Мой антисталинизм возник как реакция на тяжелые условия жизни окружавших меня людей. Все зло жизни я персонифицировал в личности Сталина. Это обычное с психологической точки зрения явление. Необычным тут было то, что самый страшный и самый могущественный человек в стране стал предметом ненависти для мальчика, жившего на самом дне общества. К семнадцати годам моя ненависть лично к Сталину достигла апогея. Я готов был ценой жизни убить его. Одновременно я начал подозревать, что причины зол коренятся не столько лично в Сталине, сколько в самом социальном строе. Во время странствий по стране в 1939 и 1940 годы мое подозрение переросло в уверенность. Зародилось интеллектуальное любопытство к самому социальному строю страны, желание понять его механизмы, порождающие зло. Но Сталин и его сообщники еще оставались для меня олицетворением советского социального строя. Это продолжалось вплоть до смерти Сталина. Ведя тайную агитацию, я не столько стремился нанести ущерб лично Сталину, сколько уяснить самому себе и разъяснить другим сущность реального коммунизма. К концу сталинского периода я понял, что сталинизм был исторической формой возникновения нового общества, его юностью.
В моей агитационной деятельности сыграло роль и то, что она была опасной. Я чувствовал себя тайным борцом против зла, заговорщиком. Теперь, со смертью Сталина, эта ситуация, казалось, исчерпала себя. Встал вопрос, как дальше жить. Жить так, как жили прочие нормальные люди, т. е. приспосабливаться к обстоятельствам и начинать мелочную борьбу за жизненные блага, я уже не мог. Интуиция подсказывала, что судьба уготовила мне что-то другое, что я должен просто ждать, и ход жизни сам собой подскажет направление дальнейшего пути. В наступившей суматохе надо было прежде всего выбраться из толпы, уйти в сторону и обдумать пережитую эпоху. В 1953 - 1956 годы я выработал свою концепцию сталинской эпохи. Она осталась неизменной для меня на всю жизнь. Она не была связана ни с какой конъюнктурой и не подлежала влиянию времени. Впоследствии я посвятил Сталину, сталинизму и сталинской эпохе много страниц своих книг. К тридцатилетию смерти Сталина написал книгу "Нашей юности полет". Но при этом я лишь записал и предал гласности идеи тех лет.
Сталинская эпоха есть явление чрезвычайно сложное и многостороннее. К ней можно подходить с самых различных точек зрения и с самыми различными критериями. Но не все подходы равноценны. Я прочитал множество сочинений на эту тему. Но ни одно из них не могу считать адекватным предмету. И сочинения А. Солженицына в том числе. Во всех этих сочинениях выделяются лишь отдельные аспекты эпохи, раздуваются сверх меры и подгоняются под априорные установки. Чаще всего это борьба Сталина за личную власть и массовые репрессии. Однако при этом целостность исторического процесса исчезает и невольно получается односторонне ложная его картина. Историческая эпоха рассматривается либо со стороны, т. е. в том виде, как она представляется западному наблюдателю, либо сверху, т. е. в том виде, как она представляется с точки зрения деятельности партий, групп, отдельных личностей. И потому получается поверхностное и чисто фактологическое описание. Основное содержание эпохи, т. е. все то, что происходило в массе населения и послужило базисом для всех видимых сверху и со стороны явлений, почти не принимается во внимание. Главным объектом описания становится не глубинный поток истории, а его поверхностные завихрения и пена. Явления прошлого вырываются из их конкретно-исторического контекста. К ним применяются чуждые им понятия и критерии оценок, взятые из нашего времени. В результате сталинизм представляется лишь как обман масс населения и как насилие над ними, а вся эпоха - как черный провал в истории и как сплошное преступление. Поведение вождей представляется как серия глупостей и своекорыстных поступков. Это удобно многим. Не нужно большого ума, чтобы понимать банальности "мыслителей". И любой дурак чувствует себя мудрецом в сравнении со сталинскими недоумками, а любой прохвост - образцом моральности.
Не составляет на этот счет исключения и советская наука и идеология. Они вынуждаются на полуосуждение и полупризнание эпохи, в лучшем случае - на признание "отдельных ошибок" Сталина и фактов репрессий, а в худшем случае на бессовестные спекуляции за счет безответного и безопасного прошлого. Горбачевские "смельчаки", размахивающие кулаками после окончившейся давным-давно драки, заслуживают лишь презрения. И еще большего презрения заслуживают те люди на Западе, которые восхищаются кривляньями горбачевских клоунов. В наше время настоящее мужество нужно для того, чтобы судить о сталинской эпохе по ее фактическому {вкладу} в эволюцию человечества.
Сталинская эпоха прошла. И если я не хотел заостряться в моей внутренней эволюции на уже сыгравшем свою роль прошлом, если я хотел двигаться вперед, я должен был с полной ясностью отдать самому себе отчет в том, что на самом деле было, что исчезло навсегда, что осталось в силу исторической инерции и что осталось навечно. Когда эта проблема встала передо мной, я уже имел профессиональную подготовку для ее решения.
Понять историческую эпоху такого масштаба, как сталинская, - это не значит (так думал я) описать последовательность множества ее событий и их причинно-следственную связь. Это значит понять сущность общественного организма, созревавшего в эту эпоху. Сталинская эпоха была эпохой становления нового, коммунистического общества. В эту эпоху сложился социальный строй нового общества, его экономика, система власти и управления, идеология, культура, образ жизни миллионов людей. Это была юность нового общества.
Первым делом я отбросил оценку сталинской эпохи как преступной. Понятие преступности есть понятие юридическое или моральное, но не историческое и не социологическое. Оно не применимо к историческим периодам, к целым обществам и народам. Сталинская эпоха была страшной. В ней совершались бесчисленные преступления. Но нелегко говорить о ней в целом как о преступлении. Нелепо также рассматривать как преступное общество, сложившееся в эту эпоху, каким бы плохим оно ни было.
