Русская армия в войне 1904-1905 гг.: историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений военнослужащих на ход боевых действий

Приложение 3. ЧЕМУЛЬПИНСКИЙ БОЙ «ВАРЯГА» И «КОРЕЙЦА» КАК МИНИАТЮРА БОРЬБЫ НА МОРЕ В РУССКО-ЯПОНСКУЮ ВОЙНУ 1904-1905 ГОДОВ[47]

Я считаю, что причины, приведшие к поражению русский военно-морской флот, проявились и в маленьком эпизоде начала войны, и во всех последующих крупных операциях. В советское время на страницах романа А.С. Новикова-Прибоя «Цусима» тактико-технические характеристики русских военных кораблей оценивались самым негативным образом: «2-я эскадра как боевая сила никуда не годится»^{521}, «ничего кроме устарелого хлама»^{522}. Советские историки полностью подтверждали эти оценки^{523}, «по мощи огня японцы… превосходили русских едва ли не в 17-20 раз»^{524}. Читателя приучили поражения русского военно-морского флота выводить из технической отсталости и придавали ярко негативную оценку военачальникам николаевской армии и их личным качествам. Но современная историография приходит к выводам о техническом паритете сторон, как, например, В.Ю. Грибовский: «Анализ соотношения сил японского соединенного флота и Российской 2-й Тихоокеанской эскадры показывает, что японцы не имели значительного превосходства в силах, которое могло позволить им безнаказанно уничтожить противника»^{525}. Большинство населения нашей страны знакомо с героическим боем крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» в бухте Чемульпо 27 января 1904 года. Авторы работ, посвященных Русско-японской войне 1904-1905 годов, прежде всего такие представители отечественной историографии, как В.А. Апушкин^{526}, П.Д. Быков^{527}, А.И. Сорокин^{528}, их иностранные коллеги Ю.В. Дискант^{529} и др., освещают начало боевых действий между Россией и Японией описанием знаменитого боя при Чемульпо. При этом оценки боя в работах подходят под одну схожую схему описаний: героическое сопротивление русских моряков; тяжелые потери, понесенные японской стороной; экипажи русских кораблей, потерявшие всякую возможность сопротивляться, но не сдавшиеся в плен и затопившие в итоге свои корабли^{530}. Работы о действиях флота в Русско-японскую войну 1904-1905 годов, самая авторитетная среди которых монография В.А. Золотарева и И.А. Козлова^{531}, уделяют внимание некоторым отдельным деталям известного события, как то: вопрос технических возможностей крейсера, анализ действий командира «Варяга» В.Ф. Руднева с точки зрения тактики морского боя. В целом оценки поведения экипажей в бою остаются героическими. Оппозиционно по отношению к патриотическому направлению работ располагается публикация В.Д. Доценко^{532}: автор достаточно критично отнесся к известному эпизоду начала войны и выявил несколько значительных тактических просчетов в действиях капитана 1 ранга В.Ф. Руднева и экипажа крейсера «Варяг» и др. Тем не менее работ, посвященных непосредственно битве в порту Чемульпо немного, среди них выделяется монография Р.М. Мельникова «Крейсер “Варяг”»^{533}. Автор единственный, кто всерьез проанализировал тактико-технической сторону вопроса и такие важные аспекты проблемы, как комплектование личным составом, а также подробно описал сам бой и проследил дальнейшую судьбу крейсера. Хотя в советский период о героях-варяжцах вышло несколько работ И.И. Пономарева^{534}, автор последних подвержен эмоциональному восприятию в оценках действий экипажа в бою при Чемульпо, и в большой степени подобные оценки зависят от последующего участия части команд крейсера в революционном восстании на броненосце «Потемкин» и так далее.

При написании очерка я опирался на письменные источники личного происхождения и документы. Все использованные воспоминания содержат ретроспективное описание событий. Привлекались воспоминания как офицеров (лейтенант Е.А. Беренс^{535}), так и нижних чинов (машинист 1-й статьи канонерской лодки «Кореец»^{536} и матрос «Варяга» А.Д. Войцеховского)^{537} и некомбатанта, представителя военного духовенства судового священника М.И. Руднева^{538}. Воспоминания лейтенанта Беренса были написаны спустя 2 года после событий, автор ставил в качестве задачи для самого себя передачу общего настроения. Более того, он целенаправленно отказался от тактического разбора Чемульпинского боя^{539}. Дневник машиниста канонерской лодки «Кореец» охватывает события с января 1904 года вплоть до торжественной встречи команд встречи в Петербурге. Для меня он интересен тем, что позволяет оценивать действия экипажа канонерской лодки в Чемульпинском бою. Воспоминания матроса «Варяга» А.Д. Войцеховского появились спустя 55 лет после описываемых в них событиях и издавались в советское время в контексте памяти о восстании на «Потемкине» (часть команды с «Варяга» продолжила службу на броненосце). Большой информативностью обладают донесения капитана 1 ранга В.Ф. Руднева Николаю II от 5 февраля 1904 года^{540} и рапорт командира «Варяга» управляющему Морским министерством от 5 марта 1905 года^{541}. Если в донесении, написанном для Николая II, скупо и сдержанно сообщается о результатах боя, то в рапорте управляющему Морским министерством содержатся необходимые исследователю тактические, технические подробности боя и информация о событиях в Чемульпо, предшествующих появлению японской эскадры. В рапорте отчет о действиях русских моряков начинается с 16 декабря 1903 года и включает записи относительно значимых событий, как то: заход в порт иностранного станционера, сведение о переписке с русской дипломатической миссией др. Из рапорта мы также имеем возможность узнать о действиях командиров английского, итальянского, немецкого военных судов (станционеров) и высадке японского десанта. Некоторый интерес для исследователя представляет протест, подписанный командирами английского, итальянского и французского судов, отправленный адмиралу Уриу 9 февраля 1904 года^{542}. Мною было также проанализировано мнение самих японцев о бое с «Варягом», изложенное в официальной японской версии войны: «Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи»^{543}; этот источник до сих пор игнорируют представители основного направления отечественной историографии при описании героического боя при Чемульпо. Японский официальный источник, как и рапорт командира «Варяга» В.Ф. Руднева, в силу специфики своего происхождения достаточно субъективны.

