Royals

Глава 7

Сидя на заднем сиденье лимузина и наблюдая, как мимо катятся невысокие шотландские холмы, я пытаюсь понять, не мерещится ли мне всё это из-за перелета и разницы во времени.

На прошлой неделе я работала в магазине, готовилась к экзаменам и тусовалась с Изабель. А сегодня я еду в замок.

Мы приехали вчера – сначала долетели первым классом до Лондона, а потом на маленьком самолете отправились в Эдинбург. Хотя мне многое не нравится в новом образе жизни Элли, первый класс я готова одобрить. Мы не просто сидели в креслах – у нас были персональные айподы и настоящие постели. Первые несколько часов полета я перебирала все доступные фильмы и сериалы, а потом пятнадцать минут слушала какую-то радиопередачу о здоровье, просто потому что могла. Еще нас потрясающе кормили и бесплатно давали шампанское (правда, я успела выпить всего глоток, прежде чем мама забрала у меня бокал). А главное – бесплатные пижамы! Настоящие удобные белые пижамы. Папа сказал, что в них мы похожи на сектантов, но я заметила, что, переодевшись, он с удовольствием погладил себя по рукаву.

Как только мы приземлились, нас повезли в отель. Я не запомнила ничего, кроме сплошного мелькания чемоданов, машин и кроваво-красной улыбки Глиннис. Вживую она выглядела еще более устрашающе. Я украдкой сфотографировала ее и отправила Изабель, едва мы добрались до отеля. «Эта тетка тебя подготовит к Голодным Играм», – ответила подруга.

Пребывание в отеле – огромном, под названием «Балморал» – оказалось приятным сюрпризом: я боялась, что Глиннис, невзирая на все свои заверения насчет «потихоньку и помаленьку», сразу впихнет нас в жизнь королевской семьи. Но нет, родители Александра в тот момент были в Канаде, и Глиннис решила, что нам лучше провести день в своем кругу, чтобы «приспособиться».

В основном мы просто спали; а ближе к вечеру Элли приехала за мной на машине, чтобы отвезти на юг, в замок Шербурн, где на выходных должна была состояться вечеринка в честь помолвки.

Понадобилась куча каких-то таинственных перемещений, чтобы провести Элли в отель, а меня вывести, но вокруг не было ни фотографов, ни зевак, и я признала, что Глиннис, несомненно, профи. Я понятия не имела, как они это всё устроили – с помощью подставных лиц, других машин или еще как-то, – но, когда мы выехали из города без единой вспышки за окном, я облегченно вздохнула и сказала себе, что, возможно, лето будет не таким уж плохим.

Еще приятнее думать о предстоящих каникулах теперь, наблюдая за пролетающим мимо пейзажем. Я уже бывала в Шотландии – несколько раз навещала Элли, до того как она начала встречаться с Алексом, и один раз мы ездили всей семьей, когда мне было одиннадцать. Но в этой части страны я впервые. Тут сплошные зеленые поля, холмы и много солнца.

Мне нравится.

Элли нервно ерзает, поправляя узкий кожаный пояс на талии, и смахивает воображаемые пылинки с кожаного сиденья.

– Ты прочитала то, что дала тебе Глиннис? – спрашивает она, и я вспоминаю массивную папку, которая лежит в сумке, в багажнике машины.

– Ну, типа того, – отвечаю я, и это правда. Я открыла папку, увидела, что в ней много всего, и подумала: «Прочитаю потом, когда глаза перестанут слипаться».

Эл, как всегда, поджимает губы, раздувает ноздри и поворачивается к окну.

– Знаю, это очень важно, – говорю я. – Я благодарна Глиннис, которая собрала для меня материалы. И не такая уж она стремная.

Я улыбаюсь:

– Что скажешь?

Эл поворачивается ко мне. Уголок ее губ вздрагивает, и наконец она улыбается. Улыбка вялая, но, по крайней мере, не фальшиво-ослепительная.

– Глиннис и правда немного жутковата, – признает Элли, положив ногу на ногу, – но она очень опытная и умная. Без нее я бы не выдержала.

В этих словах нет ничего особенного, но мне становится обидно. Они напоминают о том, что Элли, вообще-то, не хотела видеть нас здесь во время самого главного события своей жизни, что она зависит от Алекса, его семьи и разных официальных лиц. Я всё понимаю, но мне это не нравится.

