Русская Калифорния. С Югом против Севера

Глава 1.

Февраль 1861 года в России этой реальности оказался самым обычным месяцем. Никаким ни «роковым», ни «судьбоносным», ни «переломным». Освобождение крестьян шло уже как шесть лет, постепенно и абсолютно спокойно, «без нервов». Кто хотел выйти из крепостного состояния, – делал заявление на сходе или оповещал старосту или помещика и, здравствуй воля вольная. Правда надела лишался такой свободолюбивый гражданин, оставалось у дома максимум полдесятины огорода, но зато свобода. За шесть лет «ползучего» раскрепощения не было ни одного случая саботажа, «торможения» крестьян в «крепости». Ни одного!!!

То, что Константин Николаевич, несмотря на годы молодые «крутенёк», куда там покойному царю-батюшке Николаю Павловичу, срабатывало прям таки «волшебно». Помещики, за саботаж раскрепощения, убоялись вовсе не петровской палки и плахи, вытащенных «американским» императором из запасников Эрмитажа, а ссылки в «солнечную Якутию» и лишения дворянства по нисходящей – вплоть до внуков-правнуков.

Константин Неистовый из Америки привёз практику коллективной ответственности, поражая в правах целые семейные кланы, наплевав на знатность рода и прошлые заслуги перед державой, что преизрядно нервировало «цвет империи». Но «калифорнийские опричники» не дремали, брали под арест любого, кто оказывался заподозрен в «государственной измене». Константин, вернувшись из дальних странствий, ещё великим князем будучи, уговаривал Николая приравнять расхищение казны к измене Родины. Тогда попытка второго сына императора предотвратить воровство столь оригинальным способом успехом не увенчалась, но когда Александр отказался от трона в пользу младшего брата, «верхушка» напряглась. И, как оказалось, не зря.

Слухи поначалу по России ходили разные, но распускавших язык, что, дескать, сыновья возжелали «царствовать и всем владети» и потому «притравили» зажившегося Николая Павловича, а Александр получил мол, от Константина «в утешение» сто миллионов золотом с калифорнийских и сибирских приисков и польский престол, пресекались жёстко. Три с лишним сотни семей чиновников, офицеров, разночинцев, с детьми, внуками, отправились на вечное поселение на реку Лена. Жалели их уцелевшие страшно. Ведь не карбонариев каких перевёл в ранг государственных крестьян грозный самодержец, а исключительно благонадёжнейших и добропорядочнейших отцов семейств. А что немного у таких отцов-молодцов «к рукам прилипало» – так какая же это измена?

Император Константин в первые же месяцы царствования развязал войну с Северо-Американскими Соединёнными Штатами, объявил всю Россию на военном положении и пользуясь этим, нещадно гнобил казнокрадов и болтунов. Такие неоправданные строгости, в том числе и ограничение выезда за границу, ведь война то шла за океаном, не коснулась ничуть исконной Руси-матушки, пугали сановников до дрожи. Нередко до обмороков и сердечных приступов доходило во время приёмов у государя.

Однако ж романтически настроенная молодёжь, в отличие от присмиревших родителей, рвалась за океан в далёкую и прекрасную Калифорнию, живописные виды коей, продуманный великий князь с 1848 года запечатлевал и отсылал в фотографических картинах в Санкт-Петербург.

И вот новой повод покинуть отчий дом у юных искателей приключений – на сей раз задрались две половинки расколовшейся Америки: Север пошёл против Юга.

Россия высказалась за поддержку отделившихся южных штатов, объявила набор в «Добровольческий корпус» предназначенный к защите Юга, подвергшегося неспровоцированной агрессии негодяев северян. Константин даже простил адмиралов Корнилова, Нахимова и большую группу офицеров Черноморского флота, вздумавших критиковать реформы армии и флота и сосланных чуть ранее в Кондопогу.

Опальные моряки отбыли на американскую войну в качестве волонтёров, то ли надеясь искупить кровью вольнодумство, то ли в чаянии перебраться на жительство в Калифорнию. А может по примеру колонистов поляков – попросить гражданства Конфедерации, там заделаться адмиралами и в награду за подвиги негров получить в услужение и огромные хлопковые плантации…

Деловые люди давно желали вложиться немалыми капиталами в заокеанские губернии, но Константин предпочитал денежных подданных толкать на освоение сибирских просторов. Мол, на Аляске, в Калифорнии и Орегоне, отвоёванном у САСШ по итогам Русско-Американской войны 1855-1857 годов, денег и так хватает – и золотые и серебряные прииски работают без часа простоя.

Даже именным указом создан монетный двор Американского наместничества, где чеканят серебряные рубли и золотые червонцы. Русской Америке не деньги нужны – люди! Потому Российско-Американская компания и держала представительства в половине губерний, бедноту принимая, ссужая денег на переселение.

О несметных богатствах императора и его компаньонов, старообрядцев-аввакумовцев, легенды ходили чище чем о Жар-птице и неразменном рубле. Приехавший на побывку из Калифорнии Николай Васильевич Гоголь, намеревался увезти в Русскую Америку писателей, поэтов, художников и композиторов, дабы те, напитавшись романтикой дальних странствий, воочию увидев необъятные просторы империи Российской, раскинувшейся аж на двух континентах, создали величайшие произведения…

– Александр Михайлович, – канцлер сердито воззрился на суверена из-под очков, – да не хмурьтесь так. Прямо дрожь пробирает, вы словно учитель строгий и суровый. Ну надо вам побывать с визитом в Ричмонде. Понимаете, – ОЧЕНЬ надо. Сам бы с превеликим удовольствием пересёк океан. Но – увы…

– Ваше величество, – Горчаков досадливо поморщился, – столько в Европе дел неразрешённых.

– Полно, канцлер, в прусско-датскую драку мы не полезем. Чёрт с ними с тевтонами, пускай отгрызают кусок от старушки Дании, строят там Кильский канал, или как там его назвать решатся, не суть. Мы промолчим.

– Но, почему? Вы же моряк, генерал-адмирал флота Российского и считаете тот будущий канал чрезвычайно важным для переброски эскадр. Или же приняли решение сделать Пруссию основным союзником? Ваше величество, если я, как канцлер, узнаю об изменении вектора российской политики последним!

– Не горячитесь, Александр Михайлович. Экий вы порох! Поди не раз и не два дрались в Лицее с Александр Сергеичем то? Было дело, признайтесь?

– Ах, Константин Николаевич, всё-то к шуткам сводите.

– Серьёзно, Канцлер. Сейчас совершенно серьёзно. Да, отдать пруссакам Шлезвиг-Гольштейн, значит усилить Берлин. Но тут другое интересно. Представьте, начнёт немчура копать канал, возжелает флот сильный построить, так оно и прекрасно. Во-первых на армию меньше потратятся, а во-вторых сильная Пруссия в сердце Европы, сей факт означает, что Франция будет с нами дружить и дружить. К вашей величайшей радости, мой франкофил!

– Уели старика, ваше величество! Уели.

– Какой же вы старик, Александр Михайлович. Мужчина в самом расцвете сил! Орёл, можно сказать!

– Ваше величество, коль я орёл, то позвольте обратить ваше внимание на моих «орлят».

– А что не так? Старшего, Михаила, отправили в Мехико, пока его в Атланте Мезенцев не пришиб. Уж коль нравятся мексиканки юноше, там есть где добру молодцу разгуляться.

– Вот именно, ваше величество – разгуляться. Опасаюсь я за Михаила, не удержит его в ежовых рукавицах Свиридов.

– Ну уж, Свиридова то назначили в Мехико по вашей протекции.

– Увы, по моей. Дипломат он опытный, за интересы России костьми ляжет. Но с сыном канцлера строжиться не будет.

– Что вы хотите, Александр Михайлович? В Африку старшенького сослать? Так он оттуда невестку чёрную привезёт. И кучу внучат приятных оттенков.

– Ваше величество, а прикрепите Михаила к миссии Гоголя.

– Захотели, чтоб сын совершил кругосветное путешествие? А не вижу препятствий, пускай Александр Михайлович пересечёт Американский континент, Тихий океан, Россию-матушку промчит от Владивостока до Санкт-Петербурга. То-то рассказов будет в столичных салонах по прибытии…

Горчаков и «миссия Гоголя» в составе почти сотни человек (канцлера сопровождала свита в полсотни чиновников министерства иностранных дел) направлялись в Париж, затем в Брест, откуда на пароходе Российской трансатлантической линии доберутся до Норфолка.

Там сейчас должно быть спокойно, вряд ли янки дерзнут напасть на британский флот, они даже к трём английским фрегатам, ставшим в Бостоне, никаких военных мер не предприняли, «уговорив» союзника Конфедерации покинуть порт после начала боевых действий за неделю напряжённых консультаций с Вашингтоном. Хитровыделанные бритты, несмотря на официально заключённый союз с КША, вступать в драку не спешили, лишь указав северянам на нежелательность провокаций против их кораблей. Янки и не провоцировали, дураки они разве? Но хоть Норфолк за Югом остаётся благодаря присутствию там англичан, и на том спасибо. Достаточно сильный флот САСШ на порядок превосходил жалкую пародию на оный у КША, но янки, судя по всему, нервничали и ждали нападения на побережье истоминских орлов. Однако Владимир Иванович, получив наиподробнейшие инструкции на начальный период войны Севера и Юга, геройствовать не спешил, а собрав эскадру в Чарлстоне, «вытягивал» противника подальше от баз.

Пока на море шла «позиционная» война, заключающаяся в раздумьях адмиралов над картами, по линии разграничения вспыхивали ожесточённые схватки.

В этой реальности Юг получил два года на подготовку и использовал их достаточно продуктивно. Закупки стрелкового оружия шли как за деньги, так и «бартером»: англичанам хлопок, а конфедератам винтовки, русским зерно, а конфедератам тульские «константиновки», по сути те же «энфилдки».

Север же, «готовясь к прошедшей войне», столько мониторов понастроил, неуклюжих, чрезмерно перетяжелённых, с малой остойчивостью, что на армию денег не всегда и хватало. Однако русская эскадра в лоб на забронированные «утюги» не попрёт, адмирал Истомин имеет чёткие указания – наседать на неприятеля как свора отменных зверовых лаек на медведя. Нам слава и максимальное число утопленных вражеских «килей» не важны. На этой войне флоту поставлена совершенно конкретная задача: учиться, учиться и учиться. Разумеется, пресекая сообщение между Европой и портами Северо-Американских Соединённых Штатов. Но в эскадренные сражения не ввязываться ни в коем случае! Вот доберутся до Норфолка Нахимов и Корнилов сотоварищи, им и предстоит навербовать дикси и «дать жару» янки, прикрываясь британскими кораблями. А задача Истомина – крейсерство и охрана российских пароходов. «Под шумок» планирую перевезти на североамериканский континент несколько десятков тысяч переселенцев всех званий и возрастов. Молодняк из «Добровольческого корпуса» настроен с первых дней появления в Северной Америке покрыть себя неувядаемой славой на полях сражений. Но предстоит романтикам долгий и тяжёлый марш вдоль размеченной трассы будущей трансконтинентальной железной дороги, прямиком до Сант-Диего, переименованного переселенцами из Царства Польского в Краков-Тихоокеанский. Несколько отрезков пути добровольцы всё же проедут в вагонах, но ноги побить на переходах ещё придётся, да и надо «подмогнуть» со всем энтузиазмом, российским строителям железки, там как раз немало наших артелей из Калифорнии работает, очень уж выгодные подряды, чего денежку упускать? А будущих калифорнийских и орегонских фермеров перекинем до места более комфортабельным маршрутом, через Панамский перешеек.

Почему принято такое, на первый взгляд нелогичное решение? Какой интерес солдатам тысячи миль, ну ладно, вёрст, хотя это в полтора раза больше, маршировать в пыли? Да всё оттого, что генералитет Конфедерации сильно опасается удара в спину от мексиканцев, укрепивших на французские займы армию и жадно поглядывающих на Техас. Потому переход через Техас и Аризону отрядов русской армии чрезвычайно важен в политическом плане. Тут высшая стратегия в дело вмешалась – геополитика! Впрочем, сие слово ЗДЕСЬ ещё «не придумали». Слова не было, но геополитика была, равно как и «обычная» политика.

Президент Северо-Американских Соединённых Штатов Уильям Сьюард, которого даже многие его сторонники считали причастным к убийству Линкольна, человеком был трезвомыслящим и постарался перед нападением на Конфедерацию заручиться поддержкой великих держав. Великобритания и Россия симпатизировали Югу, а вот Франция легко пошла на контакт, не убоявшись возможных «недоразумений» с европейскими «соседями».

Наполеон Третий, не потеряв в Крымской войне сотню тысяч бойцов, настроен был архивоинственно и помимо Вашингтона вёл переговоры с Мехико. В обмен на признание сына, пятилетнего Эжена, королём Мексики, племянник великого корсиканца обещал вернуть в состав королевства Мексика его исконную территорию Техас.

Ну, хоть Калифорнию не обещал у России отжать, и то ладно.

Первые телеграммы от Мезенцева, отправленные из Ричмонда, после начала широкомасштабных боевых действий, прям-таки умоляли «решить с Наполеоном «мексиканский вопрос». Роберт Ли, возглавивший армию КША, имел сведения о намерении армии Мексики при поддержки французского «миротворческого контингента» захватить Остин. Похоже, генерал Ли северян так не боится, как возможного открытия «южного фронта». Так что топать русским добровольцам по техасщине да топать. По «легенде» их задача охранять будущую трансконтинентальную железную дорогу от нападения кавалерии САСШ. И хотя нет там ни рельс пока, ни шпал, ни станций, ни паровозов, нечего разрушать янки, само присутствие российского воинства является фактом, удерживающим горячих латиноамериканцев от свершения необдуманных поступков.

Кстати, через несколько месяцев по тому же маршруту надо запустить «миссию Гоголя», дабы творческая Россия «прониклась» и «разродилась» политически правильными стихами, рассказами и картинами о российской экспансии в Северной Америке.

