Рождение империи

ГЛАВА 2

Увидев Гэлис и Китайру, привратник сделал знак носильщикам. Когда те подошли ко входу, паланкин был уже готов. Стратег подумала, что нужно поблагодарить привратника, однако тут же сообразила, что слуга, вероятно, получает куда большее жалованье, нежели она сама. К тому же по его взгляду было понятно, что он смертельно обидится, попытайся девушка предложить ему деньги.

Носильщики подняли паланкин и двинулись вперед. Мерное покачивание помогло Гэлис успокоиться. Ей показалось странным то, насколько спокойна она была перед началом беседы и настолько разнервничалась, когда встреча с принцем закончилась.

Нет, решила девушка, ничего в этом странного нет: причина вполне понятна. Осознание того, что Мэддин Кевлерен беседовал с ними не потому, что ему нужна грамматист Китайра Альбин, а потому, что понадобилась стратег Гэлис Валера, стало настоящим потрясением. Ей следовало бы понять это раньше, но события последних месяцев до сих пор приводили Гэлис в замешательство. Неужели влюбленность всегда так действует на рассудок? Ей было трудно ответить на этот вопрос, потому что она никогда раньше влюблена не была.

Новой колонии понадобится человек, наделенный такими способностями, как она, – тот, кто способен смотреть на вещи широко, с учетом возможных опасностей, умеющий справляться с любыми проблемами. Но какая необходимость в кабинетном ученом, практически дилетанте в области Сефида? Нельзя сказать, чтобы грамматисты – люди, чувствительные к колдовским вещам, но не имеющие врожденной возможности Обладать Силой, на что способны лищь Кевлерены – могли каким-либо образом пользоваться этой магией. Кевлерены правили Хамилайской империей благодаря доступу к высшим уровням Сефида, и они никогда и никому не позволят нарушить свою монополию. Кевлерены знали, что грамматисты, которые, образно говоря, лишь омывали пальцы ног в безбрежном море магии, не представляют никакой угрозы их правлению.

Гэлис следовало подумать обо всем этом раньше – до того, как она согласилась отправиться на собеседование. Будучи стратегом, она потерпела самое настоящее поражение.

Причем, мрачно подумала Гэлис, поражение не первое и не последнее. Она знала, что обитатель Новой Земли оказался здесь не случайно, хотя так и не смогла понять, по какой причине. Гэлис напрягла память, пытаясь вспомнить все о Новой Земле, но на ум приходили лишь слухи о том, что Ривальд основал там колонию. Впрочем, еще были хамилайские торговцы, которые утратили право на торговлю на западном побережье.

Мэддин предупреждал их, насколько велика вероятность того, что вернуться из этой экспедиции им не удастся. Однако, судя по тому, что девушке было известно об острове Каел, они вряд ли столкнутся там с серьезными трудностями.

Неожиданно стратег все поняла – и понимание это было одновременно таким пугающим и волнующим, что у нее по коже побежали мурашки, словно за шиворот вылили ковш ледяной воды. Какой резон императрице Лерене назначать Генерала Третьего Принца Мэддина Кевлерена – возможно, лучшего военачальника империи – главой экспедиции, отправляющейся на уже обжитой остров Каел? Ответ очевиден: никакого. Зато он мог бы возглавить экспедицию в Новую Землю для выполнения другой цели: восстановить былое влияние Хамилая и поставить ривальдийцев на место.

– По-моему, собеседование прошло успешно, – радостно произнесла Китайра, по-детски сжимая руку Гэлис. – Надеюсь, все будет очень даже хорошо… Ведь они сказали, что возьмут нас!

Ничего такого они не говорили, подумала стратег. Просто проявляли разумную осмотрительность.

– Ну а как ты считаешь? – спросила Китайра.

Гэлис взглянула на нее, собираясь высказаться откровенно, но все-таки сдержалась. Когда-то она считала, что любовь помогает быть честной. Когда-то она считала, что любовь многое упрощает…

– Что-то не так? – встревоженно спросила Китайра, заметив, что ее возлюбленная нахмурилась.

