Румо и чудеса в темноте. Книга I

Смайк начал очень скоро сожалеть o своём решении расстаться с Румо. Он обзывал себя полным идиотом, подчинившимся спонтанно возникшему настроению и отказавшимся от комфорта, связанного с обществом Румо. Теперь он должен сам добывать пропитание, разжигать костёр и готовить. А о прочих преимуществах, которые приносило ему присутствие рядом с собой испытанного в боях вольпертингера, он даже боялся подумать. Смайк снова попытался сыграть с судьбой, но эта попытка только лишь отразилась на его собственной участи.

Последующие дни он пытался уговорить себя, как это чудесно не быть подгоняемым Румо и делать привалы при каждом подходящем случае. Пару ночей он не спал, замерзая, поскольку ему не удалось разжечь костёр, а зловещие звуки леса не давали ему сомкнуть глаз.

Смайк был почти без сил, когда через неделю после расставания, повстречал караван мидгардских гномов – наёмных рабочих, сборщиков винограда, переходивших от одной горы к другой в поисках работы. Смайк использовал все свои дипломатические способности, уговаривая их дать ему место в одной из тележек с осликом. Его клятвы о том, что он является великолепным сборщиком винограда, звучали слишком неправдоподобно, но добродушные гномы посочувствовали ему и разрешили сесть в телегу.

Горы, покрытые виноградниками, были той формой природы, которая нравилась Смайку гораздо больше диких лесов Замонии. И он оказался, к его собственному удивлению, на самом деле великолепным сборщиком винограда, так как вскоре, благодаря своим многочисленным ручкам, он стал собирать в несколько раз больше винограда, чем мидгардский гном за то же время.

Караван переходил от горы к горе. Чаще всего они собирали виноград в течении одного дня, а потом двигались дальше. И так они передвигались в приятном темпе на северо-запад Замонии, из Орна в Тентизеллу, с Западного пика в Многоям, из Нижнего Пакунта в Верхний, из Веллинга в Мумский город, из Цанталфигоры в Эббинг. Физическая работа и кочевой образ жизни – это было новым испытанием для Смайка.

Через пару недель караван наконец добрался до большого форпоста замонийской цивилизации – местности вокруг Гаргульского черепа боллогга – каменного образования, о котором говорили, что это окаменелый череп великана.

Этот район так же назывался Винной долиной, поскольку там осело множество виноделов, превративших долину в настоящий рай для любителей вин. Тут было несчётное количество таверн, винных деревень, давилен и уйма небольших виноградников, дававших сказочные урожаи. Она была открыта для туристов и, по меркам Смайка, являлась практически таким же воплощением рая на земле, как и большой город.

Смайк распрощался с простой жизнью и мидгардскими гномами и направился в дальнейшее путешествие в одиночку. Он жил на свои небольшие сбережения и на выигрыши от игры в карты. Это было не сложно, поскольку люди, приезжавшие сюда в отпуск, легко расставались с деньгами и с радостью принимали участие в игре.

С помощью выигранных денег Смайк наконец осуществил видения, которые помогли ему выжить на дне грязного водоёма на Чёртовых скалах. Он до последней мельчайшей детали воплотил в жизнь свои кулинарные мечты. Несколько лучших поваров Замонии открыли свои рестораны в этой местности и Смайк посетил каждого из них. Он попробовал все блюда из меню начиная с закусок и заканчивая десертами и в обратном порядке, пока не стёрлось последнее воспоминание о лишениях, которые он вынужден был терпеть, и не восстановились все жировые клетки. Только теперь Смайк почувствовал своё возвращение в цивилизацию.

И конечно же Смайк устраивал себе экскурсии в район Боллоггского черепа. На его известковых склонах рос дикий виноград, собирать который могли лишь летающие гаргулии, населявшие пещеры внутри великаньего черепа. Говорили, что якобы много лет назад в череп боллогга врезался ледяной метеорит, растаял там внутри и наполнил его чёрной, таинственной водой. Она и являлась главной причиной легендарного вина, сделавшего знаменитой всю эту местность.

Вино правды

"Гаргульский череп боллогга", как виноделы называли это вино, имел абсолютно чёрный цвет и тягучую консистенцию. Оно не обладало обычными для всех вин свойствами: оно не бодрило, не успокаивало, не подходило ни к какой еде, не обладало никаким букетом и никаким вкусом, от него даже нельзя было по-настоящему опьянеть. Свойством, которое делало это вино таким исключительным и знаменитым, было то, что якобы пьющий его впадал в своеобразное состояние опьянения, в котором он видел правду о себе. Его нельзя было купить в бутылке или бочонке. Его подавали лишь в одном кабаке и только порционно, в бокалах, за баснословные деньги. Кабак этот находился у подножия Боллоггского черепа и назывался незамысловато – "У Боллоггского черепа".

Смайк слышал, как мидгардские гномы тайком говорили об этом вине, но здесь, в Винной долине, любая беседа в итоге сводилась к этой теме. Местные говорили об этом вине лишь таинственными и загадочными намёками и добавляли на ухо, что оно приходится не каждому по вкусу. Чем больше Смайк о нём слышал, тем больше в нём разыгрывалось любопытство. И наконец, когда он выиграл достаточно денег, он направился в кабак "У Боллоггского черепа", чтобы попробовать знаменитого вина.

У дверей заведения у подножия легендарного черепа Смайку стало не по себе. Он встречал тех, кто его серьёзно отговаривал от дегустации этого вина. А один карточный игрок утверждал, что после опьянения "Гаргульским черепом Боллогга" всё вокруг него перестало быть как прежде.

Конечно же победило любопытство и Смайк зашёл в кабак. В дверях его приветствовал гном из зелёного леса, создававший своей отвратительной внешностью ещё более неприятную атмосферу в заведении. Но Смайка это не отпугнуло и он громко потребовал бокал сказочного напитка. Низкорослый официант, к которому обратился Смайк, подвёл его к столу, покрытому грязной скатертью, и тут же исчез.

Смайк сел и огляделся. Все клиенты кабака сидели по одному за маленькими столиками. Перед каждым стоял бокал, наполненный чёрной жидкостью. Большинство из них просто молча сидели, другие тихо разговаривали сами с собой. Лица некоторых клиентов были так ужасающе искривлены, будто они корчились в судорогах. Некоторые даже плакали. Всё это было больше похоже на гостиную в сумасшедшем доме, чем на уютный кабачок. Гном из зелёного леса вернулся и принёс бокал чёрного вина, поставил его на стол и молча исчез.

Смайк осторожно сделал первый глоток.

Он почувствовал себя обманутым. У вина отсутствовал вкус. Не было совершенно никакого вкуса, а это очень неприятно – пить что-то безвкусное. Он поверил в сказки и как дурак попал в самую знаменитую туристическую ловушку Винной долины. Он решил, когда официант вернётся, устроить скандал из-за цены на вино. Может быть ему не придётся оплачивать счёт. Смайк посмотрел поверх своего бокала и так ужасно испугался, что разлил на скатерть остатки вина. Напротив него за столом сидел точно такой же Смайк.

