Рок, туше́ и белая ворона.

Глава 14. Крептонит

Плавные щекочущие прикосновения, скользящие от лодыжки вверх по ноге, отодвинули занавес сна. Я испугалась, что по моим ногам ползёт какое-нибудь насекомое или возможно Колянов Жорик, снова забрёл к нам в дом. А Жорик, между прочим тарантул…

Нервно подорвавшись на кровати, судорожно втянув воздух, но весь воздух всё равно порывисто меня покинул.

Ох… лучше бы это был Жорик.

В полумраке комнаты, с плотно задёрнутыми тёмно-фиолетовыми партерами, некоторые, невесомо обхватив мою ногу под согнутой коленкой, прокладывали дорожку нежных поцелуев вверх по моей ноге. В сумраке я почти не видела его, только смоль волос и силуэт оголенных плеч, но кожей почувствовала, как он изогнул губы в кривой ухмылке, не на секунду, не прекращая путь своих губ, добравшись почти до коленки. Чёрт побери, у меня бабочки порхают в коленках! Я начала судорожно соображать, не в силах пошевелиться. Его рука мягко скользнула вверх, по внутренней части моего бедра. Восхитительно медленно, отдаваясь подрагивающей пульсацией во мне.

Так, кажется, я ещё сплю.

Меня догнали воспоминания из вчера, заставляя меня молниеносно отрезветь, ну или почти, но уж точно окончательно пробудиться. Я растерянно заблуждала глазами по его фигуре во мраке.

― А традиционно ты не мог меня разбудить? ― промямлила я еле-еле, ― Зачем так пугать?

Он вскинул на меня синие глаза, потемневшие до неузнаваемости.

― Пугать? ― повёл он бровью, и сложив на мою согнутую коленку ладонь, уткнулся в неё подбородком, ― Хм, я пытался тебя будить четыре раза, и все четыре раза предположительно был далеко и надолго послан.

― Предположительно? ― пробормотала я, понимая, что рука с моего бедра никуда не делась, выводя пальцами неспешные круги. Вот чёрт.

― Предположительно на-дене. ― задумчиво проинформировали меня некоторые, невозмутимо, хозяйничая кончиками пальцев на внутренней стороне моего бедра. Покосилась на его руку, машинально облизнув губы.

― Ясно…

― С такими мыслишками, ты чертовски рискуешь надолго тут задержаться, ― сказал он с дразнящей интонацией, не останавливаясь. Какого чёрта он делает? Посмотрела в его глаза, прекрати-по-хорошему-или-пожалеешь-взглядом. Его тёмный взгляд, мог заставить вспыхнуть кровь. Сквозь мизерные частички сна, и будоражащие ощущения, обратила внимания на один момент. Мой чемодан стоял около письменного

― Это ты принёс чемодан из машины, или это я была занята какой-то деятельностью во сне? ― поинтересовалась я настороженно, озираясь во мраке комнаты.

― Ты говоришь во сне. ― он слегка нахмурился, ― И не только.

Я медленно кивнула.

― И что я говорила?

― Понятия не имею, но ты и не представляешь, на сколько бы хотел узнать.

― О, и что я интересно такого сделала? ― усмехнулась я.

― Интересно? Мне больше интересно, почему ты не потрудилась предупредить, что твои нарушения сна, могут напрочь отбивать всё желание спать.

Ощутив тесное неудобство, я нахмурилась, неуверенно кривя губы.

― Так жутко?

Раф потянулся смещаясь ближе ко мне. Я уловила совсем лёгкий пряно-мускатный запах со странно знакомой сладкой нотой, исходящий от него. Склонившись Раф, запечатлел, одинокий поцелуй на моей ключице. Сердце пропустило удар. Легко касаясь кончиком, носа он мучительно медленно проскользил вверх по моей шее. Я задрожала.

Это было… возбуждающе.

Эмоции ускакали в неизвестном направлении, путая мысли, дыхание, биение сердца. Кончики моих пальцев зазудели в навязчивом желании окунуться в шёлковые черные пряди его волос. Напряжение опасно затрещало между нами. Поддавшись навязчивой идее, невесомо дотронулась, до мягких волос. Я ощутила, что они немного влажные. Скользнув губами по чувствительному местечку чуть ниже моего уха, провёл по моей челюсти, еле касаясь губами. Он замер в нано миллиметре над моими губами, изводя меня пылающим сапфировым взглядом.

― А, так жутко? ― прошептал он, хриплым голосом. Он тяжело дышал. Это была высшая точка кипения. Он мимолётно повёл бровью, ― Вот и рассуди.

