Русская Италия

Глава первая Приключения итальянцев в России

Отношения между русскими и итальянцами издавна были тесными и весьма непростыми. Миграция шла в основном в направлении «оттуда сюда», причем началась она примерно с XII века, когда в некоторых постройках древнерусских княжеств стало заметно влияние романской архитектуры, а во Владимиро-Суздальском княжестве даже появились мастера императора Фридриха I Барбароссы. Есть предположения, что они происходили из Северной Италии, подчиненной Священной Римской империи. Дело в том, что в Парме и Модене также встречаются подобного рода романские формы. Недаром же знаменитый архитектор Аристотель Фиораванти из Болоньи при взгляде на Успенский собор города Владимира сказал, что это «неких наших мастеров дело».

Во второй половине XV века возросло значение Московского княжества, и это потребовало нового архитектурного оформления его столицы. С 1471 года дипломатические миссии из Москвы начали ездить в Италию и разыскивать там архитекторов для реализации больших строительных проектов.

Первым в Москву приехал уже упомянутый инженер и архитектор Аристотель Фиораванти, имя которого впервые упоминается в хронике города Болоньи в 1436 году. Будучи потомственным архитектором, он продолжал работы отца, а в 1455 году под его руководством была передвинута колокольня Святого Марка в Болонье, за что городской совет назначил ему пожизненное обеспечение. Потом он отреставрировал древний мост в Павии, строил Пармский канал. В 1467 году Фиораванти отправился ко двору венгерского короля Матиуша Корвина и некоторое время строил там мосты через Дунай.

После возвращения в Италию Фиораванти работал в Риме и Болонье, но в 1473 году он был неожиданно арестован и обвинен в сбыте фальшивых монет. Талантливому архитектору удалось как-то оправдаться, но именно это событие вновь подтолкнуло его к отъезду за границу. Как говорится, от греха подальше…

Первая встреча Фиораванти с русским послом Семеном Толбузиным, присланным Иваном III в Италию, состоялась в 1474 году. Царю срочно был нужен опытный архитектор, так как в мае того года в Москве произошла катастрофа – рухнул почти достроенный новый Успенский собор (в чем-то просчитались строившие его мастера Кривцов и Мышкин). Псковские мастера были с позором изгнаны, и царь не без подсказки супруги, которой была византийская принцесса и воспитанница римского папы Сикста IV Софья Палеолог, распорядился найти им замену «в краях италийских».

Денег Семен Толбузин привез с собой немало, но никто из итальянцев не соглашался ехать в края, о которых в Европе тогда ходили не самые сказочные слухи. Принял предложение лишь Фиораванти, репутация которого (а она в те годы значила побольше, чем в последующие века) была изрядно подпорчена недавними обвинениями.

Как бы то ни было, весной 1475 года шестидесятилетний Фиораванти с сыном и слугой отправился в Московское княжество.

Работа итальянца в Москве началась с разборки Успенского собора Кремля. Расчистка места для нового строительства заняла всего неделю. Потом он организовал производство кирпича, поставив завод в Андроникове на берегу Москвы-реки.

В целом собор был закончен к 1477 году, но его внутренняя отделка продолжалась еще около двух лет. Торжественное освящение собора состоялось в августе 1479 года.

Кроме Успенского собора, в России Фиораванти не строил зданий, но некоторые историки считают, что именно ему был заказан генеральный план новых стен и башен Кремля, которые планировалось возвести вместо старых обветшавших белокаменных.

Аристотель Фиораванти был не только архитектором, но и способным инженером. В результате в 1482 году он в качестве, как бы сейчас сказали, начальника артиллерии и инженерных войск участвовал в походе Ивана III на Новгород. Во время этого похода он навел очень прочный понтонный мост через реку Волхов. После успешного похода мастер хотел возвратиться в Италию, но Иван III не отпустил его. Фиораванти попытался уехать без разрешения. Похоже, он не очень хорошо понимал, где находится, и за это ему пришлось поплатиться головой: строптивый итальянец был схвачен и брошен в тюрьму.

После этого имя Аристотеля Фиораванти больше не встречается в летописях. Нет и свидетельств о его возвращении на родину. К сожалению, конец жизни строителя главного храма Кремля, равно как и судьба его сына Андреа, покрыты мраком, и никто точно не знает, что с ними стало.

Как ни странно, вслед за Фиораванти в Москву стали прибывать и другие итальянские мастера, которых в те времена называли «фрязинами» (от старинного русского слова «фрязь», что значит «иностранец»). Эти архитекторы предприняли грандиозную перестройку Кремля. Именно они, следуя художественным принципам итальянского Возрождения, заменили обветшавшие белокаменные укрепления XIV века и создали новый облик Москвы.

Одним из самых знаменитых итальянских архитекторов, работавших в Москве, был Марко Руффо, более известный у нас как Марк Фрязин.

Миланец Марко Руффо работал в Москве по приглашению все того же Ивана III в период между 1485 и 1495 годами. По его проектам были построены многие объекты Кремля, в том числе Беклемишевская башня (1487).

Кроме Марко Руффо еще как минимум четыре его современника-соотечественника известны как фрязины: это Петр Фрязин (Пьетро Антонио Солари), Антон Фрязин (Антонио Джиларди), Бон Фрязин (Марко Бон) и Алевиз Фрязин (Алоизио да Каркано). Получается некая «династическая колония» Фрязиных, которые были итальянцами по происхождению, но даже не состояли между собой в родственных связях. Характерно, что большинство из этих архитекторов не успели прославиться у себя на родине.

В 1491 году Марко Руффо (Марк Фрязин) вместе с Пьетро Антонио Солари (Петр Фрязин) завершили возведение Грановитой палаты, первого гражданского здания Москвы. Пьетро Антонио Солари (Петр Фрязин) также известей тем, что построил Тайницкую (1485), Боровицкую (1490), Константино-Еленинскую (1490), Спасскую (1491), Никольскую (1491) и Сенатскую (1491) башни Кремля.