Двойник

– Да, ты всё правильно видишь, – сказал Смайк напротив. – Это ты. Ты – это я. Я – это ты. Ты видишь сам себя.

– О, господи! -сказал Смайк. – К этому я не был готов.

Нет, перед ним не стояло зеркало. Там сидел его двойник.

– Как ни странно, никто к этому не готов. Но если об этом серьёзно подумать – в общем-то можно догадаться. От кого можно узнать о себе всю правду, как не от самого себя?

– Боже мой! – сказал Смайк и помахал ручками. – Вот это круто! К этому нужно сначала привыкнуть. Выглядит так натурально!

– Я такой же настоящий как и ты. Выпей ещё чего-нибудь!

– Нет, спасибо, для начала хватит. А то потом будем тут втроём сидеть!

– Ну это опьянение так не действует. Оно не усиливается. То, что ты сейчас видишь, это всё, большего ты не получишь.

– Тогда я мог бы просто посмотреться в зеркало. Это вышло бы дешевле, – сказал Смайк.

– Точно, ты получаешь тут то, что ты видишь, когда смотришься в зеркало, только намного быстрее.

– Что значит намного быстрее?

– Подожди. Посмотри на меня! Сконцентрируйся на мне!

– Ты хочешь мне что-то показать?

– Я уже начал. Просто смотри внимательней.

Смайк уставился на своего двойника. Да. Это был он, его точнейшее отражение. Может быть немного более усталый, но после того, что в последнее время произошло… Выглядит он на самом деле таким старым? Ну да, примерно так он и выглядит. Но… Секундочку! Эти маленькие морщинки там, под глазами, утром их ещё не было! Или? Точно не было! Это было не самым лучшим его отражением. Скорее что-то типа плохой подделки в музее восковых фигур.

И это называется правдой?

Смайк подозрительно рассматривал морщины. Вдруг их стало ещё больше. И ещё больше. Под глазами его двойника появились тяжёлые мешки.

– Минуточку…., – пробормотал Смайк.

– Теперь понял, а? – ухмыльнулся двойник. – Неприятное зрелище.

Смайк понял. Это не было плохой подделкой. Это было его точное отражение. Это был он сам через десять, а может быть двадцать лет. Он видел своё старение.

Кожа его двойника становилась сухой, серой и морщинистой. На ней появлялись большие и маленькие пятна. Выростали бородавки.

Смайк содрогнулся от ужаса. Его двойник оскалился и Смайк увидел свои зубы. Они были жёлтого цвета и длиннее, чем обычно, так как дёсны воспалились и сдвинулись, обнажив коричневатые шейки зубов. Гнилой чёрный обломок вывалился из больной бледной десны и упал на стол.

– Упс! – сказал двойник.

Это зашло слишком уж далеко, решил Смайк. Он видел себя не просто стареющего, а умирающего.

– Перестань! – умолял он, но не мог оторвать взгляда от ужасающего зрелища. Кожа его двойника покрылась тысячами складок, лицо сморщилось, как затхлый платок. Руки и ладони состояли теперь только из кожи и костей. Но и это начало рваться и отваливаться кусками. Смайк увидел кости и сухожилия.

– Прекрати! – закашлялся Смайк и заплакал.

– Не получится, – ответил ужасный двойник. – Правду нельзя остановить. Было приятно посидеть с тобой. Запомни главное, братец….

Двойник нагнулся вперёд, ужасно оскалил гнилые зубы и прошептал:

– Они придут за тобой.

Затем он начал жутко смеяться, пока не проглотил собственные голосовые связки. При последнем смешке его нижняя челюсть упала на стол. Из открывшегося горла вывалился серый язык. Когда и он отвалился, упал на стол и рассыпался в пыль, Смайк громко закричал.

Голос позади него сказал:

– Желаете ещё чего-нибудь?

Смайк оглянулся. Там, ехидно на него уставившись, стоял гном из зелёного леса.

– Что?

– Принести вам ещё что-нибудь? Немного сыра, например?

– Нет, спасибо, – сказал Смайк и снова посмотрел на своего ужасного двойника. Но там больше никого не было. Стул с другой стороны стола был пуст. А на столе не лежали ни зубы, ни челюсти. Призрак исчез.

– Да уж, правду тяжело переносить, – сказал официант. Ложь красивее. Каждому это известно, но когда видишь это так быстро, начинаешь думать по-другому. Можно принести вам счёт?

– Да, пожалуйста, – торопливо сказал Смайк. – Счёт, и побыстрее!

Тяжело дыша ждал он возвращения гнома. Пот тёк по нему рекой. Смайк оплатил счёт и официант проводил его до дверей.

– Подождите немного, скоро вам станет лучше. Очистительное действие проявит себя позже. Вы почувствуете себя заново рождённым, – гном ужасающе рассмеялся.

– Поверьте мне, это изменит вашу жизнь! – крикнул он ещё раз вслед исчезающему в темноте Смайку. – Прощайте! Второй раз сюда никто не возвращается.

На тропе войны

Следующим утром, очень рано, Смайк отправился в путь. Он хотел покинуть Винную долину. За всю ночь он практически не сомкнул глаз, а если ему это и удавалось, то он снова и снова видел своё мгновенно стареющее второе Я, шепчущее ему: "Они придут за тобой".

Он не хотел больше терять время. Он его уже достаточно потерял на этих проклятых Чёртовых скалах! Есть же множество других дел кроме как питья вина и парочки дешёвых карточных трюков для выманивания денег, которые потом тратятся на поедание блюд из меню Винной долины.

Ночью во сне он видел ещё кое-кого – доктора Оцтафана Колибрила. Этот сон наполнял его надеждой, поскольку теперь он понял, что он инстинктивно направился в ту же сторону, в которую ушёл доктор после их расставания. Проведённое Колибрилом заражение знаниями обладало последующим эффектом, о котором эйдет не упомянул, – теперь Смайк хотел ещё больше знаний. В нём разожглась жажда знаний, полученная информация ставила ему важные вопросы, на которые мог ответить только доктор:

Если осязательная дискуссионная готовность замонийских пчеломаток связана с формой передачей информации, то не существует ли возможность создания пасечного языка, с помощью которого можно вербально стимулировать производство мёда?

Если операционные инструменты подкровной лодки несуществующих крошек могут восстановить работу мёртвого сердца, где же тогда находятся анатомические точки, к которым нужно применять эти инструменты?

И если можно заставить биться мёртвое сердце, не было ли это первым шагом в борьбе против беспощадной судьбы, столь грубо продемонстрированной неприятным двойником?