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что экспедиция па самом деле отправится не на Каел?

На мгновение лицо Китайры омрачила тень. Гэлис было трудно понять, какие чувства испытывает ее подруга. Смятение? Тревога?.. Затем она вспомнила слова Китайры по дороге к Мэддину, когда разговор зашел о канцлере: «Таким людям, как он, нет места в новом мире».

Остров Каел никак нельзя было назвать «новым миром».

– Ну конечно, – беспечно произнесла Китайра. – Иначе откуда вся эта секретность, отговорки и беседы с принцами за пределами дворца? – Она улыбнулась. – Как ты думаешь, мы попадем в состав экспедиции?

– Да, – без всяких эмоций ответила Гэлис.

– Не слышу в твоем голосе воодушевления.

– Я думала, это будет нечто большее, – солгала стратег.

– Бедная моя, любимая Гэлис. Ты ищешь приключений. Я знаю тебя лучше, чем ты можешь себе представить. – Китайра подалась вперед и поцеловала подругу. – Ты только представь: далекая колония! Мы создадим новый мир. Новую Хамилайскую империю!

Гэлис ничего не ответила – лишь ободряюще сжала руку Китайры. Чтобы избежать продолжения разговора, она посмотрела в окно, ощутив при этом непонятную тревогу. Омеральт пестрел яркими осенними красками. Стратег с неожиданной горечью подумала о том, что она больше не увидит этот город.

Привратник, встретивший Линседда, обладал осторожным и подозрительным характером.

Офицер, доставивший принцу депешу, немедленно привлек его внимание. Даже будь у него указание не пускать в дом посторонних, он все равно не стал бы любезничать с этим человеком. Эполеты кавалериста не имели для него никакого значения – в конце концов, ему частенько приходилось общаться с военной знатью, – но в лице незнакомца было нечто одновременно хитрое и вызывающее. Не будь приказа передать депешу лично в руки принцу, этот офицер никогда бы не смог переступить порога дома, Привратник не проникся к Госу добрыми чувствами даже после того, как улыбающийся Кадберн проводил его до выхода. Акскевлерен подождал, пока офицер скроется из виду, затем улыбка исчезла с его лица: он покачал головой и вернулся в дом.

«Значит, я был прав насчет этого типа, – сказал себе привратник. – Если он не понравился Кадберну Акскевлерену, значит, нет ничего странного в том, что он не понравился и мне».

– Почему же он не воспользовался предоставленной возможностью? – задумчиво произнес Мэддин.

– Прошло много лет с тех пор, как мы видели его в последний раз, – ответил Кадберн.

Принц удивленно посмотрел на Избранного, словно не надеялся получить ответ на свои слова.

– Что?.. Ах да. Полагаю, ты прав. И все же… В конце концов, таким, как он, подобная возможность предоставляется крайне редко. Прежний Гос Линседд не стал бы сомневаться.

– А прежний Мэддин Кевлерен не стал бы сомневаться, получив предложение от императрицы возглавить колонию, – заметил Кадберн.

– Верно, – улыбнулся принц.

– Изменились обстоятельства, – нахмурившись, сказала Алией Селфорд. – Тебе не оставили права выбора.

– Депеша, которую доставил Гос, также не оставила ему возможности выбирать, – напомнил Кадберн.

– Я сказал ему, что отменю приказ, если он не желает занять должность, – сказал Мэддин.

– Нет, это было бы чересчур… да плюс ко всему тот факт, что пока мы не можем слишком много говорить об истинных целях экспедиции. Он еще согласится.

– Надеюсь, ты прав, – вздохнул Мэддин и посмотрел на Полому. – Ну а каково ваше мнение?

Мальвара удивился, что к нему обратились с подобным вопросом, поскольку он счел, что его незначительная роль в этой истории уже сыграна.

