Романтика любви

Глава 16

Пять лет спустя

Эта статья появилась как раз накануне Дня святого Валентина, там же была помещена фотография Кэролайн, которая стояла у входа в магазин «Корпорация «Романтика любви»», держа за руку своего светловолосого голубоглазого сына.

— Посмотри-ка, наш Джек здесь просто красавец, — сказала Кэролайн, протягивая Селме раскрытую газету. Было уже восемь утра, и Селма пришла к Кэролайн, чтобы помочь одеть Джека и отвести его в школу. За свой пансион, который она продала, Селма выручила больше денег, чем за все годы, когда сдавала комнаты, поэтому она смогла переехать вместе с Кэролайн в Вест-Палм-Бич. Кажется, сам Бог послал Кэролайн Селму Йоханнес. Она вложила три тысячи долларов, чтобы Кэролайн смогла открыть свой магазин, она занималась Джеком, пока Кэролайн была на работе. А главное, она относилась к ней как самая настоящая мать. Кэролайн, в свою очередь, очень радовалась метаморфозам, которые произошли с Селмой, с тех пор как она продала свой пансион. Давно были забыты стоптанные шлепанцы и застиранные халаты. Селма начала следить за собой, хорошо одеваться, посещать парикмахерскую и поговаривать, что, несмотря на то что она никогда не была замужем и не собиралась делать это, ей вполне можно было найти кого-нибудь, кто скрасил бы в старости ее одиночество. Кэролайн иногда ловила себя на мысли, что «Корпорация «Романтика любви»» оказала свое романтическое влияние даже на Селму.

Селма посмотрела на фотографию и улыбнулась.

— Да, наш Джек — очаровательный малыш, — согласилась она, гордясь своим крестником. — А ты здесь прямо воплощение удачливой деловой женщины.

Кэролайн вздохнула.

— Как раз сегодня я очень занятая деловая женщина, — сказала она, допивая кофе и потянувшись за дипломатом. — По случаю Дня святого Валентина я собираюсь снизить цены на все товары и устроить лотерею. Приз — посещение салона Элизабет Арден. Там клиентке за счет магазина сделают массаж, маску для лица, маникюр, макияж — все, что она захочет.

Селма покачала головой.

— Ты просто не можешь без оригинальных идей. — Она рассмеялась. — Ну теперь точно слава о твоем магазине пройдет по всей Флориде.

— Если, конечно, я доживу до этого, — сказала Кэролайн, думая о том, какой тяжелый рабочий день ждет ее впереди. Нужно было подготовиться к праздничной распродаже; статья в сегодняшней газете, конечно, привлечет новых покупателей, а ее помощнице пришлось срочно уехать в Орегон, чтобы ухаживать за заболевшей матерью. Теперь ей придется все делать самой.

Но Кэролайн нравилось быть занятой, ей просто необходимо было постоянно что-то делать. Работа и материнство немного приглушили то чувство одиночества, которое не покидало ее со дня гибели Джеймса. Это было не просто отвлечение от горьких дум — ребенок и магазин стали ее спасением.

Она любила Джека так сильно, что не могла даже выразить это словами. Он был смыслом ее жизни, связующим звеном с бессмертной душой Джеймса, частью самого дорогого ей человека, ушедшего так рано. Иногда, когда Джек улыбался и на его щеках появлялись ямочки, когда смотрел на нее своим лукавым взглядом, его сходство с Джеймсом становилось просто поразительным, и у Кэролайн непроизвольно наворачивались на глаза слезы. Джек был для нее самым драгоценным подарком судьбы, и она думала о том, что, наверное, просто сошла с ума, когда после гибели Джеймса погрузилась в свою депрессию и чуть не потеряла и его.

Они жили маленькой дружной семьей. Кэролайн помнила, какой нелюдимой она была в детстве, а Джек, наоборот, был очень общительным. Он любил играть со своими школьными товарищами, с Селмой, которую он видел каждый день и которую очень любил, с Тамарой, его второй крестной матерью, которая вместе со своим герцогом часто навещала их и обходилась с ним так, как будто он был принцем Чарльзом. Джек свободно общался с клиентами в магазине матери, куда Селма приводила его после школы. Даже с родителями своей мамы. Когда он спрашивал о дедушке и бабушке с отцовской стороны — о Годдардах, которые даже не подозревали о его существовании и которые в свое время ясно дали Кэролайн понять, что не желают ничего ни слышать, ни знать о ней, — она целовала его и говорила:

— Родители твоего папы живут очень далеко отсюда, дорогой. Очень-очень далеко.

— А они когда-нибудь приедут к нам в гости? — спрашивал он.

— Нет, дорогой, — отвечала ему Кэролайн. — Думаю, что нет. Но они нам и не нужны. Ведь нам хватает, что мы любим друг друга?

— Конечно, мама. Мы любим друг друга больше, чем все люди на свете, — отвечал Джек, как будто у них с Кэролайн это какая-то своя тайная игра.

— Так сильно? — спрашивала Кэролайн, притворяясь удивленной.

— Даже еще сильнее! — отвечал Джек, обнимая ее. А потом с улыбкой менял тему на более интересную для себя. Это был счастливый, здоровый ребенок, и Кэролайн постоянно клялась себе, что сделает все возможное, чтобы он таким и оставался.

Что касается работы, то она была для Кэролайн больше, чем лекарство от ее горя. Работа помогла ей вернуть уверенность в себе — ту уверенность, которую пробудил в ней Джеймс, когда они были вместе. Он научил ее, как снова получить работу в «Элеганс». Он познакомил ее с Сисси Макмиллан и посоветовал принять предложение Сисси руководить ее магазином. Он всегда был рядом, вдохновляя Кэролайн, заставляя быть лучше, внушая ей, что она умная, талантливая, красивая, что она сможет добиться всего, чего захочет, — даже открыть собственный магазин. Благодаря работе Кэролайн снова стала собой. Она часто размышляла над этими годами, которые прошли в трудах и заботах. Да, это были нелегкие годы, и не проходило дня, чтобы она не вспоминала Джеймса, не сожалела, что его нет рядом. Но работа — сначала торговля в пансионе Селмы, потом в ее квартире и, наконец, открытие магазина, — ежедневная работа — это то, что Кэролайн могла контролировать и направлять, развивать и улучшать и что никогда не подведет ее. И она не сдастся, никогда не выпустит этот шанс из рук.

— Мама! — В кухню, где беседовали Селма и Кэролайн, вбежал Джек. Золотистые локоны на его голове спутались, голубые глаза сияли. — Можно я пообедаю сегодня с тобой в магазине? Селма приведет меня туда после школы. Правда, Селма?

Кэролайн ласково посмотрела на сына. Да, у нее будет трудный рабочий день. Да, ей не будет хватать времени. Но она ни в чем не могла ему отказать. Больше того, она не могла отказать себе в радости в середине дня провести с ним хоть полчаса.

— Конечно, дорогой. — Кэролайн наклонилась и обняла Джека. — Мы возьмем сандвичи с ветчиной и кресс-салатом у дяди Пьера. Тебя это устроит? У нас будет экспресс-обед.

Джек радостно кивнул.

— А можно я с тобой поеду в «Павильон» за сандвичами? — спросил он, надеясь, что целых десять минут покатается на машине, пока они будут ехать от магазина матери на Ворт-авеню. Даже когда он был совсем маленьким, Кэролайн брала его в кафе Пьера Фонтэна. Джеку очень льстило, что Пьер обслуживает его как взрослого дядю, а еще ему нравилось совать пальцы в клетку с пугливыми разноцветными тропическими птичками.

— Посмотрим, — сказала Кэролайн, вставая. — А теперь, мои дорогие, мне пора бежать. Увидимся в полдень, хорошо?

— Конечно, мама. Пока! — сказал Джек, целуя ее на прощание.

— Ты там не очень переутомляйся в своем магазине, — сказала ей Селма, которая тоже пользовалась каждым удобным случаем зайти в «Корпорацию «Романтика любви»» — единственный в ее жизни бизнес, в который она вложила свои деньги. Даже сама мысль о том, что часть магазина — ее личная собственность, была приятна, хотя Селма не считала себя серьезным партнером.

— Кстати, а я могу участвовать в твоей лотерее? — спросила она Кэролайн, когда та была уже в дверях. — Мне теперь не помешал бы лифтинг, и бесплатное обслуживание в салоне Элизабет Арден звучит очень заманчиво.

Кэролайн рассмеялась.

— В лотерее могут участвовать все клиенты «Корпорации «Романтика любви»», — ответила она. — Даже такие особенные, как крестная мать моего сына.

Вторая крестная мать Джека тоже решила нанести визит Кэролайн. Тамара, как шквал, влетела в магазин, окруженная облачком терпкого запаха французских духов, и протянула ей газету «Яркие страницы», раскрытую как раз на той странице, где была напечатана статья о «Корпорации «Романтика любви»».

— Ты об этом знала? — спросила она.

— Роз брала у меня интервью, но я не знала, когда выйдет статья. И выйдет ли вообще, — ответила ей Кэролайн и повернулась к двум клиенткам, которые как раз зашли в магазин.

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросила их Тамара, взяв бразды правления в свои руки и не обращая больше внимания на Кэролайн.

— Да. Мне понравилось вот это жидкое мыло с запахом розы, — сказала одна из женщин, взяв в руки флакон с витрины. — Я бы купила дюжину для себя, а еще дюжину я хочу, чтобы вы послали моей невестке в Вашингтон.

— Конечно, мы сделаем это, — заверила ее Тамара, записывая имя и адрес клиентки.

Вторая женщина остановилась у витрины с любовными романами. Ее заинтересовала обложка романа Джулии Гарвуд.

— Это новый роман, — сказала Кэролайн, которая взяла себе за правило обязательно читать те книги, которые продает. — Мне он очень понравился, и все наши клиентки, которые читали его, отзывались о нем восторженно.

— Я еще никогда не читала любовных романов… — нерешительно сказала женщина, поглаживая пальцем обложку и глядя на портрет мужчины, изображенный на ней. — Некоторые из моих подруг говорят, что это прекрасный способ спрятаться от действительности.

— В этом нет ничего плохого, — с улыбкой ответила ей Кэролайн. — И я хочу сказать, что мы поощряем увлечения наших клиентов и вознаграждаем их за это. Например, к каждой книге мы бесплатно предлагаем саше.

— Бесплатно? — Глаза женщины засияли.

— Абсолютно. Вы можете выбрать запах мимозы, лаванды или розы, — сказала Кэролайн.

Женщина достала кошелек.

Когда обе клиентки с фирменными пакетами «Корпорации «Романтика любви»» вышли из магазина, Тамара повернулась к Кэролайн. — Это те же саше, которые были у нас в «Элеганс»?

— Да. Только вместо белого шелка я попросила изготовителя покрывать их красным или розовым сатином, — ответила ей Кэролайн.

— Да, хорошую вещь видно сразу, — заметила герцогиня. Вместе с мужем она проводила зимний сезон в Палм-Бич. Каждый год в феврале она появлялась в городе и танцующей походкой отправлялась по магазинам на Ворт-авеню, как все состоятельные дамы. Особое удовольствие ей доставляло то, что она смогла обскакать ненавистную Селесту, которая до сих пор была рабыней своего бизнеса и была вынуждена содержать элегантного, но безденежного графа, занятого только своей игрой в гольф и бридж. — Хотя я посоветовала бы тебе заказать саше еще и с набивным рисунком. Лучше всего с каким-нибудь цветочным орнаментом, — сказала Тамара, осматриваясь вокруг. Но больше не нашла, к чему придраться.

Кэролайн кивнула. Ей нравилась набивная ткань и различные орнаменты. Это нравилось и многим женщинам, которых она знала. Предложение Тамары было дельным. Практически все советы Тамары были дельными.

— А Ферди не рассердится, что ты здесь? Снова? — спросила Кэролайн, пытаясь сдержать смех. — Мне казалось, что он запретил тебе работать.

— Он думает, что я в парикмахерской, — сказала Тамара, а потом выпрямилась в полный рост и добавила: — И учти, Кэролайн: то, чего он не знает, не может расстроить его. Надеюсь, ты не думаешь, что я рассказываю мужу обо всем, что делаю?

Кэролайн с улыбкой наблюдала, как герцогиня суетится в ее магазине, имитируя ее и стараясь перенять приемы ее торговли, как когда-то делала сама Кэролайн в «Элеганс». Она подумала о том, что Тамара, возможно, и заслужила свой новый титул, которым так гордилась, но в душе она оставалась все той же графиней с Ворт-авеню. Кэролайн вспомнила, как разгневалась Тамара, когда узнала, что ее бывшая работница открыла «Корпорацию «Романтика любви»», даже не поставив ее в известность и не спросив у нее ценного совета.

— Как ты могла решиться на такое, не обсудив все сначала со мной? — спросила ее тогда Тамара, оскорбленная до глубины души.

— Но ты же сама говорила мне, что Ферди против того, чтобы ты имела хоть какое-нибудь отношение к бизнесу, — ответила ей Кэролайн.

— У Ферди средневековые представления о бизнесе, — заявила герцогиня. — Он считает, что делом могут заниматься только мужчины, а женщины не должны пачкать свои прелестные ручки и заботиться о том, чтобы заработать себе на жизнь.

— Могу поспорить, что перенос Ферди в двадцатый век не за горами, — сказала ей Кэролайн, почувствовав в голосе Тамары раздраженные нотки.

— А как же! Пусть он будет отбрыкиваться и кричать, но я сделаю это как можно быстрее! — заявила Тамара. Ей нравился ее новый титул и все, что к нему прилагалось, но теперь она понимала, что быть герцогиней — это не значит жить полной жизнью. — Я считаю, что тебе когда-нибудь захочется расширить свою «Корпорацию», Кэролайн, — сказала Тамара. — Ты здесь все прекрасно устроила, кроме того, у тебя почти такая же деловая хватка, как и у меня. Поверь моему слову, Кэролайн, бульвар Окичоби скоро станет тесен для тебя и для твоей «Корпорации».

В голосе Тамары звучала тоска по активной деловой жизни, по радостям и даже разочарованиям, которые приносит работа. Ей не хватало эмоций, не хватало духа соперничества, побед и перспектив. Она, конечно, преувеличивала ее возможности, но Кэролайн и сама, хотя еще никому не говорила этого, уже подумывала о том, что неплохо бы было открыть второй магазин. Идея продажи товаров с романтическим уклоном появилась только как возможный выход из трудной ситуации и как источник заработка. Но дела пошли так хорошо, как Кэролайн не могла и мечтать. А теперь, когда статья в «Ярких страницах» как бы официально подтвердила ценность ее идеи, Кэролайн чувствовала, что у «Корпорации «Романтика любви»» есть потенциалы, которым тесно в этом пусть популярном, но маленьком магазинчике.

Идея расширения и привлекала и пугала ее. Ей не хотелось замахиваться на слишком многое, не хотелось хвататься за кусок, который она не сможет проглотить. Осторожная и рассудительная, что являлось следствием трудного детства, проведенного в постоянных лишениях, в борьбе за существование, Кэролайн решила действовать медленно и наверняка. Ей нужно было время, чтобы выносить эту идею, время, чтобы удостовериться, что это единственно правильное решение. Расширение было огромным шагом вперед, и она не хотела рисковать, пока не будет полностью уверена, что сможет удовлетворить потребности обоих магазинов, справиться с возросшей финансовой ответственностью и вынести дополнительную нагрузку, ведь она и так была очень ограничена во времени.

В 12 часов 15 минут появились Селма и Джек. В «Корпорации «Романтика любви»» было полно клиенток, заскочивших туда во время своего обеденного перерыва, и Кэролайн обрадовалась, что хоть на секунду ей можно отвлечься от дел. Она обняла сына и поздоровалась с Селмой.

— Мы можем сейчас поехать в «Павильон»? За сандвичами? — спросил Джек. Он явно был голоден. Кэролайн как-то сказала, что ее сынок — настоящий ходячий аппетит.

— Вы никуда не едете, молодой человек. — Услышав голос Джека, герцогиня вышла из-за прилавка. — По крайней мере пока не обнимете свою крестную.

Джек позволил Тамаре потискать и поцеловать его. Он даже согласился вместе с ней присматривать за магазином, пока мама купит что-нибудь на обед.

— Может быть, лучше я схожу за сандвичами? — спросила Селма у Кэролайн, которая уже направилась к двери.

— Нет, спасибо, — сказала Кэролайн. — По правде говоря, я с удовольствием сделаю небольшой перерыв и хоть немного подышу свежим воздухом. Съезжу к Пьеру и быстренько вернусь назад. Тамара в это время покомандует в магазине — уж здесь-то я совершенно спокойна!

Жизнь Пьера Фонтэна очень изменилась с того дня, когда Кэролайн и Джеймс встретились в «Элеганс» и впервые зашли в «Павильон» выпить по чашечке капуччино. Его жена, Шанталь, умерла после тяжелой болезни, оставив его одного управляться с рестораном и кафе. С годами это становилось для него все труднее, и он все больше советовался со своим сыном Жан-Клодом, у которого был собственный процветающий ресторан в Нью-Йорке и который иногда на выходные приезжал в Палм-Бич.

Пьер и Кэролайн очень сдружились, особенно теперь, когда у нее тоже появилось собственное дело. По утрам, в спокойные минуты перед открытием магазина и кафе, они часто вместе пили кофе и обсуждали свои дела и проблемы. Пьер очень жалел Кэролайн и оказал ей сильную моральную поддержку после гибели Джеймса. Но с тех пор прошло уже пять лет, и теперь он совершенно искренне недоумевал, почему Кэролайн до сих пор одна, почему ни с кем не встречается, почему избегает даже разговоров о том, что ей нужен мужчина. Кэролайн вместе с ним скорбела о смерти Шанталь и, поскольку Пьер вырастил сына, часто спрашивала у него совета о том, как надо воспитывать мальчиков.

— Мой Жан-Клод в детстве был настоящим сорванцом. Импульсивным, темпераментным и очень изобретательным, — рассказывал Пьер, погружаясь в приятные воспоминания. — И ведь с возрастом он совершенно не переменился! Как только он появляется, то немедленно дает мне понять, что у него не хватает никакого терпения общаться с сонными жителями Палм-Бич, и что он не в силах выносить местную скуку. Провинциал — самый мягкий эпитет, который он использует. — Но Пьер не мог не восхищаться своим сыном, его модным и претенциозным рестораном в Нью-Йорке, популярной кулинарной книгой «Готовить с любовью», которую на досуге написал Жан-Клод, и его бурной личной жизнью. — Несмотря ни на что, Жан-Клод хороший мальчик, и у него доброе сердце. Он добился такого большого успеха, но не медлит ни секунды, если мне нужна его помощь. Мой сын — взрослый человек, он очень занят в своем Нью-Йорке, но еще не «вырос из своих ботинок» и заботится о своем папе.

— А вы, конечно, заботитесь о нем, — задумчиво сказала Кэролайн, поймав себя на печальной мысли, что существуют и такие безразличные отцы, как Эл Шоу.

Кэролайн поехала на восток Палм-Бич. Она нашла место для машины на Ворт-авеню, недалеко от того здания, где когда-то был «Элеганс», и поспешила в кафе. Сегодня Пьер был почему-то особенно рад видеть ее и приветствовал ее более эмоционально, чем обычно.

— Я хочу познакомить тебя кое с кем, — сказал он, сияя. Пока Пьер вел ее под руку к кухне «Павильона», построенной в европейском стиле, оттуда выбежал главный шеф-повар Марсель Шабер, который работал в кафе с самого первого дня. Его обычно добродушное круглое лицо покраснело от гнева. Увидев Пьера, Марсель сорвал с головы свой поварской колпак, бросил его на пол и топнул ногой.

— C'est fini![6] — воскликнул он. — Я ухожу сию же секунду! Ноги моей больше не будет в «Кафе Павильон»!

— Марсель, что случилось? — спросил Пьер.

— Вы не хуже меня знаете, что случилось! Это все ваш сынок с его безумными идеями! Quiche[7] с сушеными томатами! Нет, c'est execrable![8] C'est un catastrophe![9] Это… — Марсель от волнения путал английские и французские слова и размахивал руками. Его негодование было таким сильным, что он задыхался.

— Calmez-uous[10], Марсель, — сказал Пьер. — Я знаю, что некоторые рецепты Жан-Клода несколько необычны, но ведь до сих пор все, что он предлагал, пользовалось успехом.

— Папа, да пусть он уходит, если ему так хочется, — сказал высокий, удивительно красивый молодой человек, вышедший следом за Марселем из кухни. Кэролайн сразу узнала его.

— Видите?! Он прогоняет меня! — закричал толстый усатый шеф-повар, который проработал у Пьера пятнадцать лет.

— Не стоит обольщаться, Марсель, — насмешливо сказал Жан-Клод. — Ты здесь вообще ни при чем. Все, что я хотел — это немного оживить меню и обновить ассортимент в папином ресторане.

— Обновить?.. — лицо Марселя покраснело еще больше, казалось, что его сейчас хватит удар. Он в отчаянии всплеснул руками, на лбу выступили капельки пота. — «Павильон» — французский ресторан! Мы здесь подаем французские блюда, а не «модные»! Сушеные томаты! Ха! — воскликнул Марсель.

Пьер взял своего шеф-повара под руку.

— Да будет тебе, Марсель. Давай пойдем в мой кабинет и там за чашечкой эспрессо все спокойно обсудим, — дипломатически сказал он и повел повара в конец ресторана.

Жан-Клод Фонтэн покачал головой и резко повернулся. Тут он обратил внимание на молодую женщину, которая, конечно, слышала всю эту перепалку. Жан-Клод подумал, что она настоящая красавица, и тут же совершенно забыл о неприятной сцене. Женщина была стройной, с карими глазами. Ее золотистые каштановые волосы были удивительно красивыми — французы называют таких женщин шатенками, — и она была одета в модный габардиновый костюм цвета спелой пшеницы. Жан-Клод понял, что это, скорей всего, и есть Кэролайн Годдард, о которой так часто говорил отец. Как раз сегодня утром он сказал, что она должна заехать в кафе, чтобы купить обед.

— Наверное, вы Кэролайн, — сказал он, произнеся ее имя с французским акцентом. — Папа говорил мне, что вы красавица, но забыл сказать, какая красавица. — Он сделал шаг по направлению к ней и поклонился. — Enchante[11], — прошептал он по-французски, взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.

Кэролайн почувствовала, что покраснела, и быстро убрала руку. Ей польстил неожиданный комплимент, взволновал легкий поцелуй, который еще ощущался на коже, и вообще ее застали врасплох те странные ощущения, которые она испытывала в присутствии Жан-Клода Фонтэна. Теперь, когда они стояли друг против друга, она поняла, почему он так нравится женщинам. Они были приблизительно одного возраста, и он был красивым, как настоящая звезда экрана. Жан-Клод был немного выше шести футов. Рукава рубашки темно-оливкового цвета были закатаны, обнажив крепкие руки, покрытые темными волосками. Светлые льняные брюки подчеркивали стройные бедра и длинные ноги. У него были зеленые глаза миндалевидной формы, большие чувственные губы и насмешливая улыбка. Темные волнистые волосы были завязаны сзади в хвостик.

— А вы, наверное, Жан-Клод, — ответила Кэролайн, узнав его по фотографии на обложке его бестселлера «Готовить с любовью».

— Интересно, как вы догадались? — спросил он, отведя наконец взгляд от ее фигуры и глядя ей прямо в глаза.

— Ваш отец рассказывал о вас, — ответила Кэролайн ровным голосом, не желая показать собеседнику, как на нее действует его обаяние.

Тот улыбнулся, представив себе, что мог наговорить отец.

— Требовательный, взрывоопасный?.. — подсказал он.

Кэролайн кивнула.

— Кроме всего прочего. — Она рассмеялась.

— Догадываюсь, что вы слышали наш небольшой спор, — сказал Жан-Клод, имея в виду сцену с Марселем.

— Его могли слышать даже в Тампе[12], — ответила Кэролайн. Она прекрасно понимала, что он просто заигрывает с ней, и хотя ей это почему-то нравилось, с другой стороны, ей хотелось сбежать. Жан-Клод обладал какой-то притягательной силой, и это пугало ее так же сильно, как и волновало. Со дня гибели Джеймса она выбросила из головы все мысли о мужчинах, все порочные чувства и желания. Сначала это было естественным следствием ее горя. А потом стало частью ее натуры…

— Могу поспорить, что могли. — Жан-Клод усмехнулся. — И что, как вы думаете, говорят обо мне в Тампе? — Он попытался сымитировать американское произношение Кэролайн, но у него получилось «Тампа» — с ударением на последний слог. Совсем по-французски.

— Поговаривают, что вы собираетесь добавить несколько новых блюд в меню вашего отца, но Марсель не разделяет вашей привязанности к сушеным томатам. — Кэролайн улыбнулась.

Жан-Клод пожал плечами.

— Должно быть там, в Тампэ, они никогда не пробовали сушеные томаты. — В его голосе явно слышалось недоумение.

— Я тоже никогда не пробовала сушеные томаты, — призналась Кэролайн.

Он укоризненно покачал головой.

— Подозреваю, что вы не пробовали даже «escardots»[13] или «foie gras»[14], — печально сказал Жан-Клод. — Это просто ужасно. С этим надо что-то делать. Надо срочно расширить ваши горизонты за пределы пиццы и гамбургеров, ma cherie[15].

Прежде чем Кэролайн смогла сообразить, что ей сказать в свою защиту, из кабинета вышел Пьер. За ним следовал немного успокоившийся Марсель.

— Марсель согласился попробовать твой quiche, — сказал Пьер Жан-Клоду. — Но он настаивает, что ты должен лично показать ему, как его готовить.

— Я тоже настаиваю на личной демонстрации, потому что, если он не будет совершенно точно соблюдать мой рецепт, запеканка получится один к одному такой, какую можно найти в любой забегаловке, — сказал Жан-Клод почти таким же важным голосом, каким говорила Тамара, когда бывала в ударе. — Кроме того, я настаиваю, чтобы Марсель лично попробовал его. Чтобы почувствовать, каким должен быть настоящий вкус этого блюда…

Кэролайн наблюдала за Жан-Клодом, пока он обсуждал рецепт с отцом и с Марселем. У него и в самом деле был очень темпераментный характер, и Кэролайн легко могла себе представить, как он командует в собственном ресторане. Жан-Клод говорил очень уверенно и убедительно, и ей это нравилось. Но не из-за его уверенности краска приливала к ее щекам и учащался пульс. Причина была в его свободных европейских манерах, в его чувственности, его почти осязаемом сознании собственной значимости и привлекательности. Пока Кэролайн наблюдала, как он говорит и размахивает руками, стараясь захватить все внимание своих слушателей, ее посетили одновременно две мысли: что она не хотела бы остаться с ним наедине… и что она очень хотела бы остаться с ним наедине.

Кэролайн поступила со своими непроизвольно возникшими эмоциями так, как поступала всегда в тех случаях, когда они начинали донимать ее: стала думать о своем бизнесе, о «Корпорации «Романтика любви»» — в этом мире она чувствовала себя уверенно, в этом мире все было под ее контролем. Когда Кэролайн думала о своем магазине, она становилась на удивление изобретательной, и вот теперь у нее появилась одна идея, которая, как она могла гарантировать хоть сейчас, принесет ее магазину известность и привлечет массу новых клиентов.

Когда трое мужчин закончили обсуждение, Пьер повернулся к Кэролайн.

— Я вижу, ты уже познакомилась с моим стеснительным и скромным сынком, — сказал он.

— Да, и кстати, я… — Она посмотрела на Жан-Клода, помолчала немного и пошла в атаку: — Кстати, я хотела спросить вас, Жан-Клод, долго ли вы еще планируете пробыть в Палм-Бич?

— Только выходные, — ответил он, откровенно лаская ее восхищенным взглядом. — А почему вы спрашиваете? Что у вас на уме, cherie[16]?

Он, казалось, подшучивал над Кэролайн, чувствуя, что она нервничает, и наслаждался ситуацией. Ему очень нравилось наблюдать, какое впечатление он производит на женщин, особенно на красивых женщин.

Кэролайн откашлялась.

— Я хотела спросить, не могли бы вы уделить мне час или пару часов своего драгоценного времени в субботу?

Жан-Клод многозначительно посмотрел на отца и на Марселя.

— Вы только послушайте! Она делает мне предложение!

Все три француза рассмеялись, а Кэролайн покраснела.

— Видите ли, Жан-Клод, — сказала она, когда наконец смех стих, а краска покинула ее щеки. — Я предлагаю, чтобы мы с вами попробовали…

— Что бы вы ни предлагали, дорогая, я принимаю ваше предложение, — прервал ее Жан-Клод, и мужчины снова рассмеялись.

— Но это серьезно! — воскликнула Кэролайн. — Я говорю о деле. Я хотела бы устроить что-то вроде праздника в моем магазине…

— Ах да. В вашем магазине, где продают все, связанное с романтической любовью, и где ты никогда не влюбляешься сама, — сказал Жан-Клод, явно повторяя слова Пьера.

Кэролайн распрямила плечи и твердо решила не обращать внимания на его комментарии. Ее личная жизнь его не касалась!

— Поскольку вы являетесь автором бестселлера «Готовить с любовью» — книги, которая, кстати, и у нас раскупается очень хорошо, — я подумала, что ты мог бы лично появиться в моем магазине, — стала объяснять она. — Клиентки будут просто счастливы видеть вас. Все, что от вас требуется, — это с часик посидеть в моем магазине, поговорить с ними и пораздавать автографы. Это было бы очень хорошо для бизнеса — для моего и вашего.

Кэролайн вдохновлялась все больше и больше, объясняя свою задумку. Ее щеки горели, глаза сияли, и прилив энтузиазма придал еще больше прелести ее чисто американской красоте.

Жан-Клод пожал плечами и посмотрел на отца.

— Американские женщины — просто воплощение страсти, когда дело касается их работы, не так ли, папа? — спросил он.

Пьер рассмеялся.

— А эта женщина еще и настойчива так же, как и красива. Она не отступит, сынок. Единственное, что тебе остается, — это сказать «да».

— Еще не было случая, чтобы я отказался сказать «да» красивой женщине, — серьезно сказал Жан-Клод. — Хотя вынужден признать, что меня не очень волнуют женщины из Палм-Бич. Они консервативны, следуют только своим принципам и не любят перемен. Я уже не говорю о сушеных томатах. — Он многозначительно посмотрел на Марселя и снова повернулся к Кэролайн. — Но для вас, мадам… Все что угодно!

Кэролайн вздохнула. Он был настоящим снобом, этот Жан-Клод. Французским шовинистом, который свысока смотрел на американцев. Но она сделала предложение, и он его принял. Назад пути не было. Кроме того, его появление в «Корпорации «Романтика любви»» действительно привлечет внимание публики и, как следствие, еще больше оживит торговлю.

— Считаю, что мы сможем продать много книг, — как можно более деловым тоном сказала она.

— В этом я ничуть не сомневаюсь, — ответил Жан-Клод.

После того как они с Жан-Клодом закончили обсуждать детали его появления в «Корпорации «Романтика любви»», он снова взял ее руку и поднес к губам, задержав ее несколько дольше, чем следовало бы по правилам этикета. Кэролайн вдыхала запах его одеколона и думала, что этот тонкий запах действует на нее как наркотик. Или это было воздействие самого Жан-Клода? Его близости? Его мужской привлекательности?

В полном замешательстве Кэролайн отняла руку более резко, чем собиралась, попрощалась и выбежала из «Кафе Павильон».

Только в машине, когда она отъезжала от стоянки, Кэролайн вспомнила, зачем она ездила в кафе.

— Обед! — воскликнула она, нажав на тормоза. Кэролайн выскочила из машины и снова поспешила в «Кафе Павильон», где ее давно ожидал упакованный обед.

— Дорогая, ты забыла свои сандвичи? Или была другая причина, чтобы вернуться? — игриво спросил ее Жан-Клод, подавая аккуратно завернутый пакет.

— Я забыла сандвичи, — сказала Кэролайн. — Какая еще может быть причина?

Жан-Клод пожал плечами.

— Я мог бы назвать одну-две… — сказал он таким тоном, из которого любой бы заключил, что он имел в виду совсем не сандвичи.

Кэролайн густо покраснела и опустила глаза.

— Увидимся в субботу, — пробормотала она и почти бегом направилась по узкой, усаженной цветами дорожке на улицу. Она затылком чувствовала на себе взгляд его зеленых глаз. Конечно, он смеялся над ней, считал ее провинциалкой и до мозга костей американкой. Она чувствовала, что ее тайные мысли теперь раскрыты и выставлены на всеобщее обозрение из-за такой мелочи, как забытый обед. Кэролайн стала убеждать себя, что это не имеет ничего общего с ее желанием снова видеть Жан-Клода. Абсолютно ничего!

Глава 17

Как и Кэролайн, Жан-Клод Фонтэн начал работать с ранней юности. Сначала он помогал на кухне в маленькой семейной гостинице неподалеку от Мустье-Сент-Мари, маленькой деревушки во Франции, где едва насчитывалось шестьсот жителей. Деревушка находилась в Верхнем Провансе, настоящем земном рае с голубым небом и кристально чистым воздухом к северо-западу от Марселя и северо-востоку от Ниццы. Вдали от людных пляжей и забитых транспортом улиц Лазурного берега, Мустье всю весну и лето утопала в зарослях цветущих пахучих розмаринов, дикого тмина, лаванды, огромных подсолнухов, в миндальных рощицах; вдобавок деревушку окружали холмы, склоны которых были усеяны голубыми и розовыми альпийскими цветами. В селении были узкие мощеные улочки и дома со ставнями, словно сошедшие с открытки; их украшали традиционные терракотовые черепичные крыши, а на каждом подоконнике стояли ящики с яркими цветами. Мед, оливковое масло, трюфели, сыры и печенье, которые производили местные жители, пользовались большой популярностью, и их экспортировали чуть ли не во все страны. Но именно керамика — фаянсовая, глиняная и фарфоровая посуда — прославила Мустье на весь мир.

Семья Жан-Клода пустила корни в Мустье еще в шестнадцатом веке, и его родители, как и их предки, владели этой гостиницей и таверной. Летом Жан-Клод подрабатывал кондуктором в автобусе, официантом и помогал на кухне. По окончании школы он стал работать в ресторане «Ле Сантон», лучшем в Мустье. В этом заведении под руководством строгого шеф-повара, сторонника традиционной кухни, он научился нарезать морковь тончайшей соломкой, а лук — мелкими одинаковыми кусочками. У Жан-Клода обнаружился настоящий кулинарный талант, и, несмотря на его постоянные стычки с другими работниками, его вскоре повысили до должности помощника мастера по соусам, у которого он научился готовить основы, эмульгаторы и глазировку, благодаря которым соусы получались однородными и сбалансированными, такими, какими и должны быть настоящие классические французские соусы. Когда Жан-Клоду предложили работу в двухзвездном ресторане в Эз-ан-Прованс, шеф-повар «Ле Сантона» посоветовал ему согласиться.

— Это прекрасный шанс, который ты не должен упустить, — сказал он. — Кроме того, когда ты уйдешь, на кухне наступит мир и покой.

— И меньше заказов, — тут же отпарировал Жан-Клод.

Жан-Клод, держа в секрете свои рецепты и меню и не вступая в споры с другими работниками, хорошо проявил себя на новой работе и вскоре получил предложение от известного шеф-повара в Лионе. Ему едва исполнилось двадцать, а он был уже известным кулинаром и вошел в один из интернациональных коллективов, которые содержат по всему свету фешенебельные отели и шикарные рестораны, или же обслуживают их. В Лионе Жан-Клод выучил английский у двух американцев, приехавших познать секреты традиционной французской кухни. Он экспериментировал с разными травами, такими как кориандр и специями, такими как куркума, о существовании которых он узнал от вьетнамского повара. И поскольку молодой, но талантливый специалист считал Америку страной будущего, страной, где он сможет по-настоящему сделать себе имя, он мечтал покинуть любимую Францию, переехать в Штаты и присоединиться к своим родителям.

Когда ему исполнилось двадцать восемь, он переехал в Нью-Йорк и стал работать в ресторане «Монтраше», а потом, найдя спонсоров, которые были наслышаны о его талантах, открыл собственный ресторан «Мустье» на пересечении Восемнадцатой улицы и Парк-авеню. Расположенный всего в квартале от Юнион-сквер, популярного фермерского рынка, ресторан «Мустье» стал настоящей меккой для гурманов, а Жан-Клод Фонтэн, французский шеф-повар, экспериментировавший с американскими, азиатскими и даже африканскими специями и соусами, стал настоящей звездой в этом городе, помешанном на звездах. «Нью-Йорк таймс» присвоила ресторану звание четырехзвездного. Фотографию Жан-Клода поместили на обложке журнала «Нью-Йорк», о нем появилась довольно лестная статья, и не одна. Он подписал контракт на книгу, и его издательница, которая не могла устоять перед обаянием Жан-Клода, как и все женщины, сама предложила название: «Готовить с любовью».

Жан-Клод был очень занят, но он не мог себе позволить пренебрегать личной жизнью. Его полуторагодовой роман с актрисой Бритт Роумэн начался, когда она выступала на Бродвее и ее продюсер привел ее поужинать в ресторан «Мустье». Когда контракт на шоу закончился и Бритт отправилась в Ванкувер сниматься в очередном фильме, предметом всеобщего внимания и слухов стала связь Жан-Клода с телеведущей Джулией Чанг, с которой он постоянно то ссорился, то мирился. А его свидания с супермоделью Тайсен Тэйлор стали настоящей находкой для фоторепортеров. К тому времени, когда Кэролайн встретила Жан-Клода, он был уже известным кулинаром, не хуже Вольфганга Пака из «Спаго». Его имя ласкало слух гурманов в этой стране, любящей вкусно поесть, что способствовало росту и без того высокого самомнения Жан-Клода. Он был яркой и страстной личностью, а о его популярности среди прекрасного пола ходили легенды.

Появление Жан-Клода в «Корпорации «Романтика любви»» привлекло как местных жительниц, так и женщин, отдыхавших в Палм-Бич. Они приходили группами, парами, поодиночке. Важно было, что они приходили, ведь тогда ни одна из них не уходила без покупки. Поговорив с Жан-Клодом и попросив, чтобы он подписал купленную здесь же книгу «Готовить с любовью», они еще немного задерживались в магазине и покупали что-нибудь: ароматизированное мыло, флакон туалетной воды, галстук или шелковый шарфик для мужа или жениха.

Даже герцогиня, которая была просто без ума от своего Ферди, поддалась очарованию Жан-Клода. Она по-настоящему разволновалась, когда он поприветствовал ее со своим ласкающим слух французским произношением, заглянул ей в глаза и поцеловал руку. Селма, которая твердо стояла на том, что для нее время романтики давно прошло, была польщена, когда он похвалил ее большие выразительные карие глаза. Циничная и острая на язычок Роз Гарелик, которая развелась уже в третий раз и на каждом углу твердила, что любовь придумана для птичек, покраснела, когда он спросил ее, ела ли она когда-нибудь quenelles[17] при свечах. Клиентки, которые пришли сюда с намерением купить одну книгу, покупали по три — ведь там были автографы Жан-Клода. Всю вторую половину дня «Корпорация «Романтика любви»» была буквально наводнена женщинами. Они хотели посмотреть на этого очаровательного, очень сексуального французского шеф-повара и, соперничая друг с другом, старались прикоснуться к нему, поговорить с ним, завладеть хоть на миг его вниманием.

— И, пожалуйста, еще эту, — сказала женщина в красном жакете, протягивая Жан-Клоду уже третью книгу «Готовить с любовью» для автографа. — Просто напишите «Мэрилин с любовью».

Жан-Клод улыбался и делал то, о чем его просили, терпеливо подписывая книги, позируя для фотографий, позволяя себя целовать, обнимать, флиртовать с ним, и, конечно, завоевывал все женские сердца в Палм-Бич. «Конечно, он может смотреть на этих людей сверху вниз, — подумала Кэролайн, — но ведь его нисколько не раздражают все эти женщины, чьи руки он целует». На нее тоже произвело впечатление, что он не заставил себя уговаривать, а просто пришел ей на помощь. У него была международная репутация одного из лучших кулинаров, его книга пользовалась огромной популярностью. Для Жан-Клода, конечно, появление в «Корпорации «Романтика любви»» совершенно ничего не значило, но ведь он пришел, и не просто позволил восхищаться собой, а делал по-настоящему хорошую работу, отвечая взаимностью на лестные слова в свой адрес. «Если он привлекает людей, которые приходят к нему в ресторан, так же, как сейчас привлекает моих клиенток, — подумала Кэролайн, — то понятно, почему «Мустье» пользуется такой популярностью».

Как планировалось сначала, Жан-Клод должен был провести в магазине Кэролайн где-то около часа, но он пробыл здесь целых четыре часа. Были распроданы все экземпляры его книги, а также и другие товары: духи, кружевные подушечки для будуара, вешалки для белья, обтянутые шелком, блокнотики с цветочным орнаментом, вышитые ночные рубашки, шелковые шлепанцы, бюстгальтеры, трусики, неглиже — все это буквально испарилось с прилавков. Даже без всяких подсчетов Кэролайн знала, что «Корпорация «Романтика любви»» в этот день побила все рекорды.

— Тебе не нужно было оставаться здесь так долго, — сказала Кэролайн Жан-Клоду, когда наконец ушла последняя покупательница, и она закрыла магазин. Они сидели в маленькой рабочей комнате и пили чай.

— Знаю, что не нужно было, — ответил он со своей обычной самоуверенностью. — Но ведь ты хотела, чтобы я остался, не так ли? — Он смотрел ей прямо в глаза и ждал, как она будет оправдываться.

— Ну конечно, хотела. То есть я имею в виду… — Она запнулась, пораженная собственным смущением.

— Ты имеешь в виду, что это было выгодно для бизнеса? — подсказал Жан-Клод, решив проявить снисхождение и помочь ей.

— Да, именно это я и имею в виду, — с облегчением произнесла Кэролайн, благодарная ему за брошенную соломинку, после чего она снова могла рассуждать здраво. — Твое присутствие просто совершило чудо. Я не знаю, как мне тебя благодарить.

— Да я и сам получил от этого настоящее наслаждение. Мне нравятся женщины, мне нравится, когда им хорошо, — сказал Жан-Клод. Затем он замолчал и стал смотреть ей в глаза.

Кэролайн очень боялась покраснеть. Она напомнила себе, что европейцы отличаются от американцев, что они более раскованны, более открыты и свободны в своих отношениях с женщинами, легче относятся к собственным чувствам. Ведь она только что целых полдня наблюдала за тем, как действовал в «Корпорации» ее новый знакомый: осыпал клиенток комплиментами, оказывал им внимание, льстил им, очаровывал их. Кэролайн стала внушать себе, что комплименты Жан-Клода в ее адрес были просто выражением его обычного отношения ко всем женщинам, которые попадались на его пути. Он не имел в виду ничего личного, ничего личного не должна видеть в этом и она. Кэролайн откашлялась и вернулась к теме бизнеса, где чувствовала себя более спокойно.

— Я могу прямо сейчас сказать, что за те несколько часов, которые ты провел в магазине, мы побили все рекорды торговли, — сказала она.

— Тогда с тебя причитается.

— Это само собой разумеется, — согласилась Кэролайн.

— Чудесно! В таком случае я приглашаю тебя сегодня на ужин, — сказал Жан-Клод и подсел поближе.

Она чувствовала тепло его тела, слышала запах его одеколона.

— Только не сегодня. Я…

— Ты что, — спросил он, глядя на нее насмешливо, — не проголодалась?

— Нет, — засмеялась Кэролайн. — Дело не в этом…

— Неудивительно, судя по тому, что твое представление об обеде не выходит за узкие рамки сандвичей с ветчиной. — Жан-Клод сделал гримасу.

— Что плохого в сандвичах? — спросила она, раздраженная его намеком. — Тем более что они приготовлены в кафе твоего отца?

— Согласен. Но «Павильон» едва ли прославился благодаря сандвичам. Они указаны в меню только для… — Жан-Клод замолчал, не желая обидеть ее.

— Для провинциальных американок? — закончила она за него.

Жан-Клод сделал вид, что не заметил ее колкости.

— Давай просто остановимся на том, что я хочу лично приготовить что-нибудь для тебя. Что-нибудь особенное, — сказал он. — Ты не собираешься в ближайшее время в Нью-Йорк?

— Нет, — ответила Кэролайн. — Не собираюсь.

Казалось, он огорчен.

— А как насчет благодарности? Я намерен получить свой долг.

— С этим я согласна, — призналась Кэролайн.

— Тогда договорились. Встретимся, как только ты приедешь, — решительно сказал он, как будто то, что она не собиралась ехать в Манхэттен, — мелочь, которая не сможет помешать исполнению его желаний. Жан-Клод сел еще ближе, и их колени соприкоснулись. Кэролайн подскочила. Она не могла больше равнодушно относиться к его близости, к его мужской привлекательности. Прошло так много времени, с тех пор когда она прикасалась к мужчине, когда мужчина прикасался к ней, а Жан-Клод, как она догадывалась, в совершенстве постиг искусство прикосновений.

— Кэролайн? — спросил Жан-Клод, слегка нахмурившись, но продолжая улыбаться. Он протянул руку и пальцем поднял ее голову за подбородок, чтобы она смотрела ему в глаза. — Мы договорились, не так ли?

— Да, — еле слышно произнесла она. Потом отвела глаза и напомнила себе, что ей не о чем волноваться. Она никогда не была в Нью-Йорке и не собиралась ехать туда ни сейчас, ни потом, поэтому ей не придется платить свой «долг». Кэролайн облегченно вздохнула. — С нетерпением буду ждать встречи, — солгала она.

— Верю. Я гений, когда дело доходит до кухни, — сказал Жан-Клод. Потом многозначительно посмотрел ей в глаза и добавил: — И в других комнатах тоже…

Дина Годдард была занята весь день. Их рейс из Нью-Йорка задержали, и она появилась в Палм-Бич только к полудню. Потом она побеседовала с домашней прислугой, встретилась со своим тренером и имела долгую и не очень приятную беседу с декоратором, оформлявшим коттедж рядом с бассейном. Она с удивлением обнаружила, что уже половина пятого. Дина как раз собиралась позвонить в «Ренато», новый итальянский ресторан на Виа-Мицнер, чтобы заказать столик, когда раздался телефонный звонок.

— Это вас, миссис Годдард, — сказала горничная. — Звонит миссис Риттенбахер.

Дина взяла трубку в библиотеке, той самой, где Джеймс обсуждал с отцом свое будущее. Направляясь к телефону, стоявшему на обитом кожей старинном письменном столе, Дина поймала себя на мысли, что это было так давно. Чарльз Годдард обходил эту комнату стороной, с тех пор как их сын погиб. Он вообще стал многое обходить стороной. Чарльз предупредил Дину, чтобы она не устраивала вечеринок без крайней необходимости. Он почти не интересовался жизнью Эмили и, к удивлению всех, кто его знал, даже потерял интерес к своему детищу, к «Годдард-Стивенс» — компании, которая всегда была его гордостью, радостью и смыслом жизни.

Он признался Дине, что слишком подавлен, чтобы сконцентрироваться на работе, буквально сломлен тем, что теперь у него нет наследника, которому он оставит свою компанию. И поэтому он игнорировал работу, проводя немыслимое количество времени в различных клубах за игрой в карты и в гольф и ничего не делая, просто убивая время. Карты хоть немного отвлекали его. Восемнадцать лунок — тоже. Не говоря уже о шотландском виски — сначала в пять часов, а потом уже начиная с полудня. Дину беспокоило то, что муж начал пить, беспокоило его состояние, но она старалась убедить себя, что со временем он выйдет из этого состояния и перестанет вести себя так странно. Иногда она подумывала над тем, что Чарльзу не помешало бы проконсультироваться у психиатра, хотя, конечно, не решалась заговорить об этом. Потом, где-то два года назад, он удивил ее и своих работников «Годдард-Стивенс», объявив, что нанял исполнительного директора по имени Клиффорд Хэмлин, который отныне будет заниматься рутинными делами фирмы. Чарльз объяснил, что он собирается посвятить все свое время обучению этого нового сотрудника так, как он планировал обучать своего сына Джеймса. Кроме того, он заявил, что Хэмлин, менеджер из инвестиционной компании «Осборн и Прэгер», и есть тот человек, которому он может доверить настоящее и будущее своей компании.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Чарльз, — сказала ему Дина после официальной вечеринки, на которой Клиффорда представили остальным сотрудникам «Годдард-Стивенс», их коллегам и конкурентам с Уолл-стрит. — Клиффорд, без сомнения, умен и очарователен, но ведь он человек со стороны. Он не один из нас.

— Нас? — горестно спросил Чарльз, наливая себе коньяк. — Без Джеймса «нас» как таковых уже не существует, Дина. В семье не осталось никого, кто унаследовал бы «Годдард-Стивенс». Никого…

«Никого», — подумала Дина, садясь за письменный стол в покинутой библиотеке — а ведь когда-то это была самая любимая комната Джеймса, — и приготовилась ответить на звонок. Бедный Чарльз. Кажется, он дошел до точки и не видит дальнейшего пути.

— Да? — задумчиво сказала она в трубку.

— Дина, дорогая. Это Бетси.

Набирая номер Дины Годдард, Бетси Риттенбахер прекрасно понимала, что, возможно, рискует карьерой мужа и собственным будущим. Являясь давними друзьями Годдардов по Лоукаст-Вэлли и Палм-Бич, Бетси и Беннет Риттенбахер, как и все остальные члены их узкого круга, свято соблюдали наложенный Годдардами запрет: никогда и ни под каким предлогом не упоминать ту женщину, на которой женился их сын Джеймс. Никогда! Не говорить о ней! Не говорить о женитьбе Джеймса и том факте, что она действительно существовала! Годдарды ясно дали понять, что Кэролайн Шоу и все, что к ней относится, — запретная тема.

Бетси так никогда и не могла понять, что же имели Дина и Чарльз против своей невестки. Джеймс, судя по всему, крепко влюбился, а Кэролайн, как известно, те несколько коротких месяцев их совместной жизни была для него хорошей женой. Она не была из разряда «золотоискательниц», не была проституткой, убийцей в конце концов, но Дина и Чарльз вели себя так, как будто она составляла угрозу для их жизни. Что плохого может быть в том, что иногда кто-нибудь посплетничает про нее? Как может принести вред чье-нибудь невинное замечание относительно короткой женитьбы Джеймса?

Бетси не могла этого понять. Но она не хотела ссориться со своими могущественными друзьями, особенно учитывая то, что ее муж работал на Чарльза Годдарда, а она сама участвовала в двух комитетах, которые возглавляла Дина. И особенно после того случая, когда Ванесса Элиот, мать Миранды, неосторожно упомянула имя Кэролайн Шоу в присутствии Дины. Ванессу больше не приглашали на обеды к Годдардам, а ее мужа, ведущего экономиста-аналитика, который до этого часто консультировал Чарльза в вопросах финансового положения «Годдард-Стивенс», больше никогда не приглашали для проведения аудита. Дина и Чарльз просто не замечали Элиотов, как будто тех и не существовало, вычеркнув их из своего круга. Остальные знакомые Дины и Чарльза, напуганные такой реакцией, никогда не решались произносить имя Кэролайн Шоу или хоть косвенно намекнуть на ее существование — ведь с ними обошлись бы точно так же.

Это казалось смехотворным, нелепым, просто каким-то безумием. Но Бетси, думая о будущем мужа, как и все те, кто хотел остаться в кругу Годдардов по личным или деловым мотивам, неукоснительно соблюдала запрет и никогда не обсуждала Кэролайн с Диной и не заговаривала о женитьбе Джеймса. Даже когда до нее дошли слухи о том, что Кэролайн открыла какой-то магазинчик на Вест-Палм-Бич. Но это было до статьи в «Ярких страницах»! До того, как Бетси увидела фотографию и прочитала подпись к ней! Не важно, что говорили Дина и Чарльз Годдард. Не важно, что Дина и Чарльз могут предпринять. Бетси Риттенбахер должна была позвонить. Просто не могла не позвонить! Вся эта нелепая ситуация слишком затянулась. Все это было слишком дико, странно, нелогично.

— Бетси, дорогая, я как раз собиралась позвонить тебе, — сказала Дина приветливо, как она всегда разговаривала с теми людьми, которые имели для нее значение. — Мы с Чарльзом сегодня только после полудня попали в город, и я была очень занята. У меня даже не было времени просмотреть почту.

Бетси откашлялась.

— Там в почте есть одна новость, которая, я думаю, заинтересует тебя, — сказала она.

— Ты, наверное, имеешь в виду письмо о благотворительном гала-концерте, который организует фонд борьбы с лейкемией? — спросила Дина, перебирая конверты, лежавшие на столе.

— Нет, я имею в виду не гала-концерт, — сказала Бетси. — Ведь вы с Чарльзом выписываете «Яркие страницы»?

— Да, конечно, — ответила Дина. — Но у меня действительно не было времени, чтобы просмотреть все номера, которые собрались за время нашего отсутствия. Кстати, я уже дала распоряжение горничной, чтобы она выбросила их…

— Не надо! — воскликнула Бетси, прервав ее.

— Что не надо? — спросила Дина.

— Не разрешай горничной выбрасывать их, — сказала Бетси и, переведя дух, продолжила: — Дина, у меня есть основание думать, что тебя заинтересует выпуск от девятого февраля.

— Почему? Там какая-нибудь сногсшибательная сплетня, которой я еще не знаю? Какой-нибудь грандиозный скандал? Чья-нибудь дочь убежала с шофером? Или обнаружена в постели с великим Дейном и его саксофоном?

Бетси помедлила. У нее еще было время отступить, сделать вид, что ничего не произошло. Она думала о том, не совершает ли она большую ошибку, правильно ли поступает, сообщая Дине Годдард эту новость. Это, конечно, невероятно, но, кажется, кроме нее, об этом никто не знает.

— Ну и что там за новость? — спросила Дина, явно заинтересовавшись.

Бетси снова перевела дух. Она слышала, как бешено колотится ее сердце. Если сейчас она станет говорить дальше, то назад пути уже не будет. Никогда. На карту была поставлена карьера ее мужа… ее положение в обществе… их финансовое благополучие и пребывание в высших кругах Палм-Бич… Она еще с минуту подумала, глубоко вздохнула и бросилась с головой в омут.

— Там есть статья о магазине на бульваре Окичоби, — начала она. — Магазин называется «Корпорация «Романтика любви»».

— На западе Палм-Бич? Ну и что? — Дина была уже по-настоящему заинтригована.

— Его владелица — Кэролайн, жена вашего Джеймса.

— Бетси! — ледяным тоном воскликнула Дина, мгновенно опуская между ними железный занавес. — Я думала, что мы ясно дали понять! Я думала, что ты умнее и…

— Дина, послушай меня, — сказала Бетси. Она приготовилась выложить новость, и ее сердце забилось еще сильнее. — Там есть еще кое-что, помимо статьи.

— У этой женщины всегда есть «еще кое-что», — холодно произнесла Дина. — Я не хочу слышать о ней больше ни слова. Я не хотела слышать это имя несколько лет и не собираюсь слышать его теперь.

— Придется, Дина, — сказала Бетси. — Потому что Кэролайн Шоу — мать маленького мальчика. — Она сделала паузу, чтобы усилить эффект. — Маленького сына Джеймса.

— Это просто смешно! — воскликнула Дина.

