Рифы Космоса

СЫН КУНГА

...Когда Данни Дейлхауз приехал в Софию, он не знал ни того, что это только первый этап его гораздо более долгого путешествия, ни того, что он встретится со своими будущими спутниками. Он не знал и никогда не слышал ни об этом грандиозном проекте, который носил непривлекательное название «Н-ОА Бес-бес Джеминорум 8426», ни об этих людях. Их имена были Анна Димитрова и капитан Мэтт Миннингер. Поводом для приезда явилась десятая Генеральная Ассамблея Мировой конференции по экзобиологии. И время встречи было не самым плохим. Была весна и на это время весь мир, казалось, погрузился в приятную легкую жизнь. В большом холле Пауки и Культуры на открытие собрались три тысячи человек. И интерес к встрече был таким, что шестьсот пятьдесят ученых не могли найти себе места в зале. Даже переводчики сидел» в кабинах по двое.

Открыл сессию симпатичный подтянутый Карл Саган. Выглядел он весьма моложаво, несмотря на свой солидный возраст. Его речь уже приближалась к концу, когда Дэнни Дейлхауз отыскал свободное место в задних рядах. До этого он никогда не бывал в Болгарии. Его восхитили солнечные парки и он дал себе слово побывать в музее древних икон в соборе Святого Стефана, в нескольких кварталах отсюда. Но Дэнни не хотел пропустить речь Сагана и первое заседание. Ведь на нем должны были прочесть важнейшие доклады. Имена многих докладчиков он слышал впервые. Конечно, эта работа Сагана, подумал он. Саган как почетный председатель пропустил все тезисы через свои фильтры. Значит, то, что осталось, очень полезно послушать. Саган говорил вдохновенно и, закончив, сошел с кафедры под аплодисменты. Так как основным докладчиком был американец, председателем назначили представителя другого блока. Таков международный этикет. Им стал англичанин из группы Фред Хойл Кэмбридж. Несколько представителей Блока Горючего остались послушать его из солидарности, но большинство политиков покинули зал. Поэтому Дейлхауз смог занять лучшее место в центре. Он удобно устроился и приготовился слушать нудные речи и столь же нудные язвительные замечания председателя. Из открытого окна на него волнами накатывал цветочный запах. В Болгарии меньше, чем в Америке, пользуются кондиционированным воздухом. Так как были уже прослушаны доклады Блоков

Горючего и Продовольствия, протокол требовал, чтобы выступил председатель Блока Народов. Им оказался пакистанец, который прочел первый доклад под названием «Измерение жизненно важных параметров планет звездных систем Альфа Драконис, Процион, 17-Каппа Инди и Семистеллар Объект Кунга». Дейлхауз было задремал, но когда услышал в наушниках название доклада, выпрямился и шепнул соседу:

— Кто этот парень?

Соседкой оказалась женщина. Она показала Дейлхаузу программу и имя докладчика: доктор Ахмед Дулла, университет имени Зульфикара Али Бхутто, Хайдарабад. Когда Дэнни наклонился к программке, он понял, что запах цветов исходит от женщины, а не из окон. Дейлхауз поднял на нее глаза. Блондинка. Немного пухленькая, но с приятным, доброжелательным лицом. Возраст трудно определить, вероятно — тридцать с небольшим. Со времени развода Дейлхауз стал обращать внимание на сексапильность женщин — своих коллег и случайных знакомых. Однако был осторожен. Он улыбкой поблагодарил соседку и выпрямился. В первой части доклада не оказалось ничего особенного. Сообщения о зондаже Альфа Драконис уже публиковались. Дейлхауз не был расположен слушать о фотометрических измерениях, которые установили наличие в иссякающей атмосфере растительной жизни с фотосинтезом. Таких планет уже найдено и исследовано множество:. Исследования проводились тахионными зондами размером не больше грейпфрута, напичканными аппаратурой и способными преодолевать межзвездные пространства за неделю. Казалось, пакистанец решил сообщить каждую цифру своего доклада, перечислить все открытые планеты с иссякающей атмосферой и условиями, непригодными для жизни. Зонд, изучавший Процион, исчез, и сообщение о Проционе получилось самым коротким. Данные по 17-Каппа Инди были лучше — кислородная атмосфера, хотя перепады температуры слишком велики, да и прочие параметры-так себе. Но самое воодушевляющее содержалось в конце. Семистеллар Объект Кунга был немногим больше, чем его планета. Хотя звезда оказалась маленькой, у нее хватало энергии, чтобы излучать достаточно тепла.. И у этой звезды была своя планета, причем с многообещающим#' параметрами. Теплая, влажная, плотная атмосфера с парциальным давлением кислорода, идеальным для жизни. Даже для жизни исследовательского отряда с Земли. Конечно, если кто-то согласится вложить деньги, чтобы отправить ее туда. И анализы были превосходными. Двуокись кислорода, следы метана, но только следы. Хорошая фотометрия. Отсутствовал единственный параметр — радиоизлучение. А в остальном — всё было так же, как на Майами Бич. Пакистанец очень долго объяснял, как открыли звезду Кунга. Ее заметили сотрудники Большого радиотелескопа в горах Таигла. Открытие стало прямым результатом мудрости и предвидения председателя Мао. Это не представляло интереса ни для кого, кроме председателя Блока Народов, который глубокомысленно кивал головой. Но планета казалась на удивление странной. Хотя это и не входило в сферу специальных интересов Дейлхауза, он отметил для себя, что биологическим исследованиям подвергнуто только одно полушарие планеты. Занятно! Это озадачило многих. Дэн посмотрел в зал и увидел перешептывающихся людей. Дейлхауз попросил ручку у соседки и сделал заметку в своей программе: «Исслед. Зв. Кунга. Возможно более поли, ознакомл.» Названия планеты не написал. Может, она его еще не имела, хотя он слыхал, как некоторые из Блока Народов называли ее с почтением — Сын Кунга. Что ж, бывают названия и похуже.

...Что можно сказать о таком человеке, как Дэнни Дейлхауз? Начальная школа, средняя школа, колледж, высшая школа. Он получил диплом с отличием в двадцать шесть лет, когда работ было еще мало. Год обучал новичков биологии, еще год стажировался в Тбилиси — и защита докторской диссертации. Ему уже было за тридцать, когда он получил должность на факультете экзобиологии в Мичигане. Дэнни был среднего роста — правда, повыше среднего, сто семьдесят сантиметров, и довольно тощий. Кроме того, его нельзя было назвать симпатичным. Но он был умен. Настолько умен, что за три года работы в Мичигане стал одним из ведущих экспертов Блока Продовольствия по расшифровке данных тахионных зондов. Дейлхауз с высокой степенью вероятности определял, существует ли жизнь на той или иной планете и даже предсказывал ожидаемые формы жизни. Затем он начал работать так успешно, что стал известен в мире интерпретаторов телеметрических данных, и его искусство признали столь ценным, что было решено не рисковать его жизнью и не включать в экспедиции к отдаленным мирам. Поэтому он сосредоточился на профессиональном совершенствовании, а также увлекся скалолазанием, яхтами и бегом на длинные дистанции. Кто знает, какие физические данные могут потребоваться, когда ему повезет и он будет включен в состав ежегодной экспедиции к далеким звездам. Развод дал ему дополнительные преимущества. Человек, которому не надо спешить домой, может больше отдаваться работе. Дейлхауз не хотел, чтобы Полли уходила. Но когда она собрала вещи и ушла, он быстро понял, что холостая жизнь не так уж плоха.

Вечером в аперитив-баре он снова столкнулся с блондинкой. Дэнни пришел на пресс-конференцию, но толпа в конце зала оказалась слишком плотной и в ней преобладали репортеры, привычные к такой обстановке. Между их головами и камерами Дэн мельком заметил Сагана и Иосифа Шкловского. Они что-то говорили, улыбаясь, а затем двинулись к лифтам. Вся толпа пошла за ними. Дейлхауз заказал выпивку и оглянулся. Блондинка пила скотч с двумя невысокими смуглыми улыбающимися мужчинами. Нет. Скотч пила она одна. А эти двое пили апельсиновый сок. Мужчины вскоре встали и попрощались с нею. Дейлхауз тут же воспользовался возможностью для разговора.

— Вы не возражаете, если я здесь сяду? Я Дэнни Дейлхауз, Мичиган.

— Мэгги Миннингер,— ответила она.

Очевидно, она ничего не имела против его компании. Не возразила « тогда, когда он предложил взять ей еще один скотч. А затем еще заказала ему и себе. Она была не против того, чтобы прогуляться с ним под покровом теплой болгарской ночи. Даже согласилась зайти к нему распить бутылочку болгарского вина. И весь этот день, когда Дэнни Дейлхауз впервые услышал о Звезде Кунга, оказался для него весьма успешным и приятным. Следующий день выдался не таким удачным. Правда, с раннего утра он начинался вполне хорошо. Они проснулись в объятиях друг друга и, не меняя положения, сразу же занялись любовью. Завтракать было еще рано, поэтому они допили оставшееся вино, приняли душ, оделись, Затем решили прогуляться. Ночью прошел небольшой дождь. Улицы были влажными. Но воздух остался теплым, и в розовом рассвете желтые дома в стиле Марии Терезы выглядели уютными и дружелюбными.

—-Больше всего,— сказал Дэнни, обнимая Мэгги за талию,— мне хочется взглянуть на звезду Кунга.

Мэгги с интересом взглянула на него.

— У тебя для этого есть деньги?

— Нет. Пожалуй, нет. Наш МТИ получил в прошлом году дополнительные ассигнования, но у нас никогда не хватало денег, чтобы запустить зонд с человеком на борту.

Она потерлась лбом о его плечо.

— Ты деятельнее, чем кажешься.

— Что?

— Ты не кажешься сильным, Дэнни, мальчик, но каждую минуту знаешь, что делать. Верно? Как в прошлый вечер. Эти два араба никак не уходили, стараясь заманить меня с собой. Но ты вовремя появился.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Нет?

— Не совсем.

Однако она не собиралась ничего объяснять, поэтому Дэнни вернулся к тому, что действительно интересовало его.

— Планета очень многообещающая, Мэгги. Может быть. Даже есть цивилизация. Ты понимаешь это? Следы двуокиси углерода и озона...

Она возразила:

— Но никакого радиоизлучения.

— Да. Но это ничего не доказывает. Двести лет назад никто не слышал радиосигналов с Земли, .а цивилизация существовала.

Она поджала губы, но ничего не сказала. Ему показалось, что ее что-то тревожит. Может, что-то по женской части. Дэн не считал себя крупным знатоком женщин. Он огляделся, поискав, чем бы развлечь ее.

— Посмотри на этих парней.

Они проходили мимо мавзолея Димитрова. Хотя был ранний час и вокруг не было ни души, кроме них двоих,— два человека стояли совершенно неподвижно в своей старинной опереточной форме. Даже кончики перьев на их шлемах не шевелились. Мэгги посмотрела, но, по-видимому, что-то более важное волновало ее.

— Этот полет займет по крайней мере два года,-— сказала она. — Ты действительно хотел бы полететь?

— Я... я не понимаю тебя, Мэгги,— пробормотал он, в самом деле ничего не понимая.

Она сказала нетерпеливо:

— А, черт! Если бы у тебя были деньги, ты полетел бы?

— Испытай меня.

— Ахмед горит желанием попасть туда. Вероятно, он уже заручился согласием Блока Народов — наследников Мао на финансирование полета к Кунгу.

— Что ж, это тоже хорошо. Мне плевать на политику. Мне все равно, какая страна впервые встретится с цивилизованными собратьями. Просто я в этот момент хочу быть там.

— А мне не все равно,—пробормотала ока. Выскользнув из его объятий, Мэгги стала прикуривать сигарету.

Дейлхауз остановился, глядя, как она ладонью прикрывает огонь от легкого утреннего ветерка. Вчера они неплохо выпили и совсем мало спали. Он чувствовал внутреннюю слабость от вчерашнего, но на Мэгги, казалось, это не отразилось. Впервые в жизни Дейлхауз лег в постель с женщиной, с которой даже не обменялся парой слов — кто она, чем занимается. Он совершенно не знал ее разумом, только чувством. Затем он подумал, что в 10.00 начинается доклад, который он хотел бы послушать: «Предварительные исследования первого контакта с субтехнологическими разумными существами». Кроме того, хотелось бы получить дополнительные сведения о планете Звезды Кунга. Дэн бросил взгляд на часы: 7.30, уйма времени. Город еще спал. Правда, где-то вдалеке звенели первые трамваи. Впереди по улице, которой они шли, показались два милиционера, шагающие плечом к плечу. Дубинки мерно покачивались у поясов в такт шагам. В Софии больше не происходило ничего. Это заставило его подумать о собственном доме в Ист-Денсинге. В такое время года и дня университетский городок бурлит, готовясь к сессии. А он сам в это время шел или ехал на велосипеде, направляясь в рабочий кабинет. После развода он всегда старался пораньше покинуть пустой дом. Дэнни напомнил себе, что София вовсе не похожа на его городок. Это настоящий город со всеми его атрибутами. А Ист-Денсинг больше похож на веселую деревушку. И Мэгги Миннингер тоже не похожа на Полли, смуглую, быструю. Что же такое эта Мэгги Миннингер? Дейлхауз терялся в догадках. Она совсем не похожа на его знакомых. Она не из их круга. Вчера, в Большом холле Культуры и Науки днем она была его ученым коллегой. Затем ночью она была именно такой женщиной, какую хотел бы видеть в своей постели каждый мужчина американец. Но кто она сейчас? Они уже не шли рядом, прижавшись друг к другу. Мэгги опережала его на метр. Она шла твердым шагом, глубоко затягиваясь сигаретой, смотрела только вперед. Наконец она повернулась к нему.

— Университет штата Мичиган, Институт экстрасолярной биологии. Дэниел Дейлхауз, бакалавр, магистр, доктор. Разве я не говорила, что изучила все материалы о тебе, прежде чем вылететь из Вашингтона?

— Ты? — удивился он.

— У тебя интересный доклад. Думаю, что ты говоришь серьезно о своем желании лететь. Дэнни, мальчик, я могу тебе помочь.

— Как?

— Деньгами, мой милый. Это все, что я могу дать. Разве ты не заметил эмблему с моим именем и должностью, когда раздевал меня? Я работаю в КИЭКОМе.

— Хвала КОМу, откуда происходят все блага,— с чувством процитировал Дэнни. Это была строфа из институтской песни. Ведь ежегодно институт Дэнни получал средства из Комитета по Исследованию и Эксплуатации Космоса. Только благодаря этим дотациям и мог существовать институт.

— Почему я раньше не встречал тебя?

— Я работаю там с февраля. Я — вице-секретарь новых проектов. Такой должности раньше не было. Так что я первый вице-секретарь. А до этого я преподавала в своей альма-матер. Маленькая школа без факультета экстрасолярной биологии. Ну так что?

— Ты о чем?

— Ты спишь? Хочешь участвовать в экспедиции к Звезде Кунга?

— Я? О, Боже, конечно!

Она взяла его руку, легко похлопала.— Считай, что все улажено. Что это?

— Но...

— Я же сказала — все улажено.— Она больше не смотрела на него. Что-то иное привлекло ее внимание. Они вошли в большой парк, аллея вела их к мемориальному комплексу. Справа и слева у входа в аллею высились две бронзовые скульптурные группы. Дейлхауз шел за Мэгги. Он ничего не понимал, он еще не мог поверить ее словам.

— Думаю, я должен принять предложение,— пробормотал он нерешительно.

— Тупица! Сколько можно говорить. Ты получишь официальное приглашение.— Она рассматривала бронзу.— Посмотри на это!

Дейлхауз глядел на фигуры без интереса.

— Это воинский мемориал,— сказал он.— Солдаты и мирные жители.

— Разумеется, но он совсем не старый. Пулемет у солдата... и этот, на мотоцикле. И посмотри: некоторые солдаты — женщины.

Она наклонилась и рассмотрела надпись на кириллице.

— Проклятье. Не понимаю, что написано. Нс эти рабочие и крестьяне приветствуют освободителей, да? Наверное, это последняя большая война — Вторая мировая. Это Болгария, а значит, Красная Армия изгоняет отсюда немцев, и все болгары встречают ее цветами, сердечными рукопожатиями и кружками с чистой родниковой водой. Дэнни, оба моих деда сражались в ту войну. И одна из бабок. Двое на этой стороне, а она на Другой.

Дейлхауз с любопытством посмотрел на нее. Все-таки странно видеть человека, который так интересуется той войной, хотя каждый знает, что любая война —это только борьба за рынки.

— А что с твоей второй бабкой? Она жива?

Мэгги коротко взглянула на него.— Погибла во время бомбежки,— сказала она.— А вот это любопытно.

Скульптуры действительно могли заинтересовать любого знатока войны. Каждая фигура выражала мужество, радость победы, решимость в самых лучших традициях соцреализма. Все фигуры были выполнены так, чтобы вписаться в прямоугольный объем, и поэтому очень напоминали сардин в банке, которые переплелись между собой. Интерес Мэгги к этой скульптуре. был интересен сам по себе. Дейлхауз заметил, что милиционеры уже прошли мимо и теперь разворачивались, чтобы идти в обратном направлении. Взгляды их были непроницаемыми.

— Так что любопытного в солдатах? —спросил он.

— Это же мои противники, дорогой Дэн, разве ты не знаешь? Марджори Мод Миннингер, капитан армии США, закончила Вест Пойнт. Видел бы ты меня в форме! — Она закурила, а когда протянула сигарету Дэну, чтобы он зажег ее, он понял, что это вовсе не табак.

Медж задержала дым в легких, затем выпустила струю.

— Какие были времена! — мечтательно проговорила она, глядя на бронзовые изваяния.— Посмотри на этого молодца, который поднял ребенка в воздух. Знаешь, что он говорит другому солдату? — Давай, Иван. Я подержу ребенка, пока ты позабавишься с его мамашей, а затем подержишь ты, а я сменю тебя.

Дейлхауз рассмеялся. А Мэгги продолжала:

— А ты знаешь, что говорит этот мальчик? — Ой, доблестный солдат Красной Армии, тебе нравится моя сестра? Что ты дашь за нее? Шоколад? Русские сигареты? —А офицер, который берег цветы из рук женщины? Он говорит: Послушай, товарищ! Зачем ты воруешь народное достояние из парка? Смотри, чтоб тебе не пришлось надолго отправиться в лагерь. Немцы ушли, с ними/.покончено. Но теперь здесь советские солдаты...

— О, Мэгги,— беспокойно сказал он.— Идем.

Он вдруг заметил, что милиционеры не улыбаются больше, й вспомнил, правда поздновато, что вся городская милиция прошла краткосрочные курсы иностранных языков. Все-таки в городе происходит крупная международная конференция, и милиция должна быть на высоте.

Все, что можно было сказать об Анне Димитровой, вряд ли нужно говорить, потому что это было очевидно с первого взгляда. Нежная восторженная девушка, способная любить и внушать любовь. Иногда ее мучили жесточайшие головные боли, и тогда она была раздражительной, теряла ориентацию, боль буквально ослепляла ее. Но она старалась переносить такие приступы, не причиняя никому беспокойства.

Анна встала рано, как и рассчитывала, пробралась на кухню, чтобы сварить кофе своими руками. Никакого суррогата для Ахмеда! Когда она принесла ему кофе, он поднял свои длинные, разбивающие сердца ресницы, и улыбнулся. Легкие морщинки пробежали вокруг его темнокарих глаз.

— Ты слишком добра ко мне, Нан,— сказал он на урду. Она поставила чашку возле него и опустилась на колени, чтобы потереться щекой о его лицо. Ахмед не признавал поцелуев, за исключением таких обстоятельств, какие она, хотя и испытывала необычайное искушение, не хотела включать в свои планы.

— Вставай и быстро одевайся,— сказала Анна.— Я хочу показать тебе свое доброе чудовище.

— Чудовище?

— Ты увидишь.— Она выскользнула из его объятий и направилась под душ. Долго стояла под струей горячей воды. Сегодня ни в коем случае нельзя допустить головной боли. Позже, когда она уже сушила волосы полотенцем, тихо подошел Ахмед и пробежал пальцами по узкому шраму на голове.

— Милая Нан,— сказал он.— Столько выдержать, чтобы изучить урду. Я выучил его без такой операции.

Да, это операция и принесла ей жуткие головные боли. Она на мгновение прижалась к нему," затем завернулась в полотенце и улыбнулась.

— Сейчас у нас нет времени для ласк, если мы хотим увидеть чудовище в утреннем свете. Кроме того, я сделала операцию на мозге не только для того, чтобы изучить языки. Это помогло мне стать хорошей переводчицей.

— Мы в Пакистане такого не делаем,— сказал он.

Нан вышла из ванной и, занимаясь своими делами, прислушивалась к возгласам Ахмеда, который плескался под струей холодной воды. Нан серьезно думала о нем. Она была практичным человеком. Она, не задумываясь, пожертвовала бы материальными выгодами ради принципа или чувства, но при этом хотела точно знать, ради чего жертвует, каковы ставки. А сейчас ставка достаточно высока — ее любовь к Ахмеду. Болгария, как и Советский Союз, была одним из государств, экспортирующих продовольствие и лояльно относящихся к остальным странам Блока Народов. И тем не менее,

Политические проблемы существовали и между ними. Нан и Ахмед редко могли видеться друг с другом, и единственный выход был в том, чтобы ей или ему сменить гражданство. А Нан знала, что Ахмед не пойдет на это. Но действительно ли она хочет связать свою жизнь с милым пакистанцем? Сможет ли Нан жить в перенаселенных сонных городах Блока Народов? Она видела их. Они по-своему красивы. Но пища в основном — растительная, полное отсутствие личных машин, замкнутость, погруженность людей в себя... Хочет ли она этого? Там приятно быть в гостях. Месяц, два... Но всю жизнь?.. Она быстро оделась, так ничего и не решив. Часть мозга контролировала ее действия, другая же обдумывала планы на сегодняшний день конференции. Все-таки операция по расщеплению мозга —. прекрасная вещь. Весьма расширяет возможности человека. Однако сейчас даже ее расщепленного мозга нс хватало на мысли об Ахмеде. Нан быстро прибрала постель, вымыла и убрала посуду и буквально вытащила Ахмеда за дверь. Небо было ярко розовым, но солнце только-только взошло. Самое время, если они поторопятся. Она потащила ею вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Они выбежали во двор, затем па пересечение двух бульваров. Здесь она остановилась и обернулась.

— Ты видишь?

Ахмед прищурился от солнца.

— Я вижу собор,— хмыкнул он.

— Да, это собор. И чудовище.

— Чудовище? Собор?

— Да.

— Хм! Святой Стефан -- чудовище?.. О! Кажется, я понял. Вон те окна наверху — это глаза. А окна внизу — зубы.

— Он улыбается нам,, ты видишь? А вон там — уши и нос. Ахмед уже смотрел не на собор, а на нее.— Ты очень странная девушка. Интересно, какой ты будешь в Пакистане?

У Нан перехватило дыхание.— Нет, нет, пожалуйста, замолчи. — она взяла его за руку.

— Давай просто погуляем.

— Я еще не завтракал, Анна.

— У нас много времени,— она повела его через парк к Университету.— Ты прости меня за то, что я так плохо переводила тебя,— она засмеялась.

-- Я бы не узнал этого, если бы ты не сказала мне.

— Очень плохо, Ахмед. Я смотрела только на тебя, когда ты говорил о звезде Кунга, и забыла, что нужно переводить.

Он взглянул на нее.— Знаешь, сам Наследник Мао заинтересовался ею. Именно он выбрал название планеты. Он был в обсерватории, когда открыли звезду. И думаю...

— Что ты думаешь, Ахмед?

— Я думаю, что должно произойти нечто необычное,— осторожно сказал он.

Она рассмеялась и погладила его по щеке.

— Анна,— выдохнул он и остановимся посреди бульвара.— Слушай, если меня не будет долгое время, ты не забудешь меня?

— Пожалуйста, Ахмед, милый...

— Я знаю, что трудно,— сказал он.— Я знаю, что Пакистан — бедная страна. У нас нет нефти, как в странах Ближнего Востока или в Англии. Поэтому мы присоединились к Блоку Народов.

— Мне нравится Пакистан.

— Ты была в Пакистане еще ребенком,— сказал он с горечью.— Но можно быть счастливым даже в стране Блока Народов.

Проехал троллейбус, за ним, тихо шурша шинами, три длинных черных автомобиля. Нан потащила Ахмеда на тротуар, радуясь случаю сменить тему разговора. Плохо то, что на международных конференциях, думала Нан,' приходится встречаться со своими политическими противниками, которые иногда кажутся совсем не противниками. Она сейчас вовсе не имела в виду свой роман с Ахмедом. Нан не хотела испытывать неудобства и страдать. Она прекрасно знала, каковы ставки в этой игре. Как переводчик с четырех основных языков и дюжины менее значительных, она могла бы найти работу в любой стране, особенно в странах Блока Продовольствия, от Москвы до Канзас-Сити, от Рио до Оттавы. Она встречала тех, кто перешел на другую сторону, в другие Блоки. Видела в Сиднее девушку из Уэльса, даже в ее университете были две японки. Они жили по соседству с ней. Все отчаянно старались приспособиться к жизни в новых условиях — и все же сразу бросалось в глаза, что они другие. Однако нынешнее утро и Ахмед были слишком прекрасны для таких тоскливых размышлений. Одна часть ее мозга переключилась с беспокойства на размышления о планах на день, другая, которая воспринимала и обобщала происходящее вокруг, фиксировала внимание на том, что она видела.

— Смотри,— сказала она, стиснув локоть Ахмеда.— Что там происходит?

Это происходило возле Мемориала Освобождения. Блондинка, которую она видела на одном из приемов, спорила с двумя милиционерами. Один держал ее за руку. Другой постукивал дубинкой по руке и что-то втолковывал мужчине, по виду профессору, который тоже, скорее всего, прибыл на конференцию.

Ахмед остался безучастным к этому. Он сказал:

— Американцы и болгары. Пусть Жирные решают свои проблемы между собой.

— Нет, нет,— возразила Нан.— Может, я смогу чем-нибудь помочь.

После долгих разговоров дело закончилось тем, что Нан Димитрова оказалась тоже арестованной. Виноватой была американка. Она должна была знать, что не стоит отпускать шуточки по адресу Красной Армии, если их может услышать полиция столицы самой русофильской страны. Но даже если американка и не знала этого, она должна была бы догадаться, что не стоит настаивать на том, чтобы об инциденте узнал американский посол. До этого момента милиционеры ждали случая, чтобы закончить разговор и отпустить нарушителей. Но как только был упомянут посол Америки, дело сразу приобрело международную окраску. Единственным положительным моментом оставалось то, что Ахмед не замешан в этом деле. Нан отослала его прочь в самом начале. И Ахмед охотно ушел. Двух американцев и Нан препроводили в народный Дворец Юстиции. Поскольку это было воскресное утро, им пришлось провести много часов на деревянной скамье, пока удалось собрать членов магистрата. Никто не охранял их. И Нан была уверена, что никто и не остановит, если они встанут и уйдут из здания. Но она не хотела, чтобы инициатива исходила от нее. Американка тоже не желала использовать шанс. А мужчина не уходил потому, что оставалась женщина. Нан с неудовольствием осмотрела их, особенно пышную американку, которая была чересчур откормленной даже для представительницы страны Блока Продовольствия. Да, подумала она, нам не приходится выбирать союзников. Мужчина ей понравился. Пожалуй, он немного тощ по сравнению со своей партнершей.

Время шло. Милиционер принес им крепкий чай. Постепенно совместное заключение немного сблизило их. Они уже оживленно болтали, когда явились члены магистрата. Чиновники отказались вызвать представителей посольства и настоятельно советовали в будущем руководствоваться здравым смыслом, которым Господь наградил людей, и хорошими манерами, которым без сомнения обучали их родители. После этого их отпустили с миром. Они пропустили десятичасовое заседание конференции, и что еще хуже, не попали на ленч, устроенный для делегатов. Так как это был воскресный день, все рестораны Софии оказались забиты, поэтому все трое остались без завтрака. Такой была первая встреча этих троих людей... Вторая встреча состоялась много позже и очень далеко от Земли. Дэнни Дейлхауз выяснил, что его доклад прочитал за него коллега. Так что то, что он пропустил заседание, вовсе не было катастрофой. Более того; в этом были даже свои преимущества. Он заручился обещанием Мэгги, что она устроит ему место в экспедиции на Звезду Кунга. Сидя в лайнере, который уносил его домой, Дейлхауз сочинил официальное письмо Мэгги с просьбой зачислить его в штат экспедиции. К рассвету они уже были над Лабрадором, самолет плавно летел сквозь ночную мглу. Дейлхауз в одиночестве съел- завтрак — яйцо и кофе,— который ему приготовила сонная стюардесса. После этого он сидел и рассеянно смотрел через иллюминатор на проносящиеся внизу облака. Он думал о Звезде Кунга.

На следующий день, после того как Мэгги Миннингер вернулась в Вашингтон, она получила официальное письмо Дейлхауза. Однако к этому времени Мэгги уже сама начала работу по претворению проекта экспедиции в жизнь. Из ceoей квартиры она позвонила государственному секретарю по культурным связям. Время уже было нерабочее, но Мэгги без труда связалась с секретарем. Она была его дочерью. Мэгги коротко рассказала о том, как долетела, а затем сразу перешла к делу:

— Папа, мне нужна поддержка проекта межзвездной экспедиции.

Короткое. молчание. Потом он спросил:

— Зачем?

Теперь, обдумывая аргументы, замолчала Мэгги: Ради увеличения знаний человечества? Ради потенциальной экономической выгоды Соединенных Штатов и стран Блока Продовольствия? Или потому, что она обещала Дейлхаузу? Каждый из этих доводов имел смысл для той или иной части человечества, а последний был важен лишь для нее одной. Мэгги привела только тот аргумент, который мог подействовать на отца.

— Потому что, если не полетим мы, то полетят эти сукины дети пакистанцы.

— Сами? — даже за три тысячи километров Мэгги уловила сомнение.

— Китайцы примут участие. Они очень заинтересованы.

— Ты знаешь, сколько это будет стоить,— это был не вопрос, так как ответ они знали оба. Даже простая капсула с сообщением, весившая всего несколько килограммов, требовала затрат в пару миллионов долларов, если ее нужно было переправить из одной звездной системы в другую. А она хотела отправить по меньшей мере десять человек со всем снаряжением. Это обойдется в триллионы.

— Много,— сказала она,— но полет стоит этого.

Отец хмыкнул с восхищением.

—- Ты всегда была расточительным ребенком, Мэгги. Как ты хочешь протащить это через комитет?

— Думаю, что мне удастся. Предоставь это мне, мама.

— Хм. Хорошо, я помогу тебе. Что тебе нужно от меня сейчас?

Мэгги колебалась. Это была открытая телефонная связь, и она тщательно подбирала слова.

— Я попросила этого пака прислать нам полный отчет. Конечно, если бы я первой познакомилась с ним, это дало бы мне преимущество.

— Разумеется,— согласился отец.— Что еще?

— Пока я не ознакомилась с отчетом, ничего не могу просить.

— Понимаю. А что вообще нового? Как тебе понравились наши смелые болгарские друзья?

Она рассмеялась.

— Полагаю, ты знаешь, что я была арестована.

— Я только удивлен, почему тебя не арестовывают ежедневно. Ты ужасный ребенок. Ты пошла не в меня.

— Я скажу матери об этом,— сказала она и повесила трубку. Вскоре она получила микрофильмированный доклад пакистанца, уже переведенный. Она внимательно прочла все, делая заметки для себя, затем оттолкнула бумаги и откинулась в кресле. Этот чертов пакистанец не рассказал и трети того, что было в отчете. Он даже не упомянул о существовании трех основных форм жизни. По крайней мере три формы жизни организмов имели социальную структуру. Антропоиды, затем существа, живущие в норах — теплокровные и мягкокожие, и, наконец, существа, живущие в воздухе. Вернее, они проводили большую часть жизни в воздухе, но крыльев не имели. Они не были птицами, а поднимались в воздух с помощью воздушных баллонов, шаров. Три формы социальной жизни! Может быть, хоть одна из них окажется разумной настолько, чтобы создать цивилизацию! Эта мысль привела ее к Дэнни Дейлхаузу, к его докладу о первом контакте с разумной жизнью на субтехнологическом уровне. Она взяла его письмо и ухмыльнулась. бедняжка Дэнни даже не знает, что просит. Ведь стоимость экспедиции семнадцать биллионов долларов. Семнадцать биллионов долларов — это примерная стоимость Манхеттена... годовой доход многих стран... двухлетние выплаты США за горючее... уйма денег.

Она положила бумаги в красную папку с надписью СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО и заперла их в сейф. Затем стала пробивать то, что обещала Дэнни Дейлхаузу.

Много можно сказать о Мэгги Миннингер, ио самое главное то, что она всегда знала, чего хочет. А хотела она многого, причем самого разнообразного. Все ее желания были выстроены в мозгу стопочкой, но степени их важности. Третье или четвертое желание сверху было менее важно, чем второе, а первое сверху оказалось в данный момент самым главным, для выполнения которого Мэгги готова применить все силы, все возможности. Через неделю она должна была предстать перед комитетом сената по Космическим Исследованиям. Это время она использовала для того, чтобы сообщить Дейлхаузу, как изменить текст его письма, чтобы шансы на успех увеличились, а также заполнить пробелы в образовании. Чтобы перебросить космический корабль с людьми из одной звездной системы в другую, необходимо вывести его на орбиту. Тахионная транспортация — весьма элегантное достижение человеческой техники. Как только капсула переводилась в определенное зарядное состояние, она начинала подчиняться тахионным законам. При этом капсула может двигаться со скоростью, превышающей скорость света, преодолевая громадные расстояния за короткий срок, для чего требуется удивительно мало энергии. Парадокс тахионного процесса заключается в том, что для медленного движения требовалось гораздо больше энергии, чем для движения с большей скоростью. Самое- главное и сложное — изменить зарядное состояние капсулы. Требуется огромная платформа. Платформа очень дорогая, а кроме того, очень тяжелая. Вывести ее на орбиту чрезвычайно сложно. Нужно сжечь сотню килограммов горючего, чтобы перевести грамм вещества в тахионное состояние. А горючее — это горючее. Это может быть нефть, может быть что-то другое, заменяющее нефть. Во всяком случае, нужно сжечь полмиллиона метрических тонн нефти, чтобы послать десять человек и минимум аппаратуры к Звезде Кунга. Это не просто стоимость в долларах. Это четыре супертанкера, полных нефти, которые доставила одна из нефтедобывающих стран. Интерблочный комитет по импорту и ценам очень плохо относится к странам Блока Продовольствия и непрерывно повышает цены на нефть. Так что стоимость экспедиции может возрасти до такой цифры, которую Мэгги и Дейлхауз и представить не смогут. Когда все числа благополучно перекочевали из бумаг в ее голову, Мэгги закрыла сейф в кабинете. Она направилась в комнату 201 — КАБИНЕТ СЛУШАНИЯ, понимая, что подготовилась к разговору полностью. Теперь перед нею возникло очередное препятствие. Мэгги терпеть не могла препятствий. Ее отточенный мозг рассекал проблему на части и она концентрировала свое внимание на решении каждой. Проблема Комитета представлялась ей состоящей из четырех частей: председатель, лидер меньшинства, советник Комитета и сенатор Ленц. Мэгги подготовила стратегию борьбы с каждым из них. Лидер меньшинства был другом ее отца, поэтому можно было оставить его отцу.

Председатель лелеял мечту стать президентом. Он никогда не упускал возможности поднять волну — ведь это была реклама. Так что с ним нужно держать себя скромнее, чтобы ему казалось, что это он владеет инициативой. После того, как она принесла присягу и прочла свой меморандум, председатель первым стал задавать вопросы.

Председатель: — Ну, мадам, уверен, что ваши намерения самые лучшие, но вы знаете, сколько приходится нам здесь, на Холме, работать, чтобы снизить дефицит?

Капитан Миннингер: — Конечно, сенатор.

Председатель: — И вы хотите, чтобы мы дали вам Бог знает сколько миллионов долларов на этот проект?

Это звучит оптимистично. Он не сказал: сумасшедший проект или что-нибудь вроде этого.

Капитан Миннингер: — Не хочу, сенатор. Надеюсь на это, Я надеюсь, что Комитет одобрит проект, так как, по моему мнению, все расходы, уложенные в него, со временем многократно окупятся.

Председатель: — Мы не можем тратить деньги налогоплательщиков на надежды.

Капитан Миннингер: — Я знаю это и ценю. Я прошу деньги не на надежду. Это реальность, это расчет. Не только мой, но и коллективный расчет хорошо информированных экспертов.

Председатель: — Мы получаем много проектов, которые базируются на весьма авторитетных оценках. Мы не можем финансировать все проекты.

Капитан Миннингер: — Конечно, сенатор. Я не появилась бы здесь, если бы не была уверена в вашей компетентности и здравом смысле.

Председатель: — Ну, что ж. Кто-нибудь из моих коллег хочет задать вопросы?

Конечно, они хотели. Вопросов было много, но мало по существу. Самые значительные люди, сенатор Ленц и лидер меньшинства, держались в тени, ожидая своего часа. Остальные старались выговориться, чтобы их имена попали в отчет о заседании, что укрепило бы их положение. Самую сложную проблему представлял главный советник. Он был умен. И его основная задача — сделать так. чтобы Комитет не попал в какую-нибудь неприятную историю. А задача Мэгги в данный момент заключалась в том. чтобы для Комитета сказать «да» сулило меньше неприятностей, чем сказать «нет».

Мр. Джианпаоло: — Вы говорите, что вложения окупятся. Вы имеете в виду реальные ценности или нечто абстрактное, — знания и тому подобные ирреальные штучки?

Капитан Миннингер: — И го, и другое.

Мр. Джианпаоло: — Да, м-р Миннингер? Доллары вернутся?

Капитан Миннигер: — Исходя из прошлого опыта и наших знаний о планете — да. Определенно, да.

Мр. Джианпаоло: — Можете ли вы сказать, в каком виде вернутся доллары?

Капитан Миннингер: — В широком смысле — могу Из всех сообщений явствует, что там имеются ценные сырьевые ресурсы. А кроме того, важно присутствие разумной жизни. Разумеется, пока это только показания приборов.

Мр. Джианпаоло: — Насколько я знаю, интерпретация показаний приборов всегда вызывает споры.

Капитан Миннингер: — Совершенно верно. И именно поэтому следует направить на планету экспедицию. Экспедиция должна точно выяснить то. что другим способом мы выяснить не можем. Если бы мы точно знали, что найдем там, то не стоило бы посылать людей. Но тут есть и другая сторона, более важная причина для экспедиции. Эта причина — приоритет, лидерство.

Мр. Джианпаоло: — Лидерство?

Капитан Миннингер:— Все страны, экспортирующие продовольствие, видят в нас лидера. Я не думаю, что кто-то из вас хочет обмануть их надежды. Такая возможность выпадает раз в. жизни. Я здесь потому, что не хочу брать на себя ответственность за то, что мы упустим ее. 'Пусть Комитет проанализирует все и примет на себя эту ношу.

Так как на открытой сессии ничего не решалось, Мэгги была уверена, что у членов Комитета будет время обдумать и понять, какую ношу она может скинуть с себя, если проголосует за принятие проекта. Однако Мэгги не забывала, что главным дирижером событий был Джианпаоло. Он слишком умен, чтобы закончить это заседание на той ноте, которая бы удовлетворила Мэгги. Он стушевал ее драматическое заявление с помощью выуживания у нее самых разнообразных технических данных.

— Да, мистер Джианпаоло, я знаю, что сила тяжести на планете меньше, чем «на Земле, а атмосферное давление выше, чем земное» «а несколько процентов. Но количество кислорода то же самое...

Он расспрашивал ее о непрерывном выделении газообразных веществ на холодной части планеты, о резервах внутреннего тепла. Он долго спорил с ней то поводу классификации планеты по последнему каталогу ОАО: Бес-бес Джеминорум 8326 кии Бес-бес Джеминорум 8426, так как в ее отчете приведены оба обозначения. Видимо, машинистка сделала ошибку. Эта дискуссия длилась так долго, что даже председатель запротестовал. И затем, вполне довольный, что ему удалось усыпить половину аудитории, Джианпаоло попросил десятиминутный перерыв, после которого снова бросился в атаку.

Мр. Джианпаоло: — Капитан Миннингер, я уверен, что вам известно, сколько стоит запуск тахионного корабля. Во-первых...

Капитан Миннингер: — Да, cap. Знаю.

Мр. Джианпаоло: — Вы не понимаете, что это огромные деньги. Корабль будет стоить не менее шести биллионов долларов.

Капитан Миннингер:— Да, сэр. Но, как заявил вице-президент на Десятой Ассамблее Всемирной конференции по экзобиологии, у нас уже есть такой корабль. Он может быть использован для выполнения самых разнообразных задач.

Мр. Джианпаоло: —Но, как сказал вице-президент, время использования корабля расписано. И тем не менее, вы настаиваете на отправке экспедиции на... как называется планета?

Капитан Миннингер: — Сын Кунга. Хотя это еще не официальное название.

Мр. Джианпаоло: — Надеюсь, что нет. Но такая экспедиция означает прекращение исследования Пропиона VI. А вы знаете, что, по предварительным данным, эта планета имеет твердое ядро и, следовательно, перспективна с точки зрения добычи урана для наших энергетических установок... Англичане запустили эту штуку. Они заверили всех, что в соответствии с существующими международными соглашениями сделают данные своих исследований Пропиона доступными всем'..

Капитан Миннингер: —Да, сэр. Но вы же знаете, что до

быча урана на Проционе, очистка его и доставка на Землю будет обходиться очень дорого. С этой точки зрения Бес-бес Джеминорум гораздо более перспективна.

Мр. Джианпаоло:—Да, капитан Миннингер. Мы уже выслушали вашу точку зрения по этому вопросу.

Такой конец был обнадеживающим. Англичане, не сообщили, но и Мэгги, и Джианпаоло знали, что приборы не обнаружили информации о радиации на Проционе. Может, и там и есть уран, но на глубине многих тысяч метров. Мэгги подробно ознакомилась со всеми официальными отчетами. Так что, теперь она была вполне удовлетворена: события двигались в нужном ей направлении. Оставалась еще проблема сенатора. Ленца. Он был твердым орешком и играл большую роль здесь, в Комитете, да и в сенате тоже. С ним нужно поработать, индивидуально и в частном порядке. Мэгги уже кое-что придумала.

Она решила возвращаться в Хьюстон кружным, путем, через Денвер. Отец отвез ее в аэропорт Даллеса на своем автомобиле. Впрочем, это был не его автомобиль. Он. принадлежал государству. Как и сам Годфри Миннингер, если, хорошо подумать. Автомобиль был и свидетельством его положения, и необходимостью. Дважды в день служащий связывался с электронной системой автомобиля, чтобы убедиться, что автомобиль и Миннингер существуют и не похищены.

-- Ты прекрасно вела себя на слушании,— сказал, он, дочери.

— Благодарю, папа. И спасибо за доклад пакистанца.

— Нашла в нем, что хотела?

— Да. Ты поговоришь с лидером меньшинства?

— Уже.

— И?

— О, с ним все ол райт. Если ты пройдешь Гуса Ленца, я думаю, что Комитет у тебя в кармане. На слушании, он молчал.

— Я и не думала, что он будет говорить.

Отец подождал, но так как Мэгги не продолжала, не стал задавать вопросов. Он сказал:

— Относительно твоего друга пакистанца есть еще сведения. У него была встреча в Кушуи с весьма значительными людьми.

— Кушуи? Где это, черт побери?

— Мне бы хотелось знать больше об этом. Это местечко в провинции Синьцзян. Пока у нас нет полных сведений о встрече. Это городок возле Лоб-Нора и не очень далеко от большого радиодиска. Сам Наследник Мао был в прошлом году там раз пять или шесть.

— Похоже, они что-то затевают.

— Вероятно. Я верю в твои оценки ситуации. И вот лучшее доказательство твоей мысли — Наследник решил сделать то, о чем ты просишь нас.

— Дерьмо!

— Не беспокойся. Я уже сообщил об этом лидеру меньшинства, и не сомневаюсь, что тот обо всем доложит Джианпаоло. Так что это сработало в твою пользу.

— Но я хочу быть первой!

— Первые не всегда снимают сливки. Сколько людей открывали Америку до того, как Англия положила ее себе в карман? Но расскажи, что интересного на этой планете?

Мэгги смотрела на проносящиеся мимо пригороды Вирджинии — высокие дома, окутанные сетью солнечных батарей.

— Все в докладе Ахмеда Дуллы, папа.

— Я не читал его.

— Жаль. Это маленькая звезда со множеством мелких планет. Но есть одна планета размером с Землю. Чуть меньше сила тяжести, чуть плотнее атмосфера. Это настоящее богатство, папа. И там есть жизнь.

— Мы и раньше находили жизнь.

— Мох и амебы? Здесь совсем другое. Настоящая жизнь. Скорее всего, разумная. И может быть, уже есть цивилизация. Но планета интересна и в другом отношении.

Она почти задохнулась от возбуждения.

— Эта планета не вращается. Она ведет себя так как наша Луна — всегда повернута к звезде одной стороной. Так что на одной стороне планеты вечный день!

Отец слушал ее внимательно. Когда она замолчала, чтобы перевести дух, он сказал:

— Ты должна знать еще кое-что. Страны Блока Горючего ведут между собой переговоры о шестидесятипроцентной надбавке на цену за нефть.

— Боже, папа! Значит, мне уже никогда не пить скотч?

— Нет, на этот раз не Англия. Это китайцы.

— Но они же экспортируют народ, рабочие руки!

-— Они экспортируют все, что им захочется,— поправил отец.— Единственная причина, которая привела их в Блок Народов — это то, что они могут играть там первую скрипку. Наследник Мао и играет там первую скрипку. Наследник Мао ведет свою игру. Он объявил, что сам повысит цены, независимо от результатов голосования Блока. Саудовцы, индонезийцы и прочая мелкота поддерживают его. Они тоже хотят играть в игру вместе с большими мальчиками.— Он задумчиво помолчал.— Так что твоя просьба о полумиллионе тонн нефти несколько несвоевременна.

— Понимаю. А что же мы собираемся делать? Я не имею в виду мой проект. Я имею в виду страну.

— Что мы не собираемая делать,— угрюмо ответил он,— так это поднимать цены на зерно. Мы не можем. Хитрость Наследника Мао заключается в том, что он поднимает цены на экспорт горючего. Внутри Блока они останутся низкими. Так что их затраты на ирригацию и прочее не повысятся. И внутренние цены на зерно — тоже. Если мы поднимем цены, они просто откажутся покупать его. Мы, конечно, выдержим это. Но Советы, Индокитай, бразильцы... их экономика потерпит крах. И тогда Блок разрушится. Именно этого и добивается Наследник Мао.

Он припарковал автомобиль возле аэропорта. Прежде чем выключить радио, сказал дочери:

Если ты хочешь протолкнуть свой проект, действуй быстро.

Мени выскользнула в сырой теплый воздух Вдали темнели вздыбленные хвосты лайнеров. Некоторые из них разогревали моторы, и в воздухе стоял гул. Мэгги прошла за отцом, который подхватил ее сумки и направился к терминалу.

— Папа,— сказала она. — Я могу сказать об этом сенатору?

— Нет, нет! Возможно, он уже знает, но ты не должна знать!

Она расхохоталась.

Ну ладно, придется действовать по-другому. Постой, папа. Я не полечу в Хьюстон.

— Почему?

Я полечу по другому маршруту.

На прощание Миннингер поцеловал дочь возле стойки, где шла регистрация пассажиров на Денвер. Он смотрел, как она исчезает в туннеле, со смешанным чувством восхищения и опасения. Ему хотелось спросить, как она собирается обработать сенатора Ленца, но он не стал. Этим же рейсом летел и Ленц. Из-за того, что полет был ночной, самолет задержался здесь на двадцать минут для дозаправки и прогрева. Пассажиры поднялись на борт. По салону сновали стюардессы, рассаживая их по местам. Моторы работали, нагоняя теплый воздух в салоны. Mэгги воспользовалась случаем, чтобы умыться, причесаться, подновить косметику. Она видела, как сенатор поднимался в самолет. Она раздумывала, сменить ли ей форму на что-то более женственное, но решила, что не стоит. Это будет выглядеть расчетливым действием, а Мэгги рассчитывала действия так, чтобы не выглядеть расчетливой.

Гул моторов приутих и пассажиры стали пристегиваться. Самолет несколько раз тряхнуло, он стал плавно набирать высоту. Спустя некоторое время Мэгги встала и пошла к стойке, чтобы заказать себе выпивку. Через пару минут к ней присоединился улыбающийся сенатор. Сенатор, несмотря на свой авторитет, был немногим старше сорока лет. А выглядел моложе. Он уже дважды разводился. Его избиратели в Колорадо посмеивались над его невезением в семейной жизни, но исправно переизбирали его. Он мог бы стать председателем собственного комитета, но предпочел участвовать в других комитетах, где было интереснее и где он был на виду. Когда-нибудь этот парень собирается стать президентом США, и все знали это.

— Мэгги,— сказал он,— я предчувствовал, что это будет приятный полет, но только сейчас убедился в этом.

Мэгги похлопала по сидению рядом с собой.

— Вы дадите мне семнадцать биллионов? — спросила она.

Ленц рассмеялся.

— Вы не теряете времени, дорогая.

— У меня нет времени. Блок Народов собирается сам наложить лапу на планету, если мы не решимся. Впрочем, они полетят в. любом случае. Это гонки.

Он нахмурился, кивнул на стюардессу — маленькую, смуглую. Она была в форме Юнайтед Эрлайнс и носила ее, как сари. Когда им принесли заказ, он сказал:

— Я слышал, что ты сказала, Мэгги. Это звучит неплохо. Только не знаю, стоит ли это семнадцати биллионов долларов.

— Есть еще кое-что, чего вы нс имели возможности прочитать. Вы обратили внимание на ту часть, где говорится о том, какое солнце имеет эта планета?

— Не уверен.

— Оно маленькое, но расположено совсем близко. Излучает в основном низкие длинные волны. Света мало, но много тепла. И планета постоянно повернута к светилу одной стороной.

— И что?

— Энергия, сенатор. Солнечная энергия. Весьма экономично.

— Не совсем понимаю, о чем вы говорите. Значит, это солнце более горячее, чем наше?

— Нет. Но оно ближе. И самое главное, оно не движется относительно планеты. В чем основная проблема с солнечной энергией у нас? Солнце постоянно перемещается по небу. А половину суток вообще скрывается за горизонтом. А там, Гус, там же никогда не бывает ночи!

Ленц' кивнул, немного выпил, ожидая продолжения.

-- Там нет темноты, нет зимы. Более того, даже облака там не помеха для приема солнечной энергии.

— Разве там нет облаков? — удивился Ленц.

— Есть. Но длина волны излучения такова, что облака не могут служить экраном. Они пропускают энергию беспрепятственно. На земле мы можем использовать не более десяти процентов солнечной энергии, а там будем использовать все сто.

Ленц задумался на мгновение.

—: Интересно,— сказал он и жестом показал, чтобы им наполнили бокалы.

Мэгги не стала мешать ему обдумывать услышанное. Скоро он спросит, что даст эта энергия в сотне световых лет от Земли его избирателям в штате Колорадо. Она уже подготовила ответ на это, но предпочитала выждать, пока он спросит.

Но когда он спросил, вопрос застал ее врасплох.

— Мэгги, что ты имеешь против этого пакистанца?

— Пакистанца? Нет, ничего.

— Кажется, ты слишком серьезно относишься к соревнованию.

— Но не на личном уровне, Гус. Я, конечно., не люблю пакистанцев, но с некоторыми из них у меня дружеские отношения. С одним я училась в Вест Пойнте. Ничего парень. Гладил мою форму и никогда не мозолил глаза, если чувство-нал, что я не ходу его видеть.

— Понятно,— заметил Ленц.

— Да, да,— Мэгги задумалась.— Так что я против Ахмеда вовсе не потому, что он пакистанец. Я против пакистанцев потому, что они на другой стороне. И ничего не могу с этим поделать. Я пустила корни в своей команде.

— В какой, Мэгги? В Блоке Продовольствия? В США? Или ты имеешь в виду женщин-офицеров Армии США?

Она хихикнула.

— Всех и именно в таком порядке.

— Мэгги,— серьезно сказал он. — Тебе не кажется, что мы слишком много выпили? Я не хотел бы решать серьезные вопросы в таком состоянии.

— А почему нет, Гус? Закажи еще пару порций, и мы поговорим обо всем.

Он повиновался. Пока готовили выпивку, он сказал:

— Ты хорошая девушка, Мэгги. Но только немного кровожадная. Жаль, что ты училась в Вест Пойнте.

— Ты неправ, Гус. Жаль, что так мало молодых американцев идет в армию.

Он покачал головой.

— Я голосовал за то, чтобы упразднить военные академии и урезать военный бюджет.

— Я знаю и осуждаю тебя.

— Ты не права. У нас нет выбора. Мы не можем рассчитывать на войну, Мэгги. Разве ты не понимаешь этого? Даже пакистанцы могут стереть нас с лица земли, не говоря уже о китайцах, турках, поляках и остальных из Блока Народов. Я не упоминаю об англичанах, саудовцах, венесуэльцах. Мы не можем победить никого. И все это знают. Они не враги...

— Они же соревнуются с нами, сенатор,— сказала капитан Миннингер, выпрямившись и тщательно подбирая слова. — Экономически. Политически. И во всех остальных отраслях жизни. Вспомните Клаузевица: война— его логическое продолжение политики. Нет, я понимаю,— быстро сказала она,— что мы не можем заходить так далеко. Мы не хотим уничтожить планету. Я знаю, о чем вы говорите. Это, как сказал один русский космонавт... как же его фамилия? А, Севастьянов. Это было сказано очень давно.— Когда я был в космосе, я видел, как мал наш мир. И я понял, как важно для всех нас научиться жить вместе.-- Вот так, Гус. Но научиться жить вместе не означает, что некоторые народы будут жить лучше, другие — хуже. Вот последний факт. Люди Блока Горючего поднимают цены. Люди Блока Народов требуют большей оплаты за экспортируемых рабочих, иначе их не выпустят за границу, и что мы тогда будем делать без рабочих рук? И мы сопротивляемся. А когда я сражаюсь, Гус, я сражаюсь до конца. Я сражаюсь, чтобы победить. И играю, чтобы выиграть. А сейчас я хочу выиграть Звезду Кунга. Я знаю, что на планете есть много полезного для нас. И хочу, чтобы она служила нам. Нам —это означает нашему Блоку, Соединенным Штатам, штату Техас, городу Хьюстону. И многому другому, чему я служу. И хочу, чтобы то, чему я служу, было всегда первым, преуспевающим, лучшим во всем. Я думаю, что это и есть патриотизм, сенатор. Сомневаюсь, что вы па это сможете возразить.

Он задумчиво посмотрел на нее поверх бокала, затем поднял его.

— За вас, Мэгги. Вы — настоящая железная леди

Она рассмеялась.

— Ол райт,— сказала она, смягчившись.— За это я выпью. А как насчет моих денег?

Ленц выпил и поставил бокал.

— Хочешь ты этого, или нет, но все мы только часть сообщества. И предлагать мне свой проект —- это не значит предлагать его всему сообществу. Мы должны сотрудничать со всеми странами Блока.

— Чепуха, Гус Мы же платим за все!

— Да, во всяком случае, девяносто процентов.

— Почему бы нам не заплатить все и не взять в свои руки?

— Потому что,— раздельно сказал он,— потому что я не буду голосовать за это.

Мэгги долго молчала, оценивая приоритеты. Затем пожала плечами.

— Пусть так,— сказала она.— Я не возражаю, если мы примем в игру несколько пешек. Канадцев, бразильцев. Может, болгар. К тому же я знакома с одной болгаркой...

И тут она остановилась. Ей пришла в голову мысль, что она все же обязана этой Нан, как там ее фамилия, но одновременно она вспомнила, что болгарка была близка с тем самым паком...

— Нет,— сказала она.— Подумав, я решила, что болгары нам ни к чему. Может, взять парочку из Советского Союза? Если мы пошлем десять человек и шесть из них будут самые чистокровные «Made in USA» — то я буду довольна.

— Хм,— Ленц задумчиво смотрел на нее. Самолет начал снижаться.— Посмотрим,— сказал он.— Что же мы будем делать этой ночью, которую Бог подарил нам, Мэгги? Уже слишком поздно, чтобы усиленно думать, и слишком рано, чтобы идти спать. Хочешь посмотреть звезды просто так?

— Именно этого я и хочу,— ответила она, допила бокал и поднялась. Они прошли через салон в переднюю рубку и встали, опершись о поручни и глядя сквозь стекло. Самолет летел над холмами Западной Вирджинии. Впереди над горизонтом плыла торжественная Венера. Немного погодя Ленц обнял ее.

— Просто проверяю,— сказал он,— насколько ты действительно железная леди.

Мэгги прильнула к нему охотно. Ленц не был крупным мужчиной. Не был он и красивым, но он был теплый, мускулистый, и рука его приятно согревала. Существуют гораздо более низкие способы борьбы за голоса в сенате, чем этот, подумала она, поворачивая к нему лицо с влекущими губами...

Ленц сделал все. Полный состав Комитета одобрил проект, и через три месяца, в жаркий день Джорджии, Мэгги была вызвана из отряда по телефонному звонку высшего ранга. Она не мылась уже три дня. Летние полевые маневры проводились в условиях, максимально приближенных к боевым. Она была вся потная, грязная, в глине. Мэгги знала, что от нее пахнет совсем не духами. Кроме того, ее отряд готовился к атаке высоты. Так что к телефону она подошла в очень плохом настроении.

— Капитан Миннингер! — рявкнула она.— И, черт побери, позаботьтесь, чтобы вызов был действительно важным!

В ушах ее раздался смех отца.

— Это ты сама решишь,— сказал он весело.— Десять минут назад Президент подписал билль.

Мэгги буквально рухнула в кресло сержанта.

— Боже, папа! Это так здорово!

Она смотрела на стены командного трейлера, не видя их, и думала, что сейчас важнее — вернуться в отряд или позвонить Дэнни Дейлхаузу.

— ...что? — она вдруг поняла, что отец продолжает говорить.

— Я сказал, что у меня для тебя есть еще новости, не вполне радостные. Это насчет твоего пака.

— Что с ним папа?

— Дело в том, что он собирался на каникулы, помнишь? Так вот. он отправился на прошлой неделе.

Пилотом был Виссарион Ильич Капелюшников. Он был низеньким, смуглым — таковы традиции космонавтики. В числе его предков имелось гораздо больше татар, чем это можно было предположить по его фамилии. Инженер экспедиции тоже был советский, но высокий, с вьющимися волосами. Его звали Петр Кривитин. Номинальным командиром экспедиции был высокий американец, Алекс Вудринг. Сейчас они все говорили одновременно. Алекс пытался рассудить двух русских. Помогала ему Гарриет Сантори, переводчица. Однако она плохо это делала, и командир никак не мог примирить двух спорящих. Капелюшников собирался опуститься на планету и начать исследования. Кривитин хотел изучить показания пробных зондов, чтобы выбрать место для посадки. Гарриет требовала от них, чтобы они вели себя как взрослые люди. Трудность Вудринга состояла в том, что пока они не приземлятся, капитаном оставался Капелюшников, а он, Вудринг, обладал только формальной властью. И весь этот шум продолжался уже больше часа. Дэнни Дейлхауз проглотил желание вмешаться в спор. Он ослабил пристяжные ремни и посмотрел в иллюминатор. Вот она, планета. Она заполняла весь иллюминатор. До нее ®сето лишь сотни тысяч километров. Это уже не «вдали», а тут, «внизу». И вот они там спорят, но никто из них не знает, что участвует в его экспедиции. Ведь ничего бы не вышло, если бы он не убедил эту блондинку из армии поддержать экспедицию. Кто-то сказал ему на ухо:

— Как ты думаешь, мы когда-нибудь сядем на планету?

Дэнни обернулся. Это была Спарки Кербро, довольно приятная женщина, но после того, как они все провели девятнадцать дней в пространстве в двадцать кубических метров, им было трудно выносить друг друга.

— Планета очень оригинальная. Она не похожа ни ничто.— Спарки продолжала говорить, явно стараясь быть дружелюбной.

Дейлхауз заставил себя ответить. Она ведь ни при чем, если он не выносит звука ее голоса, ее запаха. А кроме того, она действительно права. Сын Кунга в самом деле не был похож ни на одну из планет. Дэнни знал, как должны выглядеть планеты. Некоторые из них были красные и мутные, как Марс, некоторые молочно-белые, как Венера. Эта планета даже не пыталась выглядеть правильно. Но в этом была вина не планеты, а самого Кунга. Он был необычной звездой. Если бы Сын Кунга вращался вокруг земного Солнца, он выглядел бы великолепно. Он имел все краски Земли. А здесь планета не имела настоящего солнечного света. Кунг едва тлел. Он был немногим ярче, чем земная Луна. Так что Сын Кунга получал от своего светила кроваво-красный свет и отсюда, из космоса, был похож на открытую рану. Отсюда даже невозможно различить, какая сторона планеты дневная, а какая ночная. Можно только угадать переход от темного к очень темному. Кривитин заверил их, что как только они окажутся на поверхности, глаза быстро приспособятся, и они будут видеть нормально. Однако отсюда все выглядело весьма сомнительным. И ради этого., думал Дэнни, я бросил прекрасную работу в штате Мичиган.

Русский язык достиг своего крещендо в перепалке, но внезапно спор затих. Кривитин, улыбаясь так, будто столь жаркие споры были не больше, чем дружеской болтовней, занялся аппаратурой. Затем посмотрел на Дэнни и Спарки.

— Сара, дорогая,— сказал он на прекрасном английском языке.— Тебя ждут в главной каюте. Тебе тоже лучше пойти туда, Дэнниел.

— Мы будем садиться? — спросила Спарки.

— Нет, нет. Каппи, наконец, понял необходимость перейти па другую орбиту.

— Дьявол! — кратко выразилась Спарки. Ее тоже одолевало страстное желание скорее оказаться на твердой почве. Дейлхауз полностью разделял ее чувства. Значит, им болтаться здесь ещe день, по меньшей мере.

— Да, я согласен,— сказал Кривитин.— Но Алекс хочет, чтобы вы снова попутались поймать сигналы пипов[1].

Гарриет принялась жаловаться, но Дейлхауз не стал слушать. Он отстегнул ремни и достал кассеты с информацией, которые спрятал на случай перегрузок при посадке. Он включил магнитофон, вставил в ухо наушник. Послышалось шипение ленты, случайные щелчки и далекий угрюмый вой. Это были звуки, посылаемые посадочным зондом. Его задача заключалась в том, чтобы обнаружить биологические объекты и исследовать их во встроенной лаборатории. Однако микрофоны воспринимали только звуки, которые приходили снаружи. Он пожал плечами. Наконец, звуки стали громче и чище. Это был ужи нейтральный аппарат-исследователь. У него имелся локатор двуокиси углерода. Как самка комара, которая ищет кровь, чтобы оплодотворить яйца, аппарат дрейфовал до тех пор, пока не обнаруживал двуокись углерода. Затем он летел по следу и находил источник. После этого аппарат кружился поблизости, засекая и передавая звуки. Но какие звуки!' Иногда они были похожи на звук трубы большого оркестра, иногда — на крики ребенка, занятого азартной игрой. Дейлхауз записал частотный спектр — от единиц герц, которые человеческое- ухо воспринимать не способно, до звуков, издаваемых летучей мышью. Он идентифицировал по крайней мере двадцать фонем; Это не были крики птиц. Эго был язык, Дэнни в том был уверен.

Внезапно на него повеяло* теплом. Дэнни потянулся к иллюминатору, где всплыл тускло-красный Кунг. Дэнни опустил темный экран, смотреть на звезду небезопасно, можно обжечь кожу. Теплота охватила его, сразу же захотелось спать.— Почему нет? — подумал он. Он выключил магнитофон, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и приготовился уснуть. Но вдруг услышал свое имя.

— Дейлхауз! Кривитин! Ди Паоло! Все на корабле! По-местам!

