Родословная туркмен

ВВЕДЕНИЕ

Об авторе.[1] Жизнь и деятельность Абу-л-Гази, хана хивинского, воина и историка, известна из его автобиографии, входящей составной частью в его второе сочинение “Родословное древо тюрок” — “Родословная тюрок”. Абу-л-Гази не успел закончить свое второе сочинение и поручил завершить этот труд своему сыну Ануша-Мухаммед-хану (царствовал с 1663 по 1687 г).[2] Из списка сочинения Абу-л-Гази “Книга родословного древа тюрков и монголов”, принадлежащего Институту востоковедения АН УзССР (инв. № 851), стало известно, что Ануша-Мухаммед-хан перепоручил закончить труд своего отца некоему Махмуду бен-Мулла Мухаммед Заман Ургенчи.[3]

Некоторые биографические сведения об Абу-л-Гази, сообщаемые Мунисом и Агехи, заимствованы, по-видимому, из “Родословной тюрок”.[4]

Жизнеописанию Абу-л-Гази посвящены в различных энциклопедиях следующие статьи: О. И. С[енковский]. Энциклопедический словарь, изд. Плюшара, т. I, СПб., 1885, стр. 49-50. Статьи без подписи, см.: Русский энциклопедический словарь, издаваемый профессором СПб. университета И. Н. Березиным. Отд. I, т. I, СПб., 1873, стр. 33; Энциклопедический словарь, изд. Брокгауза и Эфрона, т. I, СПб., 1890, стр. 57; Энциклопедический словарь, изд. бр. Гранат, т. I, 7-е изд., стр. 79; БСЭ, т. I, 1-е изд., стр. 100; т. II, 2-е изд., стр. 43; S, Sami. Kamus al-'aelaem, т. I, стр. 745 (арабским алфавитом); A. Z. V. Togan. Islam Ansiklopedisi, Istanbul, 1945, № 29, стр, 79-80; № 30, стр. 81-83; В. Spuler. Encyclopaedia of Islam, vol. I, № 2, N. Ed., 1954, стр. 120-121.

Следует отметить, что “Родословная туркмен” упоминается только в двух последних статьях.

Для полноты библиографических сведений следует указать еще на статью А. Абражеева “Родословное древо тюрков и его автор” (журн. “Звезда Востока”, Ташкент, 1946, № 12, стр. 68-76).

Биографические сведения об Абу-л-Гази приводятся также в упомянутой диссертации К. Юсупова и в статье А. Ю. Якубовского (см: Очерки по истории туркменского народа и Туркменистана в VIII-XIX вв., стр. 216-233).

Абу-л-Гази, потомок Чингиз-хана, сын Араб-Мухаммед-хана, происходит из рода Шейбана,[5] из поколения узбеков. Будущий хивинский хан и историк родился в стольном городе своего отца — в Ургенче, в пятницу, 12 августа 1603 г. (= 15 рабия первого, в год зайца, 1012 г. х.[6]). Титул гази 'воитель за веру', включенный в состав имени новорожденного, объясняется двумя причинами: он родился спустя сорок дней после[7] победы, одержанной его отцом над отрядом уральских казаков, напавших и разграбивших Ургенч, а также потому, что его мать Михрибану-ханым (которую он потерял в шестилетнем возрасте) происходила из семьи, носившей этот титул.[8]

У Араб-Мухаммеда, провозглашенного ханом в 1602 г., было семь сыновей: Исфендиар, Хабаш, Ильбарс, Абу-л-Гази, Шериф-Мухаммед, Хорезмшах и Авган.[9]

До шестнадцати лет Абу-л-Гази жил в Ургенче, в доме своего отца, который, женив Абу-л-Гази, передал ему в “удельное владение” половину Ургенча; другая половина была отдана его брату Хабашу. Сам Араб-Мухаммед-хан переселился в Хиву, так как к этому времени Аму-Дарья, изменив течение, ушла от Ургенча, в силу чего он потерял свое былое значение.

В начале XVII в. Хивинское ханство было объято жестокой феодальной борьбой, в которую были вовлечены широкие слои населения Хивинского ханства — узбеки и туркмены; эта междоусобица продолжалась вплоть до воцарения в Хиве Абу-л-Гази (1645 г.). Старшие братья Абу-л-Гази и он сам принимали самое непосредственное участие в этой борьбе.

Четыре сына Араб-Мухаммед-хана, разделившись попарно по признаку принадлежности к одной матери, — Исфендиар и Абу-л-Гази происходили от одной матери, чингизидки, Хабаш и Ильбарс были рождены другой женой Араб-Мухаммед-хана, найманкой,[10] — вступили в открытую борьбу. Одной из причин враждебных отношений между Араб-Мухаммед-ханом, Исфендиар-султаном и Абу-л-Гази-султаном с одной стороны и Хабаш-султаном и Ильбарс-султаном с другой стороны явились грабительские набеги, которые совершались последними на Иран и Бухару против воли отца, стремившегося поддерживать мирные отношения с этими государствами.[11]

Хабаш и Ильбарс, поддержанные главарями найманов и уйгуров, двух сильных узбекских родов, и сумевшие различными средствами привлечь на свою сторону значительную часть народа, вступили в открытую войну с отцом и братьями.[12]

Впервые Хабаш и Ильбарс, подстрекаемые молодыми узбеками, “упоёнными вином властолюбия”, возмутились против Араб-Мухаммед-хана, когда первому из них было шестнадцать, а второму четырнадцать лет; произошло это в Хиве в 1616 г., когда Араб-Мухаммед-хан выехал в Ургенч.

Араб-Мухаммед-хан, напуганный тем, что под началом его мятежных сыновей находятся якобы значительные силы, вынужден был отдать им во владение город Вазир. Хабаш и Ильбарс в течение пяти лет не преступали воли отца. На шестой год Ильбарс под предлогом совершения набега на Абиверд выступил из Вазира и, выждав у колодца Сагча, во время отсутствия Араб-Мухаммед-хана вступил в Хиву. Захватив казну, которую его отец собирал в течение тридцати лет, разграбив имущество беков, служивших Араб-Мухаммед-хану, Ильбарс вернулся в свою ставку.

Исфендиар, сидевший в Хазараспе, Хабаш, Абу-л-гази и Шериф-Мухаммед, находившиеся в Ургенче, узнав о действиях Ильбарса, решили выступить на помощь отцу. Но аксакалы отсоветовали делать это на том основании, что Ильбарс, видя безвыходность своего положения, может решиться на отчаянный шаг — на умерщвление своего отца. Но теперь положение изменилось: Ильбарс ушел, и жизнь хана была вне опасности. Исфендиар и вместе с ним Араб-Мухаммед-хан с своими войсками соединились с другими, названными выше султанами — царевичами и выступили против Ильбарса, который, не будучи в состоянии принять бой, бежал.

Абу-л-Гази советовал своему отцу избавиться от Ильбарса и Хабаша: “Прикажите убить Хабаш-султана, убить Ильбарс-султана...”.[13] Араб-Мухаммед-хан не внял советам Абу-л-Гази. Один из нукеров Исфендиар-султана, случайно узнавший об этом совете Абу-л-Гази, рассказал о нем Хабашу; с этого времени Хабаш сделался непримиримым врагом Абу-л-Гази.