Новое общество строилось из данного человеческого материала и в рамках исторически данных возможностей. Оно строилось людьми, а не богами. Строилось методами, которые были доступны в то время. Эти методы отчасти достались в наследство от прошлого, отчасти навязывались обстоятельствами, отчасти явились продуктом свободного творчества масс и воли вождей. Многое из того, что изобреталось и использовалось при этом, изжило себя, было отброшено и стало достоянием истории. Но многое сохранилось, вошло в самое тело нового общества, превратилось в постоянно действующие методы воспроизводства общественного организма. Что считать сталинизмом? То, что отброшено ходом истории, или то, что сохранилось? Но и это еще не все. Как в том, что отброшено, так и в том, что сохранилось, имеется два аспекта: то, что связано с личными особенностями Сталина, и то, что от них не зависело, но что точно так же ассоциировалось с именем Сталина. Как тут произвести разграничение? Что отнести к сталинизму и что нет? Когда над такими вопросами задумаешься, то обнаруживаешь, что выражение "сталинизм" оказывается не таким уж ясным, каким оно кажется на первый взгляд. Плюс к тому сталинизмом можно называть и определенную совокупность идеологических принципов, причем не только высказанных публично, но и замалчиваемых по тем или иным соображениям. За долгие годы после смерти Сталина никакой ясности в определение этого понятия не было внесено. Наоборот, было сделано много, чтобы превратить его в идеологическую пустышку, служащую средством замутнения мозгов, запугивания и дискредитации неугодных.
Аналогично обстоит дело с выражением "сталинист". Этим словом называют человека из сталинской правящей группы, типичного руководителя сталинской эпохи, активного проводника сталинской политики, сталинского идеолога и апологета. Сталинистами называют также партийных и государственных руководителей, склонных к методам руководства сталинских времен.
К какой категории, например, отнести Хрущева, бывшего верным соратником и подручным Сталина, а после смерти последнего возглавившего десталинизацию страны и проводившего ее сталинскими методами? Как называть с этой точки зрения горбачевцев, нападающих на Сталина на словах, но на деле во многом следующих сталинским образцам руководства и поведения? К какой категории отнести человека наших дней, который положительно оценивает какие-то действия Сталина? Можно ли его считать сталинистом? Можно ли считать сталинистом человека, который оценивает Сталина как великого исторического деятеля?
Соответственно неопределенны и выражения "антисталинизм", "антисталинист", "антисталинский", "антисталинистский". В употреблении их доминирует субъективное отношение ко всему, связанному с именем Сталина, и это усиливает неопределенность словоупотребления. Например, человек может считать виновником зол сталинского периода самого Сталина, хотя Сталин был тут ни при чем. Человек может быть противником лишь того, что специфически связано со сталинизмом. Так что, называя человека антисталинистом, мы тем самым еще не определяем его позицию достаточно точно. Я был антисталинистом, но я счел бы оскорблением для себя, если бы меня зачислили в одну категорию с нынешними "антисталинистами".
Терминологическая неопределенность, о которой я говорил, не есть лишь результат отсутствия общепринятого соглашения. Тут действуют факторы, исключающие мирное соглашение. Возьмем, например, горбачевскую критику Сталина. Она служила средством маскировки тенденции самих горбачевцев к волюнтаризму сталинского типа и к сталинским методам обращения с массами. Горбачевцы обвинили в сталинизме брежневское руководство и нынешних "консерваторов". А между тем, если разобраться по сути дела, именно брежневизм явился самозащитой советской системы власти от хрущевской тенденции к сталинскому волюнтаризму. Именно консерваторы в горбачевском руководстве были противниками сталинских методов управления, а не реформаторы. Так что рассчитывать на терминологическую ясность тут не приходится. Ее избегают умышленно. В кругах теоретиков, пишущих на темы, связанные со Сталиным, действуют другие многочисленные причины, точно так же исключающие четкость и однозначность терминологии.
Чтобы избежать недоразумений, я здесь буду употреблять такие выражения. Сталинизмом историческим (или просто сталинизмом) я называю ту историческую форму, в которой новое коммунистическое общество создавалось в Советском Союзе в результате сознательных и волевых усилий самого Сталина, его соратников и вообще всех тех, кто исполнял их волю и действовал в духе их идей и распоряжений (этих людей можно назвать историческими сталинцами). Коммунистическое общество не является произвольным изобретением Сталина и сталинцов. Оно формировалось в силу объективных социальных закономерностей. Но эти закономерности действуют и проявляются в субъективной деятельности людей, влияющей на то, в какой форме они реализуются. И в этом смысле Сталин и сталинцы наложили свою печать на исторический процесс. Если бы Ленин прожил еще двадцать лет и удержался бы у власти, историческая форма построения нового общества была бы несколько иной, хотя суть дела была бы та же самая. И эта форма вошла бы в актив ленинизма. Если бы на месте Сталина оказался другой человек, он дал бы ей свое имя. Сталинским или сталинистским типом (или методом) руководства процессом построения коммунистического общества и руководства построенным обществом я называю тип руководства, обладающий существенными чертами исторического сталинизма. Этот тип руководства можно наблюдать и в других коммунистических странах. Попытки его повторения имели место и у Хрущева, и у Горбачева. Говорить о сталинистском типе руководства обычно избегают, одни - претендуя на то, что они "сами с усами", другие - желая избежать аналогий со Сталиным (Горбачев, например). Но первооткрывателем этого типа руководства был Сталин. Приверженцев такого типа руководства можно было бы назвать сталинистами, если бы имела место историческая справедливость в отношении признания авторства. Ниже я кратко охарактеризую основные черты сталинской эпохи, исторического сталинизма и сталинского типа руководства.
