Рикошет

Перевод: AmorNovels

Playlist

Everything Must Change — Nina Simone

Blue Jeans — Lana Del Rey

Waiting — Alice Boman

Disparate Youth — Santigold

Ghosts — On An On

Happy 81 — Modern Skirts

Only If You Run — Julian Plenti

The Sun — Portugal. The Man

Глава первая

Я облажалась.

Это единственная мысль, которая приходит мне в голову, когда я оцениваю свое окружение. Диджей врубает музыку из встроенных в стену усилителей, в то время как люди жадно поглощают разноцветные напитки. Моя младшая сестра, Дэйзи, потягивает пиво из пластикового стаканчика, рассматривая своих друзей-моделей. Я боюсь, что она остановит парня и попытается свести нас — чтобы отвлечь меня от мыслей о Лорене Хэйле. Пять часов назад я считала, что домашняя вечеринка будет безопасным выбором.

Неправда.

Совсем. Неправда.

Я должна целомудренно лежать под одеялом, и спать во время новогодней суматохи у себя дома с Роуз. Всего несколько дней назад Ло — мой лучший друг, мой парень, буквально человек, на котором держится вся моя жизнь — уехал на реабилитацию. Мы с Роуз провели весь понедельник, собирая мои вещи. Я сортировала фотографии, безделушки и ценные вещи, разражаясь слезами. Кроме одежды и туалетных принадлежностей, то, что принадлежало мне, принадлежало Ло. Я чувствовала себя так, будто переживаю развод.

И до сих пор чувствую.

Всего через час Роуз вызвала грузчиков и заплатила им, чтобы они закончили собирать вещи в моей старой квартире и распаковали вещи в нашем новом доме. Она купила виллу с четырьмя спальнями недалеко от Принстона с пятью акрами разросшейся пышной земли, белым крыльцом, черными ставнями и фиолетовыми гортензиями. Это напоминает мне южные дома в Саванне или Сестринство Йа-Йа. Когда я сказала ей об этом, она стояла, положив руки на бедра, и оценивала здание своими властными желтыми глазами. Затем она расплылась в улыбке и сказала: — Я полагаю, что да.

Изоляция от мужских тел не мешает моему улетучивающемуся разуму путешествовать в плохие места. В основном я беспокоюсь о Ло. Я ворочаюсь с боку на бок по ночам, и мне приходится глотать большие дозы снотворного, чтобы отдохнуть. Я скучаю по нему. А до того, как он уехал, я не представляла себе мир без Ло. При этой мысли у меня першило в горле, сердце падало, а голова закружилась. Теперь, когда этот момент настал, я понимаю, что он забрал с собой частичку меня. Когда я сказала об этом Роуз, она похлопала меня по плечу и сказала, что я веду себя неразумно. Ей легко так говорить. Она умная, уверенная и независимая. Все, чем я не являюсь.

И я не думаю… я не думаю, что многие люди могут понять, каково это — быть настолько привязанным к кому-то, делить с ним каждое мгновение, а потом быть оторванным от него. У нас нездоровые, созависимые отношения.

Я знаю это.

И я пытаюсь измениться, превзойти его, но почему это должно быть условием?

Я хочу расти вместе с ним.

Я хочу быть с ним.

Я хочу любить Ло так, чтобы люди не говорили мне, что наша любовь слишком велика.

Однажды, я надеюсь, мы добьемся этого. Надежда, это все, на что я могу опираться сейчас. Это моя движущая сила. Это буквально то, что удерживает меня на ногах.

Первые несколько дней ломки мучили меня, но мне помогло то, что я спряталась в своей комнате. Я отказывалась видеть реальный мир, пока не смогу преодолеть самые сильные позывы. До сих пор я сдерживала свои сексуальные потребности, утопая в любви к себе. Я выбросила половину своего порно, чтобы попытаться успокоить Роуз и убедить себя, что я на пути к выздоровлению, как Ло. Но я не уверена, что это так. Не тогда, когда мой желудок сжимается при мысли о сексе. Но в основном я хочу заниматься сексом с ним.

И я беспокоюсь о том пятидесятипроцентном шансе, что я затащу другого парня в уборную, где притворюсь, что он Ло, чтобы хоть на мгновение утолить свой голод. Я не должна быть здесь. На домашней вечеринке. Дистанцирование от диких вещей помогало до сих пор. Это… это даже не близко к моим самым диким моментам, но этого достаточно, чтобы подтолкнуть меня к чему-то плохому.

Когда Дэйзи позвонила и пригласила меня на «домашнюю вечеринку», я представляла себе несколько человек, смешивающих крепкие напитки и сгрудившихся вокруг телевизора, чтобы посмотреть музыкальные представления. Но не это. Не квартира в Верхнем Ист-Сайде, забитая моделями… мужчинами-моделями. Я едва могу сдвинуться на сантиметр, чтобы какая-нибудь часть тела не вторглась в мое личное пространство. Я даже не смотрю, чтобы увидеть, какая связка касается моей кожи.

Я должна была сказать Дэйзи «нет». У меня много страхов с тех пор, как Ло уехал, но самый большой — подвести его. Я хочу дождаться Ло, и если у меня не хватит сил подавить эти навязчивые мысли до того, как он вернется из реабилитационного центра, тогда нашим отношениям действительно придет конец. Больше никаких Лили и Ло. Больше никаких нас. Он будет здоров, а я застряну на разрушительной вертушке в одиночестве.

Поэтому я должна попытаться. Даже если что-то в моем мозгу говорит уходи. Я постоянно напоминаю себе о том, что ждет меня, если я не дождусь его. Пустота. Одиночество.

Я потеряю своего лучшего друга.

Согласно грамотным инструкциям Роуз (она читала о сексуальной зависимости, как и Коннор, но это уже другая история), я должна искать подходящего психотерапевта, прежде чем посещать любые общественные мероприятия, которые могут меня соблазнить. Дэйзи понятия не имеет о моей зависимости — о том, что она связана с соблазном горячих парней и кайфом от секса. Роуз — единственный человек в моей семье, который знает о моей проблеме, и так будет продолжаться, если я смогу сделать так чтобы никто больше не узнал об этом.

Тем не менее, я не сказала Дэйзи нет. Даже когда я пыталась сказать это, она использовала мантру «Я никогда тебя не вижу», чтобы заставить меня подчиниться. В довершение она сказала, что я не обратила внимания на то, что она рассталась с Джошем во время Дня благодарения. (Первая ошибка: спросить — Как Джош? — по телефону сегодня утром. А я думала, что была такой ловкой, помня его имя и все такое). Вот насколько я «не вовлечена» в ее жизнь. Так что я не только переваривала ее статус одиночки, но и испытывала проливной поток сестринского раскаяния. Я должна была сказать «да», чтобы загладить свою вину перед ней. Это Лили 2.0 — девушка, которая действительно пытается быть частью мира своей семьи.

Это значит проводить время с Дэйзи. И беспокоиться о том, что она снова прыгнет в бассейн знакомств. Особенно если эти модели по старше забрасывают свои крючки, чтобы поймать ее.

И вот я здесь. Очевидно, что я не готова к такой вечеринке. Хотя, я сменила свои треники на черные брюки и шелковую голубую блузку.

— Я так рада, что мы здесь вместе, — восклицает Дэйзи в третий раз. — Я никогда тебя не вижу, — ее рука обвивается вокруг моего плеча, притягивая меня в пьяные объятия. Я почти ем ее золотисто-каштановые, почти светлые волосы. Воздушные прямые пряди ниспадают ей на грудь.

Мы отдаляемся, и я убираю одну из ее прядей со своих блестящих губ.

— Прости, — говорит она, пытаясь откинуть волосы, но ее руки заняты: в одной пиво, а в другой сигарета, лениво горящая между двумя пальцами. — У меня слишком, блять, длинные волосы, — она вздыхает в разочаровании, продолжая бороться с прядями. В итоге она использует плечи и шею, пытаясь отодвинуть волосы с груди, и выглядит при этом как сумасшедшая.

Я заметила, что Дэйзи ругается чаще, когда она раздражена. Это нормально. Но я уверена, что нашей маме пришлось бы потратить дополнительные три часа на медитацию, чтобы забыть о сквернословии Дэйзи.

И именно поэтому меня не волнует, много она ругается или совсем не ругается. Пускай она делает то, что хочет, говорю я. Дэйзи должна быть Дэйзи для разнообразия, и я действительно рада видеть ее вдали от невротических, материнских когтей моей матери.

Она садится и кладет локоть мне на плечо для поддержки. Я достаточно низкая, чтобы быть ей подставкой для рук.

— Лил, — говорит Дэйзи, — я знаю, что Ло здесь нет, но я обещаю, что сегодня вечером я отвлеку тебя от мыслей о нём. Никаких разговоров о реабилитации. Никаких упоминаний о комиксах или о чем-либо, что напомнит тебе о нем. Ничего, хорошо? Только я, ты и куча друзей.

— Ты имеешь в виду кучу привлекательных людей, — я использую правильную терминологию.

Меня окружают симпатичные люди, которые могут пробежать по пляжу в стиле Спасателей Малибу и вызвать волну стояков. Или они могут пройтись по подиуму, и вы, вероятно, будете смотреть на их лицо больше, чем на их одежду.

По крайней мере, я бы так и сделала.

Делает ли это меня самым уродливым человеком здесь? Я, наверное, единственная девушка, не похожая на модель. Я киваю. Ладно. Я смирилась с этим. Вокруг одни 10, а я, наверное, выгляжу на 6. Я согласна с этим.

Она выпускает дым из своих губ и улыбается.

— Они все не так уж хорошо выглядят. Марк похож на песчанку при плохом освещении. Его глаза расположены слишком близко друг к другу.

— И его берут на работу?

Она кивает с глуповатой улыбкой.

— Некоторые модные линии любят причудливые черты. Ну, знаешь, кустистые брови, щель между зубами.

— Ха, — я пытаюсь найти Марка и его песчанку, но его нигде нет.

— Я бы хотела, чтобы у меня была более крутая фирменная черта.

Фирменные черты? Звучит как получение крутого патронуса в Волшебном мире. Хотя я уверена, что мой тоже был бы отстойным. К примеру белка.

Я пытаюсь определить ее фирменную черту, сканируя ее черные леггинсы, длинную серую рубашку и армейскую зеленую куртку в стиле милитари. На ней нет ни грамма макияжа, цвет лица ровный, свежий и персиковый.

— У тебя просто отличная кожа, — киваю я, думая, что разгадала загадку. Я так хороша. Я почти похлопываю себя по спине.

Ее брови поднимаются, и она игриво задевает мое бедро своим.

— У всех моделей хорошая кожа.

— О, — я понимаю, что мне придется всё-таки спросить. — Какая твоя фирменная черта?

Она подносит сигарету к губам, а затем хватает прядь своих волос и трясет ею в мою сторону.

— Эти малышки, — бормочет она. Она отбрасывает пряди на плечо и затягивается сигаретой. — Длинные, длинные, длинные волосы принцессы Диснея. Так это называют в моем агентстве, — она пожимает плечами. — Это даже не так уж и необычно. С париками и прочим, у кого угодно могут быть мои волосы.

Я бы сказала ей отрезать их, но это только укрепит ее в том, что она ни черта не может с этим поделать. Не тогда, когда агентство контролирует ее внешний вид. Не тогда, когда у нашей матери остановится сердце.

— У тебя волосы лучше, чем у меня, — говорю я ей. Мои наполовину жирные.

Наверное, мне нужно чаще их мыть.

— У Роуз самые лучшие волосы, — говорит Дэйзи. — Они идеальной длины и очень блестящие.

— Да, но мне кажется, она расчесывает их по сто раз на дню. Как злая девчонка из «Маленькой принцессы».

Губы Дэйзи подергиваются в улыбке.

— Ты только что сравнила нашу сестру со злодейкой?

— Эй, злодейка с хорошими волосами, — защищаюсь я. — Она бы это оценила.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Дэйзи докуривает сигарету и убирает ее в хрустальную пепельницу на камине.

— Я рада, что ты здесь.

— Ты постоянно это говоришь.

— Да, я рада. Ты всегда так занята. Мне кажется, что мы так мало общались с тех пор, как ты уехала в колледж.

Я чувствую себя еще хуже. Быть намного моложе Поппи, Роуз и меня, должно быть, было изолированно и одиноко. То, что я стала зависимой и избегала всей своей семьи, не помогло.

— Я тоже рада, что я здесь, — говорю я ей с широкой, искренней улыбкой.

Даже если это может быть моим самым большим испытанием после отсутствия Ло, по крайней мере, я знаю, что сделала что-то правильно. Приехать сюда, провести время с Дэйзи — это прогресс. Просто другого рода.

Внезапно ее глаза загораются.

— У меня есть идея, — она хватает меня за руку, прежде чем я успеваю запротестовать. Мы выходим из квартиры и направляемся в коридор. Она бежит к лестнице, таща меня за собой.

Я только начинаю привыкать к этой новой импульсивной Дэйзи. Которая, как сообщила мне Роуз, очевидно, существует уже два года. Когда мы переехали в наш новый дом, мы пригласили Дэйзи помочь с оформлением. Во время экскурсии по вилле с четырьмя спальнями она заметила бассейн на заднем дворе. Не обращая внимания на то, что сейчас еще зима. Озорная улыбка исказила ее лицо, и она вылезла из окна спальни Роуз на крышу и приготовилась прыгнуть в воду с высоты трех этажей.

Я не думала, что она это сделает. Я сказала Роуз: — Не волнуйся. Возможно, это просто привлечение внимания.

Но она разделась до трусов, взяла разбег и плюхнулась в бассейн. Когда ее голова всплыла, на ней была самая большая, самая глупая ухмылка «Дэйзи». Роуз чуть не убила ее. Моя челюсть навсегда отвисла.

И она поплыла на спине, почти не дрожа.

Роуз сказала, что когда нашей мамы нет рядом, Дэйзи склонна сходить с ума. И не в том смысле, что Я собираюсь пропить все свои печали и занюхаться кокаином. Она просто делает вещи, которые наша мама осудила бы, а Дэйзи, наверное, знает, что мы более снисходительны. Когда Роуз увидела, что Дэйзи пережила прыжок без синяков, она просто назвала ее глупой и оставила этот вопрос без внимания. Наша мать разглагольствовала бы целый час, выходя из себя из-за любых травм, которые могли бы разрушить ее карьеру модели.

Больше всего на свете, я думаю, Дэйзи просто хочет быть свободной.

Думаю, мне повезло, что я избежала строгого контроля со стороны матери. Но, может быть, и нет. Я не стала идеальной. Можно даже сказать, что я в корне испорчена.

Мы поднимаемся по лестнице на самый верхний этаж, и Дэйзи поворачивает ручку двери, пронизывающий холод покалывает мои голые руки. Крыша. Она повела меня на крышу.

— Ты же не планируешь прыгать? — спросила я с расширенными глазами. — На этот раз для тебя нет бассейнов, в которые можно приземлиться.

Она фыркнула.

— Нет конечно… — она отпускает мою руку и ставит свое пиво на гравийную площадку. — Ты видишь этот вид?

Небоскребы освещают город, и люди даже взрывают фейерверки с других зданий, в небе трещат краски сегодняшнего праздника. Внизу гудят машины, как бы заглушая величественную атмосферу ночи.

Дэйзи вытягивает руки и глубоко вдыхает. А затем она кричит во всю мощь своих легких.

— С НОВЫМ ГОДОМ, НЬЮ-ЙОРК!

Сейчас только десять тридцать, так что технически это все еще канун Нового года. Ее голова поворачивается ко мне.

— Кричи, Лил.

Я тревожно потираю свою горячую шею. Может быть, это из-за отсутствия секса. А может, секс — это единственное, что поможет мне чувствовать себя лучше. Так… секс — это причина или решение? Я уже даже не знаю.

— Я не крикунья.

Ло бы не согласился. Мои щеки вспыхивают.

Дэйзи поворачивается ко мне лицом и говорит: — Давай, тебе станет легче.

Сомневаюсь.

— Открой рот пошире, — дразнит она. — Давай, старшая сестренка.

Мне одной кажется, что это звучит извращенно? Я оглядываюсь через плечо. О да, мы одни.

— Покричи со мной, — она подпрыгивает на носочках, готовясь сказать «С НОВЫМ», но останавливается, когда я не разделяю ее энтузиазма по поводу праздника. — Ты должна расслабиться, Лили. Это Роуз должна быть чопорной, — она хватает меня за руку. — Давай, — она подводит меня ближе к выступу.

Я бросаю взгляд вниз. О Боже. Мы очень высоко.

— Я боюсь высоты, — говорю я ей, отступая назад.

— С каких пор? — спрашивает она.

— С тех пор, как мне было семь лет и Гарри Чизуотер столкнул меня с конструкция для лазания.

— О да, ты сломала руку, не так ли? — она улыбается. — И разве его фамилия не Чессуотер?

— Ло придумал ему прозвище.

Хорошие времена.

Она щелкает пальцами, вспоминая.

— Точно. В отместку Ло положил ему в рюкзак петарду, — ее улыбка исчезает. — Хотела бы я иметь такого друга, — она пожимает плечами, как будто это время прошло для нее, но она все еще молода. Она всегда может сблизиться с кем-то, но опять же, с нашей мамой, которая таскает ее повсюду, у нее, вероятно, меньше времени на друзей, чем у любого из нас. — Ладно, хватит о Ло. Он должен был быть у нас под запретом сегодня, помнишь?

— Забыла, — бормочу я.

Большинство моих детских историй связаны с ним. Я могу насчитать очень мало историй, где он не присутствует. Семейные поездки — присутствовал. Встречи — присутствовал. Обеды Кэллоуэев — присутствовал. С таким же успехом мои родители могли бы усыновить его. Чёрт возьми, моя бабушка печет для него свой особый фруктовый пирог без всякой на то причины. Она посылает его ему по почте время от времени. Он как-то очаровал ее. Я до сих пор думаю, что он сделал ей массаж ног или еще что-то неприятное.

Я корчусь. Фу.

— Давай поиграем в игру, — предлагает Дэйзи с задорной улыбкой. — Мы будем задавать друг другу вопросы, и если мы ответим неправильно, то другой человек должен сделать шаг к выступу.

— Ух… звучит не очень весело.

Моя судьба будет зависеть от ее способности ответить на вопрос.

— Это игра на доверие, — сказала она, сверкнув глазами. — К тому же, я хочу узнать тебя получше. Разве это так плохо?

Теперь я не могу сказать «нет».

Она проверяет меня, я думаю.

— Хорошо, — я буду задавать легкие вопросы, чтобы она знала ответ, и мне не придется чувствовать, как мое сердце выпрыгивает из груди.

Она ставит нас так, чтобы мы стояли примерно в полутора метрах от выступа. Твою мать. Это не будет весело.

— Когда у меня день рождения? — спрашивает она меня.

Мои руки внезапно нагреваются. Я знаю это. Знаю.

— Двадцатое…

Думай, Лили, думай. Используй свои мозговые клетки.

— …февраля.

Ее губы дрогнули в улыбке.

— Хорошо, твоя очередь.

— Когда мой день рождения?

— Первого августа, — говорит она. Она даже не ждет, пока я скажу ей, что она права. Она знает, что права. — Сколько у меня было серьезных отношений?

— Определи насколько серьезные, — я не знаю этого. Действительно не знаю. Я даже не знала, что она начала встречаться, пока не услышала имя Джоша, когда мы покупали платья для благотворительного вечера.

— Я привела их домой, чтобы познакомить с мамой и папой.

— Один, — говорю я ей с менее чем уверенным кивком.

— У меня их было двое. Разве ты не помнишь Патрика?

Я хмурюсь и чешу руку.

— Какого Патрика?

— Рыжий, худой. Немного незрелый. Он щипал меня за задницу, и я порвала с ним. Мне было четырнадцать, — она делает шаг ближе к выступу, поскольку я явно худшая сестра на свете.

Я тяжело вздыхаю, понимая, что теперь моя очередь.

— Эээ… — я пытаюсь придумать хороший вопрос, но все они так или иначе содержат Ло. Наконец я остановилась на чем-то полухорошем. — Какую роль я сыграла в постановке «Волшебник страны Оз»?

Мне было всего семь лет, и по просьбе Ло его отец потянул за ниточки и снял сына со спектакля, чтобы ему не пришлось играть Железного Дровосека. Ло был так счастлив, что ему не пришлось репетировать с классом. Он спал в задней части комнаты с открытым ртом, получая дополнительное время для сна, пока мы пытались запомнить сжатые, соответствующие возрасту реплики.

Я скучаю по нему.

— Ты была деревом, — говорит Дэйзи с кивком. — Роуз сказала, что ты бросила яблоко в Дороти и поставила ей фингал.

Я показываю на нее.

— Это был несчастный случай. Не позволяй Роуз распространять ложь…

Клянусь, эта история есть в ее арсенале, чтобы использовать ее против меня.

Дэйзи пытается улыбнуться, но улыбка получается слабой. Я могу сказать, что мои отношения с Роуз — это то, что расстраивает ее, поэтому я позволяю своим словам затихнуть. Она спрашивает: — Кем я хочу стать, когда вырасту?

Я должна это знать. Разве нет? Но у меня нет абсолютно никаких догадок.

— Астронавтом, — выпаливаю я.

— Хорошая попытка, — она делает шаг вперед. — Я не уверена, кем я хочу быть.

Я вытаращилась.

— Это был вопрос с подвохом. Нечестно.

Она пожимает плечами.

— Хотела бы ты сначала подумать об этом?

Я смотрю на свое расстояние до стены, а затем на ее. Еще два шага, и она на выступе.

— Нет, спасибо, — я в экстазе от того, что она правильно отвечает на мои вопросы, но я чувствую себя немного виноватой, что не справляюсь с ее. Думаю, она знала, что я провалюсь в этой игре.

Может быть, она хочет проиграть, и таким образом я не могу сказать ей спрыгнуть вниз. Нет, если это все часть игры. Господи, я надеюсь, что это не так. Но мой желудок сжимается при этой мысли. Это кажется все более вероятным.

— Какое у меня второе имя? — я пытаюсь выбрать легкое.

— Марта, — говорит она со смехом. — Лили Марта Кэллоуэй. Разве это не отстой — быть названной в честь нашей бабушки?

— Кто бы говорит, Петуния, — она получила второе цветочное имя.

— Знаешь, о чём меня всегда спрашивают мальчики?

— О чём?

— Тебя лишили девственности?

Я уже слышала это раньше.

Ее глаза ненадолго встретились с моими.

— Лишили?

Холод обжигает мою шею.

— Это мой следующий вопрос?

Она кивает.

— Ты девственница, — говорю я, колеблясь. Верно? В последний раз мы говорили об этом, когда играли в игру на яхте нашей семьи, и Дэйзи и Роуз сказали, что их невинность все еще нетронута.

Она делает шаг вперед, ее ботинки ударяются об выступ.

Чтооооооо…

— Ты лжешь, — говорю я с огромными, круглыми глазами. Когда, черт возьми, она потеряла девственность? С кем?!

Она качает головой, и ее волосы развеваются на ветру. Она заправляет прядь за ухо.

— Это был Джош?

— Нет, — говорит она легкомысленно, как будто это не имеет большого значения.

Может быть, для меня это и не так. На самом деле я пыталась подавить воспоминания о своем первом разе. Это было неловко и немного больно. Всякий раз, когда я думаю об этом, я начинаю краснеть. Так что я похоронила это глубоко, глубоко в недрах своего разума.

— Кто? Когда? Ты в порядке?

— Пару месяцев назад. Я не знаю… девочки говорили о сексе в классе, о том, как у них это было и все такое. Я просто хотела посмотреть, на что это будет похоже. Это было нормально, я думаю. Определенно не так весело, как делать это, — она игриво вздергивает брови.

— Но кто…? — мои глаза могут буквально выскочить из моего лица. Пожалуйста, не будь такой, как я, — это все, что я могу подумать.

— Модель. Мы вместе снимались, и он уехал обратно в Швецию, так что не волнуйся, здесь ты его не встретишь.

Я узнаю так много о Дэйзи за одну ночь. Это трудно переварить. Я чувствую себя так, будто только что наелась бургеров и картошки фри из «Five Guys», и меня чуть не стошнило.

— Сколько ему лет?

Пожалуйста, чтобы это не было изнасилованием по закону. Я не знаю, смогу ли я сохранить это в тайне.

— Семнадцать.

Я расслабляюсь.

— А Роуз знает?

Дэйзи качает головой.

— Нет, я никому не говорила, что потеряла девственность. Ты первая. Ты ведь ничего не скажешь, правда? Мама убьет меня.

— Нет, но… если ты начнешь заниматься сексом, ты должна быть осторожна.

— Я знаю, — она многозначительно кивает. — Как ты думаешь… как ты думаешь, ты можешь отвести меня в клинику? Я вроде как хочу принимать противозачаточные.

— Да, я отведу тебя, — еще один секрет, который мне придется хранить от семьи, но этот я с радостью приму. Незапланированной беременности можно избежать, и девушки не должны стыдиться принимать противозачаточные таблетки. — Просто пообещай, что не сойдешь с ума и не будешь заниматься сексом с кучей случайных парней.

Потому что я так и сделала, и посмотрите, что из этого получилось.

— Фу, я бы не стала этого делать, — она сморщила нос, и низ моего живота скрутило. И вот почему я не могу рассказать о своей зависимости никому в своей семье. Роуз была права. Они просто не поймут. — Пойду ли я в колледж? — задает она очередной вопрос для нашей игры. Я даже не могу вспомнить, ее это очередь или моя.

— Я не могу предсказать будущее.

— Хочу ли я тогда пойти в колледж?

— Это… очень хороший вопрос… на который у меня нет ответа. А у тебя?

Она качает головой.

— Нет. Во всяком случае, пока нет. Я готова стать восемнадцатилетней и заниматься съемками без присутствия мамы. Я смогу поехать во Францию одна и посмотреть город без того, чтобы мама планировала весь мой маршрут. Знаешь, в этом году она даже не разрешила мне посетить Лувр.

— Это отстой.

Дэйзи кивает.

— Да, хреново.

Затем ее ботинок опускается на цементный выступ. Мое сердце подпрыгивает в горле.

— Ладно, игра окончена! — я вскидываю руки. — Давай вернемся в дом.

Дэйзи ухмыляется от уха до уха и стоит, примостившись на чертовом выступе с высоты двадцатого этажа. Она выпрямляется и раскидывает руки.

— Я — ЗОЛОТОЙ БОГ!

О боже. Цитирование «Почти знаменит» не облегчает мою панику.

Вместо этого она кричит во всю мощь своих легких, что переходит в полнозвучный смех.

Это время сближения зашло слишком далеко.

— Ладно, игра окончена. Ты выиграла. Серьезно, у меня скоро начнется ветрянка.

Или, по крайней мере, сыпь, похожая на нее. Я начинаю вышагивать, слишком боясь придвинуться ближе и потянуть ее вниз. Что, если я потяну, и она упадет назад, как показывают в телевизоре? Именно так люди и умирают.

Дэйзи начинает ходить по нему, как по натянутому канату.

— Это не так страшно. Честно говоря, это как… — она смеется в улыбке. — Как будто весь мир у тебя на кончиках пальцев, понимаешь?

Я несколько раз качаю головой, так сильно, что у меня болит шея.

— Нет, нет. Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Кто-то уронил тебя на голову?

Сейчас это кажется вполне вероятным.

И тут она спрыгивает.

На гравий.

Я дышу. Она поднимает свой пластиковый стаканчик по пути ко мне и обхватывает меня за плечи.

— Возможно, это сделала одна из нянь. Возможно, это объясняет, почему я не такая умная, как Роуз.

— Никто не такой умный, как Роуз.

За исключением, может быть, Коннора Кобальта.

— Верно, — говорит она со смехом и поворачивается к двери. — А теперь давай посмотрим, сможем ли мы найти тебе горячего парня.

Да, ничего хорошего из этого не выйдет.

Глава вторая

Дэйзи пытается оставить меня с ужасно привлекательной белокурой моделью. Неужели такое лицо, как у него, может существовать без фотошопа? Идеальная структура кости, самые красивые голубые глаза, которые я когда-либо видела. Боже милостивый, у меня проблемы.

— Я собираюсь пойти за пуншем. Вы двое оставайтесь здесь и болтайте, — говорит Дэйзи. Я пытаюсь схватить ее за локоть, прежде чем она исчезает от меня.

— Дэйзи… — я собираюсь убить ее.

Она поворачивается и открывает рот, смеется и дополняет это еще одной улыбкой.

Я оглядываюсь назад. Он возвышается надо мной и делает глоток из пластикового стаканчика. Он наклоняется к моему уху, его рука опускается к моей талии. Я сглатываю.

— Ты как маленькая скрытая жемчужина, — говорит он мне с легким смешком. Я избегаю его пристального взгляда голубых глаз, которые начинают обшаривать мое тело, нагревая места, которые ни в коем случае не должны быть горячими ни для кого, кроме Лорена Хэйла.

Я отмахиваюсь от его рук так неистово, что в итоге выгляжу так, будто отмахиваюсь от мух. А потом я бормочу что-то невразумительное, похожее на то, что мне нужно в туалет или, может быть, там пчела. В любом случае, я отстраняюсь от него и толпы моделей в танцевальной зоне. Я нахожу безопасное место на диване у окна в пол, сверкающий город освещен и полон такси и пешеходов.

Дэйзи беседует с парнем, который, кажется, примерно ее возраста. В этой группе трудно сказать наверняка. У него черные волосы и европейские черты лица, он худощав, как будто мог бы возглавить инди-рок группу. Она не замечает, что я бросила ее симпатичного друга.

Рядом со мной сидит в полубессознательном состоянии парень под действием наркотиков и смотрит в потолок. Я слежу за его взглядом, не находя ничего чертовски интересного, кроме белой штукатурки.

Я бросаю импульсивный взгляд на дубовый стол у стены, украшенный разнообразием дешевого алкоголя. Люди обслуживают себя сами, и я подсознательно ищу Ло за кудрявой брюнеткой. Когда она кладет пару кубиков льда в свой напиток и уходит на кухню, я вижу его.

Прислонившись к бежевой стене, он держит в руках стакан Reidel с янтарной жидкостью.

Его щеки резко порозовели, а выражение лица меняется между слегка раздраженным и забавным. Он делает маленький глоток и встречает мой взгляд, зная, что я наблюдаю за ним — как будто у нас есть общая тайна, недоступная каждому из присутствующих. Уголок его губ приподнимается, когда он делает еще один глоток, и я опускаюсь на свое место.

Он опускает бокал и прислоняет голову к стене, слегка приподняв подбородок. Он смотрит. Я смотрю в ответ. И вся моя грудь наполняется гелием.

Я хочу его.

Он нужен мне.

Чтобы обнять меня. Чтобы я обхватила его тело руками. Чтобы он шептал мне на ухо, что все будет хорошо. Что мы станем лучше друг для друга. Станем ли мы? Будем ли мы по-прежнему любить друг друга, если он будет трезв, а я буду бороться с тем, что меня мучает? Сможет ли он вписаться в мою жизнь, если я буду бороться со своей зависимостью, а он будет здоров и освобожден от своей?

Я хочу вписаться в его жизнь. Я просто надеюсь, что когда он вернется, он тоже захочет меня.

И я моргаю. Он ушел. Куда-то. Никто не скажет мне, в какую реабилитационную клинику он попал, и поэтому я остаюсь с этими мучительными фантазиями, желая, чтобы он вернулся. По крайней мере, мне удалось вырвать у Райка несколько ответов. Он сказал, что в течение первого месяца реабилитации Ло не должен иметь никакого внешнего общения. Я не уверена, относится ли это только ко мне, но у меня такое чувство, что Райк поддерживал связь с Ло с тех пор, как отвёз его туда.

Так что, возможно, я единственная, кого избегают и вышвыривают из жизни Ло, как грязный мусор.

Тем не менее, я жду февраля с нетерпением. Привилегии электронной почты будут восстановлены. А в марте он перейдет на телефон. Если я смогу пережить январь, то все будет хорошо. По крайней мере, я постоянно напоминаю себе об этом.

Мой телефон пикает, и я достаю его из кармана, вытирая глаза запястьем, пока читаю сообщение.

— Я оставил свой бумажник у тебя дома. Мне нужно, чтобы ты открыла ворота — Райк.

Я замираю и перечитываю текст еще четыре раза. Открыть ворота. В закрытом доме, в котором я должна быть сейчас — тот, который Роуз купила в уединенном городке. Могу ли я притвориться, что не читала сообщение?

— Лили, я знаю, что ты там.

Что? Как?!

— Я не буду тебя трахать. Просто впусти меня. Я должен быть сейчас на Тайм Сквер.

Мои пальцы зависли над кнопкой. Если я откажусь отвечать, я могу сделать вид, что не получала сообщений. Просто. А завтра я могу просто соврать, что потеряла телефон. Это будет лучше, чем разбираться с Райком сейчас.

— У нас обоих айфоны. Я могу сказать, когда ты читаешь мои сообщения, так что перестань игнорировать меня и открой, блять, ворота.

Ух…

Мой телефон звонит, и я подпрыгиваю. РАЙК МЭДОУЗ заполняет экран.

У меня проблемы. Мы еще не установили отношения типа «разговор по телефону». С недавних пор мы общаемся только по смс. Даже если он сводный брат Ло, он только что вошел в нашу жизнь. И хотя Ло может простить все прошлые проступки Райка — например, то, что он семь лет знал о местонахождении своего младшего брата и ничего не предпринимал по этому поводу (хотя бы сказал «Привет») — я держу Райка на большом расстоянии. Это не имеет никакого отношения к его мальчишеским качествам и сексу, а скорее к его раздражающим качествам. Например, вмешиваться в дела других людей. Как быть альфа-самцом, когда ситуация этого не требует.

Мой палец продолжает парить над большой зеленой кнопкой, и я принимаю поспешное решение и бегу во внутренний дворик, чтобы избежать музыки и громких разговоров. Даже снаружи дикая суматоха улицы компенсируют отсутствие громких басов, так как внизу собираются люди для сегодняшнего праздника. Мой телефон сердито вибрирует у меня в руке. Я быстро прижимаю динамик к уху и жду, пока Райк заговорит первым. Я не собираюсь начинать этот разговор.

— Открой, блять, эти ворота, — огрызается он.

— Я не могу.

— Что значит не можешь? Оторви свою задницу от кровати и спустись сюда, — я слышу, как он дергает железную дверь, как будто пытается физически открыть его с помощью грубой силы.

— Ты пытаешься взломать дверь?

— Я думаю об этом, — он вздыхает, взволнованный. — Прошло семь дней с тех пор, как он ушел, а не пять гребаных лет. Ты ведешь себя жалко.

Я поджала губы. Вот почему он мне не нравится. Его откровенная честность иногда так груба. Райк выводит понятие «жесткая любовь» на совершенно новый уровень.

— Я это понимаю. И я хочу, чтобы ты знал: на четвертый день я сменила спортивную одежду, а на пятый помыла голову.

Я не жалкая. Я пытаюсь жить без своего лучшего друга. Это трудно. У меня отняли всю мою причину просыпаться по утрам и улыбаться.

— Поздравляю. Теперь открой ворота.

И тут моя удача пошла коту под хвост.

— С НОВЫМ ГОДОМ, УБЛЮДКИ! — кричит парень пятью этажами ниже. Я на сто процентов уверена, что Райк услышал это пьяное восклицание через трубку.

— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, — быстро говорю я, чувствуя, как в трубке закипает ярость, исходящая от Райка. — Дэйзи умоляла меня прийти на эту домашнюю вечеринку. Она смотрела на меня большими зелеными глазами лани. Ты не был очарован этим взглядом Дэйзи, поэтому ты не можешь судить. А потом я подумала — ничего страшного в этом нет. Ей пятнадцать. Это должно быть какая-то маленькая девчачья вечеринка в городе. Не о чем беспокоиться, — я идиотски показываю на свою грудь, хотя его нет рядом со мной. — Это не моя вина, что у моей младшей сестры есть друзья вдвое старше ее. Я даже не знала, что она пьет за пределами нашей семьи до сегодняшнего вечера! Так что это не моя вина. Ты слышишь меня, Райк? Не. Моя. Вина, — я заканчиваю свою тираду с тяжелым вздохом.

После небольшой паузы он только и говорит: — Где ты, блядь, находишься?

— Я, вероятно, отправлюсь домой после того, как опустится шар на Таймс-Сквер, — я уклоняюсь от ответа на случай, если он намерен меня найти.

— Ты доверяешь себе?

Я замолкаю и бросаю взгляд на хорошо сложенную модель, которая перегнулась через перила, чтобы привлечь внимание девушки на улице.

Он без рубашки.

И горячий. Но, думаю, это и так понятно, учитывая его работу.

Доверяю ли я себе? Не полностью. Но я не могу вечно оставаться в затворничестве и кутаться в простыни, как умирающая гиена. Я должна быть храброй. Я должна попытаться быть нормальной. Даже если мой разум кричит нет.

Райк воспринимает мое молчание как ответ.

— Если ты даже не можешь сказать «да», тогда тебе не стоит быть ни на каких вечеринках. Найди Дэйзи и оставайся с ней, пока я не приеду.

Что? Нет, нет, нет.

— Тебе не нужно нянчиться со мной, Райк.

Он громко выдохнул.

— Слушай, я обещал Ло, что прослежу, чтобы ты не прыгнула с чёртовой скалы, когда он уедет. Если помощь тебе поможет ему, то я сделаю все, что потребуется. Увидимся, — он кладет трубку, и я понимаю, что так и не сказала ему адрес квартиры.

Может быть, он блефует и пытается внушить мне страх, чтобы я не сделала что-то необдуманное и глупое. Например, переспать с мужчиной-моделью. Например, поцеловать случайного парня. Меня пугает то место в моем сознании, которое говорит вперед — спусковой крючок, который забывает о любви всей моей жизни на короткое, ужасающее мгновение. А потом, когда все закончится, меня охватит стыд и отвращение, настолько глубокие, что я не буду знать, как выползти обратно.

Я вдыхаю и отряхиваю дрожащие руки. Я шаркаю по квартире и замечаю Дэйзи у серебристого холодильника с головокружительным количеством магнитов с буквами. Кто-то составил кончай вместе со мной. Умно.

Дэйзи потягивает из красного стаканчика, теперь наполненного пуншем, и болтает с высокой итальянской моделью, его шоколадные волосы густые, а улыбка безумно яркая. Когда я подхожу, она быстро прощается и нерешительно переворачивает телефон на ладони.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Только что произошло кое-что странное. Я не знаю… — она делает еще один глоток пунша и облизывает губы. — Райк написал мне.

Вот дерьмо.

— Я имею в виду, я даже не думала, что он меня заметил.

Насколько я помню, Райк встречал Дэйзи один раз в доме моей семьи в Вилланове, шикарном пригороде за пределами Филадельфии, и это было больше похоже на приветствие издалека, чем на настоящее приветствие.

— Что он хотел?

— Узнать, на какой вечеринке я была. Я дала ему адрес, — она пожимает плечами. — Думаешь, я ему нравлюсь или что-то в этом роде?

— …я не знаю, Дэйз. Ему двадцать два, и он не из тех парней, которые пристают к пятнадцатилетним.

Потому что эти парни — извращенцы.

Ее губы сжались в глубокую гримасу.

— Да, наверное. Но почему он спросил, где я была? Я имею в виду, я же выгляжу старше, Лили. И я зарабатываю свои собственные деньги…

— Тебе все еще пятнадцать, — говорю я ей. — А ему все еще двадцать два.

Это нужно пресечь прямо сейчас, пока он не приехал. Я не могу допустить, чтобы она думала, что у нее есть шанс с ним. Нет, нет, нет. У меня чешется шея. Может, у меня ветрянка.

Она стонет.

— Это так, блять, раздражает. Половину времени я чувствую себя старше, чем есть на самом деле. Некоторые люди обращаются со мной так, будто мне за двадцать, а потом я возвращаюсь в школу, и со мной снова нянчатся. Мне оказывают уважение, а потом его у меня отнимают. Снова и снова, снова и снова, — она пригубила остатки своего напитка.

— Мне жаль, — говорю я, не зная, что еще ей сказать, чтобы ей стало легче. — Тебе скоро шестнадцать, а потом тебе ещё останется два года, — я неубедительно трясу руками, как искусственными помпонами.

Она слабо смеется.

— Ты такая сентиментальная.

Я пожимаю плечами.

— Это заставило тебя рассмеяться.

— Да, — кивает она.

— Откуда у Райка твой номер?

— Я ему его не давала. Может быть, он позвонил Роуз и попросил его у нее, — она делает паузу. — Итак… почему ты думаешь, что он приедет?

Я напряженно вдыхаю, мои мышцы напрягаются.

— Я не уверена, — лгу я.

— Ну посмотрим, — она смотрит на свой пустой стаканчик. — Я пойду за добавкой. Как насчет того, чтобы ты пошла потусоваться с Бретом? — она наклоняет голову в сторону страшно красивого блондина, от которого я уклонилась.

— Избавляешься от меня? — шучу я. — Я не такая уж и веселая?

Она улыбается.

— Я просто не хочу оставлять тебя здесь одну. В конце концов, это я попросила тебя прийти. И мне может понадобиться некоторое время, чтобы выбраться из чаши с пуншем, — она кивает на большую кадку, наполненную красной жидкостью и нарезанными ананасами. — Видишь там Джека, — я замечаю черноволосого европейца, которого заметила раньше.

— Да?

— Он болтун. Я никогда не могу от него оторваться, и чувствую себя виноватой, когда пытаюсь. Это займет у меня, наверное, минут десять.

— Я могу пойти и спасти тебя, — предлагаю я.

Она качает головой и заправляет волосы за ухо.

— Нет, нет. Я все улажу. Развлекайся. Общайся, — снова говорит она мне. Как будто общение — это решение проблемы. Это не так.

Мои ладони вспотели, а нервы напрягаются, когда она исчезла. Я очень хочу пойти за ней, но она, по сути, сказала не ходи за мной, Лили. Разве не так? Я сглатываю свое беспокойство и случайно встречаюсь глазами с темнокожей моделью, его бицепсы выпирают, когда он кладет две ладони на стол с алкоголем.

Я кусаю ногти, теряя контроль над собой. Может, мне стоит попытаться успокоиться? Уйти и заняться своими делами. Найти кого-нибудь… Брета…

Нет.

Мое тело трепещет от привычных желаний, в которых я отказывала себе целых семь дней. Единственное, что может насытить нервы, страх и все то, от чего кружится моя голова, это секс.

Секс — вот решение.

Но вместо того, чтобы выбрать модель мужского пола, на которую можно было бы наброситься, я сосредоточиваюсь на уборной. Сходи туда, и тебе станет легче, думаю я. Снова и снова. Мне не нужен парень. Я могу помочь себе сама.

Итак, я направляюсь в туалет в маленьком коридоре. Простояв в полудлинной очереди, я закрываю дверь и сажусь на сиденье унитаза. Я пытаюсь напомнить себе, что совершала этот ритуал в гораздо более отвратительных местах. Я стягиваю трусики до щиколоток.

Я делаю небольшой вдох, расслабляюсь и нащупываю пальцами пульсирующую точку. Закрыв глаза, я погружаюсь в свои мысли, переносясь с этой вечеринки в другие, более жаркие места.

Я представляю Ло. Я воссоздаю воспоминание, где мы были вместе по-настоящему.

Свет приглушили, трейлеры к фильмам закончились, и пошли начальные титры. В темноте я пыталась не концентрироваться на тяжелом дыхании Ло, на том, как его рука и нога крепко прижались к моей. Его глаза были прикованы к экрану, он не обращал внимания на ноющее напряжение и не смотрел в мою сторону. Вместо этого его правая рука ловко шарила по моей ноге, безмолвно приказывая мне сосредоточиться на фильме. Даже если кинотеатр был пуст, уединение в последнем ряду не помогло ослабить мои желания.

Его рука поглаживала обнаженное колено, с каждой минутой приближаясь к моему бедру. Я крепко сжимала их, напряжение нарастало с невыносимой медлительностью. Я вдыхала неглубокие, резкие вдохи, ожидая неизбежного погружения его пальцев, желая гораздо большего.

Он был таким дразнящим. Это никогда не менялось.

Его рука скользила все выше и выше. Под мою юбку, касаясь мягкой ткани моих трусиков. Мой рот открылся, когда его палец коснулся пульсирующей точки. Так легко. Недостаточно силы или давления. Я извивалась, мне было больно, и я сопротивлялась желанию закричать.

Тишина. Темнота. Страх быть пойманными. Такова была манящая атмосфера, с которой мы играли. Я тяжело сглотнула, не отрывая головы от экрана, но перед глазами мелькали пустые картинки. Я потерялась в этих глубоких чувствах.

Мое сердце учащенно забилось в страхе при мысли о том, что кто-то может войти. Билетеры наугад проверяли театр, и я не хотела, чтобы мне запретили посещать его или арестовали. Но я потеряла силы сказать «нет» в тот момент, когда его ладонь коснулась моего колена и скользнула вверх.

Я опустилась на свое место и прикрыла глаза рукой. Моя голова естественным образом начала отклоняться назад, когда его пальцы поглаживали мой влажный, чувствительный бугор.

— Ло, — тихо вскрикнула я, немного задыхаясь.

Его приоткрытые губы так медленно коснулись моего уха, что я чуть не кончила прямо там. А потом он прошептал: — Не шевелись. Не стони.

Мне нужно было, чтобы он заполнил меня. И как по команде, его пальцы проникли внутрь, а большой палец сделал круговые движения по моему клитору. Вдох застрял в моем горле. Не стони. Оххх…

Комедия на заднем плане не была достаточно громкой, чтобы заглушить будущие звуки, которые, я знала, придут. Я никак не могла вдохнуть эти звуки. Один уже вырвался наружу, резкий и безудержный.

Он больше не смотрел на фильм. Его губы коснулись моей шеи, но затемненный кинотеатр скрывал его движения. Я просто чувствовала его. Полноту его губ, то, как его рука касалась моей груди, как пульсировали его пальцы в ядовитом ритме.

Я чувствовала приближение кульминации, как при катании на американских горках. Возьми меня, — хотела крикнуть я. Я сдержалась. Я проглотила свои стоны и ухватилась за подлокотник слева от меня. Мой рот открылся, когда он попал в нужную точку. Я слегка выгнулась, мои пальцы ног подкосились, и на них выступили капельки пота.

О нет.

Инстинктивно я крепко сжала ноги, зажав его руку в неудобные тиски — все, что угодно, лишь бы подавить звуки, которые вот-вот сорвутся с моих губ и нас поймают.

Он поцеловал мой висок, а затем прошептал: — Мне нужна моя рука, любовь моя.

Мои глаза были плотно закрыты, и я неоднократно качала головой. Нет, нет, нет. Если я должна была кончить без крика, то он не мог сделать это прямо сейчас. Сначала я должна была… привести себя в порядок. Какая-то безумная часть меня подумала о том, чтобы убрать его руку совсем и облокотиться на его талию, чтобы получить что-то более существенное для удовлетворения этой потребности.

Его свободная рука нежно провела по моей шее, а затем его губы встретились с моими, целуя так глубоко и так сильно, что безумная часть меня победила. Я хотела, чтобы его член был внутри меня, полностью, и мне было наплевать на то, где я нахожусь. Торопясь, я потянулась к нему, чтобы расстегнуть молнию, нащупывая в темноте вход.

Его губы оторвались от моих, и он схватил меня за запястье, чтобы остановить. Он снова наклонился к моему уху, его дыхание щекотало мою чувствительную кожу.

— Сначала я хочу свою другую руку.

Я замешкалась на короткую секунду, прежде чем расслабить бедра и ослабить давление его руки. Я вернулась к поиску его молнии, но тут Ло толкнул свои пальцы в меня быстрее и сильнее.

Мои глаза затрепетали, спина выгнулась дугой, и крик, которого я избегала, вырвался наружу, словно я достигла вершины всех вершин.

Хитрый ублюдок.

Я думала, что это все, но он продолжал держать пальцы на месте, и все мое тело взлетело до небес. И еще раз. Я наклонилась вперед от внезапных волн и вцепилась в его твердый бицепс и хлопковую рубашку, его рука все еще сильно прижималась к моей груди, скользя ниже, исчезая между моих ног. От одной мысли о том, как он был внутри меня, заставлял меня терять контроль.

Он закрыл мне рот свободной рукой, блокируя звуки, которые продолжали раздаваться во мне. Один за другим. Мое тело содрогалось и не отпускало. Не тогда, когда он слегка смещался, касаясь того места, которое приводило меня в новое движение.

Любой страх перед посторонним наблюдателем был утоплен экстазом, заполнившим мою голову. Я прижималась к нему в отчаянии. В жизненно важной, ощутимой потребности.

Я больше не жаждала чего-то большего. Его было достаточно.

— Лили!

Да.

— ЛИЛИ!

Дверь стучит с сердитым звуком.

Нет.

Мои глаза снова открываются в настоящий момент. Домашняя вечеринка. Я в уборной, мой лоб вспотел. Мои глаза наполовину закатились на затылок, почти готовые достичь кульминации от воспоминаний.

Я еще не достигла своей сладкой точки. Напряжение обжигает, но голос Райка пугает меня настолько, что я вскакиваю с унитаза, как будто меня ударило током. Я торопливо одеваюсь.

— Кончаю! (игра слов сome/cum) — говорю я ему и почти сразу же сморщиваюсь. Серьезно? Я не могла подобрать другого слова?

— Надеюсь, что нет, — говорит Райк, его голос так близко, что я представляю, как он прислоняется плечом к дверному косяку.

Мои щеки покрываются уродливым румянцем. Я мою руки с большим количеством мыла и смотрю в зеркало. Если не считать покрасневшего лица, я выгляжу вполне презентабельно. До сих пор я старалась исключить порно из своей жизни, а не фантазии. Мне не должно быть стыдно, но все равно живот сводит.

То воспоминание, на котором я сосредоточилась, мне нравится. Потому что позже я узнала, что Ло заплатил менеджеру за частный показ фильма, купив каждый билет, который заполнил бы кинотеатр. Он планировал возбудить меня. Он планировал по-новому удовлетворить мои потребности. Возможно, Роуз назвала бы это поощрением моей зависимости, но сейчас это одно из самых приятных воспоминаний в моей порно коллекции.

Как только я открыла дверь, девушка с черными волосами пробормотала «Сука» и рванула вперед, толкнув меня в стену. Ладно, в этом не было необходимости. Она захлопывает дверь, и тут я поднимаю взгляд и вижу изгибающуюся линию парней и девушек — руки на бедрах, глаза в напряженных оскалах.

У меня на руках вспыхивает румянец, похожий на сыпь. Надеюсь, они поверят, что меня вырвало пуншем, а не то что я мастурбировала.

И когда я слегка поворачиваюсь, я вижу Райка, прислонившегося к стене, как я и представляла. Его руки скрещены, и он пристально смотрит на меня жесткими, пронзительными глазами. Его каштановые волосы уложены в красивую прическу, не уступающую этим моделям. Он также слегка небрит, что делает его старше и строже. Он окидывает меня долгим взглядом, словно пытаясь заметить пятна разврата.

Я игнорирую его и направляюсь в гостиную, зная, что он последует за мной. Я не удивляюсь, когда чувствую его присутствие, как назойливую, нежелательную тень. Когда я дохожу до кухни, он кладет руку мне на плечо и поворачивает меня к себе, чтобы я встретилась с его обвиняющим взглядом, как будто я уже облажалась.

Может, и так. Я больше ничего не знаю. Я бы хотела, чтобы кто-нибудь мог дать мне руководство о том, что именно я должна делать, но, похоже, никто не знает. Моя зависимость ни хрена не нормальная. Вот в чем проблема.

— Ты выглядишь дерьмово, — начинает он.

— Спасибо, — сухо говорю я. — Если это то, ради чего ты мчался через весь город, то миссия выполнена. Теперь ты можешь оставить меня в покое.

— Зачем ты это делаешь? — огрызается он.

— Что делаю? — я много чего делаю. Как и он.

— Ведёшь себя будто я гребаная суетливая крыса.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Может, потому что ты врал мне месяцами, — он мог бы сказать мне, что он брат Ло. Я чувствую себя такой же обманутой, как и мой парень, но разница в том, что я не так легко отпускаю ситуацию. Не тогда, когда Райк — это сыпь, которую я не могу вылечить.

Он закатывает глаза и говорит: — Смирись.

Я ненавижу его.

— Ладно, — я улыбаюсь раздраженной полуулыбкой. — Я с этим покончила, — я пытаюсь пройти мимо него, чтобы найти свою сестру.

Он разочарованно вздыхает и хватает меня за руку, чтобы остановить.

— Подожди. Мне жаль, ладно? Я не знал о твоих отношениях с Ло. Я не мог доверить тебе эту информацию. Ты бы сказала ему?

Я делаю паузу, колеблясь. Я не уверена. Может быть. Я смотрю на него с нахмуренными бровями, понимая его сомнения.

— Ты мне все еще не нравишься, — постоянно напоминаю я ему.

— Ты мне тоже не нравишься, — его глаза обводят комнату. — Я не мог найти Дэйзи. Я искал ее десять долбаных минут, — он проводит рукой по волосам, волнуясь.

Я резко вдыхаю.

— Ты хоть помнишь, как она выглядит?

— Я видел достаточно фотографий, — говорит он мне. — Высокая. Очень, блять, высокая. У неё твои зелёные глаза. Каштановые волосы Кэллоуэев. Слишком худая и без сисек. Примерно так?

Я оглядываюсь, хотя почти все точно. По просьбе модельного агентства на прошлой неделе она перекрасила волосы в светло-каштановый блонд.

— Ей пятнадцать, — грубо говорю я.

Он пожимает плечами.

— Может, потом у неё появятся сиськи.

Я тупо смотрю на него, пытаясь найти слова, которые бы отражали мои эмоции в данный момент. Я моргаю.

Нет, их нет.

Поэтому я останавливаюсь на своей обычной фразе.

— Ты такой мудак.

Он никогда этого не отрицает.

— Давай просто найдем твою сестру и уйдем. Мы можем посмотреть на падение шара у тебя дома, — он не говорит мне в лицо, что я разрушила его планы на вечер. Кто знает, с какой женщиной он планировал встретиться и трахнуться после этого. Я избегала встреч с Райком в его естественной среде обитания. Это часть его личности, которую я планирую держать очень, очень далеко. Потому что это означало бы, что мы друзья. А мы не друзья. Мы просто два человека, которые сосуществуют по случаю и периодически видят друг друга. Вот и все.

Я осматриваю пространство, проходя через кухню и направляясь к переполненному танцполу. Я нигде ее не вижу. Даже возле чаши с пуншем, заваленной живописными мужчинами-моделями. Я провожу взглядом их бицепсы, их мышцы проступают под обтягивающими рубашками. Господи. Эта вечеринка не для меня. Я чувствую, как мой лоб покрывается слоем пота от беспокойства. Вытащите меня отсюда.

— Я не вижу ее, — бормочу я.

— Как ты могла, когда ты трахала глазами половину парней здесь?

Я озираюсь. Мне надоели его злобные комментарии. Я поворачиваюсь к нему со сжатыми кулаками и горящими глазами.

— Что я тебе сделала?

Его челюсть становится каменной, а мышцы на лице дергаются, сдерживаясь. Давай выкладывай, приятель. Должно быть, моя мысленная команда сработала, потому что он говорит: — Ты смотришь на других парней, когда Ло в комнате?

Так вот в чем дело? Мой желудок сжимается и болит. Удар в живот, наверное, был бы приятнее. Конечно, Ло будет не все равно, что я пялюсь. Мне не все равно. И я действительно не фантазировала ни о каком другом парне, кроме него, с тех пор как он уехал. Но это не имеет значения. Не тогда, когда я знаю, что нахожусь в одном маленьком шаге от того, чтобы представить себе безымянное, безликое тело со всеми правильными движениями и всеми правильными словами.

Но я не знаю, как остановиться, если я уже начала. И я пытаюсь затормозить. Сейчас я в отчаянии и нуждаюсь во всем, чем я очень, очень не хочу быть.

Мне нужен психотерапевт, я думаю. Мне нужно найти кого-то, кто знает, как мне помочь. Я буду стараться изо всех сил.

— Смотреть — это не измена, — говорю я тоненьким голосом. — И его здесь нет, Райк. Дай мне немного послабления.

Он испустил длинный вздох и потер затылок.

— Меня бесит, что он встречается с зависимой. Ты даже не представляешь… — он прищуривает глаза. — Это делает все в два раза сложнее, ты знаешь это?

— Да, — шепчу я. — Я знаю.

Он снова выдыхает, напряжение, наконец, покидает его мышцы.

— Слушай, я знаю, что вы любите друг друга. Я знаю, что вы будете стараться быть вместе, даже если это убьет вас. Я могу показаться огромным членом, и я жестко ебу тебя с этим…

Уххх… Я сморщилась и покраснела, ужасная комбинация.

— Черт возьми. Не так, Лили, — он качает головой, его лицо искажается в легком отвращении, и он показывает на меня. — Ты думаешь о более извращенных вещах, чем любой, блять, парень, которого я знаю.

Виновата.

— И я не знаю, как сделать это по-хорошему. Я не такой, и никогда таким не был. Так что иногда это означает быть занозой в заднице, — он ткнул пальцем сильнее. — Не воспринимай это в сексуальном подтексте.

Слишком поздно.

Он опускает руку и говорит: — Я всегда выберу его, а не тебя, но ты — огромная часть его жизни, а значит, будешь частью моей, нравится тебе это или нет.

— Хорошо, — пробормотала я.

Что еще остается сказать?

Вечеринка начинает оживать, когда известная поп-звезда выходит на сцену по телевидению. Все начинают небрежно подражать танцевальным движениям, спотыкаясь и наталкиваясь друг на друга. Я не замечаю Дэйзи в танцевальной толпе.

— Может, нам разделиться, чтобы поискать ее? Охватить больше территории? — спрашиваю я, кусая ногти.

