Русская расовая теория до 1917 года. Том 1

Иван Алексеевич Сикорский Черты из психологии славян

Исследования в области антропологии открыли ряд крайне интересных фактов касательно устойчивости, с которой физические свойства расы или племени сохраняются в продолжение длинной цепи веков, переходя от поколения к поколению. Цвет кожи и волос, цвет глаз, форма и размеры черепа передаются как физическое наследие нисходящим поколениям. Благодаря этому, по ископаемым черепам, сохранившимся в земле в течение нескольких столетий, можно определить, нередко с совершенной точностью, расу и племя, к которым принадлежал череп.

Но, без сомнения, гораздо более интереса представляет тот факт, что подобною же устойчивостью отличаются и духовные качества расы или племени. Черты народного характера, его достоинства и недостатки передаются нисходящим поколениям: через тысячи лет в данной расе мы встречаем те же особенности народного характера. Француз XIX ст., говорит Рибо, представляет те же черты характера, что галл времен Цезаря. «Галлы, — говорит Цезарь, — любят перевороты, увлекаются всякими ложными слухами и предпринимают действия, о которых впоследствии сожалеют; они вдруг решают самые важные вопросы; неудача повергает их в отчаяние; они необдуманно и без достаточной причины предпринимают войны; в несчастии теряют голову и падают духом». Кто в этом описании Юлия Цезаря не узнает современных французов, говорит Рибо.

Сравнивая исторические описания характера русского племени и других племен славянской расы, мы находим те же основные черты теперь, что и тысячу лет назад: то же славянское миролюбие и гостеприимство, ту же любовь к труду, те же семейные добродетели, тот же идеализм, ту же славянскую рознь и ту же нерешительность характера, которые отличали большую часть славян в течение тысячи лет их исторической жизни.

Черты характера народа имеют известное влияние и на его исторические судьбы; ознакомление с этими чертами стало предметом, возбуждающим общий интерес. В наши дни психология народов становится предметом исследований; это касается всех культурных наций и в неменьшей степени русских и других славян.

Появление славянского племени на авансцене мира, говорит Ренан, есть самое поразительное событие настоящего столетия. Славянские племена начинают принимать решительное участие не только в политической, но и в культурной жизни народов. «Будущее, — говорит Ренан, — покажет мерку для оценки того, что даст человечеству этот удивительный славянский гений с его пылкой верой, с его глубоким чутьем, с его особенными воззрениями на жизнь и смерть, с его особенными воззрениями на жизнь и смерть, с его потребностью мученичества, с его жаждой идеалов». Эта тонкая глубокомысленная характеристика обнимает существенные черты психологии славян и неожиданно вводит нас в мир новых и старых фактов из жизни великой расы, к которой все мы имеем честь и счастье принадлежать.

Как сложились основные черты славянской души, славянского гения, — это скрыто от нас непроницаемым покровом доисторических времен; но несомненно, что на развитие народного духа оказали важное влияние два фактора: антропологический состав племени и внешняя природа, среди которой живет славянская раса, в особенности крупнейшая ветвь ее — русское племя. Эту природу можно назвать более бедной, а условия жизни более тяжелыми в сравнении с природой и жизненными условиями, в которых живут другие народы. Отличаясь резким переходом от тепла к холоду и более низкой средней температурой, восточная половина Европы налагает на своих обитателей необходимость напряженного труда для добывания насущного хлеба, а также для добывания теплого платья и устройства теплых жилищ, в которых гораздо менее нуждаются жители более благодатных уголков Западной Европы. От самого бедного человека наша суровая природа требует теплого полушубка, тепло истопленной избы, т. е. таких расходов, от которых избавлен человек Западной Европы. Физические условия, среди которых живет русское племя, составляют причину высокой смертности, именно 34 смерти на одну тысячу населения в год. Такой высокой смертности не дает ни одна страна в Европе. В Англии 22,3 смерти на тысячу населения, Франции 21,5, Германии 26,5, Австрии 31,1, Италии 30,25 и т. д.

Природа Восточной Европы сурова и небогата впечатлениями, которые действуют на душу человека. Нельзя не удивляться, каким образом могло развиться глубокое чувство у народа, живущего среди этой бедной природы, — серой, однообразной, почти лишенной красок. Не менее удивительно, каким образом плоская, приземистая, монотонная по своему рельефу страна, почти лишенная внешнего величия, могла воспитать великий народный дух? Это составляет истинную психологическую загадку, которая едва ли разъясняется предположением, что славянская раса, в ряду других индоевропейских рас, отличается наибольшей чистотой крови и менее других рас пострадала от смешения с инородцами (Maury), по крайней мере за последнее тысячелетие.