Он стряхнул сон, пожалев, что нет под рукой чашки кофе, и пошел в рубку. Алекс Вудринг сказал:

— Тебе нужно посмотреть на это. Пипы передали еще один ответ, и Гарриет записала его на ленту.

Дейлхауз придвинулся ближе к экрану, чтобы лучше видеть. На экране было растение красного цвета необычной формы с грушеподобными плодами, свисающими, с ветвей.

— Перекрути ленту, Гарриет,— нетерпеливо сказал Вудринг. Изображение на экране погасло.

Затем появилось новое изображение. Сначала Дейлхауз подумал, что он видит еще одно растение — вероятно, пустынное. Красные и желтые шары росли из чего-то, что Дейлхауз принял за губку. А затем ЭТО пошевелилось!

— Боже,— прошептал кто-то. Дейлхауз почувствовал, как комок подкатил к горлу.

— Что это?

— Кажется, похоже на белую мышь,— сказал Моррисон, биолог.

— Но что произошло?

— Произошло то,— сказал биолог с оттенком профессионального превосходства,— чего я сам еще не понимаю. Пипы передали речевое сообщение в зашифрованном виде.

— Но ведь они обещали делиться информацией,— рявкнул Дейлхауз.

— Ну, так они и делятся. Я полагаю, что Наследник Мао дал указание опубликовать отчет на сессии ЮНЕСКО. А затем, после того как копия попадет в Нью-Йорк, она будет передана нам. Но это будет не скоро. А того, что мы видели, достаточно для того, чтобы понять — это не такая гостеприимная планета, как нам хотелось бы.

Он замолчал, затем продолжал:

— Я не думаю, что то, что мы видели — то, что произошло с подопытной белой мышью,— инфекционное заболевание. Это больше похоже на аллергическое явление. Я не могу себе представить микроорганизм, так быстро приспособившийся к нашей биохимии. Я думаю, что мы так же ядовиты для них, как они для нас. Поэтому мы будем есть только свою пишу, пить свою воду.

— Значит, мы все же будем приземляться?

Капитан Капелюшников сказал по-русски:

— Да!

Он кивнул, затем пробормотал что-то переводчице, которая сказала:

— Он говорит, что мы для этого сюда и прилетели. И что мы предпримем все меры предосторожности. Посадка будет со следующей орбиты.

Дейлхауз снова прокрутил странные песни зонда-комара, но вся аппаратура для серьезных исследований была уже упакована. Теперь не было смысла снова доставать ее. Как бы убить время? Засыпая, он думал о планете. Как же назвать ее? Дитя Кунга, Сын Кунга? Клонг — Сын Кунга — так окрестил планету кто-то из американцев. Но это неудачное название.

Когда Дэнни проснулся, ему вручили тюбик с густой желеобразной массой. Нужно намазать все тело и одежду. Это должно предохранить от инфекций на первое время, пока люди еще не сориентируются. Затем он снова оделся и стал ждать.

Электронщик засекал все источники излучения на планете и наносил их на карту Солнечной системы.

Кажется, передают две станции,— прокомментировал Дейлхауз.

— Да. Я думала, что это базовый лагерь, а это поисковый отряд. Вот здесь база пипов,— она коснулась ногтем точки, расположенной на берегу большого залива.— А здесь другая станция.—Она показала на другой берег залива.— Мы знаем, что это их база. Мы фотографировали ее с орбиты. Кажется, они даже не устроились еще по-настоящему. Это импульсные кодовые сигналы научной информации, которые принимаются тахионными приемниками, а затем передаются на Землю.

— А что на другой стороне залива?

— Больше ничего. Есть стойбище каких-то антропоидов. Но радио у них, конечно, нет.

Она сняла датчик с виска и протянула его Дейлхаузу.

— Послушай этот сигнал.

Дейлхауз прикрепил датчик. Звук оказался чистым, двутональным. Он повторялся снова и снова.

— Печальный звук, -сказал он.

Женщина кивнула.

— Я думаю, что это сигнал отчаяния,— сказала она.— Только на него никто не отвечает.

Давайте поговорим о Шарн-игоне. Представьте себе ласкового и веселого человека, которого любят дети, который танцует польку, читает елизаветинские стихи и знает, почему Тибальд — величайший мим из всех, когда-либо живших на Земле.

— Это и есть Шарн-игон?

Нет. Это просто аналогия. А предположим, что вас спросят: видели ли вы когда-нибудь этого человека? Вы задумаетесь, будете перебирать в памяти все встречи. Нет, скажете вы, почесав затылок, думаю, мы никогда не встречались. Предположим, что мы вам скажем: ведь вы встречались! И это было неделю назад, в понедельник. Он выехал автобусом А-37, на который вы сели. И вы опоздали на встречу с налоговым инспектором, потому что этот человек не разменял вам пятидолларовую банкноту.

Что скажите вы тогда? Возможно, вы ответите:

— Ну, конечно! Я прекрасно все это помню! Но это был совсем не тот приятный веселый человек, которого вы обрисовали. Это был водитель автобуса.

Вот так это может быть, если говорить о Шарн-игоне. Достаточно легко представить себе, что вы встречались с ним. Давайте поставим мысленный эксперимент и посмотрим, к чему он приведет. Предположим, что вы находитесь вне времени и пространства, как некий герой Уэллса. Вы смотрите на него со своего облака. Ткните пальцем в бесконечность. И вы притронетесь к планете Шарн-игона, вы откроете его для себя. Что же вы увидите? Некто попытается описать его, сказав, что он консерватор, высоконравственный и необыкновенно честный. Другой отвергнет все ваши заявления и скажет, что Шарн-игон буквально кричит от неизлечимой душевной боли. Но может случится так, что вы при первом взгляде ахнете и отдернете палец. Вы скажете:

— Боже! Это же не человек. Это для нас чуждое существо! Оно живет на планете, расположенной в тысяче световых лет от нас. Планета вращается вокруг звезды, которую мы никогда не видели. И, кроме того, это существо ужасно! Если бы меня спросили, на что оно похоже, я бы сказал — и не погрешил бы против истины,— что оно похоже на раздавленного '.краба.

И, конечно, вы были бы правы.

Однако Шарн-игон считал себя иным. Во-первых, он не был просто фантазией природы. Он был личностью-. У него имелись родственники. Он жил в обществе; жил по строгим, законам и повиновался жизненному укладу своего общества. Он не был похож ни на одного из кринпитов — так его народ называл себя, несмотря на то, что, на взгляд человека, все они были неразличимыми. Он был Шарн-игон. Например, Шарн-итон ненавидел Празднество Приветствия Кольца — а сейчас наступило именно это время. Для него оно означает одиночество и самый' худший цикл. Он ненавидел бодрый шум; наигранную веселость, фальшь, загадочные сантименты; Все магазины и бордели были заполнены народом, так как каждый старался приобрести подарок или стать беременным, но для Шарн-игона все это бесплодная суета, так как он был одинок. И если бы вы спросили его, он бы ответил, что ненавидит Празднество Приветствия Кольца. Он сказал бы, что всегда ненавидел его. По крайней мере, с тех пор, как стал зрелым. Праздник нужен молодым, вступающим в половую зрелость. Но это не полная правда. Всего лишь за цикл до этого он и его муж-жена Чм-прюитт провели весьма приятно это празднество. Но Чи-прюитт ушел. Шарн-игон послав: вызов, споткнувшись о Привидение, лежащее на его пути. Ему показалось, что Привидение назвало его имя. Но это было слишком невероятно. Помедлив в нерешительности, он пробился через толпу и зашел... назовем это баром...— чтобы пропустить стаканчик-другой. Посмотрим на Шарн-игона, запутавшегося в галлюциногенных сетях, пробивающегося через толпу кринпитов.

Он был привлекательным с точки зрения соплеменников; по-мужски широк — почти два метра от обода до обода, но удивительно строен, всего сорок сантиметров в узкой части панциря. Несмотря на его хмурый вид, самцы и самки обращали на него внимание. Он был молод, обладал достаточной сексуальной потенцией и имел успех в выбранной им профессии. Впрочем, это не совсем верно, так как тут опять возникал парадокс. Профессией Шарн-игона была социальная деятельность. В этом и заключался парадокс: к таким, как он, кринпиты обращались только тогда, когда у них начинались неприятности. Кринпиты создали общество, в котором каждый зависит друг от друга. Причем непохожее на общество технологической культуры, развившееся на Земле. Может быть, аналогию можно найти в тесных семейных кланах бушменов или эскимосов. Там жизнь племени зависела от каждого его члена. Так что Шарн-игон мог считать себя счастливым и успешно делающим свое дело. Праздник Кольца всегда приносил ему урожай ущербных личностей, уделом которых становилось одиночество среди всеобщего ликования. Во время праздников Шарн-игон всегда был замят больше, чем обычно.

Посмотрите внимательно на Шарн-игона с точки зрения своего облика. Он наверняка может показаться вам странным, даже отвратительным.. Его могучий панцирь был усыпан чем-то похожим на хитиновые крылышки. Некоторые из них были в несколько сантиметров высотой, другие меньше. И между ними бегали мелкие насекомые, похожие на вшей. Но это вовсе не вши. И даже не паразиты, если, конечно, забыть о том, что каждый детеныш по сути паразит для своей матери. А это и есть малыши, детеныши. Шарн-игон был не единственным кринпитом в баре, вступившим в пору воспроизводства рода. Из сотни кринпитов в баре у каждого восьмого из десяти по панцирю бегали детеныши. Иногда кто-нибудь из этих суетящихся малышей падал вниз или перелезал на панцирь другого кринпита, когда они соприкасались, начиналась возня. Ведь если он не попадал обратно, то погибал. Панцирь Шарн-игона по окружности крепился к телу с помощью подвижных хитиновых пластин, которые находились в постоянном движении — то сжимались, то расширялись, как меха аккордеона.

Он прошел по натоптанному грязному полу на своих суставчатых ногах. Их было не менее десятка. Приняв три быстрых и почувствовав себя лучше, он покинул бар и пошел, не торопясь, по дороге. Ничего определенного у него в голове не было. По сторонам дороги тянулось то, что вы могли бы принять за японские ширмы. Они не были украшены ничем, но, соединенные между собой, тянулись вдоль дороги. Ширмы скрывали дома и коммерческие здания. Некоторые из них, подобно бару, заполнены кринпитами, другие почти пустые. Ширмы тоже покрыты маленькими крылышкоподобными выступами, но это единственное их украшение. Можно было сразу заметить, что ширмы даже не покрашены. Кринпиты не знали, что такое краски, живя в тусклом багровом свете звезды Кунга. Так что, даже «если бы ширмы были покрашены, этого невозможно было бы заметить в таком свете. Вот так бы вы увидели все своими глазами землянина. Но каким представлялось это взгляду кринпита? Бессмысленно спрашивать, потому что у кринпитов не было глаз. На их панцирях имелись светочувствительные элементы, но никакого хрусталика, никакой радужной оболочки, ни мозаики чувствительных клеток, которые могли бы анализировать изображение и переводить его в информацию

Но и в темноте жизнь кипела. Здесь было очень шумно. Каждый кринпит постоянно произносил одно имя — разумеется, имя не в том смысле, который мы имеем в виду, когда говорим» что имя жены Рузвельта — Элеонора. Здесь имя было тем; звуком, который присущ каждому индивиду общества. Это звук, который вел их постоянно, чем-то прощупывая пространство вокруг кринпита. Этот звук возвращался к тому, кто его послал, и приносил информацию чувствительному мозгу. Звуки, импульсы, которые кринпиты посылали вперед, и были их именами. Все звуки отличались между собой, характеризуя каждого отдельного индивида. Слуховой аппарат кринпита располагался на нижней поверхности живота и представлял собой туго натянутую барабанную перепонку. Перепонка крепилась к животу связками и с ее помощью можно было производить различные звуки, барабаня коленями по перепонке и изменяя ее натяжение в разных местах. Так что идущий кринпит всегда звучал во время ходьбы. Они не могли ходить тихо. Причем это не были случайные звуки. Все они четко звучали и контролировались. Все они составляли язык, очень сложный для понимания. Самыми простейшими звуками были имена кринпитов. Эти звуки определялись чисто физическими параметрами тела. Но кринпиты могли производить и другие звуки в частотном диапазоне их слуха. В этом их «голоса» были схожи с человеческими. И куда бы ни шел Шарн-игон. он испускал этот звук: Шарн — резкий усеченный звук с легким шипением, игон — дробное стаккато, опускающееся на тон ниже. Все кринпиты издавали присущие им звуки и никогда не издавали другие, если обращались не к соплеменникам. Но звуки исходили не только от кринпитов. Все вокруг них излучало звучание. Каждое строение было снабжено приводимой в движение ветром шумовой машиной. Это трещотки, трубы, колокольчики, струны — все они предназначались для того, чтобы давать определенные шумовые сигналы, благодаря которым кринпиты могли ориентироваться в пространстве.

Так что человеческому взгляду Шарн-игон представился бы неуклюжим крабом, ковыляющим среди скопища себе подобных в полутьме багрового света и в какофонии звуков, доносящихся со всех сторон. Но для Шарн-игона все представлялось совсем по-другому. Он бесцельно шел по хорошо знакомой улице. Улица тоже имела название, и оно переводилось, достаточно близко к оригиналу, как Большой Белый Путь. На перекрестке Шарн-игон вступил в беседу со знакомым.

— Ты не знаешь, где находится Чи-прюитт?

— Нет. Справка: статистически возможно, что он сейчас на берегу озера в деревне.

— Почему?

— Некоторые там заболели. Много любопытных. Рассказывают об Аномальных Привидениях.

Шарн-игон поблагодарил за сведения и повернул к озеру. Он вспомнил, что возле резиденции Чи-прюитта некоторое время назад видели Привидение. И оно было аномальным. Обычно существует два вида Привидений. Верхние Привидения привычные и легко видимые — они производили очень много шума. Однако они не отражали звуковых сигналов кринпитов. Если их удавалось схватить, они служили хорошей пищей. Нижние Привидения почти невидимы. Они редко издавали звуки и отражали очень мало звуковых сигналов кринпитов. Их обнаруживали в основном тогда, когда их подземные ходы наносили повреждения строениям кринпитов. Они тоже отлично шли в пищу и кринпиты с удовольствием охотились на них, особенно если удавалось обнаружить гнездо с детенышами. Шарн-игон спустился к- Рыбному Рынку и пошел вдоль берега озера. На фоне мягко перекатывавшихся волн залива Шарн-игон чувствовал нечто, почти невидимое. Хотя кринпиты редко использовали металлы, Шарн-игон сразу почувствовал яркость одного из них. Однако этот яркий металл плавал над чем-то мягким и неметаллическим, почти не отвечающим эхом на его сигналы, И все же яркая часть объекта не только ослепительно отражала сигналы Шарн-игона, но и генерировала собственные звуки слабого высокого тона, слегка напоминающие журчание песка при ветре. Шарн-игон нс смог идентифицировать эти звуки. И не удивительно: он никогда не видел ни телекамеру, ни радиопередатчик. Он остановил одного из кринпитов. который в раздражении покидал группу соплеменников, и спросил его. что случилось.

— Некоторые кринпиты попытались съесть Привидение. Им стало плохо.

— Это Привидение нанесло им вред?

— Нет. Им стало плохо после еды. Одно Привидение еще там. Есть не советую.

Шарн-игон внимательно прислушался к странным звукам.

— Ты тоже ел Привидение?

— Совсем немного, Шарн-игон. Мне тоже плохо.

Шарн-игон потер нижнюю челюсть и пошел дальше, беспокоясь о Чи-прюитте. Он не слышал его в толпе, но шум вокруг был слишком сильным. По меньшей мере две сотни кринпитов собрались тут. Они ползали по песку, карабкались и соскальзывали с панцирей соседей. Все они копошились возле кровавой массы, которая некогда была Привидением. Шарн-игон остановился и нерешительно прозондировал звуком окружающее пространство. И вдруг откуда-то сзади он услышал свое имя, плохо произнесенное, но достаточно различимое: Шарн-игон. Он повернулся и тут же обнаружил источник звука. Привидение. Это оно произносило его имя. Шарн-игон осторожно приблизился к нему. Ему не нравился запах, приглушенный смягченный звук. Но им двигало любопытство. Во-первых, его имя, Шарн-игон. И тут же еще что-то. Другое имя? Это, конечно, не имя кринпита, но что? Привидение все время повторяло этот звук.

....На другом берегу залива Культурной Революции, в пятидесяти километрах отсюда, Фенг Хуа-цзе прополоскал корзины в пурпурной воде и понес их к куполообразному строению, которое было основной базой Блока Народов. Отсюда, с берега, невозможно увидеть приземлившийся корабль. Прозрачные купола скрывали его. Через прозрачную стену ближайшего купола — стена могла быть сделана непрозрачной, но группа решила, что экономия энергии более важна для них, чем имитация обстановки в помещениях,— Фенг смог различить двух женщин. работавших в помещении для больных. Они занимались этим потому, что в противном случае сами бы лежали в постелях. Женщины едва передвигались, но еще могли позаботиться о больных и о себе. Фенг поставил корзины в помещение, сожалея об оставленном драгоценном иле. Однако это --было его собственное решение: не использовать ил для удобрений их маленького сада. По крайней мере, до тех пор, пока они не узнают, что убило одного члена экспедиции и от чего заболели еще четверо. Почти половина действующих членов экспедиции была выведена из строя. Фенг не хотел рисковать. Жаль, что их биолог тоже заболел — сейчас его знания были бы очень полезны. Но Фенг сам в молодости изучал биологию и сейчас проводил эксперименты с животными, посылая отчеты в Пекин, и четыре раза в день осматривал больных. Он задержался в радиорубке. Видеоэкран, отслеживавший путь небольшого отряда, который должен был пересечь залив, показал все ту же монотонную картину. Очевидно, камера была оставлена на корабле, который сейчас, видимо, дрейфовал в медленном течении, поэтому на экране лишь изредка появлялась полоска берега на расстоянии примерно в четверть километра. Порой можно было рассмотреть двигающихся на берегу антропоидов и их приземистые здания. Но Фенг не видел ни Ахмеда Дуллу, ни костариканца, который ушел с ним.

Возле купала с аппаратурой связи два вест-индийца лениво нагружали почву в плетеные корзины. Фенг резко прикрикнул на них, и они сразу зашевелились веселей. Они тоже больны, но еще не ясно, той ли болезнью, что и остальные. Фенг с завистью подумал, что вест-индийцы чувствуют себя как дома. Жара и влажность такие же, как в их родных джунглях. Но хуже всего здесь дело обстояло со светом. Вечный багровый полумрак— никогда не освещается по-настоящему и никогда нет полной темноты. Фенга постоянно мучили головные боли — с самого первого дня их пребывания здесь. Он объяснял это напряжением зрения. Но, по крайней мере, он не ел ничего, что росло на этой планете. Ему повезло, а может, он просто мудрее, чем те четверо, которые заболели, и один, что умер, не говоря уже о бесчисленных крысах и морских свинках, с которыми проводились эксперименты. Фенг выругался. Почему он позволил этому длинноносому дикарю с гор Дулле уговорить его разделить отряд? Правда, это произошло до того, как заболели пятеро. Но все равно, это была ошибка. Фенг подумал, что когда он вернется в Чензи, у него будет достаточно времени для раскаяния. Если он вернется. Он набрал две корзины ила, поднял их на коромысле и пошел осматривать дамбу. Это его самая большая надежда. Когда дамба будет построена, у них окажется достаточно электроэнергии для ультрафиолетовых ламп. И тогда эти скудные ростки земных растений дадут хороший урожай. Если все-гаки почва здесь плодородная. Фенг с удовлетворением взял землю, потер ее между пальцев, даже понюхал. Очень плодородная почва. Единственно, чего здесь не хватает, это солнечного света. А когда будет построена дамба, электричества хватит на всех. Фенг подумал, что они здесь получат урожаи, которым позавидует любое хозяйство в провинции Чанси.. Когда он возвращался, пошел дождь. Крупные ленивые капли падали на спину Фенга, впитываемые хлопчатобумажной курткой. Это хорошо, что здесь много воды Фенг подумал, что дождь прибивает к земле летучие споры здешних растений. Это тоже хорошо. Может, именно споры — причина болезней людей. Даже сквозь облака Фенг ощущал тепло Кунга. Звезд на небе видно не было, но ее свет придавал зловещий вид облакам, висящим над далеким серым, городом. И так будет до тех пор, пока движение воздушных масс не унесет облака, и тогда на небе снова появится этот тлеющим раскаленный уголь — звезда Кунг. Фенг направился по лесной тропе к лагерю. Он решил проверить ловушки. Попались два многоногих существа, похожие на земноводных рыб. Одно из них погибло, второе пожирало его. Фенг оглушил добычу, но освобождать ловушку не стал. У них сейчас нет людей, чтобы заниматься животными. Три ловушки были спущены, но пусты. Одну кто-то утащил. Фенг раздраженно выругался. Все-таки они очень мало знают о фауне планеты и, в частности, этого леса. Например, кто украл ловушку? Большинство здешних существ, которых они встречали, похожи, на жуков или ракообразных. И ни одно из них не больше ладони человека. Но ясно, что существовали и более крупные существа. Разумные обитатели селения на берегу залива—доказательство тому. Они размером с человека. Но дикие никогда людям не попадались. А в этом лесу наверняка кто-то живет. Иногда их можно услышать, даже увидеть неясные тени, но ни разу еще не удалось поймать ни одного обитателя, леса или просто сфотографировать его. Как же они могут выглядеть? Волчьи клыки, кошачьи когти, клешни краба?.. Фенг перестал думать об этом — такие мысли ни к чему не приведут. Во всяком случае, нет сомнения, что местная фауна тоже считает людей несъедобными, как и люди считают несъедобными местных животных. Впрочем, может, еще не все лесные обитатели поняли это. Вообще похоже на то, что люди ничего не могут есть на этой планете. Вся природа не по-, хожа ни на что земное. И все же Фенг добьется, чтобы, поля

планеты давали урожай! Вдруг он услышал свое имя. Он быстро повернулся и пошел к лагерю. Возле берега сквозь редкие кусты увидел одного из членов экспедиции, который возбужденно размахивал руками. Фенг подбежал к нему, едва дыша:

— Что? Что? — спрашивал он.

— Радиосообщение от Длинноносого. Это сигнал опасности, Хуа-цзе!

— Черт! И что он сказал?

— Он ничего не сказал. Это был автоматический аварийный сигнал. Я попытался вызвать его, но безуспешно.

— О,— Фенг нервно стиснул руки. Еще одна угроза коммуне. Два члена экспедиции в опасности, может, даже погибли. И все из-за того, что он по глупости позволил разделить силы. Две ничтожных личности, конечно, — горец и испанец, но тоже люди. Их гибель может вызвать серьезные трудности. И пропали не только люди. Одна из трех телекамер. Радиопередатчик. Драгоценный пластик, из которого сделана их лодка. Это невосполнимые потери. Пришлось истратить много пластика, чтобы соорудить лазарет для больных. Это тоже глупость. Вполне можно было сделать барак из бревен и жердей, нарубив их в лесу. В этом климате такого убежища вполне достаточно. Почему он позволил израсходовать пластик, а не воспользовался тем, что предлагает природа? Можно ли построить новую лодку? Пожалуй, пластика хватило бы на корпус. Но если сделать лодку, кого послать на ней? Сначала их было одиннадцать. Один умер, два пропали, четверо больных. Не будет ли еще большей глупостью, если он снова разделит силы, чтобы исправить то, к чему привела его первая глупость? И кто может поручиться, что с теми, кто отправится на лодке, не случится то же, что произошло с горцем и испанцем?

— Мы идем, Хуа-цзе?

Он оторвался от своих размышлений.

— Что?

— Мы попытаемся помочь нашим товарищам?

Фенг стиснул руки.

— Как? — спросил он.

На планете, где нет ночей, дни бесконечны, размышлял Дейлхауз, углубившись на метр в клонгскую почву. Он рыл землю уже часов восемь. Хотя кучка грунта у края ямы была небольшой, Дейлхауз подумал, что он летел сюда вовсе не для того, чтобы копать отхожее место. Но его нужно выкопать, и из всех членов экспедиции он самый подходящий для этой работы. Они были на планете всего три дня — старые привычки отсчета времени умирали с трудом. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы улеглись первые восторги. Участники экспедиции уже познали и неприятную работу, и скуку. А в первые часы после приземления, когда раскинули первый тент, на них обрушился шторм, сорвавший палатку. Другим их «развлечением» стало всеобщее расстройство желудков, после которого строительство нужника стало жизненно необходимым. И что хуже всего, оказалось, что на планете есть недружелюбные к ним существа. Капелюшников отчаянно ругался по-русски, докладывая, что уже третий запущенный им зонд исчез с орбиты. Все это означало, что приключения с земли перенеслись и на Клонг. Внезапно его лопата ушла в пустоту. Дэнни потерял равновесие и упал в яму, лицом прямо в раскрывшуюся пустоту. Отттуда исходил тяжелый влажный запах. Ему тотчас пришли в голову замурованные подвалы с глухими камерами, и он услышал быстрые легкие шорохи. Змеи? Он содрогнулся при этой мысли и, как пружина, выскочил из ямы. То был самый настоящий земной страх, неуместный на Клонге. Вряд ли там нечто большее, чем гнездо крыс. Дэнни закричал:

— Моррисей!

Биолог находился в нескольких метрах от него. Он занимался посадкой растений, завернутый в пластиковые конверты.

— В чем дело?

— Я наткнулся на подземный ход. Хочешь взглянуть? Моррисей взглянул на саженцы, на яму Дейлхауза и сказал:

— Конечно, но сначала я закончу посадку. Не копай больше, подожди меня.

Это был приятный приказ. Дэнни исполнил его с благодарностью. Он уже привык подчиняться, к тому времени, когда ему поручили копать нужник, он стал подручным для любого более ценного члена экспедиции, которому требовались рабочие руки. Гарриет он помогал устанавливать радио, Моррисею — таскать саженцы и удобрения, Кербо — разыскивать томаты в банках и кухонную утварь, раскиданную штормом. В общем — любому. Уже дважды приходилось опорожнять химический туалет на корабле, которым они пользовались, в мелкие ямы — он же и копал их где-нибудь в окрестностях лагеря. Никто не хотел ждать, пока он завершит устройство нужника. Более того, все они даже мешали ему закончить его, отвлекая. Это было неприятно. Но все же он на Сыне Кунга! Дэнни вдыхал запахи Клонга, похожие и одновременно не похожие ни на что земное. Видел ландшафт планеты — пока немного, но он еще осмотрит все. А сейчас он был именно тем, чем должен стать в компании специалистов. Он не был ни поваром, ни фермером, ни врачом, ни радиоспециалистом. И не обладал ни одним из полезных навыков, какими обладали остальные. Сейчас в экспедиции он был без дела и так будет до того момента, когда они вступят, наконец, в контакт с разумными существами и он сможет применить свои знания, ради которых его и взяли. Ну, а пока он был на подхвате. Русский пилот позвал его:

— Эй, Дэнни, я принес тебе попить. Возмести свой пот!

— С удовольствием,— Дэнни заметил, что Капгш поднял стакан, в котором было на сантиметр воды. Русский широко улыбался. Дейлхауз жадно проглотил воду, вытер губы, затем влажный лоб. Капелюшников прав насчет пота. В этом жарком влажном климате они все буквально обливались. Пилот только что закончил монтаж дистиллятора. Он пока работал от паяльной лампы. Позже его перенесут на берег озера и он б\дет питаться солнечной энергией. Но сейчас он необходим здесь, экспедиция нуждалась в питьевой воде.

— Хорошо, да? — спросил К.апелюшников.— Суди так: тебе стало лучше, значит, ты выпил не яд. О’кей! Тогда пойдем, принесем выпить Паше.

Переводчица взяла на себя обязанности руководителя при установке лагеря, и никто ей не возразил. Половину своего времени она проводила на радиостанции, ища связь, другую половину раздавала задания и контролировала их выполнение. Может, она правильно поступила, подумал Дейлхауз, она самый упрямый человек в экспедиции, и никто не хочет спорить с ней. К тому же внешне она очень непривлекательна. Однако она с благодарностью приняла воду.

— Спасибо, что смонтировали дистиллятор. И„ конечно, за нужник, Дэнни. А теперь, если вы оба...

— Я еще не закончил,— поправил ее Дэнни.— Джим сначала хочет посмотреть лаз. Есть что-то новенькое по радио?

Гарриет улыбнулась поджатыми губами.

— Мы получили радиограмму от пипов.

— О том парне, который пропал?

— Нет. Взгляните,— она подала им пленку с факсимиле, и прочитала наизусть:

— «Народная Республика протягивает руку дружбы второй экспедиции, прибывшей на Дитя Кунга. Благодаря мирному сотрудничеству мы достигнем блистательных результатов на пользу всему человечеству. Приглашаем вас на празднование 1500-летия трудов Конфуция, в честь которого названа наша звезда».

Дейлхауз был поражен:

— Ведь это один из зимних праздников, верно?

— Ты прекрасно информирован, Дэнни. Этот праздник в декабре. Это поистине ответ Конфуция Ханнуке.

Дэнни нахмурился, соображая.

— Но ведь сейчас у нас октябрь!

— Молодец, Дэнни. Так как же ты истолкуешь их предложение?

— Не знаю. Что-нибудь вроде того, что они просят не соваться к ним пару месяцев.

— Видимо, так. Впрочем, нельзя сказать, что они недружелюбно отнеслись к нам,— сказала Гарриет, рассматривая пленку.— Обратите внимание, они называют имя Конфуция в латинском произношении, а не Кунг Фу-цзе, как он произносится по-китайски. Уже одно это говорит о почтительном к нам отношении. Но...— она нахмурилась, глядя на ленту. Глаза ее были слегка выпучены, как у кролика, так как она носила толстые контактные линзы.— Но с другой стороны, они не Преминули упомянуть, что мы вторая экспедиция.

— Подчеркнув то, что они первые. Но какая разница? Пусть даже они и первые. Согласно международным положениям, они не могут выдвинуть территориальные претензии ни на что, кроме области с радиусом в пятьдесят километров вокруг своей основной базы.

— Но они намекают на то, что могут объявить часть планеты своей собственностью.

Каппи надоели эти разговоры.

— А от Ойли нет любовных писем?

— Пока ничего. Теперь насчет нужника...

— Минутку, Гарриет. А что с тем паком, который попал в беду?

— Он все еще в опасности. Хочешь послушать последнюю ленту? — Не ожидая ответа, она включила плейер, зарядив в него кассету. Это был автоматический сигнал о помощи — каждые тридцать секунд закодированный СОС, затем пять секунд для пеленгования. Между сигналами, когда микрофон был включен, слышались окружающие звуки.

Все шумы я обрезала. Вот голос человека.

Ни Дейлхауз, ни Капелюшников не знали урду.

— Что он говорит? — спросил пилот.

— Просит помощи. Но он в плохом состоянии. Почти все время молчит и стонет.

Из плейера доносились звуки, как будто передавали концерт оркестра народных инструментов аборигенов Австралии.

— Что это, черт побери? — спросил Дейлхауз.

— Это,— сказала она,— тоже язык. Я работала над ним и могу определить несколько ключевых моментов. У них какие-то неприятности, но я не уверена, какие именно.

— Во всяком случае, им легче, чем паку,— хмыкнул Капелюшников. Идем, Дэнни, надо работать.

— Да, этот нужник...

— Нет, не нужник. Есть более важные вещи, чем дерьмо, Гаша.

Она молчала, глядя на пилота. Он был почти также бесполезен сейчас, как и Дейлхауз. Может быть, даже больше. Когда появятся первые контакты, понадобится и искусство Дэнни. Во всяком случае, они все надеялись, что вступят в контакт с разумной жизнью. А искусство пилота — это управление космическим кораблем, автомобилем, может, даже лодкой. На Кунге нет ничего подобного. Но у пилота было то, чего не хватало Дейлхаузу, — инициатива.

— Дорогая Гаша,— сказал он.— Теперь у нас есть вода. Из нее можно получить водород и сделать летательный аппарат.

— Ты хочешь летать с помощью водорода?

— Ты поняла меня, Гаша,— просиял русский. Он показал наверх.— Как они.

Дэнни посмотрел вверх, затем бросился в палатку за биноклем. Вот они, носимые ветром существа, высоко, почти под облаками. Они были довольно далеко, в двух километрах от них, и услышать их песни невозможно, но в бинокль Дэнни видел их достаточно ясно. В пурпурном небе виднелись их шары, ярко-зеленые и желтые: Да, это было зрелище. Некоторые светились сами, как светлячки. Их люминесцирующие шары были диаметром до пяти метров.

— Черт побери, Каппи,— спросил он,— ты полагаешь, что тоже можешь так летать?

— С легкостью, Дэнни. Нужно только сделать баллон и нагнать в него водород. Тогда можно летать.

— Ты молодец, Каппи,— торжественно заявил Дейлхауз.— Говори, что надо делать, и я сделаю. О, что это?

Стая шаров разнеслась в стороны и в открытом пространстве появилась точка, испускающая вспышки света. Затем до них донесся шум мотора.

— Это же вертолет. — изумленно воскликнул Дэнни.

Пилотом вертолета оказался низенький иранец. И не просто иранец, а репатриировавшийся в Англию уроженец Хьюстона, штат Техас. Они с Моррисеем выяснили, это моментально.

— Помнишь Бисмарк?

— А ты был когда-нибудь в Ля Карафе? Я там жил.

Когда все собрались, пилот сказал:

— Рад встретиться с вами. Меня зовут Терри Войн, я принес вам официальное приветствие от нашей экспедиции, экспедиции Блока стран-экспортеров горючего. Вы выбрали прекрасное место для лагеря,— сказал он, оглядевшись вокруг,— мы же опустились прямо на полосе тепла. Здесь прохладный ветерок, и вы себе не представляете, как мы поджариваемся.

— Почему же вы сели там? — спросил Моррисей.

— О, мы делаем то, что нам велят хозяева. Разве у вас не так? Сегодня мне было приказано прилететь к вам и передать добрососедское приглашение.

Разумеется, в разговор вступила Гарриет.

— От имени стран-экспортеров продовольствия мы принимаем ваше приветствие и...

— Пожалуйста, не надо так официально. Гаша,— взмолился Капелюшников.— Но мы не единственная колония на Клонге, Терри Войн.

— Что такое Клонг?

— Так мы называем планету.

— Хм, Клонг. Нам приказано называть ее Джем —сокращенное от Джеминорум. Бог знает, как называют планету пипы.

— Вы собираетесь посетить их?

Войн кашлянул.

— Вообще-то намерены, но не знаю, насколько это реально. Вы прослушиваете их радиообмен?

— Конечно. И ваш тоже.

— Значит, вы слышали их сигналы бедствия. Бедняга попал в лапы к этим тварям, которых наш переводчик называет крпипитами. Вернее, они себя так называют. Мы предложили помощь пипам, но они, мягко говоря, послали нас подальше.

Моррисей посмотрел на Гарриет. Их транслятор узнал больше, чем она. Биолог сказал:

— У нас с ними такие же отношения. Они сказали, что не желают видеть нас на их территории. Конечно, у них нет прав на такое заявление...

— Но вы не хотите начинать здесь международный конфликт,— закончил, кивнув, Терри.— Ну что ж, с точки зрения гуманности...— Он кашлянул и с благодарностью выпил стакан воды, который поднес ему Моррисей.— Ладно, будем честными. Из любопытства мы хотим посмотреть, что же здесь происходит, а из соображений гуманности решили помочь этому парню выбраться. Пипы, очевидно, не могут помочь ему. Понятно, почему они не хотят, чтобы мы вмешивались в это дело: не хотят, чтобы мы увидели, насколько они слабы. Нам тоже трудно... он деликатно кашлянул,— но ясно, что нам на вертолете легче добраться до парня, чем вам снарядить пешую экспедицию. Мы охотно полетим на помощь. Но не одни. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Да,— фыркнула Гарриет.— Вы хотите, чтобы кто-то разделил с вами вину.

— Мы хотим выполнить интерблочную миссию спасения,— поправил ее Войн.— Я лечу спасать парня прямо сейчас. Но я хочу, чтобы со мной полетел кто-то из вас.

Восемь из десяти членов экспедиции сразу вызвались, но Капелюшников закричал: —Лечу я! - заглушив всех.

Гарриет посмотрела на остальных и сказала:

— Хорошо, иди, если хочешь. Хотя у нас мало людей, а работы много...

Дэнни Дейлхауз прервал ее на полуслове.

— Верно, Гарриет. Поэтому должен лететь я. Я мало что могу сделать сейчас здесь...

— Нет, Дэнни! Полечу я. Я — пилот.

— Прости, Каппи,— мягко сказал Дэнни.— Мистер Войн тоже пилот, а кроме того, у тебя есть дело — воздушный шар. Сделай его к моему возвращению. А во-вторых, это мое дело — контакт с разумными существами, разве не так? Я...— Он не ожидал возражений.— Кроме того, я знаю этого парня, который попал в беду. Это Ахмед Дулла. Нас обоих задержали полицейские в Болгарии два месяца назад.

Пилот увеличил обороты двигателя, и вертолет плавно поднялся в воздух. Дэнни развалился в кресле, восхищаясь щедростью, с которой Блок экспорта горючего растрачивал свои богатства. Он даже не мог себе представить, как переправить вертолет весом в четыре тонны с Земли сюда.

— Ты не страдаешь воздушной болезнью? — крикнул Войн. Дэнни покачал головой, пилот ухмыльнулся и прибавил скорость.

К разочарованию Дэнни, стая воздушных шаров рассеялась, но в воздухе были и другие существа, которые, однако, старались держаться подальше от вертолета. Дэнни не мог рассмотреть их и подозревал, что существа действуют вполне сознательно, стараясь, чтобы их не было видно. Но внизу! Дэнни с наслаждением разглядывал диковинные ландшафты, проносящиеся совсем близко под ними. Ведь вертолет летел на высоте всего пятидесяти метров. Густые заросли лесов с деревьями, напоминающими многие земные и достигающими тридцати метров, мелкие животные, которые бросались врассыпную при их приближении, ища убежища. Камни, вода, почва — все окрашено немигающим зловещим багровым светом. Дейлхауз, конечно, изучал карту Клонга, но снимки, полученные с орбиты, не отражали и сотой доли того, что можно было увидеть глазами. Позади он увидел свой лагерь, расположенный на узком перешейке, отделяющем залив от моря или озера. Само море или озеро имело форму лимонной дольки и в свете Кунга казалось почти такого же цвета. Дальше по берегу располагался лагерь пипов. А если глянуть в другую сторону, по направлению к экватору, где было сухо и жарко, можно увидеть лагерь гризи — представителей Блока экспортеров горючего. Однако сейчас не было видно ни того, ни другого лагеря. Вертолет летел над водой. Войн показал и Дейлхауз кивнул. Он видел, как постепенно вырисовывалась через багровый полумрак на дальнем берегу их цель.

Дейлхауз понял, что Войн был честен не до конца. Он не сказал, что это не первый полет к кринпитам. По крайней мере дважды он сюда уже летал. Об этом говорили снимки. Войн вытащил из ящика целую пачку в целлофановом пакете, быстро просмотрел их и протянул верхний Дейлхаузу.

— На берегу! — прокричал он.

Пальцем он указал на маленькую фигурку в нескольких метрах от воды. Рядом находился пластиковый челнок. А вокруг него сгрудились неприятные на вид существа, напоминающие крабов. Кринпиты. Некоторые из них были совсем близко от человека.

— Он еще жив? — спросил Дэнни.

— Не знаю. Он здесь уже несколько дней. Видимо, с водой у него все в порядке, но он, вероятно, очень голоден. И болен.

С воздуха деревня кринпитов была похожа на скотный двор. Строения без крыш напоминали загоны для скота. Кринпитов было довольно много, и двигались они на удивление быстро. И все явно почувствовали приближение вертолета. Некоторые подняли вверх безволосые лица, другие быстро поползли к берегу.

— Довольно противные на вид,— крикнул Войн.

— Послушай, — сказал Дэнни.— А как мы заберем, отсюда Дуллу? Оми не кажутся мне безобидными.

Да,— Войн опустил стекло в иллюминаторе и вошел в вираж. Покачал головой, затем спросил: — Это твой знакомый?

Фигура человека передвинулась, если сравнить с последней фотографией. Человек лежал липом вниз. Невозможно было сказать, жив он или нет.

Войн задумчиво нахмурился, затем повернулся к Дейлхаузу.

Открой ящик у тебя под ногами и дай мне пару этих штук.

«Штуками» оказались металлические цилиндры с проволочными петлями на конце. Войн взял их с полдесятка, вынул петли и бросил в скопления кринпитов. При ударе из цилиндров повалил густой желтый дым, образовавший плотное облако. Кринпиты, как ошпаренные, выскакивали из облака. Слезоточивый газ,— ухмыльнулся Войн,— им он очень не нравится. Он смотрел вниз. Почти все, кто окружал лежащего, разбежались. Все, кроме одного...

Этот, видимо, был в нерешительности, однако не отходил от человека. Он явно мучился нерешительностью, дергаясь взад и вперед, как бы не зная, бежать ему, или остаться... и сражаться.

— Что делать с этим сукиным сыном? — поинтересовался Войн. Но в это время кринпит быстро заковылял прочь, и Войн принял решение. Он опустил машину между кринпитом и пакистанцем.

— Хватай его, Дэнни! — крикнул он.

Дэнни выскочил па землю. Он подхватил пакистанца с большим трудом, чем ожидал. Хотя тот весил всего килограммов пятьдесят, но был как будто без костей, совершенно резиновый. Дэнни втащил его в кабину вертолета, и все это время Войн отчаянно ругался. Взревели моторы, аппарат стал подниматься, но тут они услышали скрежещущие звуки. Взрослый кринпит весом в две сотни килограммов взгромоздился на правую плоскость. Войн выругался и налег на ручку управления. Вертолет накренился, как будто пытаясь опрокинуться, затем выпрямился и полетел.

Что будем делать, Войн? — крикнул Дэнни, стараясь втащить ноги пакистанца в кабину, чтобы закрыть дверь.— Ты не можешь просто сбросить его?

— Конечно, не могу,— Войн с беспокойством смотрел на когтистые ноги, пытающиеся продырявить пластик, чтобы добраться до него, затем повел машину домой.— Я всегда хотел иметь домашнее животное. Посмотрим, довезу ли я до дома это чудовище!

...К тому времени, когда он вернулся в свой лагерь, Дэнни полностью выбился из сил. Его переполняли одновременно и удивление, и беспокойство. Он сделал краткое сообщение членам экспедиции и погрузился в глубокий сон. Ночь была весьма условным понятием на Клонге. Когда он проснулся, небо было таким же, как всегда — облака и багровый диск Кунга на небе. Снова началась обычная работа. Капелюш-ников и кто-то другой немного поработали за него, поэтому Дэнни пришлось копать чуть больше часа, да и то в основном он подравнивал стены. Дэнни с благодарностью подумал о своем помощнике.

После спасения пакистанца Войн полетел на свою базу. Он даже не спросил, жив ли Дулла, так как все его внимание было поглощено мощной фигурой, которая шевелилась почти рядом е его левым ухом. Он заранее предупредил членов своей экспедиции, и гризи приготовили сеть. Они спеленали кринпита так быстро, что тот даже не успел понять, что произошло. Затем быстро поели, сделали Дулле укрепляющие уколы, ввели в вену глюкозу. После этого покинули раскаленную пустыню и полетели в лагерь пипов. Там они оставили больного, выслушали пренебрежительную благодарность китайца, и Войн отвез Дэнни домой. Все путешествие заняло пять часов. И все это время беспокойство владело им. Это беспокойство было связано с кринпитом. Несомненно, он — существо разумное. Если даже забыть об их домах и строениях. Это доказывали его методичные попытки пробраться в вертолет и прекращение попыток, когда кринпит понял, что пластик слишком крепок для него. Кринпит почти не сопротивлялся, когда гризи накинули на него сеть и позволил отволочь себя в стальную клетку. Только когда дверь захлопнулась, он методично освободил от сети свои конечности. Дейлхауз провел много времени, наблюдая за ним и стараясь понять смысл его звуков. Однако эти звуки оставались для него только шумом, хотя он был уверен, что это язык.

Сам лагерь гризи поразил его. Стальные балки: Вертолет! Разное оборудование. Сколько же нужно сжечь драгоценного топлива, чтобы доставить все это с Земли? У них есть даже кондиционеры! Впрочем, без кондиционеров здесь просто не выжить, температура поверхности тут доходила до сорока градусов. Но никто же не заставлял их устраивать лагерь в таком пекле! И по контрасту с этим—лагерь пипов. Старый китаец сделал хорошую мину при плохой игре, хотя ясно, что прибытие больного поставило перед ним проблему — за ним некому ухаживать. Он с гордостью дал понять визитерам, что в пути еще одна экспедиция, почти такая же большая, как и эта... Но сколько у него людей сейчас?

Джим Моррисей прервал его размышления. Биолога не было в лагере в момент возвращения Дэнни, поэтому он попросил рассказать, что произошло. Дейлхауз повиновался, а затем спросил:

— Ты нашел что-нибудь в яме?

— А? Нет.— Вероятно, это уже было далеко в прошлом для

Моррисея.— Нет, я попытался прощупать ход, но все время попадал в тупики. Кто бы они ни были, они чрезвычайно умны. Как только ты попадаешь в их туннель, они сразу же заделывают наглухо все проходы.

— Значит, у тебя нет животных, которых ты переправишь на Землю?

— Нет животных? Никогда не говори так, Дэнни. У меня целый зоопарк. Крабокрысы, жуки, флайеры и много других. Бог знает, что они такое. Я думаю, что крабокрысы — родственники кринпитов, но это можно сказать с уверенностью только после палеонтологических исследований, а я даже еще не начал делать тахономию. А растения? Да, ты можешь называть их растениями, но я не понимаю, где там происходит фотосинтез.

Биолог разразился длинной речью по поводу этих странных растений и их непонятных свойств. Дэнни ничего не понял из этой речи, кроме того, что в пищу их людям с Земли вряд ли можно использовать. Наконец он не выдержал и сказал:

— Пожалуй, с меня хватит,— и похлопал биолога по плечу.

После этого он занялся нужником, вытащил из корабля химический туалет, закрепил его в яме и доложил Гарриет: Все в порядке. Первоклассный американский нужник готов к работе.

Она прошла к нужнику, чтобы осмотреть его, и поджала тонкие губы:

— Дейлхауз, ты думаешь, мы животные? Неужели нельзя натянуть тент? Ведь здесь часто идут дожди. Посмотри на небо. Видишь, сколько облаков? Черт побери, Дэнни, почему я должна контролировать все, даже это?

Он натянул тент. Но буря, которая обрушилась на лагерь, оказалась слишком сильной. Молнии рассекали все небо от горизонта до горизонта. Кунг исчез с небосклона. Даже в том месте, где он находился, не было намека на светлое пятно. Единственным источником света оставались молнии. Сначала отказала энергетическая станция, затем вихрем сорвало тент палатки. Пока длилась буря, все промокли до нитки, промерзли и, выбравшись из-под обломков, снова начали собирать разбросанные вещи, восстанавливать палатку. Дэнни никогда не видал подобных бурь на Земле и теперь с тревогой думал о предстоящей жизни на этой коварной планете. И когда понял, что не спал уже двадцать часов, упал в постель и уснул. Снилось ему теплое тихое утро в Болгарии и красивая блондинка, лежавшая рядом.

Когда он проснулся, над ним стоял Моррисей.

— Вставай, я ложусь следующим.

Это была даже не кровать, а просто спальный мешок на надувном матрасе. Но все же тут было сухо и тепло. Дэнни неохотно уступил место биологу.

— Значит, лагерь цел?

— Более или менее. Но не подходи близко к Гарриет. У нее исчез радиоприемник, и она мечет громы и молнии.— Он залез в мешок, вытянул ноги и добавил: — Каппи хочет тебе что-то показать..

Дэнни не рвался к пилоту. Думал, что наверняка ждет какая-нибудь тяжелая работа. Каппи подождет, пока Дэнни хотя бы поест. Впрочем, думал он, с трудом пережевывая дневную дозу витаминов и минералов,— пища очень напоминала собачий бисквит — такая еда ненамного приятнее, чем копание нужника.

Но Капелюшников имел в виду совсем другое.

— Больше ни тебе, ни мне нс придется копать землю. Я только что удостоен звания главного метеоролога. И должен запускать воздушные шары для контроля ветров, а ты будешь мне помогать.

— Гарриет была потрясена бурей? — предположил Дейл,-хауз.

— Гаша? Да. И хочет, чтобы мы предсказывали погоду. Но я намерен совершить путешествие по планете. Увидишь!

Дистиллятор Капелюшникова уже был приспособлен для работы от солнечной батареи. Вода из озера проходила между двумя алюминиевыми пластинами, пар оседал на пластиковом щите. Капли конденсировавшейся воды падали в бак, а часть воды при помощи электролиза делилась на кислород и водород. Из водородного накопителя маленький компрессор накачивал газ в металлический цилиндр.

Капелюшников проверил клапан и удовлетворенно кивнул.

— Баллон полон. А теперь иди и попросил теодолит у нашего шефа — Гаши. Постарайся, чтобы она не отказала. Тогда я покажу тебе нечто необыкновенное. По счастью для Дейлхауза, когда он явился за теодолитом, Гарриет не было. Поэтому он без особых угрызений совести самовольно забрал прибор и вернулся к Капелюшникову, который уже заполнил пластиковый баллон водородом и устанавливал его на серебряное основание.

— Ну вот, все в порядке,— сказал он.— У тебя есть ручка?

— Ручка? У меня шариковая ручка.

— Не смейся над нашими старомодными советскими, ручками,— сказал пилот.— Когда я запущу баллон, ты следи за ним и каждые двадцать секунд записывай показания приборов, которые я буду тебе сообщать.

Маленький баллон плавно взмыл вверх, и его тут же подхватил легкий ветерок. Хотя после такой бури Дейлхауз вовсе не ощущал движения воздуха, баллон двигался, явно повинуясь воздушным течениям. Капелюшников периодически сообщал Дэнни параметры полета и тот записывал. Но после девятого отчета русский выругался и выпрямился.

— Проклятый свет. Я ничего не вижу. В следующий раз нужно будет привязать свечку к баллону.

— Прекрасная идея. Но ты не объяснишь мне, чем мы занимаемся?

— Измеряем силу и направление ветра. Видишь, ветры на разной высоте различны и по силе, и по направлению, шары летят по ветру, мы следим за шарами. А сейчас мы замеры будем делать реже. Скоро ты узнаешь о Клонге больше, чем думаешь.

Дейлхауз задумчиво наблюдал, как в багровом полумраке исчезали шары.

— Как же мы узнаем, куда они летят?

— О, Дэнни, Дэнни. Как невежественны вы, американцы! Простая тригонометрия. Я в течение двадцати секунд измерял полет шаров. Верно? Значит, у меня есть один угол треугольника. Второй должен быть прямым. Ты понимаешь, почему? Так что теперь я имею значение всех углов треугольника. Но не знаю его сторон.

— Ты их не можешь знать. Ты же не измерил высоту!

— Но я тщательно взвесил шар перед полетом. Расчеты очень просты. Дай бумагу с размерами,— он посмотрел на цифры.— Ужасный почерк. Хотя разобрать можно. Пойду заложу цифры в компьютер.

— Если все так просто, зачем тебе компьютер?

— Да, я легко сделал бы все расчеты, но компьютеру тоже нужна практика. Подожди меня.

Пока русский колдовал над клавиатурой компьютера, в палатку заглянула Гарриет.

— Прекрати это, Виссарион. У меня не то настроение, чтобы шутить. Расскажи Дейлхаузу, что. ты собираешься делать.

Русский удивился, затем покачал головой:

— Ол райт! Бедный американец Дэннии, ты беспомощен без своих машин, без техники. Но не я. Я пилот! Я вовсе не желаю барахтаться здесь, как земляной червь, или ты в своем нужнике, Дэнни. Я хочу летать, а мне не дают горючего. Мне не дают материалов для постройки парусного глиссера. Гаша твердо говорит кет, так что же мне делать? Я смотрю вверх и вижу, как в небе летают эти существа на шарах, и я тоже хочу летать на шаре! —он ударил кулаком по панели компьютера. У меня теперь есть газ! Я получил информацию о воздушных потоках. У меня есть советское упорство* и способность из ничего создать нечто. Кроме того, здесь сила тяжести небольшая и повышенное атмосферное давление. Так что сейчас я сделаю маленький шар, который поднимет меня, и я снова буду летать.

Волна энтузиазма захлестнула Дейлхауза.

— Это великолепно! А получится?

— Конечно.

— Значит, мы сможем приблизиться к этим существам на шарах? Гарриет, ты слышишь? Может, удастся вступить с ними в контакт!

— Прекрасно,— сказала она, и Дейлхауз более внимательно посмотрел на нее. Да, выглядела она очень угрюмой.

— Что случилось? — спросил он.

— Я обнаружила радио.

— Аппарат, который пропал во время бури?

Она засмеялась странным каркающим смехом.

— Надо быть идиотом, чтобы поверить, что аппарат унесло ветром'. Он весит не менее двадцати килограммов. Мне пришло в голову, что он работает и ведет передачи. Так оно и оказалось. Я попыталась засечь его, и мне это удалось. Передатчик оказался...— она посмотрела на них — он оказался прямо под нами, под землей.

Минута была и оставалась минутой. Дэнни был уверен в этом, потому что в нем зародилось сомнение. Пульс его насчитывал сорок два удара в минуту по часам. За минуту он делал три вдоха. Так что маленькие промежутки времени не изменились. Но тысяча четыреста сорок минут, кажется, перестали представлять сутки. Порой ему казалось, что прошел целый день, а может, и больше, но по часам оказывалось, что истекло всего шесть или семь часов. Иногда он вдруг чувствовал, что страшно устал, и часы ему говорили, что миновало уже больше суток с тех пор, как он спал в последний раз. Гарриет пыталась подчинить их определенному распорядку не потому, что в этом была необходимость, а из-за ее любви к порядку. Но ей это не удалось" Они ели тогда, когда им хотелось, спали, когда хотелось, и вели отсчет времени не по часам, а по событиям. Первый визит воздушных существ произошел после большой бури и незадолго до того, как пипы получили подкрепление с Земли. Капелюшников запеленговал пропавший- передатчик и обнаружил, что он находится на глубине двадцати метров под поверхностью. Это случилось, когда они отправили первое сообщение и первые образцы на Землю. И когда воздушные существа нанесли визит...

Да, это была чрезвычайное событие, изменившее очень многое

Дейлхауз проснулся с мыслями о воздушных существах. Он помог Моррисею проверить ловушки, приготовил себе еду, установил клапан на водяной душ. Но все время думал о шарах Капелюшникова. Дэнни отговорил его от использования одного большого баллона с водородом. Он был слишком велик, сложен в изготовлении, да и опасен в использовании, ведь одного случайного разрыва хватило бы, чтобы пилот рухнул вниз. Поэтому они сейчас наполняли водородом сотню • небольших шаров. Капелюшников связывал их вместе. Теперь, даже если лопнет сразу несколько шаров, можно будет надеяться, что пассажир спустится на землю относительно медленно, а не разобьется в лепешку.

Капелюшников не доверил Дэнни заключительную часть работы.

— Нет, дорогой, полечу я, и я хочу сам убедиться, что все сделано правильно.

— Но ты будешь долго возиться. Позволь, я помогу.

— Нет,— ухмыльнулся пилот.— Я знаю, тебе тоже не терпится подняться в небо. Но первым и единственным буду я.

Дейлхауз в бешенстве побрел прочь. Он уже торчит на этом Клонге больше двух недель, и за все это время он, автор труда «Предварительные исследования первого контакта с разумными существами», все еще не вступил в контакт с ними, хотя и видел их. Они ковырялись где-то под землей. Он сидел с кринпитом в вертолете, и воздушные существа часто зависали в небе, хотя никогда не приближались. Тут есть целых три разумных расы, которые нужно изучать! А самое продуктивное, что он, Дэнни, сделал на этой планете — это выкопал яму для нужника.

Он прошел к палатке Гарриет, надеясь, что произошло чудо, и она проникла в тайну языка жителей планеты. Гарриет не было, но ленты лежали на месте. Он крутил ленты, напряженно пытаясь уловить смысл в странных звуках, пока в палатку не ввалился потный радостный Капелюшников.

— Все в порядке. Великолепный подъем, теперь нужно подождать и проверить, нет ли утечки газа. А ты наслаждаешься концертом своих воздушных друзей?

— Это не концерт. Это язык. Это совсем не случайные птичьи крики. Можно услышать и аккорды, и гармонию. Ты понимаешь что-либо в музыке?

— Я? О, Дэнни, я пилот, а не длинноволосый скрипач.

— Все равно. Во всяком случае, это скорее хроматические звуки, а не диатонические. Они близки к тому, что можно услышать у Скрябина.

— Прекрасный композитор,— просиял русский,— но скажи, зачем ты слушаешь записи, когда можно слушать сами голоса?

Дэнни удивленно поднял голову. Действительно, он различал голоса воздушных существ, доносящиеся снаружи.

— И к тому же,— продолжал Капелюшников,— ты отбиваешь хлеб у Гаши. Она переводчик, а не ты, и у нее трудный характер. Так что выходи на улицу и слушай своих зеленых и розовых друзей.

Воздушных существ было так много, что они закрывали часть неба и мешали друг другу. Весь лагерь глазел на них. Красный свет Кунга освещал их, но многие как бы светились сами, излучая розовое или зеленое сияние. Их песни были громкими и чистыми. Гарриет уже была тут. Она установила свои микрофоны везде, чтобы не упустить ничего, лицо ее выражало недовольство. Однако это не говорило ни о чем, такое выражение было для нее обычным.

— Почему они подлетели так близко? — удивился Дейлхауз.

— Я не хочу отбирать у тебя кусок хлеба, дорогой Дэнни. Ты специалист. Но может быть, их привлекает свет маяка, который мы установили для пилота вертолета?

Капелюшников показал на вершину башни, где горел прожектор.

— Хм,— Дэнни задумался.— Проверим. Будь добра, принеси переносной фонарь. Тогда мы сможем рассмотреть их лучше, а может, они подлетят еще ближе.

— Хорошо,— Капелюшников исчез в палатке и вскоре появился. держа в одной руке фонарь, в другой батарею. Он отчаянно ругался на всех языках, стараясь распутать провода. Наконец, справился с ними и яркий луч ударил в небо. Он чрезвычайно возбудил воздушных существ. Крики, свист, щелканье многократно усилились. Они устремились к лучу фонаря.

— Как же они управляют полетом? —спросила Гарриет,— у них нет никаких органов управления, даже крыльев.

—- Так же, как и я, дорогая Гаша,— улыбнулся русский.— Они перемещаются вверх и вниз в поисках подходящего по направлению воздушного потока. Держи фонарь, Дэнни. Я должен наблюдать за вашими действиями и убедиться.

Существа были совсем близко. Яркий свет фонаря позволял рассмотреть их окраску, которая переливалась самыми разными оттенками. Цветные полосы, разводы, сложные рисунки — совсем как камуфляжная окраска военных объектов во времена мировых войн.

— Изумительно,— проговорил Дэнни.— Но зачем им столько света, если они не видят его?

— Это ты так считаешь,— сказал Капелюшников.— Но ты же не знаешь природу их зрения. Может, для них этот свет такой же, как для тебя свет солнца. О! Прекрасный выстрел, Моррисей!

Дейлхауз от неожиданности подпрыгнул на месте, когда сзади раздался выстрел единственного в лагере пистолета. Одно из существ по крутой спирали полетело вниз.

— Я поймаю! — крикнул Капелюшников и бросился, чтобы не допустить удара существа о землю при падении.

— Зачем ты сделал это, черт побери! — крикнул Дэнни.

Биолог удивленно повернулся к нему:

— Мне нужны образцы фауны.

Гарриет зло рассмеялась.

— Стыдись, Моррисей. Ты даже не спросил разрешения у Дэнни на отстрел его друзей.

— Не смейся, Гарриет. У меня трудный день. Как бы в раздобыл образец этого существа, если бы не выстрелил?

— О, конечно. Дейлхауз, тебе не кажется, что они заметались в ужасе? — она показала на рассеявшуюся по небу стаю.

Вернулся Капелюшников, неся на плече пластиковый мешок.

— Чуть не подрался с одним из ваших друзей, кринпитов, огромным, безобразным. Не знаю, кто бы из нас победил, если бы он захотел оспаривать добычу.

— Но в окрестностях нет кринпитов,— сказала Гарриет.

— Сейчас есть, Гаша. Но не думай об этом. Лучше посмотри, какого красавца я принес.

Существо было живо. Более того, оно даже не было ранено. По крайней мере, крови они не увидели. Пуля попала в газовый пузырь, продырявив его. Маленькое личико все время гримасничало, как будто его мучил нервный тик. Большие глаза смотрели на них. Раздавались еле слышные вздохи.

— Ужасно,— сказала Гарриет, отступая,— почему он не кричит?

— Если бы я знал ответ,— сказал Моррисей,— мне не нужно было бы собирать коллекцию образцов местной фауны.— Он опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть пленника.— Могу предположить, что моя пуля вышибла из него дух. Видимо, он пользуется водородом для движения голосовых связок.— Он покачал головой и посмотрел вверх.

— Может быть, подстрелить еше несколько?

— Нет!

— Боже, Дейлхауз! Гарриет права относительно тебя. Ну, хорошо. Посмотрим хотя бы внимательнее. Дай мне фонарь.— Капелюшников протянул ему батареи. Моррисей долго ковырялся, пока зажег фонарь.

Направляй свет на них, Моррисей!

Биолог направил луч на край стан. Все больше существ слетались к лучу и вскоре все они сбились в плотный клубок.

Когда погас свет, стая стала действовать как единый организм. Они образовали эллипсовидный клубок вокруг луча. Песни их достигли крещендо, они непрерывно меняли конфигурацию клубка. Те, что были поменьше и менее яркими, оказались внизу, самые большие и наиболее яркие переместились наверх. Дейлхауз смотрел на это в изумлении и даже не заметил, что его лицо стало влажным. Он пришел в себя, только услышав удивленный крик Капелюшникова:

— Дождь!

Но это был не дождь. Жидкость была сладкой и немного липкой на губах. Опа пробуждала что-то дикое, первобытное.

Только не глотать! — закричал Моррисей в панике, но многие уже облизывали губы.— Теперь уже ничего не поделаешь,-— думал Дэнни. Если жидкость ядовитая, все они погибнут.

— Идиоты! — закричала Гарриет, вскакивая на ноги. Она никогда не была привлекательной, а сейчас вовсе напоминала ведьму: узкое лицо искажала гримаса, неровные зубы оскалены.

— Нужно смыть это! Тащите воду, Дэнни.

— Да, Гаша,— томно сказал пилот.

— Быстрее! — крикнула она.

— О, конечно,— он прошел несколько шагов, затем остановился и кокетливо посмотрел через плечо.— Алюша дорогая. Ты не можешь мне помочь принести воды?

Навигатор хихикнула. Она что-то ответила по-русски. Эти слова заставили ухмыльнуться Капелюшникова.

— Разве вы не понимаете, идиоты, что это опасно? — кричала Гарриет, стиснув руку Дейлхауза. — Дэнни, ты всегда был мне более приятен, чем остальные. Принеси мне воды.

Он повернулся к ней и прошептал:

— О, да, дорогая, мы пойдем за водой вместе.

— Дэнни! — выдохнула она. Она уже не сердилась. Теперь она улыбалась, позволяя Дэнни увлечь себя к озеру.

Он снова скользнул языком по губам. Что бы это ни было, но чем больше он лизал, тем больше хотелось пить эту жидкость — ни сладкую, ни терпкую, не похожую ни на какой фруктовый или цветочный сок. Это было нечто, чего он не пробовал никогда. Он увидел, как Гарриет тоже провела языком по губам, и у него возникло странное желание вкусить эту жидкость с ее губ. Яростное желание вспыхнуло в нем, и он грубо обхватил Гарриет за талию и притянул к себе. Они страстно целовали друг друга, а их руки, помимо разума, ожесточенно срывали одежду. Им даже не пришло в голову спрятаться. И они не видели, что вокруг них все члены экспедиции, охваченные внезапным безумием, совокуплялись друг с другом... А над ними с пением кружили воздушные жители и опрыскивали их туманом сладостной жидкости.

