Рождество в доме Мегрэ

Глава 1

Каждый вечер повторялось одно и то же. Ложась, он говорил:

— Завтра уж я посплю подольше.

И мадам Мегрэ по-прежнему принимала его слова на веру, словно долгие годы ничему не научили и она не знала, что на подобные фразы не следует обращать внимания. Она тоже могла бы поспать подольше. Ей незачем было рано вставать.

Однако уже на рассвете он услышал, как она осторожно ворочается в постели. Он лежал не шевелясь.

Заставлял себя дышать ровно, глубоко, делая вид, что спит. Это походило на игру. Всякий раз его умиляло, когда она тихонько отодвигалась к краю кровати, замирая после каждого движения, чтобы убедиться, что не разбудила мужа. А он, затаив дыхание, ждал минуты, когда пружины матраса, освободившись от тяжести ее тела, распрямятся с негромким звуком, похожим на вздох.

Она собрала лежавшую на стуле одежду, неслышно повернула ручку в ванной и, наконец очутившись на кухне, позволила себе двигаться без предосторожностей.

Он снова погрузился в дремоту. Ненадолго. Однако успел увидеть неясный и тревожный сон. Что ему снилось, он потом вспомнить не мог, но его не покидало смутное беспокойство.

Сквозь шторы, никогда не закрывавшиеся наглухо, пробивалась бледная, едва различимая полоска света.

Мегрэ помедлил, лежа на спине с открытыми глазами.

Из кухни донесся запах кофе, и, услышав, как открылась и тут же захлопнулась входная дверь, он уже знал, что жена побежала за свежими рогаликами для него.

Утром он ничего не ел, пил только черный кофе.

Зато по воскресеньям и праздникам, как было заведено женой, ему полагалось долго оставаться в постели, а мадам Мегрэ выходила из дому и покупала ему рогалики на углу улицы Амело.

Сегодня он все-таки встал, сунул ноги в шлепанцы, накинул халат и раздвинул шторы. Он знал, что делать этого не следует, что жена огорчится. Чтобы доставить ей удовольствие, он способен был на большую жертву, но валяться в постели, когда это надоедало, было выше его сил.

Снег так и не выпал. Конечно, могло показаться странным, что человек, которому перевалило за пятьдесят, разочарован тем, что в рождественское утро на улицах нет снега, но ведь пожилые люди совсем не такие серьезные, как считает молодежь.

Свинцовое, грязновато-серое небо нависло над крышами домов. На бульваре Ришар-Ленуар ни души; напротив над большими воротами слова на вывеске «Склады Легаль, сын и компания» чернеют как вакса. Непонятно почему, но заглавная буква «С» выглядит как-то грустно.

Мегрэ снова услышал, как жена снует взад и вперед по кухне, на цыпочках проходит в столовую, старается не шуметь, даже не подозревая, что он стоит у окна. Часы на тумбочке у кровати показывали только десять минут девятого.

Накануне вечером они ходили в театр, а после спектакля охотно бы закусили, как все, в ресторане, но оказалось, что столики везде уже заказаны для рождественского ужина, и они отправились к себе. Домой пришли около полуночи, потому им и не пришлось дожидаться, когда можно будет вручить друг другу подарки.

Мегрэ, как всегда, получил трубку, жена — усовершенствованную модель электрической кофеварки, о которой мечтала, и еще — по традиции — дюжину вышитых носовых платков ручной работы…

Он машинально набил новую трубку. На той стороне бульвара почти на всех окнах жалюзи были спущены. Люди только начинали вставать. Лишь кое-где горел свет, конечно, потому, что дети поднялись спозаранку, чтобы побежать к елке и найти приготовленные для них игрушки.

Супруги собирались провести спокойное утро в своей квартире. Мегрэ будет расхаживать в халате, не бреясь, потом пойдет на кухню поболтать с женой, пока готовится завтрак.

Настроение у него было неплохое. Вот только сон, который он никак не мог вспомнить, оставил неприятный осадок.

А может быть, если разобраться, виной тому не сон, а Рождество? Праздник больше для детей, чем для взрослых. Но у них детей нет. В этот день следует быть выдержанным, взвешивать каждое слово, точно так же, как мадам Мегрэ следит за каждым своим движением, когда встает с кровати. Ведь и ее в этот день легче расстроить, чем обычно.

Ладно, не будем об этом думать! Не будем говорить ничего такого, что может вывести ее из равновесия. Не нужно смотреть в окно, особенно сейчас, когда ребятишки начнут показывать друг другу на тротуаре свои новые игрушки.