Внешняя природа великой Европейской равнины, не дающая своим обитателям ни ласк, ни тепла, ни ярких и сильных впечатлений, рано заставила их углубляться в самих себя и искать ободряющих впечатлений в человеческом духе. В самом деле, не будет преувеличением, если мы скажем, что славяне вообще и русские в частности отличаются наклонностью к внутреннему анализу, в особенности к анализу нравственному. Окружающая человека обстановка жизни мало интересует русского человека; он обходится без внешнего комфорта, необходимого англичанину, без избытка изящества, которым окружает себя француз; русский довольствуется простой внешностью, не ищет удобств и всему предпочитает теплую душу и открытое сердце. Когда рассматриваешь всемирные художественные выставки и обращаешь внимание на темы, разрабатываемые художниками различных национальностей, то невольно бросается в глаза у русских художников бедность колорита и в то же время обилие и глубина психологических тем. То ж мы замечаем и у выдающихся писателей, например, у Лермонтова, Тургенева, Достоевского — психологический анализ на первом плане, изображение внешней природы на втором. Нечто подобное замечается и в других проявлениях жизни. Таким образом культура духа, в противоположность культуре природы, составляет отличительную черту славянского народного гения.

Указанные свойства славянской натуры проявляются с очевидной ясностью в одном из самых крупных явлений жизни, именно в акте самосохранения.

Выше мы видели, какую великую дань платит смерти русский народ в борьбе с физической природой: смертность от болезней в России превышает подобную же смертность у всех других народов Европы. Тем поразительнее, что славяне, в особенности же русские, проявляют великую силу в деле нравственного самосохранения, особенно в охранении себя от таких зол, как самоубийство и преступление.

Мрачное решение наложить на себя руки принадлежит к числу величайших несчастий, постигающих человека, и это несчастье, столь противоположное инстинкту самосохранения, возрастает у всех народов Европы из года в год. С 1818 г., когда впервые создалась статистика самоубийств, они увеличились в ужасающей пропорции. Самоубийство стало обыкновенным явлением жизни, и хотя, в большей части случаев, ему предшествует тяжелая драма, весть о нем в наши дни поражает людей не более, чем весть о естественной смерти. В такой поразительной степени понизился инстинкт самосохранения! Сравнивая различные страны Европы в отношении числа самоубийств, мы видим, что славяне, в особенности же русские, дают наименьшее число самоубийств. На 1 миллион жителей приходится самоубийств:

Что подобное, столь поразительное различие зависит не от климата, не от образованности населения и других причин, а только от свойств расы — это доказывается тем фактом, что в Австрии и Пруссии смежно живущие населения, славянские и немецкие, дают неодинаковое число самоубийств, именно незначительное число самоубийств в славянском населении и большое число в немецком. То же замечается и в смешанных славянских поселениях. В Австрии присутствие элемента южнославянского тоже очень сильно влияет на наклонность к самоубийству: те страны, где славян много (в Далмации 89 %, Славонии-Хорватии 94 %), имеют самую малую цифру самоубийств — 25 на 1 миллион, чрезвычайно близкую к той, которую дает русский народ. В Чехии и Моравии — северных славянских землях Австрии, где много немцев, наклонность к самоубийству высока — 147 на 1 млн. В России коренное русское население дает небольшое число самоубийств. Относительно России Морзелли говорит следующее: «Славянский элемент понижает среднюю цифру самоубийств, и народы финно-алтайские на северных славян влияют так же, как германское племя на южных славян, т. е. повышают наклонность к самоубийствам». Рассматривая число самоубийств в России и в Европе за длинный промежуток времени, мы встречаемся еще с одним поразительным фактом, а именно: число самоубийств в России осталось почти без всякого увеличения за последние 30 лет, между тем, как у всех народов Европы число самоубийств возросло за это время почти на 30–40 %. Таким образом, самоубийство в России приближается к смертности от болезней. Можно поэтому сказать, что самоубийство в России более напоминает собою зло физическое, тогда как в Западной Европе носит свойства нравственного зла.

Каковы бы ни были воззрения на причину самоубийства, остается несомненным факт, что славянская раса отличается особенной нравственной выносливостью.

