Роликовые коньки

ВРЕМЕННОЕ СИРОТСТВО КОНЧАЕТСЯ

Уход Принцессы Саиды и маленькой Тринкет опустошили Люсинду. Теперь пустое пространство в душе обязательно надо было заполнить, и Люсинда с готовностью бежала на любой зов. Родители Тринкет очень ей помогали, потому что она была им нужна все время. Никогда раньше Люсинда не думала, что какой-нибудь взрослый не может прожить без нее и дня.

Папа и мама в ней никогда особенно не нуждались. Четверо братьев, которые были старше Люсинды на четыре, девять, двенадцать и восемнадцать лет, отняли у папы и мамы все молодые годы, и на ее долю почти ничего не осталось. В семье с ее существованием как бы смирились. Ее считали некрасивой, капризной, упрямой и снисходительно терпели ее выходки. Люсинда к такому отношению привыкла и воспринимала его как должное. И все-таки она всегда верила, что где-то в огромном мире найдутся другие люди, которым она понравится. Первым таким человеком стала Джоанна. А теперь вот — папа и мама Тринкет. Иногда Люсинде казалось, что им даже дышать без нее трудно. Мистер Бродовски стал водить ее на репетиции симфонического оркестра. Там ей предоставлялась полная свобода действий, и она без конца елозила на своей низенькой табуретке, придвигаясь поближе то к скрипкам, то к альтам, то к контрабасам, фаготам и флейтам. На обратном пути она, не переставая, расспрашивала папу Тринкет о музыке и вскоре почерпнула множество сведений о симфониях, концертах, хоралах и различных инструментальных партиях. Именно этой весной она познакомилась с великой музыкой.

А вскоре настал вечер, когда папа Тринкет первый раз выступал с оркестром в концерте. Люсинда и миссис Бродовски сидели рядом в партере. Девочку так захватил Бетховен, что, пока все не кончилось, она не произнесла ни слова. А потом она шепнула на ухо маме Тринкет:

— Я закрывала глаза, когда слушала, и мне показалось, что это звезды на небе хором поют. Ну, прямо как в Библии! А еще Джоанна мне говорила про одного ирландского мальчика. Он заснул возле волшебной крепости, и в сердце ему попала самая красивая мелодия в мире. Может быть, мистер Бетховен тоже заснул возле звезд, когда они пели на небе? Как вы думаете, миссис Бродовски?

Остальные друзья Люсинды тоже старались по мере сил излечить ее от тоски. Самый весомый вклад внес мистер Коппино. Он купил Тони ролики. Теперь они могли вместе с Люсиндой разъезжать по всему Нью-Йорку. Сначала они освоили парк. Через ворота и калитки они устремлялись в нижнюю его половину к пруду, вокруг которого было так замечательно кататься наперегонки. Когда ноги от усталости уже не хотели стоять прямо, ребята для отдыха кормили рыбок в пруду. Потом они шли в обезьяний питомник, где жил их любимый ручной шимпанзе по имени Мистер Кроули. А оттуда вел прямой путь к музыкальной карусели. Заплатив по пять центов, Тони с Люсиндой усаживались верхом на деревянных коней. Тони всегда выбирал белого, а Люсинде нравился черный, которого она в первый же раз прозвала Пегасом. Тому, кто сумел на ходу карусели схватить золотое кольцо, полагалась бесплатная поездка. Иногда кольцо ловила Люсинда, иногда Тони. Однажды Тони поймал кольцо три раза подряд. Люсинда так разволновалась, что бежала за каруселью, пока Тони не слез на землю.

Когда развлечения в парке им немного приелись, они стали ездить в музей естествознания. Тони приводило в отчаяние, что они ни разу не обошли его целиком.

— Этот музей слишком велик для нас! — воскликнул однажды он. — Наверное, нам никогда не удастся увидеть тут все.

— Так это же хорошо, — возразила Люсинда. — В мире, по-моему, и так чересчур много вещей, которые можно разглядеть целиком за одну минуту. А в этом музее сколько ни ходишь, всегда что-нибудь останется на следующий раз.

Особенно Люсинде нравился индейский зал. Она проводила в нем много времени и очень страдала, что не родилась индейцем.

— Вот было бы здорово жить, как они, — поделилась она однажды с Тони.

Но тот ее восторгов не разделил.

