Рождество для шпиона

7

Бенто Итикира чувствовал себя подавленным. Всем, кто с утра спрашивал его о причине мрачного взгляда и зеленого лица, он отвечал одинаково: похмелье. Но сам-то прекрасно сознавал, что виной этому не только злоупотребление алкоголем. Его мучало кое-что еще.

Он не мог не думать о Марианне, но его мысли двоились. Образ обнаженного пышного тела молодой женщины, живое и очень ясное воспоминание о том, что произошло между ними, преследовали Бенто. Он хотел Марианну и чувствовал, что не будет знать покоя до тех пор, пока снова не возьмет ее, пока не услышит снова, как она кричит под ним от наслаждения...

Но он также прекрасно помнил о том, несмотря на опьянение, что именно сказал ей в тот момент, когда она клала игрушки для ребенка. Бенто не переставал себя спрашивать, как он мог расслабиться до такой степени. Конечно, он много выпил, но сказалось прежде всего волнение, вызванное воспоминаниями, оно сыграло основную роль.

Что же будет дальше? Моаресы выражали идеи, очень близкие к его собственным, но, насколько он знал, они не входили в Лигу... Марианна питала к нему слабость, в этом он был убежден, и, возможно, она ничего не расскажет мужу. Может быть, она уже забыла то, что он сказал. Во всяком случае, она не обратила на это внимания...

Он ответил на приветствие двух моряков, шедших ему навстречу, и попытался перевести мысли на что-нибудь другое. «Маррис Баррос» стоял на якоре перед островом Кобрас. Уже около двух месяцев сторожевик служил учебным кораблем для двух десятков курсантов – унтер-офицеров. Итикире было поручено обучать их радиоделу и работе с радаром, но с утра «Маррис Баррос» был на приколе, как раз из-за поломки радара. Последнее время такие поломки стали довольно частыми. Итикира добился наконец от командования решения на замену оборудования.

Поэтому в то утро Бенто Итикира находился в арсенале. Ему требовалось найти специалистов, готовых немедленно взяться за работу.

Он толкнул железную дверь и вошел в мастерскую, его оглушил адский грохот ковки и сварки. К нему подошел унтер-офицер – механик. Одет он был в испачканный маслом рабочий комбинезон, лицо в смазке. Бенто Итикира быстро объяснил, зачем он здесь. Во время своего рассказа, когда он невольно оглядывал помещение, он увидел большую карту, висевшую на стене.

– Мы не сможем никого к вам прислать до завтрашнего утра, – ответил механик. – Приказы на работы отдают вечером предыдущего дня, и все группы сегодня заняты. К тому же нужно время, чтобы посмотреть, есть ли это оборудование в наличии.

– Завтра утром – нормально, если вы пришлете полную команду. Мы не можем слишком долго оставлять корабль на рейде.

– Тогда все в порядке.

Бенто Итикира показал на карту пальцем.

– Это план базы?

– Да.

– Вы им пользуетесь?

Механик пожал плечами.

– Нечасто. До нас это помещение занимали аварийные команды. Это карта была им нужна, чтобы иметь представление о тех местах, куда они должны были отправляться для срочного ремонта, когда их вызывали.

Бенто Итикира сделал несколько шагов и остановился перед картой. Она была пыльной и не в очень хорошем состоянии, но сделана отлично: четко указывались сооружения и детально изображались причалы и насыпи.

– Она не устарела?

– Нет, конечно, только некоторые службы поменялись местами.

– Я инструктор на «Маррис Баррос» и как раз искал план наподобие этого, чтобы познакомить моих людей с топографией базы.

– Да, я слышал... У вас, кажется, взвод курсантов?

– Да. Вы можете мне ее одолжить? Я воспользуюсь нашим вынужденным бездельем, чтобы провести по ней занятия, и верну ее вам, когда работа закончится.

Механик взял сигарету, предложенную ему Итикирой.

– По мне, вы можете ее взять и делать с ней, что угодно, мне на это наплевать.

– Я вам ее верну.

– В принципе, вы должны только поставить несколько бутылок качас моим парням за аренду. Не надо терять добрые традиции.

Бенто Итикира засмеялся.

– Согласен, – сказал он.

Было около трех часов дня, когда Энрике Сагарра вышел из префектуры полиции после того, как написал письменное заявление об угоне взятой напрокат машины. Офицер, казавшийся менее озабоченным, чем утром (наверняка его семейные неприятности уладились), сообщил ему некоторые сведения о том, как, по мнению полиции, произошла авария. Судя по результатам осмотра тела судмедэкспертом, Перо Кабраль умер между часом и тремя ночи. Фары машины были выключены, и полиция считала, что Кабраль выключил их ради удовольствия ехать при лунном свете, но, должно быть, он ехал на слишком большой скорости и выключил фары непосредственно перед поворотом, не подумав, что глаза, привыкшие к их свету, практически ослепнут на несколько секунд...

