Румбы фантастики. 1988 год. Том II

СОВЕТЫ НАЧИНАЮЩИМ

«Эль Брус едва успел отскочить в сторону, как мимо него, сминая шеренги закованных в броню боевых черепах, пронесся сорвавшийся с терминала бот. Дюзы его были разворочены, стабилизаторы погнуты, но изничтожатель главного калибра исправно посыпал округу пудовыми ядрами. Эль Брус поправил повязку на левом глазу, потом на правом. Снял дыродел с предохранителя и стал ждать».

— Ничего себе начало, а? Главное в нашем деле — хорошо начать, дальше все просто. Вообще, фантастический рассказы пишутся очень просто. Только обладая воображением древопитека (да простят меня критики), можно говорить о кризисе жанра и сетовать на недостаток сюжетов. Если же вам не удалось придумать совсем новый сюжет, а фантастом стать очень хочется, возьмите сюжет старый, давно себя зарекомендовавший с лучшей стороны. Нет-нет, я не призываю вас к плагиату, я призываю вас к критическому осмыслению творческого наследия предков в свете современных достижений науки и техники.

Ну что, попробуем?

Для начала определим круг героев и дадим им имена. Кстати, имена — это тема отдельной лекции, тут разработаны интереснейшие методики, позволяющие в считанные минуты изобрести любое имя от Казб Ека и Сев Ера до Антона, Клима, Стаса.

Наших же героев назовем просто и со вкусом: Краша, Бака и Оник.

Крашу сделаем капитаном корабля, космического, разумеется. Баку — начальником отдаленной станции, а Оника отправим работать в Службу Космического Дозора.

Желательно ввести в рассказ лирическую линию, такие опусы хорошо принимаются читателями до шестнадцати и после шестидесяти, то есть основной читательской массой. Линию предлагаю такую: Краша любит Оника, он об этом не подозревает и любит Крашу. Где любовь, там и зло. В нашем рассказе зло будет представлено своком про которого мы не будем ничего объяснять. Ведь все читали, что каждый уважающий себя космолетчик вооружен бластером, деструктором, аннигилятором, уничтожателем, дыробоем, но что это такое и с какой стороны стреляет, не знает никто. Вот и своки пусть будут таинственным и опасным порождением Космоса. Кстати, «космос» нужно писать только с большой буквы. Сами понимаете почему.

Теперь заправим нашу кашу сентиментальностью по вкусу и поперчим научными терминами для остроты. Не беда, если вы в школе выше «удовл.» по точным наукам не имели. Математика давно стала сродни оккультным наукам, а физики, как и сто лет назад, не знают, что такое электрон. А если полет происходит еще и на сверхсветовых скоростях, при сверхнизких температурах и сверхвысоком давлении под- или надпространства, то с нас, фантастов, взятки абсолютно гладки. Только не увлекайтесь подробным описанием работы всяких космических механизмов. Читатель сейчас не обладает тем долготерпением, что было у него в времена Жюля Верна, и может запросто уснуть, если на протяжении доброй половины рассказа космолетчики объясняют друг другу принцип работы и внутреннее устройство корабля, на котором летят вместе вот уже десять лет.

Рассказ можно назвать как угодно. Например, так:

Длинная блестящая стрела стремительно вспарывала пространственно-временной континуум. Кварковый реактор с нейтринным инженером на медленных фотонах бесшумно всасывал пустоту и лишь изредка по-детски всхлипывал, пытаясь раздробить флуктуации плотности. В необозримом четырехмерном чреве корабля пустота рвалась, сжималась, пережевывалась в могучих жерновах мюонных полей и, обессиленная, отлетала далеко за корму. Там она запоздало возмущалась, свивалась в тугие воронки, пульсировала и разбегалась во все стороны длинными гравитационными волнами, едва ощутимо покачивая корабль. Корабль был похож на огромного кальмара, несущегося с немыслимой скоростью в океане пустоты.

Краша стояла на капитанском мостике, скрестив на груди тонкие руки с длинными нервными пальцами пианистки. Сквозь подошвы космобутс она чувствовала легкое подрагивание палубы, которое передавалось всему ее телу, и от этого казалась себе слитой с кораблем воедино. Так оно и было. Долгими месяцами циклическая система жизнеобеспечения корабля кормила, поила, обувала и одевала капитана, а дважды в неделю даже делала маникюр. Корабль был для Краши домом, надежно защищающим от безжалостной радиации и несущим к звездам.