Самым лучшим крейсером русского военно-морского флота и одним из самых быстроходных крейсеров мира в начале XX века принято было считать «Варяг». Был он построен в Америке и вступил в строй в 1900 году, то есть к моменту начала боевых действий сравнительно новый корабль. Его корпус был длиннее, чем у тогдашних линейных кораблей (127,9 м)^{544}, а по соотношению длины к ширине превосходил почти все построенные в то время корабли своего класса^{545}. «Варяг» обладал отличными мореходными качествами: легкое управление и маневренность. Проектная скорость составляла 23 уз (42,60 км/ч)^{546}. P.M. Мельников на первый взгляд убедительно, на основе изучения документов, доказывает, что в действительности «Варяг» мог развивать не более 20 уз (37,04 км/ч), и то на очень короткое время^{547}. На продолжительных переходах скорость крейсера снижалась до 14-16 уз (25,93-29,63 км/ч), с постепенным исправлением «на ходу». Исправлять приходилось механизмы котлов Никлосса и других систем, постоянно выходивших из строя вследствие быстрой постройки и некачественной сборки^{548}. О пережженных котлах и отклонении от проектной скорости судна также писали В.А. Золотарев и И.А. Козлов^{549}. Крейсер обладал серьезным вооружением: 12 — 152-мм, 12 — 75-мм, 8 — 47-мм, 2 — 37-мм, 2 десантных орудия Барановского 63,5 мм и 6 торпедных аппаратов^{550}. «Варяг» был оснащен передовыми на тот момент специальными судовыми устройствами. Система электрических звонков соединяла между собой посты компасов, рубку и даже включала в эту систему каюту командира и старшего офицера^{551}. Боевые приказания могли передаваться через соответствующие электрические индикаторы к отдельным орудиям и торпедным аппаратам, прожекторам и динамо-машине^{552}. Телефонная сеть связывала боевую рубку с отделениями, погребами и так далее^{553}. Радиостанция действовала на 110 миль (204 км)^{554}. Недаром даже командир немецкого стационера «Наша» просил у В.Ф. Руднева разрешения для осмотра механизмов «Варяга» немецкими механиками^{555}. Немцы обладали одним из лучших крейсерских флотов того времени, и потому удивить их техническими новинками было сложно. «Варяг» был выкрашен в боевой цвет — охра и чернеть, такой оттенок корпуса затруднял прицеливание для врага. Цветовой камуфляж в мирное время отсутствовал на кораблях русского военно-морского флота, но секретное распоряжение адмирала О.В. Старка предписывало иметь на кораблях запас краски^{556}. Парусно-винтовое судно «Кореец» обладало скоростью на порядок ниже, чем у «Варяга» — 13 уз (24,08 км/ч)^{557}. Вооружение канонерской лодки составляли: 2 — 203-мм, 1 —152-мм, 4 —107-мм, 2 — 47-мм, 4 — 37-мм, десантное орудие 63,5-мм и 1 торпедный аппарат^{558}. Орудия «Корейца» к тому моменту морально устарели, дальность их стрельбы составляла не более 35 кбт (6,5 км), вместо унитарного артиллерийского снаряда использовался картуз — мешочек из шелковой ткани^{559}. Прослужил «Кореец» к моменту боя в Чемульпо 16 лет. Японцы выставили в том бою 1 броненосный крейсер, 6 бронепалубных крейсеров и 2 отряда миноносцев^{560}. Броненосный крейсер «Асама» был наиболее опасным для «Варяга» противником, вооруженным 4 — 203-мм и 14 — 112-мм. Русским противостояли 5 бронепалубных крейсеров: «Нанива», «Такачихо», «Нийтака», «Акаси», «Чиода». Кроме того, посыльное судно «Чихайя» и 8 миноносцев. Крейсер «Варяг» и канонерка «Кореец» должны были бороться, имея 15 орудий крупного калибра против 42 орудий у японцев^{561}; 4 орудия среднего калибра образца 1877 года против 18 современных (на тот момент) японских орудий^{562}. Получается, что 27 орудий «Варяга» и «Корейца» (считая десантные орудия, чья эффективность не очень высока) должны были противостоять 80 орудиям противника^{563}; 8 пулеметам 37-мм и 27 пулеметам японской стороны^{564}; 7 торпедных аппаратов русских против 28 у эскадры контр-адмирала Уриу Сотокичи^{565}. Преимущество японцев в крупном калибре выражалось в 2,8 раза, в среднем в 4,5 раза. В мелком калибре преимущество также сохранялось за японцами. Основную опасность для крейсера «Варяг» и канонерской лодки несли орудия крупного и среднего калибров, от действия которых целиком зависела артиллерийская дуэль. Эффективность торпедного оружия, в том числе и мин Уайтхеда, была поразительно низкой^{566}. Теоретически торпеда могла быть выпущена с расстояния 8 кбт (1,5 км), на практике даже с 1,2 кбт (222 м) не всегда удавалось удачно произвести выстрел торпедой. Основная фаза боя проходила на дистанции 30 кбт (5,5 км), вдобавок ко всему сильное течение на рейде Чемульпо затрудняло использование торпедного оружия^{567}. За всю Русско-японскую войну японцы выпустили 208 мин, из которых 19 достигли цели^{568}. При условии прорыва «Варяга» без «Корейца» его смогли бы преследовать равные ему по скорости «Асама» — 21,5 уз (39,06 км/ч), «Чиода» — 21 уз (38,89 км/ч), «Нийтака» — 20 уз (37,04 км/ч) и «Чихайя» — 21 уз (38,89 км/ч). Их вооружение составляли 36 орудий крупного калибра против 15 орудий «Варяга», то есть при попытке «Варяга» убежать преимущество японской стороны в крупном калибре сокращалось (в 2,4 раза в пользу Японии). В плане защиты броневым покрытием «Варяг» частично уступал только броненосному крейсеру «Асама» и крейсеру «Чиода»^{569}. Серьезное преимущество японцев выражалось в подготовке экипажей^{570}. Половина всех офицеров «Варяга» — это только начавшие службу мичманы^{571}. Из-за цензовой системы за 2 года полностью сменился весь офицерский состав, включая командира и старшего офицера^{572}. Отсюда отсутствие прочной спайки среди команды, несогласованность действий в бою. Морской ценз ставил во главу угла количество дней, проведенных в море. На первый взгляд — наилучший критерий в отборе на высшие и не только высшие должности в условиях мирного времени. В.Ф. Руднев совершил трехгодичное кругосветное плавание на крейсере «Африка», имел отечественные и иностранные ордена^{573}. До назначения на «Варяг» служил старшим помощником начальника Порт-Артурского порта^{574}. Из воспоминаний лейтенанта Е.А. Беренса известно, что подготовка личного состава под руководством командира «Варяга» сводилась к чтению курсов по истории и географии и шлюпочным гонкам^{575}. Несмотря на свободное время, команда не совершенствовала навыки стрельбы из артиллерийских орудий, как, впрочем, и все остальные моряки русского военного флота периода начала XX века^{576}. Японский флот много плавал, а лучшие корабли зачислялись в практическую эскадру, которая плавала круглый год, и личный состав японских кораблей пополнялся за счет уже подготовленных в составе торгового флота и морских промыслов новобранцев^{577}.

Штурманский офицер «Варяга» Е.А. Беренс писал в воспоминаниях, что проход в Чемульпо был очень узок и извилист, а от наружных островов до рейда Чемульпо расстояние равнялось 50-60 милям (92,6-111 км)^{578}. Из «Описания военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи» также известно, что к внешнему рейду вели три фарватера, причем каждый из них изобиловал мелями и опасными местами. Там же упоминается о сильном течении, глубине фарватера от 4 до 9 саженей (8,5-19,2 м) и ширине реки на внешнем рейде более 1 мили (1,9 км)^{579}. Никаких условий для маневра ни для входящего в порт, ни для выбирающегося из порта судна не существовало, только возможность следовать строго по фарватеру и на малой скорости, чтобы не сесть на мель. Французский крейсер «Admiral de Guedon» на глазах у многих свидетелей сел на мель, входя на рейд^{580}.