Но есть зло, худшее смерти — это преступление. Великий мудрец древности и вместе величайший из людей — Сократ сказал, что легче сохранить себя от смерти, чем от преступления. Данные нравственной статистики, наравне с данными о самоубийствах, могут служить мерой нравственного самосохранения.

Сравнивая данные, касающиеся более тяжких видов преступлений у различных народов, мы получаем следующий ряд таблиц 32;

Число осужденных за убийство в 1887 году на 1 миллион населения было:

Осужденных за воровство на 1 миллион в том же году было:

Наконец, приведем число осужденных за те преступления против нравственности, которые, по словам Монтескье, скорее приводят к гибели государства, нежели самое нарушение законов.

Число преступлений этого рода на 1 миллион жителей приходится:

В таких размерах выражается нравственное самосохранение славян в отношении главных видов преступлений.

Едва ли нужно говорить о том, что нравственное самосохранение не дается легко, что оно требует затраты сил, требует особенного напряженного труда. Оно представляет скорее подвиг, чем явление обыкновенного порядка.

Понятно, что народ, который живет согласно правилу: лучше смерть, чем нравственная уступка, — должен неминуемо затрачивать много физических сил, много энергии. Без сомнения эта энергия измеряется не количеством воздвигнутых зданий, не числом верст вновь открытой железной дороги, не количеством материальных сбережений или иной материальной мерой, она не измеряется даже умственными приобретениями; она имеет значение и цену высшего факта и является в форме коллективного нравственного усовершенствования, в форме нравственного инстинкта, совмещающего в себе все стороны духовной жизни народа. Бдительность и верное действие этого инстинкта есть величайшая и труднейшая задача, которая не может быть достигнута без крайнего напряжения физических сил. Мы считаем вероятным, что высокая смертность от болезней в России должна быть отчасти объяснена затратой сил на нравственное самосохранение. Поэтому выражение, которым мы старались охарактеризовать направление нравственной жизни славян: лучше смерть, чем нравственная уступка, — это выражение вовсе не метафора, а реальность. Поясним эту мысль. Что добывание куска хлеба и теплого платья, устройство теплых жилищ, борьба с суровой природой требуют затраты сил — это ни в ком не может возбуждать сомнения. Но физиология и психология также доказали, что и нравственные усилия, нравственное самосохранение, в свою очередь, неминуемо требуют траты физических сил и притом гораздо большей, чем какая бы то ни было тяжелая физическая работа. Животное, скажем словами физиолога, тратит много сил на то, что его ухо слышит, его глаз видит, его органы чувств бодрствуют. Гораздо большей затраты сил требует бодрственное состояние народной совести. Поэтому мы с полным правом можем высказать, что народ, отличающийся высшим нравственным самосохранением, тем самым совершает и великий физиологический труд.

После сказанного, может быть, покажется излишней и не требующей доказательств мысль о том, что русский народ не тратит времени по-пустому, но мы все-таки скажем несколько слов по этому поводу, в особенности в виде общераспространенного предрассудка отчасти в России и за границей, будто русский народ бесполезно тратит время равное четверти года на праздники. При скудной пище, которою питается русский простолюдин, сохранение здоровья и поддержание физиологических сил возможно только при помощи частых отдыхов. Праздники, как дни отдыха, удовлетворяя религиозным и нравственным требованиям, являются, вместе с тем, условием, дающим возможность русскому человеку выдерживать бодро тяжелый труд, налагаемый природой и историческими условиями жизни.

Вековая привычка к напряженной физической и нравственной работе, вместе с пережитыми тяжелыми историческими судьбами, придали славянской расе особый отпечаток, который ныне уже составляет прочную унаследованную особенность народного характера. Самыми типическими чертами этого характера являются: скорбь, терпение и величие духа среди несчастий. Рольстон справедливо говорит, что русский народ склонен к меланхолии, составляющей типическую его черту. Брандес, характеризуя произведения Тургенева, как национального писателя, говорит, что «в произведениях Тургенева много чувства, и это чувство всегда отзывается скорбью, своеобразной глубокой скорбью; по своему общему характеру это есть славянская скорбь, тихая, грустная, та самая нота, которая звучит во всех славянских песнях». Для характеристики этой славянской скорби и разъяснения ее психологического характера мы можем прибавить, что наша национальная скорбь чужда всякого пессимизма и не приводит ни к отчаянию, ни к самоубийству, напротив, это есть та скорбь, о которой говорит Ренан, что она «влечет за собою великие последствия». И в самом деле, у русского человека это чувство представляет собою самый частый и естественный выход из тяжелого внутреннего напряжения, которое иначе могло бы выразиться каким-либо опасным душевным волнением, например, гневом, страхом, упадком духа, отчаянием и тому подобными аффектами. Среди несчастий, в опасные минуты жизни, у славян является не гнев, не раздражение, но чаще всего грусть, соединенная с покорностью судьбе и вдумчивостью в события. Таким образом славянская скорбь имеет свойства охранительного чувства, и в этом кроется ее высокое психологическое значение для нравственного здоровья; она оберегает душевный строй и обеспечивает незыблемость нравственного равновесия. Являясь унаследованным качеством, славянская скорбь стала основной благотворной чертой великого народного духа.