— Жить как индейцы? — с сомнением покачал он головой. — Нет, Люсинда, не думаю, что мне захочется ходить голым да еще с какими-то перьями на голове. По-моему, ты мечтаешь совсем не о том, о чем надо.

— Знаю, — разочарованно вздыхала девочка, — но мне все равно хотелось бы стать как индейцы и ездить верхом на бизоне.

В первую же теплую субботу Люсинда наделала сэндвичей, Тони захватил все, что требовалось для печеной картошки, и они покатили к пустырю, который прошлой осенью облюбовали для пикников. Когда картошка была готова, мальчик и девочка разложили еду и принялись с нетерпением озираться по сторонам. Каждый хотел первым увидеть, как к ним приближается повозка Старьевщика. Но время шло, а Старьевщик не ехал. Люсинда и Тони не обменялись ни единым словом по этому поводу, но оба были очень разочарованы.

Справившись со своими порциями, Люсинда и Тони подождали еще и засобирались домой. Судьба старого искателя приключений не на шутку их взволновала. В особенности Люсинду, которая даже думать боялась, что могло помешать Старьевщику и его замечательной лошади Минни приехать сегодня к ним. Больше Люсинда и Тони сюда не ходили.

Зато в следующую субботу тетя Элен Дуглас и дядя Том Маккорд взяли с собой Люсинду на музыкальную комедию «Робин Гуд». Опера показалась девочке просто чудом и разделила в ее сознании первое место со спектаклем «Микадо». Ну, смогла ли она позволить себе скрыть подобный шедевр от Тони? Две недели Люсинда откладывала карманные деньги и купила два билета на галерку для себя и для друга. Во второй раз музыка захватила ее еще больше, чем в первый. Люсинде хотелось снова и снова слушать ее, пока не запомнит все арии. Она даже подумала, что могла бы поставить оперу в своем кукольном театре. А декорации можно использовать старые, от прежнего «Робин Гуда».

На следующий день Люсинда поделилась своими планами с мистером Ночной Совой. Мелодии арий она запомнила, а слова — не очень. Не может же она ставить оперу без слов. Ночная Сова кивнул головой и вечером откуда-то принес ей либретто музыкальной комедии. Теперь она могла выучить все слова, которые требовались для кукольного спектакля. А мистер Бродовски, несмотря на то что уже начал становиться известным, аккомпанировал Люсинде на скрипке до тех пор, пока она полностью не освоила арии.

Люсинда надеялась, что будет ставить «Робин Гуда» вместе с Эледой, но из этого ничего не вышло. Соломоны вдруг попрятали свои многочисленные костюмы в чемоданы и сундуки и собрались куда-то на Запад. «Прямо как настоящие кочевники», — думала, провожая подругу, Люсинда. Гастроли у Соломонов продлятся все лето, а зимой они опять будут играть в каком-нибудь большом городе, только пока неизвестно в каком. Девочки пообещали помнить друг друга всю жизнь. Впрочем, они не сомневались, что скоро увидятся.

— Когда я вырасту, я обязательно стану актрисой, — сказала Эледа. — И ты тоже. И как-нибудь мы столкнемся с тобой на Бродвее.

— Мне кажется, будет чуть-чуть по-другому, — улыбнулась Люсинда. — Мне, знаешь, не очень-то нравится повторять все время одно и то же. По-моему, я стану все-таки не актрисой, а буду сама писать пьесы. А ты станешь играть в них главные роли. Вот мы с тобой на Бродвее и встретимся.

Но, как ни старалась Люсинда заполнить жизнь, иногда на нее накатывала тоска. И тогда она говорила мисс Нетти:

— Если мне не удастся кого-нибудь одолжить, я, по-моему, просто умру.

Однажды ее осенило: можно ведь одолжить бамбино у родителей Тони! Только не последнего, а девочку Джемму. Она кинулась к Тони и заставила его объяснить миссис Коппино, что ей понадобилось. Когда согласие было получено, Люсинда сказала, что Джемму они с Тони повезут в тачке, на которой мистер Коппино доставляет овощи с рынка. Тачку застелили одеялом, и Джемма очень быстро и весело доехала на этом сооружении до дома сестер Питерс.

Мисс Нетти в тот день была дома и шила в комнате для работы.

— Вот! — ворвавшись к ней с девочкой на руках, выпалила Люсинда. — То самое бамбино, о которой я вам сегодня сказала. Недавно она была самой младшей бамбиной. А теперь у них самое младшее бамбино — Юлий Цезарь, и вот этой бамбине Джемме очень обидно. О, мисс Нетти! Я так замечательно все придумала! У Джеммы нет ничего особенного в смысле одежды. Может быть, нам с вами сшить для нее?