«Варяг» стоял в нейтральном порту. Его команда занималась согласно штатному расписанию. Офицеры, отстояв вахту, наносили визиты вежливости своим коллегам с иностранных судов-стационеров^{581}. В это время японцы совершенно открыто выгружали на берег уголь, взрывчатку. Продолжали прибывать солдаты и офицеры вооруженных сил Микадо^{582}. Открыто фрахтовались шаланды и буксиры^{583}. Корейский телеграф был перерезан, налаживалась военная почта^{584}. В.Ф. Руднев, находясь под впечатлением военных приготовлений, отправил в Порт-Артур пароход «Сунгари» и донесение, в котором говорилось о неспокойной обстановке в Корее. 23 января командир «Варяга» получает послания от командиров иностранных стационеров о разрыве отношений между Японией и Россией^{585}. Всеволод Федорович потратил двое суток на поездку в г. Сеул к русскому посланнику, но ни разрешения на уход стационеров, ни четких инструкций не получил^{586}. Действительный статский советник А.И. Павлов сообщил о высадке десанта в Мозампо, было решено послать «Кореец» в Артур^{587}. В ночь с 25 на 26 января японский крейсер «Чиода» ушел с места стоянки без огней и соблюдения дипломатического протокола, но был замечен русскими моряками^{588}. Далее, 26 января, направляясь в Артур, «Кореец» встретил японскую эскадру в двух колоннах. Флажными сигналами доложили «Варягу». Попытка японцев спровоцировать русских на открытие огня ни к чему не привела^{589}. Торпедные атаки японцев закончились провалом. Первые две мины — промах, третья торпеда затонула, не дойдя 5-6 м до кормы «Корейца»^{590}. Удачный маневр нашей канонерской лодки позволил избежать последующих торпедных атак^{591}. Канонерка благополучно вошла в нейтральный порт^{592}. Вернувшись в порт, капитан 2 ранга Г.П. Беляев подал рапорт командиру «Варяга» В.Ф. Рудневу^{593}. Японцы утром 27 января высадили десант в три тысячи человек^{594}. Капитан 1 ранга В.Ф. Руднев направился к старшему на рейде командиру «Talbot» и заявил протест по поводу атаки «Корейца»^{595}. Командор Бэйли под воздействием рассказа В.Ф. Руднева побывал на японском старшем судне с протестом и заявлением о недопустимости атак в нейтральном порту^{596}. Утром офицер с французского стационера уведомил В.Ф. Руднева о начале боевых действий между Россией и Японией^{597}. Затем командир «Варяга» получил пакет от русского консула, который официально подтверждал сведения, ранее полученные от иностранных офицеров в частном порядке^{598}. Иностранные командиры решили подписать протест^{599}, но также решили, что если русские моряки не выйдут из порта, то они сами покинут рейд^{600}. Ультиматум контр-адмирала Уриу Сотокичи широко известен: либо русские моряки покинут рейд и примут бой, либо после 4 ч дня будут атакованы японской эскадрой^{601}. В 11 ч 20 мин 27 января «Варяг» и «Кореец» вышли из порта с целью прорыва. Когда «Варяг» и «Кореец» шли в бой, на иностранных судах играли русский гимн, но на просьбу проводить до выхода в море ответили отказом^{602}. В историографии сложилось мнение, что «Кореец» в ходе боя бездействовал, так как его устаревшие орудия давали сильные недолеты^{603}. «Чиода» специально занялся «Корейцем»^{604}, утверждает японская сторона в своей официальной версии войны «Описании военных действий на море в 37-38 гг».. Командир канонерской лодки «Кореец», капитан 2 ранга Г.П. Беляев в своем рапорте описывал стрельбу из орудий 8- и 6-дюймового калибров^{605}. После серии полученных попаданий «Варяг» делает в 12 ч 15 мин разворот машинами у острова Иодольми^{606}. Всеволод Федорович Руднев в рапорте^{607}, а вслед за ним и историография^{608} считали, что в этот момент огонь неприятеля усилился и крейсер получил серьезные повреждения, продолжать бой с которыми было невозможно. «Расстояние до неприятеля уменьшилось, огонь его усилился, и попадания увеличилось»^{609}— именно таким образом описывал эту фазу боя в рапорте командир «Варяга». Японцы утверждают, что «Варяг» убежал на рейд от преследовавших его самых быстрых японских кораблей «Асамы» и «Чиоды»^{610}. Я считаю вполне обоснованным утверждение, что с сильными повреждениями «Варягу» не удалось бы уйти от японских кораблей, чья скорость 21 уз (38,89 км/ч). «“Чиода” также некоторое время следовал за неприятелем, но за недостаточностью хода прекратил погоню»^{611}, —утверждает японское «Описание военных действий на море». «Варяг» получил в ходе преследования крейсером «Асама» снаряд крупного калибра в левый борт^{612}. Под пробоину подвели пластырь. В своем донесении В.Ф. Руднев описывал следующие меры по ликвидации последствий подводной пробоины: «Подвели пластырь, вода все время выкачивалась, уровень стал понижаться…»^{613} Из подробного описания действий экипажа по борьбе за живучесть корабля можно сделать вывод, что пробоина была не настолько серьезным повреждением для самого современного на тот момент крейсера. Существенно на скорость хода пробоина в левом борту не повлияла, иначе японцы смогли бы максимально сблизиться с «Варягом» и не позволили бы ему «убежать на рейд». Японские крейсера, будучи не в состоянии догнать «Варяг» и «Кореец», ушли на рандеву с основными силами эскадры контр-адмирала Уриу Сотокичи у острова Филипп, а русские корабли встали на якорь на прежнем месте в 13 ч 15 мин. Весь непродолжительный бой я предлагаю разделить условно на три фазы.

