Рубеж

- Чтобы общаться было легче, - пояснил он. В кузове уселся тот, что был в шинели, и ещё несколько человек.

Фёдор внимательно посмотрел на капитана, пытаясь найти на его лице хоть тень страха, но его не было. Не было страха и у остальных, все были спокойны. Они были людьми разного возраста, разного образа жизни, разного образования, но у всех на лицах была странная одухотворённость. и в эту минуту они все были красивы и отважны.

"А ведь они не притворяются, - подумал Фёдор. - Не рисуются. Они на самом деле не боятся". Фёдор тяжело вздохнул и, сделав над собой невероятное усилие, соединил провода. Мотор плавно заработал, и машина тронулась вперёд, но тут от страшного удара вдруг разлетелись входные ворота, и в подвал ворвался бронетранспортёр. Распахнув дверь, Фёдор кубарем выкатился из кабины, вскочил и бросился бежать к спасительному коридору, но до него было далеко.

"Вот сейчас, сейчас меня и убьют", - промелькнула в голове мысль. Он уже ощущал, как в его спину вопьются пули. Сзади загрохотал пулемёт, но очередь прошла мимо. "Не попали, промахнулись, промахнулись", - радостно подумал он, птицей взлетая на полутораметровый пандус. Снова застрочил пулемёт. "Опять мимо, опять не в меня!" Видимо, после яркого дневного света оказавшись в полутёмном подвале, пулемётчик ослеп и стрелял наугад. Фёдор благополучно добежал до коридора и спрятался за его массивными стальными воротами. "Толстые, - подумал он. - Пулемёт такие не пробьёт". Он решил переждать, пулемёт тем временем продолжал стрелять. Фёдор осторожно выглянул, посреди помещения стоял БТР и, вращая своей башней, стрелял очередями из пулемёта, ему вторили автоматы из бойниц. В стороне стоял изрешечённый пулями "газон", убитых вокруг него не было видно. БТР всё стрелял и стрелял, и Фёдор вдруг уловил страх, животный страх, который исходил от этой грозной машины, там, внутри, укрытые бронёй, сидели люди и боялись. Бронетранспортёр стрелял ещё минут пять, потом перестал. Прошло ещё несколько минут, и, наконец, со скрипом раскрылись люки, и из чрева машины вылезли люди.

Их было человек пятнадцать. Одетые в странную серо-чёрную пятнистую форму, в чёрных обезьяньих масках, они были похожи на огромных чёрных крыс. Спецназовцы настороженно озирались по сторонам и боязливо жались к машине. Тут Фёдор заметил, что колёса у бронетранспортёра были в крови. Его охватило бешенство, и, выхватив пистолет, он несколько раз выстрелил, целясь прямо в обезьяньи морды, потом выдернул кольцо, швырнул свето-шумовую гранату и бросился бежать по коридору. За его спиной раздался режущий уши визг, он был на октаву выше, чем обычно визжат женщины. За всю свою жизнь Фёдор никогда не слышал ничего подобного и не предполагал, что мужчины способны издавать такие звуки. Визг был членораздельным:

- А-а-а-а-а-а-а, граната, а-а-а-а-а!

Грохнул оглушительный взрыв, и наступила тишина. Спецназовцы, видимо, приходили в себя после пережитого потрясения. Потом по коридору ударили автоматы, заговорил пулемёт, тем временем Фёдор добежал до конца коридора и столкнулся с Ахметом.

- Кто там? - спросил Ахмет. - Спецназ, омон, "Альфа"?

- Не знаю, - сказал Фёдор, с трудом переводя дух после бега. - Я их не спрашивал.

- Сколько их?

- Один БТР.

- Туда много народу может набиться. Подождём!

Тем временем обстрел коридора продолжался. Нападающие явно не жалели патронов, одна за другой в коридор влетели боевые гранаты и разорвались со страшным грохотом. Наступила пауза, затем со скрипом распахнулись створки ворот, и в просвете появились очертания человеческих фигур.

- Не спеши, - прошептал Ахмет. - Подождём, подождём.

Из конца коридора донеслись обрывки фраз: "...Иди первым!.. Сам иди первым!.. Я приказываю, вперёд!.. Может, всё-таки вернёмся, а то... Вперёд!" Они вытянулись двумя цепочками вдоль стен и, пригнувшись, медленно двинулись по коридору.

