Василий Головачев

Глюк

Открытия делаются по-разному.

Архимед едва не утонул в ванне с водой, после чего и открыл закон, названный впоследствии его именем.

Ньютону яблоко едва не проломило голову, в результате чего на свет появился закон всемирного тяготения.

Пусть это мифы, созданные склонными к юмору потомками великих мыслителей, но известно, что в каждой шутке есть доля шутки. Ничего случайного в нашем мире не случается. Просто случай, как теперь модно говорить, есть проявление ещё неизвестной нам закономерности.

К примеру, своё открытие Павел Смолин сделал тоже якобы случайно, после обидного проигрыша в шахматы своему напарнику. А произошло это на Луне, где работала созданная российскими специалистами российская же лунная станция «Мир».

Распорядок работы станции был такой: раз в два месяца на Луну прилетал корабль — «Ангара-2», привозил экипаж, забирал смену, и на станции всегда жили люди — от двух до пяти человек, в зависимости от сложности решаемых экспедицией задач.

Смолин и Гелий Тохтуев, чуваш по национальности (которого Павел обзывал чукчей и который никогда ни на что не обижался), прибыли на станцию второго февраля. В их задание входили геологоразведка и картирование района Луны в центре кратера Феофил, венчающего цепочку кратеров, самыми большими из которых были сам Феофил — диаметром около ста километров, Кирилл и Катарина. Кроме того, экипажу станции предстояло испытать новый вид вездехода, получившего кличку «луносипед».

Данный же район Луны (юго-восточный квадрант, западная оконечность Моря Нектара) был выбран для исследований не случайно. Ещё в середине прошлого века астрономы наблюдали здесь странные явления типа «лазерных вспышек» и перемещение по поверхности Луны каменных глыб и скал, а также необычные изменения ландшафта, которые объяснялись учёными как результаты лунотрясений. Вот в этом загадочном районе и бродил на «луносипеде» экипаж станции «Мир», постепенно подбираясь к сети трещин и небольшому кратеру Феона, вокруг которого и происходили непонятные явления.

Пятого февраля, после обидного проигрыша «чукче», Павел Смолин оседлал вездеход, и в самом деле напоминающий большой велосипед с бубликообразными прозрачными колёсами, и направил его к ближайшему склону кратера Феона. С этого момента и начался отсчёт времени «случайного события», приведшего космонавта к величайшему из открытий, какие когда-либо совершали первопроходцы на Земле и в космосе.

В принципе, кратер Феона мало напоминал ударный метеоритный кратер. Скорее это была какая-то дыра в дне Феофила, или, может быть, жерло древнего вулкана. Именно по этой причине космонавтам и дали задание обследовать жерло, сулящее выход на какое-нибудь крупное месторождение полезных ископаемых или, того лучше, на подземные запасы водяного льда.

Смолин и Тохтуев уже сделали рекогносцировку местности, определив диаметр кратера — около восьмисот метров, — теперь им предстояло поближе познакомиться с валом кратера, представлявшим собой удивительно ровное кольцо, окружающее жерло. Кольцо это, шириной в двести метров, было разорвано трещинами, но всё же создавало впечатление искусственного, что, конечно же, только подогревало любопытство исследователей.

По плану Павел должен был объехать кратер Феону по периметру, ведя видеосъёмку, и брать пробы лунного грунта на валу кратера. Но вместо этого он направил вездеход к самому жерлу, прячущемуся в тени вала основного кратера, остановил «луносипед» на гребне и направил вниз прожектор.

К его удивлению, он и в самом деле увидел не кратер, а огромную круглую шахту, уходящую в недра Луны. Мало того, эта шахта была заполнена… прозрачной жидкостью, почему-то не замерзающей в условиях сверхнизких лунных температур. А так как тень кратер-ного вала надёжно скрывала жидкость от спутниковой аппаратуры и взора человека, увидеть её можно было только при освещении извне лучом света.

