Розмари. Булавки и приворотное зелье

4. Поразительное открытие

В тот вечер за чаем я не спускала глаз с мамы.

Та напевала себе под нос, накладывая в миску рисовый пудинг для Лоис.

Она явно выглядела как обычно.

Я решила прощупать почву.

– Мам, тебе нравится здесь жить? – смело спросила я.

Вид у мамы стал слегка удивлённым:

– Ну что за вопрос, Розмари. Конечно, нравится, это мой дом.

Я поднажала:

– Скажем, ты бы хотела пожить где-нибудь ещё, если бы могла?

– Нет, – с лёгким недовольством сказала мама. – К чему ты клонишь, солнышко?

– Ни к чему. Просто интересно, если бы ты могла выбрать другое место, где жить, куда бы ты отправилась?

– Ну, я бы решила жить здесь, прямо сейчас это меня вполне устраивает. Потому что хочешь верь, хочешь нет, а у меня завтра в двенадцать часов будет прослушивание. Так что уж вы, девочки, постарайтесь вспомнить обо мне, пока будете обедать в школе, и мысленно желайте мне удачи.

Сердце у меня застучало, а в животе будто возник небольшой камень – думаю, от испуга.

– И что это за работа, мам?

– Ну, это пьеса, чудесная пьеса под названием «Кто боится Вирджинии Вульф?», и я пробуюсь на роль Марты. На шикарную роль.

– Если хочешь, мам, после чая я помогу тебе учить слова, – сказала я, изнывая от желания побыть с ней и постараться разузнать, что происходит.

– Хорошо, милая, спасибо. Сперва мне нужно состряпать кое-какие заклятья, так что можешь побыть моим главным ассистентом, когда мы уложим Лоис.

– Я тоже хочу быть главным ассистентом, – заныла Лоис; подбородок у неё был измазан рисовым пудингом.

– Можешь выбирать цветные мешочки, идёт? – предложила мама, убирая наши грязные тарелки.

Позже тем же вечером, когда Лоис уже была в постели (про цветные мешочки она совершенно забыла, слава тебе господи), мы с мамой сидели за кухонным столом, прихватив все её коробки.

– Теперь положи немного живокоста в этот мешочек, Рози, а сюда чуть-чуть омелы.

– А для чего они?

– Ну, живокост приманивает деньги, а омела обезвреживает и развеивает сглазы.

– Что за сглазы?

– Это дурные мысли, которые люди напускают на других. Я не уверена, что сама до конца верю в них, но Фрэнсис и Филлис верят, так что я склоняюсь перед их выдающимися, пусть и немного старомодными знаниями.

Открывать прозрачные пакетики с сушёными травами и пересыпа́ть по нескольку щепоток в крохотные яркие мешочки из шёлка, которые давала мне мама, было довольно успокаивающим занятием. Затем мне нужно было подобрать все ингредиенты и аккуратно сложить их в мешочки побольше, вместе со свечками и необычными камнями. И, наконец, мне разрешалось нарезать для мамы ленты, которыми завязывались свитки с заговорами, то есть инструкции. Они были написаны от руки затейливым почерком с росчерками и завитушками и выглядели официально и изысканно.

Внезапно меня отвлёк неистовый стук во входную дверь.

Мама поспешила из кухни в прихожую, и как только мы оказались у двери, в комнату ввалился дядя Вик, практически волоча Фрэнсис, которая безудержно голосила навзрыд:

– Что же нам делать, Вик? Я этого не вынесу! С чего нам начать поиски? – Её и без того круглое лицо распухло и пошло пятнами. Из носу у неё текло. Дядя Вик казался растерянным, обеспокоенным и слегка раздражённым. Вообще-то точно сказать трудно, ведь если у тебя глаза смотрят в разные стороны, ты всегда выглядишь растерянным. Думаю, можно с уверенностью предположить, что он был обеспокоен, потому что всё поглаживал пухлую ручку Фрэнсис, будто пытаясь утешить её.