"Идиоты! И к тому же холодные, - подумал Фёдор. - Откуда их только понабрали? Ворота оставили открытыми, они же теперь как на ладони". Спецназовцы медленно приближались. До них уже было метров пятнадцать, когда Ахмет прошептал:

- Твой левый, мой - правый. Огонь!

Фёдор дважды выстрелил в того, что был слева, Ахмет выпустил длинную автоматную очередь. Раздались крики, кто-то опять завизжал, ударили автоматы. Фёдор тут же отпрянул за выступ стены, мимо засвистели пули.

- Ах, шайтан! - закричал Ахмет, выпуская ещё одну очередь. Фёдор больше высовываться на стал, он выставил только одну руку и выстрелил наугад.

- Отходим! - скомандовал Ахмет. Они бросились вверх по лестнице, но вдруг наверху, на первом этаже, ударили автоматы, раздались крики и навстречу им вниз по лестнице скатился мужчина с охотничьей двустволкой. Правая рука у него была вся в крови и висела как плеть.

- Первый этаж захвачен, - прохрипел он, морщась от боли. Наверху мелькнула чья-то тень, и на лестницу полетела граната, она плюхнулась на ступеньку, дважды подпрыгнула и сорвалась в лестничный пролёт, через секунду оттуда раздался оглушительный взрыв. Не сговариваясь, все трое бросились вниз по лестнице. Они пробежали мимо коридора, откуда всё ещё стреляли спецназовцы, и оказались этажом ниже, где царила полная темнота.

- У меня фонарик, - простонал охотник. - Возьмите на поясе.

Через секунду в руках у Ахмета загорелся свет.

- Пошли! - скомандовал он. Они двинулись по длинному прямому коридору. Справа и слева были железные двери, но все они были прочно закрыты. Вскоре они дошли до конца коридора и упёрлись в закрытые массивные ворота.

- Дальше хода нет! - воскликнул Ахмет. Фёдор разбежался и ударил ногой в одну из боковых дверей, желая её выбить, но дверь не поддалась. Он ударил ещё раз, но дверь стояла.

- Сюда! - крикнул Ахмет, указывая на большую вентиляционную трубу, она уходила в стену, но под ней было пространство высотой около метра. Все трое поползли под трубой, метров через шесть труба повернула направо, они проползли ещё метра четыре и упёрлись в стену. Дальше хода не было.

- Перевяжите меня, - прохрипел охотник. -У меня в этом кармане бинт, а тут вата.

Фёдор принялся бинтовать руку, рана была страшная, кровь из неё так и хлестала. Он извёл почти весь бинт, но кровь продолжала просачиваться сквозь повязку.

- Может, тебе жгут наложить повыше?

- Давай, - произнёс охотник.

Тем временем стрельба наверху усилилась.

- Кажется, те, что наступали из коридора, и те, что захватили первый этаж, встретились! - предположил Ахмет.

- Жаркая, видать встреча!

- Ах, шайтан, патроны кончились, я пустой! - воскликнул Ахмет, проверяя свой автомат.

- Стрелять надо было поменьше, - съязвил Фёдор.

Стрельба наверху утихла, наступила тишина. Немного времени спустя послышались шаги и голоса:

- Всё внимательно осмотреть!

- А это что за труба? Ну-ка посвети фонариком! - раздалось совсем рядом.

Вспыхнул луч света.

- Гляди, кровь. Они проползли здесь.

- Я туда не полезу, - зазвучал чей-то дрожащий голос. - Сейчас как звезданут из-за угла...

- Да тише ты, дурак!

- Ну что там? - крикнул властный голос, видимо, начальника.

- Да нет тут никого! - и свет фонаря погас, послышались удаляющиеся шаги.