Ведь дети есть почти во всех домах. Сейчас раздадутся звуки игрушечных труб и барабанов, выстрелы хлопушек. Девочки уже ведут на прогулку кукол.

Как-то раз, несколько лет назад, он, не подумав, сказал:

— Почему бы нам не воспользоваться Рождеством и не совершить небольшое путешествие?

— Но куда? — возразила мадам Мегрэ со свойственным ей здравомыслием.

И правда. К кому поехать? У них нет даже родственников, которых можно навестить, кроме ее сестры, но та живет далеко. Остановиться в отеле в каком-нибудь незнакомом городе или в деревенской гостинице?

Ладно! Настало время пить кофе, а после кофе Мегрэ чувствует себя увереннее. Он никогда не бывает в форме до первой чашки кофе и первой трубки.

И вот, в ту самую минуту, когда он протянул руку к дверной ручке, дверь бесшумно отворилась и вошла мадам Мегрэ с подносом в руке. Посмотрев на пустую постель, потом на мужа, она огорчилась, казалось, вот-вот заплачет.

— Ты встал… — Она была уже аккуратно одета, причесана, в светлом фартуке. — А мне так хотелось подать тебе завтрак в постель!

Сто раз он уже делал попытки самым деликатным образом дать ей понять, что это не доставляет ему удовольствия, а только расслабляет, что он кажется себе при этом больным и беспомощным, но завтрак в постели по воскресеньям и праздникам для нее оставался неизменным идеалом.

— Тебе не хочется еще полежать?

Нет! Покривить душой у него не хватало мужества.

— Что ж… С Рождеством Христовым!

Они вошли в столовую, где мадам Мегрэ поставила на стол поднос с дымящейся чашкой кофе и золотистыми рогаликами, накрытыми салфеткой.

Положив трубку, он, чтобы доставить ей удовольствие, стоя съел один рогалик и, посмотрев в окно, заметил:

— Смотри, какая славная снежная крупа!

Это нельзя было назвать настоящим снегом. Действительно, с неба падала мелкая белая крупа, и это напомнило ему, как в детстве он высовывал язык, чтобы поймать на него снежинки.

Он увидел, как из подъезда стоящего напротив дома вышли две женщины с непокрытыми головами. Одна из них, блондинка лет тридцати, накинула на плечи манто, а другая, постарше, куталась в шаль.

Казалось, блондинка колеблется, готовая в любую минуту повернуть обратно. А брюнетка, маленького роста и худая, настаивает, и у Мегрэ сложилось впечатление, что она указывает на его окна. Позади них, в дверном проеме, показалась привратница и, видимо, тоже стала убеждать блондинку. Наконец та решилась и перешла бульвар, с беспокойством оглядываясь назад.

— Что ты там увидел?

— Ничего. Какие-то женщины.

— Что они делают?

— Как будто направляются сюда.

И в самом деле, очутившись на середине бульвара, обе подняли головы и посмотрели на окна комиссара.

— Надеюсь, они не станут тебя беспокоить в праздник. Да и у меня еще не убрано.

Правда, этого никто бы не заметил. Кроме подноса, все на своих местах, а на натертой воском мебели, если даже приглядеться, не заметишь и пылинки.

— Ты уверен, что они идут именно сюда?

— Сейчас увидим.

На всякий случай он решил причесаться, почистить зубы и ополоснуть лицо. Он еще стоял в спальне, раскуривая трубку, когда услышал звонок.

Надо полагать, мадам Мегрэ была не слишком любезна и на некоторое время задержала посетительниц в передней, прежде чем заглянуть к нему.

— Они непременно хотят поговорить с тобой, — прошептала она. Уверяют, что у них важное дело и им нужен твой совет. Я знаю одну из них.

— Какую?

— Маленькую и худую, мадемуазель Донкер. Она живет в доме напротив, на том же этаже, что мы, и целый день работает у окна. Эта симпатичная женщина берет заказы на вышивку у одного из торговых домов в предместье Сент-Оноре. Мне даже приходило в голову, не влюблена ли она в тебя.

— С чего ты взяла?

— Когда ты выходишь из дома, она частенько стоит у окна и провожает тебя глазами.

— Сколько ей лет?

— Сорок пять — пятьдесят. Ты не наденешь костюм?

Когда к нему приходят в половине девятого и беспокоят в рождественское утро, почему он не имеет права показаться в халате? Тем не менее, не снимая халата, он натянул брюки и открыл дверь в столовую, где стояли обе женщины.