Энрике Сагарра с достоинством согласился, что скорее всего авария должна была произойти именно так. Бедняга! Угон машины, конечно, недостойный поступок, но наказание не соответствовало преступлению. Энрике Сагарра был искренне расстроен.

Он вышел на руа до Секадо к новой машине, взятой им напрокат вместо прежней. Это был нежно-голубой «понтиак» с откидным верхом. Его цвет напоминал Энрике глаза одной девушки, которую он знал во Франции. Ее звали Ивет, и она была не совсем нормальной. Энрике никогда не забудет удивление, охватившее его в тот раз, когда она попросила его облизать ей ступни ног перед всем остальным. Разумеется, она их вымыла при нем, но все-таки! Через какое-то время, в скучный вечер, она объяснила ему то свое «отклонение»: однажды она увидела в фильме, действие которого происходило в средние века, как коза лизала истязаемому ноги, предварительно натертые солью. Ей тогда было двенадцать лет, она только что достигла половой зрелости, и этот эпизод произвел на нее такое впечатление, что... Результат он мог оценить.

После этого объяснения Энрике, не желавший, чтобы его равняли с жвачным парнокопытным, счел предпочтительным положить конец этой интрижке. Но, как и всегда, он вел себя по-джентльменски: в качестве прощального подарка Ивет получила настоящую козу и десять кило каменной соли.

Он сел за руль, отбросил пальцем непокорную прядь, падавшую ему на лоб, и потерял еще несколько секунд, проследя взглядом за хорошенькой кариокас с выпуклой грудью, кошачьими бедрами и красивой матовой кожей золотого цвета. Она не торопясь двигалась по тротуару и улыбалась, открыв все свои белые, как снег, зубы.

Он тронулся с места. Не время думать о «клубничке», когда ждет серьезная работа. Чем больше он думал об этой истории, тем больше она его веселила. Эта наивная парочка, потерявшаяся в коридорах префектуры полиции, рассказала ему – ему! – про дело о шпионаже. Это было очень смешно!

Сагарра выехал на берег моря по Авенида Мем де Са. Многие люди искали тень в роскошных садах на Праса Пари. Несмотря на жгучее солнце, на пляжах Фламенго и Ботафого играли ребятишки. Наслаждаясь прохладой туннелей Пасмадо и Коэлхо Синтра, он выехал на Копакабану и свернул на Авенида Атлантика.

Не спеша, медленно ехал он вдоль бесконечного пляжа из белого песка, на котором только палатки и солнечные зонтики светились яркими пятнами. Затем, ближе к концу проспекта, он свернул направо, на руа Мигель Лемос, и остановился в двух кварталах дальше.

Энрике взглянул на часы: половина четвертого. Вернер, возможно, еще не закончил сиесту... Тем хуже для него.

Сагарра направился к шестнадцатиэтажному белому зданию и вошел в него. Автоматические лифты были в глубине холла. Он вошел в один из них и нажал кнопку верхнего этажа.

Ему пришлось трижды позвонить условным сигналом, прежде чем он услышал шарканье тапочек за дверью, потом зевок, а за ним:

– Кто там?

– О illustrissimo Senhor quer me dizier que horas sao? – спросил Энрике писклявым голосом.

Дверь открылась. Вернер был в халате, слишком широком для его длинного худого тела, на котором сидела костлявая голова со всклокоченными светлыми волосами.

– Что с вами случилось? – спросил он, закрывая дверь. – Вы его упустили?

– Нет, – ответил Энрике, проходя в залитую светом гостиную. – Я по другому вопросу. Мне нужна ваша помощь.

Он аккуратно пригладил свои усы и подошел к широкому окну, откуда открывался великолепный вид на лагуну Родриго де Фрейтас и поле для скачек Равен, чрезвычайно живописно расположенное между крутой стеной Морро до Кантачало, возвышавшейся слева, и более покатыми склонами Морро дос Кабритос.

– Какой чудесный пейзаж! – воскликнул он. – Вид с этой стороны намного лучше, чем вид на пляж.

Сагарра обернулся. Вернер, казалось, был совсем не рад увидеть его у себя.

– Вам не следовало приходить сюда под первым же предлогом, – запротестовал он. – Вы дешево цените мою безопасность.

