Рождество в Шекспире

Я взглянула на него в ответ. У меня на сердце была такая тяжесть, что я понятия не имела, как ее выразить.

— Если он это сделал, — сказал Джек настойчиво, прочитав мои безмолвные мысли, — ты не можешь позволить ей выйти за него замуж.

Я кивнула, все еще не отойдя от такого удара. За все те годы, что мы провели вдали друг от друга, несмотря на всю нашу отчужденность, Верена была моей сестрой, а мы были единственными людьми на земле, которые делили и будут помнить нашу общую семейную жизнь.

— Это должно быть решено до свадьбы, — сказала я.

— Два дня? Три?

Тут мне надо подумать:

— Три.

— Дерьмо.

— Чего же ты хочешь? — я отстранилась от него, и его голова тут же опустилась к моей груди, словно притягиваемая магнитом. — Джек, мы должны договорить.

— Тогда тебя следует прикрыть, — он достал свой халат из небольшого шкафа и бросил его мне. Тот самый, который он брал в поездки: тонкий, из алого шелка. Я завернулась в него.

— Не намного лучше, — сказал Джек, придирчиво оглядев меня, — но делать нечего.

Он натянул футболку и шорты. Затем поставил свой портфель на кровать. Из-за холодрыги в мрачной комнате мотеля мы оба заползли обратно под одеяло, подпирая спинами стену.

Джек надел очки-половинки, делавшие его еще более сексуальным. Я не знала, как долго он ими пользовался, но только недавно он начал надевать их передо мной. Я впервые не оценила их эффекта.

— Сначала, чтобы выяснить, кто были те маленькие девочки с фотографии, Рой нанял тетю Бетти.

— Кого?

— Ты еще не встречалась с тетей Бетти. Она еще один ЧД², живет в Литл-Роке. Она удивительная. В свои пятьдесят красит волосы в каштановый, выглядит респектабельно. Как будто каждому приходится тетей Бетти. Ее настоящее имя Элизабет Фрай. Люди рассказывают ей самые удивительные вещи, потому что она выглядит, как… ну, их тетя! И, черт побери, эта женщина может слушать!

— Почему Рой отправил ее вместо тебя?

— Ну, как ни удивительно, но в некоторых ситуациях я не могу слиться с обстановкой так, как это делает тетя Бетти. Я хорошо справлялся на работе в Шекспире, смахивая на работника из магазина спортивных товаров, но я не похож на того, кто может обойти небольшой городок, выспрашивая о маленьких девочках, и выйти сухим из воды. Верно?

Я попыталась не рассмеяться. Это, конечно, было верно.

— Поэтому-то это идеальная работа для тети Бетти. Она узнала, кто печатает большинство школьных памятных книг в штате, пошла к ним и сказала, что она из частной школы и ищет, где можно напечатать похожие книги. Парень дал ей все образцы, чтобы показать их родительскому комитету.

Джек, казалось, хотел, чтобы я признала сообразительность тети Бетти, поэтому я кивнула.

— Затем, — продолжил он, — Бетти приезжает в Бартли, идет на встречу с директором начальной школы, показывает ей все образцы памятных книг, которые у нее есть, и говорит директору, что работает на компанию по печати, которая может дать им конкурентоспособное предложение для следующей памятной книги.

— И?

— Потом она просит посмотреть памятную книгу Бартли этого года, замечает фотографию, спрашивает директора, кто был фотографом, вдруг ее компания наймет его на дополнительную работу. Бетти посчитала, что снимок был достаточно хорош, чтобы оправдать ложь.

Я покачала головой. Бетти должна быть убедительной, представительной и спокойной. Я знала директора начальной школы, Берил Троттер, в течение пятнадцати лет, и дурой она не была.

— И как ей помогла вся книга? — спросила я.

— Если бы все шло по обычному сценарию, то пришлось бы просматривать фотографии всех классов, пока не удалось бы наткнуться на нужную и затем уже узнавать их имена. Или Бетти познакомилась бы с человеком, сделавшим фотографию, и незаметно разговорила бы его в неторопливой беседе, пока он не сказал бы ей, кто были эти девочки. Но получилось так, что миссис Троттер пригласила тетушку Бетти выпить чашечку чаю, и Бетти все узнала от неё.

— Имена девочек? Их родителей? Все?

— Да.

Это было немного пугающе.

— Таким образом мы знали имена родителей и смогли раздобыть кое-какие сведения о чете О’Ши, ведь краткая биография священника дана в нескольких профессиональных каталогах. С Дилом тоже не возникло трудностей, потому что фармацевты являются государственной ассоциацией. С Осборнами было сложней. Тете Бетти пришлось съездить в «Мэйкпис Фурнитур» и притвориться, будто она недавно переехала и хотела бы приобрести новенький столик. Это было рискованно. Но ей удалось разговорить Эмори, выяснить кое-какую информацию о нем, и уйти, не оставив ни адреса, ни упоминая родственников из местных, которых он мог бы пробить.

— Значит, так ты узнал имена девочек и их родителей и некоторые факты о них.

— Да. Сначала мы проработали все на компьютерах, а после я поехал.

Я совершенно растерялась. Я никогда не разговаривала с Джеком о том, чем он занимался. Никогда полностью не осознавала, что одно из качеств успешного частного детектива — это умение убедительно и без колебаний лгать. Я немного отпрянула от Джека. Он взял какие-то бумаги из своего портфеля.

— Это смоделированный на компьютере возрастной портрет Саммер Дон, так она может выглядеть сейчас, — сказал он, по-видимому, не замечая моего горя. — Конечно, у нас есть ее фотографии в младенчестве. Кто знает, насколько точен ее портрет?

Я посмотрела на рисунок. На первый взгляд все было в порядке, но это могла быть любая из девочек. Я пришла к выводу, что, исходя из рисунка, Криста О’Ши больше всего подходила на эту роль из-за пухлых щечек, таких же, как у малышки на снимке, напечатанном в газете.

— Я думала, что фотографии должны быть достаточно точными, — сказала я. — Она выглядит так безлико, потому что на момент исчезновения была совсем малышкой?

— Отчасти. Как это бывает, ни одна из фотографий Саммер Дон не годилась для этой цели. У семьи Макклесби было мало ее фотографий, в отличие от остальных их детей, потому что Саммер Дон была третьим ребенком в семье, а третьего фотографировали не так часто, как ребенка номер один и два. Снимок, который появился в газете, оказался самым лучшим из всех, что были у родителей. Они договорились забрать снимок Саммер, сделанный за неделю до ее исчезновения.

Я не хотела думать об этом. Я отложила верхнюю фотографию, чтобы посмотреть на остальные три. На второй фотографии было схожее лицо, но в обрамлении длинных, прямых волос. На третьей была представлена еще одна версия Саммер Дон с менее пухлыми щечками и короткими волнистыми волосами. На четвертой — девочка с волосами средней длины и в очках.

— Одна из ее сестер близорука, — объяснил Джек.

Восемь лет.

— У нее есть сестры? — спросила я, не повышая голос. Во всяком случае, попыталась.

— Да. Две. Одной сейчас четырнадцать, второй — шестнадцать. Подростки с постерами музыкантов, которых я ни разу не слышал, на стенах. Набитые одеждой шкафы. Мальчики. И маленькая сестренка, которую они совсем не помнят.

— У Макклесби, должно быть, водятся деньги.

Найм частного детектива на протяжении нескольких лет и оплата дополнительных услуг тети Бетти и Джека повлекли за собой большие расходы.

— Они состоятельны. Саймон Макклесби отреагировал на похищение, целиком погрузившись в работу. Он бизнес-партнер по поставке канцелярских принадлежностей, бизнес на плаву с тех пор, как произошла компьютеризация офисов. Не важно, как много у них денег, Макклесби повезло, что они обратились к Рою вместо кого-нибудь другого, кто просто вытягивал бы из них деньги. Месяцами ему нечего было им предъявить, работа не шла. Некоторые парни… и некоторые женщины… пошли бы на уловки, чтобы дополнить дело.

Для меня было облегчением узнать, что Рой настолько честен, насколько я всегда о нем и думала, после столь очевидного восхищения Джека талантом тети Бетти умело лгать. Слава Богу, есть большое различие между ложью на работе и отношением к людям в реальной жизни.

— Что тебе известно? — все-таки страх просочился в мой голос.

— Что О’Ши удочерили девочку, по крайней мере, так говорят их соседи в Филадельфии.

Я припомнила, как слегка изменилось выражение лица Джесса О’Ши, когда я спросила его, чем отличается большая городская больница от крошечной больнички в Бартли.

— Ты был в Пенсильвании?

— Их соседями в Филадельфии были студенты духовной семинарии, такие же, как Джесс, поэтому неудивительно, что их разбросало по свету. Я задействовал свои связи во Флориде, Кентукки и Индиане. Согласно полученной от наших людей информации, семейство О’Ши договорилось удочерить малышку у сестры другой духовной семинарии. Семья получила довольно сомнительное заключение от репродуктолога в Филадельфии. Сестра была вынуждена бросить ребенка, потому что у нее диагностировали позднюю стадию СПИДа. Ее семья не приняла бы ребенка из-за убеждения, что малышка могла заразиться. И неважно, что тест показал отрицательный результат. К тому же, пара из Теннесси, та, которую я сам опрашивал, до сих пор убеждена, что малышка может быть «заражена» СПИДом, несмотря на тесты врачей.

Я покачала головой.

— Как так выходит, что люди все тебе выкладывают?

— Я убедителен, если ты не заметила. — Джек провел рукой по моей ноге и искоса посмотрел на меня. Потом он отрезвел.

— Так, почему О’Ши все еще находится в твоем списке?

— Во-первых, Криста О’Ши находится на фотографии, которую получил Рой. Во-вторых, что если это не та девочка, которую они удочерили?

— Что?

— Что, если тесты были ошибочными? Что, если тот ребенок родился со СПИДом или умер по какой-то другой причине? Что, если Лу О’Ши похитила Саммер Дон, чтобы она заняла место того ребенка? Что, если О’Ши купил ее?

— Это кажется далеким от реальности. Они жили в Филадельфии, по крайней мере, несколько месяцев после удочерения Кристы. Саммер Дон была похищена в Конвее, верно?

— Да. Но у О’Ши есть кузены, живущие в районе Конвея, кузены, которых они навещали, когда Джес закончил семинарию. Даты совпадают. Я не могу исключить их. Это теоретически возможно. Если они купили Саммер Дон у кого-то, кто похитил ее, то они знали, что это было незаконно. Они притворились, что именно этого ребенка они и удочерили.

— А что касательно Анны? — спросила я резко.

— Джуди Кинджери, первая жена Дила, была психически больна.

Я продолжала изучать снимки. Потом повернулась и уставилась на Джека.

— Автомобильная авария почти наверняка была самоубийством. — Его ясные карие глаза посмотрели на меня поверх очков для чтения.

— О, бедный Дил. — Неудивительно, что он долго встречался с Вереной. Был предельно осторожным после того адского брака с женщиной с таким количеством проблем, а также после воспитания невменяемой матери.

— Мы не можем быть уверены, что жена не делала чего-то сумасшедшего. Возможно, она убила их собственного ребенка и украла Саммер Дон в качестве компенсации. Кинджери жили в Конвее в то время, когда девочку похитили. Возможно, Джуди Кинджери забрала Саммер Дон и рассказала Дилу какую-то невероятно убедительную историю.

— Ты говоришь… может быть так, что Дил не знал?

Джек пожал плечами.

— Это возможно, — сказал он, но не очень убедительно.

Я напряженно выдохнула.

— Ладно, Ева Осборн.

— Осборны приехали сюда из маленького городка в десяти милях от границы с Конвеем. Он работал в мебельных магазинах с тех пор, как закончил техникум. Мередит Осборн не закончила курса в колледже, выйдя за него замуж. Эмори Тед Осборн… — Джек вгляделся в страницу заметок сквозь стекла очков. — Эмори продает мебель и бытовую технику в мебельном центре «Мэйкпис». Ах да, я говорил тебе об этом, когда упомянул, что Бетти встречалась там с ним.

Мебельный центр «Мэйкпис» был самым лучшим в Бартли. Только там продавали высококлассную мебель и бытовую технику, и располагался он на городской площади, на которую постепенно перелез через два или три здания.

— У Эмори есть судимость?

Джек покачал головой.

— Ни у кого из этих людей нет судимости.

— Наверняка, есть что-то, что исключает Еву Осборн?

— Ты ее знаешь?

— Да, знаю. Осборны владеют маленьким домом, где живет моя сестра. Он стоит прямо рядом с их.

— Я ездил к ним. И даже не думал, что твоя сестра арендует у них коттедж.

— Ты знаешь, что Анна и Криста время от времени играют с ребенком Мередит Осборн? Я познакомилась с матерью и малышкой Евой, когда была у Верены пару дней назад.

— Что ты думаешь?

— У Осборнов новорожденная девочка. Миссис Осборн в целом выглядит так же, как и двадцать лет назад, кажется неплохой. Ева… ну, маленькая девочка немного пугливая. Очень тощая, как ее мать. А Эмори я не встречала.

— Он небольшого роста, тощий и блондин. Очень светлые волосы, голубые глаза, невидимые ресницы. Похоже, ему все еще не нужно бриться. Очень сдержанный. Много улыбается.

— Так где родилась Ева?

— Вот почему ее нельзя исключить. Домашние роды, — сказал Джек, поднимая брови настолько, насколько это было возможно. — Еву принимал Эмори. У него какое-то медицинское образование. Роды прошли слишком стремительно, они не успевали добраться до больницы.

— Мередит родила ребенка дома? — Хотя я знала, что исторически так сложилось, что женщины рожали детей дома гораздо чаще, чем в больницах, эта мысль заставила меня вздрогнуть.

— Да. — Лицо Джека выражало такое же отвращение, которое испытывала я, надеясь, что Джек никогда не попадал в ловушку в лифте с беременной женщиной.

Мы остались в кровати, уютно свернувшись калачиком и чувствуя тепло наших тел, беседуя наедине. Я не могла не думать об этом, как не могла отговорить Джека от расследования, даже если и считала это правильным… что на самом деле не так. Мне было ужасно жалко страдающих родителей, которые на протяжении многих лет хотят увидеть своего ребенка, но сестру, чья жизнь может быть разрушена за три дня до свадьбы, мне тоже жалко. Кажется, нет ничего, что я могла бы сделать, чтобы повлиять на исход расследования Джека.