Последовать за Колибрилом означало объявить войну судьбе и смерти. А с войной он был хорошо знаком, в конце концов он же был военным министром князя Хуссаина Йенадепура! Да, теперь, когда он вызвал в памяти образ худого учёного, он чётко увидел, что этому чахлому гному в его борьбе с могущественной смертью срочно требуется сильный союзник. Именно этого хотел Смайк, нет, это было его обязанностью, как можно быстрее последовать за доктором в Туманный город.

Бушующие воды и демонические лодки

Чем дальше продвигался Смайк к северо-западному побережью Замонии, тем реже он встречал следы цивилизации. Райский ландшафт Винной долины сменился однотонными, едва заселёнными степями. Тут жили овчары и сборщики сена, являвшиеся одними из самых бедных жителей Замонии. Гостиницы и кабаки пропали и поблизости не было никого, кто так легко захотел бы расстаться со своими деньгами за карточным столом. То тут, то там он встречал крестьянское подворье, где за небольшую плату он получал ночлег на сеновале и хороший завтрак. Но чаще всего Смайку приходилось довольствоваться сырыми растениями. Таким образом постепенно уменьшались не только его финансовые резервы, но и его жировые отложения, накопленные в Винной долине, таяли, как масло на солнце.

Климат становился всё суровее и вечный восточный ветер превратил ландшафт в одноцветную поверхность, заставив покорно пригнуться все деревья и травинки. Без перерыва моросил мелкий дождь. Смайку было известно, что поблизости от Бушующих вод – местности, где реки, текущие из Тёмных гор, несли свои воды в океан – находились маленькие деревушки, где путешественники могли нанять пресловутую демоническую лодку. Только самые отважные пользовались этой недорогой услугой, так как речь шла о маленьких кораблях, управляемых существами полудемонического происхождения. Они перевозили путешественников по опасным и порожистым бешеным рекам, и что самое главное – демонические лодки плавали только ночью.

Однотонный пейзаж вокруг так надоел Смайку, что он решил рискнуть.

Уже сама форма лодки, в которую он сел в маленькой деревушке, произвела на него тревожное впечатление. Она была чёрной, как сажа, и имела форму головы демона с ужасающе разинутой пастью. Он сел внутрь лодки вместе с тёмным, закутанным перевозчиком. Перевозчик уселся позади Смайка и за всё время поездки не совершил ни малейшей попытки управлять лодкой, а только постоянно подло посмеивался. Сперва всё было спокойно и Смайк уже подумал, что противный смех перевозчика будет самым неприятным моментом путешествия, то тут лодку понесло. Ветер дико завыл в демонических свистках на крыше лодки и они понеслись с такой скоростью через речные пороги, которую Смайк считал невозможной для водных транспортных средств. Всё сильнее бросало лодку на порогах со стороны в сторону, иногда она переворачивалась вокруг своей оси, иногда через голову, иногда лодка уходила полностью под воду и выныривала снова. Несколько раз они падали с водопада вниз. Как полуводяное существо Смайк не боялся захлебнуться, но он боялся разбиться на куски вместе с лодкой или сойти с ума от страха и присоединиться к безумному смеху перевозчика.

Но лодка доплыла до пункта назначения в целости и сохранности. Смайк был всё ещё жив, всё ещё в своём уме и преодолел за очень короткое время большую часть своего пути. Он находился у побережья немного южнее Туманного города.

Маяк Туманного города

Издалека Туманный город был похож на упавшее с неба красивое облако. Этот вид обрадовал Смайка минимум по четырём причинам:

1) Он наконец-таки дошёл! Больше никаких степей, никаких травяных морей, никаких завываний волков по ночам и никаких лесов, населённых шепчущими тенями.

2) Город. Правда не очень большой, но всё-таки настоящий город с живым населением.

3) Доктор Колибрил. Смайк был рад предстоящим беседам, которые они будут вести ночи напролёт.

4) Облако было похоже на свежевымытую овцу. Ничего в нём не напоминало о суеверных сплетнях о таинственном Туманном городе.

Полный надежд пополз Смайк в город.

Как только он попал в туман, мир вокруг него изменился. Краски побледнели, звуки стали глуше, контуры размылись. Всё стало тихим, мягким, спокойным. Смайк сразу же почувствовал себя по-домашнему уютно.

Архитектура города не отличалась особым разнообразием. Везде стояли лишь низкие округлые каменные дома. Улицы не было заполнены привычной жизнью больших городов, только лишь пара существ, одетых в тёмные одежды, промелькнула в тумане. Смайк был уверен, что сам, без чьей-либо помощи, найдёт дорогу к маяку, так как он мог находиться только в одном месте – на берегу моря. Поэтому он просто шёл на звук волн и вскоре оказался на берегу океана, на белом песчаном пляже. Фу! Море! На Чёртовых скалах он торжественно поклялся никогда не подходить к воде!

На горизонте, почти невидимый в колышущемся тумане, возвышался серой тенью маяк. "Какое живописное место для оживлённых бесед!" – подумал Смайк, добравшись до маяка. Бесконечное море, километры песчаных дюн для продолжительных прогулок, таинственный туман, всё вызывало прекрасное настроение! Под звуки волн он и Колибрил будут обсуждать важнейшие вопросы науки и философии, выпивая при этом одну-другую бутылочку вина. И это будет точно не "Гаргульский череп Боллогга". Как же хорошо пахнет море!

Смайк постучал в дверь маяка. Один раз, второй, ещё и ещё. Он позвал доктора по имени. Никого нет? Ну, Колибрил наверняка не будет против, если Смайк подождёт его внутри. А может дверь закрыта? Нет. Значит ему нечего скрывать. Заходим.

Ага, лаборатория! Великолепно, доктор на самом деле тут остановился. Но такой беспорядок! Когда же он убирал тут в последний раз? Учёный! У него есть проблемы и поважнее, чем завязывать шнурки и вытирать пыль. Что это за удивительные инструменты? Пробирки, горелки, бутылочки с неизвестными жидкостями, фиолы, боже ты мой! Доктор просто обязан ему всё объяснить! Он уже представил себя с пробирками в руках и с Оцтаскопом на носу в поисках эффективного средства против смерти!

Вот разбитая стеклянная колба невероятно тонкой работы, чудо стеклодувного искусства, наверное нечаянно разбилась. А что это? Чёрная кукла, плавающая, как крошечный утопленник, в прозрачной жидкости. Смайк ещё раз громко позвал:

– Доктор Колибрил?

Ответа не последовало.