Энрике щелчком сбросил со лба непокорную прядь.

– Не будем преувеличивать, благороднейший сеньор! Мы не во враждебной стране. Если вы провалитесь, вы рискуете всего лишь высылкой.

– Вот именно, – ответил тот, – а мне здесь очень нравится.

– Мне тоже, – вздохнул Энрике. – Если бы я был уверен, что мистер Смит не будет возражать, я бы убил вас, чтобы занять это место.

Вернер нахмурил брови и сделал шаг назад. Он знал, на что способен этот проклятый испанец, и не был уверен, что он шутит.

– Будем серьезны, – вновь заговорил Энрике. – Нужно, чтобы вы доставили телеграмму, якобы пришедшую из Манауса... У вас есть бланки?

– Есть.

– Берите карандаш и записывайте...

Вернер подчинился и сел за чертежный столик в углу гостиной (он посещал лекции в архитектурной школе Рио).

– Слушаю...

– Адресат: Хосе Моарес, руа до Кортуме, Сан-Кристовао, Рио-де-Жанейро... Отправитель: Томе Моарес, Манаус, Амазонас. Текст: попал аварию тчк очень плохо тчк приезжай скорее тчк... Все.

Энрике взглянул на часы.

– Сейчас четыре... Телеграмма должна быть доставлена до шести, это очень важно.

– Мало времени, – заметил Вернер, сморщившись.

– Выкручивайтесь. Нужно, чтобы этот тип уехал сегодня же вечером.

– Выкручусь.

Энрике затянул узел галстука, поправил свой легкий, безупречно выглаженный пиджак и бросил на Вернера критический взгляд:

– Вы не смотрите за собой, старина. Будьте внимательнее. Здешние жители не любят небрежность в одежде.

– Да идите вы...! Я отдыхал, когда вы пришли... Какая жара! Это все-таки тропики или нет?

Энрике скривился.

– Тропики? Это слово вам лучше вычеркнуть из вашего словаря. Бразильцам оно не нравится.

– Вы не бразилец.

– Верно, но раз уж мы в Бразилии... Ладно, не буду мешать вам работать. В шесть часов, не забудьте. Я буду там, чтобы пронаблюдать за результатом.

Он вышел и спустился пешком. Сагарра всегда так делал, чтобы поддерживать себя в форме. Снаружи было так же жарко. Он вернулся к машине, проверил наличие плавок в отделении для перчаток и решил остановиться на часок на пляже Копакабана и искупаться. На этом пляже бывали красивые девушки, и если их нельзя было трогать, то смотреть на них никто запретить не мог...

Несколькими кусками клейкой ленты Бенто Итикира прикрепил карту на перегородку своей тесной каюты на борту «Маррис Баррос». Он отступил к койке, чтобы лучше разглядеть ее, и сморщился. План был в слишком плохом состоянии, чтобы перефотографировать его. Чернила выцвели, многие надписи почти стерлись. Со своим прирожденным вкусом к хорошей работе Бенто Итикира не мог отдать Борису подобный документ. Единственным выходом было перерисовать план от руки. Это требовало времени, но у Бенто впереди была целая неделя, и он мог воспользоваться ею, чтобы внести в копию плана изменения, произошедшие на военной базе Рио.

Короткий сигнал сирены отвлек его от размышлений. Шесть часов. Катер, увозивший на сушу членов экипажа, которые имели разрешение ночевать в городе, отойдет через несколько минут. Бенто решил оставить карту на стене. В любом случае, он действительно намеревался использовать ее завтра на занятиях с курсантами.

Он решил съездить на руа до Кортуме за сменой белья и сразу же вернуться, чтобы сесть за работу. Ему будет полезно побыть несколько дней подальше от Марианны. Это даст ему время лучше разобраться в себе самом, и затем он сможет принять решение: искать ли новую квартиру или остаться и снова переспать с Марианной, если она того захочет.

Бенто надел фуражку и поднялся на палубу. Катер плясал возле борта корабля, удерживаемый шлюпочным крюком.

– Мы ждем только вас! – крикнул офицер, стоявший в катере вместе с полудюжиной моряков.

Итикира спустился по трапу и прыгнул в катер. Мотор зарычал. Катер отошел от «Маррис Баррос» и взял курс на материк, огибая с севера остров Кобрас.

Они пришвартовались около Праса Maya, где Бенто Итикира оставил свою машину. Он простился с остальными, сел в автомобиль и поехал в Сан-Кристовао по Авенида Родригес Альвес.