– Ну-ну, Фрэнсис, не будем преувеличивать. Давай-ка мы уложим тебя, дадим выпить ромашкового чая. Рэй, есть у тебя корень валерианы? Видишь, какое дело, надо бы добавить щепотку ей в чай.

Мама уже было побежала за валерианой, как сверху донёсся тонкий голосок:

– Кто там, курьер из интернет-магазина?

По крайней мере, я думаю, что она так сказала. Трудно судить, когда у Лоис во рту соска. Может, она спрашивала, куда подевалась большая корзина.

– Нет, солнышко, вернись в кровать, пожалуйста. Завтра физкультура, так что тебе надо выспаться, – успокоила её мама, подтаскивая в прихожую стул для Фрэнсис.

Фрэнсис плюхнулась на него, как камень, брошенный в океан, вытянула из сумочки большой розовато-лиловый носовой платок и шумно высморкалась. Примерно с таким гудком корабль заходит в порт, подумала я. Я еле удерживалась от смеха, потому что юбка у Фрэнсис задралась, выставив напоказ её гольфы телесного цвета, один из которых наполовину сполз, что придавало ей чрезвычайно забавный вид.

– Рози, милая, пойди принеси Фрэнсис стакан воды, пожалуйста, – попросила мама, отводя дядю Вика в сторонку.

Я пошла обратно на кухню и поспешно достала из буфета стакан, чтобы наполнить его водой из-под крана. Я вернулась в прихожую как раз в тот момент, когда мама и дядя Вик проходили сквозь стену.

Я чуть не выронила стакан.

Мне не показалось?

Я посмотрела на Фрэнсис, чтобы удостовериться, что она в таком же шоке, как и я, но нет: она всё ещё шмыгала носом и утирала его платком.

– Спасибо тебе, Рози, милая моя, – проговорила она, заикаясь; её мягкий шотландский акцент совсем не вязался с её явно расстроенным видом. – Не подашь мне мою сумочку? Мне нужно привести лицо в порядок.

Я наконец перестала открывать и закрывать рот, как золотая рыбка. Я отыскала блестящую серебристую сумку на полу у её пухлых ног и подала ей.

– Если можно, я, пожалуй, просто поднимусь и воспользуюсь вашей уборной, дорогая. Боюсь, мне не помешало бы слегка умыться.

– У вас всё в порядке, Фрэнсис? – сумела прошептать я.

– О да, просто кое-какие плохие новости, вот и всё, милая, но дядя Вик и мистер Фоггерти всё уладят. Тут не о чем беспокоиться, совершенно не о чем.

Она прикрывалась успокаивающим тоном как маской, и мне было видно, что на самом деле она не уверена. Я не могла дождаться, когда же Фрэнсис вскарабкается по лестнице, чтобы я смогла обследовать стену.

Я небрежно прислонилась к ней, наблюдая, как Фрэнсис с пыхтением взбирается по лестнице. На ощупь стена была вполне твёрдой. Я не заметила ни сколов, ни трещин. Я ощупала её руками, проверяя, не проглядела ли я секретную дверь, ручку или что-то ещё в этом роде. Но откуда им там взяться? Прямо к стене была приделана батарея, так что даже если секретный проход и имелся, то как, скажите на милость, его можно было бы открыть?

Я перебежала в гостиную – туда, где бы ты очутился, если бы прошёл сквозь стену. Я и вправду ожидала увидеть маму и дядю Вика, сидящих на диванчике и погружённых в беседу, но ничего подобного там не было. Только очень сонная Мэгги, выставлявшая толстый пушистый животик. Она лениво мяукнула мне и перевернулась на другой бок.

– Ты видела маму и дядю Вика, Мэгс? – спросила я у неё.

Она снова мяукнула, и как бы я хотела понимать по-кошачьи! Впрочем, зная Мэг, она, надо думать, имела в виду: «Проваливай и оставь меня в покое».