На основе рапорта командира крейсера «Варяг» оценим повреждения, полученные «Варягом» в бою 27 января. С момента открытия огня, который можно именовать 1-й фазой боя, нужно учесть следующие повреждения: разрушение верхнего мостика, пожар в штурманской рубке (горела деревянная лакированная обшивка внутреннего убранства), перебиты фок-ванты, убиты дальномерщики станции № 1 и мичман граф A.M. Нирод, подбито 152-мм орудие № 3, личный состав орудия пострадал, был ранен мичман П.Н. Губонин, возник пожар на шканцах^{614}. Хотя и горели патроны с бездымным порохом, но пожар потушили^{615}. Также горел вельбот № 1 (деревянный), но был быстро потушен. Подбиты 152-мм орудия № 8; 75-мм № 21; 47-мм № 27 и 28.^{616} Уничтожены были дальномерная станция № 2 и орудия № 31 и 32.^{617} Объективно оценим повреждения, полученные крейсером «Варяг» в бою 27 января 1904 года. Остались пригодными, на мой взгляд, для боевых действий: 5 орудий — 152-мм; 4 — 75-мм; 2 — 63,5-мм, и недостатка в снарядах не испытывали^{618}. P.M. Мельников утверждает, что из 12 орудий 152-мм оставались годными для стрельбы только два, из 12 75-мм орудий только четыре, хотя в отечественной историографии фигурируют следующие оценки: «почти все орудия оказались поврежденными»^{619}, «вся артиллерия оказалась подбитой»^{620}. Такого рода оценки — явная тенденция идеализировать образ героического подвига при помощи искусственно созданных тяжелых повреждений, полученных во время боя. Машинное отделение и основные механизмы не пострадали благодаря бронированию палубы и броневым крышкам^{621}. Управление крейсером хоть и перенесли в румпельное отделение, но корабль при этом нисколько не потерял в управляемости^{622}. В рапорте капитан 1 ранг В.Ф. Руднева сообщил о 5 подводных пробоинах, при этом 4 несущественные пробоины обнаружили после боя^{623}. Под пятую пробоину подвели пластырь, уровень воды стал понижаться. «Вода все время выкачивалась, уровень стал понижаться, но тем не менее крейсер продолжал крениться на левый борт», — констатировал в своем донесении к тому моменту контуженный, но оставшийся на посту капитан^{624}. В.Ф. Руднев нашел мужество остаться на посту, но, видимо, не мог адекватно оценивать ситуацию и принимать грамотные решения. На уцелевших фотографиях крейсера, ставшего на якорь после дневного боя^{625}, выявить крен не представляется возможным. Может быть, ввиду незначительности отклонения от нормы выразить в градусах крен в своем рапорте командир «Варяга» так и не решился. При расчете потерь среди личного состава не следует брать во внимание легкораненых, не заявивших о ранениях, — 100 человек^{626}. Характер их ранений — царапины от осколков, и если не заявили, то, значит, в состоянии были нести службу. Из рапорта В.Ф. Руднева известно: 30 убитых и 85 раненых (средней тяжести), в том числе выбыл убитым 1 мичман и был контужен сам командир крейсера^{627}. На «Корейце» убитых и раненых не было, как и не было повреждений на самой канонерской лодке^{628}. Формальный подсчет потерь от 580 человек 19%. Если учесть, что на борту «Варяга» находилось 56 моряков при лейтенанте с броненосца «Севастополь»^{629}, которых привозили для усиления охраны миссии, то потери условно сокращались до 10,1%, Возникает вопрос об уроне, понесенном японской стороной. «В этом бою неприятельские снаряды ни разу не попали в наши суда, и мы не понесли ни малейших потерь», — утверждает японский официальный источник^{630}. В монографии P.M. Мельникова приводится донесение командира английского крейсера стационера «Talbot», наблюдавшего за ходом боя со стороны. «Русские отвечали сильным огнем, но их расчеты были неточны», — открыто писал командор Бэйли^{631}. Всеволод Федорович Руднев в своем рапорте утверждал, что огнем «Варяга» был разрушен кормовой мостик броненосного крейсера «Асамы», повреждена кормовая башня и сам крейсер вышел из боя вследствие тяжелых повреждений, японский миноносец утонул, а крейсер «Такачихо» погиб, не дойдя до дока, имея 30 убитых и 200 раненых на борту^{632}. Мне хотелось бы отметить тот факт, что «Варяг» вел стрельбу бронебойными снарядами, а они, как известно, не дают ярко выраженного зрительного эффекта, потому что взрываются внутри, пробив броню^{633}. Достоверность сведений о попаданиях в японские суда в рапорте В.Ф. Руднева, как в историческом источнике, очень низка. Вполне обоснованно, что офицер, не знающий названий судов противника, должен был бы идентифицировать попадания через описание особенностей цели, как то: количество труб, положение в строю, например, трехтрубный крейсер 2-й в кильватере по ходу следования. Всеволод Федорович в рапорте пересказывает недостоверный слух о результатах своей стрельбы, причем автор сведений остался инкогнито. «Сведения эти получены от наблюдавших иностранных офицеров, наших миссий в Японии и Сеуле, из японских и английских источников», — открыто заявляет в своем рапорте Всеволод Федорович^{634}. О подбитом миноносце говорят и воспоминания нижних чинов^{635}. На всех опубликованных схемах боя японские миноносцы располагались за японскими крейсерам, и «Описание военных действий» утверждает, что часть миноносцев ходила за углем, 14-й отряд держался нестрелявшего борта крейсера «Нанива»^{636}. В.Ф. Руднев утверждал, что японский миноносец пытался атаковать, но был подбит^{637}. Можно ли посылать днем в атаку миноносец, которому бы пришлось преодолевать 35 кбт (6,5 км) под обстрелом, имея в свою очередь возможность атаковать лишь с 1,2 кбт (222 м)? Миноносец не выходил для атаки и не подбивался. В воспоминаниях о нем рассказывают те, кто находился в машинных отделениях кораблей и бой непосредственно не наблюдал^{638}. «Асама» отвернул не из-за повреждений, а потому, что не надеялся догнать «Варяг», входивший в порт, поэтому ушел на соединение с основными силами контр-адмирала Уриу Сотокичи^{639}. Историки, определяющие бой крейсера «Варяг» как подвиг на основе некритичного отношения к рапорту В.Ф. Руднева как историческому источнику, оценивали урон японцев в категориях: «Варяг» нанес врагу «тяжелые потери»^{640}. В «Истории Русско-японской войны 1904-1905 гг». И.И. Ростунов приводил несуществующие подробности: «Меткими залпами комендоры “Варяга” сбили мачту на флагманском крейсере противника, разрушили мостик, повредили кормовую башню», а также указывал на утонувший миноносец и тяжелые повреждения крейсера «Чиода»^{641}. В своих работах И.И. Пономарев отмечал, что «русские моряки уничтожили миноносец и повредили два крейсера»^{642}. Мы можем проследить судьбу всех японских кораблей, участвовавших в бою с «Варягом»: «Такачихо», например, погиб в 1914 году при осаде Циндао и так далее^{643}. Вывод: ни одна единица японского флота в бою с «Варягом» не была уничтожена^{644} (более подробную информацию см. в табл. 1).

Броненосный крейсер «Асама» …… Участвовал в сражении при Цусиме. С 1921 года корабль береговой обороны.

Крейсер «Акаси» …… Участвовал в блокаде Порт-Артура, 27 января подорвался на русской мине у скалы Энкаунтер, но был отремонтирован.

Крейсер «Чиода» …… 13 мая 1904 года подорвался на русской мине в бухте Тахэ, но отбуксирован в Дальний. С 1912-го корабль береговой обороны.

Крейсер «Такачихо» …… Потоплен германским миноносцем S-90 во время осады Циндао 17 октября 1914 года.

Крейсер «Нанива» …… Погиб на камнях у острова Уруп 26 июля 1907 года.

Крейсер «Нийтака» …… Активно действовал в составе крейсеров адмирала Камимуро. Погиб 26 августа 1922 года.

Авизо «Чихайя» …… Выведен из состава флота в 1927 году.

Миноносцы: «Чидори», «Хаябуси», «Кассаги», «Манадзуру» …… Благополучно дослужили свой срок и были разоружены в 1910 году.

Миноносцы: «Цубами», «Хато», «Кари», «Аотака» …… Служили в японском военном флоте до 1923 года, после чего разоружены.