Мисс Нетти бережно взяла Джемму у Люсинды из рук и усадила к себе на колени. Ребенок очаровал ее. На голове у Джеммы пружинками торчали густые черные кудри. Глаза, тоже черные, кокетливо блестели из-под длинных ресниц. А щеки были пухлыми, словно у херувима.

— Много ли такой крошке нужно для платья, — ласково проговорила мисс Нетти.

Она поставила Джемму на ноги, открыла один из многочисленных ящиков и вынула оттуда небольшой кусок белой хлопчатобумажной ткани с бледно-красными бутонами роз по всему полотну.

— Это вполне подойдет, — удовлетворенно сказала она.

Так было положено начало тому, что Люсинда впоследствии назвала «Швейный клуб для бамбин». Шили в основном вечерами. Иногда к Люсинде и мисс Нетти присоединялась миссис Бродовски. Она шила для Джеммы какую-то загадочную часть платья, которая именовалась гертрудой. Люсинда никогда о таком не слышала, но мисс Нетти утверждала, что без гертруды ничего не получится. Леди Росс тоже внесла свою лепту. Она пожертвовала швейному клубу немного поношенную нижнюю юбку из светлой фланели, которой хватило как раз на подкладку для платья. А мисс Люси-милочка преподнесла Джемме розовую ленточку для волос. Вскоре «Швейный клуб для бамбин» наделал Джемме столько всякой одежды, что ей хватило до самых трех лет. А когда она выросла из всех этих платьев, юбок и блузок, их доносил бамбино Чезаре, которого Люсинда называла всегда не иначе, как Юлием Цезарем.

Джемма была теперь частой гостьей в квартире сестер Питерс, Люсинда очень к ней привязалась, и они играли часами. Но кукольная посуда ни разу не покидала шкафа с тех пор, как не стало Тринкет, и сборник песен тоже не открывался.

Двадцать третьего апреля, в день рождения Шекспира, театр Дали давал представление «Как вам это понравится», и дядя Эрл повел на него Люсинду. Были заняты самые лучшие актеры труппы. Воодушевление на сцене и в публике царило такое, что у Люсинды мурашки по коже забегали.

— Конечно же, куклы не могут сыграть так, как люди, — говорила она после спектакля. — Я сегодня сама как будто очутилась в Шекспире. Только, жаль, неожиданностей там никаких не было. Я знала почти все слова и все, что должно случиться. У меня сегодня с этим спектаклем было немножко как с тетей Эмили. Я всегда наперед знаю, что она сделает или скажет.

Тут дядя Эрл разразился таким громким хохотом, что прохожие стали оглядываться. Люсинда почувствовала, что щеки ее запылали, но было уже темно, и никто ничего не заметил.

На исходе апреля мисс Нетти велела Люсинде встать к косяку двери, на котором отметила ее рост прошлой осенью. За время «сиротства» девочка выросла на целых два дюйма. Мисс Питерс тут же подвергла тщательному осмотру ее гардероб. Куртка и платья стали чересчур коротки. На другой день Люсинда с мисс Питерс отправились в магазин и купили все новое. В особенности восхитила Люсинду шляпа с искусственными цветами яблони на полях. Это был ее собственный выбор, и она не сомневалась, что еще ни один человек в мире не надевал на голову ничего прекраснее.

После магазина они с мисс Питерс зашли в аптеку. Люсинда заказала большой стакан шоколадной соды. Сидя у стойки, она медленно пила и любовалась на кусок льда, в котором была заморожена алая роза. Люсинда уже множество раз видела эту льдину, но отчего-то всегда волновалась. Она вспоминала о Белоснежке, которая спала в стеклянном гробу, и о других прекрасных героях, которые вроде на время и умерли, но оставались столь же прекрасными, как эта вот роза, а потом оживали.

