Глава 8 ОТ МОНАРХИИ К РЕСПУБЛИКЕ

К началу марта 1823 г. под властью Итурбиде, оказавшегося в полной изоляции, оставалась только территория Мехико. Даже председатель Государственного совета генерал Педро Селестино Негрете перешел на сторону восставших. После безуспешных призывов к умиротворению император в отчаянии попытался апеллировать к бывшим депутатам разогнанного им конгресса, но 7 марта удалось собрать лишь часть из них, далеко не составлявшую кворума. Через несколько дней, по рекомендации Государственного совета, Итурбиде предложил передать власть конгрессу. Но, считая, что этот орган в существующих условиях не располагает свободой действий, восставшие продолжали наступление на столицу. Тогда Итурбиде 19 марта отрекся от престола. Однако и это не остановило наступавшие войска, которые неделю спустя вошли в Мехико.

В конце месяца конгресс, пополненный возвратившимися в столицу депутатами, возобновил свою деятельность. На закрытом заседании 29 марта было прочитано письмо Итурбиде. Заявляя, будто отрекается во имя блага народа, он вместе с тем не скрывал обиды и выражал уверенность в том, что последующие поколения оценят его по заслугам: «Люди несправедливы к своим современникам: пусть судят потомки, ибо страсти умирают вместе с сердцем, которое их вмещает. Много говорят об общественном мнении, о его могучем воздействии. Но в спешке всегда ошибаются и обычно лишь постепенно приходят к правильному выводу… Это убеждает меня в том, что мы еще не можем определить, каково мнение мексиканцев, так как они либо не имеют, либо не высказывают его»{160}.

7 апреля конгресс принял следующее постановление: «1. Поскольку возведение на престол дона Агустина де Итурбиде было осуществлено посредством насилия и вопреки закону, вопрос о его отречении не нуждается в обсуждении. 2. В соответствии с этим аннулируются наследственные права и титулы, приобретенные в результате коронования, а все правительственные акты, изданные с 19 мая 1822 до 29 марта 1823 г., признаются незаконными и подлежат пересмотру со стороны нынешнего правительства на предмет их подтверждения или отмены». «План Игуала», Кордовский договор и парламентский декрет 24 февраля 1822 г. в части, касавшейся государственного устройства и передачи короны представителю династии Бурбонов, были объявлены недействительными. Конгресс провозгласил право нации самой избрать систему правления по собственному усмотрению. Он принял также решение о высылке Итурбиде за пределы страны, назначив ему пожизненную пенсию в 25 тыс. песо в год{161}.

31 марта конгресс вручил исполнительную власть триумвирату в составе Гуадалупе Виктории, Н. Браво и Негрете. Ведение текущих дел поручалось четырем министрам. Политические заключенные были освобождены, имущество инквизиции подверглось конфискации. Конгресс учредил новый национальный герб и флаг, отличавшиеся от прежних тем, что орел изображался без короны, но со змеей в клюве.

Итурбиде в сопровождении многочисленной семьи и небольшой свиты под усиленным конвоем доставили на борт английского фрегата «Роулинс», стоявшего в устье реки Антигуа, которая впадает в Мексиканский залив близ Веракруса (в самом городе свирепствовала в то время эпидемия желтой лихорадки). 11 мая 1823 г. корабль снялся с якоря, вышел в открытое море и взял курс к берегам Италии. Мучительное для Итурбиде, страдавшего от морской болезни, путешествие длилось более двух с половиной месяцев. 2 августа «Роулинс» бросил якорь в гавани Ливорно. После месячного карантина бывший император поселился на вилле, снятой им в предместье города.

Почти одновременно в Риме появился доминиканский монах Хосе Мария Марчена, посланный мексиканским правительством с секретным заданием следить за Итурбиде и в случае, если тот попытается возвратиться на родину, воспрепятствовать этому. В целях конспирации доминиканец был снабжен также документами на имя Хуана Вильяфранка.