— Нет, Дина, это правда. Ребенка зовут Джек, ему пять лет. И он точная копия Джеймса. Это твой внук, Дина. Твой и Чарльза.

— Этого не может быть! Это просто невозможно! — сказала Дина Годдард. — Иначе кто-нибудь уже сообщил бы нам, кто-нибудь сказал.

— Вы сами запретили нам упоминать ее имя. Не позволяли говорить с вами о…

Бетси Риттенбахер услышала издалека, как охнула ее подруга. Трубка выскользнула из руки Дины, стукнулась об стол, и телефон упал на пол.

Глава 18

Впервые со дня похорон Джеймса Чарльз не выпил после обеда, как это он обычно делал, потягивая скотч, пока не впадал в тяжелый сон, больше похожий на кому. Вместо этого он весь вечер читал и перечитывал статью Роз Гарелик в номере «Ярких страниц» от девятого февраля о местном магазинчике под названием «Корпорация «Романтика любви»». Если он не читал текст, то рассматривал фотографию пятилетнего малыша. Мать ребенка даже не удосужилась сообщить им о его существовании. Мальчик. Пятилетний мальчик, который, как говорила Бетси Риттенбахер, является сыном Джеймса. Их внуком. Сыном его сына и наследником «Годдард-Стивенс».

Чарльз изучал черты лица ребенка, форму его ног, цвет его волос, форму черепа, улыбку, пока они не запечатлелись в его мозгу. Инстинктивно он чувствовал, был уверен в душе, что в жилах этого ребенка течет кровь Годдардов. Но логический склад ума, однако, не позволял ему окончательно поверить в это. Он перенес слишком много боли и страданий, слишком много разочарований, чтобы легко поддаться на какую-нибудь дешевую уловку.

Размышляя о нечестности Кайла и о несчастном случае с Джеймсом, Чарльз считал, что вынес слишком много ударов судьбы, больше, чем обычно полагалось человеку. Вот уже несколько лет он чувствовал, что буквально задыхается и что его душевные муки становятся просто непереносимыми. Иногда, хотя он ничего не говорил Дине, Чарльзу казалось, что он наверняка представляет интересный клинический случай для психоаналитика. Но теперь, благодаря звонку Бетси Риттенбахер, все вдруг изменилось самым коренным образом. Хотя изменилось ли?

В это воскресенье Чарльз Годдард лег поздно, но не мог заснуть. Он лежал, ворочаясь в постели, перебирая все варианты, споря с самим собой относительно того, что нужно предпринять, как действовать, когда сделать первый шаг и каким должен быть этот первый шаг. Вместе с тем он призывал себя к осторожности, сдержанности, чтобы не слишком торопить события. Он постоянно напоминал себе, что самое главное не позволить надеждам овладеть им, пока он не будет полностью уверен, пока не исчезнет даже маленькая тень сомнения в том, что мальчик — пятилетний сын Кэролайн Шоу, которого она специально прятала от Годдардов, — действительно сын Джеймса. Вправду ли Джек Годдард — настоящий Годдард? Действительно ли в его жилах течет кровь Годдардов? И продолжается ли линия Годдардов? Или просто Чарльз — старый уставший человек, отчаянно цепляющийся за соломинку? Все, что требовалось, — это доказательства. Надежные, неопровержимые доказательства.

В пять часов утра Чарльз оставил все попытки уснуть и встал с постели, которую он не делил с женой со времени рождения их второго ребенка. Он оделся и пошел прямо в стеклянный солярий виллы. Когда над Атлантическим океаном встало солнце, бросая сверкающие разноцветные отблески на пенящиеся волны, Чарльз Годдард уже пил кофе, вспоминая прошлое, раздумывая над будущим.

Когда вчера вечером Дина сказала ему о телефонном звонке Бетси Риттенбахер, он сначала просто остолбенел, не веря тому, что слышит, полностью лишившись самообладания. Когда жена показала ему статью в «Ярких страницах» и фотографию мальчика, он пережил целую бурю эмоций, такую сильную, какую не испытывал со дня смерти сына. Неожиданно отупение, туман в голове под воздействием виски, в котором он топил свое отчаяние, депрессию и безнадежность, испарились в ярком свете открывающихся перспектив. Неужели жена Джеймса действительно родила Годдарда? Его внука?

Это было слишком великолепно, чтобы принять этот факт не задумываясь, и Чарльз, будучи прирожденным бизнесменом, не мог позволить втянуть себя в авантюру. Что, если это ловушка? Заговор, который затеяла Кэролайн, чтобы запустить лапы в капиталы Годдардов? Что, если после стольких лет отсиживания в тени она задумала очередной трюк, чтобы попасть в семью, которая ее отвергала? А вдруг это глупая попытка шантажа? Чарльз сказал себе, что ему следует действовать осторожно.

«Сначала, конечно, должны быть найдены твердые гарантии того, что ребенок — их крови. Должны быть надежные, положительные, неопровержимые доказательства. Что я вообще знаю об этой Кэролайн Шоу?» Так думал Чарльз, глядя на океан, а его надежды то возрождались, то гибли с каждой набегающей волной. Джеймс и сам говорил, что она просто продавщица из Лэйк-Ворт. Местная девчонка «с другой стороны улицы», хотя и красивая. Однако она использовала свою красоту, чтобы заманить их сына, и привела его к смерти. У нее не было ни знатного происхождения, ни родословной, ни положения, ни денег. И без сомнения, в ее жизни были другие мужчины до Джеймса и после его смерти. Возможно, она встречалась с другими мужчинами и при жизни Джеймса. Никогда нельзя быть уверенным в людях, особенно в амбициозных молодых женщинах. Так думал Чарльз, вспоминая собственные случайные связи во времена бурной молодости. Не исключено, что этот мальчик — Джек, как было написано в газете, — следствие подобной связи. Или случайной встречи на одну ночь с официантом, или продавцом, или служащим заправочной станции, которого она зацепила в баре или Бог знает где еще. Может быть, Чарльз — просто выживший из ума старик, желающий поверить в невероятное. Может быть, ребенок совсем не Годдард.

Но что, если он все-таки Годдард? Чарльз ничего не мог с собой поделать — эти вопросы вертелись у него в голове, рождая невероятную надежду на то, что он не последний в роду Годдардов и что у него есть наследник. Вдруг у них с Диной есть внук, который продолжит фамилию, который обеспечит будущее «Годдард-Стивенс»? Что делать в таком случае? Ответ на этот вопрос был просто очевиден: ребенка следует забрать к себе, воспитать по стандартам Годдардов, с тем чтобы традиции Годдардов укоренились в нем как можно раньше. Его нужно воспитывать, обучать и формировать по годдардовским меркам, чтобы у него появилось мировоззрение Годдардов и внешний лоск, на выработку и совершенствование которых они с Диной потратили жизнь. Ребенку только пять лет. Еще не поздно, хотя начиная с этого момента дорог каждый миг.

Даже сама мысль об этом взволновала Чарльза Годдарда, и он вдруг обнаружил, что давно встал с кресла и ходит взад и вперед по комнате. Потом он машинально подошел к бару в библиотеке и стал наливать себе «Шива Регал». Конечно, время для коктейля еще не наступило, но ему было все равно. Его нервы были на пределе, сердце бешено колотилось. Ему нужно было успокоиться — или просто отпраздновать. Но когда Чарльз поднял тяжелый хрустальный бокал, он понял, что теперь, как никогда, ему нужна ясная голова. Решение, которое он сейчас должен принять, было самым важным в жизни. И неожиданно запах янтарной жидкости показался ему тошнотворным, ему стало противно от собственной слабости, стал неприятен тот путь, который он избрал после смерти Джеймса, чтобы отгородиться от остального мира. Может быть, у него есть наследник Годдард. Ему следовало узнать это, следовало удостовериться в этом раз и навсегда. Он не мог жить, сомневаясь, подозревая и надеясь. И существовал только один способ узнать то, что он хотел знать. Только один.

Чарльз вылил нетронутый напиток в раковину и, расправив плечи, принял решение. Он подошел к письменному столу — тому самому, за которым сидела Дина, когда говорила с Бетси Риттенбахер. Чарльз сел, расстегнул свою спортивную куртку и достал из левого кармана кожаное портмоне. Запустив пальцы в одно из отделений, он вынул оттуда визитную карточку. Глубоко вздохнув, Чарльз набрал номер телефона с кодом округа Палм-Бич.

Было только 7.15 утра, но Тед Аронсон был к услугам своих клиентов в любое время дня и ночи — даже по выходным. Постоянная готовность к действию, сочетающаяся с абсолютной секретностью и конфиденциальностью были включены в перечень «специальных услуг», и именно за это его так ценили его работодатели. Свободный частный детектив (он предпочитал слово «сыщик»), Аронсон специализировался не на грязных супружеских изменах или второсортных преступлениях, а на сборе информации для корпораций и отдельных клиентов. В течение ряда лет он периодически выполнял деликатные поручения для главы правления «Годдард-Стивенс». Они простирались от простой проверки прошлого перспективных служащих до совершенно секретных расследований состояния дел в конкурирующих фирмах и копаниях в деталях личной, сексуальной и общественной жизни будущих деловых партнеров. Тед Аронсон не прятался за деревьями в аллеях и не рылся в мусорных баках. Он был непревзойденным мастером сбора информации, настоящим гением, способным заставить свой компьютер найти именно те данные, которые были нужны его клиентам.

В это воскресное утро он снял трубку, обменялся любезными приветствиями с Чарльзом Годдардом и внимательно выслушал его объяснения. Чарльз сказал, что уверен в том, что Тед знает, как найти нужную информацию, и в том, что он сможет сделать это совершенно конфиденциально. Как только Аронсон заверил его, что эти требования клиента будут соблюдены, Чарльз Годдард высказал свою просьбу.

— Я хочу, чтобы ты проверил данные рождения ребенка. — Чарльз говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Он родился пять лет назад у Кэролайн Шоу Годдард. Имя ребенка Джек. Джек Годдард. Я полагаю, что он родился либо в округе Палм-Бич, либо где-то еще неподалеку. Мне нужны все подробности: дата рождения, время, обстоятельства, — словом, все, что ты сможешь узнать.

— Как я понял, — сказал Тед, быстро делая записи в своем защищенном паролем «Компаке», — вам нужна копия сертификата о рождении ребенка и соответствующие регистрационные данные из больницы.

— Правильно. Как много времени это займет? — спросил Чарльз.

Тед Аронсон немного подумал. Каждый его клиент обязательно считал свое дело самым срочным, но все они хорошо платили, поэтому он старался, чтобы они не были разочарованы в его услугах.

— Не очень много, — ответил он Чарльзу Годдарду. Больницы работали все семь дней в неделю, а у компьютеров вообще не было ни временных границ, ни выходных, ни праздников. — Примерно двадцать четыре часа.

— Хорошо, — сказал Чарльз. — Надеюсь получить твое сообщение завтра приблизительно в это же время.

— Я позвоню, — пообещал «сыщик».

Положив трубку, Чарльз сказал себе, что первый шаг сделан. Впервые со дня смерти Джеймса он чувствовал, что его судьба и судьба его компании находятся в его надежных руках. Второй шаг уже обретал форму, когда он стал просматривать наброски своей сегодняшней встречи с Клиффордом Хэмлином, исполнительным директором «Годдард-Стивенс». Клиф прилетел из Нью-Йорка вчера вечером. Он должен был провести выходные с Годдардами на их вилле в Палм-Бич.

Клиффорд Хэмлин был известен как «темная лошадка» в среде заправил Уолл-стрит, азартный человек, любящий риск — и в своих рискованных предприятиях неизменно пожинающий лавры. Он отличался, по словам Дины Годдард, острым умом и уверенностью в себе. Мужчины считали его идеалом бизнесмена и изо всех сил соперничали с ним, а женщины были заинтригованы и изо всех сил старались соблазнить его. У него была примечательная внешность: высокая, стройная фигура, волнистые каштановые волосы, приятные черты лица, на котором выделялись внимательные, немного усталые, кошачьи серые глаза. Он был лидером на публичных выступлениях, решительным оппонентом на совещаниях, очаровательным собеседником на торжественных обедах, требовательным, но справедливым начальником для своих подчиненных. Он обедал в лучших ресторанах, заказывал свой гардероб на Сэвилл-роу в Лондоне, был поклонником балета и жил на Пятой авеню в фешенебельной квартире, окна которой выходили на Центральный парк и которая была заполнена произведениями искусства. Но под всем этим внешним лоском скрывалась глубокая печаль, за блестящим фасадом безошибочно угадывалась приглушенная аура перенесенной когда-то боли и утраты, результат психологической травмы, которую он пережил в раннем детстве и которая наложила отпечаток на всю его судьбу.

Клиффорд, единственный сын Хэмлинов, вырос не на манхэттенской Парк-авеню и не на лондонской Белгрэйв-сквер, а в Огайо, в Блю-Эш — безвестном городке на Среднем Западе, где все мужское население работало на одного из трех промышленников этого района: на фабрике красок, в угольных шахтах или на машиностроительном заводе, — а женщины в это время изо всех сил старались, исходя из более чем скромного бюджета, содержать свои дома хотя бы в относительном порядке, чтобы там могли жить их мужья и их дети. Его отец, как до этого и дед, трудился на фабрике красок. Каждый вечер Фрэнк Хэмлин приходил с работы, кашляя кровью, больной и почти безумный от воздействия токсических паров, которыми дышал весь день. Он не курил — никогда в жизни не взял в руки ни одной сигареты или сигары, — но умер от рака легких, едва ему исполнилось тридцать лет.

Семилетним мальчиком Клиффорд остался без отца, и поэтому забота о матери стала его обязанностью. Из-за плохого зрения — следствия диабета — Вирджиния Хэмлин практически во всем зависела от своего сына, начиная с хождения по магазинам и кончая оплатой счетов. Он фактически стал глазами своей матери и научился смотреть на мир с ее точки зрения. Всю оставшуюся жизнь он будет с особой симпатией относиться к тем, кому пришлось бороться за свое существование. Они с матерью едва сводили концы с концами, но Клиффорд не собирался погрязнуть в жалости к себе. Его поддерживали воспоминания о любящем отце и о крепком, счастливом браке его родителей. Он вспоминал раннее детство, задумывался о контрасте между тем, что есть на деле, и той жизнью, которая могла бы сложиться у его семьи при благоприятном стечении обстоятельств, и в результате пришел к выводу, что его жизнь будет другой, потому что он сделает ее другой.

Интеллектуально одаренный ребенок, Клиффорд умел складывать и вычитать уже в три года. Он всегда казался старше своих сверстников, и когда его выбрали старостой класса в начальной школе, он быстро проявил качества прирожденного лидера. В то время как другие дети равнодушно относились к учебе, не желая или не умея противиться ограниченному выбору, который их ожидал в будущем, Клиффорд усиленно занимался. Он страстно любил читать, и походы в библиотеку стали для него развлечением, самообразованием и уходом от жалкой действительности, особенно по вечерам, когда он часами читал матери вслух. Директор городской школы обратил внимание на одаренного мальчика и, когда Клиффорд перешел в средние классы, он направил его в центральную школу округа, где обучение проходило по ускоренной программе.

— Вашему сыну нужно соперничество, — сказал он матери Клиффорда. — Не беспокойтесь, обучение будет бесплатным. Автобус будет отвозить его в школу каждый день, так что по вечерам он будет дома. Штат основал эту школу специально для талантливых детей, таких, как Клиффорд.

Директор также связался с «Биконом», организацией, занимавшейся проблемами слепых, которая предоставляла им помощников из числа добровольцев. Теперь, пока сын был в школе, у Вирджинии Хэмлин было целых две помощницы, которые выполняли ее поручения и отводили ее на прием к врачу.

— Тебе не нужно волноваться о матери. Ты должен сконцентрироваться на занятиях, — напутствовал Клиффорда директор.

Встретившись с другими детьми, такими же одаренными, как он, обучаясь у лучших учителей Огайо, Клиффорд сделал свой первый шаг в преодолении всевозможных социальных ограничений и жалких перспектив Блю-Эша. Он учился с тем же усердием, что и всегда, получал отличные отметки, а в возрасте шестнадцати лет, когда его мать умерла, нашел способ отвлечься от горя, вызванного второй огромной утратой, — бег. Каждое утро в половине шестого он пробегал пять-шесть миль на школьном стадионе. Ничто не могло оторвать его от ежедневного скрупулезного труда. Ни усталость, ни тяжело переносимые зимние холода в Огайо, ни то, что приходилось заниматься спортом в одиночку. Клиффорд решил достичь таких же отличных результатов в беге, как до этого — в учебе. Стремление к совершенству стало его целью, оружием против жестокой действительности, защитой от ран, нанесенных двумя трагическими смертями самых дорогих ему людей.

К тому времени, когда Клиффорд получил стипендию в университете Огайо, он был уже одним из самых выдающихся студентов и чемпионом штата по марафону. Когда ему было восемнадцать лет, у него был вид породистого скакуна: длинные стройные ноги, прямой римский нос, выдающиеся скулы, проницательные серые глаза и волнистые каштановые волосы. Он стал удивительно красивым, но несколько загадочным юношей, напоминавшим многим девушкам из студенческого городка Хэтклиффа какого-то трагического, романтического героя, полного тайных страстей. Он редко говорил о своем происхождении, и печаль, которую он излучал, а также неизменно отличные оценки и спортивные победы сделали его самой популярной и самой загадочной личностью во всем студенческом братстве.

Клиффорд специализировался по экономике и окончил университет с высшими баллами. Очень целеустремленный, он решил использовать свои исключительные математические способности на то, чтобы зарабатывать достаточно денег и создать для себя жизнь, которая кардинально отличалась бы от той, прежней. Через день после окончания университета он с первой попытки сдал экзамен на биржевого маклера. В течение недели он устроился на работу в дайтонское отделение брокерской фирмы «Осборн и Прэгер», которая имела еще четыре филиала на Среднем Западе. Он был чуть ли не единственным человеком из Блю-Эша, который ходил на работу в костюме и галстуке.

Клиффорд Хэмлин в «Осборн и Прэгер» проявил себя исключительно, так же как и во всем, чем занимался. Еще бы — он старался изо всех сил. Утром Клиффорд первым приходил на работу, а вечером уходил последним. Он прошел курсы бухгалтерского учета и финансового анализа и постиг разницу между двумя основными подходами к инвестициям: методом вложения ценных бумаг и таймингом, — узнал тонкости волновой теории Элиота и значение оценки риска «альфа» и «бета». На основе полученных знаний он разработал собственную стратегию маркетинга, представлявшую собой сплав технического анализа и экономической базы. Он не игнорировал личностную сторону бизнеса и, проявляя инициативу, назначал встречи, обедал и сидел в барах со своими клиентами, помнил их дни рождения и юбилеи и занимался их финансами, как будто это были его собственные деньги, яростно оберегая вкладчиков от убытков и увеличивая их доходы.

Когда Клиффорд не работал, он бегал — каждый день пробегал пять-шесть миль в небольшой роще, расположенной рядом с его скромной квартиркой на окраине города. А когда не бегал, то посвящал свободное время «Бикону». Клиффорд, который в детстве каждый вечер читал книги и газеты матери, теперь по вечерам читал другим слепым женщинам и мужчинам. Он также посещал их на дому, отвозил в банк, аптеку и магазины, делая для других то, что он раньше делал для своей матери и что делали для нее добровольцы из «Бикона», пока он был в школе.

Клиффорд, казалось, все свое время посвятил работе на благо окружающих, и его личная жизнь отошла на второй план. Мужчины считали его великолепным специалистом и другом, но несколько замкнутым человеком. Женщин привлекала его внешность и исключительная компетентность в делах, и они считали, что только им под силу расшевелить его, отвлечь от напряженной деловой жизни и помочь ему раскрыть душу. Хэмлин был решительным и одаренным, честолюбивым и напористым. В личной жизни за все эти годы у него было несколько романов, некоторые из которых казались довольно серьезными: биржевой маклер из его офиса, актриса, которую он встретил в книжном магазине, когда просматривал раздел биографий замечательных людей, женщина-биолог, с которой его познакомил брокер из «Осборн и Прэгер». Всякий раз Клиффорд очень старался ответить на чувства этих женщин, хоть немного раскрепоститься, но то волшебство единства душ, которое он наблюдал в своей семье, пока были живы родители, так и не приходило. Еще в ранней юности он решил, что справится со всем, что предъявит ему жизнь, но вот с ее романтической стороной ему справиться так и не удалось. Ему была нужна настоящая любовь, которую он, конечно, сразу сумеет распознать, потому что видел ее в первые семь лет жизни.

За первый год работы в «Осборн и Прэгер» Клиффорд завоевал репутацию брокера, зарабатывающего больше всех, обскакав даже многих опытных работников фирмы. На следующий год его назначили начальником отдела, а на четвертый год перевели в главную контору в Чикаго. Когда компания «Осборн и Прэгер» открыла новый филиал с главной конторой в Филадельфии, Клиффорда назначили его вице-президентом и отвели ему пятикомнатный особняк на Риттенхауз-сквер.

Еще через несколько лет, когда «Осборн и Прэгер» стала весьма престижной компанией на Уолл-стрит, Клиффорд оказался в ней третьим по значению человеком, и по иерархии выше его были только два основателя фирмы: Лиланд Осборн и Бартлетт Прэгер. Они оба очень высоко ценили Клиффорда и понимали, как много он значит для компании и для ее будущего. Ему хорошо платили, давали приличное вознаграждение по итогам работы за год и обещали, что в свое время он займет самое высокое положение в фирме. Поэтому, когда через шесть месяцев после гибели Джеймса Чарльз Годдард предложил Клиффорду стать исполнительным директором «Годдард-Стивенс», как раз в тот день, когда ему исполнилось тридцать шесть, Клиффорд вежливо поблагодарил Чарльза и откровенно сказал ему, что его предложение все же недостаточно привлекательно.

— Лиланд и Бартлет заверили меня, что со временем я стану членом исполнительного комитета «Осборн и Прэгер», — уверенным тоном ответил он Чарльзу. — А сейчас я старший партнер и получаю свою долю прибыли. И самое главное — мне здесь нравится.

Чарльз Годдард не привык, чтобы ему отказывали. Решив заполучить человека, которого он считал наиболее подходящим для того, чтобы помочь «Годдард-Стивенс» вступить в двадцать первый век в самом лучшем виде, Чарльз несколько раз повторял Клиффорду свое предложение в последующие полтора года. Даже несмотря на то что Чарльз значительно «подсластил» свои первоначальные условия, Клиффорд отклонил и второе и третье предложение. Но четвертое предложение стоило того, чтобы над ним подумать.

— Ты отказывался от моих предложений почти два года, — напомнил ему Чарльз, когда они обедали вместе в обеденном зале для особо важных персон в нью-йоркском отделении «Годдард-Стивенс». За огромными окнами открывался впечатляющий вид на каменные каньоны Уолл-стрит и на сверкающие фонтаны у подножия статуи Свободы, но мужчины не обращали на все это никакого внимания. Пожилой человек говорил, а молодой слушал.

— Как ты, наверное, помнишь, я начал предлагать тебе работу в «Годдард-Стивенс» только после смерти Джеймса, когда оказалось, что теперь я уже никогда не смогу передать руководство ежедневными операциями компании моему единственному сыну. С тех пор, несмотря на то что я дважды изменял условия на более благоприятные, ты продолжал отклонять мои предложения и решил остаться в «Осборн и Прэгер». Не могу понять почему, ведь мои предложения были очень выгодными.

— Я остаюсь потому, что ко мне там хорошо относятся и хорошо платят, и еще потому, что там у меня долгое продуктивное прошлое и прекрасное будущее. — Клиффорд повторил то, что он уже говорил Чарльзу. — Конечно, я прекрасно понимаю, что «Годдард-Стивенс» — ведущая компания с солидной репутацией, но я не вижу причины туда переходить.

— Думаю, такая причина есть, — сказал Чарльз; он сегодня пригласил Клиффорда на обед, чтобы сделать новое предложение, которое хорошо продумал. — Джеймса нет вот уже два года. У меня нет наследника, и, учитывая то, что моя дочь Элизабет не может найти себе достойного мужа, нет никакой надежды, что в ближайшем будущем наследник появится. Если ты согласишься стать исполнительным директором «Годдард-Стивенс», то не только будешь получать больше, чем в «Осборн и Прэгер», — я собираюсь предложить тебе кое-что, с чем не смогут соперничать Лиланд Осборн и Бартлет Прэгер, то, что я не успел предложить своему сыну, а именно — владение фирмой, когда я отойду от дел, или умру, или по иной причине стану недееспособным. Если бы не сложившиеся обстоятельства, я никогда в жизни не сделал бы такое предложение человеку со стороны, не являющемуся членом моей семьи, и, учти, я не собираюсь еще раз повторять его. Ты должен решить, Клиффорд, я настаиваю, чтобы ты принял решение прямо сейчас. Ты можешь согласиться с моим предложением или продолжать работать в «Осборн и Прэгер» и быть служащим до конца твоих дней.

Чарльз Годдард откинулся в кресле, глядя Клиффорду в глаза. Только что он выложил свою козырную карту. Он прекрасно знал, что сделал Клиффорду Хэмлину предложение, от которого тот не сможет отказаться. Мужчины молча смотрели друг на друга.

Хотя выражение лица Клиффорда оставалось непроницаемым, мысли вихрем проносились у него в голове. Как у Лиланда Осборна, так и у Бартлета Прэгера были дети, которые когда-нибудь унаследуют фирму. Клиффорд знал, что независимо от того, как хорошо он будет работать и сколько денег получать, он всегда останется просто служащим. А если он примет предложение Годдарда, то станет богатым — по-настоящему богатым — и, кроме того, контроль над компанией будет полностью в его руках. В отличие от родителей он ни от чего и ни от кого не будет зависеть.

Клиффорд откашлялся, что свидетельствовало о его волнении, и невозмутимо согласился принять предложение Чарльза Годдарда.

Лиланд Осборн и Бартлет Прэгер были очень расстроены — просто шокированы, — когда Клиффорд сказал им, что уходит из компании. Но, заботясь о благосостоянии своих детей, они, конечно, не могли сделать встречное предложение, которое могло бы соперничать с предложением Чарльза. Поэтому они пожелали Клиффорду успехов и после трудных переговоров согласились, что его клиенты, если пожелают, могут последовать за ним в компанию «Годдард-Стивенс». Практически все клиенты, за исключением одного, пожелали перевести свои счета. Только Тамара Брандт заявила Клиффорду, что, даже несмотря на то что он утроил ее состояние за те годы, пока она входила в число его клиентов, она не последует за ним и не вложит свои деньги в «Годдард-Стивенс».

— Здесь нет ничего личного. Ты прекрасно знаешь, как я ценю твои советы, но счет переводить не буду, — сказала она, объявляя свое окончательное решение.

— Тогда в чем причина? — спросил Клиффорд, слегка уязвленный. Конечно, его обида была просто смешной, но он не терпел поражений. Даже если это касалось всего одного клиента. Всего одного счета.

Тамара гордо подняла голову, выражение ее лица стало каменным.

— Я не хочу иметь ничего общего именно с этой компанией. Ничего! — заявила она, напомнив еще раз, что ее счет останется там, где он сейчас, то есть в «Осборн и Прэгер».

— Но это же нелепо. Чем тебе не нравится «Годдард-Стивенс»? — спросил Клиффорд, не понимая причины неприязни Тамары к компании, в которую он только что перешел. Ведь за эти годы он не только помог Тамаре действительно разбогатеть, но и сумел взять с нее клятву, что она никому и никогда не позволит заниматься ее финансами, кроме Клиффорда.

— Потому что Чарльз Годдард — отпетый негодяй, и я не позволю ему заработать на мне ни пенни, — ответила Тамара. — И, Клиф, на твоем месте я была бы очень осторожной, работая на этого человека. Очень осторожной. Он опасный человек.

— Опасный? — Единственное, что знал о нем Клиффорд — это то, что Чарльз — крутой бизнесмен. Чуть ли не самый крутой на всей Уолл-стрит. Однако Тамара говорила о нем таким тоном, словно он был ее заклятым врагом. Интересно, что сделал ей Чарльз Годдард, чтобы вызвать такую ненависть?

— Он чуть не уничтожил дорогого мне человека, — сказала Тамара, вспомнив о холодном пренебрежении Чарльза к Кэролайн, когда та была беременна Джеком. — Более того, он отказывается воспринимать реальность такой, какая она есть. Вместе с женой они предпочитают видеть мир только со своей колокольни. Они даже и слушать не станут, если что-нибудь выходит за рамки их представлений. Ни за что! Они хотят жить как страусы, спрятав голову в песок. — Конечно, она имела в виду их жестокий отказ от Кэролайн — и от Джека, — которых Годдарды вычеркнули из своей жизни, и то, как хладнокровно они возвращали нераспечатанными письма Кэролайн.

— Кого чуть не уничтожил Чарльз Годдард? — спросил Клиффорд.

— Не в моем характере сплетничать, как школьница, — ответила герцогиня, напустив на себя важный и таинственный вид.

Клиффорд знал, что бесполезно настаивать, но ему было трудно представить себе, что Чарльз Годдард, целеустремленный, практичный бизнесмен, привыкший считать каждый цент, откажется от какой-нибудь сделки, пусть даже неприятной и трудоемкой. Тем не менее Тамара держалась непреклонно и, несмотря на неоднократные попытки Клиффорда, предпринятые позже, выведать, в чем тут дело, сразу замыкалась в себе и отказывалась говорить об этом. У нее и в самом деле не было ни малейшего желания посвящать кого бы то ни было в личную жизнь Кэролайн. Если Годдарды хотели жить в своем воздушном замке — без любимого внука, который мог бы значить для них так много, — то они сами сделали свой выбор. Это их выбор, их собственная потеря.

Как и все, Клиффорд Хэмлин прекрасно знал о театральной, наигранной манере самовыражения Тамары и о ее непредсказуемой привязанности к одним людям и неприязни к другим. Иногда он задумывался над тем, кого это Чарльз Годдард «чуть не уничтожил» и каким, интересно, образом, но герцогиня стойко хранила молчание. Может быть, это очередное преувеличение с ее стороны? А может быть, герцогиня знает о Годдардах что-то такое, еще не известное ему? Клиффорд никак не мог понять этого, и у него не было способа узнать причину. Клиффорду не нравилась необъяснимая неприязнь Тамары к Чарльзу Годдарду, ведь портфель ее акций теперь был довольно значительным, и он не хотел бы выпускать его из рук. Только не он, «темная лошадка» Уолл-стрит, у которого еще не было клиента, которого бы он потерял, и портфеля, который бы он не увеличил.

Когда Чарльз и Дина пригласили его провести уик-энд в Палм-Бич, Клиффорд позвонил герцогине из своего офиса в Нью-Йорке. Он договорился с ней о встрече тет-а-тет («чтобы вспомнить старые добрые времена»), на которой планировал все же убедить ее перевести свой счет в «Годдард-Стивенс». Кроме того, Клиффорд, который всегда думал на несколько ходов вперед, имел еще одну цель: он хотел заодно получить и счет герцога.

Пятилетний Джек Годдард всегда ждал воскресений, как другие дети ждут Рождества. Воскресенье был тем днем, когда мальчика баловали сверх всякой меры. По воскресеньям, когда «Корпорация «Романтика любви»» была закрыта, мама брала его с собой к тетушке Тамаре на ее шикарную виллу на берегу океана, где они с дядей Ферди проводили зиму, где он мог плавать в бассейне, строить замки из песка и чувствовать себя так, как будто на свете нет ничего, что он не мог бы сделать, ничего, что он не попробовал бы сделать. Более того, у крестной всегда был для Джека какой-нибудь подарок: игрушка, видеоигра, книжка, костюмчик, — всегда что-нибудь да находилось. Визиты к тетушке Тамаре по воскресеньям во второй половине дня действительно были похожи на Рождество. Об этом думал Джек, пытаясь угадать, какой подарок ждет его сегодня.

— Мама, поехали к тете Тамаре сейчас, — попросил он Кэролайн, сгорая от нетерпения, которое могут испытывать только дети — и их за это нельзя порицать. Он зашел в спальню матери, где она сидела за столом, просматривая бумаги. На следующий день у нее была назначена встреча в банке, где она хотела взять ссуду. Кэролайн наконец решила открыть второй магазин, и ей были нужны деньги на аренду, отделку магазина и на новое оборудование. Джек потянул ее за рукав, надеясь привлечь к себе внимание. — Ну по-жа-а-луйста, — попросил он, разделив это слово на слоги, каждый из которых мог вытянуть душу.

Кэролайн посмотрела на сына, потом на часы и покачала головой.

— Еще только час, солнышко. Твоя тетя Тамара обычно ждет нас в половине третьего, — ответила она. Кэролайн и сама получала почти такое же удовольствие, как и ее сын, навещая свою бывшую хозяйку. Пока Джек резвился в бассейне или на пляже, они с герцогиней говорили о «Корпорации «Романтика любви»». Впрочем, правильнее было бы сказать, что герцогиня читала ей лекции о «Корпорации», ведь, несмотря на то что Тамара Брандт добилась высокого титула и положения, она очень тосковала о тех временах, когда у нее был салон «Элеганс», и ей очень хотелось бы вернуться в активную деловую жизнь. Больше всего на свете Тамаре нравилось торговать. Ей нравилось манипулировать публикой, обхаживать, осыпать комплиментами клиенток и убеждать их купить еще одно платье, еще одну сумку, еще одну пару перчаток.

— Ну мама, пожалуйста. Почему мы не можем сегодня поехать пораньше? — уговаривал Кэролайн Джек, завораживая ее своими синими, как у Джеймса, глазами. Когда она не ответила сразу «нет», сын усилил натиск: — Могу поспорить на что хочешь, что тетя Тамара не будет против. Ей нравится, когда я приезжаю.

Кэролайн улыбнулась сыну, ее единственной любви на всем белом свете, единственному человеку, для которого она была готова на все. Его полная уверенность в том, что его все любят и что не только Тамара Брандт, а и вообще все, кого он знал, всегда рады видеть его, была для Кэролайн немного странной, но трогательной. Самоуверенность сына была так непохожа на ее собственную робость в детстве.

— Ты ведь знаешь, она может быть занята, — укорила Кэролайн Джека, который, войдя в азарт, зачастую забывал учитывать интересы окружающих. — Вполне может быть, что они с герцогом не готовы принять гостей до половины третьего.

Джек задумался над словами матери, но тут же лукаво улыбнулся, совсем как его отец, когда придумывал одну из своих романтических затей.

— Герцог, скорее всего, играет в гольф, поэтому тетя Тамара совершенно одна и скучает. Давай просто поедем туда и посмотрим, что будет! — сказал он, оживившись. — Давай сделаем ей сюрприз, как она сама всегда делает! Каждый раз, когда я к ней приезжаю, она дает мне новый подарок!

Кэролайн рассмеялась и взъерошила светлые волосы сына. Как можно было сопротивляться? Как могла она отказать ему?

— Хорошо, но я сначала позвоню ей. Чтобы убедиться, что мы можем приехать раньше обычного. Некрасиво сваливаться как снег на голову.

— Ой, мамочка, не звони, пожалуйста. Тогда не будет никакого сюрприза, — сказал Джек, поразив ее своим волнением.

Кэролайн знала, что это логично. Если позвонить, то сюрприза, конечно, не будет. И герцогине действительно нравилось общество Джека, неважно где и когда. Что плохого, если они появятся у нее на час раньше? Если они причинят Тамаре неудобство, то всегда могут уехать и потом вернуться.

— Хорошо, — сказала она, сдаваясь и откладывая документы. — Но если твоя крестная занята, то нам придется убраться и приехать позже. Невежливо вмешиваться в чужие дела, тебе понятно?

Джек серьезно посмотрел на нее, потом снова улыбнулся улыбкой отца, и на его щеках появились ямочки.

— Конечно, мама. Я понимаю, — сказал он, но потом пожал плечами и добавил: — Но я не знаю, почему ты так волнуешься. Тетя Тамара никогда не бывает так сильно занята, чтобы не обрадоваться нам.

Клиффорд знал Тамару Брандт еще с тех времен, когда она была Перл Брановски, фондовым агентом в «Маршалл Филд», а он был еще полным амбиций начинающим молодым биржевым маклером в чикагском отделении «Осборн и Прэгер». Однажды в пятницу Перл появилась в его офисе — просто «вплыла», — с пятьюстами долларов наличными и сказала, что надеется, что Клиффорд правильно вложит ее деньги и сделает ее богатой и независимой. Хэмлину удалось сохранить серьезный вид, хотя она показалась ему слегка ненормальной — на первый взгляд. Вскоре его скептицизм сменился восхищением, когда она каждую пятницу, в день зарплаты, регулярно приходила в офис и прибавляла к своему маленькому счету небольшие суммы. Вызывало уважение и то, как разумно она маневрировала и использовала свою карьеру, когда решительно ушла из агентов по недвижимости и стала агентом по реализации дорогой одежды, потом — агентом по реализации кремов «Крем-де-ла-Крем» в отделе кутюрье.

Шли годы, но Перл Брановски не уставала совершенствоваться и расти. Она изменила свое имя и стала Тамарой Брандт («Это имя гораздо более звучное и лучше подходит для бизнеса, не так ли?» — объяснила ему Перл свой поступок), переехала на восток, вышла замуж за графа и открывала и закрывала свои магазинчики с решительностью, которой можно было только позавидовать. Пока она строила свою карьеру в деловом мире, Клиффорд помогал ей увеличивать активы на ее счете, ведя кропотливый учет, что в конце концов привело к тому, что теперь капитал Тамары составлял шестизначную цифру. Клиффорд Хэмлин присутствовал на ее первой свадьбе, на новоселье, когда она осела в Палм-Бич, утешал ее, когда граф ушел к Селесте, вдохновлял, когда она открыла «Элеганс», и разделил ее триумф, когда она добилась любви герцога. Хэмлин просто наслаждался присутствием Тамары и поэтому позволял ей подтрунивать над ним, критиковать его и поучать, как ему следует жить.

Они с герцогиней обедали на террасе под навесом, откуда открывался вид на бассейн и на Атлантический океан. Клиффорд был рад, что замужество пошло Тамаре на пользу. Сверкая бриллиантами, которые она обычно носила днем, Тамара смеялась и беззлобно сплетничала о соседях, а особенно о ненавистной Селесте. Когда ливрейный лакей подал им третье блюдо экстравагантного обеда, Тамара перестала сплетничать и принялась за свою обычную тему: Клиф слишком худой, он плохо питается, а самое главное, ему давно пора найти подходящую женщину и жениться.

— Ты хоть понимаешь, что за время нашего знакомства я успела дважды побывать замужем? — спросила она, подвигая к нему поближе вторую порцию салата и цыпленка под соусом карри. — И тебе не стыдно? Скоро сорок лет, и ни разу не решился! Ни разу!

Клиффорд поднял брови. Он знал, что стоит ему остаться один на один с Тамарой, как обязательно начнется это «когда-ты-собираешься-найти-себе-хорошую-жену», и поэтому заранее запасся юмором.

— Ну как я могу найти себе подходящую женщину? Ведь ты уже занята, — с невозмутимым лицом сказал он. Клиффорд давно понял, что более тонкие замечания Тамара не ценит.

— Ох, не смеши меня, Клиф! — воскликнула она, накладывая ему на тарелку вторую порцию дикого риса с каштанами и сушеной черникой, вымоченной в красном вине. — Тебе действительно надо жениться. Человек в твоем положении должен иметь супругу, которая поможет ему развлекаться, которая будет состоять в важных благотворительных обществах, которая обеспечит ему имя и соответствующий имидж. Кроме того, разве ты не слышал, что женатые мужчины живут намного дольше холостяков?

Клиффорд удивленно покачал головой. Тамара была как всегда непредсказуема.

— Это совершенно новый аргумент, его ты еще не использовала, — сказал он.

— Что ж, это самая настоящая истина, и статистические данные подтверждают мои слова. Я сообщила об этом Ферди вечером накануне того дня, когда он сделал мне предложение, и видишь, что получилось? Он женился на мне и уверен, что теперь проживет еще пятьдесят лет!

Клиффорд закатил глаза и позволил себе улыбнуться.

— Ты неотразима! Совершенно не меняешься! — сказал он ей.

— И не собираюсь меняться, — отпарировала баронесса. — Ферди настаивал, чтобы я бросила курить, и я пошла на это, как видишь. Но это единственная перемена, которую я могу себе позволить. А вот тебе пора немного измениться. Ты восхитительное создание: эти прекрасные глаза, эти волнистые волосы, эта стройная фигура — видно, что бегун. У тебя вид поэта, типа Байрона, мозги Эйнштейна и банковский счет Дж. П. Моргана. Ты хорошая приманка, если еще не знаешь этого. Женщины должны просто увиваться вокруг тебя.

— Но среди них нет той, которая мне нужна, — признался Клиффорд.

— А какая? Скажи, кто она. Скажи! — Тамара наклонилась вперед, ее глаза светились от любопытства. Неужели Клиффорд нашел себе кого-нибудь, пока они не виделись?

Клиффорд только покачал головой. Он не собирался признаваться, что такой женщины еще не было, иначе начнется лекция номер два: о том, что он слишком переборчив.

— У тебя есть свои секреты, — сказал он, имея в виду ее загадочные намеки насчет Чарльза Годдарда, — а у меня — свои. Кроме того, я надеялся, что мы за обедом обсудим кое-что более интересное, чем мои любовные интрижки.

— Например? Мои деньги? — спросила Тамара, подливая ему еще соуса из йогурта, огурцов и мяты.

Клиффорд кивнул.

— Если говорить честно, то да. Есть кое-что, что тебе следует знать. В то время как курс акций «Осборн и Прэгер» упал на четыре процента, курс «Годдард-Стивенс» возрос на пятнадцать процентов.

Тамара молча смотрела на него, быстро подсчитывая в уме свою возможную прибыль. Это было искушение, настоящее искушение, но она покачала головой. Да, она любила деньги, но не настолько. Не так сильно, чтобы предать друга.

— Слушай, не надо меня агитировать. Ты ведь прекрасно знаешь, какого я о тебе мнения, каким талантливым я тебя считаю. Я просто против «Годдард-Стивенс»… — Графиня остановилась на полуслове и вопросительно посмотрела на вошедшего лакея.

— В чем дело, Соумс? — спросила Тамара слегка раздраженно. — Сейчас у меня очень важные переговоры.

— Извините, ваша светлость, — сказал лакей, сделав шаг вперед и склонившись перед своей госпожой, которая настаивала именно на таком обращении к ней. Ей безумно нравилось, когда ей кланялись и называли «ваша светлость», даже несмотря на то, что она прекрасно знала, что за ее спиной многие фыркают и посмеиваются над ее претензиями. Но для урожденной Перл Брановски такие поклоны и подобострастие были искушением, перед которым она никак не могла устоять. — Приехали ваши гости.

— Гости? Какие гости? — спросила Тамара, взглянув на часы. — Я никого не жду до половины третьего.

Лакей улыбнулся.

— Это мисс Кэролайн, мадам, — сказал он. — И господин Джек.

Джек уже бежал по зеленому газону. Он подпрыгнул и оказался на коленях у крестной матери.

— Мы приехали раньше! — воскликнул он, не в силах сдержать ликование. — Ты удивилась, тетя Тамара? Ведь да?

— Очень, — ответила герцогиня, тиская и целуя мальчика, а потом взглянула на Кэролайн, которая подошла к бассейну и остановилась там. Понимая, что она помешала беседе, Кэролайн смущенно поглядывала то на герцогиню, то на ее собеседника.

— О, Тамара, извини, что я помешала тебе, — сказала она. — Не знала, что у тебя гости. Это Джек захотел сделать сюрприз…

— Клиффорд не гость, — прервала ее Тамара. — Он мой брокер. То есть, я хочу сказать, мой бывший брокер.

Кэролайн повернулась к мужчине, сидевшему за столом напротив герцогини, и улыбнулась. Клиффорд оценивающе разглядывал Кэролайн своими умными серыми глазами, его волнистые каштановые волосы рассыпались по воротнику белой хлопчатобумажной рубашки, из-под закатанных рукавов которой были видны руки с тонкими кистями и изящными пальцами.

— Итак, вы — Клиффорд Хэмлин, — сказала она, протягивая руку и вспомнив имя, которое слышала еще в «Элеганс». — Тамара говорит, что вы финансовый гений.

Клиффорд поднялся и пожал протянутую руку Кэролайн. С улыбкой на полных чувственных губах он буквально впитывал ее взглядом, пока их руки соприкасались.

— Герцогиня преувеличивает. Как всегда, — сказал он. — А вы…

— Это Кэролайн. Кэролайн Годдард. — Представила ее Тамара.

— Годдард? — повторил он, не сводя глаз с Кэролайн. Она была в желтом бикини, а надетая поверх него белоснежная пляжная юбка скорее подчеркивала, чем скрывала ее стройную загорелую фигуру. Ее темно-каштановые волосы блестели на солнце, а ласковые карие глаза были полны любопытства.

— Да, Годдард, — сказала графиня, прежде чем Кэролайн смогла произнести хоть слово. — Кэролайн — вдова Джеймса Годдарда. Кэролайн, Клиффорд — исполнительный директор «Годдард-Стивенс». Сейчас он работает на Чарльза Годдарда.

При упоминании имени Чарльза Годдарда Кэролайн непроизвольно отступила на шаг назад. Она не хотела находиться рядом ни с кем, кто близко знал отца Джеймса, человека, выкинувшего ее из своего мира, обидевшего ее так, как никто не обижал, даже ее собственный отец.

— Чарльз и Дина пригласили меня на уик-энд, — объяснил Клиффорд. Он заметил реакцию Кэролайн, но не мог понять, чем это сумел ее обидеть.

Кэролайн пыталась сохранить приятное выражение на лице. В конце концов, Клиффорд Хэмлин был гостем Тамары. Но ведь он работал на ее бывшего свекра, руководил его компанией, он остановился на вилле Годдардов в Палм-Бич. Кэролайн сказала себе, что перед ней враг. От этого человека следует держаться подальше. Пока они смотрели друг на друга, чувствуя неловкость и любопытство, Джек соскользнул с рук герцогини. Он уловил имя «Годдард».

— Мама, кто такой Чарльз Годдард? — спросил Джек.

— Это отец твоего папы, — быстро ответила Кэролайн, ероша ему волосы и надеясь, что ответ удовлетворит его.

Джек задумчиво смотрел на нее. Он переваривал информацию.

— Значит, он мой дедушка? — через минуту спросил он. Джек знал, что родители Кэролайн, которых он видел почти каждый месяц, были его бабушка и дедушка. Мэри — бабушка, а Эл — дедушка.

Кэролайн замялась.

— Да, — неохотно произнесла она, потому что ее загнали в угол и отступать было некуда.

— Тогда почему этот дядя сказал, что Чарльз Годдард пригласил его в Палм-Бич? — не отступал Джек, показывая на Клиффорда. — Ты ведь говорила, что мои дедушка и бабушка Годдарды живут далеко. Так далеко, что не могут навестить нас.

У Кэролайн сжалось сердце. Она знала, что этот день когда-нибудь наступит и ее сын узнает, что у его дедушки с бабушкой Годдардов есть дом в Палм-Бич, знала, что Джеку придется лицом к лицу столкнуться с фактом, что родители его отца не знают о существовании родного внука, потому что не хотят этого знать. Кэролайн не находила слов, она растерялась, не зная, что ответить ребенку, которого она так хотела защитить от разочарований.

— Знаешь, дорогой, может быть, мистер Хэмлин имел в виду… — начала Кэролайн.

Клиффорд взглянул на нее и увидел, в какой она растерянности. Догадавшись, что он сказал сыну Кэролайн Годдард что-то такое, что ему не следовало знать, он решил исправить положение.

— Да, твоя мама права. Твой дедушка живет в Нью-Йорке, — сказал он мальчику, вдруг поняв, что Джек не знает Годдардов и, что самое удивительное, Годдарды, скорее всего, не знают о его существовании. Клиффорд не понимал, как такое вообще возможно. Это было очень странно, очень необычно. Хэмлин обратил внимание и на то, что Тамару и Кэролайн связывают очень теплые дружеские отношения, и подумал, что, может быть, эта красивая женщина, которая сейчас стоит перед ним, как раз и есть та, «кого я очень люблю», и одновременно тот человек, которого Годдард, судя по словам герцогини, «чуть не уничтожил».

— Но ты сказал, что он пригласил тебя в Палм-Бич. Я ведь слышал! — запротестовал Джек, глядя на Клиффорда. — Ты сказал, что приехал сюда, чтобы навестить его.

— Здесь я для того, чтобы навестить Тамару, — сказал Клиффорд, в голове которого вихрем носились мысли и догадки относительно тайны этого внука и наследника Годдарда. — Она одна из тех людей, кого я люблю больше всех на свете.

— Это я люблю ее больше всех на свете, — сказал Джек, отвлекшись от любопытной темы и успокоившись после объяснений Клиффорда. — А я ее самый любимый человек на свете, ведь правда, тетя Тамара?

— Ну конечно, — ответила герцогиня, пылко прижимая к себе крестника. — Хочешь поплавать? Соумс присмотрит за тобой, пока ты плаваешь в бассейне.

Джек обнял крестную, помахал Кэролайн и Клиффорду Хэмлину и помчался к дому, чтобы найти Соумса.

— Соумс! — кричал он по дороге. — Ты ведешь меня плавать!

Кэролайн вздохнула, глядя вслед Джеку. Она знала его характер, знала, что его вопросы не исчерпаны, и что в один прекрасный день он снова заговорит о Чарльзе Годдарде. Он прекрасно запомнил, что сказал Клиффорд Хэмлин, и захочет узнать о дедушке, который почему-то приехал в Палм-Бич. Она думала над тем, что теперь скажет сыну. Что может сказать ему. Ей не хотелось обманывать его, но не хотелось и причинять ему боль.

Голос Клиффорда Хэмлина прервал ее мысли как раз тогда, когда Джек и Соумс вышли из дома и направились к бассейну.

— Простите меня. Мне было невдомек, что Джек ничего не знает, — извиняющимся тоном сказал Клиффорд. Он встал и подвинул стул для Кэролайн.

Она села, но ничего не стала говорить. Просто не могла. Кэролайн была уверена, что каждое ее слово снова свернет беседу на Чарльза Годдарда, а ей этого не хотелось. Если бы Клиффорд Хэмлин не разрушил эту хрупкую защитную оболочку, которой она с таким трудом окружила своего сына! Он был ей неприятен из-за этого и еще из-за того, что был связан с Чарльзом Годдардом, человеком, который прогнал ее, презирал ее и приговорил к одиночеству и трудной беременности, что едва не стоило жизни ее ребенку. Его извинение звучало искренне, а выражение его лица было сочувствующим. Но неважно, каким понимающим и сочувствующим он может казаться, — Кэролайн не могла не учитывать, что не знает, как далеко простирается преданность этого человека своему начальнику. Не исключено, что он придет к Чарльзу и расскажет ему о Джеке. Кэролайн вздрогнула, попытавшись представить себе реакцию Чарльза на сообщение, что у него есть наследник. Может быть, он будет в ярости оттого, что ему не сказали о Джеке? Или просто пожмет плечами, выслушав новость, предавая забвению и презирая собственного внука, как он презирал Кэролайн?

— Ты должен кое-что узнать, Клиф, — сказала герцогиня, пока Кэролайн и Клиффорд настороженно поглядывали друг на друга. — Чарльз Годдард не имеет ни малейшего представления, что у него есть внук.

— Я уже понял, что он не знает об этом, — ответил Хэмлин, вспомнив, что Чарльз назначил его исполнительным директором «Годдард-Стивенс» только потому, что у него не было наследника, который занял бы его место. — Единственное, что мне непонятно, — почему он этого не знает. Это самое странное из всего, что я до сих пор слышал.

Кэролайн кивнула. Да, это и вправду странно, но, как говаривал Джеймс, Годдарды, несмотря на их внешний лоск и порядочность, действительно были странными людьми.

— Когда Джеймс умер, — начала она, решив, что ему лучше выслушать ее, прежде чем он пойдет к Годдардам и услышит их версию, — его родители ясно дали понять, что не желают иметь со мной ничего общего. Они совершенно определенно заявили, что не желают, чтобы я имела хоть какое-то отношение к их жизни, к их семье. Ни я, ни что другое, связанное со мной. Они боялись, что я стану претендовать на их деньги.

— А вы претендовали? — спросил Клиффорд, который теперь по крайней мере мог себе представить, почему Чарльз и Дина не хотели общаться со своей невесткой. Брак Джеймса был очень коротким, и Клиффорд на мгновение допустил, что, может быть, Кэролайн Шоу действительно «золотоискательница», красивая молодая женщина, воспользовавшаяся своей привлекательностью, чтобы попасть в нужную постель, и добившаяся того, чтобы ей одели на палец колечко и она могла рассчитывать на привилегии богатой семьи.

Кэролайн покачала головой.

— Нет, никогда, — резко сказала она. — Мы с Джеймсом жили скромно. Нам не нужны были ничьи деньги. — Ее глаза наполнились слезами, когда она вспомнила кошмарную сцену, происшедшую на похоронах Джеймса в Кэмдене пять лет назад. Обида все еще жила в ней, как ни старалась Кэролайн делать вид, что все забыто.

— Что же дало основание Годдардам считать, что у вас меркантильные интересы? — спросил Клиффорд.

— Как говорил Джеймс, это проявление их обычного недоверия к человеку со стороны, следствие того, что они видят все сквозь призму денег. Они ясно дали понять, что ненавидят меня. Дина Годдард обвинила меня в смерти Джеймса. Чарльз Годдард был уверен, что меня интересуют только деньги. Когда я попыталась сказать ему, что беременна, он отказался слушать и предупредил, чтобы я никогда в жизни не приходила к нему с протянутой рукой. Я написала им письмо, но оно вернулось нераспечатанным. После того как родился Джек, я позвонила Эмили, но она была в Европе. Я оставила сообщение, но она так и не перезвонила. Тогда я написала Годдардам второе письмо, в котором сообщала о рождении внука. Это письмо также вернулось нераспечатанным. Все было совершенно ясно, и я решила, что если Годдарды не хотят иметь ничего общего ни со мной, ни с Джеком, то так тому и быть. Я поклялась никогда больше не унижаться и, конечно, не допускать, чтобы Джек ощутил на себе их презрение. Поэтому я и пытаюсь держать сына подальше от них. Хотя это было совсем нетрудно, учитывая их абсолютное равнодушие…

Клиффорд внимательно слушал эту удивительную историю, пытаясь определить: она лжет намеренно или просто драматизирует? И все же ее искренняя печаль говорила в ее пользу. Кроме того, ее сын Джек рос без отца. Маленький мальчик, такой же, каким и сам Клиффорд был когда-то. Воспоминание о том, что он тоже вырос без отца, расплавило стальную броню, которой Хэмлин всегда так успешно защищал свои эмоции.

— Они ничего не узнают от меня о Джеке, — сказал он, понимая, какое трудное решение ей пришлось принять.

— Очень хорошо, — ответила Кэролайн, скептически относясь к его обещанию. Ведь, в конце концов, для него Чарльз был намного важнее, чем женщина, которую он видит впервые в жизни.