– Насчет внешности я прочитала, – говорю я, указав на свежевыкрашенные в соломенный цвет волосы.

Я не рассталась с рыжим цветом насовсем, но после «мягкого намека» Глиннис сделала его менее радикальным. И купила пару невероятно скучных платьев.

Я провожу рукой по юбке.

– Платье в горошек, Эл. На мне платье в горошек.

Но даже это не утешает сестру. Эл вздыхает и говорит:

– Никакой горошек в мире тебя не спасет, если ты скажешь какому-нибудь графу «чувак» или будешь шутить про килты.

Я закатываю глаза:

– Знаешь, вообще-то у меня есть базовое представление о хороших манерах. Я не с волками выросла. Хотя папа, конечно, недалеко от них ушел…

– Я просто хочу, чтобы ты вела себя как можно приличнее, – перебивает Эл, и я подавляю желание отпустить едкий комментарий, потому что это только докажет ее правоту.

Я поворачиваюсь боком, задрав одно колено на сиденье, и Элли тут же похлопывает меня по ноге, мельком взглянув на водителя. Я вздыхаю – ведь платье не так уж сильно задралось – опускаю ногу на пол, расправляю юбку и стараюсь сидеть, как подобает сестре будущей принцессы.

– И что мы будем делать на вечеринке? – спрашиваю я, пытаясь помириться. – Стрелять в мелких животных? Играть в непристойные игры под выпивку? Искать спрятанный клад?

Я шучу, но чуть заметная улыбка пропадает с лица Элли. Я сажусь прямее.

– Э… мы ведь не будем в самом деле в кого-то стрелять?

Элли придвигается ближе и оглядывается на водителя, прежде чем шепнуть:

– Дэйзи, вечеринка предполагается, скорее, для друзей Себастьяна, чем для нас с Алексом.

Взгляд ее синих глаз то и дело перебегает на водителя, но он смотрит вперед, ничем не показывая, что подслушивает. Наверное, если возишь королевских особ, то быстро учишься не слышать что не надо.

– «Мародеры», – шепотом отвечаю я, и Элли вздрагивает, как от удара.

А потом придвигается так близко, что ее длинные светлые волосы касаются моего плеча.

– То, что принесла тебе Глиннис, ты читать не желаешь, а сплетни в интернете – с удовольствием?

– Это не я, а Изабель, – огрызаюсь я.

Трудно ругаться шепотом, не брызжа слюной, но у нас с Элли много опыта в тихих перебранках на заднем сиденье. Годы семейных путешествий на машине.

– Честно говоря, это, может быть, даже нужнее знать, чем то, как обращаться к графу «в официальном письме». Видишь? Кое-что я все-таки прочитала.

Элли красноречиво закатывает глаза, но, по крайней мере, немного отодвигается от меня и перестает судорожно сжимать руки.

– Я хочу, чтоб ты…

Она смотрит в окно, и глаза у нее расширяются. Когда я поворачиваюсь, у меня самой падает челюсть.

Мы едем по узкой проселочной дороге, и в ее конце стоит не замок, а низкий каменный деревенский дом с шиферной кровлей, очень милый, в окружении зеленых холмов. Он выглядит совершенно как в сказке, но мы с Элли глазеем не на него, а на шеренгу волынщиков в килтах.

Их человек двадцать, с волынками наготове, и, как только машина приближается, раздается… очень мощный звук.

Даже при закрытых окнах он настолько громок, что я содрогаюсь. Первая же сиплая нота, которую издают все волынки враз, заставляет меня зажать уши. Но я с улыбкой смотрю на Элли и восклицаю:

– Ничего себе!

Сестра, не обращая на меня внимания, наклоняется вперед и говорит водителю:

– Это не Шербурн!

Волынки играют так громко, что ей приходится кричать, и водитель тоже повышает голос.

– Мне назвали этот адрес, мэм!

– Слушай, Эл, – говорю я, толкая сестру в бок. – Тебя разве не везде так встречают?

Я искренне думаю, что сейчас она велит мне заткнуться, но принцессы таких слов не произносят, и Эл ограничивается только суровым взглядом. Машина останавливается перед шеренгой волынщиков. Мы обе несколько секунд сидим молча.

Волынки не замолкают, и музыканты играют с настоящим воодушевлением. Я вдруг понимаю, что это не какая-то традиционная шотландская мелодия, а «Пусть тебе повезет», и… выходит неплохо. Честное слово, даже здорово – и я думаю, что, может быть, надо поучиться играть на волынке, пока я здесь. Будет чем похвалиться дома, во Флориде.

