Рой

Часть вторая ПУСТЫНЯ

Я на несколько минут задремал, убаюканный вибрацией вертолета. Услышав голоса в наушниках, я проснулся и зевнул. Разговаривали какие-то мужчины.

— Ну так в чем именно проблема? — недовольно проворчал один.

— Очевидно, на фабрике случайно произошел выброс в окружающую среду каких-то веществ. Теперь в пустыне обнаружено несколько погибших животных. Неподалеку от производственного комплекса, — второй мужчина говорил рассудительно и деловито.

— А кто их нашел? — спросил ворчун.

— Несколько пронырливых экологов. Они что-то разнюхивали вокруг фабрики, не обращая внимания на указатели «Вход запрещен». Они пожаловались на компанию и потребовали провести на фабрике расследование.

— А этого мы допустить не можем.

— Никоим образом.

— И как мы это уладим? — робко спросил кто-то третий.

— Я полагаю, мы сведем к минимуму количество загрязнения и представим данные, которые показывают, что никакие неблагоприятные последствия просто невозможны, — сказал деловитый.

— Ну я бы лучше не стал разыгрывать такую комедию, — возразил ворчун.

— Давайте лучше будем все отрицать. Нет у нас никаких выбросов. В смысле, как эти ребята докажут, что у нас есть какие-то выбросы?

— Например — мертвые животные. Койоты, какие-нибудь пустынные крысы. Может быть, какие-то птицы.

— Черт, да животные постоянно от чего-то умирают. Помните то дело про порезанных коров? Сначала думали, что коров режут инопланетяне на летучих тарелках. Так в конце концов оказалось, что коровы умирали от естественных причин, а туши потом разрывались от выделяющихся при разложении газов — и казалось, что они порезаны. Помните?

— Признаться, смутно.

— Я не уверен, что мы сможем просто все отрицать… — засомневался робкий.

— Да сможем, черт возьми, почему нет?

— У них ведь есть снимки… Экологи всегда делают снимки.

— Ну так кому какое дело? Что может быть у них на снимках — дохлые койоты? Никто не станет поднимать шум из-за дохлого койота. Можете мне поверить. Пилот! Пилот, где это мы, черт побери?

Я открыл глаза. Я сидел в кабине вертолета, рядом с пилотом. Вертолет летел на восток, навстречу лучам восходящего солнца. Внизу я увидел голую плоскую равнину, на которой кое-где росли кактусы, жидкие кустики можжевельника и редкие деревья Джошуа.

Пилот вел машину вдоль линии высоковольтных проводов, которые тянулись одинокой цепью через пустыню, на стальных мачтах с растопыренными в стороны опорами. В свете восходящего солнца мачты отбрасывали длинные тени.

Крепко сбитый мужчина в костюме и галстуке наклонился вперед с заднего сиденья.

— Пилот, мы уже на месте?

— Мы только что пересекли границу Невады. Прилетим через десять минут.

Толстяк недовольно заворчал и уселся на место. Нас представили друг другу при посадке, но я забыл его имя. Я оглянулся на троих мужчин, которые летели вместе со мной. Все они были в костюмах и при галстуках. Все — консультанты по отношениям с общественностью, нанятые «Ксимосом». По их внешнему виду я сразу догадался, кому принадлежал какой голос. Худощавый и нервный мужчина взволнованно заламывал пальцы. Второй мужчина, средних лет, спокойно сидел, положив на колени портфель. А главным тут явно был этот крепкий толстяк, самый старший из троих и ворчливый.

— Я вообще не понимаю, почему они построили фабрику в Неваде?

— Меньше всяких ограничений, легче договориться с инспекциями. Сейчас в Калифорнии сильно зажимают новые технологии. Им бы целый год пришлось разбираться с комиссией по влиянию на экологию только для того, чтобы вообще построить новую фабрику. И в Калифорнии гораздо сложнее получить всякие разрешения. Поэтому они построили комплекс здесь.

Ворчун выглянул в окно, на пустыню.

— Ну и дырища! — пробормотал он. — Меня ни черта не колышет, что бы здесь ни творилось. — Повернувшись ко мне, он спросил: — А вы чем занимаетесь?

— Я программист.

— Вы уже подписали все бумажки?

Он имел в виду, подписал ли я договор о неразглашении, который запрещает мне обсуждать то, что я здесь услышал.

— Да, — ответил я.

— Едете работать на фабрике?

— Да. Консультировать.

— Консультировать — это правильно. Только так и надо, — он кивнул мне с таким видом, словно мы были союзниками. — Никакой ответственности. Никаких обязательств. Просто высказывай свое мнение и смотри, как его пропускают мимо ушей.

В наушниках затрещало, и прозвучал голос пилота:

— Комплекс молекулярного производства компании «Ксимос» прямо перед нами. Вы уже можете его увидеть.

На горизонте, в двадцати милях впереди, показались очертания нескольких приземистых зданий. Пиарщики на задних сиденьях дружно подались вперед.

— Это он и есть? — спросил ворчун. — Это что, и все?

— Комплекс больше, чем кажется отсюда, — сказал пилот.

Когда вертолет подлетел поближе, я рассмотрел, что все здания — простые конструкции из бетонных блоков, покрашенных белой краской, и все соединены друг с другом переходами. Пиарщикам это так понравилось, что они едва не захлопали в ладоши.

— Прекрасный вид!

— Похоже на какой-то сраный госпиталь.

— Великолепная архитектура.

— Наверняка комплекс отлично смотрится на фотографиях.

Я сказал:

— Почему именно на фотографиях?

— Потому что в нем нет никаких проекций, — ответил пиарщик с портфелем. — Никаких антенн, никаких шпилей — ничего выступающего. Проводились соответствующие исследования. Здания такой простой, прямоугольной архитектуры и белые — прекрасный выбор цвета — ассоциируются с невинностью, больницей, исцелением, чистотой. Такие постройки не вызывают неприязни.

— Сраные экологи! — с довольным видом проворчал толстяк. — Здесь занимаются медицинскими исследованиями, да?

— Не совсем…

— Займутся, как только я возьмусь за это дело — можете мне поверить. Медицинские исследования — это правильно, так мы это и разрулим.

Пилот показал на другие здания, когда мы пролетали над ними.

— Первый бетонный блок — это энергостанция. То низкое здание, к которому идет пешеходная дорожка, — жилой комплекс. Дальше — вспомогательные производственные корпуса, лаборатории, все остальное. А вон то трехэтажное здание без окон — это главный производственный корпус. Мне говорили, что это только внешний корпус, а там, внутри него, еще одно здание. Потом, вон там, справа, такой низкий навес с плоской крышей — это стоянка и внешний склад. Машины приходится держать под навесом, а то от солнца плавятся приборные панели. Нагревается все так, что получишь ожоги первой степени, если дотронешься до руля.

Я спросил:

— Здесь есть и жилые помещения?

Пилот кивнул.

— Да. Как же без них? Ближайший мотель в ста шестидесяти милях отсюда. Возле самого Рено.[6]

— И сколько людей постоянно живет на фабрике? — спросил ворчун.

— Можно разместить двенадцать человек, но обычно бывает человек пять-восемь. Чтобы за всем здесь следить, много народу не нужно. Я так слышал, тут все полностью автоматизировано.

— А что вы еще слышали?

— Да не то чтобы очень много, — откликнулся пилот. — Они такую секретность развели вокруг этого места… Я, к примеру, ни разу не бывал там, внутри.

— Хорошо, — сказал ворчун. — Проследим, чтобы и дальше все продолжалось в том же духе.

Пилот повернул штурвал, вертолет завис на месте и начал снижаться.

Я открыл пластиковую дверцу кабины и покинул машину. Воздух снаружи был раскален, как в духовке. От внезапной жары у меня даже перехватило дыхание.

— Это еще ерунда! — крикнул пилот, перекрывая шум мотора и свист лопастей винта. — Сейчас тут почти зима! Не больше ста пяти градусов.[7]

— Отлично! — сказал я, вдыхая раскаленный воздух.

Я забрался в салон, чтобы достать свою дорожную сумку и ноутбук. Они лежали под сиденьем застенчивого пиарщика.

— Мне надо пописать, — заявил ворчун, отстегивая ремень безопасности.

— Дэйв… — проронил пиарщик с портфелем, предупреждая его о чем-то.

— Черт, делов-то всего на пару минут.

— Дэйв… — Робкий посмотрел на меня, потом произнес, понизив голос:

— Они же сказали, что нам нельзя выходить из вертолета, помнишь?

— Ну да. Но я не могу терпеть еще час. И, в конце концов, какая разница? — Он указал рукой на пустыню: — Тут же на миллион миль вокруг ни черта нет.

— Но, Дэйв…

— Ребята, вы меня достали. Я все равно выйду и пописаю, — он поднялся и двинулся к двери.

О чем они еще разговаривали, я не услышал, потому что уже снял наушники. Ворчун выбрался наружу. Я подхватил свои сумки и пошел от вертолета, пригибаясь под лопастями. Крутящиеся лопасти отбрасывали мелькающие тени на бетонную посадочную площадку. Когда я дошел до края площадки, бетон закончился. Дальше была только утоптанная тропинка, которая тянулась к белой бетонной коробке энергостанции, в пятидесяти ярдах отсюда. Меня никто не встречал. Вокруг вообще не было видно ни одного человека.

Оглянувшись, я увидел, как толстяк застегнул брюки и забрался обратно в вертолет. Пилот закрыл дверцу и поднял машину в воздух, помахав мне рукой на прощание. Я помахал в ответ и пригнулся, заслоняясь от тучи песка, поднятой лопастями вертолета. Вертолет один раз облетел по кругу весь производственный комплекс и полетел на запад. Шум мотора затих вдали.

В пустыне было тихо, не считая гудения электрических проводов в нескольких сотнях метров от меня. Ветер трепал мою рубашку и брюки. Я медленно повернулся и огляделся, не зная, что делать дальше. Из головы не шли слова стеснительного пиарщика: «Они сказали, что нам нельзя выходить из вертолета, помнишь?»

— Эй! Эй, ты!

Я оглянулся. В белой бетонной коробке энергостанции открылась дверь. Оттуда выглядывал какой-то человек. Он крикнул:

— Ты — Джек Форман?

— Да, — кивнул я.

— Ну так какого черта ты там околачиваешься? Ждешь особого приглашения? Заходи скорее внутрь, черт тебя побери!

И он снова захлопнул дверь.

Вот так меня встретили на производственном комплексе компании «Ксимос». Я подхватил свои сумки и побрел по тропинке к зданию энергостанции.

Все всегда происходит совсем не так, как ты того ожидаешь.

Я вошел в маленькую комнату, три стены которой были темно-серого цвета. Обиты стены были каким-то гладким материалом, наподобие «формики». Я обратил на них внимание, пока мои глаза привыкали к относительной темноте. Потом я увидел четвертую стену, напротив, — она была целиком сделана из стекла, а за ней было еще одно маленькое помещение и еще одна стеклянная стена. На стеклянных стенках имелись складные металлические ручки с площадками-уплотнителями. Примерно такую картину можно увидеть в каком-нибудь банковском хранилище..

За второй стеклянной стеной я увидел дородного мужчину в голубых брюках и черной спецовке с логотипом «Ксимоса» на кармане. Это явно был инженер техобслуживания фабрики. Он помахал мне рукой.

— Это просто воздушный шлюз. Двери автоматические. Проходи вперед.

Я подошел, и ближняя стеклянная дверь с шипением открылась. Загорелся красный свет. Я увидел, что в маленькой комнатке между дверями в пол, потолок и обе стены встроены металлические решетки. Я остановился в нерешительности.

— Похоже на гребаный тостер, правда? — сказал верзила и улыбнулся. Нескольких зубов у него не хватало. — Не бойся, тебя только слегка обдует. Давай иди уже.

Я вошел в стеклянную комнатку и поставил сумки на пол.

— Нет, нет. Подними сумки.

Я поднял сумки. Дверь у меня за спиной сразу же закрылась. Металлические рукоятки раздвинулись, уплотнительные площадки прижались к стенкам. Я почувствовал легкий дискомфорт в ушах, когда в камере поменялось давление. Инженер сказал:

— Ты, наверное, лучше закрой глаза.

Я закрыл глаза, и сразу же в меня со всех сторон ударили тонкие струйки холодной жидкости. Вся одежда моментально промокла. Жидкость имела резкий запах, похожий на запах ацетона или средства для снятия лака. Я быстро продрог. Жидкость была очень холодной.

Потом сверху ударил мощный поток воздуха, с ревом, подобным реву урагана. Мне пришлось напрячься всем телом, чтобы устоять на ногах. Одежда облепила тело. Поток воздуха усилился, я с трудом удерживал сумки в руках. Потом ветер на мгновение прекратился, и второй поток воздуха хлынул снизу, из пола. Я немного растерялся, но это продолжалось всего несколько секунд. Потом зашипели вакуумные насосы, и давление в камере резко упало. У меня заболело в ушах, как при спуске самолета. Потом стало тихо.

Инженер сказал:

— Все, можешь выходить.

Я открыл глаза. Жидкость, которой меня облили, испарилась, одежда высохла. Дверь впереди меня с шипением открылась. Я вышел из камеры. Инженер оценивающе осмотрел меня.

— Нормально себя чувствуешь?

— Вроде бы да.

— Нигде не чешется?

— Нет…

— Хорошо. Тут у некоторых обнаружилась аллергия на раствор. Но это обязательная процедура, для чистоты.

Я кивнул. Очевидно, такая обработка удаляла пыль и всевозможные загрязнения. Жидкость, которой меня поливали, была очень летучей и испарялась при комнатной температуре — она смыла все микрочастицы с моего тела и одежды. А потоки воздуха и вакуумная обработка довершили очистку. Процедура отделила от тела и сдула все налипшие частицы.

— Я — Винс Рейнолдс, — представился инженер, но руки мне не подал.

— Зови меня Винс. А ты — Джек?

Я ответил, что да.

— Отлично, Джек. Тебя уже ждут, так что давай поскорее начнем. Приходится принимать меры предосторожности, потому что у нас тут мощные магнитные поля — больше тридцати трех тесла, так что… — Он достал картонную коробку. — Часы лучше оставить здесь.

Я снял часы и положил в коробку.

— И ремень.

Я вытащил брючный ремень и тоже положил в коробку.

— Какие-нибудь украшения? Браслеты? Цепочки? Сережки? Значки и медали?

— Ничего такого у меня нет.

— А как насчет металла в твоем теле? Старые раны, пули, шрапнель? Нету? Какие-нибудь скобы на переломанных костях, накладки на коленные или бедренные суставы? Нет? Искусственные клапаны, искусственные суставы, сосудистые насосы или импланты?

Я сказал, что ничего из перечисленного у меня нет.

— Ну, ты еще молодой, — сказал он. — Теперь поглядим, что у тебя в сумке.

Он попросил меня вынуть и разложить на столе все содержимое дорожной сумки, чтобы все это просмотреть. У меня было там немало всего металлического: еще один ремень с металлической пряжкой, щипчики для ногтей, банка крема для бритья, бритва и запасные лезвия, карманный ножик, синие джинсы с металлическими заклепками…

Техник забрал ремень и ножик, все остальное не тронул.

— Можешь складывать обратно. Только уговор — сумку оставишь в жилом комплексе, а дальше не понесешь. Идет? Там на выходе есть дверь, и включается сигнал тревоги, если пытаешься пронести через нее что-нибудь металлическое. Только сделай мне одолжение, не включай этот сигнал, ладно? Потому что тогда в целях безопасности все магниты отключаются, а чтобы их обратно включить, уходит минуты две, не меньше. Техники сходят с ума от этого, особенно если у них как раз идет процесс. Вся работа — насмарку, понимаешь?

Я сказал, что постараюсь не забыть.

— Остальные твои вещи будут вот здесь, — Винс Рейнолдс кивком указал на стену позади меня. Там было десятка полтора небольших сейфов, каждый — с электронно-цифровым замком. — Введешь код и закроешь все сам, — сказал он и отвернулся, чтобы не видеть, как я набираю код.

— А часы мне не понадобятся?

Он покачал головой.

— Часы мы тебе выдадим.

— А как быть с ремнем?

— Ремень тоже выдадим.

— А ноутбук? — спросил я.

— Ноутбук тоже положи в сейф. Если не хочешь, чтобы магнитное поле испортило тебе жесткий диск.

Я поставил сумку с ноутбуком в сейф, вместе с остальными вещами, и закрыл дверцу. Чувствовал я себя странно — как будто меня раздели перед тем, как впустить в тюрьму.

— А шнурки вы у меня не заберете? — спросил я, пытаясь пошутить.

— Нет. Шнурки оставь себе. Чтобы было на чем повеситься, если вдруг захочется.

— Почему это мне вдруг захочется повеситься?

— Да кто тебя знает, — Винс пожал плечами. — Только знаешь, все эти парни, которые тут работают… Я тебе скажу — они все сумасшедшие. Они делают эти хреновы маленькие штучки, которых даже не видно, перемешивают молекулы с дерьмом, разрезают их и склеивают вместе. Работа жутко мелкая и напряженная — вот они и сходят с ума. Все до единого с ума посходили. Полные психи. Иди сюда.

Мы прошли еще через одну пару стеклянных дверей. На этот раз меня ничем не поливали.

Мы оказались внутри энергоблока. Под голубыми галогеновыми лампами стояли громадные металлические трубы десяти футов в высоту, с массивными керамическими изоляторами толщиной с ногу взрослого человека. Все гудело. Пол ощутимо вибрировал. Повсюду висели таблички с красными молниями и надписями: «Внимание! Высокое напряжение!».

— У вас тут приличные мощности… — сказал я.

— Энергии хватило бы на небольшой город, — согласился Винс. Он указал на табличку. — Относись к этим штукам серьезно. У нас тут недавно были проблемы, пожароопасная ситуация.

— Да?

— Ага. Крысы устроили тут гнездо. И постоянно поджаривались на проводах. В буквальном смысле. Ненавижу вонь горелой крысиной шерсти. А ты?

— Никогда не нюхал.

— Воняет жутко — ты даже представить не можешь.

— Да-а… А как крысы пробрались внутрь здания? — спросил я.

— Через канализационные трубы.

Наверное, на лице у меня отразилось удивление, поэтому Винс пояснил:

— Ты что, не знал? Крысы постоянно такое вытворяют, им надо всего лишь немного проплыть, чтобы забраться внутрь. Конечно, если такое случится, как раз когда ты сидишь на толчке, сюрприз будет не из приятных, — он коротко хохотнул. — Проблема в том, что подрядчик, который строил здание, зарыл канализационные отстойники недостаточно глубоко. В общем, не важно из-за чего, но крысы сюда пролезают. У нас уже было несколько случаев за то время, пока я здесь работаю.

— Правда? А что за случаи?

Он пожал плечами и сказал:

— Они хотели сделать этот комплекс совершенным. Из-за того, что работают с такими малюсенькими штучками. Но в этом мире нет совершенства, Джек. И не было никогда, и не будет.

Я снова спросил:

— Так что это были за случаи?

Тем временем мы подошли к дальней двери, с кодовым замком. Винс быстро набрал код. Замок щелкнул, и дверь открылась.

— На всех дверях код одинаковый — ноль шесть, ноль четыре, ноль два.

Винс толкнул дверь, и мы вошли в крытый переход, соединяющий энергоблок с другими зданиями комплекса. Здесь было довольно жарко, несмотря на работавшие кондиционеры.

— Чертов подрядчик, — сказал Винс. — Никак не может довести до ума кондиционеры. Мы уже пять раз вызывали их, чтобы все сделали как надо, но в этом переходе все равно постоянно жарко.

В конце коридора была еще одна дверь, и Винс предложил мне самому ввести код. Я набрал нужные цифры, дверь щелкнула и открылась.

Дальше была еще одна шлюзовая камера — перегородка из толстого стекла, и через несколько футов — еще одна перегородка. А за второй перегородкой я увидел Рики Морса в джинсах и футболке. Рики явно обрадовался — он улыбнулся и помахал мне рукой.

На футболке у него была надпись: «Подчиняйтесь мне, я — корень».

Это такая программерская шутка. В операционной системе UNIX слово «корень» означает «главный».

Рики передал по интеркому:

— Винс, дальше я сам всем займусь.

Винс пожал плечами.

— Без проблем.

— Ты уже исправил настройки положительного давления?

— Час назад. А что?

— Похоже, в главной лаборатории что-то не сработало.

— Сейчас опять проверю, — сказал Винс. — Наверное, опять где-то утечка. — Он хлопнул меня по спине и показал большим пальцем на помещение впереди: — Ну, удачи тебе там.

А потом повернулся и ушел туда, откуда мы пришли.

— Страшно рад тебя видеть, — заявил Рики. — Ты уже знаешь код, чтобы войти?

Я ответил, что знаю. Рики кивнул на панель замка. Я набрал цифры. Стеклянная стенка отъехала в сторону. Я вошел в узкое пространство, шириной не больше четырех футов, с металлическими решетками со всех четырех сторон. Стеклянная стена позади меня закрылась.

Из пола ударил резкий поток воздуха. Мои брюки надулись, рубашка затрепыхалась на теле. Почти сразу же включились вентиляторы в обеих стенках камеры, а потом подуло и с потолка. Поток воздуха трепал мои волосы и ощутимо давил на плечи. Потом заработал вакуумный насос. Стеклянная перегородка впереди меня скользнула в сторону. Я пригладил волосы и шагнул вперед.

— Извини за чистку, — сказал Рики и крепко пожал мне руку. — Но по крайней мере нам не приходится ходить в скафандрах.

Я заметил, что он выглядит здоровым и сильным. На руках отчетливо выделялась рельефная мускулатура. Я сказал:

— Прекрасно выглядишь, Рики. Качаешься?

— Вообще-то, знаешь, нет.

— Красивый рельеф, — добавил я и пощупал его бицепс.

Рики улыбнулся.

— Просто здесь напряженная работа. Винс тебя напугал?

— Да нет…

— Он немного странный, этот Винс, — продолжал Рики. — Вырос в пустыне, вместе с матерью. Она умерла, когда ему было пять лет. Когда ее в конце концов нашли, от тела уже мало что осталось. Бедный ребенок просто не знал, что делать. Наверное, после такого любой был бы со странностями, — Рики пожал плечами. — Но я рад, что ты здесь. Я боялся, что ты не приедешь.

Теперь я заметил, что, несмотря на очень здоровый вид, Рики казался каким-то нервным, немного перевозбужденным. Он быстро пошел по коридору, ведя меня за собой.

— Как там Джулия?

— Сломала руку и сильно ударилась головой. Она в больнице, за ней наблюдают. Но говорят, что с ней все будет в порядке.

— Вот и хорошо. Да, хорошо… — он быстро кивнул, продолжая идти по коридору. — А кто присматривает за детьми?

Я рассказал, что у нас гостит моя сестра.

— Значит, ты можешь остаться здесь на какое-то время? На несколько дней?

Я сказал:

— Да, наверное. Если не справлюсь раньше.

Обычно программисты-консультанты не задерживались на производстве надолго. Как правило, хватало одного дня, может — двух. Не больше.

Рики оглянулся на меня через плечо.

— А Джулия… э-э… объясняла тебе, что это за место?

— Признаться, нет.

— Но ты же знаешь, что она много времени проводила здесь, на фабрике?

Я сказал:

— Да, конечно.

— Последние несколько недель ее каждый день привозили на вертолете. А пару раз она даже оставалась на ночь.

— Я не знал, что она так интересуется производством.

Рики как будто ненадолго замешкался, потом сказал:

— Понимаешь, Джек, это совершенно новый процесс… — он нахмурил брови. — Она в самом деле ничего тебе не рассказывала?

— Нет. Ничего. А что?

Рики не ответил.

Он открыл очередную дверь и жестом пригласил меня войти.

— Это наш жилой модуль. Здесь мы все спим и едим.

После коридора воздух здесь показался прохладным. Стены были отделаны таким же гладким материалом, типа «формики». Я услышал низкий, монотонный гул кондиционеров.

В коридор выходило несколько дверей. На одной из них я обнаружил свое имя, написанное маркером на полоске бумаги. Рики открыл дверь.

— Твои апартаменты, Джек.

Комната была обставлена очень скромно, как монашеская келья. Узкая кровать, маленький столик, на котором едва помещались монитор и клавиатура компьютера. Над кроватью — полка для книг и одежды. Вся мебель была отделана чрезвычайно гладким белым пластиком. Во всей комнате не было ни одной щели или углубления, в которых могла бы скопиться пыль или грязь. Окна в комнате тоже не было, только жидкокристаллический экран на одной из стен, демонстрирующий вид на пустыню.

На кровати лежали пластмассовые часы и поясной ремень с пластиковой пряжкой. Я надел и то, и другое.

Рики сказал:

— Бросай свои пожитки, и я покажу тебе, где здесь что.

Шагая все так же быстро, он провел меня в небольшую общую комнату. Там стояла кушетка и несколько стульев вокруг кофейного столика. На стене висела таблица с каким-то расписанием. Здесь тоже вся мебель была покрыта таким же глянцевитым белым пластиком.

— Справа — кухня и комната отдыха, там телевизор, видеоигры и все такое.

Мы вошли на маленькую кухню. Здесь были два человека, мужчина и женщина. Они стоя ели сэндвичи.

— Думаю, вы знакомы, — сказал Рики улыбаясь.

Я действительно знал обоих. Они работали в моей команде в «МедиаТроникс».

Рози Кастро — темнокожая, худощавая, всегда отличалась язвительностью и экзотичным внешним видом. Сейчас на ней были мешковатые шорты с большими карманами, пышную грудь обтягивала футболка с надписью: «Ты хочешь!». Очень независимая, революционерка по натуре, Рози училась в Гарварде на шекспировском отделении — пока не решила, по ее собственным словам, что «Шекспир отбросил копыта сотни лет назад. Ничего нового о нем уже не скажешь. Так какого черта?» Она перевелась в Массачусетский технологический институт, стала протеже Роберта Кима и занялась программированием естественного языка. И оказалось, что это у нее прекрасно получается, А потом программы на основе естественного языка понадобились для распределенной обработки данных. Поскольку выяснилось, что люди оценивают речь, которую слышат, одновременно по нескольким каналам. Человек не ждет, пока предложение договорят до конца, а как бы предугадывает, что должно прозвучать дальше. Подобная ситуация возникает и при распределенной обработке данных, когда процесс работы над проблемой идет с нескольких позиций одновременно. Я сказал:

— Ты по-прежнему носишь эти футболки, Рози…

В «МедиаТроникс» у нас возникали кое-какие проблемы из-за ее манеры одеваться.

— Ну. Это держит ребят на взводе, — Рози пожала плечами.

— На самом деле мы не обращаем на них внимания. Они не настолько хороши, как тебе кажется, — сказал Дэвид Брукс. Сам он всегда очень строго соблюдал принятую форму одежды, был сверх меры аккуратен и в свои двадцать восемь лет почти полностью облысел.

Рози показала ему язык.

Дэвид был инженером и, как все инженеры, был излишне прямолинеен и не очень вежлив. Кроме того, он был полон противоречий. Немыслимо аккуратный в том, что касалось внешнего вида на работе и самой работы, по выходным он катался на горном мотоцикле и часто возвращался домой, по уши измазанный в грязи. Дэвид энергично потряс мне руку.

— Очень рад тебя видеть, Джек.

Я сказал:

— Надеюсь, кто-нибудь наконец объяснит мне, почему вы все так рады меня видеть?

Рози сказала:

— Ну, это потому, что ты разбираешься в мультиагентных системах лучше, чем…

— Сперва я хотел показать ему тут все, — перебил ее Рики. — А потом уже мы поговорим.

— Почему? — спросила Рози. — Ты хочешь преподнести ему сюрприз?

— К чему эти чертовы сюрпризы? — поинтересовался Дэвид.

— Нет, ничего такого, — сказал Рики, глядя на них со значением. — Я просто хочу, чтобы Джек сперва получил кое-какое представление о фабрике. Я хочу пройтись с ним по комплексу.

Дэвид посмотрел на часы.

— Ну и сколько времени, по-твоему, это займет? Потому что я думаю, мы получили…

— Я сказал — дайте мне показать ему фабрику, бога ради! — прорычал Рики. Я удивился. Я никогда прежде не видел, чтобы он так выходил из себя. Однако Рики явно сильно разозлился.

— Да ладно, ладно тебе, Рики.

— Ну что ты… Ты же у нас главный, Рики.

— Да, я — главный, — заявил Рики, явно все еще злой. — И, кстати, перерыв у вас закончился еще десять минут назад. Так что возвращайтесь к работе. — Он посмотрел на соседнюю игровую комнату. — А где остальные?

— Налаживают сенсоры по периметру.

— Вы хотите сказать — они снаружи?!

— Нет, нет. Они в аппаратной. Бобби думает, эти сенсоры просто неправильно откалиброваны.

— Хорошо. Кто-нибудь известил об этом Винса?

— Нет. Это же касается программ — Бобби сам разберется.

И тут запищал мой сотовый. Я удивился и вытащил телефон из кармана. Повернувшись к остальным, я спросил:

— Здесь работают сотовые?

— Да, — сказал Рики. — Здесь есть сеть.

И он вернулся к спору с Рози и Дэвидом.

Я вышел в коридор и просмотрел сообщения. Сообщение было только одно, из больницы, о Джулии. «Насколько нам известно, вы — супруг миссис Форман. Пожалуйста, перезвоните нам, как только сможете…» Дальше был номер доктора Рана. Я сразу же позвонил по этому номеру.

На коммутаторе подняли трубку:

— Отделение интенсивной терапии.

Я попросил позвать доктора Рана и подождал, пока он подойдет к телефону. Я сказал доктору:

— Это Джек Форман, муж Джулии Форман.

— Да-да, мистер Форман, — приятный, мелодичный голос. — Спасибо, что вы перезвонили. Я так понимаю, это вы сопровождали вашу жену в госпиталь вчера ночью. Да? Тогда вы наверняка знаете, насколько серьезны у нее повреждения, вернее, я бы сказал, потенциальные повреждения. Мы считаем, что ей необходимо пройти полное обследование и лечение по поводу перелома тазовых костей и внутричерепной гематомы…

— Да, — сказал я. — Мне говорили об этом вчера ночью. Какие-то проблемы?

— Вообще-то да. Ваша жена отказывается от лечения.

— Как это?

— Вчера ночью она позволила нам сделать рентгеновский снимок и зафиксировать перелом руки. Мы объяснили ей, что рентгеновские снимки недостаточно информативны и что очень важно сделать еще и магниторезонансное исследование, но она от него отказалась.

Я спросил:

— Почему?

— Она утверждает, что не нуждается в обследовании.

— Конечно, нуждается, — сказал я.

— Да, нуждается, мистер Формен, — подтвердил Рана. — Мне не хотелось бы вас тревожить, но при переломах таза возможны массивные кровотечения в брюшную полость, от которых человек может даже умереть. Это может произойти очень скоро, и…

— Чего вы хотите от меня?

— Мы хотели бы, чтобы вы поговорили с женой.

— Конечно. Передайте ей трубку.

— К сожалению, прямо сейчас ей делают еще один рентгеновский снимок. На какой номер можно вам перезвонить? На номер вашего сотового? Хорошо. И еще одно, мистер Форман. Мы не можем выяснить психиатрический анамнез вашей жены…

— Почему?

— Она отказывается об этом говорить Не отвечает ни на какие вопросы о наркотиках, стимуляторах, расстройствах поведения. Не могли бы вы внести ясность в этот вопрос?

— Я попытаюсь…

— Не хочу вас пугать, но у вашей жены, скажем так, несколько неустойчивое психическое состояние. Временами она как будто даже галлюцинирует.

— В последнее время у нее были сильные стрессы на работе, — сказал я.

— Да, несомненно, это имеет прямое отношение к ее состоянию, — подтвердил доктор Рана. — Кроме того, она получила серьезную травму головы и нуждается в дополнительном обследовании. Не хочу вас пугать, но, признаться, психиатр, который консультировал вашу жену, считает, что у нее маниакально-депрессивное расстройство, или наркотическое расстройство, или и то, и другое.

— Понимаю…

— И, конечно же, такие вопросы всегда поднимаются при автомобильной катастрофе, в которой участвовала только одна машина…

Он имел в виду, что этот несчастный случай мог быть суицидальной попыткой. Я не думал, что дело обстояло именно так.

— Мне неизвестно, принимала ли моя жена наркотики, — сказал я. — Но ее поведение беспокоило меня уже несколько недель.

Рики вышел в коридор и нетерпеливо потоптался возле меня. Я прикрыл трубку ладонью и сказал:

— Это насчет Джулии.

Он кивнул, посмотрел на часы и поднял брови. Мне показалось довольно странным, что он торопит меня, когда я разговариваю с врачом о моей жене, к тому же его непосредственной начальнице.

Доктор поговорил со мной еще немного, я постарался ответить на все его вопросы, но на самом деле не смог сообщить ему ничего полезного. Он сказал, что попросит Джулию перезвонить мне, как только она вернется с обследования. Я ответил, что буду ждать звонка, и закрыл крышку телефона.

Рики сказал:

— Ну хорошо. Извини, что поторапливаю тебя, Джек, но… ты знаешь, мне нужно очень многое тебе показать.

— У нас проблемы со временем? — спросил я.

— Не знаю Возможно.

Я собирался спросить, что он имеет в виду, но Рики уже повел меня по коридору, шагая так же быстро, как прежде. Мы вышли из жилого комплекса и прошли через еще одну пару стеклянных дверей в следующий коридор.

Я заметил, что этот переход тщательно изолирован. Мы шли по стеклянной дорожке, подвешенной над полом. В стекле были небольшие отверстия, а снизу к ним подходили вакуумные отводы для отсасывания пыли. Я уже начал привыкать к постоянному шипению кондиционеров.

На середине коридора была еще одна пара стеклянных перегородок. Мы с Рики по очереди прошли через очистную камеру. Двери открылись перед нами и закрылись, когда мы прошли. Чем дальше мы шли, тем сильнее становилось ощущение, что я попал в тюрьму, что позади остаются все новые и новые железные решетки, а я захожу все глубже и глубже в… во что-то.

Пусть высокотехнологичная и со сверкающими чистотой стеклянными стенами — все равно это была тюрьма.