— Нет, — он хватает меня за руку, заставляя убрать ногти изо рта. Его взгляд падает на группу парней, которые нюхают кокаин, передавая друг другу стеклянную посуду у окна. — Должен ли пятнадцатилетний подросток быть на такой вечеринке?

Наверное, нет.

— Они модели.

Он нахмуривает брови, как будто: Разве мне не все равно кто они такие?

— И что?

Думаю, это не оправдание, но с ним так трудно разговаривать. Я чувствую себя так, будто постоянно сражаюсь с роботом Rock ‘em Sock ‘em. И я отстойно играю в настольные игры.

Я иду к чаше с пуншем, где я в последний раз видела Дэйзи, и чувствую, что он снова идет за мной. Он скользит по дорожкам, которые я прокладываю.

Шесть человек окружают кальян и передают его друг другу, дым клубится вокруг их остекленевших глаз. Дэйзи, к счастью, нет в кругу, и я заглядываю за несколько рук, прежде чем увидеть кого-то, обнимающего подлокотник дивана. Рядом с ней сидит Джек, черноволосый «болтун», который придвигается ближе, потягивая свой напиток и слабо улыбаясь. Должно быть, я не заметила ее среди всех танцующих в центре.

Увидев меня, она что-то говорит ему и быстро встает. Она немного покачивается, а затем кладет руку на мое запястье.

— О, хорошо. Я думала, что мне придется разговаривать с ним всю ночь.

Райк осматривает ее своим обычным свирепым взглядом, глаза перебегают с ее лица на стаканчик.

— Разве ты не несовершеннолетняя?

Технически, я тоже, но я не упоминаю об этом, тем более что я не пила, так что этот вопрос не имеет смысла.

Дэйзи сузила на него глаза.

— Ты мой отец? — спрашивает она, покачивая головой, ее небрежный тон слегка язвителен. — Я так не думаю.

— Зачем задавать мне вопрос, на который ты, блядь, собираешься ответить? — огрызнулся он, не отступая, хотя она моя сестра и подросток. Почему он должен быть таким конфронтационным? Ло проигнорировал бы ее. Я думаю.

— Это был риторический вопрос. Ты знаешь, что это значит? — спрашивает она. — Это вопрос, который задается для того, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Фигура речи.

Мои глаза вспыхивают. Ого, она настроена враждебно. Должно быть, это как-то связано с нашим разговором о том, что к тебе относятся как к старшему, а потом как к младшему. Иначе с чего бы ей срываться на нем?

— Я не знал, — говорит он, наклонив голову. — Ты знаешь, что это такое? Сарказм, — он слегка наклоняется к ее лицу. Он выше ее на 10–12 см.

Она поднимает подбородок, стоя на своём.

— Ты уморительный, — говорит она.

Его бровь приподнимается.

— Думаю, тогда ты знаешь, что такое сарказм, — он выхватывает стаканчик из ее руки, его мышцы расслабляются в широких плечах. — Что это вообще за дерьмо? — он нюхает ее и морщится. — Это, блять, гадость.

— Hunch punch, — говорит она ему. — Он довольно крепкий. Я выпила всего полтора стакана, — ее глаза немного опускаются, но она кажется вменяемой. Еще не пьяна. А может быть и пьяна. Я решила не пить, потому что алкоголь ослабляет запреты, а мои нужно держать под замком.

Вдруг два парня начинают кричать посреди танцпола. Их подружки пытаются оттащить их назад, хватаясь за их толстые мышцы, но они не могут их удержать, так как они начинают нестись вперед.

— Серьезно? — Дэйзи качает головой, глядя на эту сцену. И прежде чем я успеваю переварить внезапную драку, ее ботинки хлопают по твердому дереву, и она проскальзывает между телами, чтобы добраться до двух разъяренных парней.

Она сумасшедшая. Моя сестра совершенно чокнутая. Боже мой.

Татуированный парень толкает загорелого парня.

— Какого хрена делает твоя сестра? — спрашивает Райк, и когда мы видим, как Дэйзи физически вклинивается между двумя парнями, Райк ругается себе под нос и бросается за ней протискиваясь между телами. Я следую за ним, ухватившись за его рубашку, чтобы не потерять его.

Дэйзи выбрасывает руки между обоими парнями.

— Уйди с моей, блять, дороги! — татуированный парень кричит на нее.

— Брайан. Ну же, что ты собираешься делать? Ударишь его? — она ни капельки не боится попасть под перекрестный огонь. И тогда я задаюсь вопросом: А что, если она хочет этого? Все так запущено.

— Не вмешивайся, Дэйзи! — кричит он. — Этот ублюдок, он переспал с Хайди.

Рыжая пытается дотронуться до его плеча, но он отмахивается от нее. Вокруг них образуется круг, а люди на окраинах смотрят на них так, будто эти двое — Дэнни Зуко и Сэнди Олсен, собирающиеся исполнить эпический танец.

Только в этом танце будут кулаки, удары и, возможно, кровь.

— Она чертова лгунья! — кричит Загорелый Парень, вены пульсируют на его большой шее.

Я держусь на безопасном расстоянии, слишком боясь Загорелого Парня, который, похоже, готов выбить из Брайана все дерьмо за то, что он даже предположил, что трахнул какую-то другую девушку.

Дэйзи держит руки поднятыми между ними, разделяя их тела, но ее веки продолжают опускаться. Она слегка покачивается, но стоит прямо. Она пьяна? Но она почти ничего не пила, и, похоже, это внезапно сильно на нее подействовало.

Райк протискивается вперед в «зону боевых действий» и кладет руку на плечо Дэйзи.

— Уходи.

— Они здесь не будут бить друг друга, — говорит она ему. — Это глупо.

Его губы находят ее ухо, и я слышу, как он говорит: — Это не твоя, блять, драка, Дэйзи. Оставь это.

Она слабо отталкивает его, сильно раскачиваясь, а затем указывает на Брайана.

— Ты думаешь, что ты мужчина? — фыркает она. — Ты ударил его, и что потом? Другой парень ударит тебя в ответ, и тебе станет легче?

— Заткнись на хрен, — говорит ей Брайан.

Райк бросает на него самый страшный взгляд, который может серьезно сдвинуть горы. Затем его взгляд возвращается к Дэйзи.

— Пошли.

Она с вызовом смотрит на Брайана.

— Ты хочешь ударить его? Пройди через меня.

— Дэйзи! — кричу я.

Да, она хочет, чтобы ее ударили. Может быть, чтобы что-то почувствовать. Я не знаю, но она меня пугает.

И в этот момент Загорелый Парень нападает сзади. Райк отпихивает ее с дороги, и она падает на колени, а он получает удар в челюсть. Я мечусь по толпе, люди радуются и гримасничают, когда Брайан бьет Загорелого Парня коленом, а Райк пытается вырваться из их вражды.

Дэйзи уже поднялась с пола, вытирая руки о свою зеленую армейскую куртку.

— Лили? — утыкается она мне в грудь. Мы протискиваемся в сторону кухни, чтобы подышать свежим воздухом.

— Ты с ума сошла? — кричу я на нее. — Ты не провоцируешь парней бить тебя.

Она обхватывает мое плечо слабой рукой.

— Думаешь, мама рассердилась бы, если бы я испортила свое красивое лицо? — она слегка смеется, и смех быстро угасает. Она часто моргает, как будто видит звезды или черные пятна. — Лили?

— Что случилось? — спрашиваю я ее высоким голосом. Я трясу ее за плечо.

— Я не знаю… что-то… не так…

— Ты пьяна?

Какой глупый вопрос.

Райк пробивается сквозь толпу, на его скуле расцветает красное пятно.

— Это была самая тупая, блять, вещь, которую я видел за долгое время.

Она очень, очень медленно поворачивается.

— Кто тупой? Они или я? — она продолжает моргать, и он долго смотрит на нее, замечая странность в ее движениях.

— Ты в порядке?

— Всё отлично, — говорит она. — А ты в порядке? — ее глаза медленно перемещаются на его рану.

— Всё отлично, — пробормотал он, продолжая осматривать ее состояние. — Знаешь, у тебя довольно огромные яйца.

— Самые большие, — ее губы растягиваются в сухую улыбку, но она падает вместе с веками.

— Дэйзи? — его обеспокоенный голос вонзает ножи в мой живот.

Ее колени подгибаются. И он хватает ее под руки, прежде чем она падает на пол.

— Какого черта? — говорю я, мое сердце колотится.

Он поднимает ее, и ее голова откидывается назад, а руки безжизненно свисают по бокам.

— Дэйзи, — жесткие глаза Райка сужаются, и он легонько касается ее лица. — Дэйзи, посмотри на меня.

Ничего. Он сжимает ее щеки и слегка качает головой. Она вне этого.

Я прикладываю два пальца к ее шее и нащупываю слабый пульс.

— Я не понимаю. Она выпила пиво и один стакан пунша.

Ну, полтора, но я сомневаюсь, что эта половина имела значение в великой схеме вещей. Верно?

Райк прикладывает ухо к ее груди, ощущая, как поднимаются и опускаются ребра.

— Она дышит, но медленно.

Ладно. Я грызу ногти, пытаясь понять, что могло случиться. Это не из-за опьянения. Я знаю, на что похоже опьянение, и это… это не оно.

Райк поправляет Дэйзи на руках, чтобы ему было удобнее держать ее, а затем приподнимает одно из ее век.

— Ее зрачки расширены, — его челюсть становится каменной. — Кто наливал ей пунш?

Мой рот медленно опускается.

— Ты думаешь, кто-то накачал ее наркотиками?

— Я знаю, что кто-то, блядь, накачал ее наркотиками.

Джек. Я осматриваю комнату и останавливаюсь на черноволосом парне на кухне.

Он прислоняется к холодильнику, раздвигая магниты со своим приятелем, чтобы по буквам составить пососи мой член.

Райк следит за моим взглядом, стиснув зубы.

— Это он?

— Да.

— Поддержи ее за меня, — говорит Райк, ставя обмякшие ноги моей сестры на пол. Он прижимает ее грудь к моему телу, а я обхватываю ее талию руками, поддерживая ее в вертикальном положении, чтобы она не упала на пол.

— Что ты собираешься делать? — спрашиваю я. Выбить из него все дерьмо? Вести вежливый разговор? Душить его, чтобы получить ответы? Так много вариантов.

— Оставайся здесь.

Это был не слишком хороший ответ.

Прежде чем я успеваю переспросить, Райк входит в кухню с мрачным хмурым видом. Первое, что он делает: толкает Джека мускулистой рукой, прижимая его к холодильнику, а его бицепс врезается в горло. Разноцветные магниты соскальзывают с холодильника и падают на пол.

— Какого хрена?! — ругается Джек с английским акцентом. Он пытается вырваться из крепкой хватки Райка, но Райк давит на него своим весом, выглядя готовым разорвать Джеку горло.

— Что ты подмешал ей в выпивку?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — говорит он, бросая взгляд на своего приятеля рядом. Парень пытается вклиниться и положить руку Райку на плечо, но Райк бросает на него смертельный взгляд.

— Только тронь меня, и я сломаю ему шею.

Мои глаза расширяются, отчасти поверив в угрозу. Его друг вскидывает руки, отступая назад.

Райк снова поворачивается к Джеку.

— Сестру моей подруги, Дэйзи, накачали наркотиками. Ты налил ей напиток. Поэтому я хочу, чтобы ты сказал мне, что за хрень ты туда положил.

Осознание начинает проступать в его чертах.

— Вот дерьмо, приятель. Она откинулась? — он пытается заглянуть через плечо Райка, чтобы увидеть Дэйзи, но Райк бьет его по лицу. — Господи! Ладно, ладно, не надо меня бить. Я скажу тебе то, что ты хочешь знать, — он слегка гримасничает, виновато. — Мы добавили GHB в пунш, но этого достаточно, чтобы почувствовать кайф… и все. Честно говоря, я не думал, что кто-то потеряет сознание от этого.

— Да? — усмехается Райк. — Организм каждого человека по-разному реагирует на наркотики. Сколько она весит, 54 кг? Не думаешь ли ты, что это ударит по ней сильнее, чем по тебе? Используй свои, блять, мозги.

— Ладно, — сглатывает он. — Ладно, ты прав, приятель. В следующий раз так и сделаю. Включу мозги.

Райк отстраняется от него.

— И предупреди девушек на своей вечеринке, что в пунше, особенно если собираешься подмешать туда наркотик для изнасилования.

— Понял, — он натянуто кивает.

Райк закатывает глаза, все еще злясь. Он возвращается ко мне и без труда поднимает обмякшее тело Дэйзи на руки. Он берет ее руки и кладет их ей на грудь, чтобы она не выглядела как мертвец. Я нахожусь в состоянии шока. Череда событий сегодняшнего вечера ударила меня током. Я чувствую себя тупой. Просто тупой. Даже не глупой.

Райк останавливается возле кухни и кричит на толпу: — Для всех, кто, блядь, не знает, в пунше есть наркотики! Счастливого, блядь, Нового года!

Я хлопаю дверью, когда мы выходим, добавляя драматизма нашему уходу. Надеюсь, заявление Райка поможет кому-то сегодня. Может быть, этого и не произойдет, но мы больше ничего не можем сделать, не отнимая у всех время и не убивая весь кайф.

Мы спускаемся на лифте и выходим из жилого комплекса.

— Как далеко отсюда твоя машина? — спрашиваю я, пока мы идем по тротуару. Дороги забиты машинами и такси. Смельчаки, одетые в ночную одежду, идут между остановившимся транспортом, направляясь куда-то, но никогда не добираясь достаточно быстро.

— Не слишком далеко. Я заплатил за парковку на площадке, — объясняет он, ускоряя шаг. Я стараюсь не отставать.

— Как она?

Его глаза опускаются на нее и снова поднимаются.

— Можешь оказать мне услугу?

— Да?

— Погугли для меня симптомы GHB.

Меня пронзает страх, и я быстро набираю текст на своем мобильном.

— Эээ… потеря сознания.

Да.

— …медленное дыхание, слабый пульс… — мои глаза начинают слезиться от череды слов: пониженная температура тела, рвота, тошнота, судороги, кома, смерть. Смерть. — Нам нужно срочно ехать в больницу! — я начинаю судорожно набирать 9-1-1. В итоге я набираю 8-2-2. Черт!

— Эй, притормози на секунду. Убери телефон и расскажи мне о других симптомах, Лили.

— Эм, припадок, кома, смерть… — я думаю, что меня может стошнить.

— Ну, у нее нет припадка. Она не в коме, и она точно не умерла. Так что перестань психовать, — он поправляет Дэйзи на руках. — Она серьезно, блять, холодная.

Я щелкаю пальцами и подпрыгиваю на носках.

— Это был один из них. Пониженная температура тела — это симптом.

Его глаза темнеют.

— Что-нибудь еще, что ты от меня скрываешь?

Подумай.

— Э-э-э… рвота и тошнота. Вот и все.

Он кивает.

— Я отвезу ее в больницу. Она будет в порядке. Только не устраивай паническую атаку на улице. Думаешь, ты сможешь с этим справишься?

Я свирепо смотрю на него.

— Да.

К счастью, мы добираемся до тускло освещенной парковки и подходим к его Infinity, который втиснут между Mini Cooper и BMW.

— Мои ключи в кармане, — говорит он мне.

Я смотрю на карман его брюк. Рядом с его промежностью.

Он закатывает глаза.

— Сейчас не время для извращений, Кэллоуэй.

— Точно, — говорю я, протягивая руку, мои щеки пылают. Он тоже не выглядит счастливым от того, что я копаюсь рядом с его пенисом. Я достаю его связку ключей и нажимаю на кнопку разблокировки. Машина сигналит и оживает, мигают задние фары.

— Садись на пассажирское сиденье, а я положу Дэйзи тебе на колени, — говорит он мне. Я делаю, как он сказал, и он усаживает мою долговязую сестру на сиденье рядом со мной. Я отвожу ее длинные ноги в стороны и кладу руку на ее голову, липкую и холодную. Я прижимаю ее щеку к своей груди. В этот момент я чувствую себя полностью ответственной за нее.

— В больницу, — напоминаю я ему.

— Я знаю, — он поворачивает ключ в замке зажигания и выезжает на улицу. Проходит всего пять минут, а мы уже стоим в пробке бампер к бамперу. На дорогах бродит столько людей, что они врезаются в машину Райка и бросают конфетти в лобовое стекло.

Я держу пальцы на запястье Дэйзи, проверяя ее пульс каждые несколько секунд.

Пока мы сидим в тишине, я наблюдаю за девушками на боковых улицах, которые колышутся при ходьбе на каблуках, а их парни держат их под руку, чтобы они не упали лицом на цемент. Эти пары напоминают мне Ло — только я бы держала его на ногах. А не наоборот.

В прошлом году я надела сверкающее серебряное платье и решила всю ночь быть без трусиков. Я подумала, что так будет удобнее для быстрого секса в уборной с мистером Рандомом. Оглядываясь назад, могу сказать, что это была плохая идея. Я танцевала всю ночь в модном клубе и была слишком опьянена, чтобы осознать, что я зажигала толпу при каждом прыжке.

В итоге Ло танцевал рядом со мной, держа руку на моем плече, чтобы облегчить мои пружинистые движения кенгуру. Он даже стянул сзади мое платье. Ближе к полуночи он предложил мне свое нижнее белье, от которого я сразу же отказалась. Мне нравятся все эти воспоминания — даже если оно по-королевски испорчено. Единственное, что я стараюсь забыть, это конец той ночи. Он заказал номер в «Ритце», чтобы отрубиться, а я проскользнула в спальню этажом ниже, чтобы трахнуть какого-то парня.

— Как ты думаешь, он все еще захочет быть со мной, когда вернется? — мягко спросила я. Даже если я буду ждать его, интересно, будет ли он ждать меня?

Райк крепко сжимает руль.

— Я не знаю.

— А что ты знаешь? — интересуюсь я, убирая потные волосы Дэйзи с ее лица.

Райк смотрит на меня твердым взглядом.

— Ты слишком много мастурбируешь.

Мои глаза расширяются, и я инстинктивно бросаю взгляд на Дэйзи, которая находится в другом измерении. Возможно, она даже не слышала. Надеюсь.

— Она, наверное, ничего не вспомнит, — говорит мне Райк.

Это не мешает чувству унижения проглотить мое лицо. Конечно, он не смог сдержаться, чтобы не прокомментировать, что я делала в уборной.

Прежде чем я нахожу в себе мужество ответить, Дэйзи стонет, и ее веки дрожат. Я вижу белки ее глаз, пока они не закатываются, чтобы показать зеленый цвет.

— Дейз, — я пожимаю ее руку.

Она слегка поворачивает голову, вялая и слабая. Ее глаза поднимаются и встречаются с глазами Райка. Он крепко держит одну руку на руле, его пальцы сжаты вокруг него, пока он смотрит на нее. После долгого момента, когда они просто, блядь, пялились друг на друга, Райк спрашивает: — Тебя сейчас вырвет?

Она моргает и отвечает: — Нет.

Райк отстегивает ремень безопасности и ставит машину на стоянку. Он открывает дверь своей машины.

— Что ты делаешь? — я смотрю на него.

— Она говорила с сарказмом, — говорит он мне.

Я хмурюсь. Это не было похоже на сарказм.

Он обходит Infinity с нашей стороны, имея возможность покинуть водительское сиденье. Он рывком открывает мою дверь, и она медленно поворачивает свое тело так, чтобы оказаться снаружи, ее ноги стоят на краю машины. Она опирается рукой на дверную раму и тяжело дышит, ее цвет кожи достигает пика.

Я поглаживаю ее по спине, в то время как ее голова начинает опускаться. Она почти падает вперед на улицу. Я хватаю ее за плечи, чтобы удержать у себя на коленях, а Райк опускается перед ней на колени. Он поднимает ее подбородок двумя пальцами.

— Дэйзи, посмотри на меня, — он щелкает пальцами возле ее глаз.

Я не могу сказать, встречает ли она его взгляд или нет.

— Какая-то… херовая вечеринка, да?

Все ее тело дрожит.

— Да, — кивает Райк, его взгляд скользит по ее рукам и ногам, замечая ее дрожь. — Какая-то херовая вечеринка.

— Это… было… риторически, — ее тело дергается, рвотные позывы. Райк быстро уходит с дороги, и ее рвет на тротуар. Он гримасничает, и люди начинают скандировать снаружи.

— 10…9…

Мы слишком далеко, чтобы увидеть, как опускается сверкающий шар, но толпа кричит в унисон, наполняя мир ликующим хором.

Это, наверное, один из самых страшных и ужасных Новых годов в истории. Сразу после того, как я поцеловала лягушку на спор. Хотя это было не столько страшно, сколько мерзко.

— 7…

И это будет первый раз, когда у меня не будет новогоднего поцелуя.

— 5…

Даже когда я была ребенком, Ло клал свои руки мне на щеки и быстро целовал меня, после чего мы разражались смехом. Он заканчивал тем, что гонялся за мной по модным вечеринкам, на которые нас приводили наши родители, пытаясь украсть еще один поцелуй.

Я всегда позволяла ему поймать себя.

— 2…1.

— С НОВЫМ ГОДОМ!!!

I. ЯНВАРЬ

Дэйзи сидит, откинувшись на спинку сиденья, когда толпа возбужденно ревет, люди тянут своих любимых для первого поцелуя в новом году.

Райк внимательно рассматривает ее в течение долгой секунды.

— Ты в порядке?

— Замечательно, — она вытирает рот рукой. — Можешь… просто отвезти меня домой?

Он качает головой.

— Ты поедешь в больницу.

Она надолго закрывает глаза, а когда открывает их, я вижу ее пристальный взгляд.

— Нет.

— Да, — заявляет он. — Тут, блять, не демократия. Моя машина, мои правила.

— Мое тело, мои решения, — огрызается она. — …честно говоря, меня сейчас просто тошнит.

И когда она это говорит, ее трясет, как будто у нее озноб.

Он подносит руку к ее лбу, и она отбивает ее.

— Не трогай меня.

Он хмурится.

— Ты — кубик льда. Тебя накачали наркотиками, Дэйзи. Если ты уснешь и впадешь в кому, это будет на нашей совести.

— Он прав, — говорю я ей. Ого, эти слова отвратительны на вкус. — Ты поедешь в больницу. Роуз уже прилетела бы на вертолете, так что тебе повезло, что мы просто отвезем тебя, а не устраиваем большую сцену.

Дэйзи медленно вдыхает. Она засовывает свои конечности обратно в машину и прижимается к моей груди. Райк захлопывает дверь и подходит к водительской стороне.

— Мне жаль, — шепчет мне Дэйзи. — Сегодняшний вечер… должен был быть веселым… — она дрожит. — Я… должна была отвлечь тебя от мыслей о Ло…

Я улыбаюсь и подталкиваю ее бедром.

— Ты так и сделала. И знаешь что? Несмотря на то, что случилось в конце, я действительно хорошо провела время.

Это не ложь. Думаю, сегодня я узнала о своей сестре больше, чем за последние семь лет.

— Правда? — она закрывает глаза, погружаясь в себя. Я все еще проверяю ее пульс. Просто для безопасности.

— Правда, правда.

Райк забирается внутрь и закрывает дверь. Он долго смотрит в лобовое стекло.

— Я просто хочу задать тебе один вопрос, Лили, — он смотрит на меня. — Неужели все вы, девочки Кэллоуэй, такие сумасшедшие?

Я подавила смех, собираясь отрицать это, но на самом деле не могу.

— Поппи вполне нормальная.

Он многократно кивает, анализируя эту информацию.

Пробка начинает рассасываться, и мы наконец-то можем ехать. Я делаю глубокий вдох, радуясь, что мы движемся в правильном направлении.

Глава третья

Больница была фиаско. Даже спустя неделю я сокрушаюсь о том, как Дэйзи солгала медсестре. Она спросила, как ее зовут, и Дэйзи пролепетала: — Лили Кэллоуэй.

Я не стала ее поправлять, потому что понимала ее мотивы. Она не хотела, чтобы больница звонила нашей маме и впутывала ее в ситуацию. Поэтому я вручила белобрысой медсестре свое удостоверение личности, которое можно было выдать за удостоверение Дэйзи, потому что моя шестнадцатилетняя фотография почти не видна. Я даже удивилась, что автоинспекция не заставила меня пересдать экзамен. На фотографии мои волосы почти закрывают все лицо, и я наклонила голову вниз, стараясь как можно быстрее закончить процесс фотографирования. Впоследствии Ло высмеял меня за эту фотографию, но его фотография была ненамного лучше. Он саркастически улыбался, выглядя как настоящий шестнадцатилетний мудак.

Мысли о Ло не помогают мне сегодня. Я ворочаюсь в своей кровати, сжимая простыни и прижимаясь лицом к подушке. Некоторые ночи хуже других. Эта была жестокой.

Мое тело покрыто слоем липкого пота. Я просто хочу его. Я закрываю глаза и представляю, как его руки гладят обнаженную спину, пробираются по бедрам к плечам…

Мне нужно, чтобы кто-то взял меня на руки, провел ладонями по всем ноющим частям, размял мою грудь и пососал шею, чтобы это напряжение переросло в кайф. Я жажду этого так сильно, что в итоге грызу ногти до крови, поворачиваюсь на бок и смотрю на стену, размышляя, не стоит ли мне пойти и найти что-нибудь, чтобы облегчить это до приятной, блаженной разрядки.

Нет.

Я облизываю губы и вздрагиваю, мое тело дрожит, когда я продлеваю то, чего оно хочет. А может, это просто мой мозг играет со мной. Может быть, все дело в моем сознании.

Я глубоко вдыхаю и приподнимаюсь, опираясь на дубовое изголовье кровати. Я нахожу пульт на тумбочке и включаю телевизор с плоским экраном над комодом. Он занимает всю стену и выглядит футуристично среди моей кровати королевского размера с белым балдахином и красного вельветового шезлонга. Роуз оформила мою комнату, и я должна признать, что она неплохо справилась с поп-артом и черными клетчатыми подушками. Я могла бы обойтись без балдахина. Однажды ночью я завернулась в него, как в тортилью, и начала по-идиотски отмахиваться от него.

Я щёлкаю по каналам «По запросу» и просматриваю вечерние специальные выпуски, натыкаясь на фильм с рейтингом X, в котором профессор соблазняет студентку. Так банально, но это определенно возбудит и разгорячит меня. Я просто надеюсь, что это поможет мне найти то, что я ищу.

Я быстро перематываю начало, где девушка обычно просто делает минет. Обычно минет в порно меня не возбуждает… если только парень не делает что-нибудь милое, например, не убирает ее волосы назад и не говорит ей, что она прекрасна, делая это. Но я видела слишком много сцен, где парень забивает член ей в горло. То, что её душат членом, не вызывает у меня ничего.

Я дохожу до середины фильма, и профессор раскладывает девушку на своем столе.

На нем очки в винтажной оправе и белая рубашка на пуговицах. Его брюки уже сняты, и он быстро входит в нее без всякой прелюдии. Она испускает испуганно громкий крик, а затем начинаются стоны.

— Ммммммммммдаадааа. Вот так…. дааааааа, — она массирует свою большую грудь, в то время как он сильно входит внутрь. Я могу сказать, что она притворяется, и, возможно, возбужденным парням все равно, но мне не все равно. Ее звуки усиливаются, и я понимаю, что ее оргазмы заставляют меня содрогаться. Не все порнофильмы одинаковы.

Я выхожу и включаю другой фильм.

Желая удивиться, я пролистываю описание и едва бросаю взгляд на название. На этот раз я снова перематываю вперед и быстро определяю, к какой категории относится фильм.

Девушка лежит на скамейке в раздевалке, а парень шлепает ее по голой заднице. Это либо подчинение, либо бондаж, а может быть, и то, и другое. Я опускаюсь на свою кровать, молча надеясь, что эта девушка не будет кричать, как гиена.

Она издает небольшой вскрик, когда парень толкается в нее. Его толчки жесткие и грубые, и она цепляется за шкафчики для поддержки. Он хватается за ее тело и издает серию плотских ворчаний. Через пару минут она говорит: — Пожалуйста, заставьте меня кончить, сэр. Пожалуйста.

Обычно, это как-то влияет на меня. Но я ничего не чувствую. Даже не возбудилась. Я просто… опустошена.

Я выключаю звук и размышляю о покупке другого видео, но я даже не уверена, что фильм с моими любимыми порнозвездами поможет. Это кажется глупым, когда все, чего я хочу, это Лорен Хэйл. Визуальная стимуляция не лечит тягу к моему парню.

Печальный опыт сегодняшнего вечера внезапно вызывает недавнее воспоминание с Ло — когда он был трезв в течение очень короткого периода времени. Я ставлю фильм на паузу и вытираю глаза.

Ло плюхнулся на мою кровать в нашей квартире в Филадельфии, а я включила свое порно. Я спросила его, не хочет ли он посмотреть со мной видео, думая, что теперь, когда он трезв, все может быть по-другому. Он посмотрел на меня со сморщенными бровями и кривой ухмылкой, затем пожал плечами и пошел за мной в мою комнату.

На экране девушка-блондинка отдыхала в тюремной камере, а молодой, сексуальный коп вошел, осматривая ее тело похотливым взглядом.

— Почему она вообще там? — спросил Ло, обхватывая меня за плечи. Я положила голову на его твердую грудь, мое сердце бешено билось при мысли о том, что может произойти между нами дальше. Я хотела, чтобы он взял меня так же, как полицейский взял бы девушку.

— Я думаю, ее по ошибке посадили за домогательство или что-то в этом роде, и этот коп собирается допросить ее об этом. Но на самом деле она собирается заняться сексом, чтобы он ее отпустил.

Брови Ло изогнулись дугой.

— Понятно.

Я тяжело сглотнула, гадая, анализирует ли он то, что я хочу. Он редко смотрел со мной порно. Всякий раз, когда я ставила одно из них, я делала это частным мероприятием, но когда Ло был рядом, предвкушения было достаточно, чтобы уколоть мои нервы и сжать мои внутренности.

Блондинка слегка ерзала, когда полицейский начал ее обыскивать. Его пальцы спустились к подолу ее шорт.

— Разве он не должен был сделать это до того, как посадить ее в тюрьму? — спросил Ло с улыбкой.

— Это порно. Оно не обязательно должно иметь смысл.

Ее спина выгнулась, когда пальцы полицейского погрузились в ее трусики и скрылись из виду.

— Ты скрываешь что-нибудь, о чем мне нужно знать?

Она покачала головой.

— Нет… сэр… — у нее перехватило дыхание, а затем она издала протяжный стон наслаждения, практически содрогаясь в конвульсиях от его прикосновений. И мое дыхание стало поверхностным.

Это было до тех пор, пока я не оглянулась на Ло. Он глубоко нахмурился, словно пытался понять меня через порно. Я села и отстранилась от него.

— Это плохая идея, — сказала я, собираясь выключить его. Я пошарила вокруг в поисках пульта, но он легонько схватил меня за запястье.

— Нет, подожди, я вообще-то смотрю, — он не отрывался от порно.

Полицейский расстегнул шорты девушки и стянул их до щиколоток, а затем полностью снял.

— Ты была очень плохой девочкой. Уйти отсюда будет очень, очень просто, если ты будешь сотрудничать. Просто возьми вот это… — он указал на свой член, и она схватила его, ее глаза были большими и невинными. — Положи его в рот и трахни его. Ты можешь сделать это для меня?

Девушка быстро кивнула. Она наклонилась вперед, пока он сбрасывал свои темные брюки — без нижнего белья. Она взяла его член в руки и наполнила им свой рот.

— Блядь, да, — он глубоко застонал и откинул ее волосы с лица. — Прими свое наказание, детка.

Мне показалось, что эта сцена с минетом не была полной отсебятиной. Конечно, вероятно, помогло то, что Ло сидел рядом со мной. Она облизала его, как мороженое, а затем выдохнула ртом с освежающим «аххх».

Ло разразился долгим смехом, мгновенно испортив настроение. Все мое тело пылало от смущения, а это совсем не тот тип «сексуального возбуждения», который я хотела.

— Что смешного? — спросила я.

— Тссс, — сказал он, на его лице появилась широкая глупая улыбка. Я попыталась заговорить снова, но он приложил руку к моим губам, закрывая мой рот, пока он смотрел фильм, завороженный и забавный.

— Тебе это нравится? — спросил полицейский. Девушка ответила глубоким, горловым стоном и снова покачала головой вперед-назад. Затем она вынула его член изо рта и шлепнула им по щеке. — Бляяяядь, — простонал он. — Да, блядь.

Полицейский поднял девушку на ноги и стянул с нее топик, разминая ее груди.

— Они очень красивые.

Ло засмеялся громче и посмотрел на меня, его рука все еще крепко прижималась к моему рту.

— Это действительно тебя возбуждает?

Наконец, он ослабил хватку, чтобы я могла ответить.

— Обычно я пропускаю начало, — призналась я. — Если только…

Нет, не скажу ему.

Его глаза загорелись.

— Если только что?

Я покраснела и ответила: — Если только парень не держит ее волосы.

Улыбка охватила лицо Ло.

— Это очаровательно, — он взял пульт и перешел к самому сексу, где пара меньше разговаривает, а обычно только стонет и ворчит.

— Смотреть на это лучше, чем заниматься сексом с другим человеком? — спросил Ло, сузив глаза на экран.

— Нет… может быть… иногда, — заикнулась я. — Это удобно.

Он снова посмотрел на меня, подняв брови.

— Лучше, чем я?

Я покачала головой.

— Ни в коем случае.

— Значит, у тебя был секс, который был хуже, чем просмотр порно? С кем, черт возьми, ты трахалась? — спросил он.

Я пожала плечами, не зная, как ответить на этот вопрос. Мои глаза медленно ушли от его глаз к фильму, где коп держал девушку, распростертую на полу. Было трудно отвести взгляд, тем более что я предвкушала какое-то бурное действие впереди.

— Эй, — вздохнул Ло, проведя пальцами по моему подбородку. Он осторожно наклонил мою голову к себе, и его приоткрытые губы выглядели готовыми поцеловать меня. Я ждала, что он сократит расстояние между нами, но вместо того, чтобы взять меня на руки и подражать фильму, он заговорил. — В соревновании между мной и этим… — он ткнул пальцем в сторону фильма. — Я буду выигрывать. Каждый раз.

Он облизал губы, его глаза пробежались по моей груди, животу и месту между ног, которое пульсировало от напряжения. Он собирался доказать, что он лучше, чем порно — хотя я уже сказала ему об этом. Он протянул руку и немного увеличил громкость, как раз когда полицейский слез с нее, чтобы сменить позицию. Я старался не смотреть на экран, но коп был крупным. Затем девушка ловко забралась прямо на него, выгнув спину так, что ее огромные груди оказались в центре его внимания.

Ло выпрямился и схватил меня за ноги, дернув так сильно, что дыхание вырвалось из легких. Моя спина глухо стукнулась о матрас, успешно отвлекая меня. Он навис над моим телом и наклонился ближе. Его рот нашел мое ухо, и его язык скользнул внутрь, мои конечности задрожали.

Отстранившись, он хрипло прошептал: — Может ли фильм сделать это? — он схватил мои запястья, подняв их над головой, как он часто делал. Он зажал их одной рукой, а другой поднял мою футболку и лифчик. Его губы всасывали линии от моей груди до края моих штанов, дразня и вызывая нестерпимые ощущения. Я хотела, чтобы он вошел в меня. Чтобы он кончал с каждым толчком. И я знала, что он даст мне это. Когда дело доходило до секса, он предлагал мне все.

Ни один фильм не мог тронуть меня так, как Ло.

Я бы почти все отдала, чтобы услышать от него: — Я люблю тебя.

Как он всегда делал.

Вместо этого я теперь смотрю на свой телевизор с паузой, желая, чтобы Ло был здесь, чтобы удовлетворить мои потребности вместо бессмысленного порно. Я даже не могу попытаться достичь кульминации от этого. Все, что я делаю, это думаю о Ло, и о том, как он, по сути, сказал — своим хитрым способом — что я должна бросить смотреть порно и найти решение проблемы без него.

По сравнению с этим фильм кажется банальным, пошлым и, блять, глупым. Поэтому я выключаю его.

Я встаю, собираю все свои видеозаписи и запихиваю их в маленькую мусорную корзину под столом. Все они не помещаются, поэтому я поднимаю алюминиевую корзину и открываю дверь, собираясь найти мусорное ведро побольше, в котором будут храниться все мои грязные секреты.

Это кажется правильным.

Но отказ от порнографии не снизит напряжения, крутящегося внутри меня.

По крайней мере, пока.

Когда я спускаюсь по лестнице на кухню, я слышу отдаленные голоса. Уже около полуночи, но меня не удивляет разговор. Коннор Кобальт и Роуз планируют время вместе, как на деловой встрече. Она сообщила мне, что он может приехать в конце января, поскольку ночи — единственное время, когда они могут видеться в этом месяце.

— Почему ты это читаешь? — спрашивает Роуз. Я подаюсь вперед и крадусь к гостиной. Я подхожу ближе и заглядываю за изогнутый арочный проем. Они сидят спиной ко мне на кремовом диване, задрапированном фиолетовым пледом. Отсюда я чувствую запах свежесрезанных цветов, наполняющих вазу на стеклянном журнальном столике. Коннор приносит новый букет каждый раз, когда они завянут. На этот раз он выбрал желтые и розовые розы, которые напоминают мне о моей младшей сестре.

Рука Роуз прижимается к руке Коннора, когда они сидят рядом, каждый со своим ноутбуком. Оба одеты в одежду, не подходящую для того, чтобы болтаться по дому. На Конноре угольно-серый костюм, который, без сомнения, стоит тысячи, а на ней вещь от Calloway Couture: черное мини-платье с прозрачной макси-юбкой сверху. Стильно, как всегда.

Коннор не поднимает глаз от своего экрана.

— Потому что это полезно.

— Фрейд не полезен. Он въедливый, сексистский и в половине случаев ошибается, — она пытается закрыть его ноутбук, и он сжимает ее руку, поднося костяшки пальцев к своим губам.

Он слегка целует ее, прежде чем сказать: — То, что тебе не нравятся его теории, не делает его неправым. Здесь есть хорошие вещи.

— Например? «Зависть к пенису»? — огрызнулась она.

Я хмурюсь. Что, черт возьми, такое зависть к пенису? И более того, неужели они снова говорят о моих сексуальных потребностях? На днях я застала Роуз со стопкой книг о сексуальной зависимости, и они были не только выделены и снабжены закладками, но и внутри них были приклеены стикеры. И эти записки, позвольте мне сказать вам, были написаны не почерком Роуз. Поскольку Коннор Кобальт был моим первым наставником, я могу заметить его скорописный, похожий на каллиграфию почерк.

Я могу справиться с сестрой в моих делах, но ее парень, который считает, что он всегда прав… ну, это было немного трудно проглотить.

Я приспосабливаюсь к нему. Даже если это невероятно странно. Долгие годы Ло был единственным, кто знал мои секреты, а теперь у меня есть еще три человека, которые держат новости в тайне. С этим трудно справиться.

И определенно слишком много для обработки.

— Да, — говорит Коннор, — зависть к пенису и психосексуальное развитие.

— Ты так далек от истины. У моей сестры нет зависти к пенису — это подразумевает, что у нее может быть комплекс Электры.

Я сморщилась, зная, что это такое. У меня нет никакого желания переспать с отцом. Нет, спасибо.

— Я никогда не говорил, что у нее это есть, — говорит он легко, не защищаясь, как большинство мужчин с Роуз, девушкой, которая нападает в полную силу, глаза ледяные и жесткие, готовая сражаться когтями и силой. Я люблю ее за это. И всякий раз, когда они ссорятся, я внутренне размахиваю флагами Роуз Кэллоуэй, болея за то, чтобы моя самая близкая сестра оказалась на высоте. — Но твоя сестра сексуально зависимая. С чьих теорий ты собираешься начать? Аристотеля? Гамбурглера? Или как насчет Эрика Эриксона? У Лили пунктик насчет имен.

Роуз бросает на него острый взгляд.

— Гамбурглер, серьезно?

— Фрейд стал пионером психоанализа. Ты дискредитируешь его, и тогда начнаются отсылки на Макдональдс.

Она захлопывает его ноутбук, и он опирается рукой на спинку дивана, немного поворачиваясь к ней. Мне приходится отступить за стену, скрывая большую часть своего тела от посторонних глаз.

У Коннора розовые губы, густые волнистые каштановые волосы и улыбка, которая стоит миллионов в его трастовом фонде.

— Да? — говорит он, глядя на ее плотно сжатые губы.

Роуз носит свои каштановые волосы в зачесанном назад хвосте. Ее желтовато-зеленые, кошачьего цвета глаза пронзают его.

— Психосексуальная теория представляет женщин как сломанные, неэффективные игрушки, которые нужно чинить.

— Я знаю, — говорит Коннор. — Многое в ней женоненавистническое, но это интересно, ты так не думаешь?

— Нет. Меня это бесит.

Его губы кривятся в улыбке.

— Как и я?

Она закатывает глаза, но как бы задерживается на нем, поскольку отказывается полностью терять контакт. Я могу сказать, что она хочет поцеловать его, возможно, так же сильно, как он хочет поцеловать ее. Но потом она поворачивает голову, прерывая момент. Прямо как та Роуз, отталкивающая парней. Иногда я думаю, что она боится недостатка власти, который возникает в отношениях, как будто она может потерять какое-то преимущество, если впустит Коннора.

Он не выглядит побежденным. На самом деле, в его глазах пульсирует прямо противоположное. Коннор решительный и готовый бросить вызов.

Волосок падает с ее хвоста, и Роуз заправляет его за ухо.

— Мне кажется, я что-то понимаю. Этот психолог предполагает, что сексуальная зависимость может быть тесно связана с обсессивно-компульсивным расстройством. Если я изучу ОКР, то, возможно, смогу лучше понять, через что проходит Лили.

— Мы, — говорит он.

Роуз нахмуривает брови.

— Что?

— Ты сказала «если я изучу ОКР». Я сказал тебе, что хочу помочь, поэтому я собираюсь помочь. Лили тоже мой друг, — он сдвигается так, что их тела прижимаются немного ближе, и ноутбук Роуз теперь лежит на их ногах. Кажется, у них «момент», поэтому я решаю тихо уйти и направляюсь на кухню, но когда я поворачиваюсь, один из DVD-дисков на верхней части моего мусорного ведра соскальзывает и с грохотом падает на деревянный пол.

Я замираю, мои глаза расширяются, когда они поворачивают шеи. Я — олень, попавший в их фары. Пожалуйста, ничего не говорите. Позвольте мне уйти и притвориться, что мы не встречались взглядами.

Не повезло.

Роуз закрывает ноутбук, чтобы я не могла видеть ее экран, и поднимается с дивана, разглаживая руками платье.

— Почему ты не спишь? Я думала, ты приняла снотворное.

А потом ее глаза блуждают по DVD-дискам в мусорной ведре.

— Я еще не принимала, — говорю я, избегая Коннора. Его присутствие усилило мое смущение. И все же они оба ведут себя совершенно невинно, как будто это не является чем-то необычным. Почему именно я всегда приобретаю новый оттенок красного?

— Что это? — Роуз подходит к моему застывшему состоянию у арки, разделяющей гранитную кухню и гостиную. Коннор встаёт и засовывает руки в карманы своих брюк, непринужденно. Когда сестра твоей девушки таскает переполненную корзину с порнографией — это так обыденно.

— Я выбрасывала это, — говорю я ей, пока она быстрым взглядом осматривает DVD-диски.

— Что привело к этому? — спрашивает Роуз, но в ее глазах мелькает надежда. Она видит, что я стараюсь, и у меня в груди все плывет, я чувствую себя немного лучше от ее реакции.

— Я просто подумала, что пришло время избавиться от всего этого.

— Это все остальное? — спрашивает Коннор, придвигаясь к Роуз. Его присутствие завязывает узлы в моем животе — он выше Роуз на добрых десять сантиметров, а от меня и того больше. Его сильное, мускулистое телосложение напоминает мне о том, чего мне не хватает.

Чувствуя себя неловко, я делаю шаг назад и отворачиваюсь от их взглядов.

— Я собираюсь выбросить это, а потом вернуться наверх.

Роуз, должно быть, слишком хорошо меня понимает, потому что она отталкивает Коннора рукой.

— Тебе пора идти.

— Роуз, с ней все в порядке. Она не может вечно бояться мужчин. И вообще, она была на вечеринке с мужчинами-моделями. Чем я отличаюсь от одного из них?

Я поймала его безупречную улыбку.

— Только не говори, что ты только что сравнил себя с моделью высокой моды.

— Я именно это и сделал.

Роуз смотрит на потолок, типа О Боже мой.

— Хочешь знать, сколько раз за день я задаюсь вопросом, почему я с тобой?

— Пять раз.

— Сто.

— Если бы ты сказала мне, что собираешься преувеличивать, я бы выбрал это, но я думал, что мы будем реалистами, дорогая.

Я фыркнула.

— Ловко.

Коннор жестом указывает на меня.

— Видишь, она в порядке.

Роуз кладет руки на бедра и смотрит на меня, ожидая окончательного вердикта. Если я скажу «нет», она вышвырнет Коннора. И Коннор отчасти прав, как бы мне ни было неприятно это признавать. Я не должна бояться того, что противоположный пол находится так близко. Даже если я была немного нервной после Нового года.

— Он может остаться, — говорю я ей.

Ее глаза сужаются, как будто я выбрала неправильный ответ.

Я тихо произношу вслух: Что?

Она делает небольшое движение головой в сторону Коннора. Неужели она больше не хочет, чтобы он был здесь? Но потом я вижу Коннора, и он — не вру — ухмыляется от уха до уха, как будто он выиграл турнир по «Академическому Кубку» у Принстона, колледжа Роуз (а теперь и моего).

Видно, она проиграла в том споре.

— Я помогу тебе с порно, — говорит Коннор. Он идет на кухню, чтобы найти мешок для мусора, пока я пытаюсь стереть из памяти эту фразу. Я ставлю мусорное ведро на пол и жду, когда Роуз взорвется. Ее лицо напрягается, как будто она готова родить.

Когда Коннор исчезает в кладовке, Роуз выходит из себя.

— Я его терпеть не могу, — говорит она. — Честно говоря, он сводит меня с ума, Лили.

Я изо всех сил стараюсь не рассмеяться. Роуз и Коннор расставались пять раз в декабре. Я подозреваю, что в январе это число удвоится. Они оба прекращают отношения, а потом воссоединяются через пару дней. Это настолько же мило, насколько и утомительно.

— Я думаю, ты тоже сводишь его с ума, — говорю я ей. — И я имею в виду это в смысле Бритни Спирс, — я напеваю мелодию девяностых и пою припев.

Ее лицо темнеет, ей не смешно. Я не могу удержаться от смеха. В этом вся Роуз.

Ее плечи расслабляются, когда она снова рассматривает DVD-диски.

— Ты уверена, что хочешь это сделать?

— Да, — быстро говорю я, не желая слишком много думать о гигантском прыжке. Я бы предпочла мчаться к финишу, чем медленно ползти прямо сейчас. Именно поэтому я нервно постукиваю ногой, ожидая, когда Коннор поспешит вернуться с мешком, который решит мою судьбу. Надеюсь, в будущем я растопчу желание покупать новые фильмы или кликать на грязные сайты в интернете. Думаю, я смогу это сделать. Я надеюсь. Это все, что у меня есть на данный момент.

— Итак… — говорю я, нервно перебирая пальцами. — …ты думаешь, что у меня ОКР?

В этом есть смысл, отчасти. Я связываю свои сексуальные потребности с компульсиями. Потребность получить этот естественный кайф. Это как у обсессивно-компульсивных людей потребность следовать их систематическому распорядку. Я просто никогда не связывала эти два понятия.

— Некоторые психологи считают, что зависимости коррелируют с ОКР, но я не могу поставить тебе диагноз, — честно говорит Роуз. — Тебе действительно нужно посетить психотерапевта…

— Я знаю, — прерываю я ее. — Я знаю, просто… я еще не решила, к какому из них я хочу пойти.

Кто бы мог подумать, что в нашем районе так много психотерапевтов, специализирующихся на сексуальной зависимости? А я уже искала Клуб Анонимных Сексоголиков и ничего не нашла. Поскольку большинство групп состоит из мужчин, пытающихся побороть свою сексуальную тягу, они строго придерживаются политики «нет женщин». Это логично, но это также сделало почти невозможным найти КАС, который принимает женщин. Я пока оставила эту охоту и планирую заниматься терапией один на один.

Существуют также лечебные учреждения для лечения сексуальной зависимости. Реабилитация, как у Ло. Но Роуз быстро отбросила эти варианты. Она действительно не дала мне определенного ответа, и после того, как я стала ходить вокруг да около, она проболталась, что у меня социальная тревожность. Что мне не следует находиться в больших группах, пытаясь решить свою проблему.

Вчера я возразила: — У меня нет социальной тревожности.

И в тот же момент я нервно расхаживала по своей комнате.

Она наклонила голову с приподнятыми бровями.

— Когда ты в последний раз была в группе?

— Много раз, — сказала я ей. — Я хожу в клубы, Роуз. Люди повсюду.

— Но разве тебя заставляют с ними разговаривать? Ты разговариваешь с кем-нибудь, кроме Ло? Ну правда, Лили, подумай об этом. Ты хотя бы заводишь разговор со своими любовниками на одну ночь или просто смотришь на них и трахаешь?

Она была права. Возможно, у меня действительно есть социальная тревога. И, по словам Роуз, я должна концентрироваться на чем-то одном. Я также думаю, что она предпочла бы присматривать за мной, чем отправит куда-нибудь. Она бы сошла с ума, не зная, какой именно будет программа реабилитации и чем они будут заниматься. Так что сейчас терапия — лучшее решение.

— Я работаю над этим для тебя, — говорит мне Роуз. — Завтра у меня встреча с ещё двумя психотерапевтами.

Буквально, она назначала встречи только для того, чтобы расспросить терапевтов. Я люблю ее больше, чем она думает.

— Последний парень был полным идиотом. Я спросила его о когнитивно-поведенческой терапии, а он непонимающе уставился на меня. Я не вру.

Коннор подходит с мешком для мусора.

— Это не так, — добавляет он. — Я был там.

Мои щеки краснеют, но они этого почти не замечают. А может, им просто все равно. Да, наверное, так и есть.

Прежде чем я успеваю положить DVD-диски в пакет, Коннор поднимает с пола ведро и выбрасывает в мусор. Тот факт, что он находится в тесном контакте с моим порно, завязывает мой желудок узлом и накаляет всю грудь.

Коннор говорит Роуз: — Тот последний мужчина был полным кретином.

Она не решается согласиться с ним, хотя я вижу, что она согласна.

— Что он сделал?

Коннор завязывает пакет и ставит его у стены. Он бросает украдкой взгляд в сторону Роуз, сплошные секреты, что-то такое, что было у меня с Ло. Мое сердце замирает, но я быстро отгоняю эти мысли.

— Ну, мы пришли в кабинет психотерапевта, Роуз представилась и рассказала ему о своих сексуальных проблемах…

— Подождите… — я подняла руки, выпучив глаза. Я смотрю на них обоих, а они стоят так, как будто ничего необычного не происходит. Как будто эта история чертовски нормальна! Я моргаю на Роуз. — Ты ведь не притворялась мной?

Она качает головой.

— Конечно, нет, Лили.

Я выдохнула. Хорошо. Это было бы неловко.

— Я сказала ему, что у меня зависимость от секса, но я дала ему свою личную информацию. Ты в безопасности.

Боже мой.

— Зачем тебе это нужно?

Она пожимает плечами.

— Это был единственный способ, чтобы этот человек меня принял. Сначала я должна была стать пациенткой.

Я съеживаюсь, отказываясь смотреть на Коннора. Мне стыдно за нее больше, чем следовало бы. Я понимаю, что скоро я буду чувствовать то же самое. Возможно, даже в десятикратном размере.

— И что случилось?

Роуз внимательно изучает мою реакцию и тут же закрывает небольшой промежуток между нашими телами. Она кладет руку мне на плечо.

— Тебе не нужно это слышать. Не каждый психотерапевт похож на него, и я обещаю тебе, Лили, что никогда не отправила бы тебя к тому, кого не считала бы абсолютно идеальным.

Верно, но проблеск страха все равно поражает меня холодом.

— Тем не менее, я хочу знать.

Коннор прикладывает пару пальцев к губам, изучая меня так же, как моя сестра, задаваясь вопросом, смогу ли я справиться с правдой.

— Пожалуйста, — добавляю я.

Моя надутая губа, должно быть, покорила их — или, по крайней мере, Роуз, потому что она сдалась первой.

— Он спросил меня, какие у меня сексуальные предпочтения, и я сказала ему, что тяготею к порно и сексу на одну ночь, но ничего слишком извращенного.

В те выходные, когда Ло уехал в реабилитационный центр, я действительно поделилась с Роуз большинством своих секретов. Я объяснила ей свои привычки прогуливать семейные мероприятия (и даже рассказала, какие именно) ради быстрого секса в уборной или перепихона в клубе. Ничего сокрушительного. Зайти. Словить кайф. Свалить. Так мне нравилось со всеми, кроме Лорена Хэйла.

— И что случилось? — я почти собираюсь грызть ногти, но вместо этого решаю скрестить руки, пряча ладони под ними.

— Он просмотрел список вещей, спрашивая меня, возбуждают ли они меня, — беззастенчиво отвечает Роуз.

Коннор выглядит таким же невозмутимым. Боже, они излучают уверенность. Он говорит: — Мастурбация, дилдо, вибраторы, анал, раком…

— Она понимает, — огрызается Роуз.

Он ухмыляется в ответ, и, клянусь, у них происходит еще один «момент» — Роуз выглядит так, будто хочет оторвать ему голову, а Коннор выглядит так, будто хочет поцеловать ее за это. Так странно.

Я потираю свою горячую шею.

— Ребята, вы когда-нибудь смущались?

Если это суперспособность умного человека, то я точно хочу ее.

Коннор задумчиво смотрит в потолок.

— Ну, был один раз… вообще-то, нет… — он качает головой. — Нет, это был не я, — его темно-синие глаза встречаются с моими. — Я свободен от смущения.

— Я тоже, — говорит Роуз.

Я прищуриваюсь на нее.

— Правда?

Должно быть, было время… о да.

— Как насчет того, когда ты была в шестом классе на школьной экскурсии в Вашингтон?

Меня с ней не было, но ее одноклассники пересказали эту историю с такой театральностью, что только робот мог бы остаться без чувств. Мама сказала, что всю дорогу домой она плакала злыми, смущенными слезами.

Глаза Роуз расширились в тревоге.

— Ты хочешь знать, что сказал психотерапевт, или нет?

— Ты покраснела? — со смехом спрашивает Коннор у Роуз.

Коннор: 2. Роуз: 0. Она меня убьет.

— Давайте вернемся к обсуждаемому вопросу, — говорю я, пытаясь прикрыть ее, но вред уже нанесен.

Коннор толкает ее локтем в бедро.

— В чем дело? Ты упала в Отражающий бассейн?

— Нет, — невозмутимо отвечает она, глядя на стену.

— Ты неправильно процитировала речь Авраама Линкольна?

— Этого бы не случилось, и это ничуть не смущает.

— Мне было бы стыдно, — говорит он, приподняв брови.

— Да? Ну, ты как зеленый петух. Если твой вид существует, то только один.

Он ухмыляется.

— Скажи это еще раз.

— Я бы предпочла выпотрошить твою кошку.

Я смеюсь.

— О, уделала.

Привлечение Сэди к спорам всегда оживляет ситуацию. Роуз угрожала изуродовать его питомца двадцатью разными способами. Это ее главное оружие против своего парня, но он находит каждую из них такой же забавной, как и следующую. Очевидно, Роуз еще не входила в его квартиру из-за того, что у Коннора есть полосатая кошка, которая ненавидит женщин. Поскольку кошка тоже полноценная женщина, Роуз считает это существо настолько близким к демону, насколько это возможно для животного.

Коннор изо всех сил старается не расплыться в еще более широкой улыбке и не показать свое поражение. Он качает головой в сторону.

— Какой-то мальчишка-идиот дёрнул тебя за резинку трусов, да? Назови мне его имя, я хочу с ним поговорить.

— Это было в шестом классе, — говорит она, нахмурив брови. — Тебе не нужно рыться в моем книге историй и нападать на всех людей, которые меня обидели.

Я отвечаю: — Да, потому что она уже кастрировала большинство из них.

Коннор смеется, и я клянусь, что он уже готов опуститься на одно колено и сделать предложение. Он облизывает губы, чтобы скрыть свое растущее удовольствие.

— Значит, я прав? Кто-то дёрнул тебя за резинку трусов?

— Что? Нет, — Роуз отпрянула назад, обиженная. — Я уже даже не нахожу это таким неловким. На самом деле это просто раздражает меня, поэтому я думаю, что нам стоит двигаться дальше.

— Я не хочу двигаться дальше, дорогая. Просто выпусти это наружу. Вдохни и отпусти, — он сильно вдыхает и выдыхает изо рта, немного дразня ее, и ее кошачьи глаза прожигают в нем дыры.

— Хорошо, Ричард.

О, она даже назвала его настоящим именем. Теперь все становится серьезным. Я не могу отрицать — их ссоры отвлекают меня от мыслей о Ло и моих привычках. Иногда я думаю, что общение с Роуз и Коннором помогает снять напряжение. А иногда мне кажется, что они стоят на пути у меня и моих желаний.

— Я гуляла по одному из Смитсоновских музеев и остановилась перед моделью Солнечной системы. Пока я читала надписи, группа мальчиков из моего класса собралась позади меня, показывали пальцем и хихикали, а потом сказали: — Мы видим Уран (с англ. Uranus — Ur anus — твой анус).

Коннор не смеется.

— Это даже не умно.

Становится только хуже, вот и все, что я думаю.

Губы Роуз дергаются, пытаясь улыбнуться, но в ее глазах вспыхивает гнев при воспоминании.

— Я проигнорировала их, а потом они сказали: — Эй, у тебя кровь из ануса.

Коннор хмурится.

— В тот день у меня начались месячные.