– Вы выходите, мэм? – спрашивает водитель, и я смотрю на Эл.

– Боюсь, мы не выживем, если откроем дверь, – замечаю я, и сестра морщится, нервно шевеля пальцами на сиденье.

– Только представь, Эл, – продолжаю я. – «Будущая королева Шотландии и ее гораздо более симпатичная младшая сестра погибли в результате трагического взрыва мозга. Волынщики арестованы».

Хотя Эл и не смеется, она немного расслабляется.

– Ты просто ненормальная, – бормочет она, а потом открывает дверцу и выходит.

Я делаю то же самое и понимаю, что была права: от громкости я чуть не падаю. Перед домом стоят ровно двадцать волынщиков, по десять с каждой стороны невысокой лестницы, ведущей к двери. Они все в красивых ярко-красных килтах, с шарфами на груди, в толстых шерстяных гетрах, обтягивающих мускулистые икры.

Я не особенно хочу ими восторгаться, тем более что эти ребята меня чуть не оглушили, но просто не могу устоять. Мы стоим перед шикарным каменным домом, за которым простирается долина, залитая мягким теплым светом, и нас приветствуют двадцать – двадцать! – волынщиков. Я невольно смеюсь и качаю головой.

– Да, теперь я понимаю, в чем фишка, – говорю я Элли. – Серьезно. Я тоже постараюсь выйти за принца, чтобы эти парни объявляли, скажем, о моем прибытии в торговый центр.

Элли косится на меня и откидывает волосы за плечи.

– И все-таки я не понимаю, почему мы здесь, а не в Шербурне, – негромко произносит она.

– Может, нас похитили? – шепотом спрашиваю я, но, прежде чем Элли успевает сказать «Отстань!» или что-нибудь такое, что ей положено теперь говорить вместо «заткнись», волынки снова издают визг.

На сей раз он исходит не от стоящих перед нами музыкантов, и в отличие от предыдущей мелодии этот мотив трудно опознать. Наши барабанные перепонки подвергаются серьезному испытанию, и я оглядываюсь, пытаясь понять, откуда доносится этот кошмар.

Волынки звучат громче, и вдруг из-за двери дома буквально выскакивают двое парней и бегут по лестнице.

Они в килтах, как и профессиональные волынщики, но гольфы у них съехали до щиколоток, а у одного на голове странная шляпа вроде берета, с торчащим из нее фиолетовым пером. Этот парень примерно моего роста, у него растрепанные темные волосы… а когда я смотрю на второго, то понимаю, что они выглядят почти одинаково.

Два симпатичных парня, которые терзают волынки и, пританцовывая, движутся к нам. Парни приближаются, и один из них делает пируэт, прежде чем склониться передо мной в глубоком поклоне.

– Дамы! – говорит он, в то время как его близнец сходным образом приветствует Элли. Он энергично крутится, и, кажется, я имею все шансы выяснить, что у мужчин под килтом.

Элли издает испуганный смех.

– Стивен? – спрашивает она у парня, который стоит перед ней, и поворачивается к тому, который продолжает кланяться мне. – Дональд? Что…

– Элли!

Ну, слава богу. На крыльце стоит Алекс, и он в брюках.

Я никогда не думала, что буду так рада видеть брюки.

Алекс, на вид слегка обескураженный, сбегает по лестнице. Когда он подходит к моей сестре и заключает ее в объятия, я жду, что волынщики сейчас заиграют снова.

Он обнимает Элли и устремляет вторую руку ко мне.

Разве королевские особы не должны быть замкнутыми и сдержанными? Разве эмоции – не удел простолюдинов? С какой стати мне обниматься с сестрой и ее женихом?

Но я уступаю, и Алекс на несколько мгновений прижимает меня к своей дизайнерской рубашке, а затем отстраняется и смотрит на нас, прежде чем смущенно улыбнуться.

– Это сюрприз, – говорит он, и Элли, по-прежнему держа руку у него на плече, смотрит на волынщиков и на близнецов, которые перестали раскланиваться и теперь фехтуют на волынках. Выглядит довольно непристойно.

– Всё это устроил ты? – спрашивает Эл, подняв брови, и Алекс сглатывает.

Я вижу, как у него движется кадык.

– Вообще-то… – начинает он, но тут раздается чей-то голос.

– На самом деле, я.