— Прошу извинить…

Не исключено, что мадам Мегрэ и в самом деле была права. Увидев его, мадемуазель Донкер не зарделась, а побледнела, улыбнулась, потом улыбка исчезла и тотчас же появилась снова; она открыла рот, но не сразу нашлась что сказать.

Зато блондинка, которая прекрасно владела собой, произнесла не без раздражения:

— Это не я надумала явиться к вам.

— Не угодно ли вам будет присесть?

Он заметил, что блондинка накинула манто на домашний халат и была без чулок, тогда как мадемуазель Донкер оделась так, словно собиралась в церковь.

— Вы, вероятно, удивлены, что мы осмелились обратиться к вам, — начала старшая, с трудом подбирая слова. — Как и все, кто живет в нашем квартале, мы прекрасно понимаем, что это большая честь жить по соседству с вами… — На этот раз она слегка покраснела и поглядела на поднос. — Мы помешали вам закончить завтрак?

— Я уже поел. Слушаю вас.

— Этим утром, или скорее ночью, в нашем доме произошло такое волнующее событие, что я тут же подумала: наш долг — обратиться к вам. Мадам Мартен не хотел вас беспокоить. Я ей рассказала…

— Вы тоже живете в доме напротив, мадам Мартен?

— Да, месье.

Она казалась недовольной, что ее толкнули на этот шаг. А мадемуазель Донкер, набравшись духу, продолжала:

— Мы живем на том же этаже, что и вы, как раз напротив ваших окон. — Она снова покраснела, словно это было признанием. — Месье Мартен часто разъезжает по своим делам, но это понятно: он представитель торгового дома. Вот уже два месяца, как их девочка слегла из-за нелепого несчастного случая.

Мегрэ участливо обратился к блондинке:

— У вас есть дочь, мадам Мартен?

— Не дочь, а племянница. Мать ее умерла три года назад, и с тех пор девочка живет с нами. Она сломала ногу, упав с лестницы, и, по мнению врачей, поправится месяца через полтора, если не будет осложнений.

— Ваш муж сейчас в отъезде?

— Да.

— Продолжайте, мадемуазель Донкер.

Мадам Мегрэ прошла через ванную в кухню; было слышно, как она передвигает кастрюли. Мегрэ время от времени поглядывал на бледное небо.

— Сегодня утром я, как обычно, встала рано, чтобы поспеть к заутрене.

— И поспели?

— Да. Возвратилась около половины восьмого, потому что прослушала три мессы. Приготовила себе завтрак. Вы могли видеть свет в моем окне.

Мегрэ жестом показал, что не обратил на это внимания.

— Я торопилась отнести кое-какие сладости Колетте: в этом году у нее такое грустное Рождество. Колетта — это племянница мадам Мартен.

— Сколько ей лет?

— Семь. Я не ошибаюсь, мадам Мартен?

— Нет. Ей исполнилось семь в январе.

— В восемь часов я постучала в дверь их квартиры.

— Я еще не вставала, — сказала блондинка. — Иногда я встаю поздно.

— Итак, я постучала в дверь, но мне пришлось немного подождать, пока мадам Мартен наденет халат. Руки у меня были заняты, и я спросила, могу ли вручить подарки Колетте.

Казалось, блондинка уже успела осмотреть все в квартире, время от времени бросая на Мегрэ пронзительный взгляд, в котором сквозило недоверие.

— Мы вместе открыли дверь в комнату.

— У девочки отдельная комната?

— Да. В квартире две спальни, столовая, ванная и кухня. Но я должна вам сказать… Нет, об этом позднее… Я остановилась на том, что мы открыли дверь. В комнате было темно, и мадам Мартен повернула выключатель.

— Колетта проснулась?

— Да. Видно было, что она давно не спит и ждет. Сами знаете, как нетерпеливы дети в рождественское утро. Если бы она могла ходить, то обязательно встала бы посмотреть, что принес ей Дед Мороз. Быть может, другой ребенок позвал бы взрослых. Но это уже маленькая женщина. Чувствуется, что она гораздо старше своих лет и о многом задумывается.

Мадам Мартен тоже посмотрела в окно, и Мегрэ прикинул, где расположена ее квартира. Должно быть, справа, на самом краю дома, где сейчас светятся два окна.

А мадемуазель Донкер продолжала:

— Я пожелала ей счастливого Рождества и сказала: «Посмотри, детка, что оставил для тебя Дед Мороз в моей комнате».