Анна Димитрова сидела за столом возле окна греческой чайной в Глазго и писала письмо Ахмеду. Она вовсе не посылала этих писем. Это было бы слишком экстравагантно. Но каждую неделю в воскресенье она раскладывала их на столе и копировала лучшие места на микрофильм. Сейчас она сидела в лучах северного солнца, положив левый локоть на стол рядом с чашкой крепкого остывающего чая, опустив голову на руку и забыв об уличном шуме, о пролетающих мимо желто-зеленых автомобилях, и писала.

«Кажется, прошла вечность с тех пор, как я целовала твои ресницы и прощалась с тобой. Мне так не хватает тебя, милый Ахмед! Здесь ужасно. Ужасно и противно. Здесь пахнет нефтью, выхлопными газами. Жуткие запахи. Пусть. Еще пять, десять лет и в их Северном море нефть кончится, и тогда мы посмотрим.

У меня жуткие головные боли. Я думаю, это от их языка. Очень трудно говорить на их языке. Но все будет хорошо, дорогой Ахмед. Головные боли пройдут. Мои боли в сердце гораздо мучительнее и они пройдут не скоро...»

— Еще чаю, мисс?

Английские слова резанули ухо Нан. Она моргнула и подняла голову:

— Благодарю, нет.

— Скоро мы подадим ленч, мисс. Сегодня очень вкусный сульваки.

— Нет, нет, спасибо. Я должна возвращаться в отель.

Она подумала, что слишком много времени просидела над письмом и теперь ей нужно торопиться. Снова вернулась головная боль. Да, эти резкие, чуждые, грубые звуки болью отдавались в ее голове. Но, разумеется, дело было вовсе не в языке как таковом. Скорее, дело в том, что она стала дипломатическим переводчиком. Научные доклады было легко переводить. Ведь многие слова звучали одинаково на всех языках. В дипломатии риск был гораздо большим. Здесь имели значение любые нюансы. Ведь безразлично, каким тоном вы будете говорить о поляриметрии в рентгеновском спектре. Но и речи об установке радиостанции в Средней Атлантике любая неточность выражения могла привести к войне.

Нан оплатила чек и осторожно пошла по Галлоугейт, сторонясь громадных автобусов, проносящихся по улице. Выхлопные газы вызвали кашель. У нее першило в горле.

Она проходила мимо магазинов, таких оживленных, ярких и веселых, но не смотрела на витрины. Нынешняя мода дойдет до Софии только через пару лет. Но ей это безразлично. Приятно купить новое платье и надеть его для Ахмеда. Сейчас же, когда он был за миллионы километров от нее, Нан одевалась как можно проще, чтобы не привлекать к себе внимания. Все вечера она проводила одна, слушая музыку и изучая языки. Главным се развлечением стало перепечатывание редких писем Ахмеда. Хотя они не были очень веселыми. Она узнала, что Сын Кунга оказался довольно угрюмой и жестокой планетой.

Нан повернула, чтобы пройти до отеля по набережной и избежать уличного шума. Но это было невозможно. Автомобили проносились и тут. Даже поверхность воды Клайда была покрыта нефтяными разводами. Как здесь жить? И этого можно было избежать. Только немного подумать. Разумно спланировать. Зачем очистители в центре города? Зачем загрязнять реку, которая могла бы стать чистым и свежим оазисом в этом мире нефти и бензина? Зачем выкачивать нефть со дна океана, если она могла бы стать поставщиком энергии, например, водорода, который продавала бы им соседняя Исландия?

Но Сын Кунга...

На Сыне Кунга все было по-другому. Как ей хотелось оказаться там! С Ахмедом. Но не только для того, чтобы быть с ним, сказала она себе, но чтобы стать частью нового мира, где можно правильно построить жизнь. Избежать все земных ошибок. Их дети могли бы стать уверенными в своем будущем. Конечно, дети ее и Ахмеда. Нан улыбнулась про себя. Она была честной перед собой и прекрасно понимала, что Сын Кунга казался ей привлекательным только потому, что там был Ахмед. Если бы она оказалась там! Она различала между строк его писем, тревожные нотки. Многие члены экспедиции заболели. Некоторые умерли в первые дни. И его письма написаны и отправлены именно в первые дни. Может быть, и он... Нет. Она все же не могла отогнать эту мысль. Нет, нет, не надо думать об этом. Есть и другие тревожные темы. Например, на том снимке, который он прислал, он выглядит

ужасно; похудевшим. На снимке Ахмед был один, но Нан заметила, что на его плече лежала чья-то рука. И она дала бы голову на отсечение, что эго рука женщины.

— Мисс Димитрова! Нан!

И тут она поняла, что ноги принесли ее в отель и что ее приветствует мужчина, которого она почти узнала. Смуглый, низенький, пухлый, среднего возраста. На его губах была улыбка дипломата, и даже в полумраке отеля она заметила на. нем костюм из настоящей мягкой шерсти.

Он тут же представился:

— Я Тим Голдсмит. Помните? Мы встречались на приеме в. прошлом месяце.— Он щелкнул пальцами.— Ваши веши собраны? У вас есть время, чтобы выпить?

Теперь она: вспомнила его. Он был очень настойчив, ухаживая. за ней. Даже поджидал ее в коридоре и тут же пускался в длинные разговоры. Иногда очень откровенно. Нан объяснила ему, что все это ни к чему не приведет. Она не объяснила причины. Ведь дело тут вовсе не в том, что она любит другого*. Дело в социалистической морали. В. И. Ленин; говорил об этом. Свободная любовь, конечно, хорошо, но кто захочет пить из сосуда, которого касались тысячи губ до тебя? Тут она вспомнила, что в Москве к каждому питьевому крану цепью прикована кружка, из которой наверняка пили тысячи людей. Пусть, люди Блока горючего делают что хотят — индивидуальный разврат, групповые оргии, что угодно. Она здесь не для того, чтобы осуждать их поведение, но девушке из социалистической страны не к лицу даже курить на улице. Эти принципы внушены ей с детства, и теперь, когда она стала взрослой, она не собиралась отказываться от них.

— Сэр, — начала она, вспомнив, что каждый англичанин любит, чтобы к их имени добавляли эту бессмысленную приставку,— я. рада снова видеть вас, но сейчас я должна лететь в Нью-Йорк на дебаты в ООН и у меня совершенно нет времени...

— О, у вас полно времени, дорогая. Именно для этого я здесь.— Бой!

Тотчас к ним подкатил бой: со своей тележкой. Это было совершенно; ни к. чему. Для: ее маленького чемодана не требовалась тележка. Она сама с легкостью донесла бы его..

Сэр. Тим усмехнулся:

— Мы англичане, очень консервативны, даже в приверженности ко всяким старым развалинам. Даже от лошадей, мы отказались через много лет после того, как от них отказались в других странах. К счастью, мы можем позволить себе такой консерватизм. А теперь, может, зайдем в бар?

— Нет,, сэр. За. мной сейчас должен заехать автомобиль, чтобы отвезти в. аэропорт..

— Он уже здесь, дорогая;. Я сам привел его. Правительство доверило мне Конкорд, и я сам вожу его. Когда я услышал, что здесь находится друг Год Миннингер, я сразу освободился от дел, чтобы приехать. Вам понравится машина. Она очень просторная, мы долетим до Нью-Йорка за девяносто минут.

Ужасно. Конечно, англичане многое могут позволить себе. Океан нефти под Северным морем и щупальца их станций уже добрались до Среднеатлантического хребта. Но это ужасно аморально.

Однако возможности отказаться у нее не было. Сар Тим разбил все ее' возражения, и прежде чем она поняла, что случилось, она уже садилась — о, Боже,— в сверхзвуковой самолет.

Как только они пристегнулись, и мягкие кресла приняли их, перед ними -возник столик с бутылками и стаканами. Самолет взмыл вверх. Ускорение было путающим. Земля удалялась с небывалой скоростью. Странно. но она совершенно не слышала шума двигателей/.

— Как тихо,— сказала она, отодвигаясь от нахальной руки сэра Тима.

Он хмыкнул:

Пять тысяч километров в час. Весь звук остается сзади. Вам нравится?

— О, да,— согласилась она, стараясь помешать ему налить в свой стакан вино. Но это ей не удалось.

— По вашему тону можно судить, что вы сказали нет.

— Может быть, сэр Тим. Ведь самолет сжигает уйму нефти.

— Он ее совсем не сжигает. Горючее здесь — кислород и водород. Никакого загрязнения.

— Но чтобы получить водород, нужно сжигать нефть.— Она подумала, сможет ли поддерживать разговор о химии в течение перелета через Атлантику, и решила, что это невозможно. Поэтому она выбрала другую тему.

Но лететь страшно, через эти окошечки ничего не видно. А что там видеть? Вы хотите смотреть на облака?

Я летала над океаном много раз, сэр. И там есть на что посмотреть. Айсберги. А здесь на высоте двадцати пяти тысяч метров смотреть не на что.

— Не могу согласиться с вами,— сказал сэр Тим, недвусмысленно придвигаясь к ней.— Будь моя воля, я бы вовсе не делал окон в самолетах.

Нан смочила губы виски и сказала:

— Но это так необычно. Может, вы покажете мне самолет?

— Показать самолет?

— Да, пожалуйста. Это интересно.

— Что тут смотреть, дорогая? — Он пожал плечами. — Впрочем, как хотите.

Она поднялась с благодарностью. Наконец-то он будет вынужден убрать руку с ее колена. Головная боль уменьшилась. Возможно, потому, что она теперь дышала чистым воздухом, а не смогом Глазго. Но оставалась очень неспокойной.

Он дал ясно понять, что они единственные пассажиры самолета. Это подействовало на нее обескураживающе. Правда, она надеялась на помощь стюардесс, но они все трое ушли в служебное помещение. Так что этот небольшой салон стал гораздо интимнее, чем ей хотелось. Но когда они вошли в другое помещение, ей стало совсем не по себе. Она надеялась, что это и будет служебное помещение, а оказалось — спальня. Здесь даже была — разве можно поверить в это? — кровать. И разумеется — для определенных действий.

— Вот это помещение,-- сказал у нее за плечом сэр Тим,— вам следует осмотреть. Вперед. Нан. пусть эмоции ведут тебя.

— Нет, нет,— вскрикнула она, пытаясь освободиться от его похотливой руки.— Сэр Тим,— сказала она серьезным тоном,— должна сообщить вам, что я помолвлена. И мне неприлично находиться в подобной ситуации.

— О, как старомодно!

— Сэр Тим,— она уже почти кричала. Она была зла не только на него, но и на себя. Если бы она подумала хоть немного, то поняла бы, к чему все это приведет, и избежала бы этого. А теперь она в ловушке: перед ней постель, а позади этот грязный тип. Его губы уже прижались к ее уху и что-то шепчут. Снова ее голова взорвалась болью. В отчаянии она ухватилась за соломинку.

— Мм... мы говорили о Годфри Миннингере?

— Что?

— Годфри Миннингер. Отец моей хорошей подруги, капитана Мэгги Миннингер. Мы говорили о нем в отеле.

Он некоторое время молчал, не выпуская ее, но и не пытаясь прижать к себе.

— Вы хорошо знаете Года Миннингера?

— Только его дочь. Я когда-то спасла ее от тюрьмы.

Его объятия разжались. Через момент он легко шлепнул ее и отпустил.

— Идемте выпьем,— сказал он и позвонил, вызывая стюардессу. Улыбка сатира сменилась улыбкой дипломата.

Разговор снова стал нейтральным. Они вернулись на места, и Нан даже заказала стюардессе стакан крепкого чая вместо виски, на котором настаивал сэр Тим. Он, казалось, чрезвычайно заинтересовался маленьким эпизодом в Софии и потребовал, чтобы она подробно рассказала об этом. Снимали ли у них отпечатки пальцев? Занесли ли данные о них в книги? Вызывали ли Анну в милицию впоследствии, допрашивали ли ее?

Его интересовали самые тривиальные вещи, но Анна была рада рассказывать ему обо всем, пока длился полет через Атлантику, лишь бы он держал при себе свои противные руки. Выкачав у нее все. он откинулся на спинку кресла, смакуя виски и глядя в задумчивости на темно-голубое небо.

— Очень интересно,— наконец сказал он.— Бедняжка. Я знал ее еще с детства.

Нан не могла себе представить Мэгги Миннингер девочкой, но промолчала. Сэр Тим продолжал: — И тот старый Год. Вы давно знакомы с ним?

— Лично я не знакома,— осторожно сказала Нан, стараясь не солгать.— Но он — крупная величина в делах культуры. А меня эти вопросы очень интересуют.

— Культура,— протянул задумчиво сэр Тим. Казалось, он хотел искренне улыбнуться, но не позволил себе этого.— Вы очень милая,— сказал он и посмотрел на часы.— О, почти прилетели,— с сожалением сказал он.— Но я надеюсь, вы позволите мне проводить вас в отель.

Утренняя сессия ООН оказалась очень утомительной. У Нан не было времени даже для ленча. Она была занята редактированием переводов компьютера. Полуденная сессия стала настоящей кошачьей дракой. Дебаты о праве ловли криля в Атлантике. Это пища, поэтому споры разгорелись жаркие. Переводить приходилось очень тщательно, и Нан не могла расслабиться ни на секунду. В каждом языке свои названия для рыболовных судов, морских продуктов, моряков. Она переводила с трех языков: русского, болгарского и английского. Когда говорили на других языках, она молчала, но напряженно слушала. Головная боль терзала ее.

Такова была цена того, что оба полушария ее мозга были искусственно расщеплены, чтобы она могла легко изучать языки. Когда ей предложили эту операцию, то не сказали, с какими мучениями это сопряжено. Впрочем, откуда им знать. Ведь если сам не испытал такой боли, не понять мучения другого.

И хуже всего, что она очень устала и очень хотела спать. Сэр Тим сопровождал ее в отель и даже попытался сунуть ногу в дверь. Руки его беспрестанно шарили по ее телу, пока они ехали в лимузине. Единственным способом избавиться от него она сочла жалобу на смертельную усталость: если сразу не ляжет спать, то упадет.

Итак, она уснула. И проснулась в полночь, понимая, что больше не уснет. А что делать одиннадцать часов до начала утренней сессии? Конечно, писать Ахмеду. Несколько часов ушло на изучение неправильных глаголов английского языка. Еще час на работу с магнитофоном для шифровки произношения. Но затем она ощутила усталость. Сейчас бы хорошо пройтись по университетскому парку. Но он в Софии, за десять тысяч километров отсюда. В Нью-Йорке не было такого свежего утреннего воздуха. И она пошла в кабину переводчика с ощущением, что уже проработала целый день без отдыха.

...Сейчас выступал сэр Тим. Лицо его было пурпурно-красным и он буквально кричал. Одной половиной мозга Нан думала, почему он кричит, в то время, как другая половина автоматически занималась переводом. Странно, сколько страсти, и все ради этой рыбы. Даже не рыбы, а мелкого рачка. Нан знала, что он продается в банках в виде серого порошка под названием «белковый концентрат». Ясно, что это годится в пищу, но аппетита не вызывает. В богатой продовольствием Болгарии такой продукт спросом не пользовался.

Но сэр Тим был крайне возбужден. Он кричал, что этот продукт жизненно важен для стран Блока горючего. И его нужно предоставить Блоку. Страны Блока уже создали большой флот для ловли и обработки криля в холодной Атлантике. ‘Он сослался на Морское право, -на Британско-Португальский договор 1342 года. Заявил, что криль абсолютно необходим сельскому хозяйству Англии. Здесь его прервал уругвайский делегат:

— Сельское хозяйство! Вы скармливаете протеин скоту!

— Конечно,— твердо сказал сэр Тим.— У нас нет таких пастбищ, как в вашей стране. Чтобы накормить скот, нам нужно ввозить...

Кто-то из американской делегации громко и неприятно рассмеялся, и уругваец осуждающе постучал по столу.

— Значит, вы скармливаете его животным, сэр Голдсмит? У нас есть сведения вашего министерства здравоохранения, что вы кормите крилем ваших кошен и собак? Как это понимать?

Сэр Тим мученически посмотрел на президента ассамблеи.

— Сэр, я должен просить, чтобы вы воздействовали на моих оппонентов и потребовали от них уважения.

Президентом был здоровенный негр из Ганы. Он ни разу не посмотрел ни на одного из ораторов. Он не поднимал глаз от стола, так как секретарь -непрерывно подкладывала ему документы на подпись. Он сказал:

— Я прошу делегата Уругвая воздерживаться от вопросов и замечаний, пока делегат Соединенного Королевства не закончит свое выступление.

Сэр Тим благодарно поклонился.

— Благодарю, но я уже почти кончил. Конечно, какая-то часть криля идет на корм домашним животным, другая часть на удобрение полей, третья на добавление протеина в знаменитый английский биф. Но разве это предмет для разговора? Я думаю, нет. Думаю, никто из делегатов нс может посягать на традиционные права Англии ловить рыбу и криль в международных водах и использовать улов в своих целях.. Если нам никто не будет мешать, заверяю вас, что с нашей стороны инцидентов не будет. Мир будет сохранен.

И он сел на место, почтительно поклонившись президенту, сардонически улыбнувшись уругвайцу и весело — Анне, сидящей в кабине переводчика. Она чуть не задохнулась от негодования: до чего же легкомысленный субъект! Однако сэр Тим тут же стал серьезным и начал что-то писать, даже не обратив внимание на то, что президент закончил подписывать документы, со щелчком застегнул портфель и сказал:

— Мы получили сведения, что выступление следующего делегата будет длинным. Сейчас уже четыре часа, поэтому я предлагаю перенести дебаты на завтрашнюю утреннюю сессию.

В зале поднялся шум. Нан откинулась в кресле, потерла виски. Поднялась, чтобы быстро перекусить, а затем приготовилась спать, долго спать.

Нет. Ничего не вышло. Когда она покинула кабину, к ней явился посыльный и вручил записку от сэра Тима. «Абсолютно необходимо, чтобы вы присутствовали на приеме в ДВЛ. Я буду сопровождать вас». Значит, отдыха не будет. Она могла бы отказаться, но сэр Тим заручился поддержкой главы болгарской миссии при ООН, и тот все равно заставил бы ее пойти на прием. Она быстро вымылась, оделась так, как ей казалось подходящим для этого случая, и вышла из отеля- па улицу. В* голове у нее непрерывно стучало. Она сказала свое имя охраннику у дверей ДВЛ. Тот сверился со списком; официально улыбнулся и пропустил ее.

Какой гвалт! Сколько дыма, запахов пищи и вина! И вот, наконец, сэр Тим с букетом в руке. Другой рукой он обнимал за плечи пухлого смуглого ухмыляющегося человека, которого Нан не сразу узнала. Но это был именно тот уругваец, которого сэр- Тим час назад обвинил в оскорблении.

-- Нан! Эй, Нан! Иди сюда! —сэр Тим представил их. Нан не могла найти причины для отказа и поняла раньше, чем это случилось, что Голдсмит снова будет ее лапать. Именно это вскоре и произошло. Цветы оказались пармскими фиалками — совершенно не по сезону,— и предназначались именно ей. Гуламит настоял на том-, чтобы самому приколоть цветы на ее грудь и затратил на это гораздо больше времени, чем требовалось. Остальные старались не замечать этого, хотя и посмеивались.

Нан рассердило, что этот наглец шотландец демонстрирует перед всеми близость к ней, как бы намекая на существующие между ними интимные отношения. Тем более здесь, где собрались люди из соперничающих блоков. Что скажет глава ее делегации,. когда узнает об этом? Сэр Тим и саудовец — из Блока экспорта горючего. Уругваец — из Блока народов; Его союзники здесь — две китаянки в туфлях на высоких каблуках и пиджаках из синего шелка в неомаоистском стиле.

— Вы даже не можете себе представить,— ухмыльнулся сэр Тим, познакомив их друг с другом,— что наши друзья прячут в рукаве на завтра. Расскажи, Ляо-цзен.

Одна из китаянок положила руку на локоть Нан и улыбнулась. К этому времени она уже прилично выпила и несколько растягивала слоги, но речь ее была вполне разборчива.

— Народная республика Бенгалия передает чрезвычайное сообщение. Весьма решительное сообщение, мисс Димитрова. Относительно многонациональной экспедиции стран Блока экспортеров продовольствия и ее насильственных действий против аборигенов Сына Кунга.

— Насилие? Что вы имеете в виду? — спросила Нан, уднвившись и испугавшись. Неужели на планете начались военные действия, и Ахмед оказался втянутым в них?

— Вот так, дорогая девочка,— хмыкнул сэр Тим,— маленькая банда вашего друга Года начала стрелять по безвредным воздушным существам, но вы не беспокойтесь. Я не думаю, что это серьезно. Мы ведь собрались не для этого, сеньор Коррубиас?

Уругваец пожал плечами.

— Официальных консультаций с Народной Республикой еще не было, это правда.

— А неофициальных?

Коррубиас посмотрел на старшую китаянку, которая кивнула и сказал:

— Я могу высказать свое личное мнение. Оттаю, что акты насилия о которых мы слышали, чепуха — разве можно серьезно относиться к стрельбе по резиновым воздушным шарам?

— Сообщают и о насилии над земной расой,— сказала китаянка. Она сделала еще глоток из стакана и с таинственным видом посмотрела на сэра Тима.— Но это тоже... Откуда нам знать, что эти существа действительно разумны. Не будем же мы осуждать фермера из Небраски, который, вспахав поле, разрушил нору крота?

— Так можно утверждать,— сказала Нан, сама удивляясь резкости своего тона,— что и раса ракообразных пострадала от действий землян. Но сэр Тим остановил ее, мягко нажав на плечо. Она не протестовала. Внезапно Нан подумала: вдруг группа Ахмеда повинна в этих насильственных действиях, о которых она так мало знала.

— Мне понравилась ваша пикировка,— сказал сэр Тим, пряча за улыбкой угрозу, звучавшую в его словах. Нан задумалась, почему он так откровенно и настойчиво афишировал свою близость с нею, обнимая ее за плечи, постоянно наполняя ее бокал. Да, окружающие могут подумать, что он частый гость в ее постели. Она вспыхнула при одной этой мысли. Плохо, когда люди видят твою распущенность, но быть виноватой без вины... это ужасно! Почему сэр Тим всячески старается создать у людей такое впечатление о ней? Может быть, среди людей Блока экспортеров горючего это считается нормальным? А может, он старается продемонстрировать, что все еще может удовлетворить женщину? Что это за люди, которые окружают ее здесь?

— Простите меня,— сказала она, оглядываясь вокруг, как бы ища туалетную комнату. Но как только ей удалось избавиться от общества сэра Тима,— странно, что он не последовал за ней в туалет, — она пошла в буфет. Нужно восстановить сахар в крови. Может, это уменьшит головную боль, снимет усталость, и тогда она сможет придумать, как ей освободиться от настойчивых ухаживаний сэра Тима.

Стол оказался очень богатым. Даже в Софии он не мог быть богаче. Она знала, что банкет устраивала делегация Тибета.

Но откуда такой богатый стол? Икра вряд ли была привезена с Гималаев. И эти фрукты на льду высокогорных районов не растут. Л в центре стола высились искусно приготовленные копии представителей рас Сына Кунга! Ракообразный был изваян из клубничного шербета. Нечто длинное, тонкое,— подземный житель? — сделан из фуаграсс! Рядом с нею возле стола стоял седовласый человек. Он попросил более молодого спутника положить ему на тарелку эти лакомства. Полная ложка фауграсс, кусочек мяса, крузосан, ложку — воздушного шара... Человек перехватил взгляд Нан и молча улыбнулся.

Отвратительно? зрелище. У Нан сразу пропал аппетит, она отвернулась от стола и тут же увидела сэра Тима, который направлялся к ней. Странно, но он кивнул ей и показал... на кого? На седого человека возле стола? Она присмотрелась более внимательно. Они встречались? Нет. Но лицо его было знакомо. По фотографии. Но фотография явно не из газет. Она повернулась к нему, но молодой человек тут же оказался между ними, вежливый, готовый ко всему. К чему? Может, он считает ее убийцей? И тут она вспомнила, где видела это лицо.

— Вы Годфри Миннингер,— сказала она.

На лице его выразилось удивление.

— Да.

— Мы никогда не встречались, но я видела ваш портрет в газетах. С дочерью. Я — Анна Димитрова, и мы встречались с вашей дочерью в Софии.

— О, конечно! Ангел-спаситель! Все в порядке Тедди, — сказал он телохранителю, тот отошел в сторону и начал накладывать в тарелку салаты.— Рад встретиться с вами, Анна. Мэгги где-то здесь. Но она не хочет есть. Она унаследовала от матери метаболизм. Она не может даже смотреть на пишу. Пойдемте разыщем се.

Капитан Миннингер задумчиво пила перье. позволяя пятидесятилетнему японскому атташе думать, что он, наконец, пробился через ее защитные бастионы. Вдруг она услышала сзади голос отца.

— Мэгги, дорогая. Для тебя сюрприз. Ты помнишь Анну Димитрову?

— Нет,— Мэгги внимательно осмотрела женщину. Не с вызовом, а так, как человек изучает карту незнакомой земли. Затем в голосе ее как бы щелкнуло реле.— Да,— поправила она себя.— Болгарка. Рада видеть вас здесь.

Разумеется, она вовсе не хотела входить в дружеские отношения с этой болгаркой. Но, с другой стороны, она и не хотела заиметь врага в ее лице. Эта женщина валялась в постели с пакистанцем, как его? Ахмед Дулла, член первой экспедиции пипов на Клонг. Может, эта связь окажется полезной, поэтому Мэгги повернулась к японцу и сказала:

— Тацу, позвольте представить вам Анну Димитрову. Она мне здорово помогла в Болгарии. Знаете, я иногда очень неосторожно шучу. Мне бывает трудно удержаться. И конечно, я сказала что-то ужасное в Болгарии. Политика, разумеется. И попала в неприятную историю. Тут же явилась Нан. Совершенно мне незнакомая. Просто хороший человек. Она вытащила меня из неприятностей. А где тот приятный молодой человек, с которым вы были тогда, Нан?

— Ахмед на Клонге,— сказала Нан. Ей не понравился покровительственный тон, каким с ней говорила эта пухлая блондинка.

— Да? Какое совпадение. Вы, конечно, помните доктора Дейлхауза? Он тоже там. Может, они там встретились.— Она заметила знаки своего отца и спросила: -- Папа, что ты беспокоишься? Я опять сказала что-то не то?

Годфри Миннингер улыбнулся.

— Я беспокоюсь о том, что нам уже пора. Ты не забыла, что у тебя назначена встреча в МТИ?

— О, дорогой, совсем забыла.— Неправда. Мэгги не забыла о назначенной встрече, которая должна была состояться завтра утром. И она знала, что отец тоже не забыл.

— А кроме того,— продолжал отец,— если ты еще немного побудешь здесь, завтра тебя одолеет зуд. Ты забыла, что у тебя аллергия на цветы?

Тоже ложь, у Мэгги не было никакой аллергии. Но она сказала:

— Ты так заботлив, папа. Нан, жаль, что наша встреча была такой короткой, но я очень рада была повидаться. И ты, Тацу, когда будешь в Хьюстоне, заходи.— Японец что-то просвистел и поклонился. Если он когда-нибудь появится в Хьюстоне, я сбегу, подумала Мэгги. Для нее лечь в постель с мужчиной давно перестало быть проблемой, но для этого все же нужен взаимный интерес, а не только мужские притязания.

В автомобиле, где на переднем сидении уже сидел телохранитель, она спросила:

— В чем дело, папа?

— Может быть, эта провинциальная болгарка вовсе не такая уж простушка, как кажется. Тедди незаметно пощупал ее. У нее в корсаже микрофон.

— У нее? Не может быть.

— Это факт. Может быть, это дело их службы безопасности, кто знает? Там было полно акул. Может, она — одна из них.

— Ты хочешь знать, что я вытянула из японца? — и она рассказала, что ей удалось узнать о Бенгальской резолюции.

От откинулся назад.

— Обычная возня в кулуарах ООН. Я перевернул твое ведро с помоями, ты забросила мне на крышу дохлую кошку. Они собираются опубликовать это?

— Ты прав. Он не сказал об этом. Кажется, он относится к резолюции не очень серьезно.

Отец в задумчивости почесал затылок.

— С этими пирами никогда ничего не знаешь. Наследник Мао сделал ставку на Клонт. Бенгальцы не начнут ничего, пока не прояснится что-либо в отношении Запретного города. Ты думаешь, моя миссия закончилась провалом?

— О, нет. Не беспокойся. Расслабься. Ты совсем как твоя мать. Она была очень эмоциональной. Когда тебя похитили, я думал, что у нее будет припадок.

— Зато ты всегда был очень спокоен и не собирался шевельнуть даже пальцем ради меня.

— Но я же знал, что с тобой все будет ол раит. Я действительно знал.

— Ладно, не будем говорить об этом.— Мэгги сложила руки на коленях и посмотрела в окно. Между комплексами небоскребов ООН и аэропортом не было никаких зданий. Там было пусто. Однако Мэгги все равно смотрела туда. Она была погружена в свои мысли. Наконец,она медленно сказала:

— Послушай, папа. Я хочу усилить нашу миссию. Именно теперь.

— Почему такая спешка?

— Не знаю, но чувствую, что нужно торопиться. Я хочу сделать это до того, как пипы и гризи пустят там глубоко свои корни и забросят туда столько людей, чтобы объявить Клонг своей собственностью. Я хочу, чтобы мы там были самыми первыми и самыми сильными, потому что я хочу эту планету видеть нашей.

— Чепуха, милая. Разве в Вест Пойнте тебя не учили приоритетам? Вся эта возня насчет криля,- а теперь еще гризи снова угрожают поднять цены... Ты понимаешь, какая сложная обстановка? Сейчас передо мной — сложная задача и я могу заниматься только ею.

— Но, папа, я не хочу говорить, насколько важна моя миссия. Ведь это целая планета.

— Разумеется, но...

— Никаких но. Мне кажется, ты не понимаешь, какие выгоды сулит владение целой планетой. Для нас, папа, только для нас. Разрабатывать все природные ресурсы планомерно и самым рациональным образом. Горючее. Города, которые не будут уничтожать природу. Поля и пастбища. Индустрия, развивающаяся по строго намеченным планам, в зависимости от насущных потребностей. Планирование роста населения. Мы вырастим новое, сильное, уверенное в себе поколение. Это будут американцы, папа. Может, сначала там будет трудно, но через сотню лет каждый захочет жить только там. И я хочу сделать это.

Годфри Миннингер вздохнул и с любовью посмотрел на дочь, самую старшую и самую беспокойную из всех его детей.

— Ты еще хуже, чем была твоя мать,— сказал он,— Ну что ж, я выслушал тебя и посмотрю, что можно сделать.

Технологическая башня-2 высилась на берегу Чарльз Ривер и превосходила по объему все старые здания вокруг. В башне не было аудиторий, не было администрации. Это был чисто исследовательский комплекс с мощным вычислительным центром в подвале. На крыше было установлено множество антенн для изучения космического излучения.

Массачусетский технологический институт имел богатые традиции в исследовании космоса. -Здесь работали на этом направлении еще тогда, когда в печати не было ни одной работы по теме. Мэгги Миннингер провела шесть месяцев в этом заведении, изучая космические дисциплины. И теперь старалась не порывать контакты с МТИ.

Женщина, с которой Мэгги хотела увидеться, ооладала огромной властью в МТИ, хотя была всего лишь помощником декана. Она организовала завтрак по просьбе Мэгги и пригласила руководителей пяти факультетов. Женщина представила всех друг другу и сказала:

— Мэгги, дорогая, переходи сразу к делу. Наши люди не очень любят собираться так рано.

Мэгги попробовала круто сваренное яйцо.

— Я прекрасно понимаю их, если их всегда собирают на такой завтрак. Ну что ж, к делу. У меня есть десяток голограмм Сына 'Кунга. Просто изображения и ни каково- звука.— Она откинулась в кресле и щелкнула тумблером. В розоватой дымке появилась голографическая картина.— Вероятно, вы видите это не впервые,— сказала она.— Это крингит. Представитель одной из трех, вполне возможно, разумных рас. И единственная раса с урбанистическим уклоном. Сейчас вы увидите их дома. Это жилища без крыш. Видимо, кринпиты не страдают от непогоды. Непонятно, зачем им дома, но тем не менее, они есть. Кажется, с этой расой нам будет проще наладить торговые отношения. К сожалению, пипы первыми вступили с ними в контакт. Но мы перехватим инициативу.

Главой конструкторского отдела была тоненькая женщина, которая ограничила завтрак стаканом сока и чашечкой кофе.

— Перехватим инициативу — это что, капитан Миннингер? — спросила она.

Мэгги смерила ее взглядом и решила не ввязываться в драку.— Для начала, доктор Равеналь, я бы хотела, чтобы ваши люди изготовили образцы для торговли. Для всех рас. Ведь все они когда-нибудь станут нашими торговыми партнерами.

Экономист посмотрел на чудище в панцире:

— Партнеры — это означает двустороннюю торговлю. Что могут продавать они, и что стоило бы вывозить оттуда?

Мэгги хмыкнула.

— Я думала, вы об этом не спросите.— Она поставила кейс на пол, расстегнула замки, потом поставила его на стол, сдвинув блюдо с яйцами.— Пока что мы не имеем продуктов их производства.— Но посмотрите на это.— Она достала тоНкую эластичную пленку.— Из этой пленки сделаны шары у воздушных существ. Они имеют утечку водорода всего один Процент за двадцать четыре часа. Мы можем приобрести очень много такой пленки, если создадим мощный рынок.

— Вам пришлось убить его, чтобы получить это?

— Хороший вопрос,— Мэгги с улыбкой кивнула экономисту. -- Нет. Существует другая, неразумная раса с такой же структурой тела. Так как вы обеспечите рынок? Если я хорошо помню, немцы использовали желудок осла, когда строили дирижабль Гинденбурга.

— Понимаю,— сказал экономист.— Значит, нам нужно наладить контакт с изготовителями цеппелинов.

— Я уверена,— сказала Мэгги,— что у вас есть идеи получше. О, я забыла еще упомянуть о том, что Национальный фонд науки выделил субсидии, которые только и ждут того, кто возьмется за работу.— Спасибо тебе, папа, за этот подарок, подумала она.

Экономист не был главой факультета, если бы не научился вовремя отступать.

— Я вовсе не имел в виду отвергать ваше предложение, капитан Миннингер. Это действительно заманчивое предложение. Что еще у вас?

— У нас есть образцы, которые пока не изучены досконально. Правда, они не должны были появиться здесь. В Кемп Детрик еще не знают, что они исчезли.

Все зашевелились. Декан быстро сказал:

— Мэгги, я думаю, у нас у всех мелькнула одна мысль, когда ты упомянула Кемп Детрик. В этом нет ничего, связанного с биологическим загрязнением?

— Конечно, нет! Нет, поверьте мне. Иногда я выхожу за рамки, но не настолько, чтобы нарушить закон о биологической безопасности.

— Тогда почему Кемп Детрик?

— Потому, что это чуждые организмы,—объяснила Мэгги.— Каждый образец герметически запакован в целлофан. Снаружи все обработано кислотой и ультрафиолетовым излучением. Нет, подождите...— добавила она, улыбнувшись. Все присутствующие за столом тотчас отдернули руки от пленки.— Эта пленка о’кей. Кажется, на ней нет патогенов или аллергенов, но все же с ней нужно обращаться осторожно.

— Большое спасибо, капитан,— сказал один из деканов.— А почему вы так уверены насчет пленки?

— Я съела кусочек три дня назад.— Она сразу же овладела вниманием и продолжала.— Вот эта группа — образцы растений. Они обладают способностью к фотосинтезу, причем в инфракрасной части спектра. Интересно для агрономов? Конечно! А это — предметы искусства. Это изделия кринпитов, тех самых, что похожи на раздавленных крабов. Эти штуки способны «петь», достаточно потереть их о хитиновый покров.

Женщина-конструктор взяла в руки один из предметов, разглядывая его через прозрачные пластинки.

— Вы сказали, что нам нужно разработать образцы для торговли и обмена?

— Да,— последней из кейса Мэгги вытащила папку, на красной обложке которой четко виднелись слова: «Совершенно секретно».

— Это отчет о трех расах Сына Кунга. Пока что военные его засекретили, но это ненадолго. Через десять-двадцать дней он будет зачитан в ООН.

Все шесть деканов потянулись к документу, но женщина-дизайнер оказалось самой проворной.

— Хм,— сказала она, листая панку.— У меня есть аспирант, который сможет переварить это. Могу я показать- ему документ?

— Конечно. Оставим эту копию и образцы нашим друзьям, а сами пройдем к нему. Я хочу поговорить с ним.

Через пятнадцать минут Мэгги, сопровождаемая деканом, и тощий, возбудимый молодой человек по имени Уолстер Пинсон встретились лицом к лицу.

— Вы можете сделать это? —спросила Мэгги.

— Это... это большая работа.

Мэгги положила руку ему на плечо.

— О, я уверена, что вы сможете. Впрочем, скажите, как вы думаете начать?

Пинсон задумался.

— Во-первых, нужно понять, в чем их первоочередная нужда,— предложил он.

— Любопытно. Должно быть, это очень трудно. Могу сказать, что самая основная задача у всех — остаться в живых. Почти все они тратят все время, чтобы сожрать что-нибудь, даже кого-нибудь из разумных собратьев.

— Каннибалы?

— Не думаю, что это можно определить именно так.

— Значит, хищники,— сказал Пинсон, кивнув.— Что ж, пусть это будет стартовая позиция. Будем создавать им средства защиты от низших форм жизни.

— О, да! — воскликнула Мэгги.— Мы не хотим давать им в руки оружие друг против друга. Мы не хотим войны.— Она посмотрела на часы.— У меня идея, Уолстер. Завтрак у меня был довольно скудным, а уже время ленча. Почему бы нам не поесть вместе? Я знаю тут одно местечко, где бывала студенткой. Довольно старый мотель, но пища превосходная. Если у вас есть время...

— О, у меня есть время,— сказал Пинсон, с любопытством поглядывая на Мэгги.

— Это за Гарвард Сквер, но нам нужно взять кэб. Только уговор — плачу я. Мне выдают деньги на представительские расходы.— Когда они спускались вниз, мимо них пробежала стайка первокурсников, торопившихся на лекцию. Провожая их взглядом, Мэгги спросила:

— Может, вы знаете студента Ллойда Уэнсли? По-моему, он только что поступил.

— Вряд ли. Он ваш друг?

— Нет. Я знала его еще ребенком. Просто я знакома с его родителями. Так что вы сказали о средствах самозащиты?

Через несколько часов, проведенных довольно приятно, Мэгги уселась в кэб возле старого мотеля. Если кухня и не была такой же хорошей, как в добрые старые времена, то комната оказалась уютной, а постель мягкой и широкой. Когда кэб подъехал к Гарвард Сквер, она, повинуясь импульсу, сказала водителю:

Поезжайте к Масс Эйв. Я хочу сделать маленькую экскурсию.— Через несколько кварталов она приказала свернуть в боковую улицу и осмотрелась. Она тут же узнала все. Супермаркет, парикмахерская, а там, за углом, та самая квартира, где она прожила десять месяцев с Ллойдом-младшим. Это было время, когда Мэгги совсем близко подошла к тому, чтобы стать женой, матерью. Старина Ллойд! Ему было тридцать, когда ей было всего девятнадцать, и он выглядел так импозантно в офицерском клубе, что никто не мог предположить, каков он в постели. Даже если лечь с ним пару раз, как это предусмотрительно сделала Мэгги. При одном взгляде на окно бывшей спальни у нее судорогой свело спину и шею от воспоминания о том, как она забивалась в угол постели и закрывала голову подушкой, чтобы не слышать, как Ллойд занимается самоудовлетворением. Она даже не могла устроить ему скандал по этом поводу, так как за дверью спал шестилетний приемный сын.

Конечно, было бы неплохо увидеть Ллойда-младшего уже взрослого. Но лучше не видеть. Она не встречалась с ними со времени разрыва и теперь не хотела искушать судьбу. Все-таки эта ненормальная связь очень подействовала на девушку, какой она была. Счастье, что это не навсегда отвратило ее от мужчин.

Вернувшись в отель, она нашла послание от отца.— «Постарайся услышать передачу новостей».

Она включила телевизор, и, поискав передачу по всем каналам, услышала о политическом скандале в Бостоне, интервью с лидером Ред Соке и, наконец, то, что хотела услышать.

— К удивлению всех делегатов ООН, польский делегат Владислав Пженский объявил, что его правительство согласно с резолюцией Бенгалии. Страны Блока Продовольствия решили послать комиссию с широкими полномочиями, чтобы изучить акты насилия против аборигенов планеты Конг, или Сын Кунга. В комиссии не будет представителей крупнейших держав — США и СССР. В нее войдут офицеры из Польши, Бразилии, Канады, Аргентины и Болгарии.

Дэнни Дейлхауз подскочил и подхватил теодолит, не дав упасть ему на землю. Моррисей, ухмыльнувшись, извинился.

— Вероятно, я потерял равновесие.

— А может, снова захотел женщину,— сказал Дэйлхауз. Он был зол не только на Моррисея. И понимал, что злость его вызвана тем, что Капелюшников летает, а он сидит.

На них на всех подействовало то вещество, которым шаристы обрызгали их. С тех пор они время от времени вдруг впадали в состояние жадной похоти и эйфории. Дейлхауз не считал, что Моррисей более других подвержен таким вспышкам, но был уверен, что биохимик отдается страстям с большей охотой. Моррисей обнаружил, что в этом странном веществе, по-видимому, сперме самцов шаристов, содержались какие-то галлюциногены, возбуждающие человека сильнее. других известных на Земле афродизнаков. Исследуя сперму, Моррисей больше других подвергался воздействию этих галлюциногенов и теперь почти постоянно находился в состоянии похоти.

Высоко в небе описывала спираль .гирлянда ярко-желтых шаров. Это экспериментировал Капелюшников, изучая воздушные потоки, на разной высоте. Когда работа будет закончена, у них накопится достаточно информации, чтобы совершать воздушные путешествия. И тогда наступит очередь Дейлхауза. Он уже устал ждать.

— Каппи,— сказал он в микрофон,— тебе не пора на землю?

Как раз тогда, когда Капелюшников ответил по-русски, к ним подошла Гарриет и, услышав голос Каппи, раздраженно дернула головой. Такой уж характер. Все-таки опа настоящая сука,— думал Дейлхауз. После того, как они пришли в себя в тот странный вечер, она неожиданно закричала:

-— Животное! Разве ты не понимаешь, что мог сделать меня беременной!

Он об этом вообще не думал. Но бесполезно, понял Дэнни, напоминать ей, что она была так же безумна, как и он. После того случая Гарриет снова замкнулась и стала еще более раздражительной, не позволяя в своем присутствии даже самых-невинных шуток на сексуальную тему.

— У меня есть для тебя новые записи,— неохотно сказала она.— Я поняла структуру языка и сегодня вечером, ознакомлю с ним весь лагерь.

Она смотрела на Каппи. Он кружил в воздухе, и когда подлетал к шаристам слишком близко, они бросались от него прочь.

Структура языка...

Торопить Гарриет бесполезно. Предварительные исследования первого контакта с субтехнологическими разумными существами — как это теперь далеко! Дейлхауз прикинул, что уже сделано, Совсем немного. Они так и не вступили в контакт ни с кринпитами — крабовидными, ни с подземными жителями — буровертами' Газовые мешки висели вокруг в воздухе, как и в тот день, когда окропили членов экспедиции своей спермой. Однако они не приближались настолько, чтобы Дэнни мог установить контакт, и висели себе над лагерем на высоте Сотен метров, спускаясь только тогда, когда обитатели лагеря уходили или же спали. Несомненно, они уже встречались С земными существами и знали, что их следует опасаться.— Видимо, па поверхности планеты жили враги шаристов. Но Дэнни было от этого не легче.

Правда, когда эти существа находились в пределах видимости, можно было фиксировать их песни с помощью направленных микрофонов. Гарриет сказала, что разгадала структуру языка. Она сказала, что это не песни птиц и не крики тревоги. Она сказала, что всех обучит этому языку. Но Дэйни знал, что нельзя верить всему, что говорит Гарриет. Он понимал, что им нужен другой переводчик. Расщепление мозга, конечно, облегчает изучение языков, но при этом зачастую служит причиной плохого самочувствия, в частности, вызывает сильнейшую головную боль. Иногда даже изменяет личность человека. Видимо, что-то в этом роде и происходит с Гарриет. Но кроме того, расщепление не всегда бывает эффективно,— человек без способностей к языкам не приобретает их и после операции. Однако Дэнни был уверен, что с этим у Гарриет все в порядке.

Они передали на Землю все три ленты. Рано или поздно мощные компьютеры сделают свое дело. Но сейчас Дэнни очень хотел оказаться в небе, рядом с шаристами, изучить их язык испытанным способом. Все остальное — только компромисс. Они испробовали все, что было в их силах: воздушные шары с сенсорными устройствами, настроенными на живых существ, ловушки для кринпитов, микрофоны под землей для буровер-тов, направленные микрофоны для шаристов. У них были уже километры пленки с записями самых разнообразных звуков и самых разнообразных движений. И среди этих пленок вряд ли было более нескольких метров с полезной информацией.

И все же кое-что удалось оавершить. Во всяком случае, Дэнни смог отправить пару отчетов на Землю. Пусть ему позавидуют коллеги из МТИ. Правда, сам он не был удовлетворен и продолжал изучение.

Главное, что нужно разгадать,— тайна трех независимых рас, живущих на планете. Между расами не было никакой взаимосвязи. По крайней мере, люди не замечали ее. Буро-верты вообще, казалось, не вступали ни с кем в контакт. Шаристы и кринпиты хоть и вступали, по совсем не для гармоничного сотрудничества. Шаристы никогда не опускались на землю. На поверхности у них было много врагов: одни из них были похожи на летучих мышей, другие — на лягушек. Боялись они и кринпитов. Если же шарист подлетал к земле так близко, что враги могли до него дотянуться, он, как правило, тут же и погибал, поэтому вся жизнь шаристов протекала в воздухе, а конец свой они находили в желудке одного из земных существ. Такой невеселой была судьба этих симпатичных безвредных летунов.

Капелюшников скользил совсем низко над землей в одном из воздушных потоков. Оказавшись на высоте пяти метров, он. спустил веревку и скатился по ней вниз. Шары проволокли его. несколько метров по земле, затем он привязал шар к дереву и встал.

Дрожь волнения охватила Дэнни в предчувствии первого полета. Пожалуй, самое трудное, думал он, это посадка. Он направился к Капелюшникову, чтобы помочь ему, и внезапно остановился, оглушенный выстрелом у себя за спиной.

Он в ярости обернулся:

— Какого черта, Моррисей?

Биолог снова вскинул винтовку на плечо.

— Я добываю образцы, Дэнни,— сообщил он радостно. Видимо, при выстреле он учел направление и силу ветра, так как шарист упал прямо к его ногам.

— А, черт,— выругался он.— Снова самка.

— Неужели?—изумился Дэнни, глядя на то, что показалось ему чудовищным пенисом.— Ты уверен?

— Меня эта штука тоже сначала ввела в заблуждение,.— ухмыльнулся Моррисей.— Однако у самцов такого, органа нет.. Да, у них нет пениса. Эти существа занимаются любовью не так, как мы,, Дэнни. Самки выкидывают яйца прямо в воздух, а самцы направляют в них свою сперму.

— Когда же ты понял это? — Дейлхауз был обеспокоен. Ведь основным правилам экспедиции было: новыми, открытиями нужно делиться со всеми немедленно.

— Я думал, это связано с их способом производства, водорода,— сказал Моррисей. - В этом процессе участвует излучение солнца. Когда они. видят свет наших прожекторов,, начинается процесс оплодотворения. А поскольку мы оказались под ними как раз в такой момент, нас и опрыскало, их спермой.

— Я знаю, чем< нас опрыскало,— сказал Дэнни.

— Да! И ты знаешь, что когда я, препарируя тела ша-ристов, добирался до половых органов, я ощущал сильнейшее, возбуждение, и оно доходило до оргазма. Эта работа мне очень понравилась.

— И ты убиваешь их именно для этого? Ты же спугнул всю стаю. Как мне теперь наладить контакт с ними?

Моррисей ухмыльнулся и не ответил. Дейлхауз понял его без слов. Какие бы эмоции ни были присущи шаристам, страх не входил в их число. Моррисей уже подстрелил не менее дюжины шаристов, но стая все время находилась в пределах видимости. Может,, их привлекает свет? На планете, где постоянно царил сумрак, такого понятия, как день, не существовало. Люди пытались создать его подобие, включая прожектора «утром» и выключая их на «ночь». Искусственный световой день длился двенадцать часов. Один прожектор был включен постоянно — чтобы отпугивать хищников, говорили члены экспедиции, но на самом деле из-за того, что ими владел первобытный страх темноты.

Моррисей поднял шариата — тот был еще жив и слегка шевелился. Здесь, на земле, шаристы никогда не издавали Звуков. Моррисей объяснял это тем, что их голосовые связки приводятся в движение водородом, а газовые мешки были теперь пусты. Но э го существо пыталось что-то сказать. Первый шарист, подстреленный Моррисеем, жил целых сорок часов. Бродил по лагерю, волоча за собой пустой мешок, и его вид вызывал сострадание. Дейлхауз невольно обрадовался, когда шарист,, наконец, умер.. Этот же умер почти сразу, и Моррисей сунул его в свою сумку.

К ним подошел Капелюшников, потирая поясницу.

— Кто поднимается в воздух первым, всегда чем-то жертвует. Ну, Дэнни, ты еще хочешь лететь?

— Ты имеешь в виду—.прямо сейчас? — удивился Дэнни.

— А почему бы и нет? Ветер благоприятствует. Вот только нужно еще пару баллонов наполнить.

Это заняло гораздо больше времени, чем предполагал Дэнни. Наполнить газом два баллона, чтобы они могли поднять человека, насосом, который выпускал воздуха больше, чем накачивал, оказалось делом трудным и долгим. Дейлхауз ел, прогуливался, пытался заняться чем-нибудь еще, но все время возвращался к насосу и поглядывал на гроздь болтающихся на веревке шаров.

Погода постепенно портилась, облака закрывали небо от горизонта до горизонта. Но Капелюшников был настроен оптимистически.

— Облака унесет ветром, и небо прояснится,— сказал он уверенно.— Все о’кей. Привязывайся, Дэнни.

Дэнни, не вполне ему доверяя, все же накинул на себя ремни. Он был выше, но гораздо легче русского, и мощный Капелюшников хмыкнул, стравливая излишки водорода.

— Иначе,— объяснил он,— ты улетишь в свой Мичиган. На плечах были быстро отстегивающиеся замки, и Дейлхауз дотронулся до них.

— Нет, нет! - запротестовал русский.— Можешь воспользоваться ими, когда будешь на высоте двести метров, если тебе недорога жизнь.— Он показал Дэнни два контрольных шнура.— Это не реактивный самолет, понимаешь? Это .шар для свободного полета. Здесь нет горючего. Ты можешь летать, куда тебя тащит ветер. Все дело в том, чтобы найти нужный поток. Если тебе нужно опуститься — страви газ. Но лучше его экономить.

Дейлхауз покрутился, чтобы ремни легли поудобнее. Совсем не похоже на планеры, подумалось ему, на которых он летал над озером Мичиган. Но если на этой штуке смог полететь русский, значит, сможет и он. По крайней мере, Дэнни надеялся на это.

— Я готов,— сказал он.

— Тогда летим,— объявил Капелюшников. Накинул на себя ремни, застегнул их, поднял с земли довольно большой камень и кивнул Дэнни, чтобы он сделал то же самое. Кто-то из стоящих рядом поднял камень. По команде Капелюшникова отвязали шары. Русский, неуклюже подпрыгивая, приблизился к Дэнни.

— У тебя все в порядке? — Дэнни кивнул.— Тогда бросай камень и летим!

Он бросил свой камень и по диагонали полетел вверх. Дейлхауз сделал глубокий вдох и последовал его примеру. Казалось, все было в порядке. Не было никаких перегрузок, только онемели ноги. Дэнни смотрел вниз, пока не поднялся на высоту с полсотни метров.

Они дрейфовали на юг вдоль побережья. Высоко над ними, чуть в стороне, парили шаристы. Внизу виднелся лагерь экспедиции. Дэнни уже был на уровне последней ступени их ракеты, на которой они должны были вернуться на Землю. Слева от него расстилалось море, и вдали виднелись острова, покрытые густой растительностью. Вдруг он услышал крик Капелюшникова.

— Что? — переспросил он. Расстояние между ними увеличивалось. Каппи был метров на сорок выше и летел в глубь материка. Видимо, он попал в другой воздушный поток.

— Сбрось... немного... балласта! —кричал русский.

Дейлхауз кивнул и потянул за шнур, связанный с клапаном. Ничего не получилось.

Он потянул сильнее. И тут же из танка на него хлынула вода. Танк находился где-то над пассажиром. Вымокший Дэнни выругался и решил потом этот элемент конструкции доработать.

Но он летел!

Не очень красиво. Совсем не грациозно. Даже с управлением едва справлялся, и первый час полета провел, гоняясь за Каппи по небу. Это было похоже на игру в догонялки. Правда, Капелюшников делал все, чтобы облегчить ему задачу, но Дэнни так и не смог приблизиться к русскому.

Но он летел! Это было как во сне. Полное завоевание воздуха! Никаких двигателей. Никаких крыльев. Никакой техники. Он просто плыл в океане атмосферы, не делая для этого никаких усилий.

Такие чувства владели им и в этот, первый раз, и в дальнейшем. Со временем он приобрел опыт управления. И войти в контакт с шаристами оказалось несложным делом. Он не пытался догнать их, это было бы бессмысленно, ведь они более искусные пилоты. Они сами подлетали к нему, окружали, заглядывали в лицо, пели... О, как они пели!

Всю следующую неделю, вернее, то время, что здесь, на Клонге, можно было условно принять за неделю, Дейлхауз провел в воздухе. Жизнь в лагере проходила без него. Даже Каппи чаще бывал на земле, чем он. Ничто не привязывало Дэнни к земле. Он ощущал себя гостем, когда ему приходилось спускаться, чтобы поесть, поспать, наполнить баллоны. Гарриет прикрикнула на него, когда он потребовал данные о языке шаристов. Видимо, она и сама еще не слишком много знала. Она сожалела о том, что приходится тратить энергию на генерацию водорода. Даже Моррисей молил Дэнни найти время для помощи ему в изучении других существ. Но Дэнни уже был не с ними. Он жил в небесах Клонга. Из жалкого любителя он превратился в искусного аэронавта. Даже стал обмениваться информацией, правда весьма элементарной, с некоторыми шаристами. Один из них, самый крупный — почти два метра в диаметре, казался Дэнни дружелюбней- других. Дэнни назвал его Бонни Принц Чарли. А как шарист сам себя называет, он понятия не имел. Если бы не было физической необходимости, Дэнни вообще не возвращался бы в лагерь.

Но там была и Гарриет. Дэнни нужна была ее помощь в переводе. Правда, вскоре он убедился, что многие из ее заключений неверны. Тем не менее это было все, чем он располагал в общении с изумительными существами воздуха. Дэнни ругался с Гарриет и доводил ее до слез, требуя научить его языку, на котором говорили шаристы, но толку было мало. И все же с течением времени между ним и шаристами стали устанавливаться некоторые отношения.

Никто не знает, какая часть нашего образования может оказаться полезной в жизни. Долгое изучение грамматики Хомского, критики Дарти и Лоренца не могло пригодиться в небесах Клонга. Но Дэнни благословлял каждый час, проведенный под парусами на озере, и каждый вечер, когда он играл в квартете. Язык шаристов фактически был музыкой. Даже в языке китайцев не было такого разнообразия тональностей, как у шаристов в их песнях. Еще не понимая их, Дэнни смело вступал в их хор, и они отвечали ему, хотя и без особого энтузиазма, но с любопытством. Друг Дэнни даже научился выпевать его имя.

Дэнни понял, что некоторые песни шаристов есть не что иное, как предупреждение об опасности. Причем различались три вида опасности: одна с земли и две, не схожие друг с другом, с воздуха. Один из звуков означал приближение акулы воздуха —самого опасного врага шаристов.

Что касается другого звука, то, насколько мог понять Дэнни, он означал опасность сверху, и не простую, а смертельную. Дэнни размышлял об этом часами, но так ни до чего и не додумался. И Гарриет не могла ему помочь, из-за чего Дэнни сделал ее жизнь настоящим адом. Вскоре с Земли пришли некоторые расшифрованные данные, и Гарриет смогла составить для него несколько фраз. Теперь он смог пропеть: «Я друг...»,— на что, к удивлению Дэнни, его приятель Чарли в ответ разразился целой песней.

— Да, да, конечно! Мы друзья!

И весь хор присоединился к нему.

Коварная погода благоприятствовала Дэнни восемь дней. Но потом поднялся ветер, по небу понеслись о.блака. При сильном ветре даже искусные шаристы с трудом могли держаться вместе, а Дэнни буквально несло по небу. Он только старался держаться поближе к лагерю. Стая шаристов тоже не улетала далеко. Наконец, Дэнни сдался и решил приземлиться. Он пропел прощальную песню и тут же услышал в ответ песню «Опасность с воздуха». Сначала он подумал, что это связано с погодой, но вдруг сквозь свист ветра он услышал звук мотора геликоптера.

Дейлхауз оставил стаю, взмыл вверх, чтобы найти подходящий поток, и полетел к лагерю. Да, действительно, к лагерю спускался геликоптер гризи с флагом «Юнион Джек» на хвосте. Такая расточительность!.. Мало того, что израсходовали уйму энергии, доставив сюда геликоптер, они еще позволяют себе совершать развлекательные прогулки! Как это типично для гризи, сидящих на нефти!

Дэнни выругался с презрением. Если б гризи отдали им хотя бы часть тех килокалорий, которые они так беззаботно тратят, он, Дэнни, давно имел бы компьютер. Капелюшников запустил бы свой глайдер, Моррисей поставил бы на свою лодку хороший мотор и уже давно имел бы полную коллекцию образцов морской фауны.

Да, в мире что-то не так, если горстка людей беззаботно может жечь горючее только потому, что им посчастливилось жить там, где горючего много. Конечно, когда запасы нефти кончатся, эти страны будут такими же нищими, как паки или перуанцы. Но радоваться этому не придется. Ведь закат этих наций будет означать закат всего мира... По крайней мере, мира Земли. Возможно, что-то и удастся сделать. К этому надо готовиться, все обдумать. Обязательно установить контроль над рождаемостью, чтобы увеличение населения не поглотило окончательно скудные ресурсы. И разделить богатства Клонга так, чтобы ни одна нация, ни один человек не получили преимущества перед остальными. Попытаться добиться всеобщего объединения...

Внезапно Дейлхауз осознал, что погрузился в мечты. Ветер занес его гораздо дальше, чем он предполагал. Он оказался почти над открытым морем. Дэнни быстро спустил водород и приземлился на песчаной косе. Теперь придется идти пешком в лагерь и тащить шары. Капелюшников будет в бешенстве. Вздохнув, Дэнни отправился в путь. Начался дождь.

Дождь шел, не прекращаясь ни на минуту. Не сравнить, конечно, с тем штормом, который обрушился на лагерь после их приземления. Но от того, что дождь лил и лил с унылым постоянством, казалось, теперь все обречены постоянно жить в воде, шлепать по грязи. Весь лагерь превратился в болото. Дэнни с сожалением понял, что летать сейчас невозможно, и занялся шарами, надеясь, что погода изменится. Гарриет Сантори совсем осатанела, ругаясь абсолютно со всеми. Моррисей в своей палатке сортировал образцы, рисовал какие-то таинственные схемы и поглядывал на мутное небо, качая головой. Дэнни составлял длиннейшие послания на Землю...

— Если ты внимательно присмотришься, то заметишь, что растительность распределена неравномерно. Видишь эти оранжевые кусты? Они растут по определенным четким линиям. Я уверен, что подземные жители удобряют почву таким образом, что ее избирают растения определенных видов. Подобие этому есть и на земле. Возьми, например, земляных червей... Они взрыхляют почву, и растения растут лучше, конечно, процессы, возможно, другие, но результат тот же.

Джим Моррисей сел на стул и с тревогой посмотрел на Дэнни. Тот задумался, прислушиваясь к ударам дождевых капель о полотно палатки.

— Ты сказал мне больше, чем я хотел узнать, Джим. Но я тебя понял. Ты хочешь, чтобы я помог тебе копать, А сможем ли мы копать так быстро, как требуется?

— Именно поэтому я взял у Война канавокопатель. Он работает все время, пока идет дождь. Я думаю, подземные жители ощущают вибрацию земли, и хочу, чтобы они привыкли к этому прежде, чем мы начнем.

— Ты объяснил Войну, зачем тебе это нужно? Полагаю, они и сами хотят заниматься подземными жителями.

— Именно поэтому я и не сказал ничего. Я сообщил, что мы хотим выкопать новые ямы для уборных. Сейчас машина как раз над теми кустами, которые, с моей точки зрения, наиболее интересны.— Джим встал.— Ты идешь со мной?

Дэнни с тоской подумал о своих воздушных друзьях, гораздо более привлекательных, чем эти черви или крысы. Но сейчас не было возможности подняться в воздух...

— Да,— откликнулся он.

Моррисей ухмыльнулся.

— Ну что ж, это было самое простое уговорить тебя. Теперь задача посложнее — убедить Гарриет.

Гарриет повела себя именно так, как они и предполагали. Вы серьезно думаете вытащить кого-то из этой грязи, выкопав несколько дыр в земле? — саркастически спросила она.

— Послушай, Гарриет,— старался не взорваться Моррисей,— дождь уже почти прекратился.

— Но у нас тысяча более важных дел!

— Это будет забавно,— вмешался Капелюшников.— Настоящий спорт для английских джентльменов — раскапывать лисьи норы!

— Это не просто норы,— подхватил Моррисей.— Взгляни на результаты сейсмических исследований. Здесь, под землей, большие камеры — размером в двадцать квадратных метров. Это не просто туннели. Может быть, города.

— Моррисей, я понимаю, почему никто из нас не верит тебе. Ты говоришь глупости. Города! Да, я вижу под землей пустоты, но называть их городами...

— Хорошо, хорошо. Это не города. Может, даже не деревни. Но все-таки это что-то. Может, помещения, где они содержат своих детей. Может, склады пищи. О Боже, ну я не знаю! Может, это сцена, где они дают балетные представления или играют в бинго. Какая разница? Раз они большие, значит, должны иметь какое-то назначение. И жителям земли гораздо труднее закрыть эти проходы.

Джим выразительно посмотрел на Алекса Вудринга. Тот осторожно кашлянул и сказал:

— Я дуйаю, это разумно, Гарриет.

Она задумчиво поджала губы.

— Разумно? Нет, я не могу считать это разумным. Конечно, ты глава экспедиции, по крайней мере номинально*. И если ты считаешь, что это разумно...

— Я считаю, что это хорошая идея,— повторил Вудринг.

— Может, ты дашь, мне закончить? Если ты решил забыть о соглашении, по которому все решения должны приниматься единогласно, тогда мне сказать больше нечего, вас ведь больше.

— Гаша, дорогая,— примирительно сказал Капелюшников,— заткнись, пожалуйста. Расскажи о своем плане, Джимми.

— Слушайте. Во-первых, выкопаем яму — как можно большую. И все сразу прыгнем в нее. Нам прежде всего нужны образцы — значит, надо хватать их: все, что попадется на глаза. Мы должны застать их врасплох. А кроме того,— добавил Моррисей,— двое из нас понесут вот это,— он показал на фотокамеру.— Здесь есть яркие лампы-вспышки. Мне пришла в голову эта идея, когда я пил с Войном. Гризи везде таскают с собой такие камеры, делая снимки для развлечения. Вспышка временно ослепит обитателей подземелья, и мы легко захватим их.

— Временно, Джимми? —спросил Дэнни.

— В этом я не уверен,— неохотно ответил Моррисей.—• Конечно, глаза их должны быть чувствительными, если... если у них вообще есть глаза.

— Ол райт. Что ж, мы сделаем именно так. Кроме того, у нас будут переговорные устройства, используем их, если что-то случится с кем-нибудь.