Марко Бон (Бон Фрязин) заложил колокольню Ивана Великого в 1508 году, а Кутафья башня была сооружена в 1516 году под руководством миланского архитектора Алоизио да Каркано (Алевиза Фрязина).

Значение сделанного итальянскими мастерами в конце XV – первой трети XVI века было столь велико, что на протяжении XVI и даже начала XVII века в постройках русских зодчих имели место многочисленные, если можно так выразиться, «итальянизмы»: формы, декоративные детали и т. д. При этом приглашение итальянцев в Россию не привело к импорту Ренессанса как стиля, как это происходило в остальной Европе, а заложило основу оригинальной русской архитектуры, приблизив ее технически к европейскому уровню.

После временного затишья итальянцы вновь появились в России уже при Петре I, чьи преобразования ставили целью преодоление культурного барьера между Россией и Европой.

Одним из самых известных представителей так называемого северного барокко был Николо Микетти, работавший в России в качестве придворного архитектора между 1718 и 1723 годами.

Нашедший Николо Микетти Юрий Иванович Кологривов, бывший денщик Петра I, который стал первым русским, посланным в 1715 году в Италию изучать изящные искусства, прислал царю в апреле 1718 года следующее ПИСЬМО:

«Всемилостивейший Государь. По указу Вашего Величества архитектора нанял, называется Николай Микетти, которому было поручено строить здание Святого Михаила по смерти кавалера Фонтаны… Вручено было ему то здание за его искусство в механике, ибо ради разных художеств, которые делают в том доме, нужны машины и мельницы. Кроме того, что он добрый архитектор и искусный в механике, он пишет живописное нехудо, а паче перспективу. Сколько мог о нем осведомился; спрашивал кардиналов Сакрипаития и Оттобония, и они не только меня уверили о его добром состоянии, но еще хотят донести Вашему Величеству о его искусстве. Он был Папской архитектор, в других местах здания строил, с чего имел довольный доход. С великим трудом уговорился с ним за четыре тысячи».

По приезде в Петербург Микетти был обласкан царем, а с 1719 года, после смерти петровского «генерал-архитектора» Жана-Батиста Леблона, он занял положение, каким пользовался тот, и получал уже пять тысяч рублей, что по тем временам составляло просто огромную сумму.

Николо Микетти построил для жены Петра I загородный Екатеринентальский дворец под Ревелем, царский дворец в Стрельне, парк и фонтаны в Петергофе, а также много других сооружений.

В 1723 году Микетти по поручению царя поехал на родину, взяв с собой свыше трех тысяч рублей на первые расходы, но обратно он уже не вернулся.

Также в стиле северного барокко работал и Доменико Андреа Треззини, трудившийся в России с 1703 года, ставший первым архитектором Санкт-Петербурга и заложивший основы европейской школы в русской архитектуре. По проектам Треззини были созданы Кронштадт и Александро-Невская лавра, начата перестройка Петропавловской крепости, выполнена часть планировки Васильевского острова, выстроены Летний дворец Петра I в Летнем саду и т. д.

Также при Петре I в Россию был приглашен итальянский литейщик из металла и скульптор Карло Бартоломео Растрелли, родившийся в 1675 году и проживавший в Париже. В 1715 году он подписал договор, что обязуется служить русскому царю: лить пушки, создавать статуи, строить дома, придумывать разные машины для театра. В конце марта 1716 года семейство Растрелли прибыло на берега Невы. Петр I отдал повеление, чтобы приезжие «времени даром не теряли и даром не жили», а посему Карло Бартоломео и его сын Франческо Бартоломео чуть ли не на следующий день приступили к работе.

Первыми скульптурными произведениями, исполненными в Петербурге Растрелли-отцом, были бронзовые фигуры на мотивы басен Эзопа; они были расставлены на левом берегу Невы и были впоследствии подарены Екатериной II графу Остерману и И.И. Бецкому, которые приказали их перелить. Таким образом, они были уничтожены. Не сохранились и бронзовый бюст Сергея Бухвостова («первого русского солдата», первого, кто в 1683 году записался в потешный Преображенский полк), отлитый Растрелли по приказанию Петра Великого, и свинцовые статуи, украшавшие собой аллеи и фонтаны Летнего и Петергофского садов. Из скульптур Карло Бартоломео Растрелли до нас дошли только бронзовый бюст Петра, хранящийся в так называемой Аполлоновой зале Зимнего дворца, статуя этого государя верхом на коне, барельефы петровского монумента на площади перед Инженерным замком и бронзовая статуя императрицы Анны Иоанновны в сопровождении пажа, недавно переданная в музей императора Александра III.

Через пять десятилетий Франческо Бартоломео Растрелли, родившийся в 1700 году, став знаменитым русским архитектором, составил перечень своих творений. Не стесняясь, он приписал себе и все те, где был только помощником отца, умершего примерно в 1744 году. На самом деле за первые двадцать лет жизни в России он построил самостоятельно только один дворец в Петербурге: для молдавского князя Дмитрия Кантемира. Но уже эта работа принесла ему успех.

Растрелли-сын по восшествии на престол Екатерины I получил позволение отправиться для довершения его образования за границу. Отсутствие молодого Растрелли в России продолжалось около пяти лет.

Новая русская императрица Анна Иоанновна повелела отцу и сыну Растрелли возвести для нее зимний дом в Московском Кремле и летний в Лефортове (1713), а также Зимний дворец в Петербурге (1733). Увы, ни один из них не дожил до наших дней.

Дворцы так понравились государыне и ее окружению, что фаворит императрицы герцог Эрнст Бирон пожелал, чтобы Франческо Бартоломео Растрелли спешно возвел для него два дворца в Курляндии. За эту работу архитектору в 1738 году было пожаловано звание обер-архитектора императорского двора с ежегодным жалованьем в 600 рублей.