Я морщусь от ее болезненных воспоминаний. Такие вещи остаются с человеком навсегда. Даже если они кажутся маленькими и незначительными, такие детские истории, как история Роуз, остаются на всю жизнь.

— Назови мне их имена, — Коннор показывает жест двумя пальцами, доставая свой телефон и открывая приложение для заметок.

Роуз слабо улыбается.

— Я накричала на них, — говорит она Коннору, — в тот день — я развернулась и сказала им заткнуться, а потом побежала в уборную, заплакала и позвонила маме, — ее лицо становится серьезным. — Я никогда не хочу иметь детей.

У меня сводит живот от того, какую бомбу она только что взорвала в комнате. Я знала это о Роуз, но разговор о детях в присутствии нового симпатичного бойфренда был бы спусковым крючком, чтобы они разбежались.

Очевидно, это тест Роуз Кэллоуэй.

Коннор глубоко вдыхает, как бы переваривая внезапное заявление. Его лицо остается бесстрастным, принимая вызов Роуз. Она практически просит его бежать в другую сторону.

— После этого я бы тоже не хотел. Мальчики должны более уважительно относиться к женской репродуктивной системе. Это то, что привело этих ублюдков в мир.

Роуз смеется над этим, почти гогочет. Я тоже не могу удержаться от улыбки.

— Ублюдки? — повторяет она.

Он пожимает плечами.

— Это лучше, чем ушлёпки.

— Вообще-то, я думаю, что ушлёпки — это более подходящее слово.

Мои глаза сощуриваются.

— Вы двое серьезно обсуждаете ругательные слова?

— Да, — говорят они в унисон, возвращая свое внимание ко мне. Роуз продолжает рассказ о терапевте с того места, где остановилась. — В общем, он просмотрел список и спросил меня, что я предпочитаю, я сказала ему, и он спросил, как часто. Затем он спросил, пыталась ли я остановиться, но сказал это совершенно непрофессионально.

Коннор уточняет.

— Он сказал ей, что большинство женщин приходят в его офис в поисках внимания, особенно от него, поскольку он хорошо выглядит и подтянут, и что для того, чтобы проверить ее проблему, ей нужно — цитирую: Сосать член до тех пор, пока у нее изо рта не пойдет кровь.

У меня отвисла челюсть.

— Что? — говорю я тихим голосом.

Роуз бьет его кулаком в бок, и он притворно морщится, что еще больше ее злит.

— Я пыталась быть краткой, — говорит она. — Тебе не нужно было рассказывать ей слово в слово.

— Я ненавижу перефразировать. Пользуясь твоим словарным запасом, меня это бесит.

Роуз подносит руку к его лицу, игнорируя его и говоря ему заткнуться одним быстрым движением. Ее глаза встречаются с моими, и они значительно смягчаются.

— Позже я узнала, что он никогда раньше не лечил женщин с сексуальной зависимостью. Я пытаюсь найти женщину, которая понимает твоё состояние. И я обещаю, что она будет не только уважительной, но и умной и будет знать больше, чем мы с Коннором вместе взятые.

— Это невозможно, — говорит ей Коннор. — Мы два самых умных человека во всем мире. Если собрать нас вместе, получится сверхчеловек.

Роуз театрально закатывает глаза, но на самом деле она улыбается.

— Ты идиот, — она кивает мне. — Хорошо?

Я верю Роуз. Я доверяю ей больше, чем кому-либо другому в целом мире, может быть, даже больше, чем Ло. Он бы очень обиделся, если бы услышал от меня это, но в данный момент я думаю, что это правда. Его здесь нет. Но у меня есть она.

В этом есть что-то очень утешительное.

— Спасибо, Роуз, — я обнимаю ее и надеюсь, что какой бы ужасной я ни была, как бы я ни жаловалась и ни регрессировала, она простит меня.

2 года назад

Мои босоножки болтаются в руке. Мои босые ноги касаются грязного тротуара. Я бегу. Скорее, преследую. Пока я пытаюсь догнать Ло, на заднем плане вырисовывается общежитие первокурсников, полицейские машины снуют вокруг кирпичного здания. На несовершеннолетних пьяниц надевают наручники или выписывают не очень приятные штрафы.

Ло разворачивается, одновременно замедляясь и пятясь назад. Он так хорошо умеет убегать от всего. В свои восемнадцать лет я все еще с трудом поспеваю за ним.

— Быстрее, Лил, — говорит он мне, но на лице у него дурацкая улыбка. Как будто это можно считать новым приключением. Убегая от копов во время нашей первой недели в колледже. Я, бегущая за ним.

— Мы… поднимаемся… на… холм, — хриплю я, мой темп — между ходьбой и бегом. Что-то липкое приклеилось к моей ступне, и я сморщилась, нахмурившись. Надеюсь, это была просто жвачка.

— Я тебя брошу, — угрожает он, но я с трудом ему верю. Особенно с учетом того, как он почти смеется надо мной. А потом он снова набирает скорость, мчится вперед, надеясь, что я найду в себе силы догнать его.

Я так и не догоняю. Но это приятная мысль.

Мои колени подгибаются, и я использую последние остатки сил, чтобы броситься к нему вверх по крутому склону, движение слева от нас, когда машины возвращаются из клубов и баров. Вечеринка в общежитии, которую мы посетили, была не такой уж и веселой. Пиво было отстойным, как сказал Ло. Там не было места, чтобы двигаться, а залы были так забиты людьми, что в воздухе витал странный запах. Как будто трава и пот смешались вместе. Отвратительно.

Но я не жалею об этом. Потому что там был Ло, и нам будет над чем посмеяться позже.

Его черная рубашка начинает прилегать к его подтянутой спине, груди и рукам, очерчивая форму его стройных мышц, давая мне представление о том, что скрывается под ней. Когда он бежит, он выглядит прекрасно. Как будто никто не может прикоснуться к нему, как будто он оставляет позади пылающий мир и направляется к спокойному. Его щеки заостряются, глаза сужаются в решимости. Конечно, я ничего этого не вижу.

У меня только хороший вид на его задницу.

На нее тоже не так уж плохо смотреть.

И тут я начинаю падать. Боль пронзает мою лодыжку так мучительно, что я вскрикиваю. Черт, черт, черт. Я сажусь на задницу и осматриваю кость. Она не выпирает из кожи, но мышца кажется тугой и напряженной.

— Лил? — Ло спешит ко мне, едва не скатываясь с холма, с лицом, полным беспокойства. Он наклоняется к моей лодыжке и осматривает кость так же, как и я. Его пальцы слегка касаются моей кожи. — Сильно болит?

— Болит, — я гримасничаю.

— Такая же боль, как когда ты сломала руку? — спрашивает он, напоминая мне хулигана на детской площадке, когда мы были маленькими. Гарри Чизуотер.

Я качаю головой, и он просовывает руки под мои подмышки, приподнимая меня, словно я маленькая кукла. Я пытаюсь надавить на ногу, чтобы проверить ее, но боль усиливается, как тысяча острых игл. Глаза начинают слезиться, и я в ярости вытираю их рукой. Злюсь, что упала. Особенно когда вдалеке слышен вой полицейских сирен.

Ло нельзя в тюрьму. В последний раз, когда он там сидел, его отец угрожал отправить его в военную академию. Единственное, что заставило его отца передумать, это мое обещание помочь «исправить» Ло, которое было подкреплено нашими фальшивыми отношениями. Даже если бы я хотела помочь ему, я не могу. Он набросился на меня сегодня вечером только за то, что я предложила ему перейти на пиво. Я до сих пор думаю, оставил ли бы он меня одну на вечеринке, если бы я сказала ему, что нужно завязывать. Лучшее, что я могу сделать, это попытаться убедить его не пить лишнюю бутылку. Это в моей власти, и я использую ее так часто, как только могу. Но по-настоящему ему станет лучше, только если он сам этого захочет.

И очевидно, что он еще очень далек от этого. Я даже не уверена, что для этого потребуется.

Он выпил так много, что его глаза остекленели. Он все еще присутствует — он все еще здесь, — но я вижу желание выпить еще, лечь и просто уснуть с той легкостью и беззаботностью, которую дает ему спиртное.

— Ты, наверное, растянула ее, — говорит Ло, его взгляд снова падает на мою ногу.

— Я смогу дохрамать, — говорю я ему. Мы должны позвонить Ноле, чтобы она нас забрала. Мы ненавидим такси настолько, что рискуем попасться на глаза полицейским, но у нас все еще есть водитель моей семьи. И Ло. Но Андерсон будет крайним средством. По какой-то причине никто из нас не рассматривает наших водителей как вариант. Уже поздно, и я очень не хочу будить Нолу, чтобы она нас спасла.

— Это звучит как глупая идея, — говорит он.

Я оглядываюсь через плечо, вдалеке мелькают красные и синие огни.

— Просто иди без меня. Я догоню.

И тут его щеки заостряются, как это всегда бывает.

— Это звучит еще более дерьмово.

— Я не пила алкоголь, — говорю я ему. — Если копы меня поймают, то я буду в порядке. Поймают тебя, и у тебя будут проблемы с отцом.

— Спасибо, что напомнила мне, — он испускает глубокий вздох, а затем поворачивается спиной ко мне. Как раз тогда, когда я думаю, что он собирается убежать, на самом деле выслушав мою просьбу, он делает нечто совсем другое. Он наклоняется, поднимает мои ноги и сажает меня себе на спину. — Держись крепче, любовь моя.

Мои руки обвивают его шею, и он ускоряется.

Ветер развевает мои каштановые волосы, и я слушаю его легкое дыхание, когда он уносит меня прочь от хаоса в сторону города, где мы живем. Я уже ездила на его спине раньше. Когда мы были детьми. Когда я не могла подняться по Большим песчаным дюнам в Колорадо. Когда я забыла надеть закрытую обувь в тропическом лесу Коста-Рики. Когда меня просто нужно было подвезти. Он всегда был рядом.

Проходят минуты, потом они превращаются в часы, и Ло замедляет шаг, а улицы Филадельфии оживают и сверкают посреди ночи. Мы направляемся в Дрейк — в нашу новую квартиру, которую мы делим вместе.

Ло развернул меня, и он держит меня спереди в позе обезьянки, пока я упираюсь головой в его шею и плечо, мои глаза закрыты.

Мои желания на эту ночь уже удовлетворены. Единственный человек, который приходит мне на ум, — это мужчина, несущий меня на руках.

— Если бы ты был человеком Икс, думаю, ты был бы Ртутью, — говорю я с небольшим зевком. У него сверхчеловеческая скорость, он может бегать так же быстро, как молния. Он также сын Магнето, который иногда ожидает от него слишком многого, их отношения между отцом и сыном — одни из самых сложных среди мутантов.

Он размышляет над этим, а затем шепчет: — Я бы предпочел быть Хеллионом.

Я знаю. Я бы предпочла быть Вейл большую часть времени и спасаться от самых неловких моментов, растворяясь в небытии, но правда в том, что я, вероятно, даже не достойна того, чтобы меня сравнивали с Людьми Икс. По крайней мере, Ло похож на кого-то. По крайней мере, он может сочувствовать.

Он смотрит на меня, когда я начинаю засыпать.

— Как твоя лодыжка?

— Замечательно, — шепчу я, — потому что я не стою на ней.

— Думаю, у нас есть пакет со льдом в холодильнике.

Мои глаза полностью закрываются.

— Ммм, звучит неплохо.

Он целует меня в макушку, а затем шепчет: — Я люблю тебя, Лил.

Мы говорим эти слова постоянно, но их сила не потеряна. Они значат для меня больше, чем он может предположить. Потому что, в конце концов, этот вид любви отличается от первой встречи с мужчиной в баре, влюбленности в частной школе или бурлящего нового романа. Наши Я люблю тебя охватывают годы душевной боли, обид, и смеха.

И каждый раз, когда мы произносим эти слова, я ощущаю прилив энергии нашего детства. Я не могу представить, что когда-нибудь потеряю это.

После ночи, проведенной со льдом для мышц, утром мне так зябко, что я жажду тепла. В десять утра я наполняю ванну и лежу в мыльной пене, позволяя своей травме впитать успокаивающие воды. Блаженство даже не определяет это чувство. То есть… пока Ло не открывает дверь ванной и вяло входит. Я опускаюсь еще ниже в воду и собираю несколько пенных пузырьков, чтобы скрыть свое обнаженное тело.

— У тебя есть своя ванная, — напоминаю я ему, пока он пускает воду под зубную щетку. Синюю с Человеком-пауком, которую он принёс сюда.

Он поворачивается, опираясь на край моей стойки. На нем только штаны на шнуровке, которые не оставляют абсолютно ничего для воображения. Но я не свожу с него глаз.

— Я хотел посмотреть, как поживает твоя лодыжка, — признается он, прежде чем положить зубную щетку в рот.

Прошла неделя учебы в колледже, а я все еще не полностью приспособилась к жизни с ним. Нам было комфортно и раньше, но совместное проживание еще больше размыло границы, которые на самом деле не нуждались в размывании.

— Я прогреваю ее, — объясняю я и поднимаю ногу из воды, опустив часть о том, что я хочу тепла гораздо больше, чем моя лодыжка нуждается в нем.

Я не ожидала, что он подойдет, зубная щетка все еще болтается у него во рту, и прижмет пальцы к опухшему месту. Я стараюсь, чтобы боль не отразилась на моем лице.

Ло вынимает зубную щетку изо рта и указывает на меня.

— Ты должна соблюдать постельный режим, — приказывает он, прежде чем повернуться и сплюнуть в раковину. Он споласкивает рот водой.

— Ты чувствуешь себя хорошо? — спрашиваю я, наблюдая, как он вытирает губы полотенцем.

Когда он возвращает свое внимание ко мне, его взгляд падает на ванну.

— Мне бы не помешала пенная ванна, — говорит он, на его губах играет улыбка. Еще один момент, когда я должна сказать «нет» и не поддаваться на его поддразнивания и игривость.

Но слова не идут, а он уже сбрасывает штаны до черных трусов и прыгает прямо в воду. Джакузи достаточно просторна для семи человек, так что это не так уж и неудобно.

Он издает громкий стон, погружаясь в воду. Я не могу удержаться от улыбки.

— Только не подходи ближе, — предупреждаю я. — Я голая, — я краснею при этих словах.

Настала его очередь улыбаться, озорная улыбка, которая мне не нравится.

— Ло, — снова предупреждаю я.

Он поднимает руки из воды, приходя с миром.

— Я останусь здесь.

Хорошо.

— Это о тебе нам обоим следует беспокоиться, — я хмурюсь. Возможно, он прав. Я отодвигаюсь чуть дальше, избегая его глупой улыбки. Я плотно прижимаю свое тело к фарфоровой ванне.

Через мгновение Ло прочищает горло и играет с пузырьками, перебирая их пальцами.

— Итак… прошлой ночью он использовал презерватив?

— Да, — я киваю, уступая его вопросу, хотя у меня нет никакого желания говорить о прошлой ночи.

— Знаешь, парни из колледжа другие, — говорит Ло, все еще зацикливаясь на пузырьках.

— Они более сексуальные, — соглашаюсь я. Это моя собственная сексуальная игровая площадка. Может быть, поэтому Ло выглядит таким озабоченным.

— Они пьют больше, — добавляет он, — и могут забыть воспользоваться одним из них. Ты не должна этого допустить, хорошо?

В течение последней недели я так переживала из-за того, что Ло учится в колледже, окружен вечеринками каждую ночь, где спиртное никогда не кончается (в большинстве случаев). Я никогда не думала, что он будет переживать за меня.

Вопреки здравому смыслу, я немного подаюсь вперед и подталкиваю его ногу своей. По крайней мере, я надеюсь, что это его нога. Через пузырьки я не могу этого понять.

— Со мной все будет хорошо, — уверенно говорю я, — во время секса я всегда контролирую ситуацию. Я все делаю сама.

Мне помогает то, что я не пью, так как после этого мне обычно приходится отвозить Ло домой. Вчера вечером мы попросили Нолу высадить нас, намереваясь поехать домой в разумное время без мигающих на заднем плане полицейских огней. Упс.

— Ты хоть понимаешь, какая ты маленькая? — спрашивает Ло в недоумении. — Честно, Лил.

Я брызгаю ему в лицо пузырьками.

— Я достаточно большая.

— Ты до смешного худая и ростом метр шестьдесят пять. Вот я большой.

Мои глаза опускаются вниз. Непреднамеренно. По крайней мере, я надеюсь на это. Он уже снова улыбается, и мои щеки горят.

— Мы можем двигаться дальше? — спрашиваю я, отчасти хныча. — Я просто не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

Он не скажет мне остановиться, так что нет смысла вращаться вокруг этой темы, как на какой-то вызывающей рвоту карусели.

— Нет, я не хочу двигаться дальше, — грубо говорит он. — И я хочу, чтобы ты убедила меня, что я не должен нервничать, когда ты убегаешь с парнем, который выглядит так, будто может разорвать тебя пополам.

— Если я смогу убедить тебя, ты оставишь эту тему, по крайней мере, до конца года? — спрашиваю я, уже думая о том, что я могла бы сказать… или сделать.

— Договорились.

— Отлично, — отвечаю я. — Тогда веди себя как озабоченный студент…

— Это несложно.

Я закатываю глаза.

— И я покажу тебе, насколько я контролирую ситуацию.

Он смотрит на меня.

— Ты же понимаешь, что ты голая.

О… черт. Я забыла.

— Что делает это еще лучше, — говорит он мне. — Более реалистично, верно?

Верно. Но мое сердце заколотилось в груди, напоминая мне, что это реально, но, возможно, это не так. Мы все еще притворяемся. Боже правый. Алисе в стране чудес было, блять, легче различать реальность, чем мне.

Я киваю ему, и прежде чем я успеваю что-то еще сообразить, Ло опускает руку в воду и хватает мою ушибленную ногу. Я не знаю, к чему это приведет. Может, он снова беспокоится о моей лодыжке? Он нежно берет ее в руки, а затем сладко целует пятку.

Я в замешательстве. Как я должна убедить его, что контролирую ситуацию, если он просто целует мою ногу?

Его глаза встречаются с моими, и они не отрываются от меня, даже когда он наклоняется и обхватывает ртом мой палец. Святое дерьмо. Я чувствую, как его язык проводит по нему, а потом он начинает сосать. Я чувствую себя так, будто кто-то поджег меня. Ванна не помогает погасить пламя.

Когда он лижет свод моей ступни, я вырываю ее прямо из его рук.

Его глаза обвиняюще поднимаются.

— Тебе не понравилось? — спрашивает он, прекрасно зная, что понравилось.

— Я не позволяю им сосать мои пальцы, — говорю я.

— Тогда посмотрим, что ты сделаешь, — бросает он вызов.

Я заглатываю наживку и подкрадываюсь ближе, радуясь, что пузырьки скрывают мое тело от посторонних глаз. Он расслабляется, прислонившись спиной к фарфоровой ванне, а я обнимаю его за талию. Он пытается сесть и снова взять инициативу в свои руки, и я упираюсь ладонями ему в грудь. Мой рот находит его шею, и я начинаю оставлять следы поцелуев, пока мои бедра двигаются вперед-назад по нему. Твердость в его брюках растет подо мной, я благодарна, что он все еще носит трусы-боксеры, даже если на мне нет никакой одежды. Мне просто нужно помнить, что это для того, чтобы доказать свою точку зрения. Ничего больше.

Прежде чем он успевает сделать еще одно движение ко мне, моя рука опускается к его члену, и я сжимаю его крепко, но не слишком сильно. Он стонет и откидывается назад в ванну. Я улыбаюсь в следующем поцелуе и начинаю массировать его снаружи нижнего белья. Я справлюсь.

Но тут он хватает меня за талию, и быстрым движением я оказываюсь снизу. Я пытаюсь вырваться, но его пальцы находят мое запястье, а другая рука погружается под воду и касается места между моих ног. Я вздрагиваю от потребности. Мое тело просто чертовски смущено в этот момент.

Он наклоняется ко мне, его губы касаются мочки моего уха.

— Ты контролируешь ситуацию? — хрипло спрашивает он. — Борись со мной.

Я снова пытаюсь оттолкнуть его, но он просто толкается обратно, прижимая меня к скользкой ванне. Моя гладкая, обнаженная грудь касается его груди, и мой разум не может обработать ничего, кроме слов больше и нуждаюсь.

Я знаю, что проигрываю.

— Я не могу.

Он не отстраняется. Только качает головой в легком расстройстве.

— Почему?

— Ты слишком большой.

И я думаю, что хочу этого.

Он улыбается, но улыбка быстро исчезает, когда он понимает, что это значит.

— Так ты собираешься… — он запнулся, не в силах произнести слова.

— Я не собираюсь… трахаться ни с полузащитниками, ни с громилами. И у меня есть перцовый баллончик, и, как я уже сказала, я могу о себе позаботиться, пока парень не станет слишком агрессивным.

Или он не Лорен Хэйл.

— Ты этого не говорила.

— Я говорю это сейчас, — он собирается отодвинуться, и я быстро пролепетала: — Ты можешь засунуть их в меня?

Нет. Нет. Нет. Я не…

Его рука все еще лежит на моей киске, обхватывая ее. Я не смотрю ему в глаза, но чувствую, что он смотрит на меня с удивлением.

— У тебя есть правила, — напоминает он мне. — Я не могу заставить тебя кончить, помнишь?

Верно. Я ввела это правило после того, как однажды мы с Ло зашли слишком далеко. У нас не было секса, но я кончила, и это было слишком. Даже если мы были в фиктивных отношениях. Но мы все еще дурачимся. Он все еще трогает меня. Я все еще прикасаюсь к нему. И прямо сейчас я так нетерпелива, что просто хочу почувствовать его внутри себя. Как-то.

— Решайся, Лил, — мягко говорит он.

Я знаю, что он сделает это, если я попрошу. Он сделает для меня все, но я не знаю, справедливо ли это по отношению к нему.

— Я просто… возьму что-нибудь другое.

Например, игрушку.

— Ты уверена?

Я слабо киваю, и он наконец отстраняется от меня. Даже в теплой воде мне холодно из-за отсутствия тела.

Из-за его отсутствия.

Глава четвёртая

Я проскальзываю в лимузин, где Поппи, Роуз и Дэйзи сидят на кожаных сиденьях, а две мои старшие сестры наполняют бокалы шампанским. На каждой из нас по коктейльному платью, и разные фасоны отражают наши характеры. На Поппи богемно-бордовое шелковое платье с драпирующимися рукавами и глубоким V-образным вырезом, коричневый пояс затянут на талии. Роуз одета в сшитом на заказ приталенном темно-синем платье с вырезом прямо у ключицы и простым бриллиантовым ожерельем на груди. Она выглядит готовой к вступительной политической речи, а не к торжественному открытию новой газировки Fizzle.

А моя младшая сестра надела зеленое платье, на спине которого только шнурки, перекрещивающиеся в диком количестве узоров. Я же, напротив, выскочила из родительского дома в черном простом платье без бретелек. Ничего особенного. Не слишком броское. Не слишком милое. Но оно удобное и делает мою грудь немного больше.

— Привет, — говорю я, проводя пальцами по каштановым волосам, которые доходят мне до плеч. Поппи пытается протянуть мне стакан, но я качаю головой, слегка отталкивая ее руку. — Я не пью.

За последнюю неделю я пыталась сбежать с этого мероприятия не менее двадцати раз, но мама и слышать об этом не хотела. Я бы предпочла не искать повода бросить своих сестер и потанцевать с жаждущим парнем.

— Я возьму это, — говорит Дэйзи с застенчивой улыбкой. Она вздергивает брови.

— Нет, — говорим мы все трое в унисон. Несмотря на то, что я утаила от наших родителей информацию о новогоднем дебоше, мне пришлось рассказать все Роуз и Поппи. Я ожидала, что Дэйзи будет бушевать и ненавидеть меня за то, что я поделилась подробностями той ночи, но она вела себя по-взрослому. Оглядываясь назад, я думаю, что сохранение тайны противозачаточных средств свело на нет болтовню о том, что ей подсыпали GHB.

— Ты не должна больше никогда хотеть пить после того, что случилось, — говорит ей Роуз.

— Почему? Ты собираешься накачать меня наркотиками, Роуз? — она задыхается, насмехаясь. — Моя родная сестра. Предательство. Скандал!

Роуз бросает на нее острый взгляд.

— Я бы хотела, чтобы ты серьезнее отнеслась к тому, что произошло.

Дэйзи вздыхает и ссутуливается, скрещивая руки.

— Я больше никогда не буду пить пунш на вечеринках. Урок усвоен.

— Спасибо, — Роуз подносит ободок своего бокала к красным губам.

— Ты так похожа на маму, что это пугает.

Чёрт. Роуз застывает на месте. Я вижу боль, проходящую через нее, даже если никто другой этого не видит. Думаю, Дэйзи не понимает, как сильно Роуз старается не быть похожей на нашу мать. Она боится этого пути больше, чем кто-либо из нас.

— Итак… — говорю я, чтобы снять напряжение. — …это весело.

Отличный способ завязать разговор, Лили.

Машина мчится по дороге в сторону «Ритца», где будет проходить мероприятие. Компания Fizzle не создавала новую газировку уже пять лет, так что открытие — это большое событие. Мой отец держит новый вкус в тайне от СМИ и даже от нас. Насколько я знаю, это может быть Fizz с питахайей, что звучит невероятно отвратительно.

Я корчу гримасу.

— Что? — Поппи говорит с коротким смешком. Моя старшая сестра выглядит как уроженка Калифорнии с золотистым загаром круглый год. Коса «рыбий хвост» лежит у нее на плече. — Ты похожа на Марию, когда я пытаюсь одеть ее в брюки.

Ее трехлетняя дочь — мини-модница. Это немного пугает.

Я разделяю ее улыбку, собираясь высказать ей свою мысль.

— Нет, нет, нет! — кричит Роуз, яростно набирая текст в своем телефоне. — Я не могу в это поверить.

У меня сводит живот, я надеюсь, молюсь, что ее вспышка гнева не имеет ко мне никакого отношения.

Дэйзи засовывает в рот жвачку и предлагает ее остальным, как будто у Роуз не было внезапной вспышки ярости. Я полагаю, она часто слишком драматизирует. Мы все такие. Я беру одну штучку, но Поппи качает головой.

— Что случилось? — спрашивает Поппи.

Роуз прикладывает руку ко лбу и смотрит в окно.

— Наша мама взяла на себя обязанность назначить нам пару на вечер.

Я подавилась жвачкой и начала кашлять.

Дэйзи стонет.

— Только не это.

Поппи похлопывает меня по спине, но я всерьез думаю, что вдохнула жвачку прямо в легкие.

— Она делает это каждый раз, когда мы куда-то идем. Это не должно удивлять, — обьясняет Поппи, прикладывая ободок своего бокала с шампанским к моим губам, «заботясь» обо мне. С благодарностью я делаю маленький глоток, пузырьки покалывают мое горло.

— Я специально сказала ей, что Лили не хочет, чтобы ее видели с другим мужчиной, пока Ло находится в реабилитационном центре.

Я откидываюсь на спинку сиденья и прикладываю руку ко лбу, прикрывая глаза. Это нехорошо. Это совсем не хорошо.

— Кому она звонила? — спрашиваю я Роуз. Такое уже случалось. Только у меня не было отношений с Ло. На самом деле я трахалась с тем, кого мама выбирала для меня в конце ночи. Что, если она позвонила кому-то, с кем я уже спала? Низ моего живота опускается.

— Я не знаю, — говорит Роуз, стуча пальцами по экрану своего телефона, быстро переписываясь с нашей мамой. — Она мне не скажет.

Дэйзи надувает пузырь, и он лопается у нее на лице.

— Не понимаю, в чем проблема, — говорит она, используя язык, чтобы вернуть жвачку обратно в рот. — В смысле, это отстой, да, но Ло здесь нет, и это только для видимости. К тому же, ты всегда можешь его бросить. Мама свела меня с Адамом Коулфингером в прошлом году, — она гримасничает. — От него воняло так, будто он принял душ с Axe. Меня всю ночь тошнило, поэтому я взяла мамины духи и обмазалась ими, чтобы дать ему понять, какого это, — она гордо кивает.

Роуз пинает Дэйзи по ноге.

— Ты забываешь ту часть, где его вырвало на твои туфли.

— Это цена, которую приходится платить за возмездие.

Поппи поднимает руки, пока напряжение не разорвало всех нас пополам и не взорвалось. Роуз кипит так, что может вызвать торнадо пятой категории. Я просто хочу распасться на части и улететь прочь.

— Не о чем беспокоиться, — говорит нам всем Поппи.

Я обмениваюсь нерешительным взглядом с Роуз. Не о чем беспокоиться? Существует огромная вероятность того, что этот парень — тот, кого я уже встречала, и что он вернулся для второго раунда. Что, если он ждет Лили 1.0: девушку, которая затаскивала парней в уборную и топила их в удовольствии? Что тогда?

Я положила голову между коленями, пытаясь дышать нормально.

Дождись меня, — сказал Ло.

Я пытаюсь! Боже, я пытаюсь. Я бы хотела, чтобы все это видели.

Это не так просто, когда вся моя семья считает, что моя единственная проблема заключается в отсутствии Ло. Они понимают только его зависимость, и я знаю — в глубине души — что они никогда не поймут мою.

Роуз набирает номер и прикладывает телефон к уху: — Мама…

В трубке раздается пронзительный мамин голос.

— Не смей спорить со мной, Роуз! — я поднимаю голову и вижу, что Роуз держит трубку подальше от уха. — Я так много сделала для тебя за последнюю неделю. И я прошу тебя сделать одну вещь, одну единственную вещь, а ты сопротивляешься! Неужели ты не можешь сделать что-то для меня без возражений? Это вообще возможно?!

Ее крик бьет по моим внутренностям, как гвозди по спине.

Роуз глубоко вдыхает через нос, делая расчетливый, размеренный вдох. Преимущество того, что я не нахожусь в поле зрения моей матери — мне никогда не приходится иметь дело с ее грубым характером. В одну секунду она может быть на твоей стороне, а в следующую — полностью сделать себя жертвой, просто чтобы уязвить тебя.

— Тогда мы сами выберем себе пару, — говорит Роуз. — Я могу позвонить Райку, чтобы он сопровождал Лили. Он будет счастлив быть там.

Счастлив? Это очень сильное прилагательное.

Дэйзи переползает через сиденье, чтобы взять пульт дистанционного управления.

— Не мучай парня.

Я вроде как согласна. Хотя я бы была только рада, если бы он вызволил меня из данной ситуации, он сделал для меня достаточно, и я не уверена, что когда-нибудь смогу отплатить ему.

Роуз бросает на нее ненавидящий взгляд и говорит: — Заткнись.

Дэйзи поднимает бровь и нажимает кнопку на пульте. Люк начинает открываться. Механический шум, проникающий в тишину, похож на неловкий припев к нашему напряжению.

Наша мама огрызается: — Я не буду звонить ее спутнику и отменять всё. Он делает мне одолжение.

— Тогда я позвоню ему. Дай мне его номер.

— Он уже здесь, Роуз.

Пальцы Роуз сжались вокруг ее серебряного клатча. А Дэйзи встает между нами, высунувшись из люка.

— Это не помогает, — говорю я ей.

Я едва слышу ее голос, который теряется от ветра.

— Я не… люблю… ловушки…

Я тяжело вздыхаю, чувствуя, как паника Роуз и моя смешиваются в токсичную смесь.

Роуз кивает мне, типа я разберусь с этим. Я киваю в ответ. Я верю в нее, но есть один человек, которого даже Роуз Кэллоуэй не сможет уничтожить своими словами.

— Хорошо, — говорит Роуз, — я буду со спутником Лили, а она может пойти одна, так как у меня тоже нет пары…

Что? Я думала, она пригласила Коннора. Или… может быть, я предполагала, что она приведет его.

— Я знаю, — говорит ей мама, — я позвонила Коннору сегодня утром и спросила его, планирует ли он поехать с вами вчетвером. Я не знаю, что было более неловко: что парень твоей дочери сообщил, что ты рассталась с ним, или что я позвонила ему и выставила себя полной и абсолютной дурой.

Роуз дотрагивается до своего лба.

— Я очень сомневаюсь, что Коннор выставил тебя дурой.

— Ему и не нужно было. Просто быть в стороне от жизни моей собственной дочери было достаточно унизительно. Я должна была знать, что происходит. Ты должна была сказать мне.

— Он сказал тебе, что я порвала с ним? — спрашивает Роуз.

— Ты меня слышала?! — кричит моя мать, готовая вот-вот получить нервный срыв. — Я должна была знать.

— Я даже Лили не сказала! — кричит Роуз, волосы выбиваются из прилизанного хвоста.

Она подносит телефон к губам, включив громкую связь, не то чтобы мы не могли слышать ее раньше…

— Он сказал тебе, что я порвала с ним?!

— О, оставь это, Роуз. Чем дольше ты контролируешь мужчину, тем больше вероятность, что он тебя бросит. Разве ты этого хочешь? Быть одинокой и несчастной до конца своих дней?

— Я не знаю. Ты довольно несчастна, мама, хотя ты замужем.

Мои глаза расширяются настолько, что вполне могут вылезти из орбит. Наша мать резко вдыхает. После очень долгой паузы она говорит контролируемым, пугающе спокойным тоном: — Я назначила тебе пару, Роуз. Увидимся на мероприятии, девочки, — она кладет трубку, и Роуз откидывается на спинку сиденья, как будто только что закончила поединок UFC.

Я не думаю, что кто-то из них выиграл.

Поппи подползает к ней и сжимает ее плечо.

— Наверное, она пригласила Себастьяна быть твоей парой.

До того, как появились «Коннор и Роуз», моя сестра брала Себастьяна в качестве сопровождающего на приемах, чтобы успокоить нашу маму.

Роуз качает головой и начинает укладывать волосы на место.

— Нет, Себастьян отправился в путешествие на Каймановы острова со своим парнем на этой неделе. Она знала об этом.

Я даже не могу представить, с кем она свела Роуз, возможно, с кем-то, за кого, как она надеется, Роуз выйдет замуж. Вот как действует Саманта Кэллоуэй.

Дрожь пробегает по моему телу на высокой скорости. Роуз, моя опора, смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как часы Кит-Кэт. Как будто моя мама ударила ее холодом. Очнувшись от ступора, она лезет в ведерко со льдом и достает дорогое шампанское. Она пьет прямо из бутылки. Я от неожиданности отпрянула назад. Учитывая, что Роуз обычно вытирает ободок банки с содовой, думаю, можно сказать, что она расстроена.

Дэйзи остается снаружи, ничего не замечая, ее длинные волосы развеваются за спиной. Наверное, мы все по-разному относимся к своей матери. Роуз кричит. Дэйзи находит свежий воздух. Я забиваюсь в угол. Поппи сохраняет спокойствие.

Роуз предлагает Поппи выпить. Она отказывается.

— Я в безопасности от нее. У меня есть муж.

Да, наша мать потеряла интерес к отношениям Поппи.

— Она уже должна знать, кто я такая, — бормочет Роуз. — Я все время ей об этом говорю, понимаешь? Я никогда не выйду замуж, мама. И это влетает в одно ухо и вылетает из другого. Я думала, что встреча с Коннором все исправит. Мой первый настоящий парень. Она бы отстранилась от меня. Вместо этого она шепчет мне на ухо, что ему сказать, и что мне нужно беспокоится, не закончит ли он все раньше, чем я, — Роуз ругается себе под нос и смотрит в потолок машины. — Как можно так сильно любить своих родителей, но в следующий момент абсолютно их ненавидеть? — она глубоко вдыхает. — Мне нужно снова начать ходить к психологу.

Я улыбаюсь, пытаясь развеять ее подавленное настроение.

— Ты знаешь, что Коннор тоже навязчиво ходит на терапию? Я спросила его, куда он собирается на прошлой неделе, и он сказал что к своему ежедневному терапевту на обычную сеанс, чтобы выпустить пар. Забавно, что у вас двоих это общее, да?

Роуз сверкнула глазами.

— Его терапевт также является его «лучшим другом». Так что нет, у нас нет ничего общего. На самом деле у меня есть близкие люди, которых я люблю. Например, ты, Поппи, Дэйзи… — ее взгляд устремлен на туловище, стоящее в центре машины. — Она понимает, что мы на шоссе?

— Думаю, ей так больше нравится, — мои глаза расширяются в насмешливом ужасе. — Опасность! — я передразниваю голос Дэйзи.

Роуз и Поппи смеются, хотя смех Роуз быстро стихает. Она трет глаза и стонет.

Обычно я бы сейчас была взволнована, гадая, какое лицо встретит меня, когда мы прибудем на мероприятие. Но я пыталась забыть, каково это — кульминация, покалывание в теле, ощущение мужских, твердых рук, скользящих по моей коже. И я боюсь, что как только я увижу парня, готового и желающего, я воспользуюсь возможностью и прыгну. Не думая. Не дыша. Я просто сделаю это и разрушу единственное хорошее, что есть в моей жизни.

Роуз издала еще один протяжный стон.

Я должна спросить.

— Что у тебя с Коннором?

— Я думала, что у вас все в порядке, — говорит Поппи.

Роуз зажимает бутылку между своих костлявых колен.

— Когда я с ним, я так закатываю глаза, что кажется, они сейчас выкатятся у меня из глазниц, — она говорит руками — так непохоже на Роуз, что я подаюсь вперед на своем сиденье, чтобы быть ближе к ней. Роуз жестикулирует своим телом, пытаясь выразить себя, но выглядит так, будто вместо этого она боится воздуха.

Я протягиваю руку и беру ее за руку. Роуз немного успокаивается.

— Не могу поверить, что она делает это после того, как я просила ее не делать этого.

— Все будет хорошо, — говорю я, но мои слова только ухудшают выражение ее лица.

— Коннор хотел расстаться? — интересуется Поппи.

— Я не знаю. Когда мы ссоримся, мы оба постоянно говорим об этом…

Я вмешиваюсь.

— Да, но вы оба расстаетесь странным образом. В прошлом месяце я слышала, как Коннор сказал что-то вроде: — Сэди никогда со мной не спорит. А ты ответила: — Если тебе нужна подстилка вместо девушки, то твоя кошка — идеальный вариант. Счастливой вам совместной жизни. Потом ты захлопнула дверь в свою спальню, а он, улыбаясь, выбежал из дома.

Все это было очень странно, и в итоге Роуз вернулась в его объятия на следующий день, не то чтобы признавая поражение, но, думаю, Коннор посчитал бы это успехом.

— В этот раз все по-другому? — интересуется Поппи.

Роуз растерянно моргает, ломая голову.

— Я не знаю. Думаю, нет. Он сказал мне, что я вела себя глупо из-за чего-то. Я даже не могу вспомнить, из-за чего, но мы оба расстались в ресторане. Мы поехали домой на разных такси и с тех пор не разговаривали, — осознание поразило ее, и она рухнула обратно на сиденье. — Боже, что я делаю? Иногда мне кажется, что когда я с ним я словно нахожусь в частной школе. Это сводит меня с ума.

Я открываю рот, испытывая искушение снова спеть песню Бритни Спирс.

Роуз бросает на меня взгляд.

— Даже. Не. Думай.

Вместо этого я смеюсь, и проходит много времени, прежде чем Роуз присоединяется ко мне. Она подносит бутылку к губам и делает последний глоток, как раз когда лимузин останавливается.

Понеслась.

Глава пятая

Назначенные места. Я проклинаю вас.

Пятьдесят столов заполняют большой бальный зал, и моя мама посадила нас у входа под самой яркой лампой. Мы не только должны вытерпеть наших спутников, но и сделать это под обжигающим жаром прожектора. Пока мы ждем, пока парни найдут нас, я играю с блестящим кольцом для салфеток на своей тарелке и стараюсь не чесать от волнения руки.

Организатор вечеринки моей матери слишком повеселился с черно-золотыми украшениями. В центре каждого накрытого золотой скатертью стола красуется центральный элемент из черных блесток. По стенам расставлены фотографии золотых банок Fizz с черными пузырьками газировки. Диетический Fizz — это обратная цветовая схема с черными банками и золотыми пузырьками.

По крайней мере, логотип Fizzle не зеленый лайм и не блевотно-розовый — два цвета, которые могут вызвать мгновенную мигрень. Тем не менее, вы думаете, что они могли бы немного расширить ассортимент. Может быть, добавить немного синего или красного. Но нет, это цвета Coca-Cola и Pepsi. Ни один любитель Fizz не посмеет их тронуть.

Я схожу с ума в ожидании наших пар, но, по крайней мере, Роуз и Дэйзи сидят рядом со мной, не давая парню возможности устроиться рядом со мной. Я также предпочитаю не оглядываться по сторонам в поисках их, как Роуз, которая осматривает пол, пытаясь предположить, кого, черт возьми, наша мама пригласила быть нашем эскортом на вечер. В любом случае, в бальном зале слишком много людей, чтобы я могла играть в игру «Угадайка». Они собираются у открытого бара или едят изысканные закуски, когда мимо проходят официанты.

Я чувствую себя так, словно нахожусь на свадебном приеме стоимостью в миллион долларов.

Дэйзи откидывается на ножки стула и складывает свою тканевую салфетку в цветок, явно скучая.

— Как удобно, что у Марии внезапно заболел желудок, — Поппи даже не успела выйти из лимузина. Няня позвонила ей, как только Марию вырвало, и она развернулась, чтобы отвезти ее к врачу. — Мне нужно родить ребенка, чтобы я могла использовать его как способ сбежать откуда я захочу.

Роуз крепко сжимает в руке бокал с шампанским. Ее взгляд устремлен на нашу младшую сестру.

— Давай не будем говорить о детях.

— Да, — говорю я с небольшой улыбкой. — От слова «ребенок» у Роуз начинается крапивница.

Роуз потягивает свой напиток, не возражая.

И в этот момент я чувствую, как мне на плечо ложится рука. По силе и размеру я понимаю, что это мужчина.

— Лили Кэллоуэй, — говорит он с дополнительным удовольствием. Я знаю этот голос. Я просто не могу вспомнить кому он принадлежит. Мне это редко удается.

Я медленно поворачиваю шею через плечо, и мои глаза расширяются от ужаса. Я узнаю чисто американское телосложение, голубые глаза и зачесанные назад каштановые волосы. Даже за пределами частной школы он выглядит как звездный квотербек, даже если его любимым видом спорта был лакросс.

Я не спала с Аароном Уэллсом. Я не трогала ни одного волоса на его голове и никогда не трону. Потому что этот придурок пытался запихнуть Ло в шкафчик в девятом классе. Ло вырвался из его хватки и помчался по коридору, прочь от Аарона и стаи неугомонных хулиганов. Аарон был недостаточно быстр, чтобы поймать его.

Ло борется с людьми косвенно. Поэтому я знала, что он не станет бить бейсбольной битой по голове Аарона в качестве гневного возмездия. Есть вещи, которые ранят сильнее, чем удар. Думаю, отец научил его этому. Ло заплатил парню, чтобы тот проник в школу и изменил оценки Аарона на экзаменах, и его средний балл упал. Для таких парней, как Аарон, репутация — это все, и оказаться в нижней части выпускного класса может разрушить статус. Должно быть, он понял, что причина в Ло, поэтому однажды после школы Аарон попытался противостоять ему с кулаками наголо. Он ударил его. Ло сбежал. Как он всегда делал. Прошло четыре года, и их вражда обострилась.

Я стала мишенью.

Аарон пытался заманить меня в ловушку в уборной, а я упорно уклонялась от него. Я оставалась приклеенной к Ло в течение каждого часа дня. В те пару месяцев я помню, что мне было очень страшно ходить в школу. Я не знала, что Аарон хочет со мной сделать, но, поскольку их соперничество уже перешло в физическое, я не хотела это выяснять. Я помню, как часто прогуливала уроки и боялась моментов между ними. Я подпрыгивала, даже когда ко мне подходил Ло, и когда он понял, что я становлюсь психологически подавленной от угроз Аарона, он решил сделать что-то более радикальное, чтобы защитить меня.

Он угрожал будущему Аарона. Не просто небольшим снижением его среднего балла. Он собирался связаться с колледжами, которые планировали взять Аарона, и заплатить им, чтобы они отказали ему на месте.

И это случилось. Университет мечты Аарона отклонил его заявление, потому что Ло добрался до них первым. А с именем Хэйла и крупным пожертвованием они не могли отказаться от предложения Ло.

Поэтому Аарон замолчал. Его приняли в запасной колледж, и он оставил нас в покое.

Так было до сих пор.

Я не приветствую его. Я поворачиваюсь обратно, чтобы оказать ему самое холодное сопротивление. Мне все равно, что я груба. Потому что, если мои подозрения верны, он здесь только для того, чтобы превратить мою жизнь в ад.

— Не собираешься поздороваться? — интересуется Аарон. Я смотрю, как он обходит стол и садится напротив меня. Он берет центральный прибор и ставит его на пол, чтобы у меня был прямой вид на его ухмыляющееся лицо.

Я слышу Роуз рядом со мной.

— Сколько тебе лет?

Я смотрю на нее и чуть не смеюсь над ее спутником. Он такой хрупкий, а его костюм на два размера больше.

— Девятнадцать, — говорит он ей, поправляя бабочку, но от этого он становится еще более однобоким.

Роуз поднимает свой бокал с горькой улыбкой.

— Замечательно.

Моя мать свела ее с парнем на три года моложе ее.

Он занимает свободное место слева от нее.

— Мой отец — адвокат вашего отца, — он почесывает сзади свои длинные каштановые волосы, его кожа золотисто-загорелая, вероятно, он наполовину итальянец. — Я Мэтью Коллинз.

— Приятно познакомиться, Мэтью, — говорит Роуз жестом приказывая официанту принести ей еще один бокал шампанского.

Парень Дэйзи сидит справа от нее. Я не улавливаю его имени, но он слишком отвлечен своим телефоном, чтобы даже обратить внимание на мою сестру. Похоже, ей тоже все равно, она снова складывает салфетку в розу.

Еда начинает расходиться по залу, морской окунь и зимняя тыква кружат по каждому круглому столу.

Мой аппетит пропадает. Особенно когда Аарон опирается предплечьями на стол, практически сгорбившись, чтобы привлечь мое внимание к себе.

— Чем ты занималась, Лили?

Я пожимаю плечами, а затем выплевываю: — Зачем тебе вообще сюда приходить?

Прошло почти целых три года с тех пор, как я его видела. Почему сейчас?

— Я слышал, что твой мальчишка уехал из города. Я решил проведать тебя, убедиться, что ты в безопасности и все в порядке.

Я свирепо смотрю на него.

— Я в порядке.

Он кивает, его глаза скользят по мне. Слава Богу, мое тело на другом на краю стола.

— Моя мама действительно звонила тебе? — спрашиваю я напряженно.

— Сначала она позвонила моему другу. Казалось, что она немного в отчаянии, чтобы найти тебе пару, и я сказал ей, что свободен, — он сверкает уродливой улыбкой. — Мне больше нечем заняться.

И вот правда выходит наружу.

— Так вот почему ты здесь? Тебе скучно?

Он пожимает плечами.

— Теперь, когда я почти получил диплом, у Лорена нет ничего на меня. И я думаю, что у нас с тобой есть незаконченное дело.

Я замираю и обращаюсь к Роуз за поддержкой, но она ведет жаркую дискуссию со своим молодым кавалером. Ну… кажется, она просвещает его насчет фондового рынка, как будто он сказал что-то невразумительное, и она должна его поправить.

Дэйзи внимательно наблюдает за мной, но у меня не хватает духу объяснить ей свою историю. Во всяком случае, не сейчас. Тарелки с морским окунем скользят по нашему столу, и я с трудом беру вилку. Я не могу есть, пока не дам волю словам.

— Я не буду заниматься с тобой сексом, — сразу же выпаливаю я.

Он вскидывает бровь, и я понимаю, что это, возможно, не то «незаконченное дело», которое он имел в виду. И тогда он говорит: — Посмотрим.

Ладно, может, так оно и было. А может, он просто планирует загнать меня в угол, поставить в какую-нибудь провокационную ситуацию, а потом сделать несколько снимков, снять видео и отправить их Ло.

О Боже.

Дэйзи вмешивается.

— Эй, отвали. У нее есть парень.

Аарон фыркает и говорит Дэйзи: — Я выгляжу так, будто мне не насрать?

— Да, — вступает новый голос. И на этот раз я внутренне ликую при звуке глубокого, угрожающего тона Райка. Он опускается на место между спутником Дэйзи и Аароном, замыкая круг. На нем приталенный темно-синий костюм с узким черным галстуком. Его каштановые волосы уложены, но он не чисто выбрит. Как его пригласили на мероприятие Fizzle? А еще интереснее, почему он согласился и пришел сюда?

Меня это не волнует. Я просто рада, что он здесь.

— Кто ты, блядь, такой? — прошипел Аарон.

Райк жестом подзывает официанта и указывает на свою тарелку, молча прося еду. Затем он смотрит на Аарона с прищуренными глазами. Если бы Ло был здесь, я думаю, он бы оценил подкрепление. У нас его никогда раньше не было, и я должна сказать, что это даже приятно.

— Брат Лорена Хэйла, — говорит ему Райк.

Аарон давится смехом.

— Чушь собачья. Ло — единственный ребенок.

— Тогда не верь мне. Мне, блядь, все равно. Но если ты начнешь приставать к его девушке, тогда мне будет не все равно.

Официант ставит перед ним тарелку, и Райк копается в картофельном пюре, больше не обращая на Аарона внимания.

Аарон оглядывается на меня, и его брови взлетают вверх, но он тихо произносит: — Позже.

Нет, мне не нравится это «позже». Он даже подмигивает.

По моим рукам пробегают мурашки.

Дэйзи искоса смотрит на Райка.

— Почему ты здесь? — спрашивает она поверх своего забывчивого спутника, который все еще переписывается. — Тебе звонила моя мама?

Райк режет свою рыбу.

— Нет. Мой отец пригласил меня.

Я хмурюсь.

— Что?

Это бессмысленно. Джонатан Хэйл фактически обвинил Райка в решении Ло лечь на реабилитацию, оставив его с пустым домом. С чего бы ему приглашать его?

— Ага, — говорит Райк. — Он позвонил мне, изрыгая какое-то дерьмо о том, что мы должны оставить прошлое в прошлом. Но он ужасный гребаный лжец, — он глотнул воды. — Ему нужна информация о Ло, но, черт возьми, я ему ее не дам.

Я стараюсь не замечать Аарона, но мне не нравится, что он так внимательно слушает, переваривая секреты наших семей и откладывая их на потом. Я глотнула воды, чтобы прочистить горло.

— Так почему ты пришел?

Райк указывает на меня ножом.

— Знал, что ты будешь здесь. Знал, что Ло не будет.

Ах, да, он мне не доверяет.

— Какая уверенность.

Я люблю Ло настолько, что сдерживаю себя.

Я бросаю взгляд на Аарона, который смотрит слишком пристально.

Но без Ло, за которого можно спрятаться, моя единственная защита от Аарона — бегство. А я не так быстра, как Лорен Хэйл. Даже близко нет.

Дэйзи продолжает опираться на ножки своего стула.

— Я запуталась, — говорит она, бросая свою салфетку в форме розы на стол.

— Ешь, — говорю я ей.

Она вздыхает и ковыряется в рыбе.

К счастью, свет начинает приглушаться, так что мы не являемся главным центром внимания в комнате. Аарон поворачивается ко мне спиной, и это помогает снять напряжение в моих плечах. Сцена светлеет, и я пытаюсь расслабиться на своем стуле и сосредоточиться на отце.

Он выходит на сцену и занимает стеклянный подиум. Бальный зал затихает, слышен лишь звон серебряных приборов, бьющихся о посуду. Он выглядит богатым. Как еще можно описать человека, состояние которого оценивается в миллиарды? Даже в свои пятьдесят с лишним лет его седые волосы можно скрыть коричневой краской. У него всегда добродушная улыбка, которая заставляет его выглядеть отзывчивым, даже если он обычно слишком занят, чтобы здороваться. Я люблю его за то, что он дал мне, и я думаю, что он купил бы нам весь мир только за возможность увидеть, как мы улыбаемся.

— Друзья, семья, — говорит он, — я так рад, что вы все собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать это особое событие. Я основал компанию Fizzle в 1970 году с чрезвычайно амбициозным — и несколько наивным — планом создать следующую лучшую газировку, которая могла бы соперничать с кока-колой, а затем и с пепси. С помощью инвесторов-ангелов и некоторой веры, Fizzle стала известной на весь мир всего за три коротких года.

Все хлопают. Я присоединяюсь к ним, восхищаясь своим отцом за его стремление и страсть. Я не могу представить, как закончу среднюю школу или колледж и начну свой собственный бизнес с такой стойкостью и силой духа. Я не он. Или Роуз. Или моя мать.

Я просто очень потеряна.

Он поднимает руку, чтобы мы замолчали, и шум стихает.

— Почти пятьдесят лет спустя продукция Fizzle продается более чем в двухстах странах. Только в Соединенных Штатах мы отобрали у Pepsi звание самой популярной газировки на севере. К следующему году мы планируем украсть сердца южан с помощью нашей новой газировки. Мы считаем, что вкус и содержание этого напитка не похожи ни на один продукт Coca-Cola, и мы заставим приверженцев выбирать… Fizz Life.

Он отходит от подиума, и на экране позади него появляется анимированная графика рекламного ролика Fizzle на золотом фоне с поднимающимися вверх темными пузырьками. В центре вращается серебряная банка с золотой надписью «FIZZ LIFE», на дне которой расположены белые пузырьки. На банке вообще нет черного цвета.

— Fizz Life — содержит ноль калорий, без аспартама. Он натурально подслащен по рецепту, разработанному нашими учеными-диетологами.

Официанты с позолоченными подносами начинают ходить по залу с банками Fizz Life, передавая их на столики. Наш официант ставит банку перед моей тарелкой. Сотни людей начинают откупоривать баночки, выходящий воздух и бурлящая газировка — шум, очень соответствующий названию компании по производству газировки.

— Это не только самая здоровая газировка на рынке, но и напиток будущего.

Слоган: Fizz Life, Better Life — мелькает на экране. Под ним находятся точные слова моего отца: — Напиток будущего.

Возможно, так оно и есть.

Дэйзи протягивает мне свой напиток.

— Твоё здоровье, — я прижимаю ее баночку к своей, и она поворачивается к своему спутнику, чтобы сделать то же самое, но он листает свое приложение Facebook. Райк уже открыл свою, потягивая новую газировку.

Когда он замечает ее спутника и ее огорчение, он говорит: — Он победитель.

Парень даже не понимает, что о нем говорят.

— Первое место, чистокровный, — соглашается Дэйзи, поднимая свою содовую и откидывая голову назад, делая очень большой глоток.

Я делаю небольшой глоток. Вкус отличается от вкуса диетического Fizz и Fizz Lite.

Не слаще и не горьче. Просто… другой. Хорошее отличие, я думаю. Я определенно могу полюбить его больше, чем диетический Fizz.

— Вау, это действительно вкусно, — говорит Дэйзи. — У меня были большие сомнения.

Райк кивает в знак согласия.

— Неплохо.

Я смотрю на Роуз, чтобы узнать, понравилось ли ей, но ее банка стоит нетронутой рядом с недоеденной тарелкой с едой. Ее пальцы сжимают полный бокал шампанского. Но я только что посмотрела туда, и он был наполовину полон. Значит, это что-то новенькое.

Может быть, я теперь слишком чувствительна к алкоголю, но мне кажется, что она пьет больше, чем обычно. Я не думаю, что я когда-либо видела Роуз пьяной или хотя бы «сдержанно» пьяной — какой я ее себе представляю, одной из тех людей, по которым невозможно понять. Похоже на Ло. Но не совсем.

Ее глаза смотрят в спину нашей матери, ее стол стоит рядом с нашим. Это нехорошо.

Мой отец продолжает говорить о содовой, об истории компании и о каждом инвесторе в отдельности.

Я не думаю, что смогу помочь Роуз. Не потому, что у меня нет сил, но я почти на сто процентов уверена, что она никогда мне этого не позволит. Она не видит во мне равного себе. Я — поврежденная, сломанная сестра, та, кто нуждается в ремонте. Если я буду вести себя так, будто ей нужна помощь, она сойдет с ума. Я должна найти кого-то, кого она действительно сможет выслушать, не становясь при этом невероятно оборонительной.

Я принимаю внезапное решение, молча надеясь, что оно правильное, достаю свой телефон из маленького кармашка на платье и начинаю писать смс.

— Где ты?

Ответ занимает всего несколько секунд. Не удивлена.

— У себя дома. Все в порядке? — Коннор

Я быстро печатаю.

— Нет. Мне нужно, чтобы ты пришел на мероприятие. У Роуз дела идут не так уж хорошо.

Телефон в моей руке начинает многократно жужжать. Мне звонит Коннор. Прежде чем встать из-за стола, я бросаю взгляд на Аарона. Он больше не наблюдает за сценой, но его глаза устремлены на меня. Если я покину бальный зал, последует ли он за мной?

Я не могу ответить на звонок за столом. Поэтому я должна рискнуть. Как только я встаю, Аарон начинает отодвигать свой стул, собираясь тоже встать.

Но тут Райк направляет на него свой нож.

— Пойдешь за ней, и я перережу тебе твою, блять, глотку, — невозмутимо заявляет он. Это было немного излишне, но предупреждение сработало, потому что чем дольше Аарон смотрит на Райка, чтобы понять, не блефует ли он, тем дольше Райк копается в своей еде. Я даже не могу сказать, где находятся его мысли. Аарон тоже не может. Мой враг придвигается ближе к столу, оставляя меня в покое.

Я с благодарностью огибаю столы и выхожу через большие двойные двери.

Я уже пропустила его первый звонок, но телефон все еще непрерывно звонит. Я отвечаю.

— Привет.

— Что случилось? — спрашивает Коннор, его голос глубок от беспокойства, к которому я не привыкла. Он всегда уверен в себе и уравновешен. — Ты в порядке?

— Я в порядке, — говорю я, кивая. — Меня беспокоит Роуз, — я замешкалась, пытаясь подобрать правильные слова. — Не знаю, понял ли ты, но моя мама свела ее с кем-то сегодня вечером. И она злится больше, чем я видела ее за последнее время…

Я думаю, стоит ли мне упомянуть о выпивке?

