Рифмы

У Петра — ни хера: ни кола, ни двора, смех во рту и ветра в шутовской бороде. Только он не грустит, медвежонка растит — вот окрепнет артист, и поможет в беде. Чтоб надменным не стал, чересчур не ласкал, но кормил со стола и учил, что есть сил. Тут метода проста: чтоб на задние встал, по передним хлестал и морковкой хвалил.

Лето празднует взгляд: хороша ты, земля, да не дашь ни рубля, ни кривого осла, ничего — без труда. По чужим городам шли шуты, по следам же их ярмарка шла. Между рек, между сёл, словно скатерть на стол, развернула подол, и собрался народ. И попёрли дела! Людям сценка мила: Пётр танцует козла, Мишка не отстаёт.

Были мёртвых бедней, и за несколько дней — сорок восемь рублей! Пётр кафтан нацепил, и зажил налегке. Днём сидит в кабаке, ночью — к бабьей щеке, а медведь — на цепи. Лапой землю скребёт, вспоминает, как Пётр говорил, что не врёт, что награда одна. Что их дружба — кремень. А на завтрашний день Пётр велит — ну, медведь, обними, как жена!

Веселится народ, пьяный Пётр орёт, тут-то Мишка и обнял его, что есть сил. Пётр чувствует — жуть, упирается в грудь, а медведь обнимает — как раньше любил. И сжимает Петра, аж до хруста ребра, детвора — врассыпную, матроны в санях…Пётр некрепок в кости, он хрипит — отпусти, ну, хозяин, прости! Просвистел, и обмяк.

Так чужие места проглотили шута. А медведь — по кустам, по кустам, да и в лес. Там и сгинул. А может — хозяином стал, и залез на медвежий на свой пьедестал, и зверям рассказал то, что правда проста: там, где предана дружба, и сказке конец.