При Ленине произошла политическая революция, расчистившая путь новому обществу. Но само это общество сложилось при Сталине. Социальная революция в собственном смысле слова, т. е. изменение социального положения и социальной структуры многомиллионных масс населения, произошла при Сталине и под его руководством. Это исторический факт. Отрицание и замалчивание его, как это делалось во все послесталинские годы и делается теперь, есть фальсификация истории, какими бы благородными намерениями при этом ни руководствовались. Социальная революция заключалась не в том, что были ликвидированы классы капиталистов и помещиков, что была ликвидирована частная собственность на землю, на фабрики и заводы, на средства производства. Это были лишь условия для социальной революции. Это был лишь негативный, разрушительный аспект политической революции. Сама же социальная революция, как таковая, в ее позитивном, созидательном содержании означала создание новой стандартной структуры, новой организации масс населения. Это был грандиозный и беспрецедентный процесс объединения миллионов людей в коммунистические коллективы с новой социальной структурой и новыми взаимоотношениями между людьми, процесс образования многих сотен тысяч социальных клеточек, объединенных в единое социальное целое. Причем этот процесс заключался не столько в переорганизации того, что досталось в наследство от прошлого, но в создании новых социальных ячеек, по сравнению с которыми перестроенные из прошлого материала оказались в незначительном меньшинстве. Какими бы целями ни руководствовались строители нового общества, их политика коллективизации и индустриализации в огромной мере способствовала этому процессу и составляла его часть. Главный результат деятельности Сталина и всех тех, кто под его руководством строил новое общество, заключался именно в создании новой социальной организации населения. И он совершенно выпал из поля внимания всех, кто писал на тему о Сталине и сталинизме. Этот главный результат оказался заслоненным ужасами и нелепостями коллективизации, индустриализации, массовых репрессий.
Легко творить воображаемую историю, сидя в кабинете в окружении сотен и тысяч томов ученых книг. Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, сказал поэт. Реальная история - не Невский проспект, писал Н.Г. Чернышевский. В реальной истории обычное дело, когда люди не ведают того, что творят, когда получается не то, что хотели, когда добрые намерения оборачиваются злом. Верно, что во всем том, что делалось в сталинские годы, было много нелепого, ошибочного, преступного. Но во всем этом неуклонно совершался один великий исторический процесс - процесс образования клеточек нового общества, процесс роста их числа, процесс объединения их в более сложные группы, процесс обучения и тренировки людей на жизнь в этих новых объединениях. Сталинские годы были прежде всего годами создания коммунистических коллективов и годами обучения людей правилам жизни в этих коллективах. Причем сами эти правила в подавляющей части вырабатывались заново. Это были годы грандиозного исторического творчества миллионов людей, а не исполнением злых и коварных замыслов тиранов.
В отношении к прошлому любой дурак может выглядеть умником и любой трус смельчаком. В представлении умников и смельчаков нашего времени прошлая советская история выглядит так. Был добрый и умный Ленин. Он ввел НЭП, и люди стали хорошо жить. Власть захватил злой и глупый Сталин, отменил НЭП, загнал крестьян силой в колхозы, велел арестовать миллионы людей. Эти умники и смельчаки (задним числом) создали такую идейную атмосферу, что всякий протест против такого идиотизма в оценке русской трагической истории изображается ими как апологетика сталинизма. Но в реальности ленинский НЭП вовсе не был тем, как его изображают его нынешние поклонники и запоздалые антисталинисты. НЭП не был отменен, от отмер сам, не дав желаемого результата. Колхозы выдумал не Сталин и даже не Ленин. Идеи такого рода возникали в России уже до революции в связи с проблемами крестьянской общины. Коллективизация была не злым умыслом, а трагической неизбежностью. Процесс бегства людей в города все равно нельзя было остановить. Коллективизация ускорила его. Без нее этот процесс стал бы, может быть, еще болезненнее, растянувшись на несколько поколений. Дело обстояло вовсе не так, будто высшее советское руководство имело возможность выбора пути. Для России в исторически сложившихся условиях был один выбор: выжить или погибнуть. А в отношении путей выживания выбора никакого не было. Сталин явился не изобретателем русской трагедии, а лишь ее выразителем. Сейчас реабилитировали Бухарина и заговорили о его идеях, противопоставляя их как мудрость сталинской глупости. Бухарин не был "врагом народа". Но это не значит, что он был мудр. Он был такой же исторический кретин, как и его нынешние поклонники, стремящиеся возвыситься за счет фальсификации истории в дискредитации предшественников, действовавших в реальной, а не воображаемой истории.
Моя мать, действительно пострадавшая от коллективизации и пережившая все ее кошмары, чувствовала разницу между глубинным потоком и пеной истории гораздо правильнее, чем все критики Сталина и его эпохи, вместе взятые. Она хранила в Евангелии портрет Сталина. Но она же благословила меня, когда я встал на путь бунта против Сталина, угрожавший мне гибелью. Сталин стал моим принципиальным врагом. Но я этого врага все-таки уважаю неизмеримо больше, чем всех нынешних умников и смельчаков, воюющих против призраков уже неуязвимого прошлого. Он был для меня врагом эпохальным и историческим, а не конъюнктурно выгодной темой, как для нынешних "антисталинистов".
Индустриализация советского общества так же плохо понята в советской и западной литературе, как и коллективизация. Важнейший аспект ее, а именно аспект социологический, совсем выпал из поля зрения как апологетов, так и критиков советского общества. Вот что говорил мне один из деятелей сталинских времен, осужденный при Сталине, реабилитированный при Хрущеве, но оставшийся убежденным сталинистом до конца жизни.
"Возьмем любое, казалось бы, бессмысленное мероприятие тех времен, говорил он, - и я вам покажу, что оно оправдало себя, несмотря ни на какие потери. Вот мы строили завод. Экономически и технически стройка оказалась нелепой. Ее законсервировали и потом о ней забыли совсем. Но это был грандиозный опыт по преодолению трудностей, по организации больших масс людей в целое, руководству. Сколько людей приобрело рабочие профессии! Многие стали высококвалифицированными мастерами. Сколько инженеров и техников! А ликвидация безграмотности многих тысяч людей! И уроки, уроки, уроки. Знаете, как нам все это пригодилось в войну? Не будь такого опыта, мы, может быть, не выиграли бы войну. Какое руководство без такого опыта рискнуло бы эвакуировать завод, имеющий военное значение, прямо в безлюдную степь! И через несколько дней завод стал давать продукцию, важную для фронта! Буквально через несколько дней! Что же - все это не в счет?! Игнорировать это несправедливо по отношению к людям той эпохи и исторически ложно".