Однако, не успев завершить отделку курляндских дворцов, Растрелли вынужден был спешно вернуться в Петербург. Новая правительница Анна Леопольдовна вознамерилась иметь свой Летний дворец на том месте, где теперь высится Михайловский замок. Строить его было доверено Франческо Бартоломео Растрелли, жалованье которого возросло до 1200 рублей в год. Только успели заложить фундамент, как власть в России опять переменилась. Императрицей стала Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Ее приближенные, конечно, не захотели признать архитектора, ходившего недавно в любимцах всем ненавистного Бирона. Растрелли собрался было уезжать, но…

Веселая императрица жаждала иметь новые роскошные дворцы, и построить их мог только Растрелли с его неуемной фантазией.

Создание нового дворца в Петергофе началось в 1747 году и завершилось в 1752 году. Еще полным ходом шли работы в Петергофе, а нетерпеливая императрица уже пожелала, чтобы обер-архитектор срочно принял участие в перестройке старого дворца в Царском Селе. Пять лет трудился Растрелли над этой самой роскошной загородной резиденцией русских царей, а его стиль после этого получил название «растреллиевское барокко». Он очень быстро стал модным, и петербургские вельможи буквально замучили обер-архитектора своими заказами. До наших дней сохранились дворец канцлера графа М.И. Воронцова на Садовой улице (1749) и дворец графов Строгановых на Невском (1753). В эти же годы Растрелли принялся за чертежи дворца для императрицы в Стрельне, возвел небольшой дворец на Средней Рогатке, создал проект нового Зимнего дворца, наблюдал за работами в Царском Селе и в Смольном монастыре, как стали называть женскую обитель по расположенному рядом с ней Смоляному двору.

Смольный монастырь, заложенный в 1749 году, можно считать одним из самых замечательных созданий Растрелли. Вчерне он был отстроен до 1755 года, но потом работы были отложены на неопределенное время: деньги понадобились на войну с Пруссией и для строительства нового Зимнего дворца.

Дворец заложили в 1753 году на месте прежнего, времен Анны Иоанновны, и прилегающих зданий. Последнее и самое грандиозное творение Растрелли представляет четыре больших квадратных объема по углам, соединенным широкими галереями. Внутри – свыше тысячи нарядных помещений. Дворец стал главной доминантой в городе, и не случайно более ста лет запрещалось возводить здания выше Зимнего дворца. За него Растрелли был награжден званием генерал-майора и орденом Святой Анны.

В январе 1771 года Франческо Бартоломео Растрелли был принят в члены Петербургской академии художеств.

А в апреле того же года он скончался. Следы его могилы затерялись. В 1923 году площадь в Петербурге перед Смольным монастырем назвали площадью Растрелли.

При Екатерине II в России появилась новая волна итальянских архитекторов, скульпторов и художников, призванных для строительства и украшения Санкт-Петербурга и Москвы. Первым был Антонио Ринальди, построивший несколько дворцов в Ораниенбауме и Санкт-Петербурге. Потом прибыл Джакомо Кваренги, ставший любимым архитектором русской императрицы. Он родился в селении Рота Фуори (провинция Бергамо) в 1744 году, учился живописи и архитектуре в Бергамо и Риме. Наиболее значительной из работ, выполненных Кваренги на родине, было обновление церкви Санта-Сколастика в Субиако близ Рима. Когда ему предложили поступить на службу в Россию, он согласился почти сразу. В январе 1780 года зодчий приехал в Москву.

В Москве Екатерина поручила Кваренги составить проект Гостиного Двора в границах большого квартала неправильной формы, в пределах улиц Ильинка и Варварка. Кстати, храм Святой Варвары, покровительницы торговли, тоже был построен итальянцем – Алевизом Фрязиным (Алоизио да Каркано). Кваренги создал превосходный проект.

Второе здание этого мастера в Москве – Странноприимный дом графа Н.П. Шереметева (ныне здесь расположен музей медицины Института скорой помощи им. Склифосовского).

Кроме того, Джакомо Кваренги – автор зданий Академии наук, Ассигнационного банка, Эрмитажного театра, Обуховской больницы, Екатерининского и Смольного институтов, Конногвардейского манежа в Санкт-Петербурге, а также дворцовых загородных построек – Английского дворца в Петергофе и Александровского дворца в Царском Селе.

Кваренги работал при трех российских императорах. В 1814 году он получил российское дворянство и орден Святого Владимира 1-й степени. Умер он в Санкт-Петербурге в 1817 году, а 150 лет спустя его прах был перенесен с Волковского кладбища в некрополь Александро-Невской лавры.

За Кваренги последовали Джакомо Тромбара, Антонио Порто и Доменико Жилярди. В русской провинции работали итальянцы Иоганн Манфрини (собор в Мышкине) и Джакомо Маричелли (колокольни в Шуе и Лежневе), на Украине – Джорджио Торичелли.

В первой трети XIX века все чаще стали встречаться архитекторы из обрусевших итальянских семей, давно осевших в России. К ним прежде всего можно отнести Джузеппе Бова, родившегося в 1784 году в Петербурге и известного у нас как Осип Иванович Бове.

Этот талантливый архитектор родился в семье неаполитанского художника Джованни Бова, приехавшего в Россию в 1782 году для работы в Эрмитаже. Данное мальчику при крещении имя Джузеппе позднее было переделано на русский манер в имя Осип, а имя отца трансформировалось в отчество Иванович. Вскоре после рождения ребенка семья переехала в Москву, и именно реконструкция этого города после пожара 1812 года прославила архитектора О.И. Бове, ученика знаменитого русского зодчего М.Ф. Казакова.

Во время Отечественной войны 1812 года О.И. Бове участвовал в ополчении, а потом возвратился на городскую службу. Для восстановления сожженной французами Москвы была создана специальная комиссия, в которую вошел и О.И. Бове, назначенный ответственным за центральные районы города: Тверскую, Арбатскую, Пресненскую и Новинскую его части. В 1814 году О.И. Бове стал главным архитектором «фасадической части», надзирающим за проектами и их «производством в точности по прожектированным линиям, а также выдаваемым планам и фасадам». На этом посту архитектор сумел обновить облик древней столицы, и сделал он это с новым для Москвы размахом и по единому стилистическому замыслу.