Моя рука безвольно опала с его волос. Мне вспомнилась ночь моего рождения, не помню, что снилось мне тогда, но точно осознала, что мне не снилось. Действия во сне, я могла что-то сделать, что разбудило его, может быть могла касаться его. Но не так, мой лунатизм страшен, даже опасен, но не эротичен. Раньше точно не был. Понятия не имею, что твориться с моим лицом, но по-моему у меня рот разинут как у идиотки. Из меня вырвался нервный смешок, больше похожий судорожный выдох.

― Очень смешно!

Раф покачал головой.

― А мне вот не очень, ― скривился он вымученно, улыбаясь.

― Гордеев ты идиот… ― пробормотала я, ― У меня паранормальная сомнамбула, а не сексуальная!

Его глаза шокировано округлились.

― Не сексуальная, мать твою?! ― поразился он, недоверчиво сменившись в лице, ― Да, после такого, никакой ледяной душ не поможет! ― он зажмурился опуская голову, и глухо посмеиваясь. ― Да, а вещи твои я принёс, ещё когда ты уснула.

Меня поддело лёгким раздражением, и я закусила губу. Он мог быть подавляющим. Не смотря на меня Раф хмыкнул.

― Не надо делать такое лицо Вик.

Я вздохнула, смиряясь. В конце концов, я вроде как остаюсь.

― Ты так и будешь называть меня, не смотря на то, что я против?

Потерев переносицу он внимательно посмотрел на меня.

― Мне так больше нравится.

― Зато меня это убивать просто.

― Чем? ― удивился он. Ну вот и как я ему объясню, если сама толком не понимаю.

― Не скажешь? ― догадался Раф.

― Это долгая история. Слишком сложная, запутанная, даже для меня. ― ответила я честно. Я нахмурилась, всматриваясь в его затенённое лицо. Куда нас всё это заведёт? Я стала покусывать нижнюю губу. Он протянул руку, мягко прикоснувшись освободил мою губу из тисков зубов, блуждая взглядом по моему лицу.

― Почему в темноте ты кажешься умиротворённой?

Я не была умиротворённой. Я всё ещё могла чувствовать, его губы на своей коже. Меня всю странно покалывало. Это могло быть очень болезненным.

― Мне спокойней в темноте, безопасней. ― обычно по крайней мере.

Я не была в безопасности, он был где-то здесь, где-то очень близко. И речь не о Рафе. Я могу видеть всякое в бреду, но это не было похоже на галлюцинации. Я утопала в ванную, прежде чем паника распустила лепестки во мне, и щелкнула выключателем. Зажмурилась от внезапного резкого света. Кожу на шее мягко обожгло.

― Чуть не забыл, с добрым утром… ― прошептал он с чувством. По телу пронесся целый табун интенсивных мурашек от этого. Раф оставил поцелуй чуть ниже уха.

Я практически на ощупь открыла кран. Привыкнув к свету, нашла взглядом парня. Парня? Так, а ведь это получается, что он мой парень. У меня чуть челюсть не отпала от этой мысли. Ещё вчера, я была чертовски на сто процентов уверенна что, этого не случиться никогда. Но нет. Вот он прямо передо мной. А дальше что?

«Что ты собираешься делать дальше?»

Что я собираюсь делать?

Тысячи сомнений впились в меня колючими шипами. Острее чем шипы отборных роз. Планировал ли он своё будущее с ней? Интересно, какой она была? Любил ли он её, сказал ли об этом?

И вот она ― вот она паника. Руки как по наитию вцепились в край раковины, я попыталась сделать вдох. Он застрял, поперёк горла. Сердце подорвалось. И то, что мой парень, смотрел на меня широко распахнутыми глазами, нихрена мне не помогало. Замеревший, просто встывший в пространство, он смотрел на меня хмурым взглядом. В сапфировых глазах, тёмным саваном развивалось замешательство. Он тяжело сглотнул.

― Что? ― вскинула я подбородком, ― Спросонья я уже не такая красивая, не так ли? ― усмехнулась я стараясь звучать безразлично. Но я звучала зло, мне хотелось, чтобы он ушёл и не видел меня такой.

Словно заново обретая дар речи, он как заколдованный проскользил потерянным взглядом по моему лицу. Он покачал головой.

― Не в этом дело. Ты… бледная. ― почти выдохнул он. Раф протянул ко мне руку, едва касаясь костяшками полусогнутых пальцем, медленно провёл по моей щеке, словно я была не настоящей. Его рука казалась раскалённой на моей коже.

― Я всегда такая, ― осведомила я некоторых, плеснув себе полную ладонь ледяной воды в лицо. Не помогло. Меня не на шутку разносило на куски.

― Нет. У тебя просто кожа очень светлая, а сейчас ты реально болезненно белая. ― тихая тревога в его голосе, застала меня врасплох. Я посмотрелась в зеркало.