— Подожди… что? Это не имеет смысла, — говорит Коннор. — Саманта сказала мне, что она пойдет на мероприятие одна.

Я закатываю глаза, ничуть не удивленная предательством моей матери или тем фактом, что ее поймали.

— Она солгала. Моя мама никогда не позволяла Роуз ходить на мероприятия без пары. Я думаю, Роуз надеялась, что сможет поехать одна, если наша мама поверит, что вы все еще вместе.

Но никто не мог предвидеть, что Саманта Кэллоуэй заговорит с Коннором до сегодняшнего вечера.

— Кто ее спутник?

— Мэтью Коллинз, сын…

— Роберта Коллинза, основного адвоката Fizzle, я знаю. Я встречался с ним. Я обедал с ним и твоим отцом.

О… это неловко.

— Ты уже в пути?

— Я запрыгнул в лимузин, когда прочитал твое первое сообщение, — говорит он мне. — Роуз может быть не рада меня видеть, независимо от дел вашей матери.

Я колеблюсь, размышляя, прав ли он. Будет ли она сопротивляться, если он вмешается?

— Она не привыкла позволять кому-то другому помогать ей.

— Я не думаю, что кто-то из вас, девушек Кэллоуэй, привык, — говорит он. Я принимаю это во внимание и понимаю, что он, возможно, прав насчет этого. Но я учусь уступать свой контроль другим людям. Я учусь принимать предложенную помощь. Я надеюсь, что Роуз будет делать то же самое, даже если ей кажется, что она обо всем позаботится.

— Обещай мне, что не будешь от нее убегать, — говорю я, резко вдохнув. — Даже если она оттолкнет тебя…

— Я не отпущу ее, — говорит Коннор. — Но есть ли что-то, о чем ты мне не говоришь, Лили? Что-то уже произошло? — я улавливаю напряжение в его голосе, такое тонкое, короткое, но присутствующее.

Она пьет больше, чем обычно, должна сказать я. Но что, если я просто проецирую на нее свою неуверенность в алкоголе? Учитывая, что Ло находится в реабилитационном центре, это вполне правдоподобно. Тем не менее, я учусь говорить о своих чувствах. Я глубоко вдыхаю и выдыхаю.

— Я боюсь, что к тому времени, как ты приедешь, она будет пьяна. А я никогда не видела Роуз пьяной, поэтому я не совсем уверена, что она будет делать и как себя вести… она просто продолжает смотреть на мою мать из другого конца комнаты…

— Хорошо, — говорит Коннор. — Хорошо, не провоцируй Роуз. Постарайся не вывести ее из себя.

Я внутренне смеюсь. Да, это будет трудновато. Большинство тем разжигают огонь в ее глазах, когда она в настроении. И я знаю, без сомнения, что наша мать ввела ее в такое состояние.

— Когда ты будешь здесь? — я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу и потираю руку.

— Скоро. Ты будешь в порядке или тебе нужно оставаться со мной на телефоне?

— Я буду в порядке. Райк здесь… — я запнулась, зная, что Коннор и Райк никогда не были по-настоящему дружны после того, как Ло уехал на реабилитацию. Я думаю, что единственная причина, по которой они терпели общество друг друга, была их взаимная любовь к Ло, и когда его здесь нет, становится до боли очевидно, что они предпочли бы быть на разных континентах.

— Ну, я уверен, что он как-нибудь испортит сегодняшний вечер, — говорит Коннор.

Я помню, как Коннор описывал Райка как — ротвейлера, которого ты держишь на цепи во дворе, охраняющего твой дом, но которого ты не хочешь пускать внутрь.

Я не решаюсь согласиться. До сих пор Райк больше помогал, чем мешал, но это всегда может измениться.

— Увидимся, — говорю я Коннору. Он говорит «Пока», и мы оба вешаем трубку.

Я пробираюсь обратно в бальный зал, свет все еще приглушен, но никто не стоит на сцене. Все оживленно болтают, и я чувствую запах шоколадного торта с ганашем, любимого торта моего отца. Когда я подхожу к своему столику, я вижу, что Роуз сидит на краешке своего стула и стучит ногтями по бокалу с шампанским. Ее бедный спутник выглядит как увядший цветок, избитый до полусмерти интеллектом Роуз. Я уверена, что она доказала ему что он не прав, и ему ничего не остается, как ковыряться в десерте.

Кстати, о десерте. Я сажусь и вижу перед собой красивый кусок торта. На самом деле два прекрасных кусочка. Они почти компенсируют тот факт, что Аарон жутко смотрит на меня с другого конца стола. Я игнорирую его. Сейчас это кажется лучшим решением.

Я бросаю взгляд на Дэйзи, которая снова покачивается на двух ножках своего стула.

— Ты не хочешь свой торт? — спрашиваю я ее. Конечно, я заметила, что это она пододвинула свою тарелку ко мне, предлагая мне второй кусок, когда я даже не притронулась к первому.

Она пожимает плечами.

— Я бы съела его, но ты знаешь… — она закатывает глаза и смотрит на Райка, как будто у них уже был подобный разговор. Мне не следовало спрашивать. Я знаю, что ей не позволено набирать неприличное количество веса из-за работы моделью. Поэтому она следит за тем, что ест, чтобы наша мама не стала еще больше критиковать ее талию.

Райк держит свою тарелку в руке и откинулся на стуле, как Дэйзи. Ее кавалер наклоняется вперед, теперь играя в игру на своем телефоне. Боже, он действительно не хочет быть здесь. Райк хорошо видит Дэйзи и наоборот. Он зачерпывает ложкой большой кусок липкой шоколадной помадки.

— Это выглядит так чертовски вкусно, — дразнит он ее. — Такой влажный.

Ладно, я знаю, он говорит, что я всегда все сексуализирую. Но это было сексуально. Влажный — это отвратительное слово, а я помешана на сексе. Он определенно пытается вывести ее из себя.

Я не одобряю его методы.

Но, по крайней мере, она отказывается смотреть на него.

Я могу сказать, что он пытается заставить ее поесть, и я думаю, ему нравится давить на людей. Единственная проблема: я думаю, что моя младшая сестра сделана из брони — примерно как он.

Он облизывает край ложки, а затем слизывает с нее пирожное, издавая глубокий мужской стон.

Мои брови хмурятся, глядя на него, и я одними губами произношу: — Прекрати. Я знаю, что его план не сработает. Дэйзи не будет есть, если будет чувствовать, что наша мама будет ругать ее за это.

Райк держит ложку во рту и смотрит на меня. Затем он показывает на тарелку Дэйзи. Я тяжело вздыхаю и ставлю ее перед ней.

— О нет, — говорит она мне, — ты не участвуешь в его дурацком плане.

— Ты любишь шоколад, — напоминаю я ей.

— Я люблю многое из того, что мне нельзя, — говорит она с укором.

Правда. Я пожимаю плечами, уже сдаваясь. Я не такая стойкая. Райк, с другой стороны…

— Дэйзи, — воркует он, размахивая ложкой в воздухе, пытаясь заставить ее посмотреть на него. Она едва шевелится. Он пробует другую тактику. Он погружает два пальца в липкую шоколадную начинку. Нет, внутренне кричу я. Он не собирается…

Мои глаза расширяются, а рот приоткрывается, когда его пальцы поднимаются к губам. Какого хрена он делает?! Райк… должен перестать переходить границы дозволенного с ней. Он может найти это забавным, но я боюсь, что она воспримет его поддразнивания как знак чего-то… большего. Это. Нехорошо.

Дэйзи хмурится, увидев выражение моего лица и впервые следит за моим взглядом. Райк засовывает два (не очень целомудренных) пальца в рот. Я мысленно кричу на него. Даже когда он отсасывает липкий ганаш, он закрывает глаза, симулируя чертов шоколадный оргазм, только чтобы она съела этот чертов торт.

Дэйзи фыркает и откидывается на стуле еще немного назад, чтобы изобразить спокойствие и невозмутимость. И тут ножки стула начинают скользить под ней. Я ахаю, представляя, как она шлепается навзничь на пол. Но Райк быстрее, чем мои застывшие суставы. Его глаза уже открылись. Он протягивает руку и хватает ее за спинку стула, одновременно ставя их обоих на четыре ножки.

Моя сестра кладет руки на стол, наклоняясь вперед, как будто американские горки только что резко остановились. Она выглядит запыхавшейся и ошеломленной одновременно.

Райк не упускает ни секунды. Он толкает к ней дополнительную ложку.

И к моему удивлению, она действительно берет столовое серебро и набирает на него большой кусок торта. Она колеблется секунду.

— Это не мышьяк, — говорит он.

Ее губы приподнимаются в небольшой улыбке.

— В отличии от меня, твои бедра не нужно измерять по утрам.

— Это можно исправить, — говорит он ей. — Ты будешь есть этот, блять, торт, если я измерю свои бедра?

— И свою задницу, — говорит она.

— Ты хочешь знать размер моей задницы? — его бровь поднимается.

— Ага.

— Ешь торт.

Она прячет свою растущую улыбку и откусывает большой кусок. Она закрывает глаза и откидывается на спинку стула, расслабляясь еще больше, чем раньше, и растворяясь в шоколадном раю.

— Хотела бы я есть это каждый день.

— Ты можешь, но тогда ты станешь «толстой», — он использует воздушные кавычки.

— Трагедия, — говорит она, подталкивая к себе остатки торта и разламывая его, пока он не превратится в кашеобразный комок.

— Ладно, хватит, блядь, злоупотреблять десертом.

— Ты всегда говоришь «блядь»? — спрашивает она. — Мне кажется, я никогда не была рядом с тобой, чтобы ты не сказал это хотя бы раз.

— Что я могу сказать? Это мое любимое слово, блядь, — он сухо улыбается.

— Знаешь, что пугает, — говорит она, направляя на него свою ложку. — Ты ведь изучаешь журналистику, не так ли? Разве ты не должен быть мастером слова?

— А разве ты не должна быть безголосым манекеном? — отвечает он.

— Touché (фр. Твоя взяла).

С этими словами она откусывает еще кусочек, но поскольку ее десерт — это куча слизи, она крадет мой кусок.

Я больше не могу сосредоточиться на Дэйзи, не тогда, когда Роуз вскакивает со стула, следуя за моей матерью, которая внезапно встает и указывает на нее ледяным пальцем.

Я вскакиваю со стула, следуя за ними, когда они направляются в комнату отдыха для особых гостей, то есть семьи. Чье-то присутствие плетется позади меня, не отставая от моего темпа. Я оглядываюсь через плечо и вижу чисто американское телосложение, каштановые волосы, уродливые голубые глаза… Я ненавижу его. Я бы хотела, чтобы он оставил меня в покое.

Но Аарон Уэллс не помешает мне быть рядом с сестрой. Не тогда, когда она была рядом со мной. Я закрываю за собой дверь, входя в лаунж-зону, где стоят стёганые диванчики с пуговицами, мини-бар и пара кресел в королевском стиле. Ничего вычурного, кроме люстры в центре и золотых обоев.

Джонатан Хэйл и мой отец сидят на одном из диванов цвета морской волны, с виски в руках. Они поднимают глаза только тогда, когда я прохожу дальше в комнату и удаляюсь от двери. Аарон должен быть здесь через несколько минут.

Я стараюсь не приближаться к отцу Ло. Я не хочу говорить с ним без присутствия Лорена. Потому что он бы этого не хотел. Мой отец втягивает его в долгий разговор об акциях, но я чувствую горячий взгляд Джонатана на моем теле, скорее всего, пристальный.

Роуз стоит неподвижно, сжимая пальцами свой бокал с шампанским, уже полный. Это новый? Однако она выглядит совершенно спокойной. Нитка жемчуга обвивает костлявую шею моей матери, а волосы у нее почти такие же, как у моей сестры — темно-шоколадные. Может быть, комментарий Дэйзи в машине тоже взволновал Роуз — насчет того, что она так похожа на нашу мать. Никто в здравом уме не захочет, чтобы его сравнивали с ней.

— В чем твоя проблема? — огрызается наша мама. — Ты была невероятно груба со своим спутником. Оливия Барнс слышала, как ты с другого конца комнаты ругала его, как ребенка.

— Он и есть ребенок, — возражает Роуз. — Ты свела меня с девятнадцатилетним парнем, который никогда в жизни не включал, блять, новости.

Моя мать хватается за ближайший стул, как будто Роуз физически пронзила ее этим ругательством.

— Следи за своим языком, Роуз.

— Повзрослей, мама, — возражает она. — Я выросла.

Я делаю шаг к ним, чтобы разрядить обстановку, но дверь открывается, Аарон проскальзывает и начинает идти ко мне. Чтобы увернуться от него, я бросаю взгляд на отца и решаю сесть рядом с ним.

— Привет, папа, — говорю я с улыбкой, садясь на тот же диван.

— Привет, милая.

Я сажусь на край подушки, тревожась и робея, особенно когда Аарон ждет у бара, размышляя, стоит ли ему подойти. И все это время я чувствую, как Джонатан смотрит между мной, Аароном, моим отцом и сестрой, впитывая все с пристальным вниманием, которое мне не нравится.

— Может, тебе стоит их разнять? — спрашиваю я отца и почесываю руку.

— Они всегда ссорятся, — говорит он. — Лучше просто дать им разобраться между собой, — он берет меня за руку. — Ты грызла ногти? Ты не делала этого с самого детства.

Я пожимаю плечами, не сводя глаз с матери и сестры.

— Когда Ло уехал… — я прервалась, не в силах сказать продолжение или рассказать ему всю правду. Я снова пожимаю плечами, что сейчас является привычным ответом.

Голос моей матери усиливается.

— И что же он такого плохого сказал?! Что это могло быть Роуз?

— Он не знал, кто такой Дэвид Кэмерон!

Я хмурюсь. Я понятия не имею, кто он такой.

Моя мама выглядит такой же потерянной.

Роуз давится смехом.

— Он премьер-министр Соединенного Королевства, мама.

— Это не делает его необразованным.

— Для меня это так, — говорит ей Роуз. — Я не хочу делить с кем-то компанию, если он не умеет считать до пяти. Я лучше повешусь.

Так драматично. И я полагаю, что семья проходит по ужасно высоким стандартам дружбы Роуз Кэллоуэй.

Клянусь, я слышу, как мой отец бормочет: — Это моя девочка, — он подталкивает меня под руку. — Как дела у Ло?

Мышцы Джонатана дергаются при этом вопросе, и когда я смотрю на него, его брови поднимаются, ожидая моего ответа.

— Я не уверена, — говорю я честно. — Я не общалась с ним. Мне не положено, пока он не продвинется дальше по программе.

Мой отец кивает.

— Я думаю, то, что он делает, достойно восхищения. Действительно достойно восхищения. Не многие молодые люди понимают, что у них есть проблема, когда она есть.

Я бросаю взгляд на Джонатана.

— Вы… так же думаете? — спрашиваю я, обретая немного уверенности.

Его губы приподнимаются в этой горькой, насмешливой улыбке, такой знакомой, что у меня перехватывает дыхание. Она так напоминает мне Ло — и это самое страшное.

— Я думаю, он должен был сначала прийти ко мне. Мы могли бы решить эту проблему вместе. Вот почему я так зол, Лили. Я дал ему ту жизнь, которая у него есть, а он ушел от меня.

— Это не совсем правда… — я запнулась, испугавшись его пульсирующих глаз.

Он забрал трастовый фонд Ло. Он отказывался верить, что у Ло есть проблемы. Возможно, он хотел, чтобы Ло остался в его жизни, а возможно, его пугала мысль признать, что у него такая же зависимость. Возможно, он не хотел противостоять своим собственным демонам. И в итоге он не оставил Ло другого выбора, кроме как уйти и искать помощи в другом месте.

Прежде чем Джонатан отвечает, я чувствую, как Аарон садится рядом со мной. Его рука обхватывает спинку дивана позади меня, как будто мы вместе. Я застываю и прижимаюсь ближе к краю подушки, не желая прикасаться ни к какой его части.

Он представляется Джонатану и моему отцу, и все они ведут себя сердечно. Но у меня внутри все замерло. Что еще хуже, ссора Роуз и моей матери достигла нового уровня.

— Мне не нужен мужчина, чтобы реализовать себя, — усмехается Роуз. Она показывает на мою мать своим бокалом с шампанским, и жидкость выплескивается на пол. Она почти не замечает этого.

Моя мать вдыхает, ее ключицы выпирают, а щеки впадают.

— Ты такая наивная, Роуз. Ты думаешь, что этот мир будет уважать тебя? Ты живешь в фантазиях, — почти выплевывает она. — У таких женщин, как мы, есть иллюзия власти. В конце концов, мы все марионетки для мужчин. Прими это сейчас же.

Нос Роуз вздергивается, глаза кошачьего цвета пронзительны.

— Лили с Ло, — говорит она. — Зачем тебе причинять ей такую боль и заставлять другого мужчину сопровождать ее?

— Ты опять начинаешь это? — огрызается она.

— Да, — отвечает Роуз. — Опять начинаю это.

Моя мать вздыхает.

— Что, если Ло никогда не вернется? Что, если к концу всего этого он решит остаться холостяком? Я создаю для нее запасной план. Я даю ей варианты.

От ее слов у меня щемит в груди, и я едва замечаю, как Аарон смеется над чем-то с моим отцом, как будто они давно потерянные приятели. Ло вернется. Не так ли? Он вернется ко мне. Он захочет меня… но сомнения гноятся в моей душе. И я пытаюсь избавиться от него уверенным кивком, но сейчас я не чувствую себя уверенной. Не тогда, когда моя мать не верит в мужчину, которого я люблю.

— Варианты? — вскрикивает Роуз. — Ты никогда не давала никому из нас выбора. Знаешь, какой вариант мне бы понравился? Возможность отречься от собственной матери.

— Прекрати, — огрызается она. Ее подбородок поднимается, но я вижу, что она задерживает дыхание — признак того, что слова Роуз действительно начали проникать, заражать, просачиваться и причинять боль. — Я помогла тебе развить твою компанию.

— И ты никогда не давала мне забыть об этом, — усмехается Роуз.

Дверь с треском распахивается, но никто, кроме меня, не замечает проскользнувшего внутрь Коннора Кобальта. На нем дорогой смокинг, но его не менее дорогая улыбка скрыта. Он мрачно хмурится и стоит на страже у двери, наблюдая за Роуз серьезными, спокойными глазами. Я так благодарна, что он здесь. Потому что я боюсь за Роуз. Я не знаю, как ее успокоить. Я не уверена, какие слова смогут унять боль сегодняшнего вечера.

Я бы хотела, чтобы моя мама слышала, что говорит Роуз. Мне кажется, что она кричит, чтобы ее услышали, но никто не может понять. Никто не понимает. Я встаю, собираясь подойти к ней, но Аарон хватает меня за руку и тянет обратно вниз. Он что-то говорит Джонатану и обхватывает меня за плечи.

Я слишком зациклена на своей сестре, чтобы оттолкнуть его и начать ссору здесь. Коннор скрещивает руки на груди и смотрит на меня. Он смотрит на Аарона и собирается подойти, но я качаю головой и говорю: — Она.

Он колеблется и кивает мне в знак согласия.

— Что тебе от меня нужно?! — кричит наша мать. — Я была рядом с тобой всю твою жизнь!

— Я хочу, чтобы ты сказала, что ты не права! Я хочу, чтобы ты извинилась за этот вечер, за то, что посадила меня с Мэтью Коллинзом, и за то, что считаешь меня инструментом, которым мужчина может пользоваться и распоряжаться. Я твоя дочь! — кричит Роуз, гневные слезы горят в уголках ее глаз. — Ты должна была любить меня, говоря мне, что я красивая, умная и ни один мужчина не может быть достаточно хорош для меня. Ты не должна говорить мне, что я стою меньше, чем я есть.

Моя мама слегка наклоняется вперед.

— Ты вообще понимаешь, что ты говоришь, Роуз? Мы на мероприятии для компании твоего отца, а ты все делаешь ради себя. Ты думаешь, что ты женщина? Ты ведешь себя как ребенок.

Роуз смотрит прямо на нашу мать. Непоколебимо, решительно. И очень холодно она говорит: — Иди к черту.

Рука моей матери взлетает и ударяет Роуз по щеке, пощечина раздается в гостиной как выстрел. Джонатан, Аарон и мой отец замолкают.

Роуз роняет бокал с шампанским, и он разбивается о мраморный пол. Она в трансе смотрит на пол, как будто ничего не почувствовала в момент удара. Мое сердце бьется так сильно, что я слышу только пульсацию в ушах.

Я никогда не видела, чтобы моя мать кого-нибудь била. Может быть, потому что я проводила большую часть дней с Ло. Может быть, потому что я не следила за событиями в моей семье. Но шок поразил меня до глубины души. У меня нет таких отношений с нашей матерью, как у Роуз. Мы не враждебны друг к другу. На самом деле, между нами… ничего особенного. Я здороваюсь, она спрашивает, как Ло, и мы идем дальше.

Я не хочу этого. Молча кипеть, сдерживая себя, чтобы не выплеснуть ненавистные слова и не почувствовать, как чья-то рука жалит мою щеку. Никто не стал бы просить об этом. И я хочу забрать Роуз от этого, но ей двадцать два.

Ущерб нанесен.

Я думаю, мы все достаточно взрослые, чтобы почувствовать шрамы от нашего воспитания. Теперь нам просто нужно найти способ исцелиться.

Моя мама вздохнула и сказала: — Мне очень жаль… Мы поговорим позже. Очевидно, мы обе много выпили… — она бросает быстрый взгляд на моего отца, и он тоже встает и извиняется, выходя вслед за ней из гостиной и возвращаясь на вечеринку.

Аарон продолжает притягивать меня ближе к себе на колени, и я отмахиваюсь от него, следя за Роуз на случай, если я ей понадоблюсь. Я сомневаюсь, что ей понравится напоминание о том, что она теряет контроль. Мое вмешательство — это все равно что сказать: — Твоя испорченная младшая сестра собирается тебя спасать. Насколько ты облажалась, Роуз Кэллоуэй?

Вот почему я в первую очередь пригласила сюда Коннора.

Он подходит к ней, как человек, на цыпочках приближающийся к спящему льву.

— Роуз, — дышит он. — Дорогая…

Она дрожит. Ее руки дрожат, а глаза становятся все шире и шире.

— Она ошибается, — шепчет Роуз. Я практически слышу, как она напевает у себя в голове: Я не такая, как она. Я не такая, как она.

Коннор сокращает расстояние между ними, и его руки касаются ее лица, обнимая щеки и нежно успокаивая покрасневшую щеку мягким поглаживанием.

— Посмотри на меня, дорогая.

Роуз пытается оттолкнуть его.

— Почему… — она продолжает качать головой, но он крепко держит ее, пытаясь заставить сосредоточиться.

— Я здесь, — говорит он ей.

Она слабо пытается оттолкнуть его снова, не очень-то желая этого, и он хватает ее за руку.

— Ты мне не нужен, — напоминает она ему.

Но беззвучные слезы начинают течь. Она плачет у него на глазах, фактически позволяя Коннору видеть свои трещины. Интересно, может быть, эмоции слишком трудно сдержать, раз она так много пила?

— Ты мне не нужен, — повторяет она, ее голос срывается.

— Ты права, — мягко говорит он. — Тебе не нужен мужчина, Роуз, — он делает паузу, и я едва слышу его шепот: — Но я действительно нужен тебе.

Она смотрит вниз, а затем снова на него, ее ресницы влажные и блестящие, отчего ее лицо выглядит более фарфоровым и нежным, чем я когда-либо помнила.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, качая головой. — Ты не должен быть здесь, — её слезы капают на его руки, поднимаясь обратно к ее лицу. Он заправляет выбившуюся прядь волос ей за ухо, и его взгляд скользит по рубцу на ее щеке.

— Птичка напела мне, что ты расстроена.

Роуз издаёт сдавленный крик.

— Ты с ума сошел? — она кладет руки на его руки, которые держат ее лицо, но больше не отталкивает его. — Ты теперь разговариваешь с птицами?

Его губы дрогнули в слабой улыбке.

— Я бы поговорил с любой лесной тварью, если бы она дала мне ответы о тебе.

— Ты бы прошел через огонь ради меня? — невозмутимо спрашивает она.

— Да, — принимает он вызов.

— Клеймил бы мое имя на своей заднице?

— Возможно.

— Выпил бы коровью кровь в мою честь?

— Ты такая, блять, странная, — говорит он с самой большой ухмылкой.

Она улыбается, но с болью, а потом начинает всхлипывать. По-настоящему всхлипывать. Он обхватывает ее руками, и она падает в его объятия. Он ведет ее к двери уборной справа, и они исчезают внутри.

Комната почти опустела, и я только сейчас вспоминаю, с кем на самом деле сижу рядом. Аарон наклоняется ближе и шепчет мне на ухо: — Я уничтожу тебя так же, как Лорен уничтожил меня.

Я оглядываюсь. Смесь шока и страха пронзает меня от этого неожиданного заявления. Неудачное время даже не может описать сегодняшнюю ночь. Я пытаюсь встать, но он так крепко сжимает мое запястье, что, когда я рывком поднимаюсь, он опускает меня обратно.

Джонатан, пугающе единственный мужчина в комнате, ставит свой виски на стеклянный столик.

— У тебя какие-то неприятности? — спрашивает он Аарона.

— Разве Лили вам не сказала? — говорит он с фальшивой улыбкой. — Мы теперь встречаемся.

Я быстро качаю головой.

— Нет, не встречаемся.

Джонатан смотрит между нами, читая мой замкнутый язык тела и агрессивные движения Аарона. Затем он говорит: — Уйди с глаз моих долой, парень.

— Простите? — Аарон отшатнулся назад в шоке.

Джонатан встает и поправляет галстук.

— Лили, — он протягивает мне руку, и на мгновение я поражена переменой событий. Неужели Джонатан Хэйл сейчас спасает меня от этого придурка?

Я не обязана брать его руку. Я должна плюнуть на это и уйти. Ло так бы и сделал. Но он также убьет меня, если я не уйду от Аарона, когда у меня появится шанс. А я не идиотка. Я хочу быть далеко, далеко от него. Поэтому я встаю, и на этот раз Аарон позволяет мне уйти от него. Но я не прикасаюсь к Джонатану. Я прохожу мимо него и направляюсь к двери, мой выход у всех на виду.

Перед тем как уйти, я слышу, как Аарон говорит: — Она шлюха, вы ведь это знаете, не так ли?

— Ты думаешь, я не знаю, что мой сын сделал с тобой? Я помог ему испортить тебе жизнь, кусок дерьма, — говорит он.

Ло рассказал отцу об Аароне? О том, как он мучил его? Я не ставлю это под сомнение. Потому что отношения Ло с его отцом были запретной темой между нами. Она всплывала время от времени в наших разговорах, и мне было позволено лишь мельком взглянуть на нее. И я без сомнения знаю, что Джонатан Хэйл готов горы свернуть ради Ло. Только сначала он должен быть в правильном расположении духа.

— Какой отец, такой и сын, — говорит Аарон.

Мне нужно уходить, но я приклеена к двери. Я оглядываюсь в последний раз, и взгляд Джонатана ненадолго переходит на меня.

— Эта девушка практически моя невестка, — он кладет твердую руку на плечо Аарона. — Если я услышу, что ты ей что-нибудь сделал, ты пожалеешь, что тебе пришлось иметь дело только с моим сыном. А теперь убирайся нахуй с моих глаз.

Я в замешательстве.

Я больше не знаю, за кого болеть.

Я не знаю, на чью сторону встать, кого хвалить или осуждать.

Все, что я знаю, это то, что моя семья по-королевски облажалась. И никакие деньги и роскошь не могут решить эти проблемы. Возможно, они даже помогли их создать.

Я вхожу в большой бальный зал, по которому бродят люди, встают и болтают, как будто сейчас час коктейлей. На ковре — серпантин и золотые и черные воздушные шары. Я пропустила какое-то празднование. Я отбрасываю их в сторону и замечаю свою мать у сцены.

Что заставило меня подойти к ней? Я не совсем уверена. Но пока она разговаривает с моим отцом, я чувствую, что должна что-то сказать. Может быть, помочь объяснить чувства Роуз, но в более мягкой, нежной форме. Может, она послушает меня, думаю я. Она никогда этого не делала, но это все равно приятная мысль.

Я подхожу, а мой отец уходит поболтать с несколькими пожилыми корпоративными мужчинами. Она выглядит немного ошеломленной, ее губы сжаты, а рука слегка дрожит.

— В чем дело? — спрашивает она, напрягаясь.

— Ты в порядке?

Почему я начинаю с этого? Конечно, она не в порядке, и заслуживает ли она моего сочувствия после пощечины Роуз? Нет, ни капли. Но я не могу взять свои слова обратно, а ее властная поза высасывает мою уверенность.

— Все хорошо, — говорит она, почти сразу же поворачиваясь ко мне спиной. Она машет рукой своей подруге и ведет себя так, будто я — предмет мебели, который решил столкнуться с ее ногой.

Я пытаюсь снова.

— Я думаю, она просто пытается выразить себя, но не знает, как это сделать без крика…

Моя мама продолжает махать рукой своей подруге вдалеке. Она кладет руку мне на плечо, похлопывая меня по нему.

— Конечно, мне нужно поговорить с Барбарой. Найди Аарона. Он составит тебе компанию.

С этим она уходит к гостям и надевает самую фальшивую улыбку. Я смотрю, как она обнимает украшенную драгоценностями женщину в красном бандажном платье.

У меня такое чувство, будто она только что ударила меня под дых.

Райк внезапно оказывается рядом со мной.

— Вот ты где, — он протягивает мне стакан воды, и я с благодарностью принимаю его с улыбкой. — Ты в порядке? Ничего ведь не случилось…? — его брови нахмурились, и он оглянулся позади меня, вероятно, ища Аарона, который, я уверена, прекратил меня преследовать. Предупреждение Джонатана Хэйла было достаточно убедительным, чтобы к нему прислушаться. И Аарон не настолько глуп.

— Нет, — говорю я, — ничего такого.

Мы оба смотрим на вечеринку, которая, кажется, расслабляется — успокаивается после разделенного напряжения. Начинает играть «Unchained Melody» группы Righteous Brothers. Пары обнимают своих возлюбленных, раскачиваясь в такт мелодии.

— Кто был этот парень?

— Старый враг, — говорю я ему, наблюдая, как пожилая женщина кладет щеку на плечо своего мужа.

Райк засовывает руку в пиджак и кивает, как бы полностью понимая, каково это — иметь врагов. Я не сомневаюсь, что у него их предостаточно.

— Моя мать ударила мою сестру, — говорю я, полностью отрешившись от своих слов.

Райк даже не вздрагивает. Он просто смотрит на танцующих.

— Забавно, но моя мать сделала то же самое со мной, когда я сказал ей, что приеду сюда, — он потягивает свою воду.

— Думаю, твой отец спас меня сегодня.

Райк молчит, позволяя этому проникнуть в суть.

Мы так облажались. Это все, о чем я могу думать и что могу осмыслить.

В конце песни начинает падать еще одна порция воздушных шаров. Потолок мерцает мягким разноцветным светом.

Но у меня получилось.

Ни один парень не прикасался ко мне. Я не прикасалась к ним. Секс был последним, о чем я думала сегодня вечером.

Каждый день кажется препятствием.

И победой.

II.ФЕВРАЛЬ

Глава шестая

Три разных ведерка мороженого втискиваются между моих бедер, холод просачивается в мои пижамные штаны Мисс Марвел. День святого Валентина — отстой. Коннор и Роуз запланировали свое свидание на прошлой неделе в каком-то модном ресторане, оставив меня в одиночестве поглощать Chunky Monkey, Half-Baked и Cherry Garcia. Я смотрю поздним вечером мультфильмы по телевизору в отличном качестве, возвращаясь в детство с Looney Tunes. С каждым «Вот и всё, ребята» мое сердце замирает, и я поворачиваю голову, собираясь сказать Ло, как сильно мне понравился или не понравился этот эпизод.

Но его здесь нет.

Он еще не написал мне по электронной почте. Прошло четырнадцать дней в месяце, а я не услышала от него ни слова, даже упоминания о том, что он жив и здоров. В последние дни января он прислал мне букет красных роз. Я думаю, он хотел, чтобы они пришли сегодня. По крайней мере, я надеюсь на это — так я буду знать, что он все еще думает о нас и не планирует окончательно разорвать наши отношения.

Комментарий моей матери на мероприятии Fizzle также не успокоил мои опасения. Если она считает, что мне нужен «запасной» вариант, интересно, кто еще верит, что он бросит меня, когда вернется домой?

Эта паранойя — она разрастается, как болячка. Я бросаю взгляд на стеклянную вазу на моем угловом столике. Розы поникли и завяли, но открытка лежит открытой. Вспомнив слова, написанные неаккуратным почерком Ло, я немного успокаиваюсь.

Они настоящие.

Моя грудь вздымается. Они настоящие.

3 года назад

Реалити-шоу ревёт на моем плоском экране. Нет ничего лучше, чем притвориться больной в учебный день и остаться дома в пижаме, чтобы смотреть дрянной телевизор. Я лениво разворачиваю отдельные шоколадные конфеты из коробки с валентинками в форме сердца, лежащей у меня на коленях, когда в дверь стучат.

На мгновение я задумываюсь о том, чтобы спрятать сладости, но решаю не делать этого. Слишком много работы, и действительно, какова вероятность того, что моя мама находится по ту сторону двери? Последний раз она добровольно заходила в мою комнату, наверное, два года назад, когда наша домработница случайно положила на полку в моем шкафу одно из дебютных платьев Дэйзи. Я открыла дверь и увидела, что мама истерично кричит в воздух, беспорядочно разбрасывая мою одежду в диком страхе и гневе. Когда она нашла бордовое платье, она сказала мне, что я должна была понять, что оно мне неуместно. И затем она потопала прочь.

Оставив меня одну.

Можно с уверенностью сказать, что стук исходил не от нее.

Моя дверь медленно распахивается без приглашения, и я тут же расслабляюсь. Ло заполняет проём, одетый в форму Академии Далтон: черные слаксы, белая рубашка на пуговицах и тонкий синий галстук, ослабленный на шее. Она хорошо сидит на нем… может быть, слишком хорошо.

Он окидывает меня долгим взглядом, а затем его брови обвиняюще приподнимаются.

— Ни насморка, ни липкой кожи, ни кашля, ни даже пачки салфеток, — говорит он. — Я должен сказать, Лил, ты хуже всех умеешь притворяться больной.

— Хорошо, что я не пытаюсь.

— Почему ты не сказала мне, что собираешься прогулять? — спрашивает он, все еще задерживаясь у дверной рамы. Странно, но я стараюсь не задаваться этим вопросом.

— Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя обязанным прогуливать со мной, — я выпрямляюсь и прислоняюсь к изголовью кровати.

Правда: притворство в отношениях с Ло состоит из КПЧ (публичное проявление чувств). Много. Поскольку сегодня День святого Валентина, я не хотела быть в классе и получить конфетку. Или быть в коридорах, пытаясь усилить кокетливые взгляды и поцелуи, чтобы показать нашу фальшивую романтику. Я изнемогаю от одной мысли об этом.

Его взгляд падает на мою тумбочку. Двадцать четыре красные розы цветут в хрустальной вазе. Маленькая открытка торчит из моря лепестков. Я уже читала ее вслух сегодня утром по просьбе Дэйзи.

С Днем Святого Валентина. Со всей моей любовью, Ло.

— Отличный ход, — говорю я ему после минуты молчания. — Дэйзи чуть не умерла, когда увидела их, и я думаю, моя мама была очень рада.

Мы определенно хорошо продаем наши фальшивые отношения. Прошло шесть месяцев, и до сих пор никто не усомнился в этом.

— Они тебе нравятся? — интересуется он, развязывая оставшуюся часть галстука.

Я отрываюсь от него, чтобы снова посмотреть на розы. Ни один парень никогда не присылал мне цветы. В мой день рождения дом переполняется лилиями, чтобы отметить это событие, но они обычно приходят от семьи или друзей моих родителей.

Сначала я думала, что эти розы — еще один притворный жест наших фальшивых отношений. Теперь, когда Ло спрашивает меня, нравятся ли они мне, я уже не так уверена.

— Они красивые и гораздо лучше, чем лилии, — признаю я.

— Тогда я лучший фальшивый парень на свете, — говорит он с легкой улыбкой. И мои подозрения рассеиваются. Фальшивый парень. Конечно. Он наконец-то сокращает расстояние между нами и садится рядом со мной. Он наклоняет мою коробку конфет пальцем и гримасничает. — Ты противная.

— Мне не нравятся начинки.

Все шоколадки откушены пополам, а некоторые выплюнуты обратно в коробку. Я еще не нашла ни одной, которая не вызывала бы отвращения.

— Ну, я не могу на это смотреть, — он закрывает коробку и ставит ее на тумбочку. Он придвигается ближе, наклоняется и осторожно кладет ладонь мне на лоб, успешно вторгаясь в мое пространство и заставляя мое дыхание вырываться из легких.

— Ты не горячая, — мягко говорит он, опускает руку к моей шее и слегка надавливает. — Лимфоузлы не опухли.

Я сужаю глаза.

— Откуда ты знаешь про лимфоузлы?

— У меня был грипп в прошлом году, — напоминает он мне. — Тссс, и дай мне закончить диагностику.

Мои щеки пылают.

— Ты раскраснелась, — кивает он и пытается подавить растущую улыбку. Он кладет руки мне на плечи и откидывает мою голову на подушку, опускаясь на колени и возвышаясь надо мной. — Я должен прислушаться к твоему сердцу.

— Нет, — слабо отвечаю я, не в настроении играть с ним. Не тогда, когда это всегда заканчивается тем, что я напряжена, возбуждена и нуждаюсь в разрядке. Он любит дразнить меня, и я беспокоюсь о том дне, когда у меня не будет сил сказать «нет».

Он не обращает на меня внимания и прикладывает ухо к обнаженной ключице — месту, выглядывающему из V-образного выреза футболки. Я резко вдыхаю, его лицо слишком близко. После долгого молчания он слегка приподнимается и говорит: — Я так и знал.

Мои глаза сужаются.

— Что знал?

Его горячий взгляд скользит по моим губам, а затем возвращается к моим глазам.

— Ты страдаешь от явного случая… — его рот касается моего уха. — …увлеченности.

Я шлепаю его по руке и пытаюсь сесть, но он уже наготове. Он быстро наклоняется и щекочет мою талию и бедра, я не успеваю заметить его приближения. А я смеюсь и извиваюсь под ним, пока не кричу, чтобы он остановился, счастливые слезы текут из моих глаз.

Мы успокаиваемся с тяжелым дыханием. Оба лежим на боку, ноги спутаны, мы смотрим друг на друга в легкой тишине.

— И какое лекарство мне нужно? — спрашиваю я, на этот раз подыгрывая, хотя знаю, что не должна.

У него на лице ухмылка, которая могла бы растопить сердца тысячи девушек.

Очень тихо он говорит: — Я.

Мои глаза прикованы к его мягким губам, умоляющим меня прижаться к ним своими. Он немного наклоняется, но не сокращает разрыв, неуверенность все еще сохраняется. Такое чувство, что его тело притягивает меня к себе, магнетическая сила слишком сильна, чтобы бороться. Я придвигаюсь ближе, и моя нога касается его голой лодыжки. Его дыхание становится глубже.

Я не могу перестать пялиться на его губы, представляя, какими они будут на ощупь против моих. Мягкие, сильные, голодные. Моя стойкость иссякает, и я преодолеваю дистанцию, быстро целуя его в губы, прежде чем отстраниться. Я надеялась, что этот целомудренный поцелуй с рейтингом PG удовлетворит мои желания. Но нет. На самом деле, все, чего я хочу, это стереть эту глупую улыбку с его лица и сделать поцелуй еще глубже.

— Что это было? — спрашивает он, забавляясь. Его губы касаются моих и дразняще опускаются обратно.

— Мое лекарство, — говорю я, подыгрывая ему. Это делает все менее реальным. Верно? Все еще лежа на боку, наши тела двигаются все ближе и ближе, отделяясь от мозга. Его рука пробегает вверх и вниз по моей спине, останавливаясь на впадине над талией.

— Это была неправильная доза, — шепчет он.

— Ох.

Проходит всего мгновение, прежде чем он наклоняется ко мне, и наши губы смыкаются, имитируя состояние наших тел. Его рука обхватывает мой затылок, и он посасывает нижнюю часть моих губ, заставляя их снова и снова болеть. Моя нижняя половина инстинктивно начинает двигаться, сильнее прижимаясь к нему, когда поцелуй углубляется. Его язык проникает в мой рот, и с моих губ срывается стон.

Мне нужно отстраниться.

— Ло, — шепчу я, пытаясь очистить свой разум и оценить, что, черт возьми, делает мое тело. Буквально, я хватаюсь за его рубашку, а моя нога каким-то образом оказалась у него на бедре.

— Сегодня День святого Валентина, — напоминает он мне, отрываясь от игры. — Я хочу подарить тебе кое-что.

Кое-что. Это очень расплывчато — и в моем извращенном сознании я думаю о всяких гнусных вещах.

— Ты уже подарил мне цветы.

Но я не сдвигаю себя с этой позиции — прижимаюсь к нему так тесно, что я чувствую медленный ритм его сердцебиения на своей груди.

— Кое-что получше.

Я хочу этого. Даже если я не знаю, что это такое. Но есть некоторые границы, которые я не могу переступить с Ло, что бы он мне ни предложил, поэтому я спрашиваю: — Что?

Он притягивает мою голову к своей груди и убирает мои волосы назад. Я чувствую его теплое дыхание, когда он наклоняется к моему уху и шепчет: — Я хочу заставить тебя кончить.

Внутри меня все ликует от этой идеи, но моя голова начинает трястись от другой автоматической настройки. Я откидываю голову назад, в то время как мое тело остается приклеенным к нему.

— Не хочешь? — его глаза поднимаются, и он слегка приподнимается на локте. — Я подумал, что это идеальный подарок на День Святого Валентина, тем более что я планировал оставить всю твою одежду на тебе.

Мое сердце начинает биться еще быстрее от такой перспективы. С тех пор, как мы начали встречаться «понарошку», мы уже делали всякое. Когда мы практикуем поцелуи, это иногда приводит к прикосновениям и прочему, но мне удавалось остановиться до того, как дело доходило до кульминации. Секс — это не то же самое, что дурачиться. Последнее было основным в наших притворных отношениях. Прошло несколько недель после моего последнего секса, и я уже запланировала на эту субботу, чтобы получить свою следующую дозу. Я хватаюсь за любую возможностью посетить вечеринку, устроенную учеником государственной школы, и я не знаю, будет ли правильным сделать что-то с Ло сегодня.

— Я иду на вечеринку у костра в эту субботу, — говорю я в итоге.

Я жду, что он отстранится, но он не отстраняется.

— Я тоже, — вздыхает он и легонько целует меня в губы.

— Я собираюсь заняться там сексом.

— Я собираюсь напиться, — он снова быстро прижимается своими губами к моим, а затем проводит большим пальцем по чувствительной коже моего уха. Я практически вздрагиваю от его прикосновения.

— Ло.

— Лили, — его пальцы опускаются к пуговице. Я замираю, глядя на эти маленькие движения.

Каким-то образом мне удается пробормотать: — Я ничего тебе не купила.

Его губы кривятся, но он больше ничего не говорит. Я вижу подол его трусов и понимаю, что должна отодвинуться от него, чтобы он мог полностью снять штаны. Я отстраняюсь, отклоняясь назад, так как место между моими ногами пульсирует.

Мой разум переходит в режим убеждения. Я могу это сделать. Я могу остановить себя, чтобы не случилось чего-то худшего. Он сказал, что я могу не снимать одежду. Это значит, никакого секса. Это значит, что мы можем сделать это, и все будет хорошо.

Его фляжка выскальзывает из штанов, когда он их снимает. Я легко поднимаю ее, раздумывая, стоит ли сделать большой глоток. Может быть, это успокоит мои противоречивые мысли. Заставит замолчать либо ту часть меня, которая говорит «Стоп», либо другую, которая говорит «Да, черт возьми».

Теперь уже в трусах-боксерах, Ло поворачивается и видит меня со своим алкоголем. Он быстро забирает его у меня, его глаза все еще светятся. Он поднимает свой напиток.

— Моё, — говорит он. Он берет мою руку в свою и кладет ее на выпуклость в своих трусах. — Твоё.

Охххх… черт. Я обречена.

Я думаю, что мне следует убрать руку, тем более что нормальные люди, вероятно, отпрянули бы в этот момент. Но что-то удерживает ее на месте. На нем.

Он не выглядит удивленным. На самом деле, он продолжает раздеваться передо мной, расстегивая рубашку и стягивая ее. Это похоже на мой день рождения или что-то вроде того, только мне приходится постоянно напоминать себе, что это Ло, а не какой-нибудь стриптизер из моих фантазий.

Теперь когда он почти голый, я убираю руку, и он игриво оттягивает резинку своих трусов. Я задыхаюсь, а он ухмыляется.

— Оставить или снять, любовь моя? Выбирай.

Мой мозг обнуляется в пустоту. Он не может вычислить его вопрос.

— Я приму это как то, что ты не можешь выбрать, — хрипло говорит он и оставляет свои трусы на себе. Нет. Я определенно не могу сейчас видеть его член. В этот момент я едва могу дышать.

Он забирается на мое тело и наклоняется для еще одного глубокого поцелуя. Это совсем другое ощущение — чувствовать голую кожу на своем полностью одетом теле. С моими завоеваниями обычно все наоборот. Но мне это нравится. Я провожу руками по его голой спине и спускаюсь к его заднице. Мое тело пульсирует, требуя чего-то большего, и я слышу его слова как хор в своей голове — я хочу заставить тебя кончить. Все протесты и чувства полностью покидают мой разум.

Его поцелуи внезапно снова становятся легкими, как перышко, слегка дразня меня. Когда он запечатлевает еще один поцелуй на моих губах, я издаю протяжный стон. Я едва могу выдержать это еще долго. Я не принцесса Диснея. Я не падаю в обморок от поцелуев, если они не сопровождаются языком и силой и не ведут к другим похотливым событиям.

Решив взять дело в свои руки… или бедра, я немного выгибаюсь, чтобы наши тазы встретились. Контакт ощущается гораздо лучше. Мне просто… нужно быть ближе.

В ответ Ло толкает мое тело вниз и прижимается ко мне, твердость в его трусах натирает боль между моих ног. Его губы превращаются из легких в решительные, поглощая мои с восторженным вниманием. И по мере того, как он трется об меня, напряжение нарастает, приводя мое тело в состояние повышенной готовности. Каждое прикосновение возбуждает меня, и все, чего я сейчас хочу, — это чтобы моя одежда исчезла. Чтобы я почувствовала его внутри себя. Чтобы боль была снята толчком и блаженным кайфом.

Дрожащими руками я пытаюсь ухватиться за низ футболки и стянуть ее. Мне удается поднять ее наполовину, прежде чем Ло останавливается и кладет свою руку на мою.

— Нет. Твоя одежда останется на тебе, — дышит он. Его губы красные и воспаленные, и я едва могу оторвать от них взгляд.

Я моргаю.

Ло отрывает каждый палец от моей футболки, а затем переплетает их со своими. Его губы находят затылок, затем скользят к мочке уха, покусывая и целуя. Мои бедра поднимаются, когда он прижимается ко мне, и я чувствую, как он становится все тверже и тверже, усиливая мое возбуждение. Его губы спускаются к моей груди, прочерчивая путь по футболке, а его руки крепко сжимают мои бедра.

Он снова целует меня, его язык проникает в мой рот.

Я умираю внутри. Я хочу большего.

Я поднимаю бедра, и на этот раз он хватает меня за задницу и сжимает. Сильно. Я издаю протяжный стон, и мое тело вздрагивает. Он прижимает меня к себе, а его руки двигаются и разминают мою внутреннюю сторону бёдер до самого верха. Медленно. Медленно. Медленно. Избегая того места, которое требует внимания.

Я издаю хныканье, и он опускает меня обратно. Его дыхание становится глубже, и он начинает двигать своим телом еще быстрее, толкаясь и обязательно потираясь об меня. Это работает. Напряжение начинает нарастать, и я раскачиваюсь вместе с ним, когда он снова находит мой рот. И вдруг все взрывается. Мне приходится оторваться от его губ и уткнуться лицом в его бицепс, когда мой оргазм накатывает волнами.

Он обхватывает мой затылок и держит меня, пока я содрогаюсь от эйфории, блаженства и кайфа, который превращает меня в дикого зверя.

Это длится всего пару минут, прежде чем всё исчезает, оставляя меня с тонущим чувством. Без побуждений мой разум проясняется, и чудовищность того, что я только что сделала, поражает меня холодом. Я отстраняюсь от Ло, не желая встречаться с его глазами, которые следят за мной в полном беспокойстве.

Я быстро хватаю свой телефон, лежащий на столе.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, в его голосе звучит неуверенность.

Комок поселился в моем горле, но мне удается пробормотать: — Ничего… просто… одевайся, — я показываю на его брюки на полу. Я не могу смотреть на него почти голым. Я больше не доверяю себе.

Он возится со своей одеждой, пока мое сердце бешено бьется. А потом… я нахожу то, что искала.

— Кажется, мы только что занимались сексом, — в ужасе говорю я, глядя на маленький экран своего телефона.

— Что? — он хмурится и подходит ко мне, все еще без рубашки, но, по крайней мере, на нем есть брюки.

Я поднимаю свой телефон.

— Секс без проникновения, — читает он, а затем в задумчивости облизывает нижнюю губу. Его глаза встречаются с моими. — Это не настоящий секс, Лил.

— Это не то, что здесь написано, — я продолжаю читать. — Половой акт. Я думаю, у нас был половой акт! О Боже, — мое сердце сейчас взорвется. Я переступила черту. Я позволила себе увязнуть во всех этих смешанных чувствах и перешла чертову черту.

— Эй! — Ло кладет руки мне на щеки, заставляя посмотреть на него. — Сделай несколько вдохов, — он ждет меня, а потом говорит: — Это Википедия. А не гребаный Святой Грааль. Ты сама выбираешь, что считать настоящим сексом для тебя. Хорошо? — его глаза выглядят немного виноватыми, и я чувствую себя еще хуже от того, что заставляю его раскаиваться в том, чего я явно хотела.

— Хорошо, — говорю я, кивая. — Тогда это было не по-настоящему. Половой акт не считается.

Облегчение наполняет его.

— Но, — продолжаю я. — Я не думаю, что нам стоит делать это снова.

Я не доверяю себе.

Он убирает руки с моих щек.

— Все в порядке, — говорит он, звуча немного отстраненно. — Я просто… — качает он головой. — Сегодня День Святого Валентина.

— Я знаю, — я не могу отпустить его с этим. — И это был лучший подарок, который я когда-либо получала. Честно.

Он улыбается и легонько целует меня в висок, прежде чем взять свою фляжку со стола.

Я делаю глубокий вдох. Никогда больше. Но когда я вспоминаю, как он смотрел на меня, повелительный, решительный и такой сильный, как будто заставить меня плакать было его единственной целью в жизни, я понимаю, что, возможно, никогда не найду этого с кем-то другим.

Никогда больше — это очень, очень большая цена, которую нужно заплатить.

Но, в конце концов, мы на самом деле не вместе. Мы просто два друга, играющие понарошку.

Глава седьмая

Пара месяцев в Принстоне, и я снова перестала ходить на занятия. От того, что люди ходят по кампусу с улыбками и смехом, у меня сводит живот, поэтому я выполняю все задания и хожу только на экзамены. Я получаю тройки, что лучше, чем провал.

Роуз ругает меня, когда я снова сижу дома и хандрю. Наверное, я просто чувствую, что февраль превратился в Первый День без Ло — вся боль, которая раздавила меня с первого момента его ухода, снова поглотила меня в свою темную, черную бездну. Я все надеялась, что он уже написал мне. Но он так и не написал.

Но мой вибратор составляет мне компанию. Мои фантазии тоже. Но я редко достигаю кульминации. Как будто моя печаль уничтожила любую возможность снова почувствовать тот кайф.

Чтобы занять себя и поднять настроение, я решила немного изменить свой образ жизни. Последние три дня я проводила время в Calloway Couture, выполняя пари, которое проиграла Коннору. Я пообещала ему, что буду помогать Роуз в ее цветущей модной компании, став ее помощницей.

Что, как я быстро выяснила, означает просто быть сучкой на побегушках.

Хотя у меня есть свой собственный стол, который стоит в стороне в просторном городском лофте. Комната заставлена вешалками с платьями, блузками, пальто, ботинками и сумочками. Роуз отрывает взгляд от своего компьютера в своем диктаторском кабинете — стеклянном кубе, из которого буквально открывается вид на всю комнату. Рядом со мной в центре за столами сидят еще две девушки. Они отвечают за социальные сети, веб-сайты и инвентаризацию.

В то время как они являются продуктивными членами компании Роуз, я больше похожа на маленького хомячка, бегающего по неподвижному колесу. Я приношу кофе и делаю записи. Скучная работа. Но это лучше, чем мастурбировать целых два часа без какой-либо разрядки. Я так вчера делала. Невесело.

Через минуту Роуз выходит из своего кабинета и подходит к моему белому столу.

— Ты получила визитную карточку, которую я тебе оставила? — она приготовила мне целую коробку, как бы закрепляя мое положение «Помощника генерального директора» на будущее.

— Да, они красивые.

Они даже с ароматом «лилии». Я спросила ее, пахнут ли ее визитки розами, и она окинула меня холодным взглядом. Видимо, у мамы была идея ароматизировать визитки, и Роуз пришлось согласиться. Наша мама запустила свои когти в компанию Роуз не только одним способом. Роуз начала бизнес в пятнадцать лет, слишком юная, чтобы понять, что наша мама будет считать себя соучредителем. Она ведет себя как молчаливый партнер, но Роуз предпочла бы, чтобы она вообще не принимала в этом участия, учитывая, что единственный ее вклад — это болезненное раздражение. Она любопытный комар, но ее также легко полюбить, если она с тобой согласна.

— Нет, не те визитки. Визитка психотерапевта.

— О… да, это было закреплено на экране компьютера. Довольно трудно не заметить.

— Ты звонила?

Я облизываю свои сухие губы.

— Нет, еще нет. Я думала, ты все еще занимаешься исследованиями.

— Нет, я закончила. Это та самая. Я знаю, что это так, но если она тебе не нравится, тогда я продолжу поиски. Но ты должна хотя бы встретиться с ней. Она прекрасная женщина.

Я вдыхаю.

— Хорошо, да. Я скоро с ней встречусь.

Может быть, она выпишет мне какие-нибудь лекарства и избавит от этих чувств. Звучит неплохо.

Когда ее каблуки стучат обратно в ее кабинет, я хватаю мышь и эффективно кликаю по Microsoft Excel. Роуз подробно расписала мои задачи и их важность по цифровым кодам. Я понимаю, что звонок психотерапевту — номер один. Проверка размеров обуви для отправки в Macy's — номер тридцать пять.

В тот момент, когда я достаю телефон, чтобы назначить встречу, он жужжит на столе, вибрируя по стеклянной поверхности. Я хмурюсь и смотрю на экран: высвечивается неизвестный номер. Это может быть…? Я судорожно беру трубку, сердце колотится. Если это он, что мне сказать? Я колеблюсь, слова проносятся в моем мозгу в ускоренном темпе. Я не знаю, есть ли какой-то правильный способ начать разговор. Может быть, это не он. Может быть, это просто надежда. Он даже не должен звонить до марта. Разве не так сказал Райк?

Я заглушаю свою неуверенность и подношу телефон к уху. Я глубоко вдыхаю, прежде чем сказать: — Алло?

— Привет.

Он позвонил мне. Ло позвонил меня. Я позволяю словам погрузиться в звук его глубокого голоса. Я наклоняюсь вперед к столу, прикладывая руку к глазам, чтобы скрыть слезы, которые грозят упасть. Я бы предпочла, чтобы Роуз не увидела меня из своего кабинета и не прервала разговор еще до того, как он начнется.

Я думала обо всем, что я скажу Ло по электронной почте и по телефону в марте, но они вылетели у меня из головы после первого звонка. Я осталась с не слишком красноречивым ответом.

— Ты позвонил мне.

Я слышу, как он ерзает, как будто поправляя телефон и прижимая его плечом к уху. Я представляю себе одну руку на стене и длинную очередь парней, ожидающих позади него, чтобы воспользоваться телефоном с черным шнуром. Что-то вроде тюрьмы. Не знаю, почему я связываю их. Он не в тюрьме. Он в реабилитационном центре. Последнее ему поможет. Я уверена, что мой новый психотерапевт проведет психоанализ этого сравнения.

— У меня все хорошо, поэтому они разрешили мне связаться с семьей, — он делает паузу. — Ты — первый человек, которому я позвонил, — он слабо смеется, и я представляю, как он вытирает губы. — Чёрт, ты единственная, кому я, вероятно, позвоню.

— А как же Райк? — удивляюсь я.

— Я видел Райка, — быстро объясняет он, отмахнувшись от темы. — Как ты?

— Почему ты не написал раньше? Райк сказал, что в этом месяце ты сможешь.

Да, я уклонилась от вопроса о себе. Мне нужно услышать от него объяснение, прежде чем я смогу дать количественную оценку тому, что происходит в моей жизни.

Он делает долгую паузу.

— Я планировал. Я сел за компьютер и пялился в экран целый час.

Я кусаю ноготь большого пальца.

— Что случилось?

— Я написал пару предложений, перечитал их и удалил. Все звучало так, блять, глупо. Я имею в виду, я не писатель. Так что к концу часа у меня было только «Привет», и я был так зол, что просто ушел.

Очень на него похоже.

— Я тоже не очень хороший писатель, — я поднимаю взгляд на стеклянный офис, и Роуз деловито говорит по своему мобильному телефону, повернувшись ко мне спиной. Хорошо. — Я рада, что ты позвонил.

