Роза и меч

6

Крестьянская повозка с грохотом подъезжала по широкой аллее к Фонтенбло. На небе горела вечерняя заря, и когда они покинули тенистую аллею, Каролине показалось, что из золота сделан не только знаменитый Порт-д'Оре, но и весь замок. Повозка резко остановилась. К ним подошли два стражника.

– Эй, крестьянин, для кухни что-нибудь везешь? Или хочешь оставить нам свою красотку-дочку?

Симон затряс головой.

– Нам нужно попасть внутрь.

– Попасть внутрь! – со смехом передразнил солдат. – Я так и знал, это спец-курьер из Парижа.

Второй солдат был более подозрительным.

– У тебя есть паспорта – для тебя и твоей дочки?

Симон протянул ему бумаги, которые вынул из кожаного мешочка на груди. Через окошко караульной будки Каролине было видно, как солдаты сдвинули головы, а потом послали гонца в замок. Она слезла с козел и подошла к пруду. В тиши был слышен плеск фонтанов. За каменной оградой угадывался сумрачный парк. В глубине возвышался замок, казавшийся бесконечным со своими сотнями окошек. Каролина подошла поближе к воде и склонилась к блестящей поверхности, на которой чуть вздрагивало ее отражение: сине-малиновая шерстяная юбка в глубокую складку, корсет со шнуровкой цвета бургундского, а сверху темно-синий шерстяной платок. Волосы были спрятаны под накрахмаленным чепцом цвета слоновой кости, строго обрамлявшим лицо, однако благодаря своим широким крыльям все же придававшим ему что-то кокетливое.

У ворот раздались громкие голоса, зазвучали команды. Караульные высыпали из будки и встали по своим местам. Каролина увидела идущих по двору двух мужчин: сухую сутулую фигуру отца и рядом императора. Ворота распахнулись, постовые салютовали.

Каролина побежала навстречу мужчинам. Она обняла отца, а потом сделала то, что отказалась сделать в Сен-Дивье – склонилась в глубоком реверансе перед императором.

Под руку с графом Фредериком де ля Ромм-Аллери Каролина переступила порог императорского салона. Ярко-желтое платье из матового шелка нежно облегало ее фигуру, подчеркивая мягкие линии. Затканная жемчугом золотая лента окаймляла глубокое декольте, перекрещивалась посередине и спускалась дальше под грудью. Волосы Каролина подобрала по последней моде в греческом стиле. Жемчужная ленточка была искусно продета сквозь черные густые пряди.

Император стоял, прислонившись к камину. Он поприветствовал графа, затем обратился к Каролине. Поймав в воздухе ее руку, он удержал ее от реверанса.

– Пожалуйста, не надо, когда вы стоите, мне гораздо лучше видно ваше платье… и ваши глаза. – Он сделал знак рукой, и камердинер и слуги вышли из зала. Император показал на овальный стол в центре салона. – Прошу вас.

Каролине было отведено место по его правую руку, отец сидел напротив нее. На столе в позолоченных глубоких блюдах и супнице были сервированы кушанья: каштановый суп-пюре, на закуску щука а-ля Шамбор и рябчики а-ля Монглас; на горячее были поданы каплун и четверть ягненка с полагающимися овощами и салатами; десерт составили апельсиновое желе и мороженое. Из напитков на столе стояли две бутылки «шамбертена» и изящная бутылочка ликера.

Император ел очень мало. Еда никогда не играла для него большой роли, сегодня же она его не интересовала вовсе. Пока он вел непринужденную беседу, его взгляд все время искал Каролину. Он говорил о тысяче пустяков, о театре, о новых книгах, рассказывал смешные истории – и все это с таким естественным, непринужденным юмором, как будто в шестидесяти километрах не стоял неприятель и он ничего не знал о декрете, освободившем армию и народ от присяги на верность ему…

Когда принесли десерт, он взял одну из серебряных вазочек с мороженым и поднялся.

– Пойдемте, мороженое надо есть у камина.

– Жара и холод – это оживляет, – он облокотился на изогнутый мраморный цоколь. – А теперь рассказывайте. Вы видели, как союзники входили в Париж?

– Да, я присутствовала при этом.

Наполеон переглянулся с графом.

– А знал ли об этом ваш отец? Мы предполагали, что вы в безопасности в монастыре, под опекой строгой настоятельницы.

Каролина покачала головой.

– Я должна была попасть в Париж, и только я очутилась дома, как нагрянула полиция, – она повернулась к отцу: – Они искали тебя. Ими командовал некий Теофиль Тибо.

– Они обыскивали дом? – Император спрашивал теперь почти официально, как при допросе.

– Они хотели. Но я дала слово, что никого нет…

– И свирепому Тибо этого было достаточно?

– Он отослал своих людей и потом вернулся один.

– Он угрожал вам, шантажировал?

Каролина помедлила. Потом нерешительно ответила:

– Мне показалось, что он скорее угрожал вам, ваше величество…

– В каких словах?

Она повторила слова Тибо.

– Вот видите! – воскликнул граф. – Они замышляют убийство, мы должны что-то предпринять!

Император промолчал. Он опустил голову, закрыв глаза ладонью, будто прислушивался к себе. Слова девушки – лишь их звучание – дошли до него и затронули то, чего, как он утверждал всю свою жизнь, у него нет – сердце. Неожиданно он сказал:

– Вы очень любите своего отца? Извините, что я задаю такой вопрос, но я слишком часто наблюдал, как иссякает любовь, когда она требует мужества, настоящего мужества. – Каролина не ответила, и похоже, он и не ждал ответа. – А Летерп? – спросил он. – Вы его очень любили?

Каролина замялась. Как часто она сама задавала себе этот вопрос.

– Думаю, по-настоящему я полюбила его лишь в тот момент, когда потеряла его, – сказала она наконец.

– Если бы я смог начать все сначала, я бы жил как короли, которые строили этот замок. Занимался бы лишь охотой, искусствами… и любовью, – он опять говорил скорее для себя самого. – Любовь. Я забыл, что это такое, – он сбоку посмотрел на Каролину.

Какая-то таинственная сила заставила ее повернуть к нему лицо. Она замерла в ожидании. Он хотел что-то сказать, но слова, которые так часто и так легко слетали с его языка, обращенные к этой девушке, сейчас прозвучали бы как оскорбление. Всегда он пользовался словами любви холодно и расчетливо, как оружием. А теперь, когда он искал их, они не приходили. Он почти резко отвернулся.

– Вы, должно быть, устали, – произнес он. – У меня еще есть дела. Спокойной ночи.