Это был долгий день.

Я подумала о картине, представшей в кабинете врача, о несчастье, постигшем этих двух старых «рабочих лошадок» в их кабинете.

Обхватив руками коленки, я рассказала Джеку о докторе Лемее и миссис Армстронг. Он выслушал меня с большим вниманием и задал мне намного больше вопросов, чем я могла ответить.

— Думаешь, это могло быть связано с твоим расследованием? — спросила я.

— Сейчас я не вижу связи. — Он снял очки и положил их на ночной столик. — Но не кажется простым совпадением, что они убиты на этой неделе, как только я появился на сцене, и как только появилась новая зацепка в деле Макклесби. Я старался быть очень осторожным, но рано или поздно в столь маленьком городке все узнают, почему я здесь. Сейчас ты мое прикрытие, но это ненадолго, если я буду задавать не те вопросы.

Я посмотрела на часы Джека, затем соскользнула с кровати. В комнате стало холоднее, даже после того, как меня разогрел Джек. Больше всего на свете я хотела этим вечером лежать рядом с ним, но не могла.

— Я должна вернуться, — сказала я, натягивая одежду и стараясь придать ей скромный и симметричный вид, какой был ранее.

Джек тоже встал с кровати, но не так шустро.

— Полагаю, что да, — сказал он с ноткой тоски в голосе.

— Знаешь, мне надо вернуться домой сегодня вечером, — сказала я, но не резко. К тому времени он надел свои брюки. Я застегивала свой жакет, когда он снова начал меня целовать. Я попыталась отодвинуться, когда он сделал свой первый подход, а в следующую секунду обняла его.

— Я знаю, раз ты поставила спираль и мне больше не нужно использовать презерватив, это подразумевает, что я сплю только с тобой, — сказал он мне.

Это означало и что-то еще.

— Э… это также означает, что я тоже не сплю ни с кем другим, — напомнила я ему.

После многозначительного молчания он сжал меня так крепко, что я не могла дышать, и он издал что-то нечленораздельное. Внезапно я осознала: мы на секунду почувствовали одну и ту же вспышку, такую яркую, что она ослепила меня.

Потом нам пришлось отскочить друг от друга, опасаясь близости. Джек потянулся за рубашкой; я села, чтобы обуться. Я провела пальцами по волосам, застегнула пропущенную пуговицу.

Мы молчали по дороге домой, сильный мороз сковал наши кости. Когда мы свернули на подъездную дорожку, я увидела свет в затемненном углу гостиной. Джек наклонился, чтобы быстро поцеловать меня, и я, подмигнув, выпорхнула из машины и побежала по подмороженному газону.

Я заперла за собой дверь и встала перед панорамным окном. Глядя на маленький треугольник, не затененный елкой, я увидела, как машина Джека развернулась и поехала обратно в мотель. Простыни на его постели будут пахнуть мной.

Зайдя в свою комнату, где мама оставила включенную лампу, я медленно разделась. Слишком поздно принимать душ — он мог разбудить родителей, если они еще не проснулись, чтобы убедиться, что я дома и в безопасности, как они делали это, когда я была подростком. Не было счета тем бессонным ночам, которыми я их наградила.

Мимоходом я подумала о Терезе и Саймоне Макклесби. Сколько добрых ночей они провели за эти восемь лет с момента исчезновения их дочери?

Убийство врача и медсестры, напряжение на репетиции свадьбы и шок от всего, что поведал мне Джек, не должны были дать мне уснуть. Но времяпровождение с Джеком сняло с меня напряжение. Даже без секса, подумала я с некоторой долей удивления, мне стало бы лучше. Я заползла на свою кровать, повернулась на бок, просунула руку под подушку, и сразу же уснула.

На следующий день я приняла душ и оделась, прежде чем выйти позавтракать и выпить чашечку кофе. Я сделала парочку упражнений на подъем торса и поднимание ног, чтобы не чувствовать себя развалиной остаток дня. Мои родители сидели за столом, подпирая газеты, когда я взяла кружку из шкафа.

— Доброе утро, — сказала мама с улыбкой.

Отец хмыкнул и кивнул.

— Как прошло твое свидание прошлой ночью? — решилась спросить мама, когда я подсела к ним.

— Хорошо, — сказала я. Мой тост выскочил, и я положила его на тарелку.

Папа посмотрел на меня поверх своих очков.

— Ты пришла домой довольно поздно, — отметил он.

— Да.

— Как долго ты встречаешься с этим мужчиной? Твоя мать говорит, он частный детектив? Разве это не риск в своем роде?

Я ответила на самый безопасный вопрос.

— Я встречаюсь с ним пару недель.

— Ты думаешь, у него серьезные намерения?

— Иногда.

Отец посмотрел на меня с некоторым раздражением.

— Что это сейчас означает?

— Я думаю, это означает, что она больше не хочет отвечать на вопросы, Джеральд, — сказала мама. Она потерла переносицу большим и указательным пальцами, скрывая легкую улыбку.

— Отец должен знать о мужчинах, которые встречаются с его девочкой, — сказал мой отец.

— Его девочке почти тридцать два года, — напомнила я ему, пытаясь удержать нежность в голосе.

Он покачал головой.

— Поверить не могу. Почему это делает меня старым, черт его возьми, псом!

Мы все дружно засмеялись над этим душещипательным комментарием.

Папа собрался побриться, следуя почти неизменному утреннему распорядку. Он высунул голову обратно в дверь прямо в тот момент, как я откусила кусочек тоста.

— Можешь тоже пристроиться детективом? — спросил он, затем поспешил удалиться, до того как я рассмеялась или швырнула в него тост.

— В газете говорится, — начала моя мать, когда я закончила пить кофе, — что Дэйв Лемей и Бинни Армстронг были убиты прямо перед вашим приходом, нашла их Верена.

— Я так думаю, — сказал я после паузы.

— Ты прикасалась к ним?

— Верена прикасалась. Она же медсестра, — сказала я, напоминая маме, что я не единственная, кто присутствовал при этом ужасе.

— Верно, — медленно сказала мама, как человек, сделавший открытие, которому он был отчасти рад, а отчасти встревожен им. — Она постоянно имеет дело с такими вещами.

— С такими или еще хуже.

Как-то раз Верена описала мне в красках, как один мотоциклист протянул руку в самый неподходящий момент и пришел в больницу уже без неё. У случайно проезжающего хватило силы духа обернуть ее в одеяло, на котором сидела его собака во время поездок, и доставить ее в больницу. Я видела ужасные вещи… может быть такие же ужасные, как эти… но не думала, что спокойно бы отнеслась к этому. Верена радовалась не кризисным ситуациям, а эффективному реагированию медперсонала.

Очевидно, она рассказывала не обо всех аспектах работы медсестры, по крайней мере, нашей маме.

— Я никогда не представляла себе ее работу в таком ключе. — Моя мама погрузилась в размышления, как будто она увидела младшую дочь в другом свете.

Я за пару минут прочла комиксы, колонку Энн Ландерс, гороскопы, просмотрела зашифрованные слова и «нашла ошибку» в рисунке. Никогда не бывало времени на все это дома. И слава Богу.

— Что сегодня на повестке дня? — спросила я без особого энтузиазма. Радость от присутствия Джека в городе сошла на нет, вместо нее пришло терзающее душу беспокойство из-за подозрений Джека.

— О, во второй половине дня сбор у Грейс, но сегодня утром мы должны съездить в Корбетт и забрать пару вещей, о которых они говорили нам по телефону.

Корбетт — это сувенирный магазин самого высокого класса в этом городке. Каждая невеста, имеющая хоть малейшие притязания на хороший вкус, обращалась в Корбетт, чтобы внести в список наборы фарфоровой и серебряной посуды, а также указать ряд желаемых цветов, которые хорошо бы сочетались с будущей ванной и кухней невесты. В Корбетте также торговали малой бытовой техникой, дорогой посудой, постельным бельем и льняными столовыми скатертями. Многие невесты оставили там всеохватывающий список. Верена и я всегда называли его списком «хотелок».

Спустя два бесконечно скучных часа мы были в машине Верены, припаркованной параллельно городской площади Бартли. Старая почта уже практически развалилась с одного края, в то время как здание суда с ухоженным газоном по центру было украшено рождественскими украшениями. В отличие от Шекспира, Бартли держался за рождественскую сценку в яслях, хотя я никогда не находила пластиковые фигуры в деревянном сарае образцом духовности. Рождественское песнопение беспрерывно доносилось из динамиков, расположенных вокруг площади, все торговцы украсили свои витрины мерцающими цветными огоньками и искусственным снегом.

Можно ли испытывать религиозное благоговение перед Рождеством, если слишком измотан из-за всей этой чепухи за прошедшие три года.

Я рада была видеть, что Верена нажала на «замок» в ее связке ключей, и в машине прозвучал короткий гудок. Это означало, что ее команда получена. Естественно, мы все посмотрели на машину в этот момент — бессмысленная, но естественная реакция — и я едва не заметила бегущего человека, пока не стало поздно.

Он появился из ниоткуда и уже протянул руку, чтобы схватить мамин кошелек, который она свободно сжимала под мышкой.

С большим удовольствием я приняла упор на левую ногу, согнула правую ногу в колене, и нанесла удар ему в челюсть. В реальной жизни (в отличие от кино) высокие удары рискованны и отнимают много энергии: колено и пах — вот самые надежные цели. Но это был мой шанс использовать этот приём, и я его не упустила. Благодаря многочасовым тренировкам я нанесла точный удар в челюсть тыльной стороной стопы. Он пошатнулся. Я снова подловила его при падении, но этот порыв не был столь эффективен. Это не столько навредило ему, сколько ускорило его падение.

Ему удалось приземлиться на колени, я схватила его правую руку и резко завела назад. Он закричал и упал на тротуар, я держала его руку сзади и под углом, зная, что это очень больно. Стояла я с правой стороны, чтобы у него не получилось дотянуться до меня левой рукой, вздумай он подняться и схватить меня за лодыжку.

— Если двинешься, я сломаю тебе руку, — сказала я ему искренне.

Он поверил мне. Лежал на тротуаре, ловя ртом воздух и всхлипывая, чтобы перевести дыхание.

Я подняла взгляд и увидела мать и сестру, смотрящих не на противника, а на меня с ошеломленным изумлением, отчего лица казались глуповатыми.

— Вызовите полицию, — подсказала я им.

Верена подскочила и побежала в Корбетт. В эти дни ей приходится часто звонить в полицию. Сестры Бард в ударе.

Человек, которого я сбила, был коренастым черным. На нем было дырявое пальто, распространяющее вонь. Я предположила, что он скорее всего тот же субъект, что выхватил кошелек у Дианы Дайкеман пару дней назад.

— Отпусти меня, сука, — заговорил он, достаточно отдышавшись.

— Будь вежлив, — сказала я жестким голосом. И заломила ему руку повыше, отчего он закричал.

— О, Лили, — выдохнула моя мама. — О, дорогая. Это необходимо? — Ее голос затих, когда я посмотрела ей в глаза.

— Да, — сказала я. — Это необходимо.

Сирена зазвучала прямо позади меня. Патрульный офицер, должно быть, был за два квартала, когда получил звонок от диспетчера. Из-за нее я чуть не потеряла хватку. На автомобиле было напечатано по дуге «полицейское управление» на городском символе Бартли, какой-то сложной комбинации, включающей в себя хлопок и тракторы. Под символом большими буквами написано «Шеф».

— Что у нас тут? — спросил человек в униформе, выйдя на тротуар. У него были каштановые волосы и опрятные усы. Он был худощав, если не принимать во внимание пузо как на пятом месяце беременности. Он смотрел на мужчину на тротуаре, которого я вцепилась.

— Привет, Лили, — он оценил ситуацию. — Что это тут у тебя?

— Чендлер? — сказала я, всматриваясь в его лицо. — Чендлер Макаду?

— Во плоти, — протянул он. — Ты поймала вора сумок?

— Кажется.

— Привет, Миз Бард, — сказал Чендлер, кивая моей матери, которая автоматически кивнула в ответ. Я посмотрела на ее шокированное лицо, думая, что ничего не могу сделать, чтобы она почувствовала себя немного лучше. Быть жертвой случайного преступления — отвратительный опыт.

Чендлер Макаду один незабываемый семестр был моим партнером по лабораторным в средней школе. Мы вместе препарировали лягушек. Я держала нож или скальпель? Не могу вспомнить. Я была глупой брезгливой девочкой, когда Чендлер посмотрел мне прямо в глаза и сказал, что я слабая и бесполезная тварь, если не могу сделать один малюсенький разрез в мертвой лягушке.

Он был прав, поняла я, и сделала что требовалось.

Это был не единственный случай, когда Чендлер Макаду посмел на меня повлиять, но единственный, когда я послушалась.

Затем Чендлер потянулся за наручниками и доведенным до автоматизма движением надел их на моего пленника, пока тот не осознал, что происходит. Я поднялась, не без учтивой помощи главы полиции Чендлера, и пока рассказывала ему о случившемся, он поставил заключенного в наручники на ноги и потащил его к полицейской машине.

Он выслушал и связался по рации.

Я следила за каждым его движением и не смогла распознать в этом человеке, главе полиции с его строгой стрижкой и холодным взглядом, того мальчика, с которым бы я напилась на «Мятежном крике».

— Как думаешь, откуда он взялся? — спросил Чендлер как бы между прочим. Верена и продавцы уговорили мою мать пройти в магазин.

— Должно быть, он был там, — решила я, указывая на переулок между Корбеттом и мебельным магазином. — Это единственное место, где он мог бы оставаться невидимым. — Это была узкая аллея, и если бы он прятался всего в нескольких футах, увидеть его не получилось бы. — Где украли сумочку у Дианы Дикмен?

Чендлер посмотрел на меня.

— Ее обокрали у аптеки Дила, за два квартала отсюда, — сказал он. — Грабитель прятался в переулке, мы не смогли выследить его. Не представляю, как мы упустили этого парня, но предполагаю, что он мог скрываться, пока мы не проверили переулок за магазином. Есть еще несколько небольших ниш и потайных отверстий, в центре города их больше, чем собак нерезаных.

