Ритуал

Глава 12

Вальмонт угрюмо смотрел на мага, что заикаясь, отчитывался о том, что удалось узнать, о щенке демонолога. Представитель академии был одет в белоснежную мантию, на которой не было и следа от дорожной пыли, будто улицы города стерильно чисты, либо что более вероятно пыль просто не липла к зачарованной ткани. Опирался он на резной посох с тяжелым навершиемв виде хрустального шара.

— Ты сам-то понимаешь что несешь? — Наконец хмуро спросил Вальмонт.

— Н-нет — Заикаясь, проговорил маг, напуганный до икоты. Услышав его ответ, инквизитор махнул рукой — эти хваленные Белые чародеи так и не сумели разобраться с тем: что из себя представляет этот кроха. Несли какую-то чушь про инфернальную энергию, но при этом даже не особо искушенному в магии Вальмонту было ясно, что щенок не одержим и не является демоном.

— Мастера просили передать, что препарирование может пролить свет на этот вопрос. — Наконец оправившись от страха, промямлил посланник.

— Нет! — Рявкнул закипающий Вальмонт, прогрессирующий маразм белых магов начинал его бесить.

— Передай своим хозяевам, что если они в течение одного дня не решат эту загадку, я сожгу все ваше гнездо порока, которое вы называете Академией Высокого Волшебства! — Наконец окончательно озверев от идиотизма, которым, похоже, была поражена вся академия. Испуганный посланец метнулся прочь, повинуясь жесту Вальмонта, спеша уйти как можно дальше, будто угрожали ему лично, а не Совету магов.

Стараясь дышать ровнее, Вальмонт старательно унимал поднявшееся в душе раздражение. Когда взял в руки щенка, все казалось таким простым и понятным, — щенок одержим злом и просто притворяется. Но немного понаблюдав за ним и использовав все свои средства познания, инквизитор так и не обнаружил ни малейших следов одержимости. Бес-прислужник чернокнижника, уже неделю сидел на груди своего хозяина, заметно съежился, шкура его посерела и пошла пятнами. Говорить он отказывался, на угрозы не реагировал. Да и сам демонолог вызывал большие сомнения, вопреки словам своего приживалы, он не вышел из своей странной медитации, ни через час, ни через два дня, ни через неделю. Впрочем, и умирать он, похоже, не собирался, хотя дыхание его и замедлилось в разы. Настоятель, посмотрев на него, туманно заявил, что его здесь нет. Однако что это означает, пояснять не стал.

В дверь кельи уверенно постучали. Оторвавшись от невеселых дум, инквизитор, поднял взгляд на вошедшего человека. Рослый, смуглокожий, широкие плечи едва вошли в узкий дверной проход, широкие черты лица контрастировали с горящими яростным огнем веры глазами, сдвинутые брови, придавали взгляду, совсем уж невыносимую интенсивность.

— Слушаю брат Торкус. — Поприветствовал вошедшего Вальмонт, настроение которого из скверного стало просто паршивым и, что характерно, продолжало стремительно портиться. Он неплохо знал вошедшего и прекрасно понимал, что с его приходом по всей округе начнут гореть ведьмы и еретики и неважно, есть они здесь или нет. Впрочем, так поступали все представители ордена, к которому принадлежал и брат Торкус. Основанный одним из отцов церкви — святым Домиником, этот орден носил имя своего основателя. С тех пор орден превратился из жалкой кучки последователей в одну из мощнейших организаций, входящих в состав инквизиции. Причем ненависть которую питал основатель ко всему магическому не шла ни в какое сравнение с нынешней одержимостью его последователей. Они методично уничтожали все связанное с магией, не делая разницы между некромантом и целителем. И лишь воля совета десяти сдерживала орден от полномасштабного крестового похода. Впрочем особого сочувствия Вальмонт к жителям этого города, погрязшего во грехе, не испытывал. Они заслужили свою судьбу уже хотя бы тем, что демонические культы росли как на дрожжах. Убедившись в том, что демонолог, похоже, впал в летаргический сон, инквизитор плюнул на тонкие построения и попросту захватил вскрытый ими культ, желая, если не остановить невидимого кукловода, то хотя бы задержать. Однако, как и предсказывал Гарвель, культисты, предпочитали выпить яд, которым, похоже, снабжен был каждый, а те, у кого спохватившись, успели отобрать крохотные невзрачные флакончики, предпочли умереть с именем своих владык на устах, так и не заговорив с палачами. Наведя Вальмонта на совсем уж тяжелые мысли о том, как глубоко проникла в их души скверна. Он прекрасно помнил, как легко на них нагнал ужас демонолог и о том, насколько трусливо они бежали. И вот всего за трое суток такая перемена: из балующейся запретными знаниями молодежи, они превратились в ярых фанатиков своего культа. Но это было далеко не самой худшей новость- после массового аутодафе, убийства вовсе не прекратились. К тому же на церковь ополчились почти все знатные дома Гессиона, в которых недосчитались своих сыновей и дочерей. Однако хуже всего было то, что убийства не прекратились, казалось, захват культистов ни на что не повлиял, а времени на выслеживание другого культа уже не осталось, к тому же остались всего сутки до предсказанного демонологом финала.