– Дмитрий Дмитриевич, – позвал я адъютанта, – распорядитесь, чтоб Николай Васильевича с его сподвижниками по экспедиции доставили в Зимний завтра, к трём часам пополудни.

Глава 2.

Огромный пароход «Выборг» подавлял своими размерами. Третий Калифорнийский батальон Добровольческого корпуса ожидал погрузки и гадал – хватит ли мест на 825 человек списочного состава. Ведь помимо людей «Выборг» должен принять имущество батальона, да ещё невесть откуда взявшийся «дополнительный груз» в полторы тысячи лопат, по тысяче ломов и кувалд, полсотни ящиков с подковами, а также гвозди, изрядное количество брёвен и жердей, доски и кирпичи.

– Господа, зачем тащить через океан весь этот хлам, – Арсений Веточкин, вышибленный за неуспеваемость с юридического факультета Петербургского университета, горячо взывал к товарищам по взводу.

– Надо, значит надо, – недовольно откликнулся Семён Ноздреватый, бывший слесарь Путиловского завода, повздоривший с мастером аж до мордобоя и решивший «спастись» от возможной тюрьмы или ссылки на Амур, записавшись в добровольцы, откуда как с Дону – выдачи нет! Сам государь так недавно заявил на всю Россию: мелкие прегрешения, сделанные не по злому умыслу, а в горячке, лучше всего исправляются служением Отечеству в Добровольческом корпусе.

– И кирпичи? – Веточкин театрально указал на приличный «кубик» красно-бурых параллелепипедов, перемещённых почти на версту силами батальона, растянувшегося ради такого трудового подвига в цепочку от флотского склада до причала. – Нет, я понимаю доски, будем на месте строить фургоны, чтоб не зависеть в мелочах от конфедератов, ломы и лопаты – окапываться на позициях, но кирпичи?

– Не твоего ума дела, – кряжистый, в годах моряк, подошёл к отдыхающим добровольцам, – сей момент будьте готовы начать погрузку. На «Выборг» отправляйте самых толковых, чтоб каждый кирпичик, каждую досочку, уложили в трюмах как положено, матросы проследят и принайтуют, как положено. Что во время шторма всё лежало, как положено.

– А как положено? – Семёнов, отставной унтер-офицер, назначенный командовать взводом, гордился своей «офицерской» должностью и решил показать, что здесь он самый главный, среди сухопутных, разумеется. Вообще в Добровольческом корпусе с чинами-званиями творился настоящий бардак. Взводными назначались мало-мальски знакомые с армейской службой люди, даже не всегда унтера, хватало и отставных солдат. Ротами командовали, как правило, отставные офицеры, решившиеся «вспомнить молодость», от поручика до капитана включительно, а батальонными командирами становились подполковники, реже полковники. Первым же батальоном вовсе командовал отчаянный капитан Маслов, поучаствовавший в Русско-Американской войне, лишившийся глаза, но подавший прошение на высочайшее имя с просьбой вернуть в строй.

Император лично принял ветерана и указал дать Маслову батальон. В корпусе шептались, что ждут «капитана Копейкина» полковничьи погоны, как только добровольцы ступят на землю американскую.

– А положено быть морскому порядку, каждая вещь имеет своё место и в шторм по трюму не балабохается. Я как есть боцман «Выборга», за малейшую оплошность спрошу по всей строгости. Иная крупа сухопутная по незнанию так навалит груз, что ужас берёт за душу – случится крен парохода на волне и амба!

– Так ты бо-о-о-оцман, – расслабился Семёнов, – а нашивок, что у нашего полковника.

– На переходе нет полковников и генералов, все вы пассажиры. Командир «Выборга» власть на борту имеет наивысшую. Только государю-императору подчиняется, согласно Морского Устава!

– Ладно, боцман, не бухти. Считай, поняли пассажиры важность правильной укладки кирпича. Командуй!

Не прошло и получаса с начала погрузки, как к месту швартовки «Выборга» подкатило несколько экипажей из которых высыпали здоровые и хмурые гвардейцы, сразу же ломанувшиеся по трапам на пароход, четверо остались у кучи батальонного имущества, ещё не переместившегося в вместительные трюмы океанского лайнера.

– Финляндцы, – ахнул запарившийся Веточкин, – государь сейчас явится, точно говорю!

– А почему финляндцы, они же все русские в полку, – вопросил длинный и нескладный, сбежавший от несчастной безответной любви «на кровавые поля сражений» Владимир Жердёв, – Арсюха, ты ж жил там с отцом, поди знаешь. Говорят, изрядно финнов на каторгу угнали после убийства царского брата.

– Володя, язык придержи, – Веточкин старался казаться солидным и немногословным, получалось так себе. А что вы хотите с такой-то фамилией и субтильным сложением.

Подкатившие через пять минут три совершенно одинаковые кареты, различить которые можно было только по масти крупных, лоснящихся лошадей, споро тянущих тяжеленные, обитые стальными листами повозки. Император ехал в последней. Арсений не выдержал роль взрослого молчуна и рассказал товарищам по оружию, что безопасности ради Константин постоянно перемещается из кареты в карету, дабы запутать бомбистов, убивших младшего брата государя – великого князя Михаила Николаевича. Оказалось, что убийцу царского брата направляли финские революционеры, жаждущие создать независимую страну Суоми и разломать, утопить Санкт-Петербург в Балтийском море. Семейство Веточкиных на всю жизнь запомнило, как гвардия, дивизия морской пехоты Балтфлота и кавалерийские части Петербургского гарнизона без огласки в газетах вошли в великое княжество Финляндское, взяли под охрану семьи российских чиновников и произвели аресты злоумышленников и им сочувствующих. Несколько тысяч отъявленных финских революционеров было схвачено и отправлено на каторжные работы по прокладке железнодорожных путей до Архангельска. В России об этом говорили весьма осторожно, опасаясь царского гнева, но, якобы Константин Николаевич приказал «стереть чухонцев в пыль» за брата, чтоб ни один не выжил. По иронии судьбы государь с юных лет шефствовал над лейб-гвардии Финляндским полком и именно с доблестными финляндцами основывал Владивосток, утверждал Россию по Амуру, брал на шпагу Калифорнию. Да, такие вот дела. А в великое княжество недавно перевели особым указом три полка с Дона, получившие из личных царских средств огромные подъёмные. Финские кораблестроители, однакож продолжали трудиться на благо империи, пароход «Выборг» строился в том числе и мастеровыми шведско-финского происхождения.

– Не разломится в океане посудина? Вдруг со зла за заарестованных родственников недоделку какую оставили финны?

– Не должна, – Арсению понравился испуг кригскамрадов, в большинстве своём море увидевших после зачисления в Добровольческий корпус, – проверка идёт суровая и если кого уличат во вредительстве, сразу каторга и всей семье ехать вместе с хозяином туда, где Макар телят гонял…

– Понятно, почему нам оружие не выдали здесь, сказали, только в Америки винтовки получим. Ждали государя, а вдруг кто пальнёт…

Волонтёры проходили необычайно краткое обучение воинскому ремеслу, кто месяц, кто три, а последние и вовсе две недели. Изучали устройство «константиновки», револьвера Кольта, практиковались в сборке-разборке, штыковом бое, умении окапываться и наступать редкими цепями. Пару раз выступал боевой капитан Маслов, увлекательно рассказывавший о стычках с отрядами американских рейнджеров, о засадах, когда из укрытия за пару минут расстреливался вражеский эскадрон и о важности иметь каждому солдату пакеты для перевязки ран и уметь повязки быстро накладывать.

Батальонный командир подполковник Михеев, не выдержавший жизни на пенсии, успел в последние пять лет службы изрядно погонять китайцев и маньчжуров, служа в Амурском корпусе. Слегка припадающий на левую ногу офицер пользовался тросточкой и запросто, как старый знакомец, держался с государем, не тянулся во фрунт, оживлённо размахивал руками, указуя то на тушу «Выборга», то на кучи незагруженного батальонного имущества. Константин кивал, видимо соглашаясь с энергичным подполковником, а после жестом подозвал бравого моряка в белоснежном кителе, вроде командира парохода и долго его о чём-то расспрашивал.

Уехал император также внезапно, как и приехал. Казалось, только что разговаривал с Михеевым, а вот уже садится в карету, а из «Выборга» как тараканы из под газеты выбегают гвардейцы-охранники.

– Враль ты отменный, Арсюха, – Семёнов добродушно рассмеялся, – царь в ту карету сел в которой и приехал.

– А ну за работу, негры, солнце ещё высоко, – весело прикрикнул на зазевавшихся подчинённых командир батальона.

– Ваше высокоблагородие, дозвольте поинтересоваться, – получив одобрительный кивок (в Корпусе отношения офицеров и солдат изначально устанавливались куда как более демократичные, чем в армии) Веточкин продолжил, – правда в газетах пишут, северная армия составила несколько полков из негров?

– Раз в газетах пишут, значит, правда. Запомни, воин, вражеские газеты всё врут, а в наших исключительно правду печатают. Про негров самому интересно, читал в «Ведомостях» о формировании двадцати батальонов из чернокожих, но пока, как слышал, только три или четыре создано и показали себя африканцы в стычках не очень. Только что его величество рассказал последние заокеанские новости, генерал Конфедерации Борегар в штате Кентукки вдвое меньшими силами расколотил корпус северян, благодаря тому, что на фланге у янки стояла бригада негров, которая не выдержала удара небольших сил кавалерии конфедератов. Как было плантаторам отступить? Увидели против себя чёрных и… ударили, смяли, порубали, постреляли, сколько смогли. В плен не брали. Для южан негр с оружием – вне закона.

– Простите, господин подполковник, – Арсений попытался изобразить строевую стойку, – а почему государь не собрал батальон, не произнёс речь.

– Да не тянись, вольнопёр, – добродушно хохотнул Михеев, – ещё настоишься во фрунт. Такие дела ребята, – Константин Николаевич нашему батальону дал особое задание. Если прочие три батальона сразу направляются пароходами в Мексиканский залив, в Техас и далее марш-марш на Калифорнию, то мы прикомандированы к российскому посольству в Ричмонде. Мало ли – прорвут северяне фронт, там до столицы то всего ничего, один рывок, и придётся дипломатов выручать. А потому, кто на коне держаться не горазд, смазывайте заранее задницы – переходим из пехоты в драгуны, лошадки в Норфолке нас уже ждут, сейчас подвезут две тысячи револьверов, по два на каждого, плюсом к винтовке. Ну и шашки подвезут вместе с кольтами. Смотрите, не покалечьте друг друга по дури.

– Мы же не казаки, есть такие, кто к коню подойти боится. Опозоримся перед американцами.

– Нашёл о чём переживать, эх, молодо-зелено. Едешь за океан умирать и боишься оказаться смешон в глазах тамошних барышень, сидя на лошади как собака на заборе? Ничего, обвыкнетесь. Я так его величеству и сказал – если батальон сформирован и готов к отправке, менять одних на других, пусть и лучших стрелков и кавалеристов считаю неправильным. Наловчитесь и шашками махать и гарцевать что твой Денис Давыдов.

– И что государь?

– А что государь? Согласился, говорит, если б задумали показуху учинять, то можно под видом добровольцев отправить и кавалергардов и преображенцев. Но поскольку в Корпус записались люди, искренне желающие послужить интересам Отечества в краях дальних, несправедливо в последний момент производить перетасовки. Правда, просил его величество подтянуть боевую подготовку и хоть немного по плацу вас погонять, ведь маршировкой совсем не занимались, а придётся в Ричмонде почётные караулы выставлять. Ну да ладно, решим сей вопрос, решим. Помнится, когда Владивосток с его величеством, в те времена великим князем закладывали, про плац и парады вообще не думали – баньку бы поскорее срубить да казарму успеть до больших морозов. Так, поговорили и за работу – вон, похоже, из флотского арсенала револьверы везут, пойду принимать…

Пока личный состав третьего батальона Добровольческого корпуса под присмотром взводных с развесёлым мат-перематом забивал трюмы «Выборга», подполковник Михеев двинулся, сильнее обычного опираясь на трость, к соседнему причалу, где готовился в отправке в КША первый батальон Корпуса. Капитан Маслов, завидев коллегу поспешил сократить путь товарищу и забыв о солидности пробежал с полсотни шагов, затем картинно перешёл на строевой и изящно откозырял, приветствуя старшего по званию.

– Брось Пётр Тихонович, не на Марсовом поле. К тебе государь заезжал?

– Так точно, Василий Васильевич, уделил время, уважил.

– И что думаешь? Наверняка с тобой Константин Николаевич о том же говорил, я не касаюсь задач батальонам.

– Непросто придётся, Василий Васильевич. И тебе в Виргинии, и нам в Техасе и Калифорнии. Если уже сейчас, по прошествии всего пары месяцев с начала военных действий у Конфедерации страшнейший недостаток вооружения, то что случится через полгода?

– Да уж. Когда его величество приказал принять в догруз не только револьверы и шашки, но и тысячу «константиновок» с боеприпасом, сразу почуял – неладно дело. Мы же как рассчитывали: прибудем в Норфолк, там со складов Российско-Американской Компании и получим винтовки. Ан нет, не осталось ничего – всё выгребли конфедераты. Интересная штука выходит, – везём людей умирать за их интересы, да ещё оружие и патроны за наш счёт.

– Погоди, провизию закупать будем, попомни мои слова. Нам в Калифорнии полегче придётся, а твоим орлам в Виргинии ушами не хлопать – иначе объедят союзники.

– Даже так?

