Рубин во мгле

Глава восьмая Жертвы искусства

В Англии 1872 года было немного мест, куда могла пойти молодая девушка, чтобы посидеть, подумать или даже выпить чаю. И не обязательно чаю: рано или поздно она должна была проголодаться. Но только один класс молоденьких и хорошо одетых женщин мог свободно находиться в отелях и ресторанах, и Салли не имела никакого желания быть заподозренной в принадлежности к этому классу.

Она была, как верно заметил мистер Темпл, совершенно необыкновенной юной леди. Жизнь с отцом воспитала в ней независимость суждений, более характерную для нынешних девушек, нежели для ее современниц, поэтому она ушла из дома миссис Риз и нимало не была удручена своей весьма смутной перспективой на будущее.

Она покинула «Линкольнз-Инн» и не торопясь шла вдоль набережной, пока не набрела на скамейку под статуей какого-то короля в парике; она присела и принялась глядеть по сторонам.

Хуже всего было то, что исчез пистолет. Она переписала все три украденные бумаги – письмо с Востока, письмо майора Марчбэнкса и страничку из книги – к себе в дневник, и они были спасены, но с пистолета копии сделать было невозможно. Он был подарком отца и когда-нибудь мог бы спасти ей жизнь, так что его потерю ничем нельзя восполнить.

Но чего ей хотелось больше всего и что было ей совершенно необходимо, так это с кем-нибудь посоветоваться. Джим Тейлор был бы самой подходящей кандидатурой, но сегодня вторник, значит, он работает. Есть еще майор Марчбэнкс, но миссис Холланд могла опять следить за домом.

И тут она вспомнила визитку, заложенную в дневник. Благодарение Богу, вор не догадался украсть его!

У нее теперь были деньги. Она подозвала кеб и дала извозчику адрес.

Бёртон-стрит оказалась убогой улочкой неподалеку от Британского музея. Дверь под номером 45 была открыта, рисованная вывеска гласила, что В. и Ф. Гарланды, фотографы, именно здесь и ведут свои дела. Салли вошла внутрь и очутилась в пыльной крохотной лавке, битком набитой различными фотографическими инструментами и приспособлениями: волшебными фонарями, склянками с химикатами, камерами и тому подобным – все это валялось самым беспорядочным образом на прилавке, шкафах, даже на полу.

В лавке никого не было. Но внутренняя дверь была распахнута, и оттуда были слышны отчаянно спорящие голоса. Один из них был голосом того самого фотографа.

– Ни за что! – кричал он. – Ненавижу всех стряпчих и равным образом их прыщавых клерков!

– Я и не говорю про стряпчих, ленивый ты болван! – отвечал ему молодой женский голос столь же яростно. – Тебе нужен счетовод, а вовсе никакой не стряпчий. Если ты не уладишь дела в ближайшее же время, все полетит к черту!

– Вздор! И кончай свою истерику, мегера несчастная. Ну же, Тремблер, там покупатель в магазине.

Маленький сухонький человечек бегом выбежал оттуда, как будто увертываясь от летящих вслед пуль. Он захлопнул за собой дверь, но стрельба продолжалась.

– Да, мисс? – вопрос с трудом продрался сквозь огромные кустистые усы.

– Мне нужно повидать мистера Гарланда. Но если он занят…

Она взглянула на дверь, и, проследив ее взгляд, человечек съежился, как будто ожидая, что оттуда на него посыплется град метательных снарядов.

– Вы хотите, чтобы я привел его к вам, мисс? – заскулил он. – Не пойду, хоть убейте!

– Ну… нет так нет. Я подожду.

– Вы хотели договориться о позировании, да? Пожалуйста, когда вам будет угодно…

Он начал шарить в книге заказов.

– Нет, вовсе нет, я по поводу…

Дверь распахнулась, и человечек нырнул под прилавок.

– Черт бы побрал всю эту шайку! – взревел фотограф и тут же поперхнулся. Он заметил девушку и сразу же засиял широкой улыбкой. Салли поразилась, как быстро меняется выражение его живого, подвижного лица.

– Добрый день! – сказал Гарланд как можно дружелюбнее. – Мисс Локхарт, если я не ошибся?

Он неожиданно вылетел на середину магазина, а на его месте оказалась молодая женщина удивительной красоты, двумя или тремя годами старше Салли. Рыжие волосы горели вокруг ее головы, глаза пламенели, и в кулаках она сжимала связку бумаг.