— Да? — его голос немного ломается, и мое дыхание становится глубже. Я хочу, чтобы все вернулось на круги своя. Я не хочу, чтобы наши отношения изменились, но я знаю, что это должно произойти. Я просто надеюсь, что это будет лучше, чем раньше. А не хуже.

— Что ты там делал? — я спрашиваю: — Ты собираешься вернуться домой пораньше? Как там? Познакомился ли ты с кем-нибудь еще? Как твой куратор? Еда хорошая?

Все эти вопросы слетают с моих губ, и я на секунду останавливаюсь, думая, не спугнула ли я его.

— Все хорошо. Я еще не закончил программу, так что я буду здесь еще какое-то время, — он прочищает горло. — Итак, как у тебя дела?

— Ты с кем-нибудь познакомился? — я пытаюсь снова.

— Лил, — говорит он с болью. — Ты меня убиваешь. Как у тебя дела? На этот вопрос не так уж сложно ответить, правда? Просто дай мне что-нибудь.

— Я в порядке, — говорю я. — Что ты сейчас делаешь? Где ты? — я хочу нарисовать себе как он, а не чтобы тюрьма была фоном для нашего разговора.

— Я сижу на этом огромном оранжевом стуле, который выглядит как что-то из фильма про Остина Пауэрса. Он такой чертовски уродливый. А на прошлой неделе какой-то парень нарисовал на нем член цветным фломастером.

Я улыбаюсь.

— Ты сидишь на члене?

Я почти чувствую, как ухмылка растягивается на его лице.

— Ты бы нашла это забавным, — он делает паузу. — Я скучаю по тебе, любовь моя.

— Да? — мой живот сжимается.

— Да.

— Расскажи мне больше.

— Я пользуюсь телефоном учреждения в их комнате отдыха. Тут есть бильярдный стол, пара автоматов Fizzle, кресла-мешки и огромный телевизор, по которому всегда показывают ESPN (американский кабельный спортивный телевизионный канал). Большинство людей сейчас обедают, так что тут довольно тихо.

Обед. Я смотрю на часы. Здесь уже полдень. Его реабилитационный центр, вероятно, находится где-то в том же восточном часовом поясе. Может, он близко… Я не должна спрашивать. Не тогда, когда мы договорились держать эту информацию в секрете. Я не хочу поддаваться искушению и ехать к нему. Тогда я действительно буду жалкой девушкой.

— Я… — он делает паузу, пытаясь найти правильные слова. — Я несколько раз пытался расспросить Райка о тебе. Он ничего мне не говорит. Это пиздец как раздражает, ты даже не представляешь, — горечь просачивается из его тона.

Я издала слабый смешок.

— Я думаю, что знаю.

— Да? — Ло вдохнул, как будто готовясь к следующей порции вопросов. — Чем ты занимаешься?

— Я помогаю Роуз, — говорю я ему, кивая про себя. — Все не так уж плохо. Она отвлекает меня… это… это сработало по большей части..

— Это… хорошо, Лил. Так у тебя действительно все хорошо?

Мое горло начинает сжиматься, набухая комком. Я не хочу, чтобы он проводил свои дни, беспокоясь обо мне. Райк проникает в мои мысли, и я слышу его шепот: — Ты испортишь его успехи, нагрузив его этим большим бременем. Ты должна отделить себя от него, Лили. Отпусти его.

Все, чего я когда-либо хотела, это чтобы Ло был счастлив. Я просто никогда не думала, что его счастье будет совпадать с моей депрессией. Это кажется глупым и идиотским, но для того, чтобы он стал здоровым, ему нужно перестать фокусироваться на мне, чтобы он мог беспокоиться о своих собственных проблемах. Это то, что Райк продолжает говорить мне, верно?

Поэтому я поддалась на постоянные уговоры Райка. Я спускаю Ло с крючка. Ему больше не нужно быть моей опорой. Мне придется найти другую, или, может быть, я смогу встать на ноги самостоятельно.

— Да, — говорю я, мое сердце сжимается, когда я сдерживаю волну эмоций. — Я действительно отлично справляюсь. У меня новый психотерапевт, и я выбросила всю свое порно, — тихие слезы начинают закипать, и они медленно стекают по моей щеке, но я держу свой голос ровным, чтобы он не мог этого сказать. — Я даже перестала использовать игрушки.

Он поверит в эту ложь, но я сомневаюсь, что он поверил бы, если бы я добавила: — И я перестала мастурбировать.

— Правда? — его голос ломается, звуча на грани слез.

— Да, правда. Я никогда не чувствовала себя лучше, — я отвожу динамик от рта, ложь сдавливает мне грудь.

После долгой паузы он говорит: — Хорошо, хорошо. Я рад, — он делает еще один резкий вдох. — Мне осталось недолго…

— Ло, — вмешиваюсь я.

Пожалуйста, ещё не оставляй меня.

— Да?

— Я жду тебя.

Я люблю тебя.

Я представляю, как улыбка расплывается по его лицу. Даже если она грустная, она все равно будет той, которую я буду хранить в своих мечтах.

— Я знал, что ты сможешь, — он делает паузу. — Через пару минут у меня встреча с куратором. Я позвоню снова…

Я хочу оставить ему что-то лучшее, что-то более приятное.

— Ты официально в моей банке фантазий, — я фантазирую о Ло каждый день. Он — мой образ номер один.

— Ты всегда была в моей…

Ооо…

— Поговорим позже, любовь моя.

— Я буду ждать.

— Я тоже.

С этими словами мы одновременно вешаем трубку, и я смотрю на свой телефон, как будто разговор, который я только что вела, был создан в моей голове. Мне приходится дважды проверить недавнюю историю, чтобы убедиться в этом.

Да, это было на самом деле.

И более того — это случится снова.

Глава восьмая

Я сижу в приемной терапевта рядом с Роуз. Она пропустила все свои занятия ради того, чтобы побыть здесь со мной. Я поблагодарила ее раз сто. Мой взгляд мечется между выходом и дверью в кабинет. Бегство звучит заманчиво, но с Роуз здесь, я остаюсь прикованной к белой диванной подушке и воздерживаюсь от того, чтобы грызть ногти. Из окна открывается вид на горизонт Нью-Йорка, интерьер такой же современный, со стеклянными книжными полками и пурпурными орхидеями.

Когда дверь наконец открывается, я вскакиваю на ноги, как будто диван ударил меня током по заднице. И терапевт встречает меня теплой, искренней улыбкой. На вид ей чуть за сорок, шоколадно-каштановые волосы покачиваются у подбородка, на ней черная юбка, приталенный жакет и кремовая блузка. На своих каблуках она едва достигает моего роста. Она, должно быть, очень невысокая.

— Привет, Лили, я доктор Бэннинг.

Она протягивает мне руку, и я пожимаю ее, на мгновение смущаясь своей потной ладони. Когда она отпускает меня, я удивляюсь, что она не вытирает руку о юбку, как будто подхватила что-то заразное.

Она делает жест в сторону кабинета, открывая для меня дверь пошире.

Я оглядываюсь на Роуз.

— Я буду здесь, — заверяет она меня.

Я пытаюсь проникнуться ее уверенностью, но, к сожалению, она никогда не была по-настоящему заразительной.

Я поднимаю подбородок, притворяясь сильной, и вхожу в кабинет доктора Бэннинга. Вдоль стен стоят несколько стеклянных книжных полок, а в углу стоит ее письменный стол из вишневого дуба. В центре лежит белый меховой ковер и два предмета мебели: коричневое кожаное кресло и такой же коричневый кожаный диван.

— Присаживайся, — говорит она, указывая на диван.

Я присаживаюсь на край дивана, моя нога подпрыгивает от беспокойства. Я смотрю в большое окно, прямо на парк, на клочок земли, зеленый на самом деле немного успокаивает меня.

Доктор Бэннинг держит в руках блокнот, и мои глаза на секунду замирают на нем. Мои проблемы будут задокументированы на страницах, которые (я надеюсь) увидит только она.

— Вы расскажете мне, почему я такая?

Это самое первое, о чем я спрашиваю. Даже не начав с сердечного «Как ваш день?» Нет. Я начинаю с того, что выпаливаю свою самую большую неуверенность: Что, черт возьми, со мной не так?

— Может быть, со временем. Почему бы нам сначала не познакомиться поближе?

Я киваю. Боже мой. Я даже терапию неправильно прохожу… Я ничего не могу сделать правильно.

— Я училась в Йеле, чтобы получить докторскую степень и сосредоточилась в основном на зависимостях, особенно на сексуальной зависимости. А теперь расскажи мне немного о себе. Это не обязательно должно быть связано с сексом.

Это должен быть самый простой вопрос, который она задаст, но мой язык чувствует тяжесть во рту.

— Можно мне немного воды?

— Конечно.

Она встает и подходит к мини-холодильнику, стоящему под картиной Винсента ван Гога. Когда она возвращается с бутылкой воды, я целую минуту откручиваю крышку и делаю глоток.

— Я… я выросла в пригороде Филадельфии. У меня есть еще три сестры, — нервно перевожу взгляд на нее. — Вы уже знакомы с одной.

Доктор Бэннинг ободряюще улыбается.

— А другие твои сестры — ты с ними так же близка, как с Роуз?

— Не совсем, — говорю я. — Поппи замужем, и у нее есть маленькая дочка. Она намного старше меня, так что на самом деле я не росла вместе с ней. А Дэйзи намного младше, и когда я перешла в среднюю школу, то пошла своим путем.

— Какой ты была в старших классах?

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю. Я была тихой девушкой. Никто не беспокоил меня, если только я не была втянута в разборки Ло. Обычно, никто никогда по-настоящему не признавал меня, за исключением тех случаев, когда был групповой проект. Я в некотором роде… просто присутствовала там.

— У тебя были друзья?

— Да, Лорен… мой парень. Он, гм, в реабилитационном центре, — я чешу шею.

— Все в порядке, Лили, — легко говорит она. — Роуз объяснила твою ситуацию. Мы поговорим о нем в свое время.

Я вдруг испугалась, что она скажет, что он — корень всех моих проблем. Что, если она скажет мне никогда больше его не видеть? Что, если это и есть решение? Моя грудь колотится от быстрого беспокойства, и в конце концов я выпаливаю:

— Я знаю, что у меня с ним нездоровые отношения, но должен же быть способ быть вместе и решать наши проблемы. Верно?

Пожалуйста, скажи «да». Пожалуйста, не заканчивай это для меня.

Доктор Бэннинг изучает меня долгим взглядом и заправляет прядь волос за ухо, но они выскакивают обратно, такие густые и объемные, что не держатся на месте.

— Пока я хочу сосредоточиться на твоей зависимости, Лили, а потом мы поговорим о том, какую роль твой парень играет в этом. Тебе не о чем беспокоиться, хорошо? Мы попытаемся пройти через это вместе, чтобы найти ответы, которые тебе нужны.

Я лишь немного расслабляюсь и еще больше откидываюсь на подушки, чтобы не выскочить из кабинета.

— Хорошо.

— Отлично, — она кивает и заглядывает в блокнот. — Давай вернемся немного назад во времени. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих отношениях с родителями. Как они учавствовали в твоей жизни? И как они теперь вписываются в твою жизнь?

Я прищуриваюсь, обдумывая эти отношения, которые я отчаянно пыталась не оценивать в течение долгого времени.

— Когда я была младше, мой отец всегда был занят. Он до сих пор занят. Я никогда не ненавидела его за это. Его успех дал мне много возможностей.

Черт возьми, меня бы не приняли ни в Принстон, ни в Пенсильванский университет, если бы не престиж моей семьи.

— Ты никогда не расстраивалась, что он не может проводить с тобой больше времени?

Я пожимаю плечами.

— Может быть, когда я была маленькой и не понимала, как его тяжелый труд оплачивает наш дом и наши дорогие вещи. Но сейчас я только хочу, чтобы он ушел на пенсию, чтобы у него было больше времени для себя.

— А твоя мать? Она ведь не работает, правда?

— Нет, — говорю я. — Мои отношения с ней… — я хмурю брови, пытаясь выразить словами, как моя мать относилась ко мне по сравнению с другими девочками…. — Я не уверена, как это было раньше. Но теперь она оставила меня в покое. Мы мало разговариваем то здесь, то там, но не более того. Наверное, в основном это моя вина. Просто я мало где бываю.

— Почему это?

Когда я поступила в колледж, то стала все реже и реже посещать еженедельные семейные обеды. Потом я просто прекратила их посещать. Это было действительно единственное запланированное «семейное время», и я всегда находила способ сбежать. Для секса.

Я делаю неглубокий вдох, прежде чем сказать:

— Я не считала всё это важным. По сравнению с моими собственными делами, наверное.

— Под твоими личными делами ты подразумеваешь секс, — уточняет для меня доктор Бэннинг клиническим тоном.

Я киваю.

— Звучит ужасно, правда? — бормочу я, стыд проникает внутрь, как вирус.

— Похоже, у тебя есть проблема, и ты ищешь помощи в ее решении. Это монументальный шаг.

— Я просто хочу, чтобы это прекратилось, — признаюсь я.

— Будь более конкретной. Что именно ты хочешь прекратить? Секс?

Я качаю головой.

— Не полностью. Но иногда мне кажется, что мой мозг вот-вот взорвется. Даже если я этим не занимаюсь, я думаю об этом почти каждую минуту дня. Как будто я застряла в этой петле и не знаю, как из нее выбраться. Это утомительно.

— Это нормально для зависимых быть поглощенными своей зависимостью, особенно для сексозависимых, где большая часть одержимости связана с фантазиями. Как изменились фантазии с тех пор, как Ло уехал? Они случаются реже?

Я делаю паузу и на мгновение задумываюсь.

— Думаю, да, — неуверенно киваю я. — Я больше трачу времени скучая по нему. Так что, скорее всего, да.

Конечно, все может измениться, если он вернется ко мне. Он будет дома, и у меня будет больше энергии фантазировать. Боже, надеюсь, что нет. Я просто хочу, чтобы мой мозг остановился.

Я делаю еще глоток воды.

— Вы собираетесь спрашивать меня о сексе?

До сих пор мне казалось, что мы обходим эту тему стороной. Разве психотерапевты не должны быть прямолинейными?

Доктор Бэннинг слегка наклоняет голову, и я теряюсь в ее красивых карих глазах, которые напоминают мне Лорена. Только у него есть янтарные вкрапления, которые напоминают его любимый алкоголь.

— Конечно. Чувствуешь ли ты себя достаточно комфортно, чтобы говорить об этом? Роуз говорила, что эта тема заставляет тебя нервничать.

Она сказала ей это? Интересно, насколько прозрачна я перед сестрой?

— Что вы хотите знать? — спрашиваю я.

— Что для тебя значит секс, Лили?

Меня никогда раньше не спрашивали о сексе. Даже Ло уклонялся от этой темы, чтобы в ответ избежать темы алкоголя.

— Мне от него хорошо.

— В своей анкете ты написала, что тебе нравится заниматься сексом в общественных местах. Почему тебя это устраивает, но не нравится секс втроём или вуайеризм? Не торопись отвечать. Я знаю, что ты, вероятно, не думала об этом раньше.

Она права. Я не думала об этом. И по какой-то причине мои мышцы начинают расслабляться от ее слов. Я не чувствую, что она осуждает меня. Кажется, она искренне хочет мне помочь. Также как и Роуз.

— Мне нравится делать это в ванной или где-нибудь еще, кроме моей квартиры, потому что после этого легче уйти. Момент может начаться и закончится сексом, и мне не нужно ждать, чтобы поговорить с парнем.

— А когда ты с Ло?

Его имя заставляет мои щеки вспыхнуть.

— Это только усиливает волнение.

Я помню раздевалку в спортзале. Где он схватил меня за запястья и поднял их над головой. Я обхватила одной ногой его бедро, в то время как другая изо всех сил пыталась удержаться на земле, но он поднимал меня с пола с каждым толчком внутрь. Он наполнял меня до тех пор, пока я чуть не лопнула по швам. Все это время какой-нибудь парень мог выйти из-за угла и поймать нас. Волнение ощетинило мои нервы и усилила напряжение. Я была в огне, летела на высоте двух метров над землей с таким естественным кайфом, что чуть не рухнула в конце.

— А если это два парня сразу?

— Два парня сразу… — съеживаюсь, вспоминая, как это случилось однажды. — Ло… он как-то странно посмотрел на меня, когда я подумала, что переспала с двумя парнями. Я слишком много выпила, поэтому не могу вспомнить тот момент, но… Я не хочу, чтобы он видел меня такой, — я кусаю ногти, спохватываюсь и быстро опускаю руку. — Я могу выслушивать осуждения других парней, «шлюха» и «потаскуха», но я не могу допустить, чтобы мой лучший друг так смотрел на меня. И, может быть, для другой девушки было бы нормально достичь этих точек, но я знала, что для меня моя зависимость прогрессирует до новых крайностей. И я не могла позволить этому случиться.

Она кивает.

— Это хорошо. Значит, твой парень помог тебе понять, что считается безопасным для тебя лично, а что нет?

— Думаю, да.

— И у тебя хватило силы воли остановиться.

Я пожимаю плечами. Я никогда не думала, что у меня есть что-то, кроме надежды. Сила воли — это слишком сильно сказано.

— Думаешь у тебя нет силы воли?

Она должно быть увидела мои колебания и неуверенность. Мое слабое пожатие плечами, наверное, выдало меня.

— Мне не стало лучше, не так ли? — я говорю ей. — Я позволила Ло переспать со мной в сочельник и знала, что ему не следовало этого делать. Я все время мастурбирую и просто выкинула свое порно. Я даже не знаю, как долго это продлится.

— Лили, — говорит она, подвигаясь вперед. Она долго смотрит на меня. — Ты написала здесь, что была моногамна все время, пока укреплялись ваши отношения с Ло. Это достижение, на которое ты можешь претендовать. У меня есть пациенты, которые провели годы с несколькими партнерами, и они все еще борются за то, чтобы оставаться верными. Ты провела те же самые годы с разными мужчинами, и все же ты здесь, говоришь мне, что твоя проблема не в измене, а в навязчивой мастурбации, порнографии и половом акте. Это огромное достижение.

У меня дрожит подбородок. Никто никогда не говорил мне, что я сделала что-то хорошее. Все это время я думала, что сильно подвела Ло, думала, что моя проблема мешает мне помочь ему. Может быть, это все еще так, но доктор Бэннинг говорит мне, что я старалась быть здоровой ради Ло. И мне это в значительной степени удалось.

— О, — бормочу я себе под нос, не в силах подобрать других слов. Я вытираю глаза, прежде чем наворачиваются слезы.

— Ты любишь его, — говорит она мне. — Но ваша ситуация невероятно деликатна. Роуз говорила мне, что он поощрял твою зависимость всю твою жизнь, а ты, в свою очередь, поощряла его.

Я киваю, боль давит на грудь.

— Я собираюсь измениться.

— Хорошо. Чтобы стать здоровыми, вам придется сделать обратное. Вместо того чтобы поощрять зависимости друг друга, вам придется помогать друг другу.

Единственная проблема, которая сейчас стоит у меня на пути, — я не уверена, что Ло захочет вернуться и помочь мне. Что, если он встал на свой собственный путь, который больше не включает меня? Я не стану заставлять его быть частью моей жизни, если он не захочет. Даже если… даже если это немного убьет меня, я сделаю все, что захочет Ло.

Очевидно, до сих пор это было нашей проблемой.

Я понимаю, что это будет не так просто, как кажется.

— Ло был твоим первым сексуальным опытом?

— Что… что вы хотите этим сказать?

— Он был первым, кто прикоснулся к тебе?

Я слегка съеживаюсь, пытаясь вернуть свой мозг к тем ранним воспоминаниям.

— Да… мы… э-э-э… кажется, нам было девять.

Мы играли в «доктора», и я растянулась на кожаном диване в его игровой комнате. Голая, не знающая ничего лучшего, я полагаю. Но, может быть, мы и знали… К девяти годам мы уже немного знали о сексе. Он коснулся моей груди. Я дотронулась до него. А потом я схватила его руку и положила себе между ног. После этого мы разошлись и больше никогда не играли в эту игру. Похоронили этот момент, как будто это была какая-то неловкая история. Я объясняю это доктору Бэннингу. Вкратце.

— Это было по обоюдному согласию?

— Да. Это странно?

— Для детей немного поздновато играть в доктора, — сообщает она мне, — тем более что к этому возрасту у тебя уже есть некоторое представление о сексе или, по крайней мере, о сексуальности. Я бы назвала это экспериментированием. Вам кто-нибудь помешал?

— Никто никогда не входил. Няня Ло была немного не в себе. Она целыми днями сидела на диване и смотрела мыльные оперы. То есть… это не ненормально?

— Если что-то подобное произойдет, будет лучше, если детей поймают, и тогда, надеюсь, родители смогут сесть с ними и объяснить соответствующее поведение. Очень жаль, что у вас не было такого руководства, но я бы не стала слишком зацикливаться на этом. Между девятью и двенадцатью годами сексуальные эксперименты — нормальная часть развития ребенка. Вы с Ло примерно одного возраста, никого из вас не принуждали к этому, так что я бы не сочла это ненормальным.

Я пытаюсь вникнуть в ее слова, прежде чем она задаст следующий вопрос.

— И после этого кто-нибудь еще прикасался к тебе?

Я качаю головой.

— Нет, я часто трогала себя. А потом у меня был секс.

— С Ло?

Я погружаюсь в диван.

— Нет, не с Ло.

Я знала, что придётся говорить о потере девственности — как будто это укрепляло остальные мои гнусные поступки на будущее. Похороненное воспоминание уже всплыло на поверхность за последние пару дней, когда я мысленно пыталась подготовиться к этому обсуждению.

— Мне было тринадцать.

— Он был старше?

— Не на много. Ему было пятнадцать лет, он сын маминой подруги. Я была у него дома на вечеринке по случаю дня рождения его отца. Это было днем, и все в основном оставались снаружи, у бассейна. Ло должен был быть там.

— Почему его не было?

Это воспоминание причиняет мне легкую боль, потому что, если бы планы Ло изменились, я бы, без сомнения, не потеряла девственность в тот день. Но я верю, что все равно пошла бы по этому пути. Даже если мой первый раз не был умопомрачительным, я все равно любила секс. То, как это взрывало мои нервы и потрясало мое тело до предела. Как только я впервые почувствовала его проблеск, я продалась.

— Он не хотел идти на вечеринку. Он хотел найти выпивку и потусоваться у озера. Но Роуз умоляла меня пойти. Она не хотела, чтобы наша мать весь вечер была сосредоточена на ней, поэтому я пошла составить Роуз компанию. И в конце концов я оставила ее, чтобы переспать с каким-то парнем, который уделял мне немного внимания. Мы пошли в его комнату, и что сделано, то сделано, — у меня болит живот, когда я признаю остальное. — Роуз простила меня. Она всегда так делает, но я никогда не смогу простить себя, понимаете? Я ужасный человек, и я убедила себя, что будет лучше, если я не буду вмешиваться ни в чьи жизни. Если я просто останусь в стороне, то они не пострадают из-за меня, и я смогу делать все, что захочу, — я киваю про себя. — Да, вот как все было потом. Но Роуз не легко переносит, когда ее игнорируют. Она никогда не позволяла мне полностью оттолкнуть ее, — я быстро тру глаза.

— А Ло? — спрашивает доктор Бэннинг, не теряя ни секунды. — Что с ним случилось той ночью?

— Я пробралась из своего дома в его. Мы жили через улицу друг от друга, так что это было не так уж трудно. И влезла в его окно. Я нашла его без сознания на кровати. Поэтому я закрыла все его бутылки, пока их не нашел отец, и уложила его под одеяло, — я снова киваю, как будто принимаю воспоминания такими, какими они есть. Болезненное напоминание о наших испорченных отношениях. — На следующий день мы просто вели себя так, будто ничего не случилось.

Она смотрит на меня темными глазами с беспокойством, которого, как мне кажется, не должно быть у психотерапевтов. Оно исчезает, прежде чем она пугает меня еще больше, но я понимаю, что она начинает осознавать, насколько глубоки наши запутанные, грязные, разрушительные отношения на самом деле.

— Как изменились ваши отношения с Ло после того, как ты потеряла девственность?

Я немного ерзаю на стуле, прежде чем говорю: — Ну… мы всегда были друзьями.

Я собираюсь сказать, что ничего не изменилось. Но я не могу заставить себя солгать. После того как я начала заниматься сексом, все изменилось.

— Итак, расскажи мне о своих сексуальных опытах между тем днем, когда ты стала сексуально активной, и сейчас. Как продвигались дела? Особенно с Ло.

У меня голова идет кругом, когда я думаю о восьмом классе и чувствую себя полным дерьмом из-за того, что так рано потеряла девственность. Я никому не говорила об этом в течение нескольких месяцев, и хотя меня зацепило это чувство, какое-то время я отказывалась делать это снова. Слишком боялась уничтожающего чувства вины, которое преследовало меня, как тень. Второй раз это случилось на вечеринке в честь выпускного. Ее организовал школьник из государственной школы. Мы с Ло едва знали их, так что у нас были все необходимые условия для того, чтобы посетит её. Нам обоим нравилась анонимность. С годами в частной школе люди часто объединяли нас вместе из-за нашей дружбы и статуса. Мы были Fizzle и Hale Co., и чем больше они стирали наши личности, тем больше мы цеплялись друг за друга.

Вечеринка была такой же, как и любая другая, за исключением спален наверху. Они были открыты и доступны, как и пятнадцатилетний футболист, которого я встретила. Это было лучше, чем в первый раз, и я придумала теорию, что чем больше я буду стараться, тем будет лучше и лучше.

Я помню, как уходила с вечеринки с Ло на плече. Мы не смогли скрыть тот факт, что он пил от Нолы, но она держала свое мнение при себе и высадила меня у дома Хэйлов. В ту ночь, когда Ло в полусне растянулся на своей постели, я спросила его, девственник ли он.

Я хотела, чтобы он сказал мне нет. Чтобы облегчить мой стыд.

— Я жду, — сонно пробормотал он.

Мои брови нахмурились.

— До брака?

Но он заснул прежде, чем успел ответить, но, думаю, я и так знала.

Он ждал меня.

Я начала заниматься сексом каждые несколько месяцев, ничего серьезного. В основном я проводила время с порно и мастурбацией. Тот день, когда Ло узнал, что я потеряла девственность, даже не был монументальным. Дождливым днём мы вместе читали комиксы, и я пожаловалась, что Хавоку и Поларису нужно просто трахнуться и покончить с этим. Их сексуальное напряжение убивало меня.

Ло посмотрел на меня и из ниоткуда спросил: — У тебя был секс?

Это было, будто кто-то выкачал воздух прямо из моих легких.

— Что? — я пискнула.

Он подтянул колени и пожал плечами, как будто это ничего не значило. Может быть, он просто пытался сделать так, чтобы мне было комфортно.

— Когда мы ходим на вечеринки, ты исчезаешь. А когда мы уезжаем, ты всегда немного другая.

Я не знала, как он отреагирует. А что если он назовет меня шлюхой, вышвырнет меня за то, что я грязная. Но я никогда раньше не лгала ему, и мне была невыносима мысль о том, чтобы начать. Поэтому я выложила все как можно короче. Я не хотела, чтобы он думал, что меня использовали в своих интересах, поэтому постаралась подчеркнуть, что в последнее время я разыскивала большинство парней. Что мне нравится секс.

— А Роуз знает? — спросил он первым делом.

Я покачала головой и сказала, что не хочу никому больше это рассказывать.

— Я умею хранить секреты, — сказал он, но его слова не облегчили панику в моей груди.

Он знает, думала я снова и снова.

Он почувствовал мою тревогу и ободряюще толкнул меня в бок. Его теплые янтарные глаза встретились с моими, немного обеспокоенные, но более понимающие. Я облегченно вздохнула.

— Просто… не могла бы ты давать мне знать, если собираешься делать это на вечеринках? Если кто-то причинит тебе боль…

— Я осторожна.

Его глаза потемнели.

— И все же. Мы заботимся друг о друге. Хорошо?

— Хорошо.

Так я и сделала. Мы наслаждались своими поступками и скрывали свои секреты от других людей. Для всех остальных мы были «Fizzle и Hale Co.». Друг для друга мы были безопасностью, любовью, свободными от осуждения и презрения. В четырнадцать лет Ло потерял девственность.

Со мной.

Одна неряшливая ночь, которую мы похоронили вместе с нашим гедонизмом.

Мы двигались дальше, как всегда, и к шестнадцати годам я уже занималась сексом по крайней мере раз в месяц. В выпускном классе мы стали фальшивой парой, и все снова изменилось. Он поцеловал меня. Я ответила на поцелуй. И я все время верила, что мы притворяемся. Но были времена, когда я сомневалась в этом. Где наша «практика» и поддразнивание превращались в греховные прикосновения. Больше, чем следовало бы.

Когда я уехала в колледж, я не могла продержаться больше недели без какой-либо разрядки и часами тратила время на порно. Жить вдали от родителей стало моим проклятием.

Все обострилось, мои ритуалы начинались на рассвете и заканчивались в сумерках. Навязчивая идея, которая вторгалась в мой сон, в мои мечты, в мое всё. Это поглотило меня целиком, как какой-то бешеный зверь.

Может быть, мы с Ло и поощряли зависимости друг друга годами, но я точно знаю, что была бы на углу улицы или еще хуже, если бы Ло не был со мной. Всякий раз, когда мне казалось, что я падаю в бездну, я шла к нему. Поговорить. Ни о чем на самом деле. Его общество было моей спасительной благодатью.

У меня пересыхает во рту, когда я заканчиваю рассказывать историю своей жизни. Я чувствую себя изрезанной и опустошенной и действительно не могу поверить, что выпустила все это наружу, как какой-то эмоциональный поток. Доктор Бэннинг смотрит на меня с выражением, которое я не могу оценить, но она, должно быть, думает, что я сломлена без права на починку. Наши созависимые отношения начались еще в детстве, и хотя мы причиняли друг другу боль, мы также были единственной реальной системой поддержки в течение стольких лет. Как это исправить, при этом не повредив?

— Вы передумали? — спрашиваю я ее. — Вы думаете, что мы не должны быть вместе?

Доктор Бэннинг постукивает ручкой по блокноту.

— Нет. Я просто думаю, что вам обоим еще многое нужно проработать. И, надеюсь, мы достигнем этой точки. Я хочу, чтобы ты раскрыла источник этой зависимости, Лили, и, может быть, я смогу помочь тебе добраться туда вовремя.

Она говорит мне, что, возможно, есть ответ, но я не получу его в ближайшее время. Я могу подождать.

— Я просто… хочу знать, чего мне следует ожидать. Вы собираетесь выписать мне лекарство? Мне нужно пройти двенадцатиступенчатую программу или что-то в этом роде?

Доктор Бэннинг качает головой.

— Никаких лекарств. Таблетки не решат твою проблему.

— Но… Я не могу спать…

Ночи ужасны. Все, чего я хочу — это оргазма, почувствовать это освобождение, этот кайф, и если я не приму снотворное, то как же я буду отдыхать?

— Прямо сейчас у тебя дисбаланс в уровне окситоцина. При компульсивных оргазмах ты компенсируешь химические вещества в своем теле. Вот почему ты проходишь через ломку. Очень важно, чтобы химические вещества восстановили нормальный баланс. Ты сможешь лучше справляться и бороться с сексуальными влечениями. Лекарства только замаскируют проблему.

Я пытаюсь осмыслить ее слова, и моя голова начинает уплывать.

— А когда мне грустно? Когда Ло отсутствует, я чувствую такое сильное давление в своей груди. Я всегда слышала о депрессии, но никогда не понимала, насколько она может быть изнурительной. Иногда мне просто хочется заснуть и никогда не просыпаться.

— Я могу выписать тебе рецепт, — говорит она мне. — Но я бы предпочла, чтобы ты не принимала никаких антидепрессантов. Как я уже сказала, химические вещества в твоём теле нуждаются в перестройке. Они были вне потока, вероятно, уже давно. Так что, стоит ли тебе проходить двенадцатиступенчатую программу? Нет.

Я хмурюсь.

— Но Ло…

— Ты не алкоголичка, — говорит она мне. — Цель двенадцатиступенчатой программы — полностью исключить зависимость из жизни зависимого. Для сексоголиков это неосуществимо. Секс — это часть природы. Алкоголь — нет. Ваша сестра знала об этом, и именно поэтому она не хотела, чтобы вы шли в лечебное учреждение, которое продвигало двенадцатиступенчатую программу лечения сексуальной зависимости. Постоянное воздержание не будет ответом. Близость с вашим партнером — вот к чему мы будем стремиться.

Близость с вашим партнером.

— Значит, Ло…

Она кивает, словно читает мои мысли.

— Когда он вернется из реабилитационного центра, он сыграет важную роль в твоем выздоровлении. Мне бы очень хотелось, чтобы он сопровождал тебя на некоторые сеансах.

Я краснею.

— Не уверена, что он захочет это сделать…

— Судя по тому, что рассказала мне Роуз, он готов сделать для тебя все, что угодно, — она смотрит на часы. — На сегодня все. Я тебя напугала?

Я качаю головой.

— Нет… На самом деле, впервые я чувствую, что куда-то направляюсь.

И я знаю, что это хорошее место.

Глава девятая

После еще нескольких дней, заполненных занятиями, терапией и одиночеством, наступают зимние каникулы. И каждый год с зимними каникулами наступает день рождения Дэйзи. Наша мать спросила ее, какую вечеринку на Сладкие 16 она хочет, и она решила прокатиться на яхте вокруг Акапулько и Пуэрто-Вальярты, Мексика. Саманта Кэллоуэй почти сразу же отказалась от этой идеи. Не потому, что это слишком роскошно, а потому, что в среду у нее особый бранч со своими теннисистками, который она не пропустит. Дэйзи просила о дне рождения длиной в неделю, а не только на одну ночь.

У нашего отца деловая встреча, так что он тоже не сможет приехать. Но я вмешалась и сказала матери, что буду сопровождать ее. После звонка Ло я чувствую себя лучше и хочу проверить себя — посмотреть, смогу ли я удержаться от того, чтобы что-то сделать с официантом. Я знаю, что могу, и я готова испытать эту личную победу. Даже Доктор Бэннинг подумала, что это хорошая идея.

Моя мать была более чем довольна этими условиями, но Роуз — нет. Все выходные у нее соревнования по Академическому Кубку. У Коннора тоже. Ее решение? Брюнет, всезнайка, звезда бега.

Райк.

Он даже зашел так далеко, что лично спросил Дэйзи, может ли он присоединиться к ее вечеринке, потому что мне понадобится помощь. Я была там, когда она сказала ему, что если он сможет справиться с яхтой, полной эстрогена, она не будет его останавливать.

Он подавился сухим смехом и сказал: — Я думаю, со мной будет всё нормально.

Она сверкнула такой же натянутой улыбкой.

— Просто предупреждаю тебя.

Дэйзи пригласила двадцать своих самых близких подруг из частной школы, которые, похоже, привыкли получать то, что хотят. Он должен быть напуган.

После рейса в порт я жду на причале, пока стюарды забирают наш багаж, чтобы доставить на яхту. Шестнадцатилетние девочки выходят из двух лимузинов, поправляют солнцезащитные очки Chanel и снова наносят блеск на губы, чтобы противостоять дневному свету. В джинсовых шортах и коротком топе я чувствую себя немного недоодетой. Эти девушки выглядят так, словно сели на пит-стоп в Лос-Анджелесе и отправились за покупками: длинные развевающиеся юбки и обтягивающие топы-бандо с дизайнерскими сумками, висящими на сгибе рук.

Они возвращают меня в мои школьные годы. Я проводила большую часть своего времени, избегая таких девушек, слишком боясь того, что меня заклеймят, если моя тайна будет раскрыта. Ло был моим единственным другом, и в результате я немного неумелая в обществе, когда дело касается девушек. Эта поездка будет потрясающей. Мне просто нужно напомнить себе, что я на четыре года старше. И даже если они заставляют меня чувствовать себя маленьким моллюском… Я — сияющая морская звезда. Э-э… Мне серьезно нужно придумать усилители уверенности получше.

Дэйзи выделяется среди своих подруг ростом 180 см. Заметив меня, она машет рукой, и ее взгляд скользит по красивому двадцатидвухлетнему парню рядом со мной. Райк одет в черные Ray Ban Wayfarers и опирается рукой на стойку дока с такой уверенной небрежностью, что остальные девушки начинают оглядываться, разглядывая обтянутые кожей мышцы его бицепса и рельеф, видимый сквозь зеленую майку. Это похоже на стадо львиц, выслеживающих свою добычу.

Я шлепаю его по животу, костяшки пальцев ударяются о твердость его пресса.

Его бровь изгибается, как будто я сошла с ума.

— Какого хрена.

Я стряхиваю руку.

— Прекрати это делать.

— Я просто стою здесь.

Это будет долгое путешествие.

— Не стой так.

— Например, как? Серьезно, как, блядь, я должен стоять? — он вскидывает руки вверх.

— Я не знаю, — восклицаю я, оглядываясь на девушек. — Не облокачивайся на вещи. Это выглядит сексуально.

— Я даже не собираюсь спрашивать, как это возможно. Кроме того, тебе все кажется сексуальным, — напоминает он мне.

— Они могут выглядеть как мои ровесники, но всем им по шестнадцать.

Он оглядывается на девушек, которые все еще оценивающе смотрят на него издалека.

— Да что ты говоришь. И дай угадаю, ты думаешь, что я собираюсь переспать с одной из них. Я — это не ты, Лили.

Ладно, это жалит.

— Большинство парней пошли бы на это, — защищаюсь я. — Они милые девушки, а мужчины обычно думают своим нижним мозгом. Я просто говорю об этом твоему члену на случай, если у него другие планы.

— Оставь мой член в покое, — огрызается он. — И пока ты этим занимаешься, оставь свое сексистское отношение на берегу.

Может быть, я действительно обобщила все мужское население как возбужденное, но я немного нервничаю. В последний раз, когда я была на судне, я чуть не разрушила свою дружбу с Ло, а потом у меня сложились настоящие отношения.

Я думаю, что яхты — мои враги. Они сводят меня с ума.

Я открываю рот, собираясь сказать ему об этом, но Райк обрывает меня:

— Соберись, Кэллоуэй.

Он прав. Я делаю глубокий вдох и готовлюсь к худшему. Я могу это сделать. Это всего лишь неделя.

Я внутренне смеюсь. Да. Конечно.

Глава десятая

Пока главный стюард устраивает девушкам краткую экскурсию по яхте, мы с Райком находим зону отдыха с тенистым навесом. Я сажусь на диван, пока официант приносит нам свежий апельсиновый сок. В рамках маршрута моя мать велела официантам не брать с собой на борт алкоголь. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы одна из девушек свалилась через перила и утонула в пьяном угаре.

— Почему ты не рассказал мне о Ло? — наконец спрашиваю я. — Вы с ним общались. Он сказал, что ты действительно видел его, — скрытая правда не причиняет такой боли, как я думала. Райк стабилен. Он нужен Ло. Я могу это понять.

Райк закидывает ноги на кофейный столик, а я поджимаю под себя ноги на уличном диване, держа подушку на коленях.

— Я не хотел тебе говорить, потому что ты начала бы приставать ко мне с расспросами, как это делает Ло. Весь смысл разделения в том, чтобы вы могли сосредоточиться на себе. Если вы постоянно будете беспокоится друг о друге, то этого не произойдет.

Все это время я думала, что Райк прав на сто процентов. Но доктор Бэннинг сказала, что решение для меня — это не воздержание от секса, а скорее сосредоточенность на близости. А близость с моим партнером на самом деле требует моего партнера. По затянувшемуся расстоянию я могу сказать, что она боится, что я вернусь к порно, мастурбации или, что еще хуже, к другим мужчинам, чтобы заполнить пустоту. Этого не произойдёт. Она сказала, что у меня есть сила воли, и я пытаюсь проявить ее в полной мере, пока его нет. И если он не захочет возвращаться ко мне, что ж… Я также стараюсь не думать об этом.

Я размешиваю вишню в своем соке.

— Ты мне не доверяешь, да? Вот почему ты здесь.

Райк вытягивает руки на спинке дивана, его мышцы напрягаются сильнее, чем раньше. Выглядит, будто он владелец этой проклятой яхты. Как мне обрести такую уверенность? Хотела бы я, чтобы это передалось и мне. Но если подумать… Может быть, и нет. Это означало бы, что мне пришлось бы физически приблизиться к нему.

— Честно говоря, я беспокоюсь о тебе. Я надеюсь, что если у тебя случится какая-нибудь паническая атака, я буду здесь.

— Потому что ты обещал Ло присмотреть за мной, пока его не будет, — киваю я. — Извини, если я мешаю тебе провести зимние каникулы получше. И вообще, что ты собирался делать?

— Я получил приглашение покататься на сноуборде в Аспене с друзьями, но я уже отказался от него, прежде чем Роуз позвонила мне.

Я хмурюсь.

— Почему?

— Я планировал заняться скалолазанием, а мои друзья не лазают, так что… — он пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

Я все еще застряла на теме «скалолазания».

— Ты скалолаз?

— С шести лет. Мне нравилось в нем все, и я часами проводил время в закрытых тренажерных залах для скалолазания. Помню, я умолял маму отпустить меня перед школой, и провёл там весь день, а как только прозвенел звонок об окончании занятий я пошёл домой. Моя мать ненавидит это, поэтому она отправила меня заниматься легкой атлетикой, чтобы посмотреть, остановлюсь ли я, но я этого не сделал. Вместо этого я нашел две вещи, которые люблю, вместо одной. Она была в восторге, когда я сказал ей, что на этой неделе изменил свои планы.

— Ты лазишь по настоящим горам? — я прищуриваюсь, пытаясь представить его запряженным и болтающимся на каменной плите.

— Да, Лили, я лазаю по горам, — он качает головой, как будто это такой глупый вопрос.

— Что? Ты мог бы проводить целые дни в спортзале.

— Мне было бы скучно, — говорит он. — Я так много лазил, что постоянно подталкивал себя к чему-то новому и сложному. Вот в чем должно было заключаться мое путешествие. Я собирался поехать на свободное соло-восхождение на Хаф-Доум в Йосемити. Я уже пару раз лазил на «Эль-Капитане» в одном и том же Национальном парке, но никогда на Хаф-Доум.

Я понятия не имею, что это за горы и как они выглядят, но если он лазает с шести лет и так много часов подряд, то, должно быть, очень хорош.

— Моя мать волновалась из-за этого в течение последнего месяца, но погода в Калифорнии все равно оказалась плохой. Мне пришлось бы перенести своё путешествие, даже если бы я не приехал сюда.

Если бы у меня был сын, я бы тоже сходила с ума.

— А что такое свободное соло-восхождение?

Я имею в виду, очевидно, что соло влечет за собой одиночество, что звучит достаточно опасно. Если бы у меня хватило смелости взобраться на гору, я бы хотела, чтобы кто-нибудь там поймал меня, если я упаду.

— Никаких веревок, — говорит он мне. — Только я, гора и немного мела.

Мой рот медленно отвисает.

— Что… это значит… если ты… нет, — я качаю головой, представляя, как Райк теряет хватку и шлепается на твердую землю. — Зачем тебе это нужно? — я замираю в раздумье. — Это из-за выброса адреналина?

Он качает головой.

— Нет, все меня об этом спрашивают, но у меня нет такого чувства, как во время бега. Если ты испытываешь прилив адреналина во время восхождения, это, вероятно, означает, что ты падаешь с горы. Когда ты чувствуешь страх, твоя грудь сжимается, и ты, вероятно, поскользнёшься и умрёшь.

Я разеваю рот.

— Ты серьезно? Ты не боишься? Ни капельки? Как это возможно?

— Нет, — говорит он мне. — Ты должен быть спокоен, и мне нравится поднимать ставки и пытаться их преодолеть. Как я уже сказал, это вызов.

Я смотрю на него, как на инопланетянина, но думаю, что многие люди занимаются свободным соло-восхождением, а может, и нет.

— И много людей умирает, лазая без страховки?

— Может быть, чуть меньше половины тех, кто занимается соло-восхождением, — он снова пожимает плечами.

— Ты сумасшедший.

Он улыбается.

— Мне так мама говорит.

Группа девушек внезапно просачивается на палубу в купальниках разных оттенков и фасонов. Большинство из них — стринговые бикини, но я вижу несколько вырезанных цельных частей, которые обнажают бедра и нижнюю часть спины. Половина девушек бегут к мягким креслам на солнечной палубе, пытаясь бороться за те, что лучше освещены. Несколько человек пробираются в нашу зону и плюхаются на сиденья вокруг нас с Райком.

Я встречала большинство девочек раньше, так как большинство росло с Дэйзи с дошкольного возраста, но я не могу вспомнить и половины их имен. Рыжеватая блондинка со светлой кожей и легким слоем веснушек — лучшая подруга Дэйзи: Клео. А еще есть Харпер, коренная американка в бикини с черными шипами. Я не могу вспомнить третью девушку, которая сидит с нами. Она уже так загорела, что еще чуть-чуть солнца может вызвать у нее мгновенный рак кожи. Она также нанесла ярко-розовый блеск для губ, который сочетается с ее неоново-синим бикини, готовым быть вставленным в клип Кэти Перри.

Дэйзи придвигается ближе ко мне на диване. Я замечаю, что на ней бикини-стринги с тоннами многослойных бретелек темно-зеленого цвета в тон ее глазам.

— Нам нужно перекусить. Я умираю с голоду.

По команде официантка в белой рубашке и черных брюках отходит от раздвижной стеклянной двери. Она протягивает Дэйзи меню с кучей пунктов, и внизу строчка гласит: Если этого нет в меню, спросите нас, и мы сможем это сделать.

— Я хочу шоколад, — говорит Клео официантке. — Как насчет… клубники в шоколаде?

Официантка кивает.

— Что-нибудь еще?

— Я не могу есть шоколад… так что… — напевает себе под нос Дэйзи, водя пальцем по меню. Ее черты постепенно темнеют, как будто она разочарована тем, что она может и не может есть.

Я практически чувствую, как Райк кипит рядом со мной. Но ему нужно захлопнуть свою варежку. Она не хочет шоколад, и он не должен давить на нее, чтобы она съела его, как он сделал это на мероприятии Fizzle.

У меня действительно есть некоторое сестринское влияние, и я знаю, что есть некоторые продукты, которые будут полезны для нее. Я наклоняюсь ближе и указываю на сэндвич с тунцом.

— Это здорово.

— Мама запретила майонез, — тихо говорит она.

— Ну, мамы здесь нет.

Господи, моя мать где-то серьезно переступила черту. Сегодня день рождения Дэйзи. Неужели она думает, что та также не будет есть торт? Это святотатство.

Дэйзи долго смотрит куда-то вдаль, без сомнения думая о последствиях обмана. У нее уже размер XS в 180 см роста, что чертовски безумно, но пока индустрия высокой моды не перестанет искать таких девушек, я не думаю, что моя мать поменяется.

— Возьми этот гребаный сэндвич, — говорит ей Райк. — Ты сожжешь его, плавая.

— Не бери тунца, — внезапно говорит Клео. — У тебя изо рта будет вонять.

— Да, я ненавижу этот запах, — соглашается Харпер.

Мне уже хочется их придушить.

Дэйзи напрягается от всех голосов. Она возвращает меню официантке.

— Спасибо, я возьму тунца. Моим друзьям придется иметь дело с этим запахом, — она бросает взгляд на Клео. — В конце концов, у меня день рождения.

Клео пожимает плечами.

— Просто пытаюсь предупредить тебя. А что, если мы встретим какого-нибудь горячего местного парня? Ты напугаешь его неприятным запахом изо рта.

Боже, они уже планируют цеплять парней. Это просто превратилось из слегка забавного в ужасающее. Надеюсь, я смогу справиться с ними. Пожалуйста, дайте мне экипировку.

— Даже лучше, — говорит Дэйзи. — Этот парень подбежит к тебе. Видишь, я оказала тебе услугу.

Клео поджимает губы и медленно переводит взгляд на меня.

— Итак, Лили…

Я беру себя в руки.

— …как ты стала такой худой? У тебя что, 2XS?

Отлично, она задает мне вопрос, на который я не знаю, как ответить. Правда в том, что я трачу больше времени на секс, чем на заботу о себе. В свою защиту скажу, что я невысокого роста. Если Дэйзи станет размера 2XS, она исчезнет и ее придется госпитализировать.

— Она всегда была очень худой, — непринужденно отвечает за меня Дэйзи.

— Знаешь, я никогда не могла сказать, нравятся ли парням тощие девушки размера 2XS, — говорит Клео с фальшивой вежливостью. С таким же успехом она могла бы сказать «изможденная» вместо «тощая». Она должна знать, что ее слова за гранью грубости.

Ее красивые голубые глаза вспыхивают на Райка, который притворяется, что занят просмотром баскетбольного матча по висящему телевизору.

— Верно, Райк?

Его глаза остаются прикованными к экрану, когда он подтверждает простым «Да».

Клео цепляется за это слово, как за наживку.

— Тебе нравятся девушки размера 2XS?

Это так чертовски неловко! Я неловко ерзаю на стуле, и Дэйзи издает долгий раздраженный вздох.

— Клео…

— Что? — говорит Клео, небрежно пожимая плечами. — Мне просто нужен мужской взгляд на ситуацию. У меня есть только младшие сестры, ясно? Мне любопытно.

Райк слегка поворачивается, его взгляд по-прежнему скрыт за очками.

— Мой брат любит ее, так что, очевидно, некоторым парням нравятся худые девушки. У каждого свои предпочтения.

Харпер вмешивается с излишним рвением.

— А у тебя какая?

Я представляю, как он сейчас закатывает глаза. Чёрт бы побрал его солнцезащитные очки, я бы действительно хотела увидеть, как он сломается перед несколькими девушками. Как он собирается справиться со всеми двадцатью вместе взятыми?

Он не пропускает ни одного удара.

— Мне нравятся женщины. Большая грудь, соблазнительная талия, задница, которую я могу схватить.

Он держится уверенно, не дрогнув. Я съеживаюсь внутри и слегка ошеломлена тем, что он вообще ответил. Подруги Дэйзи оглядываются друг на друга, понимая, что у всех у них крошечные бедра, приличного размера сиськи и никакой попы.

Дэйзи некоторое время изучающе смотрит на Райка, а потом спрашивает:

— Насколько большая грудь?

О Боже.

— Как насчет того, чтобы сменить тему? — говорю я.

— Большая, — отвечает Райк.

— Тебе также нравится их трогать? — Дэйзи пытается. Ее подруги буквально ахают вслух.

Губы Райка дергаются, но он сдерживает, как мне кажется, улыбку. Я рада, что он находит это забавным. А я — нет. Будь здесь Ло, он наорал бы на брата за то, что тот флиртует с шестнадцатилетней девчонкой. Вот что делает Райк. Даже если его намерения состоят в том, чтобы затеять спор или поставить кого-то в неловкое положение, это выглядит как флирт.

— Только если я слышу, как стонет женщина.

— Райк! — кричу я ему. Я произношу без звука, Хватит. Мои глаза расширяются, чтобы подчеркнуть суровость. Я знаю, что он не намеренно пытается флиртовать в ответ, но он вот-вот пересечет черту. И я подозреваю, что он знает о ее существовании и что он пересёк уже много таких черт в своей жизни. Может быть, он думает, что традиционные правила к нему неприменимы. А может быть, ему просто все равно.

Дэйзи открывает рот, чтобы что-то сказать в ответ, но он обрывает ее: — Вот вам и мнение мужчины.

Он снова поворачивается к телевизору, закрываясь от девушек.

Но Клео еще не закончила изводить меня.

— Насчет Лорена Хэйла, он в реабилитационном центре, верно? Мои родители получили известие от друзей семьи, — она кивает девушке «Кэти Перри». — Ты помнишь Грету? Ее родители нашли десятицентовик кокаина, и ее отправили в реабилитационный центр. Как будто они не понимают, что мы молоды и хотим повеселиться. Они уже делали это раньше.

— Да, — говорит Кэти. — Это так лицемерно.

Меня бесит, что они сравнивают Ло с подростком, который валяет дурака. Конечно, именно так все и начиналось, но его проблема превысила небольшую дозу подросткового бунта. Нет ничего постыдного в том, что он находится в реабилитационном центре. Это, как сказал мой отец… заслуживает уважения.

— Он сам решил поехать, — защищаю я своего парня, жар в моих глазах нарастает. — Он хочет получить помощь.

Это лучшее место, чем то, где мы были раньше.

В зоне отдыха воцаряется неловкое молчание, и Клео сжимает губы, избегая моего прищуренного взгляда. К счастью, закуски шествуют на подносе, спасая меня от напряженной ситуация. Девушки снова начинают болтать, и я смотрю на Райка. Он одобрительно кивает мне, и это значит для меня больше, чем я когда-нибудь покажу. Я хочу сделать это правильно. Я хочу быть сильной и бороться, а быть на этом судне — большой шаг.

В последний раз, когда я была здесь, я была в полном беспорядке. Это мой второй шанс.

Дэйзи хватает свой сэндвич, и ее длинные волосы прилипают к тунцу, который вылезает с боков. Она плюхает сэндвич обратно на поднос и салфеткой вытирает пряди.

— Ненавижу свои волосы, — бормочет она себе под нос.

— Ты когда-нибудь слышала о «конском хвосте»? — говорит ей Райк. Его враждебность не помогает. После Нового года я поняла, что ее «фирменная черта» вызывает у неё неуверенность в себе.

— Ага, — огрызается Дэйзи, — хочешь, я завяжу твои волосы в хвост?

Клео качает головой.

— У него недостаточно волос для этого, — она кусает клубнику.

— Ты всегда можешь сделать очень маленькие по всей его голове, — вмешивается Харпер.

Райк не сводит глаз с Дэйзи.

— Ты не должна жаловаться на то, что можешь изменить.

Губы Дэйзи плотно сжимаются. Она снимает резинку с запястья и разделяет свои длинные локоны на три части, легко заплетая их в косу.

— Счастлив? — она огрызается в ответ.

— Только если ты счастлива, — говорит он. — Это не мои волосы.

Он возвращается к своему баскетбольному матчу, где по праву должен оставаться. Он делает меня параноиком. Я не хочу, чтобы моя сестра привязалась к нему или думала, что он уделяет ей внимание по неправильным причинам.

Клео, скрестив ноги, сидит на пуфике лицом к нам. Ее светло-голубое бикини сливается с ее светлой кожей.

— Ты не собираешься купаться? — спрашивает она меня. — Где твой купальник?

— Я собираюсь надеть его позже.

Хотя мне совсем не хочется плавать с друзьями Дэйзи. От пристального взгляда Клео я получила ожог третьей степени. Я ей не нравлюсь. Ее ненависть может быть связана с чем угодно — например, с тем фактом, что я единственная, кто взял с собой парня, или с тем, что я на четыре года старше, — поэтому я стараюсь не тратить время на расспросы.

— А как насчет тебя? — спрашивает Кэти, придвигаясь ближе к Райку на диване. — Ты поплаваешь с нами?

Ее длинные ресницы скользят по изгибам его тела, по углам его мышц, которые так превосходно сокращаются. Конечно, он лазает по скалам. Его мышцы кричат: «Я взбираюсь на горы!», а не просто «Я дохера много бегаю!» Я должна была догадаться. Глупая я.

— Сначала я закончу смотреть эту игру.

Его голос напрягается, и он сидит еще более напряженно, чем раньше.

Я хочу рассмеяться, но не могу, потому что краем глаза вижу, как Харпер, сидящая на другом пуфике, достает дорожную бутылку водки и выливает содержимое в свой безалкогольный дайкири.

— Что ты делаешь?

Мои брови сдвигаются. Она это серьезно? Я сижу прямо здесь. Разве я не настолько угрожающе выгляжу? Моя мать специально запретила употреблять алкоголь. Они все услышали ее предупреждение, прежде чем она отправила их в лимузин.

— Может, твой парень и алкоголик, но я — нет, — сухо улыбается Харпер.

— Харпер, это чертовски грубо, — говорит Клео таким претенциозным тоном, что кажется… ну, не таким уж чертовски грубым.

Я больше не могу этого выносить.

— Пойду надену купальник.

Я вскакиваю со своего места, и Райк, к моему удивлению, следует моему примеру.

Дэйзи одними губами извиняется, когда мы заходим внутрь. Я пожимаю плечами, пытаясь сказать ей, что все в порядке, но мои нервы все еще вибрируют не только от разочарования, но и от сильной тревоги. Райк закрывает за нами раздвижную стеклянную дверь.

— Боишься оставаться с ними наедине? — спрашиваю я.

— Я больше боюсь, что ты останешься одна, — говорит он мне.

Ох. Он совершенно не доверяет в меня.

— Со мной все будет в порядке. Нам надо надеть купальники.

— Конечно.

Мы направляемся в наши спальни, и мне удается держаться на безопасном расстоянии от всех мужчин-официантов. Если Ло осуждают из-за того, что он находится в реабилитационном центре из-за алкоголизма, как бы люди отреагировали на реабилитацию от сексуальной зависимости? Я даже представить себе не могу. Может быть, это и хорошо, что стационарные организации в любом случае оказались для меня провалом. Мне бы не хотелось позорить свою семью новостью о том, что их дочь или сестра — какая-то ненормальная.

Я закрываю дверь в свою спальню, одну из самых больших, с роскошным золотым и меховым покрывалом и комодом с гранитной столешницей. У правой стены стоит викторианский кремовый шезлонг, на стёганных подушках расшитые золотом чехлы.

Я надеваю свое простое черное бикини и расчесываю пальцами свои короткие волосы, прежде чем быстро взглянуть в зеркало. Если я делаю глубокий вдох, мои ребра выпирают наружу. Я чувствую себя подавленной, и чтобы побороть эту угасающую эмоцию, я обычно прыгаю на кровать и нахожу порно для просмотра. Мастурбирую, пока все не растворится в блаженстве.

Все должно измениться, напоминаю я себе. Поэтому я отступаю от кровати и перестаю теребить пальцы.

Раздается стук в мою дверь.

