Роман о Тристане и Изольде (илл. Д. Гордеев)

Глава VII Карлик Фросин

Король Марк примирился с Тристаном. Он дозволил ему возвратиться в замок, и Тристан по-прежнему ночует в королевском покое, среди приближенных и доверенных людей. Когда ему захочется, он может входить и выходить: короля это более не заботит. Но кто же может долго скрывать свою любовь?

Марк простил своим предателям, и когда сенешаль Динас из Лидана нашел однажды в дальнем лесу горбатого карлика, блуждавшего и жалкого, он привел его к королю, который сжалился над ним и простил ему его проступок.

Но его доброта только раздражала ненависть баронов. Снова застав Тристана с королевой, они обязались следующей клятвой: если король не выгонит своего племянника из страны, они удалятся в свои крепкие замки и будут с ним воевать. Они пригласили короля для переговоров.

— Государь, люби нас, ненавидь нас, на это твоя воля, но мы желаем, чтоб ты изгнал Тристана. Он любит королеву; это видят все, и мы терпеть этого больше не желаем.

Выслушал их король, вздохнул и промолчал, опустив голову.

— Нет, государь, мы терпеть этого больше не желаем, ибо теперь мы знаем, что эта весть, когда-то новая, уже не поражает тебя и ты снисходишь к их преступлению. Как ты поступишь? Обдумай и решись. Что касается нас, то если ты не удалишь навсегда своего племянника, мы уедем в наши владения, отвлечем от твоего двора и соседей, ибо не можем вынести, чтобы они здесь оставались. Вот что мы предлагаем тебе на выбор. Решай.

— Я уже раз поверил, сеньоры, скверным словам, которые вы говорили о Тристане, и в этом раскаялся. Но вы — мои ленники, и я не хочу лишаться услуг моих людей. Дайте же мне совет, прошу вас: вы мне обязаны советом. Вы знаете хорошо, что я враг всякой гордыни и высокомерия.

— В таком случае, государь, вели позвать сюда карлика Фросина. Ты ему не доверяешь из-за того, что случилось в саду. Однако разве не прочел он в звездах, что королева придет в тот вечер под сосну? Он сведущ во многом, посоветуйся с ним.

Проклятый горбун поспешил явиться, и Деноален обнял его. Послушайте, какому предательству научил он короля:

— Прикажи, государь, своему племяннику, чтобы завтра на заре он поскакал в Кардуэль, к королю Артуру, с грамотой на пергаменте, хорошо запечатанной воском. Государь, Тристан спит возле твоего ложа. После первого сна выйди из твоего покоя; клянусь Богом и римским законом[14], что, если он любит Изольду грешной любовью, он захочет прийти поговорить с ней перед отъездом; если он явится так, что я про то не узнаю, а ты не увидишь, тогда убей меня. Что касается остального, предоставь мне вести дело по собственному усмотрению. Только смотри, не говори Тристану о поручении до того часа, когда надо будет идти спать.

— Хорошо, — ответил Марк, — пусть будет так.

Тогда карлик затеял гнусное предательство. Зайдя к пекарю, он купил на четыре денье[15] крупичатой муки и спрятал ее за пазуху. Кто когда-либо измыслил подобное предательство! Поздно вечером, когда король отужинал и его приближенные заснули в просторной зале по соседству с его покоем, Тристан подошел по обыкновению к ложу короля Марка.

— Дорогой племянник, — сказал ему король, — исполни мою волю: поезжай верхом к королю Артуру в Кардуэль и пусть он распечатает эту грамоту. Передай ему мой привет и не оставайся там более одного дня.

— Я выеду завтра, государь.

— Да, завтра, до рассвета.

И вот Тристан в большом волнении. Расстояние от его ложа до ложа Марка было в длину копья. Им овладело страстное желание поговорить с королевой, и он замыслил в сердце, что на заре, если Марк будет спать, он приблизится к Изольде. Боже, что за безумная мысль!