– Ты легкомысленный лентяй, Фредерик Гарланд! – прогремела она. – Эти счета лежат с Пасхи, а ты хоть шевельнулся?! На что ты потратил деньги, интересно знать? А что ты вообще делаешь…

– Что я делаю? – Фредерик негодующе возвысил голос. – Что я делаю?! Я работаю как вол, похлеще чем… да кто угодно! Чем вся твоя актерская шайка!!! Как насчет поляризующей линзы, а? Или ты думаешь, я ее нарисовал, и она вот так взяла и слетела с бумаги? А желатиновый процесс…

– Черт бы побрал твой дурацкий желатиновый процесс! Что значит шайка?! Я не собираюсь работать, когда меня оскорбляет какой-то… второсортный дагерротипист, который только и может, что…

– Дагерротипист?! Второсортный?! Да как ты смеешь, ты, пустоголовая кукла…

– …довести дело до банкротства!

– Марионетка!

И он тут же повернулся к Салли, благостный как священник, и произнес самым любезным тоном:

– Мисс Локхарт, позвольте вам представить мою сестру Розу.

Салли ошеломленно моргнула. И улыбнулась. Молодая женщина протянула ей руку и улыбнулась в ответ. Ну конечно же, это были брат и сестра: он, правда, не блистал такой сногсшибательной красотой, как она, зато сила и выражение эмоций у обоих были одинаковые.

– Я не вовремя? – спросила она.

Гарланд расхохотался, а тем временем маленький человечек осторожно выкарабкался из-под прилавка.

– Вовсе нет, – сказала мисс Гарланд. – Если хотите сфотографироваться, вы как раз очень даже вовремя: может быть, уже завтра нам не придется больше заниматься этим делом.

И она швырнула в брата сердитый взгляд, но тот ловко от него увернулся.

– Нет, я пришла не фотографироваться, – сказала Салли. – Я пришла, потому что… Вы знаете, я встретила мистера Гарланда в прошлую пятницу и…

– А! Вы та самая девушка из Суэлнеса! Он рассказал мне.

– Я, пожалуй, вернусь к фотопластинкам? – отважился высунуться человечек.

– Да-да, конечно, Тремблер, – ответил фотограф, усаживаясь на прилавок, и человечек мгновенно исчез. – Понимаете, мисс Локхарт, он готовит фотопластинки. Сейчас он малость перепугался. А все потому, что сестра решила меня убить.

– Ну кто-то же должен, – мрачно отозвалась та.

– Видите? Актриса, что с нее взять! Легковозбудимая натура.

– Простите, что прервала вас, – сказала Салли – Мне, конечно, не следовало приходить.

– У вас что, неприятности? – спросила Роза. Салли кивнула.

– Но я не хочу, чтобы…

– Опять та ведьма? – хмыкнул Гарланд.

– Да… Но… – Она остановилась. Рассказать или нет, думала она. – Вы сказали… простите, я случайно услышала… что вам нужен счетовод.

– Так говорит моя сестра.

– Конечно нужен! – с жаром воскликнула Роза. – Этот шут гороховый, а не фотограф, умудрился так все запутать и перепутать, что если мы не распутаемся с этим как можно скорее…

– Не преувеличивай! – возразил Фредерик. – Привести все в порядок – дело недолгое.

– Вот и начинай! – накинулась она на него.

– Не могу. Во-первых, у меня нет времени, во-вторых, нет к этому призвания и, наконец, у меня нет ни малейшей охоты этим заниматься.

– Если позволите, – неуверенно начала Салли. – Я, в общем-то, неплохо разбираюсь с цифрами, я привыкла помогать отцу составлять балансовый отчет его фирмы, и он обучил меня бухгалтерии и счетоводству… Короче говоря, я была бы очень рада помочь! Дело в том, что я и сама пришла просить о помощи. Но если бы я смогла что-то сделать взамен, наверное, это было бы по-честному. Мне так кажется.

Салли запнулась и покраснела. Эта речь далась ей нелегко, но она ее произнесла. И замолчала, потупившись.

– Ты это серьезно? – спросила Роза.

– Честное слово. Просто я разбираюсь в цифрах, иначе я бы ничего и не предлагала.

– Тогда мы спасены, – сказал Фредерик Гарланд. – Видала? – повернулся он к сестре. – Я же говорил, что все обойдется. Мисс Локхарт, не угодно ли позавтракать с нами?