Араб-Мухаммед-хан возвратился в Хиву, а Исфендиар-султан отправился в Хазарасп. Хабаш, сообщив Ильбарсу об отъезде отца и старшего брата, звал его возвратиться в Вазир возможно скорее. Абу-л-Гази, зная, что его тайна открыта, не мог оставаться среди своих врагов и отправился к своему отцу, который пожаловал ему вилайет Кят.

Через пять месяцев Араб-Мухаммед-хан, раскаявшись в том, что не внял советам Абу-л-Гази, приказал Исфендиару и Абу-л-Гази явиться к нему со своими войсками. Шериф-Мухаммед-султан, проживавший со своей матерью в Ургенче, незадолго перед этим прибыл в Хиву для свидания с отцом, и Араб-Мухаммед-хан оставил его при себе.

Араб-Мухаммед-хан, Исфендиар и Абу-л-Гази с одной стороны, Ильбарс и Хабаш — с другой сразились возле колодца Ташлы-Йармыш.[14] Первые потерпели полное поражение: Араб-Мухаммед-хан попал в плен к Ильбарсу и Хабашу, который приказал выколоть отцу глаза[15] и отправить под надзор в Хиву. Абу-л-Гази бежал в Кят, а оттуда в Бухару.

Исфендиар-султан, Шериф-Мухаммед-султан и Хорезмшах-султан заперлись в цитадели Хазараспа. Хабаш-султан после сорокадневной осады примирился со своими братьями: Исфендиару он разрешил отправиться на поклонение в Мекку, Шериф-Мухаммеду отдал Кят, двенадцатилетнего Хорезмшаха и десятилетнего Авгана отправили к отцу, в Хиву. Шериф-Мухаммед, спустя четыре месяца, бежал к Абу-л-Гази в Бухару, Исфендиар же вместо Мекки отправился в Иран, к шаху Аббасу I (1587—1628). Все эти события произошли в 1030 г. х. (= 1621 г. н. э.), в год курицы.

Хабаш-султан сидел в Ургенче и Вазире, Ильбарс-султан — в Хиве и Хазараспе. Араб-Мухаммед-хан с тремя женами и двумя младшими сыновьями был заключен в крепости Кум.[16]

Через год Ильбарс-султан, не дав знать своему старшему брату и союзнику Хабаш-султану, перевел в Хиву отца и бывших при нем двух своих младших братьев, где при Ильбарсе находились два малолетних сына Исфендиара. Ильбарс приказал умертвить своего отца, своего брата Хорезмшаха-султана и двух сыновей Исфендиара, а малолетнего своего брата Авган-султана отослал к Хабаш-султану с тем, чтобы старший велел умертвить младшего.[17] Хабаш-султан, считая его ни в чем не повинным и не желая его оставлять при себе, решил отправить его с московским послом И. Д. Хохловым в Россию. 12 декабря 1622 г. Авган-султан прибыл в Москву и был принят ко двору московского царя Михаила Федоровича.[18] Авган прожил в России 26 лет[19] и скончался в 1648 г.; похоронен он в г. Касимове.[20]

Шах Аббас I, желая иметь дружественного соседа, внушал Исфендиару мысль отобрать силой то, что принадлежит ему по праву, пойдя войною против своих мятежных братьев. Исфендиар с отрядом в триста человек, который собрал для него шах, осенью 1622 г. прибыл в Дурун; оттуда он направился к Балханским горам, где к нему присоединилось семьдесят человек из племен теке и сарык и десять человек из племени йомут.[21] С этим войском Исфендиар пошел на Хабаш-султана, обитавшего “на южной стороне реки Аму”, против крепости Тук.[22] Исфендиар ночью напал на ставку Хабаш-султана, разграбил ее, но самого Хабаш-султана захватить не удалось: он был в отъезде. Узнав о выступлении своего старшего брата, Хабаш-султан бежал к Ильбарсу, вместе с которым они выступили против Исфендиар-султана. В первой же битве с объединенными силами своих братьев Исфендиар был разбит и отступил в Мангышлак, где, собрав три тысячи туркмен, вновь пошел на Ургенч. Многие узбеки, недовольные Хабашом и Иль-барсом, перешли на сторону Исфендиара; Хабаш и Ильбарс на этот раз были разбиты. Ильбарс был пленен и умерщвлен. Хабаш бежал к каракалпакам, жившим на берегах Сыр-Дарьи, но, не считая себя здесь в безопасности, перешел к мангытам, обитавшим на реке Эмба. Мангыты отослали Хабаш-султана к Исфендиару, который приказал убить его. После Хабаша и Ильбарса детей не осталось.

Абу-л-Гази и брат его Шериф-Мухаммед, нашедшие приют у Имам-Кули, хана бухарского, узнав о том, что Исфендиар победил своих мятежных братьев, не замедлили прибыть в Ургенч. Исфендиара провозгласили ханом Хорезма; это случилось в 1033 г. х. (= 1623 г. н. э.), в год свиньи.[23] Исфендиар сидел в Хиве, а также в Хазараспе и Кяте; Абу-л-Гази он дал Ургенч, а Шериф-Мухаммеду — Вазир.

Исфендиар-хан с первых же дней своего царствования повел себя решительно по отношению к двум главным в тех местах узбекским родам — уйгурам и найманам, которые были его старыми врагами.[24] Хабаш и Ильбарс, в свое время восставшие против отца, опирались именно на эти узбекские роды; эти же узбекские роды восстали против Исфендиара после победы последнего над Хабашом при крепости Тук. Исфендиар во всех своих действиях опирался на туркмен. В 1621 г., бежав от Хабаша и Ильбарса, он нашел убежище у туркмен;[25] по возвращении из Ирана к его дружине присоединились туркмены; после неудачного сражения с Ильбарсом и Хабашом он идет на Мангышлак и возвращается оттуда с трехтысячным отрядом туркмен, во главе которого был Мухаммед-Хусейн-бек. Овладев Хорезмом и став ханом, Исфендиар не отпускает от себя туркмен, в чем прибывшие в год мыши (1624 г. н. э.) с визитом к Исфендиар-хану его братья Абу-л-Гази и Шериф-Мухаммед усмотрели доказательство нового злоумышления против узбеков. Происходившая зимой 1624—1625 гг. война между Ургенчем и Хивой, по мнению Абу-л-Гази, была войной между узбеками и туркменами.[26] Исфендиар на всем протяжении своей деятельности опирался на туркмен, а потому теперь, когда он стал ханом, его решительные действия против узбеков вполне объяснимы. Абу-л-Гази и Шериф-Мухаммед во всех этих действиях усматривали явную для себя опасность и туркменской ориентации брата пытались противопоставить узбеков. Все попытки братьев нанести сколько-нибудь чувствительный удар Исфендиар-хану кончались неудачей, в частности это объясняется тем, что мангышлакские и балханские туркмены постоянно присылали ему подкрепления.

После поражения, нанесенного Исфендиар-ханом узбекам (около 1627 г.), шедшим из Бухары на соединение с узбеками, поселившимися в дельте Аму-Дарьи, Абу-л-Гази, потерявший в связи с этим свою последнюю опору, бежал к казахам, где был принят Ишим-ханом. Затем Абу-л-Гази в течение двух лет жил у ташкентского хана Турсуна, от которого он перешел в Бухару к Имам-Кули-хану, где нашел убежище и Шериф-Мухаммед.