— Ты голая? — спрашивает Райк.

— Нет?

Он входит.

— Ты в порядке?

Я сглатываю комок в горле. Жаль, что здесь нет Ло. Он заставил бы меня чувствовать себя лучше. Может быть, даже не сексом. Он просто бы улыбался, целовал меня, говорил, что я красивая, и говорил: «К черту их». Потому что в конце концов мы были единственным, что имело значение друг для друга. Все, что мне было нужно, это он.

— Я ненавижу людей, — выпаливаю я.

Мы с Ло избегали всего мира, потому что боялись насмешек. О том, как люди будут воспринимать нас. Мы создали пузырь вокруг себя, наполняя его ложью и страданием, пока он в конце концов не лопнул.

— Значит, теперь ты обобщаешь весь мир из-за трех злобных девчонок? — он берет с комода украшение в виде парусника, переворачивая его во время разговора. — Четырех, если ты хочешь включить сюда свою провоцирующую сестру.

— Я много преувеличиваю, — говорю я ему. — А если кто и провоцирует, так это ты.

Райк издает долгий сухой смешок.

— Это забавно, учитывая, что твой парень в десять раз хуже со своими высказываниями. Если кто-то и может заглянуть в чью-то душу, так это он… И, возможно, мой отец, но это уже другая история, не так ли? — его губы складываются в страдальческую улыбку.

— Значит ты не причиняешь людям вреда своими словами? — спрашиваю я, подняв брови.

— Хочешь знать, в чем разница между мной и Ло? — спрашивает Райк, опершись локтями на мой комод, небрежно и по-идиотски одновременно.

— Конечно.

— Ты помнишь вечеринку в честь Хэллоуина? Ло украл из дома спиртное и едва ли признался, что пил его. Прежде чем ты вышла туда, он потратил около пяти минут, рассказывая им обо всех причинах, по которым они были полными гребаными идиотами. Это было даже близко не смешно, особенно когда он сказал Мэтту, что такие парни, как он, ничего не стоят в жизни. Что они будут принимать дерьмо и есть его, пока не умрут. Это было безжалостно и жестоко.

У меня болит грудь, потому что я верю каждому слову Райка. Я слышала, как Ло доводил людей в частной школе до слез, но не потому, что ему от этого становилось лучше, а потому, что они причиняли ему боль первыми, и это было его величайшим оружием защиты.

— Иногда он уходит, — говорю я тихим голосом. — Он не всегда такой.

Я защищаю его, потому что его здесь нет для того, чтобы говорить за себя. И то, что я сказала, тоже отчасти правда. Ло знает, когда нужно уйти. Как в первый раз, когда мы были в The Blue Room. Если кто-то будет приставать к нему в ответ, он не будет стоять там и терпеть это долго. Он слишком привык к словесным оскорблениям, и я думаю, что он не хотел бы быть ослабленным и опустошенным ими. Он предпочел бы просто убраться с этого гребаного пути.

— Ладно, — говорит Райк, — но в контексте вечеринки в честь Хэллоуина он этого не сделал.

— И что бы ты сделал, Райк? Не украл бы спиртное? Не затеял драку? Поздравляю.

От пересказа прошлого у меня во рту появляется горький привкус. Мы не можем изменить это событие. Разговоры об этом раздражают мою кожу.

— Я бы его ударил, — непринужденно говорит Райк. — Я бы дал этому маленькому говнюку по морде. Вот в чем, блядь, разница.

Он выпрямляется, и моя челюсть медленно разжимается, не ожидая этого.

— Ты не похож на бойца.

— Нет? — говорит Райк, и в его глазах пульсирует что-то свирепое. — Если кто-то поливает меня говном, я не собираюсь стоять там и мириться с этим. Может быть, Ло и был беззащитен всю свою жизнь, но я — нет.

— А потом что? На той вечеринке было бы четыре на одного. Тебе бы надрали задницу.

— Я никогда не говорил, что это будет правильно, — он пожимает плечами. — Это ошибка, просто другого рода.

Его ошибка. И ошибка Ло. Я понимаю, что ни то, ни другое не лучше и не хуже. Их несхожее воспитание заставляет их реагировать на ситуации противоположным образом. Вот что он мне говорит.

Это также делает меня невероятно грустной. Потому что он практически признался, что пострадал не меньше своего брата. Я представляю, как его кулак летит в лицо Мэтту, прежде чем он извергает ужасные слова, импульсивные и дерзкие.

Только это другой вид повреждений.

Как он и сказал.

Глава одиннадцатая

Я плыву на желтом плавательном круге в кристально голубом океане. Девочки, Дэйзи и даже Райк отдыхают на своих ярко раскрашенных кругах, каждое круглое плавучее устройство связано вместе веревкой, чтобы нас не унесло течением от судна или друг от друга. Я ловлю Харпер, потягивающую из другой мини-бутылки алкоголя, которую она протащила на яхту.

Боже милостивый, пожалуйста, не дай одной из подруг моей младшей сестры утонуть на дне океана, потому что они так чертовски пьяны. Спасибо.

Первые пять минут было действительно весело. Я вздремнула, слушая музыку из лодочных динамиков, и мои ноги скользили по прохладной воде.

Однако через пять минут девочки становятся такими чертовски беспокойными, что их крики и пронзительные голоса режут мне барабанные перепонки и будят меня.

— Боже мой! Что-то коснулось меня. Это была акула?!

Кэти испуганно вскрикивает. Она вцепляется в круг Райка, и он чуть не падает в воду. Ее ладонь ложится на его голый пресс, чтобы поймать себя, но ясно, что ее хваткие руки не случайны. Она разглядывала его точеные мышцы с тех пор, как он вышел на палубу с таким видом, словно строил ее голыми руками. Это слегка бесит… и к тому же пугающе точно.

— Расслабься, — говорит ей Дэйзи. — Наверное, это была просто рыба.

Райк пытается высвободиться из ее объятий, но она вцепляется в его бицепс, в панике переводя взгляд с него на воду, в двух секундах от того, чтобы закричать: — Спаси меня!

Он осторожно снимает ее пальцы со своей руки.

— Думаю, ты выживешь.

— О… да. Верно.

Она поднимает подбородок и откидывается на свой розовый круг.

Райк отцепляет свой зеленый плавательный круг и гребет одной рукой к моей одинокой веревке на конце. Он прикрепляется к ней и натягивает свои Wayfarers обратно на глаза.

— Ловко, — шепчу я ему.

— Вот как это делается, — соглашается он.

Я закатываю глаза и погружаюсь обратно в свой круг, моя задница скользит по воде под ней. Я готова ко второму сну. Вздремнуть — это здорово. Когда я сплю, у меня едва хватает сил выпрыгнуть из воды, пойти в свою комнату и совершить какие-нибудь действия любви к себе.

— Серьезно, это вообще возможно? — с любопытством спросила девушка. Теперь мне стало любопытно.

Я внимательно слушаю.

— Клянусь жизнью, было четыре пальца, — говорит Кэти. — У меня потом всё болело.

Чтоооооо?

Я бросаю быстрый взгляд на Райка, но из-за его темных очков не могу понять, слышит ли он то, что слышу меня. Пальцы. Болит. Это было с сексуальным подтекстом. Я знаю, что дело не только в моем извращенном уме.

— Но как он мог это сделать? Я имею в виду, как они поместились?

— Они бы не поместились, — добавляет другая девушка. — Я определенно тебе не верю.

Дэйзи остается спокойной в середине группы, пиная ногами спокойный океан.

— Давай спросим Лили, — предлагает Клео. — Она старше, и у нее есть парень. Я уверена, что она бы знала. Лили!

Ближайшая девушка брызгает воду мне на грудь, и я колеблюсь, прежде чем повернуться лицом к веренице девушек. Я очень, очень не хочу говорить о сексе с друзьями Дэйзи. Вся эта поездка была посвящена тому, чтобы не думать о сексе, и все же он все еще окружает меня, даже когда я не навлекаю его на себя.

Харпер, находящаяся ближе всех ко мне, объясняет их спор.

— Кэти говорит, что ее «парень», — она использует воздушные кавычки. — Засунул в нее четыре пальца. Разве это возможно?

Я немного ерзаю, мой круг врезается в невозмутимого Райка, который смотрит в небо, загорая во время этого фиаско. Пока я здесь, уже готовая через две секунды отстегнуть свой круг и уплыть по океану как можно дальше от этой яхты и разговоров.

— Ммм… — мои руки превращаются в гигантское красное пятно. — У всех разные тела.

— Ты только что назвала мою вагину широкой? — огрызается на меня Кэти.

Что?!

— Нет! — говорю я. — Конечно, нет. Его пальцы могли быть маленькими.

Я съеживаюсь. Это было не лучше. О Боже. Если я нырну в свой круг и уйду под воду прямо сейчас — насколько это будет странно?

— А сколько пальцев обычно использует Ло? — спрашивает Клео. Мне приходится покраснеть еще сильнее, потому что Клео добавляет: — Не нужно стыдиться. Это просто секс. Как еще мы сможем разобраться во всем этом, если не будем разговаривать друг с другом?

Дэйзи выпрямляется в своем круге, опускает ноги посередине и кладет подбородок на бирюзовый пластик.

— Как ты узнала о сексе? Поппи и Роуз говорили с тобой об этом?

Она звучит немного расстроенной, как будто упустила какой-то монументальный опыт общения с сестрами, будучи самой младшей.

Она ошибается. Поппи никогда не разговаривала со мной, так как была намного старше и проводила больше времени с мальчиками сама, нежели учила нас о них. А Роуз… Я всегда верила, что она осудит меня за то, что я сплю с кем попало. Возможно, я больше всего сожалею о том, что не разговаривала с ней.

Я находила всё в Интернете, порно и журналах сплетен, таких как Cosmo. Википедия тоже помогла. Интересно, если бы Поппи или Роуз поговорили со мной об этом, что-нибудь изменилось бы? Может быть, мне и не было бы так стыдно, но, с другой стороны, может быть, ничего бы и не изменилось. Я никогда этого не узнаю. Как бы мне ни было неприятно даже думать об этом, Клео права. Девушки не должны стесняться говорить о сексе.

— Какая разница, у кого она этому научилась, — огрызается Кэти, прежде чем я успеваю найти подходящий ответ для Дэйзи. — Я хочу побольше узнать о Ло. Вы делали это раком? Я слышала, что так намного приятнее.

— Фу, разве это не в задницу? — съеживается одна девушка. — Это должно быть больно.

— Раком также может быть в вагине, — вставляет другая девушка. — Прикинь.

Втайне я слегка подталкиваю круг Райка. Он покачивается и хватает меня, чтобы не упасть. Я смотрю ему в лицо и шиплю: — Помоги мне.

Он откидывает голову на круг, игнорируя меня.

Я чувствую, что меня оставили на произвол судьбы.

— Я. Тебя. Утоплю, — шепчу я.

Внезапно он садится.

— Пойду принесу еды.

— Я с тобой.

Я подавляю улыбку, и после короткого гребка мы возвращаемся на яхту. Я расстилаю полотенце на одном из шезлонгов и ложусь, чтобы обсохнуть.

Райк промакивает волосы полотенцем и бросает его на соседний шезлонг.

— Ты явно знаешь, как избегать людей. С этим не поспоришь.

— Я стараюсь быть лучше, но некоторые вещи все еще заставляют меня чувствовать себя дискомфортно, — особенно потому, что Ло здесь нет, чтобы помочь мне войти в этот новый, ужасающий социальный мир. Если бы он был рядом со мной, переход был бы более плавным. Я бы не чувствовала себя такой… расстроенной из-за людей. — И как ты можешь не чувствовать себя неловко из-за этого?

— Нужно очень постараться, чтобы заставить меня нервничать. Я не собирался уплывать от них.

— Ты только что это сделал.

— Потому что ты меня об этом попросила.

Он опускает ноги на палубу и садится лицом ко мне, пока я расслабляюсь в шезлонге.

— Значит, ты серьезно остался бы там, пока я описываю секс с Ло? — недоверчиво спрашиваю я.

— Ты забываешь, что я фактически видел, как он тебя лапал, — напоминает мне Райк. Да, теперь я вспомнила. Когда Райк впервые встретил Ло, это произошло при странных обстоятельствах. — Я специализируюсь на журналистике. В моей профессии меня не могут отталкивать странные или неудобные ситуации. Я просто должен, блядь, смириться. И это то, в чем я был довольно хорош большую часть своей жизни.

Я думала, что эта поездка многое изменит. Заставит меня противостоять своей неуверенности и, в конце концов, укрепит мою уверенность в будущем. Я никогда не думала, что это поможет мне понять призрачный таинственный образ Райка Мэдоуза.

— Эй, — Дэйзи взбирается на палубу с полотенцем, обернутым вокруг талии. Она садится на шезлонге напротив меня и прижимает к груди декоративную подушку, прикрываясь ею, в то время как Райк остается сидеть между нами.

Мой желудок сжимается.

— Твои подруги тоже сейчас поднимутся?

Я боюсь увидеть толпу девушек, заполонивших палубу и выпытывающих больше подробностей о моей сексуальной жизни.

— Нет, они сказали, что хотят остаться там еще немного, — мгновение она смотрит на свои пальцы ног, её ногти выкрашены в бирюзово-голубой цвет. — Я извиняюсь за них. Я не знала, что они будут тебя доставать. Все равно это глупо.

— Что глупо? — спрашиваю я.

— Секс. Кого волнует, сколько пальцев парень засунул в Кэти?

Мне очень, очень не хочется говорить об этом в присутствии Райка, и я вижу, что он прикусывает язык. Он явно хочет что-то сказать, но ему нужно задержать это внутри себя на две секунды. Пожалуйста. Возможно ли это вообще?

Она уточняет, прежде чем я успеваю ответить.

— Я могу назвать три вещи, которые лучше секса. Люди делают вид, что это какой-то потрясающий опыт, а в конце концов это просто супер убого.

Райк с любопытством потирает губы. Не клюй на ее наживку, убеждаю я, широко раскрыв глаза, но он не смотрит на меня.

— Какие три вещи?

Дэйзи скрещивает руки на груди, готовясь к ответной атаке. Он всегда так делает. Я должна покончить с этим до того, как оно начнется, но я вижу, как начинается их битва, и мне очень не хочется попасть под перекрестный огонь.

— Кислород, шоколад и свободное падение. Вот так.

— Секс определенно лучше шоколада, и Лили убедительно докажет тебе, что он более нужный, нежели кислород. А когда ты была в свободном падении?

— В прошлом году я впервые прыгнула с парашютом.

Он кивает.

— Ладно, не хочу тебя огорчать, но секс в десять раз лучше прыжков с парашютом.

— Нет, это не так, — возражает она.

Райк слегка наклоняется вперед.

— Тогда тот, кто трахал тебя, делал это неправильно, милая.

Ее щеки пылают, краснеют, но не так сильно, как мои. Слава Богу, я бы никому такого не пожелала.

— Нет неправильного способа заниматься сексом, — парирует она.

Райк смотрит на меня в поисках поддержки в этом вопросе, как будто я секс-гуру. Наверное… Вроде как я и являюсь им. Я закатываю глаза и тяжело вздыхаю.

— Может быть плохой секс, — говорю я ей. — И вполне возможно, что парень был не очень хорош.

— Я почти уверена, что он был так же хорош, как и любой другой парень.

— А у тебя есть другой опыт, с которым можно сравнить, или ты была с одним парнем и всего лишь раз? — вмешивается Райк.

Дэйзи смотрит на него твердым, непоколебимым взглядом.

— Один раз, но все же, я не могу представить, чтобы это было лучше, чем то что я назвала.

— Тогда позволь мне спросить тебя вот о чем, — продолжает Райк. Я хочу остановить его, но каждый раз, когда я открываю рот, чтобы вмешаться, он говорит и прерывает меня. — У тебя вообще был оргазм?

Дэйзи хмурит брови, пытаясь вспомнить.

— Я… Я не знаю.

— Значит не было, — говорит Райк.

Он натягивает свои очки на голову, чтобы она могла видеть его глубокие карие глаза, в которых плавают медовые крапинки. На самом деле похоже, что он пришел с миром. И это очень мило. Но все же ему не следовало ни с кем разговаривать. Что он сказал мне перед тем, как она поднялась сюда — о да, что очень немногое смущает его. Может быть, в этом и есть проблема!

У меня вылетело из головы прервать их и закончить этот крайне неловкий разговор. В основном потому, что моя сестра, кажется, не думает, что это так уж неловко, и последнее, чего я хочу, это смущать ее или обращаться с ней как с ребенком. Я уверена, что наша мать делает это достаточно часто.

— Но я была… — она замолкает в раздумье.

— Мокрая?

— Да… — тихо произносит она. — …Подожди, нет, не была.

Глаза Райка сузились, внезапно он разозлился.

— Это был твой первый раз?

Она кивает и пожимает плечами.

— Это неважно.

— Это, блядь, важно, — говорит он ей. — Какой мудак войдет в девушку в первый раз, не возбудив ее предварительно? Наверное, было чертовски больно.

— Не совсем.

— Я тебе не верю, — он указывает на нее. — На самом деле, ты должна держаться подальше от любого парня, который не заставит тебя кончить хотя бы дважды, прежде чем трахнет тебя. Имей это в виду.

Она качает головой.

— Я не собираюсь снова заниматься сексом. У меня есть более важные дела. Например, пойти помыть голову, — она одаривает его сухой улыбкой.

— Тогда очень жаль, — говорит он ей. — Тебе бы, наверное, понравилось с подходящим парнем — может быть, ты даже поймешь, что это лучше, чем гребаный шоколад, — он слегка улыбается. — Знаешь, это мило, ты должна сказать это следующему парню, которого встретишь.

— Конечно, — говорит она все еще скептически, вероятно, зная, что Райк сейчас не флиртует с ней. — Может быть, я даже скажу ему попробовать четыре пальца.

На мгновение она разделяет его улыбку.

— Этого я бы не советовал, — заявляет Райк, откидываясь на спинку шезлонга. — Но я ведь не девочка. Лили?

Моя очередь вмешиваться? О боже.

— Конечно, нет, — отвечаю я. — Я бы тоже не стала.

— Принято к сведению.

Она встает и благодарит нас, прежде чем пойти в ванную.

Я немедленно разворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Райком.

— Не… уместно, — я разбиваю слова для ударения.

Он надвигает очки на глаза, откидывается назад и кладет руки под голову.

— Я ее просвещал.

— Ты ставил меня в неловкое положение.

— Похоже на личную проблему, — его губы растягиваются в улыбке. — Во всяком случае, я лучше Коннора Кобальта. Представь себе, что он здесь рисует для нее схему репродуктивной системы. Ты бы предпочла, чтобы это произошло?

— Нет, нет, я бы предпочла, чтобы все пенисы держались на расстоянии тысячи километров от моей младшей сестры, вот чего я бы хотела.

— Этого не случится, Лили. Ей почти шестнадцать. У нее уже был секс. И она, блядь, супермодель.

— Это высокая мода.

Он тихо смеется.

— Неважно. Она великолепна, выглядит старше тебя, и многие парни это заметят, если еще не заметили. Ей не должно быть неудобно говорить о сексе только потому, что ты себя так чувствуешь.

Ауч. Я отпускаю ситуацию, потому что… он прав. Я съеживаюсь, когда думаю об этом.

— Только не говори, что она тебе нравится.

— Я упоминал, что ей шестнадцать? — он огрызается.

— Просто хочу убедиться, — я немного расслабляюсь.

Может быть, я все делаю не так. О сексе можно говорить. Секс — это не то, чего нужно бояться или осуждать. Мне просто нужно найти здоровый способ сделать это. С Ло, конечно.

И тогда все будет хорошо.

Глава двенадцатая

Обычно я принимаю снотворное, чтобы побороть свои противоречивые мысли, но поступаю так, как советовала доктор Бэннинг, и держусь подальше от отпускаемых по рецепту лекарств. Вместо этого темнота и тишина начинают открывать двери моим подавленным эмоциям. Я сворачиваюсь калачиком в постели — океанских волн недостаточно, чтобы укачать меня. В конце концов я смотрю на пустое место рядом со мной, желая тепла другого тела.

Находиться вдали от Ло в течение трех месяцев чрезвычайно трудно, но со временем это стало выполнимым. Та часть, где он возвращается, пугает меня больше всего. Все это предвкушение проходит через меня, и я представляю себе момент, когда он встанет в дверях и мягко скажет мне, что нам придется расстаться навсегда. Что он двинулся дальше, достиг здорового состояния и понял, что я — гигантская раковая опухоль в его жизни.

Я прижимаюсь лбом к подушке. Не надо. Плакать. Я заставляю себя, но горячие слезы просачиваются в складки моих глаз. Я делаю два натренированных вдоха, как показывала мне Роуз.

Ло взял с меня обещание ждать его. Может быть, мне следовало заставить его пообещать вернуться ко мне. По крайней мере, чтобы дать мне шанс побороться.

Десять минут спустя секс вторгается в мой разум, как безжалостный враг. Эти чувства улетучатся с лучшим кайфом, а мои назойливые мысли перестанут тянуть меня вниз. Я приветствую это желание, слишком эмоционально опустошенная, чтобы заботиться о чем-то другом, кроме как ускользнуть от этого состояния. Я сползаю с кровати и открываю чемодан, роясь на дне, прежде чем нахожу свою черную дорожную сумку с игрушками. Они все одной и той же марки из люксовой линейки, и это напоминает мне о предпочтении Ло дорогих напитков. Замечательно…

Я быстро выбираю маленький розовый вибратор-пулю и прыгаю обратно на кровать. Я стягиваю черные хлопковые трусики до лодыжек и засовываю устройство внутрь. Я не могу определиться, стоит ли концентрироваться на Ло. С одной стороны, он самый сексуальный парень в моей банке фантазий. С другой стороны, слезы наворачиваются всякий раз, когда я представляю, как его янтарные глаза смотрят на меня, а его тело двигается поверх моего. Я просто скучаю по нему и мечтаю, чтобы он был здесь. Во плоти. Обнимающий меня.

Я останавливаюсь на том, чтобы щелкнуть пультом дистанционного управления и очистить свой разум от всего. Я массирую грудь под серой майкой. Проведя пальцем по соску, я ритмично пульсирую бедрами о устройство. Жар распространяется по моим рукам и ногам, и мое тело пульсирует в сильном освобождении. Я провожу рукой по животу, мимо пупка к опухшему и нежному месту, которое болит от прикосновения. Мои пальцы трутся о клитор, заставляя мои бедра приподниматься, а дыхание перехватываться. Да.

Пожалуйста, заставь меня кончить. Пожалуйста, заставь меня кончить. Я повторяю это снова и снова в своей голове.

Пожалуйста. Я чередую медленное и быстрое трение с ускорением вибрации пули с помощью пульта.

Я поворачиваю голову и плачу в подушку. Пожалуйста. Я умоляю свой разум. Ло… Слишком погрузившаяся в этот голод, чтобы думать о печали, которая сопровождает его имя.

Пожалуйста. А потом мои внутренности сжимаются, пальцы ног сгибаются, а голова парит, как воздушный шарик, готовый улететь и лопнуть. Я тяжело дышу и некоторое время лежу неподвижно. Кайф начинает уходить, и я отчаянно хочу поймать его — вернуть и пережить снова.

Это было слишком быстро, слишком мимолетно, слишком незначительно, чтобы заполнить дыру в моем сердце.

Поэтому я начинаю снова.

Час спустя, мокрая от пота, я не спешу останавливаться. Каждый раз, когда я кончаю от оргазма, я жду пару минут и жажду следующего, прежде чем начать снова. С меня капает, я мокрая, у меня все болит, и ни одна из этих вещей не заставляет меня сдаваться. Мне просто хочется так вымотать себя, чтобы отключиться.

Раздается настойчивый стук в дверь, и мое сердце падает. Я вожусь с пультом, пытаясь выключить вибратор, но он выскальзывает из моих пальцев и падает на пол. Я наклоняюсь, чтобы схватить его, не прикрывая нижнюю половину плюшевым одеялом, но когда я протягиваю руку, мои пальцы касаются пульта и отбрасывают его под кровать. ОБожеМой.

— Лили! — громко говорит Райк. — Я сейчас войду. Тебе лучше быть, блядь, одетой.

Я не одета. Я даже на три четверти не одета. Я наполовину-блядь-в-ужасе одета.

— Подожди! — кричу я в ответ.

У меня нет времени думать. Я поправляю майку, прикрывая обнаженную грудь, которая каким-то образом выскочила наружу. Вот черт. Дверь открывается прежде, чем я успеваю найти свое нижнее белье под огромным золотым одеялом. Я прижимаю его к груди и сглатываю, когда Райк входит.

Я пытаюсь бросить на него свирепый взгляд, но моя паранойя разрушает всю его силу. Почему я не заперла дверь?

Вибратор тихо жужжит внутри меня, и мое смущение достигает нового пика. Я никогда не думала, что это возможно. Я ловлю огорченный взгляд на его лице, когда он нервно проводит рукой по своим каштановым волосам, немного более густым, чем у Ло. Я хмурюсь от его редкого выражения лица. Что-то выбило его из колеи.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Это Ло? Что, если что-то случится в реабилитационном центре? Что, если он ранен? Я выпрямляюсь, мой пульс бешено колотится.

Он скрещивает руки на голой груди и прислоняется спиной к моему комоду, слегка наклоняясь вперед, его глаза темнеют.

— Одна из девушек только что забралась ко мне в постель.

Не Ло, но это все равно довольно тревожно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я проснулся, — сердито говорит Райк, — от того, что меня лапает шестнадцатилетка, — его пальцы снова запускаются в каштановые растрепанные волосы. — Я не могу иметь дело с этим дерьмом. Я доверяю себе не делать ничего со старшеклассницей, но я не доверяю им. Меня чуть не изнасиловали, Лили.

Я не могу не фыркнуть.

— Это не смешно, — говорит он ровным голосом.

— Я знаю. Мне очень жаль. Но это… это было довольно неожиданно.

Он подходит к викторианскому диванчику и сминает в руках подушки, бросая каждую на пол.

— Что ты делаешь? — кричу я.

Он не может оставаться здесь. Мне нужно вытащить этот вибратор. Мне нужно уединение.

Одну из самых мягких подушек он кладет в изголовье диванчика.

— Я не собираюсь туда возвращаться.

Он лежит на спине, одетый не более чем в пару штанов с завязками, которые слишком четко выделяются в промежности. Серьезно, почему Ло и его брат надевают эти вещи в постель? Они такие… сексуальные… заставляющие мое воображение блуждать по плохим, плохим местам.

Он немного ерзает, сминая подушку, чтобы устроиться поудобнее. Этого не может быть.

Вибрации заставляют меня терять концентрацию. Я не могу просто спать здесь с этим внутри всю ночь. Необходимо принять меры. Даже если это будет самый неловкий (возможно, постыдный) момент за всю мою жизнь.

Мне удается залезть под одеяло и зацепить пальцем шнурок вибратора, вытащить его и взять в ладонь. Я не могу оставить его на кровати, особенно когда он издает звуки, и в ночной тишине я слишком боюсь, что Райк может услышать и подумать, что я намеренно пыталась мастурбировать с ним в комнате.

Итак, теперь наступает самое трудное: я пытаюсь нащупать свои трусики, чтобы это не было слишком очевидно. Когда я дотрагиваюсь до ткани, я натягиваю их вокруг бедер, стараясь не так сильно шевелиться. Когда они на месте, я бормочу: — Мне нужно пописать.

Я хватаю плюшевое одеяло, которое весит чертову тонну, и оборачиваю его вокруг своего тела, как я видела во всех фильмах. Только когда я сползаю с кровати, тяжелое одеяло забирает простыню и еще одно одеяло под ним. По сути, я просто разобрала свою кровать. Хорошая работа, Лили.

Я совсем не ловкая. Должно быть, я похожа на снеговика, завернутого в кокон. По крайней мере, он скрывает мое полуковыляние и вибратор в левой руке. Райк ничего не говорит о моем странном поведении. Может быть, он заснул после травматического события, или я крадусь незаметнее, чем думаю.

А потом… Я падаю лицом вниз.

— Ты в порядке? — Райк оглядывается.

Мои щеки пылают, и я переворачиваюсь, как подгоревший хот-дог, все еще сжимая вибратор в ладони и засовывая эту руку под одеяло. Краем глаза я замечаю, что Райк сидит и смотрит на меня типа Какого черта?

Теперь я свирепо смотрю на него, упираясь локтем в пол для поддержки.

— Я сексуально зависимая, — говорю я ему. Говорить это приятно. — Может, тебе не стоит здесь спать?

Он театрально закатывает глаза и плюхается обратно на диван.

— Я могу справиться с тобой. У меня больше шансов быть изнасилованным за пределами этой комнаты.

— Ты действительно веришь, что они тебя изнасилуют? — он ведет себя нелепо.

— По сути, она уже приставала ко мне, и парней тоже можно изнасиловать, Лили, — говорит он. — Я думал, тебе надо в туалет.

Мне не надо, но мне отчаянно нужно добраться до убежища в ванной. Встать на ноги оказывается целой проблемой, так что в конце концов я ползу по-пластунски, завернувшись в одеяло. Проскользнув в выложенную плиткой комнату, я пинком закрываю дверь и встаю на колени, чтобы запереть ее. Затем я падаю на одеяло и смотрю в потолок. Я роняю вибратор на пол, и он немного двигается по мраморным плиткам. Я должна завернуть его в полотенце, засунуть в ящик стола, вымыть руки и вернуться в постель.

Я знаю это.

Но я этого не делаю.

Я чувствую, что не могу.

Быстрым движением я хватаю устройство и вставляю его обратно. Пульсация усиливает мою тягу, заставляя все мои нервы замереть на короткое мгновение. Я хочу большего. Мои пальцы скользят вниз по животу и медленно опускаются на пульсирующий клитор, и я начинаю все сначала. Цикл, из которого я просто не могу вырваться. Я закрываю глаза, и мое дыхание учащается. Я блокирую все из сегодняшнего вечера и теряюсь в удовольствии вместо забот, времени и даже этого места. Я нигде, кроме как здесь.

Мое тело содрогается, и я тру сильнее с овладевшей настойчивостью.

Яхочухочухочухочухочу.

Нет

Мненужнонужнонужнонужнонужно.

ПОЖАЛУЙСТА!

Стон срывается с моих губ, и я закрываю глаза. Внезапное, быстрое освобождение электризует мои внутренности.

И через несколько секунд исчезает. Я вытаскиваю вибратор и лежу неподвижно на полу. Слезы щиплют глаза, когда мои действия всплывают и проникают в здравомыслящую часть моего мозга.

Что, черт возьми, я только что сделала?

Доктор Бэннинг прямо сказала мне, что излечение от сексуальной зависимости не означает полный отказ от секса. Только нездоровые виды. То, что проникает в мою повседневную жизнь, нарушает мой распорядок дня и превращает меня в навязчивое животное. Некоторые зависимые могут справиться с мастурбацией. Я вдруг понимаю, что не могу.

У меня болит грудь, по щекам текут слезы. Я не понимаю, почему я не могу мастурбировать, как нормальный человек. Почему я должна все доводить до крайности? Я прижимаю ладони к глазам и плачу еще сильнее. Ситуация кажется мне слишком серьезной. Кажется, все выходит из-под моего контроля.

Я не изменила Ло. Я воздерживаюсь от настоящего секса, но разве это теперь имеет значение? Я пристрастилась к мастурбации. Когда у меня будет перерыв? Я знаю ответ. И теперь слезы льются в полную силу, из носа течет, глаза горят. Эта битва на всю жизнь.

На четвереньках я сбрасываю одеяло и заползаю в ванну, слегка дрожа, когда воздух касается голых ног и рук. Сидя только в хлопковых трусиках и обтягивающей майке. Я опускаюсь на фарфор и прижимаю руки к груди, сворачиваясь в клубок. Я физически стараюсь держать себя в руках. Но мне все равно кажется, что я разваливаюсь на части. Разбиваюсь вдребезги. На мелкие незначительные кусочки.

Никакого порно. Никакого секса. Никакой мастурбации. Что еще остается?

Может быть, люди сочтут меня драматичной и глупой из-за того, что я чувствую себя такой опустошенной без этих трех вещей. Может быть, они засмеются или плюнут в меня с презрением. Но у меня не осталось сил объяснять, как секс заполняет глубокую дыру в моей груди. Как на одно мгновение кажется, что он забирает все плохое.

Дышать больно. Каждый вдох — как нож, вонзающийся мне в ребра. Я вздрагиваю в холодной ванне и целую колени, крепко зажмурив глаза. Я теряю контроль над всем, что когда-либо заставляло меня чувствовать себя хорошо. Секс и Ло — они исчезли и оставили меня в полном одиночестве.

Моя голова свисает в сторону, мысли утекают. Мое тело тяжелеет, слезы умолкают, но боль в груди усиливается. Я даже не знаю, что заставит меня чувствовать себя лучше. Не секс. Не Ло. Ничто не может снова сделать меня целой. От этой мысли у меня перехватывает дыхание.

— Лили! — Райк колотит в дверь. — Выходи оттуда. Ты пробыла там достаточно долго.

Я не могу пошевелиться. Я не могу говорить. Мои губы застыли вместе с моей надеждой. Почему Ло вообще хочет вернуться ко мне домой? Он только что сбежал из ада, кто захочет попасть в другой?

— Лили! Я не шучу. Открой эту чертову дверь.

Я открываю рот, чтобы ответить, но слова застревают в горле, слишком напряженные, чтобы произнести их. Разговор отнимает силы, которые ушли вместе с моей уверенностью в себе. Моя накопленная неуверенность нападает на меня, как паразит, не думающий ни о чем, кроме как уничтожать, пока я не ослабею, не иссохну и не умру.

Мгновение спустя я слышу, как отпирается дверь. Я предполагаю, что он откуда-то достал ключ. Может быть, у управляющего.

— Господи Иисусе, — ругается он и опускается на колени рядом с ванной.

Я медленно моргаю, все еще не в себе. Моя щека прижимается к краю ванны, но руки все еще обхватывают грудь. Мое последнее защитное одеяло — это я сама. Сейчас это не очень обнадеживает.

Я слушаю голос Райка, когда он набирает номер на своем сотовом.

— Доктор Бэннинг?

Что? Роуз, должно быть, дала ему номер моего психотерапевта.

— Я друг Лили Кэллоуэй… Я нашел ее в ванне. Она не реагирует, и… — его обычный мужественный голос слегка дрожит. Это должно было бы вывести меня из оцепенения, но я так потеряна. Мне просто нужно как-то вернуться домой. Мне нужно найти причину, чтобы встать…. — Я беспокоюсь о ней. Вы можете поговорить с ней вместо меня? — он делает паузу. — Я не хочу прикасаться к ней, но крови не вижу. Не думаю, что она поранила себя.

Я бы не стала. Или стала? Нет…

Я чувствую, как холодный телефон прижимается к моему уху.

— Лили? — спокойный голос доктора Бэннинга наполняет мою голову. — Ты меня слышишь? Что случилось?

Все. Это. Я молюсь о силе, но она не приходит. Я хочу встать, но ноги не двигаются. Мне нужна причина, чтобы продолжать…

— Простите, что разбудила Вас, — едва слышно шепчу я.

Слова обжигают мое горло, и я закрываю глаза, когда пара слез вырывается наружу.

— Не извиняйся, Лили. Для этого и нужна моя линия экстренной помощи, хорошо? Ты можешь со мной поговорить? Что ты чувствуешь?

— Смущённость, — я зажимаю глаза двумя пальцами. Мне так стыдно за то, кто я есть и что я делаю. Как я могу остановиться? Кажется… будто это гора, на которую мне не было поставлено задачи или снаряжения взбираться.

— Что еще?

— Я устала. Мне стыдно. Я расстроена.

— Ты сейчас через многое проходишь, Лили, — говорит она мне. — Это нормально — чувствовать такие вещи, но ты должна оставаться сильной. Прежде чем ты почувствуешь, что выходишь из-под контроля, тебе нужно с кем-то поговорить и сказать им, что тебя беспокоит. Это не обязательно должна быть я, но я всегда здесь. Как это началось? Это из-за Лорена?

— Да… нет… Не знаю, — бормочу я.

Я останавливаюсь и приоткрываю рот, забыв, что Райк сидит на корточках у ванны всего в 30 сантиметрах от меня. Пока я говорю, тяжесть начинает медленно (очень медленно) подниматься из моей груди. Она все еще там, но немного уменьшается.

— Мне придется прекратить мастурбировать, не так ли? — я облизываю потрескавшиеся губы и съеживаюсь от собственных слов.

— Как ты думаешь, это нездорово или это ворота в другие навязчивые идеи? — спрашивает она серьезным тоном.

— Я делаю это, — я задыхаюсь, — и всегда хочу больше. Этого никогда не бывает достаточно.

— Отказаться от чего-то — это не то же самое, что потерять контроль. Все наоборот, Лили. Ты возвращаешь себе контроль.

Я пытаюсь расслабиться от ее заявления. Несмотря на всю мощь, полная сила этого ветром проносится сквозь меня, а затем уносится прочь. Я представляю, как Роуз говорит что-то подобное. Я слышу их. Я вижу силу в этих словах. Я чувствую это, но не могу держаться за это и верить в это так, как они. Я не знаю, почему это так.

— Все будет хорошо, — подчеркивает она. — Я знаю, что сейчас это может быть не так, но со временем все будет хорошо. Ты должна начать верить, что сможешь туда добраться.

— Я знаю.

— Ладно, хорошо. Ты можешь вернуть телефон своему другу?

Райк отрывает телефон от моего уха и прижимает к своему. Я наблюдаю за его лицом, пока он слушает доктора Бэннинга. Теперь я могу сесть. Даже если всё болит, я пытаюсь заглушить боль ее поощрением. Будь сильной, Лил, сказал бы мне Ло. Когда я вернусь, я буду сильным с тобой. Я вытираю слезы, представляя себе эти последние слова. Молясь, чтобы его ответ был именно таким, а не ужасные Твои проблемы сейчас слишком непосильны для меня. Господи, пожалуйста, пусть он вернется ко мне.

— Да, я могу это сделать, — кивает Райк, его взгляд падает на кафельный пол. — Он ответит. Большое спасибо. Я действительно ценю это. Вы даже не представляете.

Он вешает трубку.

— Прости, — говорю я тихим, усталым голосом.

Райк поднимает руку.

— Я собираюсь позвонить Ло. Ты не можешь начать плакать и срываться по телефону. Сейчас он ничем не может тебе помочь, и ты знаешь, насколько это его убьет.

Я дико киваю, мое сердце колотиться при одной мысли о разговоре с ним.

— Я обещаю.

Он колеблется, прежде чем набрать номер.

Я опираюсь руками о бортик ванны, чуть не падая, чтобы быть ближе к телефону — услышать его голос.

После пары гудков Райк говорит: — Хей, я тебя разбудил? — он закатывает глаза. — Ты такой чертов умник… Да, у меня тут есть кое-кто, кто хочет поговорить с тобой, — он делает паузу, а затем смотрит в потолок. — Нет, с ней все в порядке. Она только что закончила разговор со своим психотерапевтом, — он потирает подбородок, кивает сам себе и протягивает телефон мне.

Я быстро хватаю его, но как только он прижимается к моему уху, мои мысли начинают тонуть где-то в другом месте. Я забыла, что собиралась сказать. Может быть, мне нечего ему сказать. Может быть, я просто хотела услышать его голос.

— Привет, — шепчу я.

— Привет, — отвечает Ло.

Краем глаза я вижу, как Райк пинает мое одеяло обратно в гостиную. Он избегает вибратора и не задает вопросов о нем, но мои щеки краснеют, все равно от стыда. Я опускаюсь в ванну еще ниже.

— У Дэйзи день рождения, — говорю я ему. — Я в Мексике.

— Райк мне уже сказал.

Оу.

Райк прислоняет дверь к стене и кивает мне.

— Не закрывай её, — он направляется к своему дивану и с усталым вздохом плюхается на неё.

Долгое молчаливое напряжение нависает над телефоном, и я теряю счет тому, что должна сказать. Я бы предпочла не упоминать о том, что сижу в пустой ванне после эмоционального срыва. Я не хочу давать ему еще одну причину избегать меня, когда он вернется домой. Потому что кто в здравом уме захочет об этом заботиться?

Я собираюсь упомянуть, что мы все собираемся завтра на зиплайнинг по просьбе Дэйзи, но он опережает меня.

— Так что же произошло сегодня вечером?

Черт.

— На самом деле ничего особенного, и я не думаю, что нам стоит об этом говорить. Ты там, очень далеко.

Где бы ни было это там. Никто не говорит мне его точного местонахождения. Насколько мне известно, он может быть в Канаде.

— Если Райк дал тебе чертов телефон — кто-то, кто определенно не одобряет наши отношения, — тогда я знаю, что это должно было быть серьезно. Я хочу знать, Лил.

Я не так представляла себе наш разговор. Я подумала, что мы будем избегать этой темы, как всегда делали в прошлом. Он вкратце упоминает алкоголь. Я немного расскажу о сексе, но когда все становится запутанным и мы по-настоящему сосредотачиваемся на наших зависимостях, мы отступаем.

— Всё не так плохо, — бормочу я себе под нос. — Райк просил меня не поднимать эту тему. Я думаю, мы должны поговорить о чем-то другом. Тебе нужно сосредоточиться на своем выздоровлении, а не беспокоиться обо мне.

Я не решаюсь продолжать. Доктор Бэннинг вторгается в мой разум, и я почти слышу, как она говорит, что Райк не прав. Что отделение от Ло — это не ответ. Найти здоровый способ быть вместе — вот он.

Но хочет ли он меня по-прежнему? Я в этом не уверена. Я вытираю глаза.

Он издает короткий горький смешок.

— Если ты мне не расскажешь, я буду беспокоиться об этом весь гребаный месяц, Лил. А Райк еще не до конца осознал тот факт, что в конце концов я вернусь домой. И когда я это сделаю, я снова буду с тобой. Нам придется начать разговаривать и налаживать лучшие отношения. Если я не могу справиться с этим дерьмом по телефону, когда я трезвый в реабилитационном центре, то мне не стоит возвращаться домой в ближайшее время.

Все, что я слышу, это: Я снова буду с тобой. Я отнимаю трубку ото рта и вытираю неудержимые, беззвучные слезы, которые лавиной льются вниз. Огромное давление поднимается с моей груди. Я чувствую, что снова могу дышать.

— Лили? — говорит он отчаянным голосом. — Лили, ты здесь? Лили, черт возьми…

Я поднесла динамик обратно.

— Я здесь.

Я слышу, как он выдыхает и тяжело дышит.

— Не делай этого. И не заставляй меня гадать, что случилось.

Я прислоняюсь спиной к ванне.

— Это неловко, — признаюсь я.

— Ну и что?

— Так ты действительно хочешь это сделать? Поговорить и все такое…

— Если мы хотим остаться вместе, по-настоящему остаться вместе и не возвращаться к тому, чтобы поощрять зависимости друг друга, тогда да, нам придется поговорить. Мне нужно знать, когда ты сходишь с ума, а тебе нужно знать, когда я, чтобы мы могли остановить друг друга от глупых поступков.

— Прямо противоположное тому, что мы делали.

Доктор Бэннинг сказала то же самое.

— Примерно. Послушай, мы потратили так много энергии, скрывая зависимости друг друга от наших семей. Если мы вложим это в помощь друг другу, то, возможно, у нас все получится.

Мне нравится план игры. Это начинает рассеивать ту дымку, которая так долго омрачала мое будущее. Начинает складываться картина о нас, когда он возвращается. И еще больше меня ошеломляет тот факт, что после трехмесячной разлуки мы будем вместе.

Я тереблю подол майки.

— Мы развелись, — бормочу я. — Я думала, ты больше не захочешь меня.

Его голос понижается до болезненного шепота.

— Почему ты так подумала?

Я снова облизываю сухие потрескавшиеся губы.

— Пары, которые разводятся, обычно не вступают в повторный брак.

Конечно, на самом деле мы не женаты. Но он поймет эту метафору. Он уже пользовался ей раньше, когда мы были подростками. Мы играли в семью большую часть нашей жизни. Это своего рода пиздец, но я думаю, что это просто мы.

— Я снова женюсь на тебе, Лил. Чёрт, я бы женился на тебе сто раз, пока это не прижилось бы.

Я снова прищуриваю глаза.

— Да?

— Да.

— Даже если я делаю тебя несчастным?

После долгой паузы он шепчет: — Ты не делаешь меня несчастным. Ты заставляешь меня хотеть жить. И я хочу жить с тобой.

Мое горло сжимается от слов. Я шмыгаю носом, потираю его и вытираю последние слезы.

— Итак? — он дышит. — Так что насчет сегодняшнего вечера, ты должна рассказать мне, что произошло.

Я киваю про себя. Точно.

— Последние пару месяцев я очень часто мастурбировала. И этот отдых на яхте должен был быть лучше, чем в прошлый раз. Я не должна была превращаться в этого навязчивого монстра.

Я облажалась. Но сказать ему об этом проще, чем я думала. Наверное, потому, что мы всегда были лучшими друзьями еще до того, как стали настоящей парой.

— В каком смысле навязчивым?

— Я не могла остановиться. Я использовала вибратор, а потом Райк ворвался в мою комнату, потому что боялся, что его изнасилует шестнадцатилетняя девушка.

— Серьезно? — недоверчиво говорит он. Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, и поэтому мои нервы на пределе.

— Что? По поводу какой части? — я чешу руку.

— Та часть, где Райк боится старшеклассницы. Ну и киска, — говорит он со смехом.

Я расслабляюсь.

— Это грубо, так говорить о своём брате.

— Сводном брате, — огрызается Ло.

Океееей. Очевидно, что есть какая-то проблема, о которой я не знаю.

— Я думала, вы поладили.

— О да, — саркастически говорит Ло, — мне просто нравится быть ублюдком.

Наверное, до того, как появился Райк, Ло думал, что он ребенок, попавший в неприятный развод между родителями. А потом ему пришлось узнать, что он был причиной их разлуки: продуктом неверности.

Он тяжело вздыхает.

— Послушай, я могу простить ему ложь, потому что он поддерживает мое выздоровление, и помимо тебя, он единственный человек, который знает, каково это — быть рядом с моим отцом. Но он может быть таким чертовски раздражительным.

Я улыбаюсь, радуясь, что мы хоть в чем-то сошлись.

— Я знаю. Он все время достает меня, но мне приходится с ним мириться. И он — одна из причин, по которой мы добрались до этого места. Если бы Райк не вмешался в нашу жизнь, боюсь, мы бы продолжали поощрять друг другу.

— Насчет этого… — Ло замолкает, тщательно подбирая слова. — Я не испытываю к нему особой любви, когда я торчу здесь, а он там… — он воздерживается от того, чтобы добавить с тобой, но я все равно это слышу. — Просто это не идеальная ситуация.

— Ты все равно не захотел бы здесь находиться, — говорю я ему. — Друзья Дэйзи болтают без умолку. У тебя из ушей пошла бы кровь.

— Но зато я был бы с тобой, — говорит он, а затем издает разочарованный стон. — Я просто хочу обнять тебя прямо сейчас. Это убивает меня.

— Не так сильно, как меня, — выдыхаю я.

Ло замолкает.

— Что случилось после того, как Райк вошел к тебе? Он ведь не видел тебя голой?

Я краснею.

— Нет, нет… — я быстро объясняю, как запуталась в одеяле, и как я ковыляла в ванную. — Знаешь, мне следовало остановиться. Это был момент, когда я должна был покончить со своей мастурбацией на эту ночь.

— Но ты этого не сделала.

Я кусаю свой ноготь до подушечки пальца.

— Потом мне стало грустно. Я не выдержала. Вошел Райк и позвонил моему психотерапевту. Я поговорила с ней и сумела перестать плакать. Вот и все. Это была моя славная ночь.

— Я думал, ты избавилась от всех своих игрушек, — говорит он в замешательстве. Я представляю, как он хмурит брови и морщит лоб в некотором неодобрении.

Черт. Я действительно сказала ему об этом в первый раз, когда мы разговаривали. Наряду с уничтожением моего порно (что было правдой), я солгала о том, что выбросила свои секс-игрушки.

— Я солгала, — выпаливаю я правду. — Но я действительно выбросила свое порно.

— Никакой больше лжи, — грубо говорит Ло. — Ни друг с другом, ни с нашими друзьями. Мы должны стать лучше.

— Да, я знаю. Я больше не буду врать. Это было… все это было до того, как я встретилась со своим психотерапевтом.

Я слышу, как он слегка шевелится, скрипит стул.

— Ты сидишь на том уродливом оранжевом стуле? — спрашиваю я.

— Нет, я у себя в комнате, за письменным столом.

— О… — я пытаюсь представить себе его комнату, и как раз в тот момент, когда я собираюсь спросить, он вмешивается.

— Что сказал твой психотерапевт сегодня вечером?

Я съеживаюсь.

— Больше никакой мастурбации, — я прижимаюсь лбом к коленям. — Я думаю, что это будет невозможно, пока ты не вернешься. Прошло так много времени, я даже представить себе не могу…

Не трогать себя? Не достигая такого кайфа даже один раз… это кажется неосуществимым.

— Сколько тебе было лет, когда ты начала себя трогать?

Я целую свои коленные чашечки, хорошо зная первый момент, потому что доктор Бэннинг заставила меня покопаться в моих воспоминаниях и рассказать о них ей.

— В девять, но я начала делать это под порно в одиннадцать, после того как нашла журнал в доме твоего отца.

— Ладно, это отвратительно, — огрызается он. — Пожалуйста, никогда больше не упоминай, как ты мастурбировала под порно моего отца.

— Оно было твоё, осел, — говорю я беспечно, не так обидевшись, как следовало бы.

— Откуда ты знаешь?

— Это было в твоей обувной коробке с порно на твоей полке и в твоем шкафу.

— О, тогда не бери в голову.

Я улыбаюсь. Я скучаю по разговорам с ним, даже если наши разговоры ненормальны ни по каким стандартам. Я не думаю, что мы когда-либо были нормальными. Может быть, именно поэтому это и работает.

— Что ж, это звучит как надежный план, — говорю я. — Сейчас я постараюсь свести к минимуму, но полностью исключу мастурбацию, когда ты вернешься домой.

— Это самый дерьмовый план, который я когда-либо слышал.

— Что? — я хмурюсь.

Это ненормально. Обычно он со мной соглашается.

— Не имеет значения, нахожусь я там или нет. Если твой психотерапевт не считает это хорошей идеей, то, скорее всего, это так и есть.

— Но это значит… Я не смогу заниматься никаким видом секса, пока ты не вернешься домой…

Мой пульс ускоряется от внезапного страха. Я знаю, что Ло полностью вычеркивает алкоголь из своей жизни, но мой психотерапевт сказал, что выздоравливающие сексоголики не должны вечно стремиться к воздержанию. Это невозможный стандарт для поддержания. Секс — это часть человеческой природы.

— Если только это не со мной, — добавляет Ло.

Теперь я действительно сбита с толку.

— Я не понимаю. Тебя здесь нет. Если только ты не отправишь мне по почте фаллоимитатор своего члена, — с надеждой говорю я.

— Э-э, нет. Я никому не позволю лепить мой член для твоего удовольствия. Ты сможешь получить настоящую модель в конце марта.

— Тогда как же мне заниматься сексом?

— А как насчет секса по телефону?

Ооооо.

— Разве это не то же самое, что и мастурбация?

— Нет, если ты делаешь это с моим голосом и только с моим. Таким образом, ты знаешь, когда остановиться, и это создаст для тебя систему. Самое сложное в излечении от сексуальной зависимости — для тебя, я думаю, — это установить границы, верно?

Это звучит как действительно хорошая идея, и я немного удивлена, что он пришел к этому сам.

— Да, но откуда ты так много об этом знаешь?

— Я разговаривал с некоторыми психотерапевтами, которые много знают о зависимостях, некоторые даже работали с сексозависимыми. Они дали мне несколько советов.

Я улыбаюсь.

— Так теперь мы можем заняться сексом по телефону?

— Нет.

— Что? Но ты только что сказал…

— Ты должна это заслужить.

Хм…

— Это довольно подло.

— Я никогда не говорил, что буду хорошим. Я больше не буду поощрять тебя, а это значит, что мы не будем заниматься сексом, когда ты этого захочешь. Тебе придется найти в себе силы продержаться до нужного момента.

— И ты сам будешь выбирать, когда придет время. Разве это справедливо?

— Я не сексозависимый.

Touché.

— Господи. Я думала, что трезвый Ло будет добрее.

— Я добрый, когда это имеет значение, — говорит он. — Ты все равно меня любишь.

— Да, — соглашаюсь я. — Но если ты подождешь еще месяц, прежде чем мы займемся сексом по телефону, я могу возненавидеть тебя.

— Я буду иметь это в виду.

Райк стучит в дверь, и я подпрыгиваю от неожиданности. Я даже забыла, что он все еще здесь.

— Ты закончила? Ты разряжаешь мой телефон.

Он ненавидит, что я разговариваю с Ло, но на самом деле я чувствую себя в тысячу раз лучше. Доктор Бэннинг, должно быть, знала, что именно он скажет правильные вещи и заставит меня поверить в их слова. Он снова дал мне надежду. Что я избавлюсь от этой зависимости. И мне не придется быть одной, когда я это сделаю.

— Ло, твой брат хочет вернуть свой телефон, — говорю я ему.

— Сводный брат.

Я улыбаюсь и вылезаю из ванны.

Мне это было нужно.

— Я позвоню тебе позже. Я люблю тебя, — говорит он мне.

— Я тоже тебя люблю, — я вручаю Райку телефон с еще более свирепым взглядом.

Он дотрагивается до груди.

— Эй, я позвонил ему ради тебя, — он хватает трубку. — Тебе не следует на меня сердиться. Ты должна поцеловать мои пальцы на ногах.

— Обязательно, — говорю я, протискиваясь мимо него в комнату. Одеяло, свернутое в комок, лежит в ногах кровати. Я расправляю скомканное одеяло и заворачиваюсь в него, прыгая на матрас. Я закрываю глаза, но не могу стереть с лица глупую ухмылку.

Конечно, больше никакой мастурбации. Завтра я, наверное, буду в мире боли, но сейчас мне кажется, что я витаю в облаках.

Глава тринадцатая

Я чуть не описалась от страха. Зиплайнинг должен быть запрещен во всех цивилизованных культурах. То, что я считала легким страхом высоты, усилилось до миллионной степени, когда я двигалась через тропический лес. Больше никогда на это не соглашусь.

У меня также чуть не случился сердечный приступ. Только это отталкивало от того, что моя младшая сестра скользила по тросу полностью вверх ногами. Все ее друзья продолжали кричать на меня за то, что я кричала на нее, когда она пронеслась головой вперед над тридцатиметровым обрывом. Неужели я действительно сумасшедшая в этом сценарии?

Когда мы решаем пойти пообедать обратно в деревню, я почти целую безопасную, ровную землю. Дэйзи выбрала кафе на открытом воздухе с лампами-факелами и масками майя, свисающими с зонтиков. Мы собираемся вокруг длинного стола для пикника, и я с трудом сосредотачиваюсь на меню. Мои нервы поджарились от всего этого беспокойства, и жажда разрядки раздражает мою кожу. Как будто кто-то продолжает щипать меня, а мой разум просто откликается: Иди в уборную. Освободись и ты почувствуешь себя лучше. Я ненавижу это.

И я знаю, что больше не могу это сделать. Время делать правильные выборы или, по крайней мере, те, который не включает в себя уход от стола девушек, чтобы помастурбировать в туалете. Обдумывание этих слов на самом деле вызывает чувство вины. Да, я хочу избежать этого позора. Кроме того, Ло говорит, что я должна зарабатывать на секс по телефону. Если я поддамся порывам на следующий день после того, как я взяла на себя обязательство остановиться, я получу ноль очков.

Поэтому я стараюсь усерднее.

Я делаю глубокий вдох и изучаю меню, выбирая между рыбным тако и куриной энчиладой. Девочки начинают обсуждать мальчиков в их классе и успешно игнорируют нас с Райком, так как нам нечего добавить к разговору.

От солнца у меня на лбу выступают капельки пота, а одна из девушек жалуется, что ей нужен вентилятор, чтобы охладиться. Райк заказывает еще один кувшин воды, чтобы они заткнулись.

Когда официант уходит, Райк подталкивает меня локтем и тихо спрашивает: — Как Ло?

— Вредный, — отвечаю я. — Но, по-моему, вредный по-доброму. В этом есть смысл?

— Да. С Ло так оно и есть.

Хотела бы я, чтобы он был здесь, в Мексике, с нами. Может быть, в следующем году или во время весенних каникул мы сможем насладиться поездкой вместе. То есть, конечно, если он сможет находится в месте, где он может быть окружен алкоголем. Он — трезвый. Я — не такая навязчивая в сексе. Это звучит довольно мило, даже если это немного трудно представить.

— Эй, кто-нибудь видел Дэйзи? — спрашивает Клео.

Я отрываю взгляд от меню и лихорадочно оглядываю стол, заметив ее пустой стул.

— Я думала, она пошла в туалет, — говорит Харпер.

— Я только что вернулась оттуда. Ее там не было. Я проверила кабинки, — рассказывает Клео.

Моя голова поворачивается к Райку, глаза выпучиваются. И он тут же говорит: — Успокойся. Она, наверное, где-то здесь.

Он встает из-за стола.

— Пойду спрошу хозяйку, не видела ли она ее, — он сбрасывает с себя очки и входит в кафе с напряженными плечами. Я вижу, как его мышцы слегка напрягаются под красной майкой. По крайней мере, если он застанет ее с парнем, то сможет запугать его чистой мускулатурой.

Я набираю номер Дэйзи, пытаясь отогнать назойливые мысли о том, что мы в чужой стране. И хотя мы остановились в туристических районах, случиться может все, что угодно. Дэйзи учит французский в частной школе. Не испанский. Если кто-то похитит ее, она не сможет понять, что происходит.

Мое беспокойство достигает пика на пятом звонке. Возьми трубку!

Линия щелкает.