Мама исчезла, оставив меня и Лоис дома одних, в обществе лишь двух кошек и рассеянной старой леди, которая, похоже, ничего вокруг не замечала. Испугалась ли я? Да, немножко.

Всю свою жизнь я спокойно воспринимала перемещения этих дополнительных членов нашей семьи, не думая о том, откуда они внезапно появляются, если не пользуются входной дверью. Я привыкла к маминым снадобьям из трав и оберегам, которые она мастерила, но вот это уже было за пределами моего понимания.

Дядя Вик прошёл сквозь стену. Вместе с мамой. Это было словно странный, скверный сон, от которого не можешь пробудиться.

Разумеется, я не намеревалась протиснуться сквозь стену в прихожей. Не стоило и пытаться.

Как раз в этот момент мои мысли прервал звук поворота ключа в замке, и вошёл папа.

– Папа? – воскликнула я. Возможно, мой голос срывался, но я старалась скрыть панику. – Ты сегодня рано…

– Да не очень, Розмари, сейчас без двадцати восемь. Тебе уже пора в постель. Где мама?

Он повесил свою куртку внизу у лестницы и заметил, что я нервно взглянула наверх. Он не мог видеть Фрэнсис, но что, если он услышит её? И тут сердце у меня ушло в пятки. Там, над его головой, парила туча, серая и грозная. Она вернулась.

Папа начал подниматься по ступенькам.

– Она наверху, да? Там, куда ты показала, когда я тебя сейчас спросил.

– Нет-нет-нет, – перебила я, обгоняя его на лестнице. – То есть да, может быть.

– Успокойся, что за спешка? Так или иначе, для начала мне нужно в туалет.

Я достигла уборной раньше его и возблагодарила бога, что в этой двери не было замка. Так что, хоть она и была закрыта, я могла проскользнуть туда.

– Прости, пап, мне срочно. Я на секунду, – сказала я, чуть приоткрыв дверь на щёлку и ловко просачиваясь внутрь.

Ванная была пуста. Фрэнсис исчезла.

– Приве-е-ет. Джон, ты там наверху?

Я услышала немного запыхавшийся голос мамы, доносившийся с первого этажа. Затем её шаги по ковру, покрывающему ступени лестницы. На меня нахлынуло облегчение. Мне хотя бы не придётся объяснять, куда подевалась мама.

– Рози, пора ложиться, милая, – она выглядела совсем как обычно, никаких видимых повреждений, никакого беспорядка в одежде. Лишь два крохотных розовых пятнышка на щеках придавали ей такой вид, словно она спешила и от этого немного раскраснелась.

Я с подозрением разглядывала её, когда она неторопливо вышла из родительской спальни, коротко поцеловав папу в щёку.

– Давай-ка в кровать, Розмари. Я ещё поднимусь и пожелаю тебе спокойной ночи, когда управлюсь с ужином. Побыстрей, пожалуйста, уже поздно.

– Где ты была, мама? – тихо спросила я.

– Я наконец-то отыскала эту пьесу на нашей книжной полке, так что теперь смогу поучить текст и подготовиться к завтрашнему прослушиванию. Солнышко, сегодня тебе уже слишком поздно помогать мне со словами, – на мой вопрос она не ответила.

Затем я кое-что увидела. К её каблуку, будто наэлектризованная, прилипла пятиконечная звезда. Когда мама спускалась по лестнице, из прихожей словно поднялся тёплый вихрь, закружился вокруг неё и отхлынул вниз, к входной двери, унося с собой эту чёрно-серебряную звезду, которая неуверенно колыхалась в воздухе.

Пока звезда летела вниз, я смогла рассмотреть тонкий материал, из которого она была сделана; в конце представления звезда резко нырнула в пике, а затем распалась на блёстки, которые брызнули во все стороны по полу прихожей, выложенному плитками. Будто ракета врезалась в землю и вдребезги разбилась на мелкие кусочки, соприкоснувшись с поверхностью.

Что бы это ни было – оно прошло.

Настало время поговорить с Эди.