Спустя некоторое время, хивинские туркмены, в среде которых не было, видимо, полного единства, прислали к Абу-л-Гази человека, через которого было сказано: “Пусть Абу-л-Гази-султан [к нам] идет; пусть не ходит по чужому юрту”.[27] Не совсем радушный прием, оказанный Имам-Кули-ханом, причиной чего была дружба Абу-л-Гази с покойным Турсун-ханом, заставил Абу-л-Гази принять приглашение хивинских туркмен.

Перед прибытием Абу-л-Гази в Хиву Исфендиар-хан из-за разногласий с частью туркмен переселился в Хазарасп. Насколько беспомощен был в это время Абу-л-Гази, показывает тот факт, что в Хиву он прибыл в сопровождении только пяти-шести человек.[28] Спустя два месяца Шериф-Мухаммед перешел в Хазарасп, где присоединился к Исфендиар-хану. Теперь против Абу-л-Гази солидарно выступают два его брата — старший и младший.

После упорной борьбы, в которой Абу-л-Гази опирался на хивинских туркмен, теперь поддерживающих своего бывшего врага, Исфендиар-хан вынужден был признать Абу-л-Гази в качестве владетеля Хивы; наступило примирение.[29]

В результате так называемого “Хорасанского мятежа”[30] у Исфендиар-хана сильно испортились отношения с Ираном. Всю вину за этот мятеж — нападение и захват Нисы и Дуруна — Исфендиар-хан свалил на Абу-л-Гази и с помощью вероломства и интриг сумел отправить его в качестве заложника к шаху Ирана, которому он представился в Хамадане, в месяце джумада II, 1039 г. х. (= январь — февраль 1630 г. н. э.). Абу-л-Гази был поселен в Исфагане, в крепости Табарек,[31] в которой он прожил почти десять лет.

По словам Абу-л-Гази,[32] ему удалось бежать из Ирана на одиннадцатом году (по лунному счету, т. е. в 1049 г. х., который продолжался с 6 января по 26 декабря 1639 г. н. э.). Следовательно, побег произошел, вероятно, летом 1639 г., а к “своему народу”, обитавшему в Ургенче, он прибыл только в 1641 г., в год змеи, проведя одну зиму около Мехина, у В. В. Бартольда (Очерк, стр. 57) — Мейхене, среди племени эрсари, два года на Балхане среди текинцев и “один год у калмыцкого падишаха, — очевидно, Хо-Орлока”.[33]

Казалось бы, после этих расчетов следовало бы ожидать, что к “своему народу” он прибыл в 1642 г.: “Я прибыл в наш юрт к нашему илю в 1052 г. х., в год змеи”;[34] но как замечает Н. И. Веселовский: “Год змеи приходится на 1050 и 1051 годы”.[35] Другим подтверждением того, что он прибыл в свой юрт в 1051 г. х. (= 1641 г. н. э.) служит его же указание: “Спустя шесть месяцев [после прибытия в юрт], в начале года лошади умер Исфендиар-хан”.[36] Год лошади в этом цикле начался в декабре 1641 г.[37] В “Родословной туркмен” по поводу прибытия говорится: “Перенеся много невзгод и дожив до тридцати девяти лет, в тысяча пятьдесят первом году,[38] в год змеи, в Хорезмской стране мы воссели на престоле нашего отца...” (см. перевод, стр 35). По Мунису и Агехи, Абу-л-Гази вернулся в свой юрт в 1052 г. х.[39]

Дата прибытия Абу-л-Гази в свой юрт (середина 1641 г.) подтверждается датой смерти его старшего брата. Отъезд из Исфагана со значительной долей вероятия может быть датирован серединой 1639 г. Следовательно, можно предположить, что Абу-л-Гази на Балхане у текинцев и на Мангышлаке у калмыков провел не три астрономических года, а два (считая два года = два лета) года и в середине 1641 г. явился в свой юрт. По предположению Н. Н. Пальмова,[40] “год, проведенный Абу-л-Гази у калмыков, определяется периодом времени с декабря 1640 г. по декабрь 1641 года” (стр. 14). В таком случае прибытие в “свой юрт” опять-таки приходится на 1642 г., что противоречит показаниям самого Абу-л-Гази.

Направился Абу-л-Гази, конечно, не в самый город Ургенч, который был заброшен и захирел, а к тем узбекам, которые еще в 1627 г. в числе до 3000 шатров собрались в Арале, т. е. в дельте Аму-Дарьи, с которыми он всегда поддерживал добрые отношения и которые так и не признали власти Исфендиар-хана.[41] Мунис и Агехи прямо говорят: “...аральские узбеки, доставив калмыцкому хану большое количество подарков, увезли к себе Абулгази”.[42]

После этого Абу-л-Гази вступает в открытую борьбу с туркменской знатью и Исфендиаром.

Спустя год после смерти Исфендиар-хана, т. е. в 1053 г. х.[43] (= 1643 г. н. э.), аральские узбеки провозгласили Абу-л-Гази ханом, а хивинским ханом из-за противодействия туркменской знати, поддерживавшей в свое время Исфендиар-хана, он смог стать лишь спустя два года, т. е. в 1645 г.[44] За два года до этого, в конце года барса, умер Шериф-Мухаммед-султан.

После Исфендиар-хана осталось два сына: Йушан-султан и Ашраф-султан. В 1642 г. умер хан бухарский — Имам-Кули-хан; его место занял его младший брат Надир-Мухаммед-хан (1642-1645 гг.).[45] Абу-л-Гази потребовал у туркмен выдачи сыновей покойного Исфендиар-хана и подчинения их владений ему, т. е. признания за ним права наследовать брату. Но туркмены, отослав Ашраф-султана к бухарскому хану Надир-Мухаммеду, которому они предпочли подчиниться и имя которого, поминали в хутбе, ответили отказом.

Абу-л-Гази предпринял два похода на Хиву, но успеха не имел. После этого Надир-Мухаммед-хан послал своих правителей (хаким) в Хиву и Хазарасп.[46] Подчинение этих областей власти бухарского хана, который в знак принятия туркмен под свою высокую руку прислал к ним своего внука Касим-султана, сына своего старшего сына Хосроу-султана, было чисто формальным актом; туркмены сохранили в своих руках управление и сбор налогов.[47]

Сына, дочь и жену Исфендиар-хана по приказу Надир-Мухаммед-хана перевели в Карши и там убили. Абу-л-Гази, узнав, что в Хиву прибыл Касим-султан (а произошло это спустя пять месяцев после второго набега Абу-л-Гази на Хиву), выступил в поход на Хиву и в сражении под Хивой рассеял выступившее против него войско, но Хиву не взял.

Абу-л-Гази, доведя “Родословное древо тюрок” до этого события, заболел и вскоре умер. По поручению Ануша-Мухаммед-хана сочинение было закончено Махмудом, сыном ургенчского муллы (см. стр. 7).