– А вот увидишь, Василий Васильевич. Южане лучшие земли отдают под хлопок, все силы на «белое золото» бросают. Вроде со стороны большое поместье, а зерна да овощей да мяса производят только чтоб самим прокормиться. На Юге считается неудачником тот, кто выращивает продовольствие на продажу. Дескать, аристократы продают благородный хлопок, а фермерская нищета – зерно и мясо. Может, я излишне грубо говорю, но суть именно такова, уж поверь, Василий Васильевич. Не зря всё что везли на пароходах через океан в Кронштадт, выращивалось фермерскими хозяйствами. А теперь Правительство Конфедерации вывоз продовольствия запретило. Посчитали в Ричмонде аппетиты армии, посчитали и ужаснулись.

– Выкрутятся, уменьшат посевы хлопка…

– Ага, а на что закупать станут оружие и корабли? Англичане в долг торговать не будут. Югу нужен хлопок, значит урежут солдатскую пайку. А «Русский легион» предложат обеспечивать России. Так будет, господин подполковник, я американцев изучил, когда полгода в плену провёл в Новом Орлеане, а потом в Атланте.

– Тяжело пришлось?

– В плену то? Да нет, обращались прекрасно. Я ж офицер, схвачен в беспамятном состоянии, глаз вытек опять же, раненый герой в плену на чужбине. Да ещё приврал от скуки, что отпрыск побочной ветви знатного рода графов Масловых, так едва не женили.

– Да ну!

– Вот те крест, Василий Васильевич!

– Богатую невесту хоть сватали?

– Не приценивался, но вряд ли приданое завидное получил бы. Всё-таки Мари-Анна старшая дочка, при пяти младших сестрах и братьях. Родители поди и старались выдать девицу за знатного «русского Циклопа» чтоб остальных сестрёнок поскорее пристроить.

– И чем дело кончилось.

– Да ничем. Воздыхатель Мари-Анны, юноша бедный, но впечатлительный, решился меня извести, вызвал на дуэль.

– Ого!

– Ага. Скандалище вышел знатный, я же раненый, в плену. Не по джентльменски так поступать, не по правилам Юга. Мальчонку быстро выпнули в действующую армию, где он и погиб вскоре. А меня в Атланту отправили, но там труднее пришлось, чем в Новом Орлеане.

– Это почему такое различие?

– О, к турчаниновцам на Юге особое отношение, я ж у генерала эскадроном командовал, а Николай Гаврилович подловил кавалерийскую бригаду Джорджии и вырубил подчистую. Меня когда спрашивали про участие в битве у Каменной Пади, отвечал честно – был, рубил. Ну, южане зубами поскрипят, раскланяются – к пленному врагу какие могут быть вопросы. Я в доме доктора жил, на правах гостя. Но в то же время как бы и под домашним арестом. Вечерами ходили в тамошний клуб, – картишки, виски. Сами джентльмены, не отнять – вежливые, чопорные, а почти у каждого сын или племянник русскими убиты. Были семьи, где по три-четыре погибших враз.

– Скажи, как участник события, Пётр Тихонович, как получилось, что тогда. у Каменной Пади, Турчанинов меньшим числом выкосил лучшую кавалерийскую часть армии единых САСШ?

– Э, господин подполковник, этот вопрос, кто только не задавал. И американцев интересовало мнение врага, а когда по заключении перемирия его величество затребовал пленных в Петербург и засадил за отчёты – страшно вспомнить, сколько бумаги исписали. До мельчайших подробностей: как воевали, как в плен попали, про устройство жизни в городах, где довелось дожидаться мира и обмена, сильные и слабые стороны нашей армии и противника.

– А всё-таки, как удалась та виктория? В патронах подмоченных дело?

– Не читай американских газет. Василий Васильевич, – капитан расхохотался, – про патроны придумали, чтоб как-то оправдать разгром. Тебе скажу, не выдашь военную тайну? Когда две лавы сошлись, мы, как водится, шашки наголо, а они – с револьверами. Видно за индейцев русских кавалеристов посчитали. Помнишь же: русские белые рабы, отсталая страна и прочее? И когда столкнулись и перемешались, начался ближний бой, растерялись южане, не могли взять на мушку противника, а палить наобум – так сразу за казаком маячит брат или знакомый, промажешь и в своего попадёшь. И пока такая заминка случилась, наши не оплошали, посекли сопляков как лозу на учениях! Я троих завалил. Пять минут и нет красы и гордости штата Джорджия! А подмоченные патроны – ну как можно такое писать? Южные джентльмены на войну собирались за свой счёт. И оружие, и боеприпасы каждый самостоятельно покупал, не из одной партии те патроны были…

«Выборг» оказался надёжным, добротно «скроенным» пароходом и испытание океаном выдержал успешно. Лейтенант Сазонов, когда стали на якорь в Норфолке, доложился встречавшему караван из двух пароходов и двух военных клиперов послу Российской империи в Конфедеративных Штатах Америки гвардии генерал-майору Мезенцеву и отпросился в каюту отсыпаться.

– Помотало, поболтало? – Мезенцев кивнул на уходящего лейтенанта, – даже флотского, вижу, проняло.

– Нет, ваше превосходительство, дошли вполне хорошо, пару дней поштормило, но это и к лучшему, командир парохода убедился в прочности судна. Он на мостике считай, весь переход дневал и ночевал, переживал – первый рейс всё-таки.

– Понятно. А как разместились, удобно? Пароход новой океанской серии, скоро такие как «Выборг» повезут переселенцев в Русскую Америку, сотнями, а понадобится и тысячу за рейс доставят.

– Тесновато, но терпимо. Офицеры по четверо в каютах, рядовые по 8-12 человек. Кормили хорошо, кухня на судне оборудована просто изумительно.

– Камбуз.

– Что? Ах, да, камбуз! Больных на переходе не было, морская болезнь не в счёт. Сейчас выгрузим имущество батальона и готовы приступить к несению службы.

– Скажите, подполковник, мы раньше не встречались?

– Наверняка. Я участвовал в особой экспедиции его высочества Константина Николаевича, но в число «калифорнийцев» не попал, остался на Амуре, где и служил до комиссования по ранению.

– То-то лицо знакомое. Да, было время славное, – «амурцы», «калифорнийцы», «сахалинцы». Теперь, говорят, «японцы» появились, северную часть Хоккайдо осваивают.

– Есть такое дело, ваше превосходительство. И русские в Японии и самураи на службе России, у графа Муравьёва-Маньчжурского.

– К чёрту официоз, Василий Васильевич, коль оба мы «птенцы гнезда Константинова», надо встречу отметить – нечасто с боевым товарищем жизнь сталкивает, да ещё после стольких лет.

Вечером того же дня, 5 мая 1861 года за графином местного вина Мезенцев вводил Михеева в курс дел на североамериканском континенте.

За неполные три месяца с начала боевых действий ни Юг ни Север не предприняли решительного наступления с целью покончить войну одним решительным ударом. Причиной такой сверхосторожности, по мнению генерала и дипломата, послужил опыт недавней русско-американской войны. Страшась прорыва вражеской кавалерии в глубокий тыл, по линии разграничения САСШ и КША каждая из сторон начала возводить на наиболее опасных участках что-то вроде русских «засечных полос», втыкая колья, роя волчьи ямы, устраивая цепь фортов. Сразу же после сецессии южных штатов генерал Ли проломил сопротивление Президента и Сената Конфедерации и ценой огромного напряжения сил и нервов обустроил приличную линию укреплений от побережья, севернее Ричмонда и по линии границы до Луисвилла, ставшего ключевым опорным пунктом армии КША. Ошибкой Уильяма Сьюарда стало объявление о призыве на военную службу в армию САСШ негров, что окончательно отвратило жителей штата Кентукки от «продажных вашингтонских политиканов». В ответ все белые мужчины штата от 15 до 65 лет записались в ополчение а «лояльных» негров бросили на строительство фортов. Русские офицеры, возводившие в Калифорнии «линию Константина» дали немало полезных советов по усилению эффективности оборонительных сооружений и старые пушки времён войны за независимость встали на наиболее угрожаемых участках с единственной задачей – принять «на картечь» колонны наступающего неприятеля.

Однако ж, янки не спешили очертя голову штурмовать Ричмонд и бросать кавкорпуса в прорыв и далее во вражеский тыл. Лучшие части составили «Армию побережья» предназначенную к отражению десантов, чтобы не повторилась история прошлой войны с уничтожением Бостона. А сейчас русский флот может перебросить одновременно 20-30 тысяч конфедератов и с этим необходимо считаться.

Первые же бои показали превосходство армии Юга в воинской выучке, а боевой дух и заряженность на победу у дикси были гораздо выше нежели чем у «лавочников и бродяг» Севера. Однако и потери среди «джентльменов», напоказ, не кланяясь пулям, идущих в атаку, зашкаливали. Какие перебежки, или, не дай Бог, переползания под огнём. Нет!

Молодые офицеры гордо шли впереди взводов и погибали первыми, приказы командиров полков о «правильном» ведении войны отметались как бурчание стариков, и бравада, игра со смертью продолжались. Из пяти тысяч погибших в два первых месяца войны конфедератов, семьсот офицеров, практически все – юные лейтенанты, не пережившие свой первый бой.

– Да, Андрей Дмитриевич, если перефразировать песню его величества, про кавалергардов, век которых недолог, получается – «конфедерата век недолог». Ненадолго хватит союзников, если так продолжат класть офицерские кадры.

– Я разговаривал по этому поводу и с Президентом КША и с генералом Ли. Они всё прекрасно понимают, но переломить дурные традиции чрезвычайно тяжело. Вспомните, как нас учил государь: «Невелика доблесть, показушно геройствуя, без всякой пользы, картинно погибнуть за Отечество. Уничтожить врага Отечества. Неважно, каким способом – честным ли, бесчестным, вот наивысшая доблесть солдата. А все грехи, переживания и сомнения, я беру на себя».

– Точно, это когда Константин Николаевич в Америку уезжал, с гарнизоном Владивостока прощался, говорил такое.

– Ну, я тогда уже в Калифорнии обживался. Но эту фразу его величество частенько повторяет, распекая лихих подпоручиков и мичманов.

Офицеры рассмеялись…

Батальон Михеева был придан посольству России для охраны дипломатической миссии, что вызвало ропот у романтически настроенных добровольцев, желающих как можно скорее свершить геройский подвиг на поле брани о котором напишут американские газеты, а российские непременно перепечатают. Впрочем, репортёры «Петербургских ведомостей» Семиреченко и Копытов прибыли в Новый Свет чуть раньше, вместе с «черноморскими отставниками» и уже разразились серией очерков о контр-адмиралах флота КША Нахимове и Корнилове. Но несмотря на громкие имена Конфедерация на морях всецело зависело от поддержки флота Великобритании, прикрывающей гавани Юга своими стационарами. Северяне не обостряли ситуацию и в первые недели войны демонстративно не приближались к главной военно-морской базе КША, дабы не спровоцировать британцев на активные действия. По мнению Мезенцева между Вашингтоном и Лондоном достигнута негласная договорённость – янки не вторгаются в Канаду, а флот Её Величества не проявляет активности в Атлантике, занимаясь исключительно конвоированием пароходов с хлопков. Подданные королевы Виктории прекрасно чувствовали себя в Нью-Йорке и Филадельфии, намереваясь разжиться на поставках вооружения в САСШ. Точь такие «подданные британской короны» осаждали Президента Джефферсона Дэвиса и Главный Штаб армии КША с предложениями закупок оружия и снаряжения. Недостаток средств у Правительства Юга дельцов не смущал, предлагались солидные банки, готовые обеспечить сделку под гарантии имущества и земель Конфедерации.

– Обычная картина прорисовывается, – не удивился Михеев, – героизм и самоотверженность на передовой оттеняются мздоимством и алчностью в тылу. Дай Бог здоровья государю, приравнявшему хищения из казны, особенно в военное время к государственной измене. Слышал, в Русской Америке такого засилья чиновной сволочи и вороватых купчиков нет?

– На удивление, Василий Васильевич, на удивление. Так и народ какой подобрался, всё руководство наместничества начинало здесь службу при Константине Николаевиче. Многие из солдат достигли высокого положения. А выборы в поселениях? Это же пример для всей России, когда люди сами решают кому доверить управление на территории, кто достоин занимать ключевые должности. На Амуре разве не так?

– По-разному на Амуре. Где Муравьёв бдит, там порядок образцовый, но чуть подалее от высокого начальства, начинают договариваться «по свойски». Нет, армии гнильё поставлять никто не осмеливается. Но по мелочам, что самое противное, начинают торгаши умасливать людей служивых. И то им помоги и там пособи. Может и нет впрямую нарушения закона. Но противно!

– Потому и решились податься в добровольцы?

– Надоело мух ловить. Семьёй не обзавёлся, пенсии с избытком, но скука смертная, а пить не тянет. Да ещё посмотрел кто в Корпус записывается. Этих же желторотиков в первой стычке ухлопают. Не выдержал, прошёл к начальнику Штаба корпуса полковнику Паткулю, знакомы немного по Амуру, поставили на батальон…

– Ясно. А насчёт «желторотиков», Василий Васильевич не так всё просто. Если бы понадобилось – стотысячный корпус кадровых частей перекинули б через океан. Кроме громадины «Выборга» десять его «братьев» скоро в строй вступят, объём перевозок возрастёт кратно. Но принято решение, на самом верху принято, – выявить по империи молодёжь с неустойчивой психикой, готовую к неожиданным поступкам. Потенциальных бомбистов, скажем прямо. Воинствующие романтики идеальный материал для революционных кружков. А если ещё красивая стерва женского пола в руководстве такого кружка – считай готов пылкий юноша погибнуть во имя высоких целей и чтоб та стерва слезу о павшем герое уронила. Тонкая психология, тонкий расчёт у нынешних карбонариев!

– И потому вольнопёров на передовую?

– Боже упаси! Ваш батальон при посольстве, считайте тыл глубокий, остальные пойдут через Техас, прикрывая Юг от возможного удара мексиканской армии. Вряд ли там что серьёзное случится. Сейчас и южане и северяне вперегонки тянут «линии заграждения» от Луисвилла на запад. Остряки в штабе генерала Ли именуют это «бег к Тихому океану»…

– Но позвольте, Андрей Дмитриевич, Тихоокеанское побережье за Россией!