Я содрогнулась от собственной бледности. Раф шагнул за мою спину, нежно обхватив меня за плечи. На меня смотрела незнакомка. Девушка-тень с мертвенно белым лицом, в обрамлении диких жемчужных кудряшек. Вокруг глаз лишенных блеска, залегли отчётливые густые тени. Пушистые чёрные ресницы не красили, лишь углубляли тенёты вокруг глаз. Я могла бы поверить, что умерла, если б не слышала высокоскоростной стук своего сердца, и не пыталась вернуть ровное дыхание. Я задыхалась от боли и бессилия. Осторожно посмотрев на Рафа в отражении, смотрящего на меня настороженным мрачным взглядом, я мгновенно ощутила вину и стыд за то, что он видит меня в таком состоянии. И это при том, что он был просто черноволосым греческим богом, в сравнении со мной. Высокий, он был больше чем на голову выше меня, великолепно сложенный, в джинсах восхитительно низко сидящих на его бедрах. Его глаза были яркими как сердце океана на выразительном лице ― он был ангелом, ему лишь крыльев не доставало. Отвращение подкатило комом к самому горлу. Отвращение к самой себе.

― Не выспалась наверное, ― соврала я, холодно, ― Пройдёт.

Он сильно сжал челюсть. На его лице проступили желваки.

― Уверенна? ― спросил он настойчиво. Кажется у него голос упал на целую октаву. У меня сердце от этого упало, едва не сорвавшись в пропасть. Нет, чёрт подери я не уверенна! Я ни в чём уже не уверенна! Видел бы он что со мной было после аварии, такая картина не казалась бы ему на столько ужасной.

В одно мгновение обняв меня за талию, он прижимаясь к моей спине, обжигая собой через ткань. Закрыв глаза, Раф уткнулся носом в мои волосы глубоко вдыхая.

― Ты дрожишь.

― А ты ещё ближе придвинься, я не только задрожу, но и вообще соображать перестану. ― съязвила я. Мой голос дрожал и ломался. Меня трясло, и ноги подкашивались в искаженной реальности вокруг. Раф напрягся и тяжело вздохнул, словно стремясь держать себя в руках.

― Вик, я знаю, что такое панические атаки, ― шепнул он и стянул небольшое махровое полотенце. Намочив его, держа в одной руке, отбросил другой рукой мои волосы, на плечо и приложил ледяное полотенце к моему лбу.

― Держи, и не ври мне больше.

Молча, я пыталась выровнять своё дурацкое дыхание. И если раньше, рядом со мной никого не было в этой темноте, то сейчас я была не одна. И я даже не знала, как мне к этому относиться. Благодарить свою судьбу и всех Богов, или горько плакать, сожалея, что делаю несчастным кого-то рядом с собой. А он был несчастным, уверенна самым несчастливым человеком за всю историю человечества, потому что именно я была его несчастьем. И ладони на моих плечах, и пристальный встревоженный синий взгляд, сполна это подтверждали.

― Лучше?

― Да, спасибо. ― я боялась смотреть ему в глаза, ― Извини.

― Господи, за что ты извиняешься? ― простонал он раздражённо. Раф, развернул меня за плечи к себе, и приподнял мою голову за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

― За то, что видишь это. ― пожала я плечами, не зная куда деть свои проклятые глаза, ― За, то, что… не уехала. За всё.

Он замер. Мгновение, он молчал. Я заглянула в океан его глаз. Он более чем скептически на меня смотрел, изогнув идеальную чёрную бровь.

― Вик, ну ты дура, что ли? ― пробормотал он, становясь привычным для меня.

― О! Гордеев вернулся! ― воскликнула я издевательски. Я пожала плечами, замечая, как сильно я дрожу, и что дыхание поверхностное. ― И я полагаю, это вопрос риторический. ― добавила я, отводя взгляд в сторону.

― Голову себе не морочь, всякой ерундой.

Вытолкала некоторых за дверь, быстро приняла холодный, душ, и одевшись, принялась выпрямлять волосы, плойкой. Душ мне явно ничем не помог, хотя в целом я не чувствовала себя так плохо, как выглядела. Меня немного знобило, и хотелось спать, но в целом ничего такого, с чем я не могла бы справиться. Стандартное утро.

Когда я почти закончила, Раф, подпёр косяк двери плечом, скрестив руки на груди. Он казался строгим, пристально окидывая меня взглядом.

― Зачем ты это делаешь?

― А что?

Он протянул руку, подцепляя идеально ровную прядь волос.

― Просто интересно, чем тебе кудряшки не угодили? ― поинтересовался он пропуская прядку между двумя пальцами. Я рефлекторно наморщила нос.

― Не люблю кудряшки.