Джимми обвел всех не слишком решительным взглядом.

— Если кто-либо заблудится и тому подобное, пусть вызывает помощь и копает вверх. Мы по несущей частоте сможем запеленговать и откопать попавшего в беду.

Капелюшников прикрыл ему рот ладонью:

— Джим, дорогой, только не пугай нас, а то мы все разбежимся. К делу.

Гарриет не собиралась принимать участие в этой авантюре. Настояла только, чтобы два человека остались наверху: вдруг придется откапывать наших героев. Зато Спарки сказал, что никто лучше нее не справится с канавокопателем.

И вот шесть человек с лампами и веревками собрались вокруг машины, готовые прыгнуть вниз по приказу Моррисея

Машина начала работать, выбрасывая наверх комья почвы, пропитанные водой. Через минуту все было готово. Моррисей проглотил комок, стоявший в горле, перекрестился и спрыгнул вниз. За ним Алекс Вудринг, Дэнни, Капелюшников, ди Паоло и Спарки. По плану они должны были разбиться на пары, чтобы исследовать каждый туннель. Предполагалось, что они обнаружат много туннелей. Но яма, куда они попали, была не более метра в ширину. Это оказался просто туннель. Ди Паоло упал Дэнни на ногу, а Спарки свалилась ему на спину. Втроем они ворочались в яме, стараясь высвободиться, и отчаянно ругались. Если тут и были подземники, подумал Дэнни, то они давно разбежались.

— Не терять времени! — крикнул Моррисей.— Дейлхауз! Спарки! За мной!

Дэнни обернулся и увидел фигуру Моррисея на фоне светлого круга от лампы. Тот на четвереньках пробирался за ним.

Дэнни приблизился к нему и спросил:

— Ты видишь что-нибудь?

— Нет. Молчи. Слушай.— Голос Моррисея был глухим, но Дэнни хорошо расслышал его. И вдруг он уловил еще что-то. Что? Звук был слабым, и было непонятно, что это. Крики белок?

Его собственное дыхание, шорох одежды мешали слушать, но несомненно что-то было!

Яркая вспышка ослепила его, стало больно глазам. Это была лампа Моррисея, вспыхнувшая теперь далеко впереди. Все, что мог увидеть Дэнни,-— это скрюченная спина, ввинчивающаяся в грязные стены туннеля. Теперь Дэнни был уверен, что слышал рассерженные крики белок. Естественно,— подумал онг внезапно проникшись симпатией к подземпикам,— что они еще могут думать о пас? Наверняка они считают нас хищниками, несущими смерть и разрушения. Наткнувшись на спину Моррисея, он остановился. Тот рявкнул через плечо:

— Сволочи! Они блокировали его.

— Туннель?

— Да, туннель. И довольно крепко. Как им это удается делать?

Внезапно Дэнни охватил какой-то атавистический страх. Заперты! А в другом направлении?.. Дэнни лег на бок и посмотрел назад. Скрюченный силуэт Спарки вырисовывался на фоне багрового неба планеты. Слава Богу! Но даже теперь он ощущал одеревенелость мышц шеи — от древнего страха человека быть погребенным заживо. И тут он вспомнил, что туннель проходит прямо под- канавокопателем. А что если тяжелая машина провалится в туннель?..

— Джимми,— крикнул он,— как ты думаешь — может, стоит вернуться?

— Пожалуй. Нам здесь ничего не. сделать. А вдруг ребятам повезло больше, чем нам.

Но Капелюшников с остальными был уже наверху. Он помог им вылезти из ямы. Его отряду удалось пройти по туннелю всего метров десять, а потом туннель тоже был заблокирован. Группа Моррисея прошла вдвое больше, но с тем же результатом. Подземники откликнулись на вторжение очень быстро. Несомненно, условия жизни на Клонге научили их действовать именно так. Однако для людей это означало, что добыть образец подземной фауны трудно, и, вероятно, еще труднее будет установить контакт. Дэнни с нежностью подумал о своих воздушных друзьях: насколько приятнее летать по небу, чем копаться в грязи, как крыса.

Капелюшников отряхнул грязь с него, затем со Спарки Гербо.

— Послушай, дорогая,— сказал он;— ты возмутительно грязная.— Пойдем искупаемся вместе в озере.

Девушка с добродушной улыбкой увернулась от его объятий.

— Узнаем сначала, чего хочет от нас Гарриет,— сказала она.

Гарриет стояла в дверях палатки в сотне метров от них, явно поджидая путешественников, а когда они вошли, с неудовольствием осмотрела их.

— Понимаю, полный провал,— заключила она.— И этого следовало ожидать...

— Гарриет! — попытался остановить ее Моррисей.

Она подняла руку.

— Но это неважно. Может, вам интересно узнать, что произошло, пока вы копались под землей?

— Гарриет, нас не было всего минут двадцать! — взорвался Моррисей.

— И тем не менее. Во-первых, пришел сигнал с земли. Мы получим подкрепление. И пипы тоже. Во-вторых...— Она отступила в сторону, позволяя им выйти из палатки. Все снова столпились вокруг нее.

Дейлхауз был ошарашен.

Гарриет язвительно проговорила:

— Вы хотели поймать подземное существо? Мы нашли его, когда оно воровало наши припасы. Конечно, если бы вы были тут, а не теряли времени на глупости, вы помогли бы нам...

Капелюшников взвыл:

— Гаша! Не тяни! Вы поймали подземника?

— Конечно,— ответила она.— Мы посадили его в одну из клеток Моррисея. Он страшно оцарапал меня. Что хорошего можно было ожидать, когда я почти одна...

Они не дали ей закончить. Все ворвались в палатку.

Затхлый мышиный запах здесь был в тысячу раз сильнее, чем в туннеле. Дейлхауз почувствовал дурноту от этого запаха. Подземник был длиной почти в два метра. Маленькие близко посаженные глазки над узким длинным носом излучали злобу. Однако стоны подземника вызвали у Дэнни жалость. Подземник грыз железные прутья клетки и одновременно царапал пол когтями. Тело его покрывала короткая шерсть, а шесть сильных мускулистых ног былй с острыми когтями. Зубы же у него были такими крепкими, что один из прутьев решетки пленник почти уже перегрыз. При этом он все время жалобно стонал.

Сейчас в стае было много детенышей. Они юрко сновали между двухметровыми сферами взрослых шаристов. В хоре четко выделялись тоненькие детские голоса. Они пели тихо, стараясь экономить водород, которого и так было мало в их пузырях. Чарли величественно парил в стае, руководя хором детенышей, которые то и дело сбивались с ритма, наблюдал за небом, чтобы вовремя предупредить всех об опасностях. Он вел стаю, прислушиваясь к песням.

Было много восторженных песен. Но много было и песен-жалоб. Восторженные он пропускал мимо ушей, а песни-жалобы выслушивал внимательно, готовый помочь и посочувствовать. Несколько самок оплакивали детенышей, которые, слишком рано возомнив себя взрослыми, неразумно израсходовали свой водород и упали в безжалостный мир внизу. Другие проклинали Среднее Солнце, погубившее их детенышей

Чарли знал об этом и вел стаю, стараясь избежать такой опасности.

— Никогда, никогда,— пел хор,— никогда мы не будем плодиться вблизи Нового Солнца.

Самки выражали согласие, но некоторые из самцов возражали:

— Но как мы узнаем, какое Солнце опасно, а какое нет? И где же тогда плодиться? Дети Трех Солнц живут повсюду.

Ответная песня Чарли была убеждающей:

— Я спрошу моих друзей со Среднего Солнца. Они знают все.

— Он узнает, он узнает, — пел хор.

Но самцы задавали прямой вопрос:

— И мы будем это помнить?

Песня стаи вовсе не была мирной и спокойной!. На фоне доминирующей мелодии в нее то и дело вплетались мотивы недовольства. Даже сам Чарли иногда фальшивил и повторялся, вместо того чтобы переходить на новые мотивы. В его мозгу рождалось сомнение, но Чарли нс осознал еще, что его породило, и потому не мог выразить его в песне. Вся она была сплошь тревога и недоумение. Кто такие люди Трех Солнц? Откуда они явились? Похожи на шаристов, однако его друг Дэнни Дейлхауз объяснил, что они совсем не такие.

Сначала появились люди Маленького Солнца. Первое время они казались просто другими наземными жителями, хотя сразу же зажгли Маленькое Солнце. Но их лагерь был на границе владений Чарли, и стая почти не обращала на них внимания.

Затем появилась группа друзей Чарли и после этого еще одна группа — люди большого Солнца Эти были ужасны? Их солнце всегда ярко светило. Ярче,.чем настоящее. И так как голос инстинкта направлял шаристов к свету, Чарли было до боли трудно повернуть стаю прочь от Большого Солнца. Прибывшие люди спускались вниз на огненных столбах. В это время стая была далеко, и поэтому никто не пострадал. И огни уже погасли. Люди Большого Солнца послали вверх одного человека на странной штуковине, которая жужжала и сеяла вокруг себя смерть. Когда кто-либо из стаи приближался к ней, что-то разрывало его шар и он падал на землю, беспомощный и неспособный издать хотя бы один звук. Стая- стала держаться от них подальше. 'Как и от двух других групп прибывших людей. Одна из этих групп убивала, люди второй группы не могли летать совсем, и вряд ли их можнo. было считать разумными... За исключением Дэнни Дейлхауза.

Чарли пел о своем друге:

— Дэнни Дейлхауз и его товарищ Каппи — разумные существа! Они летают с изяществом настоящих шаристов. Жаль, что даже Среднее Солнце светит слишком ярко, вызывая у нас оплодотворение. Дэнни и Каппи тут ни при чем, они не виноваты. Когда светит Кунг, шаристы оплодотворяются. Актиническое излучение всегда приводит к оплодотворению.

Стая медленно плыла к клубящемуся облаку. Чарли. повысил голос:

— Поднимайтесь, братья!

Хор: подхватил его слова.

— Поднимайтесь, сестры и друзья! Поднимайтесь, старые и молодые!.Следите за окрестностями — нет ли хайхэй во влажном тумане. Держите маленьких поближе к себе!

Каждый член стаи пел во весь голос, и стая собралась в компактный шар, плывущий в облаках. Теперь они казались друг другу сквозь туман привидениями. Но песни были слышны всем. Чйрли и несколько взрослых самцов летали вокруг стаи, охраняя ее. Если бы вдруг появились, хайхэй, самцы не смогли бы защитить ни стаю, ни самих себя, но они пропели бы песню-предупреждение, и тогда стая бросилась бы врассыпную. Погибли бы только слабые.

При столкновений теплых воздушных потоков с холодными образовывались густые облака, в которых нередко скрывалась опасность — акулы воздуха хайхэй. Они никогда не спали и постоянно' рыскали в поисках еды, потому что всегда были голодны. Хайхэй летали очень быстро, у них были острые когти и клыки. Но маленькие мешки с водородом не позволяли им свободно держаться в воздухе.

На этот раз стае повезло — в воздухе не было убийц. Чарли пропел благодарственную песню, когда стая благополучно вылетела из облаков на чистый воздух.

Стая дрейфовала к Полюсу Тепла. Чарли внимательно выбирал нужные потоки воздуха. Он всегда чувствовал, на каком уровне их подхватит воздушный поток. Ему не нужно было думать, рассчитывать — он просто знал это. Чарли не хотелось улетать далеко от своего друга,— он так давно его не видел. Он просигналил стае подъем вверх, на сотню метров. Все подхватили его песню, и вниз начали падать капли воды: стая сбрасывала балласт. Вскоре снова все сбились вместе — на новом уровне, и поток понес их к лагерю Среднего Солнца.

Хайхэй по-прежнему не было видно, и Чарли опять запел благодарственную песнь. Как хорошо плыть в воздухе...

Они уже приближались к границе своей территории, когда Чарли увидел в нескольких километрах от них другую стаю. Чарли наблюдал за нею спокойно. Между стаями не было соперничества. Временами они дрейфовали вместе целыми днями, даже смешиваясь между собой. Иногда отдельные особи переходили из одной стаи в другую, и никого это не трогало. Они становились полноправными членами нового сообщества и начинали петь новые песни. И тем не менее стаи обычно держались внутри своих ничем не обозначенных пространств. Небо было для всех одно, и места обитания разных стай ничем, в сущности, не отличались. И все же некоторые области были более привлекательны. Область, где люди Большого Солнца построили сверкающие хижины и зажгли огромные лампы, была одной из самых любимых. Приятные потоки воздуха обтекали пологие холмы, и хайхэй здесь было мало. Чарли запел песню сожаления — о том, что им долго придется избегать этой области. Берег бухты, где поселился Дэнни Дейлхауз с друзьями, наоборот, редко посещался шаристами. Водяные пары океана создавали здесь густую облачность, в которой скрывались убийцы. Любой член стаи мог бы оспорить решение Чарли вернуться туда, и был б!ы Прав. Однако жизнь шаристов подчинялась строго определенным законам, и решения вождя не оспаривались никогда. Если он говорил — сделай это, то это делалось. Чарли был самый старший, и его песни имели перевес. Если кто-то из самцов заводил свою песню, Чарли умел настоять на своем.

Кроме того, все знали, что Чарли привел в стаю своего друга, который принес новые и удивительные песни. Это была личность. Странная, это да. Но совершенно не похожая на ползающих по земле людей Маленького Солнца или летающих по воздуху с помощью машин-убийц людей Большого Солнца. Когда стая приблизилась к лагерю людей Среднего Солнца, все стали разворачиваться лицом вниз, чтобы первыми увидеть Дэнни и Каппи. И когда первый из стаи заметил одного из них, песня превратилась в триумфальную.

Но как странно выглядел теперь Дэнни! Его воздушный мешок и раньше не отличался красотой и изяществом, а теперь стал еще более бесформенным. Чарли бы его не узнал, если бы не был уверен, что во всем мире нет второго Дэнни.

Стая стала спускаться вниз, чтобы встретить Дэнни, распевая песню приветствия, которую Чарли сочинил для друга.

Дэнни так же был рад увидеть своих друзей, как и они его. Ведь прошло столько времени!.. После шторма пришлось много работать, приводить все в порядок. А потом прибыл второй корабль —о новыми людьми и контейнером нового оборудования. Это было прекрасно, но потребовалось время для того, чтобы установить аппаратуру, включить ее, настроить. Кое-что из доставленного предназначалось в дар шаристам. Чтобы это поднять, нужно было сделать и наполнить новые шары, перераспределить балласт. Дэнни не был уверен, нужно ли это делать.

Но самым ценным грузом было с полкилограмма микрофиш, которые прибыли из Лаб. А-Л. Выяснилось, что профессор Д. Дейлхауз стал широко известен среди ксенобиологов. Его статьи печатались во всех журналах и активно обсуждались. На конференции в Мичигане развернулось настоящее сражение. Как увязать теорию Дарвина с эволюцией шаристов? Самки выпускают нитевидные яйца в воздух, и образуется прозрачная паутина, которую самцы орошают своей спермой одновременно. Так где же отбор наиболее сильных и приспособленных к жизни? Как может следующее поколение унаследовать силу, разум, сексуальную привлекательность в условиях, когда самцы передают свои гены в облако смешанного генетического материала самок? Роль основного производителя здесь взял на себя случай, который и определяет, кто будет отцом, а кто матерью будущего шариста. Да, у шаристов никогда не будет своих донжуанов. Любой из них мог бы быть лучшим производителем, но кто именно — это навсегда останется неизвестный.

Чарли мог бы внести ясность, если бы его спросили. Шаристы вступают в половую зрелость, когда начинают свободно летать. Но они все разных размеров. Чем старше, тем крупнее. А следовательно, тем больше спермы для оплодотворения яйцеклетки в облаке, выпущенном самкой. Люди же, напротив, перестают участвовать в эволюции, прожив половину жизни, и селекция перестает играть свою роль. Именно поэтому человечество так и не избавилось от болезней старости — рака, артритов, атеросклероза. Эволюция не смогла сбросить со счетов особей, не подверженных таким болезням, так как человек, заболевший одной из них, уже выпадает из процесса эволюции — не воспроизводит потомства.

У шаристов все по-другому. Гиганты вроде Чарли оплодотворяют примерно половину яйцеклеток, в то время как молодые выпускают жалкие капли. Чарли и ему подобные доказали свою способность к выживанию через простейший тест — они выжили.

Дейлхаузу очень хотелось поговорить с Чарли именно об этом. Он хотел опробовать новые конструкции языка, созданные для него большим компьютером Земли. Кроме того, Дэнни думал о подарке с Земли для стаи. С точки зрения людей Земли это лучший подарок. Разумеется, и не просто подарок. Но Дэнни понимал, что за все нужно платить. Распевая песни Чарли, он жертвовал воздухом. Впрочем, как и все шаристы. Когда шаристы пели, они расходовали газ и теряли высоту. А теряя высоту, рано или поздно оказывались на поверхности планеты. И если их там не съедали, то они барахтались, беспомощные и безголосые, дожидаясь, пока смогут набрать достаточно газа для подъема. Однако эту цену они платили с радостью. Жить — значит петь. Жить «молча — все равно что умереть. Да, в большинстве случаев пение — это цена жизни.

Ценой подарка, принесенного Дэнни, была жизнь йятерых шаристов, которых отправили на Землю.

Исследователи из Кемп Детрик хорошо поработали над присланными образцами. Двоих, погибших во время полета, препарировали сразу же. Этим двоим повезло. Остальных исследовали в живом виде. Самый большой и сильный из них выдержал две недели.

Экспериментаторы из Кемп Детрик тоже заплатили свою цену: восемь из них погибли от клонгианских болезней, а один имел несчастье сойти с ума и теперь до конца жизни не мог подвергать стрессам экспериментальные образцы. Шаристы вряд ли сочли бы такую расплату несправедливой.

Дэнни Дейлхауз снял с плеча сверхлегкий карабин и прицелился. Сам карабин весил не больше килограмма, а большая часть веса приходилась на высокоскоростные пули. Это было неудачное решение. Дэнни предчувствовал, что отдача после выстрела отбросит его на полнеба. Зачем здесь нужны высокоскоростные пули? Кого здесь убивать? Однако партия, прибывшая с Земли, привезла приказ Комитета Мира Объединенных Наций, по которому пули должны быть именно такими. И вот они у Дэнни.

Дэнни снова надел на плечо карабин и снял с другого плеча карабин для Чарли. Кто-то где-то решил, что это нужно Чарли и его стае для защиты от хищников. Он весил совсем немного и приводился в действие не крючком, а натягиванием игл либо капсул с той или иной жидкостью. Иглы предназначались для воздушных хищников, а жидкость — для наземных хищников типа крабов, в тех случаях, когда шаристы, вынужденные спуститься на землю, подвергнутся их нападению. Жидкость не убивает, а лишь парализует живые существа.

Дейлхаузу нужно было здорово потрудиться, чтобы все это объяснить Чарли. И он начал. Поднял лук-карабин вверх и запел песню, в которой главным был мотив, разработанный для него компьютером МТИ:

— Я принес тебе подарок?

Чарли разразился трелью. Дейлхауз разобрал всего несколько фраз, но понял, что это песня благодарности и вежливого любопытства. Маленький магнитофон на поясе Дэнни зафиксировал песню для анализа.

Далее Дэнни пропел:

— Ты должен лететь со мной и найти хайхэй.

Это была трудная фраза. Дэнни, пока разучивал ее, чуть не сорвал себе голос. Однако Чарли вроде бы понял его. Так как песня благодарности сменилась тонкой мелодией беспокойства, Дэнни рассмеялся:

— Не пугайся. Это будет охота за ним. Я убью его этими подарком, так что стая больше не будет бояться.

Потом была песня смятения. В ней многократно повторялось слово «стая».

Оставалось самое трудное.

— Ты должен покинуть стаю,— пропел Дэнни.— Она будет в безопасности. Мы вернемся. Но прежде мы с тобой должны найти хайхэй.

Это заняло много времени. Но постепенно смысл дошел до Чарли. Он пропел песню доверия своему другу с Земли, выразив готовность отправиться с ним в трудное и опасное путешествие.

Через час после того, как они опустились вниз, оставив стаю позади, песни Чарли стали печальными. Хайхэй не было видно. Они миновали лагерь Блока Продовольствия, пролетели над побережьем, обогнули залив над колонией пипов. Дэнни уже начал сомневаться, правильно ли компьютеры Земли нашли слова для его песни-обращения. Но вот он уловил в песне Чарли смертельный страх — когда нырнули под скопление облаков. Из одного облака появилась тень хищника-убийцы.

Дэнни испытал искушение убить его из своего карабина. Все-таки приближение хайхэй внушало ужас даже ему. Однако он подавил это желание — ему нужно было продемонстрировать Чарли возможности нового оружия.

— Смотри! — Он поднял оружие, приспособленное для конечностей шариста. Ловя тело небесной акулы в перекрестье прицела, он все время прислушивался к низкому тремоло Чарли, выводящего песню ужаса. Когда акула приблизилась на двадцать метров, он нажал курок.

Десяток металлических игл полетел навстречу акуле расширяющимся конусом. Для успеха достаточно было одной иглы. Воздушный мешок акулы был пропорот в нескольких местах, и из него потекла жидкость. Акула вскрикнула от боли и удивления, но для следующего крика ей уже не хватило воздуха, и она полетела вниз. Ее страшная морда была искажена болью и ненавистью. Ужасные когти конвульсивно сжимались и разжимались в нескольких метрах от них.

Чарли испустил трель изумления, а потом разразился песней триумфа.

— Великолепно, Дэнни! Ты убьешь всех акул?

— Нет, не я, Чарли. Ты сделаешь это сам.— И, зависнув в воздухе, Дэнни стал учить его, как обращаться с оружием. Для существа, которое никогда не имело дело с техникой, умница Чарли довольно быстро освоил все операции. Дейлхауз дал ему возможность немного попрактиковаться, терпеливо показывая, как заряжать, как прицеливаться и стрелять.

Они уже были не одни. Стая полетела за ними и теперь была в полукилометре от них. Ее песни донеслись до Дейлхауза. Он понимал, что стая ждет разрешения приблизиться к вожаку. Внизу был лагерь пипов, и Дэнни мог разглядеть их лица, на которых было написано любопытство. Пусть смотрят, думал он. Пусть видят, как представители Блока Продовольствия налаживают контакты с аборигенами Клонга. Пипов оставалось совсем мало, и не было пока столь разрекламированного пополнения.

Пополнение... Дейлхауз сразу вспомнил, что еще не все сообщил Чарли.

—Это подарок,— пропел он.— Тебе. Но мы тоже хотим кое-что попросить у тебя.

— Что именно? —.вежливо спросил Чарли.

— Я пока не знаю, какими, словами это назвать. Но скоро сумею сказать тебе. Мои соплеменники хотяг попросить тебя доставить кое-что кое-куда. Некоторые из эти\ вещей вы оставите на Земле, другие вернете назад.

Обучая Чарли, как пользоваться камерами и магнитофонами, датчиками и сейсмологическими микрофонами, Дэнни ломал голову рад тем, как объяснить ему, где установить их. Что было так просто на Земле, оказывалось почти невозможным здесь, на Клонге.

— Опасность! Опасность! — раздались крики из стаи.

Дэнни быстро осмотрелся. На них падала тень акулы. Она подлетела сзади, куда Дэнни просто не смотрел, а Чарли был слишком занят новыми игрушками.

Если бы не крики стаи, они были 'бы захвачены врасплох. Однако реакция у Чарли оказалась лучше, чем у Дэнни. Он быстро повернулся и, прежде чем Дэнни успел снять свой карабин с плеча, показал, что хорошо усвоил урок. Хищник, судорожно извиваясь, полетел вниз.

— Прекрасно! — воскликнул Дэнни.

И Чарли запел:

-- Какой чудесный подарок!

Они полетели к стае.

Иглы огня начали вонзаться в стаю. Они прилетали из лагеря пипов.

— Беда! — вскричал Дэнни.— Эти идиоты стреляют ракетами!

Ракеты взрывались в центре стаи, и тут и там вспыхивали огненные факелы водорода.

Прошло совсем немного времени с того момента, как Дулла пришел в себя, поэтому он еще плохо сознавал, что происходит вокруг. Сначала он услышал странные звуки, которые были емс непонятны, и какие-то незнакомые люди тащили его к аппарату, которого он тоже никогда не видел. Затем боль, ужасная боль...

Позже он долго слышал, как люди говорили о нем. Но он не испытывал никакого желания вступать в разговор. Приходя в сознание, он понимал, что боль уже ушла. Эти гризи применили к нему неприятные методы лечения, но они помогли. Он остался жив. Исчезли опухоли, слепота. Он только очень ослабел.

Когда Дулла проснулся в другой раз, он понял, что может держать глаза открытыми. Возле него стоял Фен Хуа-цзе. Китаец очень исхудал. Дулла подумал, что Фен выглядит еще хуже, чем он сам.

— Тебе лучше? — невесело спросил Фен.

Дулла задумался.

— Пожалуй, да. А что случилось?

— Я рад, что тебе лучше. Длинноносые принесли тебя от твоих друзей жуков. Они сказали, что ты будешь жить, но я не поверил. Ты был без сознания очень долго. Хочешь есть?

— Да. Впрочем... нет,— поправился Дулла.— Хочу, но не сейчас. Сейчас я хочу в нужник.

—Тебе помочь?

— Нет, я сам.

— Я рад этому,— сказал Фен, который прислуживал как сиделка, пока Ахмед был без сознания. Пакистанец мучительно медленно поднялся с циновки и, пошатываясь, побрел в уборную.

Он осмотрелся вокруг. Лагерь представлял печальное зрелище. Правда, крутилось водяное колесо, а значит, была энергия. Но где обещанное электричество, богатый урожай, удобства? И где люди?

Фен последовал за ним и грустно смотрел, как Дулла опорожняет мочевой пузырь.

— Почему ты здесь стоишь? — рявкнул Дулла, с трудом затягивал шнур пижамы.— Что происходит? Почему сделано так мало?

Лидер развел руками.

— Что я могу сделать? Нас было десять. Двое умерли в том путешествии, которые ты счел необходимым. Один умер здесь. Двое были так плохи, что их пришлось отправить на Землю — благодаря гризи. Итальянец спит, две женщины собирают топливо.

— Собирают топливо? Разве мы снова стали крестьянами? Лидер вздохнул.

— Я сделал, что мог.— Он сказал фразу, которую часто произносил про себя.— Помощь придет. Сам Наследник Мао распорядился. Два больших корабля, люди, материалы. Скоро...

— Скоро! А до того что? Мы ничего не будем делать?

— Иди в постель,— осторожно сказал Фен.— Ты устал. И утомил меня. Если хочешь — поешь. Еда есть: дали Жирные. Иначе не осталось бы в живых никого.

— Теперь мы уже попрошайки! — вспыхнул Дулла. Он покачнулся и ухватился за плечо Фена.— Для этого я учился столько световых лет. За это я чуть не погиб! Какими мы будем выглядеть идиотами, когда вернемся на Землю.

Фен покачал головой. Он снял с плеча руку пакистанца и пошел в сторону: от давно не мывшегося Дуллы ужасно пахло. Незачем было ему говорить об этом, тэт знал это сам. Фен принял подачку Жирных, так как иначе бы они все умерли от голода. Он принял помощь гризи для освобождения Дуллы и возвращения больных на Землю. А теперь там судачат о том, что Фен Хуа-цзе слабо подготовил доверенную ему экспедицию. Сейчас его наверняка критикуют со всех сторон. Когда он вернется на Землю, если вернется, самое большее, на что он может рассчитывать,— это снова оказаться нищим биохимиком на Желтой реке. А если его не снимут до тех пор, пока не прибудут два больших корабля...

О, тогда... Он снова вспомнил послания с Земли. Второй корабль доставит не десять, не пятнадцать, а целых тридцать пять человек. Агроном... Он продолжит то, что начал Фен, станет возделывать земные злаки. Нет никаких сомнений, что во втором или третьем поколении растения будут давать урожаи. Два высококвалифицированных переводчика, причем один с расщепленным мозгом. Доктор... Нет, поправил себя Фен, хирург с Мировой репутацией, специалист по сложнейшим травмам. Судя по фотографии, ростом метра два и черен, как волос ребенка. Три человека — специалисты по выживанию. Один из них ранее служил в Красной Гвардии, а пройдя курс обучения скаутов, практиковался в пустыне Гоби, затем в Гималаях.

А второй корабль доставит фотоэлектропреобразователи, способные вырабатывать энергию напряжением 230 вольт в большом количестве. Пластик, топоры и мачете, несколько винтовок, легкие велосипеды, компьютере шеститерминальной системой, радиооборудование, лазер. И продовольствие, достаточное для того, чтобы безбедно прожить несколько месяцев...

Это казалось сном.

Но Фен знал, что среди этих тридцати пяти человек обязательно найдется кто-нибудь, кто спокойно подойдет к нему и скажет:

— Фен Хуа-цзе? Меня направил сюда Наследник Мао, чтобы выслушать твои объяснения, почему потерпел неудачу проект, на который мы возлагали столько надежд.

И после этого начнется для Фена самое трудное. Оправданий его никто не примет. Посланника будет интересовать, почему трое умерли, двое отправлены домой, а остальные сделали так мало. Такие мысли теснились в голове Фена. Но он сказал только:

— Иди спать, Дулла. Ты мне уже надоел.

Дулла не пошел спать. Гнев придал ему силы. Он разбудил итальянца.

— О, ты уже ожил? — Спадетти потянулся и погладил подбородок, отливающий синевой.— А мы думали, тебе хана. Я даже держал пари на дневную долю еды.

— Я только что говорил с Феном, этим кретином.

— Дулла, он ни в чем не виноват? Просто мы первые.

И мы делали ошибки, без которых не обойтись Они послужат уроком другим.

— Я не желаю быть учителем Жирных и гризи! Я вообще не хочу, чтобы они были здесь. Это должна быть наша планета, и мы сделаем ее такой, какой она нам нужна.

— Да,— согласился Спадетти.— Я тоже; так считал. Но что' мы можем? Каждое наше действие казалось правильным. Даже твое решение завязать дружбу с аборигенами...

— Эти животные? Никто из них не может; стать другом.

— О, ты неправ, Дулла. Наши соперники достигли кое-каких результатов. Шаристы переносят их аппаратуру по всей планете. А гризи подучают червей, чтобы они сделали туннель под нашим лагерем и подслушивали наши разговоры. Может, они и сейчас слушают.

— Чепуха. Ты прямо идиот.

— Возможно. Однако это не чепуха,— улыбнулся итальянец, нисколько не обидевшись.— Конечно, я пошутил, но доля правды тут естъ. А чего достигли мы? Чего достиг ты, Дулла, посетив колонию своих друзей, кроме того, что потерял двоих? Мы потерпели неудачу, вот и все.— Он зевнул и почесался.— А теперь, Дулла, сделай милость, дай мне возможность проспаться. Вокруг все так жестоко, что лучше жить во сне.

— Пей свое вино и спи,— холодно сказал Дулла.

— О, Дулла, неплохая идея. Вот только если бы тут было настоящее вино, а не эта мерзость...

— Свинья,— сказал Дулла, но тихо, чтобы Спадетти мог сделать вид, что не слышал. И повернулся, чтобы дойти до своей постели и сесть, не слушая больше жалобы того, кто пил вино, сделанное им самим из сока местных фруктов. Может, этот сок убьет его? А почему нет? Один запах этого зелья отбивал аппетит у Дуллы, хотя он знал, что поесть необходимо. Со времени высадки на Клонг он потерял десять килограммов, и худеть дальше недопустимо.

Выпив воды, Дулла заметил возле постели небольшой сверток. Развернул его. Это оказались микрофильмы — письма с Земли.

— О, ты нашел свои любовные письма! — воскликнул итальянец.— Жаль, что я не смогу их прочитать — не знаю языка. Но девушка очень симпатичная.

Не обращая внимания на Спадетти, Дулла прошел в радиорубку, где было единственное работающее устройство для чтения. Итальянец прав: почти все об одном и том же. Ей не хватает Дуллы. Она думает о нем. Она с грустью вспоминает дни, проведенные с ним в Софии.

Но на фотографиях Анна была в Париже, в Лондоне, в Каире, в Нью-Йорке... Неплохо же она проводит время!

Богатые страны! И разные, так как богатство одних обеспечено горючим, других — продовольствием... Но богатство есть богатство. И его, представителя пипов, отделяет от болгарина, жителя страны Блока Продовольствия, большее расстояние, чем от кринпита. Но тут же он подумал, что несправедлив. Нан совсем не такая. К тому же она провела детские годы в Хайдарабаде.

Избавившись от тошнотворного запаха вина, Дулла почувствовал голод. Он нашел немного жареной кукурузы и начал есть, просматривая письма Анны и сообщения с Земли. Да, много событий произошло, пока он был как бы вне жизни. Жирные получили с Земли подкрепление. Официально считалось, что это отряд ООН для поддержания мира, но это заявление могло обмануть только аборигенов Клонга. Гризи запустили спутник с астрономической обсерваторией, и последуют изменения радиации Клонга. Правда, эксперимент нельзя считать чистым, но все же Дулла изучал, результат с изумлением и завистью. Ведь это его собственный проект! Работа, которой он обучался два года'. Какая неудачная экспедиция! Он с отвращением посмотрел на разбросанные ржавеющие приборы, которые валялись в палатке только потому, что некому было на них работать. Как много нужно сделать! Настолько много, что он даже не знал, с чего начать.

Снаружи послышались рассерженные голоса. Дулла выглянул из палатки. Из-за чего-то ссорились Фен и итальянец, а в небе зависла стая шаристов. Если бы Наследник Мао был более дружелюбным с другими странами и если бы Фен был меньшим идиотом, тогда они могли бы иметь геликоптер, как гризи, или сделали бы воздушный шар, как Жирные. И он смог бы тоже летать со стаей. Но этот шанс упушен. И даже крин-питы, ,с которыми Дулла хотел установить контакт, были ему такими же чуждыми, как и раньше. Да, он рисковал. Он вспомнил свои ощущения, когда лежал беспомощным среди шевелящейся массы этих крабообразных. Если бы они не начали поедать тех двоих, то его бы уже не было в живых. И ведь весь риск впустую. Даже того единственного кринпита, с которым можно было бы попытаться установить контакт или хотя бы сохранить его как образец, идиот Фен умудрился отдать гризи.

Внезапно до него донеслись другие звуки — какое-то бурление и свист. Дулла выбежал из палатки. Он увидел, как огненные,бтрелы вонзаются в небо, а Фен с итальянцем отчаянно борются. Одна из ямайских женщин ругала их обоих.

— В‘чем дело?—крикнул Дулла.

Итальянец оттолкнул Фена и повернулся к нему. Глаза его светились возбуждением.

— Фен решил приветствовать наших друзей.— Он показал на небо, где взорвались ракеты и тут же появились огненные шары. Шары вспыхивали один за другим, подожженные искрами.

— Идиоты! —закричал Дулла.— Вы видите, что вы наделали?

— Я поджег всего несколько шаров, ну и что? — сказал Спадетти.

— Шары! Протри глаза, пьянчуга. Ты видишь — там человек? Он решит, что мы пытаемся убить его. Теперь он вернется на свою базу' и доложит, что Народная Республика объявила им войну. Это может плохо кончиться для нас.

— Тише, Дулла,— сказал Фен.— Теперь нам плевать на отношение к нам Жирных и гризи. Помощь уже в пути.

— Ты такой же идиот, как и он. Зачем нужно было стрелять?

— Хотелось бы мне,— ответил Фен,— чтобы тебя не спасали, Дулла. Здесь было спокойнее, пока ты торчал у крин-питов.

— А мне бы хотелось,— выпалил Дулла,— чтобы нашим лидером был кринпит, который хотел меня убить. Он менее безобразен, чем ты, и гораздо умнее.

Этот кринпит был за много километров от лагеря пипов и почти так же зол, как Дулла. Его привели в почти безумное состояние голод и постоянный ослепляющий шум в лагере. В мире кринпитов никогда не было тишины, но уровень шума всегда был приемлемым. Шестьдесят-семьдесят децибелов, за исключением редких случаев грозы с раскатами грома.

Для Шарнигона пребывание в лагере стало пыткой. Иногда здесь было тихо и спокойно, иногда ослепительно шумно. У кринпита не было внутреннего механизма для уменьшения чувствительности слуховых нервов. Шарн-игон понятия не имел, какие тут приборы и для чего они. Но он мог распознать каждый прибор: завывание сверлильной машины, мягкий рокот геликоптера, визги электропилы, глухие удары водяного насоса. Шарн-игон прибыл в лагерь почти ослепшим. После пребывания возле мотора геликоптера он чувствовал себя как человек, долго смотревший на солнце незащищенными глазами. В состоянии слепоты он оставался очень долго. Его сразу же поместили в железную клетку. Кринпит пытался перегрызть прутья, но это ему не удалось. Как только появлялась царапина, прут сразу же заменяли новым. Ядовитые Привидения — обитатели лагеря — без конца беспокоили его, называя его имя, имитируя каким-то таинственным образом произносимые им звуки. Шарн-игон понятия не имел о звукозаписи, и когда воспроизводился его собственный голос, он ощущал себя как человек, впервые увидевший в зеркале свое отражение. Он понял, что Ядовитые Привидения хотят поговорить с ним, но редко откликался. Ему нечего было сказать им.

И он умирал от голода. Его кормили почти одними растительными продуктами. Ел он с отвращением, и голод еще больше усиливался от запаха Нижних Привидений и даже Верхних Привидений. Но Ядовитые Привидения не давали ему мясного. И потом, почти все время вокруг был этот ослепляющий шум... Шарн-игон был близок к тому, чтобы сойти с ума.

Но он цеплялся за жизнь, потому что у него была цель. Ядовитые Привидения убили Чи-прюитт. Он еще не научился различать Привидения и не знал, кто из них убийца. Да это было и неважно. Виновны все. Кринпиту было ясно, что для отмщения он должен убить как можно больше Привидений, но он не знал, как это сделать. Он стер когти и края панциря, но прутья решетки держались.

Когда лагерь затихал, кринпит разговаривал с Верхним Привидением, содержащимся в соседней клетке.

— Я хочу съесть тебя,— сказал он ему. Если б не решетка, Привидение было бы легкой добычей. Оно потеряло газ полностью и теперь корчилось на полу в клетке. Его песни стали еле слышны.

— 'Гебе до меня не добраться, если ты не сбросишь свой панцирь. А тогда я съем тебя.

Кринпит мог объясняться со своим соседом. Совместная жизнь многих поколений на одной планете привела к тому, что все они теперь немного понимали друг друга.

— Я съел уже несколько таких, как ты,— сказало Верхнее Привидение.— Особенно мне нравится спинка.

Хвастается, конечно, думал Кринпит. Но все это было правдой. Шаристы нападали на кринпитов, когда те меняли панцири.

— Послушай,— прошептало Верхнее Привидение,— я умираю. Можешь съесть меня, если хочешь.

Шарн-игон с грустью ответил:

— У меня тоже положение безвыходное, так что можешь есть меня.

И вдруг он заметил, что Привидение каким-то образом оказалось вне клетки.

— Как ты выбрался?

— Я так близок к смерти,— слабо пропело Привидение, что легко пролез между прутьев. Мне продырявили мешок с тазом, и жизнь утекает из меня.

-— Как бы мне также пролезть?

— Почему ты нс откроешь/клетку? Убивающие суют такую твердую штуку в определенное место клетки, когда хотят открыть ее.

— О чем ты говоришь?

— Подожди, тут есть одна такая. Я покажу.

Понятия Шарн-игона о ключах и замках отличались от человеческих. Однако и у кринпитов было нечто подобное. Он ерзал от нетерпения, пока умирающее Привидение тащилось к клетке с чем-то твердым и блестящим во рту.

— Ты освободишь меня? — спросил кринпит.

— Но ты же меня съешь.

— Да, съем. Но ты ведь все равно умрешь.— И Шарн-игон добавил: — Твой голос очень слаб.

Шарист что-то печально просвистел. Видимо, примирился с этой неизбежностью.

— Если ты освободишь меня,— начал торговаться Шарн-игон,— я убью за тебя Ядовитое Привидение.— И признался: — Я все равно буду убивать, так как они убили мою жену.

— Сколько убьешь? — с сомнением пропел шарист.

Сколько смогу. Одного обязательно... Не.т, двоих. Двоих — за тебя и остальных, а сколько смогу — и за себя.

— Троих за меня. Трое напали на меня и причинили мне боль.

— Хорошо, троих. Но давай быстрее, а то Привидения вернутся.

Через несколько часов, уже на пределе своих сил, Шарн-игон приблизился к деревне кринпитов. Это была не его деревня. Он давно слышал доносящиеся отсюда звуки, но был настолько болен и слаб, что добирался очень долго.

— Шарн-игон, Шарн-игон,— бормотал он, приближаясь к чужой деревне.— Я не ваш. Шарн-игон...

Мимо проползла самка, даже не обратив на него внимания. Это удивило его, несмотря на то, что именно этого он и ожидал. Каждый шаг по деревне давался ему с трудом.

— Шарн-игон! — опять позвал он.— Я хочу поговорить с кем-нибудь из вас, хотя я не ваш.

Ответа, конечно, не последовало. Контакт оказалось установить не просто. Деревни были изолированы друг от друга как географически, так и в прочих отношениях. Они не воевали, но и не поддерживали никакой связи.

— Шарн-игон! — начал он снова, и тут наконец-то навстречу ему выполз самец-мать. Не Заговорил с ним, но и не уходил. Двигаясь, он произнес свое имя:

— Тшар-п-фланг.

— Хороши ли празднества, чужой брат? — вежливо спросил Шарн-игон.,

Ответа не было, только снова было названо имя, на этот раз громко и отчетливо.

— Я не ваш,— сказал Шарн-игон.— Мне неприятно находиться здесь. Вам это точже неприятно. Однако я должен поговорить с тобой.

Снова послышалось имя чужого кринпита, и вот Шарн-игон услышал:

— Зачем ты здесь, Шарн-игон?

У него дрогнули колени:

— Мне нужна пища. Шарист был такой тощий, что мне не удалось восстановить силы.

Шарн-игон постарался не есть отравленных Привидений. Он был уверен, что убил двоих, а третий если и останется в живых, то придет в себя нескоро. Так что он отдал долг шаристу.

Но он еще не отомстил за Чи-прюитт.

Шари -игон с трудом сломал традиционные барьеры между деревнями. Это заняло много времени и отняло у него много сил. Но в конце концов Тшар-п-фланг предоставил ему кров и выполнил его просьбу.

Шарн-игон ел то, что ему принесли, а Тшар-п-фланг оживленно разговаривал с жителями деревни за стенами хижины. Затем все они вошли и окружили Шарн-игона, наблюдая, как он управляется с едой. Шарн-игон игнорировал все вежливые звуки любопытства до тех пор, пока не наелся. Затем отодвинул в сторону объеденный скелет и заговорил.

— Ядовитые Привидения убили мою жену и не съели ее. Послышались возгласы осуждения.

— Они схватили меня и посадили в клетку. Они забрали моих детенышей и утащили куда-то, но я уверен, что и их они не съели.

Снова оглушительные звуки — смесь сочувствия и гнева.

— Они захватили Верхнее и Нижнее Привидения и много других живых существ, но не съели. Я убил троих. Хотел бы убить и больше. Вы друзья Ядовитых Привидений?

Тшар-п-фланг с презрением- сказал:

— Нет. Их друзья — Нижние Привидения.

Кто-то заметил:

— Но Привидения умеют убивать. Они говорили с нами на нашем языке и требовали, чтобы мы не воевали с ними, а то нас перебьют.

— Ядовитые Привидения лгут! — воскликнул Шарн-игон.— Послушайте, они уверяют, что прилетели из другого мира, подобного звездам на небе. Вы знаете, что такое звезды?

— Говорят, они светят на небесах.

—. От небес исходит тепло. Я не слышал ничего об этих звездах. Как бы громко я ни кричал, я не слышал эха от них.

— Мы тоже говорили об этом,— осторожно сказал Тшар-п-фланг.— Но мы боимся Ядовитых Привидений: они убьют нас и не станут есть.

— Да, возможно, так и будет,— сказал Шарн-игон. И, -помолчав, продолжал: — Если мы не убьем их первыми. Если Все наши деревни не объединятся, и не нападут на них, и не убьют их всех.

Мэгги Миннингер больше не была блондинкой. И в паспорте ее имя было другим. Согласно путевым документам, она была теперь майором, направляющимся к новому месту службы. Хотя генерал, подписавший документы, санкционировал возможную задержку, вряд ли он предполагал, что майору придется задержаться в Париже.

В маленькой комнате отеля Мэгги съела несколько круассанов с апельсиновым соком и позвонила, чтобы узнать, не пришло ли письмо, которое она ждала.

— Сожалею, мисс Бернарди, но ничего нет,— вздохнула консьержка.

Мэгги с отвращением надкусила еще один круассан. Франция номинально входила в Блок Продовольствия — в основном за счет вин — но, черт побери, что за гадость подают здесь на завтрак.

Она устала от этой комнаты, от застоявшегося запаха, оставленного здесь предыдущими постояльцами. Ей хотелось двигаться, а места было мало. Пока она торчит в этой комнате, корабли пипов летят на Клонг, собирается новая миссия стран Блока Продовольствия и только Бог знает, что происходит в Вашингтоне и ООН.

Закончив завтрак, она быстро оделась, а когда спустилась вниз, увидела на столе записку: «Мисс Эстер Бернарди ждут в 15.00 для встречи».

Видимо, записка ждала ее уже давно. Мэгги не стала ругаться с консьержкой. Ей нужно решить, как убить время. Еще целых пять часов! Она пошла на улицу Конартин, раздумывая, чем же заняться. Время надо было потратить хоть с какой-то пользой.

День выдался теплый. Запах газолина висел над Плас Опера. Хотя Франция принадлежала к Блоку Продовольствия, она была гостеприимна по отношению и к арабам, и к пипам. Вот еще одна причина, почему нельзя доверять лягушатникам, думала- Мэгги. Но не сейчас же заниматься подобными проблемами. Сейчас необходимо на что-то потратить пять часов. Могло быть только одно решение. Она должна делать то, что делает большинство американок в Париже. Она пойдет по магазинам. Это лучший способ не привлекать к себе внимания. К тому же ей самой этого хотелось.

Тайной страстью Мэгги, которую она тщательно скрывала, было хождение по магазинам. Она с удовольствием щупала ткани, примеряла одежду, обувь. В ее маленькой квартире в Хьюстоне было две комнаты, и обе, как и гостиная, были завалены покупками. Они были засунуты в шкафы, под диваны прямо в пластиковых мешках:' свитера, которые она никогда не надевала, одежда, скроенная, но не сшитая... Спальня ее всегда была чисто прибрана: никогда не знаешь, кто сегодня ляжет с тобой. Но эти две тайные комнаты были частью ее сущности. Мэгги Миннингер не делала дорогих покупок. Не потому, что была скупа,— ее счета в банке были неограниченными. Но у нее был свой особый вкус, который и определял характер покупок. Периодически она объявляла войну своей расточительности, и тогда Миссия Доброй Воли и Армия Спасения растаскивали ее залежи. Однако спустя неделю все начиналось сначала.

Мэгги не привлекали обычные ловушки для туристов на Елисейских полях. Магазины фирм «Юнинрикс», «Прентампс» и «Галери Лафайет» — те были в ее вкусе. К тому же она понимала, что не может целиком отдаться своей страсти. Ведь ей некуда было девать покупки, а оставить их в гостинице — значит привлечь внимание. Поэтому пять часов она провела в парижских магазинах, и для продавцов это было настоящей пыткой, что Мэгги Миннингер вовсе не беспокоило. Когда, наконец, такси ровно в три часа доставило ее к отелю, настроение у нее улучшилось. Она пересела в другой автомобиль и откинулась на твердую пластиковую спинку сиденья, ожидая, что будет дальше. Водитель остановился на Плас Венесуэла.

Среди туристов мелькнуло лицо ее отца, который вовсе не удивился, увидев ее.

— Привет, дорогая,— сказал он.— Я принес твою игрушку. Она взяла у него камеру и придирчиво осмотрела ее. Камера была тяжелее, чем казалась на вид. Значит, нужно быть осторожной и не давать ее никому.

— Не пытайся снимать,— сказал отец, садясь в машину..— Повесь на шею, и все. А когда прибудешь, куда направляешься...— Он нажал на затвор, и камера открылась, обнаружив предмет, отливающий тусклым металлическим блеском.— Это то, что тебе надо. И еще сто тысяч нефтедолларов в сумке.

Спасибо, папа.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Ты не сказала матери, что я позволил тебе пойти на это?

— Конечно, нет!

— И не говори,— одобрил он задумчиво.— Как обстоят дела в Кемп Детрик?

— Неплохо, папа. Ты дашь мне транспорт, и я смогу послать несколько стоящих парней.

Он кивнул.

-- Ты знаешь, вины обстреляли одного из наших парней. Все обошлось без последствий, но прецедент есть.

— Он не отстреливался?

— Нет! Это твой старый знакомый по Болгарии. Насколько я знаю, он не верит в то, что применение силы подействует. По моему требованию, он доложил об инциденте в ООН. У него есть ленты и снимки, доказывающие, что это было нападение.

Отец взглянул в окно машины. Они уже пересекли Сену и углублялись в рабочий пригород Парижа.

— Здесь я выйду. Увидимся в Вашингтоне, дорогая. Береги себя.

На следующее утро Мэгги была в Триесте. Но здесь она была уже не Мэгги Миннингер и не Эстер Бернарди, а сонной швейцарской домохозяйкой. Югославскую границу она пересекла на наемном фиатовском электромобиле. С нею ехали женщины, намеревавшиеся купить дешевые овощи в Югославии. Приехав в Загреб, она пересела в автобус, который направлялся в столицу. Предмет, который передал ей отец, находился в плоском пластиковом мешке под свитером и старой потрепанной книжкой. Она очень устала и хотела спать.

Мэгги росла в семье Годфри Миннингера. Она была единственным человеком в мире, которому ее отец доверял полностью. Вначале он делился с ней потому, что она еще ничего не могла понять и можно было спокойно говорить при ней все. Затем потому, что она стала хорошо его понимать. Она знала курьеров и двойных агентов. Она выросла в атмосфере шпионажа и тотальной подозрительности, ликвидаций предателей и врагов в самом центре зловещей паутины, окутавшей весь мир.

Но сейчас она была не в центре паутины, а на самом краю ее, где риск был особенно огромным, а наказание мгновенным и жестоким. Она быстро шла по улице, избегая прямых взглядов. Двери маленьких магазинчиков были открыты, и ее это радовало. Потянуло острым запахом жарящегося мяса из закусочных, тошнотворным запахом немытых подмышек из одежных лавок. Вскоре она увидела дом, который искала. Надпись гласила: «Электротек, Мюнхен». Офис располагался над небольшой мастерской, где мужчина что-то шил на допотопной швейной машинке.

Она взглянула на часы: до встречи еще полчаса. Человек, с которым она должна встретиться,— маленький щуплый итальянец в пиджаке футбольного клуба Скопле. Пока поблизости не было никого, кто походил бы на него.

Она заметила несколько ларьков вокруг двухэтажного дома, напоминавшего здание вокзала в каком-нибудь заштатном американском городишке. Базар?.. Мэгги влилась в толпу женщин и мужчин с корзинами розовых помидоров. Здесь же шныряли ребятишки. Да, на базаре она ни у кого не вызовет подозрений.

Однако она была голодна. Был сезон клубники, и Мэгги купила полкило ягод и бутылку пепси. Уселась на край каменной балюстрады и стала есть. Конечно, она с большим удовольствием съела бы бифштекс с кровью, но где здесь такое найдешь. А так она, по крайней мере, ничем не отличалась от окружающих: простая домохозяйка, направляющаяся по своим обычным делам.

Ровно в два часа она была перед «Электротек, Мюнхен» и, стоя здесь, изучала, как ей было предписано, путеводитель по Белграду. Она прождала полчаса, изредка приглядываясь к прохожим, затем со злостью сунула путеводитель в урну. Значит, свидание переносится на десять вечера в старый отель, большой и роскошный. Но, черт побери, что ей столько времени делать?

Она шла по улицам. Трудно пробыть семь часов на ногах, но изредка можно останавливаться и пить содовую. Слава Богу, она наконец-то нашла кафетерий. Эти странные буквы весело горели над входом. Мэгги изучала в университете кириллицу, и даже ее скудных знаний хватило, чтобы понять — одна из ее проблем решена. Она с трудом заказала себе что-то, как ей показалось — жареного цыпленка с зеленью и овощами. Времени у нее в запасе было много. Поев, она расплатилась и снова оказалась на улице. Не пропускала ни одного туалета, ни одной лавчонки. Прошлась по ботаническому саду, по бульвару маршала Тито. А затем хлынул дождь. Она спаслась от него в кино, где до девяти смотрела чешскую комедию с субтитрами на сербско-хорватском. В кино она думала только о том, как бы не заснуть.

Но когда она пришла в отель, то столкнулась с серьезной проблемой: итальянец не явился.

Мэгги шаталась от усталости, ее одежда была грязной. Ей казалось, что от нее уже стало нести потом. Отец не все предусмотрел, думала она с горечью. Он должен был предвидеть, что портье обратит внимание на потную замызганную иностранку, которая вдруг появится среди этой роскоши, мрамора под музыку струнного трио. Если бы она была мужчиной, все было бы проще. Можно было бы прикрыться проституткой. Взять хотя бы вон ту тощую блондинку, сидящую в одиночестве у камина, или пышную брюнетку, которая уже дважды покидала холл, и каждый раз с другим мужчиной, и опять возвращалась, чтобы подцепить нового клиента. Мэгги отказалась от кампари и заказала официанту турецкий кофе. Итак, встреча теперь состоится завтра в полдень. Но где провести ночь?

У проституток есть комнаты. Прикинуться одной из них?.. Идея не то чтобы претила Мэгги с моральной точки зрения. Просто она сразу поняла, что это неосуществимо практически. Даже если бы она сняла комнату, ее сразу выкинули бы вон как посягнувшую на монополию местных проституток. Мэгги изучающе оглядела мужчин, сидящих в одиночестве: некоторые наблюдали за ней с явным интересом.

Она взяла кофе и подсела к блондинке. Заговорила с нею по-английски, полагая, что в таком отеле проститутки должны знать самые необходимые в их обиходе слова.

— Сколько за ночь? —спросила она.

Блондинка изобразила возмущение.

— С тобой? Какая мерзость. Я никогда не занималась этим с женщинами.

— «Пятьдесят долларов.

— Сто!

— Ол райт, сто. По только ты должна будешь выполнять все мои желания, а у меня вкус не совсем обычный.

Блондинка пожала плечами, подозвала официанта.

— Сначала купи мне настоящий виски, а потом объяснишь, что у тебя на уме. Тогда и посмотрим.

На следующее утро Мэгги проснулась свежей и отдохнувшей. Она вымылась под душем, переоделась и с улыбкой заплатила проститутке.

— Могу я задать вопрос? — спросила женщина, пересчитывая деньги.

— Конечно.

— Мне пришлось гладить тебе шею, пока ты не заснула. Это действительно удовлетворяет тебя?

— Еще как! — снова улыбнулась Мэгги.

Она величаво вышла из мотеля, вежливо кивнув местным полицейским в мешковатой униформе. Бульвар вывел ее к кафе «Лондон». В кафе за столиком сидел с кружкой пива щуплый итальянец. На нем была шапочка с эмблемой спортивного клуба Скопле.

Мэгги села за его столик, заказала кофе и удалилась в дамский туалет. Когда она вернулась, итальянца' не было. Пластиковый мешок, который она оставила на стуле, казался нетронутым, но, ощупав его, она поняла, что камеры в нем уже не было, а вместо нее в мешке лежало что-то вроде толстой книги.

Мэгги пересекла границу тем же способом, каким прибыла сюда. Вскоре она уже была в Триесте и вернула себе прежний облик. В самолете, который нес ее в Париж, она заперлась в туалете и исследовала содержимое пластикового мешка.

Каким образом Джелизи стал в большой армии шпионов тем, кому можно доверять, она не знала. Он не произвел на нее впечатления преданного человека. Однако выполнил все, что от него требовалось. Маленькое устройство было на пути к цели, а в ее руках были микрофильмы, зафиксировавшие все секретные переговоры между Землей и лагерем Блока Продовольствия на Клонге. Отец будет доволен ею.

До сих пор Анна Димитрова видела в Соединенных Штатах то, что есть в большинстве стран мира: аэропорты, комнаты отелей, улицы городов... Но сейчас она с живым интересом смотрела на ландшафт, разворачивающийся перед нею, пока она ехала в скоростном электробусе к месту назначения. Столько открытого пространства? Не занятого даже фермами.

Больше половины пассажиров в электробусе были американцами. Некоторые из них курили, невзирая на запрещающие надписи, другие жевали резинку, трое на заднем сиденье по очереди прикладывались к бутылке. Американский сержант, который сразу же предложил ей полплитки шоколада, сейчас угощал чем-то женщину-агронома из Канады.

Нан внушала себе, что американцы ей понравились, хотя это было нелегко. Почти все мужчины старались завязать с ней дружеские отношения и по прошествии всего нескольких минут уже силились превратить их в сексуальные. Даже вьетнамский полковник, что сидел перед нею, такой любезный и обходительный, -вскоре начал делать весьма двусмысленные намеки на прекрасном английском языке. Нан уже поменяла шесть мест, отчаявшись найти спокойное. Теперь она сидела, глядя в окно, но ничего не видя. Какой отвратительный, наглый, бесцеремонный народ'...

Нан пощупала магнитофон, который лежал в кармане ее блузки. Она помнила содержание пленки наизусть. Как всегда, оно было формальным и исключительно коротким: «Дорогая Анна! Я благодарю тебя за твои письма и часто думаю о тебе. С признательностью, Дулла».

Мог бы потратить побольше долларов,— подумала она и тут же оборвала себя. Ахмед был из бедной страны. Каждая буква, переданная из Клонга на Землю, стоила чрезвычайно дорого. Сама она, отправляя свои письма, тратила уйму денег. Ей никогда не приходилось экономить каждый цент. Со вздохом она отбросила мысли о Дулле и начала думать, о более близких вещах. Вскоре электробус остановился. Три американца в военной форме вошли в салон. Один поднял руку, призывая к тишине.

— Приветствуем вас. Прошу предъявить документы.

В окно Нан увидела нечто вроде баррикады,, опутанной проводами. Возле нее стояли еще двое солдат. Они внимательно смотрели на бус. Странно. Они охраняли место как строго секретный объект, а не как центр подготовки ученых и персонала для мирной экспедиции на Клонг. Когда сержант подошел к ней, она подала ему паспорт и улыбнулась. Сержант — высокий негр,— не замечая ее улыбки, спросил:

— Имя?

— Оно же есть в паспорте. Анна Елена Димитрова. Место рождения? Мареж, Болгария, город к югу от Софии, недалеко от границы с Югославией.

— Приложите пальцы, пожалуйста.

Она приложила пальцы к подушечке и к белой карточке, которую он затем вложил в ее паспорт.

— Документы вам вернут позже,— сказал он и спросил: — Вы любите танцевать? Сегодня в клубе играет прекрасная группа. Спросите меня, если мы не увидимся раньше. Мое имя Лерой.

— Благодарю, Лерой.

— Увидимся вечером, красотка. — Он подмигнул ей и отошел.

Анна нашла платок и стерла краску с пальцев. Эти американцы еще хуже, чем сэр Тим. Не только американцы, поправила она себя, вспомнив блудливые руки вьетнамского полковника. Неужели так будет все время? А может, будет еще хуже, когда все они окажутся в маленьком лагере в составе небольшой колонии на Клонге.

Но тогда Ахмед будет где-то поблизости. В другом лагере, да. Но она сможет найти способ увидеться с ним. Одна мысль об этом делала ее пребывание в чужой ненавистной стране вполне переносимым.

На следующий день жизнь ей показалась более интересной. Она не смогла бы принять приглашение Лероя, даже если бы захотела. Просто не была времени.

Выдача одежды:

— Вы должны носить все время только эту одежду, кроме тех случаев, когда получите указание инструктора.

Указание по квартире;

— Вы должны поддерживать чистоту в квартире все время!

Короткое расписание дня:

— Завтрак в 6.00 С 7.00 до 11.00 вы будете заниматься по индивидуальному плану, чтобы приспособить ваши знания к условиям на Клонге. С 12.00 до 16.30 — курс выживания в условиях, приближенных к Клонгу. С 18.00 до 22.00 ваше личное время, за исключением тех случаев, когда вам придется проходил дополнительные курсы на выживание. Выходные? Кто здесь спрашивает об этом? А, вы! Нет, выходных у Вас не будет...

Все это кончилось лишь к полуночи. Когда Анна втащила свой чемодан в маленькую комнату, выделенную ей, она увидела, что ее соседом оказался вьетнамский полковник. Даже здесь чин имел свои привилегии. Но у Анны не было привилегий, и ей пришлось удалиться. После долгих споров в офисе до двух часов ночи она, наконец, получила место в другой комнате, где соседкой была женщина.

Завтрак был на удивление обильным. Яйца, хлеб с джемом и мармеладом, кокосовое масло на каждом столе.

Позавтракав, курсанты выстроились на улице. Дул холодный ветер. После переклички все разбились на группы и разошлись по местам занятий. Анна входила в одну группу с женщиной-агрономом из Канады и двумя незнакомыми мужчинами. Они прошли по улицам лагеря, мимо бейсбольного поля, между бараками и постройками неизвестного назначения, у которых стояли вооруженные охранники. Вскоре они оказались возле открытой площадки, всего с квадратный метр. В центре площадки находился шар. Он был привязан к вбитым в землю кольцам. Площадку окружал забор, у ворот стояли охранники. Прежде чем курсанты вошли в ворота, у них тщательно проверили документы.

В стороне горел огонь в печи, труба которой соединялась с отверстием в днище шара. Анна не могла себе представить, зачем нужен этот шар. Она не могла также понять, зачем здесь нужны охранники. Почему они вооружены? Какой враг может угрожать тренировочной площадке научной экспедиции, которая является, по сути, сборной командой всего мира?

Анна прошла через ворота и очутилась в длинном загоне с белым пластиковым куполом вместо крыши. Атмосфера в нем была сырой и тяжелой, густо настоянной на неизвестных запахах. Тускло-красный свет вначале мешал что-либо разглядеть, но затем Анна стала различать фигуры людей, ходивших вдоль небольших прозрачных пластиковых куполов. Свет исходил от нескольких ламп с тлеющим разрядом.

Человек, который привел их сюда, обратился к Анне.'

— Вы нормально себя чувствуете?

— Кажется, да.

— Некоторым очень противен запах.

Анна принюхалась: перец, чеснок, гнилостный запах джунглей...

— Нет, сносно.

Женщина из Канады сказала:

—Звук очень странный.

Это из-за положительного давления внутри сферы. Ваши уши немного заложило.

— Я слышала о странных заболеваниях.

— Здесь их нет,— ответил проводник.— Но, разумеется, и здесь есть риск погибнуть. Не от болезней, а от аллергии.

Вам всем сделают необходимые прививки. Димитрова, вы лингвист? Вы пойдете со мной, остальные подождут нас здесь.

Он повел Анну вдоль ряда куполов. Ее глаза уже привыкли к свету, и теперь она видела, что здесь собраны образцы флоры и фауны Клонга. Каждый образец был под своим куполом. В основном это были растения, некоторые громадных размеров. Сколько же энергии, подумала Анна, пришлось затратить, чтобы переселить эти гиганты за сотни световых лет. Проводник направился туда, откуда доносились необычные звуки.

— Добро пожаловать в наш зоосад,— пригласил он.

И здесь она увидела шариста. Она узнала его сразу. такого странного существа не могло быть нигде во всей Вселенной! Шарист сидел в клетке. Он был ранен, и его шар пульсировал, был опавшим и почти что лежал на полу. Анна увидела пластиковую трубку, тянувшуюся от насоса к шару. Женщина с магнитофоном склонилась над насосом. Подкручивая клапан подачи воздуха, она слушала жалобные песни шариста.

Неудивительно, что голос был такой слабый: женщина подавала воздуха ровно столько, чтобы шарист мог только петь,—• для взлета его не хватало. Женщина подняла голову и сказала:

— Вы Димитрова? Я Джулия Арден. А это,— она показала на клетку,— Ширли. Сейчас она поет о своем детстве.