Вскоре после сражения под Хивой Надир-Мухаммед-хан был низложен; бухарским ханом “подняли”[48] его старшего сына Абд-ул-Азиза. Люди бухарского хана, жившие в Хиве, бежали из города, а Абу-л-Гази, выступив из Арала, занял Хиву; это событие произошло в начале года курицы, в 1055 г. х. (= 1645 г. н. э.).[49] С этого времени (1645 г.) Абу-л-Гази стал полноправным ханом Хивы.

Важнейшим и неотложным делом для Абу-л-Гази, буквально вопросом жизни и смерти, были туркмены, державшие в своих руках, по существу, всю полноту власти, ведавшие управлением провинций и сбором налогов с них. Для привлечения туркмен на свою сторону Абу-л-Гази употреблял и хитрость и силу. Прежде всего он объявил, что туркмены, бежавшие из его владений, могут смело возвратиться обратно: “За то, что они отстали от меня, я не буду мстить им кровью”.[50] Туркмены, лишенные поддержки бухарского хана и откочевавшие в песчаные степи “по ту сторону Хазараспа”, вынуждены были принять “милостивое” предложение Абу-л-Гази и устами посланных к Абу-л-Гази аксакалов заявили, что у них нет другого властелина, кроме него, и идти им больше некуда. Абу-л-Гази, в знак своей милости, пригласил всех туркмен во главе с аксакалами пожаловать к нему на пир, который он в их честь устроит в Хазараспе. Во время пира узбеки, по приказу Абу-л-Гази, напали на пирующих и убили от одной до двух тысяч туркмен. Жилища и имущество туркмен подверглись разграблению, семьи их были взяты в плен; хан “с победою и торжеством вернулся в Хиву”.[51]

Абу-л-Гази, считая туркмен своим главным врагом, предпринял ряд походов против них. Зимою 1646 г. он совершил успешный поход против туркмен, бежавших еще до его вступления в Хиву и обитавших теперь на Теджене.[52] Через два года, т. е. в 1648 г., Абу-л-Гази снова идет на туркмен, собравшихся в районе Бами-Беурма, среди которых были и остатки туркмен, разбитых на Теджене.[53] В 1651 г. он разбил туркмен — байрач, обитавших на берегах Атрека и Гюргена. Эти туркмены не принимали никакого участия в борьбе за Хиву, но Байрач-хан, по имени которого и называется это племя, не подчинился Абу-л-Гази и бунтовал против него, чем и объясняется этот поход Абу-л-Гази.[54] В 1653 г. был предпринят удачный поход против туркмен племени имрели (= эймюр), которые были разбиты при местечке Фудж. Во время возвращения из этого похода, у колодца Динар, что южнее Узбоя,[55] Абу-л-Гази встретил туркмен-сарыков, которые также подверглись разграблению. И после этого Абу-л-Гази неоднократно предпринимал походы против туркмен; “если бы мы стали подробно их описывать, — замечает автор, завершивший труд Абу-л-Гази, — то наш рассказ получился бы [слишком] длинным, потому мы его сократили”.[56]

Во всех этих походах против туркмен, как, впрочем, и во всех других случаях, преследовались две цели: усмирение, подчинение своей власти непокорных и грабеж, который являлся в это время (так как страна была доведена до нищеты) едва ли не основным видом дохода хана и его воинов; грабеж, доставлявший оружие, скот, продовольствие, рабов и рабынь, тем самым лишал врагов их “военного потенциала”. Абу-л-Гази, как дальновидный политик, знал, что единственно реальной угрозой для Хорезма может быть, особенно пока у него руки связаны войнами с туркменами, в первую очередь Иран; а потому уже в 1648 г. им было отправлено посольство к шаху с целью ”обезопасить себя со стороны Ирана”.[57]

Вторая, правда, меньшая опасность — калмыки; в 1649 и 1653 гг. калмыки совершили два больших набега на Хорезм.

В год коровы (1649 г. н. э.) калмыки уруга Кушут во главе с Кульдаленг Дорджи-тайши[58] совершили набег на область Кят; на обратном пути они были настигнуты Абу-л-Гази в местечке Йугурук-баш и разбиты наголову.

В год змеи (1653 г. н. э.) калмыки уруга Тургаут во главе с Мар-ген-тайши, Окчутебе и Тугулом совершили набег на окрестности Хазараспа, затем пошли на Седур и Даруган. Абу-л-Гази, получив известие о нападении калмыков, устроил погоню за ними; часть калмыков была перебита, часть во главе с Окчутебе и Тугулом сдалась на милость победителя, обещая не делать ничего худого Абу-л-Газиеву юрту. Так был заключен мир с калмыками.

“Итак, подчинив власти своего престола всех туркмен, [хан] несколько лет жил в удовольствии и покое”.[59] Но в год овцы (1066 г. х. = 1655 г. н. э.) Абу-л-Гази вновь выступает в поход, на этот раз на владения бухарского хана, единственного из своих близких соседей представляющего потенциальную опасность для Хорезма. Абу-л-Гази умело использовал следующий, вовремя представившийся случай: Субхан-Кули, “хан Балха”,[60] обратился к Абу-л-Гази за помощью против своего брата, бухарского хана Абд-ул-Азиза, возымевшего намерение убить Субхан-Кули и завладеть Балхом.[61] Субхан-Кули был женат на дочери Шериф-Мухаммед-султана, младшего брата Абу-л-Гази; кроме того, хивинский хан по семейным преданиям знал о нападении в конце XVI в. на Хорезм бухарского хана Абдуллы и о жестокостях, которые он совершил по отношению к его родственникам.[62] Повод для открытия враждебных действий был налицо: надо помочь родственнику и отомстить за родственников. Как сказано, в год овцы Абу-л-Гази вторгся во владения бухарского хана, разорил Суйунч-Бала, Кара-Куль и еще тридцать-сорок селений вокруг Бухары и с богатой добычей возвратился в Хиву. В этом же году Абу-л-Гази, повторив поход на Кара-Куль, еще раз разграбил его.

В следующем году, году обезьяны (1067 г. х. = 1656 г. н. э.), Абу-л-Гази опустошил Чарджуй, а в начале года курицы (1068 г. х. = 1657 г. н. э.)[63] пошел на Яйчи и, дойдя до Наразима и Кара-Куля, захватил много добычи и отправился в обратный путь. В том же году Абу-л-Гази предпринял поход на Кармине, разграбив его, захватил много добра и пленных. На обратном пути на него неожиданно напал Абд-ул-Азиз, хан бухарский; Абу-л-Гази оказался в критическом положении, но благодаря смелости и находчивости своего сына Ануша-Мухаммед-султана, разбил бухарское войско и благополучно вернулся в Хиву. По возвращении в Хиву Абу-л-Гази устроил великий той, всенародно признал заслуги своего сына и дал ему знамя, вверил войско и пожаловал Хазарасп.[64]

В год собаки (1069 г. х. = 1658-1659 г, н. э.) Абу-л-Гази опустошил Варданзи.

В год барса (1072 г. х.[65] = 1661-1662 г. н. э.) Абу-л-Гази предпринял поход на Бухару; опустошив окрестности, он десять дней стоял у одних из ее ворот — Намазгах, но в город не вошел, якобы потому, что город был без защитников: Абд-ул-Азиз был в Самарканде и в городе оставались только несколько таджиков и женщины; чтобы не говорили “Абу-л-Гази взял Бухару из рук нескольких женщин”,[66] он ушел в Хиву с богатой добычей и множеством пленников. Позднее Абу-л-Гази отправил посла и заключил мир с Абд-ул-Азизом.