Была ли возможность продолжить бой после возвращения на рейд? Из вышеизложенного анализа характера повреждений видно, что оба русских судна могли продолжить бой после возвращения на рейд. Из всех перечисленных в рапорте командира русского крейсера повреждений серьезно влияли на боеспособность — пробоина слева по борту и уничтоженные в ходе боя орудия. Во всяком случае, если вероятность прорыва была невысокой, то крейсер ждала гибель на большой воде, и он бы не достался японцам в качестве трофея. Была возможность принять бой на рейде, который задержал бы высадку первого эшелона японских войск на полтора суток. Сначала бы вышли иностранные стационеры, а значит, японцы смогли бы атаковать не ранее 16:00.^{645} С дальней дистанции эскадра контр-адмирала Уриу Сотокичи стреляла бы не очень эффективно, а главное, при таком развитии событий уходило время, необходимое для оперативного развертывания сил^{646}. Перед контр-адмиралом Уриу как раз стояла задача по обеспечению срочной высадки первого эшелона японских сухопутных сил^{647}. Условия фарватера заставили бы японцев входить медленно и аккуратно. Русские комендоры смогли бы хорошо пристреляться и нанести ущерб противнику. Существовала возможность продолжить бой на берегу. В воспоминаниях машиниста канонерской лодки «Кореец» повествуется о том, что во время стоянки на рейде, после боя, капитан 2 ранга Г.П. Беляев считал возможным продолжить бой: «Вещей никаких с собой не берите, потому что это все лишние, а набирайте как можно больше патронов»^{648}. Команда приготовилась к десантированию, но в последний момент прибыл В.Ф. Руднев и отдал приказ об эвакуации на французский крейсер^{649}. В случае высадки десанта 712 русских моряков столкнулись бы с 3 тысячами японцев^{650}. Но у русской стороны имелось 3 десантных орудия, и их высадку могли бы поддержать уцелевшие орудия «Варяга» и «Корейца», хотя и японцы смогли получить артиллерийскую поддержку своих кораблей. Всеволод Федорович избрал путь самозатопления крейсера, так как якобы могли пострадать иностранные суда^{651}. Во-первых, иностранные суда имели возможность свободно покинуть рейд. Во-вторых, необъяснимо джентльменское поведение В.Ф. Руднева в отношении командиров иностранных судов, которые позволили японцам нарушить нейтралитет корейского порта. В-третьих, иностранным стационерам в случае взрыва угрожали только осколки с «Варяга», а это могло привести лишь к царапинам вдоль борта.

Затопление на глубине 9 м крейсера с осадкой в 6,5 м — крайне неосмотрительный шаг^{652}. Поэтому 28 января японцы сняли скорострельное орудие и паровой катер с полузатонувшего русского крейсера, а после подняли и сам «Варяг»^{653}. Обстоятельства затопления крейсера заслуживают особого внимания: покинули крейсер все члены экипажа, согласно рапорту, в 15 ч 50 мин, а затонул крейсер только в 18 ч 10 мин^{654}. На фотографиях, запечатлевших уже затонувший крейсер, видно, что он лежит на левом борту, и даже во время прилива морские волны не в силах скрыть корпус судна^{655}.

Все, за исключением старшего офицера «Варяга», дали подписку, что воевать с Японией не будут^{656}. На основании такой подписки любой офицер мог вернуться из японского плена до окончания войны. Формально команды сдались после 45-минутного боя. В ходе самого затопления крейсера не были уничтожены орудия и важнейшие механизмы. Поэтому «Варяг», поднятый японцами со дна, своим ходом дошел до японской базы в Сасебо и еще 10 лет служил японцам с родными орудиями Обуховского завода^{657}. Хотя в историографии преобладает обратная точка зрения: «Осмотр крейсера показал, что надежду на выход в море придется оставить»^{658}. И.И. Ростунов описывал положение крейсера после боя следующим образом: «…была разбита командирская рубка, повреждено рулевое управление, почти вся артиллерия вышла из строя»^{659}, у А.Л. Сидорова затапливали уже «горевший “Варяг”»^{660}, в «Боевой летописи русского флота» находим: «Большинство орудий вышло из строя; в разных местах возникли пожары»^{661}. После покупки крейсера у японской стороны выяснилось, что все механизмы и системы оставались на крейсере постройки завода Крампа^{662}. Все 10 лет своей службы в японском флоте крейсер провел как учебное судно, и даже совершил кругосветное плавание^{663}. Лейтенант «Варяга» Е.А. Беренс писал в своих воспоминаниях, что ожидал на Родине вовсе не радушного приема, а заключения под стражу и суда^{664}. Командир канонерской лодки «Кореец» капитан 2 ранга Г.П. Беляев взорвал свое судно, оно японцам не досталось.

Советская историография считала командира «Варяга» пострадавшим по политическим мотивам^{665} и связывала его дальнейшую отставку с отказом выдать революционных матросов команды броненосца «Андрей Первозванный». Каноническая для советских историков версия отставки Руднева выглядела так: находясь на приеме у командующего войсками округа великого князя Н.Н. Романова, капитан 1 ранга В.Ф. Руднев «стукнул кулаком по столу и высказал то, что думал о царизме»^{666}. Понятно, что ссылками на источники свои слова Пономарев подтверждать не стал. Укажу и на странное совпадение — после событий 1917 года офицеры крейсера «Варяг» оказались на стороне советской власти. Е.А. Беренс — штурманский офицер крейсера «Варяг» получил должность морского атташе Рабоче-Крестьянского Красного Флота в Англии. Старший артиллерист крейсера «Варяг» С.В. Зарубаев, главный виновник того, что орудия не были перед затоплением уничтожены, в 1919 году назначен инспектором Высшей военно-морской инспекции^{667}. Более того, советские историки указывали на отчисление из Морского кадетского корпуса и сына В.Ф. Руднева, опять-таки по политическим мотивам^{668}, хотя мне кажется более основательным утверждение о том, что Николай Руднев подвергся остракизму со стороны будущих офицеров в связи с мифом о гордом «Варяге». Вполне справедливые, но невыносимые остроты заставили молодого человека покинуть стены учебного заведения. Офицеры «Варяга» стали жертвами газетной шумихи и ажиотажа, созданного прессой вокруг подвига экипажей «Варяга» и «Корейца». Война только начиналась, и общество ждало подвигов, а военные, отправлявшиеся к местам сражений, нуждались в примерах героизма. Правительство решило использовать в этих целях Чемульпинский инцидент. Сами офицеры-«варяжцы» достаточно сдержанно оценивали свой бой. Может быть, поэтому и В.Ф. Руднев не делал представлений к георгиевским наградам на всех членов экипажа. «Доношу о беззаветной храбрости и отменном исполнении долга офицеров и команд»^{669}, — писал в донесение на имя Николая II капитан «Варяга». Поэтому только один офицер решился опубликовать свои воспоминания — лейтенант Е.А. Беренс. В своих воспоминаниях он не производил тактического анализа боя (публикация не была завершена. — А.Г.), ограничился передачей общего настроения^{670}. В конечном итоге, став заложниками информационного бума, офицеры — участники Чемульпинского боя были отвержены офицерской средой. Отсюда почетная отставка В.Ф. Руднева с повышением в чине. Для большинства населения нашей страны эпизод начала Русско-японской войны 1904-1905 годов будет ассоциироваться с геройским подвигом «Варяга» и «Корейца».