Мадам Мартен в волнении стискивала пальцы.

— И знаете, что она мне ответила, даже не взглянув на мои подарки? Впрочем, подарки самые скромные. Она сказала: «Я его видела». — «Кого?» «Деда Мороза». — «Когда? Где?» — «Здесь. Этой ночью. Он приходил ко мне в комнату…» Хорошо, что она нам это сказала, не правда ли, мадам Мартен? Будь она другим ребенком, это вызвало бы у нас улыбку. Но Колетта, как я вам уже поясняла, — маленькая женщина. Она не шутила. «Как ты могла его видеть? В комнате же темно». — «Нет, было светло». «Он зажег лампу?» — «Нет, у него был электрический фонарик. Посмотри, мама Лорен…» Надо вам сказать, что малышка называет мадам Мартен мамой Лорен, и это вполне естественно: мать у нее умерла, а мадам Мартен ей теперь вместо матери…

В ушах Мегрэ стояло сплошное гудение. Он еще не выпил второй чашки кофе. Трубка только что погасла.

— И она действительно кого-то видела? — неуверенно спросил комиссар.

— Да, месье. Потому-то я и настаивала, чтобы мадам Мартен поговорила с вами. У нас есть доказательства. Малышка с лукавой улыбкой откинула одеяло и показала нам лежавшую с ней на кровати чудесную куклу, которой накануне в доме не было.

— Вы ей не дарили куклу, мадам Мартен?

— Собиралась подарить и купила вчера днем в универмаге. Разумеется, не такую дорогую. Когда мы вошли в комнату, я держала ее за спиной.

— Итак, совершенно очевидно, что ночью кто-то проник в вашу квартиру.

— Это еще не все, — поспешила добавить мадемуазель Донкер, теперь совсем осмелев. — Колетта не тот ребенок, который может соврать или ошибиться. Мы ее расспрашивали, мадам Мартен и я. Она уверяет, что видела человека в костюме Деда Мороза, с белой бородой и в широком красном плаще.

— В какое время она проснулась?

— Она не знает. Среди ночи. Она открыла глаза, потому что ей показалось, что в комнате горит свет. А он в самом деле горел, освещая часть пола напротив камина.

— Я не могу понять, что все это значит, — вздохнула мадам Мартен. — Разве только мой муж знает больше, чем я.

Мадемуазель Донкер хотела оставаться в центре внимания. Было ясно, что именно она допрашивала ребенка, не упуская ни одной детали, равно как ей первой пришла в голову мысль обратиться к Мегрэ.

— Дед Мороз, по словам Колетты, наклонился над полом…

— И она не испугалась?

— Нет. Смотрела на него, а сегодня утром сказала нам, что он проделывал в паркете дыру. Колетта подумала, что он хочет таким образом спуститься к жильцам нижнего этажа, Делормам, у которых трехлетний малыш, и добавила, что, видно, печная труба для этого слишком узка… Человек, надо полагать, почувствовал, что за ним следят. По крайней мере, он поднялся, подошел к кровати и вынул большую куклу, приложив палец к губам.

— Колетта видела, как он вышел?

— Да.

— Через отверстие в полу?

— Нет, через дверь.

— В какую часть квартиры выходит эта дверь?

— Прямо в коридор. Эта комната раньше сдавалась отдельно. Она сообщается и с коридором.

— Дверь не была заперта на ключ?

— Конечно, заперта, — вмешалась мадам Мартен. — Я не оставила бы ребенка в незапертой комнате.

— Замок был взломан?

— Вероятно. Точно не знаю. Мадемуазель Донкер тут же предложила мне пойти к вам.

— И вы действительно обнаружили дыру в паркете?

Мадам Мартен с измученным видом пожала плечами, но старая дева ответила за нее:

— Собственно говоря, никакой дыры нет, но отчетливо видно, что там паркет приподнимали.

— Скажите, мадам Мартен, не знаете ли вы, что могло находиться под полом?

— Нет, месье.

— Давно вы живете в этой квартире?

— С тех пор как замужем. Вот уже пять лет.

— Эта комната тоже была тогда в вашей квартире?

— Да.

— Вы знаете, кто в ней жил до вас?

— Мой муж. Ему теперь тридцать восемь лет. Когда мы поженились, ему было тридцать три и он уже имел свою квартиру. Ему нравилось возвращаться туда после каждой поездки.

— Вы не думаете, что ему захотелось сделать приятное Колетте?

— Но ведь сейчас он находится в шестистах или семистах километрах отсюда.

