Роузуотер

Интерлюдия: Задание 1. Лагос: 2060

Невыносимо жарко, но я все равно жду. Ручейки пота стекают по спине, затекают между ягодиц. Кое-как дышать я еще могу, но спертый, бедный кислородом воздух угрожает вырубить меня. Отдушка нафталиновых шариков забирается мне в нос и мозг, нашептывает правду и вымыслы о моей жене. Я едва удерживаюсь на месте. Висящая в шкафу одежда поглаживает мне спину. Внизу, у ног, теснится обувь, отвоевывая свободное место. Висящий ремень звякает при движении, и тишина делает звон оглушительным. Моя левая рука покоится на теплом дереве двери, правую я прижимаю к боку, нож тянет ее вниз.

Я жду.

В любой момент.

Я слышу, как где-то в доме хлопает дверь. Слышу писк автозапора и хихиканье, от которого я прихожу в бешенство. Вижу красные вспышки в темноте, словно на долю секунды к глазам приливает кровь. Чувствую, как сердце гонит ее по моему телу, вынуждая меня двигаться. Я жду.

Спотыкаясь и ошибаясь, двое людей проходят через мой дом, через наш дом. Распахивается дверь в комнату. Я представляю, как они стоят там и целуются. Я слышу, как чмокают их губы. Мой кулак сжимается на рукояти ножа.

– Перестань, – говорит моя жена, но при этом смеется.

– Хорошо. Нет значит нет, – отвечает мужчина с напускной серьезностью.

До меня долетает запах ее духов. Я слышу предательский шорох спадающей на ковер одежды.

– Правда? – говорит моя жена.

Теперь кровь поет у меня в ушах. Голова словно распухла, во рту пересохло. Я чувствую, как съеживается мошонка.

Лидия, Лидия, Лидия.

Не знаю, мои это мысли, или любовник моей жены повторяет ее имя, но ее первый вздох удовольствия становится для меня сигналом.

Я вырываюсь из стенного шкафа. У меня есть несколько секунд полной свободы, потому что, переполненные страстью, они меня не слышат. Я у кровати. Лидия обнажена, лежит на спине, раздвинула ноги. Он – между этих ног, погрузил руку в ее влагалище и начинает поворачивать голову.

Я режу его первым, в шею, с хирургической точностью. Брызжет кровь, но я не обращаю внимания и дергаю его за правую руку. Лидия кричит. Ее зрачки – почти мультяшные кружочки, таких огромных белков я никогда не видел. От злости я погружаю нож в ее левую глазницу, достаю его, потом втыкаю ей в горло. Оглядываюсь на мужчину, который держится за шею и орошает ковер своей кровью. Его рубашка промокла. Он делает беспорядочные движения, скоро он умрет. Я поворачиваюсь к Лидии, которая захлебывается кровью.

Мне спешить некуда…

Меня рвет.

Я падаю на четвереньки и изрыгаю желто-зеленую слизь.

– Ох, сука. Это он сделал, – говорю я.

Охсукаохсукаохсука.

– Ты уверен? – спрашивает Феми. – Ни волос, ни ДНК, ни вещественных доказательств.

Я кашляю.

– Еб же твою мать, Феми, если я сказал, что это он, значит, это он. Это сделал он, ясно? Это, блядь, сделал я.

– Кааро, успокойся. – Она кладет руку мне на спину, но я ее стряхиваю.

– Я это сделал. Купил геножор, обработал им себя, а после того как убил их, выпустил в комнату. Элегантный хак дронов – и мои следы стерты с камер наблюдения. Я оплатил слепоту гостиничного персонала. Утопил их в реке иностранной валюты. Они и на смертном ложе будут клясться, что меня не видели.

Меня рвет.

– Кааро, ты имеешь в виду его, так ведь?

Ох, сука, как мерзко. Ох, сука. Ori mi. Помогите! Лидия! Лидия!

Какого хера я чувствую себя, словно… В чем я виноват?

– Помоги мне, – говорю я. – Помоги.

Я заползаю в угол. Меня трясет не переставая. Я не могу не видеть свою поднимающуюся и падающую руку, широко открытые глаза, бьющую кровь…

– Сверхидентификация, – говорит доктор. Я не помню его имя. Мне он не нравится.

Три месяца после задания. Я изолирован, «выставлен на холод», как это называют. Меня запихнули в мозгоправку для полевых агентов, которые двинулись башкой, а я совершенно определенно двинулся башкой.

Он продолжает:

– Вы слишком сильно идентифицировали себя с объектом. Границы эго размылись, и вы утратили целостность собственного «я». Вы думали, что вы – это он.

– Здесь я это понимаю, – говорю я, указывая на свою голову, – а сердцем – нет.

Он смеется.

– Это уже прогресс по сравнению с тем, каким вы прибыли. Если понимаете головой, то и сердце к этому придет.

Я не совсем уверен. Я не совсем уверен, кто я. То есть знаю, что я – Кааро, и работаю на О45, и обучался у профессора Илери, и живу в Роузуотере, и… но… но я помню, как вздыхает Лидия сразу после секса, перед тем как попросить у меня стакан воды. Я помню, как надел кольцо ей на палец в день нашей свадьбы. Биокупол – смесь лазури и ванили – на заднем плане наших свадебных фоток. Я помню, как она готовила. Помню, как открывал кастрюлю и видел подливу, которая пузырилась, булькала, как пена у нее в горле, когда я…

Я чувствую, как по щеке стекает слеза.

– Док, я скучаю по ней, – говорю я. – Если мы никогда не встречались, почему я так по ней скучаю? Почему я чувствую себя виноватым?

– Может быть, вы чувствуете вину, потому что есть кто-то, кого вы, Кааро, подсознательно желаете уничтожить. Убийство Лидии осуществило это желание. В глубине нашего разума таятся демоны и гремлины животных инстинктов, стремящиеся к выражению.

Он бросает взгляд на монитор и спрашивает:

– Вы принимали таблетки?

Нет.

– Да.

Нет. У меня из-за них не стоит.

– Это третий антидепрессант, который мы попробовали. Я никогда не видел такой сильной реакции. Илери думает, это из-за того, что у вас более развитые способности, чем у всех остальных.

– Моя жена умерла. Я же должен грустить, правда? – спрашиваю я.

– Кааро, вы никогда не были женаты. Вы даже не встречались с Лидией. Вы провели время в голове ее мужа-убийцы. Опыт вас настолько потряс, что вы не можете отстраниться. Таблетки не работают. Я хотел бы попробовать кое-что еще.

Он пододвигает мне бланки согласия на шоковую терапию.

Я выхожу на улицу.

Очень хочется сигарету, хотя я не курил уже давно. Просто такое ощущение, что я должен закурить.

Девять месяцев. За то время, что я потерял, у меня мог бы родиться ребенок.

Дрон спускается, чтобы удостоверить мою личность, потом улетает прочь.

Телефонный звонок. Это Феми, и я его игнорирую. Отличная служба на благо страны, бла-бла, убийца приговорен к пожизненному, бла-бла, жертва, жертва, жертва, бла-бла.

Я не помню всего, что случилось, у меня провалы в памяти. Часть меня думает, что, возможно, у провалов есть причина и что на самом деле я не желаю знать.

Но во мне живет печаль. Не знаю почему, но я ее чувствую.

Сколько бы мне ни заплатили, этого не хватит.

Я высматриваю такси.