Причины столь неудачного для русской стороны исхода боя очевидны. Дело не в самой личности капитана 1 ранга В.Ф. Руднева, а в существовавшей системе отбора претендентов на должности в русском военном флоте. Чем дольше плавал офицер, тем выше он котировался системой морского ценза^{671}. Об эффективности такого отбора офицеров красноречиво свидетельствует анекдот, приписываемый адмиралу М.П. Лазареву. «Мой сундук сделал со мной семь кругосветных походов, но так сундуком и остался», — отвечал седой адмирал^{672}. Наряду с этим отсутствовали меры поощрения лучших офицеров в мирное время, так как наградная система Российской империи в основном выделяла офицеров за боевые отличия и длительные сроки службы во флоте в целом. Инициативу в командирах подавляли всячески. Отсюда нелепые обращения В, Ф. Руднева к советникам. Доходило до того, что на 1-й Тихоокеанской эскадре к починке вещей команды приступали только после специального указания адмирала О.В. Старка^{673}. Учебные стрельбы не проводились в должном объеме. Нехватка снарядов в данном случае не аргумент, так как для учебной стрельбы существовали стволиковые стрельбы с заменой орудийного снаряда пулей^{674}. Оптические прицелы на орудиях отсутствовали потому, что Главное управление кораблестроения и снабжения не могло выбрать из 4 различных систем оптических прицелов^{675}и принять один из них на вооружение, а дальномерные станции «Варяга» вышли сразу из строя в начале боя^{676}. Отсюда низкая результативность стрельбы. Другим тактическим просчетом в действиях В.Ф. Руднева явилась постановка системы артиллерийского огня. На эту ошибку указывает современный автор В.Д. Доценко^{677}. В рапорте командира крейсера приводится расход боеприпасов: 152-мм — 425, 75-мм — 470, 47-мм — 210, всего 1105.^{678} Скорострельность поражает даже по современным стандартам: 1105 снарядов/60 минут = 18,4 выстрела в минуту. Японская сторона выпустила всего 276 снарядов^{679}. Количество выпущенных «Варягом» снарядов равно количеству снарядов, выпущенных всей русской 1-й Тихоокеанской эскадрой в бою 27 января в Порт-Артуре. В Цусимском бою во флагман японцев «Микаса» было до 36 попаданий крупного и среднего калибра, и японцы открыто говорили о тяжелых повреждениях этого броненосца и даже опасались за жизнь вице-адмирала Того Хейхатиро, находившегося на нем. Возникает вопрос о том, куда попали 425 снарядов крупного калибра, выпущенные с «Варяга»? Сосредоточенным, по одной цели, огнем можно было нанести существенный вред неприятелю, переключаясь последовательно от одного корабля к другому. Именно таким образом в Цусиме были разгромлены новейшие броненосцы, составлявшие ударную силу русской эскадры^{680}. Удивительно отсутствие концентрации огня на одной цели, ведь на «Варяге» была установлена система оповещения всех орудий и торпедных аппаратов. Учились русские моряки не стрелять, а покидать корабль, то есть разыгрывали шлюпочное учение^{681}. Матрос крейсера «Рюрик», как и «Варяг», входившего в 1-ю Тихоокеанскую эскадру, М. Сливкин вспоминал, как одного из офицеров списали на берег после не столь удачного шлюпочного учения^{682}. Чему в мирное время учились, тем в военной обстановке и пользовались. В.Ф. Руднев разыграл образцовое шлюпочное ученье, перевез оперативно весь личный состав на иностранные суда. Даже в рапорте отметил, что опыт боя показал преимущество железных лодок^{683}.

Если рассматривать Чемульпинский инцидент как миниатюру всех существовавших боевых операций военных флотов обеих сторон конфликта, то можно выделить ряд общих положений и схожих характеристик. Очевидно превосходство японцев в артиллерии и подготовке экипажей. Русские урезали свою потенциальную скорость за счет включения в состав устаревших кораблей. В бою на рейде Чемульпо — это «Кореец». В случае с вице-адмиралом З.П. Рожественским такую роль сыграли броненосцы береговой обороны^{684}. Цель японцев в обоих случаях — уничтожение противника. Перечисляя все эпизоды Русско-японской войны, такие как Чемульпинский инцидент, бой в Желтом море Порт-Артурской эскадры, сражение З.П. Рожественского при Цусиме и бой Владивостокского отряда крейсеров, нетрудно заметить, что целью русской стороны во всех случаях был прорыв, и бой с противником сам по себе считался вынужденным шагом. Целью японцев во всех перечисленных операциях являлось решительное сражение с задачей уничтожения противника. В «Описании военных действий…» по поводу боя с Владивостокским отрядом говорится: «Ожидали момента встречи, и вот теперь, когда наконец увидели неприятеля, дух каждого, начиная от адмирала до матроса, воспрянул, и все горели желанием одним ударом разбить его…»^{685}И в бою на рейде Инчена, и при Цусиме на кораблях горит деревянный декор рубок и кают, в виде исключения на «Корейце» сняли перед боем части деревянного такелажа^{686}. При Цусиме сдались в плен 5 кораблей Небогатова, и, как мы уже убедились, в Чемульпо русские моряки бились не до конца и использовали далеко не все ресурсы своих кораблей. Экипажи 1-й Тихоокеанской эскадры вместо решительного прорыва остались ждать смерти от японских осадных мортир в гавани Порт-Артура. И во главе 1-й эскадры (после гибели С.О. Макарова), и во главе 2-й эскадры, и в случае с «Варягом» подбор командиров оказался ошибочным. Из З.П. Рожественского — отличный начальник штаба, из В.К. Витгефта — начальник порта или учебного отряда, а из В.Ф. Руднева — морской атташе, но не командир боевого корабля (недаром же он легко находил общий язык с иностранцами).

Большинство кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры были затоплены в гавани Порт-Артура, и так же, как и в случае с «Варягом», основные узлы и механизмы не были уничтожены. Характерные примеры: броненосец «Ретвизан» поднят японцами в сентябре 1905 года и под именем «Хизен» прослужил до 1922 года^{687}. Броненосцы «Пересвет», «Победа» также введены в строй как броненосцы береговой обороны: «Сагами» и «Суво». «Сагами», повторяя судьбу «Варяга», был выкуплен Россией у Японии во время Первой мировой войны и под прежним названием по пути на север подорвался на мине и затонул. «Суво» («Победа») служил у японцев до 1922 года^{688}. «Полтава» была поднята японцами в июле 1905 года и в 1907 введена в строй под именем «Тако», в Первую мировую выкуплена Россией. Заметим, что «Новик», «Паллада» и другие суда 1-й Тихоокеанской эскадры были подняты японцами.

Говоря о бое «Варяга» и «Корейца» как миниатюрной модели боевых действий на море, нельзя не провести напрашивающихся сравнений между событиями в бухте Чемульпо и действиями Отдельного отряда крейсеров 1-й эскадры флота Тихого океана контр-адмирала К.П. Иессена. Аналогия корректна с точки зрения тактико-технической стороны вопроса, поскольку корабли Владивостокского отряда идентичны по классу «Варягу» — крейсера. Боясь международных осложнений, командиры русских крейсеров открывали артиллерийский огонь по судам, не желавшим останавливаться по первому требованию, крайне нерешительно, каждый выстрел с разрешения адмирала^{689}. Английские суда, как, например, пароход «Самара», отпускали без тщательных проверок, даже если он вызывал, по образному выражению контр-адмирала К.П. Иессена, «большие подозрения»^{690}. Как и в случае с Чемульпинским эпизодом, окончательное решение военного моряка подлежало ревизии с точки зрения дипломатов и международного права. Инициативным японским командирам юридические нормы не помешали вести боевые действия в нейтральном корейском порту или совершить нападения без открытого объявления войны на 1-юТихоокеанскую эскадру. Все надежды на успешное крейсерство при постоянной оглядке на дипломатический этикет и опасения «как бы чего не вышло» привели к тому, что поставленных задач крейсера «Россия», «Рюрик» и «Громобой» не достигли. В качестве одной из целей ставилась задача: воспрепятствовать перевозке пополнений противником и в принципе не допустить высадку японцев в Корее^{691}. Более того, под давлением Англии были отозваны из операций в Атлантике крейсера «Дон», «Урал», «Терек», «Кубань». Аналогично поступили с операциями в Красном море.