— Те, кто меня знает, могут подтвердить, что я никогда не нарушаю данного слова, — сказал Клиффорд, решив держаться в стороне от запутанной семейной истории Годдардов. По правде говоря, он никогда и не хотел вмешиваться в их личную жизнь. Не раз Чарльз намекал ему, что Эмили могла бы стать для него идеальной женой, но Клиффорд делал вид, что не понимал намека, замыкаясь всякий раз, когда всплывала эта тема. А исходя из элементарного инстинкта самосохранения, ему самому было просто невыгодно, чтобы Чарльз узнал о существовании наследника. Ведь тогда их договор окажется под угрозой.

— Придется поверить на слово, — сказала Кэролайн, увидев, что Тамара усиленно кивает головой, подтверждая слова Клиффорда.

— Я хотел бы, чтобы вы поверили мне. Думаю, что могу понять, в каком трудном положении вы оказались, — сказал он, заглянув в глаза Кэролайн. Ее очарование — факт, который нельзя отрицать, так же как и ее решительность. Она растит ребенка без всякой помощи со стороны Годдардов. Клиффорду очень импонировала ее независимость и самоуважение, и он захотел получше узнать ее.

— Вряд ли… — почти ледяным тоном произнесла Кэролайн.

Клиффорд еще раз взглянул на нее и решил воздержаться от дальнейших рассуждений на эту тему — по крайней мере, в данный момент.

— Вы выросли во Флориде? — вдруг спросил он, желая сменить тему разговора, чтобы Кэролайн смогла увидеть в нем не только то, что он связан с Диной и Чарльзом Годдард.

— Да, только не в Палм-Бич, — ответила она.

— Неподалеку?

Кэролайн кивнула.

— На другой стороне улицы. — Кэролайн поежилась и, послушавшись Тамару, рассказала ему о Пэттерсон-авеню, о своей встрече с герцогиней, о том, как она заинтересовалась торговлей. Клиффорд внимательно и заинтересованно слушал ее, задавая попутно вопросы и вставляя свои комментарии.

Кэролайн и Клиффорд не замечали, как быстро бежит время, и герцогиня встала.

— Этот вкусный лимонный пирог просто добил меня, — зевая сказала она. — Джек не единственный на свете человек, которому требуется немного вздремнуть после обеда.

Кэролайн посмотрела на часы. Было почти половина четвертого. Джек уже поплавал, пообедал, прогулялся с Соумсом по пляжу и вернулся к бассейну. В половине третьего он уже так устал, что его глаза слипались. Соумс унес его в дом и уложил в постель.

— Пора будить Джека и отвозить его домой, — сказала Кэролайн, поднимаясь. Ее ждала неоконченная работа, и она хотела еще раз просмотреть цифры, прежде чем пойдет в банк в понедельник.

— Может быть, он поспит еще немного? Вы не могли бы показать мне Палм-Бич? — неожиданно спросил ее Клиффорд.

Кэролайн была в замешательстве. У нее было еще много работы, кроме того, ей совсем не хотелось продолжать эту встречу с человеком из круга Годдардов.

— То, что Клиффорд работает на Чарльза Годдарда, не означает, что ты должна его ненавидеть, — вмешалась герцогиня, догадавшись, о чем думает Кэролайн. — И ты прекрасно знаешь, что я буду рада, если Джек побудет здесь еще немного.

— Я думала, что вы уже не раз видели Палм-Бич, — ледяным тоном сказала Кэролайн, глядя Клиффорду в глаза. Судя по его одежде и манерам, а также исходя из того, что она слышала о нем от Тамары, Кэролайн подумала, что он не только богат, но и повидал свет.

— Конечно, я видел Палм-Бич, — сказал Клиффорд. — Если считать зал «Дельта эрлайнз», выход девяносто пять, а также виллу Годдардов. Но если вам не хочется, тогда…

Кэролайн уже хотела извиниться, но вдруг вспомнила старинную поговорку: «Познай врага твоего». И решила согласиться.

Глава 19

Кэролайн предложила поехать на ее машине.

— Нет, поедем на моей, — сказал Клиффорд, явно привыкший владеть ситуацией. Он провел ее к сверкающему черному «бентли», который взял напрокат в Палм-Бич, и представил ее водителю в униформе — пожилому седоволосому мужчине, которого звали Фрэнклин. — А теперь говорите Фрэнклину, куда нас везти, — предложил он.

— Давайте начнем с коттеджа «Сигал». — Кэролайн, конечно, не привыкла к роли гида, но решила организовать все как можно лучше, как это было свойственно ее натуре. Пока Фрэнклин отъезжал от виллы герцогини, Кэролайн рассказала, что это историческое здание было первым домом, которое построил в Палм-Бич Хенри Моррисон Флэглер, основатель отеля «Брэйкерс». — Рядом находится музей Флэглера, а потом мы поедем к Мар-а-Лаго, — сказала она.

— Где живет Дональд, — продолжил Клиффорд.

Кэролайн повернулась к нему.

— Вы с мистером Трампом на «ты»? — спросила она, впрочем не удивляясь.

— Я один из трех тысяч его лучших друзей, — насмешливо ответил ей Клиффорд.

Кэролайн улыбнулась, оценив юмор, но не забывала, что ей следует быть настороже. Карьера и будущее Клиффорда Хэмлина зависели от Чарльза Годдарда, человека, презиравшего ее, и поэтому она чувствовала себя в его присутствии немного неловко. Ей было непривычно и выступать в роли гида, и сидеть в шикарном автомобиле стоимостью сто двадцать пять тысяч долларов, а еще она испытывала некоторую робость рядом с этим человеком, который живет в сложном и таинственном мире больших финансов. Находясь в замкнутом пространстве автомобиля, где ее окружали вельвет, лайковая кожа и под ногами лежали мягкие коврики, где создавался искусственный микроклимат, куда не проникал шум с улицы, а вычурные здания Палм-Бич в полной тишине проносились мимо затемненных стекол, Кэролайн постоянно напоминала себе, что Клиффорд Хэмлин — не просто человек, который неожиданно получил власть над их с Джеком судьбой, но и потенциальный враг, независимо от того, что он говорил за обедом.

— А это вилла «Флора», — сказала она, продолжая экскурсию. Здание построил в 1920 году финансист Эдвард Ширсон. — Они проезжали мимо особняка, выстроенного в стиле средиземноморского Возрождения.

— Это один из основателей компании «Ширсон, Хэммилл», — добавил Клиффорд, который знал по Уолл-стрит всю историю владельца особняка.

— Одна из его праправнучек была постоянной клиенткой в «Элеганс».

— «Элеганс»… — повторил Клиффорд, пока «бентли» двигался по Саут-Каунти-роуд. Он часто слышал от Тамары, когда она была еще его клиенткой, об этом магазине — и об удивительно трудолюбивой способной девушке, которую она сначала взяла к себе на работу, только чтобы оказать услугу одной из своих подруг. — Это где-то на Ворт-авеню, не так ли?

— Совсем недалеко. Вы хотели бы взглянуть на него?

Клиффорд кивнул, и Кэролайн сказала Фрэнклину, чтобы тот свернул направо на Ворт-авеню. Когда они подъехали к бывшему «Элеганс», где теперь открылся ювелирный магазин, Кэролайн показала в окно:

— Вот здесь. — Клиффорд Хэмлин проследил за ее взглядом. — Здесь герцогиня одевала самых богатых и знатных дам Палм-Бич. — Она не стала говорить, что это еще и то место, где она работала и встретила Джеймса, где поняла, что тоже может быть счастливой. Как много лет прошло с тех пор! Кэролайн снова почувствовала, как к ее горлу подступает комок, — и так было всякий раз, когда она думала о Джеймсе, произносила его имя и когда выражение лица или улыбка Джека напоминали ей дорогого ей человека. Погрузившись в воспоминания, Кэролайн замолчала. Как бы почувствовав ее печаль, Клиффорд быстро отвлек ее внимание, заговорив о настоящем, о том, что она в состоянии контролировать. Ведь он сам постоянно использовал этот прием для себя вот уже много-много лет.

— А это что? — спросил он, указывая на огромное здание, окруженное парком, которое они как раз проезжали.

— Клуб «Эверглэйдс», — ответила Кэролайн. — Очень шикарный. Годдарды являются его членами.

Клиффорд кивнул.

— Как я понял, Чарльз проводит там немало времени, когда он в Палм-Бич, — сказал он, задумчиво разглядывая солидное современное здание клуба, одной из достопримечательностей Палм-Бич, известного тем, что туда принимают только богатых и избранных.

— Члены его семьи также посещают Палм-Бич-поло и Каунти-клаб — самые популярные клубы округа, — сказала Кэролайн, вспомнив, что ей рассказывал Джеймс о своих родственниках.

— Поло-клуб? Это ведь там погиб Кайл Прингл? — спросил Клиффорд.

Кэролайн кивнула.

— Джеймс говорил, что это был дикий несчастный случай. Что-то такое с подпругой. Он сказал, что никто так и не мог понять, что случилось, ведь Кайл был очень искусным наездником, — сказала она и изменившимся тоном, как будто говорила сама для себя, продолжила: — Я не понимаю, почему умирают молодые. Никогда не пойму.

Клиффорд знал, что сейчас она имела в виду Джеймса Годдарда.

— Мне очень жаль, что так случилось с вашим мужем, — сказал он, вспомнив своего отца, который тоже умер молодым. — Простите, что я, не подумав, упомянул имя Кайла. Мне не следовало этого делать.

Кэролайн повернулась к нему. Его каштановые волосы в полумраке лимузина казались черными, а серые глаза под тенью длинных ресниц были совершенно серьезны. На мгновение их взгляды встретились, и Кэролайн почувствовала непроизвольную потребность довериться ему, поверить в то, что он искренне интересуется ее жизнью, и Джеймсом, и вообще всем… Но, помня о том, что ей следует быть начеку с исполнительным директором «Годдард-Стивенс», она подавила в себе этот порыв и попыталась улыбнуться.

— Все это было так давно… — тихо сказала она, не желая, чтобы Клиффорд Хэмлин догадался о ее самых сокровенных мыслях о Джеймсе и вообще хоть о чем-нибудь.

Через несколько минут Клиффорд сказал:

— Вы упоминали, что «Корпорация «Романтика любви»» находится в Вест-Палм-Бич.

— Я просто польщена, что вы помните название моего скромного магазина, — ответила Кэролайн, действительно удивленная, что он обратил внимание на ее слова.

— Мне хотелось бы посмотреть его, — сказал Клиффорд, проигнорировав ее комплимент. Исключительная память на цифры, факты, даты и имена была одним из залогов его успеха в жизни.

— Почему бы и нет? Он приблизительно в десяти минутах езды отсюда. — Следуя указаниям Кэролайн, Фрэнклин проехал по Ворт-авеню, свернул на Коконат-роу, затем на Роял-Палм-вэй, пересек мост Роял-парк и попал на бульвар Окичоби в Вест-Палм-Бич, который оказался довольно оживленной торговой улицей.

— Это здесь, — сказала Кэролайн, показывая на магазин. — На той стороне улицы. — Она испытывала гордость, глядя на яркие витрины магазина. Ее магазина. Возникшего из ее дерзких снов и ставшего реальностью благодаря тяжелому труду и помощи со стороны друзей. Она сделала этот магазин былью, а теперь обдумывала, как расширить свою деятельность. При этой мысли Кэролайн непроизвольно посмотрела на часы. Скоро конец дня, а она еще не закончила работать над цифрами, которые собиралась завтра показать в банке.

— Я вас задерживаю? — спросил Клиффорд. Он заметил ее нетерпеливый взгляд на часы. — Мне действительно очень хочется посмотреть магазин, конечно, если у вас найдется еще пара минут. — Его слова прозвучали так, как будто это она делала ему огромное одолжение, демонстрируя свои достижения.

— Конечно, — ответила Кэролайн, не показывая, что ей приятен его интерес. — Но потом мне действительно нужно возвращаться. У меня есть еще работа.

— Мы не задержимся надолго, — заверил ее Клиффорд. — Фрэнклин, притормози. Мы выйдем на несколько минут.

Фрэнклин остановил «бентли» перед «Корпорацией «Романтика любви»» и придержал дверцы машины, пока Клиффорд и Кэролайн выходили. Кэролайн открыла входную дверь и пригласила в свой магазин Клиффорда. Совершенно незнакомого человека. Человека, который работал на Чарльза Годдарда. Кэролайн чувствовала себя немного странно, как будто она не просто показывала ему магазин, а выдавала свои мечты, свои сокровенные тайны.

— Смотрите… — сказала она немного смущенно, не зная, что такой серьезный финансист, как Клиффорд Хэмлин, может подумать о ее специализированном магазине для женщин, полностью сориентированном на чувственность и романтику любовных отношений.

Клиффорд вошел и осмотрелся, ничего не говоря, а просто охватывая взглядом оформление, размещение товаров, сами товары и только иногда кивая головой. Кэролайн была просто заинтригована: ей очень хотелось знать, что он думает обо всем этом.

— Вы очень изобретательны, это бросается в глаза, — наконец сказал он, продолжая рассматривать все вокруг.

Кэролайн с удовольствием приняла комплимент, шестым чувством догадавшись, что Клиффорд редко говорит комплименты.

— У вас настоящий талант к торговле и маркетингу, — продолжил Клиффорд, разглядывая броские витрины, брошюры, предлагавшие клиентам соответствующие скидки за каждые потраченные сто долларов, макет афиши на столе Кэролайн в маленьком офисе. — Это немаловажно для бизнеса в наши дни. Теперь я вижу, почему вашим клиентам нравится здесь. Вы создали не просто магазин. Вы создали среду. Атмосферу. Место паломничества… Тамара как-то говорила, что вы подумываете об открытии второго магазина, — сказал он, поворачиваясь наконец к Кэролайн.

— Я уже не просто подумываю, — ответила Кэролайн, чувствуя на себе внимательный взгляд его серых глаз. — Завтра утром у меня назначена встреча в банке. Надеюсь, мне дадут ссуду, чтобы я могла открыть второй магазин.

— Замечательная мысль, — сказал Клиффорд. — Вам следует предпринять шаг именно сейчас, пока не появился какой-нибудь конкурент и не украл вашу идею.

— Украл?.. — спросила потрясенно Кэролайн. Ей и в голову никогда не приходило, что ее идею могут украсть. У нее никогда в жизни не было ничего, что стоило красть. Но ведь «Корпорация «Романтика любви»» была ее детищем. Она сама создала этот магазин, все спланировала, боролась за то, чтобы ее мысли воплотились в жизнь, думала обо всем день и ночь. Она была просто поглощена этим магазином, он представлял ее сущность, ее мысли, мечты, идеалы, а еще он был памятью о Джеймсе, ее единственной великой любви. Ничто в жизни, кроме, конечно, Джека, не было ей так дорого, как «Корпорация «Романтика любви»». И мысль о том, что идею, которую она выстрадала, могут украсть, наполнила сердце Кэролайн ужасом и потребностью защитить свое детище. — Я никогда не думала, что это возможно. Может быть, мне следует ускорить реализацию планов насчет расширения и действовать более решительно, чем я собиралась.

— Вы должны сделать это, пока не сделал кто-нибудь другой, — ответил ей Клиффорд. — Хотя я еще не видел ваши расчеты.

«Все документы при мне, — подумала Кэролайн. — Может, мне стоит осмелиться и показать их ему? Можно ли ему доверить такую информацию?» Не исключено, что он тут же побежит к Чарльзу с докладом. Но, с другой стороны, Клиффорд Хэмлин — талантливый, высоко котирующийся финансист, способный руководить такой известной фирмой, как «Годдард-Стивенс». Он должен знать все о бизнес-планах. Почему бы ей не воспользоваться его советом?

— Могу ли я попросить вас просмотреть мои расчеты? — спросила Кэролайн. — Я заплачу столько, сколько вы запросите…

Клиффорд не дал ей закончить.

— Я с удовольствием ознакомлюсь с ними, — сказал он. Очевидно, Кэролайн не имела представления, что стоимость его услуг порой доходила до семизначных цифр. — Причем сделаю это бесплатно.

— Спасибо. Буду рада выслушать ваш совет, — сказала Кэролайн, закрывая дверь «Корпорации». Клиффорд Хэмлин был основным создателем богатства Тамары. Почему бы ему не сделать богатой и Кэролайн?

— Тогда вам следует предоставить мне документацию. — Клиффорд под руку повел Кэролайн к ожидающей их машине, которая сверкала на тропическом солнце, как черный бриллиант.

Когда они снова сели в «бентли», Клиффорд повернулся к Кэролайн.

— Почему бы нам не обсудить дела «Корпорации «Романтика любви»» за бокалом чего-нибудь? Здесь есть ресторан на побережье? Не знаю как вам, но мне нравится работать, когда передо мной прекрасный вид на море.

Кэролайн кивнула. Да, она знала подходящее место — Джеймсу там нравилось больше всего, и она не была там с тех пор, как его не стало.

— Место называется «Ривер-Хауз», но оно в двадцати минутах езды отсюда — в Палм-Бич-Гарденз.

Клиффорд Хэмлин взглянул на часы.

— У нас еще есть время, — сказал он и назвал Фрэнклину ресторан.

— Вам разве не нужно возвращаться к Годдардам? — спросила Кэролайн, удивленно подняв брови. Ведь он говорил Тамаре что-то о каком-то приеме.

— Нужно, но не сию минуту. Еще рановато, — ответил Клиффорд.

Фрэнклин направил «бентли» по шоссе 95, ведущее на север, в Палм-Бич-Гарденз.

«Ривер-Хауз», ресторан, популярный как среди местного населения, так и среди туристов, находился прямо на берегу залива. Внутри располагались бар и обеденный зал, а на усаженной цветами лужайке под открытым небом стояли столики, где посетители могли наслаждаться напитками и прекрасным видом на залив. Когда Кэролайн и Клиффорд заняли столик, Клиффорд заказал два коктейля «Маргарита» с дольками лимона, сказав официанту, что по кромке бокал должен быть покрыт крупицами соли.

— Именно это я и имел в виду, когда говорил о прекрасном ресторане на берегу, — сказал он, откинувшись в кресле и надевая солнцезащитные очки. Несколько минут он молча созерцал величественные яхты, бороздившие воды залива. Кэролайн не знала, о чем он думал, — темные очки скрывали выражение его глаз. Она поймала себя на мысли, что он очень красив и напоминает английского актера Джереми Айронса — у него такое же точеное лицо, гладкая белая кожа, мягкие светло-каштановые волосы и тонкие кисти рук. Он был худощавым, хорошо сложенным, в нем чувствовалась порода. Она представляла себе, как Хэмлин рос в мире избранных и утонченных, таких, как Джеймс. Но в отличие от Джеймса, который не сумел вписаться в среду, в которой он был рожден, Клиффорд Хэмлин, казалось, был просто предназначен для аристократической жизни. Их молчание немного затянулось, и тут официант принес их коктейли.

— За что мы выпьем? — спросил Клиффорд, поднимая бокал и глядя на Кэролайн.

— Может быть, за успешную поездку во Флориду?

Клиффорд покачал головой.

— Я бы предложил тост за Тамару, — с загадочной улыбкой сказал он.

— За герцогиню? Почему? — спросила Кэролайн.

— Потому что она познакомила нас, — продолжая улыбаться, ответил Клиффорд. Его глаз не было видно за темными стеклами очков. — И потому что я рад этому знакомству.

Кэролайн, пораженная его словами, не знала что и подумать. Она опустила глаза и немного отпила из запотевшего бокала, к кромке которого прилипли снежинки соли. Текила побежала по ее жилам, и возникло ощущение тепла и непонятного волнения. Кэролайн сделала второй глоток, чувствуя на себе внимательный взгляд Клиффорда Хэмлина: он как бы изучал ее из-за своих темных очков. Может быть, он пытался разгадать, не является ли она «золотоискательницей», как назвали ее Годдарды? Интересно, поверил ли Хэмлин в то, что она рассказала о своем опыте знакомства с этой семейкой? Или он доволен, что встретил ее, потому что может хоть сейчас побежать к отцу Джеймса с полным отчетом? Или, может быть, он увидел в ней свою будущую клиентку — еще одну дырку в ремне? А может быть, между ними сейчас происходило что-то другое, тайное и еще не высказанное?

Клиффорд прервал затянувшееся молчание.

— А теперь поговорим о вашей «Корпорации», — сказал он, и краткий миг их эмоциональной связи прошел. — Давайте просмотрим ваши цифры.

Несмотря на то что у нее в душе снова зашевелились подозрения, Кэролайн достала из сумки сложенные листы расчетов и передала их Клиффорду. Он внимательно просмотрел их и некоторое время сидел молча, погруженный в свои мысли. У Кэролайн в голове крутились обрывки мыслей, она боялась, что он просто подбирает слова, чтобы вежливо сказать ей, что ее затея с расширением деятельности просто смехотворна. Полная нетерпения и смущенная ничтожностью своего бизнеса, представляя себе презрение этого человека, привыкшего иметь дело с настоящими, большими деньгами, личного друга Дональда Трампа, к такой мелочи, как «Корпорация «Романтика любви»», Кэролайн ждала приговора.

— Какую ссуду вы собираетесь взять? — спросил Хэмлин, не говоря ничего о ее расчетах. Интересно, что ему сказали цифры? Или не сказали?..

— Сто тысяч долларов. — Кэролайн изо всех сил старалась казаться спокойной.

Клиффорд покачал головой.

— Это просто смешно, — сказал он, складывая документы и передавая их ей.

— Вы думаете, банк столько не даст? — спросила Кэролайн, чувствуя себя маленькой, незначительной, занявшейся не своим делом глупышкой. Сомнения, постоянно преследовавшие ее в детстве, периодически возвращались в самое неожиданное и неподходящее время.

Клиффорд покачал головой.

— Ста тысяч долларов недостаточно, — сказал он. — Вам следует просить по меньшей мере двести тысяч. Как минимум. Ваш оборот и запланированные доходы позволят вам выплатить эту ссуду.

— Но ведь это очень большие деньги, — запротестовала Кэролайн.

Клиффорд покачал головой.

— Вам придется трудно, но вы определенно справитесь. Одна из основных причин неудач в мелком бизнесе — недостаток денег.

Кэролайн очень боялась просить у банка даже сто тысяч долларов, она даже потеряла сон, представляя себе ответственность за такую большую сумму. А теперь Клиффорд Хэмлин, человек, которого Тамара называла финансовым гением, советовал Кэролайн удвоить ее. Она понимала, что он прав насчет недостатка капиталов. В пятый месяц существования ее «Корпорация» едва не прогорела. У Кэролайн не было достаточно денег, чтобы заплатить поставщикам, страховку, зарплату работнице, оплатить счета за рекламу, расходы на канцелярские принадлежности и налоги. Ей пришлось обращаться за помощью к Сисси и Селме.

— Двести тысяч долларов — очень много, — сказала она, взвесив его слова. — Но вы совершенно правы относительно нехватки капитала.

— Если вы хотите расширить свой бизнес, то надо сделать это как положено. Все основные расчетные расходы удвоятся. Но это тот самый минимум, на который вам следует рассчитывать. Вы говорили, что второй магазин должен быть в более престижном районе, следовательно, аренда обойдется дороже. Вам нужно обставить и оформить его, нужно нанять архитектора, чтобы он утвердил ваши планы в местных комиссиях, а также подрядчика, который бы выполнил работу. Когда магазин будет готов к открытию, нужно будет найти управляющего — человека, которому вы доверяете и которому должны платить больше, чем обычным продавцам. Вы еще говорили, что желаете обновить ассортимент и увеличить количество товаров. Кроме того, будут расходы на рекламу, расходы на юридическое оформление, почтовые расходы на то, чтобы уведомить об открытии магазина старых и потенциальных клиентов, на компьютерную программу учета, усовершенствованную телефонную связь и, конечно, расходы на то, что вам придется без конца ездить от одного магазина к другому.

Кэролайн вздохнула.

— Да, все это я не учла. Но вы, конечно, правы, — сказала она, все еще находясь под впечатлением от трудностей, с которыми ей, судя по словам Клиффорда, придется столкнуться. Открытие второго магазина будет большей головной болью, чем она представляла себе до этого. Ведь она думала открыть свой второй магазин, имея очень ограниченные средства, как всегда, когда начинала что-то новое. — Может быть, мне не стоит замахиваться на кусок больше того, который я смогу проглотить.

— Если вы не расширите свой бизнес сейчас, кто-нибудь обязательно украдет у вас эту идею. Гарантирую, — сказал Клиффорд. — И в этом случае вам следует также учесть потенциальные расходы на защиту своих прав.

Кэролайн подняла к небу глаза и рассмеялась.

— Получается, что у меня нет другого выбора, кроме как расширяться? — спросила она, вдруг осознав, что, создав «Корпорацию «Романтика любви»», она сама себе устроила ловушку.

— Послушайте, Кэролайн, выбор есть всегда. Но в вашем случае положение такое, что ваш выбор очень ограничен. Конечно, если вы хотите контролировать ситуацию.

Кэролайн молча смотрела на него.

— Ведь вам хочется контролировать ситуацию? — вдруг спросил Клиффорд.

Он снял очки и некоторое время смотрел ей в глаза своими серыми кошачьими глазами.

— И я просто настаиваю на этом, — сказал он, подзывая официанта, чтобы расплатиться.

Кэролайн не отвечала. Она знала, что в том мире, в котором живет Клиффорд, контроль над ситуацией означает все.

Когда они вышли из «Ривер-Хауз», Хэмлин все еще продолжал читать Кэролайн краткую лекцию по основам финансов в розничной торговле. Клиффорд настолько увлекся, что, когда они подошли к «бентли», даже не заметил, что ему приветливо машет Перри Мэдисон, управляющий филиалом «Годдард-Стивенс» в Палм-Бич, который также ожидал свою машину.

К тому времени когда они вернулись на виллу Тамары, Клиффорд уже убедил Кэролайн в том, что он прав: если она собирается расширяться, то ей нужно сделать это по всем правилам. Она должна попросить в банке ссуду на двести тысяч долларов, объяснив свою состоятельность выплатить долг именно в тех выражениях, которые ей подсказал Клиффорд, оперируя своим денежным оборотом, маржой прибыли и перспективами торговли. Несмотря на то что Кэролайн чувствовала себя более или менее уверенно, используя новые термины и словесные обороты, которым сегодня научил ее Клиффорд, ее ладони были влажными от волнения, а горло пересыхало всякий раз, когда она представляла, как сидит напротив важного управляющего банком по займам.

— С вами все в порядке? — спросил ее Клиффорд, когда «бентли» свернул на дорожку, ведущую к вилле Тамары.

— Просто немного волнуюсь, — призналась Кэролайн. — Не хочется выглядеть профаном, когда пойду в банк.

— Это банк окажется профаном, если откажет вам в ссуде, — сказал Клиффорд. — Когда-нибудь вы вспомните об этом и посмеетесь над ситуацией. Это не сумма. Вы можете достичь действительно большого успеха. Кэролайн. Запомните это.

Это был его второй комплимент за сегодняшний вечер, и Кэролайн снова засомневалась в его искренности. Она не знала, как обычно действует Хэмлин. Ей так хотелось верить этому человеку, но она ничего не могла с собой поделать. Что скрывалось за его добрыми словами и дружеским советом?

Она протянула ему руку, попрощалась и вышла из машины. Фрэнклин почтительно придержал перед ней дверцу «бентли».

— Мне хотелось бы, чтобы вы завтра рассказали мне, как пойдут дела в банке, — крикнул ей вслед Клиффорд.

— Но вы остановились у Годдардов, — напомнила ему Кэролайн. — Вряд ли я смогу туда позвонить.

— Я позвоню сам, — уверенно сказал он. — Можете не сомневаться.

Клиффорд появился на вилле Годдардов в половине восьмого. Дина и Чарльз, уже торжественно одетые, ждали его. Они знали, что днем он встречался с бывшим клиентом, и теперь хотели знать, где он был после этого. Ведь Клиффорд чуть не опоздал на прием в свою честь.

— Я совершил экскурсию по Палм-Бич, — объяснил Клиффорд, поднимаясь в свою комнату, чтобы переодеться к ужину.

Через несколько минут, стоя перед зеркалом в ванной, он вдруг понял, что сказал им неправду. Он не осматривал Палм-Бич, а пытался разобраться в чувствах, которые, как он думал, давно закрыты для него. Кэролайн Годдард захватила его воображение, и он не мог понять, почему. Конечно, она была очень привлекательной и не менее умной, чем те женщины, с которыми он встречался. Но здесь было что-то еще. Кэролайн каким-то образом повлияла на него, и он чувствовал одновременно беспокойство и блаженство.

Когда Клиффорд наконец спустился вниз, уже появились первые гости. Среди них были Перри и Элеанор Мэдисон — они стояли в фойе, держа в руках бокалы, и беседовали с Годдардами. Увидев Клиффорда, все четверо замолчали и повернулись к нему.

— Похоже, ты неплохо провел время в «Ривер-Хауз», — сказал Перри Мэдисон.

Его замечание удивило Клиффорда, но его лицо оставалось бесстрастным.

— По правде говоря, да, неплохо, — ответил он.

Глава 20

Чарльз Годдард внимательно слушал отчет Теда Аронсона о той информации, которую ему удалось собрать о рождении ребенка Кэролайн. Он позвонил ровно в восемь утра в понедельник. Аронсон, как всегда, работал быстро и качественно. Дина отправилась в клуб играть в теннис, а Клиффорд уехал в аэропорт. Чарльз был в доме один, если не считать слуг. Он сидел в кабинете рядом со своей спальней, и его никто не отвлекал от разговора с Аронсоном.

— Ребенок родился около пяти лет назад, утром двенадцатого апреля, — начал говорить Аронсон. — Точное время родов, происходивших в региональной больнице в Лэйк-Ворте, — одиннадцать сорок два, вес ребенка — восемь фунтов двенадцать унций.

«В региональной больнице, — с иронией подумал Чарльз. — В той самой, куда мы с Диной вложили миллионы долларов, чтобы построить современное здание роддома».

— Согласно записям лечащего терапевта, старшего гинеколога по имени Айрин Лу, беременность была осложненной, но роды прошли нормально, — продолжал говорить Тед. Ему было немного неловко обсуждать такие интимные «женские» подробности, кроме того, это совсем не походило на все, чем он обычно занимался, но он продолжал свой отчет, скрывая эмоции. В конце концов Чарльз Годдард был его клиентом. Хорошо платившим и очень влиятельным клиентом. — Миссис Годдард пробыла в…

— Миссис Годдард… — пробормотал Чарльз, прервав Аронсона, сообщавшего ему подробности рождения Джека. Он все еще считал практически невозможным называть Кэролайн Шоу женой его погибшего сына, членом его семьи, членом семьи Годдардов. Но еще более невероятным был факт, что она сохраняла в секрете существование его внука.

— Можно продолжать, сэр? — спросил Аронсон.

— Да. Извини. Продолжай, пожалуйста. — Чарльзу хотелось знать как можно больше. Очень хотелось.

— Как я начал говорить, после родов миссис Годдард оставалась в больнице два с половиной дня.

— Посетители были? — спросил Чарльз: ему было интересно, навещал ли их в больнице «отец» мальчика.

— Да, один, — ответил Аронсон. — Женщина по имени Селма Йоханнес. Мисс Йоханнес также забрала из больницы домой миссис Годдард и ее сына.

Сердце Чарльза забилось сильнее, когда он услышал, что единственным посетителем Кэролайн была женщина, а не какой-нибудь жеребец с ближайшей заправочной или пиццерии. Неужели Джек Годдард — действительно сын Джеймса? Его внук? Его наследник? Такая возможность, которая раньше казалась просто невероятной, теперь становилась все более и более похожей на правду. Чарльз немного помолчал, еще раз обдумал «второй шаг» и ровным тоном стал говорить Аронсону:

— Я хочу расширить твою задачу, Тед. Ты должен продолжить расследование. Как я полагаю, существуют определенные тесты, по которым можно установить отцовство?

Этот вопрос подтвердил догадку Теда Аронсона, которая мучила его с воскресенья, с тех самых пор, как Чарльз Годдард произнес свои первые слова двадцать четыре часа назад: председатель правления «Годдард-Стивенс» считает, что у него есть внук.

— Да, анализы крови, — ответил он. — Но мне нужно знать группу крови, по которой будет определяться родство.

— Нет проблем. Как ты уже, наверное, догадался, у меня есть основания полагать, что этот ребенок может оказаться моим внуком. Группа крови Джеймса указана в его медицинской карточке в больнице Ленокс-Хилл в Нью-Йорке, — сказал Чарльз. — Прав ли я, предполагая, что если группа крови ребенка совпадет с группой крови Джеймса, то он мой внук?

— Анализ крови подтвердит только то, что у вашего сына и у Джека одна и та же группа крови, но не то, что Джеймс его отец. Отцовство можно установить только на основании анализа ДНК, а для этого необходимо иметь образец от Джеймса. Может быть, у вас есть прядь волос вашего сына? — сказал Аронсон своим обычным бесстрастным тоном, хотя это поручение было очень необычным.

Чарльз немного подумал.

— По-моему, у жены есть памятные альбомы наших детей, — сказал он. — Мне кажется, там были и пряди их волос.

— Хорошо. Если вы предоставите мне прядь волос сына, мистер Годдард, я начну работать над определением ДНК…

— Я передам тебе эту прядь, как только смогу, — прервал его Чарльз, — а пока мне хотелось бы, чтобы ты занялся анализом крови, чтобы выяснить, совпадают ли группы мальчика и моего сына.

— Будет сделано, — сказал Аронсон.

— Еще я хочу, чтобы ты увидел мальчика, — продолжил Чарльз. — Поговорил с ним. И сфотографировал.

— Поговорить с ним? О чем? — У Аронсона не было проблем с фотографированием, но он не имел ни малейшего представления, как следует говорить с пятилетним малышом; кроме того, у него не было желания заниматься этим.

— Да, поговорить с ним, — сказал Чарльз. — Он должен быть в школе для малышей, или в садике, или не знаю где там еще. Подойди к нему, когда они будут гулять или когда он будет уходить домой. Расспроси о его друзьях или о чем-нибудь еще. Мне нужно твое впечатление о нем. О его характере, развитии, сам понимаешь. Потом сфотографируй его. Мне нужна не газетная фотография. Надеюсь, ты понял, что я имею в виду, Аронсон.

— Конечно, — ответил Тед, который понял главное: Чарльза Годдарда, одного из самых уважаемых и грозных банкиров Уолл-стрит, преследует навязчивая идея относительно маленького мальчика по имени Джек, который действительно может оказаться Годдардом.

В то время, когда происходил этот разговор, Кэролайн сидела за столом переговоров в тихом офисе через дорогу от конторы Теда. Дела шли неважно. Два банкира с седыми волосами, серыми лицами и в серых костюмах отказывались видеть потенциал развития «Корпорации «Романтика любви»».

— Дело не в том, что ваши расчеты неверны, миссис. Годдард, — сказал один из них. — Дело в том, что наш банк не видит перспектив в предприятии розничной торговли, которое удовлетворяет только фривольные запросы женщин.

— Фривольные запросы? — с негодованием повторила Кэролайн. Ее вывело из себя то, как они с позиции мужского шовинизма отнеслись к ней и к ее идее, но она хотела сохранить выдержку. Ведь громкие крики были в стиле Тамары, а не Кэролайн. — Поверьте, джентльмены. То, что мы продаем в «Корпорации «Романтика любви»», вряд ли можно назвать фривольным. Конечно, если вы считаете, что товары, приносящие женщинам радость, фривольны, то это ваше право.

— Послушайте, миссис Годдард, — сказал второй собеседник, теребя мочку уха. — Как мы уже сказали, все расчеты выглядят достаточно надежно. Но «Юнайтед Палм бэнк энд траст» обычно дает ссуды более… как бы это сказать… более консервативным предприятиям.

— Значит, вы отказываете мне в ссуде? — спросила Кэролайн, которая хотела, чтобы они наконец прямо объявили ей свое решение.

Они оба кивнули.

— Мне очень жаль, — сказал один.

— Может быть, в следующий раз, — сказал второй, явно желая, чтобы на будущее дверь для нее была открыта.

Кэролайн была очень расстроена, но сумела сдержать свои эмоции и сохранить деловое выражение лица. Она собрала свои бумаги, уложила их в дипломат и встала.

— Спасибо за то, что смогли уделить мне время, — сказала она, пожав им руки.

Мужчины встали, сказали, что очень рады, что она выбрала именно «Юнайтед Палм бэнк энд траст», и проводили ее до дверей.

«Вот тебе и спец по финансам Клиффорд Хэмлин», — подумала она, направляясь к своей машине. Ей было интересно, позвонит ли он. Хотя в этом она сильно сомневалась.

Но Клиффорд Хэмлин позвонил — почти сразу же, как только появился в своем офисе в нью-йоркском отделении «Годдард-Стивенс» в половине пятого. Секретарша передала ему дюжину сообщений, срочно требующих ответа, и его расписание встреч было очень плотным до семи часов вечера, но, как только Клиффорд остался один в своем просторном, шикарно обставленном кабинете, он сразу же набрал номер Кэролайн в «Корпорации «Романтика любви»».

— Как дела с банком? — спросил он, радуясь, что слышит ее голос.

— Никак, — грустно ответила Кэролайн.

— Они отказали в ссуде?

— Именно это они и сделали.

Клиффорд не мог понять: она очень расстроена или это просто из-за расстояния у нее такой голос? Наверное, и то и другое.

— А какую причину они указали? — поинтересовался он.

— Намекали на фривольность моих товаров, — саркастически произнесла Кэролайн. — Расчеты им понравились, а вот продукция — нет.

— Ну и черт с ними, — сказал Клиффорд, удивив Кэролайн своим сердитым тоном. — Банкиры могут быть очень глупыми, поверьте мне. У многих совершенно отсутствует воображение. Но ведь я говорил вам, что им понравятся расчеты?

— Конечно, но это не принесло мне ничего хорошего. Ведь я не получила деньги, которые мне нужны, — ответила Кэролайн. — Меня больше всего и бесит то, что банкиры согласились, что мои расчеты правильны. «Впечатляют», как сказали они.

— Вам не стоит прекращать поиски, — посоветовал Клиффорд. — Возможно, придется посетить несколько банков, пока не найдете такой, в котором вас поймут. Один отказ еще ничего не значит.

— Надеюсь, что вы правы, — сказала Кэролайн, представив себе, как он сидит за столом в «Годдард-Стивенс». Она представила себе его стройную жилистую фигуру, волнистые каштановые волосы, его самообладание, веру в свои силы и способности. И еще она вспомнила, как он выразил уверенность в ее способностях, когда они пили «Маргариту» в «Ривер-Хауз». — Честно говоря, я удивилась, что вы позвонили, — добавила она.

— Я был заинтересован, — сказал Клиффорд. — Я и сейчас заинтересован в исходе вашего дела.

Кэролайн не могла определить для себя причину его заинтересованности. Что у него на уме? Может быть, он шпионит для Чарльза Годдарда? Но вслух она ничего не сказала. Клиффорд в это время спросил:

— Вы уже назначили встречу в других банках?

— Да, конечно, — ответила она. — Кроме сына, «Корпорация» значит для меня все. И я сделаю все возможное, чтобы обеспечить ей успех.

— В успехе я не сомневаюсь, — сказал Клиффорд. — Извините, подождите минуточку. Да? В чем дело, Маргарет? — голос Клиффорда стал более строгим, когда в дверь постучали и вошла его секретарша, держа в руках кипу папок и показывая на часы. Она была хорошим делопроизводителем, для чего ее и нанимали. — Послушайте, Кэролайн, мне очень жаль, но нам придется на этом закончить наш разговор, — сказал Клиффорд.

Прежде чем Кэролайн успела сказать ему, что тоже очень занята и не может дольше задерживаться у телефона, он уже повесил трубку.

— Извините, что прервала вас, мистер Хэмлин, — сказала Маргарет Фрит, положив стопу папок на угол большого письменного стола из красного дерева, за которым сидел Клиффорд. — Но вы просили напомнить вам о совещании с представителями корпорации «Холлоуэй». Они уже пришли и ожидают вас в конференц-зале.

— Хорошо, а что это за папки, Маргарет? — спросил Клиффорд, немного расстроенный, что не мог еще хоть немного поговорить с Кэролайн, но силой воли направляя свои мысли в деловое русло.

— Дормантные счета, о которых вы спрашивали. Бухгалтерия проделала работу, просмотрев все компьютерные отчеты, и отобрала файлы, где отражалась лишь небольшая активность или вообще не было никакой активности за последние пять лет. Вы говорили, что хотите просмотреть их, чтобы решить, что с ними делать.

Клиффорд кивнул. Он сделал правильный выбор, наняв Маргарет Фрит, интеллигентную, хотя имеющую вид старой девы, женщину около пятидесяти лет, которая так же серьезно относилась к своей работе в «Годдард-Стивенс», как и он сам.

— Спасибо, Маргарет. Я просмотрю их, как только смогу, — сказал Клиффорд, похлопав ладонью по папкам, потом встал и направился к двери. — Ну что ж, приступим к «Холлоуэй».

Кэролайн еще никогда не была в Нью-Йорке, и когда одним мартовским утром реактивный самолет компании «Дельта эрлайнз», на котором она летела, спустился над Ист-Ривер и приземлился в аэропорту Ла-Гуардиа, она почувствовала, как учащенно забилось ее сердце. Ее обуревали самые противоположные чувства: она с удовольствием ждала встречи с различными продавцами, чтобы обсудить торговую марку и этикетки для «Романтики любви», но одновременно сама мысль о том, что она целую неделю не увидит Джека, была просто непереносимой. Но ведь она проведет эту неделю в Манхэттене с Сисси Макмиллан, пообедает с Жан-Клодом Фонтэном. И может быть, пройдет депрессия, которая мучила ее с самого начала марта — ведь именно в начале марта она когда-то полюбила Джеймса Хантингтона Годдарда.

Воспоминания об их встречах, о, первых свиданиях, о совместной жизни и свадьбе в Мэне постоянно возвращались с новой силой и преследовали Кэролайн именно в марте. Кроме того, во всех трех банках, куда она обратилась, ей отказали в ссуде, и это еще больше усилило ее депрессию.

— Мы не думаем, что ваш бизнес просуществует достаточно долго, — сказали в одном.

— Сеть магазинов, продающих романтические штучки? Честно говоря, сложно себе это представить, — заявили во втором.

Но больше всего расстроил Кэролайн тот факт, что не все банкиры, отказавшие ей, были мужчинами. Женщина — вице-президент банковской и кредитной компании на Вест-Палм-Бич — заявила:

— Я считаю, что для матери-одиночки одного магазина вполне достаточно. Зачем взваливать на свои плечи еще один?

То, что ей приходилось объяснять свою идею всем этим скептически настроенным банкирам, было для Кэролайн унизительно и утомительно, и поэтому, когда несколько нью-йоркских оптовиков, занимавшихся косметикой и столовыми приборами, а также владелец швейной фабрики и импортер столового белья согласились встретиться с ней, она подумала, что поездка может отвлечь ее от тяжких дум, и позвонила Сисси, чтобы спросить, можно ли ей остановиться у нее на неделю.

— Ну конечно! — воскликнула Сисси. Она сейчас была в своем городском доме на Ист-стрит, 77. — Я, как ты должна помнить, с самого начала приглашала тебя в Нью-Йорк.

Кэролайн невольно вспомнила, как добра была Сисси Макмиллан, когда сдала им коттедж в Кэмдене.

— Конечно, я это помню, — ответила Кэролайн, чувствуя одновременно печаль и благодарность. — И очень хочу увидеться с тобой снова. Очень.

Встреча на швейной фабрике прошла очень успешно и закончилась подписанием контракта, согласно которому там будут шить специально для нее блузки, ночные рубашки и неглиже с монограммой «Корпорации «Романтика любви»». То же произошло в компании, занимавшейся столовыми приборами: там согласились организовать производство блюд, тарелок и бокалов в стиле «Корпорации». С импортером столового белья она договорилась о повторной встрече: следовало обсудить дополнительно объем поставок и расценки.

Кэролайн была довольна встречами. Она держалась профессионально и смогла договориться, что получит все, что ей было нужно, в указанные сроки, а кроме того, здесь были заложены основы дальнейшего сотрудничества. Отказы в ссуде на расширение бизнеса в свете волнений и планов на будущее временно отошли на второй план.

— У меня нет сомнений, что «Корпорация» будет расти, — сказала Кэролайн Сисси, когда они ужинали в ее прекрасно оформленной столовой, где стояла посуда в традиционном стиле, почти такая же, которую Кэролайн скоро будет предлагать в «Романтике любви».

— И у меня нет сомнений, ведь ты выглядишь как настоящий торговый магнат, — со смехом сказала Сисси, и в уголках ее проницательных глаз собрались веселые морщинки.

— Очень уставший магнат, — тоже со смехом призналась Кэролайн.

Сисси кивнула. Хотя она ничего не говорила, Сисси очень волновалась за Кэролайн. Она видела, что под ее внешне бурной деятельностью скрывалась глубокая печаль. То, что она тосковала по Джеймсу, было ясно без слов. И все же Сисси думала, что Кэролайн слишком цепляется за свою утрату.

— И очень одинокий магнат? — подсказала она. — Иногда, — призналась Кэролайн.

— Тоскуешь по Джеймсу?

Кэролайн кивнула:

— Все время.

— Надеюсь, что ты не сочтешь меня слишком резкой, но я, будучи типичной уроженкой Новой Англии, не знаю, как можно выразить свою мысль, кроме как прямо высказать ее, — начала Сисси. — Я думаю, что тебе грозит серьезная опасность стать профессиональной вдовой.

— Это неправда! — воскликнула Кэролайн, удивленная этим словам и тому образу, который возник перед ее глазами.

Сисси стояла на своем.

— Я просто физически ощущаю, как ты цепляешься за Джеймса, — сказала она, усиливая натиск. — Каждый раз, когда в твоем присутствии произносят это имя, твои глаза наполняются слезами. Боже мой, Кэролайн, его нет уже больше пяти лет. Прошлое принадлежит прошлому. Не думаю, чтобы Джеймс хотел, чтобы ты провела всю жизнь, копаясь в старых воспоминаниях. Ты ведь еще молодая. Такая молодая, красивая женщина.

— Я не живу прошлым. У меня есть Джек. У меня есть моя «Романтика любви».

— Но у тебя нет личной жизни, Кэролайн. Совершенно нет. Джеймс был тогда очень молодым. Он безумно любил тебя, а ты любила его. Но это было много лет назад. Пора бы тебе снять траур, который ты, кажется, намерена носить вечно.

Кэролайн молчала. Да, слова Сисси были грубоватыми и, хотя та не имела этого в виду, обидными. Все в Кэролайн восстало против них. Она любила Джеймса, просто обожала его. Конечно, она тоскует о нем. Любой бы тосковал на ее месте.

— Сердишься на меня? — спросила Сисси. — Думаешь, я недооцениваю ваш брак?

— Нет, — сказала Кэролайн. А потом, подумав, призналась: — Да. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь недооценивал Джеймса.

— Но я не могу недооценивать Джеймса. Я говорю о тебе. Понимаю, как ты предана своей «Корпорации», но пора бы уже появиться какому-нибудь мужчине и встряхнуть тебя как следует.

Кэролайн попыталась улыбнуться. Теперь, когда мимолетная обида улеглась и она могла подумать над словами Сисси, Кэролайн призналась себе, что та права. Джеймс был удивительным человеком, и время, проведенное с ним, было просто сказкой, но ведь они и впрямь были так молоды…

— Я всегда считала Джеймса моей единственной любовью, — призналась она. Ведь когда-то она была толстушкой и не пользовалась успехом. Ни один мальчик даже не глянул в ее сторону, пока не появился Джеймс с его голубыми глазами и золотистыми волосами…

— Может быть, наступило время считать его своей первой любовью? — сказала Сисси.

— Но ведь это просто приспособленчество, — сказала Кэролайн, чувствуя в глубине души, что, как она ни сопротивляйся, Сисси говорит дело.

— Тогда у тебя не будет более подходящего времени, чем теперь, чтобы начать это приспособленчество. Когда ты ужинаешь с этим французом? — Сисси как всегда была прямолинейна и категорична. Кэролайн рассказала ей о Жан-Клоде, который регулярно звонил ей с тех пор, как побывал в «Романтике любви». Она также рассказала Сисси о том, что он откровенно флиртовал с ней и что она нехотя дала согласие поужинать с ним, когда приедет в Нью-Йорк.

— Завтра вечером, — сказала Кэролайн с непонятным волнением.

— Куда он ведет тебя? — спросила Сисси, в глазах которой плясали озорные искорки. — Надеюсь, местечко будет уютным, со свечами, где он сможет шептать тебе на ушко всякую чепуху.

— Не торопи события! — воскликнула Кэролайн, всплеснув руками. — Мы с Жан-Клодом просто друзья — два человека, которые озабочены общими проблемами, как заработать себе на жизнь. Его появление в магазине помогло мне продать не только мои товары, но и его книгу.

— Друзья? Как прелестно это звучит, — сказала Сисси со скептическим выражением на лице. Она не раз читала о Жан-Клоде Фонтэне в скандальной хронике, обедала в «Мустье» и была наслышана о его бурной личной жизни. Было практически невероятно, чтобы любая женщина — даже такая упорно скрывающаяся от романтических приключений, как Кэролайн, — может устоять перед таким искушением. — Так где состоится ужин?

— На квартире Жан-Клода в Сохо. Завтра вечером я должна приехать туда, а он сам приготовит ужин.

Сисси закатила глаза. Ужин вдвоем на чердачке в Сохо с Адонисом, который плюс ко всему умеет восхитительно готовить!

— Ой! — воскликнула Кэролайн, посмотрев на часы. — Джеку уже скоро пора спать, а я еще не позвонила ему.

Она подбежала к телефону в гостиной, а Сисси крикнула ей вслед:

— Передай ему привет! Еще раз!

Кэролайн очень скучала по Джеку и говорила с ним каждое утро и каждый вечер. Ей нравился Манхэттен с его суетой и специфической атмосферой космополитизма, но ей хотелось, чтобы ручонки сына обнимали ее за шею каждый день, она хотела слышать его тоненький голосок.

— Здравствуй, солнышко, — сказала она, дозвонившись в половине девятого. — Селма укладывает тебя спать?

— Нет, мы читаем, — ответил Джек. — Книжку про Бретта Хааса.

— Про кого? — спросила Кэролайн.

— Ох, мама. Ты что, ничего не знаешь? — Джек вздохнул, поражаясь неосведомленности матери. — Бретт Хаас играл третьим номером за «Атланта Брэйвз». Теперь его показывают по телевизору всякий раз, когда играют «Брэйвз». И он всегда делает игру. Книга, которую мы читаем, — о нем.

— Наверное, интересно? — с притворным вниманием спросила Кэролайн. Бейсбол едва ли был ее любимым видом спорта, а биографии спортивных звезд — последними книгами, за которые она могла взяться. Может быть, потому, что Эл Шоу был бейсбольным болельщиком, а может быть, потому, что она считала эту игру ужасно скучной и медлительной.

— Мы дошли до самой замечательной главы! — Голос Джека прерывался от возбуждения. — Бретт как раз собирается пробить свой знаменитый удар и выиграть финал в чемпионате мира! Как раз через левую стенку!

— А откуда ты знаешь, что он победит? — спросила Кэролайн.

— Потому что я читал эту книжку шестнадцать раз, — серьезно сказал Джек. — Селма купила мне ее на прошлой неделе.

— Я тоже купила тебе кое-что, дорогой, — сказала Кэролайн, охваченная нежностью к сыну.

— Мне? Правда? — радостно воскликнул он.

— Да. В знаменитом магазине игрушек в Нью-Йорке, который называется «ФАО Шварц».

— Ты купила мне игрушку? — спросил Джек. Его любопытство росло с каждой минутой.

— Я не скажу! Тебе придется подождать, пока я не приеду, — сказала Кэролайн. — Ты всегда говорил, как любишь сюрпризы. Поэтому твой подарок из «ФАО Шварц» будет сюрпризом, хорошо?

— Хорошо, — разочарованно ответил он. — Когда ты приедешь?

— Не позже чем через несколько дней, — ответила Кэролайн. — Но это скоро, дорогой, очень скоро. Я скучаю по тебе, люблю тебя и сама не дождусь, когда мы встретимся.

— Я тоже, мама. И когда ты приедешь, я почитаю тебе книжку про Бретта Хааса. Я знаю там каждое слово. Тебе понравится!

Кэролайн рассмеялась.

— Если ты почитаешь ее, то мне, конечно, понравится, — согласилась она. — А теперь я хочу поговорить с Селмой, хорошо? Ей я тоже хочу сказать «спокойной ночи».

Джек передал трубку своей крестной и отправился на кухню, чтобы выпить молоко и съесть шоколадное пирожное.

— У вас все хорошо? — спросила Селму Кэролайн, с которой она тоже говорила каждый день.

— Все хорошо, — ответила Селма, но ее голос звучал как-то странно.

— Селма, что случилось? — спросила встревоженная Кэролайн. — Я ведь слышу по голосу…

Селма Йоханнес вздохнула. Она не хотела волновать Кэролайн — только не сейчас, когда она была так занята в Нью-Йорке; кроме того, возможно, здесь не о чем было беспокоиться.

— Селма? Пожалуйста, расскажи мне, — настаивала Кэролайн.

— Видишь ли, этот мужчина… Он подошел к Джеку сегодня, когда он выходил из школы, — сказала Селма.

— Мужчина? Какой мужчина? Кто это был? — спросила встревоженно Кэролайн.

— Я не знаю. Раньше я его никогда не видела. Я ждала у тротуара в машине. Он подошел к Джеку — не к кому-нибудь из других детей, а именно к Джеку — и заговорил с ним. Я вышла из машины, чтобы узнать, в чем дело, но Джек уже отошел от него. Он сказал этому человеку, что ему не разрешают разговаривать с незнакомыми. Твой сын очень послушный, Кэролайн. Многие родители хотели бы сказать такое о своих детях.

Кэролайн задумалась над тем, что сейчас услышала. Да, ее сын был особым ребенком, в этом она ни минуты не сомневалась. Но ее обеспокоил этот незнакомец. Что он хотел от Джека? Почему он заговорил именно с ним, а не с другими детьми? Кто он? Что ему нужно? Вернется ли он?

— Следи за Джеком, Селма, хорошо? Он очень дорог мне, — попросила она.

— Мне тоже. Бог свидетель, я не допущу, чтобы с ним что-нибудь случилось, — решительным тоном сказала Селма. — Кроме того, возможно, здесь не о чем волноваться.

— Ты права, — сказала Кэролайн.

Она положила трубку и вернулась в столовую, где на подносе уже стоял приготовленный кофе.

— Дома все в порядке? — спросила Сисси.

— Думаю, что да, — ответила Кэролайн, не вдаваясь в подробности. Не было необходимости портить вечер Сисси своими беспочвенными подозрениями.

— Очень хорошо, — сказала Сисси. — А теперь давай поговорим еще о завтрашнем ужине.

— И что с ужином? — спросила Кэролайн, все еще думая о Джеке и о незнакомце, который с ним говорил.

— Я как раз думала, что, может быть, тебе нужна компаньонка? — Глаза Сисси смеялись. Она ее явно дразнила.

А на Вест-Палм-Бич Селму мучили сомнения, правильно ли она поступила. Ведь она не сказала Кэролайн о том, что этот человек сфотографировал Джека, прежде чем подошел к нему. Ей не хотелось расстраивать Кэролайн, которая была далеко и все равно ничего не могла предпринять в этой ситуации.