Он не видел Марианну с того момента, когда они расстались, положив к яслям игрушки для ребенка. Во второй половине дня Итикира нанес несколько визитов вежливости своим знакомым, которые могли оказать ему услуги. Его задержали на ужин, а когда он вернулся, семья Моарес спала. Утром он слышал, как Марианна ходит по квартире, но она была на кухне, и он не решился ее беспокоить. Может быть, он увидит ее сейчас, когда вернется. Интересно, спросил он себя, как она теперь поведет себя: будет смущена или нет. Хотела она того или нет, но они занимались любовью и стереть это было невозможно.

Он поставил свою машину в переулке, на обычном месте, и тщательно запер дверцы на ключ, чтобы помешать мальчишкам забраться в нее, что случалось уже не раз. На балконе Моаресов, как и на других, сушилось белье, но он никого не увидел в окне, даже мальчика.

Итикира быстро поднялся по лестнице, сдерживая дыхание, чтобы не слышать зловония, и открыл дверь своим ключом. Такой суматохи он давно здесь не видел. Жоао плакал в углу, загнанный туда руганью матери, казавшейся перевозбужденной. Из столовой выкатился чертыхающийся Хосе Моарес, безуспешно пытавшийся застегнуть ворот новой белой рубашки, явно только что извлеченной из гардероба.

– Что происходит? – спросил унтер-офицер. – Можно узнать?

Марианна выскочила из кухни сзади него.

– Беда! – ответила она, вскинув полные руки к потолку, отчего затрещали швы ее тесного желтого платья. – Отец Хосе попал в аварию! Только что пришла телеграмма. Ему нужно немедленно ехать. В Манаус! Вы себе представляете?

– Это у черта на рогах! – заметил Бенто. – Полетите на самолете?

Ему ответила Марианна:

– Только до Белена, а дальше – на пароходе.

Моряк удивился:

– А почему не на самолете до Манауса? Он же потеряет массу времени!

– Он предпочитает потерять два дня и вернуться живым.

Бенто не понял, и Моарес объяснил ему:

– Одна гадалка, это было уже давно, мне предсказала, что я умру в сертао[4]. Так что я уменьшаю риск. Между Беленом и Манаусом раскинулись девственные леса... А если самолет попадет в аварию, а? Это уже случалось. На корабле риска все-таки меньше.

Марианна помогла мужу застегнуть воротничок, потом втолкнула его в спальню. Поскольку они не обращали на Бенто внимания, он ушел к себе в комнату. Где-то в районе желудка он ощутил сильное возбуждение. Хосе Моарес уезжает... Марианна останется одна... Одна! Его прежние намерения в миг улетучились. Вопрос о возвращении на «Маррис Баррос» для работы над планом уже не стоял. Может быть, такой случай уже никогда больше не представится. Он решил остаться.

Итикиру охватило такое возбуждение, что он смерил пульс и температуру. Затем записал результаты в книжечку: пульс – 90, температура – 37,9 – и решил как можно скорее снова сходить к врачу.

Он принялся расхаживать по комнате, нервно грызя ногти, прислушиваясь к приготовлениям к отъезду, продолжавшимся за стеной. Ему не терпелось увидеть отъезд Моареса.

Вдруг его осенила идея, и он вышел в коридор и громко спросил:

– В котором часу самолет?

Они находились у себя в комнате и ответили не сразу.

Маленький Жоао продолжал хныкать в темном углу.

– В восемь двадцать, – крикнул наконец Моарес.

– Я могу отвезти вас на машине, если хотите! – предложил Итикира. – Так будет быстрее.

Моаресы долго тихо шептались, дольше, чем нужно для ответа на такой простой вопрос. И он крикнул снова:

– Давайте без церемоний!

Ему ответила Марианна, сухим тоном с ноткой враждебности:

– Нет, спасибо. Не нужно!

И сам отказ, и его тон страшно удивили моряка. Что случилось?

Он заволновался, в горле пересохло.

– Но, почему?

Марианна бросила с непривычной для нее резкостью:

– Вам уже сказали: не нужно.

Он отступил, как будто она залепила ему пощечину, и услышал, что Моарес отчитывает жену. Встревоженный, Бенто вернулся в свою комнату и закрылся в ней. Почему она так с ним разговаривала? Действительно злилась за происшедшее? Или из-за дурацкого признания, сделанного им?

Он стал ходить по кругу, как лев в клетке, не переставая грызть ногти. Ему было совершенно необходимо основательно обдумать ситуацию, а потом объясниться с Марианной. Дальше так продолжаться не могло! Он испугался частого биения своего сердца, подумав, что может заболеть. Затем, не в силах оставаться в четырех стенах, вышел из квартиры, хлопая дверьми.