Вначале бывший префект ничего не ответил. Поджал губы, почесал бровь, прикидывая, что такого умного можно сказать в данной ситуации.

– Мне понравилась женщина, которую вы хотите взять на должность стратега, – наконец произнес он.

– Хорошо.

– Только я не понял, при чем тут ее подруга, грамматист?

– Они – единая команда, – сказал Мэддин. – По крайней мере так мне сообщил канцлер… Если брать с собой одну, то только вместе с другой.

– Причем грамматист будет не совсем уж бесполезна, – заметила Алвей.

– Если госпожа Альбин достаточно умна, чтобы быть грамматистом, она пригодится в нашей колонии. Мы найдем для нее какое-нибудь дело, – сказал Мэддин и вновь повернулся к Поломе. – А наш бравый кавалерист?

На этот вопрос у Поломы ответ имелся.

– Он представляется мне излишне прямолинейным. Впрочем, это необходимое качество для тех, кто находится на военной службе. И он достаточно храбр, чтобы высказывать свои сомнения, беседуя с принцем.

– Ах вот как, – произнес Мэддин таким тоном, словно Полома сказал нечто такое, о чем сам он не задумывался. – Совершенно верно.

Он прошелся по комнате.

– А ведь Кадберн прав. Гос еще передумает, – сказал принц, подошел к окну и выглянул наружу. – Через несколько часов стемнеет, и мы не можем отправиться в путь – вдруг кто-нибудь нас заметит. Жаль. Знаешь, мне не нравятся эти апартаменты. Кому они принадлежат?

– Мне сказали, что ими владеет начальник департамента по орошению земель, – ответил Кадберн. – Он, кажется, уехал в Кегру надзирать за каким-то там строительством.

– К чему вся эта таинственность? – неожиданно спросил Полома, которого раздражали зашторенные окна и собственная беспомощность. Ему страстно захотелось вернуться домой, в Кидан, но в то же время он испытывал чувство панического страха при одной только мысли об этом.

Мальвара справился с собой и посмотрел принцу в глаза.

– Есть уже достаточно весьма противоречивых планов этой экспедиции. Почему же ваше участие в ней тоже должно храниться в тайне?

– У императрицы на то свои причины, – серьезно ответил Кадберн, – Если ривальдийцы узнают, что во главе экспедиции стоит принц, то начнут гадать, почему империя обустраивает новую колонию на мирном острове Каел под эгидой своего лучшего генерала. Пройдет совсем немного времени, и они поймут, что не Каел является нашей главной целью.

– Дело не только в моем участии, – произнес Мэддин, – а в том, что за всем этим кроется. Жаль, что я не могу сообщить больше в данный момент…

– Принц хочет сказать, – вмешалась Алвей, – что наша любовная связь, о которой во дворце все знают, но не обсуждают по некоторым причинам, становится слишком явной.

– Алвей…

– Нет, любовь моя. Полома гораздо больше вовлечен в эту авантюру, чем кто-либо из нас. Он – чужеземец в нашей империи, и к нему относятся практически как к пленнику. – Она опустила глаза. – И мне это вполне понятно… Мальвара заслуживает того, чтобы быть полноправным участником нашего предприятия. В конце концов, без него и без его родины, Кидана, не было вообще никакой экспедиции, и куда бы мы с тобой тогда делись?

– Нашли бы выход…

– Нас отправили бы в пожизненную ссылку на границу или, что еще хуже, меня могли отослать как можно дальше от тебя. – Девушка болезненно поморщилась и положила руку на свой живот. – И наш ребенок был бы убит сразу после рождения или даже раньше…

В комнате наступила тишина, которую нарушил печальный издох Поломы.

– Теперь мне почти все понятно, – сказал бывший префект, подошел к Алвей и поцеловал ей руку. – Спасибо, госпожа. В обмен на ваше доверие вы получаете мое целиком и полностью.