– Да понятно, что сплошной «Континентальный вал» ни одна, ни вторая сторона не в силах выстроить. Тысячевёрстные расстояния – не шутка! Остановятся в середине континента. О чём я? Ах, да о добровольцах. Обкатать их конечно нужно, чтоб мужчинами себя почувствовали, на войне побывавшими. Разница между обстрелянными бойцами и новичками – огромного размера. А как закончится здешняя заваруха, предложим участки в Орегоне и на границе с Британской Колумбией. Пускай заселяют, обживают, тут не забалуют.

– А что с железной дорогой до Тихого океана?

– Южную, что на паях с Российско-Американской Компанией тянет Правительство Конфедерации строят невиданными темпами, три прочих батальона Добровольческого корпуса там тоже отметятся. Инженеры на стройке обещают через год-полтора запустить сквозное движение, вот как раз от Норфолка до Сан-Диего. От порта к порту через континент! А стройка северян сейчас забуксовала. Объединились в районе Чикаго банды дезертиров не желающих гибнуть за барыши банкиров и железнодорожных магнатов. Грабят банки, государственные учреждения на Среднем Западе, разрушают полотно железной дороги.

– Ого! Если спрошу, не приложили ли вы руку к этим беспорядкам, Андрей Дмитриевич, не поставлю вас в неловкое положение?

– Лучше не спрашивайте, Василий Васильевич, чтоб СЕБЯ не поставить в неловкое положение, – отпарировал посол России в КША.

– Ловко уели, – смущённо признал Михеев, – сразу видно дипломат, горчаковская выучка!

– Чёрт, совсем забыл! Горчаков через пару недель приезжает! С официальным визитом, по итогам которого Россия может вступить в войну на стороне КША. И Добровольческий батальон, как единственная русская часть в Ричмонде, должен непременно участвовать в торжественных церемониях.

– Ох ты ж горюшко! Мои охламоны в шагистике «сено-солома». Пару раз всего и практиковали строевщину.

– Вот и первое важное задание на земле американской. Не допустить, чтоб престиж России упал из-за нечётких строевых приёмов. Завтра ещё день на обустройство, а послезавтра извольте начать учение. Да не смотрите так на трость, Василий Васильевич, вам на коне с палашом лицедействовать. А вольнопёрам придётся туго с непривычки. Так на то и армия.

– А форма?

– Найдём. И парадная отыщется на складах и повседневная. Уж «посольский» то батальон обеспечим, не сомневайтесь.

Глава 3.

Спровадив «черноморцев» в Конфедеративные Штаты Америки (а поехали с Корниловым и Нахимовым почти все старшие офицеры, угодившие в «Кондопогскую ссылку», лишь семь моряков отказались принимать участие в войне Севера и Юга, предпочтя «оставаться охранять окрестности Онежского озера») я крепко задумался.

Слом вековых, незыблемых ещё недавно флотских традиций шёл полным ходом, во всех морских державах. А Павел Степанович и Владимир Алексеевич, как ни крути, но марсофлотовцы до мозга костей и перестроиться, откреститься от «парусной романтики» у адмиралов не получится. Вроде и понимают необходимость ухода от паруса, но физиономии «бывалых» моряков, наблюдающих океанские пароходы серии «Выборг» столь выразительны, что являются лично для меня тестом на «профпригодность». В самом деле: большой корпус лайнера, надстройки венчают труба и пара брёвен-мачт, исполняющих исключительно функцию передачи флажных сигналов. Уродцы, одним словом – «утюги»…

Другое дело – клипера, там паровая машина совмещается с парусом, существенно повышая автономность. Так им и предстоит крейсерство в океане неделями! А пароходы чётко нацелены пересечь Атлантику и, заполнив угольные ямы, – в обратный путь. Отклонения от маршрута лишь в крайнем случае. Но как увижу «перекошенное» лицо морского волка, рассматривающего суда трансатлантической линии, сознание сразу «отщёлкивает» офицера в стан ретроградов. Ничего не могу с собой поделать. Спасибо «сдвоенной матрице» – память абсолютная, что читал в прошлой жизни, при некотором усилии вспоминается от и до, даже чертежи мудрёные всплывают из глубин подсознания. А читал, ой как немало. Однако прогрессорство не по моей части, – всё лучшее мигом переймут, перехватят промышленно развитые европейцы. Да те же североамериканцы моментально скопируют образцы морских мин и бензиновых двигателей, не говоря уже о «дизеле», каковой в этой реальности будет точно носить иное имя. Как приехал, ещё с 1848 года попросил Путилова, ставшего компаньоном великого князя, создать «Особое Техническое бюро» при заводе, который в этой реальности я выкупил из казны за «калифорнийское золото», сделав Николая Ивановича младшим компаньоном. По правде говоря, то золото было с сибирских приисков, но сие неважно. Важно, что «скромный» великий князь поименовал «Общество заводов» – «Путиловским», о чём много судачили в своё время, а незабвенный папенька Николай Павлович даже похвалил второго сына за продуманную дипломатию. Дескать, теперь Путилов в лепёшку расшибётся, за такую честь то.

Но я знал, каков Николай Иванович умище и какой великий организатор и всемерно продвигал Путилова, не жалея «золотой кубышки»…

И теперь, за без малого 15 лет совместной работы, с гордостью могу сказать – управленческий гений Путилова, всемерно поддерживаемый великим князем, а затем и императором Константином, плюс приобретение наисовременнейшего оборудования (уж тратить золото, так на индустриализацию, а не на балы и храмы) горы свернул. Горы бардака бюрократического и косности российской. Молодёжь из небогатых дворянских семей подросла, «вышла в инженеры» и ударно трудилась под началом Николая Ивановича. На заводах Общества, куда раньше чем в МОЕЙ реальности освоили производство рельсов и даже строительство цельных металлических корпусов для клиперов полуторатысячетонников и машин к ним. Англичане и те заволновались, как это так – у лапотной, полукрепостной и безграмотной России крейсера, способные к океанским переходам, с отменной мореходностью, сходят со стапелей один за другим. Бритты посчитали сие угрозой их морскому владычеству, пришлось пояснять, что скоро заводские мощности переключатся на выделку пароходов, а на первенство «владычицы морей» Российская империя покушаться не собирается – нам бы Сибирь освоить да Калифорнию удержать.

Доведя число парусно-винтовых клиперов до трёх десятков (восемь больших «трёхтысячников» ещё достраивались и готовились к переходу на Тихий океан) Балтийский флот практически в полном составе, за исключением учебных судов и дивизии миноносок, охраняющих Финский залив, ушёл в Северную Америку. Надо было подкрепить заявление канцлера Горчакова о поддержке Конфедерации и возможности вступления России в войну на стороне Юга, если янки не свернут боевые действия и не усядутся за стол переговоров. Но Александр Михайлович, как я и ожидал, по правде то говоря, начал мямлить и слать панические шифрованные телеграммы, умоляя не втягивать страну в чуждую и разорительную гражданскую войну. Тем более всё равно скоро южанам придётся капитулировать под напором превосходящих сил Севера. Хорошо, посол в КША Мезенцев, параллельно с канцлером пересылал в Санкт-Петербург наисвежайшую информацию, беззастенчиво гоняя наиболее быстрые клипера через океан, дабы в дополнение к отрывочным сведениям получаемым через кабель телеграфа, можно было уяснить, что же творится на полях сражений. А там прелюбопытные вещи происходили.

Для начала в Вашингтоне посчитали, и не без оснований, приезд канцлера Российской империи за недружественный акт (в принципе, так оно и было) и упредили мятущегося Горчакова, объявив нам войну.

В отличие от моей реальности северяне на поля сражений не рвались, втихомолку, а кто и громко, осуждая президента Уильяма Сьюарда и Сенат с Конгрессом за спланированное убийство народного вождя Авраама Линкольна и спровоцированную войну, выгодную лишь богатеям. Увиливающих от призыва хватали и гнали в бой, используя систему заградотрядов. Дезертиров отлавливала конная военная полиция, например, по улицам Филадельфии нельзя было прогуляться без бумаги, удостоверяющей об освобождении предъявителя документа от призыва в армию САСШ.

Надо ли говорить, что первое время конфедераты одерживали верх в пограничных стычках и здорово потрепали противника. Но южан подводила излишняя лихость – так и пёрли вперёд, нарочито не кланяясь пулям, оттого потери были просто ужасающими. Российские советники, в основном офицеры Калифорнийского корпуса, воевавшие в 1855-57 годах против тогда ещё единых САСШ, отмечали, что та война мало чему научила что дикси, что янки. И вот под Луисвиллом случилось грандиозное побоище, эдакая предтеча Вердена и Сталинграда. Вначале конфедераты разгромили две или три бригады, одну – из негров составленную, уничтожили едва ли не полностью и хотели рвануть вперёд, но порыв генерала Борегара остановили из Ричмонда. Направленный исправлять ситуацию Грант, запросил подкреплений и двинул корпус на окружение города. Борегар, несмотря на численный перевес неприятеля почти в два раза (30 тысяч против 17) оставил на позициях городскую милицию, «вытянул» Гранта на лобовую атаку укреплённого городского предместья и, совершив мастерский обходный манёвр, наголову разгромил противника. Взятый в плен Уиллис Грант пытался застрелиться, но великодушный Пьер Густав Тутан Борегар даровал поверженному полководцу свободу, взяв с Гранта клятву, что тот не наложит на себя руки, а позаботится о тяжело раненых солдатах-северянах, доставив их в расположение армии САСШ. По правде говоря, такой широкий жест был вызван отсутствием возможностей оказать помощь тысячам покалеченных солдат и офицеров неприятельской армии. Южане даже своих раненых обиходить не могли и запросили помощи у русских. В Луисвилл прибыл походный армейский госпиталь Российского Калифорнийского корпуса, спешно передислоцированный на передовую из Атланты. Главный врач, военный хирург Виктор Варфоломеевич Храмцов во время Русско-американской войны трудился ординатором и ассистентом у самого Пирогова и, судя по восторженным отзывам, учителя не подвёл. О «Русском госпитале» с того света вытягивающего защитников Конфедерации, в самых комплиментарных выражениях писал «Голос Луисвилла», а прочие газеты Юга прилежно перепечатывали новости из города, где решалась судьба войны. Вот так, ни больше, ни меньше – судьба войны! И небезосновательно газетчики такие передовицы штамповали, -переполошившиеся янки начали направлять под Луисвилл все мало-мальски боеготовые части, ослабив «Армию охраны побережья». Только от Вашингтона не стронули ни единого батальона. Конфедераты в свою очередь погнали в главный город штата Кентукки подкрепления. Удержать Луисвилл, значит угрожать Северу рассекающим Союз надвое ударом в направлении Великих Озёр. Тогда коварный и не особо то и секретный план Вашингтона по «располовиниванию» КША обернётся симметричным ответом и «расчленением» собственно самих САСШ, доблесть и выучка эскадронов Юга общеизвестны. А учитывая низкий воинский дух солдат Севера, не верящих своим вождям, Союз может рассыпаться как карточный домик, дай только возможность развернуться кавалерии Конфедерации – и в плен янки начнут сдаваться многими тысячами, охотно, лишь бы избежать ужасов войны.

Прикинув невесёлые перспективы, северяне решили упредить, – взять Луисвилл и уничтожить корпус Борегара. Роберт Ли в ответ, всё что мог, также отправлял в сию ключевую точку. И уже два или даже три месяца продолжалась «Луисвиллская бойня». В настоящий момент северяне ценой огромных потерь прошли 15 миль предполья и зацепились за городскую окраину. У конфедератов не было сил выбить неприятеля, но город, где каждый дом превратился в форт, бравые сыны Юга удерживали надёжно.

Русская Америка к драке была готова, план предусматривал рывок до Большого Солёного озера и создание там мощного укрепрайона. Невада наша, и Юту раздербаним. Не зря же я Никиту Сыромятова с парой сотен лучших его бойцов загодя велел переправить в Нью-Йорк, а затем в Чикаго. И когда началось, не подвёл Никитос – мигом сорганизовал недовольных, «плеснул керосинчику» в огонь антивоенных настроений. Дескать, пока мы воюем за интересы богатеев, они наживаются и баб наших валяют, да ещё хотят неграм дать право белых женщин шпили-вилить…

Отряд Сыромятова прошёл прекрасную подготовку, там были собраны лучшие стрелки и наездники российских заокеанских губерний. Потому и захват пригородов Чикаго, разграбление банков и оружейных магазинов прошли строго по плану. Никита, «наведя шороху» в районе Великих Озёр, повёл отряд на Запад, по пути громил отстроенные участки трансконтинентальной железной дороги, по которой коварные янки планировали перебрасывать корпуса к Русской Калифорнии, уничтожал линии телеграфа.

Орёл Сыромятов, самородок, гений партизанской войны! Ковпак середины 19 века! Экспроприировал лучших лошадей и фургоны, составил огромный обоз, загрузил туда оружие и провиант и взял курс на Константинополь-Тихоокеанский. Причём часть фургонов погнал параллельно, как приманку, на что и «купился» полк милиции штата, упустив основную колонну. Уничтожение железнодорожного полотна и телеграфного сообщения проходило одновременно с призывами к рабочим – дезертировать, грабить банкиров и миллионщиков, развязавших кровавую бойню и уходить от отрядов военной полиции на Юг или на Индейскую территорию.