С крушением империи усилились тенденции к отделению от Мексики центральноамериканских областей. В роковой для Итурбиде день 29 марта его наместник в Центральной Америке Филисола издал декрет о созыве в кратчайший срок учредительного собрания представителей всех провинций бывшего генерал-капитанства Гватемалы для решения вопроса об их политическом статусе. Собрание, открывшееся 29 июня 1823 г., признало присоединение к Мексике насильственным и незаконным. 1 июля оно декларировало образование независимой федеративной республики Соединенных провинций Центральной Америки. В тот же день мексиканский конгресс принял решение об отводе войск из Гватемалы.

В политике США по отношению к Мексике, несмотря на падение империи, не произошло существенных изменений. Хотя монархия Итурбиде уступила место республике, вашингтонское правительство продолжало уклоняться от нормализации отношений со своим южным соседом. Оно рассчитывало использовать сложность политической обстановки в Мексике и слабость ее международных позиций для реализации своих экспансионистских целей.

Крах режима Итурбиде и официальное признание статуса колонии Остина привели к заметному оживлению американской колонизации Техаса. Туда стали проникать многочисленные переселенцы из южных и юго-западных районов США, призванные сыграть роль «троянского коня». Все попытки мексиканского правительства, встревоженного растущей угрозой с севера, урегулировать вопрос о границе между обоими государствами в соответствии с линией, установленной договором 1819 г., оставались безрезультатными.

Неудачу потерпели и переговоры о нормализации отношений с Испанией и Англией, которые по поручению конгресса вел в Халапе с их уполномоченными Гуадалупе Виктория в июне — сентябре 1823 г. Они не привели к признанию независимости Мексики ни той, ни другой державой.

Единственным внешнеполитическим успехом, которого удалось добиться новым властям после падения империи, явилось сближение с некоторыми южноамериканскими республиками. Этому способствовали как свержение монархии в Мексике, так и разрыв переговоров с Испанией мексиканской стороной.

3 октября министр иностранных дел Аламан и колумбийский посланник Санта-Мария (после изгнания Итурбиде с почетом возвращенный на свой пост) подписали в Мехико направленный против бывшей метрополии договор о вечной дружбе, союзе и конфедерации, а 31 декабря Мексика и Колумбия заключили торговый договор. 27 октября из перуанской столицы Лимы мексиканскому правительству были направлены поздравления Боливара (незадолго до того облеченного верховной властью в Перу) по поводу свержения Итурбиде. Боливар весьма положительно оценивал «восстановление свободы Мексики, ее полное освобождение от власти бывшей метрополии» и приветствовал «победу закона на людьми, республики над императором»{162}.

7 ноября 1823 г. открылся учредительный конгресс, одобривший 31 января следующего года Основной закон, которому предстояло оставаться в силе до принятия конституции. Закон подтверждал, что «мексиканская нация навсегда свободна и независима от Испании или какой бы то ни было другой державы». Особое значение имела статья 5, гласившая, что «нация принимает республиканскую, федеративную, народную, представительную форму правления»{163}. В тот же день конгресс обратился к народу с воззванием, характеризовавшим принятие Основного закона как завершение революции. «Это — национальное знамя, — говорилось в воззвании, — вокруг которого должны объединиться все патриоты, ибо если прежде они могли придерживаться разных взглядов относительно формы правления, то отныне обязаны подчиниться мнению огромного большинства, выраженному избранными для того депутатами»{164}.

Между тем в далекой Европе экс-император не оставлял мысли о восстановлении своей власти в Мексике. Еще осенью 1823 г. он написал в Ливорно мемуары[25], где крайне тенденциозно освещал события от провозглашения независимости до своего отречения и пытался задним числом оправдать собственное поведение. Не гнушаясь искажением исторических фактов, он стремился представить себя последовательным борцом за освобождение Мексики. Что же касается его активного участия в подавлении революционного движения, то Итурбиде изображал дело таким образом, будто оно было обусловлено исключительно заботой о национальных интересах. «Идальго и те, кто следовал его примеру, — заявлял он, — опустошили страну, разграбили частную собственность, разжигали ненависть между американцами и европейцами, принесли в жертву тысячи людей, вычерпали источники общественного богатства, дезорганизовали армию, уничтожили промышленность, наконец, ухудшили положение американцев, вследствие чего у испанцев возникло ощущение, что им грозит опасность. Кроме того, они развратили нравы народа и, отнюдь не завоевав независимости, умножили препятствия к ее достижению[26]. Если я взялся в то время за оружие, то сделал это, чтобы сражаться не против американцев, а против разнузданных бандитов, опустошавших страну»{165}.