Внизу лестницы двое мужчин оживленно спорили о будущем футбольном матче между командами «Флу» (Флуминас) и «Фла» (Фламенго). Один из них хотел узнать его мнение, но моряк пробежал, не остановившись, и пошагал по направлению к порту.

Улицы еще не были освещены, и фиолетовая тень сумерек вытягивалась над городом.

Энрике Сагарра остановил машину на улице Фигейра Мело, в месте, откуда он мог следить за той частью руа до Кортуме, которая заканчивалась тупиком перед домом, где жили Моаресы.

Он приехал к шести часам и увидел, как «форд» Бенто Итикиры, номер которого ему назвал Моарес, въехал в тупик. Через некоторое время он увидел, что унтер-офицер ушел пешком, что позволило Энрике рассмотреть его, запечатлев его лицо в своей памяти.

Он продолжал ждать. Энрике Сагарра имел большое терпение, когда это бывало нужно, и считал, что умение ждать – одно из немалых достоинств в его профессии. Начав скучать, Энрике копался в воспоминаниях и, по его выражению, «смотрел свое кино». А воспоминания Энрике были практически неистощимы.

Прошедшая хрупкая блондинка вдруг напомнила ему одно приключение, случившееся с ним в Лондоне вскоре после войны. Был ноябрьский вечер, Сити придавил ледяной туман, а Энрике вовсе не хотелось возвращаться к себе, где, как он думал, его могли ждать несколько неприятных типов, желавших его уничтожить. Тогда из тумана возле Тайме Сквер вышла девушка и скромно окликнула его, как это умеют делать только лондонские проститутки: «Хелло, Джекки! Попытаешь удачу?» Он увидел в этом знак судьбы и способ провести ночь в тепле и безопасности. Он из принципа поспорил о цене, потом пошел с девушкой на ее квартиру, находившуюся у черта на куличиках, где-то в Кенсингтоне.

Ее звали Синтией. Он узнал только это, когда они пришли к ней в маленькую однокомнатную квартиру на первом этаже, скромную, но удобную и теплую. Было всего одиннадцать часов, и она предложила «перед началом» выпить по стаканчику, потом спросила, хочет ли он есть. В этот момент в дверь постучали. «Должно быть, соседка», – сказала Синтия, немного удивленная. Это оказалась не соседка, а ее тетка – здоровенная пузатая, в нелепо сидящей на ней форме Армии Спасения, рыжая англичанка, с волосами на подбородке и немного горбатая. Захваченная врасплох, Синтия представила Энрике как своего жениха; возможно, это было единственным выходом, потому что тетушка наверняка не потерпела бы, чтобы ее дорогая племянница принимала у себя в одиннадцать часов вечера просто знакомого. Тетя, ее звали Глэдис, чуть не задушила Энрике, обнимая его, потом сразу затянула благодарственный псалом, к которому Синтия благоразумно присоединила свой голос... до того момента, когда тетя заметила, что Энрике молчит. Тогда, терпеливо и упрямо, она начала учить Энрике этому псалму, потом второму, потом третьему... Она принадлежала к тому типу женщин, которому не может сопротивляться даже Энрике Сагарра, имевший на совести разграбление во время гражданской войны нескольких испанских монастырей.

Когда он вышел из квартиры около двух часов ночи, то знал наизусть весь репертуар Армии Спасения и чувствовал боль в натруженном пением горле. С того памятного вечера он брал ноги в руки всякий раз, когда в Лондоне вышедшая из тумана тень шептала ему: «Хелло, Джекки! Попытаешь удачу?»

Неожиданное появление Моаресов отвлекло его от воспоминаний. Хосе нес чемодан, перевязанный веревкой, а Марианна держала за руку малыша. Они пошли направо, в направлении руа Сан-Кристовао, и остановились на углу, дожидаясь автобуса.

Энрике тихо тронулся с места, увидев подъезжающий автобус, и свернул на перекресток в тот момент, когда тяжелая машина возобновила движение. Он спрашивал себя, достаточно ли богаты Моаресы, чтобы заплатить за авиабилет. Он считал, что по причине срочности мужчина отправится в Манаус воздушным путем, а вернется на корабле и поезде. Таким образом он будет отсутствовать довольно долго.

Через несколько минут Энрике увидел, что они сошли на Авенида Бразиль и стали ждать нового автобуса, идущего на север. Он понял: они направляются в аэропорт Галеао. Центральный вокзал находится в противоположной стороне. Все было ясно, и он отправился поужинать в знакомой чураскарии[5] возле Синеландии.