Сзади, за кормой, звезд видно не было, только пронзительная чернота вечной ночи. Звезды всей Вселенной собрались по курсу корабля в идеально сферический сверкающий комок. Умом Краша понимала, что это всего лишь релятивистский эффект, зримое подтверждение правильности преобразований Лоренца, но чувства… Краша даже шагнула вперед, завороженная необузданной игрой красок, но, коснувшись лбом иллюминатора, тряхнула коротко стриженной копной огненно-рыжих волос и поспешила в ходовую рубку.

Щелкали реле, по-домашнему уютно гудел силовой трансформатор, на экране центрального визора то одним, то другим боком кокетливо поворачивалась изящная фигура Лиссажу, любимца капитана. Все было в порядке. Как всегда.

Краша села в кресло, привычно провела ладонью по гладкой выпуклости бортового Мозга, где под матовой поверхностью белыми и голубыми змейками пробегали мысли.

— Моз, а Моз, — тихо позвала она.

— Я здесь! — бодро откликнулся не любивший долго оставаться в одиночестве Мозг.

— Что-то мне не по себе…

— Что случилось?

— Какое-то томление, предчувствие, ожидание…

— Ожидание беды, предчувствие опасности? — деловито осведомился Мозг.

— Нет, не то.

А томление сладкое? — вкрадчиво спросил Мозг.

— Пожалуй… Да, сладкое, очень сладкое! — обрадовалась точному определению Краша. — Что бы это значило?

— Любовь!

— Тьфу на тебя! — возмутилась Краша. — С тобой как с человеком, а ты… Просто в рационе нужно убрать мясо и добавить хлореллы, понял? Как там у нас с энергией?

— Пока хватает, но можно подзарядиться. Я рассчитаю курс на ближайший пульсар, — отрапортовал Мозг, решив больше не возвращаться к теме томления.

Отдельные змейки мыслей слились в цветной хоровод.

— Расстояние три парсека, отклонение пи пополам. Совершать маневр?

— Не надо, так долетим, — рассеянно сказала Краша, перелистывая подарочное издание любимых таблиц Брадиса.

«Сказанул же! — думала она. — Любовь! Стареет Моз, стареет. Во время ближайшей профилактики нужно вычистить у него эти романтические бредни из левого полушария и заменить транзисторы в выходном каскаде».

— Как думаешь, станция на Проксиме еще держится?

— А куда, ж ей, железной, деваться? — фривольно брякнул Мозг, но спохватился и по-уставному доложил: — Станция АБВ-5 типа «Хатка» рассчитана на прямое попадание метеорита весом с наш корабль и скоростью в половину абсолютной!

— Я не о том, — Краша устало провела рукой по лицу, — своки активизировались.

— Своки совершенно безобидны, — возразил Мозг.

— А «Вымпел»? Как ты объяснишь его гибель? Займись-ка ты лучше изучением сводок, а не романов.

Мозг молча проглотил упрек.

— Вероятно, нарушилось равновесие между своками и людьми, — сказал наконец он. — Какая-нибудь случайность…

Краша задумалась. Равновесие… Состояние в Космосе редкое и неустойчивое. Не столь редкое, сколь неустойчивое. Космос не прощает ошибок. Погибли Стасн, Млад и весельчак Ика.

— Интересно, как там Бака? — вполголоса спросила Краша.

— Не могу идентифицировать имя.

— Эх ты, глупенький! Бака — начальник станции и моя лучшая подруга.

Мозг сконфуженно молчал, решив раз и навсегда покончить с чтением романов. Перемигивание лампочек на панели индикации ясно говорило, что решение это окончательное и пересмотру не подлежит.

— ЛИЧНЫЙ ВЫЗОВ! ЛИЧНЫЙ ВЫЗОВ! — Рев воксофона прогнал чуткий сон капитана.

— Вызов принят, — откликнулась Краша, щелкнула тумблером связи. — Прием, прием.

Экран видеотелекса засветился, и на нем появилось озабоченное лицо Оника. Время от времени по нему пробегали судороги. Краша подкрутила резистор частоты кадров, улыбнулась и исконно женским движением поправила волосы.

— Только что своки напали на патрульные корабли, — вместо приветствия сообщил Оник.

— Есть жертвы? — Краша наклонилась вперед. Пальцы, обхватившие подлокотники кресла, побелели от напряжения.

— Нет, нападение отбито. У тебя все в порядке? — Оник озабоченно вглядывался Краше в глаза.

— Конечно. Служба Дозора может спать спокойно. За бортом пустота. Не просто пустота, а пустота, умноженная на десять в минус двадцатой.

Оник вздохнул.