Этот сталинист, как и многие другие, понимал, что политика индустриализации была прежде всего формой организации жизни людей и лишь во вторую очередь явлением в экономике, в индустрии. Он не употреблял, конечно, понятий социологии. Но социологически он был неизмеримо ближе к истине, чем нынешние образованные спекулянты за счет безответного прошлого.
В эти годы происходило, с одной стороны, объединение разбросанных по огромной территории различных народов в единый социальный организм, а с другой стороны, происходили внутренняя дифференциация и структурное усложнение этого организма. Этот процесс с необходимостью порождал разрастание и усложнение системы власти и управления обществом. А в новых условиях он породил и новые функции власти и управления. Именно в сталинскую эпоху была создана та система партийно-государственной власти и управления, которая существует сейчас в Советском Союзе. О ней я специально буду говорить дальше. Сейчас же остановлюсь лишь на одной особенности сталинской эпохи с этой точки зрения.
Современная советская система власти и управления появилась на свет не сразу после революции. Нужны были многие годы на ее создание. Но страна нуждалась в управлении с первых же дней существования нового общества. Как же она управлялась? Конечно, до революции существовал государственный аппарат царской России. Но он был разрушен революцией. Его обломки и опыт работы потом использовались для создания новой государственной машины. Но опять-таки нужно было что-то еще другое, чтобы это сделать. И этим другим средством управления страной в условиях послереволюционной разрухи и средством создания нормальной системы власти явилось рожденное революцией народовластие.
Употребляя выражение "народовластие" или "власть народа", я не вкладываю в них никакого оценочного смысла. Я не разделяю иллюзий, будто власть народа - это хорошо. Я имею здесь в виду лишь определенную структуру власти в определенных исторических обстоятельствах и ничего более. Вот основные черты народовластия. Подавляющее большинство руководящих постов с самого низа до самого верха заняли выходцы из низших слоев населения. А это миллионы людей. Вышедший из народа руководитель обращается в своей руководящей деятельности непосредственно к самому народу, игнорируя официальный аппарат. Для народных масс этот аппарат представляется как нечто враждебное им и как помеха их вождю-руководителю. Отсюда волюнтаристские методы руководства. Потому высший руководитель может по своему произволу манипулировать чиновниками нижестоящего аппарата официальной власти, смещать их, арестовывать. Руководитель выглядел народным вождем. Власть над людьми ощущалась непосредственно, без всяких промежуточных звеньев и маскировок.
Народовластие есть организация масс населения. Народ должен быть определенным образом организован, чтобы его вожди могли руководить им по своей воле. Воля вождя - ничто без соответствующей подготовки и организации населения. Были изобретены определенные средства для этого. Это прежде всего всякого рода активисты, зачинатели, инициаторы, ударники, герои... Масса людей в принципе пассивна. Чтобы держать ее в напряжении и двигать в нужном направлении, в ней нужно выделить сравнительно небольшую активную часть. Эту часть следует поощрять, давать ей какие-то преимущества, передать ей фактическую власть над прочей пассивной частью населения. И во всех учреждениях образовались неофициальные группы активистов, которые фактически держали под своим наблюдением и контролем всю жизнь коллектива и его членов. Руководить учреждением без их поддержки было практически невозможно. Активисты были обычно людьми, имевшими сравнительно невысокое социальное положение, а порою - самое низкое. Часто это были бескорыстные энтузиасты. Но постепенно этот низовой актив перерастал в мафии, терроризировавшие всех сотрудников учреждений и задававшие тон во всем. Они имели поддержку в коллективе и сверху. И в этом была их сила.
Характерным для народовластия было непосредственное обращение руководства к массам, возбуждение энтузиазма масс и провоцирование всякого рода "починов" снизу. При этом массам в качестве врагов противопоставлялись некие "бюрократы" и "консерваторы", засевшие в бесчисленных управленческих учреждениях. Вожди всех сортов и рангов выступали в роли защитников "народа" в борьбе против этих актуальных и потенциальных врагов. Хотя в сталинские годы репрессиям подвергались миллионы "простых" людей, главное острие репрессий как средства управления было направлено именно против всякого рода начальников и начальничков.
Для сталинского периода было характерно своеобразное двоевластие. Наряду с народовластием, под его защитой и вместе с тем в борьбе с ним вырастала система партийно-государственной (государственно-бюрократической, нормативно-законной) власти и управления. Она вырастала из самой социальной организации населения. Тут имело место живое историческое противоречие. Сталинизм способствовал созданию ее, использовал ее, укреплялся на ее основе. Вместе с тем он боролся против нее, стремился сдержать ее разрастание и рост ее силы. Постепенно народовластие с его системой вождей и активистов, с волюнтаризмом, призывами, массовым энтузиазмом, насилием, репрессиями и прочими атрибутами стало уступать решающую роль официальной, нормативно-законной, партийно-государственной власти с ее бюрократизмом, иерархией начальников и подчиненных, рутиной, профессионализмом и прочими чертами. Народовластие было эффективно в условиях полной разрухи и бедности, когда все заводы, стройки, учреждения можно было запомнить одному человеку, когда функции управления и контроля были сравнительно примитивны. Развернув грандиозное строительство и начав великую культурную революцию, сталинизм тем самым подписал себе смертный приговор, создаваемое им детище не могло уместиться в его утробе и функционировать по его примитивным правилам. Сыграло роль и изменение человеческого материала. Тот человеческий материал, на котором держался сталинизм и который сам держал сталинизм, в значительной мере был уничтожен, поредел, постарел, утомился, переродился. Конечно, были пополнения из молодежи. Но это уже было не то. Все равно это были уже другие люди по психологии, образованию, условиям жизни. Хотя масса новых людей была послушна и делала все то, что нужно (одобряла, клеймила, разоблачала, аплодировала), это все-таки в самой основе была другая масса. И сказалось это, в частности, в том, что был нанесен сокрушительный удар по роли самодеятельного актива, о котором я уже говорил. Над активистами стали открыто издеваться. Доносы утратили былую эффективность. Многих самых заядлых и активных сталинистов стали проваливать на выборах в комсомольские и партийные бюро.