Пока Кэролайн лежала без сна в одной из комнат для гостей в квартире Сисси Макмиллан, раздумывая о загадочном незнакомце, который говорил с Джеком после школы, в кабинете Чарльза Годдарда на вилле в Палм-Бич зазвонил телефон прямой связи. Фотографии, которые прислал ему Тед Аронсон, подтверждали то, что было видно и по фотографии в газете: у ребенка глаза и форма губ были годдардовскими.

— Да? — Чарльз Годдард сразу взял трубку. Он ожидал звонка Теда Аронсона, потому что знал, что частный детектив позвонит сразу же, как только узнает результаты анализа крови.

Тед Аронсон произнес только два слова — два слова, которые должны были изменить жизнь не только Чарльза и Дины Годдард, но и Эмили Прингл, Клиффорда Хэмлина, Кэролайн Годдард, а самое главное, маленького Джека Годдарда.

— Все совпадает, — сказал Аронсон и стал ждать дальнейших указаний.

Глава 21

Слияние улиц Принц и Мерсер считается самым престижным местом в Сохо и находится на равном расстоянии от гастрономического рая «Дин и Де Люка» и от дорогого торгового центра на Вест-Бродвей. Художественные галереи, изысканные рестораны и филиал Музея Гуггенгхейма находятся как раз в этом месте, и именно здесь, на верхнем этаже здания, где когда-то выпускали швейные машинки, в частично модернизированном помещении под самой крышей жил Жан-Клод Фонтэн. Кэролайн поднялась наверх в огромном лифте и очутилась перед зеленой лакированной металлической дверью, защищенной, как принято в Манхэттене, как минимум одним замком «медеко», одним замком «фитчет» и одним полицейским замком «фокс», рычаг которого фиксировался в полу. Жан-Клод по очереди открыл все замки и впустил Кэролайн. Она некоторое время смотрела на него молча, пытаясь соединить его образ очаровательного и темпераментного француза, который остался у нее в памяти, с еще более привлекательным реальным образом.

Его лицо, начиная от высоких скул и кончая матовым цветом и ямочкой на подбородке, было еще более красивым, чем в ее воспоминаниях. Его блестящие, черные как смоль волосы были, как всегда, завязаны сзади в хвостик, и от него пахло одеколоном — этот завораживающий запах Кэролайн помнила еще с Палм-Бич. Она тут же напомнила себе, что перед ней современный Казанова и что она совершенно равнодушна к его чарам.

— Дорогая, — прошептал он, глядя ей в глаза и поднося ее руку к своим губам. — Прошло так много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Кэролайн удивленно подняла брови. Это было уж слишком помпезно, даже для Жан-Клода.

— Совсем не так много, — напомнила она ему сухо, отняв руку. Она твердо решила не поддаваться на его уловки и не позволить Жан-Клоду заставить ее чувствовать себя так же неловко, как во время их предыдущих встреч. Он был знаменитым шеф-поваром и автором бестселлера, человеком, который верил в то, что натиском может добиться всего чего угодно и который имел подход ко всем женщинам, попадавшимся на его пути.

— Достаточно долго, чтобы я с нетерпением ждал нашего вечера, — вкрадчивым голосом произнес он и, взяв ее за руку, повел в комнату.

— Мы не проводим вместе вечер, мы вместе ужинаем, — поправила его Кэролайн, снова убрав руку. Она решила, что настало время изменить тему и намекнуть на приятные запахи приправ и вина, которые неслись из кухни. — Что-то пахнет так вкусно! — сказала она.

— Тебе нравится запах моего одеколона? — спросил он с лукавой улыбкой.

Кэролайн мысленно спросила себя, прекратит ли он когда-нибудь свои насмешки.

— Я имела в виду ужин. Пахнет очень заманчиво.

— Конечно, заманчиво. А как будет вкусно! — со своей обычной самонадеянностью заявил он. — Но сначала экскурсия, а потом еда.

Жан-Клод снова взял ее за руку и повел вглубь своей квартиры, но вдруг остановился.

— Это было «до», — сказал он, показывая на обшарпанный угол возле окна с облупившейся краской. — А это — «после», — и он показал на обширный шикарный зал, весь покрытый коврами и хорошо обставленный, где одна стена почти сплошь была стеклянной.

Кэролайн невольно рассмеялась. Всего парой слов Жан-Клод сумел дать полную характеристику своей квартиры. Обняв ее за плечи, он продолжил показ.

— Мы начнем с «после». А потом постепенно дойдем и до «до», — пообещал он, открывая перед ней дверь в просторную комнату. К удивлению Кэролайн, это оказалась ванная, шедевр дизайна и декора, достойная того, чтобы ее снимок поместили в самом престижном журнале. Там были сплошной мрамор и зеркала, а застекленная крыша давала естественное освещение. За большой квадратной ванной располагалась рощица из бамбука, а на ее широком крае стояли различные гели, тальки, туалетная вода и лежали губки. Стопка аккуратно сложенных пушистых белых полотенец только и ждала, когда их возьмут. Рядом с ванной комнатой стояла огромная кровать, накрытая бежевым покрывалом. По обеим сторонам кровати стояли книжные шкафы, забитые книгами и оснащенные разными светильниками, чтобы было удобнее читать. Здесь же были вазочки с маргаритками. Но у Кэролайн не создалось впечатления, что это место предназначено для чтения. Вся обстановка была слишком чувственной, слишком сексуальной, совсем как человек, который стоял рядом с ней. Она снова попыталась внушить себе, что не должна обращать внимания ни на эту кровать, ни на привлекательную мужскую фигуру Жан-Клода, ни на теплое прикосновение его руки, пока он показывал ей это просторное, шикарное, но такое необычное жилище.

— А теперь мы посмотрим «до», — провозгласил он, когда они подошли к кухне на другой стороне чердака. Здесь ни к чему еще не прикоснулась рука современного архитектора, и Кэролайн сказала, что все здесь выглядит так, как, наверное, было еще в те времена, когда президентом был Герберт Гувер.

— Настоящий антиквариат, — согласился с ней Жан-Клод, обводя широким жестом потрескавшуюся старинную раковину, приземистый холодильник со спиралью наверху и видавшую виды печку, когда-то покрытую белой эмалью, на которой были три горелки и духовка со сломанной ручкой, функцию которой теперь выполняла скрученная проволока.

— Меня удивляет, что владелец ресторана не отремонтировал первым делом эту часть помещения, — сказала она, удивленная той патетикой, с какой Жан-Клод хвалился свей обшарпанной кухней.

— Дело в том, что я провожу целые дни на кухне, и последнее, что мне хочется делать, когда я прихожу домой — это готовить. — Он оглянулся на широкую кровать и ванну, и Кэролайн сразу стало ясно, чем он хочет заниматься, когда приходит домой.

— Тогда почему ты готовишь для меня? — спросила Кэролайн.

— Потому что ты относишься к тем людям, для которых представления об обеде ограничиваются сандвичами. — Он усмехнулся. — Мне не хотелось травмировать твои нежные чувства, предложив равиоли с корешками таро, грибами с трюфельным соусом и маслом — блюдо, которое обычно подают в «Мустье». Дома я могу сделать что-нибудь более…

— Основательное? — подсказала Кэролайн. — Подходящее для провинциальной американки?

Жан-Клод улыбнулся.

— Для очаровательной провинциальной американки, — сказал он, окинув Кэролайн одобрительным взглядом. Она была одета в строгий костюм хорошего покроя и шелковую блузку и представляла собой удивительное сочетание деловой женщины и просто красивой женщины. Выглядела она очень молодо, несмотря на то что уже была замужем и родила ребенка. Она была полна противоречий, эта Кэролайн Годдард, и разительно отличалась от хрупких, утонченных, капризных манхэттенских женщин, с которыми он привык иметь дело.

От его комплимента и взгляда щеки Кэролайн порозовели. Несмотря на ее твердое решение оставаться бесстрастной и несмотря на убеждение, что он говорит все это автоматически, его хорошо проверенные комплименты искусного соблазнителя в сочетании с его очарованием и притягательной силой произвели на нее впечатление, которому она была не в силах сопротивляться. Пока Кэролайн наблюдала, как он вытаскивает пробку из бутылки с белым вином, ей удалось подавить свои непроизвольные эмоции и сконцентрироваться на нереальности самого факта, что она находится сейчас здесь с ним. Такой вот ужин на двоих она не могла даже представить себе. Она не могла даже подумать, что когда-нибудь попадет в Нью-Йорк, когда он впервые пригласил ее и сказал, что она должна отплатить свой долг. И вот теперь они сидели вдвоем на его «чердачке» в Сохо, молодые, здоровые, красивые, мужчина и женщина, и в воздухе между ними как бы проскакивали искры таинственной связи. Кэролайн изо всех сил старалась не замечать всего этого.

— Неужели ты и правда можешь приготовить ужин вот на этом? — спросила она, имея в виду старую печку, а Жан-Клод в это время старательно ввинчивал штопор в пробку.

Он кивнул.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но мне приходилось готовить и на кухоньках поменьше и не так хорошо оборудованных. По-настоящему старых! — сказал он со своим неуловимым и милым французским акцентом, протягивая ей бокал с искрящимся приятно прохладным вином.

— В самом деле? В это трудно поверить, — ответила Кэролайн, принимая бокал. — Лично я вряд ли смогла бы сделать что-нибудь стоящее в такой кухне, хотя должна признаться, что я неважная кухарка. Мы с Джеком умерли бы с голода, если бы не было свежемороженых продуктов и микроволновок.

Жан-Клод состроил гримасу и застонал.

— Микроволновки! — воскликнул он. — Все, что я могу сказать, — это что тебе сказочно повезло, что я сжалился над тобой и пригласил попробовать настоящую еду.

— Тогда скажи мне, что ты приготовил для бедной изголодавшейся провинциальной американки сегодня?

— Canard braise au vin rouge, мадам, — сказал он с церемонным поклоном, как будто был метрдотелем очень изысканного ресторана. — Утку. Тушенную в соусе с красным вином, — перевел он на английский.

Кэролайн вздохнула, представив деликатесное блюдо, которое ее ждет.

— Мне кажется, что я умерла и сразу попала в рай, — сказала она, садясь в одно из брезентовых кресел, стоявших возле соснового стола, и вдыхая смешанный запах красного вина, тмина и лука, с которыми готовилась утка. — Это для меня просто роскошь, — заявила Кэролайн и, не желая дать ему шанс съязвить, добавила: — Я имею в виду, что для меня специально готовят.

Она откинулась на стуле, отпивая приятное вино, а Жан-Клод подошел к стереопроигрывателю и поставил компакт-диск с квартетом Моцарта. Когда он приглашал Кэролайн, то сказал, что всю работу будет делать сам, и, уставшая после суеты дня, она с удовольствием приняла это условие. Он поставил на стол белые фаянсовые тарелки и бокалы ручной работы — Жан-Клод объяснил ей, что они из Мустье. На столе стояли свечи и маленькая вазочка с красными анемонами. Перед каждой тарелкой лежали аккуратно сложенные льняные салфетки. Кэролайн поймала себя на мысли, что на Сисси все это произвело бы хорошее впечатление.

Жан-Клод стоял перед маленьким разделочным столиком и очищал спаржу, сезон которой только начинался. Он был очень привлекательным мужчиной, и Кэролайн до сих пор не верилось, что она находится с ним здесь, в его необычной квартире. Только сегодня утром, когда Сисси получила почту, она видела его фотографию в «Нью-Йорк пост» — он был на премьере нового фильма с актрисой Региной Куинн. А день назад там же была заметка Лиз Смит о его связи с Мэрили Стерлинг, очаровательной директрисой рекламного агентства. И Кэролайн напомнила себе, что она — Кэролайн Шоу, выросшая «на той стороне улицы», и не из тех, кто шагает впереди всех. Так почему она оказалась здесь? Что такое увидел в ней Жан-Клод Фонтэн? Очередную победу? Очередную дырку в ремне? Или просто он был послушным сыном и делал одолжение знакомой его отца?

— Как прошел сегодняшний день? — спросил он, прерывая ее размышления. — Что касается меня, то день был кошмарным. Мой кондитер пригрозил, что уйдет от меня.

— Почему? Ты что, настаивал, чтобы он добавлял сушеные томаты в яблочный пирог? — поддразнила его Кэролайн.

— Что ты, в какой яблочный пирог? — с притворным ужасом отпарировал он. — В «крем-карамель»!

Они посмеялись над шуткой.

— А мой день не был кошмарным. Но очень длинным. И утомительным, — сказала Кэролайн, наблюдая, как Жан-Клод выдавливает лимонный сок и вливает его в зеленое оливковое масло, добавляет мелко порезанный лук и поливает этой смесью спаржу. В черной рубашке поло с расстегнутым воротом и в плотно сидящих джинсах, подчеркивающих его бедра и длинные ноги, он был просто неотразим. Неудивительно, что женщины увивались вокруг него. Неудивительно, что он произвел такой фурор в «Романтике любви». Как только ее мысли о его привлекательности и чувственности достигли той силы, что она почувствовала себя неловко, Кэролайн посмотрела на свое вино и приказала себе сконцентрироваться на чем-нибудь, что подходило бы для непринужденной беседы. Вместо того чтобы позволить своим фантазиям разыграться, она перескочила на спасительную тему своего бизнеса и рассказала Жан-Клоду, как прошел ее день.

— Я заходила в различные выставочные павильоны, чтобы подобрать специфические товары для моего магазина. Довольно трудно найти действительно красивые и необычные вещи, ведь постоянно приходится бороться с бешеным уличным движением Нью-Йорка…

— И с манерами ньюйоркцев, — закончил он за нее. — По-моему, ты заслужила хороший ужин. — Он открыл духовку, чтобы проверить, протушилась ли утка. — Ну-ка, попробуй. — Он поднес к ее губам деревянную ложку с каким-то пахучим густоватым соусом.

Она осторожно попробовала и ничего не сказала.

— Ну, как? — Жан-Клод стоял перед ней, скрестив руки на груди, и ждал комплимента, в котором ни минуты не сомневался.

Кэролайн подержала соус во рту, медленно и задумчиво проглотила его, а Жан-Клод терпеливо ждал, считая, что она пытается подобрать слова, чтобы выразить то, что сейчас испытывает.

— Никакого вкуса, — сказала она, пожав плечами.

— Никакого вкуса?! Моя «канар брэзе о вэн руж»? — Жан-Клод не верил своим ушам. Он тут же поднес ложку к губам и сам попробовал соус из красного вина. — Ведь это восхитительно! — воскликнул он. — Что же ты… — Он снова попробовал соус, и понял, что над ним подшутили. — Очень смешно, Кэролайн, — с укоризной сказал он. — Очень смешно.

— Просто не могла удержаться, — призналась она, прекрасно понимая, что он совершенно не привык к тому, чтобы его критиковали. — Но я заслужу прощение?

Жан-Клод выдержал время, чтобы помучить Кэролайн, как она только что мучила его.

— Только в том случае, если скажешь правду, что ты об этом думаешь. — Он снова протянул ей ложку с соусом.

— Потрясающе, — с улыбкой произнесла она, все еще чувствуя на языке привкус вина, смешанного с пряностями и соком утки. — Впрочем, я подумала и решила, что не просто потрясающе. Это грандиозно.

— Грандьозно, — повторил Жан-Клод с французским акцентом. Наклонившись, он взялся за самодельную ручку духовки и закрыл ее. По его мнению, утка должна была потушиться еще пару минут. Он поставил на сервировочный столик блюдо со спаржей и корзиночку с хрустящей золотистой багеткой, завернутой в льняную салфетку, и провозгласил, что можно приступать к первому блюду. Жан-Клод зажег конусообразные восковые свечи, налил еще вина и занял стул напротив Кэролайн, расстелив на коленях салфетку.

— За наш первый вечер! — провозгласил он, поднимая бокал.

— Первый? — Кэролайн вопросительно подняла брови.

— Один из многих, которые, как я надеюсь, последуют за этим, — сказал Жан-Клод и, поднеся свой бокал к ее бокалу, дотронулся пальцами до ее пальцев. Соприкосновение было несколько дольше, чем могло бы быть.

Кэролайн подумала, что он просто неисправим. Непревзойденный льстец, искушенный в комплиментах.

Они выпили вина, и Жан-Клод подал первое блюдо, положив немного спаржи на тарелку Кэролайн и столько же себе.

— Прекрасная еда для прекрасной дамы, — сказал он.

Кэролайн улыбнулась. Она ничего не могла с собой поделать — ей был приятен его комплимент, хотя она прекрасно понимала, что не надо строить иллюзий, ведь Жан-Клод говорит такие комплименты всем подряд.

— Спасибо, — ответила она, откусив кусочек аспарагуса и наслаждаясь свежим лимонным привкусом соуса и приятным травяным запахом овоща. — Очень вкусно. «Грандьозно», — попыталась она сымитировать его французский акцент.

Он кивнул, молча принимая ее похвалу. На мгновение их глаза встретились. Его изумрудные глаза за темными ресницами и ее светло-карие с интригующими зеленоватыми и темными пятнышками, затененные черными ресницами.

— Может быть, ты покажешь мне, как это делается? — спросила Кэролайн.

— Ох, моя дорогая, — прошептал он со своим таким сексуальным акцентом. — На свете есть масса вещей, которые я показал бы тебе, как делаются, но сейчас у меня на уме далеко не рецепт приготовления спаржи.

Кэролайн улыбнулась.

— Знаешь, ты действительно неподражаем, Жан-Клод, — сказала она.

— Неподражаем? — Он притворился обиженным. — Когда все, что я говорю, — чистая правда?

Да, этот человек неисправим! Кэролайн просто не знала, что ему сказать, и только покачала головой, удивляясь, как легко и непринужденно он находит слова и одерживает над ней верх. Впервые с начала вечера она почувствовала, что для нее нет легкого пути назад. Может быть, это подействовало вино и она расслабилась? Но ведь было так приятно, что для нее готовят, совсем не противно слушать комплименты и просто здорово подшучивать над ним в ответ на его шутки. Может быть, настало время насладиться этим вечером — и красивым, очаровательным французом, который сидит напротив.

— Куда бы я ни пошла в Нью-Йорке, люди только и говорят, что о «Мустье», — сказала она. — Ты можешь мне объяснить, как ты сумел сделать его таким популярным? Я знаю кое-что о розничной торговле, но совершенный профан в ресторанах.

— Все не так здорово, как кажется, — ответил Жан-Клод. — Фактически это очень тяжелый, кропотливый труд с утра до вечера. Это сегодня я ушел пораньше, чтобы приготовить для тебя ужин, моя дорогая, но обычно все мои вечера посвящены работе, а не развлечениям.

— Не развлечениям? — переспросила Кэролайн. — А как же тогда Регина и Мэрили?

— Ну ладно. Совсем немного развлечений, — признался он, польщенный, что она читала о нем. — Но скажу тебе честно: зачастую мне приходится вставать в пять часов, чтобы проследить за доставкой рыбы и мяса, проверить, получено ли столовое белье и цветы и что все овощи самого лучшего качества. Мне нужно следить, чтобы повара строго соблюдали мои рецепты, чтобы все клиенты, зарезервировавшие столик, получили именно то место, которое хотели, мне нужно приготовить специальные блюда для постоянных клиентов, подобрать к каждому блюду вино и ликеры. А потом у меня встреча с издателем, который настаивает, чтобы я ускорил написание второй кулинарной книги. И еще все эти постоянные телефонные звонки бухгалтеров, агентов, поставщиков… Что ж, как говорят американцы, я думаю, что «нарисовал полную картину»?

— Мне и в голову не приходило, что ты так много работаешь, — призналась Кэролайн, на которую произвело впечатление, как много рутинной работы у таких рестораторов, как Жан-Клод, рутинной работы, с которой ей самой пришлось столкнуться у себя в «Корпорации». Впервые она подумала, что у них с Жан-Клодом гораздо больше общего, чем ей казалось.

— Конечно, не приходило. Ведь ты вбила себе в голову, что единственное, чем я занимаюсь, — это сопровождаю разных знаменитостей на премьеры.

Кэролайн рассмеялась.

— Но ведь ты находишь время и для этого?

— Для любви всегда есть время, — сказал он. — Мы, французы, не стыдимся наших желаний, дорогая.

Кэролайн поняла, что он считает ее щепетильной женщиной, зажатой и держащей себя в узде, женщиной, которая скорее умрет, чем признает свои сокровенные желания. Она решила не обижаться, но в глубине ее души затаилась мысль, что, может быть, она и в самом деле немного пуританка.

— Я просто завидую твоему характеру. Каждый раз, когда я представляю себе, что снова влюбилась, то… Нет, просто я не хочу пробовать еще раз, — сказала Кэролайн. — Знаю, что это звучит нелепо, но иногда мне кажется, что я могу принести несчастье человеку, сделавшему глупость и связавшемуся со мной.

— Несчастье? Что дает тебе основание так думать? — спросил Жан-Клод, явно озадаченный. Для него это был полный абсурд.

— Потому что Джеймс полюбил меня и не прошло и года, как он умер, — сказала она со слезами на глазах, как всегда, когда говорила о нем.

— Твой муж погиб в результате несчастного случая, — сказал Жан-Клод, который от отца знал эту трагическую историю. — Ты не была причиной его смерти. Жизнь полна неожиданностей. Иногда они приятные, иногда наоборот. — Он немного помолчал. — Например, вот эта. Она определенно приятная.

— Эта? — спросила Кэролайн, не понимая, о чем он говорит.

— Ты здесь. Мы вместе. Наш ужин. Это очень приятная неожиданность, — сказал он, действительно говоря то, что думает. — Я наслаждаюсь каждым мигом нашей встречи.

Кэролайн посмотрела ему в глаза. Ведь она тоже наслаждалась, такого с ней не случалось вот уже столько лет. Она посвятила свою жизнь Джеку и «Романтике любви». У нее не оставалось ни времени, ни сил на развлечения. Но сейчас она так хорошо себя чувствовала — женственной, легкомысленной и желанной, — снова в компании с мужчиной, молодым, красивым, очаровательным, которому она нравится или который очень искусно делает вид, что она ему нравится.

— Я тоже, — смущенно призналась Кэролайн, почувствовав, как порозовели ее щеки.

— Я рад. Очень рад, — сказал он и, решив, что настало время удивлять ее дальше своим кулинарным искусством, встал из-за стола, отнес использованные тарелки в раковину и через минуту вернулся с бело-голубым блюдом, на котором лежала утка в красном соусе и черные маслины. По краям блюда был разложен хрустящий картофель, посыпанный мелко порезанным луком. За этим последовал холодный салат «фризе», слегка приправленный зеленоватым соусом, чуть острый на вкус. Церемонно поставив блюда на стол, он открыл бутылку «Эрмитажа», терпкого красного вина из погребков Кот-дю-Рон, которое он специально выбрал для главного блюда. Кэролайн непроизвольно следила за тем, как легко и грациозно он двигался. Ей нравилась его уверенность, чувственность каждой его улыбки, каждого жеста. Почувствовав неожиданную потребность узнать о нем побольше, узнать, какой он в душе, Кэролайн спросила, не скучает ли он по Франции.

— Конечно, — ответил Жан-Клод. — Ведь там мои корни. И кроме того, Нью-Йорк так поверхностен.

Кэролайн рассмеялась.

— Палм-Бич провинциален, а Нью-Йорк поверхностен. Есть ли такое место, которое тебе понравилось бы?

Он тоже засмеялся.

— Не могу утверждать, что мне не нравится Нью-Йорк, — начал оправдываться он. — Просто в Нью-Йорке сами люди очень меркантильные.

— Почему ты так говоришь? — спросила Кэролайн. Те ньюйоркцы, с которыми ей доводилось встречаться, совсем не показались ей меркантильными.

— У меня очень часто возникает чувство, что меня используют. Это не очень приятное чувство, и оно не имеет ничего общего с тем человеком, каким я являюсь в действительности, — ответил он, а Кэролайн в это время пробовала сочное мясо утки, пропитанное соусом.

— И какой же ты человек?

— Человек сильных чувств и с традиционными ценностями, — сказал Жан-Клод.

Кэролайн внимательно посмотрела на него.

— Итак, ты исключительный повар, известный ловелас, и человек традиций? — Она рассмеялась, одновременно удивляясь, как на такой убогой кухне можно было приготовить такие вкусные блюда и как такой искушенный человек из Европы может декларировать обычные человеческие ценности.

— Я согласен с тем, что я «исключительный повар». Но несколько любовных связей не обязательно означают, что я ловелас, — поправил он ее. — И еще в определенном смысле в важных для меня вопросах я действительно человек традиций. Мне нужны корни, я хочу принадлежать кому-нибудь. Я хочу, чтобы кто-то принадлежал мне. Я с этим вырос. И здесь я нисколько не изменился.

— Это значит, что ты похож на своего отца? — спросила Кэролайн, отпивая вино. Она вспомнила Пьера и Шанталь, проживших вместе долгую счастливую жизнь. Может быть, такие отношения и имел в виду Жан-Клод? Такие, которым он был свидетелем с самого детства?

— Да, очень, — ответил Жан-Клод.

Кэролайн улыбнулась ему, опустив бокал.

— Извини, что я неправильно думала о тебе, — сказала она, сама не зная, стоит ли это говорить.

— Извинение принято. Чем больше времени ты будешь проводить со мной, тем быстрее поймешь, что я совсем не большой сердитый серый волк.

— Хорошо, тогда, может быть, просто волк?

— Послушай, Кэролайн, что ты скажешь на то, что с первого дня, когда папа рассказал мне о тебе, я начал о тебе думать? Думать об этой прекрасной молодой вдове, которая взвалила себе на плечи непосильный груз. Папа говорил, что ты никогда не развлекалась, никогда не встречалась с мужчинами после смерти мужа. Это меня очень опечалило, дорогая. Очень, поверь. И когда мы наконец встретились, я подумал, что, может быть, смогу вернуть тебя к жизни. Может быть, смогу доставить тебе радость. — Он немного помолчал.

Кэролайн чувствовала, как все ее барьеры расплавляются под воздействием вина и обаяния человека, сидевшего напротив.

— Видишь ли, от тебя мне нужно нечто большее, чем простой флирт, — просто сказал он. — Но ведь и ты чувствуешь то же самое, не так ли, Кэролайн? Неужели тебе не хотелось остаться со мной наедине так же сильно, как и мне?

Она смотрела в его зеленые глаза и чуть не позволила им соблазнить себя, а тут еще были прекрасная еда, Моцарт и сам Жан-Клод. Он был таким льстецом, таким очаровательным льстецом, что она уже даже не знала, где он серьезен, а где пускает в ход свои обычные уловки. И все же что-то в его тоне заставляло поверить ему.

— Просто не знаю… — нерешительно ответила она, не желая обсуждать с ним свои чувства. — Но если бы мне и хотелось, так что из этого? Ты живешь в Нью-Йорке, я живу в Палм-Бич. У тебя свой серьезный бизнес и активная общественная жизнь. У меня свое дело и ребенок, ради которого, как я думаю, восходит и заходит солнце. Я просто не представляю себе, как мы можем думать о «флирте», не говоря уже о чем-нибудь большем…

— Итак, ты признаешь, что тоже думала обо мне? О нас?

— Конечно, ты очень привлекательный мужчина, — призналась Кэролайн, взглянув наконец ему в глаза.

Они сидели молча, и в воздухе повисла напряженная тишина, наполненная эмоциями и желаниями. Когда музыка кончилась, Жан-Клод собрал тарелки и принес креманку с воздушным муссом, хрустящее лимонное печенье, маленькие самодельные трюфели, обсыпанные какао, и дымящиеся чашечки с кофе.

Они ели и пили молча, каждый был погружен в свои мысли, и теперь им трудно было сконцентрироваться на еде. Жан-Клод страстно желал близости с Кэролайн, в этом не было сомнения, но он прекрасно понимал, что она в замешательстве оттого, что их отношения могут стать серьезными, даже несмотря на то что ее тянуло к нему не меньше, чем его к ней.

Наконец Кэролайн удалось справиться с собой.

— Уже поздно, и мне пора идти, — сказала она, вставая и отодвигая стул.

— Пожалуйста, не уходи. Останься еще немного, — попытался уговорить ее Жан-Клод, бросив взгляд на помпезную кровать в глубине помещения, которая была видна и с кухни тоже.

Кэролайн просто физически ощущала эту кровать, такую близкую и заманчивую, она видела этого чувственного мужчину, желание в его глазах, она понимала, что прошло почти шесть лет с тех пор, как она последний раз занималась любовью.

— Нет, мне нужно идти. Так будет лучше для нас обоих, — сказала она.

— Только не для меня. Для меня это нисколько не будет лучше, — повторил Жан-Клод. Он протянул руку и коснулся ее лица. Как только его пальцы прикоснулись к ее щеке, она почувствовала как бы электрический разряд, пронзивший ее насквозь, — разряд, который она уже совсем забыла и который, как она думала, больше никогда не почувствует. Не в силах справиться с собой, она мягко убрала его руку и переплела их пальцы.

— Я просто не знаю, как выразить то, что я чувствую, — призналась она, в то время как их пальцы сплетались все крепче. — Я так долго говорила себе, что моя жизнь будет заключаться только в Джеке и в «Романтике любви». И больше ни в ком и ни в чем.

— Тогда послушай меня, Кэролайн. Мне просто необходимо еще увидеть тебя. Побыть с тобой.

Она посмотрела на их руки, жившие своей жизнью, ласкавшие друг друга и касавшиеся друг друга, и тихонько высвободила ладонь.

— Я еще не готова, — прошептала она неожиданно охрипшим голосом.

Как только она отстранилась, Жан-Клод шагнул к ней, и снова погладил ей лицо, затем волосы, затем его рука опустилась ей на спину. Кэролайн непроизвольно подняла голову, подставив ему обнаженную шею и позволив целовать ее.

— Жан-Клод, — прошептала она.

— Милая, такая милая, — шептал он хрипловатым от желания голосом, откинув назад ее шелковистые волосы и целуя ямку на ее шее.

— Нет, мы не должны… — Кэролайн чувствовала, как он становится все более настойчивым.

— Ты такая прекрасная, — продолжал Жан-Клод, не обращая внимания на ее слабые протесты, тонувшие в сладострастном ощущении его губ на коже.

Да, Кэролайн чувствовала себя прекрасной, впервые за все это время. Но она боялась оказаться в ситуации, которой не сможет управлять. Перед Жан-Клодом Фонтэном было трудно устоять, но ведь он жил и работал за много миль от Палм-Бич. Больше того, он уже был звездой и, как она сегодня узнала, собирался прославиться еще больше. И еще он имел хорошо задокументированную репутацию соблазнителя, менявшего женщин, словно они были очередным пунктом меню в его ресторане. Сначала актриса с Бродвея, потом эта суперзвезда рекламы, и на ней список не кончался. Не окажется ли Кэролайн лишь еще одним именем в этом списке — именем, которое этот соблазнитель пометит очередной галочкой? На самом ли деле она ему дорога? Можно ли уступать ему сейчас? Можно ли? Это будет трудно для нее. Ей придется лицом к лицу столкнуться со своими чувствами, иметь дело с той стороной своей личности, которую она так тщательно скрывала даже от себя. Кэролайн прекрасно понимала, насколько она уязвима и каким непереносимым для нее может оказаться разочарование.

«Нет!» — решила она вдруг. Нет. Сейчас не время. Она сказала ему правду: она была еще не готова. Ей хотелось остаться в коконе, который она свила для себя. Она хотела спокойствия, не хотела раскрывать свою душу, чтобы потом, возможно, оказаться обманутой. Несмотря на то что говорила Сисси, Джеймс до сих пор был ее единственным мужчиной в целом мире, единственным, с которым она могла заниматься любовью, единственным, кого она могла любить.

Кэролайн отстранилась от Жан-Клода и снова сказала, что ей пора идти. На этот раз он не останавливал ее.

Жан-Клод подал ей пальто и проводил на улицу, где остановил такси. Взяв руку Кэролайн, он поднес ее к своим губам и нежно поцеловал.

— Когда-нибудь, — просто сказал он, глядя ей в глаза, и его слова были понятны им обоим.

Он открыл дверцу такси, помог Кэролайн сесть и долго смотрел ей вслед, пока машина не скрылась во мраке ночи.

Глава 22

Вечер, проведенный с Жан-Клодом, разбудил воспоминания Кэролайн об их первых встречах с Джеймсом, и она почти всю ночь ворочалась с боку на бок, пытаясь разобраться в своих чувствах. Слова Сисси, сначала обидные, начали приобретать все больший и больший смысл теперь, когда у Кэролайн было время подумать над ними. Сисси права: шесть лет траура — слишком большой срок. Слишком большой? До тридцати Кэролайн было еще далеко, по всем стандартам она была еще молодой женщиной. Неужели она привязала себя к прошлому и создала иллюзии, не имеющие никакого отношения к реальности? Неужели она сама возвела Джеймса и их взаимную страсть на пьедестал, до которого не мог дотянуться ни один смертный? Неужели она слишком идеализировала их любовь, уверившись, что это их чувство совершенно? Что она в сущности знала о мужчинах, об отношениях с ними? Будучи подростком, она не пользовалась успехом у мальчиков и жила уединенно. Ее никогда не приглашали на вечеринки или на прогулки, никогда даже не поцеловали на заднем сиденье машины. В школьные годы она ни разу не ходила на свидание. Джеймс Годдард был единственным мужчиной, посмотревшим в ее сторону. Кэролайн поняла, что у нее совершенно нет опыта, чтобы с кем-нибудь сравнивать ее исключительно романтического супруга.

Но хуже всего было то, что ее чувства по отношению к французу были совершенно запутанными, и она действительно страдала от неопределенности. Правильно ли она себя повела? Кэролайн поймала себя на мысли, что не имеет ни малейшего представления, как взрослая женщина должна вести себя с мужчиной — особенно с тем, к кому ее тянет. Правильно ли она сделала, позволив Жан-Клоду обнимать ее? Может быть, она сама спровоцировала его на это? Разумно ли она поступила, уйдя из его квартиры, несмотря на его попытки удержать ее? Может быть, ей следовало остаться? А может быть, самым лучшим было держаться от него подальше? Или наступило время, когда ей стал нужен мужчина? Их определенно тянуло друг к другу. Но была ли она готова к таким отношениям? С ним? С человеком из другого города? С человеком, живущим в бешеном ритме, «послужной список» которого уже и так переполнен.

Эти вопросы преследовали и мучили ее, и только около трех часов ночи ей наконец удалось заснуть. Кэролайн проспала бы до полудня, если бы не горничная Сисси, которая постучала в дверь.

— Вас к телефону, миссис Годдард, — приоткрыв дверь, сказала Колин О'Мэлли, горничная, которая работала у Сисси вот уже много лет.

— Меня? — недовольно спросила Кэролайн. Это был ее последний день в Манхэттене, и, несмотря на то что оставались незавершенными кое-какие дела, ей так хотелось еще хоть немного понежиться в постели.

— Да, вас спрашивает какой-то джентльмен.

Кэролайн подумала, что раз это джентльмен, то это, скорей всего, Жан-Клод, который хочет обсудить то, что произошло между ними вчера вечером.

— Ты не можешь сказать ему, что сейчас я не могу подойти? — попросила Кэролайн, желая избежать или по крайней мере отсрочить обсуждение ее запутанных чувств. Ей требовалось время, чтобы выяснить для самой себя, что она чувствовала по отношению к Жан-Клоду и как, по ее мнению, могут развиваться их отношения дальше.

Миссис О'Мэлли открыла дверь пошире.

— У него такой голос, как будто он очень спешит, — сказала она с сильным ирландским акцентом. — Он не просил пригласить вас, он приказал.

— Он говорит с французским акцентом? — спросила Кэролайн.

— Нет, мэм. — Миссис О'Мэлли пожала плечами.

Кэролайн удивленно подняла брови и вылезла из постели. Накинув халат, она поспешила в гостиную Сисси, где на кофейном столике стоял телефон.

— Алло? — сказала она в трубку.

— Это Клиффорд.

— О, доброе утро, Клиффорд. — С тех пор как они встретились в Палм-Бич, он несколько раз звонил ей, а когда она сказала ему, что собирается в Нью-Йорк, он предложил как-нибудь встретиться в баре, пока она там будет. Но каждый раз, когда они конкретно договаривались о времени и месте, ее снова охватывали подозрения и она звонила секретарше и просила передать ему, что встреча не состоится. Но теперь он был опять у телефона, а для нее это был последний день в городе.

— Я хотел бы увидеться с вами. Скажем, где-то около шести часов, — решительным, как всегда, тоном сказал он. Кэролайн знала, что Клиффорда Хэмлина ответ «нет» никогда не устраивал. По крайней мере надолго. Кэролайн также знала, что его властный тон и манеры лидера оказывают на нее воздействие и волнуют ее, несмотря на то что она его побаивалась.

— Знаете, это мой последний день в Нью-Йорке, и у меня очень плотное расписание, — сказала Кэролайн, борясь с желанием увидеться с ним.

— Я прекрасно осведомлен о плотных расписаниях, — сказал он немного насмешливо, потому что как раз в это время просматривал свой ежедневник, испещренный записями. — Если честно, то у меня в семь торжественный прием. Но вы могли бы встретиться со мной в шесть у меня на квартире — ведь понятно, что вы не можете прийти ко мне в офис. У меня есть кое-что важное, что мы должны безотлагательно обсудить.

— Может быть, вы можете мне сказать это по телефону? — попыталась отвертеться Кэролайн.

— Нет, это можно обсуждать только при личной встрече. То, что я хочу сказать, очень важно для вашего будущего и для будущего Джека. Не говоря уже о вашей «Корпорации».

Кэролайн не могла не признать, что ей действительно хочется увидеться с ним. Он такой целенаправленный, энергичный, такой умный и привлекательный человек, хотя совсем в другом стиле, чем Жан-Клод. Клиффорд стал для нее как бы вызовом, он интриговал Кэролайн, даже несмотря на ее подозрения относительно мотивов его интереса к ней. И вот теперь он сказал, что у него есть какие-то новости, что-то важное для ее будущего и для будущего ее бизнеса, что-то такое, что может ей помочь содержать себя и сына.

Она взглянула на часы и попыталась прикинуть, успеет ли она до шести управиться со всеми делами, ведь это был ее последний день в Нью-Йорке. Чуть позже у нее будет встреча с парфюмерами, а до этого — с флористом, который делал искусственные цветы из шелка. Кроме того, ей нужно было посетить филиал «Секрета победы» на Пятьдесят седьмой улице и еще несколько магазинчиков, чтобы присмотреть какие-нибудь идеи для «Романтики любви». А потом будет вечеринка с коктейлями, про которую говорила Сисси.

— Где ваша квартира? — наконец спросила она.

— Дом 1040 на Пятой авеню, — сказал Клиффорд, просияв от одной мысли, что снова увидит ее, и довольный, что наконец сумел ее уговорить. — Это напротив Метрополитен-музея.

— Хорошо. Увидимся в шесть, — сказала Кэролайн и повесила трубку.

Она зевала и потягивалась, когда в комнату вошла миссис О'Мэлли и предложила ей завтрак.

— Только кофе, — сказала Кэролайн горничной и, включившись в бешеный ритм манхэттенской жизни, побежала в ванную. — У меня и так был запланирован очень насыщенный день, а теперь он стал еще более насыщенным.

Встреча в выставочном зале оптовой продажи искусственных цветов на пересечении Шестой авеню и Двадцать шестой улицы закончилась подписанием контракта, согласно которому «Корпорация «Романтика любви»» будет получать шелковые цветы тематических оттенков в зависимости от сезона. Контракт был подписан за столом в стиле «формика». Состоявшаяся беседа была чисто деловой: обсуждались суммы в долларах и Центах, сроки поставок и объемы партий. Встреча на Пятьдесят седьмой улице, на которой обсуждалась парфюмерия, напротив, оказалась больше развлечением, чем бизнесом. Кэролайн встретилась с исполнительными директорами фирмы и перенюхала никак не меньше дюжины различных ароматов, чтобы выбрать подходящий для туалетной воды, которую она будет продавать в своей «Корпорации», — аромат, который отражал бы атмосферу магазина, настоенную на романтике, чувственности и приключениях.

— Они все такие замечательные, но я совершенно запуталась! — воскликнула Кэролайн, попытавшись оценить восемь Различных запахов и разглядывая все эти многочисленные бутылочки и флаконы самых разнообразных форм, украшенные яркими этикетками. — Я просто не в состоянии сделать выбор. Они все начинают пахнуть одинаково.

— Обычно люди могут по-настоящему оценить только три аромата, — сказала Патриция Кент, вице-президент компании по маркетингу. — После этого наше обоняние притупляется. Вот что я вам скажу: лучше я подготовлю выбранные вами образцы, и вы сможете взять их в Палм-Бич, а там уж, освоившись, сделаете выбор. Подумайте, спросите своих клиентов и друзей. Посмотрите на их реакцию. Это важное решение, которое требует времени.

Еще до окончания встречи Патриция загрузила полотняную сумку Кэролайн различными флаконами с пробными образцами туалетной воды. Лаванда и лилия, жасмин и гвоздика, роза и фиалка — Кэролайн хотелось как можно скорее опробовать их.

Ровно в шесть часов Кэролайн вошла в величественное старинное здание на Пятой авеню, где жил Клиффорд Хэмлин. Мраморный пол холла был устлан мягкими восточными коврами, а антикварные стулья с тканой обивкой как будто только и ждали, чтобы кто-нибудь на них присел. Холл освещали тяжелые хрустальные люстры и сверкающие отполированные бра. Служащие в униформах выглядели неприступными и устрашающими. Кэролайн осмотрелась и на мгновение снова почувствовала себя пятнадцатилетней девочкой, крадущейся на цыпочках по «Брэйкерсу» в надежде, что ее не заметят, не схватят за руку и не выставят вон. Но она быстро пришла в себя, вспомнив, что ей уже не пятнадцать, что она уже не такая молодая и неискушенная, как когда-то, и уже не боится богатых и наделенных привилегиями людей. И все же, когда консьерж во фраке подошел к ней и спросил, к кому она, Кэролайн почувствовала отголоски своей бывшей неуверенности и ее ладони немного вспотели.

— Я Кэролайн Годдард, — сказала она. — У меня назначена встреча с мистером Хэмлином. Он меня ожидает.

Он поднял трубку, что-то спросил и кивнул Кэролайн.

— Мистер Хэмлин ожидает вас, миссис Годдард, — подобострастно произнес он, сопровождая Кэролайн к сверкающему лифту, освещенному канделябрами. Лифтер в униформе поднял ее на верхний этаж.

— Апартаменты мистера Хэмлина налево, — сказал он, когда они достигли верхнего этажа этого шикарного здания, где жили деловые магнаты, «великие моголы» прессы и члены королевских семей из разных стран.

Кэролайн кивком поблагодарила лифтера, хотя его совет оказался лишним: квартира Хэмлина занимала весь этаж и была здесь единственной!

Кэролайн уже собиралась позвонить в звонок рядом с выгравированным на золотой пластинке номером 14А, как дверь открыл слуга-малаец, который поклонился, провел ее внутрь и жестом показал, чтобы она подождала в холле, где вся обстановка выглядела очень официально. Это было большое прямоугольное помещение со стеклянной крышей, на стенах висели большие абстрактные картины. На длинной тумбе из полированного дерева, явно японского происхождения, стояла фарфоровая ваза с веточками айвы.

— Мистер Хэмлин сейчас вас примет, — сказал слуга с британским акцентом и непроницаемым взглядом.

Кэролайн посмотрела на часы — было уже пять минут седьмого. И тут появился Клиффорд. На нем был темный костюм отличного покроя и безупречно повязанный шелковый галстук.

— Кэролайн, я так рад, что вы смогли прийти, — дружески сказал он и пожал ей руку. Она была еще милее, чем он помнил: волнующее сочетание прекрасно одетой деловой женщины и свежей прелести красавицы американки. Клиффорд поймал себя на мысли, что, может быть, она не просто привлекает его, а здесь кроется нечто большее. Неужели то, что он часто думал о ней, пытался представить себе ее жизнь с Джеймсом Годдардом, представлял ее рядом с собой, мечтал о ней, когда ложился спать, означало, что он полюбил ее? Женщину, которую видел всего лишь раз?

— Вы сказали, что нам нужно обсудить что-то важное, что, — сказала она. — То, что можно обсудить только лично.

— Да, — ответил Клиффорд и пригласил ее следовать за ним в сверхсовременный, но удивительно уютный кабинет.

Кэролайн села в кожаное кресло и приготовилась выслушать то, что ей скажет Клиффорд.

— Будете что-нибудь? — спросил он, садясь за стол. На низком столике возле ее кресла стоял поднос с приготовленным чаем и кофе.

Кэролайн покачала головой:

— Нет, спасибо. Все хорошо. Ваша квартира производит просто ошеломляющее впечатление. — Она посмотрела на картины, развешанные на стенах кабинета. Они тоже были выполнены в абстрактной манере, странные, но полные какого-то тайного смысла.

— Если вы имеете в виду картины, то их написал Пауль Клее, швейцарский художник начала двадцатого века, — сказал Клиффорд, заметив любопытство в ее взгляде.

— Они просто интригуют. Как и все в вашем кабинете. Вы сами придумали декор? — спросила Кэролайн, по достоинству оценив богатые кожаные кресла, письменный стол из розового дерева, книжные шкафы до самого потолка и вид на прекрасно оформленную террасу за окном. Та квартира на чердаке, где вчера ее развлекал Жан-Клод, была по-домашнему уютной, наполненной звуками музыки и запахами готовящейся еды. Резиденция Клиффорда Хэмлина была просторной, безукоризненно элегантной и полной спокойствия.

— И да и нет, — ответил Клиффорд. — Я, конечно, нанял декоратора, а потом забраковал все, что он хотел купить, и все его замыслы. Вы могли бы назвать меня привередливым клиентом.

В этом Кэролайн не сомневалась. Она догадывалась, что Клиффорд всегда был прав, считал себя правым и контролировал все, чего касалась его рука.

Глядя на него, она поймала себя на мысли, что Клиффорд — очень загадочная личность. Он выглядел таким безупречным и щеголеватым в сшитом на заказ костюме, таким неприступным, строгим и полным скрытой энергии. Казалось, что он, хладнокровный и решительный, управляет каждым мгновением. Он одновременно интриговал и пугал Кэролайн и, несмотря на ее настороженность по отношению к нему и твердое решение не поддаваться его влиянию, волновал ее.

Клиффорд начал беседу с того, что спросил о результатах последних попыток получить ссуду для «Романтики любви».

— Пока еще никто не клюнул, — сказала она и только собиралась перейти к подробностям ее визитов в банки, как зазвонил черный телефон прямой связи на его столе.

— Извините, меня на минутку, — сказал Клиффорд и ответил на звонок. Кэролайн наблюдала, как он разговаривал с кем-то по имени Питер о рисках и вознаграждениях в сфере торговли товарами народного потребления. Потом он положил трубку и снова повернулся к ней. — Итак, вы говорили…

— Я как раз хотела сказать, что банки совсем не заинтересовались идеей открытия второго магазина, — снова начала она. — По правде говоря, я…

Ее снова прервал телефонный звонок.

— Простите, я быстро, — сказал Клиффорд, взял трубку и стал говорить с каким-то бухгалтером или юристом о налоговых проблемах какого-то клиента. — Еще раз прошу прощения, — сказал Хэмлин, снова положив трубку. — Так вы говорили, что банки отказались помочь вам?

— Да, там вели себя со мной, как будто моя «Корпорация» — это хобби, а не средство существования…

И снова зазвонил телефон.

— Я быстренько отвечу, и мы продолжим, — сказал Клиффорд, поднимая трубку. На этот раз разговор шел о марже двух замороженных продовольственных компаний. — Я снова прошу прощения, — с улыбкой сказал Клиффорд, повесив трубку. — Так вы говорили мне, что…

На этот раз его прервала Кэролайн.

— Послушайте, — сказала она вежливо, но твердо, — я понимаю, что вы очень заняты и что используете для меня свободную минутку между другими, более важными встречами. Но ведь именно вы пригласили меня сюда, чтобы обсудить что-то важное, что-то имеющее отношение к моей «Корпорации». И еще вы сказали, что у вас есть только один час для меня, — Кэролайн взглянула на часы. — Теперь уже двадцать пять минут седьмого, значит, у нас осталось ровно тридцать пять минут.

Клиффорд Хэмлин рассмеялся, и от этого его строгое лицо вдруг стало мягче, вокруг проницательных серых глаз собрались морщинки. Кэролайн поймала себя на мысли, что любуется им, и тут же напомнила себе, что он работает исполнительным директором в «Годдард-Стивенс». Он — человек, жизнь которого зависит от Чарльза Годдарда, ее заклятого врага. Человек, которому она не должна доверять…

— Я хочу сказать вам вот что, — Клиффорд включил автоответчик и хитро улыбнулся. — Пусть эти тридцать пять минут мои клиенты попробуют сами порешать свои проблемы, ими я займусь потом.

— Я польщена. — Кэролайн улыбнулась ему. — А теперь, надеюсь, вы согласны выслушать мою эпопею с банками?

— Конечно! — на его лице отразилось искреннее удовольствие, которое он испытывал от одного ее присутствия.

Кэролайн рассказала ему, в какие банки она обращалась и какие получила ответы. Также призналась, что, несмотря на то, что договорилась в Нью-Йорке о товарах с ее фирменным товарным знаком, она уже начала терять надежду на расширение магазина.

— Это чушь! — сказал Клиффорд. — Как мы уже говорили во Флориде, вам просто необходимо расширять свою деятельность и поторопиться, пока кто-нибудь не перехватил идею.

— В этом-то и дело. Судя по всему, кто-то уже занялся этим. Местный репортер, женщина по имени Роз Гарелик, сказала мне, что существует некая Корал Гэйблз, которая поговаривает об открытии магазина, похожего на мою «Корпорацию».

— Тогда вам тем более нужно поторопиться с реализацией планов на расширение, — сказал Клиффорд. — Мне кажется, вам пора проконсультироваться с адвокатом и официально зарегистрировать свою фирму.

— Зарегистрировать?

— Да, зарегистрировать или официально утвердить свою торговую марку. Адвокат знает, что лучше, — сказал Клиффорд. — Кроме того, теперь совершенно ясно, что ваших расчетов, хотя они и очень убедительны, недостаточно. Вам необходимо иметь долгосрочный бизнес-план, в котором будут указаны финансовые перспективы и цели компании. Я теперь вижу, что сначала мы мыслили неправильно. Вы не можете просто открыть второй магазин и успокоиться на этом. Вам либо придется остановиться на том магазине, который уже существует, и надеяться на то, что у вас не появятся сильные конкуренты, либо открыть еще несколько магазинов «Корпорация «Романтика любви»». Следует выбрать одно из двух: остаться небольшим предприятием или расширяться.

Еще несколько магазинов?.. Сеть магазинов «Корпорация «Романтика любви»» по всей стране? Конечно, такая мысль приходила ей в голову. Кэролайн мечтала об этом. Фантазировала… Но нужно сначала делать то, что ты в силах сделать, а до сих пор она не смогла убедительно доказать ни в одном банке, что ей нужна ссуда на открытие всего-навсего второго магазина.

— Честно говоря, я совершенно не знаю, как мне действовать дальше, — со вздохом призналась Кэролайн. Клиффорд, конечно, знал, о чем говорит, и с ее стороны будет просто неразумно не воспользоваться его опытом и знаниями. — Я даже не знаю, с чего начинают писать этот бизнес-план. И я не знаю ни одного юриста, который обратился бы в лицензионное ведомство.

— Если хотите, я могу порекомендовать вам юриста и составить бизнес-план, — спокойно сказал Клиффорд, как будто предложил ей стакан воды.

— Почему вы хотите заняться этим? — спросила его Кэролайн, которой его предложение показалось подозрительным. Неужели Чарльз Годдард дал какое-то специальное задание, касающееся ее, своему исполнительному директору? Можно ли считать Клиффорда Хэмлина другом? Или он вражеский шпион? Вдруг Кэролайн сейчас подвергает себя и Джека опасности, даже просто находясь в его компании? Ведь она прекрасно знала, что Клиффорд Хэмлин — ужасно занятой человек. С тех пор как он включил автоответчик, телефон звонил почти не переставая, и один звонок был из Гонконга. Это был звонок от известного финансиста международного класса, работавшего с ценными бумагами на миллиарды долларов. Почему же он должен вдруг заинтересоваться ее «Корпорацией»? Или самой Кэролайн?

— Потому что я хочу, чтобы ваши дела шли успешно, — ответил Клиффорд, как бы прочитав ее мысли, и продолжал говорить, как будто она не задала свой вопрос: — Сколько магазинов, по-вашему, следует открыть? Шесть? Восемь? Дюжину?

У Кэролайн отвисла челюсть. Клиффорд был слишком напорист для нее, она просто не успевала переварить сказанное им.

— Может быть, для начала нам лучше сконцентрироваться на том, где раздобыть финансы для второго магазина? Разве это не самый главный вопрос, который требует решения?

— Второй магазин больше не будет проблемой, — несколько загадочно сказал он.

— Не будет? Почему? — спросила Кэролайн, догадываясь, что он намекает на «что-то важное», что хотел сказать ей.

Не говоря ни слова, Клиффорд достал из своего дипломата, лежавшего на стуле рядом с ним, конверт и передал его Кэролайн. На конверте было написано ее имя, а в верхнем углу стояли адрес и печать фирмы «Годдард-Стивенс». Имя Кэролайн было отпечатано на машинке. Не зная, как ей действовать дальше, она посмотрела на Клиффорда.

— Откройте его, — сказал Клиффорд.

Заинтригованная, Кэролайн снова осмотрела конверт со всех сторон и медленно распечатала его. Там было несколько листов бумаги, сколотых вместе. Все листы были испещрены цифрами. Когда Кэролайн просмотрела их и прочитала колонтитул, то значение этих документов повергло ее почти в шоковое состояние.

— Мои?! — спросила она, немного заикаясь от волнения.

— Совершенно верно. Это инвестиционный счет, который был открыт на ваше имя, — сказал Клиффорд, наслаждаясь произведенным эффектом и растерянностью на ее миловидном лице. — Я обнаружил счет только сегодня утром. И именно по этой причине я настаивал на нашей встрече. — Вторая причина, о которой Клиффорд Годдард говорить не стал, была в том, что ему была просто непереносима мысль, что Кэролайн уедет из Нью-Йорка и они так и не увидятся.

Кэролайн продолжала смотреть на бумаги, чтобы понять их значение и как они могут повлиять на их с Джеком будущее.

— Здесь список акций и ценных бумаг в общей сложности на двести тысяч долларов, — наконец смогла она сказать. — Они записаны на имя Кэролайн Шоу. Откуда они могли взяться?

Ее первая мысль была просто неправдоподобной. Неужели Годдарды с годами стали человечнее и решили дать ей денег? После того как жестоко обошлись с ней тогда? После того как игнорировали все ее попытки сообщить им о рождении Джека? Нет, это было немыслимо. Но у кого из ее знакомых были такие деньги?

— Они от вашего мужа. — Клиффорд больше не хотел видеть ее замешательство. — Он открыл счет на ваше имя еще до вашей свадьбы и потом регулярно продолжал вкладывать небольшие суммы. Он вкладывал свои деньги, а еще подписанные вами чеки, которые вы ему выдавали в погашение какого-то долга.

Почти осознав важность того, что говорил ей Клиффорд, Кэролайн закрыла лицо руками.