Хаос и дезорганизация тыла в штате Иллинойс, сожжение элеваторов и запасов продовольствия здорово напугали верхушку САСШ. Кое-кто в Вашингтоне решил, что русские казаки скрытно добрались до Великих Озёр и вот-вот учинят великую резню. Друзьям и родственникам, проживающим на Среднем Западе, из столицы Союза полетели телеграммы с призывом бросать всё и срочно уезжать на побережье. Слухи, как водится, обрастали и дополнялись самыми фантастическими версиями и распространялись как бы не быстрее, чем проходил сигнал по проводам телеграфа. В воцарившемся бардаке отряд русских диверсантов благополучно затерялся на Великих равнинах, а Никита большую часть трофейного оружия выгодно реализовал индейцам, ненавязчиво намекнув на возможность без опаски грабить янки, бросивших все силы на фронт. Предприимчивые индейцы, узрив фургоны забитые оружием, потащили шкуры и самородки на обмен, а первоначально предтеча Ковпака думал так раздать ружья и боеприпасы, но раз дают плату – надо брать. Краснокожие, давно обрабатываемые агентурой губернатора Русской Калифорнии в духе неприятия железных дорог, которые бледнолицые строят для окончательного порабощения аборигенов и поголовного уничтожения бизонов, решили немножко «пошалить» и отправили с русским отрядом три сотни молодых воинов. Готовы были выставить более двух тысяч, но капитан Сыромятов отобрал лучших, пообещав принять на службу и остальных в самое ближайшее время. Хотя, какой капитан? Полковник! И плевать на молодость, на нехватку знаний. Не в Петербурге, чай, на балах Никите блистать. Хватит с него обеда с царём батюшкой, когда хозяин земли Русской самолично водку разливал да тосты в честь героя произносил, а государыня потчевала офигевшего казака салатами да морс предлагала для запивона. А ещё детишки таращились на Никиту, наследник Александр Константинович просил саблю подержать…

Да, мой, со всеми потрохами мой человек полковник Сыромятов. Потому и полетела через океан грозная шифровка – Никиту Васильевича, только-только добравшегося до российской территории (хоть заокеанская, но Россия и шутки здесь неуместны!) от любого участия в боевых действиях отстранить, его дело готовить личный состав в «Бригаде особого назначения», выросшей из полка. Что Дмитрий Кустов, что Никита Сыромятов – выходцы из «лучших» старообрядческих семей, первыми перебравшихся через океан, эдакая элита переселенческая. А ведь интересно – их отцы в самой «головке» общины, прям из самой первой артели золотодобытчиков, но огромных богатств не нажили – почти всё из кержацкой доли шло в казну «Беловодьевской общины». Но и развернулись староверы прилично, надо признать. Такую финансово-промышленную группу организовали – мама не горюй! И добыча полезных ископаемых и металлообработка и сельское хозяйство и рыбный промысел и переработка…

Сейчас, когда прииски заметно истощились, всё-таки 15 лет плановой добычи, все пенки давно сняты, кержачьё шустро переключается на новые «бизнеса». Да, представьте, так и говорят промеж себя: «рыбный бизнЭс», «хлопковый бизнЭс»…

На начало 1861 года золота из калифорнийской земли извлечено на невероятную сумму – около 510 миллионов долларов. Страшно представить в ценах 21 века. А ведь ЗДЕСЬ не было шаек авантюристов золотоискателей. С самого начала добыча драгметалла шла «грамотно» и планово. Но, похоже, иссякает «золотой ручеёк». Правда, есть варианты заняться добычей серебра, на которое раньше и внимания не обращали, спеша выбрать жёлтый металл. А серебряная денежка очень даже ценится, очень даже в ходу. Собственно и золото есть где добывать, не в тех, разумеется, количествах. А потому надо застолбить за собой на будущее нефтеносные участки в Техасе. Коль уж президент и правительство Конфедеративных Штатов Америки просят и умоляют помочь с оружием, возьмём арендой территорий Техаса на 99 лет, под пастбища, ага. Там как раз кержаки тушёнку из бычков готовят для армии КША, легенда не придерёшься. Фиг здесь клан Рокфеллеров поднимется! Но нефть качать надо приискивать новых компаньонов, опасно дальше аввакумовцев деньгами накачивать. И так Беловодьевская община по финансовой мощи сейчас сопоставима с самыми серьёзными структурами. Бородачи аккуратно скинули акции Российско-Американской Компании, предпочтя чем быть в младших партнёрах императора (как на калифорнийских приисках) своё дело основать. Русская Тихоокеанская Компания – звучит!

Пять океанских пароходов заказали староверы в Англии и Дании, два уже бороздят просторы Тихого океана, три строится. И это не считая солидной флотилии из более чем полусотни шхун, барков и небольших пароходов. И ладно, не в претензии, ведь «кержацкие» акции Российско-Американской компании приобрели в основном мелкие пайщики, что мне, как владельцу 72 процентов, только на руку – в Компании отныне только я и «мелкота».

Интересный фактик – пришлось для нужд военных «перебить» заказ у томского купечества, они в Марселе строили пароход, очень близкий по характеристикам к столь нужному мне «транспорту – перевозчику минных катеров». Сами посудите: 2500 тонн, полубак, прекрасная остойчивость, легко выдаёт 14 узлов, уверенно держит 12. Попросил сибиряков уступить кораблик, обещал накинуть двести тысяч сверху. Обиделись купчины, посовещались и преподнесли «Томск» в дар флоту российскому…

Земляки-сибиряки всё-таки молодцы, и про океан думают и активно зазывают крестьян из «нечернозёмных» губерний Центральной России на жительство на Обь, Иртыш, Томь, Енисей. Так что не Калифорнией единой прирастает держава, но и Сибирью!

Первые сквозные проходы кораблей Северным морским путём и закладка поселения и геологической исследовательской станции на месте Норильского промышленного района моей реальности здорово подстегнули развитие Енисейска, его судостроительного завода из большой мастерской превратившегося в современное предприятие (станки завозили из Европы морем-рекой). На 1861 год Енисейск кабы не населённее и столичнее Красноярска. Купечество тамошнее предприимчиво и богато, золото на таёжных приисках пока добывается в приличных объёмах. Есть чем гордиться, есть чем похвастать.

И никто в славном городе Енисейске проживая, не подумывает о переезде либо в Томск, где Университет, либо в Красноярск, к железной дороге поближе. Перспективы освоения севера ого какие, дух захватывает. Понимают земляки, что Российской империи нужен свой, надёжный и короткий путь до Аляски и Калифорнии. А в порту Проточный (у нас – Диксон), выбранном как место для зимовки караванов идущих на восток начальствует целый капитан первого ранга Похвиснев с полусотней ветеранов морской службы. Выйдут в отставку прапорщиками по Адмиралтейству – благородиями! Интересно, что гарнизон Проточного содержат и горды сим фактом необычайно всё те же томские промышленники, получившие концессию на разработку медных месторождений в районе озера Пясино. Сибиряки, кстати, очень ревностно отнеслись к приращению России Калифорнией, считали надо бы сперва Сибирь исследовать и освоить. Потому с восторгом приняли планы по развитию Северного морского пути и железной дороги до Тихого океана.

Не пристало, не пристало самодержцу колебаться и сомневаться, но до последнего тянул, думал, прикидывал – оставлять Томск в стороне от Транссиба (путь то короче до Владивостока на сотню вёрст, если город на Томи окажется севернее магистрали) или же «прицепить» к «железке».

Однако на всю Россию озвученное решение – отправить цесаревича Александра Константиновича на учёбу в сибирский Университет, зажгло зелёный семафор перед томскими фанатами «чугунки». Чёрт с ним, всё-таки я тут в альтернативной реальности, пускай немного иначе развиваются родные сибирские края. Тем более земляки-сибиряки здорово помогли шестнадцатилетнему Константину, поделившись прибылями от добываемого золотишка. Получили в обмен, конечно, «крышу» от наездов губернских и столичных чиновников, не дерзающих с той поры «нагибать» золотопромышленные артели, где половинный пай у Константина Николаевича. Да и наиболее перспективные участки утверждались за такими объединениями золотопромышленников буквально «по щелчку». Так что взаимовыгодно сотрудничаем, взаимовыгодно. И вполне заслуженно пойдёт «Сибирская магистраль» через университетский город, благо от Красноярска до Ачинска уже положили рельсы местные энтузиасты чугунки…

Томская общественность за Университет готова была последние штаны продать и пароход «Томск» был лишь малой толикой пожертвований «на одоление супостата» – САСШ. Еле уговорил деньги тратить на университетский городок. А армейские инженеры уже «пробивают» магистраль от Томска на запад, к Оби, на некоторых участках начались работы, спешат томичи успеть к 1866 году, когда цесаревичу исполнится 17. Сомневаюсь, что несмотря на стахановские рвение получится у сибиряков доставить государыню Александру Иосифовну и наследника Александра Константиновича, ну и меня «в нагрузку» от Санкт-Петербурга до Томска по рельсам. Но какой-то участок пути до города точно проедем «чугункой». Вёрст 200? А может все 500?

Каюсь, наблюдая за «железнодорожным порывом» томичей обокрал Володю Кузьмина и от своего имени запустил в народ песню. Ту самую, про то как «Поезд мчит меня в сибирские морозы…».

Там всё смыслово совпадает – провода телеграфа уже «сшили» империю, осталось паровозным гудком растревожить таёжную глушь. Одного не учёл – «паровозная романтика» песни, она на втором плане, а сам хит посвящён расставанию любящих сердец.

Дорогие россияне как с ума посходили, выводя трагически: «Я не забу-у-у-у-д-у-у-у теб-я-я-я-я никогд-а-а-а-а-а-а-а-а»…

А царь батюшка ожидаемо, в очередной раз стал кумиром молодёжи. Песня тут же подверглась переделкам и её пели уезжающие через океан, творчески заменив сибирские морозы на какие то там калифорнийские грёзы, сам слышал. Но главное – душераздирающее: «Я не забу-у-у-у-д-у-у-у теб-я-я-я-я никогд-а-а-а-а-а-а-а-а» – осталось…

Горчаков перед отъездом даже поинтересовался, не специально ли поэт К. Н. Романов, ученик самого А. С. Пушкина написал такое произведение, не побуждения ли ради к «перемене мест». Ответил Александру Михайловичу предельно честно – именно для поощрения переселенческой политики и писалось. Канцлер отбыл в КША под впечатлением. А вслед фрегату с официальной делегацией океан пересёк «минный транспорт» «Томск» имея на борту полдюжины катеров, предназначенных для атаки кораблей флота САСШ шестовыми минами. Балтийцы ещё в 1857 году провели масштабные испытания этого оружия, опередив время той, моей реальности. Надеюсь, первые успешные подрывы вражеских боевых кораблей шестовыми минами ЗДЕСЬ запишут на свой счёт отчаянные мичмана, чьи катера сейчас Норфолке готовятся к боевым выходам. Десятитонные малыши, с цельнометаллическим корпусом выдавали от 12 до 14 узлов, тут разнилось качество и мощь паровых машин, сами корпуса были абсолютно однотипны. Своим закрытым приказом я поименовал катера в честь купцов и промышленников, пожертвовавших флоту «Томск». Одновременно «для конспирации» велел до поры называть катера по номерам. Вот даст Бог, рванём успешно, пустим на дно броненосный утюг северян и тогда гордо напишем на катере «Семён Головатый», или «Анастас Брюханов». И непременно в газеты! Портреты доблестного экипажа (дай Бог живы останутся) и купца-жертвователя. А как хотите – пиар 21 века в середине века 19 убойная штука! Когда добровольцев, составляющих экипажи катеров, перед отбытием «Томска» повели фотографироваться и в салоне «нарисовался» государь император народ впал в ступор. Делали фото каждого моряка отдельно, потом запечатлевали экипаж катера и экипаж, но уже с императором. Выходя из фотоателье подумал, – надо дать вдогонку строгую инструкцию, чтоб никаких самоубийственных таранов. Не камикадзе чай. Хотя, судя по тому как «загорелись» парни после фотосессии с царём-батюшкой, – хрен они свернут с боевого курса, погибнут, но не отступят.

Президент и военный министр Конфедерации телеграфировали в Петербург и Лондон, умоляя передать, в счёт будущего урожая хлопка оружие. Винтовки и патроны. Патроны, патроны, патроны!!!

Оказалось, что запаса по 50-100 выстрелов на ствол катастрофически мало. Будь в достатке боеприпасов никогда бы янки не дошли до пригорода Луисвилла. Там сейчас, судя по донесениям российских наблюдателей такая неразбериха, дома предместья вперемешку заняты то конфедератами, то северянами, эдакий Сталинград в миниатюре. Широко применяются ручные гранаты, изготавливаемые на заводике, совсем неподалёку от русского госпиталя. Клипера эскадры Истомина ушли в крейсерство и не знали об официальном объявлении войны между САСШ и Российской империей, но это проблема плёвая. Другое тревожит – пропал в Атлантике пароход «Алабама» везший из Кронштадта 250 гальваноударных мин конструкции умницы Бориса Семёновича Якоби. «Алабама» уже как две недели должен пришвартоваться в Чарлстоне, чтобы оттуда под сильным конвоем дойти до Норфолка. Чёрт бы с ним с пароходом и с минами, но на «Алабаме» три десятка гардемаринов, должных получить офицерский чин уже на Атлантической эскадре Балтфлота. Ладно, если их захватили янки, досадно, но не смертельно, вернутся после плена на родину, но если мины сдетонировали?

Конфедеративные Штаты Америки, заполучив в союзники Великобританию и Россию и договорившись с Мадридом о дружественном нейтралитете повели компанию по заимствованию средств для наискорейшего разгрома неприятеля. Россия отговорилась огромными расходами на прокладку Великого Сибирского железнодорожного пути, а королева Виктория выразила готовность предоставить займ в размере 50 миллионов золотых, считаемых по довоенному курсу, долларов единой САСШ, но не деньгами, а военным снаряжением и боевыми кораблями. Южане не хотели забирать плавающий хлам по двойной (время то военное) цене и резонно заметили – русский и английский флоты и так обеспечивают безопасность гаваней КША, не лучше ли на всю сумму получить пушки и винтовки с большим запасом зарядов. Расход патронов в этой войне воистину ужасающий, военные наблюдатели заговорили о «снарядном и патронном голоде» мешающем Югу одержать быструю и решительную победу. Джеймс Бьюкенен, исполняя функционал посла Конфедерации в Российской империи, так переживал за плохое снабжение армии КША, что частным порядком попробовал занять денег сразу в трёх банках Петербурга и Москвы. Даже выезжал в первопрестольную, попросить о финансовой помощи старообрядцев, всё большую силу забирающих в старой столице.