К концу сталинского периода государственно-бюрократическая система власти и управления разрослась до такой степени и приобрела такую фактическую силу, что народовластие оказалось излишним и даже опасным для существования социального строя страны. Ослабление его и превращение в подсобное орудие "нормальной" власти явилось актом самосохранения общества.
В системе власти и управления советского общества уже в сталинские годы можно было различить два аспекта: 1) отношение власти и управления к подвластному и управляемому обществу; 2) внутреннее расчленение самой системы власти и взаимоотношения внутри ее. Во втором аспекте речь идет о таком элементе в самой системе власти, который позволяет контролировать самое систему власти и заставлять ее функционировать как единое целое, - о сверхвласти или о власти над самой системой власти. Последняя здесь разрастается до такой степени, что превращается в своего рода сверхобщество, в свою очередь нуждающееся в управлении. Эти аспекты переплетаются самым причудливым образом. Отношение их меняется в смысле изменений личного и институционного состава сверхвласти и их взаимоотношений с прочими членами и институтами системы власти. Функционирование сверхвласти внутри системы власти переплетается с функционированием последней в обществе. В сталинские годы аппарат сверхвласти сложился из сочетания элементов народовластия и партийно-государственного аппарата. Он образовался из личной канцелярии Сталина, группы близких ему помощников и сообщников (правящей мафии), так называемой номенклатуры и органов государственной безопасности.
Органы государственной безопасности в сталинские годы играли исключительно важную роль, выходящую за пределы карательных функций. Они были инструментом сверхвласти, связывавшим вождя и массы и позволявшим держать в своих руках аппарат государственной власти. Органы государственной безопасности пользовались высшим доверием народных масс. Им верили безусловно. Им помогали.
Одной из задач "органов" было поддержание такого орудия народовластия, как система разоблачений врагов (обычно воображаемых), открытых и тайных доносов, репрессий. Сейчас много критикуют тайное доносительство в то время. Но открытое доносительство и разоблачительство было распространено еще более, приносило еще больший эффект. Причем эти доносы и разоблачения не могли оставаться без последствий, иначе они утратили бы силу. Эта система доносительства и разоблачительства была естественной формой проявления подлинно народной демократии. Это была самодеятельность масс, поощряемая свыше, поскольку высшая власть была властью народной и стремилась остаться ею. Эта система ослабла в теперешнее время, поскольку кончилась эпоха расцвета народовластия.
Хотя советское общество является самым интересным, самым значительным и вместе с тем самым трудным для понимания социальным феноменом нашего времени, на Западе до сих пор преобладает стремление отделаться на этот счет несколькими универсальными словечками, одним махом и без всяких усилий объяснить все происходящее в советском обществе. О чем бы ни зашла речь, вездесущие и всеведущие словечки вроде "тоталитаризм", "репрессии", "ГУЛАГ", "партократия" немедленно появляются в разных комбинациях, претендуя на исчерпывающее объяснение. К их числу относится и словечко "номенклатура", якобы раскрывающее секрет советской системы власти. Что такое номенклатура на самом деле? В сталинское время это был один из рычагов системы управления обществом. В номенклатуру входили особо отобранные и надежные с точки зрения центральной власти партийные работники, осуществлявшие руководство большими массами людей в различных районах страны и различных сферах жизни общества. Ситуация руководства была сравнительно проста, общие установки были ясны и стабильны, методы руководства были примитивны и стандартны, культурный и профессиональный уровень руководимых масс был низок, задачи деятельности масс и правила их организации были сравнительно просты и более или менее единообразны. Так что практически любой партийный руководитель, включенный в номенклатуру, мог с одинаковым успехом руководить литературой, целой территориальной областью, тяжелой промышленностью, музыкой, спортом. Главная задача руководства такого рода состояла в том, чтобы создать и поддерживать единство и централизацию руководства страной, приучить население к новым формам взаимоотношения с властью, любой ценой решить некоторые проблемы общегосударственного значения. И эту задачу номенклатурные работники сталинского периода выполнили.
В послесталинский период, когда завершилось формирование современной советской системы власти, институт номенклатурных работников в сталинском смысле почти полностью исчез. Осталось слово "номенклатура". Но теперь оно обозначает важные должности в системе власти и управления, назначение на которые контролируется и утверждается партийными органами власти различных уровней (общесоюзного, республиканского, краевого, областного, районного). Номенклатурой данной партийной инстанции являются не определенные люди, а посты в органах власти и управления, которые находятся вне этой инстанции и назначение на которые контролируется и утверждается этой инстанцией. Теперь от лиц, назначаемых на посты, требуется некоторый уровень профессиональной компетентности. Категория номенклатурных работников, профессия которых быть в номенклатуре, практически уже не существует как важный элемент системы власти советского общества. Слово "номенклатура" теперь играет роль средства дезинформации, скрывающей реальную структуру советского общества и его системы власти.
На эту тему написаны тонны книг. Скажу лишь несколько слов. Культ Сталина был элементом народовластия. Он рос главным образом снизу, хотя насаждался и сверху. Сталин был народным вождем в самом строгом смысле слова. Гораздо более народным, чем Ленин и все преемники Сталина. Все культы вождей после него создавались аппаратом власти и средствами пропаганды сверху, без поддержки в массах населения. Они все были карикатурными с самого начала. Замечу также, что Запад в огромной степени способствовал культу Сталина.