Прежде всего им были построены торговые ряды напротив Кремля (ныне они не сохранились), проведена реконструкция Красной площади, снесены земляные укрепления вокруг Кремля и засыпан ров, разбит Кремлевский (Александровский) сад.

В 1816 году О.И. Бове получил почетное звание от совета Петербургской академии художеств и женился на княгине Авдотье Семеновне Трубецкой.

Под началом О.И. Бове был построен Манеж (1824–1825) и Театральная площадь с Большим театром (1818–1824). Созданные «русским итальянцем» Триумфальные ворота, возведенные у Тверской заставы (1827–1834), были в 1968 году воссозданы близ строившегося тогда монумента Победы на Поклонной горе. Проектами О.И. Бове являются также Градская больница (ныне Городская больница № 1 им. Н.И. Пирогова на Ленинском проспекте), церковь Николая Чудотворца в Котельниках, церковь Большое Вознесение у Никитских ворот, церковь Всех Скорбящих Радости на Большой Ордынке и многие другие объекты как в Москве, так и в Подмосковье.

Умер О.И. Бове в Москве в 1834 году; он похоронен на кладбище Донского монастыря.

Роль О.И. Бове в создании облика Москвы можно сравнить лишь с работой Карла Ивановича Росси (настоящее имя – Карло ди Джованни Росси) в Санкт-Петербурге и его окрестностях.

Этот незаурядный человек родился в 1775 году в Венеции. В пятилетием возрасте он был привезен в Париж, а оттуда в семнадцать лет – в Санкт-Петербург (его мать была известной балериной, приглашенной в Россию).

С юности К.И. Росси был связан с миром искусств, обучался в России у архитектора В.Ф. Бренна, в 1802–1803 годах учился в Италии. В 1816 году он уже был достаточно известным архитектором и получил пост члена Комитета строений и гидравлических работ в Петербурге.

Главными работами К.И. Росси стали Елагин дворец с оранжереей и павильонами (1816–1818), Михайловский дворец, Сенатская площадь со зданиями Сената и Синода (1829–1833), фасад Императорской публичной библиотеки, выходящий на Александрийскую площадь, Марсово поле, павильоны в саду Аничкова дворца, грандиозное здание Главного штаба с Триумфальной аркой, Александринский театр и расположенные за ним здания дирекции театров и Министерства внутренних дел (созданная им бывшая Театральная улица ныне носит имя Зодчего Росси). В Павловске К.И. Росси построил библиотечную галерею при дворце. Одной из последних его построек стала колокольня Юрьевского монастыря близ Новгорода.

Знаменитый архитектор умер от холеры в 1849 году; он был похоронен на Волновом лютеранском кладбище, а потом перезахоронен в некрополе Александро-Невской лавры.

Самым выдающимся итальянским военным в России был Филиппо Маркиони, маркиз Паулуччи, родившийся в Мантуе в 1779 году.

В семнадцатилетнем возрасте этот человек оказался замешан в заговоре, направленном против французских революционных войск, занявших под предводительством генерала Бонапарта Италию. Маркизу пришлось бежать в Австрию, где он поступил на военную службу и дошел до чина полковника.

В 1807 году маркиз Паулуччи попался на глаза русскому императору Александру I, который по достоинству оценил этого деятельного итальянца и пригласил его на русскую службу. Карьера Паулуччи в России также складывалась весьма успешно, он отличился в войне с турками и в 1810 году был произведен в генерал-лейтенанты, а годом позже стал главнокомандующим русскими войсками на Кавказе.

В октябре 1812 года Филипп Осипович (так его звали в России) был назначен военным губернатором Риги и командиром отдельного корпуса. Несмотря на малочисленность своих войск, Паулуччи сумел приостановить наступление на Ригу наполеоновских войск под командованием маршала Макдональда и заставил последнего капитулировать в Мемеле 15 декабря 1812 года.

После войны Ф.О. Паулуччи сумел возвести в Риге около шестисот домов. Когда Александр I приехал в город в 1815 году, он не поверил своим глазам. Он считал, что Рига полностью сожжена, а его встретил совершенно новый, современный город.

В 1819 году в ведение прославленного генерала и администратора вошла вся Эстония, в 1821 году он стал генерал-губернатором Лифляндии и Эстляндии, в 1823 году – псковским генерал-губернатором. В том же году был произведен в генералы от инфантерии.

Ф.О. Паулуччи был решительным и отважным человеком, порой весьма резким в высказываниях. Когда Наполеон напал на Россию в 1812 году, его имения в Италии были конфискованы, однако он никогда не обращался с просьбами о компенсации ущерба.

Когда на престол в России вступил Николай I, Ф.О. Паулуччи вышел в отставку и в 1829 году вернулся в Италию, где командовал Пьемонтской армией, был генерал-губернатором Генуи и главным инспектором войск, а позднее – государственным министром Сардинского королевства. Умер этот «русский итальянец» в Ницце в 1849 году.

Пожалуй, самым знаменитым итальянцем в России в XX веке был Бруно Максимович Понтекорво, родившийся в Тосканском городе Пиза в 1913 году.

В 1929 году он поступил на инженерный факультет Пизанского университета, а в 1931 году был принят на курс физики, читаемый Энрико Ферми в Римском университете. Вскоре Понтекорво стал одним из самых близких (и самым молодым) ассистентом Ферми, а с 1933 года (после окончания университета) он в его группе участвовал в проведении исследований, положивших начало мощному развитию нейтронной физики.

В 1936 году Понтекорво получил премию Министерства национального образования для стажировки за границей и направился во Францию, где работал в лаборатории Ирен и Фредерика Жолио-Кюри, исследуя процессы замедления и захвата нейтронов ядрами.

