На обратном пути, который они проделали, спускаясь вниз подругой стороне пирамиды, где ступени были еще более разрушенными, Рубикон указал на изукрашенные резьбой плитки, грубо выбитые киркой или долотом и обнажившие пустую нишу, где могли храниться фигурки из нефрита и другие ценности.
— Эти вещицы, — с отвращением произнес он, — скорее всего оказались на черном рынке в Канкуне или Мехико, где их покупают коллекционеры произведений искусства доколумбового периода или просто люди, которые хотят иметь то, чего ни у кого нет. Кассандра могла пуститься в погоню за похитителями.
— Но эта местность так изолирована и труднодоступна, — возразила Скалли, одолевая вслед за ним последние ступени. — Каким образом эти изделия могут попасть на рынок?
— По-видимому, здесь у них существует своя система доставки.
— Я бы не доверил их подобным типам. У него же явно темное прошлое. — Рубикон повел бровями в сторону Агилара, который спешил к ним навстречу через площадь, отшвырнув самокрутку.
— Нашли что-нибудь, amigos? — угодливо спросил он.
В ярко-голубых глазах Рубикона полыхнуло негодование.
— Сегодня мы сами хорошенько прочешем местность. Но если до завтра не найдем никаких следов, то воспользуемся радиопередатчиком Кассандры, свяжемся с мексиканскими властями и потребуем немедленной помощи. Они могут прислать своих следователей и представителей службы безопасности. Но службы национальной, а не местной, так как местные службы, по всей видимости, работают на черный рынок. — Он нахмурился. — Уже много ценностей вынесено отсюда незаконно.
Агилар смотрел на него со смешанным выражением злобной досады и оскорбленной гордости:
— То, что вы видели, могло быть сделано искателями сокровищ задолго до нас, сеньор Рубикон. Кситаклан не охраняется много-много лет.
Рубикон свирепо уставился на него:
— Мистер Агилар, любой, имеющий глаз, может увидеть свежие следы. Я знаю, что эти вещи извлечены совсем недавно, не более нескольких месяцев или недель назад.
Агилар, поджав губы, скрестил руки на груди:
— Так, может быть, археологическая партия вашей дочери и взяла самые ценные находки, а? Ведь они работают на американские музеи, не так ли?
Рубикон наклонился к Агилару, выставив взъерошенную бородку:
— Моя Кассандра и люди из ее партии никогда не сделают ничего подобного. Они понимают историческую ценность этих изделий, особенно тех, которые должны оставаться на месте для дальнейшего изучения.
— Я чувствую, что вы не доверяете мне, сеньор Рубикон, — примирительным тоном произнес Агилар, теребя свою шляпу. — Но мы должны работать вместе, а? Здесь, в Кситаклане, мы отрезаны от всех. Нам следует понимать это и не начинать вражду. Если мы не станем действовать заодно, это может оказаться опасным.
Скалли направилась к лагерю, а тем временем спор между Рубиконом и длинноволосым гидом-мексиканцем становился все ожесточеннее. Она сняла рюкзак и бросила его рядом с палаткой. Несмотря на то, что день был в самом разгаре, индейцы опять бесследно исчезли. Скалли почувствовала смутную тревогу.
Она остановилась у ближайшей стелы, стала рассматривать при свете дня изображение Пернатого Змея и тут заметила, что выветренный известняк странным образом изменился. Изображение было забрызгано темно-красной жидкостью, похожей на краску, которая капала с лап крупного Пернатого Змея. Она приблизила лицо, заинтересованная и встревоженная одновременно.
Кто-то втирал кровь в каменную пасть змея, словно давая изображению попробовать ее на вкус… недавнее жертвоприношение! Скалли проследила взглядом, как капли крови падают вниз, к подножию стелы, на разбитые плиты…
— Малдер! — в ужасе закричала она. Ее партнер кинулся к ней с искаженным тревогой лицом. Рубикон и Агилар, раскрасневшиеся от спора, застыли, обернувшись в ее сторону. Скалли показала Малдеру полосу крови на стеле, а потом — отрезанный человеческий палец, лежавший на плите в луже крови. Побледневшее лицо Малдера исказила гримаса отвращения.
Агилар и Рубикон тоже подошли и молча уставились на ампутированный палец.
— Видно, это произошло совсем недавно, — сказала Скалли. — Не более часа назад. Кровь совсем свежая.
Малдер тронул липкую красную жидкость.
— Только начала засыхать. Это должно было случиться, когда мы были наверху, хотя я не слышал никаких криков. Агилар, вы же были здесь.
— Нет, я был в джунглях. — Он в тревоге покачал головой и снял шляпу, словно прощаясь со старым другом. — Я боялся этого, очень боялся. — Он понизил голос, оглянулся украдкой и прищурился, как будто опасался, что индейцы с опушки леса наблюдают за своей потенциальной жертвой, после чего повторил: — Да, очень боялся.