Я кивнула. Центру Бартли было больше ста пятидесяти лет, за это время компании городского квартала циклично процветали и разорялись, в потайные ниши поверить я могла.

— Оставайся на месте, — сказал Чендлер и шагнул в переулок. Я вздохнула и осталась стоять. Пару раз проверила время. Он отсутствовал в течение семи минут.

— Я думаю, что он там еще и спал, — Чендлер снова появился на тротуаре. Внезапно мой приятель из средней школы оживился, в нем больше не было никакого вялого полицейского духа небольшого городка. — Я не нашел сумочку Дианы, только какие-то картонные коробки из-под холодильника и гнездо из тряпок.

Чендлер задержал дыхание, как перед кульминационным моментом. Он нагнулся к своему автомобилю и снова воспользовался рацией.

— Я только что связался с Брайнердом, кто-то ответил на запрос по делам об убийствах, — сказал он мне после того, как выпрямился. — Пошли, посмотрим.

Я проследовала за Чендлером вниз по переулку. Мы достигли Т-образного перекрестка, где этот переулочек присоединялся к большему переулку, шедшему позади зданий к западу квартала. Там лежала коробка из-под холодильника, спрятанная в нишу за кустарниками, случайно проросшими в трещинах тротуара. Я проследила за пальцем Чендлера, чтобы увидеть длинную ржавую трубу, спрятанную за коробкой. Труба лежала в сломанном водостоке, который раньше шел от крыши мебельного магазина к сточной канаве. Лежала она там целиком, но невидимая, если не заглянуть с одного края. Труба была больше двух футов в длину и приблизительно два дюйма в диаметре, с одного конца темнее, чем с другого.

— Пятна крови? — сказал Чендлер. — Думаю, это кровь Дэйва Лемея.

Я уставилась на трубу снова и поняла.

Тот же человек, который, возможно, забил до смерти доктора и его медсестру, близко подобрался к моей матери. В течение безумной секунды я пожалела, что не ударила его ногой сильнее и чаще. Я с легкостью могла бы сломать ему руку или череп, пока прижимала его к тротуару. Осмотрела аллею. И оглянулась на профиль человека, сидевшего в машине Чендлера. Лицо было пустым. Дома никого.

— Иди в магазин, Лили, — сказал Чендлер, возможно, слишком легко читая мое лицо. — Ты нужна своей маме и Верене тоже. Мы поговорим позднее.

Я развернулась на пятках и зашагала по переулку на улицу, чтобы войти в стеклянную парадную дверь Корбетт. Колокольчик, прикрепленный к двери, зазвонил, и маленькая толпа вокруг моей матери раздвинулась, чтобы поглотить меня.

Напротив площадки невест располагался диван, где все местные невесты и женихи выбирали выставленный фарфор и серебро. Мать сидела на диване, Верена рядом с ней, объясняя, что произошло.

Другой полицейский автомобиль встал у бордюра, демонстрируя активность правоохранителей. Среди всей этой суеты, телефонных разговоров и озабоченности на лицах женщин вокруг нее, моя мать постепенно вернула свой цвет лица и хладнокровие. Удостоверившись, что мама в порядке, Верена отвела меня в сторону и пожала мне руку.

— Ну, сестричка, — сказала она.

Я пожала плечами.

— Ты все сделала хорошо.

Я чуть вновь не пожала плечами, отведя взгляд. Но вместо этого рискнула улыбнуться.

И Верена улыбнулась в ответ.

— Эй, я не очень хочу прерывать этот разговор между сестрами, — сказал Чендлер, заглядывая в дверь магазина, — но мне необходимо принять заявления от вас троих.

Таким образом мы отправились к небольшому полицейскому участку Бартли через квартал отсюда, чтобы написать заявления. То, что произошло, было так быстро и просто, вопрос нескольких секунд, не отнимавший много времени. На выходе Чендлер напомнил нам зайти в участок на следующий день, чтобы подписать их.

Чендлер кивнул мне остаться. Я послушно отстала и посмотрела на него с любопытством. Он молчал, не поднимая глаз.

— Они когда-нибудь поймали их, Лили?

Затылок закололо и сдавило.

— Нет, — сказала я.

— Черт. — И он шагнул назад в свой крошечный офис. Экипировка, которую он носил на поясе, превращала каждый его шаг в заявление уверенности. Я глубоко вдохнула и поторопилась догнать маму и Верену.

Мы все еще должны были вернуться в магазин подарков. Женщины моей семьи не позволят небольшому происшествию, такому, как попытка ограбления, удержать их от назначенных походов. Поэтому мы вернулись в наше свадебное русло. Верена получила корзину, полную подарков, за которыми приехала, мама приняла поздравление относительно предстоящего брака Верены, меня похлопали по спине (хотя и несколько робко) за то, что остановила грабителя, и когда мой запас адреналина наконец иссяк… я снова заскучала.

Мы поехали домой, чтобы открыть подарки и переписать их. Мама и Верена рассказывали папе о нашем неожиданно захватывающем походе по магазинам, а я прошла в гостиную и уставилась в переднее окно, включив огни рождественской елки, которые, мигнув, замерли.

Я задумалась о занятии Джека.

И поймала себя на мысли о бездомном человеке, которого скрутила. Я подумала, о покрасневших глазах, щетине на его лице, неопрятности, запахе. Продолжал бы доктор Лемей сидеть за своим столом, зайди такой человек в его офис? Не уверена.

Доктор Лемей, должно быть, умер первым. Если бы он услышал, что Бинни Армстронг говорит с неизвестным мужчиной, а потом на Бинни напали бы, его бы не застигли за столом. Он бы стал обороняться, несмотря на возраст. Он был гордым человеком, мужественным.

Если этот печальный субъект пробился в кабинет врача, когда тот был официально закрыт, доктор Лемей бы указал ему на дверь или сказал ему, чтобы тот записался на прием, или позвонил бы в полицию, или отправил бы его к врачу отделения неотложной помощи, который приезжал из Пайн-Блафф каждый день. У Дэйва Лемей было много вариантов, как поступить с бомжом.

Но он бы не остался за своим столом.

У злоумышленника была в руках труба. Он не наткнулся на нее в кабинете врача. А если злоумышленник вошел с трубой, то он намеревался убить доктора Лемея и миссис Армстронг.

Я качала головой, глядя в окно гостиной. Я не сотрудник правопорядка или какой-то детектив, но кое-что не вписывалось в картину, версия о бездомном убийце просто не имела смысла. И чем больше я думала об этом, тем подозрительнее это казалось: если бездомный мужчина убил доктора Лемея и миссис Армстронг, почему он не ограбил их? Мог ли ужас за содеянное заставить его уйти его, прежде чем он достиг своей цели?

Если он был невиновен, как могло орудие убийства, согласно подозрениям Чендлера Макаду, оказаться в переулке? Если этот человек был достаточно умен, чтобы спрятать сумочку Дианы Дикемен, которую почти наверняка украл именно он, почему ему не хватило ума избавиться от доказательств более тяжкого преступления?

«Я скажу, что я бы сделала», — подумала я. Если бы я хотела совершить убийство и скинуть его на невиновного человека, я бы подкинула орудие убийства бездомному мужчине, тем более темнокожему… без местных связей, скорее всего, без алиби, на которого уже заявили в полицию.

Вот что я бы сделала.

Задняя дверь в кабинет врача была заперта, вспомнила я. Значит, убийца вошел через переднюю, как мы с Вереной. Он прошел мимо двери комнаты, в которой работала миссис Армстронг, ее это не встревожило. Бинни Армстронг лежала в дверном проеме, значит, она спокойно продолжала заниматься своими делами в маленькой лаборатории.

Значит, убийца, неся трубу, входит в офис, официально закрытый. Убийца проходит мимо Бинни Армстронг, которая остается на своем месте. Затем он входит в кабинет доктора Лемея, смотрит на старика по другую сторону громоздкого рабочего стола, говорит с ним. Хотя у убийцы в руке была длинная труба, врач по-прежнему не взволновался.

Я почувствовала мурашки на коже.

Без предупреждения, так как доктор Лемей по-прежнему сидел в кресле, которое все еще не было отодвинуто от стола, убийца поднял трубу и ударил доктора Лемея по голове и продолжал бить его, пока тот не стал кровавым месивом. Затем убийца вышел в холл, а Бинни поспешила из лаборатории на ужасные звуки, которые она услышала. Он ударил ее тоже… бил до тех пор, пока она не оказалась на грани между жизнью и смертью.

Затем он вышел через переднюю дверь и сел в свой автомобиль… но, конечно, он, должен быть весь в крови?

Я нахмурилась. Тут была загвоздка. Даже самый ангельский из белых людей не мог выйти из кабинета врача днем, весь забрызганный кровью, да еще и с окровавленной трубой.

— Лили? — прозвучал голос моей матери. — Лили?

— Да?

— Я думала, что у нас будет ранний обед, затем примем душ после полудня.

— Хорошо. — Я попыталась контролировать спазм в животе при мысли о еде.

— Обед на столе. Я звала тебя дважды.

— О. Прости. — Когда я нехотя опустила ложку в суп из говядины, то попыталась вернуться к мыслям, но они не пожелали выходить.

Мы все сидели за кухонным столом, прямо как много лет назад.

Вдруг эта сцена показалась чрезвычайно мрачной. Мы все еще были здесь, все четверо.

— Прошу прощения, мне нужно прогуляться, — сказала я, отодвигаясь от стола. Все трое посмотрели на меня, знакомая тревога сжала их рты. Но принуждение стало столь сильным, что я больше не могла играть свою роль.

Выходя из дома, я накинула пальто и надела перчатки.

Первый квартал прогулки был блаженством. А еще я была одна в замораживающем холоде, перед лицом пронизывающего ветра. Солнце светило своим водянистым зимним светом, из-за яркости сосен и кустов падуба на фоне бледно-синего неба я жмурилась. Ветви деревьев были похожи на морозные кружева. Большая коричневая собака нашего соседа лаяла и таскала цепь по всей длине двора, когда я проходила мимо, но прекратила и не доставила мне больших проблем. Я помнила, что должна кивать, когда автомобили проезжают мимо, но в Бартли это случалось не так часто даже в обеденное время.

Я повернула за угол, чтобы ветер дул мне в спину, и прошла пресвитерианскую церковь и дом пастора, где жили О’Ши. Я задумалась, позволил ли малыш Люк выспаться Лу. Но я не могла думать об О’Ши, не вспоминая о фотографии, которую Рой Костимиглия получил по почте.

Кто бы ни послал ту фотографию, он, очевидно, знал, что девочкой была похищенная Саммер Дон Макклесби. Та особенная фотография, приложенная к той особой статье, посланная Макклесби, была предназначена, чтобы привести Роя Костимиглию к одному заключению. Почему анонимный отправитель не сделал еще один шаг вперед и не обвел лицо ребенка в кружок? К чему двусмысленность?

Та еще задачка.

Конечно… если выяснить, кто прислал это фото… можно выяснить зачем. Возможно.

«Большой пробел в расследовании, Лили», — сказала я себе презрительно и пошла еще быстрее. Коричневый конверт для почтовой пересылки мог быть куплен в любом Уол-Марте, фотография из ежегодника, купленного сотней учащихся… хорошо, в одной копии теперь не хватает той страницы. Двадцать третьей, вспомнила я и представила тяжелый портфель Джека.

Вообще-то, это была головная боль Джека. Та самая, за решение которой Джеку платили.

Но я должна была узнать ответ, прежде чем Верена выйдет замуж за Дила Кинджери. И как бы то ни было, Джек был опытным и упорным детективом, а я в Бартли своя.

Вот поэтому-то я попыталась изобрести способ помочь Джеку разузнать какую-никакую информацию.

И ни черта не могла придумать, чем помочь.

Но может хоть что-то само приплывет в руки.

Чем упорнее и дальше я уходила, тем лучше себя чувствовала. Мне легче дышалось: клаустрофобия, вызванная семейной близостью, ослабляла свой узел.

Я посмотрела на часы и остановилась как вкопанная.

Настало время для приема гостей с преподнесением свадебных подарков.

К счастью я блуждала неподалеку, меня занесло только за четыре квартала от отчего дома. Я быстрым шагом вернулась и оказалась у парадной двери за минуту. К счастью, они оставили дверь незапертой. Я помчалась в свою спальню, вылезла из джинсов и свитера, надела черные брюки, синюю блузку, подходящую к черному жакету. Затем проверила местоположение вечеринки и помчалась к двери.

Я опоздала всего лишь на десять минут.

Это была кухонная вечеринка в доме лучшей подруги мамы, Грейс Паркс. Грейс жила на улице больших домов, и ее был одним из самых больших. Она заказывала ежедневную уборку, вспомнила я, и бросила профессиональный взгляд на дом, когда вошла.

Вы не уловили бы облегчение во взгляде Грейс, но линии, заключающие в скобки ее большой рот, расслабились, когда я вошла. Она, как заведено, обняла меня и немного болезненно похлопала по плечу, сообщив, что моя мать и сестра ожидают в гостиной. Мне всегда нравилась Грейс, которая останется блондинкой до самой своей кончины. Грейс казалась несокрушимой. Ее карие глаза всегда были густо накрашены, соблазнительная фигура никогда не обвисала (по крайней мере, на первый взгляд), она постоянно носила великолепные драгоценности.

Она мягко переместила меня на стул, который поставила прямо рядом с моей матерью и ответила на вопрос одного из собравшихся гостей, одновременно всучивая мне в руки карандаш и блокнот. На мгновение я безучастно уставилась на них, пока не поняла, что меня назначили записывать подарки и дарящих.

Я осторожно улыбнулась маме, и она улыбнулась мне в ответ. Верена посмотрела на меня в равной степени и с раздражением, и облегчением.

— Прости, — сказала я тихо.

— Прощаем, — мамин голос звучал спокойно, будто это и впрямь маловажно.

Я кивнула кучке женщин в огромной гостиной Грейс, узнавая большинство из них по вечеринке, прошедшей два дня назад. Эти люди были столь же расслаблены, как Верена, готовящаяся к свадьбе. Видимо, на эту вечеринку было приглашено больше людей; возможно, из-за того, что у Грейс настолько большой дом, она разрешила Верене расширить основной список приглашенных.