— Мама моя космонавтка! — проговорил Смолин.

— Что случилось? — тут же отозвался Тохтуев, по монитору наблюдавший за манипуляциями напарника из кабины управления. — Почему ты изменил маршрут?

— Посмотри, что я обнаружил!

Смолин изменил наклон передней телекамеры вездехода, и «чукча», увидев шахту, заполненную «водой», не сдержал восклицания:

— Каток!

— Нет, это озеро.

— Ты хочешь сказать, что видишь это перед собой?

— Я не пил! — огрызнулся Павел. — И с ума не сошёл! Это шахта… по глотку заполненная водой… или каким-то жидким газом. Попробую подползти поближе.

— Не стоит, Паша. Опасно! Пойдём вдвоём, подготовимся сначала, возьмём тросик, скалолазное оборудование… да и в ЦУП надо сообщить о находке.

— Если они поверят… Не верится! Неужели я не сплю?…

— Возвращайся.

— Я только загляну туда одним глазком, и назад. Если я сплю, то это мне удастся.

— Тогда мы спим оба. Не суйся туда, умоляю!

Смолин, не отвечая, перешёл на ручное управление, тронул «луносипед» с места, подводя его к краю обрыва. И в этот момент плита, расколотая трещиной, венчавшая край, беззвучно обломилась, начала падать, увлекая за собой вездеход. Павел дал задний ход, но было уже поздно.

«Луносипед» ударился боком о ближайший скальный выступ, выбросил седока.

Смолин, и раньше не отличавшийся хорошей реакцией, растерялся и вместо того, чтобы включить ранцевый движок, способный вынести его наверх, на кромку обрыва, начал дёргаться, пытаясь дотянуться зачем-то до неспешно падающего рядом вездехода, и не заметил, как на него сверху свалился кусок отколовшейся плиты.

От удара в голове взорвался фейерверк. Павел судорожно схватился за шлем: показалось, что тот разбился вдребезги! — включил движок, но только усугубил положение. Рывок двигателя увлёк его вниз, в шахту, куда уже влетел «луносипед», плавно кувыркаясь и вращая прожектором. Космонавт со всего маху ударился о тот же обломок скалы. Последнее, что он успел ощутить и даже отчётливо услышать плеск! — был удар о поверхность озера. Сознание окончательно померкло…

В себя он пришёл благодаря действию скафандрового компьютера, включившего медицинский комплекс, который быстро привёл Смолина в чувство.

Павел открыл глаза, вспомнил о падении в озеро прозрачной жидкости, включил нашлемный фонарь… и понял, что всё еще продолжает падать! Никакого озера не было и в помине! Голова сладко кружилась и гудела, во рту появился странный пряный привкус, как после выкуривания сигары, но всё же сквозь мерцание в глазах он видел проплывавшие мимо стены шахты и никаких следов «жидкости». Лишь изредка наплывала и тут же исчезала тень сомнения в адекватности происходящего… и он снова видел себя падающим в пропасть.

«Хорошо, что я не на Земле», — мелькнула мимолётная мысль.

Это была вполне трезвая мысль, потому что слабое лунное тяготение не позволило ему развить большую скорость, а глубина шахты оказалась огромной. Во всяком случае, за три минуты падения — ровно столько он был без памяти — Павел не достиг дна шахты, что давало ему шанс на спасение.

Он включил ранцевый движок.

Падение замедлилось. Прекратилось кувыркание. В свете нашлемного фонаря стали видны проплывающие мимо стены шахты — в полосах изморози, ребристые, с появляющимися и исчезающими более глубокими параллельными бороздами, будто прогрызенными зубьями каких-то чудовищных механизмов. В глаза брызнуло ярким светом: луч фонаря отразился от ряда выпуклых щитов, похожих на зеркала.