В декабре 1823 г. Итурбиде тайком покинул Ливорно и 1 января прибыл в Лондон. Находившийся в британской столице мексиканский агент Франсиско де Борха Мигони поспешил уведомить об этом свое правительство, высказав предположение, что бывший император намерен снарядить военную экспедицию в Мексику. Донося о встрече с Итурбиде, Борха Мигони сообщал 4 января 1824 г.: «Он убежден, что Мексике не подойдет республиканский строй, ибо люди не могут сразу перейти из состояния рабства к неограниченной свободе… Я пришел к выводу, что столь поспешный приезд дона Агустина де Итурбиде в Англию в разгар зимы вызван касающимися Мексики идеями, подобными тем, которые на Эльбе вынашивал Наполеон в отношении Франции»{166}. Вскоре с берегов Темзы поступили на сей счет дополнительные тревожные сигналы от примчавшегося из Рима Марчены.

Планы и намерения экс-императора (особенно в связи с возникновением в Гвадалахаре движения в его пользу под руководством генералов Луиса Кинтанара и Анастасио Бустаманте) весьма беспокоили мексиканский конгресс, который решительно выступил против притязании Итурбиде и попыток преувеличить его роль в провозглашении независимости.

«Слава богу, что у нас был Герреро, пользовавшийся достаточным влиянием, — заявил на заседании 9 апреля 1824 г. убежденный республиканец Мануэль Кресепсио Рехон, — ибо без него ничего бы не было достигнуто: хотя бы потому, что Итурбиде дискредитировал себя в глазах американцев». Возражая тем, кто утверждал, будто освобождением от колониального ига Мексика обязана главным образом изгнанному монарху, он подчеркнул, что, «напротив, установление независимости надолго задержалось вследствие направленных против нее действий Итурбиде»{167}. 28 апреля конгресс принял декрет, объявлявший бывшего императора изменником, врагом государства и вне закона, если он появится на территории страны.

Трудно сказать, внял ли бы Итурбиде этому предупреждению, но весть о нем уже не застала его в Англии. 6 мая он покинул Лондон и через пять дней на борту брига «Спринг» отплыл из Саутгемптона. Вероятно, не случайно это произошло в тот же день, когда ровно год назад он оставил Мексику. И вряд ли простым совпадением объясняется, что «Спрингом» командовал тот самый капитан Уэлч, который был тогда командиром фрегата «Роулинс», доставившего экс-императора в Италию. Кроме жены и двух младших сыновей (старшие дети остались в английских пансионах), Итурбиде сопровождали племянник, полковник Бенески (поляк, служивший в свое время в его армии) и несколько других приближенных. Он вез с собой крупную сумму денег в мексиканской валюте, семейные драгоценности.

Бывший император намеревался высадиться со своей небольшой свитой на побережье Мексики в июне 1824 г. и обратиться в населению с призывом стать под его знамена. За несколько дней до отъезда из Лондона там отпечатали в изрядном количестве экземпляров составленное им обращение к мексиканскому народу. В нем говорилось, что он возвращается на родину «не как император, а как солдат и мексиканец», чтобы помочь отстоять ее свободу и независимость в связи с угрозой интервенции со стороны держав Священного союза[27]. Вместе с тем Итурбиде заявлял, что намерен добиваться сплочения мексиканцев и преодоления разногласий между ними{168}. 10 пачек этих прокламаций, предназначенных для распространения среди жителей, Итурбиде имел при себе. Кроме того, он собирался подготовить и обнародовать другие воззвания, для чего взял с собой типографский станок и наборщика — англичанина Джона Армстронга.