— Мои комиссионные чеки!.. — воскликнула она, вспомнив, как отдавала Джеймсу комиссионные деньги, которые получала сначала в «Элеганс», а потом в «Штате Мэн». Он всегда протестовал, но Кэролайн настаивала на том, чтобы выплатить ему стоимость платья, которое он купил для нее у Селесты, того самого платья, благодаря которому она сумела вернуть себе работу у Тамары Брандт. А теперь Клиффорд Хэмлин говорит, что Джеймс положил деньги — те самые деньги! — на инвестиционный счет. В «Годдард-Стивенс»! На ее имя!

— Ваш муж распорядился, чтобы эти деньги интенсивно участвовали в обороте, — сказал Клиффорд. — И в результате этого благодаря нескольким выгодным операциям теперь ваше положение довольно стабильно.

— Но он никогда не говорил мне об этом! Ни слова! И Годдарды, конечно, тоже ничего не сказали.

— Возможно, ваш муж готовил вам сюрприз. А что касается Годдардов, то я считаю, что они даже не подозревают о существовании этого счета, — сказал Клиффорд.

— Для них это мелочевка… — произнесла Кэролайн.

Клиффорд только улыбнулся.

— Но как вы обнаружили его? — спросила она, все еще находясь под впечатлением этой новости.

— Чистая случайность. Месяц назад я запросил в бюро учета данные о невостребованных счетах. Один из них был ваш. Я вспомнил вашу девичью фамилию, о которой мне говорила Тамара, когда рассказывала о своем «Элеганс». И теперь, если вам нужны деньги для того, чтобы открыть второй магазин, то вот они, — сказал он, указывая на бумаги в ее руках. — Все, что от вас требуется, — это сказать мне, и я выпишу чек на полную сумму.

— Просто не знаю… Я еще не уверена. — Кэролайн пыталась переварить информацию, которую только что получила. Значит, Джеймс открыл для нее счет. Те двести тысяч долларов, которые она держала в руках, были его очередным подарком. На глаза навернулись слезы, когда она представила, как он вкладывает ее комиссионные чеки в «Годдард-Стивенс», заботясь о своей возлюбленной, заботясь о том, чтобы у нее были собственные деньги.

Клиффорд полез в карман, достал аккуратно сложенный белый батистовый платок и протянул его Кэролайн.

— Хотите чего-нибудь? Чаю? Воды? Или чего-нибудь покрепче? — спросил он, с нежностью глядя на нее. У него и в мыслях не было расстраивать Кэролайн. Но Клиффорд прекрасно понимал, что для нее это трудный момент, и хотел протянуть руку помощи.

Кэролайн покачала головой.

— Я в порядке, — сказала она, вытирая платком глаза. — Это просто от неожиданности…

— Я понимаю, — сказал Клиффорд.

— Я не ожидала ничего подобного, — продолжала Кэролайн. — И не знаю, чему верить и чему не верить, когда дело касается Чарльза Годдарда и его компании.

— Что вы имеете в виду?

Кэролайн внимательно посмотрела на Клиффорда. Она могла согласиться с той частью истории, где он говорил, что совершенно случайно узнал об этих двухстах тысячах долларов. Но почему он не сказал об этих деньгах Чарльзу? Неужели она действительно может доверять Хэмлину? Ведь он зависит от Чарльза, а не от нее.

— Вы могли пойти прямо к Чарльзу, когда узнали, что его сын отрыл для меня счет, — сказала она. — И тогда вы вместе могли бы найти способ, как распорядиться счетом, как забрать у меня деньги. И я никогда бы об этом не узнала…

Лицо Клиффорда вдруг помрачнело, глаза потемнели.

— Так, значит, вот какого вы мнения обо мне? — воскликнул он, разозлившись на то, что она сомневается в его порядочности. — Вы думаете, что я способен вступить в сговор с Чарльзом Годдардом, чтобы украсть ваши деньги? Деньги, которые оставил вам муж? Неужели ваша ненависть к Чарльзу так сильна и глубока, что вы даже не в состоянии видеть, что вам пытаются помочь? Неужели вы думаете, что я настолько нуждаюсь в том, чтобы босс поблагодарил меня и похлопал по плечу, что стану рисковать своей репутацией? Так вот, оказывается, что вы обо мне думаете?

— Я не знаю, что мне о вас думать, — тихим дрожащим голосом произнесла Кэролайн.

Она помолчала, размышляя над словами Клиффорда, взвешивая каждую его фразу. И опять решила, что, может быть, ошибалась в Клиффорде Хэмлине. Ведь он и правда мог пойти к Чарльзу и сказать ему о деньгах, но он этого не сделал. Двести тысяч долларов — посмертный подарок ее Джеймса — принадлежат ей. Кроме того, Кэролайн не имеет права возлагать на Клиффорда ответственность за ту жестокость, которую проявил по отношению к ней Чарльз.

— Извините, — сказала она наконец. — Просто для меня это была потрясающая новость, и я не знала, как мне реагировать на нее.

— В том, что новость потрясающая, я даже не сомневался. — Клиффорд сразу смягчился. — А теперь давайте обсудим, как эти двести тысяч долларов могут повлиять на ваши планы относительно развития «Корпорации». Как вы считаете, где лучше всего разместить второй магазин?

Кэролайн задумалась над вопросом, и тут ей в голову пришел нужный ответ. Она заговорила твердо и решительно, подбирая слова:

— Я не буду вкладывать эти деньги во второй магазин. Я хочу отложить их для Джека. На его будущее. На колледж. Мне бы не хотелось, чтобы на его долю выпало такое же безотрадное детство, какое было у меня. Если он захочет поступать в Гарвард или Йель, то туда и поступит. Если он захочет стать врачом или юристом, то станет. Эти деньги помогут ему реализовать свои планы.

— Понимаю… — сказал Клиффорд, впервые ставший свидетелем того, что, когда приходится выбирать между бизнесом и сыном, Кэролайн Годдард всегда прежде всего мать и только потом деловая женщина. И, вспомнив, какое ему самому выдалось детство, Клиффорд в этот момент почувствовал, что просто обожает ее за это.

— И вправду понимаете? — спросила Кэролайн, снова чувствуя слезы на глазах. Она считала, что Клиффорд Хэмлин, как и Джеймс, родился и вырос «с серебряной ложкой во рту» и со всем, что к ней прилагалось.

— Больше, чем вы можете себе представить, — весьма убедительным тоном ответил Клиффорд, невольно намекая на свое горькое прошлое; он это позволял себе очень редко. — Но мы до сих пор не обсудили вопрос о вашей империи, — сказал он, и в это время снова зазвонил телефон. Клиффорд посмотрел в глаза Кэролайн и проигнорировал звонок — автоответчик записал вызов. — Я уже говорил, что хочу помочь вам, и должен напомнить, что банки — не единственный способ получения денег. Можно привлечь частных инвесторов. Я думал над этим и могу предложить пару кандидатур.

— Правда? А кого? — спросила Кэролайн, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— У меня есть клиент по имени Дрю Дарлингтон. Он…

— Ой, я знаю, кто он, — с волнением произнесла Кэролайн. Она читала о Дарлингтоне в последнем выпуске журнала «Фортуна». Английский миллиардер, которого представили в статье как яркую личность и как человека, которому во всем сопутствовал успех. Ему принадлежала сеть магазинов видеоаппаратуры в США и Великобритании, а также несколько издательств.

— Как я уже сказал, Дрю мой клиент. Между прочим, он очень приятный человек. У него поистине новаторская натура, и он постоянно ищет новые и оригинальные способы вложения денег. Я уже сообщил ему о «Романтике любви», и он заинтересовался идеей. Сказал, что хотел бы встретиться с вами.

— Вы шутите?

— Ничуть.

— Что ж, я бы с удовольствием с ним встретилась. — Волнение Кэролайн нарастало с каждой минутой. — А кто второй потенциальный инвестор? Вы говорили о паре кандидатур?

— Да. Второй кандидат — ваша давняя подруга Тамара. Или, если быть более точным, ее муж.

— Ферди? Да ведь ему не нравится, даже если Тамара просто заговаривает на тему торговли, не говоря уже о том, чтобы поддержать ее, — напомнила ему Кэролайн. — Что дает вам основание думать, что герцог захочет вложить деньги в мою «Корпорацию»?

— Во-первых, мы оба знаем, что Тамара просто мечтает вернуться в бизнес. Во-вторых, могу поспорить, что стоит ей сказать, что она собирается стать партнером в «Корпорации», герцог по крайней мере задумается над этой проблемой.

Кэролайн покачала головой.

— По словам Тамары, Ферди мыслит средневековыми категориями, когда заходит речь о роли женщины в бизнесе.

— Значит, наступило время помочь Тамаре затащить мужа в двадцатый век. У герцога столько денег, что он просто не знает, куда их пристроить. Может быть, если мы все вместе возьмемся за него, он изменит свое мнение насчет женщин и бизнеса.

— Они с Тамарой через пару недель собираются в Лондон. Первого апреля, если я правильно запомнила. Как же мы собираемся…

— Можно посетить их в Лондоне, в имении герцога, — предложил Клиффорд. — Одиннадцатого я собираюсь отправиться в Брюссель. Почему бы нам с вами не вылететь в Лондон девятого и не попробовать наскрести несколько инвесторов для вашей «Корпорации»? После этого мы встретимся с Тамарой и Ферди. Одновременно я организую встречу с Дрю Дарлингтоном. И попутно вы смогли бы познакомиться с Фелисити Крэмер, еще одной моей лондонской клиенткой.

— Фелисити Крэмер?.. — переспросила Кэролайн, усиленно пытаясь вспомнить, кто это.

— История Фелисити — по-своему замечательная история успеха в жизни. Пятнадцать лет назад она выпустила свой первый подарочный каталог. Сейчас она — владелица одного из крупнейших в Европе агентств заказов по почте. Вы планировали разработать фирменный знак для товаров «Корпорации». Почему же в таком случае не попробовать заинтересовать Фелисити, чтобы она познакомила с «Романтикой любви» заказчиков по ту сторону океана?

— Да, но в Лондон? В следующем месяце? А как быть с Джеком? С магазином? Я не могу оставить «Корпорацию»… — сказала Кэролайн, пытаясь собраться с мыслями. Она еще не оправилась от первой неожиданности, а тут вдруг это предложение о поездке. Кэролайн все еще не могла прийти в себя.

— Почему бы и нет? Вы деловая женщина и собираетесь расширить бизнес. Вас беспокоит сын, но, как я понял, иногда за ним приглядывает соседка и прекрасно справляется. Что касается магазина — вы сами говорили, что недавно наняли помощницу. Неужели она не сможет заменить вас в ваше отсутствие?

— Думаю, что сможет, — ответила Кэролайн, перебирая в уме варианты. Она всегда мечтала посетить Европу. Сначала с Джеймсом, чтобы провести медовый месяц в Париже, а после его смерти — как самостоятельная женщина, путешествующая по главным столицам мира. Может ли она сейчас лететь в Лондон, чтобы встретиться с важными клиентами Клиффорда? Может ли она заговорить с Тамарой и Ферди, чтобы они вложили деньги в ее «Корпорацию»? Станет ли герцог более лояльно относиться к идее, когда окажется вдали от развлечений Палм-Бич и вернется в свою страну? Тамара уже высказывала свое недовольство тем, что Кэролайн не предложила ей вложить деньги в первый магазин «Корпорации». Конечно, герцогиня будет только приветствовать возможность так или иначе снова заняться розничной торговлей. Может быть, если идею подать соответствующим образом — так, как может это сделать Клиффорд Хэмлин, — то и герцог согласится с ней? Эти мысли проносились в голове Кэролайн. И вдруг на ее лице отразилось сомнение.

— Герцог с герцогиней даже не являются вашими клиентами, — напомнила она Клиффорду. — Деньги Тамары — в вашей прежней компании, «Осборн и Прэгер». У Ферди, скорей всего, есть европейская фирма, которая занимается его финансами. Не понимаю, какая вам выгода от этой сделки?

— Обычно я получаю комиссионные за то, что свожу вместе партнеров. Но в данном случае я не собираюсь на это рассчитывать, — сказал Клиффорд. — Что я действительно получу от этой сделки — так это чувство удовлетворения. От того, что вы преодолеете земное притяжение и позволите своей мечте взлететь к самым облакам. — А про себя подумал: «И от того, что сделаю вас счастливой».

— Все это весьма великодушно с вашей стороны, но признайтесь, что у вас на уме есть еще кое-что, не так ли? — с улыбкой спросила Кэролайн, прекрасно зная, что Клиффорд Хэмлин никогда не стал бы тем, кто он теперь, лишь воспаряя над миром в поисках морального удовлетворения. — Признайтесь, что хотите убедить Тамару перевести ее деньги в «Годдард-Стивенс», а заодно заполучить и деньги герцога.

Клиффорд Хэмлин тоже улыбнулся.

— Да, с вами надо держать ухо востро, Кэролайн. Вы умеете читать мысли, — ответил он. — Но я говорил правду: мне хочется помочь вам претворить в жизнь свои мечты… И еще мне действительно хочется получить обратно счет Тамары и деньги ее мужа. Я не привык проигрывать, Кэролайн, и не собираюсь начинать привыкать теперь.

Кэролайн посмотрела на мужчину, сидевшего напротив нее. Несмотря на то что он увлечен своим делом, поглощен своей успешной карьерой, он, похоже, искренне хочет ей помочь. Неужели Клиффорд действительно говорит искренне? Можно ли ему доверять, не собирается ли он сам воспользоваться ее идеей о расширении «Корпорации»? Кэролайн не была даже уверена, что он сдержал свое слово насчет Джека. Откуда ей знать — может, он все-таки сказал Чарльзу Годдарду, что у него есть внук? Но, с другой стороны, Кэролайн и Клиффорд едва знакомы, и все же он нашел время для нее, обнаружил ее деньги, о которых она даже не подозревала, сказал, что окажет ей помощь с бизнес-планом и даже обещал содействие в поисках финансов для расширения ее дела.

— Ну, что вы надумали? Нравится ли вам идея поездки в Лондон?

— Идея звучит замечательно, но… — В голове Кэролайн все смешалось. Ее мучили свои тревоги. Она думала о Джеке, о своем магазине, деньгах, причине лояльности Клиффорда…

— Никаких «но», — перебил он ее. — Я дам задание секретарше, чтобы она все организовала. — Клиффорд посмотрел на часы и встал. Его встреча с Кэролайн подошла к концу. — Ничего пока не говорите герцогине и герцогу, когда увидите их в Палм-Бич, — посоветовал он. — Думаю, что будет лучше, если мы поставим их перед фактом в Лондоне.

Кэролайн согласно кивнула.

— Моя главная задача сейчас — подготовить для вас бизнес-план на основании расчетов, которые вы должны мне предоставить не позднее следующей недели, — продолжал Клиффорд, отбирая в дипломате бумаги для своего совещания в семь часов. Он быстро просмотрел документы и взглянул на Кэролайн. — А ваша задача — хорошенько подумать, где вы хотели бы открыть второй магазин.

Кэролайн встала.

— Я уже знаю, где его открыть, потому что мечтала об этом не один год, — решительно сказала она. — Второй магазин будет в Палм-Бич. На Ворт-авеню.

Чтобы отметить последний день пребывания Кэролайн в Нью-Йорке, Сисси зарезервировала столик в ресторане «Четыре времени года». Они сидели рядом с фонтаном, и их обслуживали предупредительные официанты. Сисси рассказала Кэролайн о вечеринке с коктейлями, на которую та не смогла пойти, а Кэролайн поведала ей о своей встрече с Клиффордом.

— Судя по твоим рассказам, он такой человек, с которым я бы не раздумывая сбежала в Лондон, — прокомментировала Сисси, потягивая джин-тоник. — Красивый, утонченный, да еще способный приготовить сюрприз на двести тысяч долларов.

— Ох, прекрати, — попыталась урезонить подругу Кэролайн. — Он просто мой… Как бы это сказать? Да, он мой финансовый советник.

— А француз — твой платонический друг? — продолжала поддразнивать ее Сисси. — Просто смешно. Послушать тебя, так они оба просто святые.

— Ты неисправима, — рассмеялась Кэролайн.

— Нет, я реалистка, — возразила Сисси.

Когда Кэролайн следующим утром в восьмом часу въехала в аэропорт Ла-Гуардия, Чарльз Годдард сидел в столовой своей манхэттенской квартиры и говорил по телефону с Рональдом Свитцером, своим адвокатом. Дина Годдард пила кофе и прислушивалась к разговору мужа.

— Другого решения просто не может быть, — говорил Чарльз Свитцеру, опытному адвокату, чьи громкие выигрышные дела в суде охватывали полный диапазон, начиная от защиты важных персон, обвиняемых в преступлениях, до самых запутанных дел по опекунству над несовершеннолетними. — Он Годдард. Наш внук. Просто необходимо, чтобы мы воспитали его в лучших традициях Годдардов.

— Расскажи мне о матери, — сказал Свитцер. — Где она живет? Чем занимается? Вообще все, что знаешь…

— Она абсолютно никто, Рональд, — сказал Чарльз. — Ее отец — алкоголик, который без конца регистрируется на бирже труда как безработный. Мать — бухгалтер. Как мне говорили, они очень редко видят мальчика. Что же касается самой девушки — у нее какой-то маленький магазинчик на Вест-Палм-Бич. За мальчиком обычно присматривает женщина по имени Селма Йоханнес, с которой мать знакома еще с Лэйк-Ворта. Между прочим, как раз сейчас эта женщина сидит с моим внуком, пока его мать находится здесь, в Нью-Йорке, резвясь бог знает с кем.

— Хорошо. Итак, мы можем сыграть на том, что она пренебрегает своим ребенком, — размышлял Свитцер вслух. — А как у нее с личной жизнью? Появляются ли у нее дома мужчины?

Чарльз пожал плечами.

— Не знаю, но полагаю, что да. Она довольно привлекательна.

Предположения здесь не играли никакой роли, ведь их к делу не подошьешь.

— Я порекомендовал бы тебе обратиться к своему детективу, чтобы он провел соответствующее расследование в отношении матери и ребенка: часто ли она бывает в отъезде, как часто она оставляет ребенка одного и, конечно, присутствуют ли в ее жизни мужчины, — сказал Свитцер.

— Будет сделано, — сказал Чарльз, делая себе пометку, чтобы позвонить Теду Аронсону и дать ему очередное задание. Теперь он вплотную занялся третьим пунктом своего плана: организовывал обвинение. Чарльз Годдард хотел, чтобы дело прошло гладко и, самое главное, как можно быстрее. Он хотел получить своего внука. Хотел получить его немедленно.

Мартовский нью-йоркский воздух был приятным и теплым, поэтому Кэролайн сняла плащ и осталась только в синем габардиновом костюме. Она спешила на самолет компании «Дельта», рейсом в Палм-Бич. Она остановилась у телефона-автомата около выхода на посадку, чтобы позвонить Джеку, пока он не ушел в школу, поэтому немного задержалась. И когда Кэролайн поднялась на борт реактивного «Боинга-727», некоторые пассажиры уже сидели на своих местах. Кэролайн направилась к своему месту в конец салона. Она уже почти прошла салон первого класса, когда идущие впереди нее пассажиры остановились. Какой-то высокий широкоплечий мужчина вдруг вскочил с места и поманил ее пальцем.

— Эй, красотка, — сказал он с сочным южным акцентом. — Не хочешь ли ты принести мальчику, который умирает от жажды, еще одну порцию «Кровавой Мэри»?

Кэролайн оглянулась, полагая, что где-то рядом с ней стоит стюардесса, к которой обращается этот пассажир. Но никакой стюардессы поблизости не было. Кэролайн поняла, что мужчина пьян. «Боже мой, и это в восемь утра!» — подумала она, отвела взгляд и стала смотреть прямо вперед.

— Эй, в чем там дело, милашка? Ты игнорируешь меня, да? Девчонки еще никогда не смели меня игнорировать, — сказал мужчина, глядя прямо на Кэролайн и раскачивая свой бокал, в котором было еще достаточно коктейля.

«Боже, — вдруг поняла Кэролайн его ошибку, взглянув на свой синий костюм, похожий на форму стюардесс «Дельта-эрлайнз». — Он обращается ко мне! Он думает, что я стюардесса!»

Кэролайн вдруг почувствовала сострадание к обслуживающему персоналу, которому приходится иметь дело с такими типами, вежливо обходиться с пассажирами, которые окликают их, щелкая при этом пальцами, и называют «милашками».

— Эй, детка! — снова позвал ее мужчина, на этот раз громче и явно имея в виду Кэролайн. — Я сказал, как насчет…

Кэролайн прервала его, прежде чем он успел закончить.

— Видите ли, я пассажирка, как и вы. Я не стюардесса, — раздраженно сказала она, мечтая, чтобы замешкавшиеся впереди пассажиры скорей прошли к своим местам и она покинула этот злосчастный салон и устроилась на своем надежном месте в салоне бизнес-класса.

— Ах, прос-сти, — сказал он, ухмыляясь и паясничая. — Но ты как две капли воды похожа на стюардессу со своими фигурными ножками… Классные у нее ножки, как вы думаете? — Теперь он уже обращался к другим пассажирам.

Кэролайн покраснела, а пассажиры впереди и сзади поглядывали на нее и наслаждались ситуацией: многие улыбались и одобрительно смотрели на этого мужчину, как будто находили все это ужасно смешным.

Она снова отвела взгляд и стала терпеливо ждать, пока продвинется очередь. Но все стояли на месте. Скорее всего кто-нибудь в конце салона жаловался, что его место занято, поэтому и все остальные не могли сесть на свои места.

— Ладно, раз ты не стюардесса, — сказал мужчина еще громче, — то почему бы тебе не сесть рядом со мной и не принять стаканчик «Кровавой Мэри»? Что ты на это скажешь, лапочка?

Кэролайн снова повернулась к нему. Ему было за тридцать. Хотя, скорее всего, около сорока. Волосы грязно-песочного цвета. Плотная мускулистая фигура. Черты лица угловатые. — Кэролайн подумала, что его нос, наверное, был не раз сломан, — вокруг голубых глаз залегли мелкие морщинки, а цвет кожи свидетельствовал о поздних вечеринках и излишествах. Но самое ужасное — это его одежда! Самая несусветная пестрота: красные брюки для гольфа, оранжевая рубашка для поло, а носки заслуживали особого внимания — они были зелеными! Похоже, что этот парень был дальтоником.

— Нет, большое спасибо, — сказала она саркастически, раздраженная тем, что он назвал ее еще и «лапочкой». Кэролайн подумала, что некоторые мужчины — настоящие свиньи.

— Да ну, давай, — настаивал он, похлопывая по пустому сиденью рядом с собой. — Здесь никто не сидит. Я оплатил два места, чтобы вытянуться, если захочется, или пригласить какую-нибудь цыпочку вроде тебя, чтобы мы могли полежать здесь вместе. Короче, как повезет.

Кэролайн уже собиралась сказать ему, чтобы он пошел подальше, но в это время он потянулся к ней, споткнулся о ремень своей спортивной сумки и повалился вперед, выплеснув содержимое своего бокала прямо ей на юбку. Боже, это была «Кровавая Мэри»! С томатным соком!

— Посмотрите, что вы наделали! — воскликнула Кэролайн, гневно глядя на него. Открыв сумочку, она стала лихорадочно искать там салфетку, чтобы хоть немного отчистить юбку.

— Боже мой, я виноват, — сказал он, хватаясь за свою замызганную салфетку и пытаясь вытереть юбку Кэролайн.

— Уберись! — воскликнула Кэролайн, отступая от него подальше, как только могла в этом переполненном проходе, и с облегчением увидела, что пробка впереди наконец начала понемногу рассасываться.

Прежде чем этот идиот смог предпринять или сказать что-нибудь еще, Кэролайн наконец покинула салон первого класса и пробралась на свое место. Слава Богу, она в безопасности!

Как только «Боинг-727» набрал высоту и пилот выключил надпись «пристегните ремни», Кэролайн вышла в туалет и постаралась отмыть пятно. Она вернулась назад на свое место. И угадайте, кто там сидел?

— Что, искала прачечную? — спросил этот ходячий калейдоскоп. Кэролайн подумала, что ему для полного костюма не хватает только пурпурного пиджака.

— Ходила в туалет, чтобы отчистить грязь, которую ты развел, — сказала она. — И мне хотелось бы, чтобы ты освободил мое место.

Нахал посмотрел на нее с улыбкой, которую, очевидно, считал неотразимой.

— Я пришел извиниться, — сказал он, не сдвинувшись с места.

— Извинение принято, — ответила Кэролайн, которая стояла перед ним в проходе. — А теперь почему бы тебе не пойти на свое удобное двойное место в первом классе?

— Я пошутил насчет прачечной. И хотел не просто извиниться. Я хотел сказать, что заплачу за химчистку, — заявил этот приставала, все еще сидя на ее месте.

— Нет нужды, — ответила Кэролайн и оглянулась вокруг, чтобы позвать стюардессу, но той нигде не было видно.

— Дай мне свой телефончик, и я… — он не договорил.

Кэролайн протянула руку и нажала кнопку вызова над его головой. Пусть лучше стюардесса скажет этому мерзавцу, чтобы он освободил ей место.

Как раз в этот момент по радио прозвучал голос пилота, объявлявшего, что они входят в турбулентную зону, поэтому все должны занять свои места и пристегнуть ремни.

— Приду позже, душенька, — сказал наглец, наконец вставая и подмигивая ей. Кэролайн не ответила, и он, поглядев на ее ноги, заложил два пальца в рот и свистнул. Все повернулись, чтобы посмотреть, что происходит.

Кэролайн было так не по себе, что ей хотелось открыть запасной выход и выпрыгнуть. Но вместо этого она опустилась на свое сиденье и засунула руку в сумку, куда помимо чтива она положила флаконы с пробной туалетной водой, которые ей передала Патриция Кент из парфюмерного магазина. Достав журнал, она заслонила им свое лицо, приготовившись к трехчасовому полету.

Когда где-то около полудня «Боинг-727» приземлился в Палм-Бич, Кэролайн собрала свои вещи и стала выходить из самолета. Проходя через салон первого класса, она вздохнула с облегчением, увидев, что «мистер Недоразумение» уже ушел.

— До свидания, — попрощалась она с экипажем, который стоял у трапа, наблюдая за выходящими пассажирами.

— До свидания и спасибо, что вы выбрали авиакомпанию «Дельта», — сказал пилот. — Надеюсь, что полет вам понравился.

«Да, полет был прекрасным, нечего сказать, — подумала она про себя, — Любит ваша компания маленькие экстравагантные сюрпризы».

Спускаясь по трапу, Кэролайн обратила внимание на группу женщин, стоявших у зала прибытия. Там была одна брюнетка, парочка рыженьких девиц и несколько платиновых блондинок, но на каждой было так мало одежды, что вряд ли их можно было назвать одетыми. Наверное, они пришли встречать какую-то знаменитость. Может быть, какую-нибудь рок-звезду? Или какого-нибудь киноактера из тех, кто иногда приезжает в Палм-Бич, чтобы немного погреться на солнышке и повеселиться?

И тут она увидела, что они встречают ее «друга», того самого любителя «Кровавой Мэри». Они окружили его веселой стайкой, а он в это время хихикал, флиртовал с ними и вообще вел себя так, как будто сам Господь Бог подарил его этим девицам! Кэролайн никак не могла понять, почему они вешаются на шею такому отвратительному типу.

Ей пришлось пройти мимо этой группы, чтобы выйти из аэропорта, и, конечно, он сразу заметил ее.

— Эй, ты! — закричал этот наглец.

Кэролайн ускорила шаг, но он оставил группу встречавших его девиц и попытался догнать ее. Кэролайн пошла еще быстрее.

— Эй, ты, которая с ножками, начиненными динамитом! — позвал он.

Кэролайн попыталась увернуться, но он подскочил к ней, неловким движением выбив из ее руки сумку. Все ее содержимое вывалилось, флакончики с туалетной водой разлетелись на мелкие осколки, обрызгав обшлага его брюк и кроссовки двенадцатого размера.

Кэролайн не могла сдержаться. Несмотря на товыслать новые образцы, она запрокинула голову и громко расхохоталась. Обескураженный вид этого психа, чьи кроссовки теперь пропитались запахом жасмина, розы и лилии, был просто великолепным бальзамом для ее души.

— Думаю, что теперь мы в расчете, душенька, — сказал он. В это время к нему подбежали встречавшие его поклонницы и стали наперебой предлагать ему салфетки и платки. — В такой ситуации в моем деле был бы назначен дополнительный раунд.

— В твоем деле? — едва переводя дух от смеха, спросила Кэролайн. — И что же это за дело? — Она с трудом могла представить себе, чтобы этот человек занимался хоть каким-то делом, не говоря уже о бизнесе, даже несмотря на два выкупленных места в дорогом рейсе. Скорее всего он был дебильным двоюродным братом какого-нибудь сотрудника авиакомпании…

— Бейсбол, наша национальная гордость, — сказал он, покачнувшись, а вместе с ним покачнулась и группка окруживших его поклонниц. — Позволь представиться, красавица: я Бретт Хаас.

«Бретт Хаас! Боже мой!» — подумала Кэролайн. Значит, это и был тот самый бейсболист, идеал Джека! Гордость Зала Славы, мировая знаменитость, которому его бита принесла миллионы и который стал теперь спортивным обозревателем и комментировал на телевидении матчи с участием своей бывшей команды «Атланта Брэйвз», любимой команды Джека.

Кэролайн подумала, что этот самый Хаас, должно быть, приехал в Палм-Бич на весенний отборочный турнир или на тренировки, которые обычно проходят на муниципальном стадионе. Она знала, что Джек будет просто в восторге, когда узнает, что она живьем встретила его героя первой величины, легендарного Бретта Хааса. Не зался наглым охотником за юбками и подонком, захлебывавшимся своей «Кровавой Мэри»!

— Мы пообедаем вместе, пока я в городе, — уверенно сказал он Кэролайн, не обращая внимания на своих поклонниц. — Все, что от тебя требуется, — назвать свое имя и номер телефона.

Кэролайн была в замешательстве. Если она проигнорирует его предложение и просто пройдет мимо, то никогда больше не увидит этого нахала. И в этом случае просто разобьет сердце Джека. И, поскольку в ее жизни Джек был на первом месте, она повернулась к Бретту Хаасу.

— Кэролайн Годдард, — произнесла она с гримасой, как будто проглотила горькую микстуру. — Ты можешь позвонить мне в мой магазин на Вест-Палм-Бич. В телефонной книге ищи «Корпорацию «Романтика любви»».

— «Корпорация «Романтика любви»»? Кто же ты, милочка? Девочка по вызову или еще кто? — усмехнулся Хаас.

Кэролайн больше не могла выносить его присутствие. Бросив на него самый гневный взгляд, на который только была способна, она вышла из аэропорта.

Глава 23

Когда Бретту Хаасу было столько же лет, сколько сейчас было Джеку Годдарду, его отец, Билл, «золотая перчатка», как его иногда в шутку называли, играл третьим бейсменом в низшей лиге — в самой низшей лиге. Хотя Билл Хаас и мог отбивать удары от земли не хуже любого другого игрока, ему не удавалось отбивать крученые мячи, а его средние подачи никогда не пересекали линию мендозы. Из-за этого он переходил из одной команды низшей лиги в другую, таская за собой по всей стране свою семью и свою непомерную гордость.

— Когда-нибудь ты перещеголяешь своего папочку и попадешь в высшую лигу, — говорил Билл своему сыну, в чьи руки он вложил биту, едва мальчик научился ходить.

Когда Бретту исполнилось девять лет, его отец распрощался с надеждой когда-нибудь попасть в высшую лигу и стал тренером сборной команды фермеров «Метс ААА» в Норфолке, штат Вирджиния, оставшись на этой работе на долгие годы, что обеспечило его жене и сыну долгожданное стабильное существование на одном месте. Это также дало возможность юному Бретту крутиться возле игроков, жить и дышать азартом игры, познакомиться с атмосферой, всегда окружавшей бейсбол: с глупыми шутками типа закрывания кого-нибудь в раздевалке, с постоянным жеванием табака, образованием противоборствующих группировок и тому подобным.

Бретт был выше и крепче отца, кроме того, его отличали хорошая координация движений и быстрый цепкий взгляд, поэтому, уже будучи подростком, он не только умел отбивать крученые удары — он мог метко послать мяч чуть ли не за милю. Когда он еще был доморощенным третьим страйкером в школе «Рэндолф» в Норфолке, к нему часто подходили с заманчивыми предложениями тренеры различных команд высшей лиги, постоянно занятые поиском новых бейсбольных звезд, и Бретт часто слышал, какой он выдающийся и талантливый игрок, воистину восходящая звезда.

Всем известно, что лесть вскружила голову не одному честолюбцу, и поэтому, когда Бретт Хаас окончил школу с подписанным контрактом игрока высшей лиги и с первым банковским счетом, его голова уж точно была размером со штат Вирджиния. Его заметил руководитель клуба «Атланта Брэйвз», который разглядел в нем то, что «Ройялз» разглядели в Джордже Бретте, что «Янки» увидели в Джордже Неттлзе и что «Филлиз» определили в Майке Шмидте: хорошо развитого физически третьего страйкера, который не только мог безупречно выбирать нужное положение на поле и наносить на бегу трудные плоские удары, но и по-настоящему запугивать противника.

Попав в высшую лигу, Бретт Хаас не разочаровал своих работодателей. Его подвиги на поле позволили команде выиграть две серии мировых чемпионатов и обеспечили ему место в Зале Славы. Легкомысленное поведение Бретта за пределами поля снискало ему славу «своего парня», отпускавшего сальные шуточки, активно участвовавшего в попойках до самого утра и любившего прекрасный пол не меньше, чем прекрасный пол любил его.

Одна из таких любительниц спортивных звезд, медсестра по имени Мэри-Лу Витли, поселилась как-то в той же гостинице, что и Бретт, когда «Брэйвз» играли против «Астро». Неравнодушный к красивым женщинам, особенно к таким любвеобильным, Бретт Хаас, которому в то время было двадцать семь лет, провел с ней четыре великолепных ночи, но к тому времени, когда команда перебралась в Лос-Анджелес, чтобы сыграть три игры с «Доджерами», он уже переключился на стюардессу компании ТВА, обслуживавшую их рейс, и совершенно забыл о том, что на свете существует медсестра Мэри-Лу Витли.

Но она напомнила ему о себе.

Три месяца спустя она прислала ему письмо, в котором сообщала, что беременна.

— Черт, и что мне теперь делать? — спросил Бретт своего отца, с которым был очень близок и делился всем, включая твердое решение никогда не жениться.

— Ты женишься на этой женщине, сынок, — сказал ему Билл Хаас, не раздумывая ни секунды. — Так же, как я женился на твоей маме.

— Ты что, хочешь сказать, что мама была уже беременна, когда вы поженились? — спросил пораженный Бретт, который считал, что его мать, в отличие от всех женщин в мире, была просто святая и никогда бы не легла в постель с мужчиной до свадьбы.

— Ты правильно понял меня, — сказал Билл. — И мы с мамой прожили вместе почти тридцать лет.

Бретт задумался над словами отца и попытался представить себя женатым на Мэри-Лу Витли или на любой другой женщине целых тридцать лет. От одной этой мысли его пробрала дрожь.

— Тебе следует отнестись к этой девушке, как оно и положено, — сказал ему отец. — Без вариантов. Ты игрок высшей лиги, сынок. Это большая честь. И поэтому будет большим позором, если ты не женишься на ней, — надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.

Бретт прекрасно понимал, и потому еще до заката солнца он позвонил Мэри-Лу и сделал ей предложение. Он купил дом в небольшом городке в Атланте и пообещал ей вполне приличную свадьбу.

— Но это означает, что больше никаких женщин! — решительно заявила Мэри-Лу. — Если только попадешься, то я возьму отцовское ружье и пристрелю тебя как собаку!

Тогда Бретт только посмеялся, считая, что Мэри-Лу немного преувеличивает. Он исходил из того, что все беременные женщины слегка ненормальные из-за повышенного выделения гормонов — по крайней мере ему так говорили товарищи по команде, которые уже пережили беременность своих жен. Потом родился ребенок, чудесная розовощекая девочка, которую Мэри-Лу, не посоветовавшись с ним, назвала Петси в честь своей бабушки из Эйбилина.

— Не правда ли, она просто чудо? — говорил Бретт, при каждом удобном случае показывая своим товарищам фотографию дочери.

Он не просто гордился этим ребенком, зачатым в одну из бурных ночей любви. Он действительно был без ума от своей дочки. А вот Мэри-Лу он просто терпеть не мог, что стало очевидным вскоре после рождения Петси. Мэри-Лу, которая, казалось, во всем подходила Бретту, когда они только встретились, оказалась самой настоящей ведьмой. Она без конца орала на мужа, угрожала, оскорбляла его, и ему это совсем не нравилось.

— Если я только услышу, что ты поглядываешь на других баб, когда разъезжаешь в свое удовольствие по стране, то немедленно сожгу всю твою одежду до последней нитки! — заявляла она каждый раз, когда он отправлялся на очередные соревнования. Для него же поездки стали просто возможностью хоть немного отдохнуть от ада, царившего дома.

Мэри-Лу все время старалась приручить Бретта, привязать его к себе при помощи ребенка. Но она не любила его, никогда не ждала, совершенно не интересовалась бейсболом, который для него действительно был смыслом жизни, и даже наоборот, постоянно укоряла его за пристрастие к этой игре.

После трех лет замужества Мэри-Лу решила, что быть женой звезды бейсбола — все равно что вообще не быть ничьей женой. Она забрала Петси, вернулась на родину в Техас и подала на развод, заявив, что они не сошлись характерами и что ее муж ужасно жесток с ней и с ребенком. Конечно, она выиграла процесс, добившись полного содержания ее и дочери.

Бретт был просто вне себя от радости, избавившись наконец от Мэри-Лу, но то, что теперь ему можно будет только изредка видеть Петси, приводило его в отчаяние.

— Теперь она будет расти без меня, — печально сказал он отцу.

— Если только ты согласишься с этим, — ответил ему Билл Хаас. — По закону ты имеешь право навещать ее. Все, что от тебя требуется, — это воспользоваться своими законными правами.

И Бретт пользовался — насколько позволяло ему расписание чемпионатов. Это стало еще проще после того, как ему исполнилось тридцать семь и он перенес очередную операцию на коленной чашечке. Теперь он уже не играл в составе «Брэйвз», а решил стать телевизионным спортивным комментатором. На данный момент, по правде говоря, планируя свою двухнедельную командировку в Палм-Бич, он собирался провести дней десять в Эйбилине с Петси, которой уже исполнилось десять лет и которую он по-прежнему обожал. И еще Бретт собирался хорошенько подзаработать и, если выдастся свободная минутка, закадрить ту цыпочку, которую он встретил в самолете. Конечно она не совсем такая девчонка, к которым он привык, но ведь она настоящая красотка — супер класс, — и ей стоило заняться. Не беда, что Бретт Хаас не знал, на какой козе подъехать к этой гордячке и сколько времени ему потребуется на это, победа все равно будет за ним.

— «Корпорация «Романтика любви»». Здравствуйте.

Это было в субботу, в три часа дня. Кэролайн сидела в своем маленьком офисе в магазине.

— Привет, красотка. Как жизнь? Я, конечно, даже не спрашиваю, как поживают твои стройные ножки.

Кэролайн почувствовала, что у нее к горлу подступает тошнота. Итак, наконец позвонил мистер Бейсбол. Боже, что ей делать дальше?

— Я так понимаю, что говорю с уважаемым мистером Хаасом, — саркастически произнесла она. — Его милый жаргон трудно спутать.

— Вы мне льстите, мадам, — рассмеялся он. — А если честно, красотка, то, судя по скорости, с которой ты вылетела из аэропорта, я даже не мог надеяться, что ты вспомнишь меня.

Кэролайн закатила глаза.

— Конечно, я помню вас, — сказала она, подумав, что такую личность просто невозможно забыть. — Чем я могу помочь вам, мистер Хаас?

— Что за вопрос? Ведь я говорил, что мы сегодня ужинаем вместе.

— Сегодня? Вряд ли я смогу… — начала было Кэролайн, но остановила себя. Не стоило забывать о Джеке. Когда она сказала ему, что видела Бретта Хааса в самолете, он буквально выпрыгнул из кресла и стал умолять ее рассказать все подробности. Он просто никогда в жизни не простит ей, если по ее вине не сможет встретиться со своим идолом. Да, всю жизнь он будет вспоминать ей это. — Знаете, вы можете заехать ко мне на чашечку кофе, — осторожно произнесла Кэролайн.

— И ты хочешь так просто отделаться от меня? — спросил Бретт.

— Ну конечно, нет, — ответила Кэролайн. Ни для кого не было секретом, что она говорит неискренне.

— Ты, наверное, думаешь, что я придурок? — спросил Бретт.

— Нет, я просто приглашаю вас, чтобы мы могли…

— Да брось ты эти церемонии. Ты, конечно, вспоминаешь о «Кровавой Мэри», которую я принял в самолете. — Он рассмеялся. — Поверь слову Бретта: я терпеть не могу летать, никогда не привыкну, поэтому всегда стараюсь заранее нагрузиться и расслабиться независимо от того, что показывают народу часы.

Теперь пришло время Кэролайн посмеяться. Итак, этот герой, наделенный мускулами и фигурой Геракла, боялся летать? Это действительно было смешно.

— Спасибо за разъяснение, — сказала она, радуясь, что он не видит ее усмешку. — Как насчет того, чтобы увидеться в половине седьмого?

— Класс! И тогда мы пойдем ужинать!

— Нет, после кофе вы пойдете домой, а я побуду со своим сыном, которого я не видела больше недели.

— У тебя есть малютка?

Кэролайн с улыбкой представила себе, как он, должно быть, расстроен, что у нее есть ребенок и теперь не сможет уложить ее в постель, как только зайдет в гости.

— Да, у меня пятилетний сын, — сказала Кэролайн. — И он твой поклонник.

— Шутишь? Тогда это здорово! — сказал Бретт, почувствовав вдруг страшную тоску по своей Петси, которая, несмотря на ежедневные лекции матери типа «твой так называемый отец — сукин сын…», тоже была его страстной болельщицей.

— Итак, мы увидимся в половине седьмого? — спросила Кэролайн, втайне надеясь, что он откажется.

— Конечно. Почему бы и нет? — спросил он. — Стоит тебе пробыть часик в моей компании, как ты на коленях станешь просить меня, чтобы я не уходил.

— Боже! — пробормотала Кэролайн. Этот человек был просто непереносим.

— Не понял… — сказал он, не расслышав, что она говорит.

— Нет, ничего, — ответила Кэролайн и сцепив зубы продиктовала Бретту Хаасу свой адрес.

Кэролайн совершенно выпустила из головы, что, несмотря на свои как попало подстриженные бесцветные волосы, темный загар, белозубый оскал, бесшабашные голубые глаза и непропорционально широкие плечи, Бретт Хаас был довольно привлекательным мужчиной. Она не подумала и о том, что, несмотря на все свое мальчишество, он производил определенно сногсшибательное впечатление. И поэтому, когда Бретт появился в дверях ее маленькой квартиры, она на мгновение невольно засмотрелась на него. Но тут Кэролайн снова увидела его красный пиджак пожарника в комплекте с ярко-синими брюками, и прежняя неприязнь вернулась к ней.

— Привет, лапочка, — сказал он, похлопав ее по заду.

Кэролайн убрала его руку, отступила на шаг и негодующе посмотрела на него. Она уже собиралась сказать ему пару соответствующих фраз, как, задыхаясь от волнения, в прихожую вбежал Джек.

— Вы и правда Бретт Хаас? — спросил он, заранее зная ответ, но боясь поверить своему счастью.

Бретт взъерошил ему волосы и улыбнулся.

— Я и правда Бретт Хаас, — ответил он и без приглашения направился в гостиную, оглядываясь вокруг. — А ты и правда Джек Годдард?

— Да, а откуда вы знаете, как меня зовут? — спросил Джек, с сияющими глазами следуя за своим героем.

— Мне сказала твоя мама. — Бретт потрогал рукой диван и уселся на него, развалившись и закинув ноги в ужасных огромных кроссовках прямо на стеклянный кофейный столик.

Кэролайн вся кипела от возмущения.

— Не будете ли вы так любезны и не уберете ли свои…

— Так как насчет содовой, Кэролайн? — спросил Бретт, не обращая внимания или просто игнорируя ее реакцию на свое поведение. Она отправилась на кухню, чтобы принести ему кока-колы, а он повернулся к мальчику. — Ну, Джек, как, по-твоему, играют «Брэйвз» в этом сезоне?

Джек забрался на диван, усевшись рядом с Бреттом и боясь пропустить хоть минуту встречи со своим великим гостем. Он стал рассказывать, что он думает об игроках, о тренере, менеджере и судьях. Потом вдруг вскочил и выбежал из комнаты.

— Ты куда? — закричала ему вслед Кэролайн, не желая оставаться с этим ужасным человеком наедине.

— Я сейчас кое-что принесу, мама. Я быстро! — воскликнул Джек и умчался в свою спальню.

— Ну что, детка? Садись рядышком. — Бретт похлопал по дивану рядом с собой. — Пора нам познакомиться поближе.

Кэролайн вся напряглась.

— Спасибо, я лучше сяду здесь, — сказала она, устраиваясь на стуле в дальнем углу комнаты.

Бретт сделал гримасу.

— В чем дело, дорогая? Ты что, боишься меня? Или просто стесняешься в присутствии такого знаменитого человека, как я?

Кэролайн поморщилась.

— Приходило ли вам в голову, мистер Хаас, что не у всех женщин на этой планете возникает желание бросаться вам на шею?

Бретт немного подумал.

— Нет, пока ты не сказала, мне такое в голову не приходило. Ни одна женщина мне еще не отказывала, с тех пор как мне исполнилось четырнадцать, правда за одним исключением — и то она была учительница английского.

Кэролайн невольно рассмеялась.

— Ну ты и тип… — сказала она, покачав головой и удивляясь, где черпает Бретт Хаас эту непоколебимую самоуверенность. У Джеймса были деньги и воспитание, Жан-Клод — прирожденный талантливый кулинар и соблазнитель, Клиффорд умен и желает добиться успеха в жизни. Все они были уверены в себе, в своих силах. А этот пройдоха, который только и умеет, что попадать по мячу, был просто влюблен в свою персону.

— Я пришел! — воскликнул Джек, с разбега запрыгивая на диван и садясь рядом с Бреттом. — Я боялся, что позабуду попросить вас, чтобы вы написали автограф в книге.

Это была биография Бретта, которую Джеку купила Селма и которую она ему перечитывала столько раз, что мальчик уже практически знал ее наизусть.

Бретт взял книгу из рук мальчика и достал ручку из кармана своего ужасного красного пиджака.

— Конечно, напишу, — сказал он и на обратной стороне обложки вывел: «Джеку. Всегда будь за «Брэйвз»! За меня! Нам нужны такие замечательные болельщики!» Расписавшись, он протянул книгу Джеку.

— Вот здорово! — воскликнул Джек, попытавшись прочитать написанное. — Огромное спасибо, мистер Хаас!

— Какой я тебе мистер Хаас? Называй меня просто Бретт. Ведь мы с тобой теперь приятели, Джек.

— Конечно, Бретт.

Кэролайн еще никогда в жизни не видела своего сына таким счастливым — или, скорее, повзрослевшим. Его так и распирало от гордости, пока он сидел рядом с Бреттом рука об руку, как мужчина с мужчиной. Если бы его отец мог видеть его сейчас! Если бы… От этой мысли на ее глаза навернулись слезы.

— А теперь, Джек, дружище, не мог бы ты оставить нас с мамой на пару минут? — спросил Бретт, подмигнув мальчику.

Джек тоже подмигнул, взял свою книгу с автографом и гордой походкой направился в свою комнату.

— Классный у тебя парень, — сказал Бретт, разглядывая Кэролайн, на которой были плотные джинсы и белая рубашка. «Обалдеть, какая фигурка, — подумал он. — Только почему она так скованно ведет себя?»

— Спасибо, я тоже так думаю, — сказала Кэролайн.

— На фото — это его отец?

— Нет. Его отец умер еще до того, как он родился.

— Извини. Я думал, вы развелись. Взять, к примеру, меня. Моя старушка выперла меня через три года после свадьбы. Не могу сказать, что я сильно об этом пожалел. Но то, что я не мог регулярно встречаться со своим ребенком, просто достало меня.

— Ребенка?

— Да, Петси. Ей уже десять! Она живет с матерью в Техасе. Поеду к ней, когда игры здесь закончатся. Я вообще стараюсь попасть в Эйбилин при каждом удобном случае.

Кэролайн более внимательно посмотрела на человека, сидевшего напротив. Он казался грубым и неотесанным. Но ведь судя по всему, он действительно любит свою дочь. Кэролайн увидела Бретта Хааса в новом свете. И именно этот человек заставил глаза Джека сиять от радости, понял, что он для него герой, и не стал разочаровывать мальчика. С другой стороны, это был бабник и наглый тип, и Кэролайн просто не могла себе представить, как такой человек ведет себя с десятилетней девочкой.

— Можно у вас спросить, мистер Хаас? — начала говорить Кэролайн. — Как бы вам понравилось, если бы мужики начали хватать вашу дочь за зад и называть ее лапочкой?

Бретт рассмеялся.

— Ты еще не видела мою дочь, — сказал он. — Ее-то уж не назовешь скромняжкой. Наверное, пошла в папочку. Когда она подрастет, то это она будет хватать мужиков за зад, а не наоборот.

Боже! Значит, этот человек растил дочь по своему образу и подобию! Кэролайн посмотрела на часы. Прошло уже больше часа, как он сидит здесь, и ей хотелось, чтобы он поскорей убрался и она могла провести хоть немного времени с Джеком. Вдвоем.

Кэролайн поднялась со стула.

— Боюсь, что ваше время истекло, — как можно более дипломатично сказала она Бретту. — Я обещала Джеку, что сегодня посмотрю с ним фильм, и если сейчас мы не начнем смотреть его, то вообще не успеем посмотреть — Джеку пора будет ложиться спать.

— Сегодня суббота, — сказал Бретт, не сдвинувшись с места. — Как может такая цыпочка, как ты, смотреть кино с сыном в субботу вечером? У тебя что, нет парня?

— Это не ваше дело! — воскликнула Кэролайн.

— Уже мое, — заявил Бретт, откровенно разглядывая ее и не скрывая, что ему нравится то, что он видит. — И можешь больше не стараться найти кого-нибудь — это лишняя трата времени.

— Да? И почему же это?

— Потому что ты полюбишь меня, душенька, — сказал он, вставая и направляясь к двери. — Независимо от того, нравится тебе это или нет.

В воскресенье утром Кэролайн как раз читала газету, когда зазвонил телефон. Кэролайн подумала, что это, наверное, Тамара, и приготовилась выслушать упреки в том, что она не связалась с ней сразу же после приезда, потому что та, конечно, умирала от любопытства и желала немедленно знать, как все прошло в Нью-Йорке.

— Солнышко, как дела?

Это был Бретт Хаас. В восемь часов утра в воскресенье! Интересно, этот человек вообще спит когда-нибудь?

— Спасибо, мистер Хаас, хорошо, — спокойно сказала она. — Что вы хотите на этот раз?

— Кончай придуриваться, ясно? — ответил он.

— Кончать что? — Кэролайн повысила голос. Бретт Хаас обладал настоящим талантом выводить ее из себя. Все, что он говорил и делал, возмущало ее.

— Ты прекрасно слышала. Я приду где-то около полудня. Скажи Джеку, хорошо?

— Послушайте, мистер Хаас…

— Бретт.

— Бретт. Вы вчера очень хорошо посидели с моим сыном, подписали ему книгу и заставили его поверить, что вы как бы друзья. Даже не знаю, как мне благодарить вас. Но сегодня у нас свои планы. По воскресеньям мы всегда ездим к его крестной.

— Только не в это воскресенье, — сказал он как ни в чем не бывало. — Скажи Джеку, что я приду около полудня. Хорошо, милая?

Кэролайн собралась сказать ему, что она не собирается больше выслушивать его шуточки. Не собирается тратить на него время. Что с нее хватит! Она уже выполнила свой долг перед Джеком, познакомив его с легендарным Бреттом Хаасом, и этого достаточно. Более чем достаточно!

— Мне не хочется показаться грубой, — сказала она в трубку, — но мне совсем не нравится то, как вы разговариваете со мной. Кроме того, мы действительно очень заняты сегодня.

Ответа не последовало, что очень удивило Кэролайн. Но она тут же поняла, что Бретт Хаас уже давно повесил трубку.

Он появился четверть первого, одетый, учитывая его вкус, чуть ли не консервативно. На нем был темно-голубой костюм, светло-голубая рубашка и галстук с красно-синим рисунком. Кэролайн должна была признать, что он, несмотря на немного потрепанный вид, довольно симпатичен. До нее начало доходить, почему он пользуется такой популярностью у женщин. У определенного типа женщин.

— Шмотки для телика, — объяснил Бретт. — Когда я в комментаторской кабине, телевизионщики хотят, чтобы я выглядел презентабельно.

— Телевизионщики в чем-то правы, — сказала Кэролайн. — Но вам не следовало тратить время на поездку сюда. Я же сказала, что мы сегодня после обеда заняты.

Он был очень назойливым, и ей следовало дать ему это понять. Ясно, что он хотел повести ее куда-нибудь и не мог даже представить себе, что получит отказ.

— Как я уже говорила по телефону, мы с Джеком собираемся навестить его…

— При чем тут «мы с Джеком»? — прервал он ее речь, проходя мимо нее в гостиную. — Я не зову тебя пойти со мной. Я пришел за Джеком. А ты можешь отправляться куда хочешь.

— За Джеком?

— Да, если ты помнишь такого мальчишку. Это твой сын. Парень, который любит «Брэйвз». Я подумал, что ему понравится идея пойти сегодня на игру. Из Форт-Лодердейла прикатили «Янки», и мальчик сможет посмотреть все живьем из моей кабины. Ну, что скажешь?

Кэролайн не знала что сказать. Итак, он пришел не к ней. Он пришел повидать Джека. Взять его на бейсбольный матч. Он даже не предложил, чтобы она поехала с ними, не говоря уже о намеках, что ему приятна ее компания. Совершенно непонятные действия для этого жеребца, совсем недавно певшего дифирамбы ее неотразимым ножкам.

Как раз в это время в комнату вбежал Джек.

— Мам, мне показалось, что я слышал…

— Привет, старина. Мы как раз говорили о тебе, — сказал Бретт, поворачиваясь к нему. — Идешь смотреть, как играют «Брэйвз» против «Янки»?

Джек просиял и с обожанием посмотрел на своего знаменитого нового друга. Потом повернулся к Кэролайн.

— Мамочка, можно? Можно я пойду с Бреттом?

— А как наш воскресный визит к Тамаре? — спросила она, с невольной досадой отметив про себя, что в этой компании она лишняя.

— Ты можешь поехать сама, — предложил Джек. Он весь просто светился от радости. — Когда ты скажешь герцогине, где я, она будет просто в восторге.

«Да уж, в восторге», — подумала Кэролайн, пытаясь представить реакцию Тамары Брандт на Бретта Хааса, человека, одна манера одеваться которого могла нанести ей смертельную обиду.

— Ладно, дружище, покатили, — сказал Бретт, беря Джека за руку. — Мы ведь не хотим опоздать?

— Минуточку, — остановила их Кэролайн. — Я еще ничего не разрешала.

— О, мамочка! Пожалуйста, не говори «нет» — умоляюще глядя на нее, прошептал Джек.