Шахта сузилась и внезапно изогнулась, как кишка, превращаясь в наклонный тоннель. Не ожидавший этого Смолин не успел увернуться от приблизившейся стены, врезался в неё боком, движок отключился, и его понесло по тоннелю, как санки по ледяному жёлобу.

Долгое скольжение закончилось ударом о внезапное препятствие, и Павел в который раз потерял сознание. А когда пришёл в себя, поблагодарил Создателя, что случилось это на Луне. На Земле он бы неминуемо разбился.

Препятствием, задержавшим «лунного ныряльщика», оказалась полупрозрачная многогранная колонна диаметром около двадцати метров, по оценке Смолина. Он поднялся, ошарашенный ударом, повертел головой во все стороны и обнаружил ещё ряд колонн — всего их насчитывалось двенадцать, — усеивавших всё пространство гигантской пещеры, высота которой достигала не менее двухсот метров. Стены пещеры — насколько хватало луча света — искрились, покрытые сыпью мелких кристалликов соли, а может быть, льда, и были явно обработаны каким-то инструментом. Мало того, кое-где на стенах виднелись пояса выпуклых зеркальных щитов, соединявшиеся в непонятные узоры, а пол пещеры был выложен гладкими разноугольными — от треугольников до квадратов и двенадцатиугольников — плитами, также покрытыми кристалликами льда.

Поскальзываясь, Павел сделал несколько шагов, поражённый увиденным, вспомнил о напарнике, позвал, но рация молчала. Радиоволны не могли пробиться сквозь толщу лунных пород.

Мелькнула и пропала мысль: как же я обратно выберусь?!

За колоннами показался бликующий мыльный пузырь.

Смолин остановился, разглядывая возникший перед ним гигантский прозрачный шар с текущим внутри дымным кольцом. Дым казался живым существом, шевелящим тонкими ножками-струйками и отмахивающимся хвостом.

— Чтоб я сдох! — пробормотал Павел.

И, словно услышав его слова, дым внутри шара действительно ожил. В нём засверкали зеленоватые молнии, дымная струя резко сжалась в жгут, распалась на белёсые нити, образовавшие целую систему окружностей и эллипсов, а на нити оказались нанизанными туманные шарики разного цвета и размера. Спустя несколько мгновений в центре этой системы вспыхнул пламенный шарик.

— Мама моя… Солнце! — прошептал Смолин. — Солнечная система!..

Шарики двинулись с места, побежали по орбитам вокруг клубка пламени. Затем все они исторгли лучики света, прянувшие за пределы системы и шара, и вонзились в полупрозрачные колонны.

Колонны засветились изнутри, наполнились перламутровым туманом, туман пронзили сеточки молний, и колонны превратились в объёмные экраны, показывающие удивительные пейзажи.

Павел замер с открытым ртом.

Он ожидал увидеть ландшафты других планет — от Меркурия до Плутона, поверив, что и в самом деле видит Солнечную систему, то есть её схему, но лишь один пейзаж отвечал его пониманию сути происходящего — пейзаж третьей планеты, то есть Земли.

Зелёная долина, река, горы вдали и высокие перистые деревья, напоминающие пальмы или рододендроны, а также хвощи.

Остальные пейзажи никак не соответствовали тому, что знал и видел космонавт по фотографиям и фильмам, снятым автоматическими зондами землян. Они были разными, внутри колонн играли холодным огнём ледяные поля и хребты, плескались синие, фиолетовые, багровые и оранжевые моря, поднимались к небу скалы необычных форм, но все эти ландшафты были живыми! В них присутствовала жизнь. От стай насекомых до могучих динозавров и сказочных тварей, вообще не похожих ни на одно животное Земли.

— Бред! — сказал сам себе Смолин, чувствуя сильное головокружение.

И тотчас же колонны погасли.

Изменилась и схема планетарной системы.