По мере того как день клонился к закату, привратник начал особенно внимательно осматривать пространство возле дома. Однако он не замечал ничего подозрительного: обычная городская суета – паланкины, слуги, спешащие по своим делам, стражники. Незадолго до заката с восточной стороны улицы появилась пара уборщиков, выметающих мусор длинными метлами: они делали это настолько ритмично, что шуршание было похоже на ровное дыхание великана. Когда солнце село, на землю опустились сумерки, подметальщики оказались возле дома, где проходило тайное совещание. Несмотря на наличие стражи, привратник внимательно наблюдал за ними. Он не доверял посторонним.

Вскоре появился Кадберн, который настороженно оглядывался по сторонам. Увидев подметальщиков, Акскевлерен некоторое время следил за ними, затем куда-то отошел. Через некоторое время он вернулся; за ним шли Мэддин, Алвей, заморский гость и двое стражников.

– Подайте паланкин принца, – приказал Кадберн. Привратник кивнул и ушел, а вскоре вернулся в сопровождении восьми носильщиков. Выйдя на улицу, слуги собрали паланкин и прикрепили шесты. Мэддин, Алвей и бывший префект забрались внутрь; привратник уже собирался дать команду носильщикам поднять паланкин, когда Кадберн жестом приказал всем замереть на месте. Привратник застыл как вкопанный, пытаясь услышать то, что услышал Мэддин. Нет, кажется, все спокойно…

Спокойно?.. Он огляделся в поисках подметальщиков. Куда они делись? Вдалеке появился еще один паланкин. Носильщики и стража шатались от усталости после долгого рабочего дня. С противоположного конца улицы в их сторону двигались два человека. Подметальщики, с облегчением подумал привратник, увидев метлы, которые они несли на плечах.

Кадберн кивнул носильщикам: те подняли паланкин. Акскевлерен приказал двум стражникам, охранявшим дверь, пойти впереди, еще двое встали по бокам паланкина, а сам он зашагал позади. Привратник смотрел вслед удаляющемуся маленькому отряду, радуясь, что теперь с него снята всякая ответственность за высокопоставленных гостей.

Кадберну очень не по душе был весь этот маскарад, однако он признавал, что без него никак не обойтись. Мэддин хотел решить свои проблемы как можно скорее. Он не обладал достаточным авторитетом в семье, чтобы открыто противостоять герцогине Юнаре, и это делало его уязвимым. Принц мог лишь помешать исполнению ее планов, если в своем гневе она совершит ужасную ошибку… и Мэддин выживет, чтобы воспользоваться этим преимуществом.

Кадберн ненавидел Юнару. В его глазах она олицетворяла те фамильные черты Кевлеренов, которые он считал гнусными и подлыми, в то время как Мэддин являл собой образец честности и благородства. Такой раскол в семье находил отражение и в государственном устройстве империи, которая напоминала чудовище, унижавшее или возвышавшее народ по прихоти императора или императрицы. Эта империя была способна на величайшие подвиги и столь же ужасные зверства; она толкала людей на созидание и разрушение. Империя, подобно Кевлеренам, не являлась чем-то таким, что можно всегда любить или всегда ненавидеть; ее нужно было любить и ненавидеть одновременно, и подобная невыносимая двойственность отравляла ядом сущность каждого гражданина Хамилая.

Кадберн ненавидел Юнару еще и потому, что она хотела причинить вред Мэддину. Акскевлерен мог бы найти способ убить ее, но его останавливали две вещи: если ему удастся задуманное, принц поплатится жизнью за преступление, совершенное своим Избранным; кроме того, к сестре императрицы невозможно подобраться достаточно близко, ведь она была защищена способностью пользоваться Сефидом, а также Нетаргером, своим Избранным.

Очень жаль, что Мэддин вообще связался с Юнарой. Их роман был страстным, кровосмесительным, жестоким, непреодолимым – именно такими словами и можно было охарактеризовать Кевлеренов. А Мэддин, который так отличался от остальных членов своей семьи, мог помочь себе не больше, чем Юнаре, словно любовь и ненависть к собственному роду брали верх над осторожностью и здравым смыслом.