Более откровенно экс-император информировал о своих намерениях британского министра иностранных дел Джорджа Каннинга, которому 6 мая писал: «Моя цель— способствовать укреплению строя, при котором моя страна стала бы счастливой и заняла подобающее ей положение среди остальных народов. Меня неоднократно призывали вернуться, и я не могу дольше оставаться глухим.

Отправляюсь не домогаться императорского сана: он ничем меня не прельщает и не нужен мне. Еду как солдат, но не для разжигания раздоров и войны, а чтобы посредничать между враждующими партиями и добиваться мира. Одной из моих первых задач будет создание основ для прочных и взаимовыгодных отношений с Великобританией»{169}.

Вдохновляемый примером Наполеона, Итурбиде рассчитывал, что мексиканцы с энтузиазмом откликнутся на его призыв, войска немедленно перейдут? на его сторону, путь на Мехико будет открыт, и ему легко удастся реставрировать свою власть. Но в действительности все оказалось совсем иначе.

Приблизившись к восточному побережью Мексики, «Спринг» встречными ветрами был отнесен севернее намеченного места высадки — порта Тампико — и 14 июля вошел в устье реки Сото-ла-Марина. На следующий день Итурбиде послал на разведку полковника Бенески. Явившись к командующему войсками восточных провинций бригадиру Фелипе де ла Гарса, Бенески вручил ему рекомендательное письмо от находившегося на борту «Спринга» духовника и земляка бывшего императора Хосе Тревиньо — родственника Гарсы. Тревиньо просил оказать содействие подателю письма и его спутнику. Бригадир, служивший в прошлом под знаменами Итурбиде, принял его посланца приветливо, но быстро сообразил, кто такой оставшийся на корабле таинственный «спутник» польского полковника.

Выслушав донесение возвратившегося Бенески, Итурбиде вместе с ним утром 16 июля сошел на берег. Раздобыв лошадей, они поскакали в селение Сото-ла-Марина. Однако за ними следили, и де ла Гарса во главе кавалерийского отряда немедленно устремился в погоню. Уже к середине дня преследователи нагнали беглецов, и, когда бригадир разглядел вблизи переодетого спутника Бенески, его подозрения подтвердились. Сообщив Итурбиде, что он объявлен вне закона, Гарса арестовал его и доставил в столицу штата Тамаулипас — город Падилью.

18 июля состоялось чрезвычайное заседание законодательного собрания штата, где было принято решение о казни Итурбиде. Поскольку последний заявил протест, собрание на следующий день в результате повторного рассмотрения подтвердило свое постановление и передало его губернатору Гутьерресу де Лара, а тот приказал бригадиру Гарсе привести приговор в исполнение. Итурбиде расстреляли в половине седьмого вечера 19 июля и похоронили на местном церковном кладбище. Вслед за тем его вдову с детьми и сообщников выслали из страны{170}.

Провал авантюры Итурбиде способствовал стабилизации политического положения Мексики и консолидации мексиканского государства.

После длительного обсуждения учредительный конгресс принял конституцию Мексиканских Соединенных Штатов[28], обнародованную 4 октября 1824 г. Она декларировала полную независимость Мексики, закрепила республиканский строй и федеративную систему, установленные еще Основным законом. Законодательная власть вручалась конгрессу, состоявшему из палаты депутатов и сената, а исполнительная — президенту, избираемому законодательными собраниями штатов. Конституция предусматривала упразднение инквизиции, запрещение пыток и произвола в судопроизводстве, лишение церкви монополии в области народного образования, отмену подушной подати. Провозглашались равенство всех граждан перед законом, свобода печати, поощрение государством торговли, науки, просвещения{171}.

Правда, конституция 1824 г. почти не затронула социально-экономических основ мексиканского общества и даже не упоминала о таких принципах буржуазной демократии, выдвинутых североамериканской и французской революциями XVIII в., как свобода слова, совести, собраний. Тем не менее утверждение республиканской, конституционной, представительной формы правления, идеи разделения властей, а также ликвидация некоторых атрибутов Средневековья, несомненно, оказали положительное влияние на последующую эволюцию страны. Принятие конституции явилось завершающим актом антиколониальной революции 1810–1824 гг., «которая была следствием борьбы не только за независимость, но и за то, чтобы проложить путь буржуазным тенденциям»{172}.