Дневник

Одна лестница вела вверх, в помещение, где раньше должен был гореть огонь маяка. Там было светлее: большое панорамное окно, покрытое снаружи белым туманом. Место для ночёвки – на полу пара одеял и одна подушка. Очень скромно. Вокруг разбросаны книги. Смайк поднял одну из них: Дневник путешествий сентиментального динозавра Хильдегунста Мифореза. Так-так. Смайк отбросил книгу в сторону и поднял другую. Моносиментизация полисемии в гралсундской шахтовой поэзии. Чем только не интересуются учёные! Смайк отбросил и эту книгу и взял следующую. Без названия? Он открыл первую страницу. Там аккуратным почерком чёрными чернилами было написано:

Туманогородский маячный дневник доктора Оцтафана Колибрила

Смайк уронил книгу, будто это была ядовитая змея. Дневник! Как же это невежливо совать свой нос в такие вещи. Вероятно там были очень личные записи.

По-крайней мере теперь он был на сто процентов уверен, что доктор тут. Это лишь вопрос времени, когда они встретятся. Чудесно. Смайк пошёл вниз.

Поздно ночью Смайк начал по-настоящему волноваться. Сколько часов он уже ждёт? Чем можно было так долго заниматься в этой пустынной местности. На улице было абсолютно темно и дул резкий ледяной солёный ветер. Смайк беспокойно ходил по лаборатории. И почему такой беспорядок? Это странное маленькое тельце в бутылке. Может быть что-то всё же произошло? Смайк снова поднялся наверх, чтобы почитать для отвлечения какую-нибудь книгу

Его взгляд опять упал на дневник.

Может ему стоит рискнуть? Ни-за-что!

А если там есть подсказка о месте пребывания доктора? Подсказка, возможно жизненно важная! Смайк поднял дневник и начал читать.

День первый

Туманный город, наконец! Путешествие было просто наполнено неудачами! Два месяца в лапах лесных пиратов. Уже об одном этом я мог бы написать книгу, если бы её основной темой не был каннибализм. Только благодаря их чудовищной тупости я смог освободиться. И теперь очень рад, что четыре моих мозга не болтаются высушенными у одного из пиратов на поясе рядом с прочими фетишами.

Ещё один месяц я потерял в глухой дыре под названием Нижний Пакун, сваленный в постель демоническим гриппом. Сенсационные сны были у меня во время болезни – целую неделю я представлял себя алмазом.

И ещё как минимум пол дюжины мелких задержек удвоили время моего путешествия. Но не будем больше об этом!

Сегодня я вселился в отслуживший свой срок маяк. Он не очень большой, огонь давно погашен, но есть несколько отличных уловок сделать его уютнее. Видимость в Туманном городе приятно пониженная, вечная водяная пыль великолепно фильтрует солнечный свет. Здесь отлично работается и думается. Как только попал в туман этого города, мой интеллект заметно повысился, ориентировочно на пятьдесят процентов.

Научные приборы уже прибыли на место. Интересно, как они перенесли длительное путешествие? Завтра – инвентаризация.

Сейчас только всё быстро распакую.

День второй

После того, как я почти две недели на спал, в эту ночь я проспал целых восемь часов подряд. Вот это роскошь! Чувствую себя, будто заново родился. Потоки энергии омывают мои мозги. Этот климат подходит мне идеально. Сперва позавтракаю остатками походного пайка, потом начну расставлять оборудование.

Здесь две комнаты. Одна большая внизу, прямо за входной дверью, камин с плитой, стол и два стула. Без окон, великолепно! Это будет лабораторией. Винтовая лестница ведёт вверх в помещение, где ранее горел огонь маяка. Большая круглая комната, но полностью застеклённая, поэтому не подходит для рабочего помещения. Туман, как вата, прижимается к окнам. Очень живописно! Здесь я буду читать и отдыхать.

Распаковываю ящики. К моему удивлению приборы хорошо перенесли транспортировку. Потери можно пережить. Инвентарная опись:

1. Лабиринтовая колба Гейслера и стеклянная двойная спираль. Вообще невероятно, как эти хрупкие произведения стеклодувного искусства дошли невредимыми.

2. Электрическое яйцо с вакуумным насосом.

3. Линденхупский теодолит.

4. Серебряный закупориватель Фюссли (с полным набором пробок).

5. Спектроскоп, покрытый хамелеоновой кожей.

6. Пневматический вакуумный насос.

7. Свечной гелиостат.

8. Маятник – тригонометр.

9. Оцтаскоп (одна линза разбилась, но у меня есть запасная).

10. Анероидный барометр.

11. Муслиновый гигрометр.

12. Спираль Фибоначчи со свечным приводом и принадлежащие к нему призмы Индиго.

13. Аурoграф.

Далее медные, свинцовые и серебряные гирьки для настройки аурографа, три дюжины аурографических пластинок (вместе с эмульсией), цинковый порошок, отвес, ауроволокно (шесть метров), один литр ртути, порошок радия в свинцовой оболочке, шестиязычковая логарифмическая линейка, раствор камфары, бутылка с неанимированным лейденским человечком в питательной жидкости. Алхимическая батарейка. Рабочая одежда: свинцовый фартук, свинцовый шлем, свинцовые перчатки. Ящик с мелочами (бюксы и чашки, фильтры, химикалии, алхимические эссенции, ступки и т.д.). Пять бочонков с вяленой треской и сито Ходлера для опреснения морской воды (это сделает меня совершенно независимым от местной гастрономии).

Книги дошли все полностью: секретные работы Цигмана Келли о симпатических вибрациях, "Морфология молекулы" Фойнзина и его незаменимые таблицы субатомных дислокаций. И все другие научные книги были здесь (слишком много, чтобы их по отдельности здесь записать). А также пара томов Мифореза, для отдыха.

Отсутствовали ретромагнитный хвататель и рефлекторный гониометр в медной курице. Оба прибора заменимы, но механическую курицу жаль. Украдены? Или я вообще не упаковал в ящики? Астатический орлоскоп фирмы Шаркнадель amp;Шремп развалился на три части. Какой же я идиот, отправлять такой дорогостоящий инструмент в такое путешествие!

Смайк пролистнул пару страниц, где Колибрил описывал химические субстанции и мелкие инструменты своей лаборатории. Для чего ему всё это барахло?

После обеда анимировал лейденского человечка.

Да, признаюсь, я принадлежу к учёным, одобряющим использование этих искусственных подопытных кроликов! Поэтому пишу краткую речь, в защиту использования лейденских человечков:

По моему мнению они являются надёжным материалом для испытания химикалий и медикаментов, когда нет желания испытывать их на живых существах. Лейденский человечек более чем на половину состоит из торфа из Кладбищенских болот Дулла и смеси унбисканского песка, а также жира, глицерина и жидкой смолы. Из этих составляющих вылепливается человечек и анимируется алхимической батарейкой.

В бутылке с питательной жидкостью при хорошем уходе он работает около одного месяца. Он проявляет все приметы настоящей жизни, реагирует на холод, жару и всевозможные химические вещества. Суеверные теории о том, что лейденские человечки имеют душу и чувствуют боль, я радикально отвергаю, поскольку как можно испытывать боль не имея нервной системы? Я считаю варварством мучить лягушек и пытать мышей, если можно воспользоваться таким средством. Защитная речь окончена.