После начала Второй мировой войны и занятия Парижа немецкими войсками Понтекорво с семьей бежал сначала в Испанию, а затем переехал в США, где работал в нефтяной компании в Оклахоме. Там он разработал геофизический метод исследования нефтяных скважин с помощью источника нейтронов, называемый нейтронный каротаж.

В 1943 году Понтекорво пригласили в Канаду, в лабораторию Чалк-Ривер. Там он участвовал в создании и запуске большого исследовательского реактора на тяжелой воде.

В 1948 году, после получения британского гражданства, Понтекорво был приглашен на работу в Атомный центр в Харуэлле, где он работал в отделе ядерной физики, возглавляемом Эгоном Брехтером.

В 1950 году он возглавил кафедру физики в Ливерпульском университете.

Будучи коммунистом по политическим убеждениям, Понтекорво начал добровольно передавать в СССР информацию об атомной бомбе того типа, которая была взорвана над Нагасаки. 31 августа 1950 года, опасаясь ареста и прервав свой отпуск в Италии, Понтекорво вылетел с женой и детьми в Стокгольм, а на следующий день через Финляндию прибыл в СССР.

В СССР первоначально он жил и работал в обстановке секретности и лишь в 1955 году был рассекречен. С 1950 по 1956 год он работал в Институте ядерных проблем АН СССР, с 1956 года – в Объединенном институте ядерных исследований (Дубна), а с 1961 года – еще и профессором Московского университета.

В 1954 году Понтекорво был удостоен Государственной премии СССР, в 1963 за работы по физике слабых взаимодействий и физике нейтрино ему была присуждена Ленинская премия. С 1964 года он был действительным членом АН СССР, с 1991 года – Российской академии наук.

Умер Бруно Максимович Понтекорво в Дубне в 1993 году. Он был похоронен на протестантском кладбище в Риме, а в Дубне в его честь была названа улица.

Глава вторая Развитие отношений России и Италии в XVIII веке

Сразу же оговоримся: рассказывая об Италии, мы понимаем, что до определенного времени такого государства на карте не существовало. В 1859 году, например, территория нынешней Италии была поделена между Сардинским королевством, Тосканой, Пармой и Моденой, Венецианской областью и Ломбардией (они относились к Австрийской империи), Папской областью и Королевством обеих Сицилий. В апреле 1859 года началась Австро-итало-французская война, в результате которой Сардинское королевство заметно расширилось. В октябре 1860 года к нему присоединилось Королевство обеих Сицилий, и вне будущей Италии остались лишь Рим с окрестностями и Венецианская область. 14 марта 1861 года король Виктор Эммануил принял титул короля объединенной Италии. И лишь 9 октября 1870 года к Италии был присоединен Рим, который вскоре стал столицей единого государства в его нынешних границах.

Таким образом, термины «Италия» и «итальянцы» применительно с событиям, происходившим до октября 1870 года, являются условными и используются лишь для простоты изложения и восприятия материала.

Соответственно, и термин «русские» употребляется здесь в самом широком понимании этого слова: русскими именуются все граждане России и СССР, даже если у них было иное этническое происхождение.

Открытие Черного моря для русского торгового судоходства в результате Русско-турецкой войны 1768–1774 годов повысило для России значимость сближения с итальянскими государствами, однако все попытки установить дипломатические контакты через чрезвычайного и полномочного посла в Вене князя Дмитрия Михайловича Голицына имели весьма скромный успех, и процесс сближения затянулся.

Первой на контакты с Россией пошла Венецианская республика, с которой после длительных переговоров в Лондоне в 1768 году была достигнута договоренность об обмене представителями. Однако прибытие венецианца в Петербург все задерживалось, и тогда, отступив от установленных правил, Россия решила назначить в Венецию своего дипломата в одностороннем порядке. Выбор пал на маркиза Павла Маруцци, грека по происхождению, принадлежавшего к одной из самых богатых фамилий в Венеции, который, находясь на русской дипломатической службе, в то время занимал должность поверенного в делах России на Мальте.

Весной 1769 года он был направлен в Венецию «для остережения и предохранения случающихся тамо наших дел и коммерции». Приняли маркиза в Венеции хорошо, однако венецианское правительство в связи с начавшейся Русско-турецкой войной явно остерегалось предпринимать какие-либо действия, которые могли бы вызвать недовольство Турции.

Неаполитанское королевство, находившееся под властью Австрии, получило самостоятельность в 1734 году. Неаполитанский трон занял сын испанского короля Филиппа V Карл Бурбон, двоюродный брат Людовика XV, который стал называться королем Обеих Сицилий. После смерти отца Карл стал королем Испании и отрекся от неаполитанского трона в пользу своего малолетнего сына Фердинанда, который впоследствии женился на дочери австрийской королевы Марии Терезии, энергичной и умной Марии Каролине. Мария Каролина тут же взяла курс на проведение активной и самостоятельной внешней политики, и это способствовало установлению отношений с Россией.

Первым российским полномочным послом в Неаполе стал граф Андрей Кириллович Разумовский, сын гетмана К.Г. Разумовского, человек необычайно способный, которого, как ни странно, невзлюбила Екатерина II, решившая удалить его подальше от двора, «не лишая при этом ни себя, ни отечества его службы».

В апреле 1777 года А.К. Разумовский выехал к месту своей новой службы, а в Петербург прибыл неаполитанский посол герцог де Сан-Никола, который «говорил по-русски, как русский».

А.К. Разумовский обосновался в Неаполе в конце 1779 года и тотчас вручил Фердинанду IV верительную грамоту, датированную еще 1777 годом. Получив аккредитацию, граф приступил к исполнению своих обязанностей, быстро освоился и приобрел расположение неаполитанского двора.

Однако, несмотря на личные успехи А.К. Разумовского, развитие политических связей между Неаполем и Россией в первые годы после установления дипломатических отношений шло медленно, постоянно наталкиваясь на противодействие Франции и Испании. Фактически можно сказать, что соглашение об установлении дипломатических отношений между Неаполитанским королевством и Россией в первые годы после его подписания оставалось, по сути, формальным актом.