Прочной дипломатической основы для боевых действий у русской стороны не существовало. Ситуация труднообъяснима, ведь со времен Крымской войны (1853-1854) российский генеральный штаб планировал операции на обширных коммуникациях Британской империи, которую чаще всего называли в качестве условного вероятного противника. Российская империя половину века готовилась уничтожать торговые связи Англии с Индией и другими колониями. Но в итоге столкнулась с Японией, чей военно-промышленный потенциал несравнимо уступал английскому. Русские военные моряки оказались в состоянии выставить на основном направлении коммуникаций противника за 50 лет подготовки всего 4 крейсера.

Кульминацией, завершающей операции на море, для Отдельного отряда крейсеров 1-й эскадры флота Тихого океана контр-адмирала К.П. Иессена явился бой 1 августа 1904 года. В бою участвовали крейсера «Рюрик», «Россия» и «Громобой» и со стороны японцев 4 броненосных крейсера: «Идзумо», «Адзума», «Токива», «Ивате», сведенные во 2-й боевой отряд под командой контр-адмирала Мису Сотаро, а также три бронепалубных крейсера: «Нанива», «Такачихо», «Нийтака», известные как 4-й боевой отряд контр-адмирала Уриу Сотокичи. Причем 4-й боевой отряд принимал в сражении эпизодическое участие с 5 ч 38 мин, то есть через час после начала боя^{692}. Из анализа тактико-технических данных русских кораблей следует, что крейсер «Рюрик» уступал «России» и «Громобою» в скорости на 2 уз (3,7 км/ч), исходя из проектных мощностей, но вдобавок у него постоянно возникали проблемы с механизмами и котлами. Скорость японцев составляла от 20 (37,04 км/ч) до 21,5 уз (40 км/ч). Разрыв показателей быстроходности между японцами и русской стороной достигал 4 уз (7,4 км/ч) в пользу представителей Страны восходящего солнца при совместных действиях всех трех русских крейсеров одновременно. Разрыв в скорости «Громобоя» и «России» (без крейсера «Рюрик») сокращался до 1 уз (1,85 км/ч). Японская сторона за счет более высокого скоростного потенциала получила, как и в случае с «Варягом», и 2-й и 3-й Тихоокеанскими эскадрами свободу маневрирования и инициативных действий. Отечественная историография в лице Н.А. Левицкого^{693}, P.M. Мельникова^{694} утверждает, что по мощи огня японская сторона превосходила русских в 17-20 раз. С подобными оценками трудно согласиться, согласно моим подсчетам на основе сведений о тактико-технических характеристиках, приводимых в монографии P.M. Мельникова^{695}, японцы до присоединения 4-го боевого отряда контр-адмирала Уриу Сотокичи превосходили русских в крупном калибре (203-мм) в 1,3 раза, в среднем (152-мм) в 1,26 раза. Частично превосходство японцев в среднем калибре компенсировалось за счет 6 орудий 120-мм у русских, орудия такого калибра на японских судах отсутствовали. После появления тяжелых повреждений у крейсера «Рюрик» и вступления в бой подошедших бронепалубных японских крейсеров «Нанива», «Такачихо», «Нийтака» соотношение сил и средств изменилось. Против 8-ми 203-мм и 32-х 152-мм орудий у русских японское превосходство выражалось в 2 раза и в 2,37 соответственно. Конечно, нельзя игнорировать тот факт, что масса металла, выпускаемого орудиями русских, в начале боя в 3,8 раза в соотношении кг/мин уступали противнику. После фактического выхода из боя «Рюрика» вследствие тяжелых повреждений и присоединения к японцам подкреплений показатель массы металла, выпускаемого орудиями японской стороны в соотношении кг/мин, возрос с 3,8 до 7,3 раз. Каждый японский снаряд содержал взрывчатых веществ в 4 раза больше, чем русский^{696}. Известны данные о количестве выпущенных крейсерами «Россия» и «Громобой» снарядов (3251^{697}), причем 326 — 203-мм. Таким образом, скорострельность — 10,8 выстрела в минуту. Согласно «Описанию военных действий на море», русские добились в общей сложности 30 попаданий (снарядов)^{698}, процент попаданий — 1%. Как и в случае с «Варягом» количество выпущенных снарядов сравнительно велико, а процент попаданий относительно низок. Причины низкой результативности стрельбы очевидны и прослеживаются во всех эпизодах борьбы на море. Стрельба русских не была сконцентрирована по одной цели, хотя первая фаза боя предоставляла такую возможность. Флагманский крейсер японцев вырвался вперед, оставив шедшие за ним три крейсера на расстоянии 8-9 кбт (1482-1667 км)^{699}. Вместо того чтобы сконцентрировать стрельбу по «Идзумо» и вывести его из строя или попытаться нанести тяжелые повреждения, русские крейсера рассредоточили огонь. Японцы концентрировали огонь на «Рюрике», крейсера «Россия» и «Громобой» пытались децентрализовать огонь японцев, отвлекая его на себя. Японская версия событий констатирует: «Вторично повернули, направляясь к нему, но в 7 часов 13 минут — 7 часов 18 минут подверглись жесткому обстрелу на близкой дистанции»^{700}. Японцы, визуально определяя повреждения «Рюрика», считали, что третья попытка русских крейсеров, предпринятая в 7 ч 27 мин, была практически безнадежной, так как «почти не было надежды на его спасение; кроме того, и на “России” возник большой пожар», — сообщает «Описание Мейдзи», Таких бесплодных в конечном счете попыток циркуляции вокруг беспомощного «Рюрика» было предпринято шесть. Заслонив один другого, русские корабли представляли собой хорошую мишень, так как, выстроившись подобным образом, подпадали даже под огонь вынужденных недолетов или перелетов японских снарядов. Если японские артиллеристы брали в качестве мишени условно расположенный посередине крейсер русских, то даже отклонение снаряда от заданной траектории вело к попаданию в концевой или головной крейсер русских. В записках офицера с крейсера «Россия» говорится следующее: «“Рюрик” потерял способность управления, стоял и вертелся на одном месте: у него руль заклинило на борту; мы же (крейсер “Россия”. — А.Г.) с “Громобоем” ходили перед ним и прикрывали от 4 крейсеров»^{701}. Во всеподданнейшей телеграмме наместника от 4 августа говорится о целях эволюции[48] «Громобоя» и «России» следующее: «Маневрирование имело исключительною целью дать ему (“Рюрику”. — А.Г.) возможность исправить повреждения руля, отвлекая на себя весь огонь неприятеля для прикрытия “Рюрика”»^{702}. Подобные эволюции в течение длительного времени являлись тактически неоправданными, эволюции в бою необходимо предпринимать для занятия наиболее выгодного положения, позволяющего максимально увеличить сектор стрельбы. От эффективности стрельбы зависит во многом конечный результат боя. Русские же часто меняли курс, в условиях смены расстояния и постоянной циркуляции сконцентрировать огонь по одной цели русская сторона не могла. Огонь велся, видимо, по всем доступным в каждом отдельном моменте эволюции целям.