— Вы знаете где?

— Скорее всего, в Бержераке[1]. Его поездки планируются заранее, и график нарушается очень редко.

— Кем он работает?

— Представителем часовой фирмы «Зенит» в центральной части Франции и на юго-западе. Вы, конечно, знаете, это очень крупное предприятие; он занимает там солидное положение.

— Да это лучший человек на свете! — воскликнула мадемуазель Донкер и тут же, покраснев, поправилась: — После вас.

— Итак, если я не ошибаюсь, этой ночью кто-то проник к вам в квартиру, переодевшись Дедом Морозом.

— Девочка так утверждает.

— А вы сами ничего не слышали? Ваша комната расположена далеко от комнаты ребенка?

— Их разделяет столовая.

— Вы не оставляете на ночь дверь открытой?

— Это не нужно. Колетта не из пугливых и ночью обычно не просыпается. Если ей понадобится меня позвать, на тумбочке у нее медный колокольчик.

— Вы уходили из дому вчера вечером?

— Нет, месье комиссар, — сухо ответила мадам Мартен.

— Вы никого не принимали?

— Я не имею привычки принимать кого-либо в отсутствие мужа.

Мегрэ посмотрел на мадемуазель Донкер — та никак не отреагировала на эти слова. Значит, мадам Мартен сказала правду.

— Вы поздно легли спать?

— Примерно в полночь. До этого я читала.

— Вы не слышали ничего необычного?

— Нет.

— Вы не спрашивали у привратницы, не открывала ли она посторонним?

— Спрашивали, — вмешалась мадемуазель Донкер. — Она утверждает, что нет.

— А сегодня утром, мадам Мартен, вы не заметили никакой пропажи? Вам не показалось, что кто-то входил в столовую?

— Нет.

— Кто сейчас с ребенком?

— Никто. Она привыкла оставаться одна. Я не могу целый день быть дома: нужно сходить на рынок, сделать покупки.

— Понимаю. Вы сказали, что Колетта сирота?

— Да, у нее нет матери.

— А отец? Где он живет? Кто он?

— Это брат моего мужа, Поль Мартен. Но ответить на вопрос, где он живет… — Мадам махнула рукой.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Не меньше месяца назад. Даже больше… Незадолго до Дня поминовения[2].

— Как это понимать?

Она ответила с оттенком недовольства:

— Лучше уж сказать сразу. Все равно мы копаемся в наших семейных делах.

Чувствовалось, что она злится на мадемуазель Донкер за то, что попала из-за нее в неловкое положение.

— Мой деверь очень опустился, особенно после гибели жены.

— Иначе говоря?

— Он пьет. Пил он и раньше, но не так сильно, и при этом не делал глупостей. Он исправно работал. Был даже на хорошем счету в мебельном магазине на улице Фобур-Сент-Антуан. Но после несчастного случая…

— Несчастного случая с дочерью?

— Нет, я говорю о том, как погибла его жена. Однажды, в воскресенье, он вбил себе в голову, что нужно попросить у приятеля машину и вывезти жену и дочь за город.

— Когда это произошло?

— Примерно три года назад. Они поехали завтракать в ресторанчик по направлению к Мант-ла-Жоли. Поль не сдержался, выпил белого вина, и оно ударило ему в голову. Когда они подъезжали к Парижу, он распевал во все горло, а у моста Буживаль произошла катастрофа. Жена его умерла на месте. У него была травма черепа, и он чудом выжил. Колетта совсем не пострадала. С тех пор Поль потерял человеческий облик. Мы взяли девочку к себе. Практически — удочерили. Время от времени он навещает ее, но только когда бывает хотя бы относительно трезв. Потом все начинается сызнова.

— Вы знаете, где он живет?

Она махнула рукой:

— Да где попало. Однажды мы его встретили. Он околачивался возле Бастилии и просил милостыню. Иногда он продает на улице газеты. Я говорю при мадемуазель Донкер. К сожалению, весь дом знает об этом.

— Не думаете ли вы, что он решил переодеться Дедом Морозом, чтобы повидать дочь?

— Я сразу так сказала мадемуазель Донкер, но она настояла, чтобы мы пошли к вам.

— Зачем Деду Морозу приподнимать паркет? — не без иронии заметила старая дева.

— А не мог ли ваш муж вернуться в Париж раньше, чем предполагал, и…

— Это уже более вероятно. Вот почему я не очень беспокоюсь. Если бы не мадемуазель Донкер…

Опять заладила свое. Несомненно, она перешла бульвар и отправилась к комиссару не по своей воле.