Мы вошли в большую комнату, помеченную табличкой, на которой было написано «АППАРАТНАЯ», а пониже — «мол. отд./фаб. отд./энерг. отд.». Стены и потолок аппаратной были покрыты уже знакомым глянцевитым белым пластиком. На полу стояли большие контейнеры, отделанные таким же материалом. Справа вдоль стены я заметил ряд больших баков из нержавеющей стали, утопленных в пол. От баков отходило множество трубок с вентилями, которые спускались куда-то вниз, в подвал. Выглядело это очень похоже на маленький пивоваренный заводик, и я уже собирался спросить у Рики, что это такое на самом деле, когда он воскликнул:

— А, вот вы где!

Над распределительным щитом возле монитора трудились еще трое программистов из моей старой команды. Заметив нас, они повернулись к нам с немного виноватым видом — как дети, которых поймали, когда они запустили руки в коробку с печеньем. Конечно, заводилой у них был Бобби Лембек. В свои тридцать пять Бобби больше проверял программные коды, чем писал, но он все еще мог написать что-то сам, если бы захотел. Как всегда, он был одет в линялые джинсы и футболку с картинкой из мультфильма «Призрак в доспехах», на поясе у него висел неизменный плеер.

Еще здесь была Мае Чанг, необычайно красивая и изящная, внешне — полная противоположность Рози Кастро. Мае работала полевым биологом в Сычуане, исследовала золотистых курносых мартышек, а в двадцать пять лет сменила профессию и стала программистом. После работы полевым биологом-исследователем, да и по внутренней склонности, Мае была очень тихой. Она мало говорила, двигалась почти бесшумно и никогда не повышала голоса — но и никогда не отступала в споре. Как многие биологи, она прекрасно умела сливаться с окружением, делаться незаметной, почти невидимкой.

А третьим был Чарли Давенпорт — сварливый, раздражительный, вечно взъерошенный, он уже к тридцати годам сильно растолстел и был медлительным, тяжеловесным и неуклюжим. Его одежда всегда выглядела так, будто он в ней спал — а он нередко именно так и делал, особенно при напряженном рабочем графике. Раньше Чарли работал у Джона Холланда в Чикаго и у Дион Фармер в Лос-Аламос. Он был экспертом по генетическим алгоритмам — это такие программы, которые моделируют процесс естественного отбора. Чарли был довольно неприятной личностью — он постоянно хмыкал, мычал, сопел, фыркал, разговаривал сам с собой и шумно испускал газы. В группе терпели его только потому, что Чарли был действительно талантлив.

— Здесь действительно нужны три человека? — спросил Рики после того, как я пожал руки всем троим.

— Да, — откликнулся Бобби, — здесь действительно нужны три человека, сеньор Корни, потому что дело сложное.

— Почему? И не называй меня сеньором Корни.

— Я подчиняюсь, мистер Корень.

— Просто ответь на вопрос.

— Хорошо, — сказал Бобби. — Я начал проверять сенсоры после этого случая утром, и мне показалось, что они неправильно откалиброваны. Но, поскольку наружу никому выходить нельзя, встал вопрос — либо мы неправильно читаем показания сенсоров, либо неисправны сами сенсоры, либо они просто неправильно откалиброваны на этом оборудовании. Мае знает эти сенсоры, она работала с такими в Китае. Я проверяю кодировки. А Чарли торчит здесь потому, что не хочет уйти и оставить нас одних.

— Блин, мне и без вас есть чем заняться, — пробурчал Чарли. — Но это я писал алгоритм, который контролирует сенсоры, и, после того как вы закруглитесь, надо будет оптимизировать сенсорные коды. Я просто жду, когда эти двое перестанут тут копаться. А потом все оптимизирую. — Он указал пальцем на Бобби. — Вся его оптимизация не стоит и кучки дерьма.

Мае возразила:

— Бобби может это сделать.

— Да, может — если у него будет месяцев шесть в запасе.

— Дети, дети, ведите себя хорошо при нашем госте, — попытался утихомирить их Рики.

Я вежливо улыбнулся. По правде говоря, я не прислушивался к тому, что они говорят. Я просто наблюдал за ними. Это были трое моих лучших программистов, и когда они работали на меня, то были уверены в себе до самонадеянности. Теперь же меня поразило, насколько все они нервозны и напряжены. Они спорили и пререкались, раздражались друг на друга и вообще были на взводе. Если вспомнить, то и Рози с Дэвидом тоже показались мне какими-то нервными.

Чарли замычал, как он это обычно делал, — это очень раздражало.

— О боже! — воскликнул Бобби Лембек. — Скажите ему, чтобы заткнулся!

Рики посерьезнел:

— Чарли, мы же с тобой уже разговаривали об этом мычании.

Чарли продолжал мычать.

— Чарли…

Чарли шумно, нарочито вздохнул. И перестал мычать.

— Спасибо! — проронил Бобби.

Чарли закатил глаза и уставился в потолок.

— Ну ладно, — сказал Рики. — Заканчивайте побыстрее и возвращайтесь на свои станции.

— Хорошо.

— Я хочу, чтобы все были на своих местах как можно скорее.

— Заметано, — пообещал Бобби.

— Я серьезно. На своих местах.

— Да ради бога, Рики, хорошо, хорошо. А теперь, может, ты перестанешь болтать и дашь нам работать?

Когда мы ушли от ребят, Рики провел меня в маленькую комнатку в другом конце помещения. Я заметил:

— Рики, эти ребята были совсем другими, когда работали у меня.

— Я знаю. Все сейчас немного зажаты.

— А почему?

— Из-за того, что здесь происходит.

— И что же такое здесь происходит?

Он остановился перед небольшой отгороженной секцией в дальней части комнаты.

— Джулия не рассказывала тебе, потому что это входит в договор о неразглашении, — Рики прикоснулся к двери магнитной карточкой.

Я спросил:

— Секретность? Что может быть секретного в медицинской интраскопии?

Замок щелкнул, дверь открылась, и мы вошли внутрь. Дверь за нами закрылась. Я увидел стол, два стула, компьютерный монитор и клавиатуру. Рики уселся и немедленно застучал пальцами по клавиатуре.

— Проект с медицинской интраскопией — только побочный продукт, — пояснил он. — Неосновное коммерческое применение технологии, которую мы разработали.

— Ага… И какая же это технология?

— Военная.

— «Ксимос» занимается военными технологиями?

— Да. По контракту. — Он помолчал, лотом продолжил: — Два года назад в Департаменте обороны поняли, после событий в Боснии, насколько велика ценность автоматизированных самолетов-роботов, которые могут передавать изображения с поля боя в реальном времени. В Пентагоне сообразили, что таким летающим камерам можно найти гораздо более разнообразное применение в будущих войнах. С их помощью можно обнаруживать точное положение войск противника, даже если они спрячутся внутри зданий; можно корректировать ракетный огонь или идентифицировать дружественные подразделения — ну и так далее. Командование на земле может запросить любые изображения, которые им понадобятся, в любой части спектра — видимой, инфракрасной или ультрафиолетовой — любой. В войнах будущего дистанционное слежение в реальном времени будет иметь огромное значение.

— Понятно…

— Но очевидно, — продолжал Рики, — что такие камеры-роботы очень уязвимы. Враги будут расстреливать их, как голубей. Пентагон захотел получить камеры, которые невозможно расстрелять. Им представлялось нечто очень маленькое — может быть, размером со стрекозу — такая цель, которую невозможно будет подстрелить. Но сразу встала проблема с энергообеспечением, с малыми размерами отсека управления и с разрешающей способностью, которую могут дать такие маленькие линзы. Военным были нужны большие линзы.

Я кивнул.

— И вы подумали о совокупности нанокомпонентов.

— Совершенно верно, — Рики показал на экран, где рой черных точек кружился в воздухе, словно стая птиц. — Облако компонентов позволяет получить камеру с линзой любого требуемого размера. И такую камеру невозможно подстрелить — пуля просто пролетит сквозь облако. Более того — можно заставить облако рассеяться, как стая птиц разлетается в стороны после выстрела. И тогда камера станет невидимой — до тех пор, пока компоненты снова не соберутся вместе. Это казалось идеальным решением. Пентагон выделил нам фонды и дал три года срока.

— И?..

— Мы начали разрабатывать камеру. Конечно, сразу же стало очевидно, что мы столкнемся с проблемой распределенного разума.

Эта проблема была мне знакома. Каждая наночастица в облаке должна была обладать рудиментарным разумом, чтобы они могли взаимодействовать друг с другом и формировать упорядоченную группу, перемещаясь по воздуху. Такая скоординированная деятельность может показаться очень разумной, однако она возможна, даже если индивидуальности, составляющие группу, вовсе не так уж и умны. В конце концов, птицы и рыбы, которым свойственно подобное поведение, далеко не самые умные существа на планете.

У большинства людей, наблюдавших когда-либо за стаей птиц или рыб, создавалось впечатление, что в стае есть лидер и все остальные животные следуют за лидером. Но это только кажется — потому что сами люди, как и большинство млекопитающих, — стадные животные и в их группах всегда есть лидеры.

Однако у птиц и рыб лидеров нет. Их группы организованы по другому принципу. Внимательное изучение поведения птичьих стай и косяков рыб — с подробным, покадровым видеоанализом — убедительно доказало, что постоянного лидера в таких группах нет. Птицы и рыбы реагируют на несколько простых сигналов, которыми обмениваются между собой, — и в результате их поведение становится скоординированным. Но стаями и косяками никто не управляет. И не руководит. И не направляет их.

Более того, птицы генетически не запрограммированы на стайное поведение. Не существует специальных генов, которые обусловливают такое поведение. Нет гена, который говорит: «Если произойдет то-то и то-то, начинайте собираться в стаю». Напротив, стайное поведение проистекает из других, более простых правил поведения, свойственных птицам и рыбам. Таких правил, как, например, это: «Держись поблизости от других птиц, но не сталкивайся с ними». Соблюдая эти правила, вся группа птиц собирается в стаю организованно и упорядочение.

Поскольку стайное поведение обусловлено другими, более простыми правилами низкого уровня, оно называется «обусловленным поведением». Техническое определение обусловленного поведения таково: это поведение, которое свойственно группе индивидуумов, но не запрограммировано ни в одном из индивидуумов в группе. Обусловленное поведение возможно в любой популяции, в том числе и в популяции компьютерных агентов. Или в популяции роботов: Или в рое наночастиц.

Я спросил у Рики:

— У вас возникли проблемы с обусловленным поведением роя?

— Именно.

— Оно непредсказуемо?

— Это еще мягко сказано.

В последние десятилетия наблюдения за обусловленным поведением стали причиной небольшой революции в компьютерной науке. Для программистов это означало, что они могли запрограммировать правила поведения отдельных агентов, но не агентов, действующих единой группой.

Отдельные агенты — будь то программные модули, или процессоры, или, как в данном случае, микророботы — могут быть запрограммированы на совместные действия в обоих случаях и на самостоятельное поведение в других случаях. Им могут быть заданы цели. Их можно запрограммировать так, чтобы они все усилия приложили к достижению поставленной цели или же чтобы всегда были готовы отвлечься и прийти на помощь другим агентам. Однако результаты всех этих взаимодействий запрограммировать невозможно. Они просто проявляются зачастую совершенно неожиданным образом.

В некотором смысле это очень увлекательно. Впервые в истории науки программа выдает результаты, непредсказуемые для программиста. По поведению такие программы больше похожи на живые существа, чем на созданные человеком автоматы. Это восхищало программистов, но и доставляло им массу неприятностей.

Потому что обусловленное поведение программ проявляется беспорядочно и странно. Иногда самостоятельные агенты начинали конкурировать друг с другом, и программа вообще не могла выполнить никакую задачу. Иногда агенты настолько сильно влияли друг на друга, что конечная цель совершенно забывалась и вместо этого система делала что-то совсем другое. В этом смысле такие программы были очень похожи на детей — непредсказуемостью поведения и повышенной отвлекаемостью. Один программист сказал про это так: «Программировать распределенный разум — это все равно что сказать пятилетнему ребенку, чтобы тот пошел в свою комнату и переоделся. Он может это сделать, а может сделать что-то совсем другое и не вернуться обратно».

Поскольку программы вели себя как живые, программисты начали проводить аналогии с поведением реальных живых существ в реальном мире. Собственно, для того, чтобы как-то прогнозировать поведение программы и влиять на конечный результат, подобные программы стали создавать на основе моделей поведения настоящих живых существ.

Поэтому программисты взялись изучать внутреннюю жизнь муравейника, или процесс строительства у термитов, или танцы у пчел — чтобы потом на основе этого создавать программы, регулирующие расписание посадки самолетов, или транспортировку багажа, или программы для перевода с одного языка на другой. Такие программы работали великолепно, но они тоже могли давать внезапные сбои — особенно если внешние условия резко менялись. Тогда программы забывали поставленную цель.

Именно поэтому пять лет назад я начал разрабатывать модель отношений «Хищник — Добыча» — для того, чтобы удержать программы от потери цели. Потому что голодного хищника ничто не отвлечет от поиска добычи. Обстоятельства могут заставить его действовать разными способами, он может пробовать неоднократно, прежде чем достигнет успеха, — однако хищник никогда не забудет о своей цели.

Так я стал экспертом по отношениям «хищник — добыча». Я знал все о стаях гиен, африканских диких собак, об охотящихся львицах и атакующих колоннах армии муравьев. Моя команда программистов изучила специальную литературу — отчеты полевых биологов-исследователей, и мы обобщили полученные сведения в программном модуле, который назвали «Хи-Доб» (сокращение от «Хищник-Добыча»). Этот программный модуль мог контролировать поведение любой мультиагентной системы и делать ее поведение целенаправленным. Модуль «Хи-Доб» заставлял программу искать цель.

Глядя на экран монитора перед Рики, где группа рабочих единиц упорядоченно и скоординированно разворачивалась в воздухе, я спросил:

— Вы использовали «Хи-Доб», когда программировали отдельные агенты?

— Да. Мы использовали эти правила.

— Признаться, по-моему, они ведут себя довольно неплохо, — сказал я, глядя на экран. — Почему у вас с ними что-то не так?

— Мы не совсем уверены.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду вот что. Мы знаем, что проблема существует, но не знаем точно, в чем именно ее причина. В программировании или в чем-то другом.

— В чем-то другом? В чем это, например? — я нахмурился. — Я не понимаю, Рики. Это же всего лишь группа микророботов. Вы можете заставить их делать все, что угодно. Если программа неправильная — измените ее, и все. Чего я недопонимаю, Рики?

Рики посмотрел на меня как-то обеспокоенно. Потом оттолкнул стул от стола и встал.

— Давай я покажу тебе, как мы делаем эти агенты, — предложил он. — Тогда ты поймешь ситуацию лучше.

После просмотра демонстрационного ролика Джулии мне было ужасно интересно увидеть то, что собирался показать мне Рики. Поскольку очень многие уважаемые мною люди полагали, что создать производство на молекулярном уровне невозможно. Одним из главных теоретических возражений было время, которое понадобилось бы для того, чтобы создать действующую молекулу с заданными свойствами. Чтобы собрать наноцепочку, которая вообще может хоть что-то выполнять, требуются гораздо более эффективные технологии, чем все существовавшие прежде технологии производства, созданные человеком. В основном все человеческие линии сборки работают с примерно одинаковой скоростью — они добавляют по одной составляющей части за секунду. В автомобиле, например, несколько тысяч деталей. Значит, процесс полной сборки автомобиля занимает примерно несколько часов. Пассажирский самолет состоит из шести миллионов деталей, и, чтобы его построить, нужно несколько месяцев.

Но стандартная искусственная молекула состоит из десяти в двадцать пятой степени отдельных частей. Это 10.000.000.000.000.000.000.000.000 частей. В приложении к практике это число невообразимо велико. Человеческий мозг не в состоянии его даже осознать. Но расчеты показывают, что, если даже скорость сборки достигнет миллиона частей в секунду, время, которое понадобится для создания одной молекулы, будет больше, чем известное время существования мира, а именно — три тысячи триллионов лет. В этом и заключалась основная проблема. Ее назвали проблемой срока сборки.

Я сказал Рики:

— Если вы наладили промышленное производство…

— Мы сделали это.

— Значит, вы нашли решение проблемы срока сборки.

— Мы ее решили.

— Но как?

— Подожди, сейчас сам все поймешь.

Большинство ученых полагали, что эту проблему можно решить, если собирать конечную молекулу из относительно крупных составляющих частей — молекулярных фрагментов, содержащих миллиарды атомов. Таким образом время сборки, возможно, сократится до нескольких лет. Потом, при подключении частичной самосборки, можно было бы сократить общее время до нескольких часов или даже до одного часа. Но даже с учетом дальнейших усовершенствований производство коммерческих объемов продукции таким способом оставалось неразрешимой теоретической задачей. Потому что требовалось производить в час не одну молекулу, а несколько килограммов молекул.

Никто и никогда не мог представить, как такое можно сделать.

Мы прошли через несколько лабораторий, одна из которых выглядела как стандартная лаборатория для микробиологических или генетических исследований. В этой лаборатории я увидел Мае — она возилась с какими-то приборами. Я начал спрашивать у Рики, зачем им понадобилась здесь микробиологическая лаборатория, но он отмахнулся от моего вопроса. Он стал нетерпелив и явно спешил. Я заметил, как он посматривает на часы. Мы подошли к последнему воздушному шлюзу. На стеклянной перегородке было написано: «Микропроизводство». Рики жестом пригласил меня идти дальше.

— Только по одному, — сказал он. — Больше система не позволяет.

Я вошел внутрь шлюза. Прозрачная дверь закрылась у меня за спиной, рукоятки с уплотнителями прижались к стенкам, изолируя камеру. Снова ударили мощные потоки воздуха — снизу, с боков, сверху. Я уже начал привыкать к этой процедуре. Вторая дверь открылась, и я прошел вперед, в короткий коридор, за которым виднелось просторное помещение. Я увидел яркий, сияющий белый свет — такой яркий, что у меня заболели глаза.

Рики прошел за мной, разговаривая на ходу, но я не запомнил ничего из того, что он говорил. Я не мог сосредоточиться на его словах. Я просто смотрел вокруг. Потому что теперь я оказался внутри главного помещения производственного комплекса — в огромном закрытом пространстве без окон, похожем на гигантский ангар высотой с трехэтажный дом. А внутри этого ангара находилась невыразимо сложная конструкция, которая словно висела в воздухе и сияла, как бриллиант.

Сначала мне трудно было понять, что я вижу, — парящая надо мной конструкция походила на гигантского светящегося осьминога с блестящими фасетчатыми щупальцами, которые тянулись во всех направлениях, отбрасывая причудливые радужные блики на наружные стены. Только у этого осьминога было несколько рядов щупалец. Один ряд щупалец располагался внизу, всего в футе над уровнем пола. Второй ряд находился на уровне моей груди. Третий и четвертый были еще выше, над моей головой. И все они светились и ослепительно сверкали.

Я заморгал, ослепленный ярким блеском. Потом, когда глаза немного привыкли, я начал различать детали. Осьминог представлял собой трехуровневую конструкцию неправильной формы, полностью составленную из кубических стеклянных модулей. Полы, стенки, потолки, лестницы — все состояло из стеклянных кубов. Но взаимное расположение блоков было бессистемным — как будто кто-то высыпал горкой посреди комнаты кучу прозрачных кубиков сахара. Внутри этой горки кубиков во всех направлениях тянулись щупальца осьминога. Всю конструкцию удерживала на месте целая паутина черных анодированных стоек и растяжек, но их почти не было видно из-за ослепительно ярких бликов, поэтому и казалось, что осьминог парит в воздухе.

Рики улыбнулся.

— Конвергентная сборка. Архитектура фрактальная. Отлично сделано, правда?

Я медленно кивнул. Теперь я смог рассмотреть некоторые подробности. То, что сперва показалось мне осьминогом, скорее напоминало по структуре сильно разветвленное дерево. Центральный прямоугольный канал шел вертикально сквозь центр помещения, а от него во все стороны ответвлялись более мелкие трубы. От этих труб-ветвей, в свою очередь, отходили еще более мелкие трубки, а от них — еще более мелкие трубочки. Самые маленькие из них были толщиной с карандаш. Вся конструкция блестела, словно зеркало.

— Почему оно такое яркое?

— На стекле алмазное покрытие, — пояснил Рики. — На молекулярном уровне стекло похоже на швейцарский сыр, в нем полно пустот. И, конечно же, стекло жидкое, поэтому атомы свободно проникают сквозь него.

— Поэтому вы покрыли стекло твердой оболочкой?

— Да, пришлось.

Внутри этого сияющего леса переплетенных стеклянных ветвей двигались Дэвид и Рози — они делали заметки, подкручивали вентили, сверяясь с карманными компьютерами. Я понял, что передо мной — гигантская линия параллельной сборки. Маленькие фрагменты молекул поступают в самые мелкие трубочки, и там к ним добавляются атомы. Потом увеличившиеся фрагменты молекулы перемещаются в более крупные трубки, где к ним снова добавляются атомы. По мере продвижения к центру конструкции молекулы постепенно увеличиваются, и, когда сборка завершается, готовые молекулы попадают в центральный ствол «дерева».

— Ты совершенно прав, — сказал Рики. — Это то же самое, что конвейерная линия по сборке автомобилей, только все процессы происходят на молекулярном уровне Молекулы попадают на сборочный конвейер на концах трубок, а в центре сходят с конвейера уже готовые. Мы присоединяем белковую цепочку там, метиловую группу здесь — точно так же, как прикрепляют дверцы и колеса к автомобилям. А в результате получаем новую, искусственно созданную молекулярную структуру. Собранную в соответствии с заданными спецификациями.

— И разные ответвления…

— Собирают разные молекулы. Поэтому разные ветви выглядят по-разному.

В нескольких местах щупальца осьминога проходили сквозь стальные тоннели, стянутые массивными болтами для вакуумной протяжки. В других местах кубические стеклянные конструкции были покрыты серебристой изоляцией, а поблизости располагались емкости с жидким азотом — значит, в этих секциях поддерживалась чрезвычайно низкая температура.

— Это наши криогенные камеры, — пояснил Рики. — Температуры у нас не очень низкие — может, минус семьдесят по стоградусной шкале, не больше. Пойдем, я покажу тебе.

Он повел меня через комплекс. Мы шли по стеклянным дорожкам, которые пронизывали всю конструкцию и тянулись между ее ветвями. В некоторых местах попадались небольшие мостики со ступеньками, под которыми проходили самые нижние ветви конструкции.

Рики непрестанно говорил о всяких технических деталях — окруженных вакуумом протоках, металлических фазовых сепараторах, сферических контрольных клапанах. Когда мы дошли до изолированного серебристым материалом куба, он открыл тяжелую дверцу, за которой оказалась маленькая комнатка, к ней примыкала еще одна. Комнатки напоминали металлические морозильные камеры. В каждой дверце было по маленькому застекленному окошку. Сейчас температура внутри была комнатная.

— Здесь можно создать две разные температуры, — сказал Рики. — И управлять одной камерой, находясь в другой, — хотя обычно это делается автоматически.

Рики повел меня обратно, наружу, глянув по пути на часы. Я спросил:

— Мы опаздываем на какую-то встречу?

— Что? Нет-нет. Ничего подобного.

Две соседние камеры были сделаны целиком из массивного металла, внутрь тянулись толстые электрические кабели. Я спросил.

— А здесь у вас электромагниты?

— Да, — ответил Рики. — Пульсирующие электромагниты генерируют в сердечнике магнитное поле в тридцать три тесла. Примерно в миллион раз больше магнитного поля Земли.

Крякнув от усилия, он открыл стальную дверь ближайшей магнитной камеры. Я увидел большое устройство, по форме напоминающее пончик, примерно шести футов в диаметре, с отверстием по центру, шириной не больше дюйма. Мегапончик был весь покрыт трубками и толстым слоем пластиковой изоляции. Устройство удерживали на месте массивные стальные болты, которые пронизывали его насквозь, сверху донизу.

— Эта штучка крайне требовательна к охлаждению. И энергии жрет чертову уйму — пятнадцать киловольт. Требует целой минуты загрузки конденсаторов. И, конечно, мы можем использовать ее только в режиме пульсации. Если подать на нее постоянное напряжение, она просто взорвется — ее разорвет магнитное поле, которое она сама же сгенерирует. — Рики показал на основание электромагнита — на красную кнопку, расположенную примерно на уровне моего колена — это кнопка аварийного отключения. Просто на всякий случай. Можно нажать коленом, если руки заняты.

Я спросил:

— Значит, вы используете мощные магнитные поля для выполнения части сборочно…

Но Рики уже отвернулся и быстро зашагал к двери, и снова посмотрел на часы. Я поспешил за ним.

— Рики…

— Я еще кое-что хочу тебе показать, — предложил он. — Мы уже почти добрались до конца.

— Рики, все это очень впечатляет, — сказал я, показывая на сверкающие ветви сборочного конвейера. — Но большая часть процесса сборки проходит при комнатной температуре — без вакуума, без криозаморозки, без магнитного поля.

— Да. Никаких особенных условий.

— Как такое возможно?

Он пожал плечами.

— Ассемблерам это не нужно.

— Ассемблерам? — переспросил я. — Ты хочешь сказать, что у вас в этом конвейере — молекулярные ассемблеры?

— Да. Конечно.

— И эти ассемблеры выполняют для вас весь процесс сборки?

— Конечно. Я думал, ты это понял.

— Нет, Рики, — сказал я. — Я совсем этого не понимаю. И мне не нравится, когда меня обманывают.

Рики как будто обиделся.

— Я тебя не обманываю.

Но я был уверен, что он лжет.

Одно из первых, что ученые узнали о молекулярном производстве, было то, насколько феноменально труден сам производственный процесс. В тысяча девятьсот девяностом году исследователи, работавшие на компанию IBM, перемещали атомы ксенона по никелевой пластинке до тех пор, пока не сформировали из них буквы «IBM» в виде логотипа компании. Весь логотип получился размером в одну десятимиллионную дюйма, и рассмотреть его можно было только через электронный микроскоп. Но наглядная демонстрация вышла потрясающей, и на эту тему было очень много публикаций. IBM постаралась создать впечатление, что это — материальное доказательство новой концепции, открытие двери к молекулярному производству. Однако это был всего лишь рекламный трюк, и ничего более.

Потому что перемещение отдельных атомов так, чтобы они расположились в определенном порядке, — медленная, кропотливая и чрезвычайно дорогостоящая работа. У исследователей IBM уходил целый день, чтобы разместить всего тридцать пять атомов. Никто не поверил, что таким способом можно создать совершенно новую технологию. Вместо этого многие решили, что наноинженеры со временем изобретут способ создать ассемблеры — миниатюрные молекулярные машины, которые смогут собирать определенные молекулы точно так же, как машина по сборке шарикоподшипников собирает шарикоподшипники. Новая технология может основываться только на молекулярных машинах, которые будут собирать молекулярную продукцию.

Концепция была хороша, но с ее приложением на практике возникали большие проблемы. Из-за того, что ассемблеры заведомо должны быть гораздо сложнее по структуре, чем молекулы, которые они будут собирать, попытки спроектировать и построить сами ассемблеры изначально сталкивались с непреодолимыми трудностями. Насколько мне было известно, ни в одной лаборатории во всем мире еще не сделали ничего подобного. А теперь Рики сообщает мне как бы между делом, что в «Ксимосе» создали молекулярные ассемблеры, которые теперь собирают для них молекулы.

Конечно, я ему не поверил.

Я всю свою жизнь занимался технологиями, и у меня выработалась способность оценивать — что возможно, а что невозможно. Таких огромных прорывов вперед в технологиях никогда не бывало. И никогда не будет. Технологии — это один из видов знания, и, как все знания, технологии возникают, развиваются, созревают, совершенствуются. Поверить в обратное было все равно что поверить, будто братья Райт построили ракету и полетели на Луну, а не пролетели три сотни футов над песчаными дюнами Кити-Хок.

Нанотехнологии все еще находились на стадии Кити-Хок.

— Послушай, Рики, как вы на самом деле это делаете? — спросил я.

— Технические детали не важны, Джек.

— Это еще что за свежее дерьмо? Конечно, важны!

— Джек, — сказал он и одарил меня своей самой блистательной улыбкой.

— Ты в самом деле думаешь, что я тебя обманываю?

— Да, Рики, — сказал я. — Именно так я и думаю.

Я посмотрел вверх, на щупальца осьминога, которые меня окружали. И на множестве стеклянных поверхностей увидел множество своих отражений. Это смущало, сбивало с толку. Пытаясь собраться с мыслями, я посмотрел вниз, себе под ноги.

И заметил, что стеклянными здесь были не только дорожки, по которым мы ходили, но и некоторые части пола и нижнего, подземного этажа. Одна из таких прозрачных секций располагалась как раз неподалеку. Я пошел туда. Сквозь стекло я увидел стальные трубы и провода, проложенные ниже уровня земли. Я обратил внимание на провода, которые тянулись от склада к ближайшему прозрачному кубу, а оттуда поднимались вверх и соединялись с самыми мелкими трубочками сборочного комплекса.

Я понял, что по этим трубкам в систему сборки поступает органическое сырье, из которого потом собираются нужные молекулы.

Я проследил взглядом вдоль труб под полом и увидел, что они выходят из соседнего помещения. Перегородка между помещениями тоже была прозрачной. Там виднелись округлые днища больших стальных баков, на которые я обратил внимание раньше. Тех самых баков, про которые я подумал, что они похожи на маленький пивоваренный заводик. Потому что они и в самом деле были как раз тем, чем казались, — пивоваренным заводом. Аппаратурой с управляемой ферментацией для контролируемого выращивания микроорганизмов.

И тогда я понял, что это такое на самом деле.

Я сказал:

— Сукин ты сын…

Рики снова улыбнулся, пожал плечами и сказал:

— Ну, это целесообразно.

Эти баки в соседнем помещении действительно были чанами для контролируемого выращивания микроорганизмов. Только Рики делал не пиво — он делал микроорганизмы, и я совершенно ясно представлял, для чего они ему нужны. Не сумев создать настоящие наноассемблеры, «Ксимос» использовала бактерии, чтобы производить свои молекулы. Это была генетическая инженерия, а не нанотехнология.

— Ну, не совсем, — сказал Рики, когда я поделился с ним своими догадками. — Но я признаю, что мы используем гибридную технологию. В любом случае, это не так уж удивительно, правда?

Это была правда. Уже около десяти лет наблюдатели предсказывали, что генетическая инженерия, компьютерное программирование и нанотехнологии постепенно сольются в одно. Все три отрасли занимались сходной — и взаимосвязанной — деятельностью. Не такая уж большая разница была между использованием компьютера для декодирования частей бактериального генома и использованием компьютера для того, чтобы ввести в геном бактерии новые гены, заставляя ее производить новые протеины. И не было большой разницы между созданием новой бактерии, которая сумеет производить, скажем, молекулы инсулина, и созданием искусственного микромеханического ассемблера, который сумеет производить новые молекулы. Все эти процессы происходят на молекулярном уровне. В любом случае от людей требуется создать чрезвычайно сложную систему. Создание молекул — бесспорно, невероятно сложный процесс.

Нередко молекулу представляют как последовательность атомов, сцепленных друг с другом, как детали конструктора Лего. Однако это не совсем верное представление. Потому что, в отличие от частей конструктора Лего, атомы нельзя складывать друг с другом в любой последовательности, какая придет в голову. Каждый атом в молекуле подвергается воздействию мощных локальных сил — электрических и химических, — и нередко положение вставленного в молекулу атома оказывается нестабильным. Под действием этих сил атом может выскочить из своего места в цепочке. Или может остаться, но повернуться под неправильным углом. Или вся молекула из-за этого может свернуться в узел.

В результате молекулярное производство превращается в серию испытаний возможного и невозможного — для того, чтобы в конце концов подобрать такое расположение атомов и групп атомов в молекуле, при котором вся структура будет стабильной и будет функционировать желаемым образом. Перед лицом всех этих трудностей невозможно игнорировать тот факт, что в природе уже существуют молекулярные фабрики, способные производить большое количество молекул — эти фабрики называются клетками.

— К сожалению, клеточное производство не способно дать нам ожидаемый конечный результат, — сказал Рики. — Клетки производят для нас молекулярный субстрат — сырье, исходный материал, — а потом, уже с помощью нанотехнологических методов, мы собираем из этого сырья нужные молекулы.

Я указал на стальные баки:

— И какие клетки вы там выращиваете?

— Тета-ди 5972, — сказал он.

— И что это за бактерии?

— Один из штаммов кишечной палочки.

Кишечная палочка — довольно распространенная бактерия, большое количество кишечной палочки обитает в естественной природной среде, в том числе и внутри кишечника человека. Я спросил:

— А кто-нибудь подумал, что это не слишком хорошая идея — использовать бактерии, способные существовать в организме человека?

— Вообще-то нет, — сказал Рики. — Честно говоря, мы об этом не думали. Нам просто нужен был хорошо изученный вид бактерий, полностью описанный в литературе. Мы отбирали промышленный стандарт.

— Э-э…

— Как бы то ни было, Джек, — продолжал Рики, — вряд ли с этим будут какие-то проблемы. Этот штамм не способен жить в теле человека. Тета-ди 5972 оптимизирован под разнообразные питательные среды — чтобы удешевить стоимость его выращивания в лабораторных условиях. По-моему, эти бактерии могут расти даже на куче мусора.

— Значит, вот как вы получаете свои молекулы. Их для вас выращивают бактерии…

— Да, — сказал Рики, — Так мы получаем первичные молекулы. Мы производим двадцать семь разновидностей первичных молекул. Они собираются в относительно высокотемпературных условиях, при которых атомы более активны и быстрее соединяются друг с другом.

— Поэтому здесь так жарко?

— Да. Эффективность реакций максимальна при ста сорока семи градусах по Фаренгейту[8]. При такой температуре мы с ними и работаем, чтобы поддерживать скорость рекомбинаций на максимуме. Но эти молекулы могут работать и при гораздо более низких температурах. Даже при сорока пяти-сорока градусах по Фаренгейту[9] можно получить какое-то количество молекулярных комбинаций.

— И вам не нужны никакие дополнительные условия? — спросил я. — Вакуум? Повышенное давление? Сильное магнитное поле?

Рики покачал головой.

— Нет, Джек. Мы создаем такие условия, чтобы ускорить процесс сборки, но в них нет критической необходимости. Проблема решена очень элегантно. Соединять компоненты молекул друг с другом довольно просто.

— И, соединив эти компоненты молекул вместе, вы получаете в результате молекулярные ассемблеры?

— Да. А они потом собирают те молекулы, которые нам нужны.