Глава одиннадцатая

По мосту прохаживался генерал Грачёв. Грачёв был одет в американскую военную форму, Дом Советов возвышался перед ним белой громадиной. Павел Сергеевич прибыл сюда, чтобы лично руководить штурмом, но часы шли, а штурма всё как-то не получалось. Таманская вторая гвардейская имени М.И.Калинина мотострелковая дивизия наступала со стороны набережной. Боевые машины пехоты, танки и бронетранспортёры выстроились колесо к колесу вдоль всего здания, но машин было очень много, а места всем не хватало, поэтому они встали в два ряда. Грозные машины быстро подавили все огневые точки защитников Дома Советов, но пройти несколько десятков метров и ворваться в здание гвардейцы почему-то не решались. Со стороны гостиницы "Мир" наступала Кантемировская четвёртая гвардейская дивизия и дивизия внутренних войск имени Ф.Э.Дзержинского. Они также легко подавили все огневые точки защитников, но войти в здание всё никак не могли. С протовоположной стороны на Дом Советов наступали подразделения ОМОНа. Омоновцы быстро захватили жилой дом, стоящий напротив Дома Советов, попутно разграбив несколько квартир, но дальше не пошли. Десантники оказались смелее всех. Сто девятнадцатый Каунасский полк ВДВ наступал на двадцатый подъезд. При интенсивной поддержке боевых машин десанта, бронетранспортёров и танков после шести часов напряжённых боевых действий полк всё-таки сломил сопротивление двадцати защитников подъезда и захватил подъезд и прилегающюю к нему часть первого этажа, но дальше десантники продвинуться не смогли, полк перешёл к обороне. Тульская сто шестая десантная дивизия наступала на восьмой подъезд, главный удар наносился через канализацию. Десантники вылезли из канализации и, забросав гранатами холл восьмого подъезда, ворвались в него, но холл был пуст. Командововший обороной подъезда капитан КГБ Катунов за несколько минут до атаки приказал отступить, семнадцать офицеров отошли по коридору к основному зданию, унося по коридору своих раненых товарищей. Десантная дивизия решила развить успех и захватить второй этаж, но путь ей преградило отделение военных строителей. Стройбатовцы обстреляли десантников, после чего дивизия перешла к обороне.

Генерал Грачёв немного нервничал, к нему подскочил адъютант, одетый также в американскую форму:

- Со-о-о, дженерал...

- Товарищ, пока товарищ генерал, - перебил Грачёв адъютанта, улыбаясь во весь рост. - Мы реформу в армии ещё не завершили. Что там у тебя?

- Борис Николаевич звонит, - сказал адъютант, протягивая трубку радиотелефона.

- Алло, Паша! - послышалось из трубки. - Долго ты ещё будешь возиться с этим Белым домом?

- Борис Николаевич...

- Пащ, нехорошо получается, мне тут Гельмут звонил из Бонна, Маргарет Тетчер звонила, французы телефон просто оборвали, американцы постоянно названивают, когда Белый дом возьмёте? Они же штурм на весь мир показывают по прямой трансляции, а мы этот дом никак взять не можем уже несколько часов подряд. Что о нас за границей подумают простые французы, немцы, американцы? Что мы с этими русскими патриотами справиться не можем?

- Борис...

- Паша, с этим надо кончать, а то могут быть неприятности. Сколько у тебя войск?

- Таманская дивизия, Кантемировская дивизия, дивизия Дзержинского, тульская сто шестая дивизия, не считая других более мелких частей.

- Я как верховный главнокомандующий решил подбросить тебе ещё несколько дивизий, я сейчас позвоню в штаб округа, и давай, Паша, поторопись, поторопись!

- Нервничает старик, - сказал Грачёв, отдавая трубку адъютанту, но через минуту адъютант подбежал опять:

- Товарищ генерал армии, чрезвычайный и полномочный посол США.

Грачёв тут же схватил трубку.

- Мы вами недовольны, Грачёв! - послышался властный голос.

- Ну, я... я... - залепетал Грачёв, и улыбка слетела с его лица.

Вы должны были взять это здание в шесть часов утра!

- Но я ничего не могу сделать, они не сдаются.

- Ну так возьмите Дом Советов штурмом и перестреляйте всех этих патриотов, войск у вас, по-моему, предостаточно.

- Я... я...

- Сейчас к вам прибудет советник президента по особым делам, - сказал американец и бросил трубку.

Вскоре на мост выехал "чёрный мерседес". Едва увидев его, Грачёв быстро подбежал к машине и подобострастно открыл дверь. Из машины медленно вылез длинный и тощий еврей в чёрной шляпе и с длинной козлиной бородкой, звали его Иосиф.

- Ну, как дела, Павел Сергеевич? - спросил Иосиф мягким ласковым голосом.

