даже не представляю, чем они там занимаются. Ставят эксперименты на людях? Наверное, все не так, ведь Агата говорила, что далеко не все работники Центра знают об этих исследованиях. Наверное, глядят в микроскопы, придумывают новые варианты вакцины. Это тоже не по мне. Чем я вообще хочу заниматься? Раньше не приходилось об этом задумываться: все равно распределение решило бы за меня.

Я вдруг представила, как выхожу на вылазку за стену. В руках пистолет (или какое там оружие положено разведчику?), за спиной рюкзак, а на носу – темные очки от солнца. Иду по пустоши, оставляя город далеко позади… может, это и есть то, чего я хотела? Вот только вещи имеют свойство казаться круче, пока их не попробуешь.

Раздается стук в дверь.

– Входите, – протягиваю я. Должно быть, кто-то из мальчиков. Снова затеяли игру в карты?

Но это Адам. Он знаком приглашает меня выйти. Неужели?..

– Слушай, я поговорил о тебе кое с кем, – говорит он, когда я выхожу к нему в коридор.

– И что сказали?

– В этом году я получаю свой собственный отряд, так что мне позволили самому решать, кого я хочу в команду. И раз уж ты просила, пусть это будешь ты.

– Ты… ты серьезно? – я чуть не задыхаюсь от радости. И с чего это? Совсем недавно я мечтала сбежать из этого места, а теперь счастлива, что буду тут работать.

– Вполне. Ты и Гарри завтра переезжаете в левое крыло, подойдешь ко мне за ключом, как соберешься.

Он разворачивается, чтобы уйти.

– Адам! – окликаю я его. Вежливость и умение благодарить, как положено, – не мой конек, но попробовать стоит. – Спасибо, что помог. Это было важно для меня.

Он кивает, и я, кажется, замечаю на его губах подобие улыбки. В первый раз за все время, что я здесь. Радостная, возвращаюсь в комнату и натыкаюсь на вопросительный взгляд Наты.

– Что-то случилось? Я тут подумала, мы могли бы забрать отсюда эти постели, раз уже спали на них…

Она ведь хотела и дальше жить со мной! Уже рассчитывала, что мы вместе будем работать. Жаль ее, но ничего не поделаешь.

– Слушай, я не буду медиком, – решаю сразу выложить все как есть. – Меня все-таки определили в разведотряд.

– Вот как, – она поджимает губы. – Ну ладно.

Обиделась. Как объяснить ей, что так нужно? Не стоило говорить заранее, что я выбрала медицину. Мы успели привыкнуть друг к другу, и мне будет тяжело без нее. Но у меня будет знакомое лицо – Гарри, а она окажется совсем одна. Мы засыпаем в молчании.

На следующий день я нахожу Гарри и делюсь с ним новостями.

– А ты своего добиваешься, Вероника? – ухмыляется Гарри.

– Я просто попросила Адама поговорить с кем-нибудь.

– Да ладно, я только рад. Можешь не оправдываться. Готова к переезду?

Вместе мы забираем у Адама ключи от комнат. На моем ключе бирка с номером «31». Нахожу комнату, отпираю дверь… и в недоумении застываю на входе. Стены пестрят сотней надписей черным и красным маркерами; везде на уровне глаз расклеены плакаты, вырезки из газет и даже книг, частично заклеены и окна, так что в комнате царит полумрак. Вот теперь мне интересно увидеть свою соседку. Она не заставляет себя ждать.

– Эй, чего хотела? – слышу я крик из-за спины. Оборачиваюсь. Вижу высокую, даже выше меня, девушку с длинным худым лицом и недовольным взглядом. Глаза густо подведены черным, угольно-черные волосы убраны в хвост, из которого выбивается несколько прядей. Она в открытой майке, и в глаза бросаются татуировки, покрывающие руки и даже грудь. Выглядит угрожающе.

– Похоже, я твоя новая соседка, – вздыхаю я. Надеюсь, Нате попалась девочка пообыкновеннее.

– О как. Ты точно комнатой не ошиблась?

– Точно, – я демонстрирую ей ключ.

– Ну тогда заходи, чего стоишь.

Я была уверена, что буду жить в своей комнате одна. Адам сказал, что девушек в разведотрядах нет, и я была уверена, что стану первой.

Соседка плюхается на одну из кроватей, раскинув руки, как крылья.

– Как звать?

– Вероникой. Номер…

– Нужен мне твой номер, – хмыкает она. – Я Алиса.

– Что ж… рада знакомству.

Я сажусь на свободную кровать, спинка которой тоже исписана маркером и исцарапана. Принимаюсь молча раскладывать свои вещи, постоянно чувствуя взгляд соседки на своем затылке. Это выводит из равновесия. Надо хоть о чем-то говорить.

– А ты тоже разведчик? – спрашиваю я.

– Как видишь.

– Адам говорил, что девушки для этого не подходят.

– Адам вообще козел, – только и говорит Алиса, приподнявшись на локтях.

– Вот как. Почему ты так думаешь?

– Сама посуди: только полный козел может сначала бегать за девушкой полгода, а потом бросить ее на глазах у всех общих знакомых. А потом еще месяц бегать за ней, извиняться и умолять остаться друзьями. Так что – козел.

Великолепно: меня поселили в одну комнату со злой бывшей девушкой Адама.