Поскольку я думала об их дочерях, я особенно выделила Мередит Осборн и Лу О’Ши. Миссис Кинджери сидела с другой стороны от Верены, что было облегчением. Но мне казалось несправедливым, что у Дила была такая действующая на нервы мать после того, как его жена оказалась достаточно сумасшедшей, чтобы совершить самоубийство. Я видела, почему его тянуло к Верене, которая, на мой взгляд, была одной из самых стабильных и уравновешенных людей, которых я когда-либо знала.

Впервые это до меня дошло. Странно, как можно знать кого-то всю свою жизнь и до сих пор не увидеть их сильные стороны и слабые места.

У этой вечеринки была кухонная тема. Всех гостей попросили включить их любимый рецепт в подарки. На торжественном открытии я принялась за дело. Мой почерк не был изящным, но понятным, и я попыталась сделать работу тщательно. Некоторые коробки были набиты мелочами, а не одним подарком типа набора полотенец. Диана Дикмен (та, у которой украли сумочку) подарила Верене набор мерных ложек и мерных чашек с небольшой шкалой и диаграммой эквивалентностей веса, и мне пришлось использовать свой навык микроскопического письма, чтобы все это уместить.

Я решила, что выполнила работу превосходно, потому что мне не приходилось ни с кем заговаривать. История о том, как я скрутила вора, по городу не разошлась, мама с Вереной избегали этой темы. Но я была вполне уверена, что этому сюжету настанет время за закусками.

Этот момент наступил, когда все подарки были открыты. Грейс Паркс исчезла на значительное время, потом появилась, и, взяв меня за локоть, попросила разлить пунш.

Мне пришло в голову, что Грейс понимала меня довольно хорошо. Я оценивающе посмотрела на нее, когда заняла свое место на одном конце ее массивного овального обеденного стола, отполированного до сверкающего блеска и разделенного пополам рождественской салфеткой-бегуном. Он был уставлен обычной едой для вечеринки: орехами, пирожными, сэндвичами, мятными конфетками, закусками.

— Ты похожа на меня, — сказала Грейс. Она пристально смотрела на меня. — Тебе больше нравится чем-то занять руки, чем сидеть и слушать.

Мне и в голову не приходило, что в каком-то смысле я была похожа на элегантную Грейс Паркс. Я кивнула и начала заполнять черпак для первого круга вокруг стола Верены, виновницы торжества.

Мне надо было только спрашивать «Пунша?», затем улыбаться и кивать.

Спустя длительное время все закончилось, мы снова положили подарки в автомобиль, щедро поблагодарили Грейс и поехали домой, чтобы разгрузиться.

После того, как я переоделась обратно в джинсы и свитер, Верена спросила меня, поеду ли я к ней домой помочь упаковать вещи. Она потихоньку перевозила свои вещи в дом Дила с прошлого месяца, начиная с вещей, в которых нуждалась меньше всего.

Конечно, я согласилась, радуясь от перспективы того, чтобы буду занята и полезна. Мы быстро перекусили сэндвичами и поехали с несколькими остановками по пути. Дил, как сказала мне Верена, проводил время с Анной, сигнализирующей, что она была перегружена всеми свадебными волнениями.

— Я достигла точки, где все, что я могу делать у себя — это спать, — сказала она мне, надев свой свитер. — Но у меня арендный договор вплоть до конца декабря, потому что я не хочу возвращаться к родным. — Я кивнула, понимая, что как только она сделает это, они с Дилом потеряют любую частную жизнь, которая у них есть. Или Верена просто хотела гарантий, что она получила передышку от наших родителей?

— Что тебе осталось упаковать?

Верена начала открывать шкафы, показывая мне, что не успела опустошить их до настоящего времени.

Мы заехали в несколько магазинов за коробками. В центре было пусто, большинство компаний закрылись. В это время года в шесть часов полностью темнело, ночь была очень холодной. Дом казался теплым и домашним, в отличие от черноты снаружи.

Мне поручили упаковать вещи из крошечного шкафа у парадной двери, в котором хранились запасные лампочки, удлинители, батарейки и пылесос. Когда я принялась упаковывать их в крепкую коробку, Верена начала заворачивать какие-то горшки и кастрюли в газету. Какое-то время мы работали в удобной тишине.

Верена только спросила, хочу ли я немного горячего шоколада, как мы услышали, будто к дому кто-то идет.

Паника, захлестнувшая нас тем утром, заставила нас нервничать и сейчас. Мы обе подняли наши головы как оленихи, услышавшие топот ботинок охотника. Я видела, что Верена повернулась ко мне, но покачала головой, чтобы заставить ее хранить молчание.

Потом кто-то пнул входную дверь.

Верена вскрикнула.

— Кто там? — спросила я, стоя поодаль от двери.

— Джек, — прокричал он. — Впусти меня!

Я судорожно выдохнула, испуганная и взбешенная этим. Я дернула дверь, приготовившись сообщить ему, насколько меня это встряхнуло. Слова застряли в горле, когда я открыла дверь. Джек нес Мередит Осборн. Она была в крови.

Позади я услышала, как Верена подняла трубку, набирая 911. Она быстро переговорила с тем, кто ответил.

Джек осунулся от шока. Часть крови Мередит Осборна была размазана по нему. Он прерывисто дышал. Хотя она была маленькой женщиной, он нес ее как мертвый груз.

Верена взяла простыню, которую только что сложила, накрыла ею диван, и Джек с удовольствием положил маленькую женщину вниз. Опустив ее, мгновение постоял со все еще вытянутыми руками. Затем со стоном выпрямился, бессознательно поводя плечами в попытке расслабить напряженные мышцы.

Верена уже стояла на коленях около дивана, ее руки были на запястьях женщины. Она покачала головой.

— У нее есть пульс, но он… — Верена снова покачала головой. — Она лежала снаружи. — Лицо умирающей женщины было белым как мел, холод сковал ее крошечное тело, закручиваясь водоворотом в теплой комнате.

Издалека донеслись сирены скорой помощи.

Мередит Осборн открыла глаза и посмотрела на меня.

Кто-то ударил ее по лицу, губы были разбиты и кровоточили. Под кровью они были синими, как и ее ногти.

Она открыла рот.

— Дети, — прошептала она.

— Не беспокойся, — сказала Верена незамедлительно. — Они в порядке.

Мередит Осборн перевела взгляд с меня на Верену. Ее рот снова открылся. Она пыталась сказать Верене что-то изо всех сил.

Вместо этого она умерла.

Глава 5

Я держалась за Джека. Он держался за меня. Мы видели, как умирали люди, плохие и жестокие, люди, которым не повезло оказаться не в то время, не в том месте. Эта молодая женщина, недавно ставшая матерью, избитая и оставленная умирать на морозе, к ним не относилась.

Это Верена побежала в дом Осборнов посмотреть, там ли находятся дети, это Верена обнаружила, что дом был пуст и тих. И двадцать минут спустя это Верена караулила автомобиль с Эмори Осборном, Евой и малышкой Джейн на подъездной дорожке, чтобы встретить их новостями, которые изменят их жизни навсегда.

Долговязый детектив Брайнерд либо снова находился на дежурстве, либо еще не уходил, он с сомнением следил за мной, даже после того, как мы объяснили, что произошло.

— Что вы здесь делаете? — спросил он Джека прямо. — Я не поверю, что вы из этих мест, сэр.

— Нет, сэр, не из этих. Я здесь для того, чтобы встретиться с Лили, остановился в мотеле «Дельта». — Джек отпустил меня и встал ближе к Брайнерду.

Я смотрела в пол. Не знала, совершает ли Джек ошибку, храня в тайне свое дело в Бартли.

— Как вы узнали, что мисс Бард здесь?

— Ее автомобиль здесь, — пояснил Джек.

Что правда, то правда, мы приехали на моей машине. Мама взяла машину Верены на свадебную вечеринку, поэтому я подвезла ее в коттедж.

После прилива энергии Верена резко упала в кресле, глядя в пространство.

— Так вы остановились здесь, чтобы повидаться с мисс Бард?

— И когда я припарковал машину, мне померещился шум за домом, — сказал Джек спокойно. — Решил проверить, прежде чем потревожить Лили и Верену.

— Вы нашли миссис Осборн.

— Да. Она лежала между дальним концом дома и их гаражом.

— Она говорила с вами?

— Нет.

— Она ничего не сказала?

— Нет. Кажется, она не понимала, что я нес ее.

— Но она говорила, когда лежала на кушетке?

— Да, — сказала я.

Джек и детектив Брайнерд повернулись одновременно.

— И что она сказала? — спросил полицейский.

— Она сказала «дети».

— И это все?

— Это все.

Брайнерд выглядел задумчивым настолько, насколько мог.

Что имела в виду Мередит Осборн? Последние мысли умирающей женщины просто остановились на детях, которых она покидает? Или те слова означали большее? Ее двое детей в опасности? Или она думала об этих трех девочках на фотографии?

Кто бы ни послал фото другу Джека Рою, он запустил цепь смертельных событий.

После того, как машина скорой помощи увезла тело Мередит, я уставилась в окно, наблюдая, как полиция прочесывает задний двор, где она лежала, истекая кровью и замерзая.

Во мне все клокотало от гнева.

У смерти Мередит Осборн даже не было милосердия, чтобы стать быстрой. У Дэйва Лемея и Бинни Армстронг было только мгновение, чтобы испугаться смерти, и то было ужасное мгновение, поверьте мне. Но лежать на своем собственном заднем дворе, не имея возможности вызвать помощь, чувствуя свой собственный конец, вползающий в тебя… я закрыла глаза, чувствуя, что меня колотит. Я знала о часах страха, когда ты уверен, что смерть неминуема и неизбежна. Меня, как бы то ни было, спасли. Мередит Осборн — нет.

Джек положил руку мне на плечо.

— Я хочу уйти, — прошептала я.

Этого сделать было нельзя, мы оба знали это.

— Прости, — сказала я более спокойно, слыша в голосе холод. — Я веду себя глупо.

Джек вздохнул.

— Я бы тоже хотел уйти.

— Чем ее убили?

— Не пистолетом. Ножевое ранение, я думаю.

Я вздрогнула. Я ненавидела ножи.

— Это мы навлекли, Джек? — прошептала я.

— Нет, — сказал он. — Это началось до того, как мы приехали. Но когда я уеду, это закончится. — Когда Джек впивался зубами во что-то, он не отпускал, даже когда кусал не там.

— Завтра, — сказала я ему тихо. — Мы поговорим завтра.

— Да.

Я забрала Верену ночевать домой. Она не могла заснуть в этом доме. Она стояла и смотрела в боковое окно на освещенный задний двор, на фигуры, перемещающиеся по нему. Я попыталась вывернуться. Но отойдя от Джека, снова протянула руку, чтобы схватить его за запястье. Кажется, я не смогу отпустить его. Я посмотрела вниз на ноги, борясь с собой.

— Лили? — Под вопросительным тоном его голос был хриплым.

Я сильно прикусила губу.

— Я ухожу, — сказала я, отпуская его. — Увидимся утром, в восемь. В мотеле. — Я заглянула ему в лицо.

Он кивнул.

— Запри дом, когда полиция разрешит уехать, хорошо?

Верена, казалось, не слышала нас. Она стояла как статуя у того окна, ее сумка лежала на полу рядом.

— Конечно, — сказал он, все еще пристально глядя на меня.

— Тогда увидимся завтра, — я повернулась к нему спиной и вышла, поманив сестру за собой.

Я сделала много тяжелых вещей, но это была одной из самых трудных.

Когда мы добрались до дома родителей, на часах было девять, но по ощущениям будто настала полночь. Я не хотела никого видеть и ни с кем говорить, и все же так или иначе моим родителям нужно было сообщить, с ними нужно было поговорить. К счастью для меня, Верена вернула свое равновесие к тому времени, когда увидела мать, и хотя она немного плакала, ей удалось рассказать об ужасной смерти Мередит Осборн.

— Должна ли я просто взять и отменить свадьбу? — спросила она со слезами на глазах.

Я знала, что моя мать отговорит ее от этого. Мне было невмоготу нахождение с людьми в этот момент. Я пошла в свою комнату и плотно закрыла дверь. Отец встал под дверью; я узнала его шаги.

— Ты в порядке, тыковка? — позвал он.

— Да.

— Хочешь побыть одна?

Я сжала кулаки, пока короткие ногти не впились в ладони.

— Да, пожалуйста.

— Хорошо, — он ушел, слава Богу.

Я лежала на жесткой постели, сложив руки на животе, и думала.

Я не могла представить, как разузнать больше информации о трех девочках, которые могли быть Саммер Дон. Но я была убеждена, что Мередит Осборн была убита, потому что она знала, какая девочка не была той, за кого себя выдавала. Я попыталась представить Лу О’Ши или преподобного О’Ши, нападающих на Мередит на леденящем холоде на заднем дворе, но не получалось. Еще меньше я могла представить мягкого Дила Кинджери, забивающего Мередит в тишине. Мать Дилла, конечно, была не в себе, но я никогда не видела тенденции к насилию. Миссис Кинджери казалась просто чокнутой.

Я думала о Мередит Осборн, заботящейся о Кристе О’Ши и Анне Кинджери. Она, возможно, увидела или услышала то, что заставило ее подумать, что одна из девочек родилась под другой личностью?

У меня никогда не было детей, я не знала, что происходит в бюрократическом плане, когда рождается ребенок. Некоторые больницы делали небольшие слепки ножек, я видела их на стенах семьи Альтхаус, когда убиралась у них. И конечно же свидетельство о рождении. И фотографии. Многие больницы делали снимки для родителей. Для меня все младенцы в значительной степени выглядели одинаково: красные и пищащие, или коричневые и пищащие. То, что у некоторых были волосы, а у некоторых нет, было единственным очевидным различием, которое я видела.

Я узнала намного больше о бюрократических процедурах от Кэрол Алтос, что полицейские искали по отпечаткам пальцев или собирали добровольцев по объявлениям в торговом центре, и те были не слишком полезными, зачастую из-за низкой квалификации. Я не знала, так ли это было, но мне казалось разумным. Готова поспорить, что по тем же самым причинам любые существующие детские приметы Саммер Дон будут непригодны для использования.