- Мы уже вошли в здание. Захвачены двадцатый и восьмой подъезды, и ещё подвал.

- И всё?

Грачёв кивнул в ответ.

- Не густо. А где же ваши суперподразделения "Альфа", "Вымпел"?

- Они ненадёжны. Но мы сформировали новые ударные группы из добровольцев.

- У вас нашлись добровольцы?

- Да. Всем обещано по квартире в Москве и по два миллиона рублей, они и ворвались в подвал.

- И застряли в нём. В общем так, Павел Сергеевич, всю эту волынку надо прекращать. Вы сейчас пригоните сюда на мост несколько танков, вооружённых стодвадцатипятимиллиметровыми орудиями, и ударите по стеклянному зданию, Иосиф сделал жест рукой, и из "мерседеса" выскочил человек с папкой бумаг. Он быстро подбежал к Иосифу и услужливо развернул её. - Расчёты показывают, что если ударить тяжёлыми снарядами вот сюда, в середину, то мы перебьём несущие железобетонные опоры, и здание сложится пополам, как карточный домик. Верхние этажи рухнут вниз, и мы погребём в развалинах всех этих русских шовинистов. Пусть весь мир увидит, что будет с теми, кто встанет на нашем пути, мы раздавим русскую гадину!

- Но там же наши люди, может...

- Я же сказал, раздавить русскую гадину! - прошипел Иосиф.

- Есть! - гаркнул Грачёв, вытягиваясь по стойке "смирно".

Чуть позже на мост стали въезжать танки, их было четыре.

- Экипажи из одних добровольцев, - подобострастно докладывал Грачёв. Снаряды не обычные, а вакуумные, они обладают большей разрушительной силой, примерно в два с половиной раза, по сравнению с обычными.

- Хорошо, - сказал Иосиф.

К ним подбежал адъютант с радиотелефоном.

- Ну, что там? - раздражённо спросил Грачёв.

- Спецназ МВД заблудился в канализации, им дали не ту карту.

- Пусть там и остаются, - бросил Грачёв.

Четыре танка встали в ряд, медленно развернулись их башни, и грохнул первый выстрел, потом ещё и ещё. От разрывов вакуумных снарядов всё здание заходило ходуном. Внутри обрушивались перекрытия, бушевало пламя, но Дом Советов стоял. Танки продолжали бить из своих страшных орудий, шестьдесят четыре снаряда выпустили они по зданию, но Дом Верховного Совета России продолжал стоять. Наконец пушки замолчали, в уши ударила тишина.

- Почему больше не стреляют? - спросил Иосиф.

Откуда-то сбоку вынырнул адъютант:

- У них кончились снаряды. Они расстреляли весь боезапас!

- И он всё ещё стоит? - недоумённо произнёс Иосиф. - Но ведь этого не может быть! Этого не может быть!

Тут он увидел то, на что раньше не обращал внимания. На крыше Дома Советов, на самом верху, гордо реяли русские знамёна.

- Сбить, сбить! - завизжал Иосиф. - Немедленно сбить!

Глава двенадцатая

Фёдор полз на четвереньках по трубе водостока. Их было семеро. Они уходили из горящего Дома Советов. Труба была около метра в диаметре, и двигаться по ней можно было только на четвереньках. Через равные промежутки им попадались колодцы, ведущие наверх. Фёдор уже не знал, как много они проползли. Настроение было подавленное. Там, в горящем Доме, ещё дрались отдельные группы защитников, а они уходили, но магазины у всех были пусты, они расстреляли все патроны.

- Хватит, - скомандовал Ахмет, когда они доползли до очередного колодца. - Попробуем вылезти. Ты иди первым, - кивнул он на Фёдора. - Ты единственный из нас в гражданке.

Фёдор тяжело вздохнул и стал медленно подниматься по ступенькам. Он был уверен, что наверху у люка их ждёт засада омоновцев, и едва он откроет люк, как увидит направленные на него стволы автоматов. Фёдор осторожно приподнял люк и увидел, что находится в каком-то дворе. В нескольких шагах на скамейке сидела старушка.

- Бабушка! - Старушка повернулась на звук. - Тут нигде поблизости омоновцев нет?

- Нет, милый. Здесь их нет, вылезай смело. Они вон там за домом стоят, а там за углом прохожих грабят, а здесь их нет.