Это в самом деле было очень умное решение — создавать молекулярные ассемблеры с помощью бактерий. Но Рики утверждал, что ассемблеры получаются почти автоматически — если для этого не нужно ничего, кроме высокой температуры. Зачем же тогда им понадобилась эта сложная стеклянная конструкция?

— Для повышения эффективности и разделения процесса, — объяснил Рики.

— Мы можем одновременно создавать до девяти разных ассемблеров в разных ветвях комплекса.

— А где ассемблеры собирают конечные молекулы?

— В этом же самом сборочном комплексе. Но сначала мы их перенастраиваем.

Я не понял значения этого термина и покачал головой.

— Перенастраиваете?

— Это небольшое усовершенствование, которое мы разработали. Мы его уже запатентовали. Понимаешь, наша система с самого начала работала правильно, но выход конечного продукта был слишком низким. Мы получали полграмма конечных молекул в час. При такой производительности на создание одной-единственной камеры потребовалось бы несколько дней. Мы никак не могли понять, в чем проблема. Конечный процесс сборки в ветвях комплекса происходил в газовой фазе. И оказалось, что молекулярные ассемблеры слишком тяжелые и тонут в такой разреженной среде. Бактерии, более легкие, плавают в следующем слое, над ассемблерами, и выбрасывают компоненты молекул, которые еще легче. Эти компоненты поднимаются кверху, выше слоя бактерий. Таким образом, ассемблеры не могли дотянуться до молекул, из которых они должны были собирать конечный продукт. Мы пытались применить различные технологии смешивания слоев, но они не давали результата.

— И что же вы сделали?

— Мы модифицировали процесс создания ассемблеров так, что у них появилось липотропное основание, с помощью которого ассемблеры могли приклеиваться к поверхности бактерий. Таким образом, ассемблеры получили гораздо лучший доступ к молекулам, и производительность немедленно возросла на пять порядков.

— Значит, теперь ваши ассемблеры прикреплены к бактериям?

— Именно. Они прикрепляются к наружной клеточной мембране.

Подойдя к ближайшему компьютеру, Рики вывел на плоский жидкокристаллический экран схематическое изображение ассемблера. С виду ассемблер напоминал зубчатую шестеренку со множеством спиралевидных отростков, направленных в разные стороны, и плотным узлом атомов в центре.

— Как я уже говорил, они фрактальные, — сказал Рики. — Поэтому выглядят точно так же и при меньшей степени увеличения. Как говорится, у черепашки с обеих сторон — спина, — он засмеялся и нажал еще несколько клавиш. — А вот посмотри, как выглядят они в сцепленном состоянии.

На экране появилось новое изображение. Ассемблер был прикреплен к более крупному объекту, похожему на удлиненную подушку, — как шестеренка, присоединенная к подводной лодке.

— Это бактерия Тета-ди, а на ней — ассемблер, — пояснил Рики.

Пока я смотрел, к бактерии прилипло еще несколько шестеренок-ассемблеров.

— И эти ассемблеры собирают готовые камеры?

— Совершенно верно. — Рики снова пробежал пальцами по клавиатуре. На экране появилось новое изображение. — Это наш конечный продукт, микромашина, которую собирают ассемблеры, — камера. Ты видел версию для кровеносной системы. Это — пентагоновская версия, она немного больше по размеру и приспособлена для работы в воздухе. То, на что ты смотришь, — это молекулярный вертолет.

— А где его пропеллер? — спросил я.

— Пропеллера нет. Машина летает за счет вот этих маленьких круглых выступов, которые торчат из нее под разными углами. Это моторы. В принципе, она маневрирует, используя вязкость воздуха.

— Используя что?

— Вязкость. Воздуха, — Рики улыбнулся. — Это же микромашина, помнишь? Это совершенно новый мир, Джек.

Какой бы революционной ни была новая технология, пентагоновские специалисты требовали от Рики конечный продукт — а предоставить продукт он не мог. Да, они построили камеру, которую невозможно уничтожить выстрелом, и эта камера прекрасно передавала изображения. Рики объяснил, что при испытаниях в закрытом помещении камеры работали превосходно. Но на открытой местности даже малейший ветерок сдувал их, словно облако пыли, — каковой они, собственно, и были.

Инженерная группа «Ксимоса» пыталась повысить мобильность отдельных составляющих камеры, но безуспешно. А тем временем в Департаменте обороны решили, что недостатки конструкции непреодолимы, и отказались от всей наноконцепции. Контракт с «Ксимосом» закрыли. Отдел развития компании должен был найти новый источник финансирования в течение шести недель.

Я спросил:

— Значит, вот почему в последние несколько недель Джулия была так озабочена поисками инвестиций?

— Да, — сказал Рики. — Если честно, вся эта компания может всплыть кверху брюхом еще до Рождества.

— Если только вам не удастся исправить микрокамеры, чтобы камера могла работать при ветре?

— Да, именно.

Я сказал:

— Рики, я программист. Я не могу помочь в решении проблемы мобильности агентов. Это вопрос молекулярного дизайна. Это работа для инженеров, а не для программистов.

— Да, я понимаю, — Рики немного помолчал, нахмурив брови. — Но на самом деле мы полагаем, что программные коды могут помочь в решении.

— Коды? В решении чего?

— Джек, я хочу быть с тобой честным до конца. Мы совершили ошибку, — сказал он. — Но это не наша вина, клянусь. Это не мы. Это подрядчики, — он пошел вверх по лестнице. — Пойдем, я тебе покажу.

Рики быстрым шагом направился в дальний конец помещения, туда, где я заметил открытый желтый подъемник, закрепленный у стены. Площадка подъемника была очень маленькой, и я чувствовал себя не слишком уютно из-за того, что подъемник был открытым, без кабинки. Я постарался смотреть вверх.

— Боишься высоты? — спросил Рики.

— Признаться, да. Ничего не могу с собой поделать.

— Ну, лучше так, чем идти наверх пешком, — Рики показал на металлическую лестницу, которая поднималась вдоль стены до самого потолка.

— Когда лифт не работает, нам приходится взбираться по этой лестнице.

Я пожал плечами.

— По мне, так лучше пешком.

Мы проехали на подъемнике до самого потолка, на высоту трехэтажного дома. Под потолком висела целая связка труб и проводов, а вдоль них тянулись узкие мостики из металлической сетки, чтобы рабочие могли обслуживать проводку. Я ненавидел металлическую сетку, потому что сквозь нее был виден пол — далеко внизу. Я старался не смотреть под ноги. Нам часто приходилось низко пригибаться, чтобы пройти под свисающими проводами. Рики был вынужден громко кричать, чтобы я услышал его сквозь шум машин.

— У нас здесь буквально все! — прокричал он. — Кондиционеры воздуха — вон там! Цистерны с водой для системы пожаротушения — вот здесь! Электрические распределительные щиты — вот там! Здесь настоящее сердце всего комплекса!

Рики шел по мосткам довольно долго и наконец остановился возле большого вентилятора, примерно трех футов в диаметре, встроенного в наружную стену.

— Это третий вентилятор, — сказал Рики, наклонившись к самому моему уху. — Один из четырех вентиляторов, которые выводят воздух наружу. А теперь посмотри на вот эти слоты вдоль корпуса вентилятора и на квадратные коробки, закрепленные в них. Видишь? Это пакеты фильтров. Микрофильтры смонтированы последовательно, один за другим, в несколько слоев, чтобы предотвратить попадание любого загрязнения с фабрики в окружающую среду.

— Я вижу…

— Это теперь ты их видишь! — сказал Рики. — К сожалению, именно на этом вентиляторе подрядчики забыли установить фильтры. Собственно, они даже слоты под них не нарезали, поэтому строительная комиссия не заметила, что чего-то не хватает. Был подписан акт о приемке здания, и мы начали здесь работать. И мы выбрасывали в атмосферу непрофильтрованный воздух.

— Сколько времени?

Рики прикусил губу.

— Три недели.

— И все три недели производство работало на полную мощность?

Он кивнул.

— По приблизительным подсчетам, мы выбросили в окружающую среду около двадцати пяти килограммов загрязнений.

— И что это за загрязнения?

— Да всего понемногу. Мы не знаем, что именно туда попало.

— Значит, вы выбрасывали кишечную палочку, ассемблеры, готовые молекулы — все?

— Вот именно. Но мы не знаем, в каких пропорциях.

— А пропорции имеют значение?

— Возможно. Скорее всего, да.

Рики все больше волновался, выкладывая мне все это. Он кусал губы, чесал голову, старался не смотреть мне в глаза. Я не мог понять, в чем дело. В промышленном производстве выброс пятидесяти фунтов неочищенных отходов — вполне обычное дело. Пятьдесят фунтов грязи запросто поместится в среднюю спортивную сумку. Если только отходы не токсичны и не радиоактивны — а здесь ничего подобного не было, — такое малое их количество не имеет никакого значения.

Я сказал:

— Рики, ну и что с того? Эти частицы разнесло ветром по пустыне на сотни миль. Со временем солнечный свет или космическое излучение их уничтожат. Они разложатся, рассеются. Через несколько часов или несколько дней от них не останется и следа. Правильно?

Рики пожал плечами.

— Вообще-то, Джек, получилось совсем не…

И в это мгновение включился сигнал тревоги.

Сигнал был негромкий — просто мелодичное настойчивое попискивание. Но при первых же звуках Рики подскочил на месте. Он побежал по мосткам, грохоча каблуками по металлической сетке, — к ближайшему компьютеру, вмонтированному в стену. В углу монитора находилось окошко состояния. В нем вспыхивала красным цветом надпись: «Вторжение ПВ-90».

Я спросил:

— Что это значит?

— От чего-то сработала сигнализация периметра. — Рики отцепил с пояса рацию и сказал: — Винс, заблокируй нас.

Рация захрипела.

— Мы заблокированы, Рики.

— Подними давление.

— Давление на пять фунтов выше базовой отметки. Добавить еще?

— Нет. Оставь на этом уровне. Уже получена визуализация?

— Пока еще нет.

— Черт!

Рики прикрепил рацию обратно на пояс и начал быстро набирать что-то на клавиатуре. На экране открылось с полдюжины маленьких окошек, в которые передавалось изображение с наблюдательных камер, установленных вокруг производственного комплекса. Некоторые показывали вид на пустыню сверху — вероятно, эти камеры были закреплены на крышах зданий. Другие были установлены близко от земли. Камеры медленно поворачивались, демонстрируя панораму пустыни.

Я ничего особенного не увидел. Только пустынные колючки и редкие группы кактусов.

— Ложная тревога? — спросил я.

Рики покачал головой.

— Очень надеюсь, что да.

Я сказал:

— Я ничего не вижу.

— Они найдут это через минуту.

— Что найдут?

— Вот это.

Он указал на монитор и прикусил губу.

Я увидел маленькое кружащееся облачко, состоящее из каких-то темных частиц. Оно походило на пустынного дьявола — один из тех крошечных торнадо-подобных песчаных вихрей, которые движутся вдоль поверхности земли и кружатся под воздействием восходящих потоков воздуха, поднимающихся над разогретой солнцем почвой пустыни. Только это облако было черного цвета и по форме слегка напоминало бутылку кока-колы старого образца. Но оно не сохраняло такую форму постоянно. Облако постепенно менялось, трансформировалось.

— Рики, что это такое? — спросил я.

— Я надеюсь, ты сам мне объяснишь.

— Это похоже на рой агентов. Это рой ваших микрокамер?

— Нет. Это что-то другое.

— Откуда ты знаешь?

— Мы не можем его контролировать. Он не реагирует на наши радиосигналы.

— А вы пытались?

— Да. Мы пытаемся войти с ним в контакт уже почти две недели, — сказал Рики. — Он генерирует электрическое поле, которое мы можем измерить, но по какой-то причине мы не можем с ним взаимодействовать.

— Значит, у вас — сбежавший рой.

— Да.

— Который действует автономно.

— Да.

— И он существует уже…

— Несколько дней. Примерно полторы недели.

— Десять дней? — я нахмурился. — Но как такое возможно, Рики? Рой — это же просто совокупность микророботов. Почему они не ломаются, почему у них не заканчивается энергия? И почему именно вы не можете их контролировать? Ведь если они обладают способностью собираться в рой, значит, есть какая-то электрическая активность, которая осуществляет взаимосвязь между агентами. И, следовательно, вы должны суметь если не управлять роем, то хотя бы уничтожить его.

— Конечно, все это верно, — сказал Рики. — Но только мы ничего не можем с ним сделать. Мы перепробовали уже все, до чего могли додуматься, — он пристально смотрел на экран. — Это облако существует независимо от нас. И уже долго.

— Поэтому вы притащили меня сюда…

— Чтобы ты помог нам загнать эту чертову штуковину обратно, — сказал Рики.

Я подумал, что такую проблему раньше никто не мог даже вообразить. Все те годы, которые я занимался программированием агентов, нашей задачей было заставить их взаимодействовать между собой так, чтобы получались определенные полезные результаты. Нам даже в голову не приходило, что может возникнуть потребность в более полном контроле над агентами или проблема их независимого поведения. Потому что ничего такого просто не могло случиться. Индивидуальные агенты слишком малы, чтобы иметь встроенный источник энергии. Им приходится получать энергию из какого-нибудь внешнего источника — такого, например, как электромагнитное или микроволновое поле. Все, что нужно сделать, — это отключить энергетическое поле, и все агенты погибнут. Контролировать рой агентов не сложнее, чем использовать какой-нибудь бытовой электроприбор, вроде кухонного комбайна. Отключи его от электрической сети — и он перестанет работать.

Но Рики утверждает, что этот рой существует самостоятельно уже полторы недели. Это не имело смысла.

— Откуда они берут энергию?

Он вздохнул.

— Мы встроили в микрокамеры маленькие пьезоэлементы, чтобы они могли генерировать электроэнергию из фотонов. Это должно было стать только дополнительным источником энергии, мы добавили его не сразу, но оказалось, что даже этой энергии им вполне хватает.

— Значит, они работают на энергии солнца? — спросил я.

— Да.

— И кто до такого додумался?

— Пентагон сделал такой заказ.

— И вы встроили в них аккумуляторы?

— Да. Запаса энергии хватает на три часа работы.

— Хорошо, я понял, — сказал я. Это было уже кое-что. — Значит, им хватает энергии на три часа. А что случается ночью?

— Ночью у них, вероятно, заканчивается энергия — через три часа после наступления темноты.

— И тогда облако рассеивается?

— Да.

— И отдельные агенты падают на землю?

— Предположительно да.

— Разве вы не можете взять их под контроль тогда?

— Мы могли бы, — сказал Рики. — Если бы смогли их найти. Мы выходим наружу каждую ночь и ищем. Но никак не можем их отыскать.

— Вы встроили в них маркеры?

— Да, конечно. В наружной оболочке каждой микрокамеры есть флуоресцентный модуль. В ультрафиолетовых лучах они светятся сине-зеленым.

— Значит, вы каждую ночь разыскиваете участок пустыни, который светится сине-зеленым светом?

— Да. И мы до сих пор его не нашли.

Я не очень удивился. Если облако сожмется достаточно плотно, оно поместится на участке пустыни диаметром не больше шести дюймов. А пустыня вокруг очень большая. Даже если осматривать ее каждую ночь, очень легко пропустить такое маленькое светящееся пятнышко.

Немного поразмыслив, я обнаружил еще один аспект проблемы, который не поддавался объяснению. Как только облако падает на землю — когда отдельные микрокамеры исчерпывают свой запас энергии, — оно теряет внутреннюю организацию. Его может развеять ветром, как обычную пыль, и оно уже не соберется снова в единое образование. Но, очевидно, это не происходит. Микрокамеры не рассеиваются по пустыне. Наоборот, облако день за днем возвращается снова и снова. Почему бы это?

— Мы думаем, что они могут прятаться на ночь, — сказал Рики.

— Прятаться?

— Ну да. Мы думаем, оно укрывается в каком-нибудь защищенном месте. Под нависающим выступом или в какой-то дыре в земле — что-то вроде того.

Я указал на облако, которое, кружась, летело в нашу сторону.

— Ты думаешь, этот рой способен прятаться?

— Я думаю, что он способен адаптироваться. Собственно, даже не думаю, а знаю наверняка. — Рики вздохнул. — Кроме того, этот рой — не единственный, Джек.

— Не единственный?

— Здесь их по меньшей мере три. А теперь, может и больше.

Когда до меня дошел смысл его слов, на меня вдруг накатило странное серое отупение, я словно внезапно утратил способность думать. Это не укладывалось у меня в голове.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что они размножаются, Джек, — сказал Рики. — Этот чертов рой размножается.

Теперь камера показывала вид участка пустыни почти на уровне земли. Облако черной пыли приближалось к нам, кружась, как вихрь. Но, понаблюдав за ним подольше, я заметил, что оно кружится не совсем так, как пустынный дьявол. Отдельные частицы крутились то в одну сторону, то в другую, как бы волнообразно.

Они определенно роились.

«Роение» — это термин, которым обозначается поведение некоторых общественных насекомых, вроде муравьев или пчел, которые «роятся», когда рой перемещается с места на место. Облако пчел летает то в одном направлении, то в другом, темной лентой растягиваясь в воздухе. Рой может прицепиться к дереву и задержаться там на несколько часов или даже на ночь, а потом полетит дальше. Со временем пчелы устроятся на новом месте, где будет располагаться их рой, — и перестанут роиться.

В последние годы программисты создали программы, моделирующие такое поведение насекомых. Алгоритмы роения стали важным инструментом в компьютерном программировании. В программировании «роем» называют популяцию компьютерных агентов, которые работают над решением проблемы совместно, распределенно обрабатывая данные. Роение стало популярным способом организации совместной работы агентов. Появились профессиональные организации и конференции, которые занимались исключительно программами роения. Можно даже сказать, что роение стало оптимальным решением проблемы — если невозможно написать более продвинутую программу, достаточно просто заставить свои агенты роиться.

Но пока я наблюдал за этим отбившимся от рук роем, я заметил, что черное облако не просто роится в обычном смысле этого слова. Волнообразные перемещения, казалось, были только частью сложного движения роя. Кроме волнообразных движений, облако еще и периодически расширялось и сжималось, как будто дышало. А время от времени оно то истончалось и поднималось выше, то уплотнялось и почти распластывалось над землей. Эти изменения наблюдались постоянно, в определенном ритме — или, скорее, в нескольких ритмах, накладывающихся один на другой.

— Черт, — сказал Рики. — Я не вижу остальных. Но я знаю, что оно не одно. — Он снова включил рацию: — Винс! Ты видишь остальные?

— Нет, Рики.

— Где остальные? Ребята, скажите мне, вы их видите?

По всей фабрике захрипели рации.

— Рики, оно одно, — сказал Бобби Лембек.

— Оно не может быть одно.

— Рики, сенсоры не регистрируют ничего другого, — это была Мае Чанг.

— Рой только один, Рики, — подтвердил Дэвид Брукс.

— Он не может быть один! — Рики сжимал рацию так крепко, что у него побелели костяшки пальцев. Он нажал на кнопку. — Винс! Подними давление до семи.

— Ты уверен?

— Выполняй.

— Ну ладно, если ты в самом деле думаешь…

— Перестань болтать без толку и делай, что тебе говорят!

Рики говорил о том, чтобы поднять положительное давление внутри здания до семи фунтов на квадратный дюйм. На всех фабриках с повышенными требованиями к чистоте поддерживалось положительное давление, чтобы частицы пыли не могли проникнуть внутрь помещения ни через какую щель, чтобы пыль выдувало из помещения потоком выходящего воздуха. Семь фунтов на квадратный дюйм — это большое позитивное давление. Вовсе не обязательно делать давление таким большим, чтобы удержать снаружи пассивные частицы пыли.

Но, конечно, эти частицы были не пассивными.

Глядя, как облако частиц кружится и извивается, постепенно приближаясь к нам, я обратил внимание на то, что иногда частицы отражают солнечный свет и серебристо мерцают. Потом мерцание угасает, и облако снова становится черным. Наверное, это блестят пьезопанели, когда от них отражается свет. Но такое мерцание доказывает чрезвычайно высокую мобильность отдельных частиц роя — потому что все облако ни разу не засеребрилось одновременно, только по частям.

— Ты вроде бы сказал, что Пентагон отказался от проекта из-за того, что вы не смогли контролировать рой в ветреную погоду…

— Да. Мы не могли.

— Но в последние дни здесь, наверное, дуют очень сильные ветры.

— Конечно. Обычно ветер усиливается к вечеру. Вчера достигал скорости в десять узлов.

— Тогда почему этот рой не рассеивается от ветра?

— Потому что он решил эту проблему, — сказал Рики. — Рой адаптировался к ветру.

— Как?

— Смотри дальше — может, и сам заметишь. Когда налетает порыв ветра, рой съеживается и прижимается поближе к земле, а когда ветер ослабевает, рой расширяется и поднимается повыше.

— Это обусловленное поведение?

— Именно. Никто его не программировал, — Рики прикусил губу. Может быть, он снова мне врет?

— Значит, ты хочешь сказать, что ваши микрокамеры способны обучаться?

— Да-да.

— Но каким образом они могут обучаться? У них же нет памяти.

— Э-э… Ну, это долгая история, — сказал Рики.

— У них есть память?

— Да, у них есть память. Очень ограниченная, но есть. Мы встроили в них блок памяти: — Рики нажал кнопку на рации: — Кто-нибудь что-нибудь слышит?

Сквозь треск помех послышались ответы:

— Пока нет.

— Ничего.

— Никаких звуков?

— Еще нет.

Я спросил у Рики:

— Они издают звуки?

— Мы не уверены. Иногда кажется, что издают. Мы пытаемся их записать… — Он пощелкал пальцами по клавиатуре, быстро переключая изображения, увеличивая их одно за другим, по очереди. Потом покачал головой и сказал: — Мне это не нравится. Оно не может быть одно. Хотел бы я знать, где остальные.

— Откуда ты знаешь; что там есть и другие?

— Потому что они всегда появляются все вместе, — Рики нервно покусывал губы, напряженно вглядываясь в монитор. — Интересно, что же сейчас не так…

Долго ждать нам не пришлось. Через несколько мгновений черное облако оказалось всего в нескольких ярдах от здания. И внезапно оно разделилось надвое, а потом разделилось еще раз. И теперь на мониторе были видны три роя, кружащиеся друг возле друга.

— Сукины дети! — воскликнул Рики. — Остальные прятались у него внутри! — Он снова нажал на кнопку рации: — Ребята, все три роя здесь. И они очень близко.

Надо сказать, они были уже слишком близко, и камера, расположенная низко над землей, не давала полного обзора. Рики переключился на камеры, показывающие вид сверху. Я увидел три черных облака, которые двигались параллельными курсами вдоль стены здания. Поведение роев казалось предельно целеустремленным.

— Что они пытаются сделать? — спросил я.

— Пробраться внутрь, — сказал Рики.

— Зачем?

— Спроси лучше у них. Но вчера один из них…

Внезапно из-под группы кактусов, которые росли неподалеку от здания, выскочил кролик с пушистым хвостом и побежал в пустыню. Все три роя немедленно развернулись и погнались за кроликом.

Рики снова переключил картинку в мониторе. Теперь на весь экран передавалось изображение с камер, расположенных низко над землей. Три черных облака окружали кролика, который скакал очень быстро, — размытое светлое пятно на экране. Рои неслись за ним вслед с потрясающей скоростью. Их поведение было ясным и определенным — они охотились.

На мгновение я ощутил какую-то необъяснимую гордость. Программа «Хи-Доб» работала отлично! Эти рои вели себя точно так же, как львицы, преследующие газель, — настолько целеустремленным было их поведение. Черные облака резко развернулись и разделились, отрезая кролику путь к бегству справа и слева. Все три роя действовали очень согласованно. Теперь они начали сближаться.

Внезапно один из роев метнулся вниз и окутал кролика. Остальные два роя набросились на кролика мгновением позже. Образовавшееся в результате черное облако было настолько плотным, что кролика в нем было совсем не видно. Вероятно, зверек перевернулся на спину, потому что я увидел его задние лапы, судорожно бьющиеся в воздухе над черной тучей.

Я сказал:

— Они его убивают…

— Да, — Рики кивнул.

— Я думал, это рой-камера.

— Да, верно.

— Но как тогда они его убивают?

— Мы не знаем, Джек. Но это происходит быстро.

Я нахмурился.

— Значит, ты уже не в первый раз это наблюдаешь?

Рики нервно жевал губы. Не отвечая, он пристально смотрел на экран.

— Рики, ты уже видел такое раньше? — снова спросил я.

Он тяжело вздохнул.

— Да. В первый раз такое случилось вчера. Вчера они убили гремучую змею.

Я повторил про себя: «Вчера они убили гремучую змею». И сказал:

— Господи, Рики…

Я вспомнил людей в вертолете, которые разговаривали о мертвых животных. И задумался — что еще Рики от меня скрывает?

— Да.

Кролик больше не дрыгал ногами. Одна лапа, торчащая из черного облака, только мелко конвульсивно подрагивала, а потом застыла. Черное облако клубилось низко над землей вокруг мертвого кролика, слегка поднимаясь и опускаясь. Это продолжалось почти минуту.

Я спросил:

— Что они делают теперь?

Рики покачал головой.

— Я не уверен… Но в прошлый раз они тоже это делали.

— Это выглядит почти… как будто они его едят.

— Я знаю, — сказал Рики.

Конечно, такое предположение было абсурдно. Модель поведения «Хищник-Добыча» — это всего лишь биологическая аналогия. Я смотрел на пульсирующее черное облако и думал, что его поведение сильно напоминает поведение зависшей программы, Я точно не помнил, какие правила мы запрограммировали для отдельных агентов на случай, когда конечная цель будет достигнута. Настоящие хищники, конечно, поедали бы свою добычу, но разве подобное поведение могло быть у этих микророботов? Значит, облако микророботов, скорее всего, просто кружится в замешательстве. И если так, вскоре оно снова должно начать двигаться.

Примерно то же самое происходит в лекционной аудитории сразу после того, как лекция закончилась. Слушатели еще какое-то время толкутся на месте, потягиваются, перебрасываются парой слов с ближайшими соседями, здороваются с друзьями, собирают свои вещи и верхнюю одежду. Очень немногие студенты уходят из аудитории сразу после окончания лекции, а подавляющее большинство остается, не обращая на них внимания. Но после того, как определенный процент слушателей уходит, оставшиеся перестают возиться и начинают быстро покидать лекционный зал. Происходит в некотором роде смена фокуса.

Если я угадал правильно, то что-то подобное должно произойти и в поведении роя микророботов. Кружение вихря частиц перестанет быть таким упорядоченным, от него станут отделяться и подниматься в воздух небольшие группы частиц. Только когда их отделится достаточное количество, сдвинется с места и основная масса черного облака.

Я посмотрел на часы в углу монитора.

— Сколько это уже длится?

— Около двух минут.

Я решил, что это еще небольшая задержка — вряд ли рой «завис». На определенной стадии программирования модуля «Хи-Доб» мы использовали компьютер для симуляции скоординированного поведения агентов. Мы всегда перезагружали компьютер, если программа зависала, но однажды решили подождать и посмотреть, действительно ли она зависает необратимо. И оказалось, что программа может висеть довольно долго — около двенадцати часов, после чего внезапно оживает и снова начинает работать. Вообще-то это наблюдение очень заинтересовало специалистов по нервной системе, потому что…

— Они поднимаются, — сказал Рики.

Да, облако начало подниматься над останками кролика. И я сразу понял, что моя теория ошибочна. Черное облако не рассредоточилось, не распалось на отдельные клочья. Все три роя поднялись в воздух одновременно и слаженно. Они действовали согласованно и целенаправленно. Несколько мгновений рои кружились по отдельности, а потом слились воедино. Внутри черного облака мелькнули серебристые проблески. Мертвый кролик неподвижно лежал на боку.

А потом рой медленно полетел прочь от фабрики, в пустыню. И вскоре исчез за горизонтом.

Рики посмотрел на меня.

— Ну, что ты об этом думаешь?

— Думаю, что от вас сбежал рой нанороботов. И какой-то идиот снабдил их автономными источниками энергии и сделал самообеспечивающимися.

— Как, по-твоему, мы сумеем вернуть этот рой обратно?

— Нет, — сказал я. — Судя по тому, что я видел, у вас нет ни единого шанса.

Рики вздохнул и покачал головой.

— Но вы наверняка сможете от него избавиться, — сказал я. — Вы можете его уничтожить.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Правда? — Его лицо посветлело.

— Я совершенно уверен, — сказал я, и я действительно так думал. Я решил, что Рики переоценивает проблему, с которой они столкнулись. Он не обдумал ее как следует. Он не сделал всего, что можно было сделать.

Я был уверен, что смогу очень быстро уничтожить сбежавший рой. Мне казалось, что я управлюсь с этим делом самое позднее к завтрашнему утру.

Настолько я недооценивал противника.

Впоследствии выяснилось, что в одном я все-таки не ошибся — было крайне важно узнать, от чего именно погиб кролик. Теперь, конечно, я знал причину. И я знал, почему они напали на кролика. Но в тот, первый день в лаборатории у меня не было ни малейшего представления о том, что произошло. И я бы ни за что не догадался.

Да никто и не знал, если уж на то пошло.

Даже Рики.

Даже Джулия…

Через десять минут после того, как рой улетел, мы все собрались в техническом отсеке. Собралась вся группа, и все были напряженные и встревоженные. Они следили за мной, пока я прикреплял к поясу передатчик и надевал на голову ремешок с наушниками рации и видеокамерой, пристраивая его так, чтобы камера располагалась у меня над левым ухом. Пришлось немного повозиться, чтобы как следует наладить видеопередатчик.

Рики спросил:

— Ты на самом деле собираешься выйти наружу?

— Да, — сказал я. — Необходимо выяснить, что случилось с кроликом.

— Я повернулся к остальным и спросил: — Кто-нибудь хочет составить мне компанию?

Никто не шелохнулся. Бобби Лембек смотрел в пол, а руки засунул в карманы. Дэвид Брукс часто-часто заморгал и отвернулся в сторону. Рики внимательно изучал свои ногти. Я встретился взглядом с Рози Кастро. Она покачала головой:

— И не надейся, Джек..

— Почему нет, Рози?

— Ты же сам все видел. Они охотятся.

— Да?

— Именно так это и выглядело, черт возьми.

— Рози, мне казалось, я подготовил тебя лучше, — сказал я. — Как рои могут охотиться?

— Мы все это видели своими глазами, — она упрямо выдвинула вперед подбородок. — Все три роя охотились вместе.

— Но как? — снова спросил я.

Теперь Рози немного смутилась и нахмурила брови.

— О чем ты спрашиваешь? Никакого чуда тут нет. Агенты общаются между собой. Каждый из них способен генерировать электрические сигналы.

— Правильно, — сказал я. — А насколько мощные сигналы?

— Ну… — она пожала плечами.

— Насколько мощные сигналы, Рози? Они не могут быть слишком мощными при размере агентов в сотую часть толщины человеческого волоса. Они никак не способны генерировать очень мощные сигналы, правильно?

— Ну да, правильно…

— А мощность электромагнитного поля снижается пропорционально квадрату радиуса, правильно? — Этому учили всех школьников на уроках физики. По мере удаления от источника электромагнитного излучения его мощность быстро снижается — очень быстро.

Это означало, что отдельные агенты могли общаться только со своими ближайшими соседями по рою, только с теми агентами, которые находятся очень близко от них. Но никак не с другими роями на расстоянии двадцати или тридцати ярдов.

Рози нахмурилась еще сильнее. Теперь все в группе хмурили брови и смущенно переглядывались.

Дэвид Брукс кашлянул.

— Но что мы в таком случае видели, Джек?

— Это была иллюзия, — твердо сказал я. — Вы видели, как три отдельных роя действовали самостоятельно, но подумали, что их действия согласованы. А на самом деле это не так. И я почти уверен, что все остальное, что вы думаете об этих роях, тоже не соответствует действительности.

Я очень многого не понимал в том, что касалось этих роев, — и очень многому я просто не верил. Например, я не верил, что рои размножаются. Я думал, что Рики и остальные так изнервничались, что могли даже придумать это. В конце концов, из пятидесяти фунтов загрязненных отходов, которые фабрика выбросила в окружающую среду, вполне могло получиться три роя, которые я видел, и еще дюжина таких роев. Я предположил, что каждый рой состоит приблизительно из трех фунтов наночастиц. Примерно столько весит большой пчелиный рой.

Меня нисколько не беспокоило, что эти рои демонстрировали целенаправленное поведение. Именно такое поведение и подразумевалось как результат низкоуровневого программирования. И я не верил, что три роя действовали скоординированно. Это было просто невозможно, из-за низкой мощности полей, которые они генерировали.

Я не верил и в то, что рои обладают настолько обширной способностью к адаптации, которую приписывал им Рики. Я просмотрел слишком много демонстрационных роликов, где роботы выполняли какую-нибудь задачу, — например, совместными усилиями передвигали ящик по комнате, — а наблюдатели воспринимали это как разумное поведение, хотя на самом деле роботы были очень тупы, минимально запрограммированы и действовали согласованно но чистой случайности. Очень часто поведение кажется более разумным, чем есть на самом деле. (Чарли Давенпорт любит говорить, что Рики должен благодарить бога за это.)

И наконец, я не очень-то верил, что рои действительно опасны. Я не думал, что трехфунтовое облако наночастиц может представлять серьезную опасность для кого-либо, даже для кролика. Я вовсе не был уверен, что кролика действительно убили. Мне вспомнилось, что кроликов считают очень нервными животными, которые могут умереть просто от испуга. Если даже это не так — преследуя кролика, нанороботы могли забиться ему в нос и рот и перекрыть дыхательные пути, в результате чего наступила смерть от удушья. В таком случае смерть кролика была случайной, а не намеренной. Случайная смерть казалась мне более логичным объяснением ситуации.

Другими словами, я считал, что Рики и остальные постоянно неверно интерпретировали то, что видели. Они просто запугали сами себя.

Но, с другой стороны, я должен был признать, что несколько вопросов никак не могу объяснить.

Первый вопрос — и самый очевидный — почему рой ускользнул из-под контроля? Первоначальный рой микрокамер был разработан таким образом, чтобы им можно было управлять с помощью радиосигналов, направленных с передатчика в сторону роя. А теперь стало очевидным, что рой не подчиняется радиокомандам. Почему — я не понимал. Я подозревал, что дело в погрешностях, допущенных при изготовлении. Скорее всего, нанороботы в этом рое — бракованные.