Агилар обошел вокруг стелы, делая вид, что ищет другие следы.
— Религия майя очень древняя. Они исполняли свои ритуалы за тысячу лет до того, как белые исследователи только ступили на наши берега, и они стали более жестокими, когда смешались с тольтеками. Народ не так просто забывает свою веру, а?
— Минуточку, — сказала Скалли. — Вы хотите сказать, что некоторые из потомков майя все еще исповедуют старую религию? Продолжают вырезать сердца и бросать людей в священные колодцы?
Ей стало не по себе, когда она представила, что Кассандра и ее коллеги стали жертвами кровавого ритуала.
— Что ж, многие еще действительно помнят ритуальные песнопения тольтеков и соблюдают религиозные праздники, хотя большинство из них крещены или стали более цивилизованными. Но есть и такие, кто искренне верит в древних богов: они продолжают совершать кровавые жертвоприношения и наносить себе увечья, — сказал Рубикон. — Особенно в этой глуши, вдали от городов.
— Увечья? — спросил Малдер. — Вы хотите сказать, что один из этих индейцев отрубил свой собственный палец?
Рубикон кивнул, коснувшись кровавого пятна на камне:
— По-видимому, ножом из обсидиана.
Скалли пыталась представить, каким же сильным должен быть религиозный экстаз, если человек ножом из осколка камня отсек собственный палец, разрезав сухожилия и разрубив кость, и при этом даже не вскрикнул.
Рубикон продолжал бесстрастно давать свои пояснения, как будто еще не осознал, что Кассандра могла стать жертвой подобного жестокого обряда:
— Во время священных ритуалов майя и тольтеки проливали много крови, как своей, так и пленников. В самые важные моменты священных торжеств верховный жрец острейшим шипом прокалывал свою крайнюю плоть под набедренной повязкой.
Скалли услышала, как охнул Малдер.
— Кровь — могущественная сила, — согласился Агилар.
— Кровь, стекающая каплями на полоски бумаги из луба восьмилистного фикуса, оставляла на них причудливый рисунок. Некоторые жрецы по этим узорам умели предсказывать будущее. Потом полоски сворачивали и сжигали на костре, чтобы священный дым донес послание богам. — Рубикон поднял глаза к небу. Скалли мрачно посмотрела на пятно крови:
— Если индеец отрубил палец каменным ножом, ему нужна медицинская помощь. После такой грубой операции человек легко может получить гангрену, особенно в тропическом климате.
Агилар достал из кармана уже скрученную цигарку и, не зажигая, сжал ее пальцами.
— Вы его никогда не найдете, сеньорита, — сказал он. — Этот человек убежал прочь, подальше от Кситаклана. Он принес жертву стражам Кукулькана, но теперь, когда мы узнали, что он приверженец древней религии, мы его никогда не увидим. Народ майя хорошо помнит свою историю. Они до сих пор боятся белых людей и гонений за старую веру. Они помнят одного из первых здешних губернаторов. Его звали отец Диего де Ланда. Палач.
Рубикон брезгливо хмыкнул, всем своим видом давая понять, что согласен с подобной оценкой:
— Он был францисканским монахом, и по его приказу сносились древние храмы, стирались с лица земли гробницы. Если кого-нибудь уличали в поклонении идолам, того нещадно секли, выкручивали на дыбе суставы рук и ног, обваривали кипятком.
Агилар энергично кивал, радуясь, что старый археолог снова на его стороне:
— Да, отец де Ланда нашел индейцев, которые умели читать древние письмена, и пытался с их помощью расшифровать иероглифы. Но для него все это было противно слову Господа, а? Греховным. Когда они показали ему тайник, где были спрятаны завернутые в шкуру ягуара тридцать книг, изукрашенные изображениями Пернатого Змея, он решил, что в них содержится ложное учение дьявола, и велел их все сжечь.
Рубикон с болью слушал историю утраты столь драгоценных исторических свидетельств.
— Де Ланда замучил пять тысяч индейцев, кроме того, убил около двухсот человек, прежде чем его выслали в Испанию за чрезмерную жестокость. В ожидании суда он написал большой трактат, детально описав все, что узнал о религии майя.
— А его признали виновным в бесчеловечной жестокости? — спросила Скалли.
Агилар высоко поднял брови и расхохотался:
— Нет, сеньорита! Его вернули на Юкатан, на этот раз в качестве епископа.
Рубикон опустился на колени перед испачканной кровью стелой и, размышляя, внимательно рассматривал ее. Скалли отбросила в сторону отсеченный палец. «Если некоторые из этих людей до сих пор исполняют древние обряды, то кто может стать очередной жертвой?» — думала она.