Они вылезли из люка. Последнего пришлось вытащить на руках. Это был мужчина, вооружённый охотничьим ружьём, к этому времени он потерял уже много крови. Его затащили в квартиру к старушке, потом вызвали по телефону скорую помощь. Вскоре его увезли.

- Я в Отечественную подпольщиков от фашистов прятала, - говорила старушка. - Посидите у меня. Позвоните родным, пусть принесут вам одежду. Вы ж грязные, как чушки, вам в таком виде нельзя.

Но Фёдор ждать не хотел, он не мог сидеть на одном месте. Бабушка дала ему одежду своего сына, он обменялся телефонами со своими товарищами и пошёл. Спускаясь по лестнице, он краем глаза заметил, что старая женщина перекрестила его в спину.

Пройдя по улице, он вышел к набережной, здесь толпился народ. Отсюда был хорошо виден горящий Дом Советов. Видимо, Фёдор всё-таки чем-то отличался от окружающих, какой-то старик с медалью участника Отечественной войны подошёл к нему.

- Ну что, не удержались? - сказал пожилой человек. - Значит, всё-таки ельциноиды захватили Белый дом!

Фёдор посмотрел на Дом Советов, он возвышался белой громадиной, все окна были выбиты, внутри его всё ещё гремели выстрелы, на многих этажах бушевал пожар. Через окна вырывались языки пламени, густой чёрный дым клубами поднимался к небу, застилая верхнюю часть здания. Неожиданно налетел порыв ветра и разорвал пелену дыма, и Фёдор увидел высоко наверху, на башенке, венчающей всё здание, как развевался андреевский стяг, рядом с ним на ветру реял русский державный и ещё выше, посередине, трепетал русский торговый. Тут же со всех сторон ударили пулемёты, заговорили автоматы, ельцинисты били, не жалея патронов, желая сбить русские стяги. Было видно, как пули пробивают полотнища, вырывают лоскуты, но многократно пробитые пулями русские знамёна, подобно трём гигантским птицам, гордо реяли над домом Верховного Совета России, изуродованным снарядами, расстрелянным, горящим, но не побеждённым. Обстрел продолжался минут десять, ельцинисты старались изо всех сил, но вопреки всем законам и теориям вероятностей ни одно из знамён не покачнулось и не рухнуло вниз. Неожиданно ветер стих, и густая пелена дыма снова скрыла верхнюю часть здания.

- Видел? - сказал Фёдор, глядя на старика. - Никогда им нас не одолеть!

Русские знамёна продолжали развеваться над Домом Советов и на следующий день, и ещё одну ночь, и только утром шестого числа ельцинисты наконец доползли до крыши и сорвали их. Вымещая на флагах бессильную злобу, ельцинисты сорвали даже торговый, который Ельцин объявил вроде как государственным.

Фёдор шёл по московским улицам, мимо него шли люди, они шутили, смеялись, обсуждали свои мелкие насущные дела, покупали и ели мороженое, кто-то кому-то дарил цветы. Проходя мимо кафе, он увидел через стекло, как там сидят, пьют, закусывают, несколько парочек танцевали. Фёдор смотрел на всё это широко раскрытыми глазами и не мог поверить, что это происходит на самом деле.

"Неужели они живые? Люди, а не манекены? Неужели они не знают того, что сейчас происходит на Пресне? Но ведь они не могут этого не знать, не могут!" - Он вглядывался в их лица, но лица у всех были обычные, как и в любой другой день.

По Таганской площади шли танки, они шли нескончаемым потоком, направляясь к Дому Советов. Их было много, Фёдор стал считать, но вскоре сбился, а они всё шли и шли, сотня за сотней, колонна за колонной. Неожиданно его кто-то окликнул, на тротуаре стоял Борис - его одноклассник.

- Привет! - сказал Борис. - Прогуливаешься?

- Как видишь.

- А я на рыбалку собрался, - Борис кивнул на стоящие рядом красные "Жигули". - Сейчас махнём на Дубну, у меня там место есть клёвое. Карась берёт...

- А ты разве не знаешь, что сейчас на Пресне людей убивают?

- Знаю, но только политикой я не занимаюсь.

- Ну, тогда она займётся тобой. Придёт к тебе домой с автоматами и займётся. Прощай!