Второй вопрос относился к жизнестойкости роя. Отдельные частицы крайне малы и подвержены повреждающему воздействию космического излучения, фотохимических реакций, дегидратации протеиновых компонентов и других факторов окружающей среды. В суровых условиях пустыни эти рои должны были «состариться» и погибнуть от естественных причин много дней назад. Но они не погибли. Почему?

Третья проблема — очевидная цель роя. По словам Рики, рои постоянно возвращаются к главному зданию производственного комплекса. Рики считает, что они пытаются пробраться внутрь здания. Но такая цель агентов казалась мне нерациональной. И я хотел просмотреть программный код, чтобы разобраться, в чем причина такого поведения. Если честно, я подозревал, что в коде кроется какая-то ошибка.

И наконец, я хотел бы знать, почему они преследовали кролика. Дело в том, что программный модуль «Хи-Доб» не превращает агенты в настоящих хищников. В нем просто используется модель поведения хищника — для того, чтобы агенты не отвлекались от поставленной цели. Каким-то образом эта установка изменилась, и создается впечатление, будто рои теперь в самом деле охотятся.

Это тоже, скорее всего, произошло из-за ошибки в программном коде.

В моем представлении все эти неясности сводились к одному простому вопросу — от чего погиб кролик? Я не думал, что кролика убили. Я предполагал, что гибель кролика произошла случайно, а не в результате целенаправленных действий роя.

Но мы должны были это выяснить.

Я поправил ремешок на голове с очками от солнца, наушником рации и видеокамерой, взял пластиковый пакет для тушки кролика и повернулся к остальным.

— Кто-нибудь идет со мной?

Повисло неловкое молчание.

Рики спросил:

— А пакет тебе зачем?

— Чтобы принести кролика сюда.

— Ни в коем случае! Даже не думай, — сказал Рики. — Ты можешь выйти наружу — хрен с тобой, в конце концов, это твое личное дело. Но ты не притащишь сюда кролика.

— Ты, наверное, шутишь?

— Не шучу, Джек. У нас здесь условия шестого уровня чистоты. Этот кролик грязный. Его нельзя сюда нести.

— Хорошо. Тогда я отнесу его в лабораторию Мае, и…

— Нет, Джек. Извини. Кролик не попадет дальше первого воздушного шлюза.

Я посмотрел на остальных. Все кивали головами, соглашаясь с Рики.

— Ну ладно. Значит, я исследую его там, снаружи.

— Ты в самом деле собираешься идти наружу?

— Почему нет? — я посмотрел на них, на каждого по очереди. — Вот что я вам хочу сказать, ребята. По-моему, у вас тут шарики за ролики заехали. Это облако не опасно. И — да, я собираюсь выйти наружу. — Я повернулся к Мае. — У тебя есть какой-нибудь набор для вскрытия, чтобы…

— Я пойду с тобой, — тихо сказала она.

— Хорошо. Спасибо, — признаться, я удивился, что Мае первой приняла мою точку зрения в этой ситуации. Но, как полевой биолог-исследователь, она лучше других могла оценить опасности дикой природы. В любом случае ее решение как будто немного уменьшило напряженность в комнате. Все остальные заметно расслабились. Мае вышла, чтобы захватить инструменты для вскрытия и кое-какое лабораторное оборудование. И тут зазвонил телефон. Винс поднял трубку, потом повернулся ко мне:

— Ты знаешь доктора Эллен Форман?

— Да, это моя сестра.

— Это она звонит, — Винс передал мне трубку и отошел в сторону. Я внезапно разволновался и посмотрел на часы. Было уже одиннадцать утра, время утреннего сна Аманды. Малышка сейчас должна была спать в своей кроватке. Потом я вспомнил, что обещал Эллен позвонить в одиннадцать, чтобы узнать, как дела, как она там справляется.

Я сказал:

— Эллен? Привет! Как ты там? Все в порядке?

— Все нормально, — долгий, долгий вздох. — Да уж, нормально… Не представляю, как ты сам со всем этим справлялся.

— Устала?

— Кажется, я еще никогда в жизни так не уставала.

— Дети нормально доехали в школу?

Снова вздох.

— Да. В машине Эрик стукнул Николь по спине, а она ударила его по уху.

— Надо было сразу прекратить это, как только они начали, Эллен.

— Ну, я учусь понемногу, — устало проговорила она.

— А малышка? Как ее сыпь?

— Лучше. Я мазала ее мазью.

— Двигается нормально?

— Конечно. Для ее возраста у нее прекрасная координация. Есть какие-нибудь проблемы, о которых мне нужно знать?

— Нет-нет, — сказал я и, отвернувшись от ребят, спросил, понизив голос: — Как она какает?

Чарли Давенпорт у меня за спиной фыркнул.

— Обильно, — сказала Эллен. — Сейчас она спит. Я ненадолго выводила ее в парк. Она заснула хорошо. В целом в доме все нормально. Только на водонагревателе потек клапан, но скоро придет сантехник и все наладит.

— Хорошо… Слушай, Эллен, у нас здесь кое-что происходит…

— Джек, Джулия звонила из больницы пару минут назад. Хотела с тобой поговорить.

— А…

— Когда я сказала, что ты уехал в Неваду, она очень встревожилась.

— Правда?

— Она сказала, что ты ничего не понимаешь. И только сделаешь все еще хуже. Что-то вроде этого. Наверное, ты лучше позвони ей сам. Мне показалось, она очень взволнована.

— Хорошо, я позвоню.

— Как у тебя там дела? Ты вернешься вечером?

— Сегодня нет, — ответил я. — Наверное, приеду завтра утром. Эллен, мне нужно идти…

— Позвони детям после обеда, если сможешь. Им будет приятно тебя услышать. Тетя Эллен — это хорошо, но папочку она не заменит. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Хорошо. Вы ужинаете в шесть?

— Примерно.

Я сказал, что постараюсь позвонить, и положил трубку.

Мы с Мае стояли возле двойной стеклянной перегородки, у самого выхода из здания. За стеклом я видел массивную стальную дверь противопожарной конструкции, открывавшую путь наружу. Рики стоял рядом с нами, мрачный и нервный, и смотрел, как мы готовимся к экспедиции.

— Ты уверен, что это необходимо? Выходить наружу?

— Крайне необходимо.

— Почему бы вам с Мае не подождать до ночи и только тогда выйти?

— Потому что к тому времени кролика там уже не будет, — сказал я. — Ночью его утащат койоты или ястребы.

— Ну не знаю, — сказал Рики. — Мы ни разу не видели в округе ни одного койота.

— Черт! За то время, пока мы тут препираемся, можно было запросто сходить туда и вернуться, — сказал я и включил рацию. — Увидимся, Рики.

Я прошел за стеклянную дверь в воздушный шлюз. Дверь с шипением закрылась за мной. Вентиляторы включились ненадолго, в непривычной последовательности, а потом дальняя стеклянная перегородка отъехала в сторону. Я пошел к стальной двери. Оглянувшись, я увидел, как Мае заходит в шлюзовую камеру.

Я чуть приоткрыл стальную дверь. Резкий, слепящий солнечный свет прочертил на полу сияющую полосу. В лицо мне ударил горячий воздух пустыни. Рики сказал по интеркому:

— Удачи вам, ребята.

Я задержал дыхание, открыл дверь пошире и вышел наружу.

Ветра не было, стояла удушающая полуденная жара. Где-то чирикала птица, и больше не было слышно ни звука. Я стоял у двери и щурил глаза от слепящего солнца. По спине у меня пробежал холодок. Я сделал глубокий вдох.

Я был уверен, что рои не опасны. Но теперь, когда я оказался снаружи, мои теоретические выкладки словно утратили силу. Наверное, я поддался настроению Рики, потому что сейчас мне было явно не по себе. Отсюда, снаружи, мне показалось, что тушка кролика лежит гораздо дальше, чем я думал. Она была примерно в пятидесяти ярдах от двери, а это половина длины футбольного поля. Пустыня вокруг казалась голой и безжизненной. Я огляделся по сторонам, выискивая на горизонте черные вихри, но не обнаружил ничего подозрительного.

Бронированная дверь у меня за спиной открылась, и Мае сказала:

— Я готова, Джек.

— Тогда пошли.

Мы пошли к тушке кролика. Песок шуршал у нас под ногами. Мы начали удаляться от здания. Я почти сразу вспотел, сердце забилось чаще. Я заставлял себя дышать медленно и глубоко, стараясь не волноваться. Солнце немилосердно обжигало лицо. Я понимал, что позволил Рики себя запугать, но, похоже, ничего не мог с этим поделать. Я все время поглядывал на горизонт.

Мае держалась в паре шагов позади меня. Я спросил:

— Ну как ты там?

— Буду рада, когда все закончится.

Мы шли через поле желтых кактусов чолла, высотой нам по колено. Их колючки блестели на солнце. То тут, то там попадались большие бочковидные кактусы, похожие на толстые зеленые пальцы, торчащие кверху из песка.

Под кактусами чолла по земле молча прыгали какие-то маленькие птички. Когда мы приблизились, они вспорхнули в воздух и отлетели на сотню ярдов.

Наконец мы дошли до кролика. Над тушкой кружилось жужжащее черное облако. Я остановился, потрясенный.

— Это просто мухи, — сказала Мае. Она прошла вперед и присела возле кролика, не обращая внимания на мух. Мае надела резиновые перчатки и протянула другую пару мне. Потом она расстелила на земле кусок полиэтиленовой пленки и прижала его с четырех сторон камнями, расстегнула сумку с инструментами для вскрытия и положила ее рядом. Стальные инструменты блестели на солнце — пинцеты, скальпели, несколько видов ножниц. Еще Мае выложила рядком шприц и несколько пробирок с резиновыми пробками для взятия образцов тканей. Она двигалась быстро и уверенно. Ей уже приходилось выполнять такую работу.

Я присел на корточки рядом с Мае. Трупный запах еще не ощущался. При внешнем осмотре я не заметил никаких признаков, указывающих на причину смерти. Выпученный глаз кролика был розовым и имел вполне здоровый вид.

Мае спросила:

— Бобби? Ты меня записываешь?

Я услышал в наушнике, как Бобби Лембек попросил:

— Опусти камеру пониже.

Мае поправила камеру, закрепленную у нее на очках от солнца.

— Еще немножко… Еще немножко… Вот, так нормально. Достаточно.

— Хорошо, — сказала Мае. Она повертела тушку кролика в руках, осматривая ее со всех сторон, и начала быстро диктовать: — При внешнем осмотре животное выглядит совершенно нормально. Нет никаких признаков аномалий развития или заболеваний, мех густой и с виду здоровый. Носовые ходы кажутся частично или полностью блокированными. Я заметила некоторое количество фекальных масс, выделившихся из ануса, но, полагаю, это нормальная дефекация, произошедшая во время смерти.

Мае уложила тушку спинкой вниз и развела в стороны передние лапы кролика.

— Мне нужна твоя помощь, Джек.

Она хотела, чтобы я подержал лапы в таком положении. Тушка была еще теплая, трупное окоченение еще не началось.

Мае взяла скальпель, одним быстрым движением сделала срединный разрез и вскрыла брюшную полость кролика. Открылась красная щель, потекла кровь. Я увидел беловатые ребра и розовые внутренности. Делая разрез, Мае не переставала говорить — она описывала внешний вид тканей, их цвет и консистенцию. Мне она сказала: «Подержи здесь». Я передвинул руку пониже и отвел в сторону скользкие внутренности. Точным движением скальпеля Мае вскрыла желудок. Оттуда вытекла грязноватая зеленая жидкость, смешанная с каким-то кашицеобразным веществом — скорее всего, это была недопереваренная клетчатка. Внутренняя поверхность стенки желудка показалась мне слишком шероховатой, но Мае сказала, что это нормально. Она привычным движением провела пальцем вдоль стенок желудка, потом остановилась.

— Хм-м-м… Посмотри-ка сюда.

— Что там? — спросил я.

— Вот, смотри, — она показала. В нескольких местах на стенке желудка виднелись участки покраснения, которые слегка кровоточили, как будто их растерли до крови. — Это ненормально, — сказала Мае. — Это патология. — Она взяла увеличительное стекло и рассмотрела необычные участки внимательнее, потом продиктовала: — Я наблюдаю темные участки приблизительно от четырех до восьми миллиметров в диаметре, которые, как я полагаю, являются скоплениями наночастиц в слизистой оболочке желудка. Каждое из этих скоплений сопровождается умеренным кровотечением из стенки желудка.

— У него в желудке наночастицы? — переспросил я. — Но каким образом они там оказались? Кролик их съел? Или непроизвольно проглотил?

— Вряд ли. Я склонна предположить, что они проникли в желудок самостоятельно, активно.

Я нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что они проползли вниз по…

— По пищеводу. Да. По крайней мере, я так думаю.

— Но почему они это сделали?

— Я не знаю.

Разговаривая со мной, Мае продолжала делать вскрытие. Она взяла ножницы и разрезала грудину снизу вверх, потом развела ребра в стороны, открывая грудную клетку.

— Подержи здесь.

Я придержал ребра так, как показала Мае. Края костей были острые. Другой рукой я удерживал задние ноги кролика разведенными в стороны. Мае работала между моими руками.

— Легкие ярко-розового цвета, плотные, имеют здоровый вид.

Мае разрезала одно легкое скальпелем, потом еще раз и еще. Наконец она обнажила бронхиальное дерево и вскрыла один из крупных бронхов. Внутренняя поверхность бронха была очень черной.

— В бронхах обнаружена массивная инвазия наночастиц, наступившая вследствие ингаляции элементов роя, — продиктовала Мае. — Ты снял это, Бобби?

— Все снял. Видеоразрешение отличное.

Мае продолжила разрез выше.

— Следуя вверх по бронхиальному дереву к трахее и гортани…

Она делала все новые и новые разрезы — вдоль гортани, потом от носа назад, через щеку, потом вскрыла рот… Мне пришлось даже отвернуться на мгновение. Но Мае продолжала спокойно диктовать:

— Я наблюдаю массивную инфильтрацию носовых ходов и гортани. Предположительно, это вызвало частичную или полную закупорку дыхательных путей, которая, в свою очередь, могла стать причиной смерти.

Я снова посмотрел на кролика.

— Что?

Голову кролика теперь невозможно было узнать. Мае отделила нижнюю челюсть и рассматривала горло кролика.

— Посмотри сам, — предложила она. — Похоже, плотные скопления частиц перекрыли гортань и, вероятно, вызвали нечто вроде аллергической реакции, или…

Тут вмешался Рики:

— Слушайте, ребята, долго вы еще собираетесь там возиться?

— Столько, сколько потребуется, — сказал я и повернулся к Мае: — Какая аллергическая реакция?

— Ну посмотри на вот этот участок ткани — видишь, какой он отечный и серый? Следовательно, можно предположить…

— Вы понимаете, что вы торчите там уже четыре минуты? — снова влез Рики.

— Мы здесь только потому, что не можем принести кролика внутрь, — сказал я.

— Да, не можете.

Мае покачала головой и сказала:

— Рики, ты сейчас только мешаешь…

Бобби попросил:

— Не верти головой, Мае. В камере все прыгает туда-сюда.

— Извини.

Но я заметил, как Мае подняла голову, как будто посмотрела на горизонт, а сама в это время открыла пробирку, сунула туда кусочек слизистой оболочки кроличьего желудка, закрыла пробирку резиновой пробкой и положила себе в карман. И только потом снова посмотрела вниз. Никто из тех, кто смотрит видеозапись, не видел, что она сделала. Мае сказала:

— Хорошо, а теперь мы возьмем образцы крови.

— Вы можете взять только кровь — и ничего больше, — предупредил Рики.

— Да, Рики. Мы знаем.

Мае взяла шприц, ввела иглу в артерию, набрала крови для образца, слила ее в пробирку, одной рукой сменила иглу и взяла другой образец крови из вены. Ее движения ни на миг не замедлились.

Я сказал:

— Тебе как будто уже приходилось это делать раньше.

— Это пустяки. В Сычуане мы всегда работали во время страшных снегопадов, когда ты не видишь, что делаешь, руки замерзают, туша животного промерзла насквозь, так что в нее даже иглу не воткнешь… — Она отложила пробирку с кровью в сторону. — А теперь мы возьмем несколько культур на посев, и все… — Мае поискала что-то в своей сумке и сказала: — Вот незадача…

— Что такое? — спросил я.

— Я не захватила тампоны для взятия культур.

— Но внутри они у тебя есть?

— Да, конечно.

Я сказал:

— Рики, ты нигде не видишь тампонов для взятия культур?

— Вижу. Вот они, возле воздушного шлюза.

— Не хочешь принести их нам?

— Да вы что, ребята! — Рики натянуто рассмеялся. — Я ни под каким видом не выйду наружу днем. Если они вам нужны — идите и берите.

Мае сказала мне:

— Хочешь сходить?

— Нет, — я удерживал вскрытую тушку кролика и не хотел потом начинать все заново. — Я подожду здесь. Иди ты.

— Хорошо, — Мае встала. — Постарайся отгонять мух, чтобы не было лишнего загрязнения. Я скоро вернусь, — и она легкой трусцой побежала к двери.

Я слышал, как затихли ее шаги, потом лязгнула металлическая дверь, закрываясь за Мае. Потом стало тихо. Привлеченные вскрытой тушкой кролика мухи роились у меня над головой, пытались облепить вытащенные внутренности. Я отпустил задние ноги кролика и помахал рукой, чтобы отогнать мух. Я был так занят, разгоняя мух, что даже не волновался из-за того, что я здесь один.

Время от времени я поглядывал на горизонт, но ни разу ничего не увидел. Отгоняя мух, я случайно взъерошил мех кролика, и заметил, что кожа под мехом ярко-красного цвета.

Ярко-красная, как при сильном солнечном ожоге. От одного только вида этой красноты я вздрогнул.

— Бобби! — сказал я в микрофон.

В наушнике затрещало, потом раздался голос Бобби:

— Да, Джек.

— Ты видишь кролика?

— Да, Джек.

— Видишь, какая красная у него кожа? Ты записываешь это?

— Э-э… Погоди минутку.

Я услышал негромкое жужжание у левого виска — Бобби настраивал увеличение камеры через пульт дистанционного управления. Потом жужжание прекратилось. Я сказал:

— Ты видишь это? Через мою камеру?

Бобби не ответил.

— Бобби!

Я услышал какой-то шепот, непонятное бормотание. Но, возможно, это был просто треск статических помех.

— Бобби, ты там?

Тишина. Потом я услышал дыхание.

— Джек! — теперь со мной говорил Дэвид Брукс. — Тебе лучше вернуться внутрь.

— Но Мае еще не пришла. Где она?

— Мае внутри.

— Я должен ее подождать, она собиралась взять образцы культур…

— Нет. Возвращайся сейчас же, Джек.

Я отпустил кролика, поднялся на ноги и огляделся.

— Я ничего не вижу.

— Они с другой стороны здания, Джек.

Его голос звучал спокойно, но у меня мороз пробежал по коже.

— Да?..

— Возвращайся внутрь, Джек.

Я наклонился, поднял пробирки с образцами и сумку с инструментами для вскрытия, лежавшие возле тушки кролика. Черная кожа сумки сильно нагрелась на солнце.

— Джек!

— Минутку…

— Джек. Перестань там возиться.

Я пошел обратно к стальной двери. Под ногами шуршал песок. Я не видел ничего подозрительного.

Зато кое-что услышал.

Я услышал необычный низкий звук, похожий на барабанную дробь. Сперва я подумал, что это работают какие-то механизмы, но звук то нарастал, то затихал, пульсируя, как биение сердца. Некоторые удары были громче остальных и сопровождались каким-то шипением, образуя невероятную, причудливую мелодию, — я никогда не слышал ничего подобного.

Потом, обдумывая случившееся, я понял, что больше всего меня напугал именно звук.

Я пошел быстрее. И спросил:

— Где они?

— Приближаются.

— Где?

— Джек… Ты бы лучше побежал.

— Что?

— Беги!

Я по-прежнему ничего не видел, но звук стал заметно громче. Я побежал легкой трусцой. Звук был такой низкой частоты, что я чувствовал его вибрации всем своим телом. Но я и слышал его тоже. Барабанная дробь в прерывистом, рваном ритме.

— Беги, Джек!

Я мысленно выругался.

И побежал.

Из-за угла здания появился первый рой, кружась и сверкая серебром. Шипение и вибрация определенно исходили от черного облака. Оно направилось ко мне, скользя вдоль стены здания. Я понял, что облако доберется до двери гораздо раньше, чем я.

Я огляделся и увидел, как из-за другого угла здания вылетает второй рой. И он тоже направился ко мне.

В наушнике затрещало. Я услышал голос Дэвида Брукса:

— Джек, ты не успеешь.

— Я вижу.

Первый рой уже добрался до двери и завис перед ней, перекрывая мне путь. Я остановился, не зная, что делать. Рядом со мной на земле валялась палка, довольно большая, фута четыре в длину. Я подобрал палку и покрутил ее в руке.

Рой пульсировал, но не отдалялся от двери.

Второй рой летел ко мне.

Я решил, что пришло время устроить диверсию. Я хорошо знал программу «Хи-Доб». Я знал, что рои запрограммированы на преследование движущихся объектов, если объекты будут от них убегать. Что бы подсунуть им в качестве такого объекта?..

Я размахнулся и подбросил черную сумку с инструментами высоко в воздух, в направлении ко второму рою. Сумка упала и покатилась по песку.

Второй рой сразу же повернул и полетел к сумке.

В то же самое мгновение первый рой отлетел от двери и тоже направился к сумке — совсем как собака, которая бросается за мячиком. Глядя, как рой улетает с моего пути, я почувствовал облегчение. В конце концов, это всего лишь запрограммированный рой нанороботов. Я подумал: «Это просто детская игра». И бросился к двери.

Это была ошибка. Потому что, очевидно, мои быстрые движения привлекли внимание роя — он немедленно остановился и сразу же вернулся обратно к двери, преграждая мне путь. Там он и завис, кружась на месте. В черном облаке сверкали серебристые отблески — словно лезвия, которые поблескивали на солнце.

Они перекрыли мне путь.

Я не сразу осознал, что это означает. Мои движения не привлекли внимания роя и не заставили рой преследовать меня. Рой вообще меня не преследовал. Вместо этого он перекрыл мне путь к отступлению. Рой предугадывал мои действия.

Значит, дело не в программе. Рой изобрел новую модель поведения, соответствующую ситуации. Вместо того чтобы преследовать меня, он поджидает меня в засаде.

Это выходило за пределы программы, заложенной в наночастицы, — это было на порядок более сложное поведение. Я не понимал, как такое могло произойти. Наверное, каким-то случайным образом возможности роя усилились. Потому что каждая отдельная частица обладала очень ограниченной памятью. Разумность роя была ограничена до необходимых пределов. Не может быть, чтобы его было так уж трудно перехитрить.

Я попытался уклониться вправо, потом влево. Облако сразу же начинало двигаться за мной, но только на мгновение. Потом оно снова возвращалось к двери. Как будто знало, что моя настоящая цель — это дверь, и если оно останется там, то обязательно меня настигнет.

Это было слишком разумное поведение. Наверное, они добавили в наночастицы еще какие-то дополнительные программы, о которых мне не сказали. Я произнес в микрофон:

— Что за чертовщину вы сотворили с этими штуками, ребята?

— Оно не даст тебе пройти, Джек, — сказал Дэвид.

Услышав, что он говорит, я разозлился.

— Ты так думаешь? Посмотрим!

Потому что мой следующий шаг был очевиден. На таком близком расстоянии от земли структура роя нанороботов была очень уязвима. В сущности, это всего лишь облако частиц размером не больше пылинки. Если я развею это облако и тем самым нарушу структуру роя, то частицам придется заново реорганизовываться, точно так же как стае птиц в воздухе, разлетевшейся после выстрела. Реорганизация займет по меньшей мере несколько секунд. За это время я успею проскочить за дверь.

Но как их разогнать? Я покрутил палкой, которую все еще держал в руке. Нет, этого явно недостаточно. Мне нужно было что-то другое, с большей плоской поверхностью — что-то вроде лопатки или пальмовой ветви, чтобы создать сильный поток воздуха…

Я напряженно думал. Мне нужно было что-нибудь.

Хоть что-нибудь…

Второй рой начал подбираться ко мне сзади. Он приближался по сложной зигзагообразной траектории, чтобы пресечь любую попытку к бегству, которую я мог предпринять. Я наблюдал за роем с ужасом и восхищением. Такое поведение тоже никогда не закладывалось ни в какие программы. Это было самопроизвольное, обусловленное поведение — и его цель была более чем очевидна. Рой подкрадывался ко мне.

Пульсирующий звук становился все громче по мере того, как рой подлетал ближе.

«Я должен рассеять облако», — подумал я.

Я завертел головой, осматриваясь по сторонам. Нигде не было видно ничего подходящего. Ближайшие кусты можжевельника росли слишком далеко. Кактусы чолла слишком хрупкие. Я подумал: «Конечно, откуда тут взяться чему-то подходящему — это же гребаная пустыня!» Я осмотрел наружную стену здания в надежде, что кто-нибудь случайно оставил снаружи какой-нибудь инструмент, например лопату…

Ничего.

Совсем ничего. Я стою здесь, посреди пустыни, в одной рубашке, и вокруг нет никого, кто помог бы мне…

Ну конечно же!

В наушнике затрещало.

— Послушай, Джек…

Но я больше ничего не слышал. Когда я стаскивал рубашку через голову, ремешок с наушником и камерой слетел и упал на землю. А потом я схватил рубашку и завертел ею в воздухе. И, заорав, как баньши, бросился на рой, который поджидал меня у двери.

Рой вибрировал, издавая низкий звук, похожий на барабанную дробь. Когда я побежал к рою, облако наночастиц слегка распласталось. А потом я оказался внутри этого облака, в окружении наночастиц. Меня окутал странный полумрак, как будто я попал в пылевую бурю. Я ничего не видел — не видел даже двери. Я протянул свободную руку, надеясь найти дверную ручку на ощупь. Запорошенные наночастицами глаза сразу заболели, но я изо всех сил размахивал рубашкой, и вскоре полумрак начал рассеиваться. Я разогнал рой, расшвырял наночастицы в разные стороны. Зрение прояснилось, и дышал я все еще нормально, хотя в горле сильно пересохло и болезненно запершило. Я чувствовал тысячи крошечных уколов по всему телу, но они были почти безболезненные.

Наконец я увидел перед собой дверь. Ручка двери была слева от меня. Я не переставал размахивать рубашкой, и облако наночастиц вдруг отлетело в сторону, как будто для того, чтобы оказаться подальше от моей рубашки. В это мгновение я проскользнул в дверь и захлопнул ее за собой.

Внезапно оказавшись в темноте, я заморгал. Почти ничего не было видно. Я решил, что глаза должны привыкнуть к полумраку после слепящего солнца, и немного подождал. Но зрение не улучшилось. Наоборот, стало только хуже. Я смутно различал только двойную стеклянную перегородку впереди. Мелкие уколы на теле горели и зудели. В горле совсем пересохло, стало трудно дышать. Я захрипел и закашлялся. В глазах помутилось. Закружилась голова.

За стеклянными перегородками стояли Рики и Мае и смотрели на меня. Я услышал, как Рики кричит:

— Иди же, Джек! Скорее!

Глаза болели, словно их жгло огнем. Голова кружилась все сильнее. Мне пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Горло начало опухать. Я дышал с трудом. Задыхаясь, я ждал, когда откроется стеклянная дверь. Но она не открывалась. Я тупо смотрел на воздушный шлюз.

— Ты должен стать напротив двери, Джек! Становись!

Мир вокруг меня как будто замедлился. Я внезапно ослабел. Тело стало непослушным и вялым. Жжение в глазах и на коже усилилось. В комнате словно потемнело. Я не был уверен, что смогу самостоятельно встать напротив двери.

— Становись! Джек!

Не знаю, как мне это удалось, но я отстранился от стены и шагнул к воздушному шлюзу. Стеклянная перегородка с негромким шипением ушла в стену.

— Иди же, Джек! Давай!

Перед глазами у меня поплыли цветные пятна. Голова кружилась, меня подташнивало. Спотыкаясь и едва переставляя ноги, я шагнул внутрь воздушного шлюза и уперся во вторую перегородку. С каждой секундой дышать было все труднее. Я понял, что скоро наступит удушье.

Снаружи здания снова послышалось низкое ритмичное гудение. Я медленно повернулся и посмотрел назад.

Стеклянная перегородка закрылась.

Я посмотрел вниз, на себя, но почти ничего не увидел. Моя кожа казалась черной от налипшей на нее пыли. Все тело болело. Рубашка тоже почернела от пыли. Сверху хлынули струи холодного раствора, и я закрыл, глаза. Потом раздалось громкое гудение — заработали вентиляторы. Я видел, как потоки воздуха уносят пыль с моей рубашки. Зрение постепенно прояснилось, но я по-прежнему не мог дышать. Рубашка выскользнула у меня из пальцев и упала, распластавшись на решетке у моих ног. Я наклонился, чтобы поднять ее. Я весь дрожал, колени подгибались от слабости. Я слышал только гул вентиляторов.

Меня затошнило. Колени подогнулись, и я привалился к стене.

Я посмотрел на Рики и Мае за второй стеклянной дверью. Они были как будто где-то далеко-далеко. Пока я смотрел, они все отдалялись и отдалялись. Вскоре они оказались где-то совсем далеко, и я перестал о них думать. Я понял, что умираю. Я закрыл глаза и рухнул на пол. Гул вентиляторов затих вдали, и наступила холодная, абсолютная тишина.

— Не двигайся.

По моим венам текло что-то очень холодное. Я задрожал.

— Джек, не двигайся. Хотя бы пару секунд, хорошо?

Что-то холодное, какая-то холодная жидкость потекла по моей руке. Я открыл глаза. Прямо у меня над головой горел свет — ослепительно яркий, слегка зеленоватый. Я поморщился. У меня болело все тело. Я чувствовал себя так, как будто меня жестоко избили. Я лежал навзничь на черной кушетке в биологической лаборатории Мае. Прищурив глаза от яркого света, я увидел рядом Мае, склонившуюся над моей левой рукой. Она вводила что-то через аппарат для внутривенных вливаний, закрепленный в моей локтевой вене.

— Что случилось?

— Джек, прошу тебя, не шевелись. Я делала это только на лабораторных животных.

— Очень обнадеживает, — я приподнял голову и посмотрел, что она делает. В висках запульсировала боль. Я застонал и снова лег.

Мае спросила:

— Плохо себя чувствуешь?

— Ужасно.

— Не удивительно. Мне пришлось три раза делать инъекции.

— Из-за чего?

— У тебя был анафилактический шок, Джек. Массивная аллергическая реакция. Ты едва не задохнулся.

— Аллергическая реакция… — повторил я. — Значит, вот что это было?

— Да, и очень сильная.

— Это из-за роя?

Поколебавшись мгновение, Мае ответила:

— Конечно.

— Но разве наночастицы могут вызвать такую аллергическую реакцию?

— Как мы видим, могут…

— Но ты так не думаешь, правда? — сказал я.

— Нет, не думаю. Я думаю, что сами по себе наночастицы аллергенно инертны. Я думаю, аллергию у тебя вызвал коли-токсин.

— Коли-токсин…

Головная боль накатывала волнами. Я задержал дыхание, выжидая, когда боль ослабеет. Потом я попытался осмыслить то, что сказала Мае. Голова болела, мысли ворочались очень медленно. Коли-токсин.

— Да.

— Бактериальный токсин? Токсин кишечной палочки? Ты это имеешь в виду?

— Да. Скорее всего, это протеолитический токсин.

— И откуда взялся этот токсин?

— Из роя, — ответила Мае.

Это вообще не имело никакого смысла. Судя по тому, что сказал Рики, бактерии — кишечная палочка — использовались только для того, чтобы производить составляющие части молекул.

— Но в рое не должно быть самих бактерий, — сказал я.

— Я не знаю, Джек. Но думаю, они вполне могут там быть.

Почему она говорит так неуверенно? На Мае это не похоже. Обычно она излагала свое мнение четко и определенно.

— Ну, кто-нибудь да знает, — сказал я. — Ведь эти нанороботы сконструированы. Бактерии либо были заложены в конструкцию, либо нет.

Я услышал, как Мае вздохнула — так, как будто я что-то недопонимал.

Но что я недопонимаю?

Я спросил:

— Вы собрали частицы, которые сдуло в воздушном шлюзе? Взяли образцы частиц из шлюза?

— Нет. Вся пыль из воздушных шлюзов сжигается.

— Это что, такая…

— Это заложено в систему, Джек. Как мера безопасности. Мы не можем ее обойти.

— Понятно… — На этот раз настала моя очередь вздыхать. Значит, у нас нет ни одного образца агентов из роя для исследования. Я собрался встать, но Мае положила руку мне на плечо и удержала.

— Поднимайся очень медленно, Джек.

Она была права — потому что, когда я сел на кушетке, голова у меня заболела еще сильнее. Я свесил ноги на пол.

— Долго я был без сознания?

— Двенадцать минут.

— Я чувствую себя так, будто меня избили…

Ребра болели при каждом вдохе.

— У тебя было очень затрудненное дыхание.

— Мне и сейчас трудно дышать.

Я взял бумажную салфетку и высморкался. На салфетку вышло много черной слизи, смешанной с пылью из пустыни и кровью. Чтобы прочистить нос, мне пришлось высморкаться четыре или пять раз. Я скомкал салфетку и хотел бросить ее в мусорную корзину. Мае протянула руку и сказала:

— Дай это мне, Джек.

— Да нет, все нормально…

— Дай, Джек.

Она забрала у меня салфетку, положила в маленький пластиковый пакетик и запечатала. Только тогда я осознал, насколько медленно сейчас соображаю. Ну конечно же — на салфетке были те самые наночастицы из роя, которые я хотел изучить. Я закрыл глаза и стал дышать медленно и глубоко, ожидая, пока головная боль немного успокоится. Когда я снова открыл глаза, свет в комнате показался мне уже не настолько ярким. Теперь он был почти нормальным.

— Кстати, тебе звонила Джулия, — сказала Мае. — Она просила передать, чтобы ты ей пока не звонил — она не сможет подойти к телефону из-за каких-то обследований. Но она хотела с тобой поговорить.

Я только вздохнул.

Мае положила пакетик с салфеткой в металлическую коробочку и плотно завинтила крышку.

— Мае, если в рое есть бактерии, мы можем узнать это прямо сейчас, если рассмотрим частицы. Почему бы нам это не сделать?