Что касается Великого герцогства Тосканского, то его контакты с Петербургом в течение длительного времени сводились лишь к обмену поздравительными грамотами. В 1737 году Тоскана перестала существовать как самостоятельное политическое образование и перешла под власть герцога Франца Лотарингского, будущего императора Священной Римской империи Франца I.

С 1765 года преемником умершего Франца I стал его сын Леопольд II. При нем торговые отношения между Россией и Тосканой начали развиваться, и было решено учредить пост морского генерального комиссара «во всех итальянских торговых пристанях». На этот пост был определен граф Дмитрий Мочениго, венецианский дворянин, которого за помощь, оказанную им во время Русско-турецкой войны русскому флоту, венецианское правительство, боясь разрыва с Турцией, засадило в темницу, лишив всего имущества. Благодаря заступничеству адмирала Г.А. Спиридова он был освобожден, но ему было запрещено пребывание в пределах Венецианской республики.

Графу Мочениго предписывалось обстоятельно сообщать в Петербург любые сведения, «не упуская ничего такого, что любопытство заслуживать может в течении политических дел как собственно между разными итальянскими областями, так и по сопряжениям их с другими европейскими дворами».

В августе 1776 года граф Мочениго выехал из Петербурга через Вену и в октябре прибыл во Флоренцию. Однако аудиенции с Великим герцогом Тосканским ему добиться не удалось. Граф Мочениго стал настаивать на предоставлении ему дипломатических привилегий и все же добился аудиенции, но лишь в январе 1777 года. После этого он уехал в Пизу, которая стала его постоянным местом пребывания.

После учреждения поста российского поверенного в делах в Генуе по указу от 28 июля 1782 года граф Мочениго также был назначен поверенным в делах России во Флоренции.

В январе 1785 года граф Мочениго был аккредитован в качестве российского полномочного посла, а в августе того же года полномочным послом Тосканы в Петербурге стал находившийся там австрийский дипломат Йоханн Зедделер, что объясняется тем, что Тоскана была владением императора Леопольда II из династии Габсбургов.

С Генуэзской республикой Россия пыталась наладить связи еще в 60-е годы XVIII века, однако Австрия, особенно ревниво относившаяся к усилению России, всячески препятствовала этому. При этом Австрия наравне с Францией, которая являлась главным торговым партнером Генуи, оказывала сильное влияние на политическую ориентацию этой страны. Вена всячески подогревала опасения Генуи по поводу того, что заходы русских кораблей в генуэзский порт могут поставить под угрозу нейтралитет республики. Именно поэтому все попытки России установить с Генуей дипломатические и торговые отношения встречались с крайним недоверием.

И тогда Россия решила в одностороннем порядке добиваться аккредитации в Генуе своих дипломатов.

В результате указом от 21 сентября 1781 года поверенным в делах при Генуэзской республике был назначен капитан 1-го ранга Александр Семенович Мордвинов, сын адмирала С.И. Мордвинова.

А.С. Мордвинову предписывалось получить аккредитацию при Генуэзской республике. В дипломатическом церемониале он должен был соблюдать «все то, что в подобных случаях других коронованных глав аккредитованные лица равного звания там находящиеся наблюдают, не требуя для себя ничего излишнего».

Поверенному в делах рекомендовалось обо всем «примечания достойном» сообщать обстоятельно в Коллегию иностранных дел, не упуская ничего такого, что «в общих или частных делах с соседними или удаленными державами некоторую связь иметь может».

К месту службы А.С. Мордвинов отправился из Петербурга через Варшаву, Вену и Венецию и 1 июля 1782 года прибыл в Геную.

7 июля состоялась аудиенция у дожа, на которой А.С. Мордвинов произнес приветственную речь с выражением «желания всеобщего дружества и взаимной пользы» между двумя государствами. Затем он нанес визиты сенаторам и местной знати.

18 августа 1782 года А.С. Мордвинов информировал Коллегию иностранных дел, со слов статс-секретаря Борелло, о намерении Генуэзской республики направить в Петербург своего полномочного министра, хотя персонально пока никто не назван. К тому времени Генуя уже имела своих министров в Вене, Париже и Мадриде. Вероятно, на позицию Генуи повлияло решение большинства итальянских государств установить дипломатические отношения с Россией. 10 сентября поверенный в делах сообщил о назначении в Петербург в качестве полномочного посланника маркиза Дураццо, представителя одной из знатнейших генуэзских фамилий.

По получении известий об уровне генуэзского представителя в Петербурге, Коллегия иностранных дел, руководствуясь принципом взаимности, решила также повысить А.С. Мордвинова в звании. Так А.С. Мордвинов тоже стал полномочным посланником.

Тем временем в декабре 1782 года стало известно, что назначенный в Петербург маркиз Дураццо по семейным обстоятельствам не сможет выехать в Россию.

12 февраля 1783 года А.С. Мордвинов сообщил о назначении в Петербург полномочным министром маркиза Стефана де Риваролы, который уже в июле месяце отправился к месту службы. По получении известий о выезде Риваролы из Вены в Петербург А.С. Мордвинов вручил дожу 7 октября кредитивную грамоту и «открыл здесь качество свое полномочнаго министра».

Дальнейший ход событий показал, что хотя Генуя и решилась направить в Петербург своего дипломата, однако она вовсе не рассчитывала на его продолжительное пребывание там. По существу, миссия Риваролы свелась к выражению благодарности петербургскому кабинету за назначение в Геную своего представителя. При этом ему было строго-настрого запрещено вступать в обсуждение каких-либо политических и торговых вопросов.

Сардинское королевство, ядро которого составлял Пьемонт с центром в Турине, было образовано в 1720 году. Как и большинство итальянских государств, Сардиния не проявляла инициативы в налаживании связей с Россией, опасаясь негативной реакции со стороны Англии и Франции. В политике же Петербурга в условиях напряженных отношений с Турцией Сардинии придавалось особо важное значение. Однако долгое время все контакты между двумя странами ограничивались лишь обменом поздравительными и известительными грамотами.