Май ознаменовался свадьбой мисс Клер Бентон — самой молодой и хорошенькой учительницы из всей школы мисс Брекетт. Люсинду, вместе с тремя одноклассницами, пригласили в свиту невесты. Она уже имела кое-какой опыт на этот счет. Когда выходила замуж ее кузина — тоже Люсинда Уаймен, — она тоже была среди свиты. Именно в тот день ей и рассказали, что Люсинды они с кузиной в честь бабушки — очень достойной леди, которая родилась почти сто лет назад и давно умерла. Вот почему Люсинда прекрасно знала, что девочек из свиты невесты одевают в пышные платья из белой кисеи, подпоясанные широкими розовыми лентами, а в руках у каждой должна быть золотая корзиночка с розами под цвет поясов.

Венчалась Клер Бентон в церкви Мессии. А свадебное торжество богатая тетя невесты устраивала у мистера Луи Шерри. Люсинда очень ждала этого события. Однако по поводу свиты невесты у нее возникли сомнения, которыми она и поспешила поделиться с мисс Бентон прямо на перемене.

— Наверное, вы меня все-таки зря пригласили. Ну, подумайте сами, мисс Бентон. В свите невесты полагается стоять только очень хорошеньким девочкам. Трех остальных вы совершенно правильно выбрали. У Беатрисы Кудерт потрясающий цвет лица и такие золотистые кудри! У Лауры — тоже. Вирджиния со своими каштановыми локонами выглядит еще лучше. А про меня тетя Эмили говорит, что я безобразна, как целых две жабы. Да я вам просто испорчу всю красоту.

— Что ты, что ты, Люсинда! — пылко возразила мисс Бентон.

— Вы только поглядите как следует на меня, — не сдавалась девочка. — Вот дядя Эрл меня очень любит, но он тоже всегда говорит: «Из тебя, Снуди, получился бы замечательный папуас или мальчишка из итальянской семьи, во на роль барышни из американского общества ты совсем не годишься». И Джоанна сказала про мои волосы, что они прямо как у мальчишки. Нет, я совсем не такая, как должна быть девочка в свите.

— Ничего ты не понимаешь, — окинула Люсинду любящим взглядом учительница. — Во-первых, ты умная, а во-вторых, у тебя очень выразительное лицо. По-моему, это гораздо лучше, чем быть просто хорошенькой.

— Смотря для чего, — с сомнением покачала головой девочка. — Когда участвуешь в свадебной свите, просто хорошенькой быть, наверное, лучше.

— Можешь считать все, что угодно, но я хочу видеть тебя в свите. Ты мне нужна больше всех остальных, — твердо проговорила мисс Бентон, и вопрос был решен.

Свадьбу праздновали на следующий день. Невеста в атласном платье, длинной вуали из тюля и с букетиком ландышей выглядела обворожительно. Жених Люсинду не особенно восхитил, но она тут же решила, что это не важно. Все равно на него, кроме священника, почти никто не обращает внимания.

Перед самым венчанием мисс Клер шепнула Люсинде:

— Думаю, когда ты вырастешь, ты станешь очень известной. И тогда я всем с гордостью стану рассказывать, что ты была в моей свите на свадьбе.

Свадьба получилась торжественной и очень красивой. Орган звучал так замечательно, что Люсинда из-за него сбилась с шага. Правда, она вовремя спохватилась, и Вирджиния, шедшая сзади, не успела даже на нее налететь. Когда свита остановилась, Люсинда с радостью обнаружила, что находится почти у самого алтаря. Ей было прекрасно видно, как жених надел кольцо на палец невесты. Потом настал самый волнующий миг. Люсинда с подружками помогли молодой поднять вуаль, и новоиспеченный муж поцеловал ее. Люсинда, не отрываясь, глядела и поняла, что жених очень счастлив.

Когда вновь зазвучал орган и все шли к выходу, Люсинда чуть дольше других задержалась в церкви. Она вознесла молитву, в которой просила такой же шлейф и точно такую же вуаль для собственной свадьбы, и чтобы она была хоть вполовину такой же красивой, как сегодняшняя невеста, и чтобы девочки в свите, как только посмотрят на жениха, когда он будет ее целовать, сразу же поняли, что он счастлив.

У мистера Луи Шерри было, как и всегда, потрясающе вкусно. Особенно Люсинде понравились мороженое и торт, потому что и то и другое сегодня позволили есть сколько хочешь. А когда торжество кончилось, каждому выдали по золоченой коробочке с фирменным знаком Луи Шерри, в которой лежал кусок свадебного пирога.