— Нет, это Я слушаю! — Пророкотал Торкус угрожающе.

— И что же ты хочешь услышать? — Спросил Вальмонт, уже зная, каким будет ответ. Торкус был фанатичным доминиканцем и искоренял ересь огнем во всех ее воплощениях, а ересью он считал все, что не укладывалось в скудные рамки его догм.

— Раскаяние в совершенных грехах! Покайся в ереси и отдайся на волю справедливого суда! — Гремел голос Торкуса, распаленный святым гневом он был страшен: и без того широкие плечи налились звериной силой, грудь раздулась словно он готовился к драке.

— Где ты видишь ересь Торкус? — Спросил инквизитор ледяным тоном, уже понимая, зачем сюда прибыл именно Торкус.

— ТЫ! — Задохнулся от негодования доминиканец. — Ты смеешь отрицать, что дал приют мерзкому демонопоклоннику! — Проревел он. — Чернокнижнику! — Выплюнул словно ругательство Торкус.

— Демонопоклонников в этом святом месте нет! — Повысил в голос Вальмонт. — Если ты, конечно, не сменил веру. — Зло добавил инквизитор, желая разозлить Торкуса. В голове у него созрел план, как можно избавиться от фанатичного доминиканца.

— Ложь! — Задохнулся от возмущения Торкус, руки его тряслись от негодования, а глаза начали наливаться кровью.

— Ну, какая же это ложь, это всего лишь невинное предположение. — Усмехнулся Вальмонт, устраиваясь поудобней в жестком кресле.

— Инквизитор, который не видит разницы, на мой взгляд, недостоин своего сана. — Продолжил наседать Вальмонт пользуясь тем, что онемевший от возмущения Торкус не может собраться с мыслями, а когда соберется, ему уже предстоит не нападать, а оправдываться.

— Но чернокнижник здесь? — Сменил тему Торкус.

— Да. Однако он придерживается истиной веры. — Ответил Вальмонт настороженно. Перемена в собеседнике была разительной. Минуту назад он пылал праведным гневом, а теперь стоит перед ним спокойный как скала.

— Именно с его помощью нам и удалось выследить один из богомерзких культов. — Добавил Вальмонт, внимательно наблюдая за лицом собеседника.

— А ты не думал, что это ловушка, хитроумно спланированная этим исчадием тьмы? Он сдал тебе пешек, разменную монету, которая ему больше не нужна для исполнения его дьявольских планов? — Вкрадчиво поинтересовался Торкус. Вальмонт вздрогнул, это был удар потому страшный, что вполне сопоставлялся с его собственными мыслями и вполне укладывался в логическую цепочку.

— Эту возможность я допускаю и принял все необходимые меры. — Печатая слова сказал Вальмонт, глядя прямым взглядом в лицо собеседника.

— Это хорошо, значит, душу, ты еще не погубил! — В глазах Торкуса вновь вспыхнул фанатичный огонь.

— Моя душа чиста! — Возразил Вальмонт, с ювелирно подобранной дозой ярости.

— Да? — Усмехнулся Торкус едко. — Я поговорил с твоими людьми, и мне сказали, что культ можно было обезвредить гораздо раньше, очистив их души пламенем. Многих бед можно было бы избежать! — Добавил он, с превосходством.

— Тогда они небыли закостенелыми еретиками, их можно было вернуть в истинную веру. — Возразил Вальмонт, дрогнувшим голосом. Всем своим видом показывая что раздавлен открывшимся фактом.

— Еретики достойны лишь огня! — Взревел Торкус, Вальмонт сжался в кресле, наклонил голову, чтобы скрыть усмешку.

— Что я должен был с ними сделать? — Спросил он дрожащим голосом раздавленного человека.