Желая прозондировать вопрос о возможности установления дипломатических отношений с Сардинским королевством, Петербург в мае 1770 года принял решение направить в Турин в качестве неофициального лица Алексея Васильевича Нарышкина с целью «изыскать пристойные средства к начатию с тамошним двором секретной и со всеми нужными осторожностями сопряженной негоциации о взаимном назначении министров» (послов).

Этот человек родился в 1742 году, служил в Измайловском полку, был произведен в прапорщики, а в 1764 году из поручиков был пожалован в камер-юнкеры и определен обер-прокурором в Сенат. Теперь в его задачу по прибытии в Турин в качестве «по собственной охоте путешествующаго дворянина» входило выяснить отношение сардинского двора к вопросу установления отношений с Россией.

А.В. Нарышкин прибыл в Турин в январе 1771 года. В соответствии с полученными указаниями он провел ряд встреч и бесед с министрами сардинского правительства, в ходе которых удалось выяснить позицию короля относительно возможности установления двусторонних отношений. Сардиния хотя и сознавала целесообразность союза с Россией, однако в разгар Русско-турецкой войны воздерживалась от каких-либо конкретных шагов в этом направлении. Сардинский король был весьма «привязан к английским интересам», поэтому его министры ограничивались лишь общими рассуждениями о налаживании регулярных отношений с Россией, но дальше этого идти не осмеливались.

Новые шаги к сближению с Сардинией были предприняты Россией в связи с предстоявшим заходом русской эскадры в порты Сардинского королевства на завершающем этапе Русско-турецкой войны. Соответствующий зондаж был проведен по дипломатическим каналам в Англии и Голландии. Сардиния дала согласие на прием русских судов в своих водах. Российскому флоту был оказан достойный прием, который обычно воздавался кораблям дружественных наций. Постепенно Турин пришел к пониманию того, что может извлечь некоторые выгоды от установления политических отношений с Петербургом. Король Виктор Амадей III рассчитывал, в частности, на поддержку России в вопросе расширения своих владений. Теперь уже Сардиния пыталась через частных лиц выяснить возможность установления официальных отношений между двумя странами.

В августе 1782 года стало известно о намерении Сардинии направить в Петербург своего посланника маркиза ди Парелла.

Со своей стороны, Петербург, придавая важное значение учреждению дипломатического поста в Турине, назначил в сентябре 1782 года своим посланником в Сардинии опытного дипломата князя Дмитрия Алексеевича Голицына, друга Вольтера и других французских просветителей, почетного члена Петербургской академии наук, находившегося в то время в качестве полномочного посла в Голландии. Однако вскоре Д.А. Голицын вышел в отставку, и 7 января 1783 года посланником в Турин был назначен князь Николай Борисович Юсупов (будущий директор Эрмитажа и член Государственного совета), прежде выполнявший в Италии отдельные дипломатические поручения.

Н.Б. Юсупову поручалось «недреманным оком охранять интересы» России, «противное оным отвращать», «внушать Сардинскому двору о пользе ближайшего его с Россиею сношения», а также заботиться о благосклонном приеме русских торговых судов и военных эскадр, ежегодно отправляемых в Средиземное море.

Князь Юсупов выехал из Петербурга к месту назначения через Варшаву и Вену и 2 ноября 1783 года прибыл в Турин, где в тот же день нанес визит госсекретарю по иностранным делам графу де Перрону.

4 ноября он встретился с королем Виктором Амадеем III и, получив аккредитацию, приступил к исполнению своих обязанностей.

По-особому складывались отношения между Россией и Папской областью. Как известно, Папское государство зародилось в VIII веке, когда франкский король Пипин Короткий подарил папе территорию бывшего Равеннского экзархата, получившую название Папской области и Святого престола. До объединения Италии в 1870 году столицей Папской области был Рим.

С давних пор Папское государство стремилось распространить свое влияние на православную Россию, большая часть населения которой исповедовала христианство. В частности, в 1472 году Рим предложил царю Ивану III вступить в брак с наследницей византийского престола Софьей Палеолог, тем самым склонив русского государя с помощью этого брака к церковной унии и признанию главенства папы. Однако расчеты католического Рима не оправдались. Софья была принята в Москве как «царственная сирота», которая нашла пристанище в «единственном оплоте православия».

На протяжении веков отношения между Россией и Папской областью носили довольно напряженный характер. В основе политики Папского государства по-прежнему было стремление подчинить себе православную церковь и легализовать свои отношения с теми частями Российской империи, где проживали католики.

Россия же рассматривала Папскую область как обычное светское государство и отказывалась официально признавать на своей территории какую бы то ни было духовную власть и церковную иерархию, которую возглавлял бы папа римский.

В январе 1707 года Петр I направил к папе Клименту XI своего неофициального представителя, генерал-майора и уже известного в то время дипломата князя Бориса Ивановича Куракина, женатого на Ксении Федоровне Лопухиной, родной сестре супруги царя. Он должен был добиться от папы отказа признать Станислава Лещинского польским королем. Кроме того, ему поручалось тщательным образом изучить папский двор, его структуру, состав правительства, именовавшегося Римской курией, направленность и цели его политики и, наконец, провести осторожный зондаж относительно возможного соглашения между двумя государствами при условии ограничения влияния Рима на католическое население России.

Б.И. Куракин пробыл в Риме с апреля по октябрь 1707 года, переговариваясь с папским правительством. Он успел получить ответ только уклончивый: Климент XI не признавал Станислава Лещинского, но отказался высказать это в выражениях столь категорических и определенных, как того желал Петр. Вообще же приемом папы Б.И. Куракин был очень доволен. При этом он все же констатировал, что Римская курия является организацией, использующей религию в качестве политического инструмента, с помощью которого она стремится вмешиваться во внутренние дела России, и это вынудило Петра I отказаться от прежних намерений установить более тесные связи с Папской областью.