Год спустя, с капитуляцией гарнизона крепости Сап-Хуан-де-Улуа, пал последний бастион испанских войск в Мексике.

* * *

Освобождение от испанского гнета — результат мощного революционного движения, основой которого была долголетняя борьба народных масс. Освободительная война мексиканского народа имела целью, наряду с отделением от Испании, также покончить с порядками, формами эксплуатации и землевладения, насаждавшимися колонизаторами. Будучи по своим задачам антифеодальной, объективно отражая потребности капиталистического развития, которому препятствовал колониальный режим, она носила по существу характер антиколониальной буржуазной революции, хотя и не разрешившей коренные социальные проблемы.

На первом ее этапе (1810–1815 гг.) в Новой Испании происходило народное восстание, возглавленное Идальго, а затем Морелосом. В выдвинутых ими лозунгах и программах нашли выражение стремления той части патриотов, которая выступала как против чужеземного господства, так и против докапиталистической эксплуатации, требовала земли и демократических свобод. Видя в антифеодальной окраске движения угрозу своим классовым интересам, большинство креольских помещиков и купцов, первоначально примкнувших к восставшим, а с ними многие чиновники и офицеры перешли на сторону испанской монархии. Однако патриотически настроенные круги колониальной элиты остались в революционном лагере, составив его умеренное крыло.

Последующее четырехлетие характеризовалось постепенным спадом антииспанского движения. К началу 20-х годов сопротивление повстанцев оказалось почти всюду сломлено, остались лишь отдельные очаги. Вследствие разгрома революционных сил были в основном устранены причины, побудившие большую часть креольской помещичье-буржуазной верхушки отказаться от участия в борьбе за независимость и поддержать роялистов. Между тем под влиянием испанской революции 1820 г. и успехов патриотов Южной Америки в Новой Испании стал опять нарастать подъем освободительного движения.

Желая помешать дальнейшему развитию революции в колонии и обеспечить сохранение своих позиций, крупные помещики и купцы, церковная иерархия, военно-бюрократическая верхушка взяли курс на отделение от революционной метрополии. Несмотря на то что сформулированный ими «план Игуала» игнорировал социально-экономические, а в значительной мере и политические задачи революции, он получил поддержку масс, привлеченных идеей независимости. Но поскольку патриоты были к тому времени ослаблены, инициативу и руководство удалось захватить консервативным силам.

Таким образом, произошла новая перегруппировка подготовившая третий этап освободительной войны, который закончился провозглашением независимости Мексики. Но за ним не последовали ни существенные изменения социально-экономического характера, ни установление республиканского строя. Борьба мексиканских патриотов за республику и жизненно необходимые стране реформы составила главное содержание четвертого этапа революции (сентябрь 1821 — март 1823 гг.), на протяжении которого сельский и городской трудовой люд, зарождавшаяся буржуазия, мелкобуржуазные слои, либеральная интеллигенция выступали против военно-монархической диктатуры Итурбиде. Падение империи знаменовало начало последнего этапа, завершившегося принятием конституции, окончательно оформившей создание Мексиканской республики.

Революция 1810–1824 гг. увенчалась освобождением Мексики от колониального ига, образованием независимого го государства и ликвидацией ряда феодальных институтов. В итоге сложились более благоприятные условия для развития капитализма и вовлечения страны в систему мирового хозяйства. В ходе освободительной войны заметно окрепли национальное самосознание и сплоченность мексиканцев. Все большее число их стало осознавать себя как нацию, имеющую неотъемлемое право на независимость, суверенитет и собственную государственность[29]. Превращение бесправной колонии в самостоятельную республику, проведение некоторых прогрессивных реформ и другие последствия войны оказали значительное воздействие на формирование мексиканской нации, намного ускорили ее складывание и консолидацию.

Объективно способствуя росту капиталистических отношений, революция 1810–1824 гг. все же не сопровождалась радикальными социально-экономическими преобразованиями, осуществление которых продолжало оставаться важнейшей исторической задачей с точки зрения перспектив дальнейшего развития Мексики.



Загрузка...