— Сжечь! — Яростно выкрикнул доминиканец. Принявшись размашистыми шагами мерить келью Вальмонта.

— А как же булла Совета десяти?

— Бред! Еретика можно очистить только огнем! — Выкрикнул разъяренный Торкус, решив, что это просто попытка закрыться формальными указами.

— Еретик! — Вскочил Вальмонт. В келью моментально вломились двое экзорцистов, стоявших на страже.

— Именем Святой Инквизиции ты задержан и находишься под подозрением в ереси! — Провозгласил Вальмонт с должной долей пафоса.

— Отступник! — Проревел Торкус поняв, что его провели. Отшвырнул подскочивших к нему экзорцистов, они разлетелись словно сухие листья под порывом ветра и больше не поднимались, доминиканец кинулся на Вальмонта с кулаками: и впечатался в стену от кинетического удара, которым наградил его инквизитор. Воля Вальмонта прижала его к стене, держа крепче любых цепей.

— Единый даруй мне силу дабы выстоять против врагов рода людского. — Начал литанию изгнания зла Торкус, его звучный голос казалось, проникал прямо в душу. В следующий миг Вальмонт не поверил глазам, когда доминиканец отлепил от стены сначала одну руку, затем другую, на лбу его страшно вздулись жилы, под просторной сутаной, сейчас прижатой к телу силой Вальмонта, проступили огромные бугры мышц. Торкус был невероятно, просто чудовищно силен. Преодолевая сопротивление Вальмонта, он отлепился от стены, сделал первый шаг, пригнувшись, будто шел против ураганного ветра. Лицо его побагровело от усилий, сосудики в глазах полопались, окрасив их в красный цвет. Еще шаг, еще и еще один, по лицу Вальмонта, катились крупные градины пота. Торкус взревел, рванулся, преодолев оставшееся расстояние до инквизитора. Замахнулся кулаком и вновь отлетел к стене, побледневший Вальмонт с трудом стоял на ногах, его качало из стороны в сторону, черты заострились как у смертельно больного. По храму разнесся тугой звон тревоги. Спустя минуту дверь кельи распахнулась, вбежал молодой монашек, его тут же вдавило в стену рядом с Торкусом.

— На нас… напали. — Прохрипел он испуганно, удерживающая сила исчезла, на пол с грохотом посыпались мелкие предметы, чернильница, листы бумаги, пресс-папье кресло, упал и освобожденный Торкус.

— Кто?! — Ледяным тоном спросил Вальмонт тяжело дыша.

— Не знаю. — Испуганно пискнул монашек, осматривая безумными глазами, царящий в комнате разгром. Не дослушав лепет клирика, инквизитор выскочил из кельи, вслед за ним грузно поднялся и Торкус. Факелы мелькали один за другим, отошедший от схватки Вальмонт бежал экономным шагом, постепенно он начал ощущать сладковатый запах тления и болезни. Будто бежал не по храму, а по виварию, полному безнадежно больных. Перепрыгивая через три ступеньки, взлетел по лестнице, рванул на себя дверь, тень его металась в свете потрескивающих факелов. Еще лестница, вторая дверь, стал слышен шум сражения, крики раненых, мольбы о помощи, и запах крови, он был настолько густым, что казалось весь воздух, пропитан кровью, будто она сочится прямо из стен. За спиной раздавалось хриплое дыхание доминиканца, больше похожее на сдавленный рык. Перед глазами промелькнула сотканное из черного маслянистого дыма веретено, всосалось в стену, оставив за собой темное маслянисто поблескивающее пятно. Вальмонт мельком оглянулся, Торкус сжимал в ручищах здоровенный молот, «И когда только успел его достать» — подумал инквизитор, распахивая последнюю дверь. Основная зала храма выглядела ужасно: ровные ряды скамей теперь изломаны, пол усеян телами мертвых и раненых, серая хмарь висела в воздухе не желая рассеиваться, мощный запах нечистот и тления забивал дыхание. Плотный серый налет, гадкий даже на вид, плотным слоем покрывал барельефы украшавшие стены.

Стремительно редеющий отряд защитников, сгрудился на возвышении перед алтарем, нападавших было чуть больше двадцати: разношерстная толпа вооруженная как попало рвалась к алтарю, однако несмотря на их разношерстность, у них было что-то общее. Не в одежде и снаряжении, а скорее в манере двигаться, в выражении лица.

— Одержимые! — Гаркнул Торкус, врываясь в зал вслед за Вальмонтом. И рванулся было на помощь монахам, но инквизитор придержал его за рукав.