Лишь в 1771 году для новых переговоров с папой в Рим был направлен еще один неофициальный представитель России, видный государственный деятель Иван Иванович Шувалов, хорошо знавший иностранные языки. Он должен был исполнить личное поручение императрицы Екатерины II и ходатайствовать перед папой о замене папского нунция в Варшаве в связи с его неблаговидной деятельностью.

После присоединения в 1772 году к России части белорусских земель Екатерина II без согласования с папой римским назначила в ноябре 1773 года епископом Могилевской епархии одного из преданных ей людей Станислава Сестренцевича-Богуша, который фактически стал во главе католической церкви в России. В 1782 году императрица получила согласие папы на назначение Сестренцевича-Богуша архиепископом, и на торжественную церемонию по случаю его возведения в архиепископский сан прибыл посол папы Пия VI Аркетти.

В ноябре 1784 года российскому посланнику в Сардинии Н.Б. Юсупову было предписано отправиться в папскую столицу и добиться согласия Римской курии на пожалование Сестренцевичу-Богушу кардинальского звания, а также признания самостоятельности католической церкви в России. За те полгода, что Н.Б. Юсупов пробыл в Риме, ему удалось лишь частично выполнить свою миссию. Сестренцевичу-Богушу было отказано в сане кардинала под тем предлогом, что он в юности был кальвинистом. Однако римский папа все же согласился на предоставление Сестренцевичу-Богушу некоторой независимости от Рима.

Выступая за расширение торговых связей с итальянскими государствами, Петербург счел необходимым учредить также в Папской области консульство. Кандидатом на эту должность стал итальянский банкир Сантини. В связи с предстоявшим назначением в октябре 1781 года Сантини был принят на русскую службу, а 23 марта 1782 года ему был выдан консульский патент.

Однако в Риме по-прежнему не было российского дипломатического представителя. Заинтересованность в получении достоверной информации из центра католической Европы заставила Петербург обратиться к услугам каноника В. Пинто Полония, который в качестве «наблюдателя», начиная с 1781 года, в течение двадцати лет регулярно и подробно сообщал в Коллегию иностранных дел сведения о церковной политике римских пап, о внутреннем положении Римской курии и взаимоотношениях Святого престола с другими итальянскими государствами. В результате в России были хорошо осведомлены о происходивших там событиях и могли своевременно принимать нужные решения.

В 1797 году на коронацию Павла I прибыл папский посол граф Лоренцо Литта, архиепископ Фивский, и его брат Джулио Литта. Они стали активно вмешиваться в дела управления католической церковью, предъявляя петербургскому кабинету разного рода требования. Русский император попал на какое-то время под их влияние. Этому активно воспротивился глава католического населения России Сестренцевич-Богуш, ставший в 1798 году митрополитом. Лоренцо Литта стал действовать в обход Сестренцевича-Богуша. Кроме того, он даже посмел поспорить с Павлом I о кандидатуре на должность епископа в Каменецке. Результат не заставил себя ждать: по указу императора от 29 апреля 1799 года братья Литта были выдворены из России.

Но даже после выдворения Литта Святой престол не оставлял своих попыток заручиться согласием русской стороны на пребывание в Петербурге папского представителя. Так, в послании Александру I от 27 апреля 1801 года папа Пий VII в очередной раз поднял вопрос о назначении архиепископа делла Дженга послом в Россию. Почти одновременно статс-секретарь Папского государства кардинал Эрколе Консальви, развивая эту мысль в письме вице-канцлеру Н.П. Панину от 11 мая 1801 года, пояснял, что посол папы римского намерен прибыть в Россию с поздравлениями по случаю восшествия на престол Александра I и для обсуждения дел, связанных с проблемами католической церкви. До окончательного решения вопроса о приеме посла Эрколе Консальви ходатайствовал об определении поверенным в делах Святого престола в Петербурге находившегося в то время в России аббата Бенвенути.

В ответном послании Пию VII от 26 августа 1801 года Александр I, говоря о своем желании развивать с Римской курией «отношения дружбы и наилучшего взаимопонимания, которые могут принести взаимную пользу», дал согласие на приезд папского посла в Петербург. Со своей стороны, Н.П. Панин также уведомил кардинала Консальви о согласии петербургского кабинета на назначение Бенвенути поверенным в делах Святого престола и его решении учредить в Риме на правах взаимности

дипломатический пост, назначив российским поверенным в делах находившегося там генконсула В.И. Кассини.

Официальное назначение В.И. Кассини получил по указу от 27 августа 1801 года. Ему поручалось осуществлять посредничество в отношениях католического населения России с римской церковью, а также вести дела, связанные с Мальтийским орденом, покровителем которого был Александр I.

Получив соответствующие инструкции через посланника в Вене А.К. Разумовского, В.И. Кассини 1 апреля 1802 года прибыл в Рим, а 11 апреля вручил статс-секретарю Консальви письмо вице-канцлера А.Б. Куракина о своей аккредитации при Папской области, которое являлось своего рода верительной грамотой.

Глава третья Основные этапы русской эмиграции в Италию

Относительно заметное движение русских в Италию началось лишь в XIX веке. Всего же русскую эмиграцию в эту страну можно разделить на семь основных этапов:

• Первый этап

Первый этап – дореволюционный. Сюда входят все виды эмиграции из царской России: экономическая, политическая, учебная, артистическая и т. д. Количество выходцев из России в Италии не было особенно большим, но зато русская эмиграция всегда отличалась своим качеством (граф Д.П. Бутурлин, семья Демидовых, получивших в Тоскане княжеский титул Сан-Донато, великий русский художник К.П. Брюллов и другие). При этом даже к началу XX века русскоязычное население в Италии не было сплочено в общину, и ничто особо не связывало эмигрантов первой волны с теми, кто приехал в более поздние годы.