Анна всплеснула руками, глядя на маленькое тельце, жалкое и сморщенное. Так эти песни — язык?! Она не могла представить, как можно это понять.

— Я буду стараться, мисс Арден, но неужели вы думаете, что сможете обучить меня этому языку?

— Я? Нет. Я буду помогать, но учить вас будут компьютеры. Однако по-настоящему вас,может обучить только Ширли. Она любит петь для нас. Бедняжка! Ведь это все, что она может.

Анна долго смотрела на Ширли, затем воскликнула:

— Какой стыд! Разве вы не видите — ей больно! Женщина пожала плечами.

— А что я могу поделать? — Она говорила скорее агрессивно, чем защищаясь.— Я не думаю, что Ширли с удовольствием выполняет свои обязанности. Но этого нельзя сказать и обо мне. Поставлена задача изучить язык, Димитрова, и думайте только об этом!

— Но ей больно...

Джулия Арден рассмеялась и покачала головой.

— Милая, вы только что приехали, подождите пару дней. Тогда мы снова поговорим о боли.

С 7.00 до 11.00 Анна Димитрова так напрягала свой мозг, что под конец ей стало казаться, что она вот-вот умрет. Но 12.00 до 16.00 она также истязала свое тело, как бы уравновешивая обе эти нагрузки. Джулия Арден оказалась права. Через сорок восемь часов Анна стала экспертом по боли. Каждый вечер, когда ложилась в постель, все ее тело болело так, что она с трудом удерживалась, чтобы не принять таблетки, которые ей давали. Она не могла принимать их, так как ее мозг должен был бодрствовать даже во сне. Она продолжала учиться и ночью, когда под подушкой работал магнитофон с песнями шариста. Утром же она просыпалась от дикой головной боли.

Тем не менее к болям, донимавшим ее, Анна почти привыкла. Гораздо хуже было другое — от прививок кожа ее покрылась пятнами, струпьями, прыщами, некоторые из них гноились. Вдобавок она чихала и кашляла, глаза ее слезились, из носа постоянно текло. И Анна не была исключением. У всей ее группы была такая же реакция на противоаллергические прививки. Если так тяжело переносить профилактику, то какой же должна быть сама болезнь? Анна поняла эту разницу, когда им показали снимок несчастного пипа, умершего от аллергии прежде, чем были разработаны защитные меры. Снимок поразил ее. Это было ужасно. И как Ахмед справляется с этим? Он ничего не писал; должно быть, он очень отважен.

Каждый полдень, невзирая на болезненное состояние, их гнали на поле для физических занятий. Прыжки и бег, полоса препятствий, лазание вверх по веревке... Руки у нее сначала покрылись волдырями, затем превратились в сплошные раны, которые затянулись заскорузлой коркой и загрубели. Колени постоянно кровоточили. Все тело там, где не было прыщей, усеяли синяки и ссадины.

Она держалась только потому, что понимала — это необходимо. Клонг — не место для пикника. Это планета неизвест-<ных и, может быть, смертельных опасностей. Пусть курс обучения жесток и беспощаден, но он поможет ей встретить опасности и преодолеть их. Пусть она попала сюда не добровольно, по отказываться от экспедиции ей не хотелось.

И, наконец, самый главный аргумент. Это —.путь к Ахмеду. Поэтому она старалась изо всех сил и втайне гордилась, что многое у нее получается лучше, чем у других. Вьетнамский полковник однажды упал с большой высоты, когда взбирался по канату, и был отправлен в госпиталь. Он вернулся на следующий день, прихрамывая, но такой же игривый. А вот женщина лет сорока, которая свалилась при подъеме на холм, так и не вернулась к ним.

Здесь быстро завязывались дружеские отношения. Она уже называла полковника Гай, хотя его звали Нгуен, уважая его за острый ум и чувство юмора. Она научилась не оставаться •наедине с ним или с сержантом Свеггертом, да и с любым другим мужчиной. У всех у них в присутствии привлекательной женщины откуда-то появлялись резервы сил. Да и не только привлекательной. Ее соседка по комнате Елена Кристианиди была не слишком хороша собой, но не однажды Нан, возвращаясь домой вечером, находила дверь запертой. Из комнаты доносились прерывистое дыхание, слабые стоны, хихиканье. Когда Елена извинялась перед нею, Нан говорила:

— Ол райт, Крис. Не говори об этом.

Но это было для нее не ол райт. Она нуждалась во сне! Неужели им не нужен сон?

Когда дни перешли в недели, усталость уменьшилась, ссадины зажили, реакция на антиаллергены стала слабее. Головные боли, правда, не прекратились, но Нан привыкла к ним. Она даже принимала участие по вечерам в дружеской болтовне в холле. Какие- здесь рассказывались истории!.. Одни уверяли, что рождены для полета на Клонг и для создания новой человеческой расы, другие — что экспедиция направится не на Клонг, а на другую планету, название которой держится в тайне. Была и такая версия — что собравшихся здесь направят вовсе не в космос, а на захват шотландских нефтяных вышек или для основания колонии в Антарктике, где будут расплавлены льды,— там они создадут новую страну Блока Продовольствия. Сначала эти истории пугали Анну, затем стали забавлять, а потом наскучили. Она попробовала сочинять сама и убедилась, что ее выдумки принимаются с таким же интересом, как и рассказы остальных. Однако кое-что из того, что она слышала, казалось правдоподобным. Даже самое страшное. Например, необъяснимый инцидент в космосе, когда погибли не только корабли пипов с подкреплением, но и сам тахионный спутник. Нан даже опоздала на обед, чтобы успеть прослушать вечерние новости. Да, все подтверждено официально. Какой ужас! Что теперь будет с Ахмедом? Но затем объявили, что Народной Республике предложили помощь экспедиции Блока Горючего и другие. Анна, полная радости, поспешила в столовую и там предложила всем составить послание с выражением симпатии и добрых пожеланий их коллегам из Блока Народов. Все лица повернулись к ней, люди начали перешептываться, но в конце концов предложение было принято, письмо составлено, и все подписались под ним. На следующий день ей даже простили опоздание на занятия, так как она относила документ в офис. Комендант в офисе выслушал ее, трижды перечитал письмо и пообещал отправить его по назначению.

Вечером она рассказала о своем визите; ее рассказ утонул в потоке других слухов. Во-первых, кто-то сообщил о прибытии новой большой партии курсантов. Во-вторых, стало известно, что уже намечена дата их отлета на Клонг. И в-третьих, кто-то сказал, что весь проект аннулируется.

Черт знает что! Нан со злостью швырнула вилку в тарелку.

— Как можно верить во всю эту чепуху? Неужели такое может быть?

Но большинство не обратило внимания на ее вспышку, а на своем бедре Нан ощутила чью-то руку. Это был полковник, который старался держаться поближе к Нан, чтобы, как он говорил, не упустить свой шанс.

— Прекрасная Анна,— сказал он,— не будьте дурочкой. Я кое-что знаю и могу сказать, что все это правда.

Верность одного из слухов подтвердилась на следующее утро. На базу прибыло шестьдесят пять курсантов, одного, вернее, одну из них Анна знала. Это была блондинка, дочь Годфри Миннингера.

Разумеется, все сразу пошло кувырком. Их распределили по комнатам по-другому, чтобы дать место вновь прибывшим. Но не только поэтому, сообразила Нан. Часть старых и большинство новых курсантов поселили в бараке, за километр от старой резиденции. Соседка Анны тоже переехала, и Анна боялась, что снова окажется вместе с полковником Гаем. Но этого не случилось. Он поселился в другом бараке, и соседкой Анны оказалась женщина-агро-1 ном из Канады, специалист по выращиванию злаков в необычных условиях.

Мэгги Миннингер заметила Анну в толпе и помахала ей рукой. Но поговорить им не пришлось. К тому же Анна и так на целый час опоздала на встречу с Ширли.

Ширли была не просто объектом изучения. В мозг Нан проникли шаристские песни. Сначала она понимала только простые фразы, потом стала воспринимать абстрактные понятия, а затем полностью вжилась в образ чуждого ей существа. Она никогда не считала себя певицей, но Ширли была снисходительна. Они часами пели друг другу, и песни Ширли становились все печальнее, все чаще отчаяние звучало в них. Иногда ее пение делалось бессвязным. Она рассказала Нан, что является последней из десяти прибывших с Клонга на эту негостеприимную для них Землю. Она понимала, что жизнь ее на исходе, что ей никогда больше не придется петь в стае. И она была трижды права. Ей было уже не суждено вернуться на родную планету.

Через два дня ее не стало. Придя в зоосад, Анна увидела, что клетка пуста, а Джулия Арден дезинфицирует ее.

— Не расстраивайся,— сказала Джулия.— Ты узнала все, что должна была узнать.

— Я плачу не из-за того, что не успела научиться всему, что надо. Я потеряла нечто дорогое...

— Боже! Иди вон отсюда, Димитрова. Как только они взяли тебя сюда? С ума сойти -— плакать над безмозглым существом! К тому же ты получаешь любовные письма от пипа — ты действительно не в себе.

Вернувшись к себе, Анна бросилась на постель и позволила себе разрыдаться, чего с ней не случалось уже много месяцев. Она плакала, грустя по Ахмеду, по Ширли, и еще потому, что ей было жалко себя, весь мир. Неужели люди могут быть такими ужасными, жестокими?..

В этот день физические упражнения стали для нее настоящей мукой. Занятия курсантов перешли в совершенно новую стадию. И группа Анны, и те, что прибыли, начали заниматься уже не укреплением мускулов, а освоением новой, незнакомой, по крайней мере Анне, аппаратуры. Она обратила внимание, что некоторые курсанты уже знакомы с нею. И что за аппаратура! Брандспойты, огнеметы, лазерные пушки, гранатометы... Для чего они? Анна делала все, что ей приказывали. И тем не менее попала под сильную струю воды, сбившую ее с ног. Сержант Свеггерт поднял ее.

— Зря утруждаете себя! — рявкнула Анна.— Со мной все в порядке.

— Конечно,— примирительно сказал сержант.— Для того чтобы обращаться с этой штукой, мускулы не нужны. Только немного мозгов.

— Я не согласна.

Он покачал головой.

— Почему ты такая упрямая, Анна?

— Я не хочу учиться обращению с оружием.

— С каким оружием? — воззрился он на нее.— Это оружие не предназначено для убийства разумных существ, как уверяет полковник Миннингер. Это было бы против законов человечности. Но мы собираемся на чужую планету, где население летает в воздухе, передвигается по земле и даже под землей. Так что если вам вздумается сесть на землю, вы рискуете тем, что подземные жители откусят вам половину вашей очаровательной попки. Вот чтобы такого не происходило, мы учимся пользоваться этой аппаратурой.

— Во всяком случае,— сердито сказала Анна,— мне не нужна ваша помощь. И я не верю ни вам, ни полковнику Миннингер.

Свеггерт, посмотрел ей в лицо, поджал губы.

— Хелло!.. Вот и полковник... А мы как раз говорили о вас.

— Я поняла это.— Миннингер подошла ближе.

Анна повернулась к ней. Выглядела Мэгги, как без всякого сочувствия отметила Анна, очень плохо. Противоаллер-гены сделали свое дело.

— Хватит, сержант,— сказала Мэгги.— Димитрова, зайдите ко мне после занятий.

Она повернулась и повысила голос:

— Хорошо, ребята! Ниже задницы, покажите, как вы умеете ползать.

Возмущенная Анна вместе со всеми бросилась в грязь и поползла по-пластунски. Это же тактика пехоты! Зачем это нужно в научной экспедиции?

Она сдерживала свой гнев до того момента, когда постучала в дверь полковника Миннингер.

— Заходи.

Мэгги сидела за столом в халате. Поднос с наполовину съеденным обедом был отодвинут в сторону.

— Садись, Анна,— пригласила она.— Закуришь? Или хочешь выпить?

— Нет, благодарю.

Мэгги встала и налила себе виски. Она предпочла бы толику марихуаны, но не хотела курить при этой болгарке. Сделала глоток, спросила:

— Что ты, имеешь против сержанта Свеггерта? Это личный вопрос.

— Ничего. Просто не хочу ложиться с ним в постель.

— Димитрова, ты же не монахиня. И тебя никто не заставляет спать с ним. Почему ты не хочешь позволить ему помочь тебе, просто протянуть руку?

— Полковник Миннингер,—чеканя слова, произнесла Анна,— вы предлагаете мне поощрять сексуальные заигрывания, чтобы легче было преодолеть полосу препятствий?

— Я не предлагаю тебе это, Димитрова. Что с тобой? Свеггерт так ведет себя со всеми. Такова его натура. Он пристает даже ко мне. Я могла бы отправить этого сукина сына в те места, куда он запускает руки во время занятий. Но я не делаю этого, потому что он хороший специалист. И хороший человек. Он всегда поможет другому. Ты ведь можешь только пообещать переспать с ним. Никто не заставит тебя сдержать обещание, хотя я порекомендовала бы его как партнера. Он очень хорош в постели.

— Но это аморально, полковник Миннингер.

Мэгги допила бокал и налила еще.

— Ты несчастна здесь, Анна.

— Это точно, мисс Миннингер. И я не просилась сюда.

— А я просилась.

— Возможно, но не я...

— Я просила не только за себя, но и за тебя. Я знала только твое имя, и было чрезвычайно трудно найти тебя в Болгарии. Тебя считают крупным специалистом-переводчиком.— Она допила виски и отодвинула бокал.— Слушай, Анна, ты мне нужна. Этот проект очень нужен мне. Он будет нужен и тебе, если ты проникнешься патриотизмом.

— Патриотизмом?

— Пусть не патриотизмом, а преданностью,— терпеливо сказала Мэгги.— Преданностью нашему Блоку. Мы тут все из разных стран, но цель у нас одна.

Анна была больше озадачена, чем рассержена рассуждениями странной американки. Она попыталась объяснить Мэгги то, что чувствует:

— Мой дом — Болгария, и я люблю его. Блок Продовольствия — это абстрактное понятие, мисс Миннингер. Я понимаю, что в мире существует две сотни наций, которые могут иметь врагов. Но я не могу сказать, что ощущаю преданность какому-либо союзу, и уж, во всяком случае, не Блоку Продовольствия.

— А человечеству в целом? — спросила Мэгги.— Вот ты только что сказала — мир состоит из двухсот наций. Однако Клонг может принадлежать только одной нации. Никакой борьбы. Никаких шпионов. Никаких дел для рыцарей плаща и кинжала. Кто колонизировал Америку?

— Что? — Анна с трудом следила за ходом ее мысли.— Англичане? А до них были датчане...

— А еще до того — испанцы и итальянцы, а может быть, и те, кого ты так любишь,— полинезийцы, китайцы, викинги... Кто знает. Но сейчас в Америке живут только американцы. А кто будет жить на Клонге через пару поколений? Клонгианцы или как там они назовут себя. Просто раса людей. Все равно, откуда они придут. Все они будут равны, все будут иметь равные возможности. Ты и я можем сделать это реальностью, Анна. Пойми, мы можем построить, мир без национальных барьеров, без войн и соревнований, которые способны его разрушит/,. Ты понимаешь, что значит построить такой расовый мир, чтобы начать все с нуля?

Анна помолчала.

— Я... я сама думала об этом,--- призналась она.

— Разумеется. А я хочу, чтобы это произошло. Хочу заложить основы общества, которое понимает необходимость переговоров, планирования, сотрудничества. Ты знаешь, сколько мы вложили в это мероприятие? Четыре корабля... Почти девяносто человек. Тридцать пять тонн оборудования. Это очень много, поверь мне. Это поразит всех, в том числе и пипов. Гризи, конечно, поднимут цены. Нам нужны все ресурсы. Завтра соберется одна палата Конгресса.

— Ходят слухи,— осторожно сказала Анна,— что проект может быть закрыт...

По лицу Мэгги пробежала тень.

— Нет,— покачала она головой,— этого не произойдет, потому что этот проект слишком важен. Именно поэтому я и просила за тебя, Анна. Если мы пошлем девяносто человек, то это должны быть лучшие из лучших. А ты лучший переводчик из всех, кого я знаю.— Она дотронулась до руки Анны.— Ты понимаешь?

Анна отодвинулась, но не слишком резко, чтобы не обидеть собеседницу.

— Да,— неохотно подтвердила она.— Но с другой стороны — нет. Все это хорошо, мисс Миннингер, но при чем тут огнеметы и другое оружие? Значит, мы хотим построить монолитный мир, уничтожив кого-то?

— Нет, Анна! — воскликнула Мэгги, вложив в эти слова всю силу своей убежденности.— Даю тебе слово, нет?

Снова наступило ‘молчание. Наконец, Анна нарушила его.

— Ясно,— сказала она.— Вы даете мне слово.

— А что я могу еще сделать?

Анна задумалась.

— Мы здесь совсем не общаемся с внешним миром. Мы бы хотелось обсудить этот вопрос с другими людьми. Лучше всего с делегацией моей страны в ООН.

— Почему нет? — согласилась Мэгги.— Вот что я скажу. Когда закончатся тренировки, у нас будет три дня отпуска. Я сама* собираюсь в Нью-Йорк. Поедем вместе. Побродим по ресторанам, заглянем на какую-нибудь вечеринку. И ты сможешь поговорить с кем захочешь. Идет? Анна колебалась. Потом сказала:

— Ол райт, мисс Миннингер. Это довольно заманчиво.— Однако она не собиралась обсуждать свои планы с Мэгги.

— Отлично, милая,— закончила разговор Миннингер.— Теперь, если ты не возражаешь, я оставлю тебя: мне нужно принять ванну.

Мэгги заперла за болгаркой дверь и с удовольствием залезла в ванну, обдумывая разговор. Эта идиотка и не. знает, что, покинув Кемп Детрик, она сможет попасть только на взлетное поле. Шанс поговорить с кем,-либо у нее появится лишь на Клонге. А там пусть болтает, что хочет.

Впрочем. Анна Димитрова — это всего лишь одна из проблем, и не из сложных.

«Ходят слухи, что полет будет отменен!» Черт возьми! Если болгарка слышала это, значит, слышали все. И,, вероятно, слухи близки к истине.

Мэгги позволила себе в ванне пять минут размышлений. Затем она вышла из ванной, накинув полотенце,— не для того чтобы прикрыться, а чтобы не видеть свое тело, покрытое отвратительными прыщами. Она не хотела видеть его таким. И тем более не хотела, чтобы видел сенатор.

Набирая номер сенатора, Мэгги посмотрела на себя в зеркало. Да, вид неприглядный, поэтому она ил не включила видеоканал.

— Хелло, милый,— сказала она.— Прости, что нет изображения, но в этом медвежьем углу нет нужной аппаратуры, и к тому же...— она хихикнула,—я только что из ванной и не одета.

— Хелло, Мэгги.— Тон у сенатора был- нейтральным. Он как бы говорил: да, между нами достаточно близкие отношения, но только не нужно пользоваться этим и давить на меня.— Полагаю, что ты звонишь насчет нового полета?

— Только полагаешь, Адриан? Три недели назад ты голосовал за него.

— Я сам знаю, за что голосую, Мэгги.

— Разумеется, Адриан. Послушай, я позвонила не для того, чтобы ссориться.

— Нет, конечно. Ты позвонила, чтобы попытаться сохранить меня в упряжке. Я был уверен, что ты позвонишь. Ты хочешь сказать мне, что в предприятие вложены огромные средства и нельзя отказываться от проекта и выбрасывать деньги в трубу.

— Что-то в этом роде, сенатор,— нехотя призналась Мэгги.

— Я уверен в этом. Ты знаешь, что все это уже обсуждалось раньше. Каждый раз, когда вам нужны деньги, вы просите немного, чтобы провести исследования. Затем начинаете требовать больше, так как получены хорошие результаты и исследования нужно продолжить. После требуете еще больше, так как в работу уже вложено много денег и глупо бросать ее на середине. А в результате мы получаем такие никому не нужные вещи, как новые ракеты, оборонительные противоракетные системы, ядерные бомбардировщики и вовсе не потому, что этого хочет правительство, а потому, что нет возможности остановиться, коль работа начата. Может быть, пришло время остановить эту затею с Клонгом, Мэгги? Через три дня состоится заседание комитета. Я не знаю, за что я буду голосовать, так как не имею еще всей информации. Но сейчас я не могу обещать ничего.

Мэгги удалось скрыть разочарование, но с гневом справиться она не смогла.

— Адриан, в чем дело? Понимаешь ли ты, как мне дорог проект?

— Ты думаешь, я не знаю? Слушай, Мэгги, это открытая линия, но все же я скажу тебе кое-что интересное... Передо мной завтрашний номер утренней газеты «Геральд», и в ней сообщение из Пекина. Слушай... «Авторитетные источники сообщают; исследование остатков тактрановых спутников показало, что взрыв, уничтоживший сателлит и два транспортных корабля, имеет подозрительное происхождение...»

— Я слышала об этом, Адриан. Но пишут и о том, что диссиденты Народной Республики наверняка замешаны в этом деле.

Сенатор молчал. Мэгги много бы дала, чтобы увидеть сейчас выражение его лица, пусть даже при этом и он увидел бы, как она обезображена. Она даже протянула было руку к выключателю видеоканала. Но тут сенатор снова заговорил:

— Думаю, это все, что ты можешь сказать, Мэгги. Я согласен с тобой в одном — вы втянули нас в дело слишком основательно.— И он отключил связь.

Мэгги десять минут сидела в задумчивости, затем схватила трубку и набрала номер дежурного офицера.

— Говорит полковник Миннингер. Сообщите руководителю тренировок, что меня завтра не будет, и подготовьте транспорт к восьми часам. Мне нужно в Нью-Йорк.

— Есть, мадам,— Офицер не удивился. Ни один участник проекта не мог покидать базу, таков был приказ. Но он также знал, кто подписал приказ.

Мэгги сидела в комнате ожидания Совета Безопасности и ждала вызова. Она не обращала внимания на разговоры членов делегации Перу, которые сидели тут же. Ее мысли были далеко, на Клонге, за много световых лет отсюда. Вскоре появилась молодая негритянка и пригласила ее. Женщина провела ее в скромный кабинет, на двери которого была надпись: Только для высшего персонала».

— Хелло, папа,— сказала Мэгги, как только закрылась дверь, и подставила щеку для поцелуя.

Отец не стал целовать ее.

— Ты выглядишь ужасно,— сказал он как-то отстраненно, без сочувствия в голосе.— Какого черта тебя туда понесло?

Мэгги была захвачена врасплох. Это был не тот вопрос, которого она ждала и который готова была обсудить. Но ответила сразу:

— Я обучаю колонистов тактике выживания.

— Посмотри на это.— Отец протянул ей пачку снимков.— Образцы из личной коллекции Наследника Мао. Стоили мне кучу денег.

Мэгги взяла один снимок. Это была голограмма. Она чуть повернула ее, чтобы получить трехмерное изображение. Критически заметила:

— Здесь я выгляжу слишком толстой.

— А это взято у курьера в Оттаве. Полагаю ты узнаешь. Вот один из троих парней кидает гранату. А это — струя из огнемета. А вот одна из девушек, не могу сказать кто. Она поражает кого-то, очень похожего на кринпита. Кажется, у нее меч...

— О, папа, это не меч. Это простой нож. К тому же это только имитация. Муляж.

— Черт побери, Мэгги. Это же подготовка к войне.

— Это борьба за выживание,— поправила она.— А как ты думал? Наши ребята и девушки встретятся на Клонге с опасностью — все эти кринпиты, шаристы, подземные черви... Не забывай и о гризи, и о пипах. Я не проповедую убийство пипов. Я просто учу, как защищаться, чтобы остаться в живых,— Лицо ее затуманилось.— И все же мне хотелось бы знать, как ты получил эти снимки.

— Ты узнаешь,— угрюмо сказал он.— Дело не в том. Это ведь просто копии, а оригиналы у пипов, да и у Тима Гулсмита они тоже есть. На следующей неделе гризи и пипы на Клонге узнают, что межнациональная дружба кончилась. Ты слышала дебаты в совете?

— Что? Да, конечно.

— Послушай, Перу расширила морские границы на тысячу километров...

Мэгги поморщилась.

— При чем здесь события на Клонге?

— Перу не стала бы ничего предпринимать без солидной поддержки. Номинально они входят в Блок Продовольствия, но если пропадает рыба... Поэтому они стараются поддерживать дружеские отношения с другими блоками.

— С какими?

Отец оттянул пальцами уголки глаз, сделав себя похожим на китайца. Хотя в этой комнате вряд ли были устройства для подслушивания, не стоило рисковать, упоминая без особой необходимости имя Наследника Мао.

Мэгги долго сидела молча — пока в ее мозгу работало сортировочное устройство, раскладывающее приоритеты по шкале. Наконец, она нашла главное:

— Пап, Перу может хоть выпить свое море. И я не потеряю сон из-за того, что у нас есть шпион. Я переживу и небольшой скандал с военной подготовкой. Все это будет длиться только две-три недели, пока мы здесь. Именно поэтому я решила увидеться с тобой. Адриан Ленц колеблется. Мне нужна помощь, папа. Не позволяй ему закрыть проект.

Отец откинулся на спинку кресла. Мэгги не привыкла видеть его таким усталым и измученным. Сейчас он выглядел стариком.

— Дорогая,— с трудом проговорил он,— разве ты не понимаешь, в каком мы сейчас тяжелом положении?

Я понимаю, но...

— Нет. Слушай... Я думаю, что не понимаешь. Сегодня сел на мель танкер с шестьюстами тысячами тонн горючего, которое предполагалось доставить на Лонг-Бич. В обычное время это не имело бы особого значения: в Южной Калифорнии большие резервы. Но сейчас они все передали для нашего проекта. Так что, если этот танкер не будет в течение сорока восьми часов снят с мели, Лос-Анжелес останется без горючего. Ты представляешь, какая будет реакция?

— Ну и что, если кто-то пошумит...

Он поднял руку.

— А сегодняшнее сообщение? Пипы уверяют, что их спутник был именно уничтожен.

— Нет! Это случайность! Бомба должна была уничтожить корабль снабжения.

— Случайность в подготовке — тоже преступление, Мэгги.

— Но они не смогут это доказать. Им на меня не выйти... если не...

Она взглянула на отца. Тот покачал головой.

— Итальянец уже ничего не скажет. Его убрали.

Значит, бедный Гвидо уже не сможет истратить свои сто тысяч нефтедолларов.

— Он хорошо поработал,— сказала она.— Посмотри микрофильмы. Ты получишь доказательство, что гризи построили свою базу именно там, где данные сейсмического сканирования позволяют предположить большие запасы нефти. Это же нарушение международного договора.

— Не будь ребенком. Что можно сделать с таким доказательством? Сэр Тип и Слопи не могут доказать, что ты передала Джелизи бомбу; но они и не нуждаются в этом. Им достаточно просто знать. И они знают, об этом говорит выступление Перу. Не считая мелких неприятностей, о которых ты еще не слышала. Вроде взрыва американского посольства в Буэнос-Айресе. Это небольшой подарок от сэра Тима или от Наследника Мао, насколько я могу судить. Ты можешь угадать, что последует завтра.

Мэгги поймала себя на том, что с ожесточением расчесывает свои струпья, и поспешно опустила руку.

— Дерьмо,— бросила она и задумалась.

Вообще-то, думала она, основные правила не изменились. Соотношение национальных сил осталось прежним. Ни одна нация не смогла бы одержать решительную победу во всем мире. И Блок Продовольствия, и Блок Горючего, и' Блок Народов — все они обладали достаточной мощью, чтобы сокрушить врага, и каждый знал об этом. Более того, даже небольшая страна могла нанести врагу сокрушительный удар. Конечно, весь мир уничтожить она не могла, нет. Однако Перу обладала достаточно мощным оружием, чтобы настаивать на своем решении. В мире постоянно происходили пограничные инциденты, гибли люди, но никто не хотел доводить дело до крайности, все знали, чем это может кончиться.

— Папа,— сказала Мэгги,— ты знаешь, что никто не предпримет чего-либо серьезного. Баланс сил не позволит!

— Чепуха! Баланс сил нарушится сразу, как только кто-то совершит ошибку. Пипы сделали ошибку, открыв огонь по шаристам на Клонге. Я сделал ошибку, позволив тебе отвезти бомбу в Белград. Настало время исправить ошибки, дорогая.

Впервые Мэгги Миннингер реально ощутила страх.

— Папа, значит, ты не собираешься помочь мне уговорить Ленца?

— Я скажу больше: я согласен с ним. Завтра у меня встреча с Президентом, и я буду советовать ему закрыть проект.

— Папа!

Он колебался.

— Дорогая, может быть, позже. Когда все успокоятся...

— Но тогда будет поздно! Пипы пошлют подкрепление, как только запустят новый спутник. А гризи? И...

— Все решено, Мэгги.

Она изумленно смотрела на него. Перед ней сидел не тот Годфрид Миннингер, который прежде всего был ее отцом и за спиной которого она чувствовала себя всесильной и решительной. Перед Мэгги был совсем другой человек — жесткий и непреклонный. Именно таким и знало Годфрида все его агентство. А вот она таким его еще никогда не видела.

— Я не могу изменить своему решению,— произнесла она. Годфрид Миннингер не ответил.

— Ну что ж,— сказала она,— не вижу причин оставаться здесь. Гуд бай, папа. Увидимся позже. Береги себя.

Не глядя на него, она встала, взяла сумочку и офицерскую фуражку и вышла из комнаты. Если ее отец упрям и решителен, то ведь и она такая же.

Она спустилась вниз и вошла в телефонную будку. На экране появилась женщина ослепительной красоты. Однако то был не символ секса, а настоящее произведение искусства.

— О, Марджори,— сказала она.— А я думала — ты здесь по шпионским делам. Но что случилось с твоим лицом?

Мэгги потерла свой покрытый прыщами подбородок. .

— А, это. Просто реакция на прививки. Могу я увидеться с тобой?

— Конечно, дорогая. Прямо сейчас?

— Да.— Мэгги положила трубку.

Но прежде она посмотрела в зеркало, чтобы проверить макияж.

Мать Мэгги Миннингер жила в одном из самых высоких и дорогих небоскребов Нью-Йорка. Это было старомодное строение, возведенное во времена, когда энергия еще была дешевой и можно было не экономить на звуко- и теплоизоляции, на создании комфортных условий жизни. Теперь, когда нефть безумно дорога, жизнь в таком здании доступна лишь очень немногим. Алисии Хоув и ее теперешнему мужу роскошная квартира была по карману.

Привратник, приветствуя Мэгги, сказал:

— Рад вас видеть, мисс Миннингер? На этот раз вы будете жить у себя?

— Боюсь, что нет, Харан. Мне просто нужно поговорить с матерью.

— Да, мисс Мэгги. Она ждет вас.

Алисия Хоув поднялась с кресла навстречу дочери и, целуя ее, окинула Мэгги все понимающим, проницательным взглядом.

— Тебе надо похудеть на пару килограммов, дорогая.

— Обещаю тебе это, мама... Знаешь, мне нужна от тебя одна услуга.

— Конечно, милая.

— У папы возникли некоторые трудности, а мне нужно выйти на публику. Я хочу провести пресс-конференцию.

Муж Алисии Хоув был владельцем большой телесети с выходом на три главных города. Ему принадлежали также три главных спутника-передатчика.

— Думаю, что кто-то из людей Гарольда поможет тебе,— медленно сказала она.— А в чем дело?

— Мама, это тебе знать не нужно.

Мать вздохнула. Выйдя замуж за Года Миннингера, она привыкла жить, не интересуясь ничем. Когда она с ним развелась, то думала, что обрела свободу. Она никогда не говорила со своим экс-мужем откровенно. Не потому, что не любила его. В глубине души она всегда считала его образцом мужчины. Однако боялась, что случайное слово, сказанное ею кому-либо, если она будет много знать, может привести к мировой катастрофе.

— Дорогая,— сказала Алисия,— я же должна как-то объяснить Гарольду.

— О, конечно. Я хочу рассказать о Джеме. Планете Джем. Я собираюсь туда, мама.

— Да, ты говорила мне. Через пару лет, когда все успокоится.

— Я хочу успокоить всех сейчас, мама. Я хочу, чтобы Соединенные Штаты послали туда достаточно сил и сделали эту планету пригодной для жизни. Чтобы любой американец мог посетить ее в любое время. Я хочу сделать это сейчас. Я предполагаю полететь туда через три недели.

— Мэгги! Неужели, Мэгги?

— Ты же не будешь возражать, если я хочу этого?

Алисия Хоув никогда не могла устоять против такого аргумента дочери. Не хотела и сейчас отказывать ей. Тем более что мысль о дочери, несущейся сквозь пространство туда, где люди умирают в страшных мучениях, приводила ее в ужас, хотя Мэгги давно доказала, что может постоять за себя.

— Хорошо. Видимо, я уже не могу запереть тебя дома. Ол райт. Ты не сказала мне, что я должна сделать.

— Попроси Гарольда выпустить меня в программе новостей. Он знает, как это устроить. Правительство против полета на планету. Оно урезает фонды, жалуется на возникшие проблемы. Я хочу, чтобы все знали, насколько важна для нас эта планета, я хочу рассказать народу все.— Й Мэгги добавила из соображений стратегии: — Папа сначала поддержал меня, а теперь переменил мнение и хочет, чтобы проект закрыли.

— Значит, ты борешься против собственного отца?

— Да.

Алисия Хоув улыбнулась. Ее теперешнему мужу это могло понравиться. Она направилась к телефону.

— Я скажу Гарольду, что тебе нужно.

Анна Дмитровна сидела в большой комнате за круглым столом. На голове у нее были наушники. Она сидела с закрытыми глазами, губы двигались, а голова покачивалась, когда она старалась уловить ритм песни шариста, записанной на пленку. Но это было трудно, так как на пленке был голос не только шариста, но и кринпита. Пленка была записана несколько недель назад. Единственный оставшийся в живых кринпит разговаривал тогда с Ширли, единственным оставшимся в живых шаристом Кемп Детрик.

Настоящее имя шариста было не Ширли. Оно звучало примерно так — Моахри Валун, что значило — «нежно-золотой носитель облаков». Скрипы и постукивания кринпита с трудом воспроизводили звуки шариста, но Ширли понимала его. Анна тоже хотела понять и прокручивала ленту снова и снова.

— Май хмий (эти существа не похожи на нас) и ууу (они жестокие животные).

И ответ Ширли:

— Ньюа майн на хуа (они убили мои песни).

Анна сняла наушники и потерла лоб. Сегодня головная боль очень сильна. И эта ужасная комната! Двадцать наушников и двадцать магнитофонов перед двадцатью одинаковыми .стульями с жесткими прямыми спинками. Так ужасно! Анна слишком устала, поэтому выключила магнитофон, повесила наушники на спинку стула и встала. Она хотела попрощаться со своим собратьями по проекту, которые пришли вместе е нею, но оказалось, что все ушли, она осталась одна. Было уже почти одиннадцать, а в шесть часов гонг поднимет ее с постели!

Быстро идя по пустынной улице домой, Анна вдруг изменила курс. Она решила выпить чего-нибудь с кофеином; может, это избавит ее от головной боли. Но когда она опустила доллар в автомат и подставила стакан, она вдруг поняла, что зря пришла сюда. Такой ужасный, раздирающий уши шум! Дюжина парочек бесновалась под музыку проигрывателя в одном углу. Компания людей восточного типа собралась в другом углу и пела под гитару, совершенно не обращая внимания на проигрыватель. Но хуже всего был шум из телевизионной ниши: возбуждение крики, смех. Что они там увидели?' Неужели их так забавляет рекламный ролик?

— О, Нан! —окликнула ее соседка.— Ты пропустила все. была великолепна.

— Кто? Что я пропустила? Кто великолепен?

— Лейтенант-полковник Миннингер. Это действительно супер. Ты знаешь,— доверительно сказала женщина,— я всегда недолюбливала ее. Но сегодня она была прекрасна. Она выступила в шестичасовой передаче новостей. Это было небольшое интервью, просто рассказ о Джеме. Я не знаю, как они протащили ее на экран, но сделали они это не зря. Она прекрасно говорила. Она сказала, что Джем дает надежду всем несчастным в мире. Она сказала, что там вся ненависть будет забыта. И что там, на чужой планете, каждый ребенок сможет выбрать себе идею и мораль, и у каждого будет пространство, чтобы жить так, как ему хочется, как он решил.

Анна захлебнулась кока-колой.

— Полковник Миннингер сказала это?

— Да, да, Нан, и это было великолепно. Мы все тронуты. Даже люди, подобные Студу Свеггерту и Нгуену. Комментатор спросил ее, правда ли, что на Джем будут посланы войска. И она сказала: «Я сама солдат. В каждой стране есть солдаты, и каждый из нас молит Бога, чтобы ему не пришлось воспользоваться своими знаниями и умением. Но на Джеме мы сможем сделать нечто полезное. Для мира, а не для уничтожения. И позвольте нам полететь туда, чтобы сделать это...» Что? — спросила женщина, так как Нан пробормотала что-то по-болгарски.

— Нет, нет, продолжай, пожалуйста.

— Хорошо. Комментатор сказал, что отклики общественного мнения будут потрясающими — телеграммы, звонки. В студию, в Белый Дом, в ООН.

Анна-забыла о головной боли.

— Может, я была несправедлива к полковнику Миннингер. Я потрясена.

— Да, и я тоже. Она заставила нас почувствовать, что мы здесь делаем великое дело. И все говорят об этом!

Да, говорили все. Не только в этом кафе. Звонили сенатору Ленцу и требовали от него поддержать героев Джема. Телефон Годфри Миннингера звонил лишь один раз, и на другом конце провода был сам Президент Соединенных Штатов. Когда Годфри повесил трубку, лицо его было напряженным, но, расслабившись, он улыбнулся:

— Дорогая,— сказал он в никуда,— черт бы побрал твое черное сердце! Ты заставила своего старого отца гордиться тобой.

На протяжении двадцати километров Чарли и его стая старались следовать за маленьким бипланом, который летел в небе Джема, но без толку. Шаристы взмывали вверх, спускались вниз, отыскивая подходящие воздушные потоки, которые несли бы их к Полюсу Тепла. Они находили потоки, однако все реже и реже. Чарли пропел прощальную песню в микрофон передатчика, и в кабине биплана стало оглушительно шумно. Звуки песни перекрыли даже рокот двигателей:

— Сколько шума! — крикнул Капелюшников на ухо Дэнни Дейлхаузу.— Выключи, пожалуйста.

— Я сначала попрощаюсь.— И Дэнни пропел песню, а потом выключил передатчик.

Стая осталась далеко позади. Дэнни наклонил голову, высматривая лагерь гризи, но его еще не было видно. Они летели почти по прямой к Полюсу Тепла над гористой местностью. Гризи поступили глупо, устроив свой лагерь в самой негостеприимной части планеты. Но, может быть, у них были свои соображения?

Капелюшников склонился к нему, хлопнул по плечу.

— Все в порядке! — прокричал он.— Конечно, такой полет — это совсем не то, что заниматься любовью с ветром на воздушном шаре. Здесь с ним приходится сражаться. Но у тебя очень опытный пилот за рычагами управления.

— Я не жалуюсь.

У Дэнни не было оснований жаловаться. Биплан был настоящим чудом техники на Клонге — на Джеме, как они сейчас называли эту планету. По крайней мере, теперь они летят. До лагеря гризи было трудно добраться другим способом. На Джеме нет автомобилей, потому что нет дорог. Можно было бы проехать на тракторе, но тракторов здесь тоже нет. Даже гризи не могут позволить себе иметь трактор. Эти тупоголовые гризи умудрились расположить лагерь в десяти километрах от ближайшего судоходного водного пространства, так что лодки исключаются. И вот теперь они летят на встречу, которая должна наладить дружеские отношения между всеми людьми на Джеме. Дейлхауз посочувствовал этим бедным, гордым, упрямым пипам, которые сейчас проделывали тот же путь, двигаясь пешком. И может быть, шли- где-то внизу, под ними.

Так что сам по себе полет — это их триумф, хотя Дэнни слегка мутило. Но причина крылась не в воздушной болезни, а в пище, которая была в их рационе. В лагерь прибыли двадцать два новых человека, и поэтому приготовление еды стало проблемой. Л эти новенькие привезли с собой свой аппетит, но не догадались прихватить с собой хорошего повара. Еда была отвратительной. Но никто не осмеливался жаловаться, так как выразившего недовольство назначили поваром.

Их лагерь рос. Третий корабль снабжения принес нечто неожиданное. Этот маленький, с виду нелепый, двукрылый самолет выглядел совершенно неуместно здесь, но тем не менее он работал и летал! Кроме того, прибыло много аппаратуры и механизмов, для того, чтобы Каппи мог изучать своих подземных друзей в туннелях, а Дейлхауз получил радио для связи с Чарли. Новый спутник Аргус будет фотографировать облачность и поможет им предсказывать погоду. Или прогнозировать ее с большей или меньшей точностью. Он также поможет им наладить контакт с разумными существами. Чарли был в восторге от своего арбалета и радио. Свою новую аппаратуру испытал и Джим Моррисей. С помощью привезенных источников энергии он проделал три* больших отверстия вдоль туннеля. Затем устроил ловушку, стену которой облицевал моноокисью кремния, чтобы подземники не могли быстро заделать отверстие. Таким образом ему удалось добыть несколько особей, и хотя для Дейлхауза они уже не годились, сам Моррисей был доволен.

Еще больших чудес они ожидали от следующих кораблей. Кроме нового оборудования сюда должны прибыть сто человек. Это будет настоящий город! И сейчас надо было готовиться к их приему. Правда, неизвестно, с какой целью прибудет подкрепление. Разумеется, тем, кто сейчас находится в лагере, нужны разные специалисты. Во-первых, хороший повар. Зубной врач. Побольше красивых женщин. Хороший переводчик. Вспомнив о переводчике, Дейлхауз оглянулся, чтобы посмотреть, как устроилась сзади Гарриет. Ее безбожно трясло, когда самолет проваливался в воздушные ямы. Будь на ее месте кто-то другой, Дэнни пожалел бы его, но для Гарриет у него не нашлось сочувствия. Глаза ее были закрыты, на лице застыло выражение обиды из-за того, что она оказалась самой маленькой и потому именно ей пришлось упаковаться в эту коробку.

— Приближаемся! — крикнул Капелюшников.

Дэнни посмотрел вниз, но сквозь постоянный полумрак джемианского неба увидел лишь облака.

Но вот в просвете сверкнул ослепительный белый ободок Полюса Тепла. И что-то еще. Теперь уже сами облака светились ослепительно ярко. Когда биплан вынырнул из них, Дэнни понял причину столь яркого свечения.

— Боже! — воскликнул Каппи.— Неужели им не стыдно? Источником света был сам лагерь. Эта «иллюминация», прорезающие сумрак лучи прожекторов, освещенные окна и даже... да, уличные фонари,— восхитили Дейлхауза. Это не лагерь экспедиции. Это настоящий маленький городок.

Вертикальный луч прожектора качнулся, приветствуя прибытие биплана, и ушел в сторону, чтобы не слепить пилота. Капелюшников пробормотал что-то неразборчивое в микрофон, прислушался и пошел на вираж.

— В чем дело? — спросил Дейлхауз.

— Ничего. Просто больше не нужно спешить. Пипы еще в пути, так что мы можем осмотреть это чудо, прежде чем приземлимся.

Это было действительно чудо. В лагере гризи было всего сорок человек, но домов казалось больше. Домов, а не палаток или пластиковых шатров. Из чего они их делают? Некоторые дома напоминали бараки, другие были индивидуальными бунгало. Здесь же была конструкция, напоминающая Эйфелеву башню в миниатюре. Некоторые дома достигали двадцати пяти метров в высоту. И еще какой-то конус с лепестками высился в дальнем конце лагеря. Что это? Похоже, он состоит из центрального цилиндра и тонких металлических полосок вокруг. Солнечный генератор? Если это так, то мощность его не меньше мегаватта. А башня с пропеллером, вращающимся в горизонтальной плоскости? Может, это кондиционер?

Гарриет приподнялась, перегнулась через плечо Дэнни и ахнула.

— Но это же... Это жуткое расточительство! — хрипло сказала она в самое ухо Дэнни.

— О да, дорогая Гаша,— согласился пилот.— Как было бы чудесно, если бы мы могли позволить себе то же самое!

Сквозь скрипы и постукивания, издаваемые эскортом, образованным кринпитами, Ахмед Дулла услышал отдаленный шум.

— Отпустите меня. Подождите. Постарайтесь не шуметь,— приказал он на смеси урду и языка кринпитов. Эта смесь позволила наладить контакт с существами. Он соскочил с носилок, на которых несли его кринпиты, взобрался на дерево и осмотрелся. В небе под облаками он увидел маленький кургузый самолетик.

— Значит, прибыло еще одно чудо техники,— констатировал он.

Кринпит по имени Джорн-фтит тоже пристально глядел на необычный объект в небе. Он махнул массивной клешней:

— Мне непонятен смысл твоих слов.

— Ерунда. Давай двигаться дальше.— Дулла был не в настроении и не хотел разговаривать с этими гипертрофированными жуками. Однако они были ему нужны.— Тащите носилки в мой мешок,— приказал он.— Я пойду сам. Слишком трудная дорога, чтобы ехать.

Они поднимались из долины на каменистые холмы, и растительности становилось все меньше. Вместо деревьев встречались странные растения типа кактусовых. Дулла с отвращением смотрел на них. Изучать растения, находить новые продукты питания — вот путь, на котором отцы стали независимыми от машинной цивилизации внешнего мира. Так перед отлетом говорил Фен-Хуа-цзе. Но Дулла был астрофизиком, а не ботаником и не собирался следовать дурацким инструкциям.

Сейчас небо было открытым, и Дулла ясно видел кружащий самолет и огненное зарево Полюса Тепла. Так... Гризи имеют геликоптер, у Жирных появился аэроплан. А на чем прибыл представитель Народной Республики на эту встречу? На носилках, которые тащат странные существа, напоминающие сплющенных крабов. Дулла закурил. Если бы Фен прислушался к его словам, они бы настояли на том, чтобы встреча состоялась в их лагере. Тогда они избежали бы унизительной поездки на пластиковых мешках, которые несут эти странные существа из детских сказок. Какая катастрофа! А все ошибки Фена. Или Наследника Мао. Экспедиция должна была бы быть технически оснащена. Но этим занимались китайцы, и проект с самого начала был обречен на провал.

Кринпиты вдруг остановились, и Дулла, споткнувшись о них, чуть не упал.

— В чем дело? — спросил он.— Почему вы встали?

— Быстро приближается громкий предмет,— проскрипел Джорн-фтит.

— Я ничего не слышу.— И тут, отвлекшись от своих мыслей, Дулла увидел под холмом клубы пыли. На вершину холма вскарабкалась машина, похожая на трактор, и двинулась им навстречу. До нее оставалось с полкилометра.

— Еще один триумф расточительства,— пробормотал он.— Как они осмеливаются ехать нам навстречу, если я могу дойти сам?

Кринпит вопросительно проскрипел что-то, и Дулла сказал:

— Ладно. Положите носилки, теперь я понесу мешок сам. Спрячьтесь. Я не хочу, чтобы гризи увидели вас.

Но смысл его слов не дошел до кринпитов. Они никогда не прятались друг от друга. Дулла попытался объяснить:

— Идите за холм. Гризи вас там не заметят. Я вернусь сюда примерно через такое же время, какое занял у нас подъем от реки.— Он не был уверен, что кринпиты поняли его. У них было обостренное чувство времени, но понятие о нем и о его делении на определенные периоды было совершенно другим. Все же они покорно повернулись и двинулись прочь. Дулла пошел навстречу приближающемуся трактору.

Водителем был кувейтец, видимо переводчик, так как он приветствовал Дуллу на языке урду

— Тебе нравится идти пешком? Забирайся сюда ко мне.

— Ты очень любезен,— улыбнулся Дулла.— Действительно, сегодня немного жарко для прогулки.

Это вовсе не любезность, думал он. Это их проклятое высокомерие.

Ахмед Дулла был уверен, что он единственный человек на Джеме, чей родной язык урду. Поэтому гризи и послали ему навстречу переводчика, хотя были уверены, что Дулла говорит и на других языках.

Придет время, думал Ахмед, когда он сполна рассчитается с этими грязными свиньями. И он поехал в направлении лагеря гризи, дружески болтая с кувейтцем. Вежливо отметил залитое огнями место обитания гризи, хотя внутри у него все клокотало от ярости.

Официальным хозяином встречи был Чесли Понтекрафт, лондонец по рождению, но не коренной англичанин. Кожа у него была пурпурно-коричневая, а волосы цвета белой шерсти. Кодированные сообщения с Земли дали Дулле полную информацию о каждом члене экспедиции гризи. И о Жирных тоже. Он знал, что Понтекраф был отставным маршалом авиации и номинальным командиром экспедиции. Но он также знал, что фактически экспедицией руководило одно из гражданских лиц из Саудовской Аравии.

Понтекрафт прошел вдоль длинного стола для конференций (деревянного, привезенного с Земли), предлагая собравшимся напитки и сигары.

— Ваш бренди, доктор Дейлхауз? — спросил он.— Илг , может, кока-колу? Апельсинового сока, к сожалению, нет, но зато есть лед.

— Мне ничего,— отказался Дулла.— Полагаю, пора перейти к делу.

— Конечно, доктор Дулла.— Понтекраф тяжело уселся во главе стола и осмотрел всех.— Вы не против, если я займу председательское место?

Дулла посмотрел, не возражают ли Жирные, и, увидев, что нет, заговорил на секунду раньше, чем они.

— Пожалуйста, маршал Понтекрафт,— тепло сказал он.— Мы — ваши гости.

Однако в душе он понимал, что это еще одно оскорбление.

Рядом с председательствущим сели два помощника: переводчик-кувейтец и женщина, наверняка та самая, которая принимает решения. По одну сторону стола расположились трое Жирных — Дейлхауз, их русский пилот и их переводчик. С третьей стороны стола он оказался один. Разве можно было яснее показать, насколько он, представитель Блока Народов, один и незначителен?

Он сказал:

— Так как мы на переговорах и все говорим по-английски, я предлагаю отпустить переводчиков. Наша старая пословица гласит: успех переговоров обратно пропорционален квадрату количества участников.

— Я останусь —быстро сказал переводчик Жирных.

Понтекрафт поднял брови, привстал, но ничего не сказал и снова уселся, ожидая возможности начать. Женщина что-то прошептала маршалу. Дейлхауз после колебаний встал и протянул руку Дулле.

— Рад видеть, что с тобой все в порядке, Ахмед,— сказал он. Дулла легко коснулся его руки:

— Благодарю... Спасибо, что помогли вернуться в лагерь. Раньше у меня не было возможности поблагодарить вас.

— Рад был помочь. К тому же приятно видеть кого-то из вашей экспедиции, мы так редко видимся.

Дулла посмотрел на него. Затем настойчиво сказал:

— Может, начнем? Я проделал долгий путь, чтобы попасть сюда...

— Ну конечно,— сказал Понтекрафт.— Господа, мы собрались здесь, чтобы попытаться наладить наши отношения на этой планете. Я знаю, какую грызню на Земле начали наши хозяева. Нам нужно постараться сделать так, чтобы свара не перекинулась сюда.

Дулла с удовольствием сделал замечание:

— Прошу ограничиться наблюдениями только со своей стороны.

Все происходило так, как он и предполагал: гризи оскорбляют всех, кроме своих. Пусть этот вест-индиец, дед которого был контролером в лондонском метро, изображает из себя кретина, если ему хочется. Но только не представителя Народи эй Республики.

— Господин Дулла, мы пригласили вас сюда потому, что мы все работаем над одними и теми же- проблемами. Ваша экспедиция переживает трудности, вы знаете об этом. Экспедиция Блока Продовольствия и наша — в таких же условиях. У вас даже нет доктора...

— Если еще не упоминать о многом другом,— вставил Дейлхауз.

Понтекрафт продолжал:

— И энергетические ресурсы очень и очень ограничены. По решению ООН, мы все должны сотрудничать и нести равную ответственность. В частности, в областях научных исследований. Мы занимаемся геологией, и вы не можете не признать, что мы ведем честную игру.

— Да, конечно,— сказал Капелюшников.— Вы по чистой случайности оказались в той зоне, где находятся запасы нефти.

— Верно,— подтвердил Дулла.— Я полагаю, мы все знаем об этом, маршал. Да, это хорошо, что Жирные и гризи сразу стали ссориться.

— Что случилось, то случилось,— надменно сказал маршал.— Но здесь очень много работы, и мы не можем делать все. Например, астрофизика... Мы запустили на орбиту лабораторию, но — и вы знаете об этом — аппаратура плохо работает. Позвольте мне показать вам кое-что.

Он встал и повесил на стену экран, затем включил прибор, и на экране появился какой-то график.

— Вы видите наш солнечный генератор. Это кривая выходной мощности генератора. Посмотрите, на кривой имеются выбросы. Вам это может показаться мелким фактом, но наш генератор — точный прибор. Он не сможет хорошо работать, если постоянные величины не будут действительно постоянными.

Дулла смотрел на график с черной завистью. Именно из-за этого он и появился здесь. Ведь он, помимо прочего, специалист по звездам! Он едва заметил, что в разговор вступил Дейлхауз:

— Если излучение Клонга такое непостоянное, то это для нас важнее, чем всплески на кривой вашего генератора.

Понтекрафт кивнул:

— Конечно. Мы и сами потрясены этим. Может быть, Клонг — нестабильная звезда?

— Вряд ли,— усмехнулся Дулла.— Каждый знает, что вспышки возможны всегда.

— Да, но никто не знает, сколько их и какой они мощности. А мы должны знать это точно. Мы и хотели определить это по результатам астрофизических исследований, которые ведет ваша экспедиция, доктор Дулла.

Дулла взорвался.

— Это уж слишком. Как можно голодному человеку заниматься астрофизикой? И кто в этом виноват?

— Но не мы же, старина,— негодующе сказал Понтекрафт.

— Но кто-то взорвал наши корабли, старина. Кто-то убил тридцать восемь человек — граждан Народной Республики, старина!

— Но это было... — Понтекрафт прервал фразу на полуслове. Он сделал видимое усилие, чтобы овладеть собой.— Пусть так,— снова начал он.— Но работа должна быть сделана, кто-то должен ее сделать. У вас есть аппаратура, у нас нет. По крайней мере, пока с Земли не прибудет телескоп. У нас есть люди, у вас их нет.

— Прошу прощения. Позвольте мне проинформировать вас, что я — директор Института планетологии в университете имени Зульфикара Али Бхутто и получил ученую степень по астрофизике...

— Никто не оспаривает ваших ученых званий. Мы только сомневаемся, что в теперешнем положении вы способны проводить исследования. Лучше прислать вам нашего астрофизика. А еще лучше переправить вашу аппаратуру сюда. Здесь и условия для наблюдения более подходящие.

— Нет, никогда! Ни то, ни другое!

— Не думаю, что это честно. Разве мы не сотрудничаем в производстве продуктов питания?

— Какого питания? Для нас вы производите совсем немного риса. Вы делаете все для себя.

Дейлхауз примирительно сказал: '

— Мы можем больше производить риса, если вы его так любите.

— Как великодушно! — фыркнул Ахмед.

—- Подождите, Дулла. У нас ведь тоже есть к вам претензии, если хотите знать. Например, стрельба...

Дулла сделал гримасу.

— Это была глупость Хуа-цзе. Народная Республика уже выразила свое сожаление.

— Кому? Мертвым шаристам?

— Да,— сказал Дулла с нескрываемой издевкой.— Да, мы передали соболезнование вашим друзьям, газовым мешкам. И вашим, сэр, тем, кто копаются в земле и которых вы считаете очень нужными и полезными.

— Если вы имеете в виду кринпитов,— сказал Понтекрафт, едва сдерживая себя,— то мы, по крайней мере, не заставляем их таскать носилки.

— Нет? Но вы заставляете их помогать вам эксплуатировать минеральные ресурсы. Разве не правда, что у них появились болезни, вызванные радиацией?

— Нет. Во всяком случае, не здесь. Мы используем их для добычи различных образцов на тех или иных территориях. И, может быть, некоторые из них получают какую-то дозу облучения. Но я должен сказать, что категорически отрицаю обвинение в том, что мы эксплуатируем их.

— О, я уверен, что вы этого не делаете, маршал Понтекрафт, ведь ваши собственные предки на своей шкуре испытали всю тяжесть эксплуатации чужеземцами.

— Послушайте, Дулла...

Но Понтекрафта перебила женщина из Саудовской Аравии:

— Я думаю, что нам нужно прерваться для ленча. У нас много вопросов для обсуждения, и ссоры не помогут решению проблем. Давайте попытаемся начать все сначала после ленча.

Следующая беседа, состоявшаяся после ленча, в полдень, проходила спокойнее, но Дэнни Дейлхаузу и она не показалась продуктивной.

— Все-таки мы немного разорили их на мясо,— усмехнулся он, взглянув на Кагпи.

— Еro вкус до сих пор у меня во рту,— прорычал русский.— О, как много у них тут хорошего. Не только еда.

С этим нельзя было спорить. Они долго стояли, наблюдая, как быстро и легко возводился новый дом. Техника тут применялась весьма широко.

— А вы видели, что на склонах вон того холма? — В голосе Гарриет была зависть.— Террасы с рядами зеленых саженцев. Зеленых! Эти гризи используют лампы, дающие спектр солнца, чтобы выращивать земные растения!

— У меня такое ощущение, какое было в семнадцать лет,— сказал Каппи.— Я тогда приехал в Москву из Нижнего Тагила.

Москва меня ошеломила. Трамваи, высотные дома, магазины, рестораны... — Он показал на колонну солнечного генератора с розеткой отражателя.— Это потрясающе, друзья. Неудивительно, что они пригласили нас сюда. Им нужно поразить нас, доказать, что они вправе диктовать свою волю, так как сильны.

Они обогнули бараки и вышли к аэродрому. Тут Капелюшников улыбнулся:

— Эй, Войн! — закричал он.— Иди попрощайся с родственниками из провинции.

Ирландец, поколебавшись, подошел к ним.

— Хелло. Только что подвез нашего друга Дуллу: он отправился домой.

— Он, кажется, в плохом настроении,— заметил Дейлхауз. Пилот улыбнулся.

— Да, должен сказать, его самолюбие серьезно пострадало. Он не хотел, чтобы мы узнали, как он использовал для поездки кринпитов. Вы-то знаете? Они спустились по реке на лодке, а восемь-десять километров кринпиты тащили его на носилках.

Гарриет заметила:

— У него было бы получше настроение, если бы ты, Дэнни, не оскорблял его.

— Я? Как?

— Он решил, что ты издеваешься над ним, сказав, что слишком мало пипов выжило. Лицо у него сразу вытянулось.

Дейлхауз запротестовал:

— Я не это имел в виду. Просто у него такой характер — все принимать в штыки.

— Ладно, забудь,— посоветовал Капелюшников.— У него дружки — эти крабы, пусть они и заботятся о его настроении.

— Этого я тоже не понимаю, Каппи. Кринпиты едва не убили его.

— Да, как получилось, что они таскают его на себе по джунглям пакистанского сахиба?

— Я не могу этого объяснить,— угрюмо глянул на Дэнни Войн.— И не могу сказать, что это мне нравится. Помните первого кринпита, которого мы принесли сюда? Его звали Шарн-игон. Он ненавидит всех людей. Его подруга погибла при первом контакте с пипами, и теперь он хочет мстить. Он подбивает на бунт всех кринпитов поблизости, и мы не можем наладить с ним контакт. Я предполагаю — он считает, что пипы достаточно наказаны, и хочет помочь им наказать нас. Так что будущее мне представляется весьма мрачным.

Войн шел с ними к взлетной полосе, избегая смотреть в глаза. И то, что он говорил, скорее походило на монолог, чем на разговор.

Капелюшников примирительно сказал:

— Эй, Войн, ты обижен?

— Я? Почему? — Но Войн не взглянул на русского.

Каппи посмотрел на своих товарищей, затем снова обратился к Войну:

— Ты знаешь, что мы оба члены великого братства пилотов. Почему мы должны ссориться?

— Да я не с тобой лично,— сказал Войн.— Я бы дал съесть себе ползадницы, если бы таил злобу против тебя. И мне хотелось бы более открыто говорить о том, чем мы здесь занимаемся.

— Так почему скрытничаете? — вступил в разговор Дейлхауз. — Ведь мы делаем одно дело... Так сказал Понтекрафт. И мы должны делиться информацией.

— Да, у Понти правильные идеи. Но их можно истолковать двояко. Вы ведь тоже не сказали о своих маленьких шалостях. Например, о то что вы вооружили шаристов.

— Нет! Этим занимаюсь лично я, Войн. Мы дали им немного простейшего оружия для обороны против воздушных акул хайхэй. И это все.

— Да, но они могут применить оружие против любого. А если вспомнить случай с кораблем пипов...

— Да, конечно. Такой же случай, как с вашим самолетом...— После некоторого колебания Войн замолчал.

— Продолжай же,— потребовал Дэнни.— Что ты хотел сказать? — Ничего. Забудь это.— Войн оглянулся, затем быстро сказал: —Вы видите, что мирная конференция не принесла никакого результата. События развиваются так, что у меня появились дурные предчувствия. Местные кринпиты нападают на наших подземников — все это происки пипов, я думаю. Взорвали корабль пипов. Вы говорите, что это случилось, а мы полагаем, что это ЦРУ. Вы дали оружие шаристам. И ваш самолет...— Он помолчал, глядя на Капелюшникова.— У меня есть глаза и потому нет желания говорить откровенно. Может быть, в другой раз. Так что до свидания, желаю приятного полета.— Он кивнул и пошел обратно к базе.

Капелюшников, сдвинув брови, смотрел ему вслед.

— У меня тоже дурные предчувствия,— сказал он.— И относительно дорогого друга и пилота Война. Мне бы хотелось задать ему несколько вопросов, да время неподходящее.

— А мне бы хотелось побольше узнать, для чего они используют подземников,— сказал Дейлхауз.— И, честно говоря, мне неприятно, что на нас возлагают ответственность за случай с кораблем пипов. Ты думаешь, это правда?

Капелюшников задумчиво посмотрел на него.

— Ты очень хороший парень, Дэнни, но ты не умеешь удивляться,— ответил он.— Вот, например, тебе не странно, что у гризи есть взлетная полоса, которая совсем не нужна геликоптеру?

— Да, я не обратил на это внимания,— признался Дэнни.

— А я обратил. Так же как Войн обратил внимание на. бомбовый люк в нашем самолете. Вы с Гашей тоже видели его и только спросили — зачем это, с какой целью? А когда пилот видит такую шутку, он спрашивает себя — зачем а самолете, предназначенном для научных исследований, бомбовый люк?

В тридцати метрах от взлетной полосы Мать Др-Ши проснулась от запаха цианида, слишком слабого, чтобы быть, опасным, но достаточно сильного, чтобы не оставить его без внимания. Снова эти Панцирные Дьяволы...

Она властно позвала дежурного члена семьи. Им оказался Т-Вихр, малорослый подземник, в обязанности которого входило удовлетворять потребности Матери, когда она просыпается. Сейчас в ее выводке было семеро — все самцы, и ни один из них не был похож ни размерами, ни силой, ни умом на их отца. Внезапно она рассердилась.

— Воду! —- приказала она хриплым рычанием.— И пищу. И кого-нибудь, чтобы почистить меня.

Т-Вихр сказал покорно:

— Здесь только я, Мать Семьи. Я быстро принесу пищу и все сделаю, пока ты ешь.

— А почему никого нет?

— Все на обучении у Новых Дьяволов. Они приказали, чтобы были все.

Мать Семьи презрительно фыркнула, но она была не очень раздражена этим.

Т-Вихр вернулся с пищей. Это были только тюберы и раковина с водой. Но в придачу к этому он принес немного свежих листьев и фруктов с Поверхности.

— Дали, или взял?— Она подозрительно принюхалась.

— Это подарки Новых Дьяволов, Мать Семьи,— извиняющимся тоном ответил молодой самец.

Она снова фыркнула. Однако зелень была вкусна, а она голодна. Все съев, она опорожнила свой желудок в раковину; которую Т-Вихр сразу закрыл.

— Будут еще поручения, Мать? — вылизывая ее мех возле заднего проходного отверстия, спросил он.