— Сначала ударю я, иначе не добежим — Сказал он, сосредотачиваясь. Один из одержимых метнулся к алтарю со сверхъестественной скоростью. Загородивший ему дорогу монах был разорван пополам в мгновенье ока, оросив кровью алтарь и своего убийцу. Одержимый взревел, ему словно бы добавилось сил. В раззявленный в крике рот влетел увесистый булыжник, раздробив зубы, и сломав шею. Тело как тряпичную куклу смело с возвышения, отбросило на толпу нападающих, заставив их попятиться. Одержимые, издав обиженный рев, бросились в атаку, мешая друг другу. В следующий миг Вальмонт нанес удар и куски каменных скамей, оброненное оружие, исковерканные тела- все это поднялось в воздух, закружилось в хороводе смерти, вращаясь с жуткой скоростью, вломилось в ряды одержимых. Первый ряд нападавших буквально перемололо, однако остальные с неестественной грацией уворачивались от летящих в них снарядов. Да и силы инквизитора подходили к концу- камни летели все медленнее, многие валились на пол.

— Все теперь ты. — Прохрипел Вальмонт, валясь на пол от изнеможения. Подхватив рухнувшего на пол инквизитора, Торкус добежал до оставшихся в живых монахов, передал им тело, и встал на передний край обороны. Вскоре одержимые оправятся и разгребут перегородившую зал гору обломков.

Вальмонт с трудом разлепил непослушные веки, перед глазами все плыло, его усадили на пол, спиной к алтарю. Сил оставалось только на то, чтобы помолиться об упокоении невинно погибших душ. Повернув голову, он обнаружил, что сидит рядом с бесчувственным телом настоятеля. Сперва Вальмонт решил, что старец мертв, но приглядевшись, заметил бьющуюся на шее жилку. Гора обломков дрогнула, будто в нее ударили тараном, верхушка обрушилась на нападавших, раздался обиженный рев. Самые нетерпеливые полезли через верх. Повинуясь команде Торкуса, монахи разом метнули камни из самодельных пращей, на скорую руку сделанных из разорванных ряс. Четверых одержимых смело камнями, изуродованные тела скатились к подножию горы обломков безжизненными куклами. Больше подобных попыток прорваться одержимые не предпринимали. Нападающие планомерно разбирали завал, вскоре он стал по пояс обычному человеку, монахи осыпали одержимых градом камней. Но теперь у тех была свобода маневра. Одержимые попросту уворачивались от летящих в них камней. Сердце защитников сковал леденящий душу ужас смерти, однако не один не отступил, готовясь защищать до последнего символ своей веры. Наконец, когда до алтаря осталось всего несколько шагов, одержимые рванулись, вперед, подстегивая себя нечленораздельным ревом. Все смешалось — бой превратился в беспорядочную свалку. И без того не слишком плотные ряды защитников стремительно редели. Старец открыл глаза, приподнялся, окинул безумным взглядом царивший вокруг хаос и принялся громко молиться. В следующий миг одержимые словно завязли, утратив стремительную хищную скорость и свою невероятную силу, монахи теперь сражались почти на равных. Торкус, выживший в первые мгновенья боя, вносил настоящее опустошение в ряды противника: от ударов его молота одержимые отлетали на несколько шагов назад и далеко не всегда поднимались. Битва застыла в шатком равновесии, ни одна из сторон не могла одержать верх, Вальмонт с отчаянием наблюдал за тем, как бледнеет лицо старца, похоже, что он отдавал последние силы, щедро расходуя свою жизнь. Еще мгновенье и голова старца бессильно опустилась на впалую грудь. Павел потерял сознание от напряжения. Ощутив перемену, одержимые издали леденящий кровь вопль: к ним стремительно возвращались силы.

Однако жуткий вопль разом сменился жалобным воем, тела одержимых иссыхали прямо на глазах, на пол валились уже скелеты, облепленные тонкой кожурой кожи. Из раззявленных ртов вырывались клубы черного смолянистого дыма, устремлялись к темной, укутанной в плащ фигуре, втягивались в нее, словно пчелы в улей. Трое одержимых, мгновенно оценив ситуацию, ринулись к новому врагу. Струящаяся темной дымкой фигура встретила их тремя короткими, страшными ударами призрачных когтей разорвав противников на части. Глаза вошедшего в зал горели призрачным красным пламенем на скрытом гутой тенью капюшона лице.