Фёдор повернулся и зашагал прочь. Он прошёл совсем немного и услышал за спиной скрежет металла и крики. Обернувшись, он увидел изуродованные "Жигули", которые только что переехал танк. Танк стоял рядом, и из него выглядывал танкист. Вокруг остатков прежней роскоши бегал перепуганный Борис и орал на всю площадь:

- Я же на зелёный свет ехал, я же на зелёный ехал!

К месту происшествия подходили вооружённые омоновцы.

- Га-а-а, дурак, с танком бодаться решил, - засмеялся один из них.

- Но я на зелёный свет ехал, в своём ряду. Узнайте мне его фамилию, пусть он мне заплатит...

Омоновец размахнулся и ударил Бориса, так что он полетел на асфальт.

- Вот тебе закон, - сказал он. - Езжай! - крикнул омоновец танкисту.

Танк завёлся, и колонна пошла дальше. Фёдор повернулся и пошёл дальше.

Прошло несколько дней. Фёдор ходил на работу, занимался своими насущными житейскими делами, но прийти в себя никак не мог. Ему не удавалось сбросить нервное напряжение, которое охватило его. Каждую ночь ему снился Дом Советов, и он снова бежал по коридору, и пули свистели возле самого его виска, и снова Ахмет пел древнюю песню воина, и он опять тащил вниз раненого, и опять видел Савелия с бутылкой бензина, идущего навстречу бронетранспортёру. Он с криком просыпался и потом долго ворочался, не в силах уснуть, а засыпая опять оказывался там: и снова строчили пулемёты и били орудия, и здание содрогалось от разрывов снарядов, он снова пытался завести машину, но дрожащие руки не слушались, и опять Савелий шёл навсречу бронетранспортёру... Это повторялось каждую ночь. Он не мог больше смотретьд телевизор, в котором наглые и бесстыжие дикторы постоянно лгали своими картавыми голосами, коверкая и уродуя русский язык новами иностранными словечками. В один из дней он решил навестить Андрея. Андрей уходил из Дома Советов после того, как парламент решил сдаться. Он уходил вместе со всеми, но на улице при обыске у него нашли спортивный пистолет. Избили, потом доставили в отделение милиции, там ещё раз избили и на следующий день отпустили. У Андрея Фёдор застал Григория, в комнате работал телевизор.

- Удивляюсь я вам, как вы можете всё это смотреть?

- А мы и не смотрим, мы записываем, - Андрей кивнул на видеомагнитофон, готовый к работе. - Занятные вещи порой показывают.

- Я теперь на людей смотреть не могу, - сказал Фёдор. - Иду по улице, а у меня чувство, что это не люди, а биороботы, зомби. На работу тут прихожу, а они обсуждают вовсю эти события. Один хвастается: "Телескоп у меня есть, в сто пятьдесят раз увеличивает, я его на машину поставил и к Белому дому поехал. Встал на набережной и смотрю, как Белый дом расстреливают, здорово он горел..." Он мне с восторгом, в красках рассказывал, какое это было красивое зрелище, лучше любого кино, и какой он молодец, что догадался взять телескоп, столько удовольствия получил. Другой урод хвастался, какой он умный: "Как только Борис Николаевич указ издал, я свою жену и детей в машину, и на дачу. И там всё время сидел, пока всё не кончилось". Я его спрашиваю: "Ты что, в партии Анпилова состоишь или Баркашова? На хрена ты убегал из Москвы, кому ты вообще нужен?" И ведь это не сторонники Ельцина, это просто бараны, нет, хуже, бараны хоть брыкаются, когда их режут, а эти... Завтра Ельцин издаст указ: "Я решил вас всех повесить!" и они сами, добровольно пойдут на сборные пункты. Ещё и верёвки из дома принесут и сами повесятся.