Затем, в 1663 г., Абу-л-Гази, посадив на свое место сына своего Ануша-Мухаммеда и удалившись на покой, “занялся делами покаяния и благочестия”,[67] а в 1074 г., в год зайца, в месяце рамазане (= март 1664 г. н. э.) умер.

Такова, в главных чертах, жизнь и деятельность хивинского хана Абу-л-Гази. Честолюбие и властолюбие, проявившиеся весьма рано (вспомним хотя бы его совет отцу убить Хабаша и Ильбарса, продиктованный желанием убрать со своей дороги соперников, его отношение к Исфендиару и многое другое) руководили Абу-л-Гази всю его жизнь. Нельзя не признать, что как хан, следовательно как государственный деятель, он прекрасно отдавал себе отчет, с кем и с чем он имеет дело и правильно оценивал обстановку, в которой ему приходилось действовать.

Вначале он опирался исключительно на аральских узбеков, употребляя все усилия на то, чтобы подорвать власть туркмен, забравших в свои руки правление и сбор налогов. Уничтожение власти туркмен проводится Абу-л-Гази по строго обдуманному плану. Но позднее приведенные в повиновение, лишенные власти и разоренные туркмены без особой нужды не только не подавляются, но рассматриваются как добрые подданные. Его умение, с которым он обеспечил дружественный нейтралитет Ирана в его войне с туркменами, калмыками и Бухарой, достойно быть отмеченным.

Абу-л-Гази не без оснований писал, что он одарен тремя родами знаний: знанием законов и уложений военного искусства, т.e. как подготовить поход, что делать в походе, как построиться против врага, что делать, когда выступаешь с многочисленным войском, и что делать, когда идешь с малочисленным войском, как вести переговоры с друзьями и врагами; умением сочинять поэтические произведения всех родов: месневи, касыды, газели, мукатт'аа и руба'и; знанием языков арабского, персидского и тюркского;[68] знанием во всех подробностях имен, жизни и царствований падишахов Арабистана, Ирана, Турана и Монголистана за время от Адама до сего дня.[69]

Сочинения Абу-л-Гази. Абу-л-Гази известен как автор двух весьма важных исторических сочинений: Шаджара-i тaракiмa[70] 'Родословная туркмен' и Шаджара-i тyрк 'Родословная тюрок'.

“Родословная туркмен”, законченная в 1071 г. х. (= 1660-1661 г. н. э.), писалась в то время, когда автор сочинения. Абу-л-Гази имел досуг, когда основные походы были уже закончены. Именно в 1070-1071 г. х. (= 1659-1661) мог Абу-л-Гази писать эту историю, именно в это время он имел досуг для такого “богоугодного” дела (см. перевод, стр. 36), как написание “Родословной туркмен”, так как его предпоследний поход (на Варданзи) приходится на 1069 г. х. (= 1658-1659), а последний (на Бухару) попадает на 1072 г. х. (= 1661-1662).

Написана “Родословная туркмен”, по словам Абу-л-Гази, “по просьбе туркменских мулл, шейхов и беков” (см. перевод, стр. 36), которые считали, что распространенные в народе Огуз-наме полны “ошибок и друг с другом не сходятся”. Нужно было дать официальную редакцию предания о происхождении туркмен, их развития и размещения. Каждое племя знало, и в ряде случаев сохраняет до наших дней, свои родословные, но сводной родословной различных туркменских племен не было. Но уже тогда, во времена Абу-л-Гази, т. е. в середине XVII в., в политических целях самого Абу-л-Гази нужно было кодифицировать разрозненные противоречивые родословные отдельных племен.

“Родословная туркмен”, с которой ученый мир знаком по переводу А. Г. Туманского (см. ниже), имеет весьма существенное значение для изучения многих важных вопросов истории туркмен.

В. В. Бартольд (1869-1930), использовавший “Родословную туркмен” в работе “Очерк истории туркменского народа”, отметил, что это — “специальное историческое сочинение о туркменах, какого ни об одном из других турецких (= тюркских, — А. К.) народов нет” (стр. 36). Здесь же В. В. Бартольд заметил, что этим трудом приходится пользоваться с большой осторожностью, так как он написан, главным образом, на основании устных рассказов.

Редакция двухтомного труда “Материалы по истории туркмен и Туркмении” в предисловии ко второму тому пишет: “Независимо от своего полулегендарного характера, сочинение это весьма важно для выяснения ряда вопросов происхождения и ранней истории туркмен”.[71]

Г. И. Карпов (1890-1947),[72] внесший значительный вклад в изучение истории туркмен и Туркмении, тоже считал, что “Родословная туркмен” дает ценные сведения для изучения истории туркменских племен.[73]

“Несмотря на ... хронологическую путаницу и анахронизмы, — замечает С. П. Толстов, — ”Родословная туркмен”, при критическом расчленении на ее составные компоненты и соответствующем их историческом анализе, может стать документом чрезвычайной важности не только для поздней, но и для ранней истории туркмен”.[74]

А. Ю. Якубовский (1886-1953), крупный знаток истории туркмен, утверждал, что “единственным источником, который до некоторой степени обрисовывает этот процесс (т. е. процесс сложения новых племенных организаций и объединения туркмен, — А. К.), являются работы Абульгази ”Шеджере-и турк” и ”Шеджере-и таракимэ”, особенно последняя”.[75]

Абу-л-Гази, как это выясняется из второго его сочинения — “Родословная тюрок”, был хорошо начитан в исторической литературе; эту начитаность он, вероятно, приобрел за время своего почти десятилетнего (1630-1639 гг.) пребывания в Исфагане, где, безусловно, имел все возможности познакомиться с историческими трудами. В “Родословной тюрок” Абу-л-Гази ссылается на *** Рашид-ад-дина,[76] на *** Шереф-ад-дина Али Йезди[77] и говорит, что в его распоряжении было восемнадцать сочинений, излагающих историю Чингизидов, царствовавших в Иране и Туране.[78]

Вероятно, если не со всеми этими источниками, то, во всяком случае, с большинством из них Абу-л-Гази познакомился, как сказано выше, в Исфагане, и, следовательно, во время написания “Родословной туркмен” они могли быть им использованы.

Несомненно и другое обстоятельство, которое особенно чувствуется в “Родословной туркмен”, — Абу-л-Гази прекрасно знал народные предания, родословные племен, широко распространенные среди туркмен, а также эпические сказания, из которых в первую очередь следует отметить очевидное влияние эпических сказаний, связанных с именем легендарного патриарха огузов “деда Коркута”.

Замечу кстати, что “Родословная туркмен” должна быть обязательно привлечена при изучении “Книги Коркута” как известный среднеазиатский вариант, значительно отличающийся в обрисовке личности самого Коркута от варианта закавказского.