Таким образом, отпечатки пальцев и следы не подходят. Анализ ДНК мог подтвердить личность Саммер Дон, я была уверена, но конечно нужно было знать, кого проверять. Я не могла представить, что Джек потребовал бы, чтобы эти три девочки прошли анализ ДНК. Я видела, как он требовал, но я также могла представить все три пары родителей, встречающих его с холодом.

Я уставилась на потолок, пока не поняла, что мой ум уже прокручивал эти мысли, и это было не более продуктивно, чем когда думала об этом в первый раз.

Я вспомнила, когда раздевалась и надевала длинную ночную рубашку, что, когда Джек впервые оказался в моей постели, следующим утром я дала себе обещание: никогда ничего не просить у Джека.

Мне было трудно сдержать такое обещание.

Когда я легла на кровать, в которой спала как девственница, мне приходилось напоминать себе снова и снова, что было следствием этого обещания: не предлагать того, чего не просили.

Я слышала свою сестру в соседней комнате, она ворочалась, как и я. Я была уверена, что ей было больно, и уверена, что она страдала вдвойне, так как эта кровь и ужас происходили в то время, которое, как предполагалось, было самым счастливым в ее жизни.

Я чувствовала себя беспомощной.

Это было самое раздражающее чувство в мире.

Я проснулась и вышла из дома на следующее утро до того, как мои родители зашевелились. Я не могла ждать восьми часов. Я поднялась, наскоро приняла душ, влезла в повседневную одежду, не особо беспокоясь, сколько раз я ее надевала, главное, что она была теплой.

Я завела автомобиль и с некоторыми затруднениями поехала по морозным улицам. У мотеля стояло еще несколько машин, я тихо постучалась Джеку в дверь.

Он открыл ее через секунду, и я шагнула внутрь. Джек быстро закрыл за мной дверь, без рубашки и дрожа от порыва холодного воздуха, ворвавшегося со мной.

Что я собиралась сделать, так это сесть на неудобный, покрытый винилом стул, один из двух имеющихся. Джек сел бы на другой, и мы бы обсудили его планы и то, как я могла бы помочь.

Однако в ту минуту, когда закрылась дверь, мы набросились друг на друга как голодные волки. Когда я коснулась его, мои руки радовались всему, с чем они столкнулись. Поцеловав, я тут же захотела его. Я настолько сильно дрожала от желания, что не могла справиться со своей одеждой, и он стянул мою толстовку через голову и сдернул вниз джинсы и нижнее белье, помогая мне выйти из них и таща меня к кровати в еще не остывшее гнездышко.

Позже мы лежали, обхватив друг друга руками. Мне было все равно, что левая рука онемела, он, казалось, не возражал, чтобы его правая нога лежала не совсем удобно.

Он на ухо шептал мое имя. Я убрала его волосы от лица, спутанные и распущенные. Провела пальцами по щетине на его подбородке. У меня на губах были наготове слова, который я не скажу. Я сжала зубы и продолжила гладить его. Та глупая, хрупкая, смехотворная опухоль в моей груди должна была остаться под контролем.

Его руки тоже были заняты, и через несколько минут мы снова занимались любовью, но не так отчаянно. Я ничего не хотела так сильно, как остаться в этой жалкой кровати в номере мотеля, пока Джек был в ней.

Я оделась (снова) после еще одного душа на скорую руку.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросила я, услышав нежелание в своем голосе.

— Выяснить, которая из девочек недавно виделась с доктором Лемеем.

— И я подумала, что это имело какое-то отношение. В конце концов, бомж сидел в тюрьме, когда Мередит Осборн убили.

— Ее, в отличие от доктора и его медсестры, не забили. — Джек зачесывал волосы назад в конский хвост. Теперь он с любопытством посмотрел на меня. Он надел длинную рубашку-поло в ржаво-коричневую полоску, и шрам, сбегающий по щеке к челюсти, показался светлее из-за контраста. Он продел пояс через петли на штанах хаки. — Возможно, это был другой убийца.

— Хм-м-м, — сказала я скептически. — Внезапно Бартли заполонили жестокие убийства. А ты пытаешься найти пропавшего ребенка. Это просто совпадение.

Он посмотрел на меня взглядом, означающим, что он обдумывает эту мысль: то был косой взгляд, глаза блеснули, оценивая мое настроение.

— Имя бездомного — Кристофер Дэрби Симс.

— Ладно, я буду кусаться. Откуда ты это знаешь?

— У меня есть здесь связи в полицейском управлении.

Я тревожно задумалась, был ли это один из старых приятелей Джека, или Джек подразумевал, что подкупил полицейского. Или возможны оба варианта.

— Так эти связи могут показать записи врача?

— Я не могу просить так много. Прощупываю почву. Ты все еще брезгаешь лягушками? — спросил Джек, слегка улыбаясь уголками рта.

— Чендлер Макадо.

Джек поднял уголок занавески, всмотрелся в холодный день и удручающий двор мотеля.

— Вчера я зашел в полицейский участок. Как только упомянул твое имя и довольно толсто намекнул, что мы с тобой достаточно близки, Чендлер разговорился со мной. Он поведал мне захватывающие истории о ваших подростковых годах. — Он старался улыбаться не слишком широко.

Пока Чендлер не рассказал ему о более поздних.

— Я не могу даже вспомнить, какой я была тогда. — И я говорила буквальную правду. — Я могу вспомнить какие-то затеи, в которых мы участвовали, — сказала я, слегка улыбаясь. — Но ни за что в жизни не могу вспомнить, что я тогда чувствовала. Думаю, слишком много воды утекло. — Похоже на просмотр немого фильм про свою жизнь, не слыша звука или ничего не чувствуя. Я пожала плечами. Что было, то прошло.

— Я запомнил некоторые истории, — предупредил меня Джек. — И когда ты меньше всего ожидаешь…

Я затянула шнурки, по-прежнему улыбаясь, и поцеловала Джека на прощание.

— Позвони мне, когда что-нибудь узнаешь или захочешь, чтобы я помогла, — сказала я ему. Я почувствовала, что улыбка снова появилась у меня на губах. — Я хочу, чтобы это закончилось.

Джек кивнул.

— Я тоже этого хочу, — это слышалось в его голосе. — И потом я больше никогда не хочу видеть Терезу и Саймона Маклесби.

Я посмотрела на него, читая по лицу. Прикоснулась к щеке.

— У тебя получится.

— Да, я должен сделать это, — его голос был мрачным и пустым.

— Какая программа на утро? — спросила я.

— Я помогаю Дилу переложить пол на чердаке.

— Что?

— Я оказался в аптеке вчера после обеда, мы разговорились, и он рассказал мне, чем собирается заняться утром, как бы ни было холодно. Он хочет завершить эту работу до свадьбы. Поэтому я сказал, что ничем не занят, так как ты полностью погружена в свадебные планы, и что буду рад помочь ему.

— А заодно и задать пару вопросов?

— Возможно. — Джек улыбнулся мне в ответ той очаровательной улыбкой, выманивающей информацию у граждан.

Я поехала домой, пытаясь вспомнить свой путь через лабиринт.

Моя семья проснулась, Верена все еще дрожала, но ей было намного лучше. Пока меня не было, они провели собрание и решили довести свадьбу до конца независимо от происходящего. Я была рада, что пропустила его и решение приняли без меня. Если бы Верена отложила свадьбу, времени на расследование стало бы больше, но у меня имелось беспокойство, которое я не могла разделить с Джеком.

Я боялась, что если убийца доктора Лемей, миссис Армстронг и Мередит Осборн был одним и тем же человеком, то этот преступник не в себе. А человек, отчаянно пытающийся скрыть преступление, вероятно, убьет самое сильное связующее между собой и преступлением.

В этом случае Саммер Дон Макклесби.

С одной стороны, вероятным не казалось, что кто бы то ни было пошел на такие чрезвычайные меры, чтобы скрыть изначальное преступление — похищение, даже рассматривая убийство девочки. Но с другой стороны, это казалось даже очевидным.

Я не знала ничего, что могло помочь раскрыть это преступление. Что же я умею делать? Я знала, как убирать и как бороться.

Я также знала, где люди скорее всего спрячут вещи. Уборка, конечно, научила меня этому. Предметы могли лежать где угодно (хотя у меня был на примете список мест, где я бы проверила сначала, особенно когда работодатели просили, чтобы я не разыскивала тщательно какие-то потери), но спрятанные… это был другой разговор.

Так? Спросила я себя саркастично. Как это мне поможет?

— Сможешь, милая? — сказала моя мать.

— Что? — спросила я, мой голос был резким и отрывистым. Она застала меня врасплох.

— Прости, — сказала мама, ее голос ясно давал понять, что я должна была ответить на ее вопрос. — Я спросила, ты не возражаешь против того, чтобы сходить к Верене и закончить собирать вещи?

Я не знала, почему меня просили сделать это. Верена была слишком напугана, чтобы справиться сама? И это, как предполагалось, совсем не коснулось меня? Возможно, я витала в облаках, в то время как они обстоятельно раскладывали это на составляющие.

Верене, похоже, необходимы сон и отдых. И это незадолго до самого счастливого дня в жизни.

— Конечно, — сказала я. — А что насчет свадебного платья?

— О, мой Бог! — воскликнула мама. — Мы должны были забрать его сразу! — Бледное лицо мамы зарумянилось. Как-никак, свадебное платье находилось в опасности в той квартире. Оживленная этой внезапной срочностью, мама выставила меня в автомобиль и привела себя в порядок в рекордно короткие сроки.

Она последовала за мной к дому Верены и забрала платье лично, занося его в машину, как корону и скипетр королевской особы.

Я осталась одна в доме Верены со странным тревожным чувством. Будто я тайно копаюсь у нее в ящиках. Я пожала плечами. Я приехала сюда выполнить работу. Эта мысль была совершенно обычной, очень надежной, после всего, что мы видели в последнее время.

Я пересчитала коробки, уже лежащие у меня в багажнике и помеченные черным маркером Верены.

— Марта Стюарт, это — я, — пробормотала я и закрыла другую коробку, поставив у ближайшего шкафа. Шкаф с раздвижными дверями в крошечном зале Верены был почти пуст. Там лежал только комплект постельного белья и полотенца. Я предположила, что Верена уже вывезла остальное.

Как только я взяла первую стопку, стараясь не трясти простыни и сворачивая их, раздался стук в дверь. Я посмотрела в глазок на двери. Стучащий оказался блондином небольшого роста, красивым, с покрасневшими голубыми глазами. Он выглядел мягким и грустным. Я была уверена, что догадалась, кто это.

— Эмори Осборн, — сказал он, когда я открыла дверь. Я пожала ему руку. Он был из того сорта людей, которые мягко, бесхарактерно пожимают руку женщине, как будто боятся, что если пожмут со всей мужской силой, то сломают ей тонкие пальцы. По ощущениям как рукопожатие с тестом. У Эмори Осборна и Джесса О’Ши было что-то общее.

— Заходите, — сказала я. В конце концов, он владел домом.

Эмори Осборн шагнул через порог. Вдовец ростом где-то пять футов и семь дюймов [прим. пер. примерно 170 см], не намного выше меня. Очень красивый, голубоглазый. У него была самая безупречная кожа, которую я когда-либо видела у человека. В данный момент она порозовела от холода.

— Соболезную вашей потере, — сказала я ему.

Он посмотрел прямо на меня.

— Вчера вечером вы были в коттедже?

— Да, была.

— Вы видели ее?

— Да.

— Она была жива.

Я заерзала на месте.

— Да, — ответила я неохотно.

— Что она сказала?

— Она спрашивала о детях.

— О детях?

— Это все.

Он закрыл глаза, и на один ужасный момент я подумала, что он собирается плакать.

— Садитесь, — сказала я резко. Я направила его в ближайшее кресло, которое, должно быть, Верена очень любила, судя по тому, как оно стояло.

— Давайте я принесу вам горячего шоколада. — Я пошла в кухню, не дожидаясь ответа. Он остался с прошлой ночи, когда его мне предлагала Верена. Вот и он, на стойке, лежит вместе с двумя кружками. К счастью, микроволновая печь тут имелась, так что я была в состоянии вскипятить в ней воды. Я высыпала порошок. Не лучшего качества, но напиток получался горячим и сладким, а по виду Осборна можно сказать, что он нуждался в сахаре и тепле.

— Где дети? — спросила я, когда поставила свою кружку на маленький дубовый стол.

— Они с прихожанами, — голос у него был роскошным, но не то чтобы сильно.

— Так что я могу для вас сделать? — вроде бы он не собирается добавить что-то еще, пока я не подтолкну его.

— Я бы хотел увидеть, где она умерла.

Это было практически невыносимо.

— Там, на кушетке, — сказала я резко.

Он уставился на меня.

— Но там нет никаких пятен.

— Верена расстелила там простыню. — Это было странным. Затылок начало покалывать. Я не собиралась сидеть с ним колено к колену, поэтому села на пуфик, стоящий рядом с креслом, и показала, где была голова Мередит, а где лежали ее ноги.

— Прежде, чем ваш друг положил Мередит вниз?

— Да. — Я вскочила, чтобы вытащить простыню из кладовки. Уступив почти непреодолимому принуждению, я сложила ее, как и остальные. Ну и черт с мелкими чувствами Верены.

— А он?

— Мой друг. — Я могла услышать, что мой голос стал более плоским и более твердым.

— Боюсь, вы сердитесь на меня, — сказал он устало. И тут же расплакался, слезы скатились по его щекам. Он на автомате вытер их потасканным носовым платком.

— Вы не должны проходить через это. — Мой тон все еще не был тем тоном, которым хорошая женщина будет разговаривать с вдовцом. Я подразумевала, что он не должен проводить меня через это.

— Я чувствую, что Бог оставил меня и детей. Я убит горем, — тут я подумала, что никогда не слышала, как кто-нибудь произносил эту фразу вслух, — и моя вера покинула меня, — закончил он, не переводя дыхание. Он уткнулся лицом в руки.

О, мужик. Я не хотела этого слышать. Я не хотела быть здесь.

Через незанавешенное окно я видела, что позади моего автомобиля на узкой подъездной дорожке припарковался другой. Джес О’Ши вышел из него и подошел к двери, опустив голову. Священник просто человек, имеющий дело с отсутствием веры и недавней тяжелой утратой. Я открыла дверь, прежде чем он постучал.