— Нет. Иди.

Он коснулся ее носа и, извиваясь, уполз, чтобы опростать раковину в камере гниения. Следующий член семьи смешает фекалии с растительной массой, и эта смесь будет перегнивать, для того чтобы в будущем служить удобрением.

Несмотря на то, что Т-Вихр был хорошим ребенком, вскоре она должна будет расстаться с ним — когда выводок подрастет и каждый начнет свою жизнь. Это время близко. При каждом ее пробуждении вымя становится все меньше и тоньше. Взрослые самцы это знают, и она нередко чувствовала, как они пробирались в ее гнездо, чтобы коснуться носом ее ануса, проверить, насколько она готова к совокуплению. Только вчера самец с ногами в шрамах спросил ее:

— Что тебе захочется в следующий раз? Раковину криннита? Живого Летающего Дьявола? Голову Нового Дьявола?

— Твою собственную голову,— ответила она раздраженно.

Он рассмеялся и уполз. Но он вернется. И нельзя сказать, что мысли о нем были неприятны матери. Ее сестра совокуплялась с этим самцом раньше, до двух выводков. Прекрасное потомство — две самки. Сестра говорила, что он неутомим при совокуплении. Что ж, совокупление — это долг каждой самки, но оно вдвойне приятнее, если самец принесет тебе хороший дар.

Слабый отдаленный рокот заставил ее вздрогнуть. Опять Новые Дьяволы! Раньше такие раскаты и вибрация земли означали, что наверху сильная буря или упало большое дерево. А теперь Новые Дьяволы срывают холмы, взрывают склады, и трудно довериться в такой обстановке своим чувствам. Она поползла вдоль стены по камере, принюхиваясь, ощупывая, проверяя, все ли на своем месте. Органы вкуса, обоняния и осязания были главными в ее жизни. Др-Ши ощущала свет, хотя и не нуждалась в нем. Для индивидуумов ее народа глаза были лишь придатком, которым они пользовались, поднимаясь на поверхность. Да и наверху они не были необходимостью, так как из-за плотных облаков и постоянного полумрака все равно нс было ничего видно.

Привет, Др-Ши.

Она фыркнула, сразу узнав самку у входа в камеру.

— А, это ты, Др-Шью. Входи, входи.

Самка вошла, и Др-Ши сказала:

— Я пошлю за едой.

— Я уже поела,— вежливо ответила Др-Шью.— Какие прекрасные дары для совокупления!

Она с завистью посмотрела на коллекцию. Шесть выводков, шесть подарков. Какой-то никому незнакомый твердый предмет, украденный у Новых Дьяволов, нога краба — первый подарок и наименее ценный — когти шариста... Все это было добыто на поверхности, с большим риском. Немало самцов погибло. Враги были везде...

Приличия соблюдены, и 'Др-Шью перешла к делу:

— Отец моего последнего семейства умер от плохого воздуха. И еще трое молодых — в другом семействе...

— Жаль,— сказала Др-Ши. Эти слова не относились к самцу — он сделал свое дело. Но от цианида умерли молодые!

— Я боюсь за наши жизни,— сказала Др-Шью.— С тех пор как пришли Новые Дьяволы, наши камеры и туннели в постоянной опасности.

— Я тоже об этом думала,— призналась Др-Ши.— Почему бы нам, матерям, не пойти учиться?

— Но они же участся приносить смерть! Мы с тобой Матери, Др-Шью? — Она была шокирована.

— Кринпиты приносят нам смерть, разве нет? Наши молодые блокировали галереи, откуда приходит плохой воздух, но нет уверенности, что Панцирные Дьяволы не сделают новые дыры.

— Я не могу приносить смерть. Разве только — чтобы добывать пищу.

— Слушай внимательно, Др-Ши... — угрюмо заговорила Др-Шью. Она поколебалась, затем решилась: — Есть история... Не от кринпитов. Может, от Летающих Дьяволов... — Это была обычная форма выражения сомнения. Но в данном случае Др-Ши не сомневалась, что это правда.— Панцирные Дьяволы рассказывали одному из наших, что Новые Дьяволы уничтожили целый город нашей расы. Он сказал, что Новые Дьяволы считают нас паразитами и не успокоятся, пока не уничтожат всех. Вот почему дали кринпитам плохой воздух.

— Но Новые Дьяволы учат наших, как уничтожать кринпитов.

— Следующая часть истории еще более любопытна. Но я думаю, что так оно и есть. Эти Панцирные Дьяволы рассказывали, что есть три типа Новых Дьяволов: одни уничтожили город, другие направили к нам плохой воздух, чтобы извести нас... А третьи учат наших молодых. И это они уничтожают Летающих Дьяволов и кринпитов, а также всех Новых Дьяволов. Но они не убивают нас.

Длинное тело Др-Ши задрожало от возбуждения.

— Это ложь! — вскричала она.— Они послали наших молодых. куда-то, откуда вернулись лишь немногие, да и те вялые и больные. Они только и говорят, что о смерти.

— Я и мои сестры тоже слышали это.

Др-Ши фыркнула. Складки кожи вокруг ее носа дрогнули.

— Считаю,— заговорила она снова,— это хорошо, что наши учатся убивать. Если мы убьем кринпитов, они не смогут больше впускать плохой воздух в наши туннели. Если мы поможем Новым Дьяволам уничтожить других Новых Дьяволов, то те не смогут помогать ни кринпитам, ни Летающим Дьяволам против нас.

— И я так думаю, Др-Ши.

— Я также считаю, что если мы поможем нашим Новым Дьяволам уничтожить других Новых Дьяволов, то позже мы сможем уничтожить и их самих.

— И тогда наши дети будут снова принадлежать нам!

— И наши туннели снова будут темными и безопасными. Да! Я- предлагаю собрать всех, и Т-Вихрь начнет обучать нас тому, чему они учатся у Новых Дьяволов.

Жесткие условия подъема определяются законами природы. Дэнни Дейлхауз мог поднимать в воздух все, что ему хотелось, при помощи простого добавления шаров с водородом. Чарли же это не удалось. Он мог поднимать только то, что было ему под силу, и все. Чтобы перенести вверх дары Дейлхауза, приходилось жертвовать балластом, а следовательно, подвижностью. Поэтому поднимать все дары возможности не было. Дейлхауз уговорил его отдать арбалет другому самцу из стаи, и Чарли взмолился:

— Если уж я не могу иметь и то и другое, то оставь мне громкоговоритель. Оставь мне его!

— А если тебя убьют хайхэй, какой прок будет от радио?

Но Чарли сделал вид, что не понял вопроса. Он вместе со стаей распевал что-то вроде рапсодии, и громкоговоритель обогащал звучание хора. Дейлхауз перестал уговаривать его.

То, что у Чарли было радио, имело свои плюсы и минусы. Хорошо, что Дейлхауз теперь мог связаться со стаей с земли, если, конечно, она не была слишком далеко. Это было известно майору Сантангело, новому коменданту лагеря. Стало гораздо труднее, чем раньше, договариваться насчет полетов. А в лагере оставаться уже совсем противно. Сантангело взял в свои руки все. Он доказал это, отослав Гарриет и Алекса Вудринга в отдаленные районы, чтобы они попытались наладить контакт с племенами подземщиков, которые еще не связались с гризи. Весь лагерь теперь был окружен оборонительными сооружениями.

Голос Дейлхауза прорвался сквозь песню стаи:

— Я должен вернуться. К нам летит большая группа людей, которая везет яд.

— Мы полетим с тобой, полетим с тобой...

— Нет, нет,— не разрешил он,— слишком много хайхэй возле лагеря.— Это было правдой.— Летите в Мокрую Долину и посмотрите, все ли в порядке у наших людей.

— Это не нужно,— ответил Чарли.— Мы видели крылья твоего друга Каппи, который только что прилетел оттуда.

Действительно, над линией побережья Дэнни увидел биплан, заходящий на посадку.

— Тогда до свидания,— сказал Донни и, умело открыв кран для выпуска водорода, спустился в нижние слои атмосферы, где его подхватил и понес к лагерю ветер.

Он .уже прекрасно пилотировал на шарах. Пролетев над земляным фортом, выстроенным по приказу коменданта на побережье, он опустился на землю. Затем, собрав обвисшие шары, перебросил их через плечо и пошел в водородную лабораторию. И тут его везение кончилось. Возле Капелюшникова и Сантангело собралась половина лагеря. Сюда же шли Джим Моррисей и еще несколько человек. Их лица были сумрачны. Дейлхауз схватил Моррисея за руку:

— Что случилось?

— Большие неприятности, Дэнни. Пропали Гарриет, Вудринг, Дугаченко. Каппи говорит, что лагерь разрушен, а они пропали.

— Гарриет?

— Все, черт побери! Там кровь и следы кринпитов по всему лагерю. Идем, нужно знать, какие будут приказания.

Приказания! Как похоже на армейского офицера, который сразу же в незнакомой обстановке начинает отдавать приказы направо и налево. Дейлхауз подошел к собравшимся вокруг Сантангело и Каппи и услышал:

— ...Не знаю, есть ли кринпиты в Мокрой Долине...

— Если ты живешь в Беверли Хилл, то откуда тебе знать, есть ли змеи в Калифорнии. Но когда ты будешь бродить вокруг Голливуда, то они быстренько отгрызут тебе кое-что... Хватит спорить! — сказал майор.— Те, кто получил приказ, пусть займут свои посты. Через двадцать часов сюда прибудут четыре корабля, и для врага будет очень соблазнительно застать нас врасплох. Этого допустить нельзя. По местам!

Дейлхауз еще не получил приказа и потому не поспешил за остальными, а, обогнув барак, подошел к радиорубке. Там дежурные внимательно смотрели на экран дисплея, где отсвечивались зеленые символы на координатной сетке. Четыре корабля снабжения уже находились на орбите Джема и сейчас делали окончательную корректировку курса перед посадкой. Дейлхауз был уверен, что сюда придет и Капелюшников. Действительно, через минуту возле рубки появился пилот.

— А, Дэнни. Ты нашел прекрасное убежище, чтобы спрятаться от коменданта. Подожди, я проверю, все ли идет нормально.

Капелюшников посмотрел на экран, переговорил с дежурным и, пожав плечами, повернулся к Дейлхаузу.

— Корабли на курсе. Теперь вопрос — правилен ли курс? Мы это определим... Бедная Гаша!

— Ты уверен, что она погибла? — спросил Дейлхауз.

— Трупов я не видел. Но, Дэни, крови было очень много.

— Так трупов ты не видел?

— Нет, Дэнни. Видел кровь. Видел разодранные палатки, разбросанную одежду, разбитое радио. И везде следы кринпитов. Я искал, кричал, облазил все кусты. Тел не нашел и полетел домой. Жаль Гашу, не говоря об Алексе и Грегори.

Дэнни покачал головой.

— Кринпиты такие шумные. Я не понимаю, как они могли застать наших врасплох. Если бы они ждали нападения, то могли бы постоять за себя. Сантангело заставил их взять оружие.

Дэнни покачал головой.

— Если хочешь, летим со мной, и ты увидишь все собственными глазами. Но не сейчас. Первый корабль готов сойти с орбиты, и я должен сам наблюдать за посадкой.

Половина персонала первого корабля были военные — факт, который в другое время произвел бы неприятное впечатление на Дэнни, но только не сейчас. Когда корабль был еще на орбите, командир — вьетнамский полковник — получил по радио сообщение о событиях в лагере, поэтому, как только была произведена посадка, отряд с оружием занял позиции по периметру лагеря. На втором корабле тоже были в основном военные, но среди прибывших Дейлхауз увидел знакомое лицо. Он задумался и вскоре вспомнил: болгарская девушка, которую он встречал в Софии. Он помахал ей рукой. Девушка удивилась, потом улыбнулась и ответила на приветствие. Очень привлекательна, подумал он.

Между майором Сантангело и прибывшим полковником состоялся долгий разговор, и вскоре весь лагерь был мобилизован. Вьетамец — его имя было Три — взял Капелюшникова и поднялся с ним в воздух. Самолет сначала облетел лагерь на большой высоте, затем — едва не касаясь верхушек деревьев. Все палатки были разбросаны, и к тому времени, как приземлился третий корабль, они располагались четырьмя шеренгами — по шесть в ряд. По углам лагеря были выкопаны окопы, в них установили и огнеметы, сгруженные с третьего корабля. Те, кто не имел военной специальности, разгружали корабли, разбивали палатки, рыли окопы, вбивали металлические шесты вокруг лагеря. С третьего корабля выкатили две катушки с металлической проволокой, и как только последний корабль прилетел, лагерь превратился в неприступную крепость.

Небо Джема было необычайно чистым, когда на горизонте появился четвертый корабль. Началась посадка, которая для Дейлхауза, хотя он видел пять таких посадок, казалась чудом. Все они были разными, как и корабли. Первым человекам, вышедшим из высокого серебристого корпуса, была Мэгги Миннингер.

Удивительным было не это, а то, что она не прилетела ни на одном из предыдущих кораблей. Дейлхауз вдруг понял, что ждал ее появления. Она выглядела усталой, измученной, но ему она всегда казалась великолепной. Женщины экспедиции Блока Продовольствия не могли сравниться с ней в, сексуальной привлекательности. Если не считать редких случайных связей с женщинами экспедиции, в основном от скуки, сексуальная жизнь Дэнни была неинтересной и безрадостной. Мэгги напомнила ему лучшие времена.

Мэгги изменилась с тех пор, как он видел ее в Софии. Знаки на ее мундире были не капитанскими, а полковничьими. Она отошла в сторону, чтобы проследить за высадкой. Полковник Три и майор Сантангело уже приготовились рапортовать. Она внимательно слушала их, а глаза ее оглядывали лагерь и защитные сооружения. Затем она заговорила короткими отрывистыми фразами. Дейлхауз был слишком далеко от нее, чтобы слышать, но не сомневался — это приказы. Три спорил о чем-то. Мэгги сердечно обняла его за плечи, затем похлопала по заду, и он, ухмыляясь, пошел выполнять приказ. Мэгги и Сантангело пошли на командирский пост, и Дейлхауз стал думать о том, чего можно ждать от появления Мэгги Миннингер.

Она увидела его и раскинула руки:

— О, Дэнни! Рада видеть тебя? — И расцеловала.— Ты изумительно выглядишь!

— Ты тоже,— сказал он.— Поздравляю.

— С прибытием? О, ты имеешь в виду орлов? Мне их дали, чтобы я была в одном звании с Гаем Три... Где-то тут должна быть Димитрова. Ты видел ее? Теперь, если Пак нанесет визит, мы можем посидеть и вспомнить старые добрые времена.

— Полковник Миннингер...

— Ол райт, майор, я иду... подожди Дэнни. Мы посмотрим, что нужно сделать.

Он смотрел ей вслед. Раньше, когда он учился в колледже и люди еще не понимали, что войны совсем не нужны, полковники были другими. И не потому, что Мэгги была женщиной, красивой и молодой. Полковники казались более значительными, чем Мэгги, особенно те, кто имел право нажать кнопку в кризисной ситуации.

Грузный человек в форме сержанта подошел к нему:

— Вы доктор Дейлхауз? Для вас почта в библиотеке.

— О, благодарю.— Дейлхауз обратил внимание, что сержант был озадачен и не понял его.— Прекрасный человек ваш полковник,— сказал он легкомысленным тоном и пошел, не дожидаясь ответа.

Большая часть почты была из Мичигана и Дабл-А-Л, но одно из писем было сюрпризом для него. От Полли. Дейлхауз почти забыл, что у него была жена! Он не мог понять, почему она написала ему. Он положил микрофильм в карман и направился в лабораторию Капелюшникова. Там пилот собрал все, что, как он считал, могло понадобиться ему на Джеме. И среди прочих вещей здесь было устройство для просмотра микрофиш. С расчетливым любопытством Дейлхауз вставил письмо своей экс-жены в рамку.

«Дорогой Дэниел! Не знаю, известно ли тебе, что дедушка Мелвей умер прошлым летом. По завещанию он оставил Гранд Хавен Хауз нам. Я думаю, что он не успел изменить завещание после нашего развода.

Разумеется, дом не очень дорогой, но все же, по оценкам, стоит 43500 фунтов стерлингов. Я в небольшом замешательстве. Мне бы хотелось, чтобы ты прислал заверенное нотариусом заявление, что не претендуешь на свою долю. Есть ли там нотариус? В противном случае сообщи, что ты собираешься делать. С нами все в порядке, Дэниел, хотя тут случились разные события. Детройт снова охвачен забастовками. Из-за этого правительство повысило налоги. Передачи по ТВ ограничены только международными сводками. Почти все считают, будто это вызвано тем, что вы на Джеме. Но вы не виноваты. Я всегда помню о тебе, Дэниел, надеюсь — и ты обо мне. Паулина».

Сидя на постели Капелюшникова, Дейлхауз задумался. Гранд Хавен Хауз. Это просто бунгало, построенное пятьдесят лет назад и лишь немного перестроенное. Он и Полли провели в нем медовый месяц — снежный январь, когда дул пронзительный ветер с озера Мичиган. Конечно, она должна иметь дом. Кто-нибудь в лагере сможет заверить его заявление. Это будет достаточно законно, чтобы удовлетворить суд.

Он поднялся, размышляя о новостях с Земли. Они были не слишком интересные. И он подумал о шаристах, о сложностях жизни на Джеме. Однако мысли его снова вернулись к письму. Мятежи, грабежи, забастовки... Дэнни решил, что нужно поговорить с кем-нибудь из вновь прибывших, как только они устроятся. Например, с этой болгарской девушкой. Она может рассказать ему, что происходит на Земле, к тому же она весьма привлекательна. Он лег, раздумывая, стоит ли ему выходить отсюда.

— Хелло, доктор Дейлхауз? — раздался девичий голос.— Мистер Капелюшников сказал, что вы здесь. Но я, должна признаться, не сразу ему поверила.

Дэнни открыл глаза и сел. У входа стояли Каппи и Анна Димитрова. По выражению лица пилота было ясно: откровенничая с девушкой, он надеялся, что тут никого нет. Однако он улыбнулся и сказал:

— Аннушка, ты должна верить мне. Дэнни, я привел твоего старого друга.

Дейлхауз пожал Анне руку, заметив, какая приятная у нее улыбка. Если бы она не зачесывала волосы назад и больше пользовалась косметикой, то была бы очень хороша.

— Я как раз хотел поговорить с вами, мисс Димитрова.

— О, ради Бога, зовите меня просто Анной. Ведь мы с вами сидели в одной камере.

— Только не задерживай дорогого Дэнни,— попросил Капелюшников.— Он очень голоден и будет крайне огорчен, если пропустит великолепный обед с мясным блюдом.

— Хороший ход, Каппи,—заметил Дэнни.— Но я не голоден... Как дела на Земле, Анна? Я слышал, плохие новости.

Лицо Анны затуманилось.

— Если вы слышали о жестокостях, насилиях, беспорядках, то это правда. Перед нашим отлетом по ТВ объявили о введении смертной казни в Лос-Анжелесе и городах Европы.

— Боже мой!

— Да, там творится что-то ужасное. Мы привезли свежие газеты, записи телепрограмм. А кроме того, в библиотеке Мэгги Минннингер более двадцати тысяч книг в микрофишах.

— Двадцать тысяч! — Дейлхауз покачал головой.— Никогда не думал, что она такой любитель книг.

Анна улыбнулась и села на пол, скрестив ноги.

— Пожалуйста, устраивайтесь и вы поудобнее. Меня тоже удивила Мэгги Миннингер.— Она помолчала, как бы в нерешительности. Затем продолжала: — Мэгги обещала, что перед отлетом даст мне возможность переговорить с нашей делегацией. Но не получилось. Никому из нас не разрешили покидать лагерь. Нас привезли прямо на космодром. Может, она не хотела рисковать, так как обстановка очень нестабильна.

— Неужели все так плохо?

— Видишь, Дэнни,— сказал Капелюшников,— мы должны радоваться, что находимся на столь далекой планете, в этом тропическом раю. Здесь, правда, недавно загадочным образом исчезли три человека...

— Это другое дело,— сказал Дэнни.— Мэгги Миннингер, кажется, не слишком обеспокоена этим.

— Да, причин для тревоги нет, дорогой Дэнни. Мы с вьетнамским полковником обшарили буквально все вокруг в радиусе десяти километров — с помощью магнитометра, сканера и хорошего глаза пилота. Уверяю тебя, вокруг нет ни одного металлического предмета, кроме консервных банок, и ни одного живого существа крупнее краба. Так что можешь спать спокойно, Дэнни... В собственной постели,— со значением добавил он.

Нан сразу все поняла.

— Это хороший совет, Каппи.— Она поднялась.— Я воспользуюсь им.

— Я провожу тебя,— сказал Капелюшников.— Не утруждай себя, Дэнни, я вижу,— ты очень устал.

Анна вздохнула:

— Господин Капелюшников не желает замечать, что я тоже устала после долгого перелета и трудной посадки... Надеюсь, мы с вами будем друзьями. Только постарайтесь вести себя не как неотесанный казак с неопытной девушкой.

Каппи смутился, затем рассердился. Но, переборов себя, улыбнулся.

— Аннушка, вы настоящая славянская девушка. Да, мы будем друзьями сейчас. А может, и потом... Но,— поспешил он добавить,— я стану ухаживать за вами в истинно советском стиле: никаких пошлостей и непристойностей. Хорошо? А теперь пройдемся втроем до вашей палатки.'

Анна рассмеялась и похлопала его по плечу:

— Русский медведь! Ну ладно, идем.

Она вышла на улицу и остановилась, глядя на притихший лагерь. Формально день закончился, однако Кунг светил в небе.

— Не знаю, смогу ли я привыкнуть к миру, где не бывает ночи,— пожаловалась она.

— Да, подчас это крайне неудобно,— согласился Капелюшников.

Они прошли к той части лагеря, где располагались палатки женщин. На самой большой уже висела надпись: «Полковник М. Миннингер, командир».

— Вот, Мэгги уже устроилась,— заметил Дейлхауз.

—- Привилегии чина.— Капелюшников посмотрел на высящиеся громады только что прибывших кораблей: Один высокий и стройный, три других — приземистые конусы с широким основанием.

— Странно,— сказал Дэнни,— эти три корабля совсем не похожи на остальные.

Каппи взглянул на него.

— Ты очень наблюдателен.— Тон его был таинственным.

— Ол райт, Каппи, в чем секрет?

— Секрет? Ничего загадочного нет. Видно с первого взгляда.

— Ну расскажи, Каппи. Все равно ведь расскажешь, рано или поздно.

— Во-первых, обратите внимание на форму трех кораблей. Представьте, что вы разрезали их пополам, получив маленькие конусы, расставили эти шесть конусов по углам лагеря, убрали стекла с продолговатых окон и установили там крупнокалиберные- пулемёты. Что получится в итоге? Укрепления, форты.

— Но в это нельзя поверить,— возвразила Анна.— Мы же мирная исследовательская эскпедиция, а не армия завоевателей.

— Да. А то, что большая часть членов экспедиции военные,— просто совпадение.

Дейлхауз и девушка рассматривали кораблй.

— Но все же я не верю,—- упорствовала Анна.— Может...

— Подожди! — воскликнул Дейлхауз.— Эти три корабля даже не ступени для возврата .на Землю.

Капелюшников кивнул.

— Верное наблюдение! — Затем добавил: — Библиотека из двух тысяч книг, космический корабль, легко разбирающийся на защитные укрепления и не имеющий возможности для полета обратно. Так что вывод один; — многие из нас вряд ли вернутся на старушку Землю.

На следующий день Дейлхауз поднялся в небо, и это было его победой. Он не знал, сколько таких побед еще сможет одержать. День начался крайне неприятно. Ровно в 8.00 был объявлен подъем. Оказалось, что с этого дня в лагере установлена военная дисциплина и все они поступили под командование майора. По пути в столовую Дэнни заметил слугу, который нес два прикрытых подноса в палатку Миннингер. Слуга! Даже последний командир, Гарриет Сантори, не заходила так далеко. Возвращаясь из столовой, Дэнни увидел вьетнамского полковника, выходившего из палатки Мэгги. Его мало волновало, кого Мэгги пускала в свою постель, да и все эти военные Микки Маусы были совершенно неинтересны ему. В то же время Дэнни не мог наслаждаться свободным полетом в небе Джема, как обычно.

Во-первых, Чарли и его стаи не было поблизости, отчасти потому, что Сантангело потребовал, чтобы они облетели другие территории в поисках разумных существ. Но в основном потому, что сам Дэнни не хотел, чтобы они летали здесь, так как возле лагеря в облаках было много хайхэев, ждущих свои жертвы. Дэнни сам настаивал, чтобы шаристы держались не ближе двух километров от лагеря гризи,— может, этого достаточно для безопасности. У Дэнни с собой был карабин, и он надеялся подстрелить парочку хайхэев, пока подлетит Чарли со своей стаей. В лагере уже был один шарист, ожидающий, когда его мешок, пропоротый хайхэем, заживет и он сможет подняться в воздух. Дэнни не хотел, чтобы Чарли присоединился к нему.

Стараясь выглядеть как можно более привлекательным для хайхэев, он подлетел к густому облаку. Именно в таких облаках скрывались акулы воздуха. Но либо в этом облаке не было никого, либо акулы не были голодны. Дэнни не хотел погружаться в облако. Он предпочел бы встретиться с акулой в чистом небе, где его невозможно застать врасплох. Ветер понес его над лагерем, и Дэнни посмотрел вниз. Около двадцати человек все еще разгружали корабли. Другие вырубали лес и кустарники вокруг лагеря, чтобы расширить его. Маленький трактор тащил поваленные стволы. Вот это новость! Значит, предполагается распахать землю для посева злаков. А что? Если Жирные могут выращивать свежую зелень, то почему не можем мы? Но что-то тревожило Дейлхауза. Может быть, солдаты? Неужели они будут работать в поле? Или заставят работать других? Он отогнал эти мысли — слишком мала высота полета. Дэнни спустил немного балласта, и вода вылилась на землю. Мысль, не покидавшая его, стала тревожнонавязчивой. Почему-то вспомнился профессор антропологии — мягкий нетребовательный человек, чем-то напоминавший Алекса Вудринга... Алекса Вудринга, который мертв. Также, как и Гаша и болгарский капрал, которого он так и не видел.

Очевидно, хайхэй уже научились отличать человека от шариста, и сегодня их не обмануть. Он неохотно повернул назад, пролетев над пляжем, и опустился на крупный песок. Когда он собрал баллоны, к нему подошла Мэгги Миннингер в сопровождении женщины-сержанта, которая была у нее в услужении.

— Прекрасно летаешь, Дэнни,— сказала Мэгги.— Как воздушный шарик. Дашь мне попробовать?

Он некоторое время рассматривал ее. Она действительно выглядела хорошо, даже в полумраке Клонга, который затемнил цвет ее губ и притушил золото волос.

— Как только прикажешь, Мэгги, или... полковник?

Она рассмеялась.

— Вы, штатские, с какой-то подозрительностью относитесь к чинам. Нет, сейчас я на отдыхе, так что — Мэгги. Не бойся, ты привыкнешь к дисциплине и субординации.

— Не уверен, что мне хочется привыкать.

— Захочешь,— пообещала она.— Тинка, ступай вперед, мы немного пройдемся.

Сержант прошла вперед, внимательно рассматривая изгородь из колючей проволоки. Солдаты подняли изгородь, так что они втроем прошли под проволокой. Часовой отсалютовал Мэгги, и та ответила мягкой улыбкой.

— Если человек захочет здесь искупаться,— спросила она.— его никто не съест?

— О, мы здесь постоянно купаемся.

— Искушение большое. Ты со мной?

Дейлхауз покачал головой, но не в знак отрицания, а от удивления.

— Мэгги, ты совсем не похожа на полковника. Я думал, что полковники все время думают о солдатах, оружии, укреплениях.

— Дорогой Дэнни,— добродушно промолвила она.— Я не так давно полковник и военное дело знаю чисто теоретически. Но полагаю, что основной принцип я постигла: полковник не должен что-либо делать. Главное — следить, чтобы остальные были заняты. Этим утром я уже здорово поработала.

— Да, я видел, как из твоей палатки вышел полковник Три.

Мэгги задумчиво взглянула на него, но ничего не сказала. Затем заговорила снова:

— По всему периметру у меня стоят часовые, вся местность просматривается с воздуха. А кроме того, Тинка прекрасно владеет всеми видами оружия. Так что все будет хорошо.

— Я беспокоюсь не за свою безопасность.

— Да, конечно. Тебя солдаты под моей командой беспокоят, и я благодарна тебе за это.— Мэгги ухмыльнулась и похлопала его по руке.— Подожди минутку.— Она достала сигарету, зашла за него, чтобы укрыться от ветра, и умело закурила. Глубоко затянувшись, протянула сигарету Дэнни и, выдохнув воздух, сказала:

— Тинка, когда в следующий раз будешь готовить наркотик, сохрани семена. Может, их здесь можно вырастить.

— Да, мэм.

Дэнни затянулся, начиная расслабляться. Да, с Мэгги Миннингер, по крайней мере, не скучно. Выдыхая дым, он с некоторым восхищением смотрел на нее. Она быстро приспособилась к здешней жаре, непривычно низкой силе тяжести, повышенному давлению, которое сначала немало досаждало им всем. Да, она была женщиной особого типа. К тому времени, когда сигарета кончилась, они уже были далеко от изгороди лагеря — возле пляжа. Мэгги остановилась, осматриваясь.

— Неплохо. Тинка, займи позицию.

— Да, мэм.— Сержант направилась к вершине ближайшего холма, и Мэгги скинула форму. Под ней у нее ничего не было.

— Если будешь купаться, иди, если нет, помоги Тинке караулить.— И она с шумом бросилась в воду.

От наркотика или из-за чего-то другого, настроение у Дэнни улучшилось. Он рассмеялся, сбросил одежду и присоединился к Мэгги. Через десять минут они уже лежали на пляже, обсыхая.

— О,— сказала Мэгги,— если бы у меня были лишние люди, я заставила бы их очистить песок от камней. Я собираюсь создать хороший лагерь, Дэнни. Ты знаешь, что мы устроим, например, сегодня вечером?

Он повернул голову.

— Что?

— Первые танцы Блока Продовольствия на Джеме.

— Танцы?

Она ухмыльнулась.

— Понимаешь, что я хочу сказать? Вы впервые поселились здесь и никогда не думали об этом. А дело простое: выровнять площадку и запустить магнитофон. Вот и все. Танцы — лучший в мире способ поднятия духа.

— Вероятно, ты лучший полковник в армии США, который придумывает развлечения.

— Полковник должен думать и об этом, Дэнни.

— Конечно, Мэгги. Но видишь ли при нынешних обстоятельствах...

— Ладно, я оденусь, если это поможет тебе сосредоточиться. Это не просто развлечение. Я хочу поговорить с тобой.

— О чем?

— Обо всем, что ты сам хочешь мне сказать. Как, по-твоему, идут дела. Что делается не так, как должно. Чему ты научился за время пребывания здесь.

Он оперся на локоть, чтобы видеть ее всю. Мэгги почесала голый живот прямо над темным треугольником волос.

— Ты же видела все наши донесения о контактах с разумными существами.

— Да. Я даже видела некоторых в Детрике, правда, они были в плохом состоянии. Особенно подземники.

— Крипи? Нам с ними не очень везет.

—- Должна сказать — жалкие существа.

— Да. Но мы получили только десять подземников, и лишь двое из них были живыми. Моррисей составил донесение, но еще не отправил. Он сказал, что они подземные фермеры. Они выращивают тюберов на потолках своих туннелей. Он хотел переговорить с переводчицей, которая прилетела с нами,— не помню, как ее имя.

— Сандра Леклер? Она не прилетела, Дэнни. Я вычеркнула ее из списка.

— Почему?

— Политика. Она из Канады. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Ни о чем.

— Я так и думала. Канада голосовала в ООН за предложение Перу. Значит, она связана с пипами. И каждый знает, что Канада тяготеет к пипам. Сейчас Канада политически ненадежна. На этот полет было записано четыре канадца, и я всех вычеркнула.

— Это звучит как бред сумасшедшего,— сказал Дэнни.

— Нет, это реальность. У меня нет времени учить вас жизни, Дэнни. Что еще? Я имею в виду подземников.

Он задумчиво смотрел на нее. Мэгги лежала на спине, заложив руки за голову и подставив свою наготу сиянию Кунга. Хотя она была несколько полноватой, ее талия красиво переходила в выпуклость бедер, а груди торчали упруго вверх, несмотря на то, что она лежала на спине. Не у многих женщин можно наблюдать подобное. И под этими светлыми волосами таился такой ум, какой было трудно предположить в красивой женщине.

Он отодвинулся и произнес:

— Ну что же, есть еще шаристы. Я много знаю о них. Одна стая улетела к Полюсу Тепла, другая находится поблизости. В основном они придерживаются одних районов обитания, постоянных...

— Ты был недавно в лагере гризи?

— Да. Мы летали туда с визитом. Об этом ты хочешь расспросить меня?

— Я об этом знаю, но расскажи.

— Добро. У них очень много такого, чего нет у нас.— Дэнни описал машину, которая отливает блоки для домов, плазменный генератор, ферму, кондиционер, лед.

— Отлично,— прокомментировала Мэгги.— У нас будет все это, Дэнни, я обещаю. Ты видел аэроплан и четыре глайдера?

— Нет. Но там есть взлетная полоса. Она не имеет смысла, если они летают на вертолетах. Ты знаешь о базе на Фарсайде?

— Фарсайд? Теплая сторона Джема? Какого черта им там надо?

— Я тоже хочу это знать. Но база там есть. Почему, ты думаешь, мы сделали четыре лишних оборота вокруг Джема перед спуском? Я сфотографировала и просмотрела радаром все, что смогла. Я знаю каждый спутник Джема. Я знаю каждое пятно на нем, излучающее энергию. И мне очень не нравится то, что я знаю. База на Фарсайде — неприятная для меня неожиданность. Ты видел детей в лагере гризи?

— Детей? Нет. Но почему...

— Я думаю, они прилетели сюда целыми семьями, Дэнни. А значит, у них планы больше, чем просто у исследовательской экспедиции. А бейсбольное поле там есть?

— Бейсбол? — Он уселся, глядя на нее.— Зачем это нужно? Может быть, крикет, футбол, но бейсбол...

— Жаль, что не видел, — не стала объяснять Мэгги.— Последний вопрос. Ты не встречался с человеком по имени Тамил?

— Вряд ли. Подожди, маленький человек с бритой головой? Шахматист?

— Не знаю. Он индонезиец.

— Нет, не уверен. Но мне кажется, там был нефтяник. Не помню его имени. Я с ним не говорил: не был уверен, что он знает английский.

— Жаль.— Мэгги задумалась на момент, затем села, закрыв глаза.:— И эти твои шаристы полетели туда?

Мэгги поднялась, сделала несколько шагов к воде, и теперь Дейлхауз видел только ее, все остальное исчезло. Еще Хоггарт говорил, что самая красивая линия в природе — это изгиб женской спины,, и Мэгги, силуэт который вырисовывался на фоне багрового неба, была прекрасным подтверждением этого. Дейлхауз почувствовал возбуждение, в нем проснулось желание. Но только самое легкое. Стимулом к этому была красивая, обнаженная женщина, но его отрезвляло то, что она говорила.

Он еще не мог понять, какие чувства питает к Мэгги Миннингер. Он отвел глаза и сразу забыл про желание.

— Здесь еще есть хайхэй!

— Хайхэй? Кто это?

— Это хищники. Все они слетаются сюда, к лагерю. Во-первых, их привлекает свет, а во-вторых, они охотятся на шаристов, которые держатся вблизи лагеря. В этих облаках полно хайхэй.

Стая шаристов уже была близко: ее песня слышалась в сотне метров отсюда. А сверху и сзади к стае быстро приближались три зловещие тени.

— Так это и есть они, как ты их там назвал? Пос^отри-ка на нее! — воскликнула Мэгги, когда первая из акул мгновенно пробила шар самки-шаристки, перевернулась в воздухе и устремилась за падающей жертвой, чтобы смертельным ударом прервать ее предсмертную песню.— Какой прекрасный иммельман совершила эта акула! Никто этого не делал со времен второй мировой войны.

— Это не представление, черт тебя дери! Она же погибла!

Еще два хищника нанесли удар, и еще два шариста, кувыркаясь, полетели к земле. Это не была стая Чарли. Эти несчастные не были друзьями Дэнни.

-— Видишь, что сыплется из самок? — спросил Дейлхауз.— Это их яйца. Они будут летать в воздухе долго, но не будут оплодотворены, пока...

— К черту яйца! Меня восхищает акула! Какая прекрасная машина для убийства! Дэнни, я понимаю, почему здесь так плохо идут дела. Вы нашли себе не тех союзников. Мы должны подружиться с акулами.

Дейлхауз был поражен.

— Это же звери! У них даже нет разума.

— Покажи мне любого профессора, и я смогу доказать тебе, что он осел. Много ума тебе понадобится, чтобы начать летать?

— Но шаристы наши друзья. Они делают наблюдение с воздуха. Хайхэй никогда не смогут этого сделать. Почему ты хочешь, чтобы мы объединились со злейшими врагами шаристов?

— Да, я знаю, тут могут возникнуть проблемы.— Мэгги смотрела на акулу, которая наслаждалась пиршеством, разрывая на части тело еще живой жертвы.— Плохо,— философски заметила она. Нагнувшись к Дэнни, она взяла его за руку, не отрывая глаз от жуткого зрелища.— Ты уверен, что нам не удастся убедить наших ученых попытаться объединиться с акулами? Или помирить шаристов с ними?

— Это невозможно. Даже если как-нибудь сумеешь объяснить хайхэй, чего ты хочешь. Они даже не поют. А пение — это смысл жизни шаристов. Они не общаются с существами, которые не поют.

— О? — Мэгги задумчиво посмотрела на него. Затем освободила руку и села на песок, не сводя с него глаз.— Скажи мне, Дэнни, ты не хочешь заняться со мной чем-то...

Он посмотрел на нее. Неужели кровавая сцена сексуально возбудила ее? Дэнни взглянул на вершину холма, где виднелась голова Тинки, стоящей на страже.

— Может, нам лучше вернуться?

— В чем дело, малыш? 'Гы не любишь делать это при зрителях? Тинка нас нс побеспокоит.

— Я не думаю о ней.

— Тогда о чем же? О, я могу предположить. Ты думаешь о полковнике.

— Мне плевать на него.

— Не думай об этом, малыш.— Мэгги похлопала по земле рядом с собой. Помедлив, он сел, но не очень близко.— Ты думаешь, я спала с этим Три?

— Нет. Я не думаю, я знаю. Но это твое дело. Может, я немного старомоден и брезглив...

— Дэнни, ты очень хорош в постели.— Она улыбнулась, но без прежней мягкости.

Он пожал плечами.

— Идем обратно, полковник.

— Останемся,— сказала. Мэгги.— Когда полковник говорит, что надо остаться, нужно подчиниться.

Вожделение полностью покинуло Дэнни. Разозлившись, он спросил прямо:

— Значит, ты приказываешь мне лечь с тобой?

— Нет, конечно, милый.— Она ухмыльнулась.— Я никому не могу приказать этого, разве что очень узкому кругу лиц. Да и то не часто, так как это не дисциплинарное награждение.

Полностью расслабившись, Мэгги достала из кармана сигарету с марихуаной и прикурила. Тело се было загорелым — никаких следов бикини или бюстгальтера. Она глубоко вдохнула дым и протянула ему сигарету. Перед Дэнни вспыхнули воспоминания о времени, проведенном с нею в Болгарии, и он забыл все плохое, связанное с последними днями.

— Слушайся Мэгги,— она прерывисто дышала.— Наклонись вперед.

Утолив первую страсть, он некоторое время не шевелился. Затем Мэгги выпрямилась, подпрыгнула и бросилась в воду. Дейлхауз последовал за пей. Они плескались, хохотали, а когда вышли из воды, Дэнни снова был готов отдаться страсти, и Мэгги, с удовлетворением подметив это, крикнула:

— Тинка, сколько времени?

— Тринадцать двадцать, мэм.

Мэгги быстро оделась и наклонилась, чтобы поцеловать Дэнни, который натягивал штаны.

— Пора возвращаться. У меня сегодня много работы перед танцами. Дэнни, я буду тебе благодарна, если ты сделаешь для меня кое-что.

— Что именно?

— Научи Тинку обращаться с этими шарами.

— Зачем?

— Мне нужно. Это очень важно.

Дэнни задумался.

— Конечно. Попробовать я могу, но не уверен, что она быстро научится.

— Она научится быстро, я обещаю. Теперь возвращаемся — вызываю тебя на соревнование.

Они пробежали сотню метров. Сначала Мэгги бежала впереди, но затем Дэнни обогнал ее, но она схватила его за руку, и они пошли шагом.

— Спасибо за разминку,— задыхаясь, проговорила она.

— Какую разминку — бег, плавание или?..

— За все, дорогой Дэнни.— Она тяжело дышала. 'Не доходя до ворот, Мэгги остановила его.— Я хочу сказать тебе одну вещь.

— Что именно?

— Я хочу все поставить на свои места. С Нгуеном Три я отдаюсь животной страсти, удовлетворяю инстинкты. С тобой же занимаюсь любовью.

...Двенадцать охранников по периметру, двое возле бухты, трое у радиорубки, еще восемь на разных постах. Таким образом, оставалось еще сто двенадцать человек — и все, как один, пришли на танцы. Мэгги поздравила себя с большим успехом. Когда закончился очередной танец и послышался латиноамериканский мотив, ее пригласили сразу трое. Но она сказала, что хочет немного передохнуть, а затем произнесет небольшую речь.

Мэгги отошла в сторону и уселась, скрестив ноги. Родители снабдили ее хорошим здоровьем. После тяжелого дня ум ее был ясен. Она сделала все, чтобы ослабить тягостное ощущение, вызванное гибелью трех людей,— собрала всех на танцы, подготовила все для миссии Тинки, организовала охрану лагеря и разгрузку корабля. Начала еще множество важных дел и постаралась привлечь на свою сторону Дэнни Дэйлхауза. Это было личное дело, но тоже важное. Мэгги всегда думала о перспективе, старалась предвосхитить события. Если в будущем на Джеме сформируются супружеские пары, Дэнни, пожалуй, лучшая кандидатура для нее.

Мэгги с некоторых пор была убеждена, что здесь она делает то дело, ради которого рождена. И самое главное — это делать его правильно. А что может быть важнее, чем правильное начало. Никаких фальстартов. Люди счастливы, когда у них много работы. А когда много времени, надо организовать развлечения. Джем принадлежит им, и они должны тут жить и работать.

Ожидая, когда кончится «Ча-ча-ча», Мэгги обдумывала следующий день. Первый корабль уже разгружен, и можно начать его демонтировать на две части и установить в необходимых местах на границе лагеря. Дэйлхауз или Капелюшников?

ЙЪжалуй, русский должен сопровождать Тинку в лагерь гризи. Его даже можно кратко посвятить в тонкости миссии Тинки. Нужно организовать рабочую команду для монтажа ферм. Через- две недели она должна знать все о каждом члене экспедиции.

«Ча-ча-ча» закончилось, и кто-то выключил магнитофон, посмотрев- на Мэгги. Та кивнула и встала. Шум и смех затихли. Сто лиц повернулись к ней. Она улыбнулась, ожидая полной тишины. Они выглядели так же, как слушатели в Вест-Пойнте, как представители в Палате Общин Контреса США, как любые слушатели, перед которыми она выступала. Она всегда могла сделать так, чтобы слушатели полюбили ее, поэтому она любила их.

— Приветствую вас, дорогие друзья' на первых танцах Экспедиции Блока Продовольствия. Я — полковник Марджори Миннингер, США, командир лагеря. Некоторые из вас уже хорошо знакомы друг с другом. Остальным еще только предстоит познакомиться, так как вам ничего другого не остается. Об этом я не беспокоюсь. Вы ведь прекрасно подобранная команда.— Мэгги позволила себе обвести взглядом всю аудиторию и с юмором добавила: — Хотя вы сами не знаете об этом.— Послышался смех.— Так что теперь давайте знакомиться. Гай! Сент! Где вы? — Она представила Три и Сантангело, вышедших вперед.— Теперь Винс Кудахи. Ты где? Винс — наш математик, и к тому же капеллан: Он согласился быть капелланом нашей миссии, хотя учился в Фордземе. Так что, если кто-то из вас захочет пожениться, у Винса есть право узаконить ваши отношения.— Снова смех.— Он немного старомоден, но для его-обязанностей- это необходимо.— Снова смех, но уже с нотками неуверенности.— А если у вас возникнут некоторые сложности: с женитьбой, то вам надо встретиться с Чичи Аркашвили: Чичи! А, вот она, наш доктор. Постарайтесь обойтись без нее в течение двадцати четырех часов, так как ей нужно развернуть кабинет. А потом она будет готова принять любого из- вас.— На этот раз смеха не было. И Мэгги ждала этого. Она дала время осознать сказанное и продолжала: — Как вы видите; мы планируем создать здесь настоящую базу, так что большинство из вас останется на планете навсегда. Для тех, кто решит остаться и создать семью на Джеме, я предлагаю специальный приз. Тысяча нефтедолларов за первого официального ребенка, родившегося в лагере. И имя ему будет Марджори:— в честь меня, вашего первого начальника.— Дождавшись аплодисментов, она закончила: —А теперь — танцы!

Загремела музыка, Мэгги спрыгнула на площадку, схватила первого попавшегося мужчину и закружилась с ним.

Следующие полчаса Мэгги играла роль хозяйки бала, и это очень ей шло. Она танцевала- с мужчинами, которые жались по уголкам, она следила, чтобы музыка не прерывалась, чтобы выпивка была на столах. Она очень хотела, чтобы на этом празднике не было недовольных. Завтра будет время подумать о том, что нужно сделать для будущей жизни здесь. А сейчас все идет хорошо. При любой возможности она разговаривала то с одним, то с другим о том, что и как нужно сделать. Это привело ее в хорошее настроение, и она по-настоящему наслаждалась танцами. Она пила с теми, кто пьет, курила с теми, кто курит, и танцевала со всеми. Все идет хорошо. Тинка предупредит ее, когда настанет время прекратить танцы. Мэгги танцевала, веселилась и внимательно наблюдала. Из своих наблюдений она извлекла только одно: все развивается так, как она рассчитывала.

Она прошла по кругу, кивая, улыбаясь. Тинка шла за ней, сунув руку в карман и внимательно глядя на нее, готовая к действию в любой момент. Мэгги взглянула на нее и покачала головой. Сейчас она была действительно счастлива и расслабилась. Ей не нужно было ничего. Однако у нее были и свои личные проблемы. Подойдя к доктору, она шепнула ей на ухо:

— Ваши холодильники готовы принять сперму и яйцеклетки, док? Мне кажется, я готова сделать свой вклад.

— Завтра к полудню мы будем готовы,— ответила Чичи Аркашвили.— Но, судя по тому, как часто молодые люди и девушки скрываются в кустах, нам вряд ли это понадобится.

— Лучше подготовиться на всякий случай. Иначе, когда придет время, будет поздно.

Если бы Мэгги имела возможность, она привезла бы с Земли бочку спермы и бочку яйцеклеток. Ибо только с таким генофондом можно рассчитывать на стабильное и здоровое потомство. Тем более, что на таком расстоянии весомость ее аргументов была ограниченной.

Невдалеке от нее сержант Свеггерт, прибывший на первом корабле, домогался любви болгарской девушки Димитровой. В обычное время Мэгги не стала бы вмешиваться, но сейчас Анна была ей нужна для одного дела.

— Тинка,— бросила она через плечо.

— Да, мэм.

— Оставайся рядом.— Мэгги подошла к сержанту и Анне, и те сразу замолчали.

— Простите, что прервала вашу беседу,— произнесла она. Димитрова посмотрела на нее.

— Ничего,— сказала девушка,— сержант хочет мне показать то, чего я не хочу видеть.

Мэгги улыбнулась.

— Ты извинишь нас, сержант? — Когда Свеггерт отошел достаточно далеко, чтобы не слышать, она спросила: — Как насчет индонезийского языка, Димитрова?

— Индонезийского? Это не мой язык, но документ я могу перевести вполне удовлетворительно.

— Мне не нужно переводить документы. Мне надо знать, как сказать: «Доброе утро. А где здесь поле для бейсбола?»

— Что?

— О, черт! Просто скажи, как надо произнести.

Анна поколебалась, а затем сказала:

— Селамат паги. Димана лензиган бейсбол?

— Хм,— Мэгги задумалась, взглянула на Тинку. Та пожала плечами.— Хорошо. Запиши мне эти слова. И еще: «У тебя есть карта?»

— Саудара пунджа пета?

— Слышишь? — спросила Мэгги у Тинки.— Не уверена? Димитрова, ты все запишешь для нее.

Ей показалось, что болгарка будет возражать, но та кивнула, и Анна с Тинкой отошли в сторону. Сержант Свеггерт издали смотрел на них со спокойным интересом. Мэгги засмеялась.

— Ну что, сержант, хочешь пригласить меня на танец? Или ты хочешь показать мне ту маленькую штучку, которой пытался соблазнить Димитрову? Кстати, судя по твоей комплекции, она не такая уж маленькая.

— Черт побери, полковник, ты заставляешь меня краснеть.

— Ну ладно, Свеггерт,— добродушно проговорила Мэгги.— Ты неплохой парень, но сейчас не время для твоих вожделений.

— О, полковник, здесь совсем другое дело! Тут в лагере есть прирученные шаристы. Это очень интересно!

—Да? — Мэгги посмотрела на него и поняла, что им действительно владеют не плотские вожделения.— Я посмотрю.— Мэгги последовала за сержантом и увидела шариста, который был привязан и пел мягкую скорбную песню. Он был гораздо больше по размеру, чем самка, которую она видела, в Детрике,

— Что он говорит? — спросила она.

Сержант сделал строгое лицо и ответил:

— Не знаю, мэм. Хотите поближе посмотреть? Потяните за веревку.

Мэгги задумчиво посмотрела на него. Сержант был прав — это было интересно. Она потянула за веревку.

— Черт! Это существо очень сильное. Эй, Свеггерт! Что ты делаешь?

Сержант наклонился и что-то вытащил из-под брезента.

— Просто факел, мэм.

— Что ты собираешься делать?

Он лукаво улыбнулся.

— Я никогда не видел, но ребята говорят, что это любопытное зрелище. Надо просто поджечь мешок с газом.

Мэгги посмотрела на печальное сморщенное лицо шариста.

— Сержант,— сказала она упрямо,— подожги этот чертов факел.

— Это приказ, мэм?

— Подожги! — крикнула она.— Или...

И он поджег...

Через четыре дня Анна, наконец, получила разрешение связаться по радио с лагерем пипов. Когда дежурный просигналил: «Давай!», она взяла микрофон и заговорила на урду:

— Анна Димитрова из Экспедиции Блока Продовольствия. хочу говорить с Ахмедом Дуллой.

Дежурный включил микрофон и сказал:

— Теперь ждите. Для ответа нужно минут десять.

— Разве я не могу говорить прямо с доктором Дуллой?

— Только не с пипами, мэм. Мы передаем сообщение — они передают ответ. Если захотят.

— Ужасно. Я подожду на улице.— Всходя; она добавила: — Позовите меня, когда придет ответ.

— Заметано.

Какая глупость, думала она, усаживаясь в позе лотоса: под тускло-багровым сиянием Кунга. Десять минут! Но она ждала гораздо1 дольше, чтобы получить возможность услышать голос Ахмеда. Так что этот срок совсем не такой уж большой; В лагерь пипов недавно прилетел корабль, маленький, конечно, но по крайней мере, пипы теперь уже не будут столь беспомощны и зависимы от других колоний. Вокруг лагеря кипела работа. Был очищен и засеян почти гектар земли на склонах холмов уже были установлены столбы с лампами дневного света. Монтировался солнечный генератор; уже действовал небольшой, но надежный атомный генератор.

Анна была лучшим из трех переводчиков экспедиции; а со времени исчезновения Гарриет единственной, кто мог постигнуть все тонкости незнакомых языков; Язык кринпитов она знала не в совершенстве; Но было ясно, что практики у нее здесь будет мало. Что касается подземников, то она провела много времени с Джимом Моррисеем; который, видимо, считал эти существа полностью принадлежащими ему. Микрофоны, которые он устанавливал в туннелях, не доносили ничего, кроме шорохов;, повизгивания, а большей частью эти микрофоны просто воровали.

Но с шаристами у нее дела шли хорошо. Она работала в тесном сотрудничестве с доктором Дейлхаузом, но только по радио, так как ее охватывал страх при одной мысли подняться в небо с помощью такой ненадежной штуки, как воздушный шар. Русский пилот с Тинкой улетели на шарах с каким-то идиотским секретным поручением, а ее вызвали по радиорубке и направили в маленький госпиталь. Там ей было нечего делать, так как еще не было пациентов.

И все же, несмотря ни на что; невзирая на тревогу и неудобства жизни, она была всего в нескольких сотнях километров от Ахмеда! Не говоря уже о головокружительном ощущении, что она на Джеме! На другой планете! Под другим светилом!1 Так далеко от дома, что даже Солнце не видно в багровеющем небе Джема! Анна еще не рискнула выйти в джунгли, хотя другие уже ходили и вернулись в целости и сохранности, потрясенные странностью и загадочностью нового, незнакомого мира. Она даже не купалась ни в озере, ни в море, хотя искушение было очень велико, но она не захватила купального костюма, а времени его; сшить не было. Поэтому она не валялась с остальными на пляже у моря, а только с завистью смотрела, как люди весело плещутся в воде. Предполагалось, что они работают на сборке гидроплана, стоящего у берега.

— Димитрова!..

Анна подскочила и вошла в радиорубку. На ленте было напечатано: «В настоящее время Ахмед Дулла отсутствует. Послание будет передано ему сразу по прибытии в лагерь». На английском. С неправильными выражениями. Видимо, в лагере Наследника Мао плохой переводчик. Скрыв разочарование, она поблагодарила дежурного и побежала к забору, окружавшему лагерь. Черт побери, жак можно работать, если у нее нет возможности удовлетворить самое большое желание! Да, очень жалко. Где же он может быть?..

Анна почувствовала, что снова начинается головная боль. Хлопоты и возбуждение по прибытии на планету отодвинули боль на задний план, у нее не было времени думать об этом. И вот снова. Деятельная по натуре, Анна считала, что безделье вовсе не излечивает головную боль, а лишь усугубляет ее. Что же делать? Если бы у нее был подходящий костюм, она с удовольствием присоединилась бы к тем, кто собирает гидропланы. Или пошла бы на склон, где трудились сельскохозяйственные рабочие, но она не умела водить трактор. Солнечный генератор? ‘Она не понимала в этом деле ничего, но была физически сильной и хотела работать. Почему бы и нет? К несчастью, среди работающих она увидела сержанта Свеггерта. Она сразу повернулась и ушла.

Анна избегала Свеггерта с той самой ночи, когда вернулась с Тинкой, прислугой полковника, и застала Мэгги и сержанта в весьма недвусмысленном положении. 'Она сразу повернулась и убежала, вся красная от смущения. И в лагере не было никого, с кем она могла бы поделиться. Тинка говорить об этом не будет, сержант тем более. А полковник... Анна не понимала полковника Манннингер. Избегать ее она не могла, но Мэгги и словом не обмолвилась о случившемся. Эта гордая американка отдается человеку, который социально намного ниже ее. Может, в этой похоти виновата атмосфера Джема, действующая возбуждающе? Она слышала разговоры об оргиях, которые здесь устраиваются.

Анна незаметно для себя очутилась возле пропускного пункта у забора и сразу осознала, что хочет сделать.

— Я хочу прогуляться,— сказала она охраннику. Тот пожал плечами и безразлично посмотрел, как она прошла через ворота и оказалась за колючей проволокой ограждения. Через некоторое время лагерь исчез из виду.

Если она не может видеть Ахмеда, то, по крайней мере, может осмотреть Джем, ©на пробиралась через заросли, постоянно прислушиваясь к шелесту листьев на ветру, потрескиванию стволов. Здесь не было диких зверей, которые могли бы причинить ей вред. А вблизи лагеря вовее не было животных. Одни ушли отсюда, другие погибли, отравившись отходами пищи людей. Земная биохимия была столь же враждебна жителям Джема, как биохимия Джема враждебна жителям Замли. Но у обитателей Джема не было своего Кемп Детрика, где бы они могли приспособиться к новым условиям и сделать необходимые прививки. Однако даже го, что устояло перед натиском земной цивилизации, было чудесно и загадочно. Анна остановилась и осмотрелась. Здесь невозможно заблудиться, заверила она себя, ведь море постоянно находится слева. В любой момент можно спуститься к берегу и вернуться обратно. И выбиться из сил здесь тоже нельзя, так как уменьшенная сила тяжести позволяет легко перепрыгивать через коряги и камни. Только бы не разболелась голова.

Но что это за звуки?.. Как будто кто-то простонал, а затем на высохшую корягу упала палочка. Такие звуки, записанные на магнитофон, она слышала. Кринпиты! Возможно, не социальная раса. Возможно, это дикий кринпит-одиночка, очень опасный... внезапно сзади послышался голос:

— Анна, тебе не страшно одной в лесу?

На урду! И с той сдержанной страстью, какую она слышала раньше! Прежде чем повернуться, она уже знала — это Ахмед!

Часом позже она лежала в его объятиях, боясь шевельнуться, чтобы не разбудить его. Звуки кринпитов были слышны все время — то близко, то в отдалении. Она улыбнулась про себя, подумав, что кринпит был свидетелем того, как они занимались любовью. Ну и ладно. Никакого стыда в этом нет. Это совсем не то, что у развратной блондинки-американки. Ведь это Ахмед. Он всхрапнул и проснулся.

— Анна, значит это не сон?

— Нет, Ахмед.— Она поколебалась, затем мягко спросила: — Этот сон я видела так часто... нет... подожди, Ахмед... не сразу... дай мне посмотреть на тебя. Ты так похудел. Ты был болен?

Черные глаза подернулись грустью.

— Болен? Да. И еще я голодал.

— Почему? Какой ужас...

— Почему голодал? Но это понятно. Потому, что ваши люди уничтожили наш транспорт.

— Это невероятно.

— Но так и было. Пища на много дней, научные инструменты... и тридцать пять человек, Анна.

— Возможно, это случайность.

— Ты очень наивна.— Он поднялся рывком, натянул брюки.— Я не обвиняю тебя, Анна Но преступление совершилось, и кого-то нужно обвинить.— Ахмед исчез за деревьями, и через минуту она услышала, как он мочится в кустах.

И снова послышались звуки кринпитов. Совсем рядом. Если бы она больше занималась ими в Детрике... Она позвала:

— Ахмед! — И услышала его смех.

— О, Анна, мой приятель испугал тебя? Он не причинит тебе вреда. Мы для него несъедобны.

— Я не знала, что у тебя такие друзья.

— Нет, мы не друзья. Но я враг его врагов, так что мы союзники. Иди, погуляй, Шарн-игон,— сказал он, как будто обращался к домашнему животному.

Ахмед вышел из-за кустов, и вслед за ним появилось кошмарное существо. Анна никогда не видела близко живого взрослого кринпита и не предполагала, насколько они огромны и как громко звучат их голоса. Кринпит остановился, казалось, разглядывая Нан, хотя глаз у него не было. Среди странных звуков, издаваемых им, она разобрала слова на урду:

— Это та, которая умрет?

— Пет, нет,— быстро ответил Ахмед и заговорил также на непонятном языке. Анна не разобрала ни слова.— Я сказал, что ты моя жена.

— Жена?

— Да. У них очень богатая сексуальная жизнь.

— Пожалуйста, Ахмед, я не расположена шутить. Кринпит сказал «умрет», что это значит?

— Ты наивна,— задумчиво сказал Ахмед. Затем пожал плечами. Он не ответил, но развернул тряпку, показав, что было в нее завернуто. Широкое плоское металлическое лезвие, острое, как бритва, и рукоятка, приспособленная к ладони человека.

— Ахмед! Это же меч!

— Мачете. Но ты права, сейчас это меч.

— Ахмед.— Сердце Анны отчаянно билось.— Несколько дней назад были убиты три человека из нашего лагеря. Я думала, что это случайность, но теперь я так не думаю. Ты знаешь что-то об этом?

Он вонзил мачете в землю.

— Ол райт, если ты хочешь знать, я скажу. Нет, я не убивал их. Но я знаю об их гибели. И я не скорблю по ним и надеюсь, что многие из Жирных погибнут. А если понадобится, то я и сам помогу им умереть.

— Но Ахмед... дорогой, милый, это же убийство! Хуже, чем просто убийство, это война. Подумай, что об этом скажут на Земле... И там разразится война...

— Ну и что? — в ярости крикнул Ахмед.— Что будет? Бомбардировка Пакистана? Пусть! Пусть они уничтожат Хайдабарад, Мултан, пусть бомбардируют Карачи и все побережье. Ты была там, Анна! Какую часть Пакистана они уничтожат? Что бомбы могут сделать в горах? Народ выживет. Погибнет правительство, интеллектуалы, торговцы, промышленники — да! Погибнут все кровососы, ну и пусть! Народ в горах останется!

Анна молчала, напуганная его словами, ища слова и не находя их.

— Но... — наконец промолвила она.— Только не злись. Но какой в этом смысл?

— Ты разве не понимаешь? Что нам делать? Дать им возможность уморить нас голодом? У нас один маленький корабль, а у них целый флот. И если война распространится...—он поколебался, затем выкрикнул: — Хорошо! Пусть все богачи перебьют друг друга. Нам-то что за дело? Вспомни, шесть из десяти живущих на Земле — наши! Если после войны на земле выживет миллион, то шестьсот тысяч из них будут — граждане Народной Республики. А здесь...

Она покачала головой:

— Тоже шестьдесят процентов?

— Нет, больше. Если на Сыне Кунга кто и выживет, то наших — сто процентов.

Началось время дождей. Мощные облака неслись по небу по направлению к Полюсу Тепла, где выливались дождями, не долетающими до поверхности земли. На высоте двух километров они превращались в пар. Стая рассыпалась по небу на площади в один километр и распевала нестройным хором.

— Терпение, терпение,— внушал нм Чарли,— мы должны оставаться тут, мы должны остаться.

И стая повторяла:

— Мы должны остаться.— Но песня была печальной.

Чарли обещал двуногому другу, что они будут оставаться над станцией в ожидании некоторых странных и непонятных событий. Но ему было крайне неприятно, что стая в таком беспорядке. Он почти физически ощущал дискофорт. Место, за которым он обещал следить, находилось недалеко от лагеря Большого Солнца. К лагерю нельзя было близко подлетать: огненные стрелы, выпущенные оттуда, поразили многих из его стаи. Дейлхауз сказал ему, что это трудное задание. Но он также сказал, что оно чрезвычайно важное. Чарли внимательно осматривал горизонт. Никаких признаков самолета, появления которого он ждал. Но он заметил тонкие серебряные нити, плывущие по небу. Он запел песню сбора стаи и спустил газ. Стая последовала за ним, опустившись до уровня, где ветер подхватил их и понес от дождя к этим серебряным нитям.

Песня стаи стала красивой. Летающие существа находились на вершине невидимых столбов поднимающегося воздуха, где можно было найти лучшую пишу: мелких насекомых, споры и семена растений и многое другое. Стая начала кормиться. Раньше это было лучшее время для нападения хайхэй, которые вонзались в стаю, нанося смертельные удары направо и налево. Но так было раньше! Чарли запел хвалебную песню в честь своего друга Дэнни, который дал им оружие, поражающее хайхэев за сотню метров. Не только самцы, но даже некоторые самки были вооружены. Хайхэй научились распознавать стаю Чарли и держались от нее подальше.

Самолета в небе не было, в лагере Большого Солнца тоже не происходило ничего необычного. Чарли расслабился и стал есть. Однако глаза его постоянно просматривали весь горизонт. Но ни аэроплана, ни нового друга, который должен был подняться в воздух, не было. Они дрейфовали вместе с облаком, удаляясь от лагеря Большого Солнца. Почти все уже насытились и распевали песни благодарения. «Хорошая стая»,— подумал Чарли, и запел:

— Хватит кормиться, хватит. Нужно лететь!