— Сейчас я не могу. Но я сделаю это, как только освобожусь. У нас небольшие проблемы с блоком ферментации, и микроскопы сейчас заняты.

— Что за проблемы?

— Я пока точно не знаю. Но в одном из чанов резко упала скорость роста бактерий, — она покачала головой. — Вряд ли это что-нибудь серьезное. Такое случается постоянно. Ведь производственный процесс — невероятно тонкое дело, Джек. Поддерживать его, чтобы все нормально работало, — это все равно что жонглировать одновременно сотней шаров. Руки постоянно заняты.

Я кивнул. Однако я начал подозревать, что Мае не стала сразу искать бактерии в содержимом салфетки по другой причине. Она и без того знала, что они там есть. Наверное, Мае просто считает, что рассказывать мне об этом — не ее дело. И если я угадал правильно, она никогда мне ничего не расскажет.

— Мае… — сказал я. — Кто-то должен рассказать мне, что у вас здесь происходит на самом деле. Не Рики. Я хочу, чтобы кто-нибудь рассказал мне все как есть.

— Ты прав, — откликнулась Мае. — По-моему, это очень хорошая идея.

Вот поэтому я и оказался перед монитором компьютера в одной из здешних маленьких комнаток. Рядом со мной сидел инженер-проектировщик, Дэвид Брукс. Во время разговора Дэвид постоянно поправлял что-нибудь в своей одежде. Он разгладил галстук, расправил манжеты рубашки, одернул воротник, подтянул повыше брюки, чтобы не вытягивались колени. Положил ногу на ногу, подтянул носок, потом занялся вторым носком. Провел ладонью по плечам, стряхивая воображаемую пыль. Потом все началось по новой. Конечно, он делал все это несознательно, непроизвольно, и при такой головной боли это могло бы меня раздражать. Но я не обращал внимания на его манипуляции. Потому что с каждой новой порцией информации, которую выдавал мне Дэвид, голова у меня болела все сильнее и сильнее.

В отличие от Рики, у Дэвида был очень упорядоченный, хорошо организованный ум, и он рассказывал мне все, с самого начала. «Ксимос» заключил контракт на изготовление роя микророботов, которые будут работать как камера для наблюдения с воздуха. Микрокамеры были успешно изготовлены и хорошо показали себя на испытаниях внутри помещения. Но когда их испытали на открытом воздухе, оказалось, что камеры недостаточно мобильны. Сильный ветер легко развеивал рой микророботов во время испытаний. Это было шесть недель назад.

— Вы испытывали другие рои после этого? — спросил я.

— Да, много раз. Испытания длились еще четыре недели или около того.

— И ни один рой не работал?

— Да. Ни один не работал.

— Значит, все эти исходные рои исчезли — их унесло ветром?

— Да.

— Следовательно, те сбежавшие рои, которые мы наблюдаем сейчас, не имеют ничего общего с исходными испытательными роями?

— Да.

— Они появились в результате выброса загрязненных отходов…

Дэвид быстро заморгал.

— О каких загрязнениях ты говоришь?

— О двадцати пяти килограммах загрязнений, выдутых наружу через вентилятор, на котором не были установлены фильтры…

— Кто тебе сказал про двадцать пять килограммов?

— Рики.

— Нет, Джек, нет, — сказал Дэвид. — Мы выбрасывали отходы много дней. Наверное, там было пятьсот или шестьсот килограммов загрязнений — бактерий, молекул, ассемблеров…

Значит, Рики снова сильно приукрасил истинное положение дел. Но я не понимал, почему он решил обмануть меня в этом. В конце концов, это ведь была всего лишь случайная ошибка. Причем ошибка подрядчика — по словам Рики.

— Хорошо, — сказал я. — И когда вы впервые заметили дикий рой из пустыни?

— Две недели назад, — ответил Дэвид, кивая и разглаживая свой галстук.

Он объяснил, что вначале рой был настолько дезорганизован, что при первом его появлении они решили, будто это просто скопление каких-нибудь пустынных насекомых — мошек или москитов.

— Облако полетало какое-то время вокруг здания лаборатории, а потом исчезло. Мы сочли, что это просто случайность.

Через пару дней рой появился снова, и на этот раз он был организован лучше.

— В нем отчетливо наблюдалось роение — такие же круговые и волнообразные перемещения, как и внутри облака, которое ты видел. Тогда нам стало ясно, что это не москиты, а наши нанороботы.

— А что было потом?

— Облако кружилось по пустыне вокруг здания фабрики, как и раньше. Оно прилетало и улетало. Следующие несколько дней мы пытались управлять им с помощью радиосигналов, но ни разу ничего не получилось. А потом — примерно через неделю после этого — мы вдруг обнаружили, что ни одна машина не заводится… — Дэвид помолчал. — Я пошел посмотреть, в чем там дело, и выяснил, что все бортовые компьютеры вышли из строя. Сейчас все автомобили делают со встроенными микропроцессорами. Они контролируют все: от подачи топлива до дверных замков и настроек радио.

— И эти компьютеры перестали работать?

— Да. Собственно, чипы самих процессоров были в полном порядке. Но все чипы памяти разрушились в результате коррозии. Буквально превратились в пыль.

Я подумал: «Вот дерьмо!» — и сказал:

— Ты смог установить почему?

— Конечно. Тут не надо было даже особенно думать, Джек. Такая коррозия — характерное проявление действия гамма-ассемблеров. Ты знаешь о них? Нет? Ну, в производственном процессе у нас используется девять разновидностей ассемблеров. У каждого вида ассемблеров — свои функции. Гамма-ассемблеры разрушают углеродные материалы в силикатных слоях. Они буквально разрезают их на наноуровне — вырезают куски углеродного субстрата.

— Значит, эти ассемблеры порезали чипы памяти в машинах…

— Да, правильно, но… — Дэвид помялся. Он вел себя так, как будто я не улавливал сути того, о чем он рассказывал. Он подергал себя за воротник рубашки, провел пальцем по манжетам. — Не забывай, Джек, эти ассемблеры способны работать при комнатной температуре. Но такая жара, как в пустыне, для них даже лучше. Чем выше температура, тем эффективнее они работают.

Несколько мгновений до меня не доходило, что он имеет в виду. При чем тут разница между комнатной температурой и жарой в пустыне? Какое отношение это имеет к испорченным чипам памяти в машинах? И внезапно наконец монетка упала. Я понял.

— Боже мой… — проронил я.

Дэвид кивнул.

— Да.

Дэвид рассказал мне, что через неисправный вентилятор в пустыню выбросило смесь компонентов, и эти компоненты, которые были предназначены для самосборки внутри производственной линии, вполне могли выполнять свое предназначение и в природных условиях. Сборка могла происходить автономно, прямо в пустыне. И, очевидно, именно это и произошло.

Чтобы проверить, что я все понял правильно, я решил просчитать все этапы пошагово.

— Первичная сборка начинается с бактерий. Они видоизменены так, что способны питаться чем угодно, вплоть до мусора, и, значит, вполне могли найти в пустыне какую-нибудь питательную среду.

— Правильно.

— Это означает, что бактерии начали размножаться и производить молекулы, которые самостоятельно складывались друг с другом, образуя новые, более крупные молекулы. И вскоре из них получились ассемблеры, которые начали выполнять заключительную работу — собирать новые микроагенты.

— Да, правильно.

— А это означает, что рои действительно размножаются в буквальном смысле.

— Да. Они размножаются.

— И каждый отдельный агент обладает памятью.

— Да. Небольшой, но обладает.

— А много им и не нужно — в этом-то и смысл распределенного разума. Разум у них коллективный. Таким образом, они обладают разумом. А поскольку у них есть память, они способны обучаться на собственном опыте.

— Да.

— А программный модуль «Хи-Доб» помогает им решать задачи. Кроме того, эта программа генерирует достаточно случайных элементов, чтобы позволить им изобретать и применять новшества.

— Да, правильно.

Голова у меня раскалывалась от боли. Теперь я представлял себе все последствия случившегося, и они были очень нехорошие.

— Значит… — с трудом произнес я, — из того, что ты мне сказал, следует, что этот рой воспроизводит сам себя, способен к самостоятельному существованию, обучается на основе приобретенного опыта, обладает коллективным разумом и может находить новые способы решения задач.

— Да.

— Это означает, что по всем практическим критериям этот рой — живой.

— Да, — Дэвид кивнул. — По крайней мере, он ведет себя как живой. Функционально он живой, Джек.

Я сказал:

— Это чертовски поганые новости…

— То-то и оно, — согласился Брукс.

— Хотел бы я знать, почему эту штуку не уничтожили в самом начале, давным-давно?

Дэвид промолчал. Он только теребил свой галстук и смущенно мялся.

— Ты ведь понимаешь, — сказал я, — что речь идет о механической чуме. Вот что вы тут сотворили, Дэвид. Это то же самое, что бактериальная или вирусная чума, только еще хуже. Потому что ее возбудители — механические организмы. Вы создали чертову рукотворную чуму.

Он кивнул.

— Да.

— И она эволюционирует.

— Да.

— И она ничем не ограничена, в отличие от биологической эволюции. Наверное, она развивается гораздо быстрее.

Дэвид кивнул.

— Да, они эволюционируют намного быстрее.

— Насколько быстрее, Дэвид?

Брукс вздохнул.

— Чертовски быстро, Джек. Сегодня вечером, когда они вернутся, они уже будут другими.

— А они вернутся?

— Они всегда возвращаются.

— А почему они возвращаются? — спросил я.

— Они пытаются пробраться внутрь.

— Но почему?

Дэвид поерзал на стуле, явно чувствуя себя неуютно.

— Мы можем только предполагать, Джек.

— И что же вы предполагаете?

— Одно из возможных объяснений — вопрос территории. Ты же знаешь, в исходном варианте программа «Хи-Доб» включала в себя концепцию ареала — территории, на которой хищник охотится. А внутри ареала выделялось нечто вроде домашней базы, которая, как мог предположить рой, находится внутри фабрики.

Я спросил:

— И ты в это веришь?

— Вообще-то нет. — Поколебавшись еще немного, он сказал: — Почти все мы думаем, что они возвращаются потому, что ищут твою жену, Джек. Они ищут Джулию.

Вот поэтому я, с раскалывающейся от боли головой, сел за телефон и позвонил в больницу в Сан-Хосе.

— Пригласите, пожалуйста, Джулию Форман, — сказал я оператору и по буквам произнес имя и фамилию.

— Она в отделении интенсивной терапии.

— Да, я знаю.

— Прошу прощения, но прямые звонки пациентам отделения интенсивной терапии запрещены.

— Тогда соедините меня с дежурной медсестрой.

— Минуточку, оставайтесь на линии…

Я подождал. Трубку долго не поднимали, я снова позвонил оператору и наконец дозвонился на пост дежурной медсестры. Медсестра сказала, что Джулия сейчас на рентгеноскопии и когда вернется — неизвестно. Я сказал, что она уже давно должна была вернуться. Медсестра раздраженно возразила, что прямо сейчас смотрит на кровать Джулии и может меня заверить, что Джулии там точно нет.

Я сказал, что перезвоню позже, положил трубку и повернулся к Дэвиду.

— Какое отношение ко всему этому имеет Джулия?

— Она помогала нам, Джек.

— Не сомневаюсь. Но как именно она вам помогала?

— В самом начале она пыталась приманить рой обратно, — сказал он. — Нам нужно было, чтобы рой держался поближе к зданию — чтобы мы могли управлять им по рации. И вот Джулия помогала нам удерживать рой поблизости.

— Как?

— Ну, она его развлекала.

— Она — что?

— Развлекала… Думаю, это можно назвать именно так. Очень быстро стало понятно, что рой обладает зачаточным разумом. И Джулии пришла в голову идея обращаться с ним, как с ребенком. Она выходила наружу и брала с собой яркие, разноцветные кубики, игрушки. Всякое такое, что любят маленькие дети. И рой как будто реагировал на ее присутствие. Джулия была в восторге от этого.

— Тогда находиться рядом с роем было безопасно?

— Да, совершенно безопасно. Это было просто облако микрочастиц, — Дэвид пожал плечами. — Как бы то ни было, на второй или третий день Джулия решила пойти дальше и протестировать рой по всем правилам. Знаешь, как детские психологи обычно тестируют детей.

— Ты имеешь в виду, что она решила начать обучение? — спросил я.

— Нет. Она хотела только протестировать.

— Дэвид, рой обладает коллективным разумом. Это же чертова сеть. Он может обучаться на чем угодно. Тестирование — это обучение. Что именно она с ним делала?

— Ну, знаешь, просто играла в игры. Она выкладывала на земле рядком три цветных кубика, два синих и один желтый, и смотрела, выберет ли рой желтый кубик. Потом делала то же самое, только с треугольниками и квадратами. Ну, в этом роде.

— Но, Дэвид, — сказал я, — вы же знали, что это нарушение всех правил — развитие вне стен лаборатории. Неужели никто не додумался, что надо пойти и уничтожить этот чертов рой?

— Конечно. Мы все хотели его уничтожить. Но Джулия не позволила.

— Почему?

— Она хотела его сохранить.

— И никто не переубедил ее?

— Джек, она — вице-президент компании. Она была уверена, что этот рой — счастливая случайность, что мы натолкнулись на что-то действительно важное, что это сможет со временем спасти компанию, — и поэтому мы не должны уничтожать рой. Она была… Ну, я даже не знаю — по-моему, она действительно очень увлеклась этой идеей. Я хочу сказать, она гордилась этим. Как будто этот рой — ее собственное изобретение. Все, чего ей хотелось, — это просто «держать его в узде». Это ее собственные слова.

— Да. Понимаю. И давно она это говорила?

— Вчера, Джек, — Дэвид пожал плечами. — Ты же знаешь, она улетела отсюда только вчера днем.

Я не сразу осознал, что он прав. Прошел всего один день с тех пор, как Джулия была здесь, а потом она попала в аварию. И за это время рои, по всей видимости, эволюционировали с невероятной скоростью.

— Сколько роев здесь было вчера?

— Три. Но мы видели только два. Я думаю, третий прятался, — Дэвид покачал головой. — Знаешь, один из роев был у Джулии вроде любимчика. Он был поменьше других. Всегда дожидался, когда Джулия выйдет из здания, и держался рядом с ней. Иногда, когда она выходила, рой начинал кружиться вокруг нее, как будто был рад ее видеть. А она разговаривала с ним — ну, как разговаривают с собакой.

Я сжал виски ладонями.

— Она разговаривала с ним… — повторил я. Господи боже! — Только не говори мне, что рои обладают и слуховыми сенсорами тоже.

— Нет. Слуховых сенсоров у них нет.

— Значит, разговоры Джулии прошли впустую…

— Ну вообще-то… Мы думаем, облако находилось достаточно близко от нее, чтобы дыхание Джулии отклоняло некоторые частицы роя. Ритмично отклоняло.

— Так что весь рой был одной гигантской барабанной перепонкой?

— В некотором смысле да.

— А поскольку это сеть, он обучился…

— Да.

Я вздохнул.

— Наверное, ты собираешься сказать мне, что рой что-то говорил ей в ответ?

— Нет, но он начал издавать странные звуки.

Я кивнул. Я слышал эти странные звуки.

— Каким образом он это делает?

— Мы точно не знаем. Бобби думает, что они повторяют в обратной последовательности вибрации, которые услышали. Частицы согласованно вибрируют и образуют звуковую волну. Примерно так, как мембрана динамика.

Да, наверное, там в самом деле происходит что-то вроде этого. Даже несмотря на то, что рой вряд ли способен на такое. Ведь, в сущности, рой — это облако пыли, состоящее из множества миниатюрных частиц. И эти частицы не обладают ни достаточной массой, ни энергией для того, чтобы генерировать звук.

Мне вдруг пришла в голову одна мысль.

— Дэвид, — сказал я, — а вчера Джулия выходила наружу, к роям?

— Да, утром. Все было нормально. Это уже потом, несколько часов спустя после того, как Джулия улетела, они убили змею.

— А до этого они кого-нибудь убивали?

— Ну… может быть, койота — несколько дней назад. Я точно не знаю.

— Значит, возможно, змея была не первой их жертвой?

— Возможно…

— А сегодня они убили кролика.

— Да. Так что они теперь прогрессируют очень быстро.

— Спасибо тебе, Джулия… — сказал я.

Я был совершенно уверен, что тот быстрый прогресс в развитии, который мы наблюдаем у роев, является результатом предыдущего обучения. Это характерно для распределенных систем — и, если уж на то пошло, для эволюции в целом, которую в принципе тоже можно рассматривать как процесс обучения. В любом случае это означает, что в развитии системы есть долгий, медленный начальный период, за которым следует быстрое и постоянно ускоряющееся развитие.

Именно по такой схеме происходило, например, развитие жизни на Земле. Первые живые существа появились около четырех миллиардов лет назад, и это были одноклеточные организмы. В течение последующих двух миллиардов лет ничего особенно не менялось. Потом в клетках возникло ядро. И развитие начало ускоряться. Всего несколько миллионов лет спустя уже появились многоклеточные организмы. Еще через несколько миллионов лет после этого живые организмы внезапно стали очень многообразными. Потом — еще более многообразными. Пару сотен миллионов лет назад на Земле росли огромные растения, среди которых бродили громадные, сложно организованные животные — динозавры. Человек появился довольно поздно — четыре миллиона лет назад впервые появились прямоходящие обезьяны. Два миллиона лет назад — первые прямые предшественники человека. Тридцать пять тысяч лет назад — наскальные рисунки в пещерах.

Впечатляющее ускорение развития. Если сжать всю историю жизни на Земле до двадцати четырех часов, то многоклеточные организмы появились в последние двенадцать часов, динозавры — в последний час, первобытные люди — в последние сорок секунд, а современный человек — меньше секунды назад.

Первым примитивным организмам понадобилось два миллиарда лет на то, чтобы внутри них возникло ядро — первый шаг к усложнению. Но чтобы эволюционировать до многоклеточных организмов, им понадобилась всего десятая часть этого времени — двести миллионов лет. И всего четыре миллиона лет отделяет тупых обезьян с их грубыми костяными орудиями от современного человека и генной инженерии. Вот насколько стремительно ускоряется темп эволюции.

Подобная картина наблюдается и в поведении агентно-базированных систем. Довольно много времени уходит на то, чтобы агенты прошли подготовительную стадию обучения, «заложили фундамент» опыта и освоили первичные навыки. Но, как только этот этап завершается, последующий прогресс может быть очень быстрым. Нет никакого способа пропустить подготовительный период — точно так же, как человек не может пропустить детство и сразу стать взрослым. Подготовительная работа неизбежна и необходима.

Но в то же самое время невозможно избежать и последующего быстрого развития. Это, можно сказать, встроенное в систему свойство.

Обучение делает развитие более эффективным. И я был уверен, что обучающие занятия, которые проводила Джулия, сыграли очень важную роль в формировании нынешнего поведения роев. Даже просто общаясь с ними, она предоставляла необходимость выбора организмам, обусловленное поведение которых предсказать невозможно. То, что делала Джулия, было большой глупостью.

Таким образом, рой, который и сейчас уже развивается очень быстро, в будущем станет эволюционировать еще быстрее. А поскольку эти организмы искусственно созданы человеком, их эволюция происходит не биологическими темпами. Рои эволюционируют в течение считанных часов.

И с каждым часом уничтожить рои будет все труднее.

— Хорошо, — сказал я Дэвиду. — Если рои возвращаются, тогда нам, наверное, лучше к этому подготовиться.

Я встал, поморщился от головной боли и пошел к двери.

— Что ты задумал? — спросил Дэвид.

— А как, по-твоему, что я мог задумать? — поинтересовался я. — Мы должны уничтожить эти штуки, раз и навсегда. Мы должны стереть их с лица земли. И мы должны сделать это прямо сейчас.

Дэвид поерзал на стуле.

— Мне идея нравится, — сказал он. — Но вряд ли Рики согласится.

— Почему?

Дэвид пожал плечами.

— Просто не согласится, и все.

Я молчал и ждал объяснений.

Дэвид снова поерзал на стуле. Он явно чувствовал себя очень неуютно.

— Понимаешь, у них с Джулией… э-э… что-то вроде соглашения на этот счет.

— Значит, они относятся к этому одинаково…

— Да. Они заодно. Я имею в виду — в этом.

— Что ты пытаешься мне сказать, Дэвид? — спросил я.

— Ничего. Только то, что я уже сказал. Они оба считают, что рои нужно оставить в живых. Я думаю, Рики будет возражать против твоего предложения — вот и все.

Мне нужно было еще раз поговорить с Мае. Я нашел ее в биологической лаборатории. Она сидела перед монитором компьютера и рассматривала белые колонии бактерий, выросших на красноватой питательной среде.

— Слушай, Мае, — сказал я. — Я поговорил с Дэвидом, и мне нужно… Мае? У тебя проблемы?

Она пристально смотрела на экран.

— Кажется, да. Проблемы с нашей исходной культурой бактерий.

— Что там с ней не так?

— Последние генерации Тета-ди растут ненормально, — она указала на изображение в верхнем углу экрана, где колонии бактерий росли ровными белыми кружками, и сказала: — Вот это нормальный рост кишечной палочки. Так они должны выглядеть. А вот здесь… — она открыла в центре экрана другую картинку. Округлые белые пятна как будто изъела моль, у них были рваные, неровные края и неправильная форма. — Это ненормальный рост, — Мае покачала головой. — Боюсь, это свидетельствует о заражении фагами.

— Ты имеешь в виду вирусы? — уточнил я. Фаги — это вирусы, поражающие бактерии.

— Да, — Мае кивнула. — Обычная кишечная палочка чувствительна к очень многим фагам. Самый распространенный, конечно, фаг Т4, но у Тета-ди выработана к нему устойчивость. Поэтому я предполагаю, что это делает какой-то новый вид фага.

— Новый фаг? Ты имеешь в виду недавно появившийся?

— Да. Вероятно, в результате мутации существующего штамма, который каким-то образом преодолел устойчивость Тета-ди. Для фабрики это может обернуться большими проблемами. Если бактериальное сырье заражено фагами, то нам придется прекратить производство. Иначе произойдет распространение вирусов.

— Если честно, закрытие производства — не такая уж плохая идея, — сказал я.

— Скорее всего, нам придется это сделать. Я пыталась изолировать зараженную культуру, но она оказалась очень агрессивной. Возможно, чтобы избавиться от вирусов, нам придется уничтожить все бактерии, простерилизовать чаны и начать заново с новой культурой. Рики это не понравится.

— Ты уже говорила ему об этом?

— Нет еще, — Мае покачала головой. — Вряд ли Рики сейчас готов услышать еще какие-то плохие новости. И кроме того… — Она замолчала, как будто раздумывая над тем, что собиралась мне сказать.

— Кроме того — что?

— Для Рики очень многое значит успех этой компании, — Мае повернулась ко мне лицом. — Бобби слышал, как он однажды разговаривал по телефону, интересовался состоянием своих акций. И был очень озабочен. Мне кажется, Рики рассматривает «Ксимос» как свою последнюю возможность отличиться. Он работает в компании уже пять лет. Если из того, что мы делаем, ничего не получится, он будет слишком стар, чтобы начинать все сначала в новой компании. У него жена и ребенок. Он не может еще пять лет выжидать удачного случая. Поэтому Рики действительно старается, чтобы все получилось, действительно выкладывается по полной. Он целыми ночами работает, что-то придумывает. Он спит не больше трех-четырех часов в сутки. Если честно, я боюсь, что это сильно влияет на его суждения.

— Могу себе представить, — согласился я. — Он, наверное, ужасно нервничает.

— Он так сильно недосыпает, что стал крайне раздражительным и непредсказуемым, — продолжала Мае. — Я никогда не могу предугадать, как он поступит или как он на что-то отреагирует. Иногда мне кажется, что он вовсе не хочет избавляться от роев. Или, может быть, он слишком напуган.

— Возможно, — сказал я.

— Как бы то ни было, он совершенно непредсказуем. Поэтому на твоем месте я была бы очень осторожна, — предупредила Мае, — когда ты пойдешь охотиться на рои. Ты ведь это собираешься сделать, правда? Ты пойдешь охотиться на них?

— Да, — сказал я. — Это я и собираюсь сделать.

Они все собрались в комнате отдыха, там, где были игровые автоматы и видеоигры. Только сейчас никто не играл. Все тревожно смотрели на меня, пока я объяснял, что мы должны сделать. Мой план был довольно прост — сам рой вынуждал нас это сделать, хотя об этой подробности я предпочел умолчать.

В общих чертах я сказал, что мы имеем дело со сбежавшим роем, поведение которого не можем контролировать. И этот рой уже продемонстрировал способности к самоорганизации.

— Наличие мощного компонента самоорганизации означает, что рой способен восстановить себя после какого-нибудь повреждения или нарушения его структуры. Так, как рой это сделал в случае со мной. Поэтому рой должен быть полностью истреблен физически. То есть частицы следует подвергнуть воздействию крайне высокой или крайне низкой температуры, кислоты или мощного магнитного поля. И насколько я успел изучить поведение роя, наилучший шанс уничтожить рой представится нам ночью, когда рой теряет энергию и падает на землю.

Рики заметил:

— Но мы уже пробовали это делать, Джек. Мы не можем найти его ночью…

— Конечно, не можете, — подтвердил я. — Потому что вы его не пометили. Пустыня очень большая. Рой можно выследить в его ночном убежище только в том случае, если пометить его достаточно мощным маркером, по которому мы сможем обнаружить его след.

— Каким это маркером, к примеру?

— Это мой второй вопрос, — сказал я. — Какие маркирующие агенты у вас здесь есть? — Все смотрели на меня ничего не выражающими взглядами. — Ну давайте, ребята. Это же промышленный производственный комплекс. У вас должно быть хоть что-нибудь, чем можно пометить частицы, чтобы потом их выследить. Либо сильно светящееся вещество, либо феромон с характерным химическим составом, либо какой-нибудь радиоактивный маркер…

Снова пустые взгляды. Молчат, только головами качают.

— Ну… — проронила Мае. — Конечно, у нас есть радиоизотопы.

— Отлично.

Наконец-то хоть что-нибудь.

— Мы используем их для отслеживания утечек в системе.

— Какие у вас есть изотопы?

— Селен-72 и рений-186. И еще немного ксенона-133. Я не знаю точно, что именно сейчас есть в наличии.

— Какие у них периоды полураспада? Некоторые изотопы утрачивают радиоактивность очень быстро, в течение нескольких часов или даже минут. В таком случае они не подходят для того, что я задумал.

— Период полураспада у всех порядка недели, — ответила Мае. — У селена восемь дней. У рения четыре дня. У ксенона пять дней. Пять с четвертью.

— Хорошо. Нам подойдет любой, — сказал я. — Нам нужно, чтобы радиоактивность сохранялась в течение ночи после того, как мы пометим рой.

Мае продолжала:

— Обычно мы растворяем изотопы в растворе глюкозы. Его можно разбрызгать.

— Вот и отлично, — согласился я. — Где сейчас изотопы?

Мае неуверенно улыбнулась.

— На складе.

— А где это?

— Снаружи. Рядом со стоянкой машин.

— Хорошо, — сказал я. — Значит, давайте выйдем наружу и принесем их.

— Бога ради! — воскликнул Рики, всплеснув руками. — Ты что, совсем спятил, Джек? Ты едва не погиб сегодня утром. Ты больше не будешь выходить.

— Другого выбора у нас нет, — твердо заявил я.

— Конечно же есть! Мы можем подождать до ночи.

— Нет, — возразил я. — Потому что тогда мы не сможем пометить их до завтра. И не сможем выследить и уничтожить их до завтрашней ночи. Это означает, что мы предоставим лишние тридцать шесть часов организмам, которые очень быстро эволюционируют. Мы не можем так рисковать.

— Рисковать? Джек, если ты выйдешь сейчас наружу, ты погибнешь. Это совершенно безумная идея. Ты спятил!

Чарли Давенпорт смотрел на монитор. Теперь он повернулся к остальным.

— Нет, Джек не спятил. И я пойду вместе с ним, — он улыбнулся мне и замурлыкал себе под нос «Рожден для дикой жизни…».

Я сказал:

— Это не так уж необходимо. Мае, ты можешь мне рассказать…

— Нет. Я пойду с тобой.

— Нам нужно соорудить какой-нибудь аппарат для опрыскивания, лучше всего — с дистанционным управлением, — предложил Дэвид Брукс. — Рози, это твоя специализация.

— Ладно, я тоже пойду, — сказала Рози Кастро, посмотрев на Дэвида.

— Вы все идете? — Рики посмотрел на каждого из нас по очереди и покачал головой. — Это чрезвычайно опасно. Крайне опасно.

Никто ему не ответил. Мы все просто смотрели на него.

Тогда Рики раздраженно произнес:

— Чарли, заткнись наконец, пожалуйста! Перестань мычать. — Он повернулся ко мне: — Не думаю, что я могу вам это позволить, Джек…

— Не думаю, что у тебя есть выбор, — сказал я.

— Я здесь главный.

— Сейчас — нет.

Я подавил вспышку раздражения. Мне захотелось сказать ему, что это он наворотил тут дел, позволив рою эволюционировать в природных условиях. Но я не знал, сколько критических решений приняла Джулия. В конце концов, Рики ведь всегда подлизывался к начальству, старался угодить тем, кто главнее его, как ребенок старается угодить родителям. Он подхалимствовал очень очаровательно — это был его любимый способ продвигаться в жизни. И его самое слабое место.

Но сейчас Рики упрямо выпятил подбородок.

— Ты просто не сможешь этого сделать, Джек, — сказал он. — Вы, ребята, не сможете выйти наружу и остаться в живых.

— А вот и сможем, Рики, — возразил Чарли Давенпорт. Он указал на монитор. — Посмотри сам.

На монитор передавалось изображение пустыни. Послеобеденное солнце озаряло колючие кактусы. Вдали виднелся одинокий кустик можжевельника, темный при таком ярком свете. Я не сразу понял, что имел в виду Чарли. А потом заметил, что песок движется — ветер нес песчинки над самой поверхностью пустыни. Потом я увидел, что куст можжевельника наклонен в одну сторону.

— Да, ребята, — сказал Чарли Давенпорт. — Сейчас там, снаружи, сильный ветер. Сильный ветер — никаких роев, помните? Им приходится прижиматься к земле. — Он встал и направился к коридору, который вел на энергостанцию. — Не будем тратить время. Пошли, ребята.

Все встали и направились к выходу. Я шел последним. Меня поразило, что Рики оттер меня в сторону и заслонил проход своим телом.

— Прости, Джек, я не хотел ставить тебя в неловкое положение перед остальными. Но я действительно не могу допустить, чтобы ты это сделал.

— Ты предпочел бы, чтобы это сделал кто-нибудь другой? — спросил я.

Рики нахмурил брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Рики, пришло время взглянуть в лицо фактам. Это уже катастрофа. И если мы не сможем с ней совладать, нам придется позвать на помощь.

— Помощь? Что ты имеешь в виду? — повторил он.

— Я имею в виду, что придется звонить в Пентагон. Вызывать армию. Мы должны призвать кого-то, кто сможет совладать с этими роями.

— Господи, Джек! Мы не можем этого сделать.

— У нас нет выбора.

— Но это означает крах для компании. Мы никогда больше не сможем получить инвестиции.

— Это меня волнует меньше всего, — сказал я.

Я страшно разозлился из-за того, что творилось в этой пустыне. Цепочка неверных решений, ошибок и промахов тянулась недели и месяцы. Такое впечатление, будто все в этом «Ксимосе» делали на скорую руку, накладывали заплатки поверх заплаток, по-быстрому, грубо и некачественно. Об отдаленных последствиях никто не заботился.

— Подумай сам, — сказал я. — У вас сбежал рой, который представляет собой смертельную опасность. Вы больше не можете позволить себе с ним заигрывать.

— Но Джулия…

— Джулии здесь нет.

— Но она говорила…

— Меня не интересует, что она говорила, Рики.

— Но компания…

— К черту компанию, Рики! — я схватил его за плечи и крепко встряхнул. — До тебя что, не доходит? Ты не выходишь наружу — потому что ты боишься их, Рики! Мы должны их уничтожить. И если мы не сможем сделать это быстро, нам придется позвать на помощь.

— Нет.

— Да, Рики.

— Это мы еще посмотрим! — прорычал он. Его тело напряглось, глаза загорелись. Он схватил меня за воротник. Я стоял, не двигаясь, просто смотрел ему в глаза. Рики пару секунд сверлил меня пылающим взглядом, потом ослабил хватку. Похлопал меня по плечу и поправил мой воротник.

— Проклятье, Джек! Что я делаю? — проговорил он и улыбнулся своей фирменной улыбкой — страдальческой, заискивающей. — Прости меня, Джек. Наверное, у меня просто нервный срыв. Ты прав. Конечно же, ты абсолютно прав. К черту компанию. Мы должны это сделать. Мы должны уничтожить эти штуки ко всем чертям.

— Да, — согласился я, все еще не сводя с него пристального взгляда.

— Мы должны.

Рики помолчал, убрал руку от моего воротника.

— Ты думаешь, я веду себя странно? Мэри тоже кажется, что я стал немного странным. Она как-то сказала мне об этом. Я действительно веду себя странно?

— Ну…

— Скажи мне, Джек..

— Наверное, это от нервов… Сколько ты спишь?

— Немного. Пару часов.

— Может быть, тебе стоит принять таблетку?

— Я принимал. Не помогает. Это все чертовы нервы. Ужасное напряжение. Я здесь торчу уже неделю. Теперь ты будешь здесь за главного.

— Как и предполагалось.

— Да. Ну, в любом случае… — Он отвернулся, как будто внезапно устыдившись чего-то. Потом сказал: — Я буду держать с вами связь по рации. Буду следить за каждым вашим шагом. Я очень благодарен тебе, Джек. Ты принес сюда разумность и порядок. Только… Только будь там поосторожнее, ладно?

— Постараюсь.

Рики отступил в сторону.

Я прошел мимо него и вышел в коридор.

В коридоре, пока мы шли к энергостанции, Мае пошла рядом со мной. Я сказал ей:

— Тебе не обязательно выходить наружу, Мае. Ты и по рации можешь мне объяснить, что делать с изотопами.

— Меня больше беспокоят не изотопы, Джек, — произнесла Мае негромко, так, что ее голоса почти не было слышно за гулом кондиционеров. — Меня беспокоит кролик.

Я подумал, что неправильно расслышал ее слова.

— Что?

— Кролик. Я должна снова исследовать кролика.