— Джесс, — даже я расслышала явное облегчение в своем голосом. — Здесь Эмори Осборн, и он действительно, действительно… — я отступила, значительно кивая, неспособная точно передать, в каком состоянии был Эмори Осборн.

Джес О’Ши, казалось, принял мою беспомощность. Он обошел меня и направился к мужчине, занимая мое место на пуфике. Он взял руки Эмори в свои.

Я попыталась блокировать два мужских голоса, продолжая работу по упаковке, несмотря на чувство, что должна была уйти на время разговора Эмори со своим священником. Но у Эмори был выбор, он мог уйти к себе, если хотел полную приватность. Раз уж я практически смотрела на него, он знал, что я тут, и пришел сюда так или иначе…

Джесс и Эмори теперь молились вместе, пылкое выражение лица Эмори — единственное, что я видела. Спина Джесса была согнута, а руки были сжаты перед лицом. Две светловолосые головы были близко друг к другу.

Затем пришел Дил и увидел этих двух мужчин, молящихся передо мной, в то время как я пыталась не обращать внимания. Он выглядел пораженным и не слишком счастливым от представившейся картины.

Все три отца в одной комнате. За исключением того, что один из них вообще не был настоящим отцом, а вором, который украл свое отцовство.

Дил повернулся ко мне, на его лице читался вопрос. Я пожала плечами.

— Где Верена? — прошептал он.

— У родителей, — прошептала я. — Съезди туда. Вам двоим нужно поговорить о грядущем. И разве ты не должен встретить дома Джека? — Я легко ткнула его в руку, и он сделал шаг назад, выравнивая свое положение. Возможно, я толкнула его немного сильнее, чем планировала.

После того, как Дил покорно сел в свой автомобиль и уехал, я закончила упаковывать вещи и увидела, что собрала все оставшиеся вещи из бельевого шкафа. Я проверила шкаф в ванной. Там лежало всего несколько вещей, которые я также упаковала.

Когда я обернулась, Джесс О’Ши был прямо позади меня. Мои руки немедленно напряглись, и сжались в кулаки.

— Извините, я испугал вас? — спросил он, с кажущейся невинностью. Да.

— Думаю, Эмори чувствует себя немного лучше. Мы пойдем к нему домой. Спасибо, что утешили его.

Я не смогла вспомнить, чем утешила его; должно быть, это просто благодарность. Я уклончиво хмыкнула.

— Я так рад, что вы вернулись, чтобы помириться с семьей, — сказал Джесс порывисто. — Я знаю, для них это много значит.

Какое ему дело? Я подняла брови.

Он покраснел, когда я ничего не ответила.

— Я предполагаю, что это профессиональное — ободрять людей, — сказал он наконец. — Приношу свои извинения.

Я кивнула.

— Как Криста? — спросила я.

— Она в порядке, — сказал он с удивлением. — Немного трудно объяснить, что мать ее подруги ушла, она, кажется, пока не поняла этого. А ведь это может быть благословением, знаете ли. Мы заберем Еву, пока Эмори не придет в себя. Может быть, и малыша тоже, если Лу решит, что в состоянии с ним справиться.

— Кажется, Лу говорила мне, что она возила Кристу к доктору на прошлой неделе? — спросила я.

Если Джесс и заметил контраст между моим молчанием на его наблюдения о моей семье и готовностью болтать о его ребенке, то не прокомментировал это. Родители всегда полагают, что другие люди столь же очарованы их детьми, как и они сами.

— Нет, — сказал он, очевидно ища это событие в памяти. — Криста даже не простудилась, мы начали ставить ей уколы от аллергии прошлым летом. — Его лицо озарилось. — До этого мы ходили к доктору Лемею каждую неделю, кажется так! Мой Бог, сейчас гораздо лучше. Лу сама делает уколы Кристе.

Я кивнула и начала открывать шкафы в кухне. Джесс понял намек и ушел, надевая свое тяжелое пальто во дворе. Очевидно, он не собирался засиживаться у Эмори.

После того, как он уехал, я написала записку в блокноте, который нашла под телефоном Верены. Я запрыгнула в свой автомобиль и поехала в мотель. Как я ожидала, автомобиля Джека там не было. Я села на корточки перед его номером и засунула записку под дверь.

Там было написано: Криста О’Ши не ходила к доктору последние дни.

Подписи я не оставила. Кто еще оставил бы записку Джеку?

На обратном пути к Верене я проехалась по переулкам, чтобы собрать побольше коробок. Особенно заинтересовалась переулком за магазином подарков и мебельным.

Там было чисто для переулка, я даже нашла несколько очень приличных коробок, прежде чем приступила к поискам. Там стоял мусорный контейнер; я была уверена, что полиция прошерстила его, так как там было подозрительно пусто. Коробка, послужившая приютом Кристоферу Симсу, пропала, возможно, тоже была изъята полицией.

Я осмотрела переулок в обоих направлениях. С одной стороны Мэйн-Стрит, любой едущий на восток сможет мельком взглянуть на переулок и увидеть того, кто бы ни находился в нем, если тот человек не сидел в нише, где была расположена коробка Симса.

В южном направлении тихая улочка с предприятиями малого бизнеса в старых зданиях и нескольких оставшихся домов, которые все еще занимали семьи. На той улице, Мейкон, виделся довольно большой пешеходный поток; место для парковки было сильно ограничено, таким образом, в центре города покупатели всегда искали место в пределах пешей досягаемости.

Конечно, легко можно увидеть Кристофера Дарби Симса, если он сидел на корточках в этом переулке. Было заманчиво извлечь выгоду из присутствия бездомного черного парня в Бартли. Никаких проблем с тем, чтобы ускользнуть через переулок, скажем, с длинной окровавленной трубой. Положить ее позади удобной коробки.

Задняя дверь мебельного магазина открылась. Вышла женщина примерно моего возраста, она с опаской посмотрела на меня.

— Привет, — крикнула она. Она явно ждала от меня отчета, почему я здесь.

— Я собираю коробки для переезда моей сестры, — сказал я ей, указывая на машину с открытым багажником.

— О, — сказала она, облегчение было написано у нее на лице большими жирными буквами. — Не хочу показаться подозрительной, но у нас были… Лили?

— Мод? Мэри Мод? — Я недоверчиво смотрела на нее.

Она порывисто спустилась вниз и обняла меня. Я пошатнулась под ее весом. Мэри Мод по-прежнему была красивой и всегда будет, но стала намного полнее, чем в школе. Я заставила себя обнять ее в ответ.

— Мэри Мод Пламмер, — сказала я неуверенно, осторожно погладив ее пухлое плечо.

— Ну, я была Мэри Мод Баумгартнер в течение пяти лет, а сейчас я снова Пламмер, — сказала она мне, слегка фыркая. Мэри Мод всегда была эмоциональной. У меня сжалось сердце. Много воспоминаний об этой женщине.

— Ты ни разу не звонила мне, — сказала она, глядя на меня. Она имела в виду после насилия. Я никогда не могла сбежать от этого здесь.

— Я никогда никому не звонила, — сказала я. Следовало сказать Мэри Мод правду. — И не сталкивалась. Это было слишком тяжелое время для меня.

Ее глаза наполнились слезами.

— Но я всегда любила тебя.

У нее всегда было право на искренность, как бы неудобно это ни было. Поэтому ли я ни разу не звонила Мэри Мод после своего плохого периода? Мы отпустили друг друга, шагнув назад.

Я вспомнила другую важную правду.

— Я тоже люблю тебя, — сказал я. — Но я не могла выдержать нахождение среди людей, всегда вспоминающих о том, что произошло со мной. Я не могла сделать этого.

Она кивнула. Ее рыжие волосы, почти до плеч, откинуты назад, в ушах висят тяжелые золотые серьги.

— Думаю, это я понять могу. Все эти годы я прощала тебя за отказ от моего утешения.

— Мы в порядке?

— Да, — сказала она, улыбаясь мне. — Теперь мы в порядке.

Мы рассмеялись, отчасти от радости, отчасти от смущения.

— Так ты собираешь коробки для Верены?

— Да. Она вывозит вещи из коттеджа. Свадьба послезавтра. А после вчерашнего убийства…

— Ох, верно, убийство произошло рядом с тем местом, где Верена снимала жилье! Ты знаешь, муж той женщины, Эмори, работает со мной. — И Мэри Мод указала на дверь, из которой она вышла. — Он самый милый парень.

Он, конечно, знал о Кристофере Симсе в переулке в дальнем конце магазина.

— Так ты знала, что этот парень, уличный воришка, жил здесь в переулке?

— Ну, мы мельком видели его. Последние два дня, до того как полиция поймала его. Подожди… Боже Мой, Лили, это ты скрутила его?

Я кивнула.

— Ничего себе, детка, что ты с собой сделала? — Она посмотрела на меня сверху вниз.

— Брала уроки каратэ несколько лет, отрабатывала движения.

— Ничего себе! Ты такая храбрая!

— Значит, ты знала, что Симс был здесь?

— Хм? О, да. Но мы не были уверены, что делать с этим. У нас никогда не было с этим проблем, и мы пытались решить, что делать с точки зрения безопасности, а что — с точки зрения христианства. Трудно, когда эти мировоззрения не совпадают! Мы заставили Джесса О’Ши поговорить с мужчиной, выяснить, надо ли ему билет на автобус домой? Болеет ли он? Или голоден?

Так Джесс встречался с бомжем.

— Что сказал Джесс?

— Что этот парень, Симс, сказал ему, что ему очень даже неплохо живется тут, он получал подачки от каких-то людей, знаешь, это афроамериканское сообщество, и он просто собирался остаться в переулке, пока Господь не велит ему уйти куда-то в другое место.

— Куда-то, где больше сумочек?

— Может быть. — Мэри Мод рассмеялась. — Я слышала, что Диана положительно описала его. Он сказал Диане в полицейском участке, что был ангелом и пытался указать ей на опасность обладания слишком многими мирскими благами.

— Оригинально.

— Да, за выдумку ему набросим очков.

— Он говорил об убийствах? — раз уж у Мэри Мод доступ к местным сплетням, я подумала, что я могу надавить на нее.

— Нет. Это ли не странно? Он же не сошел с ума, признаваться в более тяжких преступлениях, и еще он говорил, что он никогда не видел трубы, пока полиция не нашла ее за его коробкой, где он спал.

Я заметила, что Мэри Мод вышла без пальто, она дрожала в своей дорогой белой блузке и свитере с вышитыми рождественскими украшениями. Наше воссоединение состоялось под свое собственное звуковое сопровождение: громкоговорители, помещенные вокруг площади, продолжали извергать рождественскую музыку.

— Как ты выдерживаешь это? — спросила я, кивая головой в сторону шума на площади.

— Гимны? О, через некоторое время ты просто подстраиваешься, — сказала она устало. — Они выбивают из меня дух.

— Так вот из-за чего вор стал невменяемым. — Предположила я, и она рассмеялась. Мэри Мод всегда смеялась легко, очаровательно, лишая возможности, по крайней мере, не улыбаться вместе с ней.

Она обняла меня снова и взяла обещание позвонить ей, когда я вернусь в город после свадьбы, и опрометью бросилась обратно в магазин, трясясь от холода. Я смотрела ей вслед. Затем бросила пару коробок в машину и аккуратно выехала из переулка.

Свернув из переулка на боковую улицу Мейкон, я проехала мимо аптеки Дила.

У меня было о чем подумать.

Я отдала бы всё, что угодно за свою боксерскую грушу.

Я вернулась к дому Верены и упаковала все, что смогла найти. Каждые полчаса или около того, я выпрямлялась и смотрела из окна. В доме Осборнов было много посетителей: женщины, несущие, главным образом, еду. Эмори время от времени появлялся во дворе, беспокойно расхаживая, и пару раз плакал. Один раз он уехал на своей машине и вернулся меньше чем через час. Но не стучался в двери к Верене, к моему большому облегчению.

Я тщательно свернула оставшуюся одежду и уложила в чемоданы, не имея представления о том, что она планировала на медовый месяц. Большая часть ее одежды уже была у Дила.

Наконец, к трем часам все вещи Верены были упакованы. Я перетащила все коробки в свой автомобиль, за исключением небольшого зеркала у парадной двери, которое просто не влезало. Оставалась мебель, но это уже не моя проблема.

Я принялась за уборку.

Уборка пошла на удивление споро. Верену лентяйкой не назовешь, но и навязчивой домоправительницей она тоже не была, поэтому тут было чем заняться. Я наслаждалась перерывом в общении с моей семьей и одиночеством.

Когда я пылесосила, то услышала тяжелый стук в дверь. Меня подбросило. Я не слышала, чтобы тормозил автомобиль, но тогда и гул автомобиля тоже не услышала бы.

Я открыла дверь. За ней стоял Джек, и он был зол.

— Что? — спросила я.

Он прошел мимо меня.

— В мою комнату в мотеле влезли. — Он был в ярости. — Кто-то влез через окно в ванной. Я опросил народ. Никто ничего не видел.

— Что-нибудь взяли?

— Нет. Кто бы это ни был, он рылся везде, даже сломал замок на моем портфеле.

Тугой комок сжался в моем животе.

— Ты нашел мою записку?

— Что? — Он уставился на меня, гнев уступил место чему-то еще.

— Я оставила тебе записку. — Я резко села на пуфик. — Я оставила тебе записку, — повторила я глупо. — О Кристе О’Ши.

— Ты подписалась?

— Нет.

— Что там было написано?

— Что она не ходила к врачу уже несколько недель.

Глаза Джека глаза метались от вещи к вещи в чистой комнате, когда обдумывал мои слова.

— Ты звонил в полицию? — спросила я.

— Они уже были там, когда я приехал. Мистер Патель, менеджер, позвонил. Он увидел, что окно разбито, когда пошел выносить мусор за здание.

— Что ты сказал им?

— Правду. Что мои вещи выпотрошили, но ничего не украли. Я не оставлял деньги в моей комнате. Я никогда так не делаю. И не перевожу ценные вещи с собой.

Джек чувствовал себя злым и больным, потому что его пространство, хотя и временное, подверглось вторжению, в его вещах копались. Я понимала его чувства слишком хорошо. Но Джек никогда не говорил бы об этом в таких терминах, потому что он был мужчиной.