— Привет, это Дэйзи. Не Дак и не Дюк. Определенно не Бьюкенен. Я Кэллоуэй. Если вы не ошиблись номером, то оставьте свое имя после гудка, и я перезвоню, когда вернусь с луны. Не ждите. Это может занять некоторое время.

БИИИП.

Я отключила связь, вместо того чтобы оставить ей язвительное сообщение. Она, наверное, просто разговаривает с кем-то в баре или что-то в этом роде… О Боже.

— Она мне не отвечает, — ворчит Кэти. Две другие девушки тоже говорят, что не могут с ней связаться.

— Это на нее не похоже, — говорит Харпер, озабоченно сдвинув брови. — Она быстро отвечает на сообщения.

— Как ты думаешь, она Натали Холлоуэилась (Натали Холлоуэй была 18-летней американкой, чье таинственное исчезновение стало международной новостью после того, как она пропала 30 мая 2005 года, в Арубу на Карибах)? — Кэти шепотом кричит.

— Только не говори что ты использовала ее фамилию как глагол, — отчитывает Клео.

Райк возвращается и бросает на стол пачку банкнот. Его сердитое и обеспокоенное выражение лица тревожит мой желудок, сочетание, которое мне сейчас не нравится.

— Девочки, — он жестом приказывает всем встать. — Оставьте свои напитки. Мы должны вызвать такси.

Я вскакиваю из-за стола и быстро иду рядом с Райком, когда мы выходим на улицу, чтобы поймать несколько такси.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Где она?

Машины въезжают и выезжают с длинной туристической полосы, и желтые фургоны такси съезжают на обочину, чтобы забрать нас. Воздух густой от влажности, и пальмы торчат из травянистой средней полосы, криво наклонившись. Даже среди предполагаемого тропического рая что-то должно пойти не так.

Он потирает затылок.

— Хозяйка сказала, что видела, как она уходила с мужчиной…

Это все, что я слышу. Я поворачиваюсь, чтобы броситься вниз по тротуару, собираясь бежать и кричать ее имя во всю глотку.

Райк хватает меня за руку и тянет назад.

— Прежде чем ты пойдешь звонить в Береговую, блядь, охрану, — грубо говорит он, — думаю, я знаю, где она.

— Каким образом? — спрашиваю я, страх пронзает мне легкие.

Он жестом велит первой группе девушек забраться в ближайший фургон.

— Садитесь, — говорит он им. — Тесса, ты тоже.

Девчонка Кэти Перри дуется, явно надеясь прокатиться с ним в одном такси. Но из того, что сказал мне Райк, он хочет держаться от нее подальше.

— Райк! — кричу я.

Мне нужны ответы. Дэйзи — моя младшая сестра. Девушка, которая следовала за мной и Роуз, как маленькая тень. Мы притворялись, что верим в Санта-Клауса еще пять лет только ради нее. Я не могу потерять ее из-за мексиканских наркобаронов, похитителей, насильников или еще кого-нибудь. Не в мое дежурство. Я бы сделала больше, чем просто вызвала Береговую охрану. Я получу морскую пехоту, армию, военно-воздушные силы, гребаных десантников. Я бы послала за ней двадцать вертолетов по всей стране. Может быть, это чересчур, и у них есть дела поважнее. Но мне все равно.

— Садись для начала, — говорит он мне, указывая на последнее такси.

Я забираюсь внутрь после того, как он дает адрес первому и второму водителям. Харпер садится слева от меня. А потом Клео прыгает и плюхается справа от меня. Как, твою мать, я оказалась зажатой между ними?

Райк занимает пассажирское место рядом с водителем.

— Следуйте за этими такси, — говорит он ему. — Быстро.

И фургон мчится прочь.

Клео наклоняется вперед, упираясь локтем мне в бедро.

— С ней все в порядке? — спрашивает она Райка, просовывая голову между сиденьями.

Меня интересует то же самое, Райк. Мне нужна хоть какая-то информация.

— Хозяйка сказала, что парень, с которым она вышла — местный турагент. Она дала мне список мест, куда он водит туристов.

— Значит, ее не похитили? — говорит Харпер.

— Нет, пока он не поймет, кто она такая, — добавляет Клео.

Я бросаю на них обеих свирепый взгляд.

— Это не помогает, — мой желудок сжимается в узел. Я смотрю на Райка на переднем сиденье. — Откуда ты знаешь, в какое место он ее отвез?

— У меня такое предчувствие…

— Предчувствие? — огрызаюсь я. — Райк, она пропала, и ты едва знаешь ее…

— Я знаю ее достаточно, — говорит он. — Она, блядь, импульсивная и дерзкая, немного через чур смелая и чертовски бесстрашна.

Это звучит примерно так.

— Доверься мне, Лили, — он вытягивает шею через плечо, чтобы посмотреть на меня, и Клео немного отступает назад, снова прислоняясь к сиденью. — Я обещаю, что найду ее. Я не позволю, чтобы с этой девушкой что-нибудь случилось, хорошо?

Уверенность и решимость пульсируют в его глазах. Я просто надеюсь, что он выбрал правильное место. Мне бы не хотелось гоняться за ней по Мексике и выяснять, что гид все-таки похитил ее.

Я киваю, и Клео берет меня за руку и слегка пожимает. Сострадание — это то, к чему я не привыкла от людей. Особенно от девушек.

Я слабо улыбаюсь ей, и она отвечает мне тем же. Такси останавливаются, и Клео открывает дверцу. Мы выползаем, шлепанцы ударяются о цемент. Девушки вываливаются из других такси перед нами, и мы все собираемся вместе после того, как фургоны отъезжают. Я понятия не имею, где мы находимся. У подножия пологого холма я замечаю группу туристов, уставившихся на склон желтовато-коричневого утеса. Я слышу рев океана и плеск воды, бьющейся о скалу. Волны с белыми шапками стекают в овраг, отделяющий смотровую площадку туристов от скалы. А толпа смотрит на скалу и воду. Я знаю, что это такое, но не хочу в это верить.

Райк практически бежит вниз по склону к туристам, и девушки не торопятся следовать за ним. Я бегу, чтобы догнать его.

— Она пошла нырять с аквалангом?

— Нет, — коротко отвечает он, достигнув подножья. Он вглядывается в лица людей, пытаясь найти среди них Дэйзи, а я следую за их взглядом в сторону утеса.

Мое сердце чуть не разрывается. Потому что группа из пяти бронзовокожих мужчин стоит на склоне двенадцатиметрового утеса, некоторые местные жители еще выше на вершине, вероятно, на высоте метров 25. И один прыгает, его тело выгибается дугой, когда он ныряет.

Прямо.

В ущелье внизу.

О. Боже. Мой.

Он издает небольшой всплеск, но все, что я вижу — это скалы, а затем камни, а затем маленькую полоску воды, которую он мог легко пропустить. Твою. Мать.

Где моя сестра?! А потом я вижу ее. Она не стоит с туристами на «безопасной» стороне, где находимся мы. Нет, она каким-то образом нашла дорогу на утес. Босиком она цепляется за середину скалы и перескакивает через нее, когда один из ныряльщиков указывает ей, куда поставить ноги.

Я прижимаю ладони ко рту.

— ДЭЙЗИ!

Я кричу до тех пор, пока мое горло не начинает гореть. Она сумасшедшая. Подтверждено.

Райк замирает рядом со мной и разражается ругательствами.

— Я должна пойти за ней, — говорю я, мои ребра сжимаются вокруг легких.

Она не может прыгать. Она не обученная ныряльщица. Мы находимся в Акапулько, Мексике, где мужчины, вероятно, ныряли с уступа сотни раз, рассчитывая скорость набегающих на скалу волн, точно зная, в какое место нужно попасть. Она ничего не знает!

— Нет, — говорит мне Райк. — Я собираюсь забрать ее. У тебя будет приступ паники на полпути к гребаному утесу. Просто оставайся здесь. Следи за девочками. Сделай гребаный вдох.

Похоже, он тоже нуждается в этом. Он не тратит ни секунды на разговоры со мной. Он бросается в ту сторону, откуда мы пришли, пытаясь найти путь к склону утеса.

Я просто смотрю на ее маленькую копну светлых волос, заплетенную в косу на плече. Она кивает, когда местный ныряльщик указывает на воду внизу, а затем указывает на скалу. По крайней мере, он учит ее, вот и все, что я думаю. Если она прыгнет, то может умереть или получить сотрясение мозга. Этого нет в наших планах.

— О Боже, — восклицает Клео, подходя ко мне. Ее пальцы сжимают металлические перила. — Это Дэйзи?

Девушки ахают, сгрудившись вокруг. Они все начинают доставать свои мобильные телефоны, чтобы записать надвигающуюся смерть моей сестры. Ее пальцы ног торчат из каменного выступа, и ей не на что опереться.

Она собирается прыгнуть. Она здесь не просто для интимной экскурсии по утесу. Это ее представление о веселье.

— Она чокнутая, — говорит Харпер, качая головой.

Другой местный ныряльщик спрыгивает с края и взмывает в воздух с искусной точностью. Он ныряет головой в нужное место, а человек, который учит Дэйзи, продолжает говорить, как будто это была какая-то демонстрация для нее.

Дэйзи кивает, ничуть не испугавшись. Я практически вижу, как ее глаза загораются от благоговения и возбуждения.

— Она собирается прыгать? — спрашивает Харпер. — Здесь повсюду скалы.

Клео тревожно сжимает перила.

— Это не океан. Это все равно что маленькая речка. Разве она не должна прыгнуть в это? — она указывает на полный голубой океан, который обрушивается на северную часть утеса, но Дэйзи находится сбоку, в том месте, где океан впадает в маленькую расщелину между нашим наблюдательным пунктом и горой, на которую она взобралась.

— Я уже видела такие погружения, — говорит Кэти (или, скорее, Тесса), причмокивая жвачкой. Она бочком подходит к Клео. — Есть небольшой радиус, где она очень-очень глубокая, а дальше — мелкая и очень-очень каменистая.

Где Райк?!

— Заткнись, — огрызается Клео. — Серьезно, заткнись.

А потом я вижу, как Райк взбирается на скалу, хватается за вырезы в скале и засовывает ноги в ямы, поднимая свое тело вверх, а затем снова с выносливостью и силой. Ему не нужен местный житель, чтобы показать ему дорогу. Я понимаю, что он свободно лазает. Одиночное свободное восхождение. Без веревки. Я думаю, что в каком-то смысле он смог сделать то, что планировал, прежде чем отправиться в эту поездку.

И все же я в ужасе.

Местный житель что-то говорит, и они поворачивают головы в сторону Райка. Мужчина подходит ближе и протягивает руку Райку, когда тот находит их путь. Он пожимает ее, словно желанный гость в их клубе на вершине утеса. На самом деле они не на вершине. Это было бы слишком высоко. Но склон утеса уже слишком высок для комфорта.

Дэйзи признает Райка, а затем снова смотрит на воду, когда его рот начинает двигаться. Его лицо краснеет, а на шее начинают вздуваться вены, когда он разглагольствует. Если бы я была ближе, интересно, увидела бы я слюну, летящую с его губ, помимо ярости.

Местные жители позволяют ему говорить то, что ему нужно, и тогда Райк поворачивается к ним, говорит немного, но его движения спокойны, менее сердиты. Они кивают, а затем указывают на воду, отвечая в ответ. Боже, как бы мне хотелось слышать.

Когда Дэйзи начинает говорить, я думаю, что Райку удалось убедить ее вернуться на парковку. Но ее руки начинают жестикулировать, сердито и раздраженно, как и он.

Они спорят.

Он подходит ближе, его нога наполовину на выступе, когда они стоят с широко расставленными ногами на склоне чёртовой горы. Его нос касается ее носа, когда он приближается к ее лицу, крича. Ее грудь выпячивается, и она кричит в ответ. Их голоса начинают эхом разноситься по ущелью, но недостаточно громко, чтобы разобрать слова или слоги.

А потом она прислоняется спиной к выступу и что-то говорит местному жителю. Он кивает, и Райк кричит ей: — НЕТ!

Мы все слышим страх и гнев в его голосе.

Но уже слишком поздно. Она ныряет.

Прямо.

С.

Чёртового.

Утеса.

Головой вперед.

Я задерживаю дыхание, мои губы приоткрываются, а челюсть отвисает. Не прошло и секунды после того, как она нырнула, как Райк импульсивно прыгает прямо за ней.

Это… нехорошо. И Ло, и я в один день потеряем брата и сестру.

Я жду, пока они всплывут на поверхность, кажется, несколько часов. Жду. Жду. Вода вливается в овраг и затем возвращается обратно в систематическом цикле. Белая пена шлепается о скользкие черные камни.

Где она?

Райк выныривает первым посреди воды, попадая в нужное место. Он резко поворачивает голову в поисках Дэйзи. Он вращается по кругу. С того места, где я стою, я вижу панику в его глазах, и мой желудок делает тысячу сальто.

— О Боже, — бормочет Клео. — Где же она?!

Другие девушки не выпускают свои мобильные телефоны, все еще снимая видео. Я должна была понять, что Дэйзи будет в большей опасности, делая что-то потенциально опасное для жизни, чем быть похищенной. Мне следовало обсудить вопрос о том, чтобы не нырять со скалы навстречу своей смерти еще до начала путешествия.

А потом ее голова появляется на поверхности воды в нескольких метрах от Райка.

В каком-то глубоком, безопасном месте.

Я облегченно вздохнула.

У Райка, похоже, вот-вот лопнет кровеносный сосуд на шее. Он вымещает свою агрессию на воде и забрызгивает ее. Она брызгает в ответ, и они снова начинают кричать. Она качает головой и уплывает к скалистому берегу.

Через десять минут они появляются на вершине холма, поджидая нас и промокнув насквозь. Райк проводит рукой по густым мокрым волосам. А зеленая майка Дэйзи прилипла к ее стройной фигуре, в то время как с ее джинсовых шортов стекает вода. Мы все начинаем идти, и чем ближе я подхожу, тем отчетливее слышу их спор.

— Он сказал мне, где приземлиться! — кричит она. — Я брала уроки дайвинга в седьмом классе. Со мной все было бы в порядке, Райк!

Теперь я припоминаю, что она брала уроки. Наша мать заставляла ее делать массу вещей, пытаясь найти ее талант, пока она не стала моделью.

— Ты бросила всех своих друзей в гребаном ресторане! — кричит он в ответ. — Твоя сестра думала, что тебя похитили! Насколько ты эгоистична?

Ее щеки краснеют.

— Я не думала, что кого-то это волнует…

— Чушь собачья, — усмехается он. — Ты знала, что мы придем за тобой. Ты знала, что мы выследим тебя и разрушим наши планы, чтобы убедиться, что ты жива. Ты хотела, чтобы мы за тобой погнались.

Она быстро качает головой.

— Нет. Я просто хотела сделать это, но знала, что Лили мне не позволит. Вот почему я выбрал Акапулько — из-за этого утеса. Он знаменит. И мне очень жаль, что я испортила всем день, но оно того стоило.

— Ты могла умереть, — рычит он, его глаза сузились от такой злости, что я бы уже отпрянула. Дэйзи крепко сжала плечи, решительно подняла голову. Райк прав. Ее ничто не пугает.

— Я знаю.

Он смотрит на нее долго, очень долго, и когда я дохожу до них, то не решаюсь прервать их жаркую ссору.

— Ты хотела умереть? — наконец спрашивает он.

Дэйзи пару секунд моргает, но не в замешательстве. Как будто она ожидала такой реакции. Она пожимает плечами и спрашивает: — Как ты вообще меня нашел?

— Свободное падение, — говорит он ей. — Ты сказала, что это лучше, чем секс.

Ее губы изгибаются в улыбке.

— Теперь ты со мной согласен?

— Как бы это ни было весело, — грубо говорит он, — это никогда не будет лучше, чем трахаться с тем, кого любишь. Больше не делай такого дерьма, — добавляет он. И оборачивается жестом приглашая девчонок следовать за ним на стоянку.

Я хватаю Дэйзи за руку, прежде чем она подходит к Клео. Ее слабая улыбка тут же уходит на второй план, когда я хмурюсь почти до слез. Никогда еще я не была так напугана.

— Лили… Мне очень жаль. В мои намерения не входило пугать тебя.

— А если бы ты умерла?

— Но я ведь не умерла, — она касается моей руки и пожимает ее. — Да ладно тебе. Будь счастлива, мы в Мексике.

— Это не круто, Дэйзи, — говорю я. — Ты не можешь просто убежать, не сказав кому-нибудь, куда идешь, — я никогда не читала Руководство для Старшей сестры, поэтому решаю просто сказать ей, что я чувствую. Этого должно быть достаточно. — Мы могли бы найти утес, который находится под наблюдением, а не тот, который явно предназначен для профессиональных местных дайверов.

— Я хотела спрыгнуть с этого.

Я тяжело вздыхаю.

— Ты себя слышишь? Ты хотела этого? Ты говоришь, как Клео и Харпер, избалованная и наделённая правами.

Она съеживается.

— Мне очень жаль. Правда, — она качает головой. — Мне не следовало этого делать… Если бы я знала твою реакцию заранее, я бы остановилась.

Самое страшное — я ей не верю. Ни капельки.

— Ладно.

Больше ничего и не скажешь. Райк допрашивал ее. Я бросила на нее неодобрительный, сокрушенный взгляд.

— Я ведь не в твоем чёрном списке? — спрашивает она. — Честно говоря, я даже не думала, что он у тебя есть.

— У меня его не было.

Она ахает.

— Значит, я в нем единственный человек?

Я не могу удержаться от улыбки. Мы начинаем идти назад вместе, ее друзья идут дальше впереди нас.

— Наверное.

— Что я могу сделать? — спрашивает она. Ее глаза светлеют. — Я знаю! Торт. Торт все исправляет. Время торта! — кричит она девочкам.

Они издают радостные возгласы, хлопают в ладоши и крутятся вокруг, чтобы записать Дэйзи в конце своего видео. Я уверена, что они еще долго будут циркулировать по ее школе. Она станет суперзвездой. По совершенно неправильным причинам.

Райк поворачивает голову при этом объявлении и все еще выглядит взбешенным. Он закатывает глаза и твердой рукой стряхивает воду с волос.

— Знаешь, что он мне сказал? — говорит Дэйзи. — Он сказал мне, что я раскрою себе череп, истеку кровью в океане и буду съедена акулами. А потом он идет и прыгает за мной, — она раздраженно смеется. — Мне не нужно было, чтобы он был моим героем, появлялся, взбирался на скалу и говорил по-испански с местными жителями…

— Подожди, они не говорили по-английски?

Дэйзи понимает, что упустила эту маленькую деталь. Она вздрагивает и виновато улыбается.

— Они мне что-то рассказывали, а я просто отвечала «Sí» снова и снова. Я уловила суть того, что они говорили, когда они двигали руками. Ты должна быть более удивлена тем фактом, что Райк свободно говорит по-испански.

— Нет, — огрызаюсь я, — потому что он вырос с такой же неврастеничной мамой, как наша.

— Он тоже? — она хмурит брови.

— Я не знаю ее лично, — уточняю я. — Но она не давала ему покоя.

Я воздерживаюсь сказать как и у тебя, потому что ей не нужно испытывать к нему большего влечения, чем я думаю у неё уже есть. Их разница в возрасте уже нет-нет территория. Райк это понимает, а Дэйзи, боюсь, нет.

— Ох.

Я колеблюсь.

— Дэйзи, ты же не…

Не влюблена в него.

Она встречается со мной взглядом и хорошо его читает.

— Как ты уже говорила, Лили, он на семь лет старше… ну, скоро будет на шесть.

Она пытается ободряюще улыбнуться мне, прежде чем оторваться от меня и догнать Клео, но я не удовлетворена. Потому что она оглядывается на Райка, который снимает мокрую рубашку и отжимает ее. Ее глаза скользят по его телу, и я вижу не очень хорошее будущее.

Я не знаю, как Ло отреагирует на сценарий Дэйзи и Райка.

Все, что я знаю, это то, что он не был бы счастлив.

III.МАРТ

Глава четырнадцатая

Вернувшись в Штаты, мартовский холод делает почти невозможным не наслаивать на себя одежду. Я разрабатываю план оставаться дома до самой последней секунды. Как обычно я опаздываю на занятия на семь минут, когда решаю пойти, но я думаю, что у всех должен быть десятиминутный льготный период. Серьезно. Здесь холодно.

Единственное другое время, когда я готовлюсь к погоде, — это сеансы терапии с доктором Бэннингом. По-моему, сегодня все прошло прилично. Я чувствую, что нахожусь на пути к раскрытию того, почему у меня есть эта зависимость, и она дает мне столь необходимую перспективу и руководство.

Чтобы занять себя мыслями и не зацикливаться на сексе, я смотрю романтическую комедию на Netflix в своей спальне. Я закрыла свой балдахин, и мне кажется, будто я нахожусь в джунглях, а моя сетка защищает меня от комаров. Что довольно забавно. Я бы отпустила несколько шуток о сафари, но вспоминаю, что я одна. И никого нет рядом, чтобы оценить их по достоинству.

Ноутбук лежит у меня на животе, пока я жую Твиззлер. Воздержавшись от мастурбации, я обратилась к сахару, сладостям и вообще ко всему, от чего у меня могут сгнить зубы. Это почти не помогает, но все же лучше, чем поддаваться порывам.

Мой телефон звонит, и я вылезаю из своего пледа Marvel. Когда я хватаю свой смартфон, то замечаю на экране неизвестный номер. В груди становится легче, когда я выключаю ноутбук и прижимаю телефон к уху.

— Привет, это Ло.

Этого достаточно, чтобы заставить меня улыбнуться от уха до уха.

— Какой Ло? Моего парня зовут Лорен.

— Без меня твои шутки становятся все менее смешными.

Я притворно ахаю.

— Ни может быть. Ты должен был быть здесь, когда я придумала лучшую шутку о жирафе. Это было очень смешно.

— Сомневаюсь, — говорит он, но я чувствую, как он расплывается в улыбке.

Я кусаю Твиззлер, пытаясь сдержать свой глупый взгляд, даже если он меня не видит.

— Что ты делаешь? Как реабилитация?

Прежде чем он позвонил, я решила, что расспрошу его побольше. В прошлый раз разговор крутился вокруг меня, и я не хочу, чтобы это повторилось. Даже если мое выздоровление требует усилий от нас обоих, это не делает его выздоровление менее важным.

— Все в порядке, — говорит он. Я представляю, как он пожимает плечами. — А как насчет тебя? Ты ходила сегодня на терапию?

Итак, у меня парень, который не любит говорить о своих проблемах. Это может оказаться труднее, чем я думала.

— Не меняй тему. Я хочу знать, как у тебя дела.

Я сплетаю три Твизлера вместе, чтобы получился гигантский, восхитительный кусок.

— Моя жизнь скучная, — вздыхает он.

— Нет, это не так, — опровергаю я. — Ты, наверное, делаешь всякие крутые вещи. Например, разговариваешь с людьми. И… играешь в бильярд. И… — я понятия не имею, какого черта он делает в реабилитационном центре, и в этом, по-моему, вся проблема.

— И ничего веселого, — говорит он мне. — Меня там нет. Я не с тобой.

— Я думала, ты сказал, что мы должны начать говорить, — подчеркиваю я. — Ты же знаешь, что это должно быть обоюдно. Мы не можем просто обсуждать мою зависимость, и не говорить о твоей.

В трубке на мучительно долгое мгновение воцаряется тишина, прежде чем он говорит: — Я разговаривал с Райком на днях… Он спросил меня, кто такой Аарон Уэллс.

Твиззлер выскальзывает у меня из рук. Я чувствую, что Ло пытается сменить тему, и это вроде как работает, учитывая, что Аарон Уэллс заставляет мой желудок сжиматься. И я планировала никогда не рассказывать Ло о том, что произошло на церемонии открытия Fizzle soda, особенно пока он находится в реабилитационном центре. Я не хотела давать ему повода обратиться к выпивке.

Ло говорит: — Я спросил его, зачем ему это нужно. И он не дал мне прямого ответа — просто сказал что-то о том, как пошел с тобой на семейное мероприятие. И я подумал: «Какого хрена ей вообще понадобилось приводить этого придурка на вечеринку?» А потом я вспомнил твою мать и то, как она подставляла тебя еще до того, как мы начали встречаться.

Он делает паузу.

— Что-то случилось, не так ли? Аарон знает, что я в реабилитационном центре. Наверное, он решил, что сейчас самое подходящее время для расплаты, верно? Ты беззащитна, в то время как я практически заперт здесь.

— Ты не в ловушке, — говорю я.

Я не хочу, чтобы он думал о реабилитации как о тюрьме. Не тогда, когда это помогает ему.

Он стонет, и я представляю, как он осторожно протирает глаза.

— Я хочу быть там с тобой, — говорит он. — Я не хочу, чтобы Райк защищал тебя. Это моя работа, и я планирую делать ее намного лучше, чем до того как…

Он умолкает, и я понимаю остальное: до того, как тебя чуть не изнасиловали. Да, он был слишком пьян, чтобы прийти мне на помощь в ту ночь. К счастью, я избежала этого, но все равно больно думать об этом. С тех пор я стараюсь избегать общественных туалетов и и стараюсь не страдать от страха подвергнуться нападению. Иногда это подкрадывается, и я погружаюсь в себя в большой толпе, но в этом смысле я всегда была немного затворницей.

Хотела бы я ответить я не нуждаюсь в защите. Но это было бы абсолютной ложью. Аарон был агрессивен в ту ночь, и мне действительно нужно было какое-то подкрепление, чтобы помочь мне.

— Райк не защитил меня, — тихо говорю я.

Я открываю рот, чтобы уточнить, но Ло уже делает поспешные выводы.

— Что? — его дыхание становится глубже. — Если он, черт возьми, причинил тебе боль, я…

— Ло, — оборвала я его. — Я просто хотела сказать, что не Райк был тем, кто помог мне… это был твой отец.

В трубке снова повисает тишина.

Я уточняю: — Он увидел, что Аарон доставляет мне неприятности, и пригрозил ему. Это сработало. После этого Аарон оставил меня в покое.

Телефон потрескивает.

— Ло?

Потом я слышу, как он выдыхает.

— Мой отец?

Может быть, мне не следовало ничего упоминать. Ему потребовалось много сил, чтобы уйти от того, кого он любит, кто причинял ему боль. А быть пойманным в ловушку серости Джонатана Хэйла затрудняет его полное вычеркивание. Хотя сейчас для Лорена это было бы лучше всего.

— Да.

Прямо сейчас есть слабый, безнадежный шанс, что он расскажет о своем отце, и я думаю, что он даже не знает, что чувствует к этому человеку. Я бы поговорила с ним об этом, но он закончит разговор еще до того, как я начну подталкивать его. Поэтому я хочу сменить тему, прежде чем он повесит трубку.

— Так что насчет реабилитации? — спрашиваю я. — Ты не можешь увиливать от этого разговора.

Я представляю, как он зажмуривается от знакомого волнения, и он снова раздраженно стонет.

— Ты только что вскружила мне голову и хочешь узнать о реабилитации?

— Да, — говорю я, не отступая. Я должна подтолкнуть его.

Он глубоко вздыхает.

— Я трезв. Я просто подумал, что так долго быть трезвым будет совсем по-другому.

— Что ты имеешь в виду?

— Я был так несчастен пьяным, и я убедил себя, что трезвость будет оборотной стороной несчастья. Наверное, я думал, что трезвость будет на девяносто девять процентов потрясающей. Не пойми меня неправильно, это хорошо. Иногда я могу мыслить яснее и фильтровать какую-нибудь чушь, которую обычно без проблем произносил бы. Но это тоже отстой. Это еще больнее.

Теперь он должен встретиться лицом к лицу с болью. Я переживаю нечто подобное. Все ситуации, которые я бы утопила в сексе и кайфе — это то, с чем мне приходится сталкиваться лицом к лицу. Это трудно, а сдерживать позывы еще труднее.

— Но я не собираюсь возвращаться к тому, что было раньше. Ни для чего-то и ни для кого-то…

— Твой отец? — спрашиваю я, зная, что он имеет в виду кого-то. Джонатан Хэйл забрал трастовый фонд Ло, его наследство и все, что финансово обеспечивало будущее Ло. И все потому, что Ло не вернется в колледж и не будет жить по его немыслимым стандартам.

— Да. Он, — бормочет Ло. — Это любимая тема моего психотерапевта.

Может быть, я смогу облегчить это…

— Ты собираешься поговорить с Джонатаном, когда вернешься?

— Я больше не знаю… — он делает паузу. — Он один из моих триггеров к выпивке, но мне не нужна была реабилитация, чтобы понять это.

У меня сжимается грудь.

— А я…

Что, если я — его триггер? О Боже.

— Нет, Лил, — говорит он с коротким смешком. — Ты — полная противоположность. Ты моя стабильность… мой дом.

Я вдыхаю, от его слов у меня немного защипало в глазах. Я тоже всегда чувствовала себя с ним как дома. Я прочищаю горло, не желая становиться такой сентиментальной по телефону. У меня есть не так много времени, чтобы услышать его голос. А потом я снова останусь одна.

— Что ты собираешься делать, когда вернешься?

Он не пойдет в колледж, и сейчас ему нужно зарабатывать деньги. Мы с Райком предложили помочь ему с финансами, но гордость Ло отвергла эту идею.

— Я не уверен. Я подумаю об этом позже, — тихо говорит Ло.

Как бы мне хотелось подержать его или обнять. Все, что угодно. Он звучит немного потерянно, но какие двадцать с чем-то лет не такие? Единственная разница между мной и Ло в том, что я все еще учусь в колледже. Но на самом деле мы находимся в одном и том же месте. Я не приблизилась к тому, чтобы понять, чем хочу заниматься всю оставшуюся жизнь. Я хотела бы, чтобы моя будущая степень бакалавра могла волшебным образом выбрать карьерный путь, который идеально подходит мне. Если бы четыре года учебы в колледже купили мне это, меня бы всё устроило.

— Теперь мы можем увести разговор от меня? — спрашивает Ло. — Как ты держишься?

— Я немного раздражена, — бормочу я. — Сексуально и психологически.

— Психологически? — спрашивает он обеспокоенно. — С тобой все в порядке?

— Да-да-да, — быстро отвечаю я. — Просто сеансы терапии истощают меня. Доктор Бэннинг говорит, что ответ может быть не таким ясным. И я просто беспокоюсь, что когда я его найду… мне он не понравится.

Его дыхание на линии становится тяжелым, а слова вырываются шепотом.

— Ты думаешь, это из-за меня?

Это похоже на удар в грудь. Я бросаю взгляд на плетенку Твиззлер, лежащую у меня на коленях.

— Это из-за меня, Ло, — задыхаюсь я. — Я не могу винить никого другого в своих проблемах. Мне просто нужно выяснить, как это началось.

— Когда нам было девять, мы кое-что делали, — тихо говорит он. — Ты это помнишь?

— Многие маленькие дети делают глупости, — защищаюсь я, думая о том, что сказала мне доктор Бэннинг. Она называла это экспериментом.

— Это было неправильно, — говорит он мне с добавленной уверенностью.

Я представляю, как он проводит дрожащей рукой по своим светло-каштановым волосам. Его голос остается твердым и решительным.

— Я был старше тебя.

— На девять месяцев.

Он ведет себя нелепо.

— Это не имеет значения, Лил, — огрызается он. — Я много думал, находясь здесь и хочу сказать тебе, что мне очень жаль. За все, что я сделал, что причинило тебе боль…

— Ты не причинил мне боль, — вмешиваюсь я. — Ты этого не делал.

— Лили, — говорит он очень тихо. — Помнишь ночь перед тем, как мы расстались и я приехал сюда? За день до Сочельника?

— Благотворительный бал, — говорю я.

Ночь, когда он нарушил свою короткую трезвость, прихлебывая мини-бутылки текилы из гостиничного номера.

— Я сделал тебе больно, — говорит он. — Я занялся с тобой сексом, чтобы ты перестала думать о моей алкогольной зависимости… чтобы ты перестала смотреть на меня так, будто я разваливаюсь на части. Ты истерически плакала, а я трахнул тебя. А потом я вёл себя как мудак по этому поводу. Как ты это назовёшь?

— Ты не… — изнасиловал меня, думаю я, зная, что именно это терзает его разум. Он этого не сделал. — Я хотела этого, Ло. Пожалуйста, не думай так, — Боже, мы так запутались. Я прислушиваюсь к его ответу, но слышу только тишину. — Ло?

— Да, — он прочищает горло. — Прости меня, Лил. За ту ночь, когда нам было девять. Мне так жаль.

— Ты не должен брать всю вину на себя. Знаешь, я тоже была там, когда мы были младше. Я дотронулась до тебя. Может, я тебя сломала.

Теперь он смеется, и это заставляет меня улыбнуться.

— Я могу заверить тебя, что я сломлен, но это не из-за тебя.

— Взаимно.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Внезапно он издает долгий стон.

— Боже, я просто хочу поцеловать тебя.

Я ухмыляюсь.

— Добро пожаловать в мой мир. Мне кажется, я представляла, как буду целоваться с тобой около пяти миллиардов раз с тех пор, как ты уехал.

— И сколько раз ты представляла мой член у себя во рту?

Мои глаза расширяются, и у меня перехватывает дыхание, хотя он говорит это так пресно.

— А как насчет моего члена в твоей заднице?

За этими словами я слышу улыбку.

Боже мой. Я облизываю пересохшие губы и ерзаю на кровати. Место между моих ног начинает пульсировать от его слов.

— В твоей киске?

— Ло, — хриплю я. Мы сейчас занимаемся сексом по телефону? Я смотрю на дверь. Может, мне пойти и запереть ее?

— Ты хорошо себя вела? — спрашивает Ло. — Ты хоть раз трогала себя?

— Нет, я ждала.

— Я горжусь тобой, — говорит мне Ло. И я сразу же чувствую, как меня охватывает чувство выполненного долга. — Значит, ты кое-что заработала.

Мы занимаемся сексом по телефону! Да. Я выползаю из своего балдахина, борясь с сеткой на две секунды дольше, чем следовало, а затем спрыгиваю с кровати, все еще держа телефон в руке. Я бегу запирать дверь. Остановившись посреди комнаты, я смотрю на свой шкаф.

— Нужно ли мне…

Как это вообще работает?

— Нужно что? — спрашивает он в замешательстве.

Отлично, он не может читать мои мысли. Чего бы я только не отдала, чтобы встречаться с Чарльзом Ксавьером — хотя бы в «Людях Икс: Первый класс», где его играет Джеймс Макэвой. Лысый это уже не для меня.

— Неважно, — бормочу я.

— Нужно что, Лили? — Ло снова подталкивает, его голос серьезен. Я отвечаю не сразу, пытаясь собраться с духом и произнести эти слова. — Мне что, придется гадать? Лучше бы это была не смазка. У тебя никогда не было проблем с возбуждением рядом со мной.

— Хватит болтать, — говорю я ему. — Ты делаешь всё сложным.

— А ты делаешь меня твёрдым.

Я закатываю глаза, а губы непроизвольно приподнимаются.

— Пожалуйста, скажи мне, что это не лучшие твои грязные словечки.

— Я говорил и лучше, — соглашается он. — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все. Это не может быть настолько неловко, — он делает паузу. — Ну, я уверен, что тебе все равно будет неловко, но хорошая новость в том, что я не вижу, как ты вся краснеешь.

Хотела бы я, чтобы он мог. Я бы все отдала, чтобы он сейчас был здесь. Но в тоже время, я не хочу. Потому что раннее возвращение домой означает неудачу с его стороны, а я хочу, чтобы он преуспел. Я просто чувствую себя такой противоречивой. Во всем.

Может быть, именно поэтому я все еще стою посреди своей спальни, колеблясь, идти ли мне к шкафу или прыгнуть обратно на матрас.

— Как ты думаешь, я должна… использовать вибратор или… фаллоимитатор…

Я реально заикаюсь. Все мое лицо горит, и я клянусь, что на верхней губе собираются маленькие капельки пота. Я отчаянно вытираю ее, паникуя, как бы кто-нибудь не увидел, как я потею.

— Ты серьезно? Это то, о чем ты, чёрт возьми, нервничаешь, спрашивая меня? — говорит он слегка обиженно. — Я думал, ты хочешь использовать телефон или что-то в этом роде.

Что? Мне требуется мгновение, чтобы понять, о чем он говорит. Я давлюсь и съеживаюсь.

— Фу.

Теперь я обиделась.

— Вот что ты получаешь за то, что не призналась с самого начала, любовь моя, — говорит он со смехом. Его голос понижается до серьезного тона. — А что твой психотерапевт говорит об игрушках?

— Мы о них не говорили.

— Тогда давай пока обойдемся без них, ладно?

Я не могу не чувствовать себя немного удрученной этим решением. В моей голове я услышала, как Ло говорит: Конечно, иди выбери ту, которая похожа на мой член. Я думаю, что эти дни поощрения закончились.

Я распутываю узловатый балдахин и забираюсь обратно на кровать, телефон включен на громкую связь.

— Где ты сейчас находишься? — спрашиваю я, желая, чтобы мысленная картинка была на месте.

— В своей спальне. У меня есть своя ванная комната, нет соседа по комнате, так что уединение очень приятное. Хотя одеяло какое-то колючее.

— Как сексуально.

Я мысленно вижу, как он ухмыляется, его янтарные глаза загораются.

— Разве я не всегда такой?

Боже, я скучаю по нему. На меня накатывает волна печали, и грохот кажется таким внезапным и резким, что мне приходится зажать нос, чтобы сдержать слезы. Я откидываюсь на подушку и смотрю на верхушку балдахина. Все, о чем я могу думать — это как сильно я хочу его увидеть. Насколько это иронично? Единственный раз, когда мы собираемся заняться чем-то вроде секса, и я превращаюсь в эмоциональный спазм.

— Лили, ты плачешь?

Беспокойство Ло усиливается.

— Нет, — я вытираю глаза и кладу телефон на живот. — Давай просто сделаем это.

— Ну, раз уж ты так говоришь, — огрызается он.

У меня уже несколько дней не было оргазма. Мне нужно собраться с мыслями, потому что если мы отменим это дело, то через пару часов я сильно пожалею об этом, когда позывы начнутся снова.

— Нет, правда, я в порядке, — я выпрямляюсь, и телефон с глухим стуком падает на мое одеяло. — Давай начнём. Кто первым раздевается? — я съеживаюсь. Это могло бы быть гораздо сексуальнее.

— Я думаю, мы оба отстой в сексе по телефону, — говорит мне Ло.

Я должна была бы найти это забавным, но вместо этого его слова бульдозером обрушиваются прямо на меня. Это как если бы кто-то предложил пакетик кокаина наркоману и в последнюю минуту решил его вырвать. Я представляю себе сегодняшнюю ночь, одинокую в своей постели, снова борющуюся с желанием. И этот момент будет моей ошибкой. Потому что я стала хандрой, грустной и жалкой. Идиотка.

— Нет, у нас это хорошо получается, — защищаю я нас. — Пожалуйстапожалуйстапожалуйста, давай попробуем еще раз.

Но страх дрожит в моем голосе и заставляет меня искажать его слезами.

— Эй, эй, Лили, — настойчиво говорит Ло. — Все в порядке.

Я слышу, как он шуршит вокруг, и мне интересно, снимает ли он что-нибудь из одежды. Может, штаны.

— Это не так, — опровергаю я. — Всё не в порядке.

— Ш-ш-ш, — шепчет Ло. — Ты в порядке. Я в порядке. Я все равно заставлю тебя кончить, обещаю. Просто расслабься и дыши, любовь моя.

Как только он произносит эти слова, мой ноутбук издает пинг! Я шмыгаю носом и бормочу: — Подожди секунду. Открываю меню Skype. Затем я вижу уведомление: Принять вызов от Hellion616

Мое сердце тут же подскакивает к горлу. Это, конечно, Ло. Его имя пользователя было его любимым персонажем Marvel с пятнадцати лет. Я вот-вот увижу его, не так ли? Я прикусываю губу и нажимаю кнопку.

Экран наполняется светом. Он смотрит прямо на меня. Он выглядит так же, как я помню в последний раз. Прошло почти три месяца, а у него все те же светло-каштановые волосы, короче по бокам, пышнее на макушке. Те же острые скулы, которые делают его угрожающим и сексуальным. Он сидит, скрестив ноги, на своей односпальной кровати с темно-синим одеялом. На нем угольно-серая футболка и черные спортивные брюки. Его янтарные глаза смотрят прямо в мои. Я смотрю на него. Не просто представляю его тело, его глаза, его лицо. Я ничего не могу с собой поделать — я мгновенно разразилась неконтролируемыми, счастливыми слезами.

— Нет, — Ло удлиняет слово и добавляет легкую улыбку. — Не плачь. Ты заставишь меня расплакаться.

— Прости, — я вытираю глаза тыльной стороной ладони. Я глубоко вздыхаю и устраиваю ноутбук на кровати немного лучше. Теперь он не смотрит на половину моего лица.

Я снова встречаю его взгляд, на этот раз более спокойный, но моя грудь вздымается. Часть меня боялась, что он вернется домой слишком изменившимся и каким-то образом другим. Весь мой ужас улетучивается. Он все еще Ло. Он все еще мой.

— Привет, — говорит он на одном дыхании.

— Привет.

Самое трудное во всем этом испытании — быть вдали от него. Я понимаю, что это не имеет никакого отношения к сексу. Он мой лучший друг, весь мой мир, и потерять его больнее, чем потерять тело, над которым можно работать по ночам. Встреча с ним напоминает мне, что он ушел не навсегда. Даже если иногда так кажется.

— Ты хорошо выглядишь, — его глаза бегают по моему телу. — Ты набираешь вес? — с надеждой спрашивает он.

Может быть, он вообразил, что я увядшая веточка, такая тощая и корявая, что ему придется поднять меня, прежде чем я зачахну. Вау, это было бы страшно.

Может быть, не только у меня были огромные, неизмеримые страхи.

— Да, — отвечаю я с улыбкой. Я немного откидываюсь назад и хватаю свою пачку Твизлеров. Я машу ими в сторону экрана. — Я на новой диете. Она называется «Ешь сладости и избегай секса».

— Звучит как ужасная диета, — говорит он мне, — и ужасный способ справиться со своей зависимостью.

Я пожимаю плечами и поднимаю низ своего кашемирового свитера.

— Я могу теперь делать так, — я зажимаю сантиметр жира у пупка и показываю ему.

— Это хорошо, но ты все равно должна набирать вес здоровым путём. А пока уминай свои Твизлеры и Хоу-Хоу (шоколадные рулеты с кремом), потому что, когда я вернусь домой, я запрещу эту диету.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть Хоу-хоу?

Он наклоняет голову, и я вижу игривую улыбку на его лице. Наблюдение за этим освещает мою жизнь.

— Прошу, если ты специально запаслась сахаром в кладовке, у тебя были бы все лучшие названия. Динг-донги (шоколадные кексы), Шугар-дэдди (ириски), Чупа-чупсы.

— Я не покупала чупа-чупсы, большое спасибо, — отвечаю я, будто выиграла, хотя он вроде как прав. В кладовке меня ждут три упаковки Динг-донгов. У меня есть склонность к именам и названиям. Иначе зачем бы я наняла Коннора Кобальта в качестве репетитора, когда училась в Пенне?

— Еще что-нибудь новенькое? — мягко спрашивает Ло, но теперь, когда я смотрю на него, я замечаю страх, пульсирующий в его глазах. Он беспокоится, что я буду той, кто изменится. Я чувствую то же самое, но я знаю, что со временем стану другой. Каждый в конце концов взрослеет. Но если есть что-то в этом мире, что я знаю наверняка — это то, я никогда не хочу меняться без Лорена Хэйла. Мы должны стараться развиваться вместе.

— У меня на плече появилась новая веснушка, — я пытаюсь показать ему, но натыкаюсь на экран. — Упс…Прости.

У меня такое чувство, будто я ударила его по лицу или что-то в этом роде. Я поднимаю ноутбук и ловлю ухмылку Ло.

— Мило, — говорит он.

Я краснею, и он закатывает глаза, глядя на мои покрасневшие щеки, но все еще улыбается. Так что это хорошо.

— У меня тоже есть кое-что новенькое.

Мои брови поднимаются. Правда? Он хватается за подол своей футболки, а затем его глаза дразняще скользят ко мне, продлевая момент. Пожалуйста, пусть это будет не татуировка. Ло ненавидит их, и последнее, что мне нужно — это чтобы он признался в своей бессмертной любви тем, что ему не нравится. И я не очень то и хочу пялиться на свое имя, написанное чернилами у него на груди, пока мы занимаемся сексом. Это убивает весь настрой.

Я понимаю, что постепенно придвигаюсь все ближе и ближе к экрану. Я откидываюсь назад, чтобы не показаться полной чудачкой.

— Ну давай уже, — говорю я со стоном, а он просто ждет с глупой улыбкой. Он убивает меня!

Наконец, он стягивает футболку через голову и поправляет волосы пальцами, наблюдая за выражением моего лица, на котором видна моя отвисшая челюсть. Я прищуриваюсь, надеясь, что это не какое-то усовершенствование Skype Photoshop.

— Они настоящие?

В конце концов я спрашиваю, мои пальцы подсознательно пробегают по его мышцам на экране. Как будто я действительно могу прикоснуться к ним. Чёрт, как же я этого хочу. Мне снова приходится отодвинуться от экрана. Я думаю, что Ло получил приятный вид на мои волосы в носу.

Он странно смотрит на меня, а потом смеется.

— Нет, я нарисовал это специально для тебя.

Теперь уже без футболки Ло не может перестать ухмыляться. Я не могу перестать пялиться. Его пресс… Ярко выраженые шесть кубиков. Раньше он был мускулистым, но они не были такими. Его худощавые мышцы изгибаются и даже имеют этот сексуальный изгиб на талии, как будто прокладывая мне путь к его члену.

Это намного лучше, чем татуировка.

— Я тренировался, — объясняет он. — У нас много свободного времени. Большую часть времени я провожу в спортзале, — он облизывает нижнюю губу, его глаза скользят по моему телу. — Твоя очередь.

— Я знала, что это трюк, чтобы раздеть меня, — говорю я с улыбкой. — Только не надейся слишком сильно. Моя грудь не выросла.

— Мне нравится она такой, какая она есть, — от его хриплого голоса у меня перехватывает дыхание. Я моргаю пару раз и концентрируюсь на «раздевании».

Я украла кашемировый свитер Роуз, потому что у меня кончилась чистая одежда, а стирка занимает очень низкое место в списке моих любимых занятий. Я сажусь на колени и поднимаю экран, чтобы он мог лучше видеть мою верхнюю половину. Мое сердце колотится, когда я наблюдаю, как поднимается и опускается его грудь в предвкушении. Я столько раз была голой с Ло, но никогда через экран компьютера. Все немного по-другому — расстояние, невозможность физически прикоснуться. Но, может быть, это совсем другое хорошо, почти более захватывающее.

Я постепенно стягиваю свитер через голову, мои груди поднимаются вверх в черном лифчике. Мое дыхание становится глубже, когда я наблюдаю за тем, как он смотрит, его глаза опускаются, а затем снова поднимаются, как будто его губы совершают свой обычный спуск по моей груди и животу.

Я хочу, чтобы он обнял меня и навалился на меня всем своим весом. Я хочу ощутить его твердость — его мышцы прижимающие меня к матрасу. Быть погребенной под его любовью и теплом.

— Где ты находишься? — шепчу я, планы найти его, свернуться калачиком в его объятиях, вторгаются в мой разум.

— Прямо здесь. С тобой, — шепчет он в ответ, больше не давая мне ничего, но этих слов достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание и рот открылся. Я не спускаю с него глаз и представляю, как его рука делает то же, что и моя. Расстегиваю застежку лифчика. Позволяя бретелькам соскользнуть с моих плеч на клавиатуру.

Он смотрит на меня так, словно хочет притянуть к своей твердой груди и крепко прижать к себе, словно ему осталось несколько секунд, чтобы пососать мою нижнюю губу, прикусить и затем погрузить свой язык внутрь. Он будет прижиматься ко мне и шептать мое имя, пока моя спина не выгнется дугой. Пока я не застону ему в плечо.

Мои соски встают по стойке «смирно», его взгляд усиливает части моего тела, которые не были освещены месяцами. Его глаза возвращаются к моим, и в них плещется нетерпение. Секс по телефону никогда не сработает с нами. Я буду упускать его взгляды и то, как он пожирает мое тело своими янтарными глазами. Он заставляет меня чувствовать себя совершенно и недвусмысленно великолепной.

Он один может претендовать на этот подвиг.

Он медленно стягивает спортивные штаны, и я начинаю расстегивать джинсы. Мы часто смотрим друг на друга, пытаясь уловить чувственные, размеренные, неторопливые движения другого. Все, что ниже моей талии, скрыто от его взгляда, и точно так же экран отрезает его нижнюю часть живота. Мысли о том, что находится внизу, усиливает мой пульс, жар собирается на лбу.

Я неуклюже вылезаю из джинсов и сбрасываю их с кровати. Теперь, стоя на коленях, Ло имеет прекрасный вид на мои зеленые хлопковые трусики. Я плюхаюсь обратно на задницу, чтобы он мог видеть меня только по пояс. Пока Ло раздевается, я замечаю выпуклость в его черных боксерах. Место между моих ног снова начинает пульсировать, жаждя чего-то твердого, что бы заполнило его и проникало бы снова и снова.

Тишина растягивает напряжение, ничего, кроме нашего тяжелого и поверхностного дыхания. Я неподвижно жду, пока он снимет последнюю одежду. Мои глаза фиксируются на экране на случай, если я смогу мельком увидеть его член. Но он никак не проявляется. Ло успешно снимает свои боксерсы, не ослепляя меня. Ну блин.

Он поднимает свои боксеры к камере, победоносно болтая ими на пальце, прежде чем отбросить их в сторону. Его глаза с вызовом встречаются с моими. Моя очередь.

Одной рукой я опираюсь на матрас, а другой спускаю трусики вниз по лодыжкам. Я наклоняюсь вперед, чтобы стянуть их с ног, и я думаю, что в итоге дала Ло полный вид моих сисек на весь экран. Он получает от этой сделки гораздо больше, чем я. Это уж точно.

Мои трусики лежат у меня в руке, но они слишком мокрые, чтобы я могла поднять их с триумфом. Я уже собираюсь швырнуть их на пол, когда Ло говорит: — Ты мне не покажешь?

Отлично. Я поворачиваю их так, чтобы он мог видеть заднюю часть, и на долю секунды подношу к камере.

— Дай мне посмотреть на место между ног, — просит он мягким голосом. Такой требовательный.

Мои глаза расширяются, и я быстро качаю головой. Нет, нет, этого не будет.

Уголок его губ приподнимается.

— Давай, Лил, — выдыхает он. — Я не могу прикоснуться к тебе. Как иначе я узнаю, насколько ты мокрая?

Я делаю долгий, глубокий вдох. Я с трудом сглатываю и испытываю внезапное желание провести пальцами прямо по моему сладкому месту. Чтобы накормить монстра внутри меня.

Я делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь на Ло.

— Дай мне сначала взглянуть на твой член.

Мой голос звучит более умоляюще и отчаянно, чем я намеревалась. Я даже не знаю, зачем мне это нужно. Он же не может войти в меня через экран ноутбука. По правде, это будет мучить меня еще больше.

— Пока нет, любовь моя, — ласково говорит он.

— Тогда я больше не покажу тебе свои трусики, — упрямо возражаю я.

Я скрещиваю руки на груди. Сколько себя помню, во время секса я всегда получаю то, что хочу. Или, по крайней мере, я пытаюсь это сделать. И с тех пор, как я была с Ло, он был более чем готов уступить моим желаниям. До сих пор я не понимала, как трудно подчиниться его приказам. Я должна уступить ему свой контроль — довериться ему, отдать все свои сексуальные потребности на его попечение.

Для меня это не так просто.

— Это не так работает, — говорит Ло. — Я здесь главный. Если я скажу тебе кончить, ты кончишь. Если я скажу тебе остановиться, ты остановишься.

Мне нужны границы, чтобы обуздать свои навязчивые идеи. Мы уже говорили об этом, напоминаю я себе. Я опускаю руки, снова открывая ему свою грудь. Это уже начало. Ло установит рамки моим ограничениям, чтобы я не переусердствовала. Мне просто нужно научиться принимать их.

Ло полностью отдал себя мне. Теперь моя очередь позволить ему овладеть мной.

Я повинуюсь его первой команде, выворачиваю трусики наизнанку и поднимаю их к экрану, молча надеясь, что ноутбук не высокой четкости. Хотя, очевидно, они промокли насквозь.

— Доволен? — спрашиваю я через несколько секунд.

— Неизмеримо, — его улыбка смягчает мое сердце, и мой желудок трепещет, ослабляя мою решимость. Это издевательство не может продолжаться долго.

Я бросаю трусики на пол, и он немного ерзает на кровати. Но я все еще не могу видеть ниже его талии.

— Подними руки, — приказывает Ло.

Я хмурюсь и поднимаю ладони к ноутбуку. Он долго смотрит на меня, и я вдруг понимаю, что он собирается сделать. Я открываю рот, чтобы пожаловаться, но он обрывает меня.

— Я хочу, чтобы мы кончили вместе, — серьезно говорит он. — Держи руки наверху, и когда я скажу тебе дотронуться до себя, ты сможешь это сделать.

Я сдаюсь на словах кончить вместе. Я не могу перестать кивать, и еще одна улыбка изгибает его губы. Его рука медленно опускается, а глаза немного опускаются. Его камера все еще повернута так, что я не вижу ничего ниже его талии. Может быть, в том-то и дело. Некоторые вещи более горячие, если их не замечать.

Его глаза возвращаются ко мне, проникая в меня, не отрываясь, даже когда его дыхание становится глубже, а подъем и падение его ребер ускоряются. Его тело немного качается вперед, и тихое ворчание срывается с его приоткрытых губ. Мои глаза танцуют вокруг его руки, которая движется в быстрой последовательности, его грудь блестит от слоя пота, знойного и горячего.

— Руки наверх, — говорит он хриплым голосом. Я снова поднимаю их, даже не осознавая, что опустила.

Я ерзаю на кровати, чувствуя, как влага стекает по внутренней стороне бедра. Я хватаю подушку и прижимаю ее между ног, место пульсирует, требуя большего давления, большего веса, большего трения — умоляя о прикосновении.

— Руки, — приказывает он.

Я поднимаю их в третий раз, практически вырывая на себе волосы. Я дрожу и тихо всхлипываю.

Я больше не могу ждать.

— Ло, — хнычу я.

— Подожди, любовь моя, — ласково подбадривает он, но его глаза говорят совсем другое. Чёрт возьми, держись. Он проверяет меня. Я знаю это. И я хочу пройти, преуспеть и показать ему, что могу бороться со своими навязчивыми идеями.

Я не спускаю с него глаз и стараюсь больше никуда не смотреть. Это едва помогает, так как он смотрит на меня так, словно хочет быть глубоко внутри меня. Боже, что бы я за это отдала…

После еще одной долгой паузы он говорит: — Опусти свои руки.

Это все, что мне нужно.

Мои руки опускаются и скользят вниз, впервые ощущая влагу. Я задыхаюсь и стону одновременно и почти падаю на подушку. Ты нужен мне, мне хочется кричать. Пожалуйста.

— Смотри на меня, Лил.

Я опираюсь на слабый локоть и пытаюсь сосредоточиться на нем, не откидывая голову назад, не закрывая веки. Я так… близка к тому, чтобы полностью исчезнуть. Я чередую растирание и скольжение пальцев внутрь. Давление нарастает, пронзая мои нервы на каждом сантиметре кожи. Несмотря на то, что он хочет, чтобы я смотрела на него, его глаза начинают отрываться от моих. Они спускаются от моей груди к животу, к запястью, где заканчивается экран.

В то же самое время когда мои бедра приподнимаются, он немного дергается вперед. Наше дыхание синхронизируется с нашими пьянящими движениями. И вдруг мне кажется, что он действительно здесь. Внутри меня.

Он протягивает руку и наклоняет экран вниз. Всего на секунду он позволяет мне увидеть, что делает — его рука сжимает основание члена и скользит вверх и вниз. Камера снова перемещается к его лицу, и я вся горю. Мне нужно кончить. Мне нужно освободиться сейчас же.

Его рука ускоряется, и мои стоны становятся громче. Я слышу, как он стонет в глубоком хриплом дыхании. Мое тело напрягается, сжимается, а пальцы ног сгибаются. Весь мир вращается. Я цепляюсь за простыни свободной рукой и отдаюсь наслаждению.

Несколько мгновений спустя я плюхаюсь на кровать, мой локоть сдается от усталости, и у меня сбитое, тяжелое дыхание. Мой живот, грудь, бедра и задница скользкие от пота. Боже… это было невероятно.

Я хочу почувствовать это снова.

Импульсивно моя рука скользит вниз по телу и касается нежного бугорка. Стон срывается с моих губ, и я тру сильнее.

— Лили.

Голос Ло наполняет мою голову. Я закрываю глаза и просовываю пальцы внутрь.

Да.

— Лили. Остановись.

Мои глаза резко открываются, но я держу руку между бедер. Я осторожно приподнимаюсь, чтобы посмотреть на экран. В маленьком квадратике слева я вижу себя распростертой на кровати в этой позе, но Ло видит только мой пупок, мои ноги проходят мимо ноутбука. Но я полагаю, что было очевидно, что я делала.

Я избегаю его взгляда.

— Дай мне секунду, — говорю я ему тихим, виноватым шепотом. Я ложусь и полностью исчезаю из его поля зрения, экран наклонен к моему изголовью, а не к матрасу. Мои пальцы снова шевелятся. Мне нужно почувствовать это снова.

— Блядь, — ругается Ло. — Лили! Я сказал прекрати.

Я слышу его. Я знаю, но слушать так чертовски трудно. И эгоистичная, ужасная часть меня хочет пнуть ноутбук, чтобы заглушить его требования. Давление усиливается, когда я стою на другом обрыве, готовясь прыгнуть. О Боже…

— Лили, сядь так, чтобы я мог тебя видеть, — приказывает он.

