Россия, общий вагон

21

Как всегда, все произошло случайно. Начался дождь. Никита спрятался под козырьком подъезда какой-то элитной высотки. Железная дверь у него за спиной тоненько запищала и попыталась открыться, но на полпути лишилась сил и поехала обратно. Никита потянул за ручку и извлек на свет крохотную старушку.

Согнувшись в три погибели, она тащила ведро с грязной водой.

- Вы что, полы моете? - ахнул Никита, вынимая из скрюченных пальцев алюминиевую дужку.

- Мою, мою! - радостно откликнулась старушка. - Мир не без добрых людей!

- Да вам лет-то сколько? - Никита выплеснул воду в кусты.

- Вот спасибо! Восемьдесят с утра было.

- Сидели бы дома спокойно. Вам уже отдыхать пора. А полы пусть кто-нибудь другой моет.

- Да ты зайди, что ли. Дождик переждешь. Холодно на улице-то.

Таскать по этажам ведра с водой Таисия Иосифовна Никите позволила, а вот доверить швабру наотрез отказалась.

- Так чего же вам дома не сидится? - продолжал допытываться Никита.

- Так потому что нет.

- Чего нет?

- Того и нет, про что ты любопытствуешь.

- Как так?

- Мой дом в Грозном был. Десять лет как разбомбили. Приехала к братьям в Москву, сами позвали.

- И что?

- Что-что! Известно что. Кому лишний рот-то нужен? Дети у них взрослые, грамотные. Пускай, говорят, государство о ней заботится. Ну и ушла оттуда.

- Где же вы живете?

- Тут и живу. По ночам.

- В подъезде?

- Ну зачем в подъезде?. Нет, в комнате для привратниц. Они ночевать домой уходят, а я сплю у них на диванчике. И мне хорошо, и им выгодно: деньги-то они за полные сутки получают.

- А днем?

- Днем полы мою. Шестнадцать этажей тут. В некоторых квартирах за лежачими хожу, пока родня на работе. Обедом их кормлю. И себе чего-нибудь между делом сварганю. Пока управишься, уже и вечер. Много добрых людей на свете!

- А государство?

- Тоже грамотный! Пристали с вашим государством! Ему-то что? Куда ни пойду, везде мне тычут: «Зачем в Москву понаехала?» Пыталась беженца оформить, не дают, бумажку требуют, за которой в Грозный ехать надо. А куда мне? Рассыплюсь по дороге. Так и живу без паспорта.

«Простите, пожалуйста», - чуть было не сказал Никита, но слова застряли в горле.

Из квартиры вышел толстый подросток с бультерьером. Увидев жильца, Таисия Иосифовна засуетилась, вырвала из рук Никиты ведро, метнулась к швабре, стукнулась о перила, отозвавшиеся жалобной нотой.

Бультерьер подогнул кривые лапы и обгадился. Недоросль заржал и щелкнул жвачкой. Никите захотелось убить обоих. Но тут приехал лифт, и животные исчезли.

- Ты бы шел, что ли. Дождь кончился, - нервно сказала Таисия Иосифовна. - Как бы меня не попросили отсюда. Скажут, чужих в дом пускает, а сама-то кто?

Никита держался за подоконник. Ему казалось, что пол и потолок меняются местами. Голос старушки доносился как со дна колодца. Никита рванулся и выплыл обратно.

- Таисия Иосифовна, я… мы…

- Иди, иди, - старушка подталкивала Никиту к дверям.

- Потерпите чуть-чуть! - крикнул он, обернувшись на пороге. - Так будет не всегда! Я обязательно что-нибудь придумаю!

В ответ из кустов донеслось нутряное урчание. И высунулась довольная морда бультерьера.

- А что ты можешь сделать? Каждый день приходить таскать ведра? Перевезти ее в свою съемную нору, из которой тебя самого, того и гляди, вышвырнут за неуплату? Ходить по инстанциям и собирать справки? Написать пафосную статью в газету? Это все разговоры в пользу бедных! - Юнкер был настроен критически, и приятная беседа за бокалом «Кьянти» явно не клеилась.

- А ты что предлагаешь? Бутылку вина? А если не поможет, то две? - вспылил Никита, напитавшийся от бультерьера каким-то неисчерпаемым зарядом злости.

- Я предлагаю не рвать на себе волосы. И главное, никогда не обещать того, что ты объективно не сможешь сделать, - спокойно ответил Юнкер, рассматривая бокал на свет. - Я не циник. Я реалист.