— Теперь кто-то точно знает, почему я нахожусь в Бартли. — Его раскрыли, что нарушило все практические соображения.

— А еще он знает, что у меня есть сообщник, — продолжил он.

Это был его способ разложить все по полочкам.

Вдруг я встала, подошла к окну. Во мне потрескивала беспокойная энергия. Назревали проблемы, и каждый нерв в моем теле попросил меня сесть в машину и поехать домой в Шекспир.

Но я не могла уехать. Моя семья удерживала меня здесь.

Нет, это было не совсем верно. Я могла заставить себя бросить семью, если бы почувствовала угрозу. Здесь меня держал Джек.

С пустотой голове я сжала руку в кулак и двинула бы ей в окно, если бы Джек не поймал мою руку.

Я резко остановилась и повернулась к нему, сходя с ума от встряски чувств, которым не знала названия. Вместо того, чтобы ударить, я обняла его рукой за шею и жестко притянула к себе. Напряжение и стресс сделали меня почти невыносимой.

Джек, по понятным причинам, удивился, попытался что-то сказать, но тут же замолчал. Он отпустил руку, которую держал и аккуратно обнял меня. Мы молча стояли, казалось, очень долгое время.

— Итак, — сказал он, — ты хочешь поговорить о том, что тебя расстроило? У тебя закончилось терпение находиться в доме у родителей? Твоя сестра сводит тебя с ума? Или… ты узнала что-то еще о ее женихе?

Я отодвинулась от него и начала расхаживать по комнате.

— У меня есть пара идей.

Его темные брови взлетели. Я должна была держать рот на замке. Я не хотела начинать весь этот разговор: я сказала бы ему, что вторгнусь в дома, он сказал бы мне, что это его работа и тому подобное. Почему бы не пропустить все это?

— Лили, я буду на тебя злиться, — с уверенностью предупредил Джек.

— Ты не можешь сделать то, что могу я. Ну и какой твой следующий шаг? — я бросила ему вызов. — Можешь что-то предложить?

Конечно же, он уже выглядел сердитым. Он засунул руки в карманы своей кожаной куртки и осмотрелся вокруг в поисках чего-то удобного для удара. Ничего не найдя, он тоже принялся расхаживать. Мы исходили комнату как воины с мечами, ожидающие повода от противника.

— Выпроси у шефа полиции разрешение посмотреть на записи на доктора Лемея, — предложил он вызывающе.

— Этому не бывать. — Я знала Чендлера: он даст разрешение только в определенных рамках.

— Найди одежду убийцы на момент, когда он убивал доктора, медсестру и Мередит Осборн.

Значит, Джек решил, как и я, что убийца чем-то прикрывал одежду.

— Дома я не найду.

— Думаешь?

— Точно знаю, что нет. Когда люди скрывают такое, они хотят, чтобы оно лежало близко, но не в доме.

— Думаешь, под навесом, в гараже?

Я кивнула.

— Или в автомобиле. Ты знаешь не хуже меня, что это загонит тебя в ужасное положение с точки зрения закона. Есть еще предложения, прежде чем ты вломишься?

— Надеялся расспросить Дила. Он хороший парень, но о первом браке речи не ведет. По крайней мере, на его чердаке теперь есть хорошо настеленный пол. — Джек коротко усмехнулся. — Я думал о том, чтобы повторно опросить пару, жившую по соседству с Мередит и Эмори, когда у них был первый ребенок, — сказал Джек неохотно. — Я обдумывал то, что они рассказали, и пришел к выводу, что в их рассказе есть пробел.

— Где они живут?

— В захолустном городишке к северу от Литл-Рока, где Осборны жили до того, как переехали сюда. Ну, ты знаешь… недалеко от Конвея.

— Какой пробел?

— Не такой уж большой… женщина сказала какую-то бессмыслицу. Мередит призналась ей, что домашние роды были самым печальным днем ее жизни.

Это могло быть важным, или просто не чем иным, как излияниями женщины, перенесшей первые роды.

— Второй ребенок родился в больнице, — отметила я. — Я так предполагаю; кто-то упомянул бы это раньше, если бы у нее была Джейн Джей Лилит дома. — Но я напомнила себе проверить эту информацию.

— Почему Мередит должна была умереть? — сказал Джек. — Почему Мередит? — Он говорил не со мной. Он в замешательстве смотрел в окно, его руки все еще были в карманах. Его профиль выглядел строгим и пугающим. Мысленно отрезав его конский хвост, я увидела, что он похож на полицейского. Я не побоялась бы избиений, арестуй он меня, но нужно быть дураком, чтобы попытаться от него убежать.

— Ее ребенок сидел рядом с двумя другими девочками на фотографии, — предположила я.

Джек кивнул.

— Таким образом, она знала их всех. У нее была возможность, рано или поздно, увидеть каждую девочку голой. Но у ребенка Маклесби не было примет.

— Так кто, как ты думаешь, послал тебе эту фотографию?

— Я думаю, это была Мередит Осборн. — Он отвернулся от окна, чтобы смотреть непосредственно на меня. — Я думаю, что она послала ее, потому что хотела исправить какую-то большую несправедливость. Вот почему ее убили.

— Что ты действительно делал в ту ночь, когда она умерла?

— Я ехал, чтобы задать ей пару вопросов, — сказал он. — Проезжал мимо «Гриля Бартли» и увидел там ее мужа с детьми. Ребенок был в креслице, а он и Ева болтали. Решил, раз Мередит будет одна дома, я могу узнать побольше о фотографии.

— Зачем?

— Рой снял отпечатки пальцев с фото и конверта. На фотографии не оказалось ни одного, ее протерли, но один остался на ленте, которой запечатывали конверт. Это был четкий отпечаток, очень маленький. Ты говорила мне, какой миниатюрной была Мередит. Ты замечала, насколько у нее были крошечные руки?

Я никогда об этом не задумывалась.

— Я надеялся снять ее отпечатки для сравнения. Планировал позвонить в дверь, сказать, что я — детектив и приехал в город по работе, а также добавить, что я твой друг. Собирался отдать ей фото, попросить идентифицировать его. Когда она сказала бы, что не знает, я бы положил фото в сумку и позже проверил бы отпечатки пальцев.

Если я загляну Осборнам домой, то могу найти что-то, на чем имелись отпечатки ее пальцев. Проверить, вырвана ли страница из памятной книги Евы.

— Но я не хочу, чтобы ты ввязывалась в это. Ты видела, как она умерла, — сказал Джек жестко. Я резко подняла голову. Он стоял прямо передо мной.

— Я могу догадаться, когда ты что-то задумываешь; ты сильно сжимаешь челюсти, — продолжил он. — Что задумала, Лили?

— Уборку.

— Уборку чего?

— Уборку дома Осборнов и Кинджери.

Он задумался.

— Это не твое дело.

— Я хочу, чтобы на Рождество мы отсюда уехали.

— Я тоже, — сказал он пылко.

— Ну, тогда решено, — сказала я, подводя итог нашей беседы.

— Я неясно выразился?

— Мы договорились, что управимся с этим делом до Рождества.

Джек мрачно глянул на меня.

— Так, я уезжаю отсюда, — сказал он резко. — Позвоню тебе. Не делай ничего, что может подвергнуть тебя опасности.

— Езжай осторожно. — Он чмокнул меня в щеку, подозрительно глянул, и неспешно вышел. Я наблюдала через незанавешенное окно, как Джек пристегнулся и выехал с подъездной дорожки.

Затем направилась к вдовцу и предложила убраться у него в доме.

Глава 6

Раньше Эмори был очень сильным и красивым, теперь же опухшие красные глаза походили на кроличьи. Эти глаза с трудом узнали меня. Он был целиком озабочен, его грызло изнутри.

— Э, да? Чем ты хочешь помочь? — спросил он меня, голос звучал отстраненно.

— Я пришла, чтобы убраться у вас дома.

— Что?

— Я занимаюсь уборкой. Могу предложить свои услуги на время этой беды.

Он все еще был в замешательстве. Я была недовольна собой, сдерживать нетерпение было трудно.

— Моя сестра… — он запнулся. — Она завтра приедет.

— Тогда вам лучше убраться до ее приезда.

Он тупо смотрел на меня. Я смотрела за него. Позади него, в темном зале из открытого дверного проема показалась Ева. Она была похожа на маленького призрака самой себя.

— Мисс Лили, — сказала она. — Спасибо, что пришли.

Она повторила то, что ее отец весь день говорил посетителям, мое сердце сжалось от ее попытки подражать взрослым. Я задумалась, чем Ева занималась дома, когда я решила, что она находилась у семейства О’Ши.

Эмори наконец посторонился, чтобы я могла войти, но, казалось, он еще не определился. Я взглянула на часы, давая ему знать, насколько ценно мое время. Это вывело его из летаргии.

— Весьма любезно с вашей стороны, мисс… Бард, — сказал он. — Если вам что-нибудь нужно…?

— Надеюсь, Ева сможет показать мне, где необходимое. — Я не психолог. Я не знаю, как вести себя с детьми. Лучше занять руки.

— Это было бы хорошо, — сказал Эмори неопределенно. — Так, я буду… — и он просто пошел прочь. — О, Ева, — сказал он через плечо, — помни о кампанейских манерах. Останься с мисс Бард.

Ева выглядела немного обиженной, но ответила:

— Да, папа.

Девочка и я внимательно посмотрели друг на друга.

— Где малышка? — спросила я.

— Она у семьи О’Ши. Я тоже была там какое-то время, но папа сказал, что я должна прийти домой.

— Ну, тогда хорошо. Где у вас кухня?

Ее губы изогнулись в недоверчивой улыбке. Конечно, все знали, где кухня! Но Ева была вежливой, и она повела меня в дальний конец дома и направо.

— Где все чистящие средства? — я поставила сумочку на кухонный стол, вылезла из пальто и повесила его на спинку кухонного стула.

Ева открыла шкаф. Я увидела, что корзина для белья полна одежды.

— Возможно, тебе лучше показать мне дом прежде, чем я начну.

Так девочка показала мне свой дом. Он был большим, старым, с высокими потолками, обшит темными деревянными панелям, а полы нуждались в доработке. Я заметила выключатель подогрева полов. Давно таких не видела. Рождественская елка, украшенная религиозными символами, стояла в гостиной, единственной общей комнате семьи. Диван и кресла с коричневыми пледами, всё, включая журнальный столик, сделано из клена. Чисто, но безвкусно.

Эмори сидел в кресле, держа в руках кружку с остывшим кофе. Что он остыл, я поняла потому, что чашка была наполовину пуста. С тех пор, как он собирался выпить, прошло время. Он не отреагировал, когда мы прошли через комнату. Я задумалась, может и его обмахнуть от пыли, как другую мебель.

Хозяйская спальня была опрятной, но мебель нуждалась в полировке. Комната Евы… кровать была застелена, а вот пол усеивали Барби и раскраски. Детская была самой аккуратной комнатой, ведь ребенок еще не мог ходить. Ведро с грязными подгузниками не мешало бы опорожнить. Ванную — отмыть полностью. Кухня была не так уж плоха.

— Где простыни? — спросила я.

— Мамины там, — Ева указала на двойной шкаф в хозяйской спальне.

Я сняла грязные простыни с двуспальной кровати и отправила их в стирку. Вернувшись в спальню, открыла дверь шкафа.

— Вот мамин табурет, — сказала Ева услужливо. — Он всегда был ей нужен, чтобы взять вещи с верхней полки.

Я как минимум на шесть дюймов выше Мередит Осборн и легко могу дотянуться до полки. Но если захочу посмотреть, что лежит за простынями, табурет будет кстати.

Я подошла, подняла стопку простыней и осмотрела содержимое полки. Еще одно одеяло, ящик с пометкой «для обуви», дешевая металлическая коробка для записей и важных документов. Затем под грудой сумок я обнаружила коробку с пометкой «Ева». Расстелив чистые простыни на кровати, я послала Еву за тряпкой для пыли и полиролью.

Я опустила коробку и открыла ее. Сжав зубы, заставила себя просмотреть на содержимое. Чувство, что я подсматриваю, давило на меня.

В коробке лежали выцветшие открытки с надписью «Добро пожаловать, малышка», такие посылают родственники и друзья, чтобы поздравить пару с рождением ребенка. Я бегло просмотрела их. Они были безобидными. Кроме того, в коробке была маленькая погремушка и одежда для новорожденного. Она была мягкой, вязаной, на желтом фоне красовались зеленые жирафики, с обычными кнопками для смены подгузников и длинными рукавами. Сложена аккуратно. Возможно, Еву в этом принесли домой из больницы. Но Ева родилась дома, вспомнила я. Ну, тогда, это самая любимая у Мередит детская одежда Евы. Наша мама все еще хранила что-то из одежды, моей и Верены, в мансарде.

Я закрыла коробку и запихнула ее обратно. К возвращению Евы я разровняла одеяло в цветочек, другое же было свернуто и лежало в ногах.

Вместе мы отполировали и вытерли пыль. Ева, естественно, не занималась ничем сложным, она ведь скорбящий восьмилетний ребенок. У меня были жесткие правила насчет работы по дому, не привыкла я работать с кем-то, но мне это удалось.

Я забеспокоилась, что Ева чистит вещи своей матери, но Ева, казалось, делала это как ни в чем не бывало, и я подумала, поняла ли она, что ее мама больше не вернется.

В ходе уборки я убедилась, что обследовала каждый закоулок. Быстренько пробежалась по комодам и ящикам в тумбочках, осмотрела все, что можно осмотреть в спальне: под кроватью, за углами шкафа, за спинками и боковыми панелями почти всех предметов мебели. Позже, занявшись стиркой, даже мельком увидела то, что было в ящиках. Самые обычные вещи, насколько я могла судить.

В ящике столика были сложены медицинские счета, связанные с беременностью Мередит. На первый взгляд, столик был тяжелым. Я понадеялась, что у мебельного магазина имелась служба доставки.

— Тряси банку, Ева, — напомнила я ей, и она встряхнула желтую банку аэрозольной полироли для мебели. — Теперь распыляй.