Человечек получился отличного качества. Как и всегда, когда я анимирую лейденского человечка, я придумал для него имя. В этот раз я называю его Хельмхольмом. Хельмхольм из Туманного города. В течение следующего месяца Хельмхольм будет моим важнейшим коллегой. Да, учёный одинок, и познание – его невеста!

Туман прижимается к окнам, как любопытный шпион.

День третий

С утра ходил за покупками в Туманный город. Жители города похожи на призраков, особенно когда они неожиданно появляются из тумана и пронзительно смотрят на тебя, своими водянистыми глазами.

Сколько же слухов летает об этом взгляде! Он должен быть злобным, гипнотизирующим, проклинающим. Но для такого взгляда (как и вообще для всего) существует научное объяснение: местные жители должны так таращить глаза, потому что свет в городе очень рассеянный. Это "Туманогородский взгляд", не имеющий ничего общего с невежливостью. И ещё один миф развенчан!

Туман становится плотнее. Я искал магазин колониальных товаров, но постепенно перестал видеть дома. Вокруг был лишь серый колышущийся туман. И вдруг передо мной появляется пара глаз, больше и проницательнее, чем все глаза, встреченные мною до этого. Я испугался и остановился. Только глаза и ничего больше, а вокруг шевелящийся туман. Жуткий вид! Я смело шагнул вперёд, как и существо напротив меня. Теперь мы стояли на расстоянии лишь нескольких сантиметров друг напротив друга. Но тут подул ветер и туман исчез. Я увидел, что всё это время пялился в витрину: это были мои собственные светящиеся глаза, отражённые в витринном стекле! И, кстати, витрина принадлежала магазину колониальных товаров.

Даже в магазине было туманно, водный пар лежал на полу, доставая колен. Я купил всё, что мне было необходимо. Продавец был вежлив, но не особо разговорчив. Его голос был глухим и слегка булькающим.

В конце он посоветовал мне для развлечения посетить концерт духовой музыки, регулярно устраиваемый в парке. И пусть кто-то скажет, что жители Туманного города недружелюбны!

После обеда взял около маяка первую пробу тумана: закачал её ретромагнитным насосом в лабиринтную колбу Гейслера. Оказалось на удивление сложно вкачать в насос часть туманной субстанции, мне пришлось мобилизировать всю свою энергию. Когда проба отделилась от тумана, раздался звонкий чмокающий звук. Затем я закрыл колбу закупоривателем Фюссли.

Проба тумана двигалась по лабиринтам колбы как змея. Я не верю, что это вода! Ладно, аурография всё покажет.

Вечернее чтение: "Говорящая печь" Хильдегунста Мифореза. Боже мой! Что за романтические бредни и отвратительнейший китч идиотской школы замонийской мёртво-материальной прозы, лишённый какой-либо научной базы. Название следует понимать дословно, это никакая не метафора. Тут Мифорез по-настоящему раздражал! Но для чтения сойдёт. Посвятить пятьдесят страниц описанию тиканья напольных часов – очень смело!

День четвёртый

Туман. Конечно туман, я же в Туманном городе. Но сегодня он выглядит ещё гуще, чем прежде.

Я придумал прибор для измерения плотности тумана и назвал его Оцтафанским туманометром. Где-то на расстоянии десяти метров от маяка я установил таблицу с буквами, как у окулиста (сделал сам). Это одна часть моего прибора. Другая часть – линия на полу спальни, начерченная мелом, прямо напротив большого окна. Теперь каждое утро я буду становиться у этой линии и смотреть на таблицу с буквами. Чем меньше рядов букв я вижу, тем плотнее туман. Я бы мог придумать для этого единицу измерения, один к нечитаемому буквенному ряду, например, или что-то подобное. Как же назвать тогда эту единицу измерения? Колибрил? Отличная идея!

Согласно оцтафанскому туманометру сегодня два колибрила.

Продолжительная прогулка по городу, во время которой, как ни странно, я не встретил ни одного местного жителя. Такая архитектура, как в Туманном городе, не встречается больше нигде в Замонии. Если бы мне пришлось описать её одним прилагательным, оно бы звучало "сгорбившаяся". Дома похожи на обнесённые каменной кладкой холмики кротов, всё выглядит так, будто наштамповано одной формой, всё состоит из круглых крыш, торчащих из земли. Почему-то у меня такое впечатление, что большая часть города находится под землей.

Теперь каждый раз, когда я возвращаюсь домой, Хельмхольм приветствует меня. Забавный человечек! Он стучит крошечными кулачками по стеклу и топает ножками в питательной жидкости. Жаль, что он не может разговаривать.

День пятый

На оцтафанском туманометре четыре колибрила.

Сегодня заражаю лейденского человечка туманной пробой, чему быть, того не миновать.

Я взял небольшой кусочек от пробы в лабиринтной колбе (и снова этот чмокающий звук) и впрыснул в бутылку Хельмхольма. Кажется это сильно развеселило человечка. Туман, который в этих условиях проявлял почти органическое поведение, скользил как червь по внутренней поверхности бутылки, пока Хельмхольм тщетно пытался его схватить. Как загипнотизированный наблюдал я за этой нелепой игрой, пока другие обязанности не вывели меня из оцепенения.

Установка аурографа. Что за беда – все настройки сбились во время транспортировки. Придётся пару дней настраивать с помощью свечного гелиостата. Настроить аурограф это как настроить все инструменты целого оркестра. Остаток дня занимался только этим.

Вечером перед сном читал "Дневник путешествий сентиментального динозавра" Мифореза. Удивительно сильная вещь для его ранних работ. Возможно мне понравилось, поскольку это скорее голое изложение фактов, чем роман. Я прочитал только первую главу, где Мифорез описывает Книгогород, но эта глава является уже сама по себе отдельной книгой. Интересно, что же там выдумка, а что правда? В любом случае я поражён скрупулёзным описанием катакомб города и их редких и опасных обитателей. Этот мир я бы с удовольствием изучил. Там так темно!

Смайк быстро просмотрел несколько следующих дней и страниц, где Колибрил обстоятельно описывал проблемы настройки аурографа. Потом зевнул, потёр глаза и посмотрел в окно. Внизу стояла таблица с буквами, большую часть букв он видел. Может быть пять колибрил по оцтафанскому туманометру? Смайк ухмыльнулся. Эти странные учёные были счастливы только тогда, когда делили всё на единицы измерения! Он продолжил чтение.

День девятый

На туманометре семь колибрил. О прогулке нечего и думать. Всё ещё ковыряюсь с аурографом. Начинаю измерение сульфидной плотности тумана. Снова с помощью насоса беру крошечный кусочек от пробы тумана и переношу его в двойную спираль. Подключаю линденхупский теодолит и… конечно, опять забыл перед этим мёбизировать контакты. В результате дополнительные два часа чистки микропинцетом и пургеновой кисточкой, сопровождаемые проклятиями самого себя, которые Хельмхольм в своей стеклянной бутылке, к моему удивлению, внимательно слушает. Его рот беззвучно повторяет все мои проклятия.