Пару слов о доносах. Ходили слухи, будто после хрущевского доклада было решено уничтожить архивы "органов". Я готов в эти слухи поверить: хозяевам общества надо было уничтожить следы своих прошлых преступлений. Во всяком случае, Хрущев сам ухитрился ликвидировать все материалы, касающиеся его деятельности в качестве одного из активных сталинских палачей. Те, кто помог Хрущеву в этом, были щедро вознаграждены. В частности, в Киеве, где самые страшные репрессии проводились под руководством Хрущева, было широко известно, что этим делом занимался заведующий партийным архивом, награжденный за это Ленинской премией и избранный в члены-корреспонденты Академии наук, хотя он был полным ничтожеством в науке даже по украинским критериям.
Но я очень сожалею о том, что доносы и вообще документы такого рода были уничтожены. Дело в том, что они имели колоссальную ценность с социологической точки зрения. Мне случайно повезло в течение целой недели просматривать десятки папок с доносами перед тем, как их должны были уничтожить (так мне сказали). Тут я в концентрированной форме и в огромных масштабах увидел, чем на самом деле живут люди в фундаменте общества, каковы мотивы и цели их деятельности. Я буквально почувствовал, какую роль играют так называемые ничтожные явления. Уничтожение доносов - огромная потеря для науки. Тысячи людей, не подозревая об этом, в течение многих лет собирали уникальный материал для научных обобщений. И все впустую.
НАСИЛИЕ, ПРАВО, МОРАЛЬ
О сталинских репрессиях сказано также достаточно много. Ограничусь лишь краткими замечаниями в духе моей концепции сталинизма.
В систему насилия были вовлечены миллионы людей. Сваливать вину за это на горстку сталинцев, на органы государственной безопасности и на Сталина лично есть грубая фактическая и историческая ошибка. В основе насилия сталинской эпохи лежала массовая добровольность. Насилие явилось средством организации стихии добровольности. Точнее говоря, насилие сверху явилось организацией стихии насилия, поднявшейся снизу.
Считается, что в сталинские годы имело место систематическое нарушение некоей законности. Это мнение есть исторический абсурд. В те годы происходило формирование специфических коммунистических правовых отношений. Нарушать какие-то правовые нормы было просто невозможно, поскольку они еще не вошли в практическую жизнь. Написанные на бумаге правовые нормы еще нельзя считать реальными правовыми нормами. Они скорее играли роль средств идеологии, пропаганды, а не роль норм, практически регулировавших жизнь людей. Лишь к концу сталинского периода сложились более или менее устойчивые правила поведения людей, допускавшие интерпретацию в понятиях права, да и то лишь отчасти.
Бессмысленно рассматривать судебные процессы тех лет в юридических понятиях. Они были явлениями вне правовых отношений. Они лишь принимали видимость правовых, чтобы произвести нужное впечатление на Западе и воздействовать на свое население в желаемом для правящей клики духе. Эти явления имели свои нормы, ритуалы и процедуры, похожие на правовые, но мало что общего имевшие с последними.
Обвинения людей сталинского периода в аморальности точно так же лишено смысла. Дело тут не в том, что они были моральными (они, как правило, не были такими) или руководствовались какой-то другой моралью. Дело в том, что они были поставлены в условия, в которых для принципов морали просто не осталось места. Правила морали вообще не всеобъемлющи. Часто ли политики, бизнесмены, генералы и другие категории людей на Западе следуют правилам морали?! Так что можно требовать от людей на низших уровнях иерархии, оказавшихся к тому же в жутких и непривычных обстоятельствах?!
В сталинскую эпоху обнаружились огромные возможности коммунистической власти манипулировать массами. Власть присвоила также те функции, которые раньше выполняли частные владельцы и предприниматели. Это привело к беспрецедентной гипертрофии волюнтаристского аспекта власти. Кроме того, коммунизм обнаружил способность быстро поднимать общество из состояния разрухи на сравнительно высокий уровень. Возникла иллюзия неограниченных возможностей в развитии общества и способности власти использовать их, заставить общество стремительно прогрессировать во всех отношениях. Стремление высшей власти заставить общество жить и развиваться так, как того хочет высшее руководство во главе с вождем, стало характерной чертой сталинизма как типа власти. Сталинизм еще не успел столкнуться в ощутимых масштабах с тем, что как само общество, так и его власть ограничены объективными закономерностями самого социального строя страны. Лишь Хрущев испытал на себе границы системы власти, а Брежнев - социальной организации населения.
Вторая важнейшая черта сталинского типа руководства - создание аппарата сверхвласти, стоящего над аппаратом партийно-государственным. Благодаря ему вождь с его кликой мог обращаться к массам непосредственно, минуя партийно-государственный аппарат и изображая его в глазах масс как одну из причин недостатков и трудностей.
Обе черты сталинского типа руководства можно отчетливо видеть в намерениях горбачевского руководства. Об этом я еще буду говорить в разделе о горбачевизме.
Сталинский период советской истории был периодом беспрецедентной в истории человечества культурной революции, коснувшейся многомиллионных масс всего населения страны. Это был сложный, многосторонний и противоречивый процесс. Культурная революция была абсолютно необходимым условием выживания нового общества. Человеческий материал, доставшийся от прошлого, не соответствовал потребностям нового общества во всех основных аспектах его: в производстве, в системе управления, в армии. Требовались миллионы образованных и профессионально подготовленных людей. В решении этой проблемы новое общество продемонстрировало свое колоссальное преимущество: самым легкодоступным для него оказалось то, что было самым труднодоступным для прошлой истории, - образование и культура. Оказалось, что гораздо легче дать людям хорошее образование и открыть им доступ к вершинам культуры, чем дать им приличное жилье, одежду, пищу. Доступ к образованию и культуре был самой модной компенсацией за бытовое убожество.
Люди переносили такие бытовые трудности, о которых теперь страшно вспоминать, лишь бы получить образование и приобщиться к культуре. Тяга миллионов людей к этому была настолько сильной, что ее не могла остановить никакая сила в мире. Всякая попытка вернуть страну в дореволюционное состояние воспринималась как страшная угроза этому завоеванию революции. Быт играл при этом роль второстепенную. И казалось, что образование и культура автоматически принесут бытовые улучшения. И это происходило на самом деле для многих, что вселяло надежды на будущее.