Кэролайн в замешательстве смотрела на него. Она знала, что Джек будет на седьмом небе от счастья, если она разрешит Бретту взять ее сына с собой на игру. Но что она знала об этом человеке? Только то, что он бывшая звезда бейсбола, что он комментирует соревнования по телевизору и что он бабник, но при этом считает женщин существами низшего сорта. Откуда ей было знать, сможет ли он присмотреть за Джеком? Будет ли он чувствовать ответственность за ребенка?

Кэролайн вдруг вспомнила о мужчине, о котором ей говорила Селма. Том самом, который подходил к Джеку после школы. Он больше не появлялся, но Кэролайн поклялась себе, что теперь, когда она вернулась из Нью-Йорка, она не будет выпускать Джека из виду — на всякий случай. Джек — это самое дорогое, что у нее есть. Для Кэролайн он значит все на свете, он — смысл ее жизни. Как сможет она разрешить ему сейчас сбежать от нее с этим… высокомерным идиотом?

— Прости, Джек, но я не думаю, что ты можешь идти, — сказала она, покачав головой.

Бретт не выпускал руку Джека.

— Ты не сомневайся, ласточка, я присмотрю за ним, если, конечно, ты имеешь в виду именно это, — сказал он. — Не забывай, что у меня тоже есть дочка.

Кэролайн помнила это. Дочка, которая будет хлопать мужиков по заду, когда подрастет.

— Мамочка, пожалуйста, — не успокаивался Джек. — Обещаю, что уберу свою комнату и буду утром вставать, когда ты скажешь. Я буду делать все, честное слово, только, пожалуйста, отпусти меня с Бреттом.

Своими мольбами он буквально разбивал ей сердце. Как видно, ей придется разрешить ему пойти на эту игру. И тут до Кэролайн дошло, почему Бретт хочет взять с собой Джека. Он желает сравнять счет, вот в чем дело! Она отшила его, и вот Бретт придумал хитрый ход — начал втираться в доверие к Джеку.

— Ну ладно, иди, — сказала она, подумав о том, что раз уж Бретт хочет добиться ее, он никогда не сделает ничего плохого ее сыну.

— Ой, спасибо! — воскликнул Джек, повиснув на руке Бретта.

— Во сколько вы привезете его домой? — спросила Кэролайн, провожая их к двери.

— Когда закончится игра, милочка, — ответил Бретт.

— Но он еще не обедал.

— Расслабься, детка. Хот-доги на муниципальном стадионе — райское наслаждение. Джеку они понравятся, — сказал Бретт.

— Пока, мама, — помахал ей Джек рукой, когда они направлялись к лифту.

Кэролайн помахала ему рукой и послала воздушный поцелуй. И подумала про себя, что очень хотела бы, чтобы это счастливое выражение оставалось на его лице на всю жизнь.

Кэролайн провела пару часов у Тамары. Они пили охлажденный чай. Кэролайн рассказала, что Джек отправился на бейсбол, а потом в деталях описала свои официальные встречи в Нью-Йорке и неофициальные — с Жан-Клодом Фонтэном и Клиффордом Хэмлином. Единственное, что она не сказала, — это что они с Клиффордом замыслили вовлечь Тамару с герцогом в бизнес, чтобы они инвестировали деньги в «Романтику любви». Ведь они с Клиффордом договорились подождать, пока не навестят их в Лондоне и не выступят единым фронтом, объединив силы.

— Похоже на то, что твоя поездка увенчалась полным успехом, как в деловом, так и в личном плане, — сказала Тамара. — Тебе уже давно пора заняться личной жизнью.

— Ты говоришь совсем как Сисси, — с улыбкой произнесла Кэролайн.

— А почему бы и нет? Пора тебе перестать быть монашкой, — сказала Тамара, обратив внимание на то, что Кэролайн снова взглянула на часы — наверное, в двадцатый раз, с тех пор как приехала. — Если ты так сильно волнуешься за Джека, то можешь вернуться домой и подождать его.

— Надеюсь, ты не будешь возражать? — спросила Кэролайн. — Я уверена, что все в порядке, просто никак не могу перестать волноваться. Он — все, что у меня есть в этой жизни.

— Ему тоже пора иметь мужскую компанию. Пора тебе завести мужчину.

Кэролайн улыбнулась.

— Как я уже сказала, я усиленно работаю над этим вопросом. Но пока мне пора домой — ждать Джека.

— Поцелуй его за меня. Скажи, что сегодня мне было скучно без него.

— Мне тоже, — призналась Кэролайн.

Кэролайн почти не волновалась до половины шестого. Но игра давно закончилась, а ни Джек, ни Бретт не позвонили, чтобы сказать ей, что задерживаются. И вот она беспокойно ходила теперь по квартире, прислушиваясь у двери, выглядывая в окно, страстно желая, чтобы ее сын был сейчас дома с ней, в полной безопасности. Она думала, сколько ей еще подождать, прежде чем позвонить в полицию.

В 6.25 позвонили в дверь, Кэролайн распахнула ее и увидела Джека в командной форме «Атланта Брэйвз», Бретта и еще пятерых здоровяков.

— Мам! Ты только посмотри! — воскликнул Джек, бросаясь ей на шею. — Бретт купил мне форму, отвел в раздевалку и познакомил меня с ребятами из своей команды!

— С ребятами из команды? — спросила Кэролайн.

— Лапочка, познакомься: Рэй Динкинс, Тим Делахэнти, Регги Бэллард, Дик Хендерсон и Арни Листер, — сказал Бретт, жестом приглашая своих спутников в квартиру. В ее квартиру! Он действовал так, будто здесь все принадлежит ему! Как будто ее сын тоже принадлежит ему!

— Я им сказал, что ты всех угостишь ужином, — произнес Джек, умоляюще глядя ей в глаза.

Кэролайн пожала плечами. Перед этим его взглядом она никогда не могла устоять. Да и что ей оставалось? Выставить их за дверь, после того как они занимались ее Джеком?

— А ты не забыл сказать, что я не умею готовить? — Кэролайн наклонилась и поцеловала его.

Сын покачал головой.

— Ты притворись, что умеешь, — посоветовал Джек шепотом. — Постарайся, мама, хорошо?

— Хорошо, — ответила Кэролайн и пригласила всех семерых мужчин, включая сына, в гостиную, пока она приготовит что-нибудь. «Жан-Клод может сколько угодно крутить носом при одном упоминании о микроволновых печах, но они очень удобны», — подумала она, доставая из холодильника весь запас замороженной пиццы.

В восемь часов в этот же вечер Чарльз и Дина Годдард как раз собирались садиться за стол в своей квартире в Манхэттене, когда вошла горничная и сказала, что мистера Годдарда просят подойти к телефону.

— Это мистер Аронсон, сэр. Вы просили сразу же сообщить вам, когда он позвонит.

— Да, правильно, — ответил Чарльз, извинился и направился к телефону в библиотеке.

— Аронсон, есть новости? — спросил Чарльз. Сыщик звонил своему клиенту каждый день и давал полный отчет о работе.

— Сегодня я могу порадовать вас, сэр. Днем к ней опять пришел Бретт Хаас, экс-бейсболист. Он взял Джека с собой, и они пробыли где-то почти весь день.

— Итак, она разрешает мальчику гулять с кем угодно, — пробормотал Чарльз. Сначала это была та женщина из Лэйк-Ворта, Селма Йоханнес. А теперь Бретт Хаас, чья скандальная репутация была известна всякому, кто хоть когда-нибудь брал в руки газету.

— Совершенно верно, сэр, — согласился с ним Аронсон. — Но это еще не все. Когда Хаас вернулся с мальчиком пару часов назад, с ними были еще пятеро мужчин. Пять игроков «Атланта Брэйвз». Мать мальчика развлекает их всех.

Чарльз удовлетворенно кивнул. Что еще можно было ожидать от Кэролайн Шоу? «Быдло оно и есть быдло», — подумал он.

— Это как раз то, что нам посоветовал искать Свитцер, — сказал Чарльз. — В доме постоянно крутятся мужчины. Устраивают оргии и все такое. — Он улыбнулся своей удаче. — Шестеро сразу! Все идет даже лучше, чем я ожидал, Аронсон.

Шесть часов спустя в Вирджинии на ранчо Билла и Клэр Хаас зазвонил телефон.

— Папа? — прозвучал в трубке мужской голос.

— Бретт? Это ты? — Билл зажег свет и посмотрел на часы на ночном столике. Было почти два часа ночи, а они с Клэр легли спать около полуночи. — Что-нибудь случилось, сынок?

— Да, папа. Много чего.

— В чем же дело? Заболела Петси? — Билл знал, что его сын просто обожает свою девочку и буквально не находит себе места, если она больна или ее обидели. Все вокруг думали, что Бретт крутой парень, атлет со стальными мускулами и наплевательским отношением вообще ко всему, что не имеет отношения к бейсболу и веселым попойкам. Но Билл знал своего сына. Он знал, что Бретт любит свою дочь так, что это не может идти ни в какое сравнение с его страстью к национальной игре.

— Нет, папа. Это не Петси. Это я заболел, — сказал Бретт.

— Снова колени, сынок? — Билл надеялся, что обойдется без очередной операции на искалеченных ногах сына.

— Нет, папа. На этот раз сердце, — Бретт вздохнул.

Билл Хаас крепче сжал трубку в кулаке. Этот шестидесятилетний тренер команд низшей лиги сам перенес шунтирование сердца год назад. Теперь он встревожился: а вдруг его сыну передалась эта болезнь по наследству. — Ты звонишь из больницы, сынок? — спросил он.

— Нет. Я звоню из гостиницы в Вест-Палм-Бич. Только что вернулся со свидания.

— Со свидания?

— Да. И поэтому я и звоню, папа. Ты всегда давал мне дельные советы, насчет женщин.

— Ах женщин… — с облегчением произнес Билл и улыбнулся жене, лежавшей в постели.

— По-моему, я влюбился, — сказал Бретт.

Билл засмеялся.

— Все правильно, сынок. Кто она?

— Девушка, которую я встретил в самолете. Это отпад! Она считает меня полным дерьмом, а я не могу выбросить ее из головы.

— Может быть, именно потому, что она считает тебя дерьмом? — Билл снова рассмеялся. — Ты ведь не привык, чтобы женщины так относились к тебе. Я прав, сынок?

— Чертовски прав.

— Тогда, может, поэтому тебе и кажется, что ты влюбился? Потому что она не бросается тебе на шею? Для тебя это как вызов.

— Правильно, но не совсем, — попытался объяснить Бретт. — Она совсем не такая, как те бабы, с которыми я всегда имел дело. Она высший класс. Настоящая леди, не говоря уже о внешности. Совсем не такая, как Мэри-Лу, которая спит и видит только спортивных звезд и доллары. Этой девушке плевать на то, что я знаменитость. Она никогда не поселится в гостинице, чтобы протрахать себе путь в жены знаменитого бейсболиста, как это сделала моя бывшая жена — мой кошмарный сон. Я же говорю тебе, папа, она знает, что я представлен в Зале Славы, и все равно считает меня дерьмом.

Билл опять рассмеялся.

— Судя по всему, ты влип, сынок.

— Точно. Но это еще не все. У нее есть маленький ребенок. Потрясный парень, а его герой — ну, ты сам знаешь, кто.

— А ты уже сказал ей о своих чувствах?

— Шутишь? Я только что встретил эту женщину. И, как я уже говорил, она презирает меня. Если я стану нашептывать ей ласковые слова, она ткнет меня носом прямо в грязь.

— С каких это пор ты уклоняешься от борьбы? — сказал Билл, который всегда гордился стремлением сына к победе. — По крайней мере я еще не видел, чтобы ты так вел себя на поле.

Бретт немного помолчал.

— Ну хорошо, а как мне справиться с ней, папа? Скажи мне, что делать.

— Встречайся с ней, — ответил Билл. — Вымотай ее, как выматывал подающих в национальной лиге. Займи позицию и твердо стой на своем. Один удар. Второй удар. Не сдавайся. Не сходи с круга. И ты и сам не поймешь, как это случилось, когда будешь класть все мячи.

Бретт задумался над этой аналогией, потом поблагодарил отца и пожелал ему спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сынок, — сказал Билл. — Учти, мы с мамой хотим познакомиться с этой юной леди.

— Вам придется немного подождать, — сказал Бретт. — Мне сначала нужно убедить ее, чтобы она захотела познакомиться со мной. Мы еще даже не были наедине.

— Помни, что я сказал. Займи позицию и отбивай удары. Если уйдешь с поля, то никогда не попадешь в цель.

После того как Билл положил трубку, Клэр Хаас улыбнулась мужу.

— Может быть, этой девушке действительно не нравится Бретт, — сказала она. — Я, конечно, его мать, но не собираюсь закрывать глаза на его недостатки, один из которых — его полная неспособность высказывать свои чувства.

Билл Хаас тоже улыбнулся этой женщине, которая для него была все такой же милой и желанной, как и в тот день, когда они поженились. — Хорошо хоть я знаю, как выражать свои чувства, — прошептал он, выключил свет и выразил свои чувства, как умел.

Глава 24

Как и Кэролайн, Франческа Пален прошла долгий путь, с тех пор как они встретились в холле «Брэйкерса». Тогда она была еще новичком, простым ассистентом в отделе по связям с общественностью, а Кэролайн — стеснительным, неуклюжим пятнадцатилетним подростком.

Франческа очень хорошо выполняла свою работу, начальство высоко ценило ее творческий подход к делу и организаторские способности. Теперь она была заместителем управляющего отделом и первым человеком в списке кандидатов на пост управляющего, потому что ее теперешняя начальница, Карен Хэсвел, которая была на шестом месяце беременности, решила оставить работу. Конечно, не было исключено, что высшее руководство может найти на этот пост кого-нибудь со стороны, например из другой гостиницы, и тогда Франческа останется при своих интересах.

— Генеральный директор «Брэйкерса» не раз приглашал меня поужинать с ним, — говорила она Кэролайн по телефону. — Я слышала, что он хочет повысить меня в должности, когда Карен уйдет, но я также слышала, что он не совсем уверен, справлюсь ли я с отделом.

— А ты согласишься, если тебе предложат этот пост? — спросила Кэролайн, которая прекрасно знала, что Франческа любит свою работу, но считает ее довольно утомительной.

— Соглашусь ли я? Не моргнув глазом! Об этой работе я всегда мечтала!

— Тогда он должен предоставить тебе ее, вот и все.

— Не должен, а может, если я докажу ему, что справлюсь: мне надо организовать этот прием во вторник.

— Какой прием?

— Настоящее действо для руководства телекомпании. Карен две недели не будет в городе, и она назначила меня ответственной за организацию вечера. Если я сумею показать всем, что могу справиться с этим, то уж точно получу эту работу.

— Франческа! Это же просто замечательно! — воскликнула Кэролайн, радуясь за подругу. Кроме того, ей было приятно сознавать, что женщина не хуже любого мужчины способна работать как следует и что старания ее подруги будут оценены по достоинству. Ведь после своих безуспешных походов по банкам Кэролайн уже начала сомневаться, что в деловом мире женщин вообще считают за людей.

— Кстати, о приеме, — продолжила Франческа. — Мне не помешало бы видеть на нем хоть одно дружеское лицо. Может быть, ты придешь?

— Я? Но я никого не знаю с телевидения, — ответила Кэролайн.

— Ну и что, зато знаешь меня. Мне действительно нужна поддержка, Кэролайн. Ведь мне придется носиться по залу, следя за тем, чтобы мистер «такой-то» получил именно свой любимый сорт виски, а в свободное от этого время нужно будет следить за музыкантами, чтобы они случайно не заиграли позывные конкурирующей телекомпании!

— Да, тебе придется помотаться, — пожалела ее Кэролайн.

— Но это только малая часть работы, Кэролайн. — Франческа вздохнула. — Мне действительно будет приятно, если ты придешь. И вообще, кто знает? Вдруг там для нас с тобой найдется парочка досужих холостяков?

Кэролайн закатила глаза. Парочка холостяков! Два дня назад она развлекала у себя дома целых шесть таких холостяков, особенно несносным из которых был, конечно, Бретт Хаас, который не преминул в очередной раз напомнить ей, что пользуется огромным успехом удам. Боже, он просто непрошибаем. Конечно, он добр с Джеком, что она очень ценит, но неужели он должен постоянно действовать ей на нервы? В нем не больше такта, чем в самосвале!

— Ну что скажешь, Кэролайн? — спросила Франческа. — Ты придешь? Будут только коктейли и буфет. Более-менее нарядиться, конечно, нужно, но никакой официальности. Ты могла бы мне помочь организовать все так, чтобы все хорошо провели время.

— Конечно, приду, — сказала Кэролайн. Она с радостью согласилась помочь Франческе, которая в свое время была первым человеком, пришедшим на помощь ей самой. Кроме того, она уже и не помнила, когда в последний раз была на вечеринке. Особенно на такой престижной.

На следующий день Кэролайн как раз была занята с клиенткой, когда к ней подошла помощница и сказала, что ее просят к телефону. Мужской голос. Кэролайн подумала, что это, наверное, Жан-Клод. Он звонил ей почти каждый день, с тех пор как она вернулась в Палм-Бич. Чем больше они говорили, тем чаще Кэролайн ловила себя на мысли, что частенько думает о нем и что ее настороженность по отношению к нему постепенно пропадает. Она с удовольствием представляла себе, как они встретятся, когда Жан-Клод в следующий раз приедет во Флориду.

— Алло! — сказала Кэролайн в трубку, пока ее помощница занялась клиенткой, примерявшей кружевную блузку.

— Привет, лапочка. Угадай, кто это!

Кэролайн не нужно было угадывать. После того как она провела целый вечер в компании Бретта Хааса, она могла за тысячу миль распознать этот самоуверенный тон.

— Привет, — сказала она как можно более бодрым голосом. — Только не надо говорить, что ты собираешься взять Джека на очередной бейсбольный матч.

— Нет, я собираюсь взять тебя.

— Но я совсем не интересуюсь бейсболом.

— А кто говорил о бейсболе?

— Но ты только что сказал, что собираешься взять меня куда-то.

— Конечно. На вечеринку, солнышко, а не на игру. — Бретт вздохнул. — Ты всегда такая зануда?

Кэролайн рассмеялась.

— Совсем нет. Просто на меня не действуют твои чары так, как на других женщин.

— Да, я вижу, хотя не могу этого понять. Ну ничего, все изменится. Стоит тебе провести со мной еще вечерок, как ты просто кинешься мне на шею.

— Непременно. А теперь прошу простить меня, мне пора вернуться к моим клиенткам.

— Никаких клиенток, пока ты не скажешь, что идешь со мной на вечеринку.

— На какую вечеринку?

— На танцульки, куда меня пригласили. Что касается меня, то я бы лучше спокойно понаблюдал за тем, как растет трава, но работа есть работа.

— Значит, ты меня приглашаешь на деловой прием?

— Умница.

— Но я уже сказала, что меня не интересует бейсбол.

— Послушай, бейсбол тут вообще ни при чем. Повторяю в третий раз для тупых: это ве-че-рин-ка! Чудная вечеринка с шампанским, икрой и прочими делами.

— Спасибо, что вспомнил про меня, но боюсь, что в этот вечер буду занята.

— Вздор! Ты даже не знаешь, когда будет этот вечер.

— Ах, извини. Ну и когда же этот вечер?

— Во вторник. В семь.

Кэролайн с облегчением вздохнула, потому что теперь у нее была совершенно законная причина отказаться.

— По правде говоря, я действительно занята в этот вечер. Меня пригласила подруга на прием, который она устраивает.

Бретт Хаас замолчал. Кэролайн подумала, что это совсем не похоже на него.

— Эй, ты еще здесь? — спросила она, чувствуя небольшой укол совести из-за того, что так обращается с ним. Может быть, она и в самом деле зануда? Бретт оказывает ей внимание. Он смешит ее. Он так хорошо занимается Джеком. Просто он слишком… слишком самонадеян, слишком поглощен своей персоной, слишком…

— Да, я здесь, — ответил Бретт. — Никуда не делся. Просто разочарован. Мне и в голову не приходило, что ты не пойдешь со мной. — Да, папе хорошо говорить, что нужно быть упорным. Оставаться на поле, отбивать мячи и ждать своего удара. Коронного удара.

— Значит, ты ошибался, — сказала Кэролайн. — Может быть, тебе не стоит строить предположения, когда дело касается женщин?

— Вот прицепилась ты ко мне с этими женщинами! — раздраженно сказал Бретт. — Просто мне пришло в голову, что, может быть, тебе захочется поболтаться в «Брэйкерсе». Это чудненький отель, там соберутся все киношники и…

— Это и есть та вечеринка? — спросила Кэролайн. — Коктейли и буфет в «Брэйкерсе» во вторник вечером? — Ну и дела! Бретт Хаас собирается туда же, куда ее пригласила Франческа.

— Прямо в точку. И я там один из почетных гостей, — сказал он, вновь обретая свой гонор. — Может, ты помнишь, что я комментирую для телека игры «Брэйвз»?

Об этом Кэролайн вряд ли могла забыть, потому что с той самой минуты, когда Джек узнал, что мама знакома с Бреттом, он не переставал говорить об этом.

— Меня пригласили на тот же самый вечер, — обреченно сказала она.

— Вот и чудненько. Поедем вместе.

Теперь замолчала Кэролайн. На этот раз она уже не знала, как ей отвертеться.

— Я заеду за тобой в шесть, — продолжал говорить Бретт как ни в чем не бывало.

— В шесть? Вечер начинается в семь, — сказала Кэролайн, пытаясь представить себе, как появится на важном для Франчески вечере — том, на котором решался вопрос ее карьеры, — в сопровождении такого эксцентричного спутника, как Бретт Хаас.

— Да, но по дороге нам надо будет кое-куда заскочить. Мы прихватим Регги Бэлларда. Он остановился у своей мамаши, пока команда находится здесь на сборах, и, судя по его описаниям, это где-то на задворках. Ему самому не добраться.

— Хорошо, хорошо. Договорились, — сказала Кэролайн, которой не терпелось закончить этот разговор и вернуться к своим клиенткам. Ей надо было свыкнуться с мыслью, что она пойдет на вечер — и вообще куда-нибудь пойдет — с Бреттом Хаасом. Если бы не Франческа, то она сказала бы, что у нее грипп. Единственное, что ее утешало, — это что Бретт Хаас приехал в Палм-Бич ненадолго и что, когда закончатся весенние сборы, он отправится в свою Атланту, Эйбилин или куда там еще.

Бретт появился в пять минут седьмого. Джек, только что после ванны, одетый в фирменную футболку «Брэйвз», которую практически не снимал, радостно открыл ему дверь и хлопнул своего кумира по его раскрытой ладони. Кэролайн как раз выходила из своей спальни, когда Бретт подхватил Джека и подкинул его под самый потолок. На Кэролайн было шелковое платье нежно-зеленого цвета с фигурным вырезом, завышенной талией и пышной юбкой — это платье они с Тамарой увидели в витрине «Сакса» в самом начале сезона и решили, что оно слишком красивое, чтобы можно было спокойно пройти мимо.

Бретт бережно поставил Джека и внимательно осмотрел ее с головы до ног, потом присвистнул.

— Ну, детка, это отпад! Ты выглядишь как раз…

Кэролайн прервала его, пока он не сказал что-нибудь такое, что ей потом было бы трудно объяснить Джеку, учитывая его нежный возраст.

— Джек, пригласи мистера Хааса в гостиную, — сказала она, тоже тайком разглядывая Бретта. На нем был темный костюм, белая рубашка, приличный галстук, и он был гладко выбрит. От него исходил свежий лимонный запах одеколона. Во второй раз за все время Кэролайн поймала себя на мысли, что можно понять, почему некоторые женщины находят этого типа привлекательным. Конечно, своеобразно привлекательным.

— Бретт! Бретт! — Джек подпрыгивал рядом со своим большим другом. — Подкинь меня еще разочек! Так же, как сейчас!

Бретт вопросительно посмотрел на Кэролайн, и она согласно кивнула.

— В последний раз, — сказала она, подумав о том, как Джеку не хватает отца. Чтобы побороться с ним. Поговорить по-мужски. Посмотреть на него снизу вверх.

Бретт подкинул повизгивающего от восторга Джека, поставил его на пол, потрепал по взъерошенным волосам и хлопнул по попке.

— Ну все, парень. Иди смотри телик или займись чем-нибудь. У нас с мамой страшно важная встреча. — Потом он подмигнул Джеку и протянул ему толстый конверт. — А это фотки и рекламный видеофильм, которые я обещал.

Открыв конверт, Джек аж подпрыгнул от радости, увидев фотографии своих любимых игроков с автографами и видеокассету с хроникой самых удачных бросков звезды бейсбола, третьего бейсмена Бретта Хааса. Бретт чмокнул его в макушку и отправил к Селме, которая как раз пришла за ним из своей квартиры.

— Мы придем поздно, — сказала ей Кэролайн, представив Бретта, который произвел на крестную мать и няньку Джека самое неизгладимое впечатление, присвистнув по поводу неотразимости ее ножек.

Бретт вырулил из двора высотного дома, где жили Кэролайн, Джек и Селма, и вместо того, чтобы ехать на восток, в сторону Палм-Бич и «Брэйкерса», направил свой «линкольн», взятый напрокат, на запад.

— Куда мы едем? — спросила Кэролайн, оглядываясь. — Нам надо совсем в другую сторону.

— Заберем Регги. Он все еще у мамы, если ты помнишь.

Кэролайн кивнула.

— А где живет его мать?

— В Хоуб-Саунд.

— Хоуб-Саунд? Это же целый час езды отсюда!

— И что из этого? Вечер начнется не раньше семи. Мы прибудем в восемь и произведем фурор. Все равно вечеринки никогда не начинаются по-настоящему, пока не появляюсь я.

Кэролайн покачала головой.

— Не пойму, где ты черпаешь столько самовлюбленности, — сказала она, одновременно удивляясь себе, что согласилась поехать с этим сумасшедшим. Теперь оставалось только надеяться, что они не слишком опоздают на вечер, ведь Франческа так рассчитывала на нее…

— Самовлюбленности? Дорогая, да ты еще не знаешь и сотой доли, чего я стою. — Бретт включил приемник и стал подпевать песням тридцатых, которые как раз транслировали по радио.

Они уже ехали целую вечность, когда Кэролайн наконец спросила, знает ли он дорогу.

— А как же! — воскликнул Бретт, не переставая петь, потом полез в карман пиджака, достал скомканный лист бумаги и передал ей.

— Что это такое? — спросила Кэролайн, пытаясь разгладить его.

— Описание, как ехать к мамаше Регги.

— И ты только теперь показываешь его мне! — Кэролайн попыталась прочесть, что там было написано. Такой почерк можно было увидеть только на загадочных рецептах, выписанных врачом поликлиники. Из всего Кэролайн смогла определить лишь буквы «с», «внс» и «ст».

— А ты уверена, что это «с»? — ехидно спросил Бретт, когда она показала ему буквы.

— Совсем не уверена, — ответила Кэролайн, до которой дошло, что Бретт, уроженец Джорджии, а не Флориды, не имеет ни малейшего представления, где они находятся.

— Может, это вообще «е», — сказал он. — Я помню, что Регги что-то говорил о том, что надо повернуть на восток.

— Почему тогда мы не остановились на заправке и не спросили, куда нам ехать? — Кэролайн просто бесило его упрямство.

Бретт посмотрел на нее так, будто она только что предложила ему сделать удар при занятых базах.

— Но ведь мы заблудились, согласись, — сказала Кэролайн, которая совершенно не узнавала улиц, по которым они ехали, несмотря на то что всю жизнь прожила во Флориде.

— Да не суетись ты, лапочка. — Бретт улыбнулся. — Дом мамаши Регги должен быть где-то здесь неподалеку.

— Но все равно, почему бы нам не остановиться и не спросить дорогу? — сказала Кэролайн, стараясь изо всех сил не показывать, что ее оскорбляют его манеры. — Или ты слишком горд своими мужскими достоинствами, чтобы просить о помощи?

Бретт открыл окно, высунулся и заорал во все горло:

— Помогите! Спасите! У меня в машине девушка, которую я никак не могу расшевелить!

Кэролайн невольно рассмеялась. Да, он сумасшедший. Совершенно сумасшедший. У него совершенно отсутствуют тормоза, и он делает и говорит все, что хочет. Высказывает любые пришедшие в голову мысли, проявляет любые эмоции, невзирая на лица. Кэролайн по-своему завидовала ему, потому что этот тип явно был больше в ладу сам с собой, чем она.

Прошло еще десять минут бессмысленных поворотов и тупиков. Бретт все клялся, что знает, куда они едут, а Кэролайн говорила, что они никогда уже не попадут на вечер Франчески. В конце концов они оказались на пустынной дороге, где вдали виднелась всего одна заброшенная ферма и которую освещал лишь свет звезд.

Бретт вырулил на обочину, резко нажал на тормоза, и «линкольн» остановился, отчего Кэролайн бросило вперед. Бретт выключил зажигание.

— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Кэролайн, у которой уже не оставалось никакого сомнения, что они никогда не попадут к матери Регги Бэлларда, не говоря уже о «Брэйкерсе».

— Как видишь, я остановил машину. Мы заблудились. — Бретт пожал плечами.

— Наконец-то ты это признал! — воскликнула Кэролайн.

— Признаю! — вздохнул Бретт, а потом снова улыбнулся, обретя прежнюю самоуверенность. Кэролайн подумала, что он как ребенок. Большой, неуправляемый, славный ребенок…

Тут Кэролайн осеклась. Славный? Бретт Хаас? Конечно, с ним не соскучишься, здесь надо отдать ему должное. И ему совершенно все равно, что о нем подумают окружающие, — это тоже по-своему неплохо. Но славный?..

— Кэролайн, детка, что ты скажешь, если мы сейчас организуем собственную вечеринку? — спросил он, откинувшись на сиденье и глядя в ночное звездное небо.

— Я скажу, что нам нужно ехать на ту вечеринку, куда нас пригласили, — ответила она. — Нас обоих там ждут.

— Ты что, всегда делаешь только то, что от тебя ждут? — Бретт повернулся к ней и залюбовался: ее профиль в лунном свете казался вырезанным из слоновой кости.

— Думаю, что да, — призналась Кэролайн.

— А я нет. — Он протянул руку и снова включил радио. — Классная станция, скажи? Мне нравятся «старушки».

Он начал подпевать «Исли Бразерз», которые исполняли на новый лад «Твист энд шаут». Кэролайн не успевала удивляться. Этот большой ребенок, казалось, совершенно не думает о том, что целая группа работников телевидения — его шефы — ждет, когда он появится на важном деловом приеме. Он и вправду такой безответственный или просто действует по ситуации? Это проявление его протеста против чего-нибудь или просто легкомыслие? Этого Кэролайн не знала. Она знала только, что вряд ли на свете можно найти двух таких совершенно непохожих людей, как они с Бреттом.

— Ты только послушай! Вот здорово, они решили прокрутить весь альбом твистов! — радостно воскликнул он, снова напевая под мелодию «Пепперминт твист», исполняемую Джоэй Ди, за которой последовала «Летс твист эгэйн» Чабби Чеккера.

— Бретт, — попыталась привлечь его внимание Кэролайн, пока он крутился на своем месте и щелкал пальцами в такт музыке. — Может быть, попытаемся вернуться? Мы одеты для вечера, и люди…

— Люди для того и люди, чтобы веселиться каждый по-своему, — не дал ей договорить Бретт. — И знаешь, милая, если ты хоть немного расслабишься, то будешь получать от жизни больше радости.

Кэролайн откинулась на спинку сиденья и вздохнула. Что она может сейчас поделать? Ей оставалось выбирать одно из двух: побить его или разделить его безумие. И поскольку она оказалась невольной пленницей темной ночи и пустынной дороги, Кэролайн тоже начала прищелкивать пальцами и тихонько подпевать Чабби Чеккеру. Даже будучи подростком, она никогда не позволяла себе подпевать рок-певцам, по крайней мере тогда, когда ее могли услышать. Пока ее одноклассники ходили на танцы, она сидела дома, пытаясь помирить своих родителей. Может быть, действительно наступила пора ей распустить волосы и почувствовать себя молодой и бесшабашной, такой, какой она никогда в жизни не позволяла себе быть? Может быть, пришло ее время глупо по-детски повеселиться?

— Это уже кое-что, — сказал Бретт, наблюдая, как она двигается в такт музыке. — А теперь покажи мне настоящий шик!

— Настоящий шик?

— Не дури. Ты что, не знаешь, как танцуют твист?

Он вышел из машины, перешел на ее сторону и открыл дверцу.

— Давай вылезай. Пошли. Я хочу посмотреть, как твои ножки протвистуют эту ночку.

Бретт протянул ей руку. Не успела Кэролайн оглянуться, как уже вертелась под звуки твиста, задыхаясь и смеясь, с бешено колотящимся сердцем, прямо посреди дороги, вообще неизвестно где. Твист закончился, но танцевальная музыка продолжалась: «Локомоушн»… «Мешт потэйтоуз»… «Свим»… Она танцевала и танцевала, пока не начали передавать рекламу.

— Слава Богу! — Кэролайн перевела дух и облокотилась на машину. — Я так много не смеялась, с тех пор как…

Она осеклась, увидев, что Бретт, вытирая со лба пот, подходит к ней.

— Ты просто шикарная, когда смеешься, — неожиданно серьезным голосом сказал он. — Но тебе, конечно, это говорили сотни парней.

Кэролайн покачала головой.

— Нет, не сотни, — тоже серьезно ответила она, глядя ему в глаза и думая о Джеймсе. — Только один.

— И с ним ты смеялась точно так же? — В Бретте уже просыпался ревнивец.

— Да, точно так же, — тихо произнесла Кэролайн.

Он уже собирался наклониться и поцеловать ее, как реклама вдруг кончилась и Дирк, диск-жокей, объявил, что теперь пора сменить настроение и переключиться с танцевальных мелодий на романтические баллады.

— Сейчас прозвучит старая песня для всех влюбленных, — сказал он. — Песня Ленни Венча «Синс ай фелл фо ю».

При первых звуках песни Бретт взял Кэролайн за руку и мягко притянул ее к себе.

— Мне эта песня всегда была по душе, — сказал Бретт, беря ее за талию и ведя в медленном чувственном ритме танца. — Но я никогда не думал, что буду танцевать под нее с такой девушкой, как ты.

Вот уже в который раз с тех пор, как он познакомился с Кэролайн, Бретт подумал о том, как разительно она отличается от тех девушек, с которыми он встречался раньше. Она была совсем другой: независимой, гордой, шикарной. Словом, настоящий класс! А те девицы, с которыми он танцевал раньше, обычно представляли собой визгливых поклонниц разных знаменитостей и бродящих у танцевальных залов бездельниц, бросавшихся на шею спортсменам, кинозвездам, телевизионным ведущим — вообще всем, кто имел громкое имя и толстый кошелек. Никогда в жизни Бретт не мог представить себя рядом с такой женщиной, как Кэролайн: щепетильной, утонченной, одевающейся со вкусом. С женщиной, которая грамотно излагает свои мысли, у которой свои интересы, кроме беготни по магазинам и по танцулькам, которая спокойно делает себе карьеру и растит сына, отдавая этому все свое время, которая совершенно равнодушна к популярным героям — во всяком случае, к нему. Нет, Кэролайн Годдард особенная — об этом думал Бретт, осторожно держа ее за талию, словно у него в руках — какая-то драгоценность.

Кэролайн не ответила на слова Бретта, а просто положила ему руки на плечи и растворилась в танце. В своих ощущениях.

Они танцевали молча. Ее голова покоилась на плече Бретта, а тело двигалось в унисон с его телом. Не было никаких мыслей ни о его эксцентричности, ни о ее замкнутости. Только музыка, звезды и теплый ночной воздух.

И вдруг, только музыка закончилась, набежала туча и, как это часто бывает во Флориде, пошел дождь: короткий, но сильный ливень, который мигом промочил их насквозь и загнал в машину. Они закрыли окна и стали наблюдать за дождем, за лужицами на мокром асфальте.

— Боже, мои волосы, — проговорила Кэролайн, пытаясь отжать мокрые пряди. Она потратила целый час под феном, укладывая прическу для вечера. Теперь волосы противно прилипли ко лбу и шее. — И наверное, косметика размазалась по всему лицу!

— Ага. — Бретт посмотрел на нее и рассмеялся.

— А моя одежда! — Дорогое платье, купленное в «Саксе», облепило ее, как старые обои, в босоножках хлюпала вода.

— Похоже, я снова промочил тебя.

— Снова? — не поняла Кэролайн.

— «Кровавая Мэри»! На самолете!

Кэролайн кивнула. Вдруг она поймала себя на мысли, что случай в самолете как бы произошел много лет назад. Сейчас она жила настоящим, чувствовала его близость, ощущала, какие они мокрые, а в ее ушах все еще звучал ее смех на тихой ночной улице.

— Сильно разозлилась? — спросил он, легонько взяв ее пальцами за подбородок и поворачивая к себе.

— Это моя подруга Франческа разозлится, — ответила Кэролайн. — Она очень хотела, чтобы я пришла к ней на вечер, а я ее подвела.

— Ну уж с ней мы договоримся.

— Мы?

— Ага.

— А как быть с твоими боссами с телевидения? Они будут в ярости, что ты не пришел.

— Может быть, но они переживут. Все время они получают от меня именно то, что хотят, и достаточно ценят это. Все остальное чепуха.

Он приблизил свое лицо. Кэролайн чувствовала его теплое дыхание, но не отстранилась.

— Ты шикарная, не только когда смеешься, а еще и когда мокрая, — пробормотал Бретт, пригладив ей волосы и проведя на удивление тонкими пальцами по ее губам.

Кэролайн сидела молча, потрясенная ситуацией и присутствием этого мужчины, не в силах сопротивляться физическому ощущению его тела, находящегося так близко от нее. Она закрыла глаза и приготовилась к тому, что он сейчас ее поцелует. К черту его дурные манеры и острый язычок! Она повеселилась с ним — так, как не веселилась вот уже столько лет, — и теперь ей хотелось, чтобы он предпринял те действия, которые грозил предпринять с самого первого дня их встречи.

Но вместо того чтобы обнять ее, Бретт отстранился. Он решил не пользоваться моментом.

— Не думаю, что это правильно, детка, — сказал он, берясь за руль. — У меня разболелась голова. — Она, конечно, не собиралась тыкать его носом в грязь, да и к черту все эти советы отца! Нельзя унижать женщин. Особенно таких, как Кэролайн Годдард. Бретт завел машину.

— Разболелась голова? — щеки Кэролайн пылали, а ноздри раздувались. — Да ты после… И ты смеешь… Ты говоришь мне это после того, как хвалился, что я буду еще бегать за тобой?

— Я и собираюсь подождать, пока ты будешь бегать за мной. — Бретт снова обрел свой привычный хозяйский тон, включил дворники, выехал на дорогу и направил машину в ту сторону, где, по его мнению, находился дом Кэролайн. — Как я и говорил с самого начала, ты должна просить меня.

— Только через мой труп!

— Шикарный труп!

— Не надейся, ты и близко не подойдешь ко мне!

— Не зарекайся, лапочка. Все идет строго по расписанию. В следующий раз, когда я соберусь поцеловать тебя, ты станешь просить, чтобы я не останавливался.

— Не смеши меня! — воскликнула Кэролайн. — Ты до меня и не дотронешься! Ты не в моем вкусе!

— А мысленно представляешь, как я до тебя дотрагиваюсь, — с довольной ухмылкой заявил Бретт. И серьезным тоном добавил: — Да, кстати, пока не забыл. Сегодня у меня был действительно прекрасный вечер. Хочу, чтобы ты знала об этом.

Кэролайн отвернулась от него и всю обратную дорогу молча смотрела в окно.

На следующее утро в половине десятого Кэролайн позвонила Франческе, чтобы извиниться за то, что не была на вечере, и узнать, как он прошел. Но не успела она произнести и слова, как Франческа засыпала ее вопросами.

— Как ты познакомилась с Бреттом Хаасом и где вы купили эти замечательные экстравагантные цветы? Теперь мой офис похож на оранжерею! А кто из вас написал эту милую записку?

Итак, Бретт знал, о чем говорил, когда заявил: «С Франческой мы все уладим». Кэролайн подумала о том, что если он так серьезно отнесся к этому, то, может быть, он серьезен и в другом: в том, что он обязательно понравится Кэролайн.

— Я встретила его в самолете, когда возвращалась…

— Да ладно, не надо объяснений, — прервала ее Франческа. — Я должна сказать тебе, что вечер удался на славу, и единственное, что расстроило всех этих гостей с телевидения, — отсутствие Бретта Хааса. Кажется, они думают, что он намеренно оставил их с носом.

— Правда? — развеселилась Кэролайн.

— Конечно. Они считают, что у него большое будущее как у спортивного обозревателя. Его, судя по всему, уважают и любят не только зрители, но и шишки с телевидения, которые делают на нем неплохие деньги. Они говорят, что он яркая и необычная личность, с которой приятно и легко находиться рядом.

— Яркая? Да просто ослепительная! — воскликнула Кэролайн. — Ты бы видела его в красном блэйзере и оранжевых спортивных брюках! Стоит только посмотреть, как сразу голова разболится.

Франческа ответила, что в любой момент была бы рада такой головной боли.

— Ты мне только скажи, может, у Бретта есть брат? Не женатый и похожий на него? — пошутила она.

Кэролайн рассмеялась. Она все время забывала, что Бретт Хаас — действительно знаменитость и что Франческа, которая читает все журналы, включая «Спортс иллюстрэйтед», прекрасно знает, кто он такой и как выглядит. — По правде говоря, я знаю о Бретте очень мало, за исключением, может быть, того, что он танцует так же хорошо, как, я слышала, играет в бейсбол.

— Танцует? Похоже, что вы довольно-таки сблизились, — сказала Франческа. — Ну и как он тебе?

Кэролайн немного помолчала, а потом выложила Франческе все, что думает:

— Обычный мачо. Задавака. Бесчувственный. Дурной тон. Полное отсутствие вкуса. Никаких манер. Просто обожает собственную персону.

Франческа рассмеялась:

— Короче говоря, ты от него без ума.

Глава 25

«Франческа ошибается, — подумала Кэролайн, повесив трубку. — Очень сильно ошибается».

Нет, она не может быть без ума от Бретта Хааса. От этого грубияна, наглеца и дальтоника? Ха! Франческа с тем же успехом могла сказать, что Кэролайн без ума от какого-нибудь марсианина. Конечно, ей было весело с Бреттом, когда она на минутку переняла его философию — «плевать-что-обо-мне-могут-подумать» — и потанцевала с ним твист посреди дороги Бог знает где. Да, она смеялась так, как давно не смеялась. Но ведь все равно было поздно ехать на вечер, она устала и решила, что может немного пошутить с ним. На самом деле Бретт, как она уже сказала Франческе, — несносный, бесчувственный, самовлюбленный тип. Конечно, следовало признать, что он очень сдружился с Джеком, как бы заменяя отца, которого тому так не хватало. Но представить его себе в качестве объекта любви? Да никогда!

Сейчас ее заботил Жан-Клод. Он позвонил из Нью-Йорка вчера вечером и просил Селму передать ей, что завтра собирается в Палм-Бич. Он остановится у своего отца в его квартире над кафе «Павильон», и если Кэролайн не перезвонит ему, то в шесть вечера он зайдет к ней в «Романтику любви». Прежде чем положить трубку, он добавил:

— И передай, пожалуйста, Кэролайн, что мне очень хотелось бы провести некоторое время с ней наедине, чтобы продолжить то, что мы начали в Нью-Йорке.

«Чтобы продолжить то, что мы начали в Нью-Йорке…» Кэролайн вздохнула, вспомнив вкусный ужин, который приготовил для нее Жан-Клод в его квартире в Сохо… свечи, вино, Моцарта… его мягкий, вкрадчивый шепот, когда он говорил о своем желании… прикосновение его губ… ощущение его рук, обнимавших ее… почти непереносимое волнение от желания, от чувства, которое он к ней испытывал. Кэролайн снова вздохнула, вспомнив все это, даже то, как она чуть не сдалась, а потом взяла себя в руки и отправилась домой. В безопасную пустоту комнаты для гостей в доме Сисси, в безгрешную жизнь, которую она сама для себя выбрала.

«А что будет теперь, когда мы встретимся?» — спрашивала себя Кэролайн, волнуясь, как школьница перед первым свиданием. Может быть, тот вечер в его мансарде был просто вымыслом, фантазией женщины, уставшей от одиночества? Или это была не просто иллюзия? Неужели между ними возникло что-то настоящее? «Будет ли меня так же тянуть к нему, как тогда? — спрашивала она себя. — Повлияют ли на меня снова его привлекательность и его сексапильность? Что мне со всем этим делать? Как поступить? Отдаться во власть чувств? Или я опять буду сопротивляться, избегать его ласковых прикосновений, не слушать его нежные слова?»

Но у Кэролайн просто не было времени, чтобы разобраться во всех этих противоречивых чувствах и мыслях. В девять ей нужно было пойти в «Ферст оушен бэнк» — предпринять очередную попытку убедить банкиров, что Кэролайн со своей «Корпорацией» заслуживают того, чтобы им дали ссуду, которая, по совету Клиффорда Хэмлина, возросла до двухсот тысяч долларов. Мысли о том, куда ее могут завести их отношения с Жан-Клодом, следовало оставить на потом. Сначала дело, потом развлечения, — с таким решением Кэролайн быстро собрала дипломат и вышла из магазина.

— Да, — сказал Ричард Кленденон, застав Кэролайн врасплох.

Это был плотный мужчина средних лет, розовощекий, с рыжими усами. Он сидел в своем угловом кабинете «Ферст оушен бэнк» и только что сообщил Кэролайн, что они решили дать ей ссуду в двести тысяч долларов, которую она просит. Она так разволновалась, что лишилась дара речи и чуть не бросилась к нему на шею. Но вместо этого она энергично потрясла его протянутую руку и заулыбалась так, что у нее заболели щеки. Однако Кэролайн все же сумела взять себя в руки, к ней наконец вернулся дар речи.

— Просто не могу выразить свою радость от того, что пришла к вам, — сказала она мистеру Кленденону. — В других банках, куда я обращалась, к моей идее отнеслись довольно скептически.

— Тем хуже для них, — ответил он. — Комиссия по займам — и я с ней согласен — считает, что ваша идея довольно привлекательна. — Он помолчал и откашлялся. — Кроме того, я обсудил идею вашего магазина с человеком, чьи советы я очень ценю, когда дело касается займов для розничной торговли.

— Наверное, с мистером Оуэнсом? — спросила Кэролайн. Рейнальд Оуэнс был президентом банка.

— Нет, миссис Годдард. С моей женой, — со смешинкой в глазах сказал Ричард Кленденон, сохраняя серьезное выражение лица. — Никто на свете не разбирается в магазинах лучше нее. Она просто первоклассный эксперт по этому вопросу.

Кэролайн рассмеялась.

— Надеюсь, вы передадите ей, что она в любой момент может прийти в мой магазин.

— Она уже была там, — ответил он. — Неоднократно. Наш дом буквально заполонен вашими товарами, не говоря уже о ее гардеробе.

Кэролайн снова рассмеялась.

— Это просто чудесно, — сказала она. — Но давайте подождем до тех времен, когда она увидит, что мы будем предлагать в новом магазине.

— Ах да. В филиале «Корпорации «Романтика любви»» на Ворт-авеню.

Кэролайн улыбнулась.

— Филиал «Корпорации «Романтика любви»» на Ворт-авеню. Для меня это звучит как песня.

— Вы уже выбрали место?

— Нет еще. Я хотела сначала договориться о ссуде и только потом вести переговоры с агентствами по недвижимости. Но теперь, когда вы дали мне «зеленый свет», мистер Кленденон, я могу не откладывая отправляться на Ворт-авеню.

Ричард Кленденон кивнул и закатил глаза.

— Ворт-авеню, — пробормотал он. — Эстель проводит там столько времени, что уже вполне может назвать эту улицу своей легальной резиденцией, когда придут взимать налоги.

Кэролайн засмеялась, взяла свою сумочку и дипломат и встала.

— Спасибо вам, — сказала она банкиру, в последний раз пожав ему руку. — Вы сделали этот день праздником для меня. Нет, не день, а целый год!

Кэролайн поспешила назад, в магазин, чтобы поделиться хорошими новостями. Она чувствовала прилив сил, и ей хотелось разделить свою радость с теми, кто был рядом с ней в трудные времена, когда она думала, что не выживет. Конечно, в первую очередь такими друзьями были Селма, Сисси и Франческа, а потом Дженни и Фил из штата Мэн. Кэролайн хотела позвонить матери, но потом оставила эту идею. Мэри Шоу совершенно не интересовали дела Кэролайн. Хотя в бухгалтерии она разбиралась очень хорошо и, если бы не ее невыносимый муж-алкоголик, сама могла бы сделать неплохую карьеру. Кэролайн хотела было позвонить Жан-Клоду в кафе «Павильон», но, взглянув на часы, решила, что его самолет из Нью-Йорка еще не прибыл. Ей очень хотелось позвонить герцогине, которая через пару дней возвращалась в Европу, но Клиффорд посоветовал ей не обсуждать с Тамарой финансовые дела «Корпорации», пока они не встретятся с ней и с герцогом в Лондоне.

Кэролайн подумала о Клиффорде. Конечно, ей следовало сообщить ему, что ссуду наконец одобрили. Ведь это именно он посоветовал ей увеличить сумму со ста тысяч долларов до двухсот тысяч, он вдохновлял ее и говорил, что не стоит отчаиваться, а нужно искать банк, который в конце концов согласится дать ссуду. Да, ей следовало сообщить ему хорошие новости.

Но она еще никогда не звонила ему — ни в «Годдард-Стивенс», ни куда-нибудь еще. Только он звонил ей. Это было как бы молчаливое соглашение между ними. Никто из них не хотел, чтобы Чарльз Годдард узнал об их «дружбе», если это можно так назвать. А возможно, причина была в том, что Клиффорд всегда хотел держать любую ситуацию под контролем и предпочитал сам решать, кому и когда позвонить. И все же почему бы ей не попытаться связаться с ним в его офисе? В конце концов он был ее финансовым консультантом. Они запланировали деловую поездку в Лондон, чтобы найти инвесторов для ее компании. Чарльза Годдарда не касалось, какие отношения были у них с Клиффордом Хэмлином.

Кэролайн собралась взять трубку, чтобы позвонить в справочное бюро Манхэттена и узнать номер «Годдард-Стивенс», как раздался звонок.

— «Корпорация «Романтика любви»». Доброе утро, — ответила она.

— Здравствуйте, Кэролайн. Это Клиффорд.

Кэролайн удивило это совпадение. Она хотела сказать, что как раз собиралась звонить ему, но потом передумала. До сих пор она немного побаивалась Клиффорда, и теперь была просто рада, что не успела позвонить.

— Кэролайн? У вас все в порядке? — спросил он, не слыша ответа.

— Даже больше того. У меня прекрасные новости.

— Ссуду одобрили. — Он как будто умел читать ее мысли.

— Откуда вам известно? — Кэролайн не могла скрыть удивление.

— Да просто пара отказов ничего не значат, когда человек строит свой бизнес. Все решает одно-единственное «да».

— Что ж, я получила это «да» от мистера Кленденона в «Ферст оушен бэнк» в Палм-Бич.

— Это просто замечательные новости. Теперь, когда мы встретимся с Дрю Дарлингтоном, а также с герцогом и герцогиней, вы сможете вложить и собственные деньги.

— Вы действительно думаете, что они пойдут на это? — спросила Кэролайн, в душе которой проснулись старые опасения.

— Я уже говорил, что Дрю обожает новые идеи. У Тамары просто слюнки потекут. Конечно, Ферди придется поуламывать. Именно поэтому я и звоню сегодня. У вас остались те расчеты, которые мы обсуждали? Они мне нужны для долгосрочного бизнес-плана, который я обещал составить для вас.

— Да, я их закончила как раз вчера вечером. Мне следует их переслать?

— Да, пожалуйста. А теперь вернемся к вопросу о поездке. Моя секретарша, мисс Фрит, заказала нам билеты на «Конкорд» на девятое апреля. Мы остановимся в…

— На «Конкорд»? — У Кэролайн просто захватило дух. Один билет ей обойдется в тысячу долларов. Она собиралась заказать какой-нибудь экономический рейс. — Я не могу себе позволить…

Клиффорд прервал ее:

— Вам не придется платить. Все расходы на поездку пойдут на счет «Годдард-Стивенс».

— Здорово! Чарльзу Годдарду это очень понравится, — саркастически произнесла Кэролайн.

— Чарльз Годдард не имеет к этому ни малейшего отношения, — сказал Клиффорд, пытаясь убедить Кэролайн, что он самостоятельный работник, который может сам решать, что лучше для его клиентов — и потенциальных клиентов. — Я ведь делаю то, что, по моему мнению, принесет пользу «Годдард-Стивенс». И я беру вас с собой в Лондон, чтобы «Годдард-Стивенс» тоже имела от этого выгоду. Как вы справедливо недавно заметили, я планирую эту поездку в Лондон, чтобы не только расширить ваш бизнес, но и для того, чтобы поработать со своими клиентами, а также убедить Тамару, а самое главное, герцога в том, что «Годдард-Стивенс» — самая лучшая компания, которой они могут доверить свои деньги в Америке. Если я получу их счета, то путешествие окупится стократно.

С логикой Клиффорда невозможно было спорить. Кроме того, Чарльз Годдард должен Кэролайн намного больше, чем стоимость билета до Лондона. Он должен вернуть ей чувство собственного достоинства, которое когда-то пытался растоптать, и уважение, которое лично он, правда, никогда к ней не испытывал. Тут до нее дошла вся комичность ситуации, когда деньги Чарльза Годдарда могут помочь превратить ее «Корпорацию», родившуюся только благодаря ее воспоминаниям о Джеймсе, в прибыльную империю малого бизнеса.

— Я просто хотел спросить: если мы поедем девятого апреля, будет ли вам это удобно?

Кэролайн немного подумала. Девятое апреля наступит через десять дней. Надо было так много успеть сделать!

— Мне надо посоветоваться с моей помощницей, — сказала она. — На десятое мы запланировали акцию «Корпорация весной», и нам нужно определить возможные скидки на определенные товары. Мне просто необходимо быть уверенной, что она справится без меня. И конечно, мне нужно обсудить мою поездку с Джеком и Селмой — той женщиной, которая присматривает за моим сыном, когда меня нет.

— Чудесно. Когда вы определитесь с датой, позвоните моей секретарше, и она займется всем остальным. Вы прилетите в Нью-Йорк, и мы отправимся вместе из аэропорта Кеннеди. Что касается гостиницы… — Тут он замолчал, и Кэролайн смогла услышать чей-то женский голос. Очевидно, это была его секретарша. Клиффорд ответил: — Хорошо, Маргарет, скажи мистеру Годдарду, что я зайду к нему, как только закончу этот разговор. — Еще через несколько секунд он уже снова говорил с Кэролайн. — Извините. Я подумал, что все детали поездки вы сможете обсудить с мисс Фрит. Еще раз поздравляю с получением ссуды. Запомните: это только начало.

Кэролайн вдруг с гордостью осознала, что это действительно только начало. «Корпорация» вырастет в целую сеть магазинов, разбросанных по всей стране. Это становилось реальностью. Пусть медленно. Потихоньку. Но это было то, что предсказывал ей Клиффорд. То, о чем она мечтала.