Подобные выкрутасы 68 летнего государственного деятеля очень напоминали «постучавшегося дедушку Альцгеймера» и, не было печали – необходимо срочно думать о замене старика Джеймса на более молодого представителя Конфедерации, предпочтительно, человека с техническим образованием. Да тут ещё у нас в Ричмонде приключился конфуз изрядный, – с неделю как Горчаков решился вспомнить молодость и принялся самолично править шарабаном, направляясь из посольства на загородный пикник. Далее версии разделяются: то ли лошади понесли, то ли ослаб канцлер, но вылетел Александр Михайлович с кучерского «насеста», хорошо под колеса не попал, однако головой о суровый североамериканский континент приложился знатно.

Вражеская печать тут же съехидничала, припомнив и шараханья по Петербургу Бьюкенена «в поисках десятки» и гусарские эскапады Горчакова, обозвав сие непотребство «дипломатией Константина».

М-да, мало мне проблем, теперь ещё и на Министерство иностранных дел человека искать!

Глава 4.

Пробуждение было ужасным. Каждое движение отзывалось болью во всём теле, как будто Николая целую ночь дубасили палками негодяи-плантаторы, совсем как на агитационных листках северян, где чопорные джентльмены при цилиндрах, с брюшком, неистово лупцуют измождённого, в тряпьё одетого негра, порвавшего оковы и, очевидно, вознамерившегося бежать. Как полудохлый, даже на рисунке вызывающий жалость раб сумел разорвать массивные кандалы – осталось на совести художника. Подобными «картинками» грешили обе стороны. Конфедерация выпускала сотнями тысяч листовки с ужасающего вида небритыми бандитами, с мачете в одной руке и кольтом во второй, а маячащие на заднем плане черномазые, зловеще, и где то даже похотливо ухмылялись, глядя на кучку пленённых прекрасных южанок, держащих на руках детишек-крох…

«Защити свой дом, свою семью от банд янки» – листовки подписывались, как правило, кратко и незамысловато, зато предельно патриотично. Поговаривали, что русское посольство весьма изрядно помогает конфедератам в «битве картинок», мобилизовав на «карандашную войну» живописцев из «экспедиции Гоголя». Но то враки, Николай точно знал – его рота сопровождала миссию Николая Васильевича, из Ричмонда до Атланты, никто из российских художников не остался в столице КША. Хотя, какая к чёрту столица, никакого сравнения с Петербургом – так себе городок…

– О-о-о-х, – застонал Николай, – хреново-то как.

– Очухался? Ну, ты, брат и отчебучил вчера в «Эльдорадо».

– Кто тут? Ты, Арсений? Воды подай!

Арсений Веточкин, некогда нескладный и тощий студент-недоучка, записавшийся в Добровольческий Корпус из-за страха быть выпоротым грозным отцом, (пропуск занятий и «вылет» из Университета серьёзный повод к наказанию оболтуса) в Новом Свете как-то разом преобразился в лихого наездника и меткого стрелка. А поскольку экс-студент «грамоте разумел исправно», его и поставили на унтер-офицерскую должность, замещал Арсений командира взвода в его отсутствие.

– Держи, Аника-воин. Хоть помнишь кто тебя отметелил?

– Откуда. Припоминаю, как хотел Янеку по роже настучать, когда он начал смеяться, что конфедераты у нас винтовки отобрали и русские добровольцы как бабы, с одними револьверами…

– Не, те поляки позубоскалили и ушли. А ты до артиллеристов конфедератских пристал, на кулаках побиться вызывал самого здорового.

– И как? Долго продержался?

– Какое там! Сразу, с одного удара и рухнул. Тот пушкарь ждал, пока поднимешься, не дождался, допивать пошёл. А ты уже после как водой отлили, вырвался и побежал, пока на кучу битого кирпича не свалился. Приподнимешься и снова – бух в кирпичи.

– Ох, понятно. Каждая косточка ноет, как будто в молотилке побывал. Какая гадость их виски. Нет бы водки, да под огурчик хрустящий. Ох…

– Ладно, оклёмывайся, «канцлер Горчакофф». Вечером выезжаем на позиции.

Николай обиженно засопел. Не дай Господь приклеится прозвище, а народ в Добровольческом Корпусе злоязыкий, так хоть фамилию меняй на Горчаков. Запросто станет сын сельского дьячка, из семинаристов ушедший в землемеры, Коля Рождественский «однофамильцем» дипломата и князя Александра Михайловича Горчакова, злоупотребившего вином, вывалившегося из экипажа и изрядно расшибшегося, на потеху американцам. Причём как врагам-северянам, так и союзникам-южанам. Казус, приключившийся со знатным русским вельможей, министром иностранных дел, ближайшим сподвижником императора выставлял в смешном свете лапотно-крепостную Россию. И уж тут позлословить, позубоскалить рады были что те, что эти. Не любят русских в Новом Свете, ох не любят. Северяне ненавидят за вмешательство в войну на стороне КША, а конфедераты хоть и принимают помощь, но свысока, считают подданных императора Константина «белыми рабами»…

Впрочем, товарищи Николая по службе в «посольском батальоне» придерживались совершено иного мнения: с конфедератами общались, частенько устраивали дружеские посиделки, даже братались, оружием обменивались, и считали – просто не повезло Коле в любви, вот он и бесится, на всех бросается. По правде говоря, основания так думать у того же Арсения, знающего все тайны приятеля, были. Первая любовь Николая Рождественского – Елизавета, упорхнула в Константинополь-Тихоокеанский, выскочив замуж за перспективного горного инженера, получившего сказочное назначение. О золотых рудниках Русской Калифорнии и знаменитом «Русско-Американском монетном дворе» какие только легенды не ходили. Достаточно сказать, что у входа в монетный двор выставили саженную скульптурную композицию – золотую (позолоченную) белку, шелушащую гору кедровых шишек, а рядышком растёт гора уже монет – червонцев с профилем государя. Разумеется, не обошлось без листа с золотом начертанными строками Александра Сергеевича Пушкина…

Белка там живет ручная,

Да затейница какая!

Белка песенки поет,

Да орешки всё грызет,

А орешки не простые,

Всё скорлупки золотые,

Ядра – чистый изумруд;

Слуги белку стерегут,

Служат ей прислугой разной —

И приставлен дьяк приказный

Строгий счет орехам весть;

Отдает ей войско честь;

Из скорлупок льют монету,

Да пускают в ход по свету;

Девки сыплют изумруд

В кладовые, да под спуд;

Все в том острове богаты,

Изоб нет, везде палаты…

Фотографические карточки с изображением хитро прищурившейся белки и молодцеватых караульных (пост батальона охраны располагался рядом) разошлись по всей России, вызывая ожесточённые споры – золотая белка и шишки, или только крашены так. Большинство сходилось на подлинности как шишек, так и огромного пушного зверька, мол престижа ради не может позволить царь батюшка простую позолоту, не купол же церкви в российском захолустье – сама золотая Русская Америка!

И как мог скромный землемер, мечтающий подкопить денег и стать студентом Института путей сообщения конкурировать с блистательным «калифорнийцем»? Приехал Николай из Казанской губернии, где размечались участки под оружейные заводы и выкупались в казну помещичьи имения, заработал прилично, только Лизочка уже упорхнула через океан.

Друзья решили, что завербовался Коля-попович в Добровольческий Корпус исключительно, чтоб быть поближе к любимой. Но несчастный Ромео хотел всего лишь героически погибнуть в борьбе за правое дело. И хотя симпатизировал, по правде говоря, северянам, допустить чтоб родителей и пятерых братьев-сестёр погнали по этапу в «Якутское королевство» Николай не мог. А такое запросто случится, если дойдут слухи о поступлении на службу в армию САСШ до жандармов, его величество Константин Николаевич неоднократно сожалел о мягкости батюшки, незабвенного Николая Павловича, не вырвавшего с корнем декабрьскую заразу 1825 года, не заменившего «недостойные фамилии» новыми, отличившимися дворянами. «Крутенек, ох и крутенек не по годам царь то наш» – не зря так родитель, Серапион Павлович Рождественский, говаривал…

К сентябрю 1861 года «Посольский батальон» разросся до полутора тысяч человек, а командир, подполковник Михеев Василий Васильевич ожидаемо получил полковничьи погоны. После отправки в Северную Америку четырёх полнокровных батальонов Добровольческого корпуса пополнения поступали «россыпью» – по роте, по две перебрасывались через Атлантику и получали назначения, кому куда шагать, от посла России в Конфедерации. Незаметно образовался «Луисвиллский Русский батальон» воюющий на развалинах некогда красивого и богатого города в составе армии генерала Борегара. В Луисвилл отправляли и из Ричмонда. Рота Николая провела там полтора месяца, потеряв 32 добровольца убитыми и ранеными более семидесяти. Такая ротация крайне не нравилась полковнику Михееву, считающему, что «обстрелять» новичков и гнать на убой необученных новобранцев, не одно и то же, но высшее руководство Корпуса опытного офицера выслушивало, но к его доводам не прислушивалось…

Боевые действия русских частей на Восточном побережье координировал генерал-майор Новиков, ранее служивший на Панамском перешейке, который всё-таки передали под контроль французов и три с лишним тысячи солдат и офицеров регулярной армии Российской империи перебрались в Техас, на мексиканскую границу КША, послужив «разделительным барьером» между двумя государствами.

До Ричмонда долетали отголоски «обид» добровольцев, которых вместо битв и подвигов «подрядили» на строительство трансконтинентальной железной дороги. И хоть платили неплохо, добавляя к небольшому, чисто символическому жалованью, получаемому в Корпусе изрядную по российским меркам сумму, желающих «погеройствовать» хватало. В самом деле – ехали через океан воевать, а тут шпалы таскать заставили и рельсы укладывать, ссылаясь на стратегическую важность «железки». Вон, арестованные русскими крейсерами пароходы с мигрантами из Европы, вместо Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии идут в Чарлстон и Саванну где ирландцам, итальянцам, немцам предлагается на выбор: потрудиться на прокладке железной дороги за точь те же деньги, что платятся «нормальным» рабочим, или отсиживать до заключения мира между КША и САСШ в лагере для военнопленных. Известно же – все мигранты в Новый Свет в военное время рассматриваются как завербованные рекруты, которые непременно будут служить в армии Севера.

Такая принципиальная позиция Конфедерации, безоговорочно поддержанная Россией при «нейтральной» Великобритании хоть и осуждалась европейскими министерствами иностранных дел, но дальше нот протеста не пошло. Тем более «пленные» строчили бодрые письма «домой, в Европу» о прекрасном климате, огромном заработке и вовсе не страшных и не злых плантаторах-южанах. Когда несколько тысяч таких «невольных железнодорожников» отправили послания через океан, даже очередь возникла к посольствам Конфедерации. Обездоленные, желающие достойно жить европейские пролетарии, просили переправить их на постройку железной дороги и позволить переселиться на Юг с семьями.

Николай тогда как раз стоял на посту при посольстве и слышал как Горчаков и Мезенцев восторгались хитроумием его императорского величества, заранее придумавшего эту комбинацию. Правда, верхушка КША не очень-то благосклонно относилась к переселяющимся «нищебродам», но во время войны каждая пара рабочих рук ого как ценилась. Тем более мигранты готовы сражаться за новую Родину, чего лучше желать?

Но если мигранты с удовольствием настилали рельсы в Техасе и Луизиане, то добровольцы жаждали драки, требовали боя. Отчасти поэтому, но больше из-за упрёков союзников-конфедератов в пассивности русского контингента, принято было решение о создании «Луисвиллского Русского батальона», куда направлялись поочерёдно, на месяц-полтора, роты из прочих частей Добровольческого Корпуса.

Николаю сотоварищи ещё повезло – во время «командировки» их роты в Луисвилл, погиб «только» каждый пятый. А первая рота второго батальона сгинула в тамошней «мясорубке» считай вся, – лишь три десятка калек, остались после отбития «Седьмого штурма».

Русские добровольцы в том деле показали себя геройски, переломив ход сражения, сбив наступательный порыв северян и обратив их штурмовые колонны в бегство. Конечно, роль небольшого контингента союзников руководство КША несколько преувеличило в политических целях, не могли три сотни бойцов развернуть вспять двадцатипятитысячную вражескую армию. Но на своём участке стояли добровольцы до последнего патрона, до последнего солдата. И выстояли, дождались подкрепления…

Президент Конфедерации Джефферсон Дэвис, произнёс проникновенную речь, восхваляя доблестных союзников, ударивших в штыки по янки, прорвавшихся к госпиталю. Российские газеты вышли отдельными номерами с перепечаткой речи Президента и фотографическими изображениями всех бойцов Добровольческого Корпуса участвовавших в отражении «Седьмого штурма Луисвилла»: павших, раненых, немногих уцелевших.

Его императорское величество Константин Николаевич, изображение которого также присутствовало в траурном номере (государь был запечатлён в Кронштадте с офицерами Корпуса, погибшими затем в Луисвилле) высказался необычайно кратко. Но ёмко: ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ, ПАВШИМ ЗА СВОБОДУ И НЕЗАВИСИМОСТЬ РОДИНЫ. ВЕЛИКОЙ ЕДИНОЙ И НЕДЕЛИМОЙ РОССИИ…

Число заявлений, поданных в Добровольческий Корпус после выхода «траурного номера» зашкалило. Даже гвардейские офицеры, как рассказал полковник Михеев, готовы подать прошение об отставке, чтобы ехать отстаивать интересы державы в заокеанском далеке. На успешные действия Калифорнийского корпуса, совершившего марш-бросок в сотни вёрст, окружившего и принудившего капитулировать две бригады армии САСШ в районе Большого Солёного озера внимания обращалось гораздо меньше, хотя старожилы североамериканского континента по боевому опыту и выучке превосходили добровольцев как бы не на порядок.