В этой богемной семье завтрак представлял собой кувшин эля, остатки ростбифа, фруктовый пирог и корзину с яблоками, про которые Роза сказала, что их подарил прошлым вечером ее поклонник, носильщик на ковентгарденском рынке. Они ели с помощью большого перочинного ножа и пальцев (и пустых склянок из-под химикатов, куда наливали эль), сидя на скамейке в заваленной лаборатории. Салли это очень понравилось.

– Вы должны извинить их за это, мисс, и меня тоже, – сказал коротышка, которого все называли просто Тремблер. – Это не недостаток воспитания, это недостаток денег.

– А ты представь, чего лишены богачи, Тремблер, – ответила Роза. – Им не понять, как вкусен кусок мяса или пирог с изюмом, когда ничего больше нет.

– Ладно тебе, Роза, – сказал Фредерик. – Мы же не голодаем. Мы никогда не остаемся без еды. Правда, мы обходимся без мытья посуды, – он повернулся к Салли, – но это дело принципа. Нет посуды – не надо мыть.

Салли было интересно узнать, как они управляются с супом, но она никак не успевала спросить: любая пауза в разговоре заполнялась вопросами, и к концу завтрака они уже знали ее историю едва ли не лучше, чем она сама.

– Все понятно, – сказал Фредерик (пока продолжался завтрак, они уже начали звать друг друга по имени). – Но ты объясни вот что: почему ты не пошла в полицию?

– Сама не знаю. Или… конечно, знаю! Похоже, что это как-то связано с моим рождением и жизнью моего отца в Индии – в общем, с моим прошлым, и я хочу держать это все при себе, пока не узнаю побольше.

– И правильно, – сказала Роза. – Полиция такая глупая, Фред: идти к ним – последнее дело.

– Тебя ограбили, – заметил Фредерик. – Дважды.

– И все равно не пойду. Ни за что… Я даже стряпчему не рассказала.

– А теперь еще сбежала из дому, – подхватила Роза. – Где же ты собираешься жить?

– Еще не знаю. Надо найти комнату.

– Ну, с этим легко. У нас куча свободного места. Ты можешь пока занять, например, комнату дяди Вебстера. Тремблер покажет тебе. Ладно, мне пора на репетицию. Вернусь поздно!

И, прежде чем Салли успела поблагодарить, она умчалась.

– Вы и вправду согласны? – спросила она Фредерика.

– Ну конечно! И раз уж мы все ставим на деловую ногу, ты можешь платить за комнату.

Она вспомнила, как предложила Фредерику деньги в Суэлнесе, и покраснела. Тем временем он писал что-то на клочке бумаги.

– Тремблер, – позвал Фредерик, – ты можешь сбегать через улицу к мистеру Илзу и одолжить у него эти книги?

– Будет сделано, мистер Фред. Да, но ведь я же должен подготовить пластинки и магний…

– А! Сделаешь, когда вернешься.

Коротышка вышел.

– Это его настоящее имя – Тремблер? – спросила Салли.

– Его настоящее имя Теофилиус Моллой. Ты можешь всерьез кого-нибудь звать Теофилиусом? Я, например, не могу. Бывшие подельники прозвали его Тремблером. А прозвища прилипчивы. Вообще-то он карманник-неудачник. Мы и познакомились, когда он пытался обворовать меня. Он испытал такое облегчение, когда я его поймал, что даже расплакался от благодарности. С тех пор он живет у нас. Но я вижу, у тебя в руках «Тайме». Открой-ка на странице шесть и прочитай.

Салли, немного удивленная, развернула газету. В самом низу она обнаружила маленькую заметку, которая стала известна мистеру Хопкинсу на день раньше.

– Майор Марчбэнкс мертв? Не могу поверить. А человек в клетчатом костюме – это тот самый, что украл книгу! И наверно, он как раз шел из…

– Но ведь ты сказала, что он сел в Чатеме? В Суэлнесе я его совершенно точно не видел. Должно быть, миссис Холланд успела дать ему задание. И он же прошлой ночью вернулся за выпавшими листками.

– Вдобавок он взял мой пистолет.

– Скорее всего. Но у тебя же есть копии этих листков, давай-ка посмотрим.

Она открыла дневник и протянула его Фредерику. Он склонился над ним и прочел:

– «…в темноте, под морским узлом. Три красных огня ярко горят там, когда луна гонит воду. Возьми его. Это мой дар. По всем законам Англии он твой. Antequam haec legis…». Боже правый!