Раф склонил голову набок.

― В самом деле? ― удивился он весело прищурившись. Посмотрела на его слегка подвитые чёрные волосы.

― Ну, у себя по крайней мере.

― Почему?

― Тебе они видимо больше нравятся, да? ― усмехнулась я.

― Мне как-то всё равно, есть они или нет. Просто интересно зачем ты их выпрямляешь.

― Хочу. ― просто ответила я.

Убрав щипцы оправила чёрные брюки «дудочки». Выходя, посмотрела на Рафа, подозрительно меня рассматривающего. Свет проникающий из ванной, осветил его силуэт. Я чуть не споткнулась. Из под скрещенных рук виднелись шрамы внушительных размеров. Я сама не поняла, как подошла. Распустив его руки, резко выдохнула.

Обнаженный торс, пересекали три глубоких шрама, практически параллельно, но нижний имел более низкий наклон. Шрамы рассекали рёбра с левой стороны, почти под сердцем. Я не видела и не чувствовала их на ощупь, они в основанном уходят в бок, поэтому наверное. Проведя по ним кончиками пальцев, ощутила, как сильно он был напряжён. Я заглянула в синие глаза.

― Откуда это?

Я хотела расспросить его. Узнать о нём всё. Узнать его. Я боялась этого. Его взгляд казался жёстким, словно ожидающий удара. Повисла какая-то недосказанность между нами. Это было безумно фрустрирующим.

Мягко захватив мой пальцы, отнял их от шрамов и прижал кончики к своим губам.

― Неважно, ― ответил он согревая тёплым дыханием подушечки моих пальцев. Синие красивые глаза, выглядели потерянно, я хотела отыскать седую прядь взглядом, но она видимо потерялась в его густых подвитых волосах. У меня просто слов не было. Я опустила взгляд, на линии нарушающие совершенство его тела. Подступив просто обвила его руками.

― Хм, ты пахнешь мной. ― сообразила я, откуда этот сладкий запах. Арабский жасмин, от моего шампуня. По моему про ледяной душ, он вовсе не пошутил.

Сдвинув шёлк с плеча, он легко коснулся кожи тёплыми губами, и отстранился проскользив по мне ладонями.

Мы позавтракали, я сунула посуду в посудомоечную машину. Раф вышел с кухни и открыла шкафчик. Я достала и вскрыла флакон. Украдкой выглянула в гостиную, посмотрела на Рафа у рояля. На таблетки. Прекрасно, мне придётся как то пить это дерьмо, при нём незаметно. Не знаю, в чём моя грёбанная проблема, но от этого становилось не по себе. Чувства вины и уязвимости таранили меня насквозь. Ни это ли в своё время делала Инна, скрывая от Кости болезнь?

Приняв препарат, подошла к нему, старательно избегая его взгляда. Он заметно расслабился и я наверное перестала быть бледной лет на пять вперёд. Его молчание по моему носило нервный характер. Он просто не представлял, как себя вести со мной. Это огорчало, он словно в любой момент ждет чего-то плохого.

Он протянул руку к моей, крепко сгребая в свою ладонь мою. Словно чувствуя, что я готова была повернуть назад. Чувствуя моё замешательство, Раф, сильнее сжал мою ладонь. Можно подумать я куда-то убегу. Вообще-то могла бы.

― Ты больше на мать похожа, да? ― как-то внезапно спросил Рафаэль.

― Ты даже не представляешь насколько, ― пробормотала я двусмысленно. Он недоумённо на меня посмотрел с высоты своего роста.

― Ты мать мою когда-нибудь видел? ― спросила я. Раф задумался и облокотился на рояль. Он притянул меня к себе, располагая меж своих ног, он сомкнул руки за моей спиной.

― Ни разу.

― Если вдруг появится желание её увидеть, можешь далеко не ходить, просто накинь мне лет двадцать.

Он усмехнулся.

― Уверен, двадцать лет не смогут тебе навредить. ― он чуть-чуть нахмурился, ― Странно… Я могу это сделать. ― удивился он чему-то, внимательно смотря на меня, ― В смысле, взять и представить нас старше.

Моё дыхание замерло. Его рука исчезла, унося тепло от меня. Тонны мыслей, опасений и боли пронеслись в моей голове за долю секунды, образуя одно единственное: «Не со мной…»

Раф, как-то горько улыбнулся.

― Это из-за прикосновений? Не можешь их выносить?

Он сумел меня изумить.

― Что? ― шепнула я ошеломлённо смотря в синие глаза, ― Нет. Ты вообще единственный человек, способный так беспрепятственно дотрагиваться до меня.

― А как же тату-мастер? ― припомнил он не без неприязни.