Она осторожно направила струйку полироли на пустую столешницу. Я протерла тряпочкой пару раз, затем положила на стол письмо, полную кружку ручек и карандашей и коробочку со штемпелями и этикетками с обратным адресом на прежние места. Когда Ева попросила извинить ее за отлучку ванную, я стиснула зубы и сделала нечто такое, что вызвало у меня отвращение: взяла расческу Мередит Осборн, на которой, разумно было предположить, могли остаться отпечатки ее пальцев, завернула в полиэтиленовый пакет, прошла в кухню и сунула в свою сумочку.

Я вернулась в спальню Осборнов, утрясла пачку бумаг, чтобы краешек получился ровным и опрятным, когда вошла Ева.

— Это мамины счета, — сказала она важно. — Мы всегда оплачиваем наши счета.

— Конечно. — Я собрала чистящие средства и вручила некоторые из них Еве. — Здесь мы закончили.

Когда мы принялись за работу в комнате Евы, девочка заскучала, видимо, новизна от помощи испарилась.

— Где вы вчера обедали? — спросила я невзначай.

— Ходили в ресторан. Я взяла молочный коктейль. Джейн всё проспала. Было здорово.

— Папа был с вами, — отметила я.

— Да, он хотел дать маме отдохнуть, — сказала Ева одобрительно. Потом ей вспомнилось окончание той ночи, я видела, что ее удовольствие от молочного коктейля исчезло. Нельзя больше задавать ей вопросы о прошлой ночи.

— Почему бы тебе не найти последний школьный альбом и не показать мне своих друзей? — предложила я, достав чистые простыни из шкафчика и начав перестилать ее односпальную кровать.

— О, конечно! — сказала Ева с восторгом. Она начала рыться в низком книжном шкафу, в котором было много детских книг и безделушек. Никакого порядка там не было, и я не слишком удивилась, когда Ева сказала мне, что не может найти последний альбом. Она принесла другой альбом двухлетней давности, и мы прекрасно провели время, она называла мне имя каждого ребенка. От меня требовалось только улыбаться и кивать и время от времени говорить: «Действительно?» Как бы невзначай я пробежалась по ее книгам самостоятельно. Прошлогоднего альбома не было.

Ева заметно расслабилась, разглядывая фотографии ее друзей и знакомых.

— Ты ходила к врачу на прошлой неделе? — спросила я невпопад.

— Зачем вы спрашиваете?

Меня поставили в тупик. Мне и в голову не приходило, что ребенок спросит меня, зачем мне это.

— Стало интересно, к какому врачу ты ходишь.

— К доктору Лемею. — Ее карие глаза казались огромными, когда она подумала о своем ответе. — Он тоже умер, — сказала она устало, как будто весь мир вокруг нее умирал. Для Евы, наверное, так все и было.

Я не могла придумать естественный, безболезненный способ спросить еще раз, не могла же расстраивать девочку еще больше. К моему удивлению, Ева добровольно добавила:

— Со мной ходила мама.

— Да? — Я попыталась говорить максимально уклончиво.

— Да. Ей нравился доктор Лемей и мисс Бинни.

Я кивнула, поднимая стопку раскрасок и складывая их ровно.

— Было больно, но скоро закончилось, — сказала Ева, явно кого-то цитируя.

— Что закончилось?

— Они взяли мою кровь, — сказала Ева важно.

— Гадость.

— Да, это больно, — сказала девчушка, философски качая головой, как женщина среднего возраста. — Боль причиняют всегда, но ты должен справиться с нею.

Я кивнула. Как-то слишком философски для третьеклассницы.

— Я похудела, и мама подумала, что что-то не так, — пояснила Ева.

— И что было не так?

— Я не знаю. — Ева смотрела вниз на свои ноги. — Она никогда не говорила.

Я кивнула, будто это дело обычное. Но то, что Ева рассказала мне, взволновало меня, насторожило. А что, если у ребенка проблемы со здоровьем? Отец ведь знал о визите и крови? А что, если у Евы анемия или еще что похуже.

Она выглядела достаточно здоровой, как по мне, но тут я не самый компетентный человек. Ева была худенькой и бледной, да, но не чрезмерно. Волосы сияли, зубы выглядели здоровыми и чистыми, от нее хорошо пахло, она словно не испытывала неловкости и смотрела мне в глаза: будь что не так — есть и причина волноваться. Так почему же я не расслабилась?

Далее я перешла в комнату малышки, Ева следовала за мной по пятам. Время от времени звонил дверной звонок, и я слышала, как Эмори плетется через весь дом, чтобы открыть, но посетители долго не задерживались. Трудно стоять и болтать, столкнувшись с неприкрытым горем.

После того, как закончила с детской и ванной комнатой, я вошла в кухню, чтобы найти просроченные продукты, которые были у Эмори. Он стоял там с пластиковой бульонницей в руках, завернутой в розовую упаковку, популярную у местных. Я открыла холодильник и оценила ситуацию.

— Хм-м-м, — я начала вытаскивать все. Эмори поставил миску и стал помогать. Мелочевка и остатки отправились в мусор, посуда, в которой они были — в раковину, затем я вытерла нижнюю полку, заляпанную чем-то.

— У вас есть список? — спросила я Эмори.

Он, казалось, вышел из транса.

— Список? — спросил он, как если бы никогда не слышал этого слова.

— Необходимо вести список тех, кто в какой тарелке принес еду. У вас есть листок бумаги под рукой? — сестре Эмори нужно приехать сюда как можно скорее.

— Папа, у меня есть тетради в спальне! — Ева побежала за ними.

— Думаю, я знал об этом, но позабыл, — сказал Эмори. Он моргал красными глазами, будто бы очнувшись. Когда Ева влетела в кухню с несколькими листками бумаги, он обнял ее. Она выбралась из его объятий.

— Мы должны начать список, папа! — Она посмотрела на него сурово.

Я подумала, что Еве хватит объятий на две жизни вперед.

Она начала список сама корявым и своеобразным почерком. Я сказала ей, как это делать, и она взгромоздилась на табурете у стола, кропотливо занося продовольственные приношения в одну колонку, приносящих в другую и примечание, когда возвратить посуду.

Пробужденный нашей деятельностью Эмори стал звонить с телефона на кухне. По обрывкам разговора я выяснила, что он звонил в отделение полиции узнать, когда можно забрать тело Мередит со вскрытия в Литл-Роке, потом договаривался о музыке на похоронную службу, проверял работу, стараясь двигать жизнь вперед. Он начал составлять свой собственный список мелким неразборчивым подчерком. Это был список дел перед похоронами, тихо поделился он. Я была рада видеть, что он стряхнул оцепенение.

Уже смеркалось, поэтому я ускорила темпы работы, подмела, помыла пол и вытерла кухонные стойки. Я отобрала несколько блюд на ужин Эмори и Евы, оставив их на столе с инструкцией по разогреву. Эмори все еще говорил по телефону, поэтому я просто вышла из комнаты с Евой, следующей за мной. Я надела пальто, вытащила ремешок из сумочки.

— Ты сможешь прийти снова, Лили? — спросила Ева. — Ты знаешь, как все делать.

Я посмотрела на нее. Я предала этого ребенка, злоупотребила доверием ее отца. От восхищения Евы мне было больно.

— Нет, я не смогу прийти завтра, — сказала я так мягко, как только могла. — У Верены послезавтра свадьба, и мне надо многое сделать. Но я постараюсь снова с тобой увидеться.

— Ладно. — Она приняла это по-военному покорно, что, я начинала понимать, было типично для Евы Осборн. — И спасибо за помощь сегодня, — сказала Ева после того, как несколько раз сглотнула. Достаточно сильная для хозяйки дома.

— Я подумала, что в уборке будет больше пользы, чем в избытке еды.

— Ты была права, — сказала она рассудительно. — Дом выглядит более милым.

— Увидимся, — я наклонилась обнять ее. Чувствуя себя ужасно неловко. — Позаботься о себе. — Какая глупость говорить это ребенку, бичевала я себя, но не знала, что еще сказать.

Эмори придержал парадную дверь. Я испытала желание побрюзжать, ведь почти разобралась во всем и без разговоров с ним.

— Я не могу в полной мере отблагодарить вас за это, — его искренность была болезненной и нежелательной.

— Это ничего.

— Нет, нет, — настаивал он. — Это так много значит для нас. — Он снова собирался заплакать.

О, черт.

— До свидания, — сказала я ему твердо и вышла.

Мельком взглянув на часы снова на подходе к автомобилю, я поняла, что никак не могу объяснить родным, где была и что делала.

Преуменьшая мою вину, родители подумают, что я сделала замечательную христианскую вещь, выручила Эмори Осборна в его час невзгод. Пусть думают лучше обо мне, когда я меньше всего этого заслуживаю.

Я очень старалась отвести вине маленький уголок в моем сердце. На тех условиях, что у Осборнов теперь чистый дом, в котором можно принимать посетителей. И у меня отрицательный отчет для Джека. Я не обнаружила ничего заслуживающего внимания, за исключением поездки Евы к доктору. Хотя украла расческу.

Когда Верена появилась из своей комнаты, такая же заплаканная, как Эмори, я осуществила вторую часть своего плана.

— У меня уборочное настроение, — сказала я ей. — Как насчет того, чтобы убраться в доме Дила, чтобы вы уютно провели первое совместное Рождество? — Верена и Дил не поедут в медовый месяц до окончания праздников, чтобы не бросать Анну.

Так или иначе, моя миссия состояла в том, чтобы спасти Верену от горя и не чувствовать себя виноватой после того, как я сказала Эмори, что собираюсь навести порядок в его доме. Но во рту был кислый привкус, и я решила, что это было отвращение к самой себе.

— Спасибо, — Верена была искренне удивлена. — Я постоянно об этом думала. Ты уверена?

— Ты знаешь, что мне нужно чем-то заняться, — сказала я честно.

— Да благословит Господь твое сердце, — сказала мне Верена, с состраданием обнимая меня. Так или иначе, нежелательное сочувствие сестры укрепило мое решение.

Затем раздался звонок в дверь, это пришли друзья моих родителей, только что вернувшиеся из поездки за елочными украшениями в Пиджен Фордж. Они были довольны своей поездкой и привезли подарок для Дила и Верены. Поприветствовав их, я ускользнула в свою комнату. Приняла обжигающий душ и стала ждать звонка от Джека.

Он не позвонил. Телефон трезвонил весь вечер: звонки от друзей, уточняющих свадебные планы; Дил, спрашивающий Верену; кредитные компании, желающие продлить новые карты для моих родителей; и члены церкви, устраивающие поминальную трапезу для семьи Осборн после приезда родственников Мередит.

Но не Джек.

Это было мелочно для меня, но я хотела посмотреть на фотографии Саммер Дон восьмилетней давности. Я хотела задать Джеку кое-какие вопросы. Хотела осмотреть его портфель. Сделать все, чтобы выяснить, что беспокоит меня.

Примерно в восемь тридцать я позвонила Чендлеру Макадо.

— Давай прокатимся, — предложила я.

Чендлер въехал на подъездную дорожку моих родителей на собственном джипе. Он был одет в теплую фланелевую рубашку в бело-красную клетку, камуфляжную куртку, джинсы, и кроссовки «Найк».

Мать открыла дверь прежде, чем я смогла до нее добраться.

— Чендлер, — сказала она, ее голос звучал немного удивленно. — Собираешься опросить по поводу того, что случилось в прошедшие несколько дней?

— Нет, мэм. Я здесь за Лили. — У него на голове была кепка «Арканзаские путешественники», сползшая, когда он кивнул мне. Я надела пальто.

— Как в старые добрые времена, — сказала мама с улыбкой.

— Увидимся, мам, — я застегнула старую красную куртку.

— Ладно, дорогая. Хорошо вам провести время.

Мне понравился джип. Чендлер держал машину вылизанной, я это одобряла. Джек был склонен разбрасывать документы по всему автомобилю.

— Так куда мы направляемся? — спросил Чендлер.

— Слишком холодно, а мы слишком стары для «Пруда Франкеля». Как на счет «Сердца Дельты»?

— Давай в «Сердце».

Когда мы домчались до домашней закусочной, в которую ходили на протяжении средней школы, я уже прослушала половину истории о двух разводах Чендлера, о сынишке, которым он так гордился (от Синди, жены номер два), и о действующей женщине в его жизни — Тутси Монаан, в моем списке подружек невест Верены она стояла на последнем месте.

Когда мы поглядели на устрашающее меню, почти не изменившееся с тех времен, когда мне было шестнадцать лет, за исключением цен, и сделали официантке заказ (гамбургер со всем на свете и картошкой фри для Чендлера, карамельный молочный коктейль для меня), Чендлер смерил меня острым, «давай перейдем к делу» взглядом.

— Так в чем же дело у этого парня, которого ты подцепила?

— Джека.

— Я знаю его чертово имя. Что у него здесь за дела?

Чендлер и я уставились друг на друга. Я глубоко вздохнула.

— Он разыскивает… — Я замерла. Как я могла это сделать? Где моя лояльная ложь?

Чендлер махнул рукой, говоря продолжить.

Чендлер уже растрепал Джеку кое-что, влияющее на его привязанность ко мне. Но реальное физическое усилие — открыть рот и рассказать ему, что здесь делает Джек — сделать было почти невозможно. Я закрыла глаза на секунду, глубоко вздохнула.

— Пропавшего человека.

Он обдумал это.

— Ладно, рассказывай.

Я заколебалась.

— Это не моя просьба.

— Чего ты хочешь от меня, Лили?

Лицо Чендлера моментально постарело.

«О, Боже», — я ненавидела это.

— Скажи мне, что твои люди делали, когда Мередит Осборн была убита. Я не знаю, имеет ли это какое-то отношение к работе Джека, Чендлер, это правда. Я была в доме всего в нескольких футах от нее, и будь что-то неладно, я знаю, как драться. — Я не подозревала, насколько это беспокоило меня, пока не высказалась. — Я не успела пошевелить даже пальцем, чтобы помочь ей. Просто расскажи мне об этом вечере.

Он мог сделать это, не нарушая никаких законов, поняла я.

— Что делали мои люди. Что произошло с Мередит. — Чендлер раздумывал, его глаза сосредоточились на солонке с желтоватыми кристалликами соли.

Я не знала, что затаила дыхание, пока Чендлер не заговорил. Он сложил маленькие руки перед собой, и его лицо приобрело жесткое выражение, видимо, профессиональный отпечаток.