Однако они состояли в слишком близком родстве, даже по меркам Кевлеренов, чтобы иметь детей, и со временем неравноправность их взаимоотношений – ведь Юнара была сестрой будущей императрицы, а Мэддин – всего лишь троюродный брат, один из множества таких же – начала тяготить принца, подтачивать его уверенность в себе и его положение во дворце. А потом Мэддин встретил Алвей, дочь богатого провинциального фермера, которую отправили в Омеральт, чтобы она получила образование и, возможно, нашла любовника, который обладал бы в столице каким-либо влиянием, чтобы улучшить перспективы ее семьи. Никто даже не думал о том, что Алвей может полюбить одного из Кевлеренов – ведь они заключали браки исключительно внутри своей семьи, – но Мэддин, становившийся все более угрюмым и отчаявшимся, нашел в ней спутника жизни, в котором так нуждался; человека, который будет любить его, а не считать своей собственностью. Кевлерены – и даже Юнара – делали вид, будто не знают об их отношениях; все они считали, что Алвей никогда не станет для него больше, чем просто наложницей.

Затем Алвей забеременела. Согласно традиции, Кевлерены должны рождаться только от Кевлеренов. Мэддин не захотел отказаться от любимой женщины и своего ребенка. Наказанием за строптивость стала ссылка. Но для Юнары этого было недостаточно. Она слишком поздно поняла, что Мэддин испытывал к Алвей гораздо более глубокие чувства, чем к ней.

Началась игра, в которой Мэддин должен был поставить на карту свою жизнь – а также жизнь своей возлюбленной, – чтобы заставить императрицу приструнить Юнару. Как бы это ни было неприятно Кадберну, он все же понимал, что лучше решить проблему прямо сейчас, чем ждать годы или даже десятилетия, пока Юнара не приступит к решительным действиям. Кевлерены никогда не торопились осуществлять свою месть.

И вот теперь, увидев приближающийся паланкин, Кадберн понял, что Юнара сделала первый шаг. Носильщики и стража выглядели слишком усталыми, их одежда – слишком свободной, а паланкин раскачивался вверх-вниз, словно пустой. Восемь слуг и восемь стражников. В общей сложности шестнадцать человек. Несомненно, все вооружены мечами… но есть ли у них огнестрелы? Кадберн решил, что вряд ли: слишком трудно их спрятать.

Впрочем, был только один способ выяснить это наверняка.

Привратник услышал, как Кадберн что-то прокричал. Потом он с удивлением увидел, что носильщики остановились, поставили паланкин Мэддина на землю и вытащили из-под курток длинные кинжалы. На мгновение привратнику показалось, что они сейчас бросятся на принца, затем Акскевлерен сорвал с пояса топорик, выкрикнул еще какую-то команду, и весь отряд, к которому присоединился и сам Мэддин, с криками бросился к приближающемуся паланкину.

Неужели Мэддин и Кадберн сошли с ума?!

Понимая, что совершает глупость, привратник все-таки крикнул им вслед:

– Остановитесь! Вы сейчас кого-нибудь убьете!..

И тут он увидел, как носильщики на противоположной стороне улицы бесцеремонно бросили паланкин на землю и одновременно со стражей обнажили мечи. Откуда у них мечи, ведь слуги не носят при себе оружие, подумал привратник. В Омеральте подобное всегда строго воспрещалось…

Затем мимо пробежали двое подметальщиков; вместо метел у них в руках тоже были мечи. Привратник с ужасом подумал, что сейчас они набросятся на Мэддина и его отряд, но вместо этого они присоединились к людям принца.

Привратнику не оставалась ничего другого, как в оцепенении наблюдать за происходящим.

Кадберн выругался, увидев, что Мэддин вырвался вперед. Принц не придерживался заранее разработанного плана; когда начиналось сражение, Кевлерен забывал обо всем на свете, кроме своего меча.