― «Так беспрепятственно», имеет, смысловую опору именно на этом самом «Так». Просто ты такие страшные вещи говоришь. 20 лет, это же, где-то там, не со мной… ― я замолчала, не в силах завершить мысль. А может такая она и есть на самом деле.

Мягко притянув меня за шею ближе к себе, он со всей страстью атаковал мои губы, просто вышибая почву из под моих ног. Моё тело настолько уже привязалось к нему, что утонуло и растворилось в нём незамедлительно. Мне так хотелось ощутить это в полной мере, я мысленно пыталась побороть искусственную завесу. Но терапевтический туман был непроницаем и непреклонен. Отняв от меня свои губы, он отстранился, так, что меня повело за ним. Мне ничего не оставалось, кроме как упасть к нему на грудь, ощущая глухое биение сердца под своими ладонями. Ухмыльнувшись, он легонько щёлкнул меня по кончику носу, подмигнув.

― Не падай.

Клянусь я не села за рояль, я просто рухнула, обескураженная и сильно ослабшая в ногах. И в руках. И везде. Но не от его порыва, не только от него. Меня утягивало в лекарственный туман… я потерялась во времени, в пространстве, просто потерялась, не представляя, как и что я играла, о чём думала. Сквозь лекарственный туман, пробились еле ощутимые касания, к моему лицу. Уха коснулось мягкое тепло.

― Мышка…

Я распахнула глаза и обернулась на Рафаэля.

― Что? ― я не расслышала собственный голос.

― Ты чего шепчешь?

Я кинула взгляд на своё плечо и лежащую на моём плече руку. Я почти не чувствую её…

― Слушай… ― он сильно нахмурился, погладив меня по спине, ― Что-то, ничерта мне не нравится, как тебя то в жар кидает, то в холод. Ты не заболела, случайно?

Его прекрасный голос, образ, синие глаза ― всё, абсолютно всё, подёрнулось, мутной плёнкой.

― Нет. ― я больше не знала своего голоса, он был мёртвым в моих ушах. Я колебалась, от этого вопроса. Я заболела очень давно, ещё в утробе матери. То, что ему не стоит знать. Мне вспомнились своды клиники, и мое пронзительное молчание, что привело к назначению разного неправильного психотропного дерьма. Меня ментально передёрнуло от этого. Он хмурился, прокладывая ложбинку между бровей, такую, к которой так и тянуться руки, чтобы разгладить её. Но я не могла даже пошевелить рукой.

― На студию? ― спросил Раф.

― Куда? ― удивилась я. Парень неспешно блуждал в моих глазах.

― На лицо дефицит информации. Сразу ясно, что кому-то стоило посещать репетиции чаще. Ты не видела разве где мы пишемся? ― в его голо читалось недоумение. Я покачала головой, и он протянул мне свою ладонь.

― Ну что ж, поехали открывать тебе Америку, мышка.

Я поднялась из-за рояля, ощущая мир через медикаментозную призму.

― Мышка?

― Помниться назвал тебя однажды деткой, и получил прямо в лицо. ― с озорством припомнил Раф, ― Думаю это значило, что не стоит тебя так звать.

Послав ему маленькую улыбку, я достала ключи от GT из кармана.

― О нет. Чёрта с два ты сядешь за руль в таком состоянии, ― он странно, мягко усмехнулся, ― Я конечно в курсе, что ты слишком хороша для этого неправильного мира, и отправишься прямо на небеса. Но давай ты отправишься туда позже. Гораздо позже. На столько поздно, на сколько это вообще возможно, а сейчас отдай мне ключи, ― заявил Раф, забирая ключи от машины из моих ослабших рук. И кажется, он заметил мою слабость. ― Не хмурься, я знаю, что достал. ― он одарил меня вопросительным взглядом. Я спокойна, я легка. Невесома… эфемернее дыхание.

Мне плохо.

Выезжая с подъездной дорожки, на дорогу, он положил мне руку на коленку. Я хотела ощутить жар его кожи, но не ощущала. Я не ощущаю нихрена. Чувства, словно облили лидокаином. Я впервые за всю свою жизнь, в которой бесчувствие было моей заветной мечтой, по-настоящему страдала от этой плоской реальности. Раф настороженно на меня покосился.

― Вик, в чём дело?

Я могла бы поверить, что он ощущает мой холодный вакуум. Я замерзаю в этой односложности, просто застыли чувства на нулях. Я уже начинаю выдумывать, возможно совершенно несуществующую картину происходящего в своей больной башке. Но кажется, я поняла, что происходит. Может так быть, что препарату требуется некоторое время, прежде чем начинает работать в полную силу. Видимо, это время уже миновало и настало время стопроцентного действия. И мне некому в этом помочь. Справиться с этим. Во всей этой плюралистической драме, я совершенно забыла, что Сергеич, собирался в отпуск, с десятого октября, что соответственно предполагает, что ближайшие парю недель, мы не увидимся. Проводить сеансы по телефону? Мне даже на них, чертовски нет сил. Да и делать мне больше нечего, как отвлекать человека, своим больным дерьмом, в его заслуженный отпуск.