Приехав домой, Люсинда сразу же положила коробочку с пирогом под подушку. Теперь оставалось ждать исполнения желаний, и девочка спокойно заснула. Во сне она превратилась в белую чайку и выпорхнула из окна. Летать, оказывается, было совсем не трудно — гораздо легче, чем прыгать сверху в складную кровать. Люсинда взяла курс на Ист-Ривер. Долетев до места, где они стояли с доктором Хичкокохм, она повстречала другую белую чайку. Это была, конечно же, Тринкет, которая давно ее дожидалась. Они вместе пронеслись над рекой, а потом, взмыв в поднебесье, полетели к морю. И чайка Люсинда, пристально глядя на чайку Тринкет, сказала:

— Видишь, там, далеко, корабль? На нем мои родители возвращаются из Италии. Давай полетим навстречу.

…На другой день пришло письмо от родителей. Они сообщали, что корабль их выходит из Италии завтра, а домой они, скорее всего, прибудут одновременно с письмом.

Но до встречи с родителями было еще тридцатое мая — День памяти погибших в войнах. В «Геднихаусе» устроили по этому поводу пышный вечер, и Люсинду тоже позвали. Мисс Нетти сшила ей платье из гофрированного китайского шелка. Люсинда уже давно о таком мечтала. Но мама всегда была уверена, что лучше знает, какая одежда нужна ее дочери. Гофрированные платья маме не нравились, и Люсинда ничего не могла с ней поделать. К новому платью очень пошел ирландский кружевной воротничок с вышивкой — подарок Джоанны. Поглядевшись в зеркало, Люсинда осталась в полном восторге и побежала на улицу, где ее уже ждал кэб мистера Гиллигана.

А потом поздно вечером мистер Гиллиган вез Люсинду обратно. Глаза у нее от усталости слипались, но, борясь со сном, она рассказывала кэбмену о том, что творилось на балу в «Геднихаусе»:

— Я почти со всеми успела потанцевать. Мы танцевали кадриль, лансье, экосез и еще всякие другие танцы. Теперь-то я понимаю, зачем мистер Додуорт так со мной мучился в танцевальном классе! Вы, наверное, тоже в детстве ходили в танцевальную школу, да, мистер Гиллиган?

— Нет, милая. Просто я был из тех удальцов, которые и без учения выдадут тебе любой танец. Назови наугад, и я станцую тебе прямо на мостовой.

— Давайте все-таки подождем, пока доедем до пансиона, — рассудительно проговорила Люсинда. — А помните, как мы первый раз ехали с вами из «Геднихауса»?

— Спросила бы еще, помню ли я свою маму! — захохотал кэбмен.

— Тогда я почти вас не знала. А теперь вы мой потрясающий друг. И миссис Гиллиган — тоже. Давайте будем друзьями всегда.

— Что ж, — многозначительно произнес мистер Гиллиган. — У нас в Ирландии говорят: если загадал что-то при полной луне, это уж точно сбудется. А теперь погляди-ка на небо, мисс Уаймен.

Люсинда высунула голову из окна. Прямо над ними сиял круглый оранжевый диск.

— Ну, раз все так хорошо, знаете, что я подумала? — прокричала она сквозь люк. — Нам обязательно надо всем вместе поехать в Ирландию. Поедете вы с миссис Гиллиган, я, Джоанна, ну и, конечно же, кэб и лошадь.

— О, только не лошадь! — издал театральное восклицание мистер Гиллиган. — Она у меня не охотница до морских путешествий.

Люсинда ничего не ответила. Она крепко спала. Доехав до места, мистер Гиллиган вынес ее на руках из кэба и со всеми предосторожностями доставил на второй этаж.

— Ох, мзм, — шепнул он мисс Нетти. — Если бы Господь услышал мои молитвы, эта девочка навсегда бы осталась такой, как сейчас. Дай Бог тебе счастья, Люсинда Уаймен. — И, нехотя повернувшись, мистер Гиллиган пошел вниз по лестнице.

Уже несколько дней Люсинда знала, когда приезжают папа и мама. И все-таки последний день «временного сиротства» застал ее совершенно врасплох. Просто как землетрясение или гибель Помпеи. Люсинда надела ролики и отправилась к фруктовому лотку на Восьмой авеню. Но оказалось, что Тони не сможет сегодня с ней покататься. Витторе заболел, и мальчику придется до самого вечера стоять у лотка. Люсинда очень расстроилась. Она села на ящик, который придвинул ей Тони, но говорить им стало вдруг как будто бы не о чем, и они с трудом выдавливали из себя слова.

— Будешь приходить ко мне, Тони?