Наконец, измерения. Результаты поразительны! Нет, этого не может быть. Водяной пар не может иметь такой сульфидной плотности! Новые измерения – такой же результат. Безобразие! Не надо было начинать измерения до мёбизирования. Чистка кисточкой не гарантирует стопроцентного результата. Может быть я измерил каких-нибудь микробов или бактерии вместо молекул тумана. Завтра повторю всё заново. Соловейчик был прав, когда сказал, что когда-нибудь я начну одевать носки на ботинки. Во время экспериментов я слишком неистов.

День закончился. Написал небольшую докладную записку для Гралзундерского университета о разрушительном воздействии сверхпопуляции Демонического жучка (Leptinotarsa daemonlineata) на сельское хозяйство нижнего Корнхайма.

В конце отправился на рекомендованный продавцом магазина колониальных товаров концерт духовой музыки в курортном парке. Присутствовало лишь несколько постоянно кашляющих курортников (больные астмой полугномы из Хутценских гор).

Оркестр из двенадцати музыкантов, все без исключения жители Туманного города, начал концерт. Эта музыка напоминала нежное бульканье и подействовала на меня успокаивающе. Казалось глиссандо выплывало из инструментов как пузырьки воздуха и исчезало вверху в тумане. Создавалось такое впечатление, будто туман реагирует на музыку – он то уплотнялся над оркестром, то кружился, то безумно трепетал. Но причиной этого был, конечно же, ветер. Музыканты обладают чрезвычайным профессионализмом. Каждый из них сыграл короткое соло-импровизацию, показав какие нежные звуки можно извлечь из этих инструментов лишь объединив сокращение и удлинение звуковых дорожек с натренированным положением рук на четырёх клапанах. Воодушевлённый направился домой и из-за плохой видимости споткнулся о ведро полное дохлых медуз.

День десятый

На оцтафанском туманометре как минимум 10 колибрил – таблица еле видна. Густой водяной пар по-настоящему угрожающе колышется вокруг маяка. Местами он на столько плотный, что как мокрая губка скользит по стёклам. Впервые за всё время пребывания здесь у меня возникло чувство дискомфорта.

Беру себя в руки и выхожу на улицу в туман. Такое ощущение, будто идёшь под водой, для каждого шага требуется серьёзная работа мышц. Тяжело дышать, на нёбе очень быстро появляется солёный, неприятный налёт. Подавленность охватывает меня, как телесно, так и душевно. И сюда приезжает кто-то лечиться? Как же ужасны должны быть их болезни! Решил вернуться назад. Но я заблудился. Минимум час я как дурак болтался вокруг, пока наконец по чистой случайности не врезался в свою собственную входную дверь. Ощутил огромное облегчение закрыв входную дверь.

Приступил к работе.

Вечером тщательно обследовал лейденского человечка. Туманный червь приклеился как паук к пробке бутылки, недосягаем для Хельмхольма или забывшего о его присутствии, или игнорирующего его. Я постучал по стеклу и Хельмхольм постучал мне в ответ. Забавно!

В кровати читал дальше дневник путешественника Мифореза. Так увлекательно, что читал пол ночи.

День одиннадцатый

Девять колибрил.

Всё ещё сильный туман. Повторяю сульфидные измерения, на этот раз по всем правилам с предварительным мёбизированием контактов. Результат такой же, как и вчера. Невероятно! Сульфидная плотность тумана соответствует плотности живого существа.

И никакого сомнения – это измерение верное. Нет, я конечно предполагал что-то подобное, – физическое поведение тумана бросается в глаза. Но всё-таки результаты поразительны. Такой же сульфидной плотностью обладает, к примеру, медуза.

Настройки почти закончены.

Вечер: пытаюсь отвлечься чтением. "Моносиментизация полисемии в гралсундской шахтовой поэзии". Так захватывающе, как дохлая мышь. Представлял себе науку о литературе абсолютно неточной дисциплиной.

Странно: туман, про который я сперва думал, что он повышает работоспособность, начинает угнетать. Меня злит, как он окутывает маяк и пытается проникнуть в каждую щель.

День двенадцатый

На туманометре всего шесть колибрил. Облегчение.

Продолжительная утренняя прогулка по курортному парку. Местные жители проскальзывают мимо меня, будто движутся по линиям, скрытым в тумане. Никто не отвечает на мои приветствия. Серьёзно, не понимаю, почему некоторые ездят сюда в отпуск? Ну да, это дёшево.

Полдень: наконец-то! Аурограф готов к работе. До обеда проводил последние настройки, затем заполнил аурографическую пластинку радиевым порошком, с огромной осторожностью, это очень опасная вещь. Перед этим одел защитную маску, свинцовые перчатки и фартук! А теперь – всё просто. Устанавливаю лабиринтную колбу перед аурографом и делаю точную подстройку. Затем съёмка. Щёлк! Лаборатория освещается ярким аурографическим светом. Хельмхольм от испуга падает на спину в питательную жидкость. Просто волшебство, не смотря на абсолютно научные характеристики. Теперь ожидание, несколько дней, пока аурография не проявится. Можно расслабиться.

Смайк пролистал дальше. Колибрил наполнил свой дневник всевозможными научными умозрительными заключениями. Кажется, его четыре мозга воспользовались временем ожидания для необузданного обдумывания всех существующих тем. Иногда встречалось несколько страниц подряд, покрытых математическими или химическими формулами. Наконец он дошёл до обычных записей.

День четырнадцатый

Уже две недели в Туманном городе. Пошёл в город за покупками. На дороге между дюнами встретил трёх тумангородцев, направлявшихся к морю. Это необычно, поскольку местные скорее избегали моря. А почему? Я, на некотором отдалении, последовал за ними. На берегу их окутал густой туман. Когда он рассеялся, эти трое уже исчезли.

Пока шёл в город, возникло идиотское чувство, будто туман преследует меня. Он шевелился и окутывал меня, как никогда ранее, и впервые мне показалось, что я слышу внутри него звуки: постоянно повторяющийся скользкий звук и тихое дыхание. Так должны звучать последние секунды жизни рыбы, выброшенной на берег. Вероятно, это просто ветер, он же является и причиной необычного движения тумана. Тем не менее: чувство дискомфорта растёт с каждым шагом, так же как и назойливость тумана. Тонкие ватные руки ощупывают мою голову и пытаются попасть в мои ушные проходы. Я слышу чёткий шёпот и влажное шипение. Пытаюсь разогнать туман руками, как разгоняют назойливых насекомых. Безуспешно.