Кабинет Чарльза Годдарда в «Годдард-Стивенс» располагался в противоположном конце крыла правления фирмы. Но, пока Клиффорд был поглощен беседой с Кэролайн, Чарльз Годдард уже знал о каждом произнесенном слове — благодаря Теду Аронсону и чудесам современной электроники. Частный детектив ежедневно докладывал своему работодателю обо всех действиях Кэролайн, особенно о тех, где участвовали мужчины. Следуя приказаниям Чарльза, он установил за ней настоящую слежку — начиная от подкупа ее соседей до подслушивания ее телефонных разговоров как на работе, так и дома. Кэролайн и не подозревала, что ее личная жизнь уже перестала быть ее личной жизнью. Как только Клиффорд Хэмлин позвонил Кэролайн, Аронсон сразу же почувствовал, что его сегодняшняя информация будет для его клиента подобна взрыву бомбы. Поэтому он позвонил Чарльзу, даже не дождавшись конца разговора.

— Похоже на то, что в жизни миссис Годдард есть еще один мужчина, — сказал он. — Вообще-то даже два.

— Боже! — воскликнул Чарльз, представляя себе, в какой обстановке растет его внук.

— Да, это так, — продолжил Аронсон. — Непосредственно в этот момент миссис Годдард беседует с исполнительным директором «Годдард-Стивенс».

— Не понял…

— С вашим исполнительным директором, сэр. С Клиффордом Хэмлином.

Чарльз Годдард молча переваривал услышанное. Когда он наконец заговорил, его спокойный и уверенный голос был таким же бесстрастным, как всегда, несмотря на то что он испытал настоящий шок. Несмотря на то что был в ярости.

— Это просто невозможно, — сказал он детективу. — Как они могли познакомиться? Где они могли встретиться? Нет, это просто невозможно. — Но, говоря это, Чарльз Годдард уже начал сомневаться. В конце концов что он знал о личной жизни Клиффорда Хэмлина? Что он знал о том, чем занимается Клиффорд и с кем он встречался в свободное от работы время?

— Их беседа записана на пленку, сэр, — сказал Аронсон. — Судя по всему, мистер Хэмлин и миссис Годдард разговаривают не в первый раз.

— Клиффорд Хэмлин? Ты уверен?

— Да, сэр. Уверен. Они с миссис Годдард планируют совместную поездку, сэр. В Лондон, в начале следующего месяца.

Чарльз Годдард редко лишался дара речи, но сегодня уже во второй раз он просто не знал, как ему реагировать на услышанное. Чего добивается Клиффорд Хэмлин, которому он собирался доверить будущее «Годдард-Стивенс», предавая его таким изощренным способом? Связавшись именно с той женщиной, которая погубила его сына? С той женщиной, против которой он собирался возбудить дело и отвоевать своего внука? Чарльз знал, что Клиффорд не женат. Кроме того, он такая заманчивая партия! Но ведь он не проявил никакого интереса, когда они с Диной пытались свести его с Эмили. Теперь Чарльзу многое стало понятно: Клиффорд явно не прочь половить рыбку в мутной воде. Выходец из бедной семьи, не имеющий достойного положения в обществе, Клиффорд, судя по всему, чувствует себя намного уверенней с теми, кто того же происхождения, что и он сам. Чарльз вдруг понял, что этого фактора он не учел, когда делал Клиффорду свое предложение.

— Мистер Годдард? Вы слушаете? — спросил Тед Аронсон.

— Да, — сказал Чарльз, снова обретая способность говорить спокойно. — Как я слышал, в жизни этой женщины есть еще два мужчины?

— Да, сэр. Второй — француз, отец которого владеет кафе «Павильон» в Палм-Бич.

— Да, да. На Ворт-авеню. Я знаю это кафе.

— У его сына свой ресторан в Нью-Йорке. Как я слышал, мистер Фонтэн пользуется большим успехом у женщин.

— Я помню. Он виделся с миссис Годдард в Нью-Йорке и в Палм-Бич. Сегодня они собираются встретиться в магазине. В шесть часов…

Итак, Дина была права. Женщина, на которой женился их сын, действительно оказалась «золотоискательницей». Она не прекращала свои попытки влезть в жизнь Годдардов — не говоря уже об их кошельке, — и теперь использовала для этого Клиффорда Хэмлина. В открытую флиртует с этим французским ловеласом! Без конца меняет любовников, думая только о собственных развлечениях! Не обращает ни малейшего внимания на своего сына. На ребенка Джеймса — их внука. Чарльз подумал о том, действительно ли этой женщине когда-нибудь нравился Джеймс. Может быть, он действительно был для нее возможностью поразвлечься, ее хлебной карточкой.

— Надеюсь, вы довольны информацией, сэр, — сказал Тед Аронсон, которому были нужны гарантии, что его могущественный клиент не прекратит оплачивать внушительные счета, которые он ему предъявлял. — Безответственность вашей бывшей невестки может сыграть решающую роль в деле об опеке.

— Да, конечно, — ответил Чарльз. Но он не мог сказать, что доволен информацией. Конечно, хорошо, что благодаря расследованию бурной личной жизни Кэролайн, которое провел Аронсон, у него теперь есть все основания заявить, что она — безответственная мать, недостойная воспитывать сына, и добиться положительного решения об их с Диной опеке над внуком. Судьи очень строго относятся к не справляющимся со своими обязанностями матерям, тем, кто ставит свои интересы и карьеру выше воспитания ребенка. И конечно, они не благосклонны к матерям, ведущим дикий, развратный образ жизни.

Но ведь дело касается Кэролайн и Клиффорда, чему же тут радоваться? Положив трубку, Чарльз стал обдумывать полученную информацию. Первое, что ему хотелось, — это ворваться в офис своего исполнительного директора и немедленно уволить его. Но потом Чарльз стал обдумывать последствия увольнения Клиффорда. Во-первых, следует соблюдать контракт найма на работу. Фирме придется выплатить Хэмлину миллионы долларов компенсации за моральный ущерб. Во-вторых, дело в способностях Клиффорда. Ведь он действительно исключительный финансист, которому вряд ли можно найти достойную замену. Под его руководством прибыли компании значительно возросли, убытки практически исчезли, а имидж «Годдард-Стивенс» как в прессе, так и в финансовых кругах стал просто непревзойденным. А в-третьих, Чарльз верил в то, что появление Клиффорда в компании создаст ей на Уолл-стрит репутацию современной растущей организации с большим будущим, и одновременно солидной и стабильной. Если сейчас уволить Клиффорда, то это произведет на Уолл-стрит обратное впечатление: решат, что компания нестабильна, ее управленческий персонал перетасовывается каждый день и что Чарльз Годдард, который не один год безуспешно боролся за Клиффорда и наконец получил его, совершенно не в состоянии принимать решения.

«Что ж, я все равно собирался вызвать Клиффорда, — подумал Чарльз, взглянув на часы. — Будет неплохо, если я сначала немного побеседую с ним на отвлеченные темы, прежде чем мы начнем обсуждать дела компании». — Он поднял трубку и вызвал своего секретаря.

— Да, мистер Годдард? — тут же ответила Линда Олбрайт, которая работала у него уже свыше двадцати лет и все это время обожала своего шефа и боялась его.

— Пожалуйста, свяжитесь с офисом мистера Хэмлина и скажите ему, что я хочу его видеть, — сказал Чарльз. — Немедленно.

— Я уже звонила несколько раз, сэр, — ответила Линда. — Секретарь мистера Хэмлина сказала, что он все еще говорит по междугородке.

Чарльз разозлился.

— Тогда скажи ей, чтобы разъединила его, — резко сказал он.

— Да, мистер Годдард.

Он положил трубку и потянулся за сигарой. Достав из коробки кубинскую сигару, которые ему партиями присылали из Монреаля, Чарльз с улыбкой зажег спичку. Сейчас он представлял себе реакцию на едкий сигарный дым Клиффорда Хэмлина, который регулярно бегал по утрам и следил за уровнем холестерина в крови. Откинувшись в кресле, Чарльз с наслаждением выпустил густой сизый клуб дыма. Когда Клиффорд вошел в его кабинет, Чарльз снова с наслаждением затянулся сигарой.

— А, это ты, Клиффорд! — воскликнул он с убийственной улыбкой на лице. — Наконец-то освободился!

Кэролайн весь остаток дня планировала поездку в Лондон. Уладив все дела со своей помощницей и с Селмой, она позвонила в школу, чтобы убедиться, что ее отсутствие не придется на какую-нибудь встречу преподавателей с родителями. Потом она отправила вечерней почтой данные, о которых говорил Клиффорд, и созвонилась с двумя агентами, занимавшимися помещениями на Ворт-авеню. Каждый из них был готов предложить ей место, которое, по его словам, должно ее заинтересовать.

— Как раз в самом бойком месте! — сказал один из агентов, описывая местонахождение будущего магазина.

— Совсем рядом с «Шанель»! — сказал второй, имея в виду пустующий участок рядом со знаменитым магазином.

Ворт-авеню! Кэролайн до сих пор не верила в свою удачу. Если у нее здесь будет магазин, то исполнятся ее тайные мечты и она будет вознаграждена за годы тяжкого труда. Неужели все это скоро станет возможным?

Кэролайн договорилась о том, что завтра посмотрит склад, и занялась своими клиентами. Потом она закрыла магазин и начала готовиться к приходу Жан-Клода.

Он пришел без пяти минут шесть. Одетый в джинсы, кожаные мокасины и белую спортивную рубашку, он явно демонстрировал свою сильную мускулистую фигуру. Жан-Клод окинул ее ласкающим взглядом своих зеленых глаз, и его чувственность едва не повергла Кэролайн в полное смятение.

— Здравствуй, моя дорогая, — приветствовал он ее, стоя в дверях. В его руках была корзина. — Учитывая то, что сегодня ты не можешь прийти в «Мустье», я решил привести «Мустье» к тебе.

— Жан-Клод…

Тед Аронсон, сидевший в машине на противоположной стороне улицы, сделал пометку в своем блокноте и сфотографировал их как раз в тот момент, когда сын владельца кафе «Павильон» Жан-Клод Фонтэн поставил на пол свою корзину и заключил Кэролайн в объятия.

Глава 26

Кэролайн уперлась руками в грудь Жан-Клода и отступила на шаг. Только тогда она смогла глубоко вдохнуть.

— Только не говори, дорогая, что тебе не понравился мой поцелуй, — сказал он. Судя по тому, как Кэролайн прижалась к нему и подставила губы, Жан-Клод понял, что она соскучилась и хотела видеть его не меньше, чем он ее.

— Не могу сказать, что он мне не понравился, — с улыбкой произнесла Кэролайн. — Просто мне надо было перевести дыхание.

Жан-Клод рассмеялся.

— Твоей няньке я вчера сказал, что хочу продолжить то, что мы не закончили в Нью-Йорке, — сказал он. — А ведь мы расстались на поцелуе, не так ли? Вернее, на нескольких поцелуях.

Кэролайн кивнула. Воспоминания об их ужине преследовали ее несколько недель, и в ее памяти без конца прокручивалась их прощальная сцена. Без сомнения, ее очень тянуло к нему. А у нее, как постоянно напоминали Тамара и Сисси, не было мужчины со дня смерти Джеймса. Да, ей пора уже было открыться этой жизни, встретить подходящего мужчину. Ведь у нее тоже были свои потребности, эмоциональные и физиологические. Но является ли Жан-Клод именно тем, подходящим мужчиной? В подходящее время? Конечно, он намного привлекательнее Бретта Хааса…

— Да, — призналась она. — И я очень обрадовалась, когда вернулась вчера вечером домой и узнала о твоем сообщении.

— Приятно это слышать. Хотя вынужден признать, что мне хотелось поговорить с тобой, а не с какой-то нянькой.

— У меня была официальная встреча, — сказала Кэролайн, пряча глаза.

— Как я понимаю, какой-нибудь прием?

— Да, но вынуждена признаться, что на прием я не попала, — сказала Кэролайн. — Мой спутник заблудился.

Жан-Клод поднял брови.

— Заблудился? — спросил он. — Да ведь это самый старый, испытанный трюк! Мы прибегали к нему еще в школе — когда хотели остаться с девчонкой наедине в машине.

— На этот раз это был другой случай, — сказала Кэролайн, имея в виду Бретта, наименее романтичного человека на свете. — Совсем другой случай.

— Дорогая, ты такая наивная, — сказал он по-французски. — Парень, скорее всего, хотел…

— Жан-Клод Фонтэн! — воскликнула Кэролайн. — Да неужели вы ревнуете?

Он улыбнулся, но ничего не ответил, а просто наклонился и поднял свою корзинку для пикников «Гермес», которую привез с собой.

— Как насчет пикника на морском берегу? — спросил он. — Мы под шампанское посмотрим на закат.

— Звучит заманчиво, — ответила Кэролайн. Последний раз она была на пикнике много лет назад, с Джеймсом. Да, с тех пор прошло больше пяти лет. — Мне только надо переобуться. — Она посмотрела на свои модельные туфли.

— Ты можешь оставить свои туфли в машине и погулять босиком, — предложил Жан-Клод. — Ощущать песок между пальцами — это так восхитительно.

Кэролайн кивнула, втайне завидуя крайней чувственности, такому естественному жизнелюбию Жан-Клода. И наслаждаясь этим.

Они рука об руку вышли из магазина. Со стороны они были очень похожи на влюбленную парочку.

Тед Аронсон, сидевший в своей серой «хонде», посмотрел на часы, сделал пометку в блокноте и снова сфотографировал их. Включив двигатель, он подождал, пока Кэролайн и Жан-Клод отъедут, и последовал за ними.

Они направились на восточную сторону Палм-Бич, оставили машину на бульваре Саут-Оушн и пешком пошли к морю. Над морской гладью дул легкий бриз, но вечерний воздух был очень приятным, а закатное небо окрасилось в голубые, оранжевые и желтые тона.

— Должен признать, что во Флориде такие красивые краски, — сказал Жан-Клод, оглядываясь вокруг.

Кэролайн легонько ткнула его пальцем в бок.

— Что это с тобой? Неужели ты хвалишь провинциальный Палм-Бич?

Он улыбнулся.

— Я всегда говорил, что это место просто восхитительное. Это в людях я не совсем уверен.

— Вижу, — скептически произнесла Кэролайн.

— Хотя должен признаться, что в Палм-Бич есть один человек, который мне нравится все больше и больше. — Он обнял ее за талию.

Кэролайн чувствовала его тело, и ее пронзило давно забытое желание. Она вдруг почувствовала, что хочет чисто физического контакта с ним, и от этого ей стало не по себе.

Для пикника они выбрали пустынный кусочек пляжа. Жан-Клод отстегнул кожаные ремешки на корзине, достал яркий коврик и расстелил его на песке.

— Столики в «Мустье» немного удобнее, но зато там нет такого прекрасного вида на море, — сказал он, помогая Кэролайн сесть.

— Все отлично, Жан-Клод. — Кэролайн улыбнулась ему. Его изящная фигура выделялась темным силуэтом на фоне вечернего неба и моря. — Я просто не могу себе представить более прекрасного окончания рабочего дня. Чувствуется, что тебе пришлось поработать, чтобы все приготовить.

— Да, немного, но усилия себя оправдали, — сказал он, выкладывая из корзины около десятка маленьких пластиковых коробочек, бутылку шампанского, два бокала, завернутых в белоснежные накрахмаленные салфетки. — Я хочу поразить тебя своим кулинарным искусством и заодно доказать, что на свете существуют не только сандвичи с ветчиной.

— Я уже начинаю понимать это, — ответила Кэролайн. — Но как ты нашел время на то, чтобы…

Жан-Клод не дал ей закончить фразу.

— Я появился в «Павильоне» в одиннадцать часов утра, заявил Марселю, что оккупирую его кухню, и начал готовить несколько салатов из тех, которые обычно подают в «Мустье».

— Марселя, наверное, хватил удар, — с улыбкой сказала Кэролайн.

— Скажем так: он был не очень доволен, — без тени смущения произнес Жан-Клод. — Но верно и то, что у Марселя совершенно отсутствует чувство юмора.

Кэролайн с улыбкой смотрела на него. Да, Жан-Клод действительно самый оригинальный человек из всех, кого она когда-либо встречала. Конечно, он не подарок, но обладает острым умом и умеет очаровывать. Если он когда-нибудь найдет себе избранницу… На этом Кэролайн остановила полет своей фантазии. Нет, Жан-Клод не похож на человека, способного выбрать себе одну спутницу жизни и остановиться. Вряд ли он откажется от своей бурной ночной жизни, от обожания со стороны прекрасных и искушенных женщин, которые его постоянно окружают. Тогда, в Нью-Йорке, он говорил Кэролайн, что мечтает о спокойной семейной жизни — такой, как у его родителей. Но так ли это? Что же касается самой Кэролайн, действительно ли ей хочется, чтобы Жан-Клод остепенился?

— Шампанского? — Жан-Клод наполнил бокалы, подал один из них Кэролайн и устроился на коврике, придвинувшись к ней поближе. Кэролайн чувствовала его запах, запах его одеколона, его кожи. Но не попыталась отодвинуться.

— За романтику любви! За рыцарей и прекрасных дам!

— Как это похоже на тебя, — сказала Кэролайн. — Француза-рыцаря ничто не остановит, когда он борется за l'amour[18].

— Это так, но я имел в виду твой магазин, — заметил он. — Разве это не его специфика? Разве он не носит название «Романтика любви»?

— Совершенно верно, — сказала Кэролайн и отпила шампанского. Оно было холодным, шипучим и приятно пощипывало язык и губы.

Сделав глоток шампанского, Жан-Клод начал открывать коробочки со снедью. Кэролайн только удивленно покачала головой, увидев, сколько он всего наготовил. Специально для нее.

— Для мадам я приготовил несколько легких закусок, только чтобы подразнить аппетит, — с улыбкой сказал Жан-Клод, раскладывая красиво оформленные разноцветные кушанья. — В меню входят: вымоченная в водке горбуша с уксусным соусом, блинчики с соленой горбушей, мини-брошетты из цыпленка с соусом карри, перченые пироги с сыром. Ах да, еще томаты, базилик и тартинки с перцем и тмином. К твоему сведению, это свежие томаты.

Они оба рассмеялись. Кэролайн было приятно, что, несмотря на высокое мнение о собственной персоне, Жан-Клод был не прочь пошутить на свой счет.

— Я просто потрясена, — сказала она, покачав головой. — Не знаю, с чего начать.

— Тогда позволь я выберу.

Жан-Клод взял один блинчик и поднес его к губам Кэролайн.

— Попробуй, — тихим хрипловатым шепотом произнес он, как будто предлагал не еду, а прелюдию к совсем другому, более интимному наслаждению.

Кэролайн откусила кусочек прохладной гладкой горбуши. Закрыв глаза, она сделала глоток, удивляясь необычному ощущению, которое никогда в жизни еще не испытывала от еды. Жан-Клод провел кончиками пальцев по ее губам, и она непроизвольно поцеловала их.

— М-м-м, — простонал он, погладив ее по щеке.

— М-м-м, — повторила она, прислонившись к нему. — Просто потрясающе!

Кэролайн знала, что говорит. Раньше она даже не догадывалась, что еда может соблазнять, и поэтому когда вместо очередного кусочка она ощутила губы Жан-Клода, то просто растворилась в поцелуе. Сначала его поцелуй был Легким и нежным, как прикосновение крыльев бабочки. Но по мере того, как нарастало его желание, поцелуй становился все более страстным и настойчивым. Жан-Клод провел языком по ее губам, наслаждаясь их формой, и Кэролайн непроизвольно приоткрыла их. Его язык проскользнул внутрь. Кэролайн почувствовала, что растворяется в мире изысканной еды, вина, прикосновений и ощущений, которые, как она думала, перестали для нее существовать. В мире, где мужчины и женщины любят друг друга, испытывают желание, встречаются, сливаются в порыве страсти и, наконец, сгорают…

Тед Аронсон, делая вид, что в одиночку прогуливается по берегу с фотоаппаратом, как это делают многочисленные туристы, приезжающие во Флориду, приостановился, навел и сфокусировал камеру и снял сидевших в обнимку Кэролайн и Жан-Клода.

Они не заметили этого, погружаясь все глубже и глубже в мир несказанных наслаждений.

Вдруг Кэролайн услышала какой-то назойливый посторонний звук, который проник в ее затуманенное сознание. Через несколько мгновений звук повторился. Он был резким и неприятным, раздражающим. Кэролайн и Жан-Клод разжали объятия, чтобы посмотреть, в чем дело.

— Может, произошла авария? — предположила Кэролайн, стряхивая с себя наваждение. Ее сердце учащенно билось, щеки пылали.

Жан-Клод покачал головой.

— Это сигналит какой-то идиот, — раздраженно сказал он. Они с Кэролайн переживали прекрасные мгновения на лоне природы, а тут явился какой-то придурок, чтобы все испортить.

— Кто? Где? — спросила Кэролайн, оглядываясь вокруг.

— Да вон там, в открытой машине, — показал ей Жан-Клод. Кэролайн вытянула шею и наконец увидела ярко-красную машину с открытым верхом, где, кроме водителя, сидело несколько пестро разодетых девиц.

— Может быть, это развлекается подвыпивший турист? — предположила Кэролайн.

Тут водитель увидел, что Кэролайн смотрит на него, и стал приветствовать ее взмахом руки; гудки при этом не умолкали.

— Привет, миленькая! Это я! — закричал он.

— Боже! — простонала Кэролайн. Это был Бретт Хаас. А он-то что тут делает?

— Кэролайн, душенька, нельзя ли вести себя немного приличнее на публике? — кричал Бретт, не переставая сигналить. — Чмокаешься тут у всех на виду. А если явится полиция? Скажи своему жеребцу с хвостиком, чтобы поумерил пыл. Палм-Бич — это вам не Кони-Айлэнд, ты хоть знаешь об этом?

— Ты знакома с этим человеком? — спросил потрясенный Жан-Клод. Утонченного француза раздражало в этом типе все: дешевые девицы, окружившие его, его ярко-зеленая рубашка, резкий сигнал гудка его машины, его наглые выкрики.

Кэролайн кивнула.

— К несчастью. Но может быть, если мы не будем обращать на него внимание, он уедет. Как улетает пчела, если ее не трогать.

Бретт не уехал. Как только до него дошло, что это Кэролайн целуется с мужчиной на пляже, он, как та самая пчела, все кружил и кружил, жужжа, вокруг них, сигналил и кричал.

— Я больше не в силах выносить, — наконец сказала Кэролайн и встала. — Давай найдем другое место, где мы сможем поесть спокойно.

Жан-Клод согласился, и, пока они шли по пляжу к машине, Бретт победно просигналил в последний раз и умчался в противоположном направлении.

— Это твой друг? — подняв брови, спросил Жан-Клод.

Кэролайн покачала головой.

— Конечно же, нет! Он друг моего сына.

Настроение было испорчено, и они решили закончить пикник в более спокойном месте — в «Павильоне» за столиком у окна. Они смотрели на прохожих на Ворт-авеню, пили шампанское и поболтали с Пьером, который присел к ним на несколько минут.

— Он выглядит усталым, — сказала Кэролайн, когда Пьер отошел, чтобы обслужить клиентов.

Жан-Клод кивнул.

— Конечно, ему трудно теперь в одиночку управляться с кафе. Он слишком горд, чтобы признать это, — мы, французы, славимся своим упрямством, — но, по-моему, ему действительно пришло время либо закрыть «Павильон», либо доверить его мне.

— Доверить его тебе? Но ведь у тебя есть большой и популярный ресторан в Нью-Йорке, он и так требует много внимания, — сказала Кэролайн. — Я знаю, ты с трудом находишь время, чтобы появиться здесь хотя бы иногда, на выходные, но как, скажи, ты собираешься руководить одновременно ресторанами в Палм-Бич и в Манхэттене?

— Все очень просто, — ответил он. — Стоит только нанять толковых управляющих в обоих ресторанах. И конечно, проводить немного больше времени в Палм-Бич.

— Но ведь ты терпеть не можешь Палм-Бич.

— Все меньше и меньше, — сказал Жан-Клод с многозначительной улыбкой. Взяв Кэролайн за руку, он заглянул ей в глаза. Понизив голос, он прошептал: — А что ты скажешь на то, что я стану проводить здесь больше времени, дорогая?

Вопрос ее очень удивил. Кэролайн даже не ожидала, что он подумывает более прочно обосноваться во Флориде. Сама мысль о том, что Жан-Клод будет жить неподалеку и она чаще будет его видеть, лучше узнает его, взволновала и смутила ее. Что же на самом деле она испытывала к Жан-Клоду Фонтэну? Было ли это чисто физическое влечение? Или что-то большее? Кэролайн знала, что время покажет. Время все расставит по местам.

Было уже почти десять часов, когда Кэролайн вернулась домой. Селма открыла ей дверь, и выбежал Джек в своей неизменной спортивной форме «Брэйвз» и босоногий.

— Ш-ш-ш! — он прижал палец к губам и показал на огромное тело человека, лежавшего на диване в гостиной. — Бретт спит!

— Бретт? Что он здесь делает? — спросила Кэролайн, взглянув на диван и с отчаянием разглядев этого здоровяка, который своим храпом перекрывал шум бейсбольного матча, который как раз показывали по телевизору. Его последнее вмешательство в ее личную жизнь просто взбесило Кэролайн.

— Это моя вина, — сказала Селма, расстроившись, что Кэролайн так рассердилась. — Он сказал, что у вас назначена встреча, кроме того, Джек был просто счастлив видеть Бретта. Поэтому я его и впустила.

Когда Селма ушла в свою квартиру, Кэролайн выключила телевизор, взяла Джека на руки и, невзирая на его протесты, отнесла в спальню. Там она стояла над ним, пока он умылся и почистил зубы. Потом проследила, чтобы он одел пижаму. Когда Джек наконец лежал в постели, она пригладила его волосы и поцеловала его в лоб.

— Уже так поздно, а ты не спишь, — укоризненно сказала она.

— Но ведь пришел Бретт! Он принес попкорн и лимонад. Мы смотрели матч Американской лиги, хотя я ее терпеть не могу, — сказал он, глядя на нее своими огромными сияющими глазами: чувствовалось, что внимание со стороны его спортивного кумира для мальчика сродни отеческой заботе, и это восхищает его.

Кэролайн вздохнула.

— Ну что мне с тобой делать? И с твоим другом тоже? — прошептала она.

— Он совсем не такой плохой, мама. Честное слово, — сказал Джек, внимательно глядя на нее. — Тебе только стоит дать ему шанс.

— Какой шанс? — спросила она больше себя, чем сына.

— Просто пообещай, что не будешь с ним обращаться так жестоко.

— Я не обращаюсь с ним жестоко, — возразила Кэролайн.

— Мама? — он смотрел на нее с недоверием. — Ты ведь всегда учила меня, что обманывать нехорошо.

— Я и в самом деле не обращаюсь с ним жестоко, — настаивала Кэролайн. — Просто мне он нравится намного меньше, чем тебе, дорогой.

— Ну мама, он очень хороший парень, если узнать его поближе, — сказал Джек, не сводя с нее своих внимательных голубых глаз. — Ты узнаешь его поближе? Постарайся!

Кэролайн не ответила.

— Ну пожалуйста, — продолжил он еще более просительным тоном.

Ну что она могла сказать? Перед его просьбами она никогда не могла устоять.

— Хорошо, — произнесла она с неохотой.

— Обещаешь?

— Обещаю, — Теперь Кэролайн уже улыбалась.

— Поклянись!

— Клянусь, — сказала Кэролайн, перекрестилась и снова поцеловала его, пожелав спокойной ночи.

Вернувшись в гостиную, Кэролайн встала над Бреттом, подперев бока руками и просто кипя от злости, несмотря на все свои обещания. Как он смел вторгнуться в ее квартиру и расположиться на ее диване, как дома? Его волосы были всклокочены, а грудь вздымалась в такт дыханию. Он был сейчас похож на большого ребенка, какого-то переростка. Переростка-дальтоника. На нем был пурпурный костюм для бега трусцой: пурпурные брюки, пурпурная рубашка и куртка такого же цвета. Да уж!..

— Совсем как баклажан! — воскликнула она.

Кэролайн наклонилась, схватила Бретта за грудки и сильно потрясла. Очень сильно.

— Эй, там, в чем… Где я? — спросил он, приходя в себя.

Тут Бретт открыл глаза и увидел, что над ним стоит Кэролайн. Он поморгал и улыбнулся.

— Ах да. Посмотрите, кто наконец пришел домой, — сказал он, протирая глаза и оценивающе рассматривая ее льняной костюм с короткой юбкой. — У тебя самые лучшие ножки на всем нашем Юге. Душенька, к твоему сведению, ты просто красотка.

— Что ты здесь делаешь, Бретт? — устало спросила Кэролайн, проигнорировав его замечание.

— Как видишь, сплю.

— Но я тебя не приглашала.

— А Джек приглашал, — усмехнулся он.

— Хорошо. Тогда попробуем задать другой вопрос. Почему ты шпионил за мной на пляже?

— Угомонись, красавица. Все, что я там делал, — так это катался с моими друзьями. А потом увидел, как ты устраиваешь публичный спектакль: повисла на шее у какого-то Казановы.

— Я устраиваю публичный спектакль? Это ты без конца сигналил, устроив панику…

— Кстати, кто этот парень? — прервал он ее.

— А кто были эти твои друзья? — возмутилась Кэролайн. — Я бы не сказала, что на них было много одежды.

— Послушай, лапочка, а что это твой красавчик носит брючки в обтяжку, а?

— Жан-Клод — француз, — попыталась защитить его Кэролайн. — Французы одеваются очень изысканно, по-европейски. Но тебе, конечно, этого не понять.

— Конечно, нет, — сказал Бретт. — Так кто этот твой француз — модель для парфюмерной рекламы или что-то в этом роде?

Кэролайн проигнорировала его иронический тон.

— Видишь ли, Жан-Клод Фонтэн — самый популярный шеф-повар в Нью-Йорке, а кроме того, автор бестселлера по кулинарному искусству.

— Молодец. А я изобрел средство от икоты.

— Перестань, — взмолилась Кэролайн. — Давай лучше поговорим о твоих подружках, которых я видела в машине. Мне интересно, чем они зарабатывают на жизнь?

— Не имею представления, — сказал Бретт, зевая. — У нас не было времени обсуждать деловые вопросы, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. Мы просто веселились. Ве-се-ли-лись. Слышала когда-нибудь такое слово?

— Пожалуйста, не начинай сначала, — сказала Кэролайн. — Уже поздно. Я действительно хочу, чтобы ты ушел. Понимаю, что вы с Джеком очень хорошо провели время, и я тебе благодарна за это. Но праздник кончился.

Бретт поднялся с дивана, но не сделал ни шага к двери. Вместо этого он схватил Кэролайн за талию и привлек к себе.

— Интересно, что ты собираешься сделать теперь? — спросила Кэролайн.

— Хочу пробудить твой аппетит, — сказал он, не выпуская ее.

— Какой аппетит?

— Тот, который наступит в тот день, когда ты станешь умолять меня поцеловать тебя. Исходя из того, что я видел сегодня на пляже, тебе позарез нужен кто-то, кто показал бы, как это делается.

— Да неужели? — спросила она, решив немного подыграть ему. — И как же это делается?

Кэролайн посмотрела на него, потом закрыла глаза и подождала…

Но ничего не произошло.

Вместо того, что от него ожидали, Бретт отпустил ее и отошел.

— Нет. Это не мольба. Это просьба. Я ничего не буду делать, пока ты не взмолишься, Кэролайн, а твое время истекает.

— Да? И почему бы это? — спросила она, чувствуя одновременно обиду и ярость к этому негодяю с его постоянным отношением к ней типа «вот-сейчас-я-тебя-поцелую-да-никогда-в-жизни-не-дождешься».

— Потому что я пробуду во Флориде еще только около недели. Потом поеду в Эйбилин к своей Петси.

— Еще целая неделя? — воскликнула Кэролайн, а Бретт повернулся и направился к двери. Честно говоря, Кэролайн уже привыкла к тому, что он постоянно крутится где-то рядом. Все время, с тех самых пор, когда она встретила его в самолете, он постоянно был рядом. Даже когда Кэролайн проходила мимо телевизора, она видела Бретта — Джек по нескольку раз в день смотрел видеофильм, который тот ему подарил. Там Бретт Хаас картинно отбивал мяч, бегал по полю и позировал перед камерой. А что говорить о его неожиданных визитах в ее квартиру, всяких «приколах», грубых шуточках, о его смехе? Да, именно о дурацком смехе. Бретт просто перевернул всю ее жизнь, и вот теперь он уходит!

— Совершенно верно, всего одна неделя. Поэтому советую закадрить меня, пока у тебя еще есть шанс, милая, — сказал Бретт, похлопав ее по заду. — Может быть, я не такой красавчик, как твой пляжный альфонс, но зато со мной веселей. — Бретт уже собирался открыть входную дверь, когда Кэролайн позвала его:

— Бретт?

— Слушаю.

Он посмотрел на нее.

— Знаешь, я… Я хочу сказать… Хочу сказать, что недостаточно отблагодарила тебя за внимание, которое ты проявил к Джеку. Он буквально готов целовать землю у тебя под ногами.

— Ну а что насчет условия? — приподняв бровь, спросил Бретт и вернулся в гостиную. — Как насчет тебя?

— Насчет меня?

— Ты готова целовать землю, по которой я ступаю, Кэролайн Годдард?

— Не смеши меня, — ответила Кэролайн, наблюдая, как он приближается к ней. Она почувствовала, что ее пульс участился, а щеки вспыхнули. Но Кэролайн тут же мысленно сказала себе, что это не значит, будто у нее появились к нему какие-то чувства. Просто его обожает Джек. И говорила она только о Джеке. Как Бретт мог вообразить, что она…

— Знаешь, а вот я готов целовать землю, по которой ты ступаешь, — признался Бретт. — Что ты на это скажешь?

— Скажу, что ты, как всегда, притворяешься, — ответила Кэролайн. — Так же как могу прямо сказать, что тебя по-настоящему интересует только один человек на земле: собственная персона.

— Не попала в базу, солнышко, и я готов доказать тебе это.

— Да? И как же?

Бретт встал на четвереньки и начал целовать белый ковер, на котором стояла Кэролайн. Она откинула голову назад и расхохоталась.

— Нет, ты просто невозможен! — воскликнула она, поднимая его на ноги. Приняв вертикальное положение, Бретт приблизился к ней и обнял за талию.

— Я не так уж невозможен, как, впрочем, и все это, — решительно сказал он, вспомнив напутственные слова отца. Теперь нет пути назад. Ничейный счет с двумя базами и двумя пропущенными. Ему нужен был настоящий бросок. Именно сейчас.

— Да? И что же означает все это? — спросила Кэролайн, ощущая прикосновение его крепкого мускулистого тела и понимая, что сейчас должно произойти что-то очень важное, что-то, выходящее за рамки их обычных перепалок и поддразниваний.

— Нас, — ответил он, потупив взор. Впервые Бретт позволил себе быть честным с Кэролайн, дал ей понять, что его интерес к ней выходит за рамки простого физического влечения. — Я не считаю, что мы — невозможная пара. Наоборот, я думаю, что мы очень подходим друг другу.

Кэролайн, подняв голову, посмотрела на него. «Подходим? Мы с Бреттом Хаасом?»

— Послушай, Бретт, как я уже сказала, ты просто молодец по отношению к Джеку, и я уверена, что у тебя масса прекрасных качеств, но…

— Да брось ты эти «но», — перебил ее Бретт, убрав упавшую прядь волос с ее щеки. Этот нежный жест удивил ее, и Кэролайн не могла этого скрыть. — Ты совершенно особая, Кэролайн. И я был бы полным идиотом, если бы не видел этого.

— Может быть, для разнообразия ты станешь серьезным? — Кэролайн не хотелось, чтобы ее приняли за простушку. Но честно говоря, она просто не знала, как ей реагировать на его слова.

— Я очень серьезен, — сказал Бретт. — Хочешь, покажу, насколько?

Он наклонился к ней, и Кэролайн приготовилась услышать одну из его фраз типа «я-жду-когда-ты-взмолишься». Но не дождалась. Бретт, осторожно взяв ее за подбородок, заставил ее поднять лицо, чтобы лучше видеть, как она прекрасна.

— Лицо прекрасной принцессы, — прошептал он.

В этот момент вся оборона Кэролайн рухнула, и она отдалась во власть его чувств, его явного желания высказать наконец свои истинные мысли. Она закрыла глаза и почувствовала, как его губы тихонько скользнули по ее губам, отчего у нее вдруг подкосились колени. Бретт крепче обхватил ее талию и притянул ее к себе.

— Кэролайн, — прошептал он. — Кэролайн.

Только он собрался снова поцеловать ее тем поцелуем, который означал бы новую фазу их отношений, как раздался голос, быстро вернувший их в реальный мир:

— Мама!

Кэролайн обернулась и увидела Джека, который моргал и тер глаза.

— Что случилось, дорогой? — спросила она.

— Мама, там это страшное чудовище!.. — Он был явно напуган.

Кэролайн отвернулась от Бретта и раскрыла объятия своему сыну. Она обняла его, погладила по спине и все время шептала, что это всего-навсего дурной сон. Бретт встал на колени перед мальчиком.

— Знаешь, парнишка, ты выбрал самое удачное время. — Он улыбнулся, взъерошив Джеку волосы.

— Бретт, ты прости, но мне и правда стало страшно, — ответил Джек, все еще прижимаясь к матери. — Там было это чудище — оно сидело на пальме и кушало детей и взрослых, и…

— Да, похоже на кошмарный сон, — согласился Бретт. — Спорим, я знаю, как тебе сразу же забыть о нем?

— Да? А как? — спросил Джек, но в его глазах все еще стоял страх.

— А ну-ка пошли, сядем на диван. — Бретт взял Джека за руку и повел к дивану. Прислонив голову мальчика к своему плечу, он начал рассказывать ему историю: — Давным-давно жил на свете мальчик, который мог послать мяч за милю, — сказал он и начал рассказывать историю своей жизни. Буквально через несколько минут Джек, который наизусть знал его биографию, уже спал.

— Будет лучше, если я отнесу его в постель, — сказала Кэролайн, наклонившись над сыном, который теперь посапывал так спокойно. — Спасибо… Спасибо за то, что ты успокоил его.

Бретт встал с дивана, пожал ей руку и направился было к двери, но остановился.

— Кэролайн?

— Да?

— То, что я сказал сегодня, — это серьезно.

— И что это было?

— Ты слышала.

— Да, но уже забыла. Может, повторишь? — Кэролайн явно хотелось подразнить его.

Бретт посмотрел на нее и рассмеялся.

— Насколько я понял, ты не собираешься давать мне передышки. — Бретт насмешливо и лукаво посмотрел на нее. — Но это здорово. Мне нравится борьба. Я заслужил Зал Славы, не прячась в укрытии.

— Ну вот, теперь ты сравниваешь меня со своими спортивными достижениями, — сказала Кэролайн, пытаясь сдержать усмешку.

Бретт покачал головой и открыл входную дверь.

— По сравнению с тобой, мое солнышко, борьба за эти два титула была просто отдыхом на пляже. — Он уже вышел из квартиры, но просунул голову в дверь и сказал: — Да, кстати, не забудь сказать своей няньке… Как там ее зовут? Кажется, Селма? Скажи ей, чтобы она посидела с Джеком завтра вечером.

— Да? А что произойдет завтра вечером?

— Мы едем за город. Вдвоем.

— Если я соглашусь, можешь ли ты обещать мне, что мы не потеряемся где-нибудь на темной улице посреди черт знает чего?

— Нет, если только ты не захочешь этого, детка. Ну так что, да?

— Да.

Кэролайн сама удивилась, услышав свой быстрый ответ. Глядя вслед Бретту, она в полном замешательстве покачала головой.

«Боже, что происходит? — спросила она себя, склонившись над спящим Джеком. — Я буквально на крыльях прилетела домой после того, как провела вечер в обществе Жан-Клода, а тут Бретт сообщает мне, что уезжает через неделю, и мне так жалко, что он уезжает, что я сразу соглашаюсь поехать с ним неизвестно куда! Может быть, Франческа права, утверждая, что я без ума от Бретта. Но в таком случае я вообще без ума!»

Вздохнув, она пошла и закрыла дверь, заперев все замки.

Выйдя из ее квартиры, Бретт некоторое время постоял, соображая, где он оставил машину. Тед Аронсон успешно сфотографировал его у входа в дом Кэролайн. Одежда экс-бейсболиста была смята, волосы в полном беспорядке, а на его лице блуждала довольная, счастливая улыбка человека, получившего полное удовлетворение и хотевшего теперь только спать. Частному детективу стало совершенно ясно, чем эта знаменитость только что занималась с Кэролайн Годдард.

Глава 27

Острый приступ аппендицита у Петси был не опасным, но неожиданным, и Бретт позвонил Кэролайн в семь часов утра, чтобы отменить назначенное свидание.

— Вылетаю первым же самолетом, — сказал он, находясь уже в аэропорту, в зале ожидания компании «Дельта Эйрлайнз». — Мне, конечно, безумно хотелось повезти тебя куда-нибудь сегодня вечером, моя прелесть, но ведь Петси моя дочь, надеюсь, ты понимаешь?

Кэролайн, конечно, понимала. Если бы Джек попал в больницу с аппендицитом, она бы тоже пошла на все, чтобы только быть с сыном. Поэтому она не только понимала решение Бретта, но и ценила его.

— Надеюсь, что у Петси все будет хорошо, — сказала она.

— Она будет в порядке, не сомневайся, — уверенно заявил Бретт. — Стоит ей увидеть мою рожу — и тут же улыбка до самых ушей.

Кэролайн вздохнула.

— Ты действительно очень высокого о себе мнения, — со смехом сказала она.

— Я высокого мнения о тебе, моя красавица. Думаю о тебе день и ночь. Что мне, кстати, напомнило: могу ли я получить компенсацию за вечер, который мы собирались сегодня провести вместе? Я собираюсь пробыть в Эйбилене до тех пор, пока Петси не выпишут из больницы, потом должен лететь в Сан-Диего, где «Брэйвз» проведут показательную игру с «Падрес». А потом у меня небольшой перерыв, прежде чем начнется настоящий сезон. Я мог бы крутануться и быстренько приехать во Флориду где-то девятого апреля, чтобы поужинать с тобой. Ну, что ты на это скажешь?

— Скажу, что меня здесь не будет девятого, — ответила Кэролайн.

— Эй, не собираешься ли ты начать снова эту веселую игру «ну-ка попробуй, достань меня»? Мне показалось, что вчера вечером лед немного тронулся.

— Это правда, Бретт, — сказала она, и в ее голосе непроизвольно отразилось сожаление, которое она испытывала. — Меня действительно не будет — я улетаю в Лондон по делам.

Бретт немного помолчал. Когда он снова заговорил, его голос звучал так мягко и серьезно, как никогда.

— Мне необходимо снова увидеть тебя, Кэролайн Годдард. И твоего помешанного на бейсболе Джека.

У Кэролайн стало сладко на душе, когда она вспомнила прикосновение губ Бретта и ощущение его сильных рук, обнимавших ее. Да, его бы она в самую последнюю очередь отнесла к мужчинам «в ее вкусе», к тем, к кому она могла бы испытывать романтические чувства. Но ведь он сделал так, что Кэролайн снова смогла смеяться, снова почувствовала себя молодой, даже несмотря на то, что его жуткие манеры постоянно приводят ее в ярость. Кроме того, он просто подарок судьбы для Джека — взрослый мужчина, на которого тот может смотреть снизу вверх, к которому он может прийти среди ночи, когда снятся чудовища и злодеи. Он очень хорошо чувствует душу мальчика, ведет себя с ним так естественно. Нет сомнения, что Бретт — не тот нахальный искатель приключений, каким он показался Кэролайн при первой встрече. Он интуитивно чувствует, как правильно обращаться с детьми, может стать для них настоящим наставником. Неужели она и в самом деле относится к Бретту слишком строго? Может быть, он был прав, когда сказал, что ей не мешало бы немного расслабиться? Ожить? Ее друзья постоянно твердили, что пора ей уже перестать носить траур по Джеймсу и начать наслаждаться жизнью. Найти себе мужчину. Или мужчин. Может быть, они увидели в ней ту же неприязнь к легкомысленному подходу — жить одним моментом, не думая о завтрашнем дне, — то, что сумел рассмотреть и Бретт?

— Эй, милая, ты меня слышишь? — спросил Бретт.

— Да, конечно, — ответила она, почувствовав, как к ее горлу подступил комок, и не желая прерывать это установившееся между ними хрупкое единство, которое только что наконец ощутила.

— Очень хорошо. Я позвоню тебе, как только вернусь. Но я не хочу, чтобы ты все это время бегала по пляжу с этим французским волосатиком, договорились?

Кэролайн стало смешно.

— Он тоже сегодня уезжает, — сказала она, имея в виду Жан-Клода, который в полдень вылетает в Нью-Йорк.

— Здорово. Мне нравятся соревнования, но не те, где призом служит моя женщина.

— Твоя женщина? — фыркнула Кэролайн. — Ты что, пещерный человек?

— Ты слышала, что я сказал. Ты мне не безразлична, и я не хочу терять тебя ради какого-то ходячего рагу по-французски.

Кэролайн рассмеялась.

— Мне будет очень недоставать тебя, Бретт, — сказала она, покачав головой. — В самом деле.

— Мне кажется, что мы все ближе и ближе к той «мольбе», о которой я тебе говорил. — Бретт немного помолчал. — Кэролайн?

— Да?

— Будь осторожна, хорошо?

— Хорошо. Ты тоже, Бретт. Прелесть моя.

Бретт засмеялся и повесил трубку.

Кэролайн тоже положила трубку и услышала голос Джека.

«Он будет так расстроен, что Бретту пришлось уехать», — подумала она, но ей следовало признаться, что не только у Джека может возникнуть чувство, как будто его покинули. Ведь она тоже не хотела, чтобы Бретт уезжал. Но также не хотела, чтобы Жан-Клод возвращался в свой Нью-Йорк.

Кэролайн прекрасно понимала, что на свете не найдешь двух более разных людей, чем эти двое мужчин. С одной стороны, Бретт — непредсказуемый и странный, как необработанный алмаз. С другой — Жан-Клод, такой по-европейски утонченный, очаровательный. В отличие от Бретта Жан-Клод умело выражает свои чувства, и у Кэролайн не было сомнения, что она будет продолжать встречаться с ним. У их взаимоотношений большое будущее. Хотя какое именно? Они живут в разных городах, они вообще из разных стран. У нее есть сын, а Фонтэн живет беззаботной жизнью холостяка. В него так просто влюбиться, но ей лучше подождать с этим, пока она не узнает его получше. Или пока не определит свои чувства по отношению к Бретту?

По мере того как приближалась ее поездка в Лондон, Кэролайн все решительнее прогоняла мысли о своих запутанных любовных отношениях. Ведь сейчас самым важным для нее было как следует подготовиться к отъезду, чтобы обеспечить дальнейшее процветание «Романтики любви» — ее детища, дела всей ее жизни и единственного источника существования для нее и для Джека. Клиффорд был совершенно уверен, что они найдут в Европе инвесторов для расширения ее магазина.

— Ваша идея расширения «Корпорации» просто замечательна, — сказал он тогда. — Почему же нам не убедить в этом парочку британцев с набитыми кошельками?

«Почему бы и нет?» — думала Кэролайн.

Лондон показался Кэролайн каким-то плоским в отличие от Нью-Йорка, устремленного ввысь. Кэролайн подумала, что он похож на несколько деревень, которые столетиями разрастались, пока не слились в огромный современный город. Здания здесь были ниже, чем в Нью-Йорке, улицы чище, а газоны зеленее. Куда бы ни глянула Кэролайн, везде были большие парки, лужайки и цветы, кругом цветы: перед домами, на ступеньках домов, на окнах. Даже основания фонарных столбов были окружены цветами. Пиккадилли просто ошеломила ее своими вывесками, шумом множества машин, обилием магазинов; Мэйфеар была тихой, элегантной, утонченной, с дорогими старинными особняками; Бонд-стрит была как бы родной сестрой Ворт-авеню: там располагались лондонские филиалы Картье, Армани и Шанель; на Слоун-сквер было полно магазинчиков с товарами для женщин, совсем как на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке; Фулхэм-роуд, построенная по проектам авангардистских архитекторов, производила то же впечатление, что и Сохо в Манхэттене.

Клиффорд Хэмлин сказал Кэролайн, что он за последние годы так часто ездит в Лондон, что этот город стал для него чуть ли не вторым родным домом. У него здесь были друзья, клиенты и деловые партнеры, он знал местные магазины и рестораны. Клиффорд со смехом добавил, что он даже мог говорить с англичанами по-английски. Когда они приземлились в аэропорту Хитроу и вышли из изящного «Конкорда» — к удивлению Кэролайн, полет длился всего три с половиной часа, — Клиффорд вызвал своего постоянного водителя, седоволосого мужчину по имени Рэймонд, который должен был обслуживать их все время, пока они будут находиться здесь.

— А что случилось с Фрэнклином? — спросила Кэролайн, когда Рэймонд отнес их багаж и проводил их к сверкающему черному «бентли».

— Фрэнклин работает по ту сторону Атлантики, — с улыбкой ответил Клиффорд и сжал ей руку.

Когда они выехали из аэропорта, была уже почти полночь — слишком поздно, чтобы осмотреть город, — и поэтому они направились прямо в гостиницу. Это была маленькая элитная гостиница «Стаффорд», историю которой можно было проследить до восемнадцатого века и в которой останавливались известные бизнесмены и люди из высшего общества. Кэролайн и Клиффорда поселили в соседних номерах — комнаты здесь были такими просторными и пышно обставленными, что могли поспорить с Бекингемским дворцом. Прощаясь, они стояли в уютном коридорчике, разделявшим их номера.

— Устала от самолетов? — спросил Клиффорд.

— Немного, — ответила она.

— Сон поможет. И одна из замечательных гостиничных мятных шоколадок тоже.

— Шоколадок?

— Увидишь на подушке. В маленькой коробочке.

— Обязательно. — Кэролайн не терпелось осмотреть свой номер.

— Ты помнишь, что завтра наш первый визит состоится в десять?

Его слова вернули Кэролайн на землю, и она нервно поежилась, подумав о том, какая важная миссия ждет ее в Лондоне.

— К кому мы пойдем в первую очередь? — спросила она.

— К Тамаре и Ферди. Думаю, что лучше всего опробовать наше представление на знакомой и, надеюсь, дружелюбной публике.

— Замечательная мысль. — У Кэролайн немного отлегло от сердца.

— Предлагаю встретиться за завтраком в семь.

— В семь?

— Слишком рано для тебя?

— Нет, я все равно собиралась встать пораньше. Просто ты только что сказал, что первый визит запланирован на десять.

— Совершенно верно, но я подумал, что тебе, может быть, захочется немного посмотреть город, прежде чем мы займемся делами.

Теперь за рулем был Рэймонд, а экскурсию вел Клиффорд. У них было всего несколько часов до встречи с герцогом и герцогиней, но Клиффорд успел за это время многое: он показал взволнованной Кэролайн замок Тауэр, где обезглавили Анну Болейн и леди Джейн Грей, здания Парламента, Вестминстерское аббатство, музеи Виктории и Альберта, музей мадам Тюссо, универмаг «Хэрродс» и торговый центр «Портобелло».

— Столько впечатлений, что у меня в голове все перепуталось! — Кэролайн с сияющими глазами повернулась к Клиффорду, восхищенная увиденным.

— Ты еще не видела дворец! — Клиффорд положил ладонь на ее руку, радуясь за нее. Она была так прекрасна в своем восхищении, что ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не обнять ее прямо среди бела дня.

Возле Бекингемского дворца он попросил Рэймонда остановить машину. — Миссис Годдард хочет сделать снимок, — сказал он водителю.

— Джек будет так рад, когда я покажу ему фотографии и расскажу обо всем! — воскликнула Кэролайн и добавила, что Джек, как и его отец, очень любит узнавать про дальние страны и о людях, которые там живут.

— Он еще сильнее обрадуется, когда ты привезешь ему подарок из «Хэмли», — сказал Клиффорд.

— «Хэмли»? — Кэролайн никогда не слышала этого названия.

— Это самый большой магазин игрушек в мире, — объяснил Клиффорд, глядя ей в глаза и радуясь, что она, кажется, немного расслабилась и избавилась, по крайней мере на данный момент, от своей настороженности. — Тебе стоит посмотреть на сборные машинки, которые там продают!

— А сейчас магазин открыт?

Клиффорд взглянул на свои плоские золотые часы.

— Еще нет. Но мы сможем съездить туда попозже. Между встречами, хорошо?

Кэролайн кивнула и улыбнулась, сознавая, как он старается, чтобы сделать ей приятное. Он внимателен, очарователен, умен. Кэролайн подумала, что ей следовало бы изменить мнение об этом человеке. Со временем он сможет ей очень понравиться. Сейчас Клиффорд сидел рядом с ней на широком заднем сиденье «бентли» и казался не таким официальным и строгим, как всегда. Даже черты его лица стали мягче, оно показалось ей более открытым. Может быть, это оттого, что сейчас он не в своем офисе, а в Лондоне — городе, который он назвал своим вторым домом. Но зазвонил автомобильный телефон — это был Чарльз Годдард, — и Кэролайн снова почувствовала тревогу и замкнулась. Нет, Клиффорд был слишком связан с Годдардом, слишком зависит от его денег, власти и щедрости, чтобы ему можно было полностью доверять. Так думала Кэролайн, прислушиваясь, как он обсуждает вопросы международного рынка ценных бумаг с человеком, которого она боялась больше всех на свете.

К ее удивлению, Клиффорд заметил ее состояние.

— Ты почему-то замкнулась. Что случилось? — спросил он, пока Рэймонд вел «бентли» в тот район Лондона, где жили Тамара с мужем. — Это из-за звонка? Потому что звонил Чарльз?

— Конечно, — ответила она, глядя ему в глаза.

— Но почему? Как раз тогда, когда нам так хорошо было вместе? Когда мы, кажется, подружились?

Кэролайн не ответила. Она не могла толком объяснить свою реакцию. Это было что-то идущее изнутри, иррациональное и не поддающееся контролю. При одном имени Чарльза она вся напряглась, снова ожили все ее подозрения относительно Клиффорда — стоило ей только подумать об отношениях, которые связывают его с Чарльзом.

— Кэролайн? — Клиффорд ждал ответа.

— Извини. Это просто…

— Потому, что я ответил на телефонный звонок Чарльза, — закончил за нее Клиффорд. — Но ведь я управляю его компанией, Кэролайн. Почему это должно испортить нашу поездку?

— Потому что только благодаря Чарльзу Годдарду мы здесь, — сказала она.

— Мы здесь не благодаря Чарльзу Годдарду. Он не имеет к нашей поездке никакого отношения.

— Он имеет к ней самое прямое отношение. К «бентли», к твоему шоферу, к «Конкорду» — вообще ко всему, — сказала она. — Все это куплено или оплачено им.

Лицо Клиффорда потемнело, и он отстранился, как будто она дала ему пощечину. Его глаза сверкали. Потом, не говоря ни слова, он потянулся вперед и опустил стекло, отделявшее их от водителя.

— Останови машину, Рэймонд, — резко сказал он. — Нам с миссис Годдард надо поговорить.