— Куда лететь? Куда лететь? — послышались голоса тех, кто еще не успел насытиться. Они стали жаловаться, что должны поесть, иначе погибнут.

— Потом, потом! — скомандовал Чарли.—Летите за мной!

И он запел новую песню, песню долга, которой научил его Дэнни. Когда звучала эта песня, нужно было забыть обо всем, кроме того, что существует станция, за которой надо наблюдать. А помимо этого, следовало избегать лагеря Большого Солнца, следить за появлением хайхэй. Столько обязанностей, как новых, так и старых! . Чарли долго вел своих собратьев, наблюдая за небом, как и обещал. И все же не он первый заметил это. Откуда-то сзади донесся- голос старой самки:

— Новая Небесная Опасность!

— Громче! Громче! — потребовал он. Но голос был слабым: у старой самки осталось совсем мало газа. Чарли поднялся на встречном потоке и тоже увидел.

— Я вижу Небесную Опасность; — пропел он, и стая подтвердила. Это была механическая вещь из лагеря Среднего Солнца. Он знал, что летит Другой Друг, который часто летал с Дэнни, и Новый Друг, которого он никогда не видел. Все было так, как говорил Дэнни. Биплан спланировал над деревьями и сел в десяти километрах от лагеря гризи. Вышедшие из самолета Капелюшников и женщина начали наполнять шары из маленьких баллонов.

Когда Новый Друг поднялся на шарах в воздух, самолет взлетел и повернулся к далекому океану. Новый Друг нашел нужный поток и полетел прямо в лагерь Большого Солнца. Чарли не осмелился подлететь ближе, но видел, как женщина спускала газ, приближаясь к лагерю. Она спустилась недалеко от лагеря куда-то в лес. Все произошло так, как говорил Дэнни.

— Все сделано,— торжественно пропел Чарли.

— А что теперь? — спросила стая, кружась возле него, после того как исчез Новый Друг.

— Я спрошу воздух.— Маленькая нога включила передатчик, и Чарли пропел песню приветствия Дэнни. Пропел дважды, вслушиваясь каждый раз, как учил его Дэнни. Ответа не было, только неприятный шум отдаленных разрядов.

— Нужно подлететь ближе к лагерю Среднего -Солнца,— объявил Чарли.— Радио не может петь далеко.

Чарли быстро отыскал нужный поток и пропел:

— Полетели!

Стая собралась вокруг него — все четырнадцать — и полетела за ним, знающим, куда лететь и что делать. В полете они потеряли старую самку — у нее кончился газ и она не могла больше держаться в воздухе. Исчезла также и одна молодая. Так что, когда они прилетели в лагерь Среднего Солнца, их осталось всего двенадцать...

В кабинет Мэгги Миннингер вошел Капелюшников.

— Есть сообщения?—спросила она.

— Дэнни получил радиограмму от своих газовых мешков: «Ваш друг спустился поблизости от лагеря гризи. Все в порядке».

— Когда это было?

— Кто знает? Может, несколько часов назад. Вскоре после того, как я покинул место высадки шпиона.

— Ол райт. Благодарю.

Когда Капелюшников вышел, Мэгги тела было позвонить в радиорубку, но потом передумала. Если поступят сведения, дежурный сообщит ей. Как будут вести себя гризи? Поверят ли они, что Тинка очутилась там случайно? Может быть, оча?.. Вопросы множились в ее голове, а ответа на них не было.

Но Мэгги Миннингер не привыкла к такому состоянию. Ровно через час радист запросит лагерь гризи, а пока нужно подождать. Она решила просмотреть список дел на день. На сегодня она сделала пятнадцать отметок в календаре. Все намеченное шло по расписанию, каждый получил четко сформулированное задание. Сев зерна шел по плану, границы лагеря тщательно охранялись и укреплялись. Мэгги посмотрела на крупномасштабную карту, занимающую всю стену ее кабинета. Обозначения ручьев и высот явно недостаточно информативны: нужно дать им названия. Но это потом.

Вошел дежурный.

— Мэм, сержант Свеггерт хочет видеть вас. Говорит, что дело не очень срочное.

Мэгги написала на календаре: «Свеггерт».

— Я сообщу, когда смогу принять его.

Она еще не знала, как поступить со Свеггертом. У нее был широкий выбор возможностей: от высмеивания до обвинения в изнасиловании. И что она выберет, будет зависеть от него самого. Пока что он вел себя достаточно разумно.

Но с другой стороны, ее авторитет в лагере пока что был основан только на военной власти, которую ей дала Земля-А кто знает, долго ли Земля будет поддерживать ее. И долго ли просуществует колония. Вести с Земли были плохими, настолько плохими, что она даже не распространяла их среди колонистов. Во всяком случае, ее предупредили, что подкреплений и кораблей снабжения в ближайшее время не предвидится. Она ждала чего-то подобного и тем более это ее насторожило.

В блокноте она сделала две записи: «Медицинский банк, пища на шесть месяцев». Очень жаль, что агрономом была канадка. Мэгги были нужны верные и надежные помощники на таком ответственном участке. Ведь урожай — это вопрос жизни и смерти колонии, и к тому же Мэгги не хотела, чтобы в лагере обо всем знали. По крайней мере, пока. Впрочем, ладно, с этим можно подождать.

Прошло сорок минут. Мэгги достала из ящика стола сигарету, закурила. «Свеггерт!»

— Джей, пригласи сержанта! —крикнула она.

— Есть, мэм. Он ушел, но я пошлю за ним.

Мэгги откинулась в кресле, обдумывая линию поведения со Свеггертом. И тут зазвонил телефон. Это был дежурный радиостанции.

— Полковник? Я только что говорил с гризи о сержанте Пеллатинке.

— Я тебе не приказывала этого.

— Да, мэм. Но я постоянно посылаю вызов на ее частоте, как мне было приказано. Их радист ответил мне. Он спросил, не потеряли ли мы ее. Я сказал, что сержант не отвечает на вызовы, и гризи сообщил, что они вышлют поисковую группу в окрестности лагеря.

Мэгги сделала глубокую затяжку. Судя по сообщению шаристов, гризи не могли не видеть посадки сержанта. Значит, сейчас они нагло солгали.

Сержант Свеггерт был во многом похож на Мэгги Миннингер. Если он замечал что-то плохое, то не жалел сил и энергии на то, чтобы исправить положение. И когда он увидел, что, переместив третий пулемет на два метра к озеру, они увеличат зону обстрела, он приказал своим людям сделать это. На работу ушло почти пять часов, зато теперь, припав к прицелу, он был удовлетворен. Он видел, что все пространство простреливается и никто не сможет подойти к лагерю незаметно. Все боеприпасы были разложены по местам, телефон подключен и проверен, прожекторы установлены. Они будут периодически включаться и сканировать всю территорию вдоль границы. Во время боя многие из них будут уничтожены врагом, но в лагерь никто не пробьется живым.

Правда, Свеггерт прекрасно понимал, что прямой атаки не будет. Может быть нападение с воздуха. Или ракетный обстрел, А может, ничего этого не произойдет. Если спросить его, сержанта, то он ответил бы, что война здесь была бы безумием. Из-за чего драться, когда в этой чертовой дыре нет ничего, даже самого маленького города. Да, он так и сказал бы, если бы его спросили, но такой ответ ни в коем случае не остановил бы его, если бы драться все же пришлось. В глубине души он трусил. Почему полковник заставляет его ждать? Если она собирается расправиться с ним, то чего она ждет?

— Сержант,— послышался голос дежурного,— вас вызывает полковник.

— Агги, прими командование,— приказал Свеггерт.— Если к моему возвращению не будет все в порядке, ты пожалеешь.

Он подбежал к палатке командира и вошел. Мэгги Миннингер что-то ела и читала микрофиши. Она не подняла глаз.

— Граница хорошо охраняется, сержант? — спросила она.

— Да, мэм. Поблизости летает стая газовых мешков. Может, мы снова вызовем у них извержение?

Она отложила ложку и посмотрела на него.

— Что значит «вызовем», сержант?

— О нет, мэм! — Боже, она оскорбилась! Сержант понял, что серьезные неприятности весьма близки.— Я ничего не имел в виду, мэм, кроме того, что дела идут сложно и людям нужно расслабиться. А как можно сделать это проще, чем в сексуальном наслаждении?

Мэгги долго разглядывала его.

— Хорошо, сержант, только попридержи свой язык.

— Конечно, полковник. Есть, полковник.

Свеггерт буквально вылетел из палатки. Черт, чуть не вляпался! Если бы он не был пьян, он не осмелился бы на такое. Но, черт возьми, игра стоила свеч. Вспомнив, как искусно она отдавалась ему, одурманенная извержением шариста, он ощутил возбуждение. Вернувшись на пост, он с разочарованием посмотрел на своих людей. Капрал Кристианидис была слишком костлявой, но все равно, лучшего у него под рукой не было.

— Агги, возьми Петерсона и еще четверых. Будь на посту, пока мы немного развлечемся. Крис, вы пойдете со мной. Те, кто не хочет идти, могут остаться.

Свеггерт прошел со своим отрядом к пустым палаткам на краю лагеря. Он мог бы заняться этим на открытом воздухе, на глазах у всех, но, черт побери, есть возможность, почему бы не укрыться в палатке.

Он остановился. Нан Димитрова и Дэйлхауз разговаривали со связанным шаристом, доставившим Свеггерту с полковником столько приятных минут. В нескольких метрах от них пилот Капелюшников жаловался на что-то полковнику Три. Черт побери, это некстати. Но у него было разрешение Миннингер, а он считался только с ней. Свеггерт вытащил фонарь и направил луч на трепещущее существо.

— Что ты делаешь, сержант? — крикнул Дейлхауз.

— Хочу немного развлечься. Полковник разрешила.

— Мало ли что она сказала!

— Если вы не верите мне, спросите у нее. Не подвинетесь ли, сэр, вы заслоняете свет.

Анна Димитрова положила руку на плечо Дейлхауза, который собирался резко ответить, и сказала:

— Для шариста это вовсе не развлечение, сержант Свеггерт. Вызывать сексуальный всплеск насильно — значит причинить боль и страдание. А это существо может умереть.

— Ну и что, Анна? — ухмыльнулся Свеггерт.— У меня разрешение полковника. Присоединяйтесь к нам. Дейлхауз, что вы делаете?

Дейлхауз включил радио и запел в микрофон. Свеггерт обратился к подошедшему к ним полковнику Три:

— Полковник, у меня есть разрешение Минннигер вызвать извержение спермы, а этот парень хочет помешать мне.

Три, заложив руки за спину, произнес тонким детским голосом:

— Будет интересно посмотреть, как это они делают.

Шаристы разлетелись по небу в полном беспорядке. Они пели громко, но не в лад. Их голоса доносились с неба и звучали из динамика Дейлхауза. Свеггерт стоял неподвижно, стараясь унять ярость, зревшую в нем. Черт бы побрал этот Клонг! Здесь мало даже разрешения командира! И полковник Три не спешил поддержать его

— Черт бы вас побрал! —. прорычал он.

Ио внезапно* выражение лица Дейлхауза изменилось. Он пропел короткую фразу. Ответ пришел каскадом музыкальных трелей. Дейлхауз замер, Анна Димитрова ахнула.

— Три, обратился Дэнни к полковнику.— Чарли сообщает, что на пляже кринпиты едят твоих людей.

— Но кринпиты не едят людей,— заметил полковник.

А Свеггерт крикнул:

— Там никого ист. Периметр надежно охраняется.

Дейлхауз переспросил Чарли я, получив ответ, пожал плечами.

— Так он говорит. Может, он ошибается. Я думаю, он не понимает, что это убийство.

Свеггерт погасил фонарь.

— Нужно доложить полковнику.

— Правильно,— сказал Три.— Дейлхауз сделает это. А вы, сержант, соберите отряд за тридцать секунд. И в полном боевом снаряжении. Пойдем посмотрим, что там случилось.

Через полчаса Мэгги Миннингер во главе отряда в тридцать человек встретила возвращающихся полковника Три, сержанта Свеггерта и его людей. Они несли двоих. Один лежал на носилках, сделанных из двух связанных плащей, второй висел на плече Свеггерта. Оба были мертвы. Когда сержант положил свою ношу на землю, стало ясно, почему мертвого было легко нести: у человека не было обеих ног и части головы. Второе тело было меньше изуродовано, и Миннингер узнала сразу: Тинка.

Пока Свеггерт докладывал, Мэгги стояла неподвижно. Кринпитов поблизости не было. Видимо, они ушли далеко, так как их не было даже слышно. Оба были уже мертвы, когда прибыл отряд, но тела были еще теплыми. У мужчины под одеждой был непромокаемый пакет. Мэгги взяла его и развернула. Из оказавшегося там документа выяснилось, что это индонезиец, на контакт с которым шла Тинка. Кроме того, в пакете, были и очки — не оптические, с плоскими стеклами, детского размера. Как они попали туда? Может, Тинку и индонезийца схватили как шпионов и они бежали? Но как им удалось проделать такой долгий путь до лагеря гризи сюда, где они погибли?

Вернувшись в лагерь, Мэгги получила ответ на один вопрос.

Дейлхауз сообщил, что шаристы видели на берегу остатки резиновой лодки. Мэгги вертела в руках очки, слушая Дэнни и кивая. Она еще не была готова воспринять смерть Тинки как трагедию. Она внимательно изучала очки. Они были не совсем прозрачные.

— Интересно,— произнесла Мэгги,— вероятно, это фото-чувствительные очки.— Она посмотрела сквозь них на угольнобагровое небо Кунга.— Только зачем они нужны па Джеме?

В шести километрах от берега, где Шарн-игон убил Ядовитых Привидений, он остановился и забился в щель под утесом. Ему нужно было спрятаться, чтобы отдохнуть. Зарываться в землю было опасно из-за Нижних Привидений. Но здесь они вряд ли есть: слишком близко от воды. Они не любят, когда вода затопляет их туннели.

Устраиваясь поудобнее, Шарн-игон думал о своем союзнике — Ядовитом Привидении Дулле. Он не ощущал симпатии к- нему, какую испытывал бы к дружественному существу, не считая Дуллу таковым. Дулла был для него всего лишь орудием. После того, как они убили привидения, которые Дулла называл гризи. Причем Дулла бежал быстрее его и убежал дальше, но Шарн-игон не считал это предательством. Если бы он был быстрым, а Дулла медленным, он поступил бы так же. Дулла был полезен как орудие, он двигался быстро и мог заговорить с привидениями, отвлечь их внимание от Шарн-игона, который приближался и убивал. Ядовитые Привидения так легко убивать! Достаточно нескольких ударов. Правда, у некоторых было оружие, и Шарн-игон научился уважать определенные виды оружия. Но у этих двоих на пляже был только маленький пистолет, пули из которого отскакивают от его панциря. Этих двоих он смог бы убить и без помощи Дуллы.

Шарн-игон подвигал панцирем, закапываясь поглубже в свое убежище, и затих. Его органы слуха внимательно следили, не приближается ли опасность с воды или суши, а тело прослушивало вибрацию земли, чтобы не пропустить приближения Привидений снизу. Этих он боялся больше всего. Разумеется, при нормальных обстоятельствах его панцирь служил бы надежной защитой от привидений. По крайней мере, до тех пор, пока он находился на поверхности. Нижние Привидения редко выходили на поверхность, так как здесь они становились глухими и слепыми. Но обстоятельства были ненормальными. Шарн-игон не просто устал, он был болен. Он был готов к тому, чтобы вылезти из панциря и сменить его. Но сейчас не время, ведь рядом не было Чи-прюитт (ее панцирь давно засох), и некому было охранять его во время смены, когда он был совершенно беззащитен.

Внезапно его желудок опорожнился, съеденная пища хлынула из него широким потоком. Это еще больше ослабило его, но успокоило. Отдохнув немного, он стал чистить панцирь от нечистот. Несомненно, Ядовитые Привидения будут мстить за убийство на пляже. Немного мяса привидений попало к нему в желудок, и это отчасти было причиной его плохого состояния. Да,' с самого появления в его городе Ядовитые Привидения п-ричинили ему только горе, они изгнали радость из его жизни. Кринпиты не плачут. У них нет ни слезных желез, чтобы вырабатывать слезы, ни глаз, чтобы испускать их. К счастью, у них нет и чувства жалости и нет социальных табу, чтобы запретить выражать свое горе любым способом.

Через час Шарн-игон очистил панцирь от последних остатков чужой крови. Он проделывал это в полной тишине, лишь изредка раздавался стон или удар клешни о панцирь. Звуки более счастливых времен родились в его мозгу. Он слышал снова Чи-прюитт, маленькую самку, с которой он предавался радости и которая родила маленького кринпита. Это было прекрасное существо...

Как все изменилось теперь! И в этом виноваты Ядовитые Привидения. С тех пор, как они появились и как погибла Чй-прюитт — зря она ела этих пришельцев,— мир Шарн-игона рухнул. И не только из-за Чи-прюитт. Кринпиты, которых он поднял против Ядовитых Привидений — гризи, как называл их Дулла,— понесли жестокую кару. Их деревня была атакована с воздуха, многие кринпиты погибли. А сколько он сумел убить в отместку? Очень мало. Двоих на берегу. Еще 'несколько, которых он и Дулла застали врасплох на удаленной станции... Очень мало... И все планы Дуллы провалились. Деревня кринпитов, которых они пытались склонить к нападению на лагерь Жирных, не сдержала своего обещания. Он и Дулла долго выжидали возможности напасть, но так и не дождались. Пока эти двое не приплыли на резиновой лодке...

От воды послышался звук. Шарн-игон замер. Он старался не дышать, чтобы производить как можно меньше шума. Он прислушался и услышал слабое, еле уловимое эхо, отраженное от воды. Лодка. И в ней Ядовитое Привидение. Еще одно, готовое умереть? Оно приближалось. Шарн-игон выбрался из укрытия, готовясь к нападению, и тут услышал свое имя. А затем имя своего союзника — Ахх-мед! Шарн-игон пополз по песку, готовый приветствовать союзника или убить его. Дулла крикнул:

— Быстрее! Жирные ищут тебя. Нам нужно бежать!

С Шарн-игоном на борту лодка передвигалась очень медленно. Она не могла утонуть, так как в ее ячейках было много воздуха. Они плыли через Широкую Воду, постоянно наблюдая за воздухом, чтобы нападение Верхних Привидений не застало их врасплох. Маленький парус помогал им, но у лодки не было киля, потому, когда ветер усиливался, им приходилось спускать парус и переходить на весла. Шарн-игон чувствовал себя отвратительно. И каждый удар волны причинял ему страдания.

— Если бы не вы, моя жена была бы жива.

— Ты дурак, Шарн-Игон! Она же пыталась убить нас. Не наша вина, что она погибла.

— И моя деревня подверглась нападению. Еще одна деревня была уничтожена полностью. Я очень болен.

— Поговорим о чем-нибудь другом, Шарн-игон. Поговорим о том обещании, которое кринпиты дали нам относительно нападения на Жирных. Они нарушили свое обещание.

— Во мне говорят мое горе и гнев, Ахмед Дулла.

— Поговорим омоемгоре и гневе. Мы оба пострадали в борьбе против нашего общего врага.

— Пострадали?

— Да, пострадали. Посе того, как ты, по своей неуклюжести, уничтожил мое радио, я не слышу голосов из моего лагеря и не знаю, живы они или нет. Может, они уже погибли!

— Сколько их, Ахмед Дулла?

— Больше десяти.

— А сколько погибло наших? Одних самцов две сотни, а если считать и самок, то двести пятьдесят. А если считать и детенышей...

Они еще не переплыли Широкую Воду, как Шарн-игон понял, что в городе, который он считал средоточием всей трагедии,— тишина. Из города доносилось только эхо. Раньше город издавал звуки — прекрасные звуки. Но теперь Шарн-игон -не слышал ничего! Ничего! Он слышал только эхо своих собственных звуков, отражающихся от знакомых ходмов, лодок, полуразрушенных зданий, пустых панцирей... Город был мертв.

Ядовитое Привидение Дулла что-то говорил, и Шарн-игон с трудом выделил слова:

— Еще одно нападение! Город пуст. Гризи вернулись, чтобы завершить свое дело.

Шарн-игон не мог ничего сказать. Глубокая тишина так придавила его, что даже Ядовитое Привидение удивилось:

— Ты болен? Что случилось?

С огромным усилием Шарн-игон ответил;

— Ты уничтожил мой город и моих друзей!

— Я? Нет! Не я и не люди Народной Республики. У нас нет столько сил, чтобы сделать это. Это гризи!

— От которых ты поклялся защитить нас!—Шарн-игон поднялся на ноги, зависнув, как башня, над Дуллой. Тот вскрикнул. Но кринпит не напал на него, а бросился из лодки. Здесь было мелко. Шарн-игон встал на илистое дно, чтобы его дыхательные отверстия были над водой. Он пошел к 'берегу, взбалтывая воду. Трагедия поразила его. Мертвы! Все мертвы! Улицы пусты, на них валяются только высохшие панцири. Дома пусты. Нет ни самцов, ни самок, ни детей...

Дулла подгреб к берегу и звал его из лодки, махал руками:

— Шарн-игон! Теперь мы братья по несчастью. Мы-связаны с тобой больше, чем раньше!

— Все мои братья мертвы. Мне нужны новые союзники, Ахмед Дулла.

Шарн-игон 'навалился на него. Дулла заметил опасность и попытался улизнуть, но было .поздно. Ему не удалось увернулъся: от удара тяжелой клешней: Убедившись, что Дулла мертв, Шарн-игон оставил его и побрел между пустыми панцирями, которые когда-то носили: его друзья. Он остановился, передохнуть, у стены лавки, которую раньше часто посещал.

Кринпит чувствовал удовлетворение от смерти еще одного Ядовитого Привидения. Но боль подступила к нему: конечности ныли, все тело болело, казалось, панцирь слезал с него. Вроде,, для этого время еще не наступило. Но тем не менее оно пришло. Один на открытом пространстве, бывшем когда-то его домом, без кого-либо рядом, способного позаботиться о нем, пока он беспомощен, Шарн-игон начинал менять панцирь...

В час тридцать, майор Сантангело вместе с пилотом третьего корабля вошел в палатку командира.

— Хорошие вести, Мэгги. На Плохих Холмах нашли уголь. В двух километрах отсюда. Кроме того, мы можем использовать для нагрева парового котла пластины одного из кораблей; если прибудут турбины, то можем запустить генератор на полную мощность без использования резервов топлива.

— Как скоро?

Сантангело посмотрел на инженера.

— Через десять дней? Возможно, через две недели,

— Даю одну неделю,— рявкнула Метги.— А как насчет горючего для самолетов?

— Моррисей обещал проверить ферментацию в самое ближайшее время;

— Хорошо,— сказала Мэгги.

Когда они ушли, Мэгги взяла микрофон;

— Есть сообщения?

— Нет, мэм. Они еще на орбите и спускаются; затрачивая минимум энергии.

Она отложила микрофон. Ну, что ж, корабль снижается на орбите, а не в> сотне световых лет от них. Но последний шаг затягивался: Капитан сообщил, что у него мало резервов для маневра и он ждет благоприятных- условий для спуска. А». это может продлиться несколько дней. Однако это плохой знак! Если корабль отправили почти без резерва, значит, дела на Земле обстоят неважно. Даже хуже, чем можно заключить из трактрановых радиограмм. Мэгги посмотрела на часы: 1.45*

— Пришлите доктора Аркашвили,— велела она.

Вскоре' пришла доктор, с чашкой дымящегося кофе.

— Вот кофе, Мэгги. Но было бы лучше немного поспать. Мэгги: понюхала напиток и с наслаждением отхлебнула.

— Скорее бы они сели;— проговорила она.

Среди того, что она заказала на Земле, были зерна кофе и семена, чтобы попытаться вырастить его здесь. Во всяком случае, следующие несколько лет придется обойтись без кофе: Вероятно, гризи уже сумели получить первый урожай, но делиться, конечно, не будут. Они уже сейчас ничего не дают; даже консультации по радио. А пипы вообще не отвечают

В лагере пока все здоровы, если судить по рапортам медиков. Антиаллергические меры действуют очень эффективно, а на Джеме больше нет ничего, что было бы враждебно организму человека. Так, ерунда: головная боль, аппендиксы, зубы...

— Только никаких операций,— произнесла Мэгги резко. Доктор задумалась.

— Все, что угодно: таблетки, уколы, а чтобы предотвратить беременность — презервативы. Если кто-либо захочет ребенка — искусственное оплодотворение. Как у нас с банком спермы?

— Прекрасно. Двадцать восемь яйцеклеток в криогенной камере и около сотни образцов спермы.

— Хорошо, но должно быть лучше. Мне нужен стопроцентный охват. Если что-либо случится с кем-то, я не хочу, чтобы пропали его гены. Или ее. Это же несложно. Так что получи по четыре образца от каждого человека. Чему ты улыбаешься?

— Сейчас у меня есть две оплодотворенные яйцеклетки, так что мы можем хоть сейчас начать производство детей.

— Хм,— задумчиво сказала Мэгги,— и от кого же они? Говори, не стесняйся, я же твой командир.

— Одна от Анны Димитровой.

— Черт! И чей же ребенок?

— Можешь спросить ее, если хочешь. Я не спрашивала. Мэгги изумленно покачала головой.

— Я считала ее меньше всего способной на это. А вторая? Погоди! Не может быть, чтобы я... Я же принимала таблетки.

— Таблетка не предохраняет яйцеклетку от оплодотворения. Она просто не дает ей развиться.

Мэгги смотрела на доктора.

— Черт бы меня побрал...

Нгуен Дао Три опоздал на десять минут. У него были заспанные глаза, и он непрерывно зевал.

— Мне не подходит здешний распорядок,— пожаловался он.

— Послушай, Гай, вместо того, чтобы спать со мной, ты волочишься за каждой юбкой в лагере...

— О, Марджори, я бы предпочел, чтобы время моего сна совпадало с твоим.

— Ну что ж, может, когда-нибудь и совпадет. А пока мы опоздали для инспекции.

Она допила кофе и поднялась.

Люди работали хорошо. Граница была прекрасно укреплена и надежно охранялась. Пахотная площадь все время расширялась. Мэгги каждый день осматривала все подробно, не гнушаясь залезать во все дыры. Пока что все шло хорошо. Никто не нападал, даже кринпиты. Но они были изолированы в мире врагов. Благодаря шпионским спутникам и наблюдениям шаристов, из перехваченных и расшифрованных радиоконтактов, из микрофишей индонезийца Мэгги составила четкое представление о том, чем занимаются гризи. Или, вернее, занимались несколько недель назад. Они оккупировали лагерь пипов, захватили там все. Они уничтожили все живое вокруг себя и продолжали убивать кринпитов и расстреливать шаристов. Подземников они, видимо, сумели приручить, и те помогали им эксплуатировать подземные ресурсы Джема. Гризи разработали какое-то средство — пока еще не было известно, какое именно,— отпугивающее кринпитов. Если бы... Черт побери! Что они сделали! Если бы отец послушал ее и дал бы ей необходимые средства для освоения планеты!

Нельзя сказать, что она плохо работала. Но Мэгги любила быть во всем первой, а обстоятельства складывались так, что она оставалась на втором месте: гризи контролировали всю планету. Под ее началом было только пространство, ограниченное изгородью. А у гризи было три отдельных поселения, включая и то, что раньше принадлежало пипам. Если не считать показаний спутников, полетов шаристов и редких вылазок Капе-люшникова (что было чрезвычайно опасно: можно было лишиться единственного самолета). Мэгги была слепа, она не видела, что делалось на планете. Она запретила даже Дэнни Дейлхауз подниматься в воздух. Во-первых, она не хотела рисковать его жизнью, во-вторых, лучше тратить энергию на защиту лагеря, на освещение посевов. Она направила его вместе с Моррисеем и Димитровой на обучение к агроному Внезапно она задумалась: Дэнни и Димитрова? Может... А может, и нет. Они друзья, но не до такой степени. Нс кто же тогда?

Мэгги посмотрела на Гая Три, беседовавшего с охраной. Кто же отец ее собственного ребенка? Дейлхауз? Три? Этот сукин сын Свеггерт? Эти трое. Но который из них? Раньше она вдоволь поиздевалась бы над собой: зачем такие проблемы. К чему знать, кто впрыснул в тебя семя? Но сейчас это тревожило ее. Все-таки это будет ее ребенок в новом мире. И кто же его отец? Ну, ладно. Нужно заниматься делом.

— У нас в лагере есть лучники? — спросила Мэгги.

Три, объяснявший, как вооружить лодку, замер на полуслове.

— Что? — изумленно спросил он.

— Люди, которые умеют стрелять из лука, черт побери. Я хочу организовать состязание.

— Прекрасно, Марджори. Но я полагаю, что в лагере нет ни луков, ни стрел.

— Те, кто знают, что такое лук и стрелы, могут сделать их. Мы установим призы за победу — кофе, сигарету, я пожертвую бутылку виски.

Совершенно сбитый с толку Три пробормотал:

— Ну что ж, я думаю, что это пригодится на охоте.

Мэгги кивнула, не ответив. На кого охотиться? Каждое животное, которое можно увидеть здесь, надежно защищено панцирем. Таковы особенности эволюции.

Они осматривали станцию, когда явился дежурный из радиорубки.

— Корабль идет на посадку, полковник,— сообщил он.— Через пару минут мы увидим его.

— Слава Богу. Гай, организуй разгрузку. Скажи майору Аркашвили, чтобы все было наготове на случай неудачной посадки.

Посадка была, можно сказать, и удачной, и неудачной. Вернее, ее вообще не было. В воздухе появилась кабина, раскачивающаяся на больших парашютах. Но она не приземлилась на посадочной площадке на берегу, а исчезла в джунглях, примерно в километре от лагеря.

К счастью, никто не пострадал. Пятнадцать человек, находившихся в кабине, добрались до лагеря сами, и двенадцать из них были молодые женщины. Бот услышал молитвы Мэгги. Им пришлось преодолеть очень сложный путь в джунглях. Но они дошли. Просмотрев опись того, что было на корабле, Мэгги, наконец, позволила себе расслабиться. Прибыло все до последней мелочи из того, что она просила,— семена, орудия труда, оружие, различные тренажеры. Конечно, этого недостаточно — но было все, что она просила.

Теперь нужно было работать. Организовать рабочие бригады: и их охрану. Кринпитов вблизи лагеря не было видно, но леса кишели ими. Первый отряд отправился в джунгли, и Мэгги, успокоилась только тогда, когда он вернулся:, неся коробки с пищей; ящики с микрофишами, упакованные велосипеды, электронное оборудование. Мэгги с радостью приветствовала всех. Маленький' черный майор сказал ей, похлопав по сумке:

— У меня есть кое-что для вас, полковник. Это частное, мэм.

— Пройдемте ко мне, Вандемир. Кажется, так ваше имя?

Он вежливо кивнул и прошел за нею в кабинет, где положил сумку на стол.

— Вот, мэм,— сказал он, открывая сумку.

Оказалось, что это микро-ЭВМ с индикаторной панелью на жидких кристаллах. Майор нажал на клавишу, и экран загорелся, высветив ряд символов.

— Это устройство для контроля, за спутниками, мэм. Сейчас на орбите двенадцать спутников.

Мэгги нежно прикоснулась к. прибору — почти сексуальное чувство овладело ею, и тепло пошло по всему телу.

— А можно найти спутники гризи?

— Да, мэм. Мы уже зафиксировали четыре спутника, среди них главный тактрановый передатчик. И два спутника пипов, но, кажется, они перестали быть активными.— Майор набрал какую-то комбинацию на клавишах, и цвет символов изменился.— Зеленые — наши, красные — пипов, а желтые — гризи. Если в радиусе двух миллионов километров что-то произойдет, система сразу зафиксирует это и выдаст информацию.

Тепло продолжало согревать тело Мэгги. Это было именно то, о чем- она мечтала, о чем просила самым настоятельным образом.

— Благодарю, майор. Покажите, как с ним работать, .а затем я хочу, чтобы мы вели наблюдения по очереди по двенадцать часов в день.

— Есть, мэм,— ответил он ровным тоном.— И вот еще письмо для вас от вашего отца.

Это было настоящее письмо, а не микрофиш. Бумажное письмо в конверте, а на конверте стояло ее .имя, написанное подчерком Годфри Миннингера.

— Благодарю, майор. Можете идти и возьмите с собой ЭВМ.— Когда он повернулся, она спросила: — Майор, дома дела идут совсем плохо?

Тот помолчал, а затем проговорил:

— Очень плохо, полковник. Совсем плохо.

Мэгги стояла молча. Затем сунула письмо в карман и подошла к окну, чтобы посмотреть, как идет разгрузка. Она не была готова осознать слова: «очень плохо». Она смотрела на то, как сержант Свеггерт уже крутится возле двух новых девушек, как один из грузчиков уронил прожектор, который разбился вдребезги, а пальцы ее все время ощупывали письмо в кармане. Когда загудел колокол, позвав на завтрак, Мэгги больше не могла сдерживаться. Она взяла поднос с едой и достала конверт.

— «Мэгги, дорогая!

Я послал тебе все, что ты просила. Но дальнейшие поставки исключаются. Дела обстоят совсем плохо. Мы находимся в состоянии боевой готовности, и лишь один Бог знает, сколько это может продлиться.

Так что ты будешь на год, а то и больше предоставлена самой себе. Президенту угрожают импичментом, а может, и того хуже. На прошлой неделе были две попытки убийства президента. Я подсказал ему, как надо действовать. Ввести смертную казнь. Распустить конгресс. Подавить беспорядки, но он политик. Он надеется уладить дело. Однако уладить все мирным путем — это значит урезать все наши военные программы. В том числе и твою, дорогая.

Я не рассказывал бы тебе обо всем этом, если бы не был уверен, что ты поймешь все правильно и справишься с трудностями».

И это все, даже подписи не было. Мэгги долго сидела с письмом в руке и только потом заметила, что завтрак уже остыл. Она уже не хотела есть. Однако ей стало ясно, что продовольствие нужно экономить, поэтому она заставила себя съесть все до последнего кусочка.

И вдруг она поняла, что в лагере что-то изменилось. Случилось что-то плохое. За завтраком сержант Свеггерт услышал странные звуки, не очень громкие и не близко. Звуки напоминали выстрелы. Никто из сидящих в палатке не слышал ничего. Свеггерт положил на большой кусок хлеба омлет и ветчину, а затем вышел из палатки.

Послышался третий выстрел. На этот раз сомнений не было. Это именно выстрелы. Какой-то сукин сын играет с винтовкой. Конечно, ругать его нельзя: случилось самому Свег-геру увидеть кринпита, он и сам не удержится и пальнет в него. Но патроны нужно экономить. Он прибавил шаг и пошел к периметру. Обогнув кухню, он увидел людей, глядящих на тропу в джунглях, которая вела к месту посадки кабины. Другие люди уже бежали туда, и, когда Свеггерт приблизился, их уже было не меньше двадцати. Говорили все возбужденно и беспорядочно.

— Кто там? — спросил сержант, схватив за плечо капрала Кристианидис.

— Кажется, Агги с двумя молодыми. Они решили сделать еще рейс. Лейтенант Маклин только что послал туда патруль.

— Тогда ждите, пока они не вернутся,— приказал Свеггерт. Но он сам не хотел бы подчиниться такому приказу. Стрелять в джунглях — это было непохоже на Агги. Толпа все увеличивалась. Пришел полковник Три, похожий на маленькую китайскую куклу. Затем несколько человек из палатки, где находилась столовая. И наконец сам командир лагеря, полковник Мэгги Миннингер. Все окружили ее, наперебой рассказывая о том, что произошло. Мэгги послушала немного и рявкнула:

— Тихо! Возвращаться назад. Где Маклин? Посмотрим, что он скажет.

Но Маклин не говорил ни слова. Он шел, держа карабин в руках и постоянно озираясь. Когда он приблизился, все увидели, что идущие за ним двое что-то несут. Шествие замыкал солдат, тоже с карабином наготове. Они несли тело женщины, лицо которой было неузнаваемо. Когда ее опустили на землю, оказалось, что одна рука ее вывернута, в на груди пулевое ранение.

— Кринпиты! — воскликнул майор Сантангело.

— У кринпитов нет оружия,— поджав губы, сказала Мэгги.— Может, и кринпиты, но не одни. Три! Проверить границу. Ha боевые посты — полный запас оружия и патронов. Сантангело, соберите всех по тревоге. Свеггерт, возьми трех человек. Пойдешь со мной. Три, вы со своим отрядом следуйте за нами в двухстах метрах.

— Есть, мэм.— И Свеггерт принялся отдавать распоряжения.

Полковник слушал доклад Маклина. По его словам, он прошел всего полпути по тропе, когда наткнулся на труп и на разбросанные и разоренные мешки с припасами. Где остальные двое, он не знает, так как вернулся назад за подкреплением. Мэгги Миннингер больше слушать не стала. Повернувшись к майору Сантангело, она дала приказ Свеггерту следовать за ней.

С двадцатисекундным интервалом они начали по очереди перебегать открытое пространство. Свеггерт, укрывшись под деревьями и дожидаясь остальных, слышал отдаленные звуки, издаваемые кринпитами. Следующий за ним солдат, упав на землю рядом, тоже услышал.

— Кринпиты,— прошептал он.

Свеггерт кивнул и велел ему молчать. Мэгги перебежала открытое пространство, опустилась на колено и прислушалась. Затем подняла руку и приказала двигаться дальше. «Чертова баба»,— подумал Свеггерт. С тех пор как случилось то, о чем он вспоминал с удовольствием, Мэгги пренебрегала им. Дав своим людям сигнал идти вперед, он упал на землю рядом с Мэгги.

— Это здесь,— тихо проговорил он.

— Вижу, сержант. Вперед. Я не хочу, чтобы Сантангело наступил мне на зад.

— Есть, мэм.— Свеггерт повел людей вперед, пробиваясь сквозь джунгли. Звуки кринпитов все еще слышались вдали, но не приближались.

Вскоре впереди показалась темная громада корабля, стоящего на небольшой поляне. Сержант махнул рукой, чтобы привлечь внимание Мэгги, и показ-ал на вершину деревьев. Она кивнула, он бросился к дереву, закинул за плечо карабин и начал взбираться наверх. Лезть было легко, но крона была слишком густой, и ему пришлось несколько раз менять положение, чтобы увидеть корабль и поляну. Прямо перед кораблем лежали изуродованные трупы двух его солдат. Кринпитов поблизости не было, и их звуки, казалось, отдалились еще больше.

Свеггерту стало немного легче. Какого черта он боится кринпитов? Они настолько шумные создания, что ближе, чем на двадцать метров, незамеченными подойти не могут. А тогда о нем позаботится его карабин. Разумеется, кринпиты могут оказаться не одни. С ними может быть пара гризи. Ну и что? Гризи есть гризи — какие-нибудь арабы. Когда он боялся их? Сдвинув пилотку на затылок, он стал спускаться. Что бы там ни было на этой поляне, он уничтожит всех, устроит небольшой спектакль для Мэгги Миннингер... Что-то шевельнулось в кустах справа. Сержант приготовил карабин, но это оказался солдат из его патруля. Успокоившись, Свеггерт навел оптический прицел на полковника. Перекрестие прицела задержалось на лице, затем спустилось ниже к туго обтянутым брюками ляжкам. Может, когда-нибудь снова...

Слабый звук, раздавшийся сзади, заставил его замереть. Он слишком поздно понял, что кринпиты и люди были не единственными существами на Джеме. Повернувшись, сержант увидел странное длинное существо, прыгнувшее на него. Половиной из десяти рук оно схватило его, в одной из пяти других держало пистолет — или что-то похожее. «Чертово создание, оно почему-то в солнечных очках»,— успел подумать Свеггерт, отчаянно пытаясь добраться до карабина. Но было поздно. Он не слышал выстрела, но пуля пробила ему голову.

Мэгги Миннингер не стала ждать конца и первой вернулась в лагерь. Поняв, кого надо искать, сорок человек прочесывали местность. Они нашли только трех подземников, и среди них того, кто убил сержанта Свеггерта. «Тебе всегда везло, сукин сын,— подумала она.— Теперь тебе нечего бояться смертной казни за изнасилование полковника и кого бы то ни было.» Окликнув проходящего мимо человека, она послала его в радиорубку. Еще не дойдя до офиса, услышала голос по громкоговорящей связи:

— Майор Вандемир. Сообщение полковнику.

Мэгги столкнулась с ним в дверях. Добросовестный человек. Он быстро бежал, был полуодет, но принес с собой кейс.

— Откройте! — рявкнула она.— Они вооружили против нас подземников. Пистолеты и солнечные очки. Об этом хотела сообщить Тинка. Быстрее!

— Есть, мэм.— Майор Вандемир с трудом открыл футляр.— Готово, мэм,— доложил он.

— Уничтожить их!

— Кого, мэм?

— Гризи. Все их спутники.— Пока он набирал нужную комбинацию, Мэгги подумала и добавила: — И спутники пипов тоже.

Годфри Миннингер проснулся от ощущения, что кто-то трясет его кровать. Но никого не было. Он был один в комнате, как и все те, кто жил по всему миру в номерах отелей Холидей Инн или Ховард Джонсон Мотор Лодж. На столике, возле постели стоял телефон, возле стены серел экран телевизора. Телефон выглядел необычно. Он был кнопочным, и по его панели пробегали разноцветные огоньки. Штора закрывала одну стену. Но за шторой было не окно, а огромный экран, панель дисплея. В окне не было надобности, так как комната находилась на глубине двадцати метров под землей.

На часах было 6.22. Миннингер приказал разбудить его в семь. Следовательно, не звонок разбудил его. Миннингер задумался. Включая телевизор, открыл штору, чтобы выяснить ситуацию. Но решил ничего не предпринимать. Если возникнет реальная угроза, он узнает и так. Миннингер умел, отключаться от неприятных мыслей. Он встал, надел халат и прошел в ванную. Потом сделал себе кофе.

Минуты пробуждения ото сна всегда были драгоценными для Года Мйннингера. Он считал, что оба его брака расстроились именно из-за того, что его жены не могли понять, что первые полчаса после пробуждения с ним нельзя начинать разговор.— Это было время для кофе, для концентрации сил и мыслей. Разговоры мешали ему. Это была слабость Годфрида, но он не хотел пожертвовать ею ни для кого.

Кофе был нужной температуры и он выпил его как лекарство, глоток за глотком. Затем, сбросив халат, сел в позу полулотоса, расслабился и погрузился в мантру. Он никогда не мог понять, что происходит с его нейронами и синапсами, когда он практикует трансцедентальную медитацию, и даже не пытался. Во всяком случае,, это занимало у него двадцать четыре сотни секунд из двадцати четырех часов. Он никогда не обсуждал полезность этого, и ему не приходилось защищать свою привычку. К тому же он был уверен, что это помогает ему. Каким образом? Он не мог ответить. Но он чувствовал себя более уверенным, спокойным. Да, это выгодное вложение менее трех процентов времени. Годфри сидел, закрыв глаза, и тело медленно покидало его. Его будто окутывала звуковая вуаль. Мозг его превращался в рецептор. Он сам не вносил ничего, только воспринимал. Перед глазами замелькали лица загадочные силуэты, формы, которые не переходили друг в друга. Некоторые из них были божественно прекрасны, другие дьявольски безобразны. Они не пробуждали никаких эмоций. Демонические гримасы не пугали, очаровательные улыбки не привлекали. Они просто существовали. Обрывки разговоров нанизывались друг на друга и протекали через него, как разговоры за соседним столом в ресторане. Циркулирующая память пропускала их через себя, и мозг оставался безразличным к ним.

А между тем, в двух километрах отсюда, на глубине полукилометра под водой, в подводной лодке, принадлежащей Блоку Горючего, вице-адмирал ливийского флота вводил программу в того. Кто Имеет Свое Имя в Себе. Миннингер не знал этого. Мысли его свободно растекались по всем направлениям бесконечности внутри его мозга. Но он не смог бы сделать ничего, даже если бы знал обо всем. Постель задрожала снова. Это не землетрясение. В Западной Вирджинии землетрясений не бывает, подумал он, выходя из своего состояния и готовясь открыть глаза. Толчок был более резкий, чем при землетрясении, более быстрый, чем смещение земной коры, но не был особенно сильным. Он даже не смог бы разбудить его, Годфри Миннингера, если бы тот спал. Но что-то произошло: мигнул свет ламп. В двухстах метрах под землей в горах Западной Вирджинии свет не мог мигать. Система энергоснабжения на плутониевых генераторах была абсолютно изолирована от всех внешних событий. Стрелы молний не могли поразить трансформаторы под землей. Ветры не могли порвать линии электропередачи, ибо все они были проложены в трубах под землей. Внезапно мелькающие огоньки на телефоне погасли, остался один красный. Зазвенел зуммер, он поднял трубку.

— Миннингер.

— Ракетный удар, сэр. Три ракеты. Структурных повреждений нет. Ракеты выпущены из области поблизости от провинции Синцзянь.

— Сейчас буду,— сказал Миннингер.

Он еще выходил из медитации, поэтому не смотрел на ситуационную панель. Но он не мог не принять душ и не побриться. Годфри втер дезодорант под мышки («Как французская проститутка»,— с отвращением подумал он), пробежал щеткой по волосам, оделся и по тихому, устланному ковром коридору быстро вошел в командный пункт. Ситуационная карта светилась.

— Ваш * кофе,— промолвила лейтенант Вейненштат. Это были ее единственные слова: она знала привычку шефа. Миннингер взят кофе, не отрывая глаз от карты. Ярко-красные звезды на ней показывали уничтоженные мишени. Голубые звезды обозначали мишени, уничтоженные другой стороной. Это были Вашингтон и Ленинград, Буэнос-Айрес и Ханой, Чикаго и Сан-Франциско. Красные профили на карте были вражескими ракетными кораблями, пораженными ответными ударами. Их было больше сотни. Тут же было и около шестидесяти уничтоженных голубых. Пульсирующие звезды — красные и голубые — это еще не уничтоженные боевые соединения. Их было совсем немного, и число их постоянно уменьшалось. Канзас-Сити, Каир и целый комплекс вокруг Франкфурта только что перестали существовать.

Вторая чашка кофе уже была не лекарством, а удовольствием. Выпив кофе, Миннингер спросил у лейтенанта Вейненштат:

— Какова возможность второго удара?

— Довольно большая. В настоящий момент сотня ракет готова была нанести удар. Но мы непрерывно сокращаем их количество. У нас примерно восемьдесят. И только два наших подземных укрепления уничтожены. Поверхностная радиация в допустимых процентах, во всяком случае, внутри этих машин.

Она велела налить еще кофе и добавила: — Пока рано говорить, но Кукурузный пояс, кажется о’кей. Также Мексика и юго-запад Тихоокеанского побережья. Но мы потеряли Империал Вэлли.

— Так что пока дела идут неплохо.

— Можно сказать, да.

— На следующие сутки они могут начать снова.

Роза Вейненштат кивнула. Общеизвестно, что каждая большая страна имеет скрытые резервы ракет. Их нельзя запустить в течение десяти минут простым нажатием кнопки, как ракеты с подводных лодок. Но их нельзя и уничтожить, так как неизвестно, где они находятся.

— Да, мы не можем предотвратить этот удар,— сказал Миннингер,— так как их спутники наполовину ослепили нас.

— Мы также ослепили их, Годфри. У них нет глаз на орбите.

— Да-да, я понимаю. Здесь мы выиграли. Проклятые идиоты! Ну что ж, приступим к работе.

Работа Миннингера не имела отношения к обменам ракетными ударами, призванными превратить поверхность Земли в подобие ада. Это была не его компетенция. Он приступит к своим делам сразу же после окончания военных действий.

Тем временем один из этих проклятых идиотов закончил программирование и теперь старался собрать команду для запуска. Это было непросто. Нейтронная бомба сделала свое дело. Ее излучение, проникнув сквозь слой воды и стальную обшивку субмарины, вывело из строя большую часть команды. Сам вице-адмирал ливийского флота получил пять тысяч рад. 1

Он знал, что ему осталось жить несколько часов. Но если повезет, то мишень, куда он направлял удар, просуществует еще меньше.

Три часа сна было явно недостаточно. Миннингер знал, что, не выспавшись, он становится брюзглив и раздражителен. Его люди тоже знали это и прощали его.

Через каждые пять минут карта исчезала, и на экране появлялись десятисекундные картинки: индустриальные объекты, степень их разрушения, гистограммы, демонстрирующие соотношение боевых сил враждующих сторон и их эффективность. В соседней комнате работали люди, непрерывно корректируя информацию на основе поступающих данных. Миннингер даже не взглянул на них. Его заботы были чисто политическими и организационными. Роза Вейненштат контролировала их, каждые несколько минут появляясь в комнате. Сам Миннингер имел постоянную связь с правительством. Он говорил с сенаторами, офицерами главного штаба, губернаторами. Это все были американцы. Их союзники по Блоку Продовольствия находились в особом кабинете, и если кто-то из них требовал внимания, то это расценивалось Миннингером как недопустимая наглость.

— Он не удовлетворен контактом со мной;— сообщала Вейненштат.— Может, вы уделите ему пару минут, Годфри?

— Дерьмо.— Миннингер отложил перо и кивнул, чтобы она включила связь.

На экране появилось лицо маршала Красной Армии Брес-сариона. Но из динамика звучал голос его переводчицы.

— Маршал,— сказала она,— не сомневается, что ваш штаб действует по приказу президента, но он хочет знать, кто президент. Мы знаем, что Вашингтона больше нет и Убежищ Первого и Второго тоже не существует.

— Нынешний президент,— заговорил Миннингер, с трудом подавляя раздражение,— это Генри Монкас, который был спикером Палаты Представителей. Он назначен согласно нашей конституции.

— Да, конечно,— промолвила переводчица после того, как маршал, выслушав ответ, что-то пролаял по-русски.— Но маршал не может добиться с ним связи.

— Проблемы связи существуют,— согласился Миннингер .— Кроме того, у меня есть сведения, что президент сейчас переселяется со своим кабинетом в более безопасное место. Маршал должен понять, что в этом случае связь с ним затруднительна.

Брессарион выслушал ответ и снова заговорил с переводчицей. Переводчица наверняка смягчила большинство выражений маршала:

— Мы понимаем это, но существуют вопросы законности, и маршал хотел бы выслушать некоторые объяснения от самого президента. Алло... Алло...

Изображение маршала Брессариона исчезло. Роза ска зала:

— Я подумала, что в такой момент помехи на линии связи будут очень вовремя.

— Правильно. Кстати, а где этот сукин сын?

— Генри? О, он в безопасности. Он приказал кам сообщить ему новости примерно через час.

Миннингер задумался.

— Скажи ему вот что. Пусть захватит команду для защиты от радиации и перебирается сюда. Здесь он будет в большей безопасности, чем в своей дыре.— Он взял ручку. Сейчас было бы неплохо выпить апельсинового сока, чтобы отрегулировать концентрацию сахара в крови. И вообще, он был голоден.— Вот и мы увидим президента,— сказал он в пустоту.

В субмарине вице-адмирал собрал команду. Все были смертельно поражены радиацией и непрерывно блевали. В кают-кампании пахло, как в припортовом баре. Однако люди выполняли свои обязанности. Ливийская военная доктрина заключалась в том, что лучше иметь одну большую ракету, чем несколько маленьких. И когда эта гигантская ракета разорвала поверхность воды, она сразу была засечена десятком радаров. Испуганные жители видели яркую вспышку и огненный хвост, направляющийся на запад. Кубинский крейсер попытался перехватить ракету с помощью залпа крылатых ракет, но безуспешно. Это была ракета, которую легко опознать, но трудно уничтожить. Она пересекла пространство над побережьем Флориды. Десятки раз ее могли бы сбить специальные ракеты, предназначенные именно для обороны от подобных ракет, но они были давно уничтожены. Ни одна такая установка уже не функционировала.

Миннингер смотрел на последнюю фотографию Мэгги. Его дочь выглядела усталой, стоя над трупом кринпита, но счастливой. Это был хороший снимок высокого качества, и Год Миннингер держал его в бумажнике. Вейненштат внимательно разглядела фото, прежде чем передать ему.

— Она делает вам честь, Годфри,— проговорила Роза.

Он вложил в бумажник снимок.

— Да. Надеюсь, что у нее все хорошо. Вы не можете себе представить, какой была ее мать! Когда я сказал ей, что Мэгги нужна одежда, она потребовала, чтобы я заказал тысячу метров тканей.

— Надеюсь, что она не в мать.

«Я действительно надеюсь»,— подумал он про себя. Роза внимательно посмотрела на него.

— Вы не беспокоитесь о ней, не так ли? Потому что нет оснований... Одну минуту...— Вейненштат включила наушники, и лицо ее стало серьезным.

— В чем дело?

Она выключила радио.

— Генри Монкас. Он погиб в своем убежище. Теперь они пытаются определить, кто будет следующим президентом.

— Дерьмо! — Годфри Миннингер смотрел на остатки своего завтрака, но не видел ничего.— О, это плохо, Роза. И хуже всего, что у нас нет выбора.

Она хотела что-то сказать, но передумала. Он заметил ее колебания.

— Что ты хотела сказать, Роза?

Лейтенант пожала плечами.

— Неужели нет выбора?

Миннингер ухватился за ее слова:

— Говори, Роза.

— Может... может быть, поехать в Канаду?

Ливийская ракета пролетела над Алабамой, над Ашвилем, над Джонсон-Сити. Она летела, повторяя профиль земной поверхности, зафиксированный в ее памяти. И один за другим отключались затворы безопасности взрывного устройства по мере того, как его параноидальный мозг начинал опознавать , близость объекта, для уничтожения которого он был предназначен.

— Это плохо, Роза,— сказал Миннингер, усаживаясь за стол.— Может быть, следовало отдать Мэгги матери, чтобы она растила дочь. Сейчас у Мэгги наверняка был бы муж и двое детей... Возможно, и мир был бы совсем другим.— Годфри подумал, услышит ли он когда-нибудь голос дочери.

— Роза,— произнес он,— свяжись с Хьюстоном. Спроси, есть ли связь с Джемом. И с другими колониями тоже.

— Прямо сейчас, Годфри? Хорошо, дайте десять минут.

— Прекрасно. Десять минут,— разрешил он.

Но Миннингер не дождался. Прежде чем прошли десять минут, он был уже мертв.

Вдали показалась лодка. В пещере позади Анны Димитровой встала капрал Кристианидис,— нет, лейтенант Кристиани-дис, поправила себя Анна,— и навела на лодку полевой бинокль.

— Кринпиты,— сказала она.— Сукины дети. Наведи на них карабин, Нан, но не стреляй до приказа.

Бессмысленно! Она и так не выстрелит. По крайней мере, до тех пор, пока не убедится, что в лодке одни кринпиты и нет Ахмеда Дуллы. Впрочем, она не была уверена, что выстрелит даже в том случае. Она не могла стрелять в живое существо и говорила об этом, но никто не хотел слушать. Хорошо, что у ее карабина оптический прицел, и она могла пользоваться им как биноклем.

Лодка исчезла за поворотом, но Нан уже убедилась, что людей в ней нет. Лодка была большая. Она была уже близко. Был виден один кринпит, который отчаянно боролся с парусом, чтобы направить лодку к лагерю. Лодку уже видели все, и десяток карабинов был нацелен на нее. Через громкоговорители донесся голос Три, который приказал не стрелять без команды. Возле воды стояла Мэгги Миннингер, не обращая внимания на дождь, вода струями стекала с нее.

Анна протерла прицел и снова посмотрела. Этот кринпит казался ей незнакомым. Какое разочарование. Да, глупо надеяться, что Ахмед снова появится в ее жизни. И даже если появится, то как она должна относиться к нему, если он пришел, взял ее и снова исчез, оставив одну. Конечно, он человек другого мира. Но на кого сейчас можно положиться? Мир, из которого она прилетела, уничтожил себя сам, а мир, куда она попала, кажется, хочет сделать то же самое. Чем кончилось секретное совещание Мэгги Миннингер с офицерами, она не знала. И не хотела знать. Но оно могло означать смерть для всех.

Кринпит был уже у берега. Он приподнялся и, перевалившись через край лодки, выполз на берег. Он оказался очень большим. Полковник Миннингер и десяток солдат окружили его.

«Вероятно, они убьют кринпита,— подумала Анна.— Ну и пусть».

Внезапно внимание Анны привлек бежавший к ней солдат

— Димитрова! — крикнул солдат.— Он говорит! Полковник хочет, чтобы ты перевела.

И вот уже Анна вслушивается в странные звуки, издаваемые большим кринпитом.

— Он говорит, что Народная Республика обессилела, и он хочет помочь нам в борьбе с Блоком Горючего.

— Идиот! Что он может сделать своими маленькими конечностями?

Головная боль стиснула мозг Анны, словно тяжелые мешки обрушились на ее череп. Ее начало подташнивать.

Шарн-игон был в очень плохом состоянии. Звуки, которые он издавал, были похожи на передачу испорченного радио. Панцирь его был болезненно-желтого цвета. Из сочленений сочилась густая грязно-красная жидкость.

— Он линяет,— объяснила Анна полковнику.— И очень страдает. Видимо, это вызвано химическими веществами, которыми травят их люди Блока Горючего.

— Ты сама выглядишь неважно, Димитрова.

— Нет, я могу продолжать, полковник.— И все же Анна встала подальше от кринпита. Жидкость, которая сочилась из него, окрасила песок вокруг. От существа исходил тошнотворный запах гниющего сала. То, что она отошла от него, не помогло. Головная боль не проходила. Более того, усиливалась с каждым мгновением.

Мэгги Миннингер пробежала рукой по волосам, откинула их назад. Сейчас она была похожа на маленькую девочку.

— Как ты думаешь, Гай? Может, теперь действительно у нас будет свой кровржадный тигр-людоед?

— Отказываться не стоит, Мэгги. Но он вряд ли сможет повредить гризи.

— Что он говорит, Димитрова? Может ли он напасть со своими друзьями на лагерь гризи, если мы попросим?

— Трудно понять, что он говорит, полковник. Он говорит на урду, но очень мало и плохо. Кроме того, сознание затуманено. У него мания убийства, и ему все равно —- кого. Он говорит, что хочет убить меня.

Миннингер оценивающе посмотрела на кринпита.

— Думаю, что в таком состоянии он вряд ли способен убивать.

— Разве бывает такое состояние, когда можно убивать? — спросила Анна.— Я даже не могу подумать о том, что мне придется убивать. Это сумасшествие — убивать, когда и так мало осталось в живых.

Мэгги подняла руку, чтобы остановить яростную реплику Гая Три.

— Об этом мы поговорим потом. Ты плохо выглядишь, Димитрова. Иди выспись.

— Благодарю, полковник,— произнесла Анна. Она буквально ненавидела Мэгги, причем ненависть эта усиливалась оттого, что она видела участие в глазах полковника. Как осмеливается эта кровожадная ведьма чувствовать жалость?

Анна пошла в палатку. Началась гроза, и молнии сверкали над водой. Она почти не чувствовала дождя. Каждый шаг отзывался мучительной болью в голове. Она знала, что помимо головной боли в ней зреет новая, более страшная боль, готовая вылиться наружу. И она хотела быть самой собой, когда это случится. Она вошла в палатку молча, не сказав ни слова женщине, которая жила вместе с нею. И почти сразу заплакала. Анна плакала беззвучно. Только ее дыхание заставило чернокожую девушку, лежавшую на кровати, приподняться и посмотреть на нее. Анна молчала, и девушка улеглась снова. Анна спать не могла. Она не уснула ни через час, ни позже. Она плакала молча, будучи не в силах сдерживать боль. Исчезли надежды Она не поняла того, что кринпит сказал ей сразу же, но теперь поверила ему. Теперь у нее не было причин оставаться на этой планете. Ахмед Дулла мертв...

Она проснулась от громких разухабистых звуков веселой танцевальной музыки. Принятый ею план очистил ее разум, а сон освежил ее. Приняв душ, Анна окончательно пришла в себя, причесалась и оделась. Музыка напомнила о том, что сегодня еженедельные субботние танцы — очередная эксцентрическая выходка Мэгги Миннингер. Какая она странная! Танцы и смерть.

На последнем корабле с Земли прибыли не только продукты и научные инструменты, но и разные ткани. Анна сшила себе блузку и юбку. Нельзя сказать, что это был праздничный наряд, однако и не рабочая одежда. Она давно не танцевала, но ей не хотелось сейчас быть в кругу тех,, кто наслаждался.

Она прошла мимо генератора, возле которого находился кринпит. Его охранял солдат с карабином. Дождь прекратился, и угрюмый Кунг светился на небе. Анна взяла в буфете немного сыра и два бисквита, а затем снова вышла на улицу. Идти было некуда. Сейчас никто не ходил в лес. Они жили, ели, спали, работали в пространстве, которое можно было обойти за десять минут. Но сейчас почти все были на танцах, и только охранники находились на своих местах. Она прошла на пляж и присела, опершись о пулемет.

Ахмед мертв... Ей было неприятно думать о том, что Ахмед с самого начала относился к ней це так серьезно, как она к нему. И тем не менее, это было именно так, и не стоило себя обманывать. Анна научилась как бы рассекать свою боль, на части. То, что она никогда больше не увидит его, не коснется его сильного тела, не будет лежать рядом, пока он спит,— все это реальность, и этого уже не изменить. Как не изменить того, что она никогда не выйдет за него замуж, не будет иметь от него детей и не состарится рядом с ним. То,, что стало ее мечтой, ее фантазией, никогда уже не могло осуществиться.

Анна снова поплакала немного, затем вздохнула и вытерла слезы. То, что потеряно, сказала она себе, потеряно уже давно. С того момента, как он прилетел на Джем,, Ахмед стал совсем другим человеком. Он умер. И теперь все кончилось. Она вынуждена жить для себя, и ее жизнь будет протекать только здесь, в лагере, ибо другого места просто не существует. Придется пойти на танцы, подумала она и усмехнулась. Но она просто так не могла пойти туда. И не потому, что не хотела танцевать. Причина лежала где-то глубже. Анна прекрасно понимала, какие мысли владели Мэгги Миннингер,, Нгуен Три и другими ястребами, в руках которых находится судьба лагеря. Сколько безумия в их головах! Они решили вести войну даже здесь, после того, как люди Земли уничтожили сами себя. И тем не менее, они танцуют, смеются, веселятся. Какой хирург разделил их мозги так, что днем они планируют смерть, а вечером пьют, флиртуют и ночью занимаются, сексом? Как Ахмед презирал их!

Но Ахмед мертв. Она глубоко вздохнула и решила больше не плакать. Она встала и размяла затекшие нота. Кринпит медленно полз к воде; чтобы попить после неаппетитной пищи. Солдат сопровождал его. Анна не хотела приближаться к крингиту, но ей нужно было сполоснуть тарелку, чтобы отнести ее на кухню. Внезапно она услышала свое имя. Его назвал русский пилот Капелюшников. Он сидел, скрестив ноги, у оружейного склада и беседовал с Дэнни Дейлхаузом. Анна подошла к ним и поздоровалась.

— Аннушка, Дэнни Дейлхауз рассказал мне о смерти Ахмеда Дуллы. Я глубоко сочувствую.

Первый раз с ней говорили об этом. Оказалось, что она может ответить.

— Благодарю,— сказала она,— но неужели ты стал монахом -и не танцуешь сегодня вечером?

— Там нет никого, с кем я хотел бы танцевать. А кроме того, у нас с Дэнни интересный разговор о рабстве.

— И к чему же вы пришли? — спросила она.— К тому, что мы все рабы прекрасной блондинки-полковника?

Дейлхауз, отвечая на вопрос, мягко сказал:

— Я знаю, в каком ты настроении, Анна. Я тоже сочувствую тебе.

— Настроении? — переспросила сна, глядя ня него в упор.— Да, возможно, я подавлена. Думаю что мой дом уничтожен. Да и твой тоже. Ты отважнее, чем я. Я трусиха, поэтому меня очень тревожит, что здесь может случиться то же, что на Земле. Я подавлена тем, что мой друг погиб. Я подавлена тем, что полковник хочет смерти еще многим людям. Ты можешь представить, что она планирует сделать подкоп под лагерь гризи и взорвать там ядерное оружие.. Все это не может привести меня в хорошее настроение.

«Зачем я это говорю?» — спросила себя Анна. Но она знала, что если они будут выражать ей сочувствие, то она заплачет. А она не хотела плакать перед ними. Дейлхауз нахмурился.