— Да прямо не знаю…

— Если не хочешь ко мне домой, давай будем встречаться в парке. Мы же всегда с тобой там катаемся.

— Да уж, — с сомнением протянул Тони, — покатаешься с этой твоей гувернанткой. Сама ведь рассказывала, что она всюду таскается за тобой.

— А может, она не вернется.

— А если вернется?

Люсинда наконец поняла: Тони думает, что гувернантка вообще не позволит ему подойти.

— Пусть возвращается, — решительно отвечала она. — Нам-то с тобой какое до нее дело?

— Да, в общем-то, да. Только, боюсь, не очень-то мы весело покатаемся, если она станет за нами все время следить.

— Тогда, Тони, мы будем встречаться у тебя дома.

— Если мама тебе разрешит, — с еще большим сомнением отозвался мальчик. — Но если и впрямь соберешься, то только одна. Не хочу, чтобы всякие модники совали нос к нам в подвал.

Подняв голову, Люсинда внимательно глядела на Тони. А тот хмуро взирал на нее сверху вниз. Они по-прежнему очень нуждались друг в друге. Только были уже другими.

— Ну, я пойду, — поднялась девочка с ящика.

— Пока, — попрощался Тони.

Она покатила вверх по Восьмой авеню. Вот наконец и парк. Она свернула в ворота. Японская айва и апельсиновые деревья цвели вовсю, и Люсинда вдыхала их аромат. На спортивных площадках еще никого не было. Она выехала на лужайку и полюбовалась немного на овец. Овцы щипали молодую весеннюю траву, оставляя за собой коротко выстриженный газон. Словно садовник прошелся косилкой.

— Милый мой парк, — прошептала Люсинда и улыбнулась.

Она вспомнила историю, которую рассказал дядя Эрл. На месте этого парка чуть не построили ипподром. Но дядя Эрл и дядя Том Маккорд подписали прошение, и теперь парк навсегда останется детям. И тут Люсинда поняла. Ведь если тут все навсегда, значит, она сможет хоть до конца жизни сюда приезжать на роликах.

На карусели крепко держались за гривы деревянных коней мальчик и девочка. Девочка с веснушчатым круглым лицом и мальчик, который манерами и одеждой очень напоминал маленького лорда Фаунтлероя — на Люсиндином любимом Пегасе. Люсинда хотела было показать язык этой парочке, но в последний момент раздумала.

«Тр-р! Тр-р!» — неслась она на роликах к пруду, и на этот раз звук получался какой-то печальный. Завтра приезжают папа и мама. Встречать их придется вместе с тетей Эмили, тут уж ничего не поделаешь. А как только наступит лето, родители увезут Люсинду на море. Там, разумеется, будет прекрасно, но вот потом… Люсинда не испытывала на сей счет никаких иллюзий. Такой свободы, как в этом году, ей уже не видать. Наверное, в следующий раз она (может принадлежать самой себе только после того, как у нее появится муж. А что, если… Внезапно Люсинда подумала, как было бы хорошо просто не уезжать сегодня отсюда. Вот так не вернуться в гостиную сестер Питерс, и вообще никуда не вернуться. И не надо будет ехать вместе с тетей Эмили завтра в порт. Люсинда останется здесь частью парка. Она будет свободной, как эти ягнята или как ветер, который так чудно тут шелестит листвой. О, она бы смогла. И никогда больше ей не понадобилась бы гувернантка-француженка. Люсинда сама бы стала нянчить детей, которых сюда привозят в колясках. И свой день рождения Люсинда, не задумываясь, подарила бы кому-то другому. Он уже очень скоро. Но ей абсолютно не нужен. Потому что если уж имеет смысл тут остаться, то пусть ей всегда будет десять лет.

Доехав до озера, Люсинда перегнулась через ограду.

— Итак, Люсинда Уаймен, — пристально глядя на свое отражение в зеркальной глади воды, спросила она, — ты хочешь, чтобы тебе осталось навсегда десять лет? Хочешь зимой спать в пещерах вместе с медведями из зоологического сада, а весной просыпаться, и чтобы тебе по-прежнему было десять? Ты действительно этого хочешь, Люсинда? И даже могла бы подтвердить в присутствии дяди Эрла, Тони Коппино и мистера Гиллигана?

Люсинда, стоявшая возле ограды, умолкла. А отражение Люсинды в воде одними губами ответило:

— Да!