Карлик, по обыкновению, спал в королевском покое. Когда ему показалось, что все заснули, он поднялся и между ложем Тристана и постелью королевы посыпал крупичатой муки: если один из любовников приблизится к другому, мука сохранит отпечаток его шагов. Пока он сыпал, увидел это Тристан, еще не уснувший. «Что это значит? — подумал он. — Этот карлик не имеет обыкновения оказывать мне услуги. Но он обманется: глуп будет тот, кто дозволит ему снять следы своих ног».

В полночь король встал и вышел, а за ним и горбун-карлик. В комнате было темно — ни зажженной свечи, ни светильника. Тристан поднялся во весь рост на своей постели. Боже, зачем пришла ему эта мысль? Поджав ноги и измерив глазами расстояние, он сделал прыжок и упал на ложе короля. Увы, накануне в лесу клык огромного кабана ранил его в ногу, и, по несчастью, рана не была перевязана. При усилии от скачка она раскрылась, и потекла кровь; Тристан не видел ее, и она лилась, обагряя простыни. В это время карлик на свежем воздухе, при свете луны, узнал с помощью своего колдовства, что любовники оказались вместе. Затрясшись от радости, он сказал королю:

— Ступай теперь, и если не застанешь их вместе, вели меня повесить.

Они вошли в комнату — король, карлик и четыре предателя. Тристан заслышал их, поднялся, прыгнул и упал на свое ложе. Но, увы, при этом скачке кровь из раны брызнула и обильно смочила муку.

Король, бароны и карлик со светильником — уже в комнате. Тристан и Изольда притворились спящими. Они оставались одни в покое, не считая Периниса: он лежал в ногах Тристана и не двигался. Но король увидел на ложе обагренные простыни, а на полу — муку, смоченную свежей кровью.

Тогда четыре барона, ненавидевшие Тристана за его доблесть, схватили его на постели, грозя королеве, издеваясь над ней, дразня ее, обещая ей праведный суд. Они нашли кровоточивую рану.

— Тристан, — сказал король, — всякие оправдания бесполезны: завтра ты умрешь!

— Смилуйся, государь! — воскликнул Тристан. — Во имя Бога, за нас распятого, сжалься над нами!

— Отомсти за себя, государь! — сказали предатели.

— Дорогой дядя, — заговорил снова Тристан, — не за себя я молю: мне не тяжело умирать. Конечно, если бы не боязнь тебя рассердить, я дорого отплатил бы за это оскорбление трусам, которые без твоей защиты не осмелились бы своими руками коснуться моего тела; но из уважения и любви к тебе я отдаюсь на твою волю: делай со мной что хочешь, бери меня, государь, но сжалься над королевой.

И Тристан униженно склонился к его ногам.

— Сжалься над королевой, ибо если есть в твоем доме человек, достаточно отважный, чтобы утверждать ложно, будто я любил ее преступной любовью, я готов сразиться с ним на поединке. Во имя Господа Бога, смилуйся над нею, государь!

Но четыре барона связали веревками его и королеву. Если бы он только знал, что ему не дозволят доказать поединком свою невиновность, он дал бы скорее разорвать себя на части, чем допустил бы позорным образом связать себя.

Он надеялся на Бога и знал, что никто не посмеет выступить против него с оружием. И он по праву полагался на Бога. Когда он клялся, что никогда не любил королеву преступной любовью, предатели смеялись наглому обману. Но я обращаюсь к вам, добрые люди: вы знаете всю правду о любовном зелье, выпитом на море, и можете решить, ложно ли он говорил. Не поступок доказывает преступление, а истинный суд. Люди видят поступок, а Бог видит сердца: он один — праведный судья. Потому-то он пожелал, чтобы всякий обвиняемый имел возможность доказать свою правоту поединком, и он сам сражается на стороне невинного. Вот почему Тристан требовал суда и поединка, остерегаясь в чем-либо оказать неуважение королю Марку. Но если бы он мог предугадать, что потом произошло, он убил бы предателей. Боже, зачем не убил он их!