Эти легенды, предания, конечно, и для Рашид-ад-дина были основным источником при изложении им истории Огуза и ряда других разделов его известного труда; из этого можно, казалось бы, сделать и такой вывод, что Абу-л-Гази мог бы без посредства Рашид-ад-дина внести их в свое сочинение. Однако сличение соответствующих мест (главным образом сказаний об Огузе и тюркских племенах) труда Рашид-ад-дина с таковыми труда Абу-л-Гази позволяет говорить о зависимости второго от первого,

Туркмены, как, впрочем, и другие кочевые народы, например монголы, долго сохранявшие прежнее родовое устройство, донесли свои родословные вплоть до наших дней.[79]

Туркменские эпические сказания, связывающие происхождение туркмен с легендарным Огузом, — они, к сожалению, еще почти не изучены, — сложились в своих основных линиях очень давно, во всяком случае задолго до принятия туркменами ислама.[80] Эти предания, в которых народная память, наряду с чисто фантастическими представлениями, сохранила и много того, что когда-то реально существовало, должны быть подвергнуты тщательному и всестороннему анализу, так как они являются часто единственными источниками по истории туркменских племен.

В отношении достоверности фактов “Родословная туркмен”, равно как и “Родословная тюрок”,[81] может быть разделена на три части: сведения библейского характера (сказание об Адаме); сведения, основанные на огузско-туркменском эпосе, в основе которого лежит сказание об Огузе и его потомках; сведения, дошедшие в легендарной форме, но имеющие реальную подоснову: сведения о происхождении, разделении и размещении огузских племен (в частности, сказание о салорах), сведения о тамгах, онгонах, местничестве на пирах, сказание о смуте в огузовом иле, сказания об илях, присоединившихся к туркменам, рассказ о девушках, которые были беками в огузском иле, и т. п.

Особо следует отметить сведения, дающие представление о социально-экономических отношениях, бытовавших среди туркмен; к ним относятся в первую очередь интересные и важные данные этого порядка, содержащиеся в повествованиях об иле эски, о хыз(д)ыр-или и, особенно, об илях теведжи и кара-oeйли.

“Родословная туркмен” является не только важным историческим источником, но и значительным литературным памятником, в котором мастерски излагаются многие народные предания, легенды, народные этимологии этнонимов, пословицы и поговорки.

“Родословная тюрок” — второе сочинение Абу-л-Гази, перевод которого впервые был издан в 1726 г., — давно получила всеобщее признание.

“Родословная тюрок” была введена в научный обиход пленным шведским офицером Таббертом (впоследствии получившим дворянство и фамилию фон Страленберг) или доктором Мессершмидтом вместе с Таббертом-Страленбергом; в начале XVIII в. в Сибири, вероятно в Тобольске, она была переведена на русский, по другим данным — на немецкий язык, и в таком виде это сочинение Абу-л-Гази попало в Европу.[82] В 1726 г. в Лейдене был издан французский перевод, а в 1780 г. “Родословная тюрок” появилась в немецком переводе; затем французский перевод послужил оригиналом для русского перевода, исполненного В. Тредиаковским и напечатанного в 1770 г., и для английского, изданного в 1780 г.

Георг-Якоб Kep (1692—1740), крупный знаток ближневосточных языков, находясь с 1732 г. на службе в Коллегии иностранных дел и несколько позднее в Академии наук в С.-Петербурге, перевел на немецкий язык “Родословную тюрок”; перевод остался в рукописи и хранится в Ленинградском отделении Института вострковедения Академии наук СССР.[83] Здесь же хранится рукопись еще одного немецкого перевода “Родословной тюрок”.[84]

Обозрение этих переводов сделано Х. Д. Френом (1782-1851)[85] в предисловии к первому изданию рукописи “Родословной тюрок”.[86]

Б. А. Дорн (1805-1881) в докладе, прочитанном на годичном акте Академии наук 29 декабря 1839 г., заявил, что драгоман Министерства иностранных дел Я. О. Ярцов (1792-1861) перевел с казанского издания на русский язык “Родословную тюрок”; однако перевод остался ненапечатанным.[87] С текста, изданного в Казани в 1825 г., известный переводчик Корана Г. С. Саблуков (1804-1880) сделал перевод “Родословной тюрок”, опубликованный в двух изданиях: в Библиотеке восточных историков, издававшейся И. Н. Березиным (т. III, 1854; не полностью), и отдельным изданием в Казани в 1906 г.

Турецкий филолог Ахмед Вефик-паша (1823-1891) изданный в Казани текст перевел на турецкий язык; этот перевод печатался в стамбульской газете “Tacвip-i aфкaр”, начиная с 131-го номера газеты (февраль 1864 г.), но не был закончен. Позднее перевод А. Вефик-паши был напечатан (не полностью) отдельным изданием под заголовком: “Шаджара-i aвшал-i mypкija”; А. Вефик-паша слово *** = ушал (в казанском издании) прочитал авшал.[88]

Критическое издание текста “Родословной тюрок” и перевод на французский язык осуществил Петр Иванович Демезон.[89]

С текста, изданного Демезоном, в Казани был сделан перевод на казанско-татарский язык; переводчик Абдулла Аллам Файзхан-оглы.[90] Изданный Демезоном текст “Родословной тюрок” был переведен на турецкий язык в Стамбуле д-ром Риза Нуром.[91]

О рукописях, использованных при подготовке сводного текста. При подготовке сводного критического текста сочинения Абу-л-Гази Шаджара-i тaрашмa 'Родословная туркмен' в моем распоряжении было семь списков.

Пришлось, несмотря на все предпринимавшиеся попытки разыскать большее количество списков, ограничиться этими семью, хотя теперь нам известно, что в научном обиходе их могло бы быть значительно больше.

22 ноября 1907 г. в заседании Восточного отделения Русского Археологического общества А. Н. Самойлович прочитал доклад “Поездка в Туркестан в 1906-1907 гг.”, в котором сообщил о том, что он нашел рукопись Шаджара-i тaракiмa Абу-л-Гази “со многими вставками в прозе и стихах, между прочим про Коркуда и Koep-оглы”, и о том, что в Ашхабадской публичной библиотеке хранится еще два списка “Родословной”.[92]

В 1908 г. А. Н. Самойлович опубликовал в ЗВОРАО (т. XVIII, стр. 0161-0163) небольшой отрывок текста и перевод из “Родословной туркмен”; этот текст воспроизведен по пяти спискам. В другой своей работе А. Н. Самойлович использовал для воспроизведения стихотворения в честь Салор-Казана шестой из известных ему списков “Родословной”.[93]

Из работы турецкого филолога О. Ш. Гёкъяйя[94] узнаем о существовании еще одного списка. Этот список цитируется в ряде мест названного труда, и, в частности, на стр. XXIII-XXVII приводится большой отрывок, содержащий сказания об Инал-Йавы-хане, о царствовании Эрки, о рождении Тумана.

Журнал “Туркменоведение” (1926, № 9, стр. 75) сообщает, что специальной научной экспедиции удалось найти в Чарджуйском и Керкинском районах ряд рукописей, среди которых было также четыре списка “Родословной туркмен”.

Большое значение для разъяснения многих вопросов, связанных с изучением “Родословной туркмен”, будет иметь собирание, изучение и издание туркменских седжре, до сих пор сохраняющихся в народной памяти.