— У нас нет ядерного оружия,— промолвил он.

— Идиот,— отрезала Анна.— У твоей любовницы есть все, что она хочет иметь. Я не удивлюсь, если у нее есть танковая дивизия или соединение подводных лодок.. Она украшена оружием, как дешевыми драгоценностями. Запах оружия постоянно витает вокруг нее.

— Нет,— сказал он.— Ты ошибаешься, ядерной бомбы нет. Она не могла бы скрыть этого. И она не моя любовница.

— Мне на это .наплевать. Она моЖет предаваться сексуальным развлечением с кем угодно. И ты тоже.

Капелюшников кашлянул.

— Мне кажется, что внезапно меня потянуло на танцы. Он встал, и Анна взяла еро за руку.

— Я прогоняю тебя, извини.

— Нет, нет, Аннушка. Времена трудные для всех, так что нечего извиняться.

Он похлопал ее по руке, затем улыбнулся и поцеловал ее.

— Что касается меня,— проговорил пилот,— то я вижу, что прекрасная блондинка бродит одна и, возможно, захочет потанцевать с каким-нибудь новым кавалером вроде меня. А ты не хочешь танцевать? Или пообщаться другим способом? Нет? Тогда оставайся с моим другом Дэнни.

Они видели, как русский небрежно приблизился к Мэгги, услышали ее смех, когда он заговорил с ней. Затем он пожал плечами и пошел к танцплощадке.

Кринпит в своем беспорядочном передвижении по пляжу подобрался к ним. Это ощущалось по сильному запаху и тяжелому прерывистому дыханию. Анна прислушалась.

— Он бормочет о своей любви. Кто-то убил ее, но я не могу понять, кто и как. Думаю, что Ахмед имел к этому отношение, и поэтому кринпит решил мстить людям. Но он стал союзником Ахмеда. Дэнни, разве это не безумие? Ведь убийство — это уже конец всему. И это не зависит от того, кто убивает, почему убивает. Только убийство имеет значение.

Дейлхауз встал, глядя на танцующих.

— Она идет сюда,— сказал он.— Слушай, пока она не подошла. Насчет того, что она моя любовница...

— Пожалуйста, Дэнни, не обращай внимания на мои слова. Я действительно в плохом настроении. Так что не думай об этом...

Он был явно не удовлетворен и хотел бы продолжить разговор, но Мэгги подошла слишком близко. Она остановилась, чтобы прикурить, осмотрела кринпита и его охранника, сейчас являющего пример настоящего солдата — подтянутого, в полной боевой готовности. Затем она улыбнулась Нан и Дэнни.

— Болтаете?—дружелюбно спросила Мэгги.— Когда ты последний раз надевал наушники, Дэнни?

Дэнни спохватился и натянул наушники. Они были подключены к подземному датчику, предупреждающему о появлении подземников. Но внизу было тихо.

— Извини, Мэгги.

Она покачала головой.

— Когда ты на посту, я для тебя полковник. А теперь, когда все стало ясно, я предлагаю немного покурить, прежде чем начнем говорить о деле.

— Я не употребляю наркотиков,— отказалась Анна.

— Жаль.— Мэгги проследила, как Дэнни глубоко затягивается одурманивающим дымом, затем продолжила: — Я хочу немного использовать твоего друга Чарли. Мы хотим нанести удар по лагерю гризи, и Чарли будет оружием.

Дейлхауз от неожиданности закашлялся.

— Он... он не может...

— Спокойно, Дэнни. Переведи дыхание и слушай. Буря кончилась. Я возьму с собой пятнадцать человек, в том числе и тебя, Дэнни. Мы захватим лагерь без труда. Только я не хочу брать самолет, чтобы они не увидели нас. Так что основную задачу выполнит Чарли.

— Чарли не умеет воевать.

— Разумеется. Я не думаю, что твой друг, как и ты, хладнокровный убийца. Но я не заставляю тебя убивать. Ты будешь поддерживать связь. Чарли будет наблюдать. Гризи не обратят внимание на одинокий газовый мешок.

— Как не обратят? Они стреляют в каждого шариста...

— Дэнни, мне не нужны твои советы. Я приказываю тебе.— Мэгги выбросила окурок и затоптала его ногой.— Видишь ли, гризи обязательно придут к тому же выводу, что и я. Только я пришла первой. Все это как-то нужно решать. Единственный путь — уничтожить противника,. Единственное, что должен делать Чарли, это висеть в воздухе с радио и сообщать нам, не выслали ли гризи самолет и не выступили ли они против нас. Я поведу отряд но мы будем слепы без прикрытия в воздухе. Мы должны знать, когда нам следует прятаться. Ведь для него это простая задача, не так ли?

— Да, конечно. Но, Мэгги! Ведь он почти единственный оставшийся в живых. Полезно спросить...

— Опять ты делаешь ту же ошибку, Дэнни. Я не спрашиваю, а приказываю. Если он не сделает этого, то я превращу его в небольшой факел.— Она дружелюбно посмотрела на Дэнни.—- Так что после танцев я сообщу об этом людям, а завтра мы уже будем в пути.

— С атомной бомбой для Блока Горючего? — резко спросила Анна.

Лицо Мэгги Миннингер застыло. Через мгновение она ответила:

— Пожалуй, я пропущу это мимо ушей, Димитрова, я не приказываю тебе молчать, но смотри чтобы ты этого больше не говорила. Все, что ты слышишь, когда переводишь, засекречено.

— О, Боже! — воскликнул Дэнни.— У тебя есть ядерная бомба?

— Заткнись, Дэнни. Ты здесь, чтобы слушать, не приближаются ли подземники.

— Мэгги... вернее, полковник. Если ты имеешь в виду запасы плутония для станции, то их недостаточно для создания бомбы.

— Ошибаешься, Дэнни. Достаточно 1800 граммов. А у меня чуть более 6000. В ящиках с надписью «Горючее». Все это планировалось давно, и из этого можно легко создать небольшую атомную бомбу. О, конечно, это не стомегатонная бомба, даже и не килотонная, но мне и не нужна большая, Я не хочу уничтожать лагерь гризи. Я хочу завладеть им. Я хочу забрать припасы пищи, оружия. И я знаю место, куда заложить бомбу. А потом пусть они идут к нам на поклон.

Мэгги выглядела такой деловитой и такой невинной, что Дейлхауз даже не поверил, что она вынашивает такие планы.

— Это же... неспровоцированная агрессия!

— Ты не прав, Дэнни. Это превентивная мера. У гризи нет выбора. Просто они не поняли этого.

— Черт! Так же было и с Перл-Харбором!

Она широко раскрыла глаза.

— Ну и что? Если бы японцы развили успех Перл-Харбора, произвели высадку, то история пошла бы совсем по другому пути.

Казалось, Мэгги чрезвычайно довольна собой. Внезапно она остановилась, выбрала местечко посуше и села на землю.

— Вам, моим старым друзьям по Болгарии, я должна признаться, что я устала, что я испугана. Ведь дела у нас идут совсем не так, как мы мечтали. Я... что с ним?

К ним приблизился кринпит, скрипя и пощелкивая. Анна прислушалась.

— Трудно понять. Он говорит о Ядовитых Привидениях, о Верхних Привидениях. То есть о нас и о шаристах. Видимо, он начал путать.

— Я думаю, что для каждого из нас все враги одинаковы. Скажи, чтобы он убрался. Мне не нравится его запах.

— Хорошо, полковник Миннингер.

Но прежде, чем Анна успела составить фразу, Мэгги остановила ее.

— Подожди. Что это?

На фоне музыки послышался голос по трансляционной сети.

— Не понимаю,— ответил Дэнни, но я слышу что-то. В лесу. нет... в воздухе.

Внезапно музыка смолкла, и послышался испуганный голос:

— Полковник Миннингер! Весь персонал! Приближается самолет!

Теперь уже было ясно слышно: летят вертолет и самолет. Танцующие смешались.

Над деревьями появились два силуэта. Они летели медленно: вертолет и самолет, которого они еще не видели. Наверняка они явились не с миром. Солдаты, сидящие в вертолете, открыли огонь ракетами, а самолет поливал лагерь пулеметным огнем. Пулеметы были установлены на крыльях. Самолет заходил над лагерем, открывая огонь, затем разворачивался ,и делал новый заход. При одном из заходов, самолет выпустил четыре ракеты и палатки вспыхнули, как порох. Охранники, отреагировавшие быстрее, чем танцоры, открыли ответный огонь. Мегпи вскочила и бросилась к ближайшей ракетной установке. Самолет устремился к ней, открыв огонь из всех пулеметов и из огнемета. Мэгги, увидев, что пули ложатся возле нее, упала рядом с кринпитом. Чудовище из последних сил поднялось во весь рост и всеми двумя центнерами рухнул® на Мэгги Миннингер.

Шарн-игон знал., что это его последняя линька, мучительная, болезненная. Он знал, что никогда не сможет насладиться новым прочным панцирем, не сможет ощутить приятное чувство близости с самкой. Он пытался предупредить своих новых союзников о приближении Ядовитых Привидений. Но они были глухи к сверкающим звукам с неба, глухи к его предупреждению; Он давно задумал помочь им уничтожить друг друга как можно скорее, а оставшихся он хотел уничтожить сам. Но, вероятно, он уже сделал все, что мог. Дикая боль туманила его мозг. Ослепительные звуки летящих машин и взрывы бомб довели его. до безумия. Шарн-игон стал настолько немощным, что мог убить только одно Ядовитое Привидение. Может быть, этого будет достаточно. Он поднялся, на ослабевшие конечности и рухнул на слабое мягкое тело, как раз когда его лизнул обжигающий язык огненной лавы.

К этому времени весь лагерь, вернее то, что от него осталось, стрелял по целям. Но те уже находились вне досягаемости— над водой в. километре от лагеря. Самолет и вертолет сделали пару кругов, и полетели прочь, не возобновляя нападения. Следующий удар будет нанесен с другого направления.

Из одного укрепления вдруг раздался крик, и два; солдата исчезли в обрушившейся земле. Подземники смогли убить только десять человек. Даже в защитных очках они не могли противостоять обученным солдатам в бою на поверхности земли. Если бы самолет еще атаковал, но он улетел. Поэтому вскоре пятьдесят подземников валялись на земле, орошая ее черной водянистой кровью. Никто больше не вылез из-под. земли. Туннель был надежно заделан.

Дэнни Дейлхауз стоял, молча глядя на море, а медсестра перебинтовывала ему рану на плече. Воздушные пираты исчезли. Море тихо плескалось перед ним.

— Почему они нас не прикончили? — спросил он.

Ответа не последовало.

Битва кончилась, и лагерь пытался вернуться к обычной жизни, когда они нашли Мэгги Миннингер — еще живую. Она, лежала под мертвым зловонным кринпитом! более двух часов, оглушенная, полузадушенная, неспособная сбросить с себя эту массу. Сначала она хотела по-королевски наградить своего избавителя, но сейчас люди, подошедшие к ней, слышали только сдавленные угрозы и требование освободить ее. Мэгги вытащили и отвели подальше, отворачивая носы, так как от нее исходил ужасный запах. Ее непрерывно рвало, и в промежутке между приступами она отчаянно, ругалась Подбежал доктор, но она не нуждалась в ее услугах. Она мечтала только о том, чтобы избавиться от тошнотворного запаха кринпита. Она позволила Чиги раздеть ее и отвести, к воде. Через полчаса Мэгги уже могла передвигаться сама, правда, очень неуверенно. Она подошла к зловонной каше, бывшей когда-то кринпитом. Отойдя, она отдала приказ, убрать его.

Почему они остановились? Лагерь был в их руках.. С какай точностью они уничтожили тяжелое оружие с первого захода! Теперь у них не осталось ни одной ракетной установки, ни одного пулемета. Только пистолеты и винтовки. Из ста восьмидесяти человек двадцать два были убиты и пятьдесят ранены.

Воздушные пираты улетели без повреждений. Подземников уничтожили, но если бы самолет и вертолет продолжали атаку, подземники запросто прикончили бы всех. Почему? Время было согласовано точно. Как только аэроплан кончил стрелять, вышли подземники. Это не могло быть совпадением. Было ясно, что гризи подготовили их для нападения, а затем бросили их на произвол судьбы. Но почему?

Спасибо папе за его последний подарок! Тонна оружия и патронов уничтожена, но на прибывшем корабле осталось еще не меньше тонны. Там есть и палатки, и пища. Самолет Каппи прошит пулями, но есть запасные части для ремонта. И самое главное: шесть килограммов плутония остались неповрежденными. Убитых, конечно, не заменить. Хуже всего, что появились искалеченные. Теперь они будут обузой. Нгуен Три потерял ногу и много крови. Шестеро получили сильные ожоги. Двое серьезно ранены. Легкораненных тоже очень много. Теперь нужно выделять людей для ухода за ними'? Для того, чтобы вместить всех пострадавших, не было даже большой палатки, поэтому их положили на тюфяки- прямо на улице. Только бы не пошел дождь. Пока что для них сделано все,— думала Мэгги, обходя раненых/

Один человек при приближении Мэгги привстал. Это была лейтенант Кристианидис. Видимо, qнa получила сильные ожоги.

— Полковник,— проговорила она,— я покинула свой пост у радио...

Мэгги посмотрела на доктора, та покачала головой.

— Ложись, Крис, Расскажешь после.

— Нет, я в порядке. Когда они прострелили палатку, я выбежала, но оставила работать микрофон. Я записала весь разговор. Только говорили они на разных языках.

— Спасибо. Теперь ложись,— приказала Мэгги и крикнула:— Дэнни! Проверь радиорубку. Если магнитофон работает, позови меня.

Он плохо выглядит, думала она, наблюдая, как Дэнни положил на землю, узел с одеждой и, не говоря ни слова, направился в радиорубку. Впрочем, все мы выглядим не лучше. Особенно я. Палатка Мэгги была уничтожена, и сейчас на ней была одежда одной из погибших женщин, не подходившая ей по размеру — покойница была выше и толще.

Когда Дейлхауз позвал ее, она уже забыла, зачем посылала его. Но она пошла к радиорубке. Палатка была цела, в ней светились только пулевые отверстия. В палатке уже сидела Димитрова. Дейлхауз запустил пленку, а Анна, надев наушники, приготовилась переводить.

— Сначала один из пилотов сказал: «Цель!» — и база подтвердила. Затем несколько раз включались передатчики пилотов, как будто они хотели говорить, затем заговорила база: «Задержать операцию. Не атаковать!» И тут один из пилотов — по акценту египтянин — сказал: «Удар нанесен. Мы заставили замолчать их ракетные установки. Примерно двадцать пять человек убито». Затем какое-то бормотание, которого я не могу понять, и снова база: «Приказываю немедленно прекратить операцию». Потом слова, другого пилота, ирландца: «Мы барражируем над водой, наблюдаем, ждем дальнейших инструкций». С базы последовала инструкция возвращаться, не возобновляя нападения. После этого на ленте ничего нет, кроме инструкций по посадке.

— Это все? — спросила Мэгги.

— Да, полковник, больше ничего.

— Но почему же они переменили решение в ходе операции? — спросила Мэгги.

Ни Дэнни, ни Димитрова не дали ответа- Но она не ждала его. Дело не в том. Гризи объявили войну, и если они решили закончить ее посредине, это их проблема, а не ее. Она не передумает. Для Миннингер атака, на ее базу решила все. Так что теперь не было вопроса — зачем. Оставался один вопрос — как? Как навязать им сражение и выиграть его?

— Ты можешь копать в таком состоянии? — спросила она Дэнни.

— Думаю, да, хотя рана кровоточит. Смогу

— Тогда помоги Капелюшникову копать могилы. Димитрова, теперь ты будешь радиооператором. Никаких передач. Только слушай. Если гризи будут переговариваться, я хочу знать о чем.

Мэгги оставила их и направилась в одну из уцелевших палаток. Она хотела побыть одна, чтобы подумать. Мэгги закрыла за собой дверь, села и закурила сигарету, глядя в пространство. У нее не было сомнений, что она выиграет войну, потому что у нее осталась козырная карта. И не один плутоний. Вторая карта—самолет майора Вандемира. Ведь на орбите еще четыре спутника. Один ударит по основной базе гризи, второй — по базе на Фарсайде. Она может сделать это в любой момент. Основная трудность заключалась в том, что Мэгги не хотела уничтожать технику гризи. Она хотела сохранить ее. Так что спутники и бомбы применять было бы весьма нежелательно. Нет. Это должна быть наземная операция. Может быть с плутонием, если правильно заложить его в нужное место. Конечно, жаль, что гризи опередили ее и уничтожили ракетные установки. Но это не катастрофа. Жаль также, что теперь уменьшилось' количество боевых солдат.

Мэгги Миннингер только что приняла решение, определяющее будущее человеческой расы на Джеме, хотя и сама не знала об этом.

— Единственное, что утешает,— сказал Дейлхауз Капелюшникову,— так это то, что уничтоженные объекты в основном военные. По крайней мере, теперь мы можем заняться тем, для чего прилетели сюда,— научной работой.

Капи хмыкнул и выбросил из ямы несколько лопат земли.

— Да, конечно.— Он вытер пот с лица.—Только один вопрос. какова настоящая цель экспедиции?

— Выжить! И сохранить все! Бог знает, что произошло на Земле. Может быть, мы единственные оставшиеся в живых люди, и все плоды нашей пятитысячелетней цивилизации здесь: и достижения науки, и вершины искусства.

— Слишком большая ответственность для гробокопателей,— заметил Капелюшников.— Конечно, ты прав, Дэнни. У нас в Советском Союзе говорили — любое путешествие начинается с первого шага. Какой шаг сделаем мы?

— Ну...

— Нет, подожди. Вопрос чисто риторический. Первый шаг очевиден. Когда закончим копать могилы для наших ушедших друзей, ты, Дэнни, пойдешь к полковнику и доложишь, что можно начинать погребальную службу.

Каппи воткнул лопату в грязь и сел. Он выглядел крайне растерянным. Дэрни, впервые видевший его таким, сказал:

— Ол райт. Мы слишком устали. Нужно отдохнуть.

Пилот покачал головой, затем улыбнулся.

— Я не только устал, Дэнни. Я ведь русский. А это очень тяжелая ноша. У нас, в СССР, есть другая пословица: сотня лет больше, сотня лет меньше — какая разница? Но я скажу тебе правду, Дэнни: все пословицы — чушь. Я знаю, что мы делаем — я, ты, все мы. Мы делаем, что можем. Не так много, как хотелось бы, но все, что можем.

Дейлхауз положил лопату и направился к штабу, размышляя. Тяжелая ответственность'. Слишком многое невосполнимо— и это уже потеряно. Слишком мало шансов на то, что уцелели Триумфальная арка, Британский музей, Парфенон, не говоря уже о миллиардах человеческих жизней. Дэнни с трудом сознавал, что никогда уже не услышит симфонии, не увидит балет, не поужинает в роскошном ресторане на крыше небоскреба. Столько утеряно навсегда! И сколько еще будет утеряно... Однако не потеряно главное: надежда. И они могут выжить. И построить все снова. И даже лучше, имея опыт прошлых ошибок на родной планете...

Возле штаба толпились люди, и туда подошла Мэгги с парой своих помощников. Дэнни ускорил шаг и прибыл как раз вовремя. Анна доложила:

— Только что пришло сообщение, полковник. Я воспроизведу ленту для вас.

— Давай,— сказала Мэгги. Она задыхалась от быстрого шага и была близка к обмороку. Но собралась с силами и приготовилась слушать.

Дэнни узнал голос. Это был чернокожий вице-маршал авиации Понтекрафт. Он говорил недолго.

— Это официальное послание лагеря Блока Горючего лагерю Блока Продовольствия. Мы предлагаем немедленное перемирие. Мы предлагаем, чтобы мы и вы не приближались к чужим лагерям ближе, чем на двадцать километров. Ждем ответа в течение часа.

После паузы заговорил другой голос, с явным ямайским акцентом:

— Как вы поняли, наше нападение на вас было спровоцировано нападением на наши спутники. Приказ был отдан после тщательного изучения возможных альтернатив гибели спутников. Мы хотели уничтожить вашу базу полностью, но ограничились минимальными потерями с вашей стороны. Поэтому мы предлагаем перемирие. Помните, наша звезда Кунг нестабильна. Она близка к тому, чтобы вспыхнуть. Мы уверены в этом, так как уровень радиации постоянно колеблется. Во время нападения мы получили данные от наших астрофизиков, что вспышка произойдет в ближайшее время. Точного времени мы не знаем. Видимо, в пределах от сорока восьми часов с этого момента до двух недель. Если вы принимаете перемирие, мы передадим вам все данные, и ваши специалисты смогут оценить правильность наших выводов.

Голос немного дрогнул, затем тон сообщения стал менее официальным:

— Мы не знаем положения дел на Земле. Думаем, что и вы тоже не знаете. Но очевидно, что мы, живущие на Джеме, единственные представители человеческой расы во Вселённой. Мы считаем, что все ресурсы сейчас нужно направить на то, чтобы подготовиться к вспышке. Если мы будем продолжать войну, то можно с уверенностью сказать—-мы все погибнем. Я не предлагаю работать вместе. Я предлагаю кончить войну. По крайней мере, до окончания кризиса. Пожалуйста, ответьте нам в течение часа. Боже, помоги нам всем.

Мэгги закрыла глаза. Все молча смотрели на нее. Она открыла глаза, собралась с духом и сказала:

— Ответь им, Димитрова. Передай, что мы принимаем предложение, запроси технические данные и скажи, что мы свяжемся с ними снова, как только нам будет что сказать. Люди, война окончена.

Через десять минут весь лагерь знал об этом. Мэгги выступила по трансляционной сети, прокрутила ленту с предложениями гризи и рассказала о приближающейся катастрофе. Затем она приказала Алексису Харкурту изучить данные, полученные от гризи, и сообщить ей результаты. Повернувшись к Дэнни, она сказала:

— У меня нет теперь кровати, но мне нужно поспать хотя бы час.

— Ложись в моей палатке.

— Я ждала, что ты это предложишь.— Мэгги посмотрела на тускло-багровое небо, где в облаках прятался Кунг, и покачала головой.— Ужасный день. И он еще не кончился. Знаешь, что я хочу сделать на митинге?

— Понятия не имею.

— Разумеется. Тебе никогда не догадаться. Я хочу заявить о полной отставке полковника Мэгги Миннингер от активной деятельности.

— Что?

— Закрой рот, Дэнни, и не стой столбом. Мы создадим гражданское правительство. Оно начнет действовать, когда худшее останется позади. А может, и раньше, мне все равно. Может быть, ты и все те, кто выступал против армии, правы Теперь очевидно, что мои действия привели к тому, чего я хотела. Я полагаю, что нужно провести выборы в правительство и ты должен стать его главой.

— Зачем? Почему я? Мэгги, ты хочешь, чтобы я все расхлебывал?

— Почему ты? Потому что ты практически единственный, кто остался из первых поселенцев. Ты и Каппи. Потому что тебя все любят. Потому что ты единственный в лагере, кто может управлять, и к тому же ты не солдат. Я не давлю на тебя. Решай сам. Но я буду голосовать за тебя. Хотя...— добавила она,— вряд ли наше решение изменит что-либо.

Они были уже у палатки, и Мэгги задержалась у входа, глядя на небо.

— Черт — сказала она,— опять начинается дождь.

— Раненые! — воскликнул он.

— Да- Надо построить навес. Жаль, Дэнни, я надеялась, что перед митингом мы с тобой немного развлечемся в постели.

Дэнни не мог удержаться от улыбки.

— Мэгги, ты очень странный человек. Иди ложись.— Когда она вошла в палатку, Дэнни обнял ее.— Я никогда не мог предположить такого поворота. Что заставило тебя поверить в гражданское правительство?

— Что заставило? Может, этот чертов кринпит. Если бы он не рухнул на меня, вы сейчас хоронили бы меня вместе с другими. Он отдал свою глупую жизнь, чтобы спасти меня. Хотя я и не доверяла ему.

Их осталось так мало, что для митинга не потребовалось включать трансляцию. Те раненые, которые могли сидеть, слушали сидя, а остальные расположились на мокром помосте танцплощадки. Мэгги Миннингер говорила, стоя на небольшом возвышении. Она рассказала о выводах Харкурта.

— Данные, полученные от гризи, относятся большей частью к геологии, а не к астрономии. Они выкопали множество шурфов. Из данных очевидно, что вспышка происходит регулярно раз в двадцать-тридцать лет. Судя по количеству пепла и угля, происходит увеличение уровня излучения на семьдесят процентов при длительности вспышки в неделю, а может и дольше. Этого достаточно, чтобы убить нас. Как теплом, так и ионизирующим излучением. Когда это случится? Они предполагают, что минимум через десять дней. Я могу только подтвердить это.

Из толпы послышался шепот.

— Из полученных данных видно, что температура поверхности постепенно повышается уже две недели, поэтому и погода испортилась. Во время вспышки температура поверхности будет между 35 градусами и точкой кипения воды. Я не думаю, что она будет выше, хотя трудно предположить, что будет в момент вспышки. Во всяком случае, то, что может гореть,—сгорит. Например, леса. Но не сразу, сначала они высохнут. После этого температура упадет, начнутся сильные дожди, которые зальют пожары. Период дождей продлится несколько недель. А затем все придет в норму.

— Но не останется ничего живого,— добавил кто-то.

Харкурт развел руками.

— Может быть. Но если будут убежища, то можно выжить.-— Он хотел продолжить, но Мэгги остановила его..

— Ты говоришь без большой уверенности.

— Да.

Дейлхауз встал.

— Алекс, почему же на Джеме есть жизнь, если эти вспышки происходят регулярно?

— Я могу только высказать предположение. Сначала • растительности. Она выгорает, но затем из корней прорастает новая. Семена, вероятно, выживают тоже. А обильные дожди после вспышки дают хороший старт растительности. Первобытные люди на Земле тоже выжигали леса для удобрения почвы. Я не знаю животного мира. Подземники, возможно, не почувствуют особых неудобств, если, конечно, у них; есть запасы еды. Большинство из них выживает. Может быть, и кринпиты. Они хорошо защищены от внешней среды. Им не нужно беспокоиться, что вспышка ослепит их,— у них ведь нет глаз. Панцирь надежно защищает их внутренние органы.

— А как насчет Чарли?

— Не знаю. Тут сложнее. Думаю, что вспышка уничтожит всех взрослых, но их разбросанная сперма сможет дать потомство. Разумеется, возникнут сильные мутации. Эволюция на этой планете происходит очень быстро.

Но если все существа могут выжить, то почему не можем мы? — спросила Мэгги.

Харкурт пожал плечами.

— Они приспособлены, а мы нет. Кроме того, я говорил о выживании расы, а не отдельных особей. Может, выживет один процент. Может, меньше.— Он осмотрел аудиторию.— Сколько будет один процент от нас?

— Ясно,— сказала Мэгги.— Я полагаю, всем ясно. Значит, нам нужно строить убежище, защищающее от теплового удара и ионизирующее излучения. И строить надо быстро. Есть у кого-нибудь идеи относительно этого?

Харкурт колебался.

— Понятия не имею. Палатки бесполезны. О, я еще забыл упомянуть о ветрах, которые в это время будут очень сильными. Так что убежище должно выдержать ураганный ветер, скоростью до двухсот километров в час. Я подумал, нельзя ли использовать туннели подземников? Однако мало кто из нас выдержит жизнь под землей при высокой температуре, без вентиляции.

Все молча оценивали такую возможность. Затем встал Капелюшников.

— Можно сделать вот что — человек пятнадцать взлетят в капсуле и продержатся на орбите, пока все кончится.

— Но там будет жарко,—запротестовала Мэгги.

Каппи покачал головой.

— Только радиация. Стальная обшивка отразит процентов девяносто, а может быть, и полностью защитит. Единственная проблема — как. выбрать этих пятнадцать счастливчиков?

Мэгги задумалась, затем произнесла:

— Нет, это последнее дело, Каппи. Здесь другая проблема — что будут делать эти счастливчики, когда- вернутся на мертвую планету. Ведь никого из нас не будет в живых Думаю, что те, кто полетит туда, должны не возвращаться на Джем, а попытаются добраться до Земли или до других колоний. Здесь им не выжить.

Харкурт кивнул и добавил автоматически:

— Но не вся планета будет мертва.

— Что?

— Да, только половина планеты. Та, что обращена к Кунгу. На Фарсайде, обратной стороне, будет даже незаметно, что была вспышка. Но нам это все равно, потому что мы живем здесь и у нас нет времени, чтобы построить там обогреваемый купол, изолированный от окружающей среды, и перебросить все туда. В чем дело?

Мэгги внезапно разразилась хохотом.

— Сукины дети! — воскликнула она.— Снова убеждаешься, как ты глуп, когда начинаешь верить людям. Эти ублюдки гризи обманули нас. Они предложили мир не потому, что хотят мира. Они прекратили войну потому, что поняли — мы и так погибнем!

— Но... они...

— Нет! Они не погибнут! У них есть база на Фарсайде! — Она покачала головой.— Люди! Я хотела заявить о том, что передаю власть гражданскому правительству. Но теперь я считаю, что с этим можно повременить. У нас есть необходимость выполнить военную работу. Когда эта сторона будет залита губительной радиацией и умирать от жары, гризи спрячутся в уютном гнездышке на той стороне планеты. Им будет наплевать на то, что творится здесь. Да, гнездышко у них будет очень уютное. И я хочу отнять его у них.

Дэнни уже больше часа летел над высокогорной пустыней. Ущелья и каньоны проплывали под ним. И только изредка попадались зеленые островки, слишком маленькие для того, чтобы сесть. Капелюшников сжался, насколько было возможно. Он проделал огромную работу по разведке и сократил пешему отряду, пробивающемуся сквозь джунгли и пустыню, сотни километров. И тем не менее им оставалось еще не менее трех дней пути, и каждый шаг давался с огромным трудом.

И все-таки уже давно Дейлхауз не чувствовал себя так хорошо. Несмотря на то, что Мэгги Миннингер допустила ошибку в заказе обуви, так что он натер правую ногу до пузырей. Однако он не был самым невезучим. Трое из отряда остались совсем без обуви.

— Мы вернемся за вами,— обещала Мэгги.

Но Дейлхауз понял, что она лжет. И по глазам остающихся было видно, что и они это понимают.

И все же он был счастлив, шагая вперед, хотя иногда ему не хватало дыхания. Полет для него был не работой, а отдыхом. Но теперь они забрались туда, где полеты небезопасны. Дождь шел с перерывами уже восемь часов, заставляя их дрожать от холода. Они промокли до нитки и задыхались от удушливого пара, исходившего от промокшей одежды. Впрочем, это не имело значения. Плохо было то, что нельзя было видеть Чарли и двух оставшихся в живых членов его семьи. Дэнни забрал у них радио, так как гризи могли перехватить сигналы. И когда рассеивались облака, Дэнни обшаривал небо в поисках своих друзей. Он ни разу не видел их, не слышал их песен, но знал, что они поблизости, в небе.

Их было двенадцать человек, пробивающихся к лагерю гризи. Они ушли с базы, приказав оставшимся изображать, что на базе их по крайней мере вдвое больше. Оставшиеся прекрасно понимали, что если миссия отряда провалится, то выжить им не суждено. Мэгги сама передала гризи последнее сообщение:

— Мы начали строительство подземного убежища. Когда вспышка закончится, поговорим о мире. А пока мы будем стрелять в любого, кто приблизится к нам.

Сейчас им оставалось десять километров пути. Три часа для человека в хорошем физическом состоянии. Но — целый день хода для измученных людей. Сложность заключалась не только в том, что им приходилось преодолевать различные препятствия, но и в том, что они были нагружены до предела. Им пришлось нести на себе все: пищу, оружие, воду, различное снаряжение. Самыми тяжелыми оказались цилиндры с надписью: «Элементы питания, замена». Каждый цилиндр весил не менее килограмма. А двенадцать цилиндров —-это уже тяжкая ноша.

Сначала они несли эти цилиндры так, чтобы исключить возможность их соединения, необходимого для образования бомбы. Лейтенант Кристианидис следила за тем, чтобы расстояние между несущими было не менее метра. Конечно, вероятность того, что при падении цилиндры образуют критическую массу, была мала. К тому же Мэгги заверила всех, что без сложного оборудования и взрывателей бомба не сработает, поэтому им приходилось тащить на себе еще двенадцать килограммов сложной аппаратуры. И тем не менее все были крайне осторожны.

В конце каждого прохода Мэгги обходила весь лагерь, проверяя груз. На этот раз, подойдя к Анне Димитровой, сидящей очень близко к Дэнни Дейлхаузу, она спросила ее в упор:

— Ты беременна?

Что? Что за вопрос?

Мэгги покачала головой.

— Прости. Я устала. Я должна знать, что с тобой все в порядке.— Она ухмыльнулась и подмигнула Анне и Дэнни. Но когда отряд снова отправился в путь, Анна уже несла только фляги с водой, а красные цилиндры перекочевали на спину Марджори /Аозелер.

Мэгги выглядела ужасно, и с каждым шагом вид ее становился все хуже. Ее пикантная пухлость давно исчезла. Впервые на лице обнажились скулы, а голос стал хриплым. Пребывание под кринпитом в течение двух часов подавило ее защитные рефлексы. К тому же на коже появились зловещие пятна коричневого цвета, похожие на ожоги. Она уверяла, что они не болезненны. Дэнни понимал, что она лжет. Но он считал, что Мэгги не лжет, уверяя, что бомба, которую они несут, не будет использована. Он первым предложил это, и Мэгги сразу согласилась.

— Конечно,— сказала она.— Я не хочу уничтожать лагерь. Мне нужен этот лагерь — и не просто для нас, но для будущего всей человеческой расы на Джеме. Бомба нужна нам только для угрозы. Для этого мы и несем ее.

Дэнни сказал об этом Анне на последней остановке перед тем, как они приблизились к лагерю гризи.

— Она думает о будущих поколениях. Она считает, что наши гены и хромосомы не должны подвергаться воздействию радиации.

— Конечно,— не удивилась Анна.— Я тоже так считаю.

Так что у Дэнни была надежда. Она привела его через джунгли ко входу в грязную пещеру, через которую они могли проникнуть в туннель к подземникам, ведущий под лагерь гризи. Она теплилась у него, когда майор Вандемир и Кристианидис собирали взрыватель и вставляли стержень детонатора. Она не покидала его и тогда, когда Мэгги, Вандемир и еще двое с тяжелым грузом исчезли из виду. И та часть его жизни, нет, жизни всех, которую они прожили до этого момента,— эта часть жизни была их позором, несчастьем, бесчестьем, Может быть, даже хуже. Дэнни не мог думать об этом иначе, как о чем-то грязном и предательском. Это было не что иное, как грабеж со взломом! Воровство! Но это должно прекратиться. Должно наступить лучшее время. Надежда на лучшее не покидала его целых два часа с того момента, как Мэгги и остальные исчезли в туннеле. Она не покидала его до той минуты, как Крис Кристианидис посмотрела на часы и сказала:

— Ну вот. С этого момента никому не выходить. Лицом к стене. Руками закрыть глаза. Когда появится огненный шар, не открывать глазам. Затем выждать десять минут. Я скажу, когда...

И тут Дэнни не выдержал, закричал:

— Она не сделает этого! Она же обещала!..

— Дэнни, она не может поступить иначе! Она дала ложное обещание гризи. Мы захватили продовольствие и оружие. Мы выступим против них и уничтожим всех!

— Это безумие! — кричала Анна.— Радиация убьет нас, если мы войдем в лагерь!

— Может быть. У меня есть счетчик, мы проверим. Самое главное — самолеты. Если мы захватим их, то сможем перелететь на их базу на Фарсайде.— Крис колебалась. Она была посвящена в тайну с самого начала и понимала, что они задумали преступление.— Во всяком случае,— наконец проговорила она,— мы уже ничего не можем сделать. Бомба будет взорвана через десять минут. Прячьте головы! — И только сейчас надежда Дэнни погибла окончательно.

Для самки подземника тоже все было кончено. Слепая и одинокая, она двигалась по туннелю в то единственное место, куда ее вел инстинкт. Оно располагалось на глубине тридцати метров под землей. Место для выращивания молодняка, для любовных игр и место, куда приходили умирать. Мать Др-Ши никогда не была здесь раньше. Она была главою семейства, ей было предназначено судьбой нести ответственность. Однако она знала, что придет время, когда в конце жизни ей придется увидеть эти старые туннели и умереть в них. И вот это время пришло, и она приползла сюда. Она не видела ничего, но что-то здесь было не так. Мать подняла переднюю часть туловища и спросила:

— Здесь есть кто-нибудь?

Ответа не было. Ни звука. И никакого запаха, кроме запаха давно умерших. Др-Ши снова крикнула. Не потому, что надеялась получить ответ, а просто по привычке быть методичной во всем.

— Есть кто-нибудь, кто слышит меня?

Никого. Здесь мог быть только кто-нибудь из одичавших молодых, которые носятся по туннелям Но здесь даже их не было. Но Мать не испытывала злобы к Двуногим, которые выжгли ее глаза своими стробоскопами. Она отомстила им за то, что они отравили туннели, за то, что совратили молодых на путь злобы и убийства. Она сражалась против них, Двуногих, и даже против своих молодых, принявших новую веру. И вот теперь туннели пусты. Было бы не так печально, если бы она могла видеть слабый фосфоресцирующий свет разлагающихся останков. Что у нее осталось? Вкус уже не имел значения — еды почти не было. А зачем обоняние? Нюхать пыль под ногами? Др-Ши чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы была заточена в своей норе, как в счастливые годы жизни... Она потянулась и издала мягкий кошачий звук отчаяния. Ее начинал мучить голод. Двуногие уничтожили все хранилища для еды, отравили почти все туннели, тянувшиеся на десятки километров во все стороны... Внезапно в километре отсюда на поверхности земли раздался звук. Это был не просто звук. Воздушная волна ударила по ее ушным перепонкам, и в голове возникло неприятное жужжание, похожее на беспорядочные крики о помощи перепуганных детенышей. Однако с этого момента уже никогда детеныши не будут звать Др-Ши на помощь...

Левое колено Мэгги ужасно болело и кровоточило. Кожа давно была стерта до мяса. Ей было все труднее поспевать за двумя, что ползли впереди. Бог создал ее совеем не для того, чтобы ползать часами по подземным туннелям высотой всего девяносто сантиметров. Чтобы не опираться на больное колено, она попыталась ползти, перенося центр тяжести на руку и здоровую ногу. Но через два метра она просто упала, и ползший за ней Вандемир едва не наткнулся на нее. Двое впереди продолжали движение, так что Мэгги пришлось удвоить усилия, чтобы не отстать, а это еще больше увеличивало ее мучения.

Она остановилась и посмотрела на часы. Больше четверти часа до взрыва. До того, как две гранаты подорвут бомбу. К этому моменту они удалились примерно на километр. Достаточно для того; чтобы не пострадать. Она крикнула:

— Отдых! — И перевернулась на спину, тяжела дыша затхлым воздухом.

По счастью, в туннеле было не совсем темно, что оказалось для нее неожиданностью. Глаза ее уже привыкли к темноте, и она различала световые пятна, такие слабые, что даже было невозможно сказать, какого они цвета. Вдруг Мэгги услышала позади глубокий вздох. Затем снова воцарилась тишина.

— Ван! — крикнула она.— Майор Вандемир!

Грязные стены поглотили ее голос, ответа не было. Она перекатилась на живот, развернулась и поползла назад. Запахло мышами. Мэгги включила фонарь на шлеме и увидела, что майор мертв. Один из подземников побывал здесь: нож, торчащий из глаза майора, подтверждал это.

— Черт,— прошептала Мэгги и вытащила пистолет.

Свет фонаря прорезал тьму, но не смог успокоить ее. Туннель был извилистым, с боковыми ответвлениями, в каждом из которых мог поджидать враг. Она хотела крикнуть, но передумала. Зачем? Им не вынести Вандемира из туннеля. К тому же его тело загораживало весь туннель и могло сослужить последнюю службу — закрыть путь преследователям.

Есть лучший способ. Мэгги достала одну из двух гранат, завела ее на десять щелчков и, толкнув к майору, поползла прочь как можно быстрее. Через минуту-две она бросилась ничком на землю, закрыв голову. Позади раздался взрыв, и она поняла, что обрушился туннель, похоронив доблестного майора. После взрыва она вдруг осознала, что не слышит своих спутников.

— Сэм! Четник! — закричала она.

Они не отвечали, видимо, не слышали ее зова. Мэгги, не выключая фонарь на шлеме, поспешила за ними. Боль в колене отошла на задний план. Когда часы показали время взрыва, она еще не нагнала своих спутников.

Она снова легла на спину. Можно было уже не прикрывать голову. Либо она погибнет тут, либо нет. Все зависит от того, далеко ли ей удалось отползти от места взрыва. Расстояния должно хватить. Взрыв, по расчетам, должен уничтожить только оружие гризи. В расчетах она была уверена. Карта, ради которой Тинка и индонезиец пожертвовали собой, ясно показывала, где 'находятся жизненные центры базы. Однако рассматривать карту на поверхности и попытаться сориентироваться «под землей — разные вещи. Сейчас Мэгги даже не была уверена, что они двигаются в нужном направлении. Надо было протянуть от выхода шелковый шнур...

В это время раздался взрыв. Точно в назначенный срок. И она осталась жива. Ей даже не было страшно. Значит, котя бы в этой части ее план сработал. Теперь, если Крис правильно проведет атаку... если они не забудут накидки от радиации... Если гризи не успеют опомниться и оказать сопротивление... если бомба заложена туда, куда надо... слишком много если. Нет, ей нужно быть там, наверху, со всеми, а не здесь.

Какой-то глухой звук привлек внимание Мэгги. Она обернулась и увидела, что целая секция потолка, рухнув в туннель, завалила его. 'Последствия взрыва? Маловероятно. Это подземники пытаются устроить ловушку для врага. Ведь ее было так просто выследить по кровавому следу от раны на колене.

Пора выбираться отсюда. Содрогаясь от мучительной боли и замирая от страха, Мэгги ползла вперед. Через десять метров голова ее уткнулась в стену. Она снова включила свет. Свежая земля, выхода из туннеля нет. Значит, подземники замуровали оба выхода. Быстро обернувшись, она убедилась, что сзади никого нет. Она была одна. Обращаясь к стене, Мэгги Миннингер сказала:

— Самое страшное для человека — это быть погребенным заживо.

Она ждала, надеясь услышать хоть слово. Затем вытащила пистолет и поискала рукой лопатку. Ее не было, вероятно, она потеряла ее. Остаются только пальцы. Мэгги -отбросила пистолет и стала ногтями разрывать степу. Сначала с яростью. Потом в ужасе. И, наконец, потому, что больше ей ничего не оставалось.

От горизонта до горизонта, насколько мог видеть Чарли, все было затянуто облаками. Буря ослабевала там, вблизи океана, но здесь, над лагерем гризи, она продолжалась. Уже несколько часов он не видел земли и несколько дней не видел отряд своего друга Дэнни. Ветер, сильный и безжалостный, тащил его и двух оставшихся в живых самок по направлению к Полюсу Тепла. Они устали и выбились из сил, к тому же потеряли высоту.

Пока они сражались с ветром, появилась новая стая, летящая от Полюса. Чарли повел свои остатки на соединение с ней. Он жаждал новых слушателей, чтобы пропеть им песни о новых друзьях с Земли, а также услышать песни, которые он не знал. Стая была небольшая, меньше шестидесяти взрослых, но в ней были новые голоса, которых Чарли никогда не слышал. И он с радостью устремился к ним.

И тут небо озарила белая вспышка. Она захватила всех врасплох. Чарли оказался одним из счастливчиков. Он смотрел в другую сторону и поэтому не ослеп. Он видел, как преобразилось вечно хмурое багровое небо, озарившееся невиданным сиянием. Затем он услышал какой-то звук, и черное облако смешалось с облаками джемианского неба.

Песни приветствия сменились криками боли и ужаса. Чарли мог ответить только призывами подниматься. Старшие члены стаи подхватили песню, и самки стали сбрасывать балласт, но испытывали сильную боль и не могли слышать песни Чарли. Хотя они находились далеко от взрыва, шквальный ветер разметал стаю по небу. Чарли никогда не ощущал таких ударов ветра. Он всегда мог предсказать заранее, что начнется буря, и можно было уйти от нее, подняться выше облаков, пропустить ее под собой. На этот раз не было никакого предупреждения. Ему казалось, что ветер отрывает его конечности. Его несло через чужую стаю, он сталкивался с самцами, самками, сбивал молодых.

И затем снова без предупреждения острый запах самок ударил в ноздри. Пора оплодотворения! Самки уже выпустили длинные серебристые нити яйцеклеток. Весь воздух был пропитан требованием оплодотворения. Для Чарли и других взрослых самцов не было вопроса, что делать: сеять семена, оплодотворять яйцеклетки. Сама природа требовала этого. Поверхность воздушных мешков натянулась. На их лицах было выражение боли. Боль должна кончиться, когда исторгнется семя.

Но это ненормально, неправильно! Чарли со страхом задавал свои вопросы стае, которая пела вместе с ним. Почему происходит оплодотворение? Почему огонь пришел с враждебной земли, а не с неба? Что означают этот жар, грохот и дикий ветер? Всем своим телом Чарли понимал, что это неестественно. Почему это огромное черное облако все время растет, намереваясь проглотить их всех?.. Этот вопрос непрестанно мучил и Чарли, и всю стаю, пока обжигающий жар ядерного пепла не выжег им глаза, не спалил их газовые мешки, выпустив водород, и не заглушил их песни навсегда...

Ядерный взрыв на этой планете был невиданным зрелищем. Его мощность была менее килотонны, и вряд ли на Земле его заметили на фоне многомегатонных взрывов, искореживших земную поверхность. Когда гранаты сблизили своим взрывом плутониевые стержни, мощная цепная реакция пришла в действие. И затем раздался взрыв. Все, что окружало плутониевый заряд: оболочка, стены туннеля — обратилось в горячий газ с давлением в биллионы атмосфер. Газ стремился вырваться на свободу. И вырвался. За одну тысячную долю секунды образовался огненный шар диаметром пятьдесят метров. И этот шар стал расширяться во все стороны со скоростью пятьсот километров в час. Он был ярче, чем Кунг, ярче, чем Солнце Земли, ярче, чем сто солнц, собранных вместе. Но по мере охлаждения жара яркость его начала уменьшаться.

Люди, скорчившиеся в пещере, видели вспышку даже с закрытыми глазами, а сильный удар ощутили своими телами, когда затряслись стены пещеры. Грохот был ужасающий. А затем услышали голос Кристианидис:

— Не вставать! Глаза не открывать! Ждите!

Почти десять минут она держала их в пещере и только потом позволила открыть глаза. Осторожно выглянули они из-за хребта., И с ужасом увидели содеянное Мэгги Миннингер. Ядерный гриб вонзился глубоко в атмосферу, пробив дыру в облаках, но вершины гриба не было видно. Лагерь гризи, казалось, почти не пострадал. С лица земли был сметен только склад, горело несколько палаток. Повсюду бродили ошарашенные люди.

— Она... она промахнулась! — крикнула Крис, и Дэнни Дейлхауз не мог понять, сердится она или радуется.

Эпицентр взрыва был в полукилометре от лагеря. Мэгги промахнулась. Вся сила взрыва пропала напрасно. Однако тепловой удар был достаточно эффективен. Люди, находившиеся вблизи, ослепли и получили ожоги. Никто не предупредил их, что нужно закрыть глаза и не смотреть в сторону взрыва.

— Проверить оружие,— приказала Крис. Она сняла очки: глаза ее покраснели и опухли. Но голос был решителен: — Накинуть плащи! Идем!

Дейлхауз встал и натянул пластиковый плащ. Неужели этот плащ защитит от радиации? Он поднял карабин и вставил магазин. «Зачем я делаю это?» — подумал он, но медленно побрел вместе с отрядом, в котором осталось лишь девять человек, к лагерю гризи. Дэнни шагал и твердил себе, что все неправильно. Неправильно тактически: ядерный взрыв вывел из строя только тех, кому не повезло. Оставшиеся в живых оправятся. Неправильно стратегически: они не имели права попадать в такую ситуацию. И самое главное: неправильно морально. В каком мире они собираются жить, если в борьбе за него сами нападают друг на друга исподтишка?

Дейлхауз посмотрел на людей, шедших в затылок один другому. Все смотрели вперед, па лагерь гризи. Неужели никто из них не чувствует того же, что и он? Он остановился:

— Крис, я не хочу делать этого!

Лейтенант медленно повернулась к нему так, что ствол автомата уперся ему в живот.

— Вперед, Дэнни.

— Нет, подожди, Крис...

Она резко сказала:

— Я ждала этого от тебя. Мы пойдем туда. Все. Полковник Миннингер приказала, и я выполню приказ. Иди.

Остальные встали, глядя на них. Все молчали, наблюдая, как Дейлхауз рассматривал ствол автомата, направленный уже ему в переносицу. Он ответил:

— Нет, Крис.

Выражение лица Крис изменилось, посуровело, и он понял: да, она нажмет курок.

— Убери автомат, лейтенант! — крикнула Анна.

Она направила свой пистолет в спину лейтенанта.

.— Я не хочу убивать,— сказала Анна.— Но так же не хочу нападать на этот лагерь.

Дейлхауз шагнул вперед и, взяв автомат из рук Кристианидис, швырнул его далеко в кусты, куда тут же забросил и свой. Через секунду то же сделала Анна, а за нею и остальные.

— 'Идиоты*! —крикнула Крис.— Они перестреляют вас, как кроликов!

Дейлхауз не ответил. Он смотрел на лагерь, где люди уже заметили их. У них было оружие, и они наблюдали за драмой, разыгрывающейся на холме. Дэнни поднял руки вверх и пошел к лагерю. Краем глаза он заметил, что Анна сделала то же самое. Может, Крис права? Может, кто-то из гризи уже прицелился и готов стрелять? Но он уже ничего не смог бы сделать. Как ни была велика их вина, она уже не была его виной, и впервые он ощутил в душе мир и покой...

Что можно сказать о всех действующих лицах этой истории? О Марджори Миннингер, и Дэнни Дейлхаузе, и Анне Димитровой, и Ахмеде Дулле, и Чарли, и Шарн-игоне, Матери Др-Ши?

Они делали что могли, что считали необходимым. И обо всех них — о любом живом существе — человеке или представителе другой расы — можно сказать одно: все они умерли. Некоторые пережили войну. Некоторые пережили вспышку. Но в борьбе со временем выживших не оказалось.

А что можно сказать о прекрасной и могущественной женщине по имени Мускарт Гринклоуд Ан-Гуен?

В ней есть частицы Мэгги и Нан, и некоторых других. Некоторые следы обусловлены цепочками ДНК, другие — генами живших раньше людей. Она никогда не знала их, потому что с тех пор прошло уже шесть поколений.

Как все мы, она не была единой личностью. В ней заключалось три личности, или шесть, или сто, если учесть те отпечатки, которые наложили на ее личность множество людей, живших рядом. Для своего любовника она была желанной подругой, с которой приятно провести уик-энд на озере Дьяволов. Для внуков она была строгим учителем, который водил их по музеям и зоосаду. Для всех жителей, зарегистрированных в Войн-Фен Метрополитен Ареал она была выборным судьей, контролирующим деятельность правительства. Или, вернее, не правительства. Муски была твердым приверженцем Шести Принципов Джемианской Республики, из которых самым главным принципом было: никакого сильного центрального правительства. Понятие «правительство» было давно забыто, сгорело в огне вспышки, умерло от голода, в годы отчаяния. Оно исчезло с Джема полторы сотни лет назад. И никто не хотел возвращения этого ужаса, особенно Муски. Правительство было таким же чудовищем, как армия, как голод. Муски была готова драться за свои Принципы и готова была отдать за них по капле всю кровь, так же как и молодые добровольцы-миллионеры и Приниматели Даров.

Но чтобы понять, что такое Муски, рассмотрим три главных ее ипостаси, и это поможет нам разобраться в сложном и своеобразном мире Джема.

Во-первых, Муски производила больше, чем десятую часть продовольствия для Войн-Фен, и почти все оно приходило из-под земли. Конечно, она создавала его не сама. Она стояла у ворот галереи. Старые добрые времена частной собственности умерли вместе с правительством. Муски не была владелицей чего-либо, она была равной среди равных. Но выполняла при этом специальные обязанности.

Вы могли бы подумать, что она похожа на виргинского фермера, присматривающего за батраками. Но это ошибочный вывод. Здесь не было собственности, здесь не было, эксплуатации. Кринпиты приносили им дары с подземных ферм. Это были именно дары, их давали добровольно. Если Муски не нравились дары, она не приказывала их заменить. Ома просто отказывалась. Тогда кринпит спокойно возвращался в свою деревню, где мог свободно голодать. В метре от Муски подземники опрыскивали кринпитов антиаллергеном:. Здесь тоже обходились без применения силы. Если кринпит не давал им даров, они не опрыскивали его. И кринпит мог по своей воле болеть и даже умереть. Так что кринпит был абсолютно свободен и мог выбирать то, что он хочет сам, без всякого принуждения. В этом мире не было никакой эксплуатации никого, никем и никогда. Это был один из Шести Принципов.

Кринпит знал это и наслаждался свободой, так же как радио, барабанами, металлическими предметами, которые давала ему Муски сама в обмен на то, что он давал ей. Подземники тоже знали это и тоже были благодарны, особенно за то, что Двуногие улучшили их туннели. И подземники помогали сильным рабочим кринпитам возделывать урожай на подземных фермах. Они тоже получали много такого1, чего не знали их далекие предки, вечно жившие под землей. Шаристы тоже знали это, и в воздухе тоже постоянно звучал» песни.

И, конечно, Муски Гринклоуд Ан-Гуен прекрасно знала это. У нее было все, что она хотела. А наибольшее удовлетворение ей доставляла твердая уверенность в том, что Шесть Принципов неукоснительно соблюдаются, справедливость торжествует и каждый на Джеме — человек, кринпит, шарист, подземник — имеет все. Хотя, может, и не всегда столько, сколько она. Во-вторых, Муски была добровольным служащим. Она была выборным судьей,, который добровольно отдает свое время служению Обществу, даже по праздникам.

Она вышла из сельскохозяйственной галереи на поверхности под купол города Жирных. Муски была довольно красивая женщина. Она загорела под искусственным солнцем плавательного грота. Она была высокой и весила шестьдесят килограммов, хотя талия у нее была пятьдесят сантиметров. Ее любовник предпочитал иметь дело с нею, а не с более молодыми девицами. Когда Муски шла по холмам Воспоминаний, приветствуя всех, мужчины не отводили от нее глаз.

Скинув обувь для удобства, она села на диван.

— Я хотела бы начать,— произнесла она с солнечной улыбкой.

Остальные шесть выборных судей согласились с нею и сказали, что тоже готовы начать обсуждение дел. Большинство дел были самыми ординарными, и согласие судей достигалось сразу же. Все берегли силы для действительно стоящего дела. Со своего места под бюстом Матери Кристианидис Роанок Фрайбер рассказала о том, как идут дела по очистке озера Дьявола. Вся животная жизнь в озере была почти уничтожена с тех пор, как был изобретен Фермент Соли, служащий антибиотиком против всех форм жизни на Джеме.

— Осталось еще несколько грузовиков, и озеро будет абсолютно чистым,— сказала т-Фрайбер.

Оторвавшись от любования своими десятисантиметровыми ногтями, Зод Хауз Фларенборн предложила давать дополнительные дары милиционерам, так как многие из них пострадали при исследовании старых туннелей подземников и освобождении дальних лагерей кринпитов. Все согласились, что это надо сделать, Женщина в милицейской форме около двери удовлетворенно кивнула. Затем лицо Муски затуманилось. Она осмотрела всех сидящих:

— Я слышала, что пришло сообщение с Альфа-базы.

Наступила тишина. Это дело было увязано с грядущими изменениями, и никто не хотел рассматривать его. Все судьи зашевелились в своих креслах под бюстами предков. Каждый ждал, чтобы заговорил кто-то другой. Наконец, т-Фрайбер высказала свое мнение:

— Лично я считаю, что наши предки поступили неправильно, возобновив исследование космоса. Они добровольно выделили большие средства, чтобы вывести на орбиту тактрановый спутник. И что мы получили? Горе и смятение.— Т-Фрайбер перечислила все предыдущие контакты: угрозы со стороны марсианских колоний, мольбы о помощи с самой Земли, дюжина предложений с Альфа-колоний наладить регулярные сообщения между Альфой и Джемом. Из других частей Вселенной — ничего.

Муска ждала мнения остальных. Затем спросила:

— Интересно, стоит ли нам дальше отвечать на послания с Альфабазы?

Никто не ответил. Следовательно, все согласны, что не стоит. И судьи перешли к разговору о том, как растет население планеты: от ста восьмидесяти выживших к тысяче восьмистам в третьем поколении и почти к четверти миллиона в шестом поколении. Теперь можно не бояться, что человечество умрет. Человек на Джеме будет процветать. Это напомнило Муски, что ее последний ребенок готов родиться. Она позвонила в госпиталь по телефону. Сиделка даже в этот час была на месте. Но новости были плохие: ребенок родился мертвым.

— Я ругаю себя за это,— сказала Муски доктору,— что выбрала... как ее имя, доктор?

— Мери Глоубак.

— Да, Мери. Ей почти шестьдесят лет, и мне нужно было пригласить кого-нибудь помоложе, чтобы родить мое дитя.

— О, не порть себе день,- сказала доктор.— Всякое может случиться. Помни, что почти все твои дети живы, и еще троих вынашивают другие сиделки.

— Ты очень добра.— Муски повесила трубку с улыбкой. Но новость сразила ее.— Мне хотелось бы уйти,— сказала она. И все были рады этому предложению, так как всем хотелось по домам, к своим семьям...

И третья ипостась Муски — это мать, уважаемая глава семьи. Это была не самая маленькая часть ее. Ее семья была огромна. Сорок четыре человека живых детей, из которых десяток старших уже многократно сделали ее бабушкой, а три самых младших еще находятся внутри трех женщин, добровольно согласившихся выносить их и родить. Она напомнила себе, что нужно сделать подарок Мери Глубак за добровольное согласие оплодотвориться ее яйцеклеткой. Не такой большой подарок, как обычно, ведь ребенок родился мертвым. Скоро Рождество, и все эти женщины придут ее поздравлять. Муски с удовольствием ждала этого дня.

Но. не все думы о семье были приятными. Когда она шла по аккуратному саду туда, где спала и хранила свои вещи, из кустов навстречу ей выскочил подросток. Это был д-Дейлхауз Дольфин Ан-Гуен, один из ее сыновей. Он тяжело дышал от бега. Муски вздохнула и сказала:

— Очень приятно, что ты спешишь поздравить меня, Дольф.

Он остановился и посмотрел на рождественское дерево посреди сада, украшенное огнями и звездой на вершине. Очевидно, он забыл о каникулах. Муски снова вздохнула.

— Счастливого Рождества, Дольф. Присядь и успокойся. Они сели на скамью из прессованной глины под деревом.

Муски и смотрела на сына. Она знала, что несмотря на все недостатки, он не начнет говорить без разрешения, и хотела, чтобы мальчик ощутил мир и покой в саду. Здесь стояли статуи первого Поколения Восемнадцати Матерей из золота, пятьдесят две Кормилицы из хрусталя и восемьдесят Отцов, высеченных из гранита, который добывали в скалах возле Полюса Тепла. Двадцать один человек из выживших, которые не внесли вклада в гены ныне живущих, тоже были увековечены в статуях, но эти статуи находились в самых дальних уголках сада. Имена тех, кто пережил вспышку на Фор-сайде, были выгравированы на серебре, как бы подернуты морозом. Те, кто пережил катастрофу в катакомбах подземников, получили надписи из рубина. Остальные, пережившие вспышку в орбитальных капсулах, под машинами, в пещерах, в других местах, где они могли укрыться от гнева звезды, были украшены оранжевым хризолитом, напоминающим цвет пламени. Это произошло шесть поколений назад. Когда Муски почувствовала, что это святое место подействовало на ее сына, она промолвила:

— Ол райт. Можешь говорить, что хочешь, Дольф.

Он не мог дождаться этого момента и не скрывал своего нетерпения.

— Хорошо! Я скажу! Ты делаешь ошибку, Мать Муски. Мы не можем сказать нет Альфабазе! Не можем!

Он был ужасно упрям. Даже свиреп.

— Да, я сказал, не можем! Это преступление против человеческой расы! Джем разлагается на наших глазах, Мать Муски. Это единственный шанс для нашего развития. На Альфабазе есть высокоэнергетическая технология. Ты знаешь, что значит их предложение? Они могут перевести в тахионное состояние десятки тонн. Мы не можем сделать этого даже ради спасения собственной жизни.

— Милый Дольф. У нас на Джеме очень много горячих проблем. Ты знаешь, сколько бродит диких стай кринпитов? Кринпитов, которые впали в дикое состояние? Подземников, которые стали совершенно неуправляемыми и бесполезными? Наш долг...

— У нас долг перед человечеством!

— Да, конечно. И мы выполняем его. Наши предки отдали жизнь, чтобы спасти нас, и мы строго блюдем Шесть Принципов. У нас нет тирании, национализма, расовых распрей. Мы не насилуем Джем, мы служим его процветанию. Мы экономим его ресурсы, а на Альфе снова развивают индустрию, и с ней возрождается все зло технологической цивилизации.

— Боже! — воскликнул Дольф.— Ресурсы! Да мы пальцем не пошевельнули, чтобы тронуть их! Ты знаешь, что горючее образуется быстрее, чем мы используем его?

— Прекрасно! Но будь разумен, Дольф, дорогой! Зачем ты портишь мне праздник своими глупыми идеями? Предположим, что кто-то примет твои предложения. Кто будет разрабатывать ископаемые минералы?

— Кринпиты! Подземиики! Люди! Машины! Я не знаю. Если кто-либо не захочет работать, надо его заставить!

Мускарт была ошарашена.

— Ты испортил мне праздник. Какой стыд!—-Упрямый подросток и неумелая сиделка — ее праздник испорчен, еще не начавшись. Дольф ее любимый сын. Она восхищалась его легким телом, быстрым умом. Но как он может не принимать этот рай и не быть в нем счастливым, как все остальные?

Каникулы Дольфа тоже были испорчены, и он, злой и растерянный, сел на каменную скамью, даже не слыша веселого пения вдали. Если бы он сумел заставить ее понять!. Покорение Джема дорого обошлось людям. И не только в первый ужасный год. В первые десять лет произошло еще несколько вспышек Кунга. Было восемь вспышек, и только две или три из них обошлись без страшных последствий. Людям пришлось вынести многонедельное заточение под защитным куполом, страшный голод в течение следующих полутора лет, пока планета не восстановила себя. Стоило ли людям платить жизнями за существование на такой планете?..

Подземник с четырьмя садовниками-кринпитами, панцири которых были покрыты блестящим праздничным лаком., прошли мимо Дольфа. Внезапно он услышал вдали песню.

Черт бы пробрал это время радости, думал он. Время самоубийц! Время медленной смерти в довольстве, когда вся остальная Галактика благодаря достижениям технологии стремится Бог знает куда! Ярость боролась в нем с праздничным настроением. Но постепенно ярость отступила. Дольф вдруг вспомнил, что нес подземник,— бледно тлеющий ультрафиолетовый факел, и решил пойти к рождественскому дереву. Кринпиты уже растащили по сторонам скамьи и столы для пикников, чтобы освободить пространство. После этого они удалились. Подзем-ники установили факелы по местам и ожидали распоряжений. На дереве привязанные шаристы распевали свои сладкие песни. Молодые люди складывали возле дерева одежду и бежали к украшенному стволу.

— Пора начинать! — закричали все, и шаристы затянули песню «Добрый король Венцеслав». Подземник поджег факелы. Шаристы все как один вздрогнули, и душистые нити полились на землю. Под рождественским деревом пары сплелись в экстазе традиционного Кольца.

И Дольф не смог устоять. Ярость погасла. Рождество победило. Он скинул одежду и бросился к дереву. «Зачем сражаться за Утопию?» — думал он. В этот момент в нем кончился процесс взросления. И начался процесс умирания. Что, по сути, одно и то же.