Вторую отличительную черту славянства составляет терпение. С психологической точки зрения терпение представляет собою напряжение воли, направленное к подавлению физического или нравственного страдания; отсутствие сентиментальности, стоическая покорность судьбе и готовность страдать — если это необходимо — составляют самый характеристический облик русского терпения. Это терпение и вытекающая из нее потребность мученичества, о которой говорит Ренан, не без основания всегда удивляли иностранцев. Потребность мученичества является как бы необходимой психологической практикой, как бы внутренним предуготовительным упражнением, без которого была бы немыслима борьба с препятствиями, налагаемыми на человека суровой и бедной природой. Самым важным плодом терпения у русского народа является самообладание, способность подавлять в себе волнение и внести мир в собственную душу.

Терпение и покорность судьбе несомненно должны быть признаны за самые выдающиеся особенности русской души. Блестящее художественное изображение этой истинно-народной русской черты находим в повести «Хозяин и Работник» гр. Толстого. Главный герой этой повести олицетворяет в себе типические черты русского народного духа: терпение, вдумчивость, самообладание. Эти качества обеспечили ему и физическое, и нравственное самосохранение: спасли его от физической смерти в борьбе с грозной стихией и охраняли его от преступлений, которыми пропитана была окружавшая его атмосфера.

Развитая сила терпения в соединении со способностью превращать все порывистые волнения души в тихое чувство скорби, делают славян великими в несчастии и дают им возможность сохранять спокойствие и самообладание в серьезные минуты жизни. Эти качества, глубоко присущие и прирожденные славянской натуре, служат самым верным основанием нравственного самосохранения. После этого становится понятным то крайне незначительное число самоубийств в России и у славян, которое составляет столь поразительную особенность славянского племени; Главнейшими причинами самоубийства являются: бедность и нищета, болезни и семейные раздоры и, наконец, упадок духа. Величие славянского характера дает возможность не поддаваться гнету этих человеческих несчастий.

Но самую привлекательную особенность славянской расы составляет ее идеализм, вытекающей из тонкого чувства. Славянская грусть, говорит Доде, заунывная, как и славянская песня, звучит в глубине творений славянских писателей. Это тот человеческий вздох, о котором говорится в креольской песне, тот клапан, который не дает миру задохнуться: «если бы мир не мог вздыхать, он задохся бы»! Этот вздох повсюду слышится в произведениях славянских поэтов и писателей. Брандес следующими словами характеризует последние произведения Тургенева. «В этих произведениях, — говорит он, — звучит еще более глубокая меланхолия, нежели в юношеских его работах; эти произведения проникнуты высокой поэзией. Здесь художник в последний раз заглядывает в тайны жизни и с глубокой грустью пытается изобразить ее в символическом образе: природа жестка и холодна; тем более обязаны люди любить друг друга и природу! Там есть сцена, как автор, во время одинокого переезда на пароходе из Гамбурга в Лондон, по целым часам держал в своей руке лапу бедной, печальной, привязанной на цепь обезьянки: гений, постигший мировые истины, рука об руку с маленьким зверьком, как два добрые товарища, два детища одной и той же матери — в этом заключается больше истинного назидания, нежели в любой глубокомысленной книге». Великий английский историк Карлейль отзывается об одном из русских произведений, что это самая трогательная история, которую ему случилось читать.

Славянское чувство чуждо сентиментальности, оно глубоко и сильно. Это качество в соединении с замечательным миролюбием и искренностью славян послужило основанием особенного развития семейных начал и поставило женщину у славян уже на заре их исторической жизни в такое высокое положение, какого она не занимала у других народов. Уже в самые отдаленные времена женщина у славян была независима и даже могла сделаться правительницей — что было немыслимо у других народов вследствие низкого социального уровня, отведенного женщине.