В моем распоряжении находились следующие семь списков:

1. Рукопись, принадлежавшая б. Туркестанской публичной библиотеке (ныне Государственная публичная библиотека УзССР имени А. Навои) и находящаяся теперь, как и все ташкентское собрание рукописей, в Институте востоковедения Академии наук УзССР, — описана в I томе каталога “Собрание восточных рукописей Академии наук Узбекской ССР. (Ташкент, 1952), составленного под редакцией и при участии проф. А. А. Семенова (порядк. № 171, инв. № 1522/V).

Впервые эта рукопись была описана в каталоге Е. Каля.[95] Выставленную в конце рукописи дату 1071 г. х. (= 1661 г. н. э.) Е. Каль принял за дату переписки списка, в то время как, по мнению А. А. Семенова, упомянутая дата “относится к самому произведению, а не к рукописи... на это указывает характерная для XVIII и начала XIX в. русская бумага, на которой написан список”.[96] “Родословная туркмен” находится в составе сборника на лл. 65а-106а; размер 15 x 20 см.

Бумага, на которой написан этот список, безусловно европейского происхождения, на что указывают характерные водяные знаки; я склоняюсь в определении даты списка к мнению А. А. Семенова.

Этот список по сравнению с другими, о которых речь пойдет ниже, является наиболее полным и сохранным, восходящим к надежному прототипу. Поэтому при составлении сводного критического текста он был положен в основу, другие шесть списков служили целям уточнения, разъяснения и корректирования этого основного списка.

С этого списка в начале текущего столетия была снята копия, хранящаяся теперь в ЛО ИВ АН СССР (шифр Д-109). Условное обозначение: Т(ашкентский).

2. Второй список принадлежал А. Г. Туманскому и после его смерти (1920 г.) поступил в Азиатский музей, ныне хранится в ЛО ИВ АН СССР (шифр А-895).

С этого списка была сделана ротокопия, которую Академия наук СССР преподнесла в дар Турецкому лингвистическому обществу (Tuerk Dil Kurumu); последнее издало эту ротокопию в Стамбуле в 1937 г.[97] Список А. Г. Туманского подробно описан А. Н. Самойловичем,[98] что позволяет ограничиться приведением только основных данных этого списка. Рукопись написана на синей бумаге весьма посредственным среднеазиатским насталиком. “Формат рукописи 18 x 11 1/2 см. Туманский занумеровал только те листы (1—55), на которых находится текст ”Родословия”. Перед л. 1 имеется еще 8 листов желто-белой бумаги и 2 синих листа, сплошь покрытых текстом разных стихотворений, преимущественно Навои.

“В конце рукописи также имеется 2 желто-белых листа со стихами. Из перечисленных дополнительных листов надлежит выделить лл. V—VI, на коих находим стихотворение ”Огуз-намэ” Ахсан-шейха и Дана-ата...”.[99]

На л. 3а приведено отличное от других списков наименование труда: *** вместо ***. Текст этого списка очень близок к спискам Т и А (см. ниже). Сколько-нибудь существенных отступлений или дополнений этот список не содержит.

Дата списка: месяц — раджаб, день — воскресение, 1237 г. х. = март-апрель 1822 г. н. э., переписчик *** *** Мулла Курбан Гельди, сын Ораз Мухаммеда, из племени Кайы-хан, рода Чарык.

Условное обозначение: Л(енинградский).

3. Второй список, хранящийся в Институте востоковедения Академии наук УзССР под инв. № 1807, кратко описан в каталоге под ред. А. А. Семенова.[100]

Список переписан на слегка желтоватой европейской бумаге довольно сносным и разборчивым среднеазиатским насталиком; в начале довольно значительный пропуск — выпущена вся вступительная часть. Список сколько-нибудь значительных орфографических особенностей не имеет, за исключением, пожалуй, одного слова — ***, которое регулярно пишется в форме ***; список по содержанию весьма близок к первым двум.

Этот список является копией со списка, переписанного в Хорезме, в селении *** в 1314 г. х., в год курицы, в месяце зу-л-хид-джа (= май 1897 г. н. э.). Наш список переписан в Хиве 25 октября 1925 г.; переписчик *** *** Мухаммед Шериф-ходжа Джан-оглы из племени Узбек, родом из Иман-кала.

Лл. 1б-43а; размер 19 x 19 см. Современный картонный переплет.

Условное обозначение: Т₁.

4. Третий список, принадлежащий Институту востоковедения Академии наук УзССР (инв. № 5973),[101] переписан на плотной белой бумаге плохим среднеазиатским насталиком, жидкой черной тушью; лл. 1б, 2аб утрачены и заменены двумя листами из ученической тетради в одну линейку. Текст на утраченных листках восстановлен по четвертому ташкентскому списку (см. ниже), хранящемуся в том же Институте под инв. № 1223.

На последнем листе (л. 486) черными, уже выцветшими чернилами сделана следующая пометка: “Инв. 764/900. Рукопись Огусь (!) намэ на тюрском (!) языке”. Эта пометка не оставляет сомнения в том, что это один из двух списков, хранившихся в б. Ашхабадской публичной библиотеке и упоминавшийся А. Н. Самойловичем в ЗВОРАО (т. XVIII, 1908, стр. 0161, прим. 4).

Указанная на л. 48а дата 1214 г. х. (= 1799-1800 г. н. э.) относится, несомненно, к той рукописи, с которой сделана настоящая копия, что, в частности, подтверждается наличием на бумаге фабричного клейма: “№ 6, Первушина сыновей в Вятке”. Список следует датировать концом XIX в., так как цифру 900, показанную в знаменателе старого ашхабадского шифра (764/900) следует принять за дату (1900 г.) поступления рукописи в Ашхабадскую публичную библиотеку, что подтверждается способом шифровки других рукописей этой библиотеки.

Имя переписчика не указано; лл. 48; размер 17 x 21.5 см.

Условное обозначение: Т₂.

5. Четвертый ташкентский список, хранящийся в фондах Института востоковедения АН УзССР (под инв. № 1223),[102] отличается от предыдущего списка рядом значительных пропусков и некоторыми, порой значительными, отклонениями текстуального и словарного характера.

Список переписан в Бухаре в месяце раджабе 1341 г. х. (= февраль-март 1923 г.) на желтоватой среднеазиатской бумаге черной тушью довольно сносным среднеазиатским насталиком; переписчик *** *** Мирза Аман Исан Хузари; лл. 58; размер 18.5 x 22.5 см.

Условное обозначение: T₃.

6. Одним из самых надежных списков, весьма близко примыкающим к нашему основному списку (Т), является список, хранящийся в Рукописном фонде Института языка и литературы Академии наук Туркменской ССР под инв. № 546.

Список переписан на среднеазиатской бумаге хорошей черной тушью четким, довольно красивым среднеазиатским насталиком. Указание на дату, место переписки и имя переписчика отсутствует, так как сочинение Абу-л-Гази входило в состав какого-то сборника, из которого оно было вырвано. По внешнему виду, почерку и бумаге этот список может быть датирован началом XIX в.

Размер 15 x 25 см; на странице 13 строк; лл. 16-45а, на лл. 48а-49б — отрывок из какого-то персидского прозаического произведения.

Условное обозначение: А(шхабадский).

7. Второй ашхабадский список, хранящийся в Рукописном фонде Института языка и литературы Академии наук Туркменской ССР под инв. № 555 и приобретенный, как явствует из надписи на первой странице красными чернилами на русском и туркменском языках, у Гургенли Ахундова 6 сентября 1931 г., тоже восходит к какому-то хорошему списку.

