Русалка. Русская баллада

«Орел ты мой белый! спустися на дол,

Слети с поднебесья, мой белый орел!

Взгляни: я Заремба, в крови пред тобой,

Бывало, ты помнишь, в боях удалой,

Телами пандуров тебя я кормил;

Прошу, чтобы службу ты мне сослужил.

Потом пусть добычей орлятам твоим

С кровавым, с отважным и сердцем моим.

Пустую лядунку мою ты схвати

И к брату Рамейке скорее лети.

Двенадцать зарядов с собой я носил,

Двенадцать пандуров я ими убил.

Но с ними таился Бенаки-злодей;

Бездушный, боялся он сабли моей, —

Булат неизменный лишь выхватил я,

Он сзади кинжалом ударил меня.

Лети – и родимый за брата отмстит.

И вот еще перстень – в нем яхонт горит —

И шитый узорно платок мой цветной,

Отдай их вернее Милене младой;

И станет мой перстень она целовать,

А слезы узорным платком отирать».

И мчит орел белый в безмолвьи ночном

Лядунку и перстень с узорным платком.

И к брату Рамейке орел прилетел;

Рамейко с друзьями в похмелье сидел,

О брате убитом едва потужил,

Пустую лядунку откинул и пил.

К прелестной Милене помчался орел,

И деву младую он в церкви нашел;

И к ней он явился с заветным кольцом, —

Милена с Бенаки стоит под венцом.

В лесу прибит на дубе вековом

Булатный щит, свидетель грозных сеч;

На том щите видна звезда с крестом,

А близ щита сверкает острый меч.

И свежую могилу осеняет

Тенистый дуб, и тайны роковой

Ужасен мрак: никто, никто не знает,

Кто погребен в лесу при тьме ночной.

Промчался день, опять порой урочной

Ночь темная дубраву облегла;

Безмолвно все, и медь уж час полночный

На башне бьет соседнего села.

И никогда страшнее не темнела

Осення ночь: она сырою мглой

Дремучий лес, реку и холм одела —

Везде покров чернеет гробовой.

Но меж дерев багровый блеск мелькает,

И хрупкий лист шумит невдалеке,

И факел дуб вблизи уж озаряет:

Его чернец в дрожащей нес руке.

К могиле шел отшельник престарелый,

И вместе с ним безвестно кто, в слезах,

Идет, бледней своей одежды белой;

Печаль любви горит в ее очах.

И пел чернец по мертвом панихиду,

Но кто он был – чернец не поминал;

Отпел, вдали сокрылся он из виду,

Но факел всё в тени густой мерцал.

На свежий дерн прекрасная упала

И, белую откинув пелену,

Потоки слез по мертвом проливала,

Могильную тревожа тишину;

И вне себя, вдруг очи голубые

На щит она внезапно подняла

И, локоны отрезав золотые,

Кровавый меч их шелком обвила;

Безумья яд зажегся в мутном взоре,

Сердечный вопль немеет на устах.

Она ушла, и лишь в дремучем боре

Таинственный один остался страх;

И меж дерев уж факел не мерцает,

Не шепчет лист, и тайны роковой

Ужасен мрак: никто, никто не знает,

Кто погребен в лесу при тьме ночной.