Культурная революция шла по трем основным направлениям: 1) ликвидация безграмотности и повышение образовательного уровня взрослого населения;
2) создание колоссальной сети учебных заведений всякого рода для новых поколений; 3) централизованная и систематическая просветительская деятельность, создание публичных библиотек и читален, издание книг для массового читателя, кинофильмы, театры, концерты, радио. Заслуга сталинизма в организации этого процесса бесспорна. И до сих пор не сделано ни одного фундаментального исследования этого процесса. За кратчайший срок было подготовлено такое огромное число образованных людей и всякого рода специалистов, что Советский Союз провел войну с Германией, не испытывая острого дефицита в людях в этом отношении. В частности, после сталинских "чисток" в армии и после первых поражений в войне с Германией удалось удовлетворить потребности в офицерах. Выпускники школ буквально за несколько месяцев благодаря образованию становились гораздо более лучшими офицерами, чем их малограмотные предшественники, прослужившие много лет в армии.
Все пишущие о сталинской эпохе много уделяют внимания коллективизации, индустриализации и массовым репрессиям. Но в эту эпоху произошло еще одно событие грандиозного масштаба, о котором пишут мало или умалчивают совсем, а именно - идеологическая революция. С точки зрения формирования нового общества эта революция, на мой взгляд, не менее важна, чем все остальное.
В сталинские годы определилось содержание идеологии, определились ее функции в обществе, методы воздействия на массы людей, наметилась современная структура идеологических учреждений и выработались правила их функционирования. Кульминационным пунктом идеологической революции был выход в свет работы Сталина "О диалектическом и историческом материализме". Существует мнение, будто эту работу написал на самом деле не сам Сталин, а кто-то другой или другие. Возможно, что это так и было. Но если даже Сталин присвоил чужой труд, в появлении этого идеологического сочинения он сыграл роль неизмеримо более важную, чем сочинение довольно примитивного с интеллектуальной точки зрения текста: он дал этому тексту свое имя и навязал ему историческую роль. Эта сравнительно небольшая статья явилась идеологическим шедевром в полном смысле этого слова. И все те, кто обвинял Сталина в вульгаризации марксизма-ленинизма и стремился вернуться к более совершенному марксизму прошлого или уйти дальше вперед, так или иначе следовали сталинскому образцу. Этому образцу будут следовать и все последующие реформаторы идеологии. Почему? Отнюдь не из уважения к Сталину и не из-за неспособности сочинить нечто лучшее. Людей, которые способны сочинять лучше, чем Сталин, миллионы и миллионы. Но есть законы идеологии как особого социального феномена. И дело тут не в том, чтобы сочинить лучше, а совсем в ином: дело в адекватности идеологических сочинений условиям и потребностям своего общества.
После революции и Гражданской войны перед паршей, захватившей власть, хотела она этого или нет, сознавала она это или нет, встала задача навязать свою партийную идеологию всему обществу. Иначе она у власти не удержалась бы. А это практически означало идеологическое "воспитание" широких масс населения, создание для этой цели армии специалистов идеологических работников, создание постоянно действующего аппарата идеологической работы, проникновение идеологии во все сферы жизни. А с чем приходилось иметь дело сначала? Малограмотное и безграмотное население, процентов на девяносто религиозное. В среде интеллигенции преобладали всякие формы "буржуазной" идеологии. Партийные теоретики - недоучки и болтуны, начетчики и догматики, запутавшиеся во всякого рода старых и новых идейных течениях. Да и свой марксизм они знали так себе. Как признавал сам Ленин, через пятьдесят лет после опубликования "Капитала" его понимало всего несколько десятков человек, да и то неправильно. А теперь, когда возникла задача переориентировать основную "идеологическую" работу на массы, да еще массы низкого образовательного уровня и зараженные старой религиозно-самодержавной идеологией, партийные теоретики оказались совершенно беспомощными.
Нужны были идеологические тексты, соответствующие возникшей задаче. Нужна была идеология как таковая, с которой можно было бы уверенно, настойчиво и систематично обращаться к массам. Те люди, которые создавали сталинский идеологический шедевр и сами писали тексты того же уровня, были историей поставлены в положение, аналогичное положению студентов, которым предстояло в кратчайшие сроки подготовиться к экзамену по малознакомому предмету. Главной проблемой для них стало не развитие марксизма как явления культуры, а отыскание наиболее простого метода создания марксистскообразных фраз, речей, текстов, статей, книг. Сталинистам надо было занизить уровень исторически данного марксизма настолько, чтобы он фактически стал идеологией интеллектуально примитивной и плохо образованной массы населения. Занижая и вульгаризируя марксизм до логического предела, сталинисты тем самым вышелушивали из него его рациональное ядро, сущность, единственно стоящее, что в нем вообще было. А то, что они отбросили, оказалось пустой словесной шелухой, пригодной лишь для словоблудия некоторой части умствующих философов.
Короче говоря, задача состояла не в том, чтобы поднять интеллектуальные хижины до уровня интеллектуальных дворцов, а в том, чтобы низвести дворцы до уровня хижин. То, что в этих хижинах нельзя было жить, не играло роли. Они строились не для жилья, а лишь для подобия жилья. Они казались общедоступными. Они возвышали ничтожества из интеллектуальной грязи сразу на божественные вершины сверхгениальности. С такой задачей академические невежды и бездарности могли справиться лучше, чем академические эрудиты и гении.
"Есть марксизм догматический и марксизм творческий, - говорил Сталин. - Я стою на позициях последнего". Это заявление Сталина было затем истолковано как лицемерное теми, кто относился к марксизму как к вершине премудрости, как к самой научной науке. А между тем именно Сталин, а не его противники, отнесся к марксизму творчески.