Но в России любят героически павших, а потому, как верно напророчил командир батальона Василий Васильевич Михеев, потянулись через океан «неорганизованные добровольцы», которых не приняли в состав Корпуса по тем или иным причинам.

По договорённости с руководством Конфедерации, таких «героев» прямо с пароходов отправляли в Ричмонд, где посол в КША Мезенцев решал, как поступить с патриотически настроенными соотечественниками. Тех, кто желал перебраться на место жительства в Калифорнию и Орегон, немедленно отправляли на Запад, в Константинополь-Тихоокеанский. А жаждущих непременно и поскорее повоевать оставляли при «Посольском батальоне». Новичков регулярно «обстреливали», выводя на позиции «Линии генерала Ли», разделяющей столицы САСШ и КША, где застыли, так и не решившись наступать армии Севера и Юга.

Образовавшаяся между двумя линиями обороны «ничейная территория» составляла где пять, где десять вёрст. И там постоянно орудовали охотничьи команды враждующих сторон, стремящиеся добыть языка или просто постараться подстрелить неприятельского солдата. Изрядно послуживший на Амуре Михеев называл «ничейную территорию» не иначе как учебным полигоном и считал, что нет лучшего способа проверить новобранцев в настоящем деле, не бросая их сразу в штыковую. По мнению Василия Васильевича, такая война разведчиков с разведчиками выковывает лучшие кадры младших командиров и всех перспективных солдат батальона, которые способны со временем вырасти в командиров взводов, полковник отсылал «на позиции».

Николай попал в число перспективных. Чем и гордился, стараясь сего не показывать перед товарищами.

То, что на «прогулку» по ничейной территории направляются не все, породило большое количество жалоб на полковника, разбирать которые пришлось генерал-майору Новикову.

Бывалый «панамец» собрал батальон без офицеров и выслушал претензии.

– Ясно. В следопыты поиграться захотелось? Так скажу, ребятушки, мне по перешейку Панамскому, по болотам и лесам тропическим изрядно побегать довелось. То колонны переселенцев охранять, то за бандами гоняться. И батальонами облавы устраивать случалось, и повзводно людей на задания посылать. Так скажу, когда малая команда идёт, все равняются на самого неопытного, неумелого. Веткой хрустнет ротозей не вовремя, иначе как-то себя выдаст – беда, всей команде пропасть, нарваться на засаду. И правильно Василий Васильевич делает, когда тех, у кого задора много, а воинских навыков нет, учиться заставляет. Учиться военному делу! Воинская наука она не только в наматывании портянок и зубрёжке уставов. Так скажу, ребятушки, времена суворовские, когда штык на штык, грудь в грудь полки и армии бились, уже не вернутся. За тысячу шагов сейчас прицельно можно из винтовок поражать неприятеля. Пока бежит, скажем, рота по чистому полю, со штыками наперевес на врага, тот и не подумает в ответ из укрытия подниматься и по джентльменски резаться. Нет! Один взвод расстреляет такую роту на подходе и потерь стрелки не понесут. Так скажу, ребятушки – на войне думать надо, а уж потом бежать как наскипидаренный.

– Ваше превосходительство, доброволец Телегин, разрешите вопрос!

– Спрашивай, ради разговора и собрал вас.

– Почему конфедераты бросили русский батальон в Луисвилле?

– Кто ж вам такой чуши наговорил? А, ребятушки? Я вам так скажу, генерал Борегар не знал куда янки направят главный удар, те могли в три места ударить, а неожиданно для всех атаковали Русский госпиталь, который и охранял батальон Добровольческого Корпуса. Северяне флаги над госпиталем увидели, а что за флаги не разобрали, решили, что там штаб генерала Борегара находится. И атаковали со всей дури. Наши молодцы стояли до последнего. А янки ещё сильнее нажимали, пока не получили окружение. Семь тысяч одних убитых у армии Севера после того штурма, а у конфедератов, вместе с нашими, – две тысячи.

– Ваше превосходительство, так есть ли смысл держать город, если он на много раз разрушен до основания, зачем гибнуть многим тысячам людей, у которых семьи, дети?

– Удивительный вопрос слышу от добровольца, специально записавшегося в Корпус, чтоб ехать через полмира на войну. Ладно, ладно, герой, не тушуйся. Как тебя, Михаил? Так скажу, Михаил. Война двух Америк будет продолжаться до той поры, пока одна из сторон не понесёт такие потери, что решится просить мира. Численно Север гораздо больше Юга, но по боевому порыву северяне уступают, не хотят сражаться, много дезертиров. У конфедератов другая беда – дурная храбрость, про которую я говорил. Идут молодые офицеры во главе рот и эскадронов прямиком на картечь и думают не о том, как победить, а как красивее умереть, чтоб в газетах, да в чёрной рамке. Эх, молодость да глупость…

Итогом той беседы с генерал-майором Новиковым стало получение русскими добровольцами участка «Линии генерала Ли» протяжённостью в две мили, ну или в три версты. И теперь каждую неделю батальон, по сути разросшийся до полка (а если брать в сравнении с армией Конфедерации, так и до бригады) отводил с линии соприкосновения с противником шесть «боевых» рот и менял их на «свежие».

Пришла очередь и Николаю с Арсением заступить на боевую вахту. А тут такое приключение, – весь избит измочален, как в сражении побывал, а не по пьяной лавочке опозорился. Рождественский даже застонал, как представил себя взгромоздившимся на норовистого жеребчика Барса и двигающимся с ротой-эскадроном (считай, драгуны стали) к фронту.

– Коль, а может тебе отлежаться? После приедешь, денька через два-три.

– Это как, унтер? Вы под пулями, а я из-за пьянки в тылу? Да не в жизнь!

– Да ладно, можно подумать так уж опасно в блокгаузах да окопах высиживать. Бывает, днями клятых янки не видишь.

– Бывает, – согласился Николай, – а бывает, привозят ребят, чтоб поп при посольстве отпел. Уже целое русское кладбище в Ричмонде образовалось.

– Не нравишься ты мне сегодня, дружище.

– Да я сам себе не нравлюсь.

– Это верно, не красавчик, всю личину о кирпичи ободрал. А ведь не успеет за неделю зажить то.

– И что с того?

– Не знаешь? Так барышни приезжают через два или три дня, когда там «Буцефал» должен прибыть. А на «Буцефале» барышни, что в Добровольческий Корпус от Красного Креста записались.

– Да ну.

– Ну да! А то «поп при посольстве». Ты ж сам попович, друг Мыкола.

– Да иди ты! Ох, помоги на ноги встать.

– Так лучше?

– Ага, не болит если стоя. А точно «Буцефал» на днях придёт?

– Точно. Есть же расписание. Солидный пароход солидной трансатлантической линии, не «Алабама» какая…

Друзья расхохотались, вспомнив про приключения российского парохода «Алабама», который посчитали погибшим в неспокойной Атлантике. А оказалось иначе. Капитан «Алабамы» молодой лейтенант Пётр Копылов имел на борту не только груз в 250 морских гальваноударных мин, но пассажирами 32 гардемарина, уже сдавших экзамены в Морском Корпусе. Однако по прихоти генерал-адмирала Константина Романова получить эполеты мичманские им предстояло не в Петербурге, даже не в Кронштадте, а на флагманском корабле адмирала Истомина. Сей торжественный акт – получение кортиков на борту флагмана Атлантической эскадры очевидно должен был знаменовать собой выход России из балтийского мелководья в океан. Гардемарины, не погуляв в чинах офицерских перед отправкой на войну, сдержанно критиковали государя и горели желанием отличиться. Командир парохода Копылов был не так давно их старшим товарищем по Корпусу и не пойми как оказался вовлечён в невероятную авантюру. Повстречав по пути русский клипер «Сапсан», конвоирующий в Кронштадт запризованный прусский пароход «Олимп» с грузом стрелкового оружия для армии САСШ, Копылов получил от командира «Сапсана» целую сумку документов для передачи адмиралу Истомину. Почему то в сумке оказались бумаги на «Олимп», сходный по своим характеристикам и внешнему виду с «Алабамой».

«Вдруг» оказалось, что у без пяти минут офицеров флота российского, руки растут из нужного места, – изнывающие от безделья моряки ухитрились на переходе до неузнаваемости изменить, перекрасить «Алабаму», сменить название на «Олимп» и даже подделать судовые документы на груз. И пошёл «Олимп»-«Алабама» прямиком в гавань Нью-Йорка!

Досмотр корабля нью-йоркские таможенники не проводили, – груз то военного назначения, а к военным, само собой, авантюристы обращаться не стали. Отсутствие взаимодействия между морской стражей САСШ и сухопутными интендантами позволило лже «Олимпу» трое суток отстоять в Нью-Йоркской гавани и в одну прекрасную ночь, чёрную как хм… душа негра, бравые гардемарины со шлюпок выставили два десятка мин аккурат на пути ежедневных маршрутов броненосных сил морской охраны штата Нью-Йорк. К подорвавшемуся и затонувшему монитору «Аллигатор» поспешил систершип «Кайман» и (видимо сдетонировал боезапас) «разлетелся на мелкие атомы», так писали газеты города-яблока…

Выскочивший восвояси «Олимп», вернее уже «Алабама», взял курс на восток, дабы сбить со следа погоню, что Копылову и удалось. В Чарлстоне адмирал Истомин не знал, что делать с воскресшими «утопленниками» внезапно оказавшимися ещё и героями. Уничтожить два сильнейших корабля вражеского флота – подвиг достойный ордена Святого Георгия. Но налицо нарушение воинской дисциплины.

Вестей из Петербурга ждали с нетерпением. По телеграфу было велено ожидать почту с фельдъегерем и там то и будет окончательное императорское решение по данному вопросу.

Его императорское величество Константин Николаевич начертать соизволил: «Выпороть, конечно, следует капитан-лейтенанта Копылова и всех тридцать двух мичманцов. Но, из петербургского далека всех нюансов не разглядеть. Оставляю, Владимир Иванович, дело сие на ваше усмотрение. Хотите – своей рукой разгильдяев порите, хотите – той же дланью пишите представления на оболтусов. Константин»…

Арсений и Николай моряками не были, поэтому до них пересказ истории дошёл через пятые, а то и десятые руки, приукрашенный различными высокохудожественными вариациями. Но мичман Ивантеев, участник той авантюры, присланный в «Посольский батальон» для обучения сапёров минному делу, на кортике поклялся, что именно эти слова государя зачитал им адмирал Истомин. Конечно, не было в адмиральском салоне ни палача, ни жандармов, чтоб сразу вязать моряков, если царь-батюшка вдруг решит осерчать на неслухов, равно как и не было матросов с щипцами, чтоб погоны срывать. Но то, что вскрывая конверт, адмирал всерьёз волновался, не зная о решении суверена, так и было в действительности…

Флот САСШ, после такой наглой атаки совершил два выхода в океан, однако к Норфолку не приближался, что подтвердило подозрения о негласном соглашении Лондона и Вашингтона не вступать в противоборство, несмотря на войну между двумя странами.

– Арс, а Арс, – Николай никак не мог успокоиться.

– Чего тебе?

– Если со следующего года в Калифорнию повезут из России больше пятидесяти тысяч человек, значит, железную дорогу к тому времени отстроят? Ведь на Панамском перешейке французы сели.

– А что французы, по договору они препятствий переселенцам чинить не могут, их дело охранять перешеек и рыть канал, соединяющий Атлантический и Тихий океаны.

– Они же ещё Суэц не докончили.

– К 1864 году обещали запустить Суэцкий канал, а пока там работы ведут, через перешеек запустят изыскательские партии. Пророют Суэц и рабочие и инженеры на Панамский перешеек поедут. Все при деньгах, при работе на много лет вперёд. А чего вдруг заинтересовался каналами?

– Не каналами, «железкой» до Калифорнии. Сколько времени туда и обратно ехать, с неделю?

– Э, брат. Ничему-то тебя многократное падение мордой лица на кирпичи не научило. К симпатии своей, Лизавете поехать хочешь?

– Не твоё дело.

– Ой, а покраснел то как, покраснел. Коля, послушай товарища. Дезертировать что ль решил? Так ты не геройский мичман с «Алабамы», тебя быстро в каторгу определят или так опозорят, что сам в петлю рад залезть будешь.

– Почему дезертиром? Перевестись в Калифорнийский корпус. Вон генерал Турчанинов как крушит янки.

– И кем ты будешь у калифорнийцев? В рядовых бегать? Я узнавал, там со стороны человеку трудно подняться, все держатся друг за дружку, своих продвигают. А мы, Коля, тут отличились, под Луисвиллем побывали, хоть на нашу долю штурма и не пришлось, однако-ж ТАМ были! А через месяц держим экзамен и бац, прапорщики! Слышь, Коля – благородия, офицеры!

– Тебе-то это зачем, Арсений? Отец штатский генерал, дом в Петербурге.

– Интересно, Мыкола, интересно жить! Кто я в Питере? Студентишкой ещё четыре минимум года. А потом тянуть лямку служебную. Нет, не моё. Уже не смогу. Давай, друг, тут корни пустим. И климат райский и народ дружелюбный и язык даже ты почти освоил.

– Ничего не вижу дружелюбного в здешнем народце. Снобы высокомерные.

– Так посмотрят на твою вечно угрюмую рожу и сторожатся. И почему обязательно здесь, в Ричмонде? Есть много интересных мест на континенте, где после заключения мира можно неплохо устроиться русскому человеку.

– В Конфедерацию решил перебраться?

– Что ты, друг. Я подданство российское менять не собираюсь. Тут другое дело. Послушал я беседу посла Мезенцева с нашим полковником.

– Говори уж прямо – подслушал!