– Ты читаешь по-латыни?

– А ты разве не понимаешь, что тут сказано?

– Нет.

– Тут сказано: «Когда ты будешь читать это, меня уже не будет. Позволь же моей памяти…» Что же это за слово… «Забудь меня как можно скорее».

Салли похолодела.

– Он знал, что должно случиться, – сказала она.

– Может быть, это было не убийство. Может быть, самоубийство.

– Бедный! Ему было очень плохо. – Слезы навернулись ей на глаза. Салли вспомнила человека в холодном пустом доме, и как он ласково с ней разговаривал. – Ужасно!

Фредерик сокрушенно качнул головой, доставая чистый носовой платок. Подождал, пока Салли немного успокоится, и сказал:

– Он говорит о месте, где спрятан камень. И он говорит, что рубин принадлежит тебе.

– «Законы Англии» – я думаю, здесь имеются в виду законы о кладах. По закону вырытое из земли принадлежит Короне. Как бы то ни было, у меня это все не укладывается в голове.

– У меня тоже – пока. Да еще этот курильщик опиума, мистер Бедвелл. Впрочем, с ним, кажется, будет проще всего… А, Тремблер!

– Вот и я, мистер Фред. – Тремблер вошел с тремя большими книгами. – Так я займусь своими фотопластинками?

– Конечно… А ну-ка, посмотрим… Крокфордский церковный справочник… Бедвелл… Бедвелл…

Фредерик долго листал внушительного вида том, пока не нашел то, что искал.

– «Бедвелл, Его Преподобие Николас Армбрустер. Родился в 1842 году; учился в Регби; получил степень магистра Оксфордского университета в 1864 году; второй викарий церкви Святого Иоанна в Саммертауне, Оксфорд».

– Они близнецы, – сказала Салли.

– Именно. Смею полагать, что единственный, кто способен вытащить этого человека из лап миссис Холланд, – его собственный брат. Завтра же едем в Оксфорд.

За оставшуюся часть дня Салли кое-что узнала о семье Гарландов. Фредерику был двадцать один год, его сестре – восемнадцать. Дом и магазин принадлежали их дядюшке, Вебстеру Гарланду, величайшему, если верить Фредерику, фотографу своей эпохи. Некоторое время назад он уехал в Египет, оставив племянника своим заместителем, что и привело к столь плачевным результатам. Все это рассказывал Тремблер, пока Салли сидела в отведенной ей комнате и приводила в порядок счета.

Фредерик в три часа пополудни ушел фотографировать в Британский музей, и Тремблер постепенно разговорился.

– Он художник, мисс, вот в чем беда, – начал он. – Кучу денег можно было бы загребать фотографией, стоит только захотеть, но мистеру Фреду наплевать что на твой портрет, что на твою свадьбу. Я видывал его по неделям торчащим на одном месте, как пришитый, он все ждал правильного света. Парень славный, что и говорить. Но он все время изобретает какие-то штучки, а деньги-то вылетают в трубу! Только мисс Роза и держит его на плаву, а не то все профукает.

Роза была актриса и сейчас играла в пьесе «Живым или мертвым» в Театре Королевы. Роль крохотная, сказал Тремблер, но когда-нибудь она станет звездой, это точно. С такой внешностью да с таким темпераментом – нет, миру перед ней не устоять. Но какое бы признание ни ожидало Розу в будущем, нынешние ее заработки были скудны, хотя они и составляли большую часть дохода на Бёртон-стрит, 45.

– Но ведь Фредерик заработал довольно много денег, – сказала Салли, разбирая штабеля кое-как нацарапанных расписок и скомканных счетов, – доходы налево, расходы направо. – Я смотрю, получено не так уж мало денег. Но все, что получено, моментально уходит.

– Если вы можете придумать, мисс, как бы нам удержать хотя бы малую толику этих денег, вы сделаете великое дело, мисс. Ему это никогда не удавалось.

Салли с огромным наслаждением работала весь день, мало-помалу приводя денежные дела в порядок. Наконец-то она была полезна и знала, что надо делать. В пять Тремблер принес ей чашку чаю. Время от времени он уходил из комнаты в магазин, чтобы обслужить покупателя.

– А что у вас больше всего покупают? – спросила Салли.

– Фотопластинки и химические реактивы. Он закупил большое количество стереоскопов, мистер Фред, несколько месяцев назад, когда получил деньги за свое изобретение. Но они совсем не продаются. Покупатели хотят, чтобы вместе с ними продавались картинки, а картинок-то и нет.