Когда, наконец, добрался до магазина колониальных товаров, он оказался закрыт. Очень неприятно, поскольку у меня мгновенно возникло необъяснимое желание купить ведро серы, сульфат меди, семь метров проволоки и гроб.

День пятнадцатый

Пять колибрил.

Осматриваю аурографию. Съёмка, кажется, получилась, не засвечена, эмульсия без пузырьков. Но пока ещё ничего нельзя сказать. Процесс проявки мучительно долгий.

Ночью наблюдал курьёзный погодный феномен: над городом несколько часов подряд висела гроза – гремел гром, сверкали молнии, превращаемые туманом в рассеянные вспышки света, – но странно, не упало ни одной дождевой капли, не было ни одного дуновения ветра.

Единственное логическое объяснение: туман покрывает город, как защитное покрывало, поглощая дождь и ветер.

День шестнадцатый

Гроза не могла быть причиной, но всё же – всего два колибрила на туманометре! Даже солнце слегка просвечивается.

Осмотр аурографии – что-то уже получается. Чёткое проявление ауры, эмульсия равномерно подсыхает. Скоро можно будет увидеть результаты.

Пользуюсь низкой туманностью для продолжительной прогулки. Бородавкоподобные свойства туманогородской архитектуры сейчас ещё более очевидны. Все строения зловещие, будто болезнь на коже земли. Только несколько официальных зданий, гостиниц, магазинов с колониальными товарами и тому подобное построены традиционным образом – с прямыми стенами и окнами. Впечатление, что эти строения существуют только для гостей города, не покидает меня. Туман вновь появился так же неожиданно, как ранее пропал. С моря подул сильный ветер, плотные туманный змеи поползли по улицам и проглотили дома и прохожих. Опять почувствовал всепроникающую назойливость тумана и поспешил домой.

Не знаю почему, но был очень раздражён, когда наконец захлопнул за собой дверь.

Мой взгляд упал на Хельмхольма, буянившего, как обычно, когда я возвращался домой. Я подошёл к лейденскому человечку и постучал по его стеклянному домику. Кажется Хельмхольм обрадовался, из-за того, что кто-то обратил на него внимание. Он начал подпрыгивать. Я наклонил бутылку так, что он упал на спину в питательную жидкость. Это меня рассмешило. Когда он с трудом поднялся, я наклонил бутылку в другую сторону так, что он упал на живот. Это рассмешило меня ещё больше. Затем я поднял бутылку и начал её трясти. Хельмхольм беспомощно шатался, жидкость плескалась во все стороны и обливала человечка. Я в бешеном танце крутился по лаборатории, тряся бутылку над головой и смеясь, как злобный ребёнок. А Хельмхольм, бедняга, ударялся о стены. Затем я наконец пришёл в себя. Почти без чувств плавал Хельмхольм в жидкости, пытаясь удержать голову над водой. Мне стало ужасно стыдно и до настоящего момента я не нашёл объяснений моему поведению.

Человечек пришёл вечером в себя и сидел безмолвно в своей жидкости, будто ничего и не произошло. Проба тумана исчезла. Вероятно я смешал её, тряся бутылкой, с питательной жидкостью. Учёные не ведут себя так, так ведут себя сумасшедшие! Стыдно, хоть плач.

За чтением Смайку становилось постепенно не по себе. Это всё было достаточно личным. Он чувствовал себя похожим на этот вездесущий туман, прижимающийся к окнам маяка, чтобы проследить за Колибрилом. Но сейчас Смайк уже не мог остановиться, чтение затягивало его.

День семнадцатый

Шесть колибрил.

Пол дня находился в замешательстве из-за вчерашнего поведения. Мне нужно опять в люди. Это одиночество в маяке разрушает мой мозг. Решаю устроить сегодня выходной, пусть аурография проявляется, а я пойду на прогулку.

Послеобеденное чтение: Мифорез "Сборник стихов". Боюсь, для поэзии я безнадёжно потерян. Моё мышление не может отойти так далеко от науки. Всё время эти неясности, загадки, глупые метафоры. Почему "водный чулок", если можно и "водосточная труба" сказать?

Вечером первый выход в общество за всё время пребывания в Туманном городе. Ужинал в единственной таверне "У туманной сирены". Четыре туманогородца сидели за другими столами и молча ели. Официант с привычным застывшим взглядом скользит по скрытому в тумане полу. У стены стояли напольные часы из чугуна, чьё громкое тиканье будто вдалбливало мне в голову мысли о непостоянстве всего живого. Было всего одно блюдо дня: неизвестная мне тушёная рыба (в меню обозначенная как "туманная рыба"), абсолютно прозрачная. Её органы, слегка светящиеся, были хорошо видны – вероятно она была ещё жива. На гарнир – крохотные угри, задохнувшиеся в дыме. М-да, хорошо, что я неприхотлив. Но на вкус, несмотря на мои подозрения, оказалось весьма прилично. Гораздо неприятнее был взгляд официанта, который во время еды так внимательно за мной следил, будто хотел прожечь дыру в моём черепе.

По пути домой встретил в тумане продавца магазина колониальных товаров. Вежливо поприветствовал его, но он молча проскользнул мимо меня. Или это был не он? Они тут все так похожи.

День восемнадцатый

Пять колибрил.

Ещё одно наблюдение, сделанное в Туманном городе: когда туман приближается к предмету, например, к дереву, то сначала на мгновение дерево озаряется, его контуры становятся мягче, округлённее и бесцветнее. А затем будто растворяется в тумане, листок за листком, ветка за веткой, пока не исчезнет полностью. Или: пока дерево не станет туманом.

Конечно это детское и абсолютно ненаучное наблюдение. Дерево остаётся на своём месте, оно просто исчезает с наших глаз. Но почему тогда я это записываю? Без понятия.

Лейденский человечек тоже ведёт себя странно. Вся его неповоротливость исчезла и теперь он находится в постоянном движении. Он шлёпает по кругу в питательной жидкости и что-то беззвучно бормочет, или плещется в воде, как ребёнок. Иногда он часами бьётся головой в стеклянную стену, производя монотонный раздражающий звук.

Аурография будет готова завтра, по крайней мере всё на это указывает.

День девятнадцатый

Невероятно! Обидно до слёз!

Когда я утром полный надежд спустился вниз, чтобы проверить аурографию, то к великому ужасу обнаружил, что эмульсия смазалась!

Это вообщем-то невозможно, но должно быть кто-то пробрался в дом ночью и нарочно её размазал. Вся работа насмарку. Я должен или уехать без результатов, или ещё раз начать всё с начала.

Нет настроения дальше писать.

День двадцатый

Всё утро занимался настройкой аурографа для новой съёмки. Уезжать! Как же! Я сделаю всё, чтобы добиться своего!

После обеда – новая съёмка.

И снова ожидание.