— Вы не могли бы сказать, где сейчас должен находиться ваш муж?

— Конечно, могу. В гостинице «Бордо» в Бержераке.

— Вы не собирались позвонить ему?

— Телефон там только в номерах второго этажа, а постояльцы не любят, чтобы их беспокоили.

— Вы не сочтете неудобным, если в отель позвоню я?

Сначала она согласилась, но потом заколебалась:

— Он испугается, подумает, что здесь что-то случилось.

— Вы поговорите с ним.

— Он не привык, чтобы я ему звонила.

— Значит, вы предпочитаете оставаться в неведении?

— Нет… Как вам будет угодно. Я с ним поговорю.

Мегрэ снял трубку и заказал разговор. Через десять минут на проводе уже была гостиница «Бордо», и комиссар передал трубку мадам Мартен.

— Алло! Извините, пожалуйста. Я хотела бы поговорить с месье Мартеном. Да, Жаном Мартеном… Это не важно. Разбудите его… — И она объяснила, не выпуская из рук трубки: — Он еще спит. Пошли звать…

Видимо, она раздумывала, как ей лучше рассказать мужу о случившемся.

— Алло! Это ты?.. Что?.. Да, с праздником тебя!.. Да, все хорошо… Колетта чувствует себя прекрасно… Нет, я звоню тебе не из-за этого… Да нет! Ничего плохого, не волнуйся… — И она повторила, отчетливо произнося по слогам: — Говорю тебе, не волнуйся… Просто этой ночью произошла странная история. Какой-то человек в костюме Деда Мороза вошел в комнату Колетты… Да нет! Он ничего ей не сделал… Даже подарил большую куклу… Да, куклу. И что-то искал на полу… Он приподнимал паркет. Мадемуазель Донкер настояла, чтобы я рассказала об этом комиссару, который живет напротив. От него и звоню. Ты ничего не понимаешь?.. Я тоже… Хочешь, чтобы я передала ему трубку? Сейчас… — И, обращаясь к Мегрэ: — Он хотел бы с вами поговорить.

Комиссар услышал в трубке приятный голос. Человек был встревожен, видно не зная, что и подумать.

— Вы уверены, что ничего плохого не случилось с моей женой и девочкой?.. Это все так невероятно… Если бы не кукла, я мог бы подумать, что это был брат… Лорен вам о нем расскажет. Лорен — это моя жена. Пусть она посвятит вас во все подробности… Вы не считаете, что мне следует сейчас же приехать? В три часа дня поезд… Что вы сказали?.. Я могу положиться на вас?.. Вы о них позаботитесь?..

Лорен снова взяла трубку:

— Вот видишь! Комиссар не волнуется. Он уверяет, что нет никакой опасности. Тебе не следует прерывать поездку теперь, когда у тебя появились шансы получить место в Париже…

Мадемуазель Донкер пристально на нее посмотрела, и в ее взгляде не чувствовалось большой нежности.

— Обещаю тебе позвонить или телеграфировать, если будут какие-нибудь новости… Она спокойна. Играет с новой куклой. Я не успела еще передать ей то, что ты прислал. Сейчас иду к ней. — Она повесила трубку и сказала: — Вот видите! — Потом, помолчав, добавила: — Простите меня за беспокойство. Я не виновата. Уверена, что дело идет о глупой шутке, если только это не выдумка моего деверя. Никогда не знаешь, что может взбрести ему в голову, когда он напьется.

— Как вы полагаете, а не зайдет ли он сегодня навестить дочь?

— Смотря по обстоятельствам. Если сильно напьется — нет.

— Могу я просить у вас разрешения побеседовать сейчас с Колеттой?

— Ради Бога. Если вы считаете нужным…

— Благодарю вас, месье Мегрэ! — воскликнула мадемуазель Донкер. Ее взгляд выражал благодарность. — Это такой интересный ребенок! Посмотрите!

И она попятилась к двери. Через несколько минут Мегрэ увидел, как они пересекают бульвар. Старая дева шла вслед за мадам Мартен и все время оборачивалась, чтобы взглянуть на окна комиссара.

Мадам Мегрэ открыла дверь из кухни, где жарился лук, и тихо спросила:

— Ты доволен?

Не следовало даже подавать виду, что он понял, каково ей сейчас. В то рождественское утро и он бы взгрустнул — старой супружеской чете некого было баловать.

Теперь он должен побриться и повидать Колетту.