– Значит, нужно их сделать.

– Вот вы ему и скажите! Я пытался, но он разве меня послушает.

– А какие фотографии людям нравятся больше всего?

– Да пейзажи всякие и виды. Стереоскопические виды совсем не то, что обыкновенные. Потом, юмористические, сентиментальные, романтические, религиозные и с разными опасностями. Да, и еще на тему трезвости. Но он и видеть их не желает. Фи, говорит, вульгарность!

К тому времени, как вернулся Фредерик, Салли начала составлять полный бухгалтерский отчет, точно фиксируя, сколько они заработали и сколько потратили за те полгода, что Вебстер Гарланд уехал в Египет.

– Потрясающе! – весело закричал он, отставляя камеру и прочую аппаратуру.

– Мне понадобится день или около того, чтобы все доделать, – сказала Салли. – А ты пока объясни, что значат эти записи. Это твой почерк?

– Боюсь, что так. А как вообще обстоят дела? Я банкрот?

– Ты должен настаивать, чтобы по счетам платили вовремя. Вот эти пятьдесят шесть фунтов семь шиллингов тебе не платят уже четыре недели, а эти двадцать гиней – три месяца. Если ты получишь эти деньги, ты сможешь рассчитаться с большинством своих долгов, но это нужно делать аккуратно и непременно все записывать.

– Времени нет.

– Надо найти. Это важно.

– Слишком скучно!

– Тогда плати кому-нибудь, чтобы он делал это за тебя. Иначе ты обанкротишься. Понимаешь, тебе не нужно искать денег – достаточно разобраться с тем, что уже есть. А я, как мне кажется, смогу найти способ, как заработать больше.

– Итак, ты согласна работать?

– Я?

Он смотрел на нее совершенно серьезно. Глаза зеленые; как это она не замечала раньше!

– Почему бы и нет?

– Я… я не знаю, – пробормотала Салли. – Сегодня я просто… Ну, это нужно было сделать. За то, что ты помог мне кое в чем разобраться. Но тебе нужен профессиональный бухгалтер. Тот, кто может, ну, я не знаю, позаботиться и о коммерческой стороне дела.

– Ну, так ты хочешь этим заниматься?

Она потрясла головой, потом неуверенно пожала плечами и неожиданно кивнула. И тут же снова пожала плечами. Фредерик расхохотался, а Салли залилась краской.

– Послушай, – сказал он, – мне почему-то кажется, что ты и есть тот самый необходимый мне человек. Ведь ты собираешься что-то предпринимать, ты же не можешь жить на свой крошечный доход. Хочешь быть гувернанткой?

– Ни за что!

– Или нянькой, или кухаркой, или еще кем в этом же роде? Нет, и еще раз нет. Зато ты умеешь разбираться с бумажками и делаешь это здорово.

– Просто мне это нравится.

– Так что же ты сомневаешься?!

– Хорошо. Я согласна. Спасибо.

Они пожали друг другу руки и обговорили условия. Поначалу ее зарплатой будет стол и крыша над головой: у них не было денег, чтобы платить ей, надо было их сперва заработать. А как только фирма встанет на ноги, Фредерик будет ей платить пятнадцать шиллингов в неделю.

Когда все было решено, Салли почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Чтобы отпраздновать сделку, Фредерик послал за горячим мясным пирогом в ресторан за углом. Они разрезали его на четыре части (оставив кусок для Розы) и уселись вокруг лабораторного стола. Тремблер сварил кофе, и, прихлебывая его, Салли старалась угадать, что же такое необычайное было в этом доме. Не просто отсутствие посуды, не просто ужин за лабораторным столом в неподходящее время. И пока она ломала голову, сидя у камина в старом кресле, Тремблер читал газету, а Фредерик насвистывал и возился с реактивами. Она все еще ни до чего не додумалась, когда совсем поздно пришла Роза, замерзшая и шумная, победно держа в вытянутой руке ананас. Она разбудила Салли (которая ненароком задремала) и разругала всех за то, что они вовремя не отвели ее спать. Салли по-прежнему размышляла над этой загадкой, когда, дрожа, взбиралась на свою узенькую кровать и укутывалась в одеяло. И, только засыпая, она нашла ответ. Ну, конечно. Они не относятся к Тремблеру как к слуге. И они не относятся к ней как к ребенку. Они все равны. Вот что было странно…