— Не нравится мне это десять в минус двадцатой. Своки могут быть где-то в твоем квадрате. Наблюдатели сообщают, что они как-то странно себя ведут. Кучкуются. Может быть, тебе стоит вернуться?

Краша нахмурилась. Мужчине он бы этого не предложил, подумала она, даже и не заикнулся бы.

— Нет, Оник. Меня ждут на станции, — решительно отрезала она и вдруг лукаво улыбнулась, — мы ведь так давно не болтали с Бакой!

— Если ты повернешь назад, никто тебя не осудит.

— Нет. У тебя все?

— Все.

— Конец связи.

Краша щелкнула тумблером и откинулась на спинку кресла. Сердце обволакивала трепещущая теплота. Волнуется, подумала она, только ли по долгу службы?

Она давно любила Оника, но ни за что не призналась бы ему в этом первая. Бака смеялась, называла ее дикаркой и убеждала признаться в чувстве. Уговоры не помогали. Краша, та Краша, что не страшилась в одиночку сновать в легкой шлюпке в кольцах Сатурна, боялась, просто трусила, как самая обыкновенная девчонка.

«Я дойду, — думала она, — обязательно дойду до станции. А потом, может быть, признаюсь Онику».

— Моз! — воскликнула вдруг она, — когда мы прилетим на станцию, я притащу тебе целую кучу романов!

И она счастливо улыбнулась. Ведь она была самой обыкновенной девчонкой.

Всплески жесткого излучения от черных, белых, серых и прочих дыр нещадно хлестало эфир. Видеотедекс был бессилен, и только голос Баки, неузнаваемо обезображенный помехами, с трудом пробивался к кораблю.

— Милая Бака! — кричала Краша, — я скоро буду у тебя!

— …у с нетерпением, — голос Баки то взлетал до фальцета, то опускался до гулкого баса.

— Я везу тебе новый скафандр, какой ты хотела, с рюшами из Дома Космических Моделей Зайкина! И твои любимые пирки!

— Очень ра… шно соскучи… товлю сюрпри…

Неожиданно связь наладилась, и усиленный до предела голос Баки оглушил Крашу:

— Своков нет. Жду тебя. Немного заболела. Шлюзовую откроешь са…

Эфир взорвался истошным воем, воксофон умолк, пробки вылетели.

Корабль выбросил из себя шлюпку, и она по красивой параболе устремилась к станции. Краша изящно (видел бы Оник!) посадила ее в центр посадочного пятака и шагнула к шлюзу. Створки не поддавались. Краша на ощупь нашла аварийный шнур и сильно дернула. Створки распахнулись.

— Эй, засоня! Принимай гостью! — крикнула Краша в глубину коридора.

Ответом ей было гулкое эхо. Вдруг жгучая боль пронзила ее мозг. Краша покачнулась, сделала шаг вперед, но тут же, будто споткнувшись, тяжело рухнула на пол. Термосумка стукнулась о стену и откатилась в темноту. Пирки вывалились, над ними поднимался легкий пар.

«Своки! Не перепаяла выходной каскад… Не сказала Онику… Я себе этого не…» — было последней мыслью капитана. Потом пришла тьма.

Вот такая история. Как ее закончить? Можно так:

«— А что было потом?

— А потом пришел ОхотНИК, убил Серого ВОлКА, распорол ему живот, и оттуда вышли КРАсная ШапочкА и БАбушКА, живые и невредимые. Вкусные ПИРожКИ они съели, запивая сладким чаем. Спи, дружок, завтра я расскажу тебе новую сказку».

Это конец один из возможных, но профессионалы так не поступают. Это называется «рубить сук, на котором сидишь». Оник, конечно же, должен спасти… Кого? Конечно, Баку, а потом вместе с ней отправиться спасать Крашу куда-нибудь в параллельную Вселенную. Чувствуете? Это уже повесть или цикл рассказов. А началось-то все с чего? Со старой сказки? Нет, с ее творческой переработки! Для разгона советую вам взяться за сборник русских народных сказок, непочатый край сюжетов. Вот, например, для затравки: все говорят — баба-яга, баба-яга. А что — если не баба-яга, а баба-йога, а?

Есть и другой путь проникновения в плотные ряды фантастов у дверей редакций и издательств. Фантаст, особенно начинающий, должен быть наблюдательным и наблюдения свои должен уметь экстраполировать. Вот вы ежедневно или не ежедневно меняете носки, рубашки и прочее. А что если менять не одежду и белье, а тела? Планета, на которой мода шагнула дальше, чем у нас. Что подумает о жителях этой планеты ничего не подозревающий молодой космолетчик-землянин, капитан какого-нибудь «Громобоя»? Кровь стынет в жилах от того, что он может подумать. И прекрасно, пусть себе стынет. Что может быть лучше читателя со стынущей кровью?