Добравшись, до места, рассмотрела фасад двухэтажного дома в современном стиле из тёмного и более светлого камня, с примесью изысканной готики. У дома стояла, сверкая на солнце, чёрная Ауди А8.

― А что здесь? Почему, группа пишется здесь?

― Потому что у меня крутая аппаратура.

Я обдумывала это пару мгновений, прежде чем до меня дошло. Это его дом. Вновь взглянула на Ауди, выходя из машины. А у его родителей однако не средний достаток. Я как-то не думала об этом конечно, мне как-то немного наплевать, кто как живёт, но если подумать, то можно без труда вспомнить, как выгладят его родители, кто они и что мы оба учились в частной школе. Я не знаю, как сейчас, сейчас он много уделяет времени группе, но точно знаю, что учась в школе, он работал. Не знаю где, ни знаю кем, но работал. И вот нахрена ― я теперь тоже не знаю. Как и то, как мне пережить этот день. Я почти не различала окружения: внутри дом был светлым, дизайн в стиле минимализма, но всё было размыто моему взору. Я помню звукозаписывающую комнату на первом этаже, но не помню, как мы записывались, не помню, что мы писали.

Так, прошёл день. Я терпела, я ждала что всё измениться, надеялась, что этот туман развеется, я адаптируюсь и всё будет нормально. Проходил второй, но ничего не менялось, я кажется уходила в точку, я не чувствовала его: чувствовала его прикосновения, поцелуи, но не чувствовала его, того огня, что он мог разжигать, одним лишь взмахом чёрных ресниц, во мне, между нами. И я говорю не о страстях, я говорю о том огне, что заражал меня жизнью.

Не так. Это было чертовски не так, я страдала от этого. В какой-то момент, я стала задумываться, что, всё, по идее так, как оно и должно быть. Ведь шизу не лечат, ее только подавляют, а значит так всё и останется. Я внезапно припомнила свою мать, со всеми её рецидивами и приступами. Вспомнила её в периоды, когда она пила сильнодействующие препараты. И даже последние годы. Она определённо точно принимала их, иначе никак, шизофрения, заболевание хроническое, оно преследует человека на протяжении всей его жизни. К тому же болезнь склонна постоянно прогрессировать, особенно с возрастом.

Вспомнила Рената, даже не его, а то чувство на грани слёз. Я чётко вспомнила, что жалела его… мне было его жаль, и чернильные глаза в моей памяти, исказились бессильной болью и страданием.

Моё сердце пропустило удар от этого воспоминания.

Я хваталась за эту ниточку, в желании распутать наконец этот треклятый клубок, из струн моей неприкаянной души, но она исчезала от меня, исчезала затерявшись в тумане. Это было мучительно, это давило на меня с непреклонностью асфальтаукладчика.

Я подняла глаза на Рафа, перебирающего струны своей гитары в мелодии. Мы репетировали в старом баре, перед очередными выходными. Образ моей ледяной матери, преследовал меня, образ брата, трансформировался в глубокий шрам на едва дышащей душе. Это безмолвно сводило меня с ума, истязая и жаля сотнями жал скорпионов изо льда, где-то глубоко в темноте. Я споткнулась, сбилась. И ещё раз, и ещё, и ещё…

Я не могла играть. Мои руки взлетели вверх.

― Извини. Я не могу, просто не могу.

Раф, остановился, отрывая пальцы от струн.

― Ну тогда, всем удачных выходных, ― распорядился он, ― До понедельника.

Он поймал мой взгляд, его был спокойным, вроде как понимающим. Но он не понимал, не знал всей тяжести, это было душераздирающе для меня.

Я смотрела на Солу с Мишей. Видела, как они счастливы, просто смотря друг на друга, и точно зная, что они уверенны в завтрашнем дне. Я не смогла уберечь себя от зелёного яда зависти. Я не чувствовала ни капли уверенности, я не была счастлива. Вот даже ни чуть-чуть.