Я не могу. Я тру быстрее, сильнее и дольше. Мне нужно больше. Мне всегда было нужно больше. Я плачу, мои костлявые плечи впиваются в матрас, мое тело корчится. Я хочу, чтобы его руки подняли меня, прижали к своей груди, чтобы его мышцы слились со мной. Мои глаза закрываются, и я представляю себе все это. Что он крепко прижимается ко мне — что он внутри, ждет, когда я кончу, шепчет мне на ухо, что все будет хорошо, если я просто кончу, пока я наполнена им.

Да! Я кричу, мой позвоночник выгибается, мое тело покалывает огонь, такой горячий, что я едва могу дышать. Я достигаю оргазма. Снова. А потом… Меня начинает отпускать. Мой открытый рот закрывается, а сердцебиение замедляется, переходя от нерегулярного, беспорядочного ритма к чему-то, что я ненавижу.

— Черт побери, Лили, — огрызается Ло. — Сядь, мать твою, сейчас же.

Мои глаза расширяются от ужаса того, что я сделала, они горят виноватыми слезами. На этот раз все кажется по-другому. Я убираю руку и машинально поднимаю свое вялое тело в сидячее положение. Я наклоняюсь вперед и прижимаю к груди лежащее рядом одеяло.

— Я не хотела…

Я кусаю ноготь и вытираю слезу. Стыд обрушивается на меня, как 50-килограммовая волна. Я даже не могу посмотреть на экран, чтобы встретиться с разочарованным взглядом Ло.

Теперь я понимаю. Почему он хотел, чтобы я послушалась его с самого начала. Чтобы мы могли избежать этого. Что еще хуже, под гноящимся стыдом и чувством вины есть маленькая часть меня, которая хочет сделать это снова. Может быть, после того, как мы закончим наш разговор… нет!

— Было приятно? — спрашивает он напряженным голосом.

Что именно? И почему я должна была все испортить? Я с жалостью смотрю на свои руки.

— Не смотри на меня так, — шепчу я.

— Ты ещё даже не посмотрела на меня, — бормочет он.

Я делаю напряженный вдох и, наконец, набираюсь смелости встретиться с ним взглядом. На его лице нет осуждения. Вместо этого его янтарные глаза наполняются сочувствием, которого я не заслуживаю. И я вижу беспокойство, как будто я разбила ему сердце, как будто крайность и ужас моих навязчивых идей только что полностью запечатлелись в его голове.

— Прости, — задыхаюсь я. Я вытираю слезы, прежде чем они падают. — Ты не обязан…

Быть со мной. Я — чудовище.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Мы будем работать над этим вместе.

Перевод: Я никуда не собираюсь уходить.

— Я хочу сделать это снова, — признаюсь я тихим голосом.

— Я знаю, — он задумчиво потирает губы.

— Так… тогда мы можем снова сделать это вместе… сегодня вечером?

Он просто злится, что я сделала это без него.

— На сегодня мы закончили, — говорит он, и каждое его слово похоже на гору, на которую ему приходится взбираться.

— Но я кончила только дважды.

Страх давит мне на грудь, мешая дышать.

— Я собирался позволить тебе кончить только один раз, — говорит он. — Я пытался измотать тебя прелюдией, но это трудно. Я должен был заставить тебя ждать дольше, а потом ты должна была слушаться меня. Мы станем лучше в этом, но это потребует времени и практики.

Так что для меня это все. Мне не позволено иметь какую-либо мастурбацию, и на сегодня с Ло покончено. Я не хочу сделать что-то идиотское, когда он отключится. Не думай об этом, Лили. Я глубоко вздыхаю, но это едва успокаивает меня.

— Поговори со мной, — настойчиво просит Ло. Он кладет руки на согнутые колени. — О чем ты думаешь, Лил?

— Мне страшно, — бормочу я… — Я так боюсь того, что могу сделать, — я чувствую, как горячие, обжигающие слезы стекают дорожками по моим щекам.

— Я знаю, что это трудно. Я не могу себе представить, чтобы кто-то дал мне одну кружку пива и заставил остановиться на этом. Я понимаю, Лил. Я так чертовски понимаю это, — говорит он. — Но ты должна найти в себе силы подождать. Я знаю, что они там. Тебе просто нужно копать глубже.

Я позволила его словам осесть в голове на целую минуту. Боль давит на мою грудь, и она взрывается с моим следующим заявлением.

— Хотела бы я, что ты был здесь, — у меня дрожит подбородок и срывается голос. Я прижимаюсь лбом к коленям, пряча своё лицо.

— Я здесь, любовь моя, — шепчет он. — Я рядом с тобой.

Я слышу боль в его голосе. Он пытается расслабиться, насколько это возможно, но мне кажется, что я сжимаю его сердце так же сильно, как он сжимает мое.

— Ты в моих объятиях, — говорит он мне, — и я целую твои губы, твою щеку, твой нос… — я закрываю глаза и плыву к его голосу, который начинает успокаивать мои мучения. — Твоя голова склоняется к моей груди, и ты слушаешь, как замедляется биение моего сердца. Я держу твои запястья, позволяя тебе мягко спуститься с высоты на моих условиях. Ты падаешь на меня.

Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Он наполнен надеждой, тоской и чем-то большим. Что-то, что, я думаю, может быть разделено только между двумя сломленными людьми.

— И ты перестаёшь сопротивляться, — шепчет он. — Я смотрю, как твое тело расслабляется, а потом целую тебя в макушку. Я говорю тебе, как я горжусь тобой, и как то, что ты кончила один раз длится всю жизнь.

Моя последняя слеза падает. Я не могу пошевелиться, чтобы вытереть ее. Меня завораживает Лорен Хэйл, мое всё.

— Я люблю тебя, — повторяет он, — и ни один другой мужчина никогда не произнесет этих слов так, как я.

У меня так сильно болит грудь. Его слова прекрасны и болезненны одновременно. Как и мы, наверное. Я должна быть сильной. Для него. Для меня. Для нас. Мое горло распухло, но я нахожу в себе решимость ответить.

— Я собираюсь провести остаток ночи с Роуз, — я киваю, укрепляя план в голове.

— Это хорошая идея, — соглашается он. — Как насчет того, чтобы привести себя в порядок? Одевайся. Попрощайся со мной, а потом я позвоню Роуз и удостоверюсь, что ты с ней.

Я снова киваю. Мне бы этого хотелось. Так сильно. То, что он на моей стороне, делает невыносимое терпимым. Я просто надеюсь, что в будущем наша борьба станет легче.

Надежда. Какая глупость.

Иногда она не сбывается.

Глава пятнадцатая

Через несколько дней Роуз наконец закончила украшать наш дом и решила, что нам нужна настоящая вечеринка по случаю новоселья, чтобы отпраздновать это событие. Она также хочет приурочить это ко «Дню клятвы Лили» или сокращенно ДКЛ. Она придумала этот термин, а также предложила эту идею.

Предполагается, что запись моих клятв на листе бумаги и чтение их вслух укрепят мои долгосрочные цели. Я была полностью согласна, пока она не пригласила Коннора и Райка. Я напомнила ей, что она феминистка и должна быть на моей стороне. Я та самая девушка.

Она ответила: «Ты не должны стыдиться своей зависимости» и «это даст тебе больше стимула не нарушать клятвы». Потому что, очевидно, я буду чувствовать себя гораздо более виноватой, нарушая клятвы, которые слышат три человека, а не только Роуз… Ладно, она права.

— Я не понимаю, почему мы должны были делать это снаружи, — жалуюсь я, закутываясь в одно из меховых пальто Роуз, которое намного теплее, чем что-либо в моем шкафу. В сочетании с моей шапкой Вампы из «Звездных войн» с большими ушками, я буквально выгляжу как какой-то пушистый монстр.

— Я не хотела устраивать пожар в доме, — говорит она.

Легкий слой снега покрывает землю, но трава все еще умудряется проглядывать. Огонь ревет в металлическом мусорном баке в паре футов перед нами. Пламя лижет прохладный воздух, и я задаюсь вопросом, как Роуз вообще начала это делать.

Хотя это не может быть высшей математикой. Бродяги так делают.

Стеклянная дверь открывается, и Роуз говорит: — Наконец-то, почему ты так долго?

После январского мероприятия Fizzle Роуз и Коннор на удивление остались вместе. Но я жду их следующего двадцатичетырехчасового разрыва.

Лоферы Коннора хрустят по снегу, когда он идет к нам.

— Поездка обычно требует времени, — говорит он ей. — На самом деле простая физика. Время равно расстоянию, деленному на скорость.

— Я знаю формулу времени, Коннор.

— Я знаю, что ты знаешь, — отвечает он с улыбкой. — Мне просто нравится, как морщится твой лоб, когда ты думаешь, что я тебя оскорбляю.

— Когда ты действительно оскорбляешь меня.

— Это твоя точка зрения, — говорит он и смотрит на меня. — Привет, Лили. Это важный день.

Я небрежно пожимаю плечами, и Роуз смотрит на меня тяжелым взглядом.

— Сегодня важный день, Лили, — подтверждает она. — Когда ты берешь на себя обязательство стать лучше.

— Хорошо, — киваю я. — Думаю, я просто нервничаю.

Коннор хмурится.

— Почему? Разве это не самая легкая часть? Тебя не было с Ло почти три месяца, и ты не изменяла, — он делает паузу и добавляет, — если верить Роуз.

— Я не изменяла, — подтверждаю я. — Просто я еще не готова на сто процентов говорить об этом.

Я так долго держала свою зависимость в секрете, что для того, чтобы поделиться ею, требуется гораздо больше мужества, чем кто-то вроде Коннора или Роуз может когда-либо понять.

— Тебе станет легче, когда ты избавишься от всего этого, — уверяет меня Роуз. Она поворачивается, чтобы посмотреть на дом, а затем с тревогой смотрит на часы. Ее губы сжимаются, прежде чем она говорит: — Райку лучше быть здесь поскорее. Новоселье начнется через пятнадцать минут.

Дэйзи, Поппи, мои родители и, в общем, всё семейство приглашены, и они не могут быть свидетелями этого акта символического признания. Остальная часть моей семьи остается в неведении о моей зависимости, пока я не решу, что готова рассказать им об этом. Я не уверена, что этот день наступит в ближайшее время.

— Разве тебе не следовало подождать, пока Ло вернётся, чтобы устроить вечеринку? — спрашивает Коннор. — Он ведь будет жить здесь, верно?

Ло переедет в наш маленький уединенный домик. Я поговорила с доктором Бэннинг, и она согласилась, что мы должны жить вместе, если хотим продолжать отношения. Единственное условие и отличие от нашей обычной рутины состоит в том, что мы действительно должны жить вместе. Больше никаких отдельных комнат и тайных жизней. На этом этапе мы можем быть созависимыми, но наша зависимость друг от друга вполне может ударить по нашим другим. Скорее помогая, чем способствуя. Если доктор Бэннинг считает, что Ло — это огромный ключ к моему успеху (а не препятствие), то я в это верю. В конце концов, она умнее меня.

Роуз тоже будет жить в доме, следя за тем, чтобы мы с Ло общались с семьей, а не прибегали к нашим затворническим привычкам. План действительно кажется выполнимым. Но я знаю, что это может быть нелегко. Ничего и никогда не бывает легким.

Я спросила, не собирается ли она пригласить Коннора погостить у нас. Там есть дополнительная спальня для него, если она все еще хочет уединиться. Но я забыла, что Коннор учится в Пенне, слишком далеко, чтобы постоянно жить здесь. Однако ее ответ не касался расстояния. Она сказала мне, что их отношения еще не достигли такого статуса, и ей было бы неудобно спрашивать его об этом. Я читаю между строк.

У них не было секса.

Роуз, может быть, и самая уверенная в себе девушка из всех, кого я знаю, но когда дело доходит до разговора о ее сексуальной жизни, она может покраснеть так же, как и я. Она может читать учебники и клинически изображать репродуктивную систему, не краснея. Черт возьми, она выдавала себя за меня, ведя себя так, словно у нее была сексуальная зависимость от десятков психотерапевтов. Но рассказывать кому-то о себе — все равно что вырывать гнилые зубы. Она старается держать свою личную жизнь в секрете, но я думаю, что дело не только в этом. Я думаю, она боится признаться в своих чувствах. Она хочет, чтобы люди думали, что она ледяная королева, но на самом деле она боится так же, как и все мы.

Иногда мне кажется, что мы больше похожи, чем отличаемся друг от друга. Может быть, именно поэтому мы сестры.

Роуз поворачивается, чтобы ответить на вопрос Коннора.

— Ло возненавидил бы эту вечеринку. Я делаю ему одолжение.

В чем-то она права.

— Как ты думаешь, он разозлится, что ты живешь с нами? — с улыбкой спрашиваю я Роуз.

Она никогда не была его любимым человеком. Честно говоря, я просто надеюсь, что смогу выжить в том же пространстве, что и они. Они могут убить друг друга или убить меня под перекрестным огнем.

— Ему придется смириться, — огрызается Роуз.

Коннор смотрит на меня.

— Тебе с Ло нужно жить вдвоем так же, как и толстому ребенок нужно жить в Стране конфет, — он делает паузу, понимая, что это может быть воспринято как хорошее или плохое, в зависимости от «перспективы». Поэтому он добавляет: — Он бы умер.

Я разеваю рот, в моей голове возникает образ трупа пухлого ребенка с щеками, набитыми сахарной ватой. Мой открытый рот искажается в крайнем опущенном хмуром взгляде, отвратительном от тревожной метафоры.

— Фу-у-у… — я съеживаюсь и шевелю руками, чтобы стряхнуть образ.

Роуз закатывает глаза, но улыбается в ответ. Вот почему они вместе, я думаю.

Задняя дверь со свистом открывается снова, и Роуз бросает на Райка холодный хмурый взгляд, когда тот подходит к ней.

— Я сказала быть здесь в пять часов.

— Везде гребаные пробки, — огрызается он в ответ и засовывает кулаки в черную куртку North Face. Когда он бочком подходит ко мне, его глаза сразу же поднимаются к моей шапке. — Что, твою мать, у тебя на голове?

— Вампа.

Он тупо смотрит на меня.

— Звездные войны.

— Ты выглядишь нелепо, — говорит он и поворачивается к Коннору. — Ты знал, что это было?

— Мне было все равно, поэтому я не спрашивал, — сухо отвечает Коннор.

Райк сердито смотрит, и я чувствую, что надвигается что-то плохое. Они до сих пор не потеплели друг к другу. Я действительно не уверена, что для этого потребуется.

— Ты просто мудак, — говорит Райк прямо, но не в манере Коннора Кобальта. Он просто какой-то злой.

— Почему ты снова здесь? — спрашивает Коннор.

Челюсть Райка напрягается.

— Я друг Лили.

— Ну, а я парень Роуз и друг Лили, — говорит Коннор. — Не знаю, хорошо ли ты разбираешься в математике, но…

Он сверкнул своей улыбкой отличника. О… Коннор…

Роуз легонько шлепает его по руке.

— Остановись, мы здесь из-за Лили. Вы двое, возьмите себя в руки. У нас осталось не так уж много времени, — она протягивает мне черный пластиковый пакет, и я быстро заглядываю внутрь, уже зная, что там самое последнее мое порно. В прошлый раз, когда я все выбросила, я забыла об одной из коробок из-под обуви в глубине шкафа.

— Так что, я полагаю, мне просто надо выбросить всё это? — я поворачиваюсь к Роуз за инструкциями. Она кивает, и я делаю пару шагов вперед.

— Не загорись. Ты сделана из меха, — предупреждает меня Райк. Ах да. Я останавливаюсь в 30 сантиметрах от него и медленно вытаскиваю из сумки пару журналов. Я сворачиваю их так, чтобы Коннор и Райк не могли понять, что это такое. Мне действительно не нужно усугублять свое сегодняшнее смущение.

— Прощай, порно, — говорю я себе под нос и бросаю их один за другим так быстро, как только могу. Огонь трещит и рассыпается искрами, и я немного отступаю назад. Теперь я немного боюсь, что загорюсь.

Я поспешно заканчиваю с журналами и бросаю пустую сумку в последнюю очередь.

— Теперь твои клятвы, — объявляет Роуз. — Прочти их вслух.

Верно. Я засовываю руку в карман и достаю листок бумаги. Мои пальцы уже покраснели от холода, но мне все равно удается быстро его раскрыть.

В моем списке всего несколько пунктов, но каждый из них немного болезненно произносить. По крайней мере, перед Роуз, Коннором и Райком. Они двигаются вокруг мусорного бака так, что я могу их ясно видеть, что делает это еще труднее.

— Первое, — говорю я тихим голосом. — Я не буду смотреть порно.

— Я думал, что это должно было быть провозглашением, — Райк покачивается на носках. Он наклоняется вперед и говорит: — Я даже не могу тебя услышать.

— Скажи это так, как будто ты имеешь это в виду, — соглашается Роуз с одобрительным кивком.

— Прокричи это, — добавляет Коннор.

Огонь издает еще один громкий треск, и это что-то пробуждает во мне. Или, может быть, необузданная уверенность моих друзей. Я делаю глубокий вдох, прежде чем закричать: — Я не буду смотреть порно!

Райк начинает хлопать. Коннор свистит пальцами, и Роуз улыбается мне. Давление на мою грудь нарастает, но и ослабевает с каждым словом. В этот момент, возможно, их уверенность заразительна.

— Второе. Я не буду мастурбировать!

Они все еще аплодируют, и я сосредотачиваюсь на бумаге в своих холодных пальцах.

— Третье. Я не буду навязчива в сексе!

Я кричу об этом, и все же я знаю, что это будет самая трудная клятва, чтобы придерживаться. Самая трудная, чтобы контролировать.

— И четвёртое, — я замираю, глядя на последние слова. Они значат для меня абсолютно все. — Я не буду изменять Лорену Хэйлу!

Моя кровь бурлит от огня, одобрительных возгласов моих друзей и моих слов — настолько, что я торжествующе бросаю бумагу в огонь.

— Какого черта?! — Роуз визжит.

Я отскакиваю назад и проверяю свои руки, чтобы убедиться, что я не загорелась. Но со мной все в порядке. Я дотрагиваюсь до шапки. Вампа тоже в порядке.

— Что? — спрашиваю я, уже сбитая с толку.

Я оглядываюсь и вижу, что Роуз вот-вот упадет в обморок от горя.

— Ты сожгла его, — говорит она так, словно это я сошла с ума.

— Я думала, что должна была это сделать.

— Зачем тебе сжигать свои клятвы? Они должны помочь тебе.

— Тогда для чего огонь? — я обвиняюще указываю на него.

— Для порно, Лили, — Роуз со стоном опускает руки и смотрит вверх. — Ладно, придется повторить.

— Нет, — говорим мы все в один голос.

Роуз первой поворачивается к Коннору.

— Это важно, — жалуется она, упирая руки в бока.

Она говорит серьезно, но я не собираюсь повторять это. Я думаю, что одного ДКЛ хватит на всю жизнь.

— Она прочла вслух. Разве не в этом суть, Роуз? — спрашивает Коннор.

— Это плохая примета.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не суеверна, — Коннор наклоняет голову, осматривая ее по всей длине, как будто она превратилась в цыганку — волшебную, а не такую безвкусную, как на TLC. — Ты хочешь сказать, что также занимаешься колдовством и магией?

— Сейчас не семнадцатый век, Ричард, — огрызается Роуз. — Если бы это было так, ты, наверное, сжёг бы меня на костре.

— У меня не было бы такой возможности. Я бы уже был мертв.

— За что? За то, что ведёшь себя как умник?

Он подкрадывается ближе к Роуз, всего в полуметре, и я удивляюсь, когда она стоит на месте, не делая ни шага назад. Его взгляд скользит по ее фарфоровым щекам, розовому от холода носу и поразительным кошачьим глазам.

— Я бы упомянул, как Земля вращается вокруг солнца, и они бы закричали еретик. К восемнадцати годам тебя, конечно, обвинили бы в ереси или колдовстве.

— Я бы выжила, — заявляет она.

— Так бы и было, — кивает он. — Ты бы подстригла свои прекрасные волосы для этого, — его пальцы скользят по ее каштановым блестящим локонам, которые останавливаются на груди.

— Ты думаешь, если я подстригу волосы, то буду выглядеть как мальчик? — парирует она, защищаясь. Я думаю, что тогда, чтобы защитить себя, ей нужно было быть мужчиной. Она вырывается из его объятий, глаза холодны как лед.

Он не отступает. Он принимает вызов с пылкой улыбкой.

— Я думаю, ты бы приложила к этому усилия, а я бы держал рот умника на замке, чтобы не умереть, — он оглядывает ее. — Тогда я бы притворился, что я с мужчиной, просто чтобы сделать это, — одна его рука скользит по ее шее, другая обхватывает лицо, и он прижимается губами к ее губам, притягивая ее ближе, когда они целуются.

Ее руки свободно свисают по бокам, и когда он прижимается к ней грудью, закрывая все щели, она расслабляет руки вокруг его плеч. Внутренне я машу флагами Коннора Кобальта и Роуз Кэллоуэй, подбадривая их.

Когда они расходятся, их теплое дыхание согревает холодный воздух. Глаза Роуз на удивление мягкие, но ее слова остаются пламенными.

— И тогда мы оба были бы мертвы, — напоминает она ему. — Нас бы повесили за содомию.

— Тогда я умру вместе с тобой. Счастливо, — он усмехается, и ее губы растягиваются в такой же безумной улыбке.

И тут раздается звонок в дверь, нарушая их момент и успешно разрушая приятное настроение Роуз.

— Мне еще нужно потушить огонь, — говорит она в отчаянии.

Коннор слегка сжимает ее руки, и ее внимание возвращается к нему.

— Пойду пообщаюсь с твоей матерью. Не торопись, дорогая, — он нежно целует ее в щеку и исчезает за раздвижными стеклянными дверями.

Именно в этот момент я понимаю, как хорошо Коннор знает мою сестру. Большинство парней предпочли бы избавить девушку от физического труда. Но Роуз предпочла бы отложить разговор с нашей матерью. Когда она уходит, чтобы найти что-нибудь, чтобы затушить огонь, Райк подходит ко мне нетвердой походкой, его руки все еще крепко засунуты в карманы куртки.

Я облизываю потрескавшиеся губы, так же нерешительно, как и он.

— Что?

Интересно, собирается ли он отчитать меня за то, что я сделала с Ло? Может быть, снова поговорить с ним. Он никогда не был в моей команде. Не совсем. Он гораздо чаще становился на сторону Ло.

— Мне очень жаль, — говорит он, слова звучат так искренне, что я чуть не отшатываюсь в шоке.

— А?

Он закатывает глаза, черты его лица темнеют.

— Не заставляй меня повторять это снова.

Мои брови морщатся, и я натягиваю ушки своей Вампа-шапки ниже, чтобы защитить свой румянец и приближающийся порыв ветра, не зная, что еще сказать, так как он оставил меня в состоянии замешательства.

Он проводит рукой по волосам.

— Я думал, ты изменишь ему и разобьешь ему сердце, — признается он. — Я не думал, что ты сможешь справиться. И я был неправ, — он замолкает, затем его глаза встречаются с моими, и я вижу в них Ло. — Прости меня за то, что я был мудаком, за то, что не понимал… Я думаю, что он нуждается в тебе так же сильно, как и ты в нем, — он кивает сам себе, как будто осознает, насколько правильны эти слова, когда произносит их.

Возможно, он не совсем за меня болеет. Но он поддерживает наши отношения. Так даже лучше. Я не могу удержаться от улыбки.

Райк улыбается в ответ.

— С тобой все в порядке, Кэллоуэй.

С этими словами он похлопывает меня по плечу и поворачивается, направляясь в теплое помещение.

Роуз сгребает легкий слой снега в мусорный бак, огонь шипит, и в воздухе клубится дым. Она отбрасывает лопату в сторону и хлопает ладонями, чтобы счистить грязь. Когда она видит, что я наблюдаю, она приближается и затягивает мое пальто вокруг меня, находя крючки, чтобы застегнуть его.

— Спасибо, — говорю я, — за эти три месяца.

Ее глаза метаются к моим.

— Ты сделала всю работу.

— Неправда, — говорю я с легким смешком. Она нашла мне психотерапевта. Она украсила дом. Она потратила на помощь мне больше времени, чем я могу даже подсчитать. — Я счастлива, что я здесь.

— Я тоже, — говорит она, и ее взгляд снова смягчается.

У нее это начинает хорошо получаться. Ее рука обнимает меня за плечи. Когда мы входим внутрь, я знаю, что будущее может быть не таким легким. Я знаю, что будет еще больше проблем, с которыми придется иметь дело.

Но я не могу представить себе возвращение к тому, как все было раньше. Теперь пришло время начать строить отношения.

Думаю, я готова.

Глава шестнадцатая

Завтра Ло возвращается домой.

Я не думаю, что мой мозг сможет обработать что-то еще в течение дня, но я сижу в кабинете доктора Бэннинга, пытаясь обсудить некоторые тяжелые темы, прежде чем Ло вернется. Мой бедный мозг вот-вот выскочит из черепа.

Но я не хочу всё бросать, особенно когда я так близка к какому-то прорыву в борьбе со своей зависимостью. Я чувствую, что нахожусь на грани ответов. Мне просто нужно что-то щелкнуть.

Доктор Бэннинг проводит рукой по своему короткому черному бобу, не отрывая глаз от блокнота. Мои ногти обкусаны под корень, и я тру их верхушки, пытаясь облегчить жжение. От этого только больнее.

— Лили, — доктор Бэннинг наконец поднимает глаза, и я встречаюсь с ней взглядом. Она дарит мне теплую утешительную улыбку, и я немного расслабляюсь. — Ты сказала, что у вас было новоселье. Как все прошло?

— Хорошо, — говорю я, проводя руками по джинсам и внутренне съеживаясь от этого слова.

Хорошо. Такое глупое слово на самом деле. Оно кажется пустым и невесомым. Это такое слово, которое ты используешь, чтобы скрыть правду.

— И твои родители знают, что Ло вернется домой из реабилитационного центра. Как они относятся к тому, что он будет жить с тобой после всего этого?

Я обдумываю вопрос, слыша ответ матери вместо своего собственного. Разберись с этим. Три слова, которые смутили меня больше всего на свете.

— Они всегда одобряли наши отношения, — говорю я доктору Бэннингу. — Реабилитация этого не изменила. Я не уверена, что что-то могло бы.

— А что, если ты расскажешь им о своей зависимости? — спрашивает она.

Мой желудок сжимается при одной мысли об этом, но я представляю свою мать с ее холодным осуждением и стыд отца за то, что у него грязная, отвратительная дочь. Я не могу…

— Они не поймут.

— Откуда ты знаешь?

Я пытаюсь придумать ответ лучше, чем Я просто знаю. Но я не могу.

Доктор Бэннинг слегка наклоняется вперед и спрашивает: — Ты находишься в своем новом доме с друзьями и семьей, но Ло там нет. Это, должно быть, трудно.

— Разве Вы не должны спрашивать меня о сексе?

Этот вопрос был моей тактикой отступления.

— Мы вернемся к этому позже. А сейчас я хочу поговорить о вечеринке.

Очевидно, она уловила мою стратегию. В конце концов я сдаюсь.

— Я чувствовала себя неловко, — бормочу я. — Но я всегда чувствую себя неловко, так что на самом деле ничего особенного не произошло, — я чешу руку, но без ногтей это больше похоже на потирание, чем на почесывание.

— Почему ты чувствуешь себя неловко рядом со своей семьей?

У меня так много секретов, что иногда мне кажется, будто они раздавливают меня изнутри. Сохранение моей зависимости от моей семьи всегда ставило эту неосязаемую пропасть между нами. Но что-то мешает мне рассказать об этом доктору Бэннингу. Комок подступает к горлу, когда я пару раз моргаю, совершенно сбитая с толку.

Потому что я думаю, что знаю… Мне кажется, я знаю, что всегда чувствовала себя так, даже до своей зависимости. До того, как вообще появились какие-то секреты.

Я пытаюсь вспомнить утро, когда просыпалась в собственном доме. Где я спускалась вниз в пижаме, чтобы позавтракать со своей семьей. Я чувствую запах яичницы с беконом и вижу Люсинду, стоящую над плитой и спрашивающую, хочу ли я грибы или помидоры в омлет. Это неправильное воспоминание. Нашего шеф-повара звали Маргарет. Люсинда готовила для Джонатана Хэйла.

— Это неправильно, — бормочу я себе под нос.

— Что неправильно, Лили?

Дайте мне подумать. Ночи. Ночи проведённые в моем доме. Но это было до того, как я уходила к Ло тусоваться и ночевать. Да. Мне сколько… семь. Я вижу экран телевизора с глупыми мультфильмами и слышу, как Поппи играет на пианино на заднем плане. Роуз сидела на полу и читала первую книгу о Гарри Поттере. Каблуки моей матери застучали по комнате, и она посмотрела то на меня, то на Роуз. Она подошла к книжной полке и, вернувшись, выдернула из рук Роуз книгу, заменив волшебный мир на Убить пересмешника.

Наша мать сунула фантастический роман под локоть и вышла из комнаты, даже не взглянув на нас.

— Я не могу… — я качаю головой, слезы щиплю глаза. Мне не нравится этот ответ. Возьми свои слова обратно.

— Лили, — говорит доктор Бэннинг, но я все еще качаю головой.

Я вижу, как все годы мелькают и исчезают. Я вижу, как каждая из моих сестер задыхается, молча формируемая матерью, которая просто хочет лучшего. Я вижу, что я свободна от этого. Но почему это больно? Это не должно быть чертовски больно.

— Это глупо. Это так глупо, — жалуюсь я и прикасаюсь руками к глазам.

— Лили, — медленно произносит она. — Ты должна впустить это в себя.

— Впустить что?

— Боль.

Моя нижняя губа дрожит, и я продолжаю качать головой.

— Это глупо.

— Почему ты так думаешь, Лили? — горячо спрашивает она. — Твоя боль стоит не меньше, чем чья-либо еще.

— Вы не понимаете. Я не должна так себя чувствовать, — я указываю на свою грудь. — У меня есть деньги. Я происхожу из привилегированной семьи. Я отказываюсь устраивать вечеринку жалости к себе.

— Ты не можешь отказаться чувствовать боль только потому, что считаешь, что не заслуживаешь этого.

Не знаю, верю ли я ей. Я думаю, что должна.

— С моими сёстрами поступать несправедливо, — оправдываюсь я, и по моим щекам текут слезы. — Я легко отделалась.

Никакой контролирующей матери. Никаких уроков фортепиано или балетных концертов.

— Ты никогда не даешь себе передышки, — говорит она мне. — Ты никогда не давала себе шанса почувствовать. Ты понимаешь?

Пустота. Думаю, именно там и должна быть эта боль.

— Только ты и я, — говорит доктор Бэннинг. — Мне плевать на твою фамилию. Меня не волнует, через что прошли твои сестры. Меня волнуешь только ты, Лили.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы собраться с силами и начать говорить о мыслях, которые тревожат мою голову. Пара слезинок падают на мои руки, и я ухитряюсь сказать: — Когда я была совсем маленькой, моя мама водила меня на занятия, как и других девочек. Рисование. Пение. Пианино… Все, — я прикусываю губу, кивая себе, когда вспоминаю. — В каждом я продержалась около дня. Просто у меня никогда не было таких талантов, как Поппи и Роуз.

Я замолкаю и съеживаюсь от собственных слов. Так что же такое Лили Кэллоуэй? У тебя нет таланта. Тебе не нужно плакать по этому поводу.

— Продолжай, — настаивает доктор Бэннинг.

Я качаю головой, но воспоминания продолжают всплывать.

— Когда школа отправила меня в третьем классе на коррекционную математику, думаю, это был последний раз, когда мама обратила на меня внимание. Я не была общительной и дружелюбной, как Поппи. Я не была такой умной, как Роуз, — я вытираю глаза. — И я никогда бы не росла такой высокой и красивой, как Дэйзи. Я думаю… Я думаю, что я была той, кого она хотела бы вернуть. Как обычную сумочку. Но она не могла. Поэтому она просто вела себя так, словно меня не существовало…

Она позволяла мне ночевать у Ло. Позволяла мне делать все, что я захочу. И эта свобода оказалась такой же удушающей, как ее контроль.

— Я никогда не чувствовала, что она любит меня, — бормочу я себе под нос. — Я никогда не чувствовала себя достаточно достойной её любви.

Я снова качаю головой. Я не хочу, чтобы это был ответ. Это должно быть что-то большее. Это должно быть ужасное, опасное для жизни событие. Только не эти глупые чувства.

— Когда ты перестанешь наказывать себя за то, что чувствуешь? — спрашивает меня доктор Бэннинг.

— Я не знаю как, — задыхаюсь я

— Ты человек, Лили. Тебе больно так же, как и всем нам. Это нормально.

Я киваю, немного меняя курс. Я хочу попасть туда. Позволить себе почувствовать боль от своего детства, не чувствуя в то же время непоправимой вины. Я просто не знаю, как разделить эти эмоции. Как мне вынести боль одиночества, не ненавидя при этом себя? Потому что мои сестры отдали бы все за ту свободу, которая была у меня. Потому что мир отдал бы все на свете за ту жизнь, в которой я родилась. Я чувствую себя эгоистичной и глупой. Никчемной и жалкой. Уродливой и использованной.

Секс снова сделал меня цельной.

Один раз превратился в два. Два превратились в три. А потом я просто не смогла остановиться.

Доктор Бэннинг протягивает мне коробку с салфетками, и я вырываю несколько штук из коробки, сморкаясь и пытаясь успокоиться.

Когда тишина затягивается, я говорю: — Я не хочу, чтобы это был ответ. Никто не поймет.

Я какая-то девушка, которая решила заполнить пустоту в своем сердце сексом. Невнимание и одиночество привели меня в это место. Единственный выбор — начать, а потом невозможность остановиться.

— Я понимаю, — говорит мне доктор Бэннинг. — Роуз поймет. И со временем твоя семья тоже. Ты просто должна дать людям шанс, Лили, и ты должна научиться не стыдиться того, как ты сюда попала. Это не твоя вина.

Ее голос успокаивает меня, превращая мои беспокойные мысли в кашу. Она записывает что-то в своем блокноте, и мой мозг кричит на меня за то, что я не нажала кнопку «извлечь» раньше. Но, к сожалению, нам еще многое предстоит обсудить, особенно учитывая надвигающийся завтрашний день.

— А как насчет Ло? — спрашиваю я, прочищая горло. Я смахиваю последние слезы. — Что мне делать теперь, когда он возвращается?

Она открывает ящик шкафа, и я смотрю, как она достает маленький белый конверт.

— Прежде чем я отдам тебе это, — говорит она, — я хочу поздравить тебя с девяноста днями воздержания.

Мне кажется, я ослышалась.

— Я не воздерживалась от секса.

Ее улыбка теплая.

— У тебя был секс с другим партнером?

— У нас с Ло был… секс по скайпу, — говорю я, слегка краснея от этих слов.

— Но на самом деле он не проник в тебя, — напоминает она мне.

Я краснею еще больше при слове проникнуть и молча удивляюсь, как она даже не моргнула, когда произнесла это.

— Значит, я соблюдала воздержание? — говорю я, немного не веря своим ушам.

— Что касается твоего личного лечения и того, что тебе нужно было сделать, то да, ты завершили свой период воздержания. Ты должна гордиться собой.

На самом деле у меня в голове только одна мысль.

— То есть, я могу заняться сексом с Ло?

Мне хочется вскочить со стула и сплясать джигу или что-нибудь глупое. А еще я чувствую себя немного биполярно. Секунду назад я плакала, а теперь взволнована еще больше, чем когда-либо.

— И да, и нет, — говорит доктор Бэннинг и снова давит на меня. Эти эмоциональные американские горки убивают мой желудок.

Она пододвигает ко мне белый конверт.

— Основываясь на наших сеансах, я перечислила твои пределы. Половые акты, в которых ты никогда не должна участвовать, и действия, от которых ты должна ограничить себя. Думай об этом как о руководящих принципах или правилах секса.

Я всегда думала, что слова «секс» и «правила» никогда не должны быть синонимами. Полагаю, что для меня все определенно изменится.

Я быстро беру его и прижимаю палец к складке, чтобы разорвать шов.

— Прежде чем ты откроешь его, — обрывает она меня. — Я бы посоветовала тебе не смотреть в него.

Я хмурюсь. В этом нет никакого смысла.

— Как я узнаю, чего не следует делать?

— Ты когда-нибудь слышала поговорку: «люди хотят того, чего не могут получить»? — спрашивает она. Мне не нравится, к чему все идет. — По моему опыту, каждый раз, когда кто-то решает прочитать этот конверт, ему гораздо труднее подчиниться. Они пугаются и обычно никогда не делятся этой информацией со своим сексуальным партнером. У тебя есть выбор, Лили. Ты можешь либо заглянуть в конверт сейчас, либо отдать его Ло, и пусть он позаботится об этом.

Это звучит как огромное решение, которое может все изменить. Прочтя это сейчас, я могла бы серьезно испугаться. Я просто могу представить себе слова секс раз в месяц, написанные чистыми каракулями. Думаю, у меня случился бы приступ паники. Когда Ло рядом, воздерживаться от секса будет в тысячу раз труднее, и я знаю, как утомительно будет говорить мне нет. Но именно поэтому я должна отдать его ему, чтобы не сорваться и не выбросить письмо в мусорное ведро. Пусть он решает мою судьбу. Мои нервы напрягаются при мысли о том, что я нахожусь в этой невыносимой неизвестности. Но, возможно, доктор Бэннинг была прав.

Отказаться от чего-то — это не то же самое, что потерять контроль.

— Тебе не нужно решать сейчас, — говорит доктор Бэннинг, — и когда вы с Ло почувствуете себя готовыми, вы оба сможете увидеть меня вместе.

Отлично. У меня никогда не было стопроцентного разговора по душам о зависимости с Ло. Не знаю, как обернется терапия с ним. Еще одно препятствие, которое нужно с нетерпением ждать.

Я засовываю конверт в задний карман, быстро благодарю доктора Бэннинг и пожимаю ей руку, прежде чем уйти. На выходе мой желудок переворачивается. Я знаю, как хорошо выбор может изменить будущее.

У нас начались фальшивые отношения. Мы покончили с этим. Мы встречались. Мы любили. А потом мы расстались. Боль, счастье и радость рикошетят от каждого пройденного пути и от каждого раскрытого воспоминания.

Одно решение может навсегда изменить мою жизнь.

3,5 года назад

Я держу ремень своего плюшевого рюкзака с Капитаном Америкой, который при необходимости легко превращается в подушку. Каждый раз, проводя ночь в доме Ло, я засовываю свои туалетные принадлежности и одежду в маленький внутренний карман. Поскольку через пару дней мне исполнится семнадцать лет, мне, вероятно, следует отказаться от этого рюкзака ради более зрелого варианта. Может Бэтмен. Но Ло убьет меня, если я приду с DC к нему.

Я переминаюсь на пороге, не привыкшая входить в его дом через парадную дверь. Обычно я вхожу через окно. Гораздо круче. Необходимость ждать на крыльце огромного особняка просто напоминает мне, что сегодняшний вечер немного отличается от большинства других. Я поднимаю костяшки пальцев к двери, но решаю вместо этого воспользоваться металлическим молотком в форме льва. Я стучу по ней пару раз и тереблю лямку рюкзака. Жду.

Через целую минуту дверь распахивается, и на крыльцо льется еще больше света. И у меня отвисает челюсть, а лицо морщится. Ло стоит передо мной, но он…

— Что на тебе надето? — мы оба говорим одновременно.

Что на мне надето?! На нем черные брюки и белая рубашка на пуговицах, на вид ему почти двадцать два. Его светло-каштановые волосы все еще немного растрепаны, но систематически растрепаны. Он чисто выбрит, и его щеки заостряются, надув губы, когда он смотрит на меня с ног до головы.

— Какого хрена? — беспечно говорит он, пожимая плечами, как будто я превратилась в межгалактического пришельца. Я точно такая же, как обычно. Он — тот, кто выглядит по-другому.

— Я не знала, что сегодня вечером есть дресс-код, — опровергаю я.

Он скрещивает руки на груди и склоняет голову набок.

— Не смотри на меня так, — огрызаюсь я, протискиваясь в дверь, так как он еще не пригласил меня войти.

Справа от нас находится гостиная со сводчатым потолком и хрустальной люстрой, отбрасывающей много света на кожу мебели и дорогие ковры из шкур животных. Я стараюсь не думать о том, на каких животных я могу наступить, когда буду в его доме.

Он запирает дверь, и я бросаю рюкзак на ближайший диван. Когда я поворачиваюсь к нему, у него все тот же безумный взгляд.

— Что? — говорю я.

— На тебе тапочки с динозаврами и кальсоны, — говорит он так, словно я сошла с ума.

Я бросаю взгляд на свой ночной гардероб. Мои мешковатые кальсоны провисают в промежности, а зеленые тапочки с динозаврами делают мои ноги огромными. Также на мне одна из футболок Ло с длинным рукавом, которую он оставил у меня дома на днях — логотип Philadelphia 76ers, напечатанный спереди. Я пожимаю плечами.

— Я ношу это все время, когда провожу здесь ночь.

— Это было раньше, — говорит он мне.

Я слышу его невысказанные слова: это было раньше, когда мы не встречались и не были в фальшивых отношениях. Две недели назад Ло отстранили от учебы, и его отец сошел с ума, пригрозив отправить Ло в военную академию, на самом деле показав ему бланки. Я провела весь день, беспокойно расхаживая по своей комнате, пока мы пытались найти решение, как успокоить его отца.

И это было оно. Заставить его отца поверить, что Ло изменился, встречаясь с девушкой, которую, как он думал, никогда не будет достоин. Меня. Кэллоуэй. Хотя на самом деле я такая же хреновая, как и его сын. Кто бы мог подумать.

Когда мы объявили о нашем новом статусе отношений, его отец на самом деле не поверил в это. Вот почему сегодня вечером я нахожусь в гостиной Ло, а не в его спальне, где мы обычно читаем комиксы, и я смотрю, как он напивается, чтобы заснуть. Сегодня вечером мы должны доказать, что влюблены друг в друга.

И тогда все снова будет хорошо. Ло останется здесь. Он станет «другим человеком», и мы оба будем продолжать жить как обычно. За исключением фальшивых отношений.

Я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу.

— Извини, — бормочу я, внезапно смутившись.

Он хорошо оделся для меня, и вот я здесь, в мешковатых кальсонах и его огромной футболке. Тапочки все еще крутые.

— Ты права, — говорит он, его янтарные глаза скользят по моему телу. — Это не имеет значения.

Он расстегивает три верхние пуговицы рубашки.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты выглядишь мило, — говорит он. Улыбка играет на его губах, и он снова смеется над моими кальсонами. — Это мои?

Я все еще застыла на «Ты выглядишь мило». Я не могу сказать, было ли это все шоу или нет. Я имею в виду, что здесь нет никого, кто мог бы стать свидетелем нашего романтического свидания, но в то же время мы должны репетировать до того, как его отец войдет в дверь.

— Да, — с трудом выговариваю я. — Я украла их после похода в октябре.

Почти целый год назад. Тогда он этого не заметил, так что я удивлена, что он заметил это сейчас. Или, может быть, он просто никогда не упоминал об этом раньше.

— И футболка моя тоже, — говорит он, расстегивая последнюю пуговицу. Мой взгляд скользит по его мускулам, и я понимаю, что получу разрешение прикоснуться к ним впервые с тех пор, как мы занимались сексом. И это было очень, очень давно. Ну, почти три года, если быть точным.

— А ты внимательный, — шепчу я, когда он приближается ко мне.

Обычно я полностью контролирую себя во время секса. Я знаю, чем это закончится и как начнется, но с Ло и этим новым соглашением я совершенно не понимаю, к чему это приведет.

Я делаю несколько шагов назад, спускаюсь по лестнице в гостиную. Он следует за мной, как будто он охотник, а я маленькая лань, которую он хочет поймать в ловушку. Мое дыхание становится глубже, я не привыкла к тому, как он смотрит на меня. Как будто я принадлежу ему, а он — мне.

Это должно быть притворство, верно? Конечно, это так, напоминаю я себе. Уговор, никогда не забывай. Все это притворство. Но это не значит, что мне не позволено наслаждаться этим.

Тыльная сторона моих коленей ударяется о кожаный диван.

— На тебе моя одежда, — говорит он хриплым и глубоким голосом.

Я с трудом сглатываю. Я хочу обнять его за шею и запустить руки в его волосы, притягивая его ближе. Это неправильно. Но это кажется правильным. И то, как он смотрит…

Его пальцы скользят за пояс моих кальсон, притягивая меня к своей груди. Его лоб почти упирается в мой, его теплое дыхание проникает в мои приоткрытые губы.

— Ло…

Он закручивает резинку вниз, открывая мои тазовые кости, и его тело напрягается рядом с моим. Моя рука быстро сжимает его руку, мои глаза внезапно вылезают из орбит.

— На мне нет… — я замолкаю, нервничая с парнем больше, чем когда-либо.

Мои слова только заставляют его грудь опускаться все тяжелее.

— Ты забыла свои трусики или просто забыла украсть пару моих боксеров?

Мой взгляд падает на его губы. Я хочу целовать их так сильно, что они набухнут и покраснеют так, что он будет чувствовать меня на себе в течение нескольких дней.

— Ты не носишь боксеров, — говорю я, задыхаясь.

— Нет? — его губы касаются моего уха. — Тогда что на мне надето, любовь моя?

О Боже. Мое тело пульсирует, и я отчаянно хочу, чтобы его руки пробежали по каждому сантиметру моей кожи. Мне следовало бы принять его приглашение, но я колеблюсь, боясь пересечь черту, хотя знаю, что именно поэтому я здесь. Мы вступаем на совершенно новую территорию, и все это с целью заявить о своей «фальшивой» любви. Но по какой-то причине это кажется таким реальным.

Он смотрит, как я мешкаюсь, и решает помочь мне, взяв мои руки в свои. Он кладет мои пальцы на пояс своих черных брюк, а другую руку — на молнию, направляя меня к правильным действиям. Я расстегиваю пуговицы, мое сердце бешено колотится в груди. Я никогда не была так встревожена, так взволнована и так чертовски испугана сразу. Я еду на американских горках на большой скорости, и в любую секунду могу сойти с рельсов.

Я начинаю стягивать с него штаны, и мои глаза отказываются отрываться от выпуклости его черных боксеров. Если сейчас его член выглядит таким большим, то я не могу себе представить, как он будет выглядеть, когда у него встанет. Но я знаю, что хочу посмотреть.

Я открываю рот, чтобы спросить, как далеко мы собираемся зайти, но слова не складываются. Боюсь, если я их произнесу, он остановится. И часть меня хочет, чтобы он снова был внутри меня. Другая, более разумная часть, кричит о том, чтобы все было как можно более целомудренно. То есть, он не такой, как все парни, с которыми я общаюсь. Поэтому я не разбиваю ему сердце, когда, несомненно, буду искать другого мужчину в будущем.

И тогда все мысли со свистом вылетают у меня из головы. Он обхватывает мое лицо ладонями и целует с такой силой, что воздух проникает в мои легкие и застревает там. Так, что мои ноги дрожат подо мной, и моя рука обхватывает его талию, сжимая изо всех сил. Я поддаюсь его телу, этой страсти, которую он изливает с каждым поцелуем. Он раздвигает мои губы, его язык исследует мой рот, его грудь дрожит о мою.

Я стону, и этот звук заводит его еще глубже. Он обхватывает меня за обе ноги, обвивает ими себя за талию и толкает на диванные подушки. Ло нависает сверху, но его таз впивается в мой, все мое тело воспламеняется чем-то чужеродным и все же таким знакомым. Я едва могу дышать.

Я отвечаю на поцелуй с той же настойчивостью, как будто это исчезнет в считанные минуты. Как будто все это исчезнет у нас на глазах, и завтра я останусь без этого чувства. Он стягивает с меня футболку, оставляя меня в синем бандо и холодной коже, которую он греет руками. Его пальцы находят путь к моей груди, и я теряюсь в том, как он щелкает мой сосок. Мне нужен его рот… А потом его губы находят то же самое место, облизывая нежное местечко моей груди.

— Ло, — выдыхаю я. — Ло… — стону я и извиваюсь под ним. Этого не может быть на самом деле. Должно быть, я сплю.

Его твердость прижимается к влажному мест между моих ног. Только ткань отделяет нас друг от друга. Мне очень хочется, чтобы он ее сдвинул. Я молча умоляю его заполнить меня, хотя знаю, что это будет так, так неправильно. Это притворство. Но почему это так хорошо? Почему это кажется таким чертовски реальным?

И тут я слышу щелчок двери. Мы оба замираем. Ло поднимает голову и поправляет мое бандо, чтобы прикрыть грудь. Дорогие туфли шлепают по мраморному полу, ключи звенят, когда их кладут в карман.

Джонатан Хэйл стоит прямо в фойе, откуда открывается полный вид на гостиную — наш диван стоит под углом и прекрасно виден. Он ставит портфель и начинает снимать галстук, а потом поворачивает голову и застывает так же, как и мы. Это то, чего мы ждали, но это не делает ситуацию менее неловкой.

Я становлюсь вишнево-красной и прикрываю лицо руками, глядя на отца Ло сквозь щели в пальцах.

— Папа, — говорит Ло, чуть приподнимаясь. Мои ноги все еще обвиваются вокруг его талии. Его штаны все еще валяются кучей на земле. Может быть, это была плохая идея… — Я думал, ты вернешься домой поздно.

— Уже поздно, — говорит он, изучая наше положение на диване. Я хочу раствориться в нем. — Значит, вы теперь вместе?

— Ага, — огрызается Ло. — Я говорил тебе об этом пять дней назад.

— Не говори со мной таким тоном, Лорен, — парирует он с той же враждебностью. — Я слышал тебя раньше. Я просто не думал, что вы двое настроены серьезно. Когда тебе было семь, ты сказал, что она твоя гребаная жена.

Я краснею, вспоминая нашу «притворную» свадьбу. Роуз говорила мне, что я вела себя глупо во время всей церемонии. Я полагаю, что не все меняется.

— Мне уже не семь, — говорит Ло.

— Я это вижу, — Джонатан смотрит на меня чуть дольше, чем мне хотелось бы, и я еще больше съеживаюсь на подушках. Ло перемещается так, что мое полуобнаженное тело лучше скрыто от взгляда отца. — Ты согласна с тем, что сделал мой сын, Лили? — спрашивает он. — Ты считаешь, что с его стороны было правильно портить чужую собственность?

Я несколько раз качаю головой.

— Нет, сэр. На самом деле… — я прочищаю горло, желая немного уверенности. — Я сказала Ло, что если мы собираемся быть вместе, ему придется измениться.

У меня во рту отвратительный привкус лжи, но мне лучше к ней привыкнуть. С этого момента их будет гораздо больше.

Джонатан обдумывает это, а затем говорит Ло: — Надеюсь, девушка сможет вбить в тебя немного, блядь, здравого смысла, — мы смотрим, как он размеренными шагами идет к тележке с выпивкой, игнорируя нашу не такую уж невинную позу на диване. Он наливает себе стакан бурбона. — Я заплатил за ущерб, который ты нанёс дому Смита, но я заберу часть из твоего пособия.

Ло сверлит дырки в подлокотнике дивана над моей головой, глядя на предмет, а не на своего отца. Я думаю, что это мудрое решение.

— Спасибо, — говорит он.

Джонатан взмахивает бокалом.

— Я разговаривал с этой вашей сучкой директрисой. Она собирается снять твое отстранение с учета. Ты останешься в Далтоне, если снова не облажаешься.

Я едва могу отпраздновать эту новость, потому что он заканчивает свое заявление словами: — Перестань порочить мое имя.

Ло стискивает зубы, его нос раздувается, чтобы обуздать свои эмоции. Его отец отказывается даже признавать, почему Ло отомстил Тренту Смиту. Может быть, если бы он услышал причину, то понял бы.

— Ладно, — говорит Ло сквозь стиснутые зубы, решив оставить эту тему. — Теперь можешь идти.

После долгой паузы Джонатан спрашивает: — Вы же предохраняетесь?

Боже мой! Я почти сжимаюсь в комок, но Ло держит руку на внешней стороне моего бедра, которая обнимает его за талию.

Ло закрывает глаза, потом открывает их, и его взгляд становится еще более пристальным.

— Да, — отвечает он тем же резким голосом, как будто каждое слово смертельно опасно.

— Хорошо. Я бы предпочел не объяснять ее отцу, почему мой сын не может держать свой член в штанах, — если бы он только знал. Он идет к арке, которая уведет его от нас. — И Лорен?

Ло вытягивает шею через плечо, чтобы встретиться с жестким взглядом отца. За всю свою жизнь я никогда не видела, чтобы они смягчались.

— Не будь таким больным ублюдком.

Он наблюдает, как лицо Ло искажается гневом и болью, и я ищу проблеск раскаяния в глазах его отца. Но я ничего не вижу. Он топит его алкоголем в ладони и исчезает в темном коридоре.

Ло на секунду садится и кладет руки на голову, тяжело дыша, как будто отец гонялся за ним по комнате с пистолетом.

— Ты в порядке, — шепчу я. — Ло, ты не больной.

— Я облил его дверь свинячьей кровью.

Я съеживаюсь.

— Предполагалось, что это будет поэтично, и то, что он сделал, было ненамного лучше.

Я краснею от необработанного воспоминания, когда я открываю посылку, отправленную мне домой и адресованную мне. Ло сидел со мной на кровати, думая, что мы заказали комикс, о котором забыли. И когда я потянула за створки коробки, то закричала от содержимого внутри.

Мертвый белый кролик.

Ло нашёл записку, испачканную кровью, и я оттолкнула коробку, запах был таким же отвратительным, как и изображение. «Вот кое-что, что ты можешь трахнуть», прочел он. Внизу Трент поставил свою подпись. Какой идиот, подумала я, заливаясь слезами. Очевидно, его девушка рассталась с ним, потому что мы занимались сексом на хоккейном матче несколько месяцев назад. Он был в «выездной» команде, на пару часов приезжал в город, чтобы обыграть Академию Далтона.

И Трент обвинил меня в разрыве отношений. Как будто он тут ни при чем, как будто я сирена, соблазнившая его.

На следующий день после того, как я получила посылку «ненависти», я провела ночь у себя дома. Роуз хотела, чтобы я была там, так как книжный клуб моей матери обычно работал допоздна. Она не хотела оставаться с ней наедине, поэтому я осталась. Ло напился, а потом я услышала, что его посадили в тюрьму за вандализм и пьянство несовершеннолетних.

Все, о чем я могла думать: по крайней мере, он взял такси. По крайней мере, у него хватило ума не садиться за руль пьяным.

— Может быть, я действительно проебался, — шепчет Лорен.

— Мне понравилась твоя записка, — бормочу я.

Он приподнимает бровь.

— Пей, свинья?

Я улыбаюсь.

— Ага.

Его взгляд скользит к моим губам.

— Ты странная.

— Как и ты.

— Хорошо, — он наклоняется ближе. — Мы можем быть странными вместе.

Его сердце глухо стучит у меня в груди, а руки падают по обе стороны моих плеч, прижимая к подушке. Он опускает голову, и его рот зависает в сантиметрах от моего. Он замирает на мгновение, и мои нервы напрягаются от того, как мы сливаемся воедино, как он, кажется, идеально подходит ко мне.

Мой подбородок приподнимается, глаза закрываются, когда я фантазирую о том, куда это может привести. Он мог бы взять меня тут. Прямо сейчас. И никогда не отпускать. Он мог бы раскачиваться, пока мои бедра не приподнялись бы, а мои ноги не сомкнулись бы вокруг его талии. Я могу быть так полна Лореном Хэйлом, что мне будет больно, когда он решит, что хорошего понемножку.

Его большая рука ласкает мою щеку, надежно удерживая мое лицо.

— Открой глаза, — шепчет он.

Мои веки трепещут, и я вижу, как он пристально смотрит на меня, впитывая мои крошечные, резкие движения. Полный похоти, силы и души. А потом я начинаю просыпаться от своего сна. Он увидит, какой я дьявол. Он поймет, какой нуждающейся и мерзкой я могу стать, и отшвырнет меня как друга и возлюбленную. Если я перейду черту — если он удовлетворит эту потребность внутри меня — что станет с нами?

Что будет со мной?

Страх омывает меня холодом. И мое дыхание становится глубже от тревоги.

— Твой отец ушёл, — напоминаю я ему. Больше нет причин притворяться. Не тогда, когда мы одни.

На лбу у него глубокие морщины. Он облизывает нижнюю губу и качает головой.

— Он может вернуться.

Он этого не сделает, я должна ему сказать.

Но его другая рука исчезает между нашими тазами, и его пальцы касаются снаружи моих кальсон, до места, которое заставляет меня дрожать под ним, и я резко вздыхаю.

— Ты мокрая, — выдыхает он.

— Ло… — начинаю я, закрывая глаза и снова отключаясь.

— Посмотри на меня, — говорит он.

Напряжение окутывает нас плотным, неудобным коконом, и я поддаюсь этому единственному желанию, открывая глаза во второй раз.

Его руки снова держат мое лицо, обнимая меня с силой, целеустремленностью и глубокой страстью. Мои приоткрытые губы почти встречаются с его.

— Я нужен тебе, — шепчет он, и его дыхание наполняет мои легкие.

Да.

Но слово остается погребенным под страхом. Я смотрю на него, утопая в его янтарных глазах.

Он смотрит на меня, купаясь в моем пьянящем взгляде.

Больше всего ранит то, что мы не говорим. Ни один из нас не будет говорить, чтобы развеять то, что вызывает это напряжение и мучение. Поэтому мы смотрим, ждем и слушаем тяжелое дыхание друг друга.

Некоторые выборы определяют нас. И в этот момент я принимаю решение, которое навсегда изменит ход нашей жизни.

Или, может быть, я просто оттягиваю неизбежное.

В любом случае, в глубине души я знаю, что это правильно.