Или вот еще: ваш знакомый на спор съел по частям мясорубку. Нелепо? Конечно, нелепо. Но давайте мыслить шире: что будет, если все начнут есть мясорубки, экскаваторы и самолеты? Несварение желудка? Нет, гораздо страшнее — крах цивилизации. Настоящему фантасту крахнуть цивилизацию — раз плюнуть. Вот так-то.

Дерзайте, друзья мои. Я не оставлю вас без поддержки и в следующих лекциях приоткрою завесу тайны над искусством хождения в редакции и общения с тамошними обитателями. Многие рассказы о недостижимости пресловутого «контакта» родились как раз после посещения подобных мест, мест таинственных и еще до конца не исследованных.

Единственное, чего я боюсь, так это того, что, воспользовавшись моими советами, все начнут писать фантастику. Вот это уж действительно будет крах цивилизации.

…ТОЖЕ РЕЗУЛЬТАТ

В лаборатории стояла рабочая тишина. Завлаб Зюзин заперся в кабинете и, по детской привычке, терзал правой рукой левое ухо, что было признаком крайней сосредоточенности. Через месяц годовой отчет. Срочно нужна идея. Идея представлялась Зюзину в виде чего-то туманного, манящего, очень желанного и… недоступного. Как граница плоскости с метрикой Римана. Или как кандидатка Аллочка. Это ж надо додуматься! Защитила диссертацию о форме дождевых пузырей. Одно слово — талант! Талант… Откуда он берется? Воспитание? Образование? Врожденное… Заложенное изначально… Гены! Гены таланта! Мысли Зюзина завертелись непривычно быстро. Кровь или костный мозг, вытяжка, концентрат, таблетки. Таблетки таланта. Пилюли Зюзина. Талантин. Зюзинтал. Нобелевка!

Зюзин оставил в покое покрасневшее ухо, распахнул дверь и провозгласил:

— Эврика!

На зов первооткрывателя никто не откликнулся. Зюзин немного подождал и рявкнул:

— Эврика!

Через мгновение по коридору галопировали оторванные от кроссвордов сотрудники. Когда все собрались, Зюзин заложил руку за борт модного югославского пиджака, выставил вперед левую ногу, чтобы было заметно подрагивание икры, и внушительно изрек:

— Э-в-р-и-к-а.

Для незнакомых с иностранными языками пояснил:

— Есть идея. Ген таланта. Ищите талантливых.

Сотрудники переглянулись. Ровно год назад, когда они занимались вирусом сознания, лабораторный экспонат Тузик взбесился и искусал пол-лаборатории. Однако ген таланта — это что-то многообещающее.

— Нужен талантливый человек, — развивал идею Зюзин, — поэт, музыкант, художник, в общем, хоть дворник, но дворник талантливый.

Собрание заволновалось. Откуда-то из-за спин вылетела поддержанная всеми реплика:

— Зачем искать на стороне? Разве среди нас нет талантливых?!

В результате слишком ревнивого отношения сотрудников к интеллектуальным способностям друг друга, истина в споре о носителе таланта не родилась. Кровь взяли у всех, после чего слили в общую колбу. Во избежание конфликтов.

В течение двух недель, отложив в сторону кроссворды, вязание, шахматы и кубик Рубика, лаборатория работала. Ожидаемых результатов не было. Полученное вещество дурно пахло и наповал убивало мышей. Вальяжные тараканы, еще недавно чувствовавшие себя полными хозяевами лабораторных столов, ретировались за батарею и опасливо шевелили усиками. Шимпанзе Сигизмунд после первой же инъекции препарата впал в прострацию и не реагировал на уколы булавкой. Удрученные сотрудники рассеянно одалживали друг другу деньги.

В конце года в качестве отчета лаборатория представила доклад «Об отсутствии в природе гена таланта». Вскоре завезли новую партию мышей, а шимпанзе Сигизмунда сослали в зоопарк. Еще год можно было бороться с созданием хитроумного Рубика, выяснять «что, где, почем», вязать теплые шарфы и лелеять кактусы.

Шимпанзе Сигизмунд сидел в углу клетки и ковырял веточкой в дощатом полу. «Так, — думал он, глядя на щели между половицами, — если параллельные прямые не пересекаются, то все тривиально. А если они пересекаются?»