Убедившись в том, что они нанесли крейсеру «Рюрик» тяжелые повреждения, японцы переключились последовательно на новые цели. В качестве следующей цели был выбран крейсер «Россия». Как и в случае с ударной частью 2-й Тихоокеанской эскадры (новейшими броненосцами) при Цусиме, японцы посредством концентрации огня старались последовательно уничтожать русские корабли. Отметим, что, так же как и в случае с «Варягом», у русской стороны возникли проблемы с измерением расстояния до противника, а как следствие — с результативностью огня. Причины те же, что и на рейде Чемульпо: уничтожение дальномерных станций в первой фазе боя^{703}. Расстояние пришлось определять пристрелкой, так как на кораблях отсутствовали оптические прицелы на каждом отдельно взятом орудии. Поэтому русские долго пристреливались. Пристрелка — это три последовательных выстрела (минимум), когда один снаряд посылается за цель, следующий перед целью и третий, наконец, по самой цели. Время тратилось на повторение этого алгоритма, противник успевал пристреляться раньше и вел огонь залпами^{704}. По результатам боя ни одно из японских военных судов ни пострадало настолько, чтобы затонуть на месте битвы, и мне ничего не остается, как сделать анализ повреждений японцев в их собственной субъективной интерпретации. Самые тяжелые повреждения были нанесены флагманскому крейсеру «Идзумо»: «на нем осталось 20 с лишним следов от снарядов и было убито 2, ранено 17 нижних чинов»^{705}. «В “Адзумо” попало свыше 10 снарядов и было ранено 7 нижних чинов и 1 вольнонаемный»^{706}, —утверждали японцы после боя. «В “Токива” попало несколько снарядов и было ранено: 1 нижний чин и 2 вольнонаемных»^{707}, — говорится о состоянии корабля после боя в японской версии Мейдзи. В шедший концевым крейсер «Ивате» было несколько удачных попаданий: «В 7 часов утра выпущенный с “Рюрика” 8-дюймовый снаряд проник в батарею 6-дюймовых орудий и взорвался вместе с нашими (японскими. — А. Г.) снарядами, вследствие чего были выведены из строя три 6-дюймовых и одно 12-фунтовое орудия, а также нанесены большие повреждения вблизи»^{708}. «Были убиты старший лейтенант Харагучи, мичман Нота и 38 нижних чинов и ранены старший артиллерийский офицер капитан-лейтенант Номура, старший минный офицер капитан-лейтенант Канно, старший лейтенант Канезака, мичманский кандидат Мацумура, старший писарь Иоситоми и 32 нижних чина»^{709}. Повреждения получили и эпизодически участвовавшие в сражении корабли 4-го боевого отряда контр-адмирала Уриу Сотокичи: «В “Нанива” попал 1 снаряд, которым было убито 2 и ранено 4 нижних чина»^{710}. В бронепалубный крейсер «Такачихо» имелись также попадания: «6-дюймовый снаряд неприятеля пробил левый борт и разорвался в кормовом отделении нижней палубы, причем были ранены: старший минный офицер лейтенант Асакава, старший судовой врач Иссен и 11 нижних чинов»^{711}. Для русской стороны бой закончился гибелью крейсера «Рюрик» и прорывом во Владивосток крейсеров «Громобой» и «Россия». Из 796 матросов ушедшего на дно крейсера погибли 193, были ранены 229 человек, из 22 офицеров 9 были убиты и еще 9 ранены. Во всеподданнейшей телеграмме наместника Дальнего Востока адмирала Алексеева о потерях, понесенных русской стороной в бою в Корейском проливе 1 августа 1905 года, находим: «Убыль флотских офицеров на обоих крейсерах превышала половину всего состава, нижних же чинов доходила до 25%»^{712}. Зная о характере боя, вполне понятно, что на «России» в подводной части и у ватерлинии было 11 пробоин, а на «Громобое» — 6.^{713} Потери среди личного состава обоих крейсеров составили убитыми 135, ранеными — 307.^{714} Потери японцев — 44 убитых и 74 раненых на всех кораблях, участвовавших в операциях против русских крейсеров^{715}. Соответственно показатели потерь русских были среди убитых в 7,5 раза выше и в 7,24 раза выше среди раненых. Нужно также учитывать тот факт, что до боя в Красном море Владивостокский отряд крейсеров потопил 10 транспортов, 12 шхун, захватил 4 транспорта и 1 шхуну в качестве приза на правах трофеев^{716}.

Первым приказом после прибытия контр-адмирала К.П. Иессена во Владивосток был приказ по отряду от 4 марта. В нем говорилось о том, что подвиг «Варяга» и «Корейца» станет для экипажей отряда «блестящим примером беззаветного исполнения долга службы и присяги»^{717}. Действительно, развитие боевых действий на море в Русско-японскую войну 1904-1905 целиком и полностью укладывалось в миниатюру Чемульпинского боя.

Японский военно-морской флот не имел многократного численного и качественного превосходства, хотя в каждом конкретном эпизоде в различной степени превосходил русский по своим тактико-техническим характеристикам: преимущество в скорости, скорострельности, качестве снарядов и другим показателям оставались за японцами.

Имея передовые на тот момент вооружения, технические средства, средства связи и прочее оснащение, русские военно-морские офицеры продемонстрировали неумение владеть техникой. Например, во время похода 2-й Тихоокеанской эскадры демонтировали радиооборудование по причине нехватки времени овладеть навыками работы с немецкой системой «Telefunken». У русских имелась передовая на тот момент технология, позволявшая пробивать все виды брони, известная под названием «Макаровского колпачка» (снаряды с этим приспособлением имелись на вооружении).

Уровень подготовки, профессиональные качества матросов и офицеров были значительно ниже, чем у японских экипажей на всех уровнях. Японское превосходство в умении вести бой оказалось подавляющим.

Ответственность за поражения флота лежит не только исключительно на командирах соединений (В.К. Витгефт, З.П. Рожественский, К.П. Иессен и др.), но и на тех, кто создал систему, в рамках которой развивался и функционировал русский военно-морской флот до начала XX века.

Система комплектования русского военно-морского флота периода начала XX века, известная как система морского ценза, на практике превратилась в лазейку для карьеристов, не отвечающую интересам службы.

Успешным действиям русских военных моряков в известной степени на протяжении войны 1904-1905 годов мешали не вполне адекватные обстановке действия дипломатов.

Во всех эпизодах экипажи русских судов проявили стойкость, отвагу и все необходимые настоящему военному качества. Но даже героические усилия не компенсировали просчеты, допущенные в подготовке флота в целом. Русский военно-морской флот проиграл борьбу на море, несмотря на ряд тактических успехов, которые мы можем и должны оценивать как подвиги: действия минного транспорта «Амур» на рейде Порт-Артура, прорыв крейсера «Алмаз» из Цусимского пролива и пр.