Пропали все планеты, осталось лишь центральное светило, изменившее цвет на ослепительно белый и размер — вдесятеро больше прежнего. Затем на границе прозрачного шара, внутри которого и происходили чудесные метаморфозы, возникла красная искорка, двинулась к светилу, увеличиваясь в размерах. Вот она обросла светящимися нитями и превратилась в ажурный многоугольник, из центра которого вырвался серебристый лучик и вонзился в огненный шарик светила. И произошло нечто вроде взрыва, только взрыва направленного: светило вскипело и выбросило струю пламени, эдакий протуберанец, устремившийся прочь от светила, к прозрачной стенке шара. А затем эта струя вдруг начала распадаться на фрагменты, которые вскоре превратились в клубки жидкого багрового пламени.

Смолин охнул.

На его глазах рождалась Солнечная система! Только происходило это не естественным путём, как утверждали учёные, а искусственным! К юному Солнцу прилетело из глубин космоса нечто и включило процесс развёртки планет!

— Чёрт побери! Что здесь происходит?!

Смолин не сразу сообразил, что слышит голос напарника. Оглянулся, ища глазами «чукчу» на фоне колышущихся стен пещеры.

Из-за поворота тоннеля блеснул луч фонаря, показался летящий на «колымаге» — так космонавты называли транспортное кресло аварийной системы спасения — Тохтуев.

— Слава аллаху, ты жив! Что это?

«Колымага» приблизилась, двоясь и троясь, как отражение в воде, опустилась на пол пещеры. Напарник Смолина выпростался из кресла, подплыл к нему.

Смолин оттолкнул его руку, повернулся к шару с картинками.

— Знаешь, что это такое?

— Что?

— Центр управления строительным комплексом!

— О чём ты?!

— Солнечная система была создана искусственно, и не Богом-Создателем, а какими-то разумными существами! Луна — их база!

— Ты с ума сошёл!

— Смотри!

Смолин сделал несколько шагов к хрустальному шару, внутри которого завершился процесс формирования планетарной системы. Голова закружилась, во рту появился привкус мыла. Но он преодолел приступ странной слабости и громко сказал:

— Повторите!

Развёртка Солнечной системы прекратилась. Процесс начался сначала: прилетел многогранник, выстрелил в Солнце, оно выбросило протуберанец, который начал распадаться на планеты. Многогранник полетал по образовавшейся системе и занял место возле третьей планеты. Для Земли он стал её спутником, который люди впоследствии назвали Луной.

— Понял? — оглянулся Смолин… и едва не потерял сознание от этого легкого движения. Голова закружилась сильней, наполнилась гулом и дымом.

А сзади никого не было! Тохтуев пропал вместе с «колымагой»!

— Чукча! Гелий! Где ты?!

— Здесь я, — послышался тихий, на грани слуха голос. — Лежи спокойно, я сделаю укол…

— Зачем?! — дернулся Смолин… и сквозь дым, мелькание огней и цветных пятен, сквозь меркнущее видение пещеры увидел лицо склонившегося над ним напарника. — Что это? Где я?

— Лежи, всё нормально, я тебя вытащил. Знаешь, куда ты провалился?

— В шахту… там база инопланетян…

— Ты упал в озеро сверхтекучей жидкости… это смесь газов — от гелия-три до гелия-четыре и ещё чего-то, спектрометр не берёт. Понимаешь?

— Нет…

— Ты бредил, никакой базы не существует, забавно было тебя слушать. Хотя я, честно говоря, испугался.

— Я… бредил?!

— Может, газ протёк через микротрещины в шлеме — стукнулся ты здорово, — он же сверхтекучий, даже я почувствовал эйфорию. Так что открытие ты всё же сделал.

— Я… думал… пришельцы… сделали Солнечную систему… обидно! — Смолин разочарованно закрыл глаза. — Газ… ерунда…

Но он ошибался.

Так был открыт сильнейший в истории человечества галлюциноген, применение которого впоследствии изменило всю земную цивилизацию, ускорив её конец.

Загрузка...