Тонкое чувство славянской натуры, дающее возможность проникать глубоко и видеть вещи в их настоящем свете, делает славянина равно свободным как от сентиментальности, так и от пессимизма, поддерживает в его душе непоколебимую веру в лучшее будущее.

Развитое, человечное чувство славян делает их беспристрастными и дает им возможность установить правильные отношения к чужим национальностям. Это чувство выражалось с незапамятных времен выдающейся и общепризнанной славянской добродетелью — гостеприимством, а впоследствии оно стало выражаться уважением ко всему иностранному, отсутствием духа партикуляризма и усвоением лучших сторон чужой культуры. Оно же, наконец, служит основанием веротерпимости и примирительного отношения к инородческим элементам, с которыми славяне соприкасаются и живут. Едва ли в другой стране инородческий элемент встречает столь братский прием, как у славян и в России. Даже еврейская раса со своими замечательными достоинствами и недостатками, вытесняемая из всех стран Европы, сосредоточилась главной массой своей в России: в России живет около половины евреев земного шара. Эта масса цепко держится России и неохотно переселяется в другие страны.

Гуманные черты составляют вековую особенность славян и поражали наблюдателей уже в отдаленные времена. Прокопий говорит, что славяне обходились с пленными человеколюбивее всех других народов и питали отвращение к набегам на соседей. Те же черты видим и в наше время у русских: феноменальное человеколюбие русского солдата в отношении побежденных врагов поражает иностранцев в наше время не менее, чем поражало Прокопия человеколюбие славян.

Религиозная и расовая терпимость славян яснее всего сказалась в объединяющем и ассимилирующем влиянии славян на смежные малокультурные народы. Качество это дало русскому племени значение одного из самых важных распространителей культуры в Северной и Средней Азии. Такую же роль русское племя играло в исторические и доисторические времена в Северной и Восточной Европе. Роль эта отличалась безусловно мирным характером и привела к глубокому полному национальному слиянию соседственных инородцев с русскими. Почти весь север России был населен финскими племенами даже в исторические времена. Теперь эти финские племена вполне обрусели. Они сохранили свои типичные финские черты в антропологическом отношении, но зато глубоко усвоили себе язык, религию и национальный дух русских и в силу этого совершенно слились с последними. Этот сложный процесс обрусения завершился вполне мирным путем, без жертв, без войн, без истребления одного племени другим.

К числу отличительных качеств славянской природы относится нерешительность или слабость характера. Примером этой черты может служить образ главного героя в повести Тургенева «Рудин». Этим же качеством отличались так называемые люди сороковых годов (настоящего столетия); это качество критики называли рефлексией, задерживающей действие. Публицисты указывают как на один из выдающихся примеров славянской нерешительности на тот факт, что русская армия в 1878 г. остановилась у ворот Константинополя и не вошла в него. В отношении этой черты существуют противоположные мнения. Одни считают ее недостатком характера, слабостью; другие усматривают в этой нерешительности достоинство.

Сущность психологической черты, о которой идет речь, состоит в выжидании, в опасении сказать слово или совершить действие, недопускающее возврата. Это — осторожность, которая по временам, может быть, переходит границы. Очевидно, что эта черта имеет тесное соотношение с тонко-развитым чувством славян и составляет последствие преобладающего значения чувства в душевном строе. Ключом к пониманию этой отличительной национальной черты могут послужить нам новейшие исследования Фуллье о так называемой силе идей или идейной силе (idee-force). Это — психическая сила, составляющая зародыш и ядро будущих сильных актов воли, будущих великих решений; эта сила должна накопиться, чтобы произвести должное действие; тонкое чутье, внутреннее сознание, что этой силы накопилось недостаточно, может задерживать действие, может делать человека временно нерешительным. Славянский гений не чужд понимания свойств этой черты своего характера, и нам кажется, что та истина, философским разъяснением которой мы обязаны Фуллье, смутно предчувствовалась коллективным чутьем русской души и поэтически изображена в былине об Илье Муромце.

Мм. гг., нужно ли мне говорить о будущности расы, которая обладает симпатичными чертами, только отчасти намеченными в нашем кратком очерке. Я уверен, мм. гг., что мы все, — вместе с нашим великим русским народом, — полны веры в будущее. Мы убеждены, что славянский гений, в дальнейшем своем движении, пойдет по тому самобытному, тихому, верному пути, которому он следовал в последнюю тысячу лет, руководясь своим простым и в то же время тонким инстинктом физического и нравственного самосохранения!