Его шаги по сцене, принесли его ко мне. Даря лёгкий поцелуй, Раф спрыгнул со сцены и протянул мне ладонь. Я смотрела в небо его глаз. Боги, мне было так сложно, мне бы в это небо, полететь бы, улететь, растворяться в нём. Мне нужно было гораздо больше, чем осознание его близости. Бескрайние расстояние разверзлось между нами. Такое чувство, что между нами простирался долбанный континент: он на том берегу, не со мной. Я на одной стороне пропасти, а он на другой. Я осталась на тёмной стороны луны, а он мерцает в её сиянии. Он перешагнул, оставил двухлетний ноябрь, а я нет. Я не вернулась, не вернулась застряв в каком-то пограничном состоянии. Словно в астрале между жизнью и смертью. Словно время остановилось для меня. И я ненавидела это мертвое море времени. Я была несчастна в этом прямом бесконечном отрезке, в вечность длинной, самоотверженно крича в это небо, но оно не слышит меня.

Я провела весь остаток субботнего дня, в своей студии, пытаясь реставрировать картину, но честно признаться я даже не пыталась, лишь создавая иллюзию деятельности. Я знала, что только всё испорчу, если положу хоть один мазок краски не туда. Он был рядом, в этом океане льда, но на том берегу, словно за непроницаемым стеклом.

К вечеру, точнее даже сказать к ночи, Раф, уже собирался домой, мы уже попрощалась, и стоя в пороге студии, он оставил мимолётный одинокий поцелуй на моих губах, но порог студии не преступил. Он окинул меня взглядом, весело ухмыляясь.

― Кстати… ― он нырнул, в карман своих синих потёртых джинс, ― Мне эта штуковина, клянусь, уже штаны прожигает.

― Я тебя сейчас стукну, ― пробормотала я холодно. Он укоризненно на меня уставился, доставая маленькую чёрную коробочку из кармана.

Бархатную коробочку.

Открыв коробочку, он извлёк колечко из белого сверкающего метала… нет, не просто колечко. Я не знаю, что за ювелир его создал, но оно просто внеземной красоты. Искусно завиваясь на тонких переплетениях сверкающих цепей, кристально чистый камень в форме сердца: нереальной огранки, в обрамлении оправы, с произрастающих от неё крыльев.

Я, медленно, с паническим подозрением, перевела взгляд на парня, ткнув пальцем на кольцо.

― Это… что?

Он повёл бровью, одарив меня а-сама-ты-как-думаешь-взглядом.

― Кольцо.

― В самом деле? ― пробормотала я, холодея. Я облизнула пересохшее губы, осторожно заглядывая в океан синих глаз, ― Гордеев…

― Так, спокойно. ― он сдержанно на меня посмотрел, ― Это не такое кольцо. Я знаю, что у тебя инфаркт может случиться, от подобной перспективы и это не то кольцо, ― сказал он невозмутимо, беря мою онемевшую правую руку.

― Не та рука.

Он замер, долго удерживая мой напряжённые взгляд. Заблуждав по моему лицу, с легким прищуром, хмыкнул и взял мою левую руку. Колечко скользнуло на безымянный палец левой руки.

― Слушай, ты меня пугаешь.

Разочарование, отразилось на его лице, прежде, чем он спрятал его.

― Не нравится?

― Нет, оно красивое, ― спохватилась я, ― очень-очень, просто… Зачем это?

― Это кольцо, моё тебе извинение. Нанэ ада вавир прэ свето… ― договорил он на-ромне. Я не поняла полфразы.

― Нет больше… чего?

― Нет больше таких на свете. ― он удивлённо повёл бровью, ― Давно ты стала меня понимать?

― Периодически.

― За что именно, я надеюсь не надо перечислять?

Я скрестила руки на груди, многозначительно смотря на парня.

― Ты не собираешься упростить мне задачу, верно? ― догадался он.

― Я вся внимание.

Раф вздохнул, задумавшись на мгновение.

― За то, что я тебя ненавидел, презирал тебя, изводил. Что ещё, я там делал хренового? ― потешался он, с мудрёным видом, смотря куда угодно, только не на меня. Вздох остановился в его груди, когда он отыскал мои глаза взглядом. ― Не то что бы это обязательно, я знаю, тебе нужно время, просто прости, за тот, двухлетний ноябрь. И спасибо, что… осталась. ― последние слова были шёпотом и он замер. Кажется, я могла прикоснуться к небесам, просто оттолкнувшись от этих прекрасных слов. Кто сказал ему, что он не умеет делать красивых признаний?

Обняв его за шею, я заставила его отмереть. Сильные руки обхватили меня за талию, прижимая к себе, словно в страхе, что я могу сбежать. И я узнала, как бежать, узнала, как бежать по-настоящему бежать, но не от него, от терапевтического киллера. Мне до смерти нужно было сломать эти непроницаемые стёкла. Поцелуй, был страстным, я обвивала его шею руками, вонзая пальцы в черные волосы, но я не чувствовала огня. По телу прошла лёгкая дрожь, я просто хотела испариться, под прикосновениями этих тёплых рук. Мне даже было не важно, как далеко мы зайдём. И где-то на крою сознания, я понимала, что всё происходит не так: замедленно, апатично, отчуждённо. Я словно наблюдала за собой со стороны, но чёрт возьми, я просто ничего не могла поделать, ни с собой, ни с грёбанной терапией!