— Почему?

— Помнишь, я взяла образец ткани из его желудка? Так вот, пару минут назад я рассмотрела его под микроскопом.

— И что?

— Боюсь, у нас большие проблемы, Джек.

Я вышел за дверь первым и прищурил глаза, глядя на освещенную ярким солнцем пустыню. Хотя было уже почти три часа дня, солнце как будто светило так же ярко и жарко, как раньше. Горячий ветер трепал мою рубашку и брюки. Я придвинул микрофон рации поближе к губам и спросил:

— Бобби, ты записываешь?

— Записываю тебя, Джек.

— Изображение нормальное?

— Да, Джек.

Чарли Давенпорт вышел наружу и засмеялся.

— Знаешь, Рики, ты — непроходимый тупица. Ты в курсе? — спросил он.

В наушнике я услышал голос Рики:

— Брось, Чарли. Ты же знаешь, я не люблю комплименты. Мог бы и промолчать.

Потом за дверь вышла Мае. У нее на плече висел рюкзак.

— Это для изотопов, — пояснила она.

— Они тяжелые?

— Контейнеры — тяжелые.

За Мае вышли Дэвид Брукс и Рози. Рози скорчила рожицу, ступив на песок.

— Господи, какая здесь жара!

— Я думал, ты знаешь, Рози, что в пустынях обычно бывает жарко, — поддел ее Чарли.

— Не воняй, Чарли.

— Не бойся, Рози, я пукну в другую сторону, — сказал Чарли и громко рыгнул.

Я внимательно осмотрел горизонт, но ничего подозрительного не заметил. Машины стояли под навесом, примерно в пятидесяти ярдах от двери. Навес над стоянкой упирался одним торцом в приземистое бетонное здание с узкими окнами, выкрашенное в белый цвет. Это и был склад.

Мы пошли к складу. Рози сказала:

— А там работают кондиционеры?

— Да, — ответила Мае. — Но на складе все равно жарко. Он плохо изолирован.

— Склад герметичен? — спросил я.

— Не совсем.

— Это значит — нет, — сказал Чарли Давенпорт и рассмеялся. Потом спросил в микрофон: — Бобби, какой у нас ветер?

— Семнадцать узлов, — ответил Бобби Лембек. — Хороший сильный ветер.

— И долго он еще продержится? До заката?

— Скорее всего, да. Еще три часа.

Я сказал:

— Времени должно хватить.

Я заметил, что Дэвид Брукс все время молчит. Он еще не проронил ни слова, просто шел к складу вместе со всеми. Рози держалась рядом с ним.

— Ну, с этим никогда не угадаешь, — сказал Чарли. — Что угодно может случиться. В любую минуту, — и как-то очень нехорошо рассмеялся.

Рики сказал:

— Чарли, может, хватит? Ты всем действуешь на нервы.

— Может, выйдешь сюда и заткнешь мне рот, начальник? — поинтересовался Чарли.. — Что, обосрался? Штаны дерьмом залепило?

Я сказал:

— Чарли, давай не будем отвлекаться.

— Да я и не отвлекаюсь. Ни капельки не отвлекаюсь.

Ветер сметал песок, образуя коричневатую дымку над самой землей. Мае шагала рядом со мной. Она посмотрела в пустыню и вдруг сказала:

— Я хочу пойти посмотреть на кролика. А вы идите дальше, если хотите.

И она повернула направо, туда, где лежали останки кролика. Я пошел вместе с ней. Остальные тоже повернули и потянулись за нами. Мне показалось, что всем хочется держаться вместе, группой. Ветер не ослабевал.

Чарли спросил:

— Зачем тебе сдался этот кролик, Мае?

— Хочу кое-что проверить, — она на ходу натянула резиновые перчатки.

В наушнике затрещало, и Рики сказал:

— Кто-нибудь удосужится объяснить мне, что происходит?

— Мы идем посмотреть на кролика, — ответил Чарли.

— Зачем?

— Мае хочет его увидеть.

— Она его уже видела. Ребята, я бы не советовал вам разбредаться по пустыне.

— А никто и не разбредается по пустыне, Рики.

Я уже различал вдали тушку кролика, наполовину занесенную песком. Через пару минут мы обступили тушку со всех сторон. Ветром кролика повалило на бок. Мае присела, перевернула его на спинку и развернула тушку.

— Твою м… — пробормотала Рози.

Я поразился, увидев, что плоть кролика больше не была гладкой и розовой. Все ткани стали шероховатыми, а в нескольких местах выглядели так, будто их поскребли металлической щеткой. И все было покрыто молочно-белой пленкой.

— Выглядит так, будто его окунули в кислоту, — сказал Чарли.

— Так и есть, — ответила Мае. В ее голосе прозвучала мрачная озабоченность.

Я посмотрел на часы. Это произошло всего за два часа.

— Что с ним случилось?

Мае достала увеличительное стекло, опустилась на колени и склонилась над кроликом. Быстро перемещая стекло, она осмотрела тушку с разных сторон. Потом сказала:

— Тушка частично съедена.

— Съедена? Но кем?

— Бактериями.

— Погоди-ка, — спросил Чарли Давенпорт, — ты думаешь, это сделали Тета-ди? Ты думаешь, его сожрала кишечная палочка?

— Это мы скоро узнаем, — ответила Мае. Она достала из поясной сумки несколько стеклянных пробирок, внутрь которых были вставлены ватные тампоны на проволочках.

— Но прошло так мало времени…

— Времени прошло достаточно, — возразила Мае. — При высокой температуре скорость роста бактерий увеличивается.

Она быстро взяла мазки с разных участков тушки разными тампонами и аккуратно вставила тампоны обратно в пробирки.

— При такой жаре Тета-ди наверняка растет очень агрессивно.

— Это естественно для бактерий — если у них есть подходящая питательная среда. Их рост очень быстро входит в фазу логарифмической прогрессии, когда они удваиваются каждые две или три минуты. Я полагаю, что именно это здесь и происходит.

Я сказал:

— Но если это верно, то, значит, рой…

— Я не знаю, что это означает, Джек, — быстро произнесла Мае. Она посмотрела на меня и едва заметно покачала головой. Намек был ясен: «Не сейчас».

Но у остальных мысли развивались в том же направлении.

— Мае, Мае, Мае… — сказал Чарли Давенпорт. — Ты утверждаешь, что рои убили кролика для того, чтобы его съесть? Чтобы вырастить больше кишечных палочек? И создать больше роев?

— Я этого не говорила, Чарли, — ее голос звучал ровно, почти успокаивающе.

— Но ты так подумала, — продолжал Чарли. — Ты думаешь, что рои поедают плоть млекопитающих с целью размножения…

— Да. Я так думаю, Чарли, — Мае осторожно сложила пробирки с мазками в сумку и поднялась на ноги. — Но теперь мы взяли образцы культур. Мы посмотрим их под микроскопом, исследуем — и увидим то, что увидим.

— Готов поспорить, если мы вернемся сюда еще через час, эта белая слизь исчезнет, и тушка будет покрыта черной пылью. Новыми наночастицами. И постепенно их наберется достаточно, чтобы сформировать новый рой…

Мае кивнула:

— Да. Я тоже так думаю.

— И поэтому вокруг фабрики исчезла вся живность? — спросил Дэвид Брукс.

— Да, — Мае откинула со лба прядь волос. — Это происходит уже не один день.

Какое-то время все молчали. Мы стояли вокруг тушки кролика, повернувшись спинами к ветру. Плоть кролика таяла с такой быстротой, что мне показалось, будто тушка уменьшается буквально у нас на глазах.

— Нам лучше поскорее избавиться от этих чертовых роев, — сказал Чарли.

Мы все разом повернулись и пошли к складу.

Все молчали.

Говорить было не о чем.

Пока мы шли, некоторые из тех мелких птичек, которые сновали по пустыне в тени кактусов чолла, внезапно вспорхнули в воздух и, чирикая, полетели впереди нас.

Я сказал, повернувшись к Мае:

— Получается, вся живность исчезла, а птицы остались?

— Выходит, что так.

Стайка птиц покружилась и вернулась обратно, а потом расселась на песке в сотне ярдов от нас.

— Может быть, они слишком маленькие, и рои не обращают на них внимания, — предположила Мае. — Потому что у птиц слишком мало плоти.

— Возможно, — я подумал, что может отыскаться и другое объяснение. Но для того, чтобы узнать это наверняка, я должен был проверить программный код.

Я вошел из-под солнца в тень под гофрированным навесом и двинулся вдоль ряда машин к двери складского помещения. На двери виднелись таблички, предупреждающие о разных опасностях — о радиоактивных нуклидах, микроволнах, биологической опасности, взрывчатых веществах, лазерном излучении. Чарли сказал:

— Видишь теперь, почему мы держим все это дерьмо снаружи?

Когда я подошел к двери, Винс передал по рации:

— Джек, тебе звонят. Переключаю на твой сотовый.

Телефон у меня в кармане запищал. Наверное, это Джулия. Я достал трубку и откинул флип.

— Да?

— Пап… — это был Эрик. Судя по голосу, парень был чем-то недоволен. Я вздохнул.

— Да, Эрик.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю, сынок.

— Ты приедешь к ужину?

— Боюсь, нет. А что? Какие-то проблемы?

— Она такая противная!

— Эрик, просто скажи мне, в чем проблема.

— Тетя Эллен все время возится с ней. Так нечестно.

— Эрик, я сейчас очень занят, поэтому объясни мне внятно, что не так?

— Почему? Что ты делаешь?

— Скажи мне, что не так, сын.

— Ничего, — Эрик явно надулся. — Если ты не приедешь домой — тогда это все равно не имеет значения. Кстати, а ты сейчас где? В пустыне?

— Да. Откуда ты узнал?

— Я разговаривал с мамой. Тетя Эллен заставила нас поехать к ней в больницу. Так нечестно. Я не хотел ехать. А она все равно меня заставила.

Я вздохнул.

— Ну, как там мама?

— Она выписывается из больницы.

— Она уже прошла все обследования?

— Доктора хотят, чтобы она еще осталась, — ответил Эрик. — Но она хочет выписаться. У нее только скобки на руке, и все. Она говорит, с остальным все в порядке. Пап! Почему я все время должен делать, как говорит тетя Эллен? Так нечестно.

— Дай мне поговорить с Эллен.

— Ее сейчас нет. Она повела Николь покупать ей новое платье для спектакля.

— А кто остался с тобой дома?

— Мария.

— Хорошо. Ты уже сделал уроки?

— Нет еще.

— Вот этим и займись, сын. Я хочу, чтобы ты сделал уроки до ужина. — Потрясающе, как эти слова вырываются у родителей — будто сами собой.

Я уже дошел до двери склада и теперь рассматривал предупреждающие таблички. Некоторых обозначений я не знал — например, ромбика с четырьмя разноцветными квадратиками внутри, и на каждом квадрате — разные цифры. Мае открыла дверь и вошла внутрь.

— Папа… — Эрик заплакал. — Когда ты приедешь домой?

— Я не знаю. Надеюсь, уже завтра, — сказал я.

— Хорошо. Ты обещаешь?

— Обещаю.

Я слышал, как он шмыгает носом, потом послышался другой звук, погромче.

— Эрик высморкался в рукав рубашки. Я сказал, что он может позвонить мне снова, попозже, если захочет. Настроение у парня вроде бы улучшилось. Мы распрощались.

Я спрятал телефон в карман и вошел внутрь склада.

Внутри складское помещение было разделено на две большие комнаты перегородкой из стеллажей. Вдоль всех четырех стен тоже тянулись ряды полок. Бетонные стены, бетонный пол. В одной из комнат были еще одна дверь и убирающиеся в рулон гофрированные роль-ворота для грузовых машин. Сквозь узкие окна с деревянными рамами в помещение проникал горячий солнечный свет. Натужно гудели кондиционеры, но, как Мае и говорила, на складе было довольно жарко. Я закрыл за собой дверь и осмотрел уплотнители. Это была обычная обивка от непогоды. Да, склад действительно негерметичен.

Я прошел вдоль стеллажей, заставленных контейнерами с запасными частями для фабричного и лабораторного оборудования. Во второй комнате находились более обычные вещи — чистящие средства, туалетная бумага, запасы мыла, коробки с овсяными хлопьями и пара холодильников, набитых едой.

Я повернулся к Мае.

— Где изотопы?

— Вон там, — она провела меня вокруг срединного стеллажа, к круглой стальной крышке, вмурованной в пол. Крышка была около трех футов в диаметре и очень напоминала утопленный в пол контейнер для мусора, если не считать светящегося значка «радиационная опасность» и цифрового замка по центру. Мае присела и быстро набрала код.

Крышка с шипением поднялась над полом.

Я увидел лестницу, которая спускалась в круглую камеру со стальными стенками. Изотопы хранились в металлических контейнерах разных размеров. Наверное, Мае могла определить, что где, по одному внешнему виду, потому что она сказала:

— Есть селен-172. Возьмем его?

— Конечно.

Мае спустилась по лестнице вниз.

— Да прекратишь ты наконец? — в углу склада Дэвид Брукс отпрыгнул от Чарли Давенпорта. Чарли держал в руках большой флакон «Виндекса» — моющего средства для окон. Он опробовал разбрызгивающий механизм и в процессе слегка обрызгал Дэвида. И, судя по всему, не случайно.

— Дай сюда эту чертову штуку! — сказал Дэвид, отбирая у Чарли флакон.

— Я думаю, это может нам пригодиться, — невинным тоном произнес Чарли. — Только надо приделать устройство для дистанционного управления.

Из дальней комнаты вышла Рози, держа в руках блестящий цилиндр, с которого свисали провода.

— Это не подойдет? Кажется, это соленоидный переключатель.

— Да, — сказал Дэвид. — Но вряд ли он сможет развить достаточное давление, чтобы сжать этот флакон. Они там разные? Нужно что-нибудь побольше.

— Не забывайте — нужен еще механизм дистанционного управления, — напомнил Чарли. — Если только вы не хотите выйти туда и обрызгать эту дрянь собственноручно.

Мае выбралась из подвальчика, держа в руках тяжелый металлический цилиндр. Она подошла к умывальнику, прихватив по пути бутыль с жидкостью соломенного цвета. Потом надела толстые прорезиненные перчатки и начала смешивать изотопы с жидкостью. Счетчик радиации над мойкой затрещал.

В наушнике раздался голос Рики:

— Ребята, вы ничего не забыли? Если даже у вас будет дистанционное управление, как вы собираетесь заставить облако приблизиться к опрыскивателю? Я почему-то сомневаюсь, что рой просто прилетит и зависнет где надо, пока вы будете его опрыскивать.

— Мы придумаем, чем его подманить, — сказал я.

— Чем это, например?

— Их можно приманить кроликом.

— Но у нас нет кролика.

Чарли сказал:

— Знаешь, Рики, у тебя очень негативное мышление.

— Я всего лишь сообщаю вам факты.

— Спасибо, что поделился умными мыслями, — заявил Чарли.

Так же как Мае, Чарли тоже заметил, что Рики всеми силами пытается нам помешать. Рики как будто хотел, чтобы рои уцелели. В этом не было никакого смысла. Однако он вел себя именно так.

Я хотел бы сказать Чарли кое-что относительно Рики, но через переговорные устройства меня бы услышали все. Такова неприятная сторона современных средств связи — твои слова может подслушать кто угодно.

— Эй, ребята! — окликнул нас Бобби Лембек. — Как там у вас дела?

— Разбираемся тут, что к чему. А что?

— Ветер ослабевает.

— Какая сейчас скорость ветра? — спросил я.

— Пятнадцать узлов. А было восемнадцать.

— Пятнадцать — не так уж мало, — сказал я. — Все в порядке.

— Я знаю. Просто предупреждаю вас.

В соседней комнате Рози спросила:

— Что такое термит? — она держала в руках пластиковую коробку, наполненную металлическими цилиндриками размером с большой палец.

— Поосторожнее с ними, — сказал Дэвид. — Наверное, это осталось после строителей. Видимо, они делали термитную сварку.

— Но что это такое?

— Термит — это смесь алюминия и оксида железа, — пояснил Дэвид. — Он дает очень высокую температуру горения — три тысячи градусов — и горит так ярко, что смотреть невозможно. Термитом плавят сталь для сварки.

— Много там таких штук? — спросил я у Рози. — Возможно, они нам пригодятся сегодня ночью.

— Там их четыре ящика. — Она достала один цилиндрик из коробки. — А как их поджигают?

— Осторожнее, Рози. Они в магниевой оболочке. Могут вспыхнуть от любого случайного источника тепла.

— Даже спичкой можно поджечь?

— Если хочешь остаться без руки. Лучше использовать сигнальные ракеты или осветительные патроны. Что-нибудь с фитилем.

— Понятно, — сказала Рози и скрылась за углом.

Счетчик радиации все еще щелкал. Я повернулся к умывальнику. Мае уже закрыла контейнер с изотопом и теперь переливала золотистую жидкость в бутылку из-под «Виндекса».

— Эй, ребята, слышите меня? — это снова был Бобби Лембек. — Я наблюдаю некоторую нестабильность. Ветер затихает. Скорость уже упала до двенадцати узлов.

— Хорошо, — сказал я. — Не нужно сообщать нам о малейшем изменении, Бобби.

— Просто я заметил нестабильность, вот и все.

— Я думаю, пока нам ничего не угрожает, Бобби.

Как бы то ни было, Мае должна справиться за несколько минут. Я подошел к компьютерному терминалу и включил его. Экран засветился, появилось меню. Я спросил:

— Рики, могу я вывести код роя на этот монитор?

— Код? — переспросил Рики. В его голосе мне послышались тревожные нотки. — Зачем тебе понадобился код?

— Я хочу посмотреть, что вы, ребята, туда наворотили.

— Зачем?

— Рики, бога ради, могу я его увидеть или нет?

— Можешь, конечно, можешь. Все версии кода в директориях через слэш после кода. Они запаролированы.

Я нашел нужную директорию. Но войти в нее не смог.

— Какой пароль, Рики?

— Пароль — л-а-н-г-т-о-н, все буквы строчные.

— Хорошо.

Я ввел пароль. И вошел в директорию, в которой были собраны все модификации программы, с указанием размера файла и даты изменений. Все документы были больших размеров. Это означало, что в них — все программы для разных аспектов системы роя. Потому что коды самих частиц обычно бывают маленькими — всего несколько строчек, на восемь-десять килобайт, не больше.

— Рики.

— Да, Джек.

— Где коды частиц?

— Их там нет?

— Черт тебя дери, Рики, перестань увиливать!

— Слушай, Джек, это не я занимался архивами…

— Рики, это рабочие файлы, а не архивы, — сказал я. — Скажи мне, где они?

Он помолчал немного, потом сказал:

— Там должна быть субдиректория Си-Ди-Эн. Коды в ней.

Я прокрутил страничку вниз.

— Вижу.

В этой директории я нашел список файлов, все — очень маленькие. Судя по датам модификаций, они начали создаваться около шести недель назад. А за последние две недели ничего нового не появилось.

— Рики, вы не меняли коды последние две недели?

— Да, примерно столько.

Я открыл самый последний документ.

— Вы делали краткие сводки?

Когда эти ребята работали в моей группе, я всегда требовал, чтобы они составляли краткое описание структуры программы на обычном языке. Такую сводку просмотреть гораздо проще, чем документацию внутри самого программного кода. К тому же, когда требуется сжато описать структуру программы, нередко удается решить логические проблемы.

— Они должны быть там же, — сказал Рики.

Я увидел на экране следующее:

Я какое-то время изучал записи, пытаясь понять, что они в них изменяли. Потом я пролистал вниз, до описания окончательного кода, чтобы посмотреть, как в конце концов они это выполнили. Но самого главного кода в папке не было. Вся совокупность поведения частиц была обозначена как объект со ссылкой на нечто под названием «комп. стат.».

— Рики, — сказал я. — Что такое «комп. стат.»? Где это?

— Должно быть там…

— Его здесь нет.

— Ну, я не знаю… Может, его скомпилировали.

— Но мне-то от этого не легче, правда? — Скомпилированный код прочитать невозможно. — Рики, я хочу увидеть этот чертов модуль. В чем проблема?

— Да нет никакой проблемы… Мне придется его поискать, вот и все.

— Хорошо…

— Я сделаю это, когда вы вернетесь.

Я посмотрел на Мае.

— Ты можешь найти код?

Она покачала головой. По выражению ее лица я понял, что кода мне не видать как своих ушей, что Рики будет придумывать все новые и новые отговорки, чтобы не допустить меня к нужной информации. Я только не понимал почему. В конце концов, я ведь затем сюда и приехал, чтобы помочь им разобраться с кодом. Я эксперт в этой области.

В соседней комнате Рози и Дэвид копались на полках с запасным оборудованием в поисках радиопередатчиков. Пока ничего подходящего не нашлось. Чарли Давенпорт в противоположном углу комнаты громко пукнул и крикнул:

— Бинго!

— Господи, Чарли! — пробормотала Рози.

— Нельзя долго удерживать газы внутри, — заявил Чарли. — Это вредно для здоровья.

— У меня здоровье портится от твоего присутствия, — сказала Рози.

— Ну, извини, — Чарли поднял руку и показал какой-то блестящий металлический предмет. — Тогда, наверное, тебе не нужен вот этот выпускной клапан с дистанционным управлением?

— Что? — переспросила Рози и повернулась к Чарли.

— Ты что, издеваешься? — возмутился Дэвид и пошел к Чарли, чтобы рассмотреть его находку.

— Причем, заметьте, он рассчитан на давление до двадцати атмосфер.

— Как раз то, что нам нужно, — сказал Дэвид.

— Если только ты его не испортишь, — подковырнул Чарли.

Дэвид взял клапан, и они все вместе пошли к умывальнику. Там все еще возилась Мае, в толстых резиновых перчатках.

— Дайте мне закончить, — попросила она.

— Я буду светиться в темноте? — спросил Чарли улыбаясь.

— Только твои неудержимые газы, — ответила Рози.

— Они и без того светятся. Особенно если ты их подожжешь.

— Господи, Чарли…

— Ты же знаешь, в газах полно метана. А метан при горении дает интенсивное синее пламя, — Чарли захохотал.

— Я рада, что ты полностью собой доволен, — сказала Рози. — Потому что всем остальным ты давно опротивел.

— Ой-ой-ой! — горестно воскликнул Чарли и прижал руку к сердцу. — Я умираю, умираю…

— Не подавай нам несбыточных надежд.

У меня в наушнике затрещало.

— Эй, ребята! — это снова был Бобби Лембек. — Скорость ветра упала до шести узлов.

Я сказал:

— Хорошо, — и, повернувшись к остальным, добавил: — Давайте заканчивать, ребята.

Дэвид проронил:

— Мае нас всех задерживает. Когда она справится, мы установим этот клапан.

— Давайте разберемся с клапаном уже в лаборатории, — предложил я. — Собирайте вещи, ребята.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Кусты можжевельника по-прежнему клонились под порывами ветра, но песчаной поземки больше не было.

В наушнике раздался голос Рики:

— Джек, уводи оттуда свою чертову группу!

— Мы уже собираемся уходить, — ответил я.

Дэвид Брукс деловито сказал:

— Не имеет смысла уходить, пока мы не нашли клапан, который точно подойдет к бутыли…

— По-моему, нам все-таки лучше уйти — закончили мы или де закончили, — сказала Мае.

— И какой в этом смысл? — возразил Дэвид.

— Собирайтесь! — скомандовал я. — Перестаньте препираться и собирайте вещи — прямо сейчас.

Бобби передал по рации:

— Скорость ветра — четыре узла и продолжает снижаться. Быстро.

— Все, уходим, ребята, — сказал я и повел всех к двери.

Но тут вмешался Рики:

— Нет.

— Что?

— Вы не можете уйти прямо сейчас.

— Но почему?

— Слишком поздно. Они уже здесь.

Все бросились к окну. Мы стукались головами, пытаясь выглянуть наружу и осмотреться во всех направлениях. Насколько я смог увидеть, горизонт был чист. Я не заметил вообще ничего подозрительного.

— Где они? — спросил я.

— Приближаются с юга. Мы видим их на мониторах.

— Сколько их? — спросил Чарли.

— Четыре роя.

— Четыре!

Главный производственный корпус был как раз к югу от нас. А в южной стене склада не было ни одного окна.

Дэвид сказал:

— Мы ничего не видим. Насколько быстро они приближаются?

— Быстро.

— Нам хватит времени добежать до входа?

— Не думаю.

Дэвид нахмурился.

— Он «не думает»… Господи Иисусе…

И прежде чем я успел что-то сказать, Дэвид бросился к наружной двери склада, распахнул ее настежь и вышел на солнце. Сквозь прямоугольник дверного проема мы видели, как он смотрит на юг, заслонившись ладонью от слепящего солнца. Мы все заговорили одновременно:

— Дэвид!

— Дэвид, какого черта ты делаешь?!

— Дэвид, скотина!..

— Я хочу увидеть…

— А ну, быстро обратно!

— Идиот безмозглый!

Но Брукс не двинулся с места. Он стоял и смотрел вдаль, прикрывшись от солнца ладонью.

— Я ничего не вижу, — сказал он. — И ничего не слышу. Послушайте, я думаю, может, нам стоит попытаться… Вдруг мы успеем добежать… О нет! Не успеем…

Дэвид быстро заскочил внутрь, споткнулся о порог, упал, поднялся на ноги, захлопнул дверь и прижал ее всем телом, судорожно цепляясь пальцами за дверную ручку.

— Где они?

— Приближаются… — пробормотал он дрожащим от нервного напряжения голосом. — Они приближаются… О господи! Они приближаются, приближаются…

— Дэвид вцепился в ручку двери обеими руками, налег на нее всем весом, продолжая бормотать: — Приближаются… они приближаются…

— Отлично! — сказал Чарли. — У этого придурка поехала крыша.

Я подошел к Дэвиду и положил ему руку на плечо. Он буквально висел на дверной ручке и дышал неровно и часто.

— Дэвид, — негромко произнес я. — А теперь ты должен успокоиться. Вдохни поглубже.

— Я только… Я должен держать… Должен удержать их… — По его лицу ручейками струился пот, все тело было напряжено. Я чувствовал, как его плечо дрожит под моей рукой. Дэвида явно обуял панический страх.

— Дэвид, сделай несколько глубоких вдохов, хорошо? — предложил я.

— Я должен удер… Д-должен… Должен, д-дол… Д-должен…

— Глубокий вдох, Дэвид… — Я сам глубоко вдохнул, показывая ему, что нужно сделать. — Так будет лучше. Ну давай, вдохни поглубже. Вдохни…

Дэвид нервно кивнул, стараясь прислушаться ко мне. Он вдохнул один раз, не слишком глубоко. А потом его дыхание снова сбилось и стало прежним — неглубоким, прерывистым.

— Хорошо, Дэвид, а теперь вдохни еще разок…

Он снова вдохнул. И еще раз. Постепенно его дыхание выровнялось. Он перестал трястись.

— Вот и хорошо, Дэвид… Молодец…

У меня за спиной Чарли Давенпорт фыркнул:

— Я всегда знал, что этот придурок чокнутый. Только посмотрите — сюсюкают с ним, как с обосранным грудным младенцем.

Я обернулся и посмотрел на Чарли в упор. Он только пожал плечами.

— Эй, я в полном порядке.

Мае сказала:

— Это не поможет, Чарли.

— Насрать на помощь.

Рози сказала:

— Чарли, не умничай. Просто заткнись и помолчи немного, ладно?

Я снова повернулся к Дэвиду и ровным голосом произнес:

— Все в порядке, Дэвид… Дыши глубже… Так, хорошо… А теперь отпусти дверную ручку.

Дэвид помотал головой, продолжая цепляться за ручку. Но сейчас он казался растерянным, как будто не знал, что делать дальше. Потом он быстро-быстро заморгал. У меня сложилось впечатление, будто Дэвид выходит из глубокого транса.

— Отпусти дверную ручку, Дэвид, — мягко попросил я. — Не нужно так за нее цепляться.

Наконец Дэвид выпустил ручку, обмяк, сполз по двери и уселся на пол. А потом обхватил голову руками и заплакал.

— О господи! — фыркнул Чарли. — Только этого нам не хватало.

— Чарли, заткнись.

Рози сходила к холодильнику и принесла бутылку минералки. Она протянула бутылку Дэвиду. Тот выпил, не переставая плакать. Рози помогла Дэвиду подняться на ноги и кивнула мне, давая понять, что берет Дэвида на себя.

Я отошел на середину комнаты, к остальным, которые стояли возле компьютерного монитора. На экране вместо файла с кодом появилось изображение с наблюдательных камер, расположенных на северной стене главного корпуса. Там было четыре роя. Они сверкали серебром и кружились, перемещаясь вдоль стены здания.

— Что они делают? — спросил я.

— Пытаются пробраться внутрь.

Я спросил:

— А почему они это делают?

— Мы точно не знаем, — ответила Мае.

Несколько секунд мы молча наблюдали за роями. Меня снова поразила целеустремленность и упорядоченность их поведения. Они напомнили мне медведей, которые пытаются вломиться в трейлер, чтобы добраться до пищи. Рои останавливались возле каждой закрытой двери, возле каждого окна, зависали в воздухе, облетали вдоль всей рамы, а потом двигались дальше, к следующему отверстию в стене.

Я сказал:

— Они всегда вот так обследовали двери?

— Да. А что?

— Создается впечатление, будто они не помнят, что двери закрыты.

— Это правда, — подтвердил Чарли. — Не помнят.

— Из-за того, что им не хватает памяти?

— Либо поэтому, либо потому, что это — другое поколение, — сказал он.

— Ты имеешь в виду, что это могут быть другие рои — не те, которые прилетали днем?

— Да.

Я посмотрел на часы.

— Значит, новое поколение появляется каждые три часа?

Чарли пожал плечами:

— Не знаю. Мы так и не нашли место, где они размножаются. Я могу только предполагать.

Если новые поколения наночастиц появляются так быстро, значит, эволюционный механизм, встроенный в программный код — каким бы он ни был, — тоже очень быстро прогрессирует. Как правило, в генетические алгоритмы, результатом действия которых является воспроизводство себе подобных, закладывается определенный уровень, после которого наступает оптимизация, и этот уровень колеблется от пятисот до пяти тысяч поколений. Если эти рои воспроизводятся каждые три часа, следовательно, за прошедшие две недели у них появилось около сотни поколений. А при сотне поколений модель поведения роя оптимизировалась весьма значительно.

Глядя на монитор, Мае сказала:

— По крайней мере, они остаются возле главного корпуса. Похоже, они не знают, что мы здесь.

— Откуда они могли об этом узнать? — спросил я.

— Они и не узнали, — сказал Чарли. — У них главный орган восприятия — зрение. Возможно, последние поколения обзавелись неким подобием слуха, но все равно зрение остается главным. Если они чего-то не видели — это для них все равно что не существует.

Подошла Рози, ведя с собой Дэвида.

— Мне очень жаль, ребята, что так получилось… — пробормотал Дэвид.

— Да ладно, все нормально.

— Все в порядке, Дэвид.

— Я не знаю, как это вышло… Я просто не смог с собой совладать.

Чарли сказал:

— Расслабься, Дэвид. Все все понимают. Ты псих, и у тебя слетела крыша. Все ясно. Без проблем.

Рози обняла Дэвида за плечи. Дэвид громко высморкался. Посмотрев на монитор, Рози спросила:

— Ну, что они там делают?

— Похоже, они не знают, что мы здесь.

— Хорошо…

— Остается надеяться, что и не узнают.

Рози задумчиво хмыкнула и спросила:

— А если узнают, что тогда?

Я уже обдумывал такую возможность.

— Если узнают — тогда нам придется положиться на дыры в предпосылках программы «Хи-Доб». Мы используем слабые места программного модуля.

— В каком это смысле?

— Мы сгруппируемся. И будем вести себя, как стая птиц.

Чарли заржал, как лошадь.

— Ну да, а как же? Собьемся в стаю — и пускай они на нас охотятся!

— Я не шучу, — сказал я.

За последние тридцать лет ученые изучили систему взаимоотношений «Хищник-Добыча» на множестве видов животных — от львов и гиен до боевых муравьев. Эти исследования позволили гораздо лучше понять, как добыча защищается от хищников. Такие животные, как зебры и олени карибу, живут большими стадами не потому, что они очень общительные. Они собираются в стада для того, чтобы защититься от хищников. Чем больше количество животных в стаде, тем большую угрозу они собой представляют. Кроме того, нападающий хищник нередко теряется, когда стадо животных бросается врассыпную, разбегается в разные стороны. Иногда хищники в такой ситуации буквально застывают на месте. Когда хищник видит слишком много движущихся объектов охоты, он зачастую не может выбрать, кого преследовать, — и не преследует никого.

То же самое справедливо и для птичьих стай, и для косяков рыб. Когда большая группа птиц или рыб действует скоординированно, хищнику трудно различить в группе отдельное животное. Как правило, хищники нападают на животных, которые чем-то отличаются от основной группы. Именно поэтому чаще всего добычей становятся детеныши — не только потому, что их легче поймать, но, главное, потому, что они выглядят не так, как все остальные в стаде. По той же причине хищники убивают больше самцов, чем самок, поскольку недоминантные самцы обычно держатся чуть поодаль от стада, что делает их более приметными.

Еще тридцать лет назад, когда Ханс Круук изучал гиен в Серенгети, он обнаружил, что достаточно выкрасить какое-нибудь животное краской — и оно станет добычей хищника при первом же нападении на стадо. Вот насколько значима непохожесть на всех остальных.

Вывод из всего этого прост. Держаться вместе. Быть одинаковыми.

В этом заключалась наша выигрышная стратегия.

Но я очень надеялся, что испробовать ее в действии нам все-таки не придется.

На какое-то время рои исчезли из виду. Они улетели за угол, к другой стене главного корпуса. Мы напряженно ждали. И довольно скоро рои появились снова. Они опять пролетели вдоль здания, обследуя все отверстия, одно за другим.

Мы все смотрели на монитор. Дэвид Брукс обильно потел. Ему приходилось то и дело вытирать пот со лба рукавом.

— Долго они еще будут там летать? — спросил он.

— Столько, сколько захотят, — ответил Чарли.

Мае сказала:

— По крайней мере, до тех пор, пока ветер снова не усилится. И, похоже, это случится не скоро.

— Господи… Не понимаю, как вы все можете так спокойно это терпеть! — воскликнул Дэвид.