Список переписан сносным среднеазиатским насталиком, черными, уже довольно выцветшими чернилами на ученической тетради в клеточку (стр. 78); стр. 16-33 написаны на гладкобелой бумаге.

Дата переписки: 1347 г. х. (= 1928-1929 г. н. э.); имя переписчика не указано.

Этот список, близко примыкающий к Т и 4, в разночтениях не фиксируется, так как он привлекался лишь для корректирования показаний других списков.

Условное обозначение: А₁.

Семь списков, которыми я имел возможность оперировать при подготовке сводного текста, делятся на две группы, качественно значительно отличающихся друг от друга. Первая группа — списки Т, Л, T₁, A, вторая — Т₂, Т₃, А₁.

Первая группа, подразделяющаяся в свою очередь на подгруппы Т и Л, Т₁, А, имевшая, видимо, если не один оригинал, то, во всяком случае, какую-то единую традицию, восходящую, по-видимому, к оригиналу, — положена в основу сводного текста. Собственно основой, на которую наносились показания других списков, в первую очередь списков Л, Т₁, А, явился список Т. Все отклонения текстуального характера по этим трем спискам фиксируются в разночтениях.

Вторая группа — списки Т₂, Т₃, А₁, — привлекается главным образом в качестве вспомогательного материала, позволяющего уточнять те места, которые недостаточно освещаются списками первой группы, а потому далеко не все отклонения, встречающиеся в списках второй группы, фиксируются в разночтениях. Регистрация всех без исключения разночтений, особенно графического характера, которые дает вторая группа списков, привела бы к тому, что в ряде случаев пришлось бы дать почти параллельное изложение текста.

В T₂ встречается регулярно повторяющееся явление: конечный элиф аффиксов сопровождается буквой xa-i рaecмijae, например: *** аттаh 'на лошади', *** Ырактаh 'в Ираке' и т. п.

О переводе. “Родословная туркмен” была введена в научный обиход Александром Григорьевичем Туманским (1861-1920):[103] “Абуль-Гази-Бохадур-Хан. Родословная туркмен. Перевод А. Туманского, Асхабад, 1897”.[104] В названной книге отсутствует предисловие, а поэтому только по косвенным данным можно установить, с какой рукописи был сделан этот перевод. А. Г. Туманский в одной из своих рецензий [ЗВОРАО, т. IX, (1895/96), стр. 302], передавая рассказ Абу-л-Гази о язырах, указывает при этом, что текст приводится “по рукописи Туркестанской публичной библиотеки (каталог Е. Каля, № 80)[105] и варианты по другой, позднейшей, имеющейся у нас.” Позднее А. Г. Туманский передал А. Н. Самойловичу копию с Ташкентской рукописи и оригинал второго списка, который описал А. Н. Самойлович.[106] Эти указания и изучение перевода не оставляют сомнения в том, что А. Г. Туманский сделал свой перевод с рукописи Ташкентской публичной библиотеки, которая корректировалась вторым упомянутым списком; оба эти списка теперь хранятся в Ленинградском отделении ИВ АН СССР (см. стр. 26). Рукопись перевода А. Г. Туманского (перевод окончен “21 мая 1893. Асхабад”) и материалы для примечаний хранятся в Архиве востоковедов ЛО ИВ АН СССР (разряд II, оп. № 4, № 20).

Перевод А. Г. Туманского, исполненный в то время, когда научная разработка истории туркмен, как и большинства тюркских народов, находилась на сравнительно низком уровне, заслуживает высокой оценки.

А. Г. Туманский не перевел два-три места, а также два стихотворения,[107] которые с трудом и не полностью восстанавливаются даже по семи спискам, бывшим в нашем распоряжении. При внимательном сличении с текстом, подготовленным по семи спискам, в переводе А. Г. Туманского обнаруживается до сотни, в большинстве случаев мелких погрешностей и неточностей. Теперь, когда появилась возможность оперировать семью списками и некоторым другим подручным, материалом, перевод может быть сделан точнее; транскрипция многих собственных имен в ряде случаев теперь представляется в ином виде.

В своем переводе я стараюсь возможно точнее прочитать и передать на русский язык текст Абу-л-Гази; причем перевод мой не дословный, но и не претендует на то, чтобы называться художественным: мой перевод, в меру моего понимания текста, отражает язык и стиль автора, который в начале своего сочинения заявил, что будет писать простым тюркским языком, понятным каждому. Я, конечно, принял во внимание перевод А. Г. Туманского, а также нередко обращался к переводам Г. С. Саблукова и П. И. Демезона.[108]

Наибольшее затруднение, как, впрочем, и всегда при переводе исторических текстов, представляют терминология, транскрибирование собственных имен и некоторые реалии быта туркмен времен Абу-л-Гази.

Родо-племенная терминология у туркмен, равно как и у других тюркских народов, отличается крайней неопределенностью, и наш автор, как это отметил В. С. Бартольд по другому случаю,[109] употребляет различные термины в одном значении и в один и тот же термин нередко вкладывает различные понятия. В силу сказанного политическая, социальная и техническая терминология, как правило, сохраняется без перевода или приводится рядом с русским эквивалентом, что дает возможность читателю самому представить ясно все вопросы, связанные с использованием того или иного термина. Большинство терминов разъясняется в примечаниях.

Везде, где это особо не оговорено, слову государь в нашем переводе в подлиннике соответствует слово пад(i)шаh; слову царствовать — слова пад(i)шаhлык кылмак или хан болмак.

Слово зiкр 'упоминание', встречающееся в оглавлении почти всех разделов “Родословной”, передано в переводе предлогами “о”, “об”, так как оно в подобной позиции приобрело служебное значение, функционально соответствующее послелогу.

О примечаниях. Отсутствие библиографических справочников и других пособий ставит со всей решительностью вопрос о необходимости снабдить текст некоторым количеством примечаний. Не считая себя достаточно подготовленным для комментирования такого сложного исторического текста, каким является “Родословная туркмен”, я, тем не менее, не могу вовсе отказаться от пояснения отдельных мест текста. Мои примечания носят преимущественно справочный характер. Я старался, по возможности, снабдить примечаниями все места, которые, по моему разумению, в этом нуждались; но выбор объектов для разъяснения неизбежно носит сугубо субъективный характер. Во всяком случае, я считал необходимым разъяснить имена личные, географические названия и большую часть терминов и некоторых реалий; насколько это удалось — судить не мне.

Об указателях. Перевод снабжен указателями личных имен, географических, племенных названий, терминов и непереведенных слов. Указатели приложены также к сводному тексту и к грамматическому очерку.

О транскрипции. Текст транскрибируется, где это особо не оговорено, применительно к узбекскому произношению. В этой работе принята русская академическая транскрипция, известная под названием “радловской”, с единственной заменой знака *** на дж.

Во время многолетней работы над этой книгой я пользовался советами С. Е. Малова (1880-1957), М. С. Михайлова, А. П. Поцелуевского (1896-1948), В. А. Ромодина, А. А. Семенова, А. Т. Тагирджанова, А. М. Щербака, А. Ю. Якубовского (1886-1953), которым приношу мою сердечную благодарность.