День двадцать первый

Пять колибрил на туманометре. Занимаюсь ничегонеделанием. Совершенно новая для меня черта, как и многое другое в последнее время. Долго рассматривал себя в огромное зеркало, посылавшее ранее огонь маяка вдаль. Оно выпуклое, из-за чего моё отражение смешно растянулось в стороны. Я смеялся над этим почти три часа, пока снова не пришёл в себя.

Что меняется. Такое ощущение, будто я прохожу через очень мелкое сито, через которое просеиваются только мои лучше качества. В конце получится новая, улучшенная личность.

День двадцать второй

Четыре колибрила. Лейденский человечек ведёт себя всё более странно: теперь он пытается построить что-то из туманной жидкости. Вода постоянно проливается сквозь его пальцы, но это не останавливает Хельмхольма и он продолжает строительство дальше.

"Одиночество – лучший друг безумия" – кажется это сказал Хуццек Фано. Или это был Трипель Штайфок?

День двадцать третий

После долгих раздумий подозреваемым в размазывании эмульсии остаётся только Хельмхольм. Он участвует в заговоре против меня? Но с кем? И кто выпустил его из бутылки?

Может я?

День двадцать четвёртый

Если бы плоское было смешным, то все бы смеялись над тарелками.

Пытаюсь вспомнить кого-то незнакомого.

День двадцать пятый

Почти всё утро занимался тем, что пытался выйти из маяка через замочную скважину. Это невозможно.

Должен убить Хельмхольма.

Но как?

Смайк опустил дневник. Последние записи были очень странными. Может Колибрил шутил? Может ему надоело вести дневник и он занимался только работой? Смайк оглянулся. Ему показалось, что пока он читал, доктор стоял у него за спиной.

День двадцать шестой

Не знаю, нужно ли об этом упоминать: вчера вечером я встретил своего отца. Сначала я подумал, что это моё отражение в старом зеркале, но я только начал подниматься наверх. Он спускался мне навстречу. Он не удостоил меня даже взглядом. Всё это ещё более странно потому, что мой отец умер пятьдесят лет назад.

За последнее время накопилось много таких труднообъяснимых вещей. Должно это внушать опасения? Вообще-то нет. Как ни странно, но чем больше таких вещей происходит, тем безразличнее они мне становятся.

Сколько колибрил на туманометре? Не важно!

День двадцать седьмой

Это я сделал последние записи? Должно быть, поскольку это мой почерк. Но что это за бред? Я схожу с ума?

Последние четыре дня совершенно не помню. Боюсь, я заболел. Рецидив демонического гриппа?

Чувствую себя плохо, раздражён, рассеян, бросает в жар. Прекратил бы работу прямо сейчас, но аурография уже почти готова.

День двадцать восьмой

Что за ерунда написана вчера? Конечно, это я сделал четыре предыдущих записи. Но кто сделал вчерашнюю? Странно, это мой почерк. Может это тот парень, которого я встретил на лестнице? Шатается здесь как мой двойник? Устроил заговор с лейденским человечком?

Должен быть более бдительным! Теперь я не могу доверять даже самому себе.

Хотел пойти в город за покупками, но не получилось, так как опять пытался выйти из маяка через замочную скважину.

Нужно похудеть.

День двадцать девятый

Похудел, как и хотел. За день потерял весь мой вес. Из-за этого возникла новая проблема – теперь я невидим, собственно я теперь даже и не существую.

С другой стороны, теперь я легко пролажу через замочную скважину.

Ночью из-под земли раздавалась странная музыка. В её звуках я обнаружил тайное послание, которое нужно расшифровать.

День тридцатый

Да, набгау хвсе набовгау, я юсьвинупо тебе! Я щвлюумер Хольмхельма! Я щвлюумер брилалико! Да, набгау хвсе набовгау, я юсьвинупо тебе!

Да, набгау хвсе набовгау, я юсьвинупо тебе! Я щвлюумер Хольмхельма! Я щвлюумер брилалико! Да, набгау хвсе набовгау, я юсьвинупо тебе!

Да, набгау хвсе набовгау, я юсьвинупо тебе! Я щвлюумер Хольмхельма! Я щвлюумер брилалико! Да, набгау хвсе набовгау, я юсьвинупо тебе!

Смайк пролистнул несколько страниц, так как безумный текст всё время повторялся. Что это значит? Колибрил сошёл на самом деле с ума? Или он стал писателем, а этот роман он написал для развлечения? Но тут опять появились понятные предложения.

День тридцать первый

Опять провал в памяти. Два дня! Я написал эти глупости? Что это значит? Так дальше не пойдёт, я должен уехать.

Когда я проснулся утром со страшной болью во всех моих четырёх мозгах, то увидел, что мёртвый Хельмхольм плавает в своей питательной жидкости. Кто его убил? Туманная проба? А может я?

Сегодня после обеда дешифрование аурографии. Завтра уезжаю.

День тридцать второй

Проанализировал аурографию. Чувствую себя неуютно. И не только из-за того, что я увидел. Должен, вероятно в последний раз, воспользоваться ясностью рассудка, пока туман опять не одурманил меня. На объяснения нет времени, только на важнейшие факты:

1) Туман не является никаким природным феноменом. Это что-то живое. Аурография чётко показывает органическую структуру. Может быть это живой газ.

2) Туманогородцы заключили тайный альянс с этим туманным существом. Предполагаю, что это одна из форм нездорового симбиоза.

3) Туман сводит с ума всех, кроме местных жителей. Я знаю о чём я говорю.

4) Этот город – ловушка! Я не могу этого объяснить, я не знаю с какой целью туманогородцы это сделали, но предполагаю, что они являются коварными существами.

5) Существует связь между Туманным городом и слухами о подземном мире! Аурография показывает структуры, не существующие ни в одном организме известного мне мира. Этот туман пришёл не с моря. Он пришёл из земли!

Если вы читаете эти записи и не являетесь туманогородцем, то послушайте моего совета: ты, тот кто это читает, беги отсюда! Беги так быстро, как только можешь!

Кто-то стучит в дверь.

Они пришли.

Они пришли за мной.

Тут заканчивался дневник Колибрила. Смайк оторвался от чтения, будто проснулся от кошмара: у него на лбу выступил пот и одно мгновение он не мог вспомнить, где он находится.

Перед окнами маяка танцевал туман, размахивая, как гигантское привидение, колышущимися платками. За чтением Смайк не заметил как наступило утро.

– Я в Туманном городе, – мрачно сказал он.

Кто-то постучал в дверь. Смайк уронил от страха дневник.

– Ну наконец-то, доктор Колибрил! – воскликнул он облегчённо.

Он подошёл к окну. Туман был всюду, но не был достаточно густым, чтобы скрыть от него, всех жителей Туманного города собравшихся внизу и окруживших маяк. Молча они смотрели вверх на Смайка своими водянистыми глазами.

– Они пришли, – пробурчал Смайк. – Они пришли за мной.