Он был очень бледен. Пот капал с бровей и заливал ему очки. Мне показалось, что Дэвид вот-вот сорвется с места и бросится бежать, не разбирая дороги.

— Дэвид, ты не хочешь присесть? — осторожно спросил я.

— Да, наверное, я лучше сяду.

— Хорошо.

— Пойдем, Дэвид, — Рози провела его в дальний угол комнаты, к умывальнику, и усадила на пол. Он обхватил колени руками и уткнулся в них лицом. Рози смочила холодной водой бумажное полотенце и положила его Дэвиду на затылок. Она обращалась с Дэвидом очень нежно и заботливо.

Чарли раздраженно покачал головой и сказал:

— Чертов засранец! Только его соплей нам сейчас не хватало!

— Чарли, это не поможет… — сказала Мае.

— Ну так и что? Мы застряли в этом сраном сарае, в котором куча сраных щелей, мы ничего не можем сделать, нам некуда податься, а у этого чокнутого засранца сорвало крышу, и он только делает все еще хуже.

— Да, — спокойно согласился я. — Все это правда. Но от того, что делаешь ты, лучше не становится.

Чарли хмуро глянул на меня и замычал мелодию из «Зоны сумерек».

— Чарли, обрати внимание, — сказал я. За то время, пока я наблюдал за роями, их поведение немного изменилось. Они больше не держались вплотную к зданию. Теперь они летали зигзагами, отлетали от стены в пустыню и возвращались обратно. Так делали все четыре роя — плавно, как будто исполняли какой-то танец.

Мае тоже это заметила.

— Новое поведение…

— Да, — сказал я. — Прежняя стратегия не сработала, и они придумали новую.

— Ну и какая им с этого польза? — спросил Чарли. — Они могут летать зигзагами сколько угодно — двери от этого все равно не откроются.

И все же меня очаровало это новое обусловленное поведение. Зигзаги постепенно становились все более широкими, рои отлетали от здания все дальше и дальше. Новая стратегия быстро совершенствовалась. Она совершенствовалась буквально у нас на глазах.

— Потрясающе… — сказал я.

— Маленькие засранцы… — фыркнул Чарли.

Один из роев подлетел довольно близко к останкам кролика. Не долетев до разложившейся тушки пару ярдов, рой развернулся и полетел обратно к главному зданию. Внезапно мне пришла в голову одна мысль…

— Насколько хорошо рои видят?

В наушнике затрещало. Ответил мне Рики:

— Сверхъестественно хорошо. В конце концов, для этого их и создали. У них зрение — двадцать с половиной, — сказал он. — Невероятное разрешение. С человеческим глазом не стоит и сравнивать.

— И как формируется у них изображение? — спросил я. Потому что рой — это всего лишь группа отдельных частиц. Как палочки и колбочки в сетчатке. Для преобразования отдельных микроизображений в цельную картину необходима центральная обработка всех данных. Каким образом рой осуществляет такую обработку данных?

Рики прокашлялся.

— Э-э… Я не совсем уверен…

— Это появилось у последних поколений, — вмешался Чарли.

— Ты хочешь сказать — у них выработалась система зрения?

— Да.

— И мы не знаем, каким образом они это делают…

— Нет. Мы знаем только, что они видят — и все.

Рой снова развернулся у стены, полетел обратно к кролику, а потом снова направился к стене. Другие рои рассредоточились вдоль стены здания и делали то же самое. Улетали на какое-то расстояние в пустыню, потом возвращались обратно к зданию.

Рики спросил по рации:

— А почему тебя это заинтересовало?

— Потому.

— Ты думаешь, они найдут кролика?

— Кролик меня не волнует, — сказал я. — Тем более что они, похоже, уже пролетели мимо него.

— Но тогда что?..

Мае тихонько ахнула.

— Вот дерьмо… — проронил Чарли и шумно вздохнул.

Мы наблюдали за ближайшим роем, за тем, который пролетел мимо кролика. Рой снова отлетел в пустыню, примерно на десять ярдов дальше того места, где лежали останки кролика. Но вместо того, чтобы вернуться обратно к главному корпусу, как это бывало раньше, теперь рой остановился и завис на одном месте, посреди пустыни. Рой не двигался с места, но поднялся высокой колонной, а потом снова опустился к земле, отбрасывая серебристые блики.

— Почему он это делает? — спросил я. — Вот так поднимается и опускается?

— Может быть, это как-то связано с получением изображения? Такой способ фокусировки?

— Нет, — сказал я. — Я хочу знать — почему он остановился?

— Программа зависла?

Я покачал головой.

— Вряд ли.

— Тогда почему?

— Я думаю, он что-то увидел.

— Что, например? — спросил Чарли.

Я со страхом подумал, что, наверное, знаю ответ. Рой представляет собой камеру с чрезвычайно высоким разрешением, соединенную с системой распределенной обработки данных в сети. А системы распределенной обработки данных очень хорошо умеют определять закономерности. Именно поэтому программы для распределенных сетей используют для опознания лиц в службах безопасности или для составления цельного рисунка из осколков древних сосудов в археологии. Система распределенной обработки данных обнаруживает закономерности гораздо лучше, чем человеческий глаз.

— Какие еще закономерности? — спросил Чарли, когда я поделился с ним своими соображениями. — Там нечего определять, это же пустыня. Там только песок и кактусовые колючки.

Мае сказала:

— И следы.

— Что? Ты имеешь в виду наши следы? Которые мы оставили, когда шли там? Черт, Мае, их четверть часа заносило песком. Там не осталось никаких следов.

Мы следили за роем. Он по-прежнему висел на одном месте, периодически расширяясь и сжимаясь, как будто совершая дыхательные движения. Облако наночастиц стало почти черным, только изредка в нем мелькали легкие серебристые блики. Рой висел на одном месте уже почти полминуты и постоянно пульсировал. Остальные рои продолжали летать зигзагами, а этот оставался на месте.

Чарли закусил губу.

— Ты в самом деле думаешь, что рой что-то увидел?

— Я не знаю, — сказал я. — Возможно.

Внезапно рой поднялся выше и снова начал двигаться. Но он полетел не к нам. Вместо этого рой направился по диагонали через пустыню, ко входу в энергостанцию. Подлетев к двери, рой остановился и закружился на месте.

— Что за черт? — пробормотал Чарли.

Я понял, что это означало. И Мае тоже поняла.

— Рой полетел по нашим следам, — сказала она. — До того места, из которого мы вышли.

Рой пролетел по нашему следу, который мы оставили, когда шли от двери к тушке кролика. Вопрос состоял в том, что рой будет делать дальше?

Следующие пять минут напряжение нарастало. Рой вернулся по нашему следу обратно к кролику. Покружив немного над кроликом, черное облако начало летать вокруг тушки, постепенно расширяя круги. Потом рой еще раз вернулся к двери энергоблока. Какое-то время он оставался возле двери, затем снова подлетел к кролику.

Эти передвижения повторились еще три раза. Тем временем другие рои продолжали летать зигзагами вокруг здания и уже скрылись за углом. Отделившийся от остальных рой вернулся к двери, а потом опять полетел к кролику.

— Его зациклило, — прокомментировал Чарли. — Он просто повторяет одно и то же, снова и снова.

— Считай, нам повезло, — сказал я. Я смотрел на рой и ждал, когда его поведение изменится. Пока все оставалось по-прежнему. Если память роя очень ограниченна, то, возможно, он — как человек с болезнью Альцгеймера — просто не помнит, что уже проделывал все это раньше.

Теперь рой летал вокруг тушки кролика, постепенно расширяя круги.

— Его определенно зациклило, — повторил Чарли.

Я ждал.

Я не смог просмотреть все изменения, которые были внесены в программу «Хи-Доб», потому что основной модуль отсутствовал. Но в оригинальную версию программы был встроен элемент случайности, чтобы программа могла решать именно такие ситуации, как сейчас. Если программа «Хи-Доб» не может достигнуть цели и отсутствуют дополнительные внешние факторы, которые могли бы повлиять на ее поведение, то поведение программы изменяется случайным образом. Это довольно распространенное решение. Например, психологи сейчас считают, что для появления новых изобретений необходима некоторая доля случайного поведения. Невозможно создать что-то новое, если не испробовать новые направления, выбранные случайным образом…

— О-о… — проронила Мае.

Поведение роя изменилось.

Рой кружил вокруг останков кролика, все больше отдаляясь от него. И вскоре наткнулся на новую цепочку следов. Рой на мгновение задержался, а потом вдруг поднялся выше и полетел прямо к нам. Он двигался по следам, которые мы оставили, когда шли к складу.

— Вот дерьмо! — сказал Чарли. — По-моему, нам крышка.

Мае и Чарли бросились к стене, в которой было окно. Дэвид и Рози вскочили и кинулись к окну над умывальником. Я закричал:

— Нет! Нет! Не подходите к окнам!

— Что?

— Для них главное — зрение, помните? Не подходите к окнам!

Спрятаться на складе было некуда. Рози и Дэвид забрались под умывальник. Чарли протолкнулся туда же, не обращая внимания на их протесты. Мае проскользнула в тень в углу комнаты и забилась в узкую щель между двумя стеллажами. Ее можно было увидеть только из окна в западной стене, да и то с трудом.

У меня в наушнике затрещало, и раздался голос Рики:

— Эй, ребята! Один рой летит прямо к вам. И… э-э… Нет… Два других летят за ним.

— Рики, отключайся, — сказал я.

— Что?

— Больше никакой связи по рации.

— Но почему?

— Конец связи, Рики.

Я упал на колени и скорчился за картонной коробкой с припасами, которая стояла в большой комнате. Коробка была маловата, чтобы скрыть меня полностью — ноги торчали наружу, но, как и Мае, заметить меня было сложно. Увидеть меня снаружи можно было, только если заглянуть под определенным углом в северное окно. В любом случае ничего другого мне не оставалось.

Скорчившись за коробкой, я видел остальных, которые жались друг к другу под умывальником. Мае я не видел совсем — чтобы ее увидеть, мне пришлось бы высунуть голову из-за угла коробки. Я все-таки разок взглянул на нее — Мае казалась спокойной и сосредоточенной. Я спрятался за коробкой и стал ждать.

Не было слышно ничего, кроме гула кондиционеров.

Прошло десять или пятнадцать секунд. На полу, слева от меня, я видел белый прямоугольник — от света, который проникал через окно в северной стене склада, над умывальником.

В наушнике у меня снова затрещало.

— Почему конец связи?

— Черт бы его побрал! — пробормотал Чарли.

Я приложил палец к губам и покачал головой.

— Рики, — сказал я в микрофон. — Разве эти штуки не способны слышать звуки?

— Ну да, конечно, в некоторой степени, но…

— Замолчи и отключи свою рацию.

— Но…

Я потянулся к рации, закрепленной у меня на поясе, и отключил ее. И подал знак тем, кто прятался под раковиной, чтобы сделали то же самое. Они все тоже отключили рации.

Чарли одними губами что-то сказал, глядя на меня. Насколько я понял, он говорил: «Этот ублюдок хочет, чтобы нас убили».

Но я не был уверен, что понял все правильно.

Мы стали ждать.

Прошло, наверное, не больше трех-четырех минут, но нам они показались целой вечностью. От твердого бетонного пола у меня заболели колени. Пытаясь устроиться поудобнее, я слегка переменил позицию. Я двигался очень осторожно, потому что первый рой уже наверняка добрался до склада. В окнах рой еще не появлялся. Я не мог понять, что его так надолго задержало. Возможно, летя по нашему следу, рой остановился, чтобы осмотреть машины на стоянке. Я подумал о том, как, интересно, рой воспринимает автомобили? Как, наверное, загадочно выглядят машины для органа зрения с таким высоким разрешением. Но, возможно, машины не привлекли внимания роя — они были неподвижны, и рой, наверное, просто пролетел мимо них, как мимо больших разноцветных валунов.

Но все же… Почему рой не появляется так долго?

С каждой секундой мои колени болели все сильнее. Я снова пошевелился, перенес вес на руки и приподнял колени, как бегун на стартовых колодках. На какое-то время мне стало легче. Меня так занимала боль в коленях, что я не сразу заметил, что светлый прямоугольник на полу стал темным в центре, а потом темнота расползлась к краям. Через мгновение весь прямоугольник окна стал темно-серым.

Рой был здесь.

Я не был уверен, но мне показалось, что, помимо монотонного гула кондиционеров, теперь слышен еще и другой звук — низкий и ритмичный, похожий на рокот больших барабанов. Со своей позиции за ящиком я видел, что окно над раковиной постепенно становится все темнее и темнее от кружащихся за ним черных частиц — как будто за окном бушевала сильная песчаная буря. Внутри склада стало темно. Очень темно.

Под умывальником Дэвид Брукс начал стонать. Чарли зажал ему рот ладонью. Они смотрели вверх, хотя раковина умывальника и заслоняла вид на окно наверху.

А потом рой за окном исчез — так же быстро, как появился. Солнечный прямоугольник на полу снова посветлел.

Никто не пошевелился.

Мы ждали.

Несколько мгновений спустя окно в западной стене потемнело — точно так же, как раньше северное окно. Я задумался о том, почему рой не проникает внутрь помещения. Ведь окна негерметичны. Наночастицы могли бы свободно проскользнуть внутрь через трещины в деревянных рамах. Но они, похоже, даже не пытались это сделать.

Возможно, сейчас принципы сетевого обучения оказались нам на руку. Возможно, рои обучены предыдущим опытом в главном корпусе и считают, что все окна и двери закрыты герметично. Наверное, поэтому они и не пытаются проникнуть внутрь помещения.

Эти размышления обнадежили меня настолько, что даже боль в коленях стала казаться не такой уж нестерпимой.

Западное окно все еще оставалось темным, когда северное окно снова потемнело. Теперь в помещение склада заглядывало одновременно два роя. Рики говорил, что к складу направились три роя. О четвертом он ничего не сказал. Я задумался о том, где может быть третий рой. А в следующее мгновение я это узнал.

Подобно бесшумному черному туману, наночастицы начали просачиваться в комнату сквозь щель под дверью в западной стене склада. Вскоре они проникали уже по всему периметру двери. Внутри комнаты частицы кружились и летали как будто бесцельно, но я знал, что через несколько мгновений они снова соберутся в организованный рой.

Потом я увидел, что через трещины в северном окне тоже проникают наночастицы. И сверху тоже, через воздухозаборник кондиционера.

Ждать дольше не имело смысла. Я поднялся на ноги и вышел из-за ящика, за которым прятался. И крикнул всем остальным, чтобы тоже выбирались из укрытий.

— Собираемся в группу! Стройтесь парами!

Чарли схватил бутыль из-под жидкости для мытья окон и подошел ко мне, бормоча:

— Ты думаешь, у нас есть хоть какие-то гребаные шансы?

— Лучшей возможности уже не будет, — ответил я. — Правило Рейнолдса! Все группируйтесь вокруг меня! Давайте — быстро!

Если бы нам не было так страшно, мы, наверное, показались бы себе смешными. Мы плотной группой сновали туда-сюда по комнате и старались действовать скоординированно — пытаясь имитировать поведение птичьей стаи. Мое сердце бешено колотилось и едва не выпрыгивало из груди. В ушах шумело. Было очень трудно сосредоточиться на ходьбе. Я знал, что мы действуем крайне неуклюже, но очень быстро наши движения стали более слаженными. Мы дошли до стены, дружно развернулись, и все вместе пошли назад. Я начал размахивать руками и хлопать в ладоши при каждом шаге. Остальные делали то же самое. Это помогало скоординировать наши движения. И помогало побороть страх. Как потом сказала Мае, то, что мы делали, было похоже на адскую аэробику.

И все это время мы следили за черными наночастицами, которые продолжали просачиваться в комнату сквозь щели в окнах и дверях. Нам казалось, что это длилось бесконечно долго, хотя на самом деле, наверное, прошло всего тридцать или сорок секунд. Вскоре вся комната наполнилась бесформенным черным туманом. Я чувствовал мелкие жгучие уколы по всему телу и знал, что остальные чувствуют то же самое. Дэвид снова начал стонать, но Рози держалась рядом с ним, подбадривала его, заставляла его делать то же, что делали все.

Внезапно черный туман с потрясающей скоростью развеялся. Наночастицы собрались в две полностью упорядоченные, оформленные колонны, которые зависли перед нами. Колонны ритмично приподнимались и опадали, по ним скользили мелкие черные волны.

Глядя на рои с такого близкого расстояния, я чувствовал, что от них исходит явственная угроза или даже злорадство. Мы ясно слышали низкий ритмичный рокот, который издавали рои, но время от времени я различал и злобное шипение, похожее на шипение змеи.

Однако рои на нас не нападали. Как я и надеялся, недостатки программы работали в нашу пользу. Увидев организованную группу жертв, хищники застыли на месте. Они вообще ничего не делали.

По крайней мере, до сих пор.

Между хлопками в ладоши Чарли сказал:

— Подумать только — вот сраное дерьмо — это сработало!

Я ответил:

— Да, но скорее всего — ненадолго.

Меня беспокоило, сколько еще времени Дэвид сможет держать себя в руках. И еще меня беспокоили рои. Я не знал, сколько времени они будут вот так висеть в воздухе, прежде чем придумают новую модель поведения. Я сказал:

— Я думаю, надо двигаться к той — дальней двери, что позади нас, и выбираться отсюда.

Когда мы в очередной раз развернулись у стены, я взял чуть в сторону, в направлении дальней комнаты. Дружно хлопая в ладоши и шагая в ногу, наша группа начала удаляться от роев. Низко гудя, рои последовали за нами.

— А когда мы выйдем наружу, что тогда? — заскулил Дэвид. Ему было трудно соблюдать ритм и двигаться вместе со всеми. От страха он то и дело спотыкался и еле успевал вовремя переставлять ноги. Дэвид снова начал впадать в панику. Он моргал очень часто и обливался потом.

— Мы будем и дальше — идти вот так — единой группой — как стая птиц — дойдем до лаборатории — и войдем внутрь — ну как, попробуем?

— О боже… — простонал Дэвид. — Это так далеко… Я не знаю… А если… — Он снова споткнулся и едва не упал. И, кроме того, он не хлопал в ладоши, как все остальные. Я почти чувствовал его страх, неудержимое желание броситься бежать.

— Дэвид, оставайся — вместе с нами — если побежишь один — ничего не получится — ты меня слушаешь?

Дэвид простонал:

— Я не знаю… Джек… Я не знаю, смогу ли я…

Он снова споткнулся, толкнул Рози, она повалилась на Чарли, а Чарли подхватил ее и оттолкнул, помогая ей снова нормально встать на ноги. Но наша стая на мгновение смешалась, слаженный ритм движений нарушился.

Рои немедленно уплотнились, почернели еще сильнее и словно сжались перед тем, как наброситься на добычу. Я услышал, как Чарли тихо шепчет ругательства. На мгновение я тоже подумал, что все пропало.

Но потом мы восстановили прежний ритм, и рои сразу же приподнялись и вернулись в прежнее состояние. Интенсивная чернота поблекла. Рои снова начали медленно и ритмично пульсировать. Они пролетели вслед за нами в следующую комнату. Но пока не нападали. Мы были уже в двадцати футах от дальней двери — той самой двери, через которую мы вошли на склад. Ко мне снова вернулась надежда. Я впервые поверил, что в конце концов нам все-таки удастся выбраться из этой переделки.

А потом, в одно мгновение, все полетело ко всем чертям.

Дэвид Брукс сорвался с места и бросился бежать.

Мы уже были в дальней комнате и как раз обходили вокруг центрального стеллажа, когда Дэвид вдруг побежал. Он проскочил между роями и метнулся к выходу.

Рои мгновенно развернулись и погнались за ним.

Рози кричала Дэвиду, чтобы он вернулся, но Дэвид думал только о двери. Рои преследовали его с поразительной скоростью. Дэвид почти добежал до двери — он уже протянул руку к дверной ручке, но тут один из роев обогнал его, опустился вниз и растекся по полу. Пол стал черным.

Когда Дэвид Брукс ступил ногой на черную поверхность, он поскользнулся, словно на льду, и рухнул на пол. Дэвид взвыл от боли, ударившись о бетон, но сразу же попытался подняться на ноги. У него ничего не получилось — он все время поскальзывался и падал, снова и снова. Его очки разбились, осколки стекла оцарапали лицо. Из разбитого носа потекла кровь. По губам расплылись клубящиеся черные пятна. Дэвид начал задыхаться.

Рози все еще кричала Дэвиду, чтобы он вернулся, когда на него спикировал сверху второй рой. Черное облако растеклось по голове Дэвида, залепило ему глаза, запуталось в волосах. Дэвид лихорадочно задергался, замахал руками и жалобно завизжал, как раненое животное. Но, непрерывно поскальзываясь, он все-таки продолжал ползти к двери, опираясь локтями и коленями о черный пол. Наконец он рванулся вперед, ухватился за дверную ручку и сумел подняться на колени. Последними отчаянными движениями Дэвид повернул ручку, пинком распахнул дверь и вывалился наружу.

В помещение хлынул поток яркого света — и влетел третий рой, который до сих пор оставался снаружи.

Рози закричала:

— Мы должны что-то сделать! — и рванулась к Дэвиду. Я схватил ее за руку, когда она пробегала мимо меня. Рози начала вырываться, пытаясь освободиться. — Мы должны ему помочь! Мы должны ему помочь!

— Мы ничего не можем сделать.

— Мы должны ему помочь!

— Рози! Мы ничего не можем сделать!

Дэвид катался по земле, с головы до ног покрытый черным облаком. Третий рой окутал его со всех сторон. Трудно было что-то разглядеть сквозь кружащуюся черную пелену наночастиц. Рот Дэвида превратился в черный провал, глазные впадины полностью почернели. Я подумал, что он, наверное, уже ослеп. Дышал Дэвид с трудом, издавая резкие сиплые звуки. Рой затекал ему в рот, как черная река.

Тело Дэвида начало судорожно подергиваться. Он схватился рукой за горло. Ноги барабанили по земле. Я понял, что он умирает.

— Давай, Джек! — сказал Чарли. — Надо выбираться отсюда ко всем чертям!

— Вы не можете его бросить! — закричала Рози. — Вы не можете, не можете!

Дэвид выкатился за дверь, на солнечный свет. Теперь он подергивался слабее. Он шевелил губами, но были слышны только резкие сиплые вздохи.

Рози начала яростно вырываться.

Чарли схватил ее за плечо и сказал:

— Какого черта, Рози!..

— Да пошел ты! — Она вывернулась из-под его ладони, сильно пнула меня в ногу — и я от неожиданности отпустил ее. Рози бросилась через всю комнату к двери, крича: — Дэвид! Дэвид!

Дэвид протянул к ней руку, черную, словно у шахтера. Рози ухватила его за запястье. И тотчас же упала, поскользнувшись на черном полу точно так же, как раньше поскользнулся Дэвид. Рози повторяла и повторяла имя Дэвида, пока не закашлялась. У нее на губах появился черный ободок.

Чарли вздохнул:

— Пойдем отсюда, ради бога. Я не могу на это смотреть.

Я чувствовал, что не могу никуда идти, не могу сдвинуться с места. Я повернулся к Мае. По ее лицу текли слезы.

— Пойдем, — сказала она.

Рози все еще выкрикивала имя Дэвида и обнимала его, крепко прижимала к своей груди. Но сам Дэвид, похоже, уже не шевелился.

Чарли наклонился ко мне и тихо произнес:

— Ты ни в чем не виноват.

Я медленно кивнул. Я знал, что он говорит правду.

— Черт, и это — твой первый рабочий день. — Чарли протянул руку к моему поясу и включил рацию. — Пойдем.

Я повернулся к двери. И мы вышли наружу.

Воздух под навесом был горячий и неподвижный. Перед нами стояли ряды автомобилей. Я услышал, как жужжит поворотный механизм видеокамеры, расположенной под гофрированной крышей. Наверное, Рики сейчас видит на мониторе, как мы выходим из склада. У меня в наушнике затрещала статика. Рики спросил:

— Какого черта? Что там у вас происходит?

— Ничего хорошего, — ответил я. За пределами тени от навеса солнце светило все так же ярко.

— А где остальные? — спросил Рики. — Со всеми все в порядке?

— Нет. Не со всеми.

— Ну так объясни мне…

— Не сейчас.

Потом я понял, что тогда мы все как будто оцепенели от того, что случилось. Нас ничто не волновало — мы полностью сосредоточились на стремлении выжить и оказаться в безопасности.

Здание лаборатории находилось справа от нас, в сотне ярдов по прямой через пустыню. Мы могли бы добежать туда за тридцать-сорок секунд. И мы побежали. Рики говорил что-то еще, но я не отвечал ему. Мы все думали об одном и том же — через полминуты мы доберемся до двери и будем в безопасности.

Однако мы забыли о четвертом рое.

— Вот срань! — ругнулся Чарли.

Четвертый рой вылетел из-за угла лаборатории и направился прямо к нам. Мы остановились в замешательстве, не зная, что делать дальше.

— Что делать, Джек? — спросила Мае. — Группируемся?

— Нет, — сказал я. — Нас только трое.

Такая маленькая группа не собьет хищника с толку. Но никакая другая стратегия в голову не приходила. Я начал мысленно перебирать все, что мне было известно об исследованиях взаимоотношений хищников и их добычи. И все исследования сходились в одном. Будь то модель поведения боевых муравьев или серенгетских львов, исследования подтверждали одну и ту же динамику: хищники убили бы всю добычу, до последнего животного — если бы у добычи не было убежища. В реальной жизни убежищем может быть гнездо в кроне дерева, или подземная нора, или глубокий омут в реке. Потенциальная добыча выживает, если у нее есть убежище. Если бы убежища не было, хищники уничтожили бы всех животных, которых считали добычей.

— Я думаю, теперь нам точно крышка, — сказал Чарли.

Нам нужно было убежище. Рой быстро приближался. Я почти чувствовал жгучие уколы на теле и вкус сухого пепла во рту. Мы должны были отыскать какое-нибудь укрытие прежде, чем рой доберется до нас. Я повернулся на месте, осмотрелся по сторонам, но не увидел ничего подходящего. Разве что…

— Машины закрыты?

В наушнике у меня затрещало.

— Нет, вряд ли.

Мы развернулись и побежали к стоянке.

Ближе всего ко мне стоял голубой «Форд»-седан. Я открыл дверцу водителя, Мае открыла пассажирскую дверцу. Рой был уже совсем близко. Захлопывая дверцу, я уже слышал низкий рокот, похожий на бой барабанов. Мае тоже захлопнула дверцу. Чарли дергал за ручку задней двери салона, все еще держа в руках бутыль из-под «Виндекса». Но задние дверцы, похоже, были заперты. Мае развернулась назад, чтобы разблокировать замок, но Чарли уже повернулся к соседней машине, «Лэндкруизеру», и благополучно забрался внутрь. И захлопнул дверцу.

— Bay! — выкрикнул он. — Какая тут жарища!

— Это точно, — согласился я. Внутри машины было жарко, как в печи. Мы с Мае обливались потом. Рой подлетел к нам и завис перед ветровым стеклом, пульсируя и перемещаясь из стороны в сторону.

В наушнике раздался голос Рики:

— Ребята! Вы где? Ребята! — Рики явно был встревожен.

— Мы в машинах.

— В каких машинах?

— Рики, какая тебе, к черту, разница? — сказал Чарли. — Мы сидим в этих сраных машинах, вот и все.

Черное облако перелетело от нашего «Форда» к соседней «Тойоте». Мы с Мае смотрели, как рой кружит возле окон машины, пытаясь проникнуть внутрь. Чарли улыбнулся мне сквозь стекло.

— Это тебе не дырявый сарай. Машины практически герметичны. Так что… мы можем насрать на маленьких говнюков.

— А как насчет вентиляционных отверстий? — спросил я.

— Я у себя все позакрывал.

— Но ведь они не полностью герметичны, да?

— Да, не полностью, — ответил Чарли. — Только чтобы до них добраться, надо сперва пролезть под капот. Или снизу, через днище. Только я готов поспорить, что наш жужжащий шарик-переросток до этого не додумается.

У нас в машине Мае тоже закрыла все вентиляционные отверстия, одно за другим. Она открыла отделение для перчаток, заглянула туда, снова закрыла.

Я спросил:

— Ключей нет?

Она покачала головой.

Рики сказал по рации:

— Ребята, у вас новые гости.

Я повернулся и увидел еще два роя, подлетающие от складского помещения. Рои немедленно окружили нашу машину — один спереди, другой сзади. Ощущение было такое, будто мы попали в сильную пылевую бурю. Я посмотрел на Мае. Она сидела неподвижно, с каменным лицом, и просто смотрела.

Два новых роя облетели вокруг машины, потом разместились у ее передней части. Один рой завис возле окна пассажирской дверцы, за которым сидела Мае. Рой пульсировал и поблескивал серебром. Второй поднялся на крышу машины и летал из стороны в сторону, то ко мне, то к Мае. Время от времени этот рой подлетал к ветровому стеклу и распластывался по нему. Потом рой снова собирался в черное облако, снова поднимался и летал над крышей, и снова растекался по стеклу.

Чарли весело хихикнул.

— Хотят пробраться внутрь. Говорю вам — ни черта у них не выйдет.

Я не был так уверен в этом. Я заметил, что, когда рой растекается по ветровому стеклу, черная масса распространяется и на капот, причем с каждым разом все дальше и дальше. Скоро они доберутся до решетки радиатора. А когда они начнут обследовать радиатор, они могут найти и вентиляционные отверстия. И тогда для нас все закончится.

Мае порылась в ящичке для инструментов, расположенном между сиденьями, и достала оттуда моток клейкой ленты и коробку с пластиковыми пакетами для сэндвичей. Она сказала:

— Может, мы попробуем заклеить вентиляцию?

Я покачал головой:

— Бесполезно. Это же наночастицы. Они настолько мелкие, что легко просочатся сквозь пластиковую мембрану.

— Ты хочешь сказать, они могут проникнуть прямо сквозь пластик?

— Или сквозь мелкие щели и трещины. Мы не сможем заклеить вентиляцию настолько плотно, чтобы не осталось щелей.

— Значит, нам остается только сидеть здесь и ждать?

— Выходит, что так.

— И надеяться, что они не додумаются, как можно проникнуть внутрь?

Я кивнул:

— Да.

Бобби Лембек сказал по рации:

— Ветер снова начинает усиливаться. Уже шесть узлов.

Бобби как будто хотел подбодрить нас, но только шесть узлов — это все-таки слишком слабый ветер. Рои летали вокруг машины без каких-либо усилий.

Чарли сказал:

— Джек, я что-то не вижу моего жужжащего шарика. Куда он девался?

Я посмотрел на машину Чарли и увидел, что третий рой опустился к переднему колесу, летает кругами возле покрышки, периодически залетая внутрь сквозь отверстия в колпаке колеса.

— Он проверяет твои колеса, Чарли, — сказал я.

— Хм-м… — Чарли больше не веселился, и не без причины. Если рой начнет тщательно обследовать машину, он может со временем наткнуться на путь внутрь. Чарли сказал: — Я думаю, вопрос стоит так: насколько сильно у них выражен СО компонент?

— Да, верно, — согласился я.

— Вы о чем? — спросила Мае.

Я объяснил. У роев нет лидера, и нет централизованного разума. Их разум складывается из индивидуальных разумов отдельных частиц. Эти частицы самоорганизуются в рой, и их тенденция к самоорганизации может приводить к непредсказуемым результатам. Невозможно предугадать, что будут делать рои. Они могут действовать неэффективно, как сейчас. Могут случайно найти удачное решение. А могут начать планомерные и организованные поиски.

Но пока они этого не делали.

Моя одежда пропиталась потом и потяжелела. Пот капал у меня с кончика носа и с подбородка. Я отер лоб тыльной стороной ладони и посмотрел на Мае. Она тоже обливалась потом.

Рики сказал:

— Эй, Джек!

— Что?

— Тут недавно звонила Джулия. Она выписалась из больницы, и…

— Не сейчас, Рики.

— Вечером она прилетит сюда.

— Поговорим об этом позже, Рики.

— Я просто подумал, что ты захочешь узнать.

— Господи, да скажите же кто-нибудь этому говнюку, чтобы он заткнул пасть! — взорвался Чарли Давенпорт. — Не до него сейчас!

Бобби Лембек сообщил:

— Ветер — уже восемь узлов. Нет, простите… семь.

Чарли сказал:

— Господи, эта неопределенность меня убивает. Где сейчас рой, Джек?

— Под машиной. Мне не видно, что он там делает… Нет, погоди… Он вылетел сзади твоей машины, Чарли. А сейчас, похоже, проверяет задние фонари.

— Далась им моя машина, — буркнул Чарли. — Не надоело проверять?

Я смотрел через плечо на рой Чарли, когда Мае сказала:

— Джек! Посмотри…

Рой за окном ее дверцы изменился. Он стал почти полностью серебристым, слегка мерцал, но все же оставался довольно стабильным, и на этой блестящей серебристой поверхности я увидел отражение головы и плеч Мае. Отражение было не очень точным, глаза и рот вырисовывались нечетко, но в целом получилось очень похоже.

Я нахмурился.

— Зеркало?..

— Нет, не зеркало, — сказала Мае. Она отодвинулась от окна и повернулась ко мне. Ее изображение на серебристой поверхности не изменилось. Лицо Мае по-прежнему смотрело внутрь машины. Потом, спустя несколько мгновений, изображение задрожало, растворилось, и вместо лица там появился затылок Мае.

— Что это значит? — спросила Мае.

— У меня есть очень хорошая идея, но…

Рой, который висел над капотом, преобразился точно так же, но только в его серебристой поверхности отражались мы с Мае вдвоем, на переднем сиденье машины. Мы казались очень испуганными. И опять изображение слегка размылось. А я окончательно убедился, что рои не просто отражают все, как зеркало. Рой самостоятельно формирует изображение, точно располагая отдельные частицы, что означало…

— Плохо дело… — сказал Чарли.

— Знаю, — согласился я. — Они изобретают новшества.

— Как по-твоему, это было заложено в предварительных стандартах?

— В основе своей — да. Насколько я понимаю, это имитация.

Мае покачала головой, не понимая, о чем мы говорим.

— В программу закладываются определенные стандартные стратегии, чтобы помочь ей в достижении цели. Эти стратегии моделируют поведение настоящих хищников. Например, одна такая стратегия — замереть и не двигаться, поджидая добычу в засаде. Другая стратегия — бродить по случайной траектории, пока не попадется добыча, а потом — преследовать ее. Третья стратегия — замаскироваться, притвориться частью естественной окружающей среды, чтобы стать незаметным. А четвертая стратегия — подражать поведению добычи, имитировать ее.