Рэймонд остановил машину у края тротуара и снова поднял стекло, чтобы Клиффорд и Кэролайн могли поговорить наедине.

— Сейчас ты посидишь спокойно и выслушаешь меня, — сказал Клиффорд, не пытаясь скрыть свой гнев. — Ты подозревала меня с самого первого момента нашего знакомства, постоянно намекала, что я всей душой предан Чарльзу, считала, что моим богатством и успехом в обществе я обязан твоему бывшему свекру. — Он сделал паузу и глубоко вздохнул. — А тебе хоть раз приходило в голову, что я заработал «Конкорд», и «бентли», и Рэймонда? Что это Чарльз Годдард обязан мне?

Она так привыкла к мысли, что Чарльз Годдард всемогущ, что подобные предположения никогда даже не приходили ей в голову. Пораженная, Кэролайн сидела молча.

— Конечно, ты так не думала, — продолжил Клиффорд. — Но это так. После смерти Джеймса интерес Чарльза к делам «Годдард-Стивенс» пропал и компания стала терять свой прежний престиж. В финансовых кругах ее уже почти списали со счетов, она стала как бы кораблем без капитана. Уже говорилось в открытую, что единственный способ для Чарльза спасти «Годдард-Стивенс» — это поставить кого-то у руля компании.

— И именно это он и сделал, — задумчиво сказала Кэролайн, глядя на него. — Он поставил у руля тебя.

— Верно, черт возьми. Сначала я не соглашался. Отказывал ему снова и снова. Но когда он предложил мне унаследовать компанию, когда он уйдет на пенсию или умрет, мне трудно было отказаться.

— Почему? Мой муж отказался.

Клиффорд был снова задет за живое, но на этот раз он оправился намного быстрее.

— Твой муж родился в семье, где было больше денег, чем обычный человек может даже представить себе.

— А ты? Полагаю, что ты вырос с двумя серебряными ложками во рту.

— Ошибаешься. Я вырос в Огайо, в маленьком городке Блю-Эш. Мой отец работал на фабрике красок, пока ядовитые химические испарения не убили его. Ему не было и сорока лет, когда он умер. После этого у моей матери осталась единственная опора — я. И я взял на себя эту ответственность. У нас не было новой одежды, мы не могли покрасить свой дом, купить машину или что-нибудь еще, но мы не голодали, и у нас была крыша над головой. И сейчас, каждый раз, когда я сажусь в «бентли» с личным шофером, каждый раз, когда обедаю в дорогом ресторане, я вспоминаю те времена. И чувство, что я добился своего, постоянно со мной. Я сам добился успеха в жизни, Кэролайн. Сделал свою судьбу из ничего. И чтобы достичь этого, я никогда никого не обманывал.

Кэролайн снова не нашла что ответить. Все ее предположения вдруг оказались перевернутыми с ног на голову. Она всегда думала, что Клиффорд обрел всю эту уверенность в себе и манеры благодаря происхождению, воспитанию, родительским деньгам, по наследству — как это было у Джеймса. А теперь он рассказывает ей, что его детство было таким же, как у нее, — полным лишений и одиночества.

Кэролайн хотелось выразить свои извинения не просто словами, и она взяла его за руку.

— Мне очень жаль, — сказала она, поглаживая его руку пальцами. — Но видишь ли, я…

— Да, вижу, — прервал он ее, как будто не замечая ее прикосновения. — Я вижу, что семья твоего мужа очень обидела тебя и твои раны еще болят. Но я не могу понять, какое отношение это имеет ко мне. Я пошел на большой риск, поехав с тобой в Лондон. Чарльз пригрозил мне, что если я отправлюсь в поездку, то он…

— Он знает, что мы здесь вместе? — воскликнула Кэролайн. Она вдруг подумала о том, знает ли Чарльз о Джеке и о том, что Джек — сын Джеймса. Ее сердце бешено забилось, когда она попыталась представить себе последствия.

— Да. Он знает, — сказал Клиффорд. — Он пригрозил, что разорвет мой контракт с «Годдард-Стивенс», если я поеду сюда с тобой.

— И ты все равно поехал, — медленно произнесла Кэролайн. — Поехал, чтобы помочь мне найти спонсоров для моей «Корпорации», даже несмотря на угрозу Чарльза. Рискуя собой и своей работой…

— Совершенно верно. — Клиффорд слегка улыбнулся. — Никто не может диктовать мне, что делать и чего не делать. Особенно если это касается возможности сделать деньги. И Чарльз Годдард прекрасно знает это.

Кэролайн кивнула, в ее глазах отразилось уважение и восхищение, которые она сейчас испытывала. Клиффорд Хэмлин бросил вызов Чарльзу, как когда-то Джеймс. Он поехал в Лондон, невзирая на последствия. И он сам пробил себе дорогу в жизни, оставив позади нищее детство, сам добился всего, чего хотел. Его пример вдохновлял ее, и Кэролайн не замедлила сказать это.

— Значит, мы все выяснили? — спросил Клиффорд, погладив ее по щеке.

Кэролайн не отстранилась.

— Абсолютно, — сказала она.

— Хорошо. — Клиффорд опустил стеклянную перегородку и сказал Рэймонду, чтобы он включал зажигание. — Белгрэйв-сквер, — назвал он адрес. — Нам с миссис Годдард нужно уже торопиться, чтобы успеть на деловую встречу.

Как и многие люди его поколения, Чарльз Годдард в свое время воевал, защищая свою страну. Но та война, которую он теперь начинал против своей бывшей невестки, не затрагивала политические или имущественные интересы — здесь решалась судьба маленького мальчика по имени Джек Годдард, мальчика, которого он даже никогда не видел.

Рональд Свитцер, адвокат Чарльза, довольно реалистически оценивал их шансы на выигрыш дела об опеке.

— Случай, конечно, исключительный и все, кажется, в вашу пользу, но я был бы плохим адвокатом, если бы не предупредил вас, что в любом судебном разбирательстве никто не может заранее что-нибудь гарантировать, — сказал Свитцер Чарльзу, который только что закончил телефонный разговор с Клиффордом. — Ваш детектив проделал отличную работу, собрав достаточно свидетельств против миссис Годдард. Фотографии подтверждают ее развратный образ жизни, а ежедневные отчеты доказывают, что она проводит с ребенком очень мало времени, — значит, можно сыграть на том, что она пренебрегает воспитанием ребенка. Например, сейчас она в Лондоне.

— Любой судья согласится с тем, что она плохая мать, ведущая аморальный образ жизни. Стоит ему только ознакомиться с расписанием ее поездок и с фотографиями всех этих мужчин, с кем она встречается, как он не будет сомневаться в том, что эта женщина недостойна быть матерью, не так ли? — Чарльз во что бы то ни стало хотел убедить всех в том, что Джек должен принадлежать ему и Дине.

— Да, Чарльз, возможно, все пройдет гладко, — сказал Свитцер.

— Очень надеюсь. — Чарльз выглядел обеспокоенным. Нельзя допустить ни одного промаха, ни одной ошибки, которые судья истолковал бы в пользу Кэролайн. Ребенок — это Годдард. Он должен принадлежать Годдардам.

— Кстати, вы выяснили, что связывает вашу бывшую невестку и вашего исполнительного директора? — спросил адвокат. — Чем больше свидетельств мы соберем, тем выше шансы выиграть дело.

— Они сейчас вместе в Лондоне. Что еще я должен выяснять? — воскликнул Чарльз. Он был просто вне себя от ярости, когда узнал, что Клиффорд собирается ехать за границу с этой мадам Шоу. Он напрямую заявил Клиффорду, что если тот отправится в поездку, то рискует своей карьерой в «Годдард-Стивенс» и, самое главное, своей репутацией на Уолл-стрит. Чарльз напомнил ему, что их контракт содержал фразу «действовать в интересах компании». «Если ты собираешься тратить время и деньги компании на Кэролайн Шоу, — сказал Чарльз Клиффорду, — то мне ничего не остается, кроме как воспользоваться этой формулировкой и прервать контракт». Чарльз не стал говорить о том, что, как только уволит Клиффорда, он возьмет бразды правления «Годдард-Стивенс» в свои руки до тех пор, пока его внук не вырастет и не получит свое законное право возглавлять фирму.

— Как я и говорил, Чарльз, — продолжал Свитцер, — дело кажется беспроигрышным. В наши дни уже нет такого, что мать автоматически получает право на опекунство над своим ребенком. Все чаще и чаще выигрывают отцы.

— Или дедушки, — добавил Чарльз.

— Или дедушки, — согласился с ним Свитцер. — И в случае, когда дедушка с бабушкой могут предоставить ребенку намного больше — как в отношении внимания, заботы, образования, так и в отношении прочих возможностей, я думаю, что у судьи, наверное, не найдется возражений против передачи Джека тебе и Дине.

— Наверное? — спросил Чарльз.

— Как я уже говорил, в судебных делах никогда нельзя давать гарантий. Но все равно — ты можешь сказать Теду Аронсону, что свои обязанности он выполнил. Его работа закончена. Пришло время выдвигать иск против матери.

— Очень хорошо, тогда подготовь все бумаги по опекунству, — сказал Чарльз адвокату. — Когда можно начинать судебное следствие?

— Как только миссис Годдард ступит на американскую землю, — ответил Свитцер.

Глава 28

Тамара Брандт всю жизнь мечтала иметь в Англии замок, и тот особняк в георгианском стиле, в котором они сейчас жили вместе с герцогом, был нисколько не хуже замка. Это было настоящее чудо архитектуры с удивительно симметричными пропорциями, с огромными окнами, через которые свет заливал просторные комнаты, и с тяжелой дубовой дверью, которая вела в обширный центральный холл. Направо находилась большая кухня, налево — уютная библиотека. Прямо располагалась огромная гостиная, занимавшая чуть ли не весь первый этаж, из ее окон был виден пышный ухоженный сад. Особняк находился на Белгрэйв-сквер в самом центре Лондона, но создавалось такое впечатление, что он расположен в сельской местности… — очень величественный особняк в сельской местности.

— Кэролайн, Клиффорд, мои дорогие! — воскликнула Тамара, едва ее гости перешагнули порог. Она поцеловала Кэролайн в обе щеки, как это принято на континенте, а потом, подставив левую щеку, позволила Клиффорду поцеловать ее.

— Очень приятно видеть вас обоих, — приветствовал их Ферди, пожав им руки, — даже несмотря на то что вы, скорей всего, явились, чтобы вытрясти из меня некоторую сумму.

— Ферди, ты несносен, — негодующе произнесла Тамара.

— Учусь у тебя, моя дорогая. Ты ведь всегда говорила, что нужно не темнить, а прямо говорить то, что думаешь.

Фердинанд Бэйтс, герцог Карлсборо, был высоким представительным мужчиной с полным розовым лицом и яркими голубыми глазами. У него был вид человека, любящего поесть и выпить и который никогда ни при каких обстоятельствах не пожалеет об этом своем пристрастии. Тамара, украшенная своими дневными бриллиантами, суетилась вокруг него, как влюбленная школьница.

Когда они расположились в гостиной, вошла горничная в сером приталенном костюме и белоснежном накрахмаленном фартуке. Она сгибалась под тяжестью огромного серебряного подноса, на котором были чай и кофе, тосты, масло, джемы и желе и серебряная креманница с густыми сливками «девон». Горничная поставила поднос на кофейный столик и, сделав реверанс, удалилась.

— Она молодец, правда? — Тамара просто сияла, а Ферди положил в свою тарелку такую порцию холестериновой пищи, сколько Клиффорд мог позволить себе за целый год.

— Ну а теперь, — пробормотал с набитым ртом герцог, стряхивая крошки с жилета, — признайтесь, что вы прибыли сюда, чтобы взять меня, объединив усилия, — кажется, так говорят американцы?

— Не совсем, — ответил Клиффорд. — Мы, американцы, говорим, что пришли с предложением, от которого вы не сможете отказаться.

Ферди хохотнул.

— Звучит заманчиво.

— Дело и в самом деле заманчивое. — Клиффорд стал серьезным. — Мы с Кэролайн приехали в Лондон, чтобы поговорить с вами о ее бизнесе. О «Корпорации «Романтика любви»».

— А я-то думал, что вы приехали в Лондон, чтобы убедить меня перевести счет в «Годдард-Стивенс», — сказала Тамара, слегка обескураженная.

— Для этого тоже, — улыбнулся ей Клиффорд. — Но самое главное то, что «Корпорация «Романтика любви»» сейчас готова к расширению. Кэролайн проделала замечательную работу, и ей пора создавать филиалы, открывать новые магазины.

— Новые магазины? Тамара и так проводит слишком много времени в том магазине, который уже открыт! — воскликнул Ферди. — Она просто не может спокойно пройти мимо, даже зная, что я не одобряю женщин, занимающихся бизнесом.

— А почему? — спросила Кэролайн, которая наконец осмелилась заговорить. — Почему вы не одобряете?

— Потому что им не подобает, моя дорогая, — ответил герцог. — Создается впечатление, что мужчина не может достойно содержать свою жену.

— Ах вот почему? Ты, оказывается, интересуешься впечатлениями? — набросилась на мужа Тамара. — А я-то думала, что ты выше таких мелочей.

— Да, — не допускающим возражений тоном произнес герцог. — Но есть и другая причина, по которой я против твоего возвращения в бизнес. Ты мне нужна. В моем возрасте я не собираюсь делить свою жену ни с бизнесом, ни с чем другим.

Тамара потянулась через столик и поцеловала его в лоб.

— А что, если этим бизнесом займетесь и вы? — спросил Клиффорд герцога. — Тогда у вас с женой появится еще кое-что общее.

— Я? Займусь этим бизнесом? — Герцог был искренне удивлен. — Да ведь я ни дня в своей жизни не работал. Меня не так воспитывали. Понимаете, я истинный джентльмен. Из вымирающего племени настоящих джентльменов.

— Вздор! — вмешалась Тамара. — Ты ведешь свое хозяйство, контролируешь управляющих, следишь за садом, за бюджетом. Да ты бы просто сошел с ума, если бы ничего не делал целыми днями.

— Я бы сошел с ума, если бы у меня был бизнес по продаже романтических штучек, — заявил герцог.

— «Романтические штучки», как вы называете мой товар, очень популярны в Штатах, — вмешалась Кэролайн. — И вы прекрасно знаете, что для вас было бы неплохо принять долевое участие в прибыльном деле.

Герцог посмотрел на Кэролайн, как будто она несет несусветную чушь. Но в конце концов она американка, а он уже знал на примере своей жены, что у американцев своеобразный образ мышления. Они верят в своих политиков, гуру, психоаналитиков, они верят во всевозможных шарлатанов и проходимцев.

— Меня очень волнует судьба моей недвижимости, — сказал герцог. — Мне не хотелось бы, чтобы все, что я унаследовал, пошло прахом.

— Конечно же, нет. И именно поэтому мы здесь, — сказал Клиффорд, умело вклиниваясь в беседу. — Исходя из того, что я слышал от Тамары, все ваши капиталовложения размещены здесь, в Великобритании.

— А почему бы и нет? — спросил Ферди. — Ведь я англичанин.

— Потому что обычно разумнее вкладывать капитал в различные предприятия, в самые разные места, — сказал Клиффорд. — Можно оставить часть средств здесь, а часть перевести в Америку.

— Ты имеешь в виду вложить часть в «Корпорацию «Романтика любви»»? — спросила Тамара, подняв брови.

— По правде говоря, да, — ответила за Клиффорда Кэролайн и повернулась к герцогу. — Как, наверное, вам уже говорила Тамара, я начала свою деятельность около шести лет назад, продавая свои товары в своей гостиной. Но спрос оказался таким широким, что я решила открыть розничный магазинчик в Вест-Палм-Бич. Мне приятно сообщить вам, что после нескольких промахов мне все же удалось достичь определенного успеха. У нас теперь множество постоянных клиентов, а кроме того, масса покупателей со всего побережья. Как минимум раз в день я слышу от какой-нибудь туристки, что она хотела бы, чтобы подобный магазинчик был там, откуда она приехала.

— Чушь, — сказал герцог, беря очередной кусок лимонного торта. — Все ваши клиенты — женщины. Никакой бизнес не выстоит, если будет ориентироваться только на половину человечества, моя дорогая.

— А как же ваш соотечественник, Видал Сэссун? — спросил Клиффорд. — Кажется, он неплохо подзаработал на «половине человечества»?

— Вы правы! Умный парень, — сказал Ферди. — По-моему, он начал с должности парикмахера? О нем я не подумал.

— Дело в том, что «Корпорация» ориентируется не только на женщин, — отпарировала Кэролайн. — К нам приходит за покупками много мужчин, чтобы выбрать подарок ко дню рождения, или к годовщине, или просто чтобы купить что-нибудь оригинальное для дамы сердца. Может быть, вам интересно будет узнать, что почти треть имен в нашем адресном списке — мужские. У нас разработана регистрационная программа специально для мужчин, чтобы они получали напоминания о днях рождения и памятных датах — ведь всем известно, как они забывчивы. Мы также сообщаем им о подарках, которые они могут выбрать на указанную ими сумму. И конечно, мы либо отсылаем подарки, упакованные соответствующим образом, по почте, либо доставляем их с посыльными. Мужчины утверждают, что мы облегчаем им жизнь, и поэтому все чаще обращаются к нам.

— Просто невероятно, — сказал герцог и взглянул на Тамару, которая усиленно кивала головой.

— Может быть, вам интересно будет узнать, что дело Кэролайн основано не только на идеях, а имеет под собой очень солидную финансовую основу, — снова вступил в беседу Клиффорд. — Объем продаж возрастал в среднем на восемнадцать процентов каждый год, с самого первого дня существования «Корпорации». Что означает, что даже во времена спада производства прибыли магазина росли. Уровень прибыли оставался довольно стабильным, и благодаря тому что Кэролайн обладает большими организаторскими способностями и что она в основном сама ведет торговлю, накладные расходы все время оставались низкими, несмотря на постоянный рост объема продаж.

— Похоже на твою работу в «Элеганс», не так ли, Тамара? — Герцог взглянул на жену.

— Совершенно верно, — сказала герцогиня.

— По правде говоря, организовывая «Корпорацию», я использовала в основном приемы торговли, которые узнала, работая в «Элеганс», — сказала Кэролайн, безбожно льстя Тамаре.

Герцог ласково посмотрел на жену. Одним из качеств Тамары, проложивших путь к сердцу герцога, была как раз ее американская хватка. По сравнению с этими сонными мухами — его здешними знакомыми — она была для него как глоток свежего воздуха. И все же у Фредди оставались определенные сомнения в отношении «Корпорации «Романтика любви»».

— Если все идет так прекрасно, как вы говорите, то я не понимаю, что вы здесь делаете?

— Как уже сказал Клиффорд, «Романтика любви» нуждается в расширении, — ответила Кэролайн. — Она уже переросла свои сегодняшние рамки. Как говорят американцы, мы «выросли из своих детских штанишек». Теперь мы не можем обслуживать больше клиентов, если не откроем новые магазины. Мы не сможем предлагать более широкий выбор товаров, если у нас не будет дополнительной площади и новых средств.

— Кэролайн имеет в виду сеть магазинов по принципу уже существующей «Корпорации», — пояснил Клиффорд.

— Сеть? Боже правый! — воскликнул герцог. — Но для этого вам понадобятся большие деньги.

— Немного у меня уже есть, — сказала Кэролайн, имея в виду те двести тысяч долларов, которые ей уже обещали ссудить в банке. — Но мне нужно больше.

— А почему бы тебе не пойти в банк? — спросил Ферди.

— Уже ходила, — ответила Кэролайн. — Они дали мне хорошую ссуду, но мне нужны дополнительные средства, чтобы достичь поставленной цели.

— Итак, ты здесь для того, чтобы получить эту «дополнительные средства»? — спросил герцог.

— Да, — ответила Кэролайн. — И еще потому, что я ценю опыт и советы вашей жены.

Тамара буквально расцвела и ткнула своего мужа пальцем в мягкий бок.

— Видишь, дорогой, я гожусь на кое-что еще, кроме как быть твоей герцогиней, — и она подмигнула ему.

— Совершенно согласен, — признался Ферди, сжав ее руку. Потом повернулся к Кэролайн. — А что причитается мне? — спросил он. — Конечно, если я решу вложить свои деньги?

— Шанс принять участие в процветающем и развивающемся бизнесе, — сказала она и стала рассказывать о товарах с личной маркой фирмы, об эксклюзивных товарах, которые она приобретает на ярмарках, о распродажах и празднованиях дня фирмы, которые привлекают клиентов и являются хорошей рекламой для «Корпорации». В процессе рассказа Кэролайн увлекалась все больше и больше. Ее глаза светились, щеки раскраснелись, и она стала расписывать свои планы на будущее «Корпорации». Клиффорд зачарованно смотрел на нее, удивляясь ее изобретательности, радуясь ее преданности делу, которое она начала практически с нуля. На герцога, конечно, импульсивная речь Кэролайн тоже произвела впечатление, но он повернулся к Клиффорду и повторил вопрос:

— Так что я буду с этого иметь?

— Я скажу вам, что вы будете иметь, — начал Клиффорд. — Не только то, что вы войдете в число основателей уникальной организации по розничной торговле, но и то, что вы сможете обратить часть своих средств в доллары США. То, что вы будете иметь капиталовложения в американской фирме, защитит ваши средства от колебаний фунта стерлингов; кроме того, мы готовы гарантировать вам десятипроцентную прибыль от вложенного капитала.

— Десять процентов? — повторил герцог. Самая высокая прибыль, которую ему обычно гарантировали при вложении ценных бумаг, не превышала семи процентов.

— Десять процентов, не считая потенциальных прибавок к капиталу, — сказал Клиффорд, приготовив свою козырную карту напоследок.

— А о какой сумме капиталовложений идет речь? — спросил Ферди. У Кэролайн все сжалось внутри. Она чувствовала, что герцог готов сдаться, уже почти готов сказать «да» в ответ на их предложение, и это означало, что ее мечта о целой сети магазинов «Корпорация «Романтика любви»» может стать реальностью.

— Миллион двести тысяч, — твердо сказала она. Утром, одеваясь перед зеркалом, Кэролайн не раз репетировала, как она произнесет эту сумму, поэтому сейчас ее голос звучал уверенно. Она и сама чувствовала себя уверенно. — Я планирую открыть первый новый магазин на Ворт-авеню. Там есть место рядом с «Шанель»…

— «Шанель»! — прервала ее Тамара, подняв к небу глаза и сложив ладони перед грудью. — Это просто невероятно! Когда Селеста узнает…

— Рядом с «Шанель»? — спросил герцог, не обращая внимания на поведение жены. — Звучит так, как будто вы имеете в виду что-то действительно солидное.

— Так и есть, — сказала Кэролайн. — Сначала магазин на Ворт-авеню. Потом еще несколько. Я собираюсь предоставить шанс каждой американской женщине — а возможно, со временем, и европейской — приобрести товар, который ей по душе и который не обременит ее семейного бюджета.

— Звучит очень громко, но миллион двести тысяч долларов — немалая сумма, — заметил герцог. — Мне хотелось бы повнимательнее взглянуть на ваши расчеты.

— Конечно, — ответила Кэролайн. — Мы с Клиффордом подготовили все необходимые финансовые обоснования, с которыми вы можете ознакомиться, прежде чем принять решение.

Ферди взял кофейную чашку и отпил несколько глотков. Кэролайн, сидя на самом краешке стула, ожидала, что он скажет. Все равно что, но хоть какая-то определенность!

— Вот что я вам скажу, — наконец произнес герцог. — Мы с Клиффордом сейчас удалимся в библиотеку, чтобы посмотреть расчеты. А вы, девушки, можете остаться здесь и посплетничать.

Кэролайн хотела было заявить, что ей не мешало бы тоже присутствовать, когда Ферди будет просматривать финансовые расчеты ее компании, но Клиффорд бросил на нее красноречивый взгляд, говоривший: «Ты прекрасно справилась со своей частью работы. Теперь предоставь действовать мне». Кэролайн кивнула и проводила взглядом мужчин, направившихся в библиотеку по сводчатому холлу.

— Браво! — воскликнула Тамара и, бросившись к Кэролайн, обняла ее. — Вы с Клиффордом действовали просто замечательно! Великолепно!

— В самом деле? — улыбнулась Кэролайн, для которой не была секретом страсть герцогини к преувеличениям.

— Абсолютно! Вы так здорово дополняете друг друга! У меня такое чувство, что Ферди клюнет.

— Почему ты так думаешь? — спросила ее Кэролайн.

Тамара подкатила глаза.

— Потому что я знаю этого человека не хуже, чем себя. Иногда он грубоват, но в глубине души он просто котенок. И он знает толк в бизнесе, хотя не любит показывать это. В любом случае через несколько минут мы уже будем знать, являемся ли мы все партнерами.

Но это отнюдь не заняло всего несколько минут. Кэролайн старалась не смотреть на антикварные часы, стоявшие в углу, пытаясь прислушиваться к тому, что говорит Тамара, но ей это не всегда удавалось. Она просто умирала от желания узнать, что сейчас происходит в библиотеке.

— Да, кстати, Кэролайн, — спросила ее Тамара, — что там у тебя произошло с этим футболистом?

Кэролайн улыбнулась. Она знала, что рано или поздно герцогиня переключится со своей любимой темы о Джеке на не менее любимую тему о личной жизни Кэролайн.

— Он бейсболист, — поправила она Тамару.

— Футбол, бейсбол — какая разница? В последний раз, когда мы разговаривали с тобой, ты пыталась отбиться от него.

— Уже не пытаюсь, — призналась Кэролайн.

— Расскажи! — разволновалась герцогиня.

— Я имею в виду то, что поняла: Бретт только строит из себя плейбоя и крутого парня, но это всего лишь фасад. Бретт очень сдружился с Джеком, он совершенно непредсказуем, с ним я молодею и чувствую себя подростком.

— Подростком! — воскликнула Тамара. — Как здорово.

— Но есть еще Жан-Клод, — поддразнила ее Кэролайн.

— Француз?

Кэролайн кивнула.

— Ты, должно быть, помнишь его: он тогда раздавал автографы — подписывал книги в «Корпорации».

— Помню его? — герцогиня всплеснула руками. — Да как я могла его забыть? Эти глаза… это лицо… эту фигуру…

— Успокойся, девочка, — засмеялась Кэролайн.

— Итак, между вами что-то есть?

Кэролайн кивнула.

— Мы стали чаще видеться. Он довольно… интересен.

Тамара выгнула свои тщательно подведенные брови.

— Не спорю, — многозначительно улыбнулась она. — Но не забыла ли ты упомянуть кое-кого из своих дружков?

— Я не понимаю.

— Клиффорд, дорогая. Как насчет Клиффорда? Кэролайн, не понимая, смотрела на нее.

— А при чем здесь Клиффорд? — спросила она.

— Да он просто с ума сходит по тебе. Это видно невооруженным глазом.

— Не будь наивной. У нас с Клиффордом чисто деловые отношения. Когда мы поговорим с тобой и с Ферди, то отправимся еще к нескольким его клиентам, чтобы…

— Может быть, ты и находишься с ним в чисто деловых отношениях, но у Клиффорда определенно на уме еще кое-что, — сказала герцогиня. — Я знаю Клиффа очень давно, Кэролайн. Но я еще никогда не видела, чтобы он так смотрел на женщину, как смотрит на тебя.

Кэролайн почувствовала, что краснеет. Может быть, она и сама подспудно чувствовала, что Клиффорд интересуется ею в романтическом смысле этого слова? Может быть, именно поэтому она и старалась выдерживать расстояние между ними? Чтобы не связываться с исполнительным директором Чарльза Годдарда? Быть подальше от человека, который мог бы заменить ее Джеймса? Исключить возможность влюбиться в того, кто займет место Джеймса в «Годдард-Стивенс»?

— К твоему сведению, вы с Клиффордом составляете замечательную пару, — не прекращала Тамара. — Как только вы вдвоем начали бить в одну точку, у Ферди просто не было шанса увернуться.

Кэролайн улыбнулась.

— Клиффорд очень умен, ведь правда? — спросила она.

— И хорош во всех отношениях, — добавила герцогиня.

— И привлекателен, — сказала Кэролайн.

— И попался, — сказала герцогиня.

Кэролайн невольно рассмеялась.

— Но есть одна проблема — он работает на Чарльза Годдарда, — заметила она.

— У каждого есть свои недостатки. — Тамара махнула рукой, отметая возражение Кэролайн.

— Послушай! — Кэролайн снова рассмеялась. — Все это просто сумасшедший дом. Всего несколько месяцев назад я пыталась подавить любую мысль о мужчине. Теперь я пытаюсь разобраться в своих чувствах, чтобы выбрать лучшего из двух!

— Двух? Нет, трех! Не забудь про Клиффорда, — не успокаивалась Тамара. — Кроме того, это никакой не сумасшедший дом. Ты уже, можно сказать, начинаешь перезревать. Я не юная девушка, Кэролайн, и давно уже знаю, что время летит слишком быстро, чтобы упускать шансы, которые дает жизнь.

— Может быть, но флиртовать с несколькими мужчинами сразу — это уж чересчур, — сказала Кэролайн. — У меня есть подруги, которые за всю жизнь так и не встретили ни одного, который бы им понравился.

— Послушай, Кэролайн. Не надо чувствовать себя виноватой в том, что у тебя несколько ухажеров, — прервала ее Тамара. — Когда женщина в цвету, как ты сейчас, мужчины чувствуют это и слетаются, как пчелы на мед.

— Ты всегда знаешь, как расставить все по местам. — Кэролайн действительно ценила эту способность Тамары все так логично разложить по полочкам. Она снова собиралась украдкой взглянуть на часы и увидела, что Клиффорд и Ферди выходят из библиотеки. Ну наконец-то! Прошло уже полтора часа! Она попыталась прочитать их мысли, но их лица были совершенно бесстрастными и непроницаемыми.

— Ну? — воскликнула герцогиня.

— Дамы, — многозначительно начал Ферди. — Вы видите перед собой нового инвестора «Корпорации «Романтика любви»».

Кэролайн и Тамара одновременно вскочили и бросились к герцогу, едва не сбив его с ног.

— Как здорово! — воскликнула Тамара, становясь на цыпочки и целуя мужа в розовые щеки.

— Вы не пожалеете об этом! — одновременно с ней пообещала Кэролайн, пожимая ему руку.

— Не думаю, что пожалею, — сказал Ферди. — Судя по финансовым отчетам, твой бизнес, Кэролайн, — просто золотая жила.

Кэролайн повернулась к Клиффорду, который готовил все финансовые отчеты — и эту поездку, оказавшуюся такой успешной.

— Спасибо, — прошептала она, прекрасно сознавая, что именно он развеял все сомнения герцога и заключил эту сделку.

Клиффорд кивнул, чувствуя, что сердце перевернулось у него в груди от одного ее взгляда. Он задумался о том, что выражает ее взгляд: благодарность? Или нечто большее?

— Мне, конечно, не хочется портить праздник, но у нас с Кэролайн еще две встречи, — сказал Клиффорд, взглянув на часы.

— Да перестаньте. Мне казалось, что мы все отметим это, выпив немного шампанского, — возразил герцог.

— Но Клиффорд сказал, что им пора идти, дорогой Ферди, — успокоила мужа Тамара.

— Да, но ведь у нас есть что отпраздновать. — Ферди надулся, как ребенок. — Я вкладываю деньги в дело Кэролайн, кроме того, я решил доверить «Годдард-Стивенс» — то есть Клиффорду — управление основной частью моих капиталовложений.

Кэролайн взглянула на Клиффорда и улыбнулась. Итак, он добился своего. Уговорил Ферди доверить Клиффорду Хэмлину деньги! Без всякого сомнения, на очереди портфель Тамары.

— Мы обязательно отпразднуем это в следующий раз, когда будем здесь, — пообещал Клиффорд, сопровождая Кэролайн к ожидающему их «бентли».

Две следующие встречи прошли так же успешно. Дрю Дарлингтон, который в своей фирме накормил их обедом в личной столовой, оказался таким же непоседой, каким его описывали журналы. Со своими ярко-рыжими волосами, в костюме в черно-белую полоску и с широкими лацканами, как у гангстера, Дрю выглядел очень живым молодым человеком, который ни секунды не мог усидеть на месте. Он все время бегал взад и вперед, пока Кэролайн и Клиффорд объясняли ему суть дела, и в конце пообещал серьезно подумать над возможностью инвестировать «Романтику любви».

— Путешествие, кажется, становится очень успешным, — сказала Кэролайн, когда «бентли» вез их в Челси к Фелисити Крэмер.

— Ты заслужила этот успех, — сказал Клиффорд довольным, но серьезным голосом. Это напомнило Кэролайн о том, чем она действительно стала за эти годы: перспективной владелицей бизнеса с практически неограниченными возможностями. Она посмотрела на него, взглядом выражая свою благодарность за помощь — и за то, что он раскрыл перед ней ее перспективы. То, как он с ней говорил, как вдохновлял ее, напомнили Кэролайн Джеймса — его веру в нее, тогда еще совсем молоденькую и такую ранимую женщину. Теперь она была, конечно, намного старше и опытней, но все равно буквально расцветала, если ее действия одобрял мужчина, которого она уважала.

Сидя в плетеных садовых креслах в залитой солнцем оранжерее, Кэролайн и Фелисити Крэмер, королева рекламного бизнеса, обсуждали подробности соглашения, на основании которого торговая марка «Корпорации «Романтика любви»» будет печататься в каждом подарочном каталоге Фелисити. Благодаря этому «Корпорация «Романтика любви»» станет известной более чем десяти миллионам абонентов Фелисити.

— Тамара была права, — со вздохом произнесла Кэролайн, когда они с Клиффордом, выйдя из офиса Фелисити, откинулись на заднее сиденье «бентли».

— В чем? — спросил Клиффорд.

— Мы действительно подходящая пара, — ответила она, поворачиваясь к нему.

— Самая лучшая в мире, — тут же добавил он, взяв ее за руку. — Мне всегда казалось, что это так и есть.

— Предчувствие, такое же, как и при всякой удачной сделке? — лукаво спросила она, пытаясь поддразнить его и забыть то волнение, которое испытывала, чувствуя прикосновение его руки.

— Похожее, — улыбнулся Клиффорд. — Ну а теперь расскажи, что ты чувствуешь, взяв Лондон приступом?

— Я так взволнована, что просто не знаю, что с собой поделать, — призналась Кэролайн. Все ее мысли спутались, в голове вертелись идеи и различные планы насчет «Корпорации».

— Хочешь, я скажу тебе, что я обычно делаю, когда заполучаю нового клиента или совершаю удачную сделку?

— Скажи.

— Трачу массу денег. Удовольствие такое же, как если бы тебя похлопали по плечу.

— Ты просто гений. Замечательная идея! Но где бы нам потратить эту массу денег?

— Как насчет «Хэмли»? — спросил Клиффорд. — Только сегодня утром ты говорила, что хочешь поехать в этот магазин и купить сыну подарок.

— Да, говорила, — ответила Кэролайн и снова подумала о том, как внимателен и предупредителен Клиффорд. Ей снова пришла в голову мысль: «Ну почему такой замечательный человек должен работать на Чарльза Годдарда?»

На пяти этажах «Хэмли» продавались, кажется, все игрушки, которые только существовали на свете. Здесь были целые толпы кукол, включая изготовленные Кэтрин Несбитт копии всех королевских семей британской истории вплоть до принцессы Уэльской, а также тщательно скопированная королевская гвардия. Здесь были всевозможные механические игрушки и спортивные принадлежности, традиционные деревянные поделки, современные электронные головоломки, огромное количество плюшевых медведей, классические мишки «Хэмли» в красных жилетиках и много-много всего. Но внимание Кэролайн привлекли сборные модели автомобилей, о которых говорил Клиффорд. Она твердо решила купить одну из них, но никак не могла выбрать, что лучше: красный двухэтажный автобус или черное лондонское такси.

Клиффорд и тут пришел ей на помощь:

— Давай ты купишь ему автобус, а я такси?

Кэролайн взглянула на него:

— Это, конечно, очень великодушно, но ты не должен…

— Учти, я очень щедрый человек, — сказал он.

— Конечно, но ты совсем не знаешь Джека.

— Да, действительно. Но я знаю тебя, хотя и не так хорошо, как хотелось бы.

Кэролайн улыбнулась. Может быть, Тамара была права? Может быть, Клиффорд Хэмлин действительно неравнодушен к Кэролайн Годдард? Он был таким красивым и элегантным в своем темном костюме. В этой поездке он нравился ей все больше и больше, особенно когда она видела его в различных ситуациях, не говоря уже о его манерах. Неужели они могут стать не просто деловыми партнерами? Неужели пришло время, когда ей пора отделаться от своих подозрений, забыть прошлое и прислушаться к своему сердцу?

— Что ты скажешь, если я приглашу тебя сегодня на праздничный ужин? — неожиданно спросил он, пока они ждали, когда завернут подарки для Джека.

— С удовольствием приму приглашение, — ответила Кэролайн. — Где это будет? В гостинице?

— Нет. Здесь есть один мой любимый ресторанчик, — сказал Клиффорд. — Он называется «Венди Винстон» — по имени его американской владелицы. Конечно, сейчас поздновато заказывать столик, но Венди — моя давняя подруга, и я не думаю, что у нас возникнут проблемы.

Кэролайн вдруг почувствовала неожиданный укол ревности. «Давняя подруга, — подумала она. — Интересно, насколько давняя?» — и сама посмеялась над собственной глупостью. Клиффорд Хэмлин — довольно привлекательный холостяк, чтобы иметь достаточное количество «давних подруг».

— Это очень элегантный ресторан? — спросила Кэролайн, которая не знала, как следует одеваться в английском обществе.

— Относительно элегантный. Может быть, ты хочешь поехать в гостиницу и переодеться?

«Переодеться»… Кэролайн теперь не знала, что ей делать. Она не планировала ходить по балам, поэтому не взяла с собой ни одного вечернего платья. Только два деловых костюма.

Когда «бентли» притормозил у «Стаффорда», Клиффорд вышел и протянул руку Кэролайн.

— Ты идешь? — спросил он, увидев, что она не сдвинулась с места. Ему очень не хотелось расставаться с ней, но нужно было подготовиться к своим деловым встречам в Брюсселе на завтра.

— Ты иди, — ответила Кэролайн. — Я только что вспомнила, что у меня есть несколько поручений, которые я должна выполнить.

Клиффорд удивленно посмотрел на нее, но сказал, что зайдет за ней в семь тридцать.

— Нет, — решительно ответила Кэролайн. — Встретимся в ресторане.

Она помахала ему рукой, и, когда он с недоуменным лицом вошел в гостиницу, наклонилась вперед и попросила Рэймонда отвезти ее к «Хэрродс».

«Она неотразима», — подумал Клиффорд, глядя, как Кэролайн направляется к их столику в «Венди Винстон», фешенебельном ресторане на Кенсингтон-Черч-стрит, где он постоянно ужинал, когда приезжал в Лондон. Кэролайн выглядела не очень высокой, но стройной и удивительно женственной. В мягком, приглушенном свете ее каштановые волосы казались золотистыми, карие глаза лучились, и она двигалась с грацией танцовщицы. Клиффорд был не единственным мужчиной, смотревшим на нее: многие поворачивались ей вслед, глядя на нее с явным одобрением. Кэролайн сменила свой бежевый строгий костюм, который был на ней утром, на закрытое шелковое платье темно-синего цвета с длинными рукавами, обтягивающим лифом и пышной юбкой.

— Ты выглядишь просто великолепно, — сказал Клиффорд, пододвигая ей стул и не сводя взгляда с ее платья, которое подчеркивало ее прекрасную фигуру.

— Спасибо, — просто ответила она, зная, что он прав: никогда она еще не выглядела привлекательнее. Это платье она купила в «Хэрродс», после того как оставила Клиффорда в гостинице. Платье было от Жана Мюйра — самый дорогой наряд, который когда-либо был у нее после того, знаменитого, который Джеймс купил ей у Селесты. Кэролайн увидела его, как только вошла в магазин, и сразу оценила покрой и качество материала. В этом платье она выглядела выше и стройней, оно придавало ей уверенность — настоящую, а не показную уверенность — в собственной неотразимости. Кэролайн чувствовала себя в нем так же, как когда-то, много лет назад, в том платье от Селесты. Стоило ей прикоснуться к нему, как она уже знала, что купит это платье, даже несмотря на цену.

За ужином они с Клиффордом разговорились: им хотелось как можно больше узнать друг о друге. Клиффорд похвалил ее за то, как она держалась и с каким энтузиазмом говорила о «Романтике любви» с Ферди и Тамарой, с Дрю Дарлингтоном и с Фелисити Крэмер. Они поговорили о Джеке и об игрушках, которые ему купили, о том, что Клиффорд полностью поглощен своей работой и благотворительностью. Побеседовали и о счастье в личной жизни.

— Это было так давно… — сказала Кэролайн, вспоминая Джеймса и свою молодость. — Иногда мне кажется, что это был сон.

Клиффорд рассказал о своих родителях и об их взаимоотношениях.

— Их женитьба не была просто заключенным браком, — сказал он. — Это была настоящая история любви. Они обожали друг друга, и я чувствовал, как они близки, пока отец не умер. Поверь, это было не просто сексуальное влечение, хотя это тоже важно, а самая настоящая любовь. Они уважали друг друга, боготворили друг друга. Они успели показать мне, что значит быть счастливым, что значит найти человека, который сделал бы твою жизнь полноценной.

— А Тамара говорила мне, что ты никогда не был женат, — сказала Кэролайн.

— Да, потому что так и не нашел такого человека, — ответил Клиффорд, глядя ей прямо в глаза.

— Надеюсь, ты не отчаялся?

Клиффорд покачал головой.

— Вовсе нет, — сказал он, пожимая ей руку. На его губах появилась едва заметная улыбка. — Более того, мне кажется, что мои поиски становятся успешными.

Когда Кэролайн вернулась в свой номер, она чувствовала себя совершенно уставшей, но при этом была в каком-то радостном, приподнятом настроении. Впереди было так много работы, так много забот. Еще несколько лет назад она сидела без копейки, погруженная в горе и отчаяние до такой степени, что чуть не рассталась с жизнью — не говоря уже о жизни ее обожаемого сынишки. А теперь у нее своя «Корпорация», которая превзошла ее самые смелые мечты. Теперь у нее есть Джек, которого она любит так сильно, что сама удивляется. И вот на горизонте появились мужчины, достаточное их количество, чтобы удовлетворить тщеславие любой женщины — и чтобы привести в полное замешательство. Клиффорд обещал позвонить ей, как только вернется в Штаты, и ей действительно хотелось увидеться с ним снова, поговорить, раскрыть свою душу так, как она не смела раскрыть ее даже перед собой.

Кэролайн не понимала своих собственных чувств по отношению к этому человеку. Он красив, элегантен, воспитан, умен и добился успеха в жизни. Он культурен в отличие от грубоватого Бретта, он просто воплощение деловитости в отличие от чувственного Жан-Клода. Клиффорд просто излучал жизненную энергию, которая притягивала и завораживала Кэролайн. Может быть, он являлся для Кэролайн тем, чем мог бы стать Джеймс, останься он в живых? Кэролайн не могла определить свои чувства, и это мучило ее. Если бы не его работа на Годдарда, Клиффорд мог бы стать для нее идеалом мужчины. Так думала Кэролайн, но вдруг осеклась, со стыдом признавшись себе, что она сейчас сидит и мечтает сразу о трех мужчинах!

Снимая с себя новое платье, она непроизвольно снова вспомнила сегодняшний вечер, но сразу отбросила лишние мысли. Полюбовавшись немного своим платьем и погладив его ладонью, она повесила его в шкаф. Интересно, придется ли снова надеть его? Джеймс был прав, когда говорил, что дорогая одежда — это больше, чем простое наслаждение. Это настоящее капиталовложение. Возможность получить назад свою работу, возможность добиться самоуважения. И Клиффорд тоже был прав. Иногда просто необходимо, чтобы тебя одобрительно похлопали по плечу.

Кэролайн накинула на себя белоснежный махровый халат — отель предоставлял их своим гостям, и, зная, что все равно не заснет, достала каталоги, которые подарила ей Фелисити Крэмер, и направилась к постели. Простыни были аккуратно заправлены, а на подушке лежала маленькая коробочка. Кэролайн с улыбкой подумала, что это очередная мятная шоколадка, о которых говорил Клиффорд, и решила оставить этот маленький сувенир для Джека. Она взяла коробочку, потянулась за своим «дипломатом» и тут вдруг поняла, что здесь явно не шоколад.

Картье никогда в жизни не торговал сладостями.

Трясущимися пальцами она взяла конверт, лежавший рядом с коробочкой, и достала визитку. На ней было написано: «В память о сегодняшнем успехе».

В маленькой бархатной коробочке лежала пара золотых сережек с бриллиантами и жемчужными каплями. Кэролайн достала сережки и одела их, почувствовав их приятную тяжесть. Они так гармонично сочетались с изгибом ее щек, будто были сделаны на заказ.

Глядя на свое отражение в зеркале, Кэролайн не могла сдержать восхищение.

— Какая прелесть! — воскликнула она.

Она снова достала визитку и посмотрела на нее. Там стояла подпись Клиффорда.

Кэролайн, дрожа от волнения, подошла к телефону и попросила оператора набрать номер Клиффорда. С бьющимся сердцем она ждала, пока он возьмет трубку.

— Да?

— Они просто великолепны. Я хочу сказать, что они просто неподражаемы! — воскликнула Кэролайн, стараясь говорить спокойно. — Я просто не знаю, как мне благодарить тебя.

— Неплохо бы лично.

— Прямо сейчас? — Кэролайн посмотрела на часы. Была полночь.

— Утром я уезжаю, — напомнил ей Клиффорд.

— Но я в халате…

— Я тоже. В «Статффорде» очень удобные халаты, не так ли?

Кэролайн помолчала, зная, что он подшучивает над ней.

— Кстати, моя дверь рядом с твоей, — напомнил ей Клиффорд.

— Да, но что, если меня кто-нибудь увидит?

— Ничего. Скорее всего тебе кивнут и пожелают спокойной ночи.

Кэролайн немного подумала, потом рассердилась на себя за свою дикость. Неужели она действительно такая скованная, как говорил ей Бретт? Она напомнила себе, что Клиффорд только что подарил ей замечательный подарок. Ей следовало перестать быть такой идиоткой и поблагодарить его!

— Хорошо, через минуту я буду у тебя! Лично! — Кэролайн засмеялась и положила трубку.

Она посмотрелась в зеркало, взбила волосы, попудрила носик и поплотнее запахнула халат. Затем она на цыпочках вышла из своего номера, посмотрела по сторонам, убедилась, что в коридоре никого нет, и подошла к соседней двери. В ее ушах сверкали бриллианты, которые он только что подарил ей.

— Открыто! — ответил Клиффорд на ее стук.

Затаив дыхание, Кэролайн открыла дверь. Клиффорд стоял в середине комнаты, засунув руки в карманы халата. Кэролайн поймала себя на мысли, что у него очень сексуальный вид. Его волнистые каштановые волосы рассыпались по вороту махрового халата, серые глаза потемнели, а его улыбка так и манила к себе.

— Я просто хотела… поблагодарить, — прошептала она, прислонившись спиной к двери, сознавая, что сейчас поздно и что она находится с ним наедине в чужом городе, далеко от дома, вообще за границей. В комнате царила напряженная наэлектризованная атмосфера.

— Тогда поблагодари меня, — сказал он низким призывным шепотом. Его глаза так и светились в полумраке номера.

Кэролайн медленно пошла к нему через всю комнату, и он тоже стал приближаться к ней. Она не моргала, даже не дышала, пока они сходились все ближе и ближе. Когда между ними оставалось всего несколько сантиметров, оба резко остановились, как бы наткнувшись на преграду. Некоторое время они молча вглядывались друг в друга.

— Чудесно, — прошептал Клиффорд, обводя пальцем сережку.

Затем, загадочно улыбаясь, он взял ее за подбородок. Глядя ей прямо в глаза, он, не говоря больше ни слова, наклонился к ней и поцеловал ее. Сначала его поцелуй был нежным, почти незаметным, а потом он начал целовать ее все более страстно. Кэролайн подумала о том, что именно этого она и ожидала. Осознав собственное желание, она отдалась во власть его прикосновений и поцелуев и затерялась в мире эмоций и волшебных ощущений. Тут она вдруг вспомнила о своих новых золотых сережках с бриллиантами и жемчужинами.

— Мне еще никто никогда не дарил такой прелести, — прошептала она, страстно целуя Клиффорда.

— Никто? — Он, казалось, удивился.

Кэролайн кивнула.

— Да. Ты первый.

И в этот момент она действительно чувствовала себя так, как будто он действительно был первым, а она — неискушенной, молодой, невинной девушкой, переполненной незнакомыми ощущениями.

Их губы снова слились в страстном поцелуе, наполнив ее желанием. Он был таким стройным, можно сказать, худым, но, одновременно, мускулистым и сильным. «Он состоит из контрастов», — подумала про себя Кэролайн, чувствуя его мягкие губы и прижимаясь к нему. С тихим стоном, вырвавшимся из глубины его души, Клиффорд опустил руки, развязал пояс ее халата, и халат распахнулся.

— Я хотел тебя с первого момента, как только увидел, — едва слышно прошептал он.

— Я не знала…

— Знала, — настаивал он. — Должна была знать…

Кэролайн чувствовала, что ее тело обмякло. У нее кружилась голова от его прикосновений, от его запаха, от его шепота.

Она услышала свой стон, когда Клиффорд ласкающим движением запустил руки ей под халат и дотронулся до ее груди.

— Ты просто чудо, — шептал он, лаская ее.

Кэролайн, приоткрыв губы, наслаждалась давно забытыми ощущениями. Ей хотелось, чтобы этот момент длился целую вечность.

— Идем со мной, — тихо сказал он, взяв ее за руку и поворачивая в сторону спальни.

Кэролайн вдруг открыла глаза и увидела их отражение в зеркале. Да, она вся пылала, она хотела большего, хотела отдаться Клиффорду, слиться с ним воедино. Но пока он увлекал ее в спальню, в глубине души Кэролайн снова засомненевалась. Клиффорд Хэмлин, человек, который теперь участвует в ее делах, который так нежно ласкает ее, все же работает на Чарльза Годдарда. А что, если их чувства станут серьезными? Что, если их связь станет проблемой? Что, если Клиффорду придется выбирать между ней и Чарльзом Годдардом? Интересно, кого он выберет? Пожертвует миллионами долларов и своим положением ради нее? Нет, она ни в чем не была уверена и не хотела ничего знать. Ей просто не пережить очередную потерю, не пережить очередной удар ее извечного врага.

Она резко остановилась и запахнула халат. Теперь она стояла посреди комнаты как статуя.

— Что случилось? Я чем-то обидел тебя? Может быть, я просто потерял голову и слишком тороплю события? — Клиффорд явно встревожился.

Кэролайн покачала головой и пригладила волосы.

— Дело не в тебе, — сказала она, пытаясь успокоить свое бешено бьющееся сердце. — Дело в другом.

— В другом?

— Да, в ситуации.

— Ситуация такова, что я полюбил тебя, Кэролайн. — Клиффорд снова обнял ее.

— Этого просто не может быть! — воскликнула Кэролайн, отступая от него, хотя и знала, что это правда. Ведь Тамара видела это, знала, сказала ей об этом. И Кэролайн, не желая этого, сама чувствовала то же самое. Но как ей хотелось, чтобы всего этого не было! Между ними существовали очень серьезные препятствия, практически непреодолимые. Ну как они справятся со своими чувствами, преодолеют все трудности? Не важно, как они относятся друг к другу, не важно, что они чувствуют, — Клиффорд работает на Чарльза Годдарда, факт остается фактом. Любые их отношения автоматически станут очень сложными, отягченными прошлым, проблематичными. Слишком опасно им связывать свои судьбы. Нет, ее любовь с Клиффордом Хэмлином не имеет будущего.

— Но я же сказал, что полюбил тебя, Кэролайн, — повторил Клиффорд, дотронувшись до ее плеча.

— Я знаю, знаю, но, Клиффорд, как нам быть с Чарльзом? Как мы можем быть вместе, если он уже сказал, что уволит тебя из-за меня? Когда он так сильно ненавидит меня? Ведь он могущественный человек и может воспользоваться своей властью. Я помню, как он обошелся с Джеймсом. Я помню, как он обошелся со мной. Ему даже все равно, что у него есть внук!

— Кэролайн. Послушай меня. Посмотри на меня. Я не боюсь Чарльза Годдарда. Ты слышишь? — В его глазах затаилась боль.

Он снова потянулся к ней, но Кэролайн отвернулась, сняла сережки и протянула их ему, а потом пошла к двери.

— Зато я боюсь его, Клиффорд. Очень боюсь.

Она закрыла за собой дверь, а он так и остался стоять посреди комнаты, держа в руке свой подарок. На его лице осталось выражение сильнейшей обиды, а в глубине души затаилась сильнейшая боль.

В самолете Кэролайн почти все время проспала. Она запретила себе думать о Клиффорде, постаралась выбросить из памяти разочарование и боль, которые увидела в его глазах, она не хотела даже думать о тех сомнениях, которые бушевали в ее душе. Ей так хотелось, чтобы ее жизнь снова стала простой, она хотела вернуться к своему Джеку и к повседневным заботам. Ведь в ее жизни уже есть Бретт и Жан-Клод — любовных сложностей хватает и так. Ей надо заботиться о своей «Корпорации», надо обдумать свои планы и принять важные решения относительно будущего своей компании. А самое главное, у нее есть Джек, ее любимый единственный сын. Он тоже требует времени и внимания, он заслуживает того, чтобы она полностью посвятила свою жизнь его интересам, его благополучию. Достаточно с нее. У нее хватает любви, ей достаточно сложностей и личных желаний.

По мере того как все больше и больше миль отделяло ее от Лондона, Кэролайн все больше убеждалась в том, что ничего страшного не произошло. Это было просто наваждение. Они с Клиффордом оказались вдали от дома, сказался восторг: дело, которое они задумали, оказалось куда более успешным, чем оба могли себе представить. Это просто эйфория. К тому времени, когда самолет приземлился в Нью-Йорке, Кэролайн уже убедила себя в том, что чувство, которое они с Клиффордом ошибочно приняли за любовь, на самом деле оказалось плодом их воображения. Когда они снова увидятся, все встанет на свои обычные места и они займутся чисто деловыми вопросами, которые действительно связывают их, а не любовной романтикой.

Пересев на другой самолет, Кэролайн прибыла в аэропорт «Интернэшнл» в Палм-Бич около четырех часов дня. Схватив сумочку и дипломат, она поспешила к вертушке с багажом, надеясь, что там не будет много народа и она быстро заберет свои вещи, найдет машину и поедет домой. Ей не терпелось увидеть Джека, единственную радость ее жизни, не терпелось обнять его, поцеловать, выслушать, чем он занимался за время ее отсутствия, показать ему фотографии и подарить игрушки, которые они с Клиффордом купили в магазине «Хэмли».

Когда она уже выходила из отделения досмотра багажа в аэропорту, ее остановил мужчина неопределенной наружности.

— Миссис Годдард? — спросил ее незнакомец. — Миссис Кэролайн Шоу Годдард?

— Да, — ответила она, удивляясь, что тот знает ее имя.

— У меня для вас есть кое-что, — сказал он, сунул ей в руку какую-то бумагу и скрылся в толпе.