Россия и Китай. Дружили, воевали, что теперь?

Что за жизнь без бомбы

Напряженность на советско-китайской границе росла в течение пяти лет, с осени 1964 года, когда в Москве сменилось руководство.

Вождь китайской революции Мао Цзэдун просил советского руководителя Никиту Сергеевича Хрущева дать ему ядерное оружие. Летом 1957 года в Москве решили ответить положительно. На следующий год в Китай отправилась группа советских ученых и инженеров из ядерного центра Арзамас-16. Они получили такое задание:

– Китайские товарищи хотят сделать бомбу, и надо рассказать им, что такое ядерное оружие.

Они рассказали практически все о конструкции советской ядерной бомбы образца 1951 года. Китайцы спрашивали о более новых разработках, но ответа не получили. Никита Сергеевич предпочел проявить осторожность…

28 июня 1958 года глава правительства КНР Чжоу Эньлай обратился к Хрущеву с просьбой помочь в строительстве ядерных подводных лодок. 21 июля советский посол Павел Федорович Юдин в Пекине передал ответ: Москва предлагает общими усилиями создавать совместный советско-китайский подводный флот, который будет действовать с китайских баз…

Буквально на следующий день посла пригласили на заседание китайского политбюро, и Мао устроил ему настоящий разнос, обвинив Советский Союз в попытке превратить страну в советскую колонию:

– Вы никогда не доверяли китайцам! Для вас русские – люди первого класса, а китайцы – это низший сорт, дураки и неряхи… Если у вас есть несколько атомных бомб, то вы думаете, что можете контролировать нас… Мои замечания могут вам не понравиться. Вы можете обвинить меня в том, что я националист или новый Тито. Мой же контраргумент – ваш русский национализм простирается до китайского побережья.

Потрясенный реакцией китайского руководства Хрущев прилетел в Пекин объясняться.

– Я считал нужным, чтобы ваш приезд состоялся втайне, – объяснил Мао, – дабы империалисты не могли воспользоваться вашим отсутствием и произвести внезапное нападение.

– Не думаю, чтобы они на это решились, – ответил Хрущев, – соотношение сил не в их пользу.

Сам диалог руководителей двух огромных государств свидетельствовал о крайне примитивном понимании внешнего мира…

Переговоры проходили в Запретном городе – бывшей резиденции императоров. Поскольку воцарилась страшная жара, Никита Сергеевич и Мао сидели у бассейна. Объяснение проходило на высоких тонах. Вроде бы обо всем договорились, но атмосфера переговоров была не очень приятной для советской делегации. Беседы в Пекине насторожили Хрущева. Советским ядерщикам сказали в нашем посольстве:

– Хрущев уехал, и вы собирайте чемоданы.

Мао счел это предательством. Так Хрущев превратился в личного врага…

В декабре 1963 года на пленуме ЦК в заключительном слове Хрущев прошелся насчет китайцев. Замечательный поэт и редактор популярнейшего журнала «Новый мир» Александр Трифонович Твардовский записал его слова:

– Мне уже семидесятый, но я еще (некий петушиный жест)… (бурные аплодисменты, все даже встали – это в связи со словами о китайских расчетах). Они, китайцы, не против советской власти, не против даже партии нашей, даже ЦК, даже президиума в целом, а только против Хрущева. Они всякий раз, как объявляется наш очередной пленум, активизируются, всякий раз новая волна нападок на Хрущева. Словно надеются в информационном сообщении прочесть, что Хрущев, мол, выведен из состава пленума, снят…

Не прошло и года, как надежды китайцев сбылись.

Мао Цзэдун мечтал превратить Китай в мощное военное государство, которое никогда больше не станет жертвой агрессии и будет играть ведущую роль в мировой политике. Мао верил в силу оружия. Еще 4 ноября 1938 года, выступая на шестом пленуме ЦК компартии Китая, Мао произнес свой знаменитый афоризм:

– Винтовка рождает власть.

Вообще-то это его соперник Чан Кайши, который прежде управлял Китаем, любил говорить так: «Есть армия – есть власть», так что Мао всего лишь переделал его формулу.