Мае спросила:

— Ты думаешь, это имитация?

— Да, по-моему, это одна из форм имитации.

— То есть они пытаются выглядеть, как мы?

— Да.

— Это обусловленное поведение? Оно появилось самопроизвольно?

— Да, — сказал я.

— Плохо дело… — мрачно повторил Чарли. — Плохо, плохо…

Я начал злиться. Потому что это зеркальное отображение означало, что я не знаю настоящей структуры этих наночастиц. Мне сказали, что у них есть пьезоэлементы, которые отражают свет. Поэтому я не удивлялся, когда рои время от времени поблескивали серебром в солнечных лучах. Для таких случайных проблесков не требовалось сложной системы ориентации частиц в пространстве. Собственно, подобные случайные отблески были вполне ожидаемым явлением — точно так же, как на загруженной машинами транспортной магистрали периодически возникают пробки, а потом снова рассасываются. Образование пробки начинается со случайного изменения скорости одной-двух машин, но эффект волнообразно распространяется вдоль всего участка дороги. То же самое справедливо и для роев. Случайный эффект распространяется волной по всему рою. Именно так все и выглядело.

Но зеркальное отображение объектов — совсем другое дело. Рои создавали цветные изображения, причем довольно стабильные. Настолько сложное поведение было невозможно для простой наночастицы. Я сильно сомневался, что можно получить полный спектр цветов из одной только зеркальной пластинки. Нет, теоретически это возможно — если серебряную пластинку наклонять под точно выверенными углами для получения призматических цветов. Но для этого требуется невероятно сложная и точная система управления движением.

Более логично, что для получения цветных изображений наночастицы используют другой метод. Это еще раз подтверждало, что мне не сказали всей правды о частицах. Рики снова мне солгал. Поэтому я очень разозлился.

Я уже знал, что с ним что-то не в порядке, и, если честно, винить нужно было меня, а не его. Даже после трагедии на складе до меня не дошло, что рои эволюционируют гораздо быстрее, чем мы предполагали, и мы просто не способны поспеть за темпом их эволюции. Я должен был понять, с чем мы столкнулись уже тогда, когда рой продемонстрировал новую стратегию — растекся по полу и образовал скользкую поверхность для того, чтобы обездвижить и передвигать добычу в произвольном направлении. Собственно, это хорошо известный феномен. Такую стратегию применяют муравьи, и называется она «коллективным транспортированием». Но для этих роев такое поведение не было запрограммированным. Это было обусловленное поведение, появившееся в результате эволюции. Но тогда я был слишком испуган и не смог осознать истинного значения происходящего. Теперь, сидя в разогретой солнцем машине, бессмысленно было злиться на Рики, но мне было страшно, я очень устал и не мог ясно мыслить.

— Джек… — Мае тронула меня за плечо и показала на машину Чарли.

Лицо у нее было очень мрачное.

Рой, который кружился возле задних фонарей машины Чарли, превратился в черную ленту, поднялся высоко в воздух, а потом исчез — просочился сквозь щель в месте соединения красного пластика с металлом кузова.

Я сказал в микрофон:

— Слышишь, Чарли… Кажется, они придумали, как пробраться внутрь.

— Да, я вижу. Потрясающе!

Чарли зачем-то перебрался на заднее сиденье машины. Наночастицы уже начали просачиваться в салон, образуя серую туманную дымку, которая быстро чернела. Чарли закашлялся. Я не видел, что он там делает — Чарли пригнулся ниже окна. Снова стало слышно, как он кашляет.

— Чарли…

Он не ответил. Но я слышал его ругательства.

— Чарли, ты, наверное, лучше выйди.

— Срать я хотел на этих говнюков!

Потом послышался странный звук, который я не смог сразу опознать. Я повернулся к Мае. Она прижимала наушник к уху, прислушиваясь. Звук напоминал странный ритмичный скрежет или шипение. Мае посмотрела на меня и вопросительно подняла брови.

— Чарли?

— Я… опрыскиваю этих маленьких дряней. Посмотрим, как им понравится, когда я их слегка подмочу.

Мае спросила:

— Ты разбрызгиваешь изотоп?

Чарли не ответил. Но в следующее мгновение он снова показался в окне с бутылью из-под «Виндекса», из которой он щедро опрыскивал салон во всех направлениях. Жидкость растекалась по оконным стеклам и лилась вниз. В салоне машины становилось все темнее и темнее, по мере того, как внутрь проникало все большее количество наночастиц. Вскоре Чарли совсем не стало видно. На мгновение показалась его рука, скользнула по стеклу и снова скрылась в черноте. Чарли непрерывно кашлял. Кашель был сухой и сиплый.

— Чарли, выбирайся наружу, — сказал я.

— Да пошло оно все… На кой черт?

Бобби Лембек передал по рации:

— Ветер десять узлов. Давай, Чарли.

Десять узлов — не так уж много, но все же лучше, чем ничего.

— Чарли, ты слышишь?

Из черноты раздался его голос:

— Да, ладно… Я ищу… не могу найти… чертову дверную ручку, не могу нащупать… Где эта сраная ручка, в этой чертовой… — Его слова прервал приступ кашля.

Я слышал в наушнике, как в лаборатории быстро переговариваются. Рики сказал:

— Он в «Тойоте». Где ручки на дверях в «Тойоте»?

— Я не знаю, это не моя машина, — ответил Бобби Лембек.

— А чья тогда? Твоя, Винс?

Винс:

— Нет-нет. Это машина того парня, у которого что-то с глазами.

— Какого парня?

— Инженера. Который все время моргает.

— Дэвида Брукса?

— Ну да, его.

Рики сказал:

— Ребята! Мы думаем, это машина Дэвида.

Я ответил:

— Ну, и какой нам с этого…

Я не договорил, потому что Мае показала на что-то сзади, на заднее сиденье машины. Из щели в месте соединения сиденья со спинкой в салон просачивались наночастицы, похожие на черный дым.

Я присмотрелся внимательнее и увидел на полу возле заднего сиденья одеяло. Мае тоже его заметила и нырнула в заднюю часть салона, через проем между передними сиденьями. По пути она стукнула меня ногой по голове, зато быстро добралась до одеяла и сразу же стала засовывать его в щель. Наушник с микрофоном слетели у меня с головы и повисли на руле, когда я попытался тоже перебраться назад и помочь Мае. В салоне было тесно. Я слышал тихие голоса из наушника.

— Давай, ну давай же, — сказала Мае.

Я был крупнее ее и просто не поместился бы вместе с Мае на заднем сиденье. Поэтому я перегнулся через спинку водительского сиденья, схватил одеяло и тоже, начал затыкать им щель.

Краем уха я услышал, как хлопнула дверь соседней «Тойоты», и увидел, как из черноты высунулась нога Чарли. Значит, он решил испытать судьбу снаружи, на открытом пространстве. Заталкивая одеяло, я подумал, что, возможно, нам тоже стоило бы выбраться из машины. Одеяло нас не спасет, только немного отсрочит неизбежное. Я чувствовал, как частицы просачиваются прямо сквозь ткань и продолжают заполнять салон. В машине становилось все темнее и темнее. Я уже ощущал мелкие жгучие уколы по всему телу.

— Мае, бежим отсюда.

Она не ответила, только стала еще усерднее запихивать одеяло в щель. Наверное, она знала, что снаружи нас все равно ничего хорошего не ждет. Рои набросятся на нас, заставят поскользнуться, и мы упадем. А как только мы упадем, они нас удушат.

Воздух стал плотнее. Я закашлялся. В полутьме звучали тонкие голоса из наушника. Я не понял, откуда они доносятся. Мае тоже потеряла свой наушник, я, кажется, даже видел его на переднем сиденье. Но сейчас было уже слишком темно и невозможно что-то рассмотреть. Глаза жгло. Я непрерывно кашлял. Мае тоже кашляла. Я уже не знал, продолжает ли она возиться с одеялом. Я видел ее как смутную тень в темном тумане.

Глаза болели так сильно, что мне пришлось зажмуриться. Горло пересохло, кашель получался сухим и хриплым. У меня снова начала кружиться голова. Я понимал, что жить нам осталось минуту-другую, а может, и меньше. Я посмотрел на Мае, но не увидел ее. Только слышал, как она кашляет. Я помахал рукой, пытаясь немного разогнать туман, чтобы увидеть Мае Ничего не получилось. Я помахал рукой перед ветровым стеклом — и оно мгновенно очистилось.

Несмотря на непрерывный кашель, я смог смутно разглядеть вдали здание лаборатории. Солнце светило по-прежнему ярко. Все выглядело совершенно нормально. Меня взбесило, что все вокруг кажется таким обычным, тихим и мирным, когда мы здесь задыхаемся от кашля. Что случилось с Чарли, я не видел. Прямо передо мной его не было. Вообще-то я сейчас видел только — я снова помахал рукой перед стеклом — я видел только…

Песчаную дымку над землей.

Господи — песчаная поземка!

Ветер снова настолько сильный, что сносит песок.

— Мае! — прокашлял я. — Мае, дверь!

Я не знал, услышала ли она меня. Она очень сильно кашляла. Я потянулся к водительской двери, стал нащупывать ручку. Мне было трудно сориентироваться. Я непрерывно кашлял. Нащупав нагретый металл ручки, я нажал на нее.

Дверь позади меня распахнулась. Горячий воздух пустыни ворвался в салон, закружил черный туман. Да, ветер в самом деле заметно усилился.

— Мае!

Ее мучил кашель. Наверное, она уже не могла двигаться. Я потянулся к пассажирской дверце напротив. Ударился ребрами о рукоятку переключения скоростей. Туман немного развеялся, так что я даже смог разглядеть ручку на дверце. Я надавил на ручку и толкнул дверцу. Ее тотчас же захлопнуло ветром. Я извернулся всем телом, снова толкнул дверь и придержал ее рукой.

По машине загулял ветер, продувая салон насквозь.

Черное облако развеялось за несколько секунд. Заднее сиденье все еще оставалось черным. Я прополз вперед, вывалился наружу через пассажирскую дверь, и открыл заднюю дверцу. Мае ухватилась за меня, и я вытащил ее наружу. Мы оба содрогались от непрерывного кашля. Мае едва стояла на ногах. Я перебросил ее руку себе через плечо и потащил Мае в пустыню, на открытое пространство.

Даже сейчас я не понимаю, как я смог добраться до лаборатории. Рои исчезли, ветер дул очень сильно. Мае мертвым грузом висела у меня на плечах, ее тело обмякло, ноги волочились по песку. У меня совершенно не было сил. Кашель терзал меня так же сильно, как раньше, из-за чего мне часто приходилось останавливаться. У меня кружилась голова, я ничего не соображал. Солнечный свет почему-то казался мне зеленоватым, перед глазами плыли цветные пятна. Мае дышала сипло и слабо кашляла. Мне казалось, что она не выживет. Я брел по пустыне, медленно переставляя ноги, одну за другой.

Потом вдруг передо мной замаячила дверь, я подошел и открыл ее. И затащил Мае в темный коридор. По другую сторону воздушного шлюза стояли Рики и Бобби Лембек. Они что-то говорили — наверное, подбадривали нас, но я ничего не слышал. Мой наушник остался в машине.

Воздушный шлюз зашипел и открылся. Я затолкнул Мае внутрь. Она как-то сумела устоять на ногах, хотя и согнулась пополам от кашля. Я отступил назад. Шлюз закрылся, вентиляторы начали обдувать Мае со всех сторон. Я прислонился к стене, едва дыша. Голова кружилась.

Я подумал, что, кажется, раньше такое со мной уже было.

Я посмотрел на часы. Всего три часа назад я едва не погиб от предыдущего нападения роя. Я наклонился, уперся руками в колени и стоял так, глядя в пол и ожидая, когда освободится воздушный шлюз. Потом я посмотрел на Рики и Бобби. Они что-то кричали и показывали пальцами на уши. Я покачал головой.

Разве они не видят, что у меня нет наушника?

Я спросил:

— Где Чарли?

Они ответили, но я не услышал.

— Он выбрался? Где Чарли?

Раздался пронзительный электронный скрип — я поморщился, — и Рики сказал по интеркому:

— …вряд ли что-то можно сделать.

— Он здесь? — спросил я. — Он выбрался?

— Нет.

— Где он?

— Там, в машине, — ответил Рики. — Он так и не вышел из машины. Ты что, не знал?

— Я был занят. Значит, он остался там?

— Да.

— Он мертв?

— Ну, нет. Еще живой.

Я дышал тяжело, голова все еще кружилась.

— Что?

— Трудно сказать наверняка по тому, что видно в мониторе, но, похоже, он еще жив…

— Так какого черта вы, ребята, не пошли за ним?

Рики ответил совершенно спокойно:

— Мы не можем, Джек. Мы должны позаботиться о Мае.

— Но кто-то же может сходить туда?

— Все сейчас очень заняты.

— Я не могу пойти, — сказал я. — Я не в том состоянии.

— Ну конечно же, — произнес Рики своим мягким угодническим тоном. Тоном профессионального подхалима. — Все это, наверное, стало для тебя ужасным потрясением. То, что тебе пришлось пережить…

— Рики, просто… скажи мне… кто пойдет за Чарли?

— Если быть предельно честным, — ответил Рики, — я не думаю, что в этом есть хоть какой-то смысл. У него уже начались судороги. Сильные судороги. Я думаю, ему недолго осталось.

— Значит, никто не пойдет? — спросил я.

В воздушном шлюзе Бобби помог Мае выйти и повел ее по коридору. Рики стоял там же и смотрел на меня сквозь стекло.

— Твоя очередь, Джек. Заходи в шлюз.

Я не двинулся с места. Так и стоял, прислонившись к стене.

— Кто-то должен за ним сходить, — сказал я.

— Не сейчас. Ветер нестабильный, Джек. В любую минуту он может снова затихнуть.

— Но Чарли еще жив.

— Это ненадолго.

— Кто-то должен пойти, — упорствовал я.

— Джек, ты не хуже меня знаешь, с чем мы столкнулись, — сказал Рики. Теперь он был воплощенным гласом рассудка, излагал все спокойно и логично.

— Мы понесли ужасные потери. И не можем рисковать кем-то еще. К тому времени, когда кто-то доберется до Чарли, он будет уже мертв. Возможно, он уже мертв. Иди сюда, заходи в шлюз.

Я проанализировал свое самочувствие — затрудненное дыхание, головокружение, боль в глазах, невыразимая усталость… Нет, я не мог вернуться к машинам прямо сейчас, в таком состоянии.

Поэтому я вошел в воздушный шлюз.

Вентиляторы заревели, поток воздуха растрепал мои волосы и одежду и сдул с одежды и тела черную пыль. Зрение почти сразу улучшилось. Стало легче дышать. Потом поток воздуха пошел снизу вверх. Я протянул ладонь вперед и смотрел, как рука из черной становится бледно-серой, а потом возвращается нормальный цвет кожи.

Затем включились вентиляторы в боковых стенках камеры. Я глубоко вдохнул. Жжение на коже стало не таким сильным. Либо я к нему притерпелся, либо поток воздуха сдул едкие частицы с моей кожи. В голове немного прояснилось. Я еще раз глубоко вдохнул. Мне было еще не совсем хорошо. Но теперь я определенно чувствовал себя лучше.

Стеклянная дверь открылась. Рики протянул ко мне руки.

— Джек! Слава богу, с тобой все в порядке!

Я не ответил. Я просто повернулся и вышел обратно, туда, откуда пришел.

— Джек… — Стеклянная перегородка с шипением закрылась.

— Я не оставлю его там, — сказал я.

— Что ты собираешься сделать? Ты не сможешь его нести, он слишком тяжелый. Что ты будешь делать?

— Не знаю. Но я не оставлю его там, Рики.

И я снова вышел наружу.

Конечно же, я повел себя именно так, как Рики и рассчитывал — к чему он меня и подталкивал, — только тогда я этого не понимал. И если бы кто-то сказал мне об этом, я не поверил бы, что Рики способен на столь искусные психологические уловки. Рики манипулировал людьми гораздо более явно. Но на этот раз он меня поймал.

Ветер по-прежнему дул сильно. Рои не появлялись, и я дошел до навеса автостоянки без приключений. Наушника у меня не было, так что я был избавлен от комментариев Рики.

Я увидел, что задняя пассажирская дверца «Тойоты» открыта. Чарли лежал на спине и не двигался. Я не сразу разглядел, что он еще дышал, хотя и неглубоко. С некоторым трудом мне удалось поднять его и усадить. Чарли смотрел на меня мутным взглядом. Его губы посинели, а кожа приобрела землисто-серый оттенок. Чарли беззвучно шевелил губами, а по щекам у него текли слезы.

— Не пытайся говорить, — сказал я. — Береги силы.

Крякнув, я подтащил его к краю сиденья, к двери, и развернул ему ноги так, чтобы он сидел лицом к выходу. Чарли был весьма крупным парнем, шести футов ростом, и фунтов на двадцать тяжелее меня. Я понимал, что не смогу дотащить его обратно в лабораторию. Но за задним сиденьем «Тойоты» я заметил толстые шины горного мотоцикла. Это может сработать.

— Чарли, ты меня слышишь?

Он едва заметно кивнул.

— Ты можешь встать?

Ничего. Никакой реакции. Он не смотрел на меня, его взгляд был устремлен куда-то в пространство.

— Чарли, как ты думаешь, ты сможешь стоять?

Он снова кивнул, а потом выпрямил тело, соскользнул с сиденья и опустил ноги на землю. Несколько мгновений Чарли стоял, пошатываясь, на дрожащих ногах, а потом обвис, навалившись на меня, чтобы не упасть. Я присел под его весом.

— Хорошо, Чарли, — я прислонил его к машине и усадил на подножку двери. — Просто побудь здесь, хорошо?

Я отстранился от него, и Чарли не упал, остался сидеть. Его взгляд по-прежнему был устремлен куда-то в пространство.

— Я сейчас приду, это быстро.

Я обошел «Лэндкруизер» и открыл багажник. Да, там действительно был горный мотоцикл — самый чистый горный мотоцикл из всех, какие я видел. Он был в фирменном чехле из плотного пластика. И его аккуратно вытерли перед упаковкой в чехол. Я подумал, что Дэвид был таким всегда и во всем — чистюлей и аккуратистом.

Я вытащил мотоцикл из чехла и поставил на землю. Ключей в зажигании не было. Я прошел к передней части «Тойоты» и открыл пассажирскую дверцу. Передние сиденья содержались в обычной для Дэвида идеальной чистоте. На приборной панели был закреплен планшет на присоске, с блокнотом, держателем для сотового телефона и комплектом громкой связи. Я открыл отделение для перчаток. Там тоже все было очень аккуратно и упорядочение. Документы на машину в пластиковом пакете, под маленькой выдвижной коробочкой с несколькими отделениями, в которых лежали бумажные носовые платки, бактерицидный лейкопластырь и гигиеническая губная помада. Ключей не было. Потом я заметил в проеме между сиденьями коробку для компакт-дисков, а под ней — запертый ящик. Судя по форме замка, ключ к нему был такой же, как ключ от зажигания машины. Наверное, ящик открывался ключом от зажигания.

Я постучал по ящику костяшками пальцев. Внутри что-то зазвенело. Что-то металлическое. Возможно, маленький ключ. Вроде ключа от зажигания для горного мотоцикла. В любом случае, что-то металлическое.

Где же ключи Дэвида? Может быть, Винс забрал у него ключи сразу по прибытии, как он забрал мои? Если так, значит, ключи в лаборатории. Мне это ничего не дает.

Я посмотрел в сторону лаборатории, раздумывая, смогу ли сходить туда и обратно еще раз. И тут я заметил, что ветер начал ослабевать. Над пустыней все еще неслась песчаная поземка, но уже не такая сильная, как раньше.

«Отлично, — подумал я. — Только этого мне и не хватало».

Понимая, что надо поторопиться, я решил махнуть рукой на горный мотоцикл, раз уж ключа нет. Может быть, на складе найдется что-нибудь подходящее, на чем я мог бы дотащить Чарли до лаборатории? Я не помнил, чтобы там было что-нибудь такое, но все равно решил сходить на склад и проверить. Я подошел к складу очень осторожно, потому что оттуда доносились какие-то удары. Оказалось, это хлопает на ветру незакрытая задняя дверь. Тело Рози лежало у самой двери, оно то скрывалось в тени, то освещалось солнцем, когда дверь открывалась и закрывалась. Оно было покрыто такой же самой белой пленкой, как и останки кролика. Но я не стал подходить ближе и рассматривать ее. Я быстро просмотрел содержимое полок, заглянул в чулан и за поставленные штабелем ящики. Я нашел только небольшую тележку из деревянных планок, с маленькими колесиками. В пустыне от такой тележки не будет толку — колесики сразу увязнут в песке.

Я вышел наружу, под навес автостоянки, и быстро вернулся к «Тойоте». Ничего не оставалось, кроме как попробовать тащить Чарли на себе до самой лаборатории. Я справился бы с этой задачей, если бы Чарли хоть немного мне помогал. Может быть, ему стало получше? Может, к нему вернулись силы?

Но, едва взглянув на его лицо, я понял, что это не так. Наоборот, он как будто еще больше ослабел.

— Черт, Чарли, что же мне с тобой делать?

Он не ответил.

— Я не смогу тебя дотащить. И Дэвид не оставил ключей в машине, так что нам не повезло…

Я замолчал.

А что, если бы Дэвид случайно захлопнул дверцу и оказался вне запертой машины? Он был инженером и всегда предусматривал такие случайности. И если бы что-то подобное все же произошло, Дэвид вряд ли стал бы тормозить попутные машины и просить у водителей взаймы проволочную отмычку. Нет, никогда и ни за что.

У Дэвида наверняка были где-то спрятаны запасные ключи. Может быть, в таком специальном маленьком ящичке для ключей, на магните. Я уже собрался лечь на песок и осмотреть днище машины, но вовремя сообразил, что Дэвид не стал бы пачкать одежду только для того, чтобы достать запасные ключи. Он спрятал бы их в другом месте — неожиданном, но легко доступном.

Подумав об этом, я пошарил пальцами вдоль внутренней поверхности переднего бампера. Ничего. Я пошел к заднему бамперу и проверил там. Опять ничего. Под крыльями и подножками я тоже ничего не нашел. Ни коробочки на магнитной присоске, ни ключей. Я не хотел сдаваться, все-таки заглянул под машину, чтобы убедиться, что ничего не пропустил, когда искал на ощупь.

Нет, ключей в самом деле не было. Я не знал, где еще искать.

Я в растерянности покачал головой. Укромное место должно быть металлическим, чтобы к нему можно было прикрепить магнитную коробочку. И оно должно быть защищено от ветра и грязи. Поэтому многие прячут ключи на внутренней поверхности бамперов.

Но Дэвид спрятал их в каком-то другом месте.

Где еще можно спрятать ключи?

Я снова обошел вокруг машины, вглядываясь в плавные очертания металла. Я провел пальцами по внутренней стороне решетки радиатора, пошарил в углублении для заднего номерного знака.

Ключей нигде не было.

Я вспотел. И не только от нервного напряжения. Чувствовалось, что ветер стал заметно слабее. Я вернулся к Чарли.

— Ну как ты, Чарли?

Он не ответил, только слегка пошевелил плечами. Я снял его микрофон и наушник и надел себе на голову. Послышались шорох статики и негромкие голоса. Похоже, разговаривали Рики и Бобби, и, похоже, они из-за чего-то спорили. Я пододвинул микрофон к губам и сказал:

— Ребята, ответьте мне.

Пауза. Потом удивленный голос Бобби:

— Джек?

— Да.

— Джек, тебе нельзя там оставаться. Скорость ветра быстро снижается уже несколько минут. Уже только десять узлов.

— Хорошо…

— Джек, тебе придется вернуться.

— Я пока не могу.

— Когда ветер упадет до семи узлов, прилетят рои.

— Хорошо…

Вмешался Рики:

— Что хорошо? О чем ты говоришь, Джек? Господи, Джек, ты возвращаешься или нет?

— Я не могу донести Чарли.

— Ты знал это, еще когда уходил.

Я вздохнул.

— Джек, какого черта ты там делаешь?

Послышалось жужжание видеокамеры, закрепленной на углу навеса. Я посмотрел поверх машины и увидел, как поворачиваются линзы, фокусируясь на мне. «Лэндкруизер» — очень большая машина, за ней меня почти не было видно. А из-за багажника на крыше она была еще выше. Я рассеянно подумал — зачем Дэвиду багажник на крыше, он ведь никогда им не пользовался… Наверное, верхний багажник входил в комплектацию машины, в стандартный набор оборудования, и…

Я выругался. Это же очевидно!

Только это место я и не проверил. Я вспрыгнул на подножку и заглянул на крышу машины. Провел пальцами вдоль решетки багажника и вдоль параллельных креплений у крыши. И почувствовал под пальцами пластиковую клейкую ленту — черную на черном багажнике. Я отодрал ленту и увидел под ней блестящий ключ.

— Джек! Девять узлов.

— Хорошо.

Я спрыгнул на землю и забрался на водительское сиденье. Вставил ключ в замок на запертом ящичке и повернул. Ящичек открылся. Внутри я нашел маленький желтый ключик.

— Джек! Что ты делаешь?

Я бегом побежал к задней части машины. Вставил желтый ключик в замок зажигания. Сел на мотоцикл и завел мотор. Под гофрированной крышей автостоянки мотор рокотал очень громко.

— Джек!

Я подвел мотоцикл туда, где сидел Чарли. Дальше мне предстояла сложная задача. У этого мотоцикла не было подножки, он не мог стоять, ни на что не опираясь. Я подвел мотоцикл как можно ближе к Чарли и стал, как мог, помогать ему забраться на заднее сиденье, пока я держу мотоцикл. К счастью, Чарли вроде бы понял, что я пытаюсь сделать. Он кое-как взгромоздился на заднее сиденье. Я велел ему держаться за меня.

— Джек, они здесь, — сказал Бобби Лембек.

— Где?

— На южной стороне. Летят к тебе.

— Хорошо.

Я выжал сцепление, крутнул рукоятку газа и пинком захлопнул пассажирскую дверцу «Круизера». И остался на месте.

— Джек?

— Какого черта он делает? Он же понимает, как это опасно! — это сказал Рики.

Бобби ответил:

— Я знаю.

— Почему он просто сидит там и ничего не делает?

Чарли обхватил меня руками за пояс. Его голова лежала у меня на плече. Я слышал его прерывистое, неглубокое дыхание.

— Держись крепче, Чарли, — сказал я.

Он кивнул.

Потом прошептал мне на ухо, едва слышно:

— Гребаный идиот.

— Да, — я кивнул.

Я выжидал. Рои уже показались из-за здания лаборатории. На этот раз их было девять, они летели прямо ко мне, выстроившись клином. Значит, уже изобрели свое собственное стайное поведение.

Девять роев — подумать только! Скоро их будет три десятка, а потом две сотни… Бобби спросил:

— Джек, ты их видишь?

— Вижу.

Конечно же, я их видел.

И они определенно отличались от тех роев, которые я видел раньше. Они стали более плотными, более оформленными, более массивными. Эти рои весили уже не три фунта, а, скорее, фунтов десять или даже двадцать. А может, и больше. Может, и все тридцать фунтов. Они приобрели реальный, ощутимый вес.

Я ждал. И оставался на месте. Какая-то отстраненная часть моего сознания размышляла о том, как рои перестроятся на этот раз, когда доберутся до меня, какую тактику они используют? Может быть, окружат меня кольцом со всех сторон? Останутся ли несколько роев поодаль, на страже? И как отреагируют они на ревущий мотоцикл?

Ничего подобного. Рои летели прямо ко мне и перестраивались в полете — сначала в ряд, потом в нечто вроде вогнутого клина. Я слышал низкий вибрирующий гул. При таком большом количестве роев звук был гораздо громче.

Пульсирующие черные колонны были уже в двадцати ярдах от меня, потом в десяти. В самом ли деле они теперь двигались быстрее, или это мне только показалось? Я подождал, пока рои окажутся почти рядом со мной, и тогда отпустил сцепление и выжал газ на полную мощность. Мотоцикл рванулся вперед. Я пролетел прямо сквозь первый рой — черное облако сомкнулось вокруг меня, а в следующее мгновение осталось позади. Я вел мотоцикл прямиком через пустыню, к двери лаборатории, и не осмеливался оглянуться. Это была совершенно дикая поездка, но длилась она всего несколько секунд. Когда мы доехали до лаборатории, я бросил мотоцикл на песок, подставил плечо под руку Чарли и подтащил его к двери.

Рои отставали от нас на целых пятьдесят ярдов, когда я сумел наконец повернуть ручку, потянул дверь на себя, просунул в щель ногу и пинком распахнул ее пошире. При этом я потерял равновесие, мы вместе с Чарли буквально ввалились в коридор и упали на бетонный пол. Дверь автоматически захлопнулась и больно ударила нас по ногам, которые торчали наружу. Я почувствовал резкую боль в лодыжках — но, хуже того, дверь так и не закрылась. Мешали наши ноги. Сквозь приоткрытую дверь я слышал, как нарастает низкий вибрирующий гул — рои быстро приближались.

Я кое-как поднялся на ноги и втащил безвольное тело Чарли внутрь коридора. Дверь закрылась, но я знал, что это — пожарный выход, и дверь, хотя и бронированная, закрывается негерметично. Наночастицы смогут проникнуть сквозь нее внутрь. Я должен был затащить нас обоих в воздушный шлюз. Мы будем в безопасности только после того, как закроется наружная стеклянная перегородка.

Пыхтя и потея, я затащил Чарли внутрь воздушного шлюза. Я усадил его поперек камеры, привалив спиной к боковой стенке, чтобы его ноги не мешали перегородке закрыться. Поскольку в воздушном шлюзе во время обработки мог находиться только один человек, я вышел наружу. И стал ждать, когда стеклянная дверь закроется.

Но она не закрывалась.

Я осмотрел стены в поисках какой-нибудь кнопки, но ничего такого не нашел. В камере шлюза горел свет — значит, электричество не было отключено. Но дверь не закрывалась.

А я знал, что рои быстро приближаются. В комнату по ту сторону шлюза вбежали Мае и Бобби Лембек. Я видел их сквозь вторую стеклянную дверь. Они размахивали руками, очевидно, показывая мне, чтобы я тоже вошел в шлюзовую камеру. Но это не имело смысла. Я сказал в микрофон:

— Я думал, в шлюз надо заходить по одному.

У них не было раций, и они меня не услышали. Оба лихорадочно размахивали руками — заходи, заходи!

Я показал два пальца и вопросительно поднял брови.

Они замотали головами, показывая, что я не понял сути дела.

Я заметил, что у моих ног заклубился черный туман. Наночастицы начали просачиваться через дверь в коридор. Они проникали сквозь щели по периметру бронированной двери. Теперь у меня оставалось всего пять-десять секунд.

Я вошел в шлюзовую камеру. Бобби и Мае закивали головами, показывая, что я все делаю правильно. Но дверь все равно не закрылась. Теперь Бобби и Мае начали делать другие жесты, как будто что-то поднимали.

— Вы хотите, чтобы я поднял Чарли?

Да, именно этого они и хотели. Я покачал головой. Чарли неподвижно сидел на полу, мертвым грузом привалившись к стене. Я оглянулся и увидел, что коридор постепенно наполняется наночастицами, которые клубятся в воздухе, как черный дым. Черный туман заполнял и воздушный шлюз. Я почувствовал первые жгучие уколы на коже.

Я посмотрел на Бобби и Мае по ту сторону стеклянной перегородки. Они видели, что происходит, и знали, что у нас осталось всего несколько секунд. Они снова стали показывать мне знаками, чтобы я поднял Чарли с пола. Я наклонился к нему, обхватил его руками за подмышки и потянул вверх, пытаясь поднять на ноги. Ничего не получилось. Чарли не сдвинулся с места.

— Чарли, ради бога, помогай мне, — простонал я и снова попробовал его поднять. Чарли уперся ногами в пол, а локтями — в стенку, и мне удалось приподнять его на несколько футов от пола. А потом он снова соскользнул вниз. — Чарли, давай, давай еще разок…

Я тянул изо всех сил, и на этот раз он здорово мне помогал, так что удалось в конце концов поставить его на ноги. Я поддерживал его, обхватив руками за подмышки. Мы стояли, прижавшись друг к другу, как какие-то сумасшедшие любовники. Чарли дышал тяжело, с хрипом и свистом. Я оглянулся на стеклянную дверь.

Она не закрылась.

Воздух в коридоре с каждой секундой становился все темнее Я посмотрел на Мае и Бобби. Они отчаянно размахивали руками, показывая мне два пальца. Я не понимал, чего они еще хотят.

— Да, нас здесь двое…

Что же не так с этой чертовой дверью? Наконец Мае наклонилась и по очереди показала пальцем на каждую из своих туфель. Я прочитал по ее губам:

— Две туфли.

Потом Мае указала на Чарли.

— Да, у нас у каждого по паре туфель. Он стоит на двух ногах.

Мае покачала головой.

И показала мне четыре пальца.

— Четыре туфли?

Жгучие щипки на коже раздражали меня и мешали думать. Я чувствовал, как на меня наваливается усталость, мозги были словно набиты ватой. Что она имеет в виду? При чем тут четыре туфли?

В воздушном шлюзе начало темнеть. Я уже с трудом различал за стеклянной перегородкой Мае и Бобби. Они еще что-то показывали мне жестами, но я уже не видел, что именно. Я не понимал, чего они от меня хотят. Они как будто стали удаляться от меня, стали далекими и незначительными. У меня не было сил думать или что-то делать, мне все стало безразлично.

Две туфли, четыре туфли…

И тут я понял. Я повернулся к Чарли спиной, прижался к нему и сказал:

— Обними меня руками за шею.

Он меня обнял, а я подхватил его под колени и приподнял над полом.

Стеклянная дверь мгновенно закрылась.

«Так вот в чем дело…» — подумал я.

Заработали верхние вентиляторы, в нас ударил мощный поток воздуха. В шлюзовой камере быстро посветлело. Я из последних сил старался удержать Чарли на весу и удерживал до тех пор, пока вторая стеклянная перегородка не отъехала в сторону. Мае и Бобби бросились к нам, в шлюз.

А я просто упал. Чарли рухнул на меня сверху. Наверное, Бобби стащил его с меня — но я не уверен. Начиная с этого момента я мало что запомнил.