Кадберн подбежал к нему как раз в тот момент, когда Мэддин налетел на ближайшего врага – лысого громилу, который размахивал секирой, словно косой. Принц увернулся от удара и сделал выпад, вонзив меч прямо в сердце противника. Кадберн занял позицию слева от принца и отразил удар другого врага, направленный Мэддину прямо в шею. Акскевлерен пнул противника в колено, после чего полоснул его кинжалом по лицу. Когда тот ничком свалился на землю, Кадберн ударил его в спину, в почку. К этому времени подоспели остальные люди Мэддина. Бой разгорелся с новой силой. Акскевлерен прилагал все усилия, чтобы обезоружить и взять в плен хотя бы одного из нападавших.

Люди принца были профессиональными солдатами, не раз участвовавшими в битвах, в то время как нанятые Юнарой убийцы – обычными уличными головорезами. Схватка закончилось так быстро, что никто из защитников Мэддина даже не успел вспотеть. Кадберн сосчитал убитых врагов. Четырнадцать. Вместе с единственным пленным – пятнадцать. Где же еще один?..

Акскевлерен быстро огляделся по сторонам и увидел Алвей, которая держалась за живот. Рядом с ней стоял Полома. В руке у него был нож, а на земле лежал поверженный им противники Кадберн услышал, как вскрикнул Мэддин: они оба бросились к девушке.

– Алвей! – закричал принц, заключая любимую в объятия. – С тобой все в порядке?!

Девушка спокойно кивнула и отстранилась.

– Все хорошо – благодаря храбрости нашего друга…

Мэддин облегченно вздохнул и повернулся к изгнаннику.

– Полома Мальвара, я не могу найти слов, чтобы выразить свою… – Он умолк, заметив, что бывший префект испуганно разглядывает убитого им врага и как будто бы собирается выронить окровавленный нож. – Полома, что с вами? Вы не ранены?

Мальвара взглянул на Мэддина. В его глазах читалась растерянность.

– Мне еще ни разу не приходилось убивать…

Кадберн шагнул вперед и взял у Поломы нож.

– Это ведь не ваше оружие, верно?

Полома покачал головой и указал на бездыханного противника.

– Я отобрал нож у него. Он хотел убить леди Алвей… Мне пришлось его остановить.

– Вы проявили храбрость, достойную настоящего воина, – сказал Мэддин. – Даже опытный солдат трижды подумал бы, прежде чем с голыми руками бросаться на противника и пытаться его обезоружить.

Полома кивнул.

– Это далось мне не так просто, – произнес он, потом вытянул левую руку и показал глубокую рану, из которой текла кровь.

Неожиданно его взгляд затуманился.

– О нет… – успел пробормотать Мальвара, прежде чем потерял сознание.

– Наш уважаемый гость скоро придет в себя, – сказал Кадберн, входя в аудиенц-зал. – Рана глубокая, я ее зашил.

Если нет инфекции, заживет быстро, хотя шрам все же останется. Полома будет с гордостью показывать его внукам.

– В счастливый день моей встречи с госпожой Алвей из Хамилая, – нараспев произнес Мэддин, – на меня набросился десяток злобных великанов, вооруженных секирами…

– Прекрати! – резко оборвала его Алвей. – Если бы не он, я бы погибла – вместе с твоим будущим ребенком.

– Я говорю об этом с юмором, потому что мне страшно представить себе, что могло произойти, не подоспей Полома на помощь…

Девушка глубоко вздохнула.

– Да, я знаю. – Она устало закрыла глаза и потерла виски. – Неужели на этом все закончится? Или Юнара попытается еще раз исполнить задуманное?

– Смотря какие сведения удастся получить от нашего пленника, – ответил Мэддин.

– Думаешь, он что-нибудь скажет?

– Скажет, – с мрачной уверенностью ответил Кадберн. – Скажет, я в этом нисколько не сомневаюсь.