Он стремился уравнять себя с великими державами психологически, сознавая слабость собственной военной машины. Доказывал, что не боится ядерного оружия, что смерть сотен миллионов китайцев не приведет к капитуляции страны, даже, напротив, ускорит торжество коммунизма. На публике Мао демонстрировал презрение к ядерному оружию, повторяя, что «атомная бомба – бумажный тигр».

– Американских атомных бомб, – пренебрежительно замечал он, – слишком мало, чтобы уничтожить всех китайцев.

И при этом спешил обзавестись собственной бомбой.

Мало кто знал, что в те годы он чуть ли не каждое заседание высшего руководства страны открывал словами сожаления о том, что «у нас нет атомных бомб». Когда в провинции Гуанси нашли большие запасы урана, Мао пожелал увидеть образцы драгоценной руды.

«Я разложил урановую руду на столе, – вспоминал министр геологии Лю Цзе, – и провел над ней счетчиком Гейгера. Счетчик затрещал. Председатель Мао рассмеялся как ребенок, и сам взял счетчик, провел над рудой, слушая его треск. Когда я уходил, Мао задержал мою руку в своей и сказал: «Ах, Лю Цзе! Я хочу, чтобы вы знали: вы сделали то, что решительно изменит нашу судьбу!»

Созданием ядерной бомбы занимался специальный комитет под руководством главы правительства Чжоу Эньлая. Мао боялся превентивных мер со стороны Соединенных Штатов: а вдруг американцы попытаются силой остановить китайскую ядерную программу? Американцы следили за ходом работ с помощью самолетов-разведчиков У-2.

1 августа 1963 года президент Джон Кеннеди предупредил мир: сталинистский Китай, нацеленный на войну с ядерным оружием, представляет самую большую опасность для мира со времен Второй мировой войны. На совещании в Белом доме Кеннеди попросил своих генералов обсудить идею превентивного удара по китайским ядерным объектам. Летчики доложили, что это практически неисполнимо.

После убийства Кеннеди новый президент Соединенных Штатов Линдон Джонсон обсуждал со своими помощниками другую идею: сбросить тайваньских диверсантов над китайским ядерным полигоном Лоп-Нор, чтобы они там все взорвали. Этот полигон в пустыне Гоби был изолирован от остальной страны. Рабочие и инженеры, участвовавшие в ядерном проекте, годами жили здесь в глиняных хижинах и палатках и не видели своих семей. Что такое отпуск, в Китае не знали. Но и идея Линдона Джонсона отпала.

Весной 1964 года подчиненные доложили Мао Цзэдуну, что осенью можно будет провести первое испытание. На всякий случай он хотел заручиться поддержкой Советского Союза. Он написал неожиданно теплое поздравление Хрущеву по случаю его семидесятилетия, призвав к солидарности:

«В случае мирового кризиса мы встанем плечом к плечу против нашего общего врага… Пусть империалисты и реакционеры дрожат перед нашим союзом».

Вот тут американцы оценили возможности разведывательных спутников. Директор ЦРУ Джон Маккоун объехал руководителей европейских государств, чтобы их предупредить – вскоре Китай испытает ядерную бомбу. Он вспоминал: «Я рассказывал им, что Китай может взорвать свою бомбу в течение ближайших месяца-двух. Китайцы провели испытание через месяц. Европейцы смотрели на меня, как на пророка».

Первая бомба взорвалась 16 октября 1964 года на полигоне Лоп-Нор в пустыне Гоби.

Первое ядерное испытание вызвало у китайцев невероятный восторг. Солдат без колебаний бросили прямо в эпицентр взрыва, чтобы доказать: китайская армия готова к войне с применением ядерного оружия. Испытание китайской бомбы сделало баланс сил еще менее предсказуемым. В Вашингтон прилетел премьер-министр Японии Эйсаку Сайто. Его приняли президент Линдон Джонсон и министр обороны Роберт Макнамара. Сайто умолял Соединенные Штаты в случае войны Японии с Китаем прийти на помощь и пустить в ход ядерное оружие.