Ельцин ведёт откровенную войну против всех коренных народов, населяющих Советский Союз, нам уже всем подписан смертный приговор. Речь идёт о нашей жизни, а им хрен по деревне, им всё по барабану, они ничего не хотят знать. Они думают только о собственной машине, квартире, даче. Дай им по машине, и они будут думать о собственном гараже. Дай им по гаражу, и они будут думать о бесплатном бензине, и так до бесконечности. Они ничего не хотят знать, они только жрут. Ведь Ельцину и его банде можно было бы свернуть шею за три дня, если бы каждый начал с ним бороться. Если бы каждый сделал что-нибудь против этого режима. К примеру, я грохну омоновца и ломанусь в любой подъезд, в любую дверь, и меня спрячут, а омоновцев пошлют в другую сторону. Кто-то работает в Гознаке и изготовит для меня документы, другой на своей машине увезёт меня в другой город, я буду просто неуязвим. У тебя сосед в охране президента служит, ты с ним не здороваешься, не разговариваешь, с его детьми никто не играет, его жену женщины за версту обходят, да он сам взвоет и убежит из охраны. Но нас мало, сколько нас было у Дома Советов? Пятьдесят? Шестьдесят? Ну пусть сто тысяч, а в Москве десять миллионов. Десять миллионов по домам сидели и даже ухом не повели.

- Так, всё так и было задумано, - сказал Андрей. - Семьдесят с лишним лет из людей вышибали всё человеческое, народ превращали в быдло, но всё-таки кое-где просчитались. Сколько нас было в Доме Советов вооружённых?

Фёдор задумался.

- Не знаю, не считал, но думаю, человек шестьсот, максимум семьсот, не больше.

- Вооружённых лёгким стрелковым оружием, а сколько дивизий бросил против нас Ельцин, сколько техники, одной бронетехники больше тысячи единиц, и с таким перевесом в силах они двое суток не могли овладеть обычным административным зданием. Вплоть до шестого числа отдельные группы защитников прорывались в подвал, и ведь прорвались и ушли. Ушли с оружием, непобеждённые. Этот бой, ну, как бы проба сил двух враждующих армий, разведка боем. Ельцин бросил в него все силы, а мы, мы же этих депутатов, этих пустобрёхов поддерживали даже не вполсилы и не в четверть, а всего лишь в одну сотую, и вся ельцинская армада ничего не могла сделать с несколькими сотнями. Значит, сила у нас есть, кость цела, её не перебили за семьдесят лет советской власти, а раз кость цела, то мясо нарастёт, и появится новый Илья Муромец, Минии, Пожарский, и мы сбросим этот режим!

- Ну а как скоро это произойдёт? Когда мы его сбросим?

- Я думаю, лет через пять, десять.

- Через десять лет вырастет новое поколение, воспитанное на порнухе, фильмах ужасов, "сникерсах" и жидовских мультфильмах типа "Суперкнига".

- И всё-таки я думаю, всё будет как надо, - сказал Андрей. - И ты скоро увидишь Илью Муромца!

Фёдор тяжело вздохнул.

- Началось, началось! - крикнул Григорий, включая видеомагнитофон. Опять Останкино показывают, до чего же они нагло врут. Ну где штурм, где? Покажите мне его. Покажите мне этих злодеев, боевиков с автоматами, которые напали на Останкино, хоть одного покажите. Нету, вот только грузовик показывают, как он таранит двери. Раз пятнадцать этот кадр прокручивают, и это у них называется штурмом.

На экране появилось лицо спецназовца, у которого брали интервью: "...я сюда из Киева приехал, своим ребятам помочь..."

- Слышали, - сказал Григорий, - со всего Союза вся нечисть слетелась спасать фашиста Ельцина. Нет, мужики, вы как знаете, можете сколько угодно бакланить на философскую тему, а я теперь покупаю гранатомёт. Пить брошу, курить брошу, но гранатомёт я себе куплю. И мы с ельциноидами ещё разберёмся.

Неожиданно зазвонил телефон. Фёдор снял трубку и услышал голос Джона Смита:

- Алло, Федя, здравствуйте! Я рад слышать, что с вами всё в порядке. Я звонил к вам домой, там мне дали этот номер. У меня к вам просьба: я хотел бы задать вам несколько вопросов, не могли бы вы со мной встретиться?

- Вы знаете, мистер Смит, я сегодня занят...

- Федя, я вас очень прошу, это очень важно для меня.

- Для вас или для вашей газеты?

- Больше для меня, я буду вам очень признателен.

- Ну хорошо. Давайте через полчаса в сквере напротив вашего дома.

- Спасибо, до встречи.