Кончики его пальцев скользнули, по краю моей футболки, задевая кожу внизу живота. Лёгкая затуманенная дымка, прошлась по моему телу, даже не застрагивая глубже. А я была гораздо, гораздо глубже, он словно тревожил воды спокойного озера, создавая рябь, но я, была там, на дне, на самом грёбанном дне, озера, под толщей ледяной воды во тьме, спутанная тысячью цепей. Я отчаянно нуждалась в том чувстве полной потерянности в нём, чувстве растворённости, в прикосновениях, пробуждающие дремлющее пламя внутри меня, рассыпаясь огненными бабочками внутри. Я никогда не понимала этого выражения о порхающих бабочках внутри, никогда прежде, до него.

Он ― крептонит.

Мой крептонит, что убивает и манит меня. И я лечу, как мотылек на это сияние синих глаз, но всё бьюсь и бьюсь об лёд, раз за разом желая сбежать на этот свет. Но не могла я разбить это подавляющее медикаментозное стекло держащее меня в вакууме.

Огонь не горит без Воздуха…

Я раздраженно, просто отчаянно застонала. Раф застыл, тяжело дыша, он осторожно отстранился и заглянул мне в глаза. Этот взгляд и эти эмоции в нём, глаза потемневшие под натиском расширившихся зрачков, выдавали желание и голод. Переведя дыхание он покачал головой.

― Вик, иди в постель, ― скомандовал он хмурясь.

― Звучит многообещающе…

С пронзительным глухим рычанием, меня перехватили и перебросили через плечо. Я взвизгнула.

― Раф! Достали твои первобытные замашки!

Он хрипло рассеялся, и я получила лёгкий шлепок по заднице.

― Значит придётся потерпеть.

Меня потащили прочь с чердака, судя по манерам прямиком в пещеру не сворачивая. Опустив меня на кровать, неандерталец склонился надо мной, упираясь рукой в кованную спинку кровати над моей головой.

― Я вижу, что ты устала. ― он провёл подушечкой пальца по моим губам, освобождая мою закушенную губу.

― Раф…

― Просто заткнись и ложись спать, Вик.

― Ты чувствуешь это, да?

Его рука замерла, в уголке губ заиграла провокационная усмешка.

― Поконкретнее, мышка, а то я даже боюсь представить, что именно ты там имеешь в виду из того, что я сейчас чувствую.

Я протянула руку, проводя ладонью по его щеке, ощущая слабое покалывание от лёгкой щетины. Прикрыв глаза, он склонил голову, теснее прижимаясь к моей ладони. Иссиня чёрные пряди упали на лоб, затемняя его до неприличия прекрасное лицо. Он не видел того, что происходит.

― Засыпай мышка… ― он поцеловал меня в ладонь и оставил лёгкий поцелуй на моих губах, прежде чем уйти.

Но он так и не увидел. Или делал вид, что не видит, и ждал перемен. Перемен, никем не гарантированных, и чертовски маловероятных, в то время, как космос на расстоянии объятий, был слишком недостижим. Это было больно, ранило меня глубоко внутри кусочками искусственного льда.

Это было больнее драмы. Смертельней ртути.

И это всё длилось и длилось. Бесконечность.

В какое-то мгновение, я перестала жить. Совсем. Это было очень подходящим определением, я чувствовала себя мёртвой. Я очень хотела жить и дышать свободно, чувствовать, как никогда прежде, отчаянно нуждаясь, пережить всё это по-настоящему. Я была измотана, ослаблена всем этим спектром бесчувствия, но терапия сжала меня в своих тисках, не выпуская ни на один долбанный вдох.

Я потеряла счёт дням, потеряла себя, это был абсолютный коллапс, на нереальной глубине, я тонула, погрязла под толщей океана льда. Я не могла вырваться, не могла сделать вздох, эта апатия начала сводить меня с ума. Где-то на окраине следующей недели, я поймала себя ускользающую на край, скользящую по краю этой пустоты за грань. Я отчётливо поняла, что просто не смогу так больше, не выдержу ещё хоть день этого искусственного сна.

Я хотела умереть.

Я решила попробовать. Просто попробовать, дышать полными легкими, полноценно вдыхая, просто окунутся в это с головой, целиком. А если не получится, если я начну задыхаться, я остановлюсь, отматываю назад, смирюсь, и попытаюсь жить в этом эфемерном астрале, по злой шутке Богов, именуемый реальностью.

И он, либо спасёт меня, либо я просто сломаюсь насмерть.