Совершенно счастливый Мао сочинил короткое стихотворение:

По странному стечению обстоятельств именно в эти дни в Москве убрали главного оппонента Мао – Никиту Хрущева. В Пекине это восприняли как двойной подарок…

– Советский Союз захватил слишком много земель, – заявил в 1964 году председатель ЦК коммунистической партии Китая Мао Цзэдун.

Слова Мао прозвучали как прямое обвинение. У Китая есть территориальные претензии к Советскому Союзу. И сразу возник вопрос: не намерен ли Мао силой решить этот спор?

В июле 1964 года Мао Цзэдун принимал представителей социалистической партии Японии. Гости из Токио поинтересовались у Мао, что он думает относительно давнего конфликта между Японией и Советским Союзом из-за Курильских островов. Он ответил неожиданно резко:

– На Ялтинской конференции Монголии номинально предоставили независимость, номинально отрезали ее от Китая. Фактически же она находится под контролем Советского Союза. Мы в свое время ставили вопрос о том, нельзя ли возвратить Монголию Китаю. Они нам отказали. Они отрезали от Румынии кусок, называемый Бессарабией, отрезали от Германии кусок Восточной Германии. Они еще отрезали кусок и от Финляндии. Они отрезали все, что можно было отрезать. Более ста лет назад они отхватили земли к востоку от Байкала, включая и Хабаровск, и Владивосток, и полуостров Камчатка. Этот счет не погашен, мы еще не рассчитались с ними по этому счету.

Вернувшись домой, японцы опубликовали текст беседы с Мао. Вспыхнул скандал. Отношения между Советским Союзом и Китаем уже были испорчены. Но до этого дня спор двух компартий носил большей частью теоретический характер: кто большие марксисты? Мао же превратил идеологический спор в межгосударственный. Слова насчет того, «что мы еще не рассчитались», в Советском Союзе восприняли как прямую военную угрозу.

15 сентября 1964 года первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров Никита Хрущев тоже принимал японскую делегацию. Он дал публичный ответ Мао. В его голосе звучал металл:

– Конечно же, если нам войну навяжут, мы будем сражаться всеми своими силами и всеми средствами. А средствами войны мы располагаем достаточно мощными, я бы сказал неограниченными.

И если агрессоры развяжут войну, то они в ней погибнут. Я вынужден был вчерашний день потратить на осмотр новых видов оружия. Мне пришлось этим заниматься, потому, что пока в мире есть еще волки, надо обязательно иметь средства для того, чтобы защищаться от этих волков…

Что означали слова Мао Цзэдуна, сказанные японцам, о том, что Советский Союз «захватил слишком много земель»? В Пекине с февраля 1964 года шли территориальные переговоры. Китайцы предложили упорядочить линию границы и заключить новый договор. Москва согласилась. Дипломаты работали вполне успешно. Но Мао, похоже, хотел подтолкнуть переговоры.

«Он не собирался требовать от Советского Союза возврата территорий, – считают сегодня историки. – Он стремился оказать давление на Москву, поставив ее перед суровым выбором: или результативное завершение переговоров о границе, или пугающая перспектива «получить к оплате» счет на полтора миллиона квадратных километров».

Мао промахнулся. Переговоры были прерваны. Вражда усилилась. Мао, похоже, сам испугался. Он объяснял гостям из Северной Кореи:

– Мы сейчас говорим некоторые пустые слова. Говорим, что правительство царской России отрезало у нас миллион пятьсот тысяч квадратных километров. Хотим ли мы требовать возвращения этих районов? Мы и не думаем требовать этого. Цель состояла в том, чтобы привести Советский Союз в напряженное состояние и благодаря этому добиться сравнительно рационального договора о границе.

Примерно то же самое Мао повторил албанскому министру обороны:

– Мы стремились к тому, чтобы на пограничных переговорах находиться в наступлении. Возможно, вы считаете, что мы и вправду хотим возвратить миллион пятьсот сорок тысяч километров земель, захваченных царями. Мы отнюдь этого не хотим. Это и называется произведением холостых выстрелов. Хрущев такой человек, что если ты в него не произведешь несколько холостых выстрелов, то он будет чувствовать себя нездоровым…