– Нет, они при мне разговаривали, не скрываясь. Так что послушал один умный человек беседу двух других умных людей и кое-что понял. Так вот, Коля, Конфедерация получает оружие от России, а расплачиваться то плантаторам особо и нечем – хлопок идёт на британские ткацкие фабрики и того джентльменам не хватает.

– Это я знаю.

– Слушай дальше, Мезенцев предложил Василь Васильичу приобрести несколько участков в Техасе за смешные деньги. Если надо, для этого даётся беспроцентный кредит в Русско-Американском банке!

– Арсений, ты бычков выращивать собрался? А как же мечты о выгодной женитьбе на дочке плантаторской? Чтоб сразу и поместье и негры в услужении?

– Одно другому не мешает, Коля. Кто мы сейчас? Так, добровольцы, не пойми даже армия или штатские. Но как только держим экзамен на прапорщиков – сразу другое дело! Хочешь – роту получишь в Корпусе, как заслуженный боевой офицер. А хочешь, можно в тот же день в отставку выйти с поступлением на службу в Российско-Американскую Компанию и заняться деловыми операциями. Видел прихрамывающего мужика с тростью?

– Ну.

– Это Дмитрий Ефимович Кустов, представитель Компании на континенте за исключением российских территорий. Он из самых первых калифорнийцев, как и посол Мезенцев. И им край как нужны люди знающие язык, побывавшие в переделках, умеющие помалкивать и дело делать.

– Арсений, не тяни вола за яйца. Говори, чего надумал.

– Через полгода заработает «железка» до Калифорнии, к этому времени надо получать офицерский чин и переходить в Российско-Американскую Компанию, берём кредиты в банке и покупаем те участки в Техасе, на которые укажет Дмитрий Ефимович Кустов.

– И что?

– А то, дурья твоя голова. Там либо золото, либо ещё что ценное. Не будут такие люди как Мезенцев и Кустов попросту предлагать знакомым землю купить у чёрта на куличках. Заметь – надёжным и давним знакомым.

– Мне бы сначала на Барса залезть и до блокгауза дотрястись. Там отлежусь и договорим.

– Договорим, Коля, обязательно договорим. А потом, как порешаем с производством, глядишь, кого из ребят позовём в дело. Гуртом то всяко веселее техасщину осваивать.

– Войну сначала закончить надо. Да, а как же женитьба на плантаторской дочке?

– Войну без нас закончат, а мы, как государь говорит, станем ковать победу в тылу. А про женитьбу, зря смеёшься. У южан страшная убыль молодёжи, девицы на выданье без женихов остаются. Слыхал поди какой на моряков холостых с эскадры истоминской в Саванне и Чарлстоне спрос?

– Так-то моряки. Кортик, треуголка, труба подзорная. Романтика!

– Вот станешь офицером, тоже на прицел здешних старых грымз, ну, свах по-нашему, попадёшь.

– Не до баб сейчас, Арсений. Помоги до конюшни доковылять.

– Сиди уже. Для тебя самолично его высокоблагородие полковник Михеев распорядился тарантас заложить. Знал Василь Васильич, что Николай Рождественский геройски превозмогая боль, поедет на позиции. Поди пари выиграл старик, видишь как довольно лыбится.

– Случайно не тот тарантас, с которого Горчаков навернулся?

– Что? Ах ты ж ёрш твою медь! Ха-ха-ха-ха. Не знаю, Коля, не знаю. Может и тот самый – исторический!

Глава 5.

В Петербурге новости из-за океана живо обсуждались, а списки отличившихся, геройски погибших и раненых офицеров и солдат Калифорнийского и Добровольческого корпусов публиковались на первых страницах столичных газет. Российское общество уже привычно рассуждало, как же мудр государь – войны идут где-то далеко, за тридевять земель, нисколько не затрагивая «коренную» Россию, как случилось при «Наполеоновом нашествии». А ныне со всеми европейскими державами мир и взаимопонимание, даже турки подуспокоились. Это ли не благодать? Рассказывать обывателям, сколько усилий было положено на предотвращение Крымской войны, как Россия подчёркнуто не проявляла интереса к экспансии в Средней Азии, реагируя лишь исключительно ответно на набеги «дикарей», получающих субсидии с берегов Темзы ханов, беков и прочих басмачей века 19, я не считал нужным.

Туркестанское направление курировал генерал-майор Герасим Алексеевич Колпаковский. Приметив толкового штабс-капитана уже как 12 лет тому назад, я продвигал его по службе, «отдав на откуп» перспективному офицеру, «авансом» получившему генеральский чин, всё военное администрирование в Туркестане. Колпаковский неустанно готовился к «часу икс», к получению телеграммы от императора с кодовым словом «ВЕТЕР», для начала активных действий шестнадцати батальонов, ему подчинённых, а также семиреченских казаков. Этими невеликими силами предстоит взять огромный регион под контроль в наикратчайшие сроки. Понятное дело – как только начнётся, двинем в Туркестан подмогу, «второй эшелон». Азию забирать под себя ой как надо, вот только разгребёмся с делами американскими, только укрепимся в Новом Свете, сразу начнём в бывших советских среднеазиатских республиках наводить должный порядок. И дело даже не в хлопке, мне лавры Рашидова не нужны – лён наше всё! Главное не отдать территории под управление эмиров и ханов, ориентированных на «джентльменов». Ну, разберёмся как-нибудь.

Город Верный, основанный как и в нашей реальности в 1854 году (хотя ЗДЕСЬ Василий Алексеевич Перовский скончался гораздо раньше чем «у нас») быстро стал центром русского влияния в Средней Азии. Офицеры Туркестанского корпуса числом в полста человек были командированы в Калифорнию, дабы там, действуя под командованием генерала Турчанинова набраться боевого опыта, гоняя янки и банды всяких там индейцев да мексиканцев в схожих климатических условиях. Герасим Алексеевич после высочайшего запрета подавать рапорта о переводе в воюющий Калифорнийский корпус, утешился прокладкой линий телеграфа и созданием воздухоплавательной роты, на которую получал финансирование из личных средств царя-батюшки. Я посчитал, что именно там, в туркестанских степях, подальше от соглядатаев нужно воплощать в жизнь наработки по созданию планеров и дельтапланов, а не только в воздушные шары горячий воздух закачивать. Дело, как докладывал Колпаковский, шло. Спасибо моей абсолютной памяти и советским журналам «Техника молодёжи» и «Моделист-конструктор» выписывавшихся дядькой Вовкой в далёкие, ещё не наступившие семидесятые-восьмидесятые годы века двадцатого. Благодаря «сдвоенной матричной памяти» при некоем усилии даже чертежи, когда-то мельком «в первой жизни» просмотренные-пролистанные, уверенно переносились на бумагу и воплощённые в хищный и стремительный дельтаплан вызывали восторг неописуемый у военных летчиков, для солидности и краткости высочайше поименованных военлётами. Впрочем, пока гордые покорители пятого океана не пленяли орденами и эполетами столичных барышень, а торчали в азиатском захолустье, осваивали передовую технику и увы, нередко сворачивали шеи в приступе энтузиазма. Хотя инструкции по технике безопасности прямо таки указывали на недопущение бравады и гусарства, но как молодым поручикам, из личной, Его Императорского Величества Особой (читай секретной) воздухоплавательной роты, не повыделываться перед товарищами. Пять человек уже схоронили, два десятка изрядно побились, а вывихи, рёбра сломанные вообще не считались за травмы. Но полетели мои орлы! Полетели!

Ничего, сперва планеры и дельтапланы, а году так к 1870-75 и двигателем оснастим первый аэроплан. В принципе, можно и прямо сейчас, на радость газетчикам соорудить «летающую этажерку» и успешно запустить, например, из Петербурга до Кронштадта, но ни к чему прогресс подстёгивать, аккуратнее надо, аккуратнее. Потому в Калифорнии наместник Образцов занимается исключительно воздушными шарами, там шпион на шпионе, мало ли. А шары воздушные, что у северян, что у южан, широко используются для разведки. Кстати, именно «воздушные наблюдатели» конфедератов вовремя сообщили о концентрации больших сил Севера на узком участке в Виргинии.

Янки долго запрягали, но потом довольно шустро «поехали». Потенциал у САСШ ого какой и они не особо напрягаясь, одновременно с непрекращающимся давлением на Луисвилл, осенью 1861 года организовали масштабное наступление по наикратчайшему расстоянию до Ричмонда. Так сказать – «от столицы до столицы». Сконцентрированная перед «линией Ли» огромная армия северян месяца три «запугивала» конфедератов «завтрашним» нападением и в первых числах октября таки ударила…

Но Роберт Ли не только укрепрайоны возводил на наиболее угрожаемых участках, но и организовал отменную службу разведки. Помимо наблюдения с воздуха, три человека с «той стороны» сумели проскочить к стоящим на «линии Ли» батальонам и передать одну и ту же информацию: «25 или 26 сентября, ровно в четыре утра»…

Издёрганные ожиданием наступления противника конфедераты обрадовались, выкатили на прямую наводку всё пушечное старьё, засели в окопах и приготовились встретить «сброд и ублюдков» как и полагается настоящим мужчинам. Однако янки устроили мощную трёхчасовую артподготовку, вывалив на противника почти весь запас накопленных снарядов. И только потом в атаку ринулась кавалерия. Это то и стало ошибкой генерала Гранта, желавшего реабилитироваться за поражение под Луисвиллем. Пусти он первой пехоту, изрядно побитые артиллерией конфедераты наверняка были бы уничтожены и выбиты с позиций. А вот лошадки через ямы и «засечные линии», устроенные, кстати, по совету русских офицеров-сапёров, не пошли, притормозили, что дало возможность «плантаторам» оправиться, отразить атаку и отойти во вторую линию окопов более-менее организованно.

Обрадованные «бегством» врага юнионисты (знали бы они как муштровали полковники и капитаны армии Конфедерации своих подчинённых, вдалбливая в храбрецов и гордецов понимание – в порядке отступить, наполовину победить) накопили достаточные силы для решительной атаки и колоннами рванули на штурм. Рванули и попали под сосредоточенный огонь полутора сотен пушек конфедератов, спешно свезённых к месту предполагаемого наступления неприятеля.

Потери у атакующих были страшные, но, тем не менее, солдаты Союза показали себя стойкими бойцами и даже раненые оставались в строю, дошли до укреплений южан и бросились в штыки.

Если судить по убитым и раненым, «виргинская мясорубка» по ожесточённости превзошла «луисвиллскую бойню». За три дня стороны потеряли от 10 до 11 тысяч убитыми – Конфедерация и от 12 до 14 тысяч – Союз…

От разгрома южан спас Томас Джексон, положивший свою бригаду практически полностью, до конца защищая артиллерийские батареи, замолчавшие только после израсходования всего запаса бомб и снарядов. Сам Джексон с тремя ранениями (все тяжёлые) был эвакуирован в тыл лишь после контузии и потери сознания.

Остервеневшие северяне, уже почувствовавшие вкус победы, пёрли на пушки конфедератов как коты на валерьянку и хоть дорогой ценой, но таки захватили орудия. Увы, для армии САСШ, орудия те стали, по сути, бесполезными железяками и чугуняками – расстрелянные стволы, старые пушки, не стоили они таких жертв…

Трёхдневное перемирие, объявленное в Виргинии для погребения умерших, спровоцировало кавалерийский рейд бригады генерал-майора Стюарта, отличившегося в войне с Россией 1855-57 гг. в глубокий тыл неприятеля. Стюарт, «бездельничая» в Кентукки постоянно телеграфировал Ли, требуя пустить отборную часть в дело. И главнокомандующий, полагая возможным поражение в Виргинии и даже оставление Ричмонда и перенос столицы в Атланту (столь сильным был натиск северян) дал отмашку Стюарту: «Действуй, отвлеки на себя превосходящие силы врага»…

Стюарт среагировал мгновенно, опасаясь, что Роберт Ли может отменить приказ. Прорвав фронт у Цинциннати практически без потерь, генерал повёл 2800 всадников на северо-восток, «круша и сжигая всё на своём пути».

Про «круша и сжигая» писали газеты как Севера, так и Юга, одни восторгались лихостью удалых кавалеристов, другие проклинали негодяев и разрушителей. Как впоследствии оказалось, огромную роль в успехе рейда и приобщении южан к «настоящей» войне сыграл польский эскадрон, сформированный из «сливок общества Речи Посполитой».

Поляки, получив автономию в составе Российской империи и короля, пусть и из династии Романовых, но всё-таки полонофила (женатого на полячке, наследника заделавшего, всё как положено) невероятно возбудились и озаботились величием Польши. Перед отбитием Кракова у австрияк паны решили – боевой опыт, полученный на Кавказе, конечно же хорошо, но желательно и в «современной» войне принять участие. И перебрались триста человек из знатных фамилий через Атлантический океан, чин чином вступив в армию Конфедерации на правах добровольцев. Подчёркивали паны свою независимость всячески, – от Русского Добровольческого корпуса дистанцировались, эскадрон выступал всё время с развевающимся национальным прапором, трубачи гимны всякие выдували, и так далее и тому подобное…

Александр даже нервно поинтересовался, не считает ли младший брат такое поведение поляков демонстративным. Успокоил короля польского, – пускай его подданные творят что хотят, а то, что они формально числятся ещё и моими подданными, – увы, факт прискорбный. Ну да ничего, вот окрепнете, поднатаскаетесь, и идите прямиком на Краков, да хоть на Познань, с расчехлёнными знамёнами. Вот нисколько мешать не буду. Помогать, впрочем, тоже. Брат успокоился, а родовитая шляхта поступила на службу в бригаду самого лихого кавалериста Конфедерации генерала Стюарта и рвалась в бой, вояки то они отменные, что есть, то есть. Когда бригада пошла по вражеским тылам случилось невероятное – чистоплюи южане не знали что делать с захваченными трофеями. И если склады с амуницией ещё как-то сжигались, то мастерские, где изготавливалось оружие решено было не трогать, ведь частная собственность. Разве что изъять из станков самые важные детали и утопить их в ближайшем пруду…