Через полчаса они сидели в сквере на лавочке. Напротив них на другой лавочке сидела молодая мама с сыном. Мальчишке было лет шесть, он с сосредоточенным видом решал детскую головоломку из какой-то игры.

- Давай я тебе помогу, - предложила мать.

- Не надо, мама, я сам.

- Большое вам спасибо, Федя, что вы согласились встретиться со мной. У меня к вам есть деловое предложение - не могли бы вы дать интервью моей газете?

- Нет.

- Но вам очень хорошо заплатят.

- Нет.

- Я так и думал, что вы откажетесь. Тогда ответьте мне, лично мне, на один вопрос. Почему вы решили остаться в Белом доме?

- Как почему? Чтобы защищать его.

- Да, но ведь вас могли убить. Или вам не было страшно?

- Было.

- Тогда зачем, зачем вы полезли под пули?

- Видите ли, мистер Смит, как бы это вам объяснить, когда-то много лет назад я давал военную присягу.

- Но ведь это же пустая формальность, государство, которому вы присягали, уже не существует.

- Я давал присягу не государству, не коммунистической партии, я давал присягу Родине.

- Я этого не понимаю. Родина - это абстрактное понятие, это место, где вы родились, и всё. И потом, вас никто не заставлял выполнять эту мифическую присягу. Лучше скажите честно, вам заплатили? И очень хорошо заплатили?

- Мистер Смит, не говорите глупостей.

- Но в самом деле, я ничего не понимаю!

Неожиданно мальчишка на соседней лавочке оторвался от игры и громко сказал:

- Дяденька, ну что вы ему объясняете, он же всё равно ничего не поймёт.

Наступила длинная пауза, мистер Смит смотрел на ребёнка удивлёнными глазами. Первой пришла в себя мама:

- Ты чего вмешиваешься в разговор взрослых, кто тебе позволил?!

- Извините, мистер Смит, - сказал Фёдор, - но я больше не смею занимать ваше драгоценное время.

- Как вам будет угодно! - произнёс с раздражением американец, он быстро встал и зашагал по аллее.

- Иди сюда, малыш!

Мальчишка спрыгнул со скамейки и подошёл к Фёдору.

- Тебя как зовут?

- Ваня.

- А меня Фёдор. Значит, будем знакомы. - И они пожали друг другу руки.

- Вы уж извините, пожалуйста, - сказала молодая мама.

- Да ничего, ничего, у вас отличный сын!

- Дяденька, а вы Дом Советов защищали?

- Да.

Мальчишка сокрушённо вздохнул.

- А меня не пустили.

- Это не ребёнок, это просто наказание какое-то! - опять произнесла молодая мама. - Представляете, собрал вокруг себя ещё восемь мальчишек, они взяли палки, набрали камней, перелезли через забор и пошли защищать Дом Советов, у воспитательницы чуть инфаркт не случился. Хорошо, что прохожие их задержали, а то бы ушли.

- Дяденька, а хотите, я вам стихотворение прочту?

- Прочти.

Мальчишка отступил на один шаг и громко, с выражением, начал читать:

Аты-баты, шли солдаты,

Шли солдаты на войну.

Аты-баты, по Арбату,

Защищать свою страну.

Не солдатик оловянный

С оловянною трубой,

А трубач в тиши туманной

Сбор играет боевой!

У чернильной старой башни

Под часами бой кипит.

Бой неравный, рукопашный,

Вот упал сержант бесстрашный,

Вот ещё убит.

Падают солдатики

Возле стен грамматики.

Но ликует враг напрасно,

Нас никто не победит!

Вот уже под русским флагом

Наша конница летит.

Все в дыму и все в огне,

Сам Пожарский на коне!

- Молодец, Ванюша!

- Дяденька, а вы демократов победите?

- Теперь уж непременно. Победа будет за нами!

Сразу же после захвата Дома Советов, в считанные дни, здание было обнесено мощным бетонным забором, и начались ремонтно-восстановительные работы. Ельцин и его приближённые заметали следы преступлений. По неофициальным данным, в доме Верховного Совета было убито и сгорело заживо более тысячи человек. Многочисленные очевидцы утверждают, что раненых, захваченных в Доме Советов, безжалостно добивали. Жители окрестных домов видели, как на стадионе возле Дома, в ночь с четвёртого на пятое, демократы пытали и расстреливали людей.