Сталин обошелся с марксизмом с точки зрения интересов идеологии наилучшим образом. Он вроде бы сохранил в марксизме абсолютно все, лишив это все действенной силы. Он выжал из марксистской словесной массы ее идеологические соки. Роль сталинистов заключалась именно в том, что они отделили чисто идеологическую часть (ядро) марксистских текстов от прочих словес. В марксистской писанине зародилось и вызрело идеологическое учение. Сталинисты очистили идеологическое учение коммунизма от шелухи марксистской писанины. Потом началось попятное движение. Но оно уже не способно было фактически выйти за заданные ими рамки. Оно производило лишь новую шелуху, не затрагивая ядра учения.
Работа Сталина "О диалектическом и историческом материализме" была фокусом, ориентиром, острием идеологической революции в Советском Союзе. Она была своего рода главнокомандующим и одновременно знаменосцем армии прочих идеологических текстов и речей. Но она не исчерпывала собою всю идеологическую революцию и всю порождаемую ею идеологическую массу. Идеологическая революция охватила все сферы жизни общества и все слои населения. Идеологическая масса заполнила все социальное пространство страны. К концу сталинского периода идеологическая революция завершилась. Советская идеология появилась на свет как целостное социальное явление и как неотъемлемый элемент советского образа жизни.
После смерти Сталина в среде марксистов стало модным свысока смотреть на Сталина как на вульгаризатора марксизма. А между тем именно Сталин обнажил суть марксизма. Он внес в марксизм некоторую фундаментальную ясность. После разоблачения Сталина опять расцвело словоблудие, хотя, по существу, за все после-сталинские годы десятки тысяч философов не прибавили к марксизму ни крупицы нового. То, что сделал Сталин, примитивно, убого, нелепо. Это так. Но это необходимая предпосылка создания жизненной идеологии. Сейчас наступил идеологический спад. Причин тому много. И одна из них - возврат марксизма к досталинскому словоблудию. Идеология растворилась в научно-популярной и псевдонаучной болтовне.
Предметом насмешек также стал язык Сталина. А между тем его языком говорила эпоха. Идеологическое учение должно быть изложено именно как идеологическое. Не обязательно его излагать так, чтобы любой смог его понять. Не обязательно даже излагать его так, чтобы его нельзя было не понять. Его надо изложить так, чтобы никто не осмелился его не понять!
Общеизвестно, какая настойчивая и ожесточенная борьба против религии и церкви велась в Советском Союзе после революции. Почему? По меньшей мере наивно рассматривать это просто как проявление беспричинной злобности, глупости и прочих отрицательных качеств деятелей революции и строителей нового общества. Причины для этого были, причем самые глубокие и серьезные с точки зрения хода истории. Это была не криминальная операция группы злодеев, а грандиозный исторический процесс. Указать на эти причины - не значит оправдать историю. История не нуждается ни в каком оправдании. Она проходит, игнорируя всякие морализаторские оценки ее событий и результатов. И нам остается лишь ломать голову над тем, как и почему это случилось.
Было бы также недостаточно объяснять эту борьбу против религии и церкви тем, что последние оказались на стороне контрреволюции и что вожди революции организовали эту борьбу в угоду марксистской доктрине относительно религии. На религию и церковь действительно были обрушены репрессии сверху. Марксистская доктрина действительно сыграла какую-то роль в деятельности отдельных людей. Но дело не столько в этом и даже в каком-то смысле совсем не в этом. Это лишь поверхность исторического процесса, его пена, а не глубинный поток. Дело тут главным образом в том, что массы населения, совершенно незнакомые с марксистской или иной доктриной, сами с ликованием ринулись в безбожие как в новую религию, сулившую им рай на земле и в ближайшем будущем. Более того, они ринулись в безбожие даже не ради этого рая, в который они в глубине души никогда не верили, а ради самого безбожия, как такового. Это была трагедия для многих людей. Но для еще большего числа людей это был беспрецедентный в истории человечества праздник освобождения от пут религии. Какую бы великую историческую роль религия ни играла, она играла эту роль, накладывая на людей тяжелые обязательства и ограничения на их поведение. Религия действительно давала людям то, на что она и претендовала, но она при этом взваливала на людей тяжелый груз и служила средством их порабощения. Подобно тому как многомиллионные массы населения в революцию и в Гражданскую войну сбросили путы социального гнета, игнорируя все их позитивное значение и не имея ни малейшего представления о том социальном закрепощении, которое их ожидало в будущем, они в последующий мирный период сбросили путы религиозного духовного гнета, даже не подозревая о том, какого рода духовное закрепощение идет ему на смену. Новое закрепощение приходило к ним прежде всего как освобождение от старого, которое, согласно законам массовой психологии, воспринимается как наихудшее. Массы населения сами шли навстречу насилию и обману сверху. Они стимулировали его, становились его носителями и исполнителями. Без поддержки населения власти не смогли бы добиться такой блистательной и стремительной победы над религией, прораставшей в душах людей в течение многих столетий. Репрессии и обман "сверху" означали в тех условиях организацию самих масс на эти репрессии и этот обман.
Но это было не только насилие и самонасилие, не только обман и самообман. Чтобы новое общество, рожденное революцией, выжило и укрепилось, оно должно было определенным образом перевоспитать и воспитать многомиллионные массы населения, оно должно было породить многие миллионы более или менее образованных людей, способных хотя бы на самом минимальном уровне выполнять бесчисленные и разнообразные функции в обществе, начиная от простых рабочих и кончая государственными руководителями всех рангов и профилей. Коммунистическая идеология должна была в этом беспрецедентном в истории социальном, культурном и духовном перевороте сыграть решающую роль. Религия и церковь, доставшиеся в наследство от прошлого, разрушенного революцией социального устройства, встали на пути этого переворота как одно из главных препятствий. Началась битва за души и умы масс населения. Коммунистическая идеология должна была занять в обществе то место, какое до революции занимала религия, причем всемерно и всесторонне расширить и усилить эту роль.
Как это ни странно на первый взгляд, жестокость в отношении миллионов людей в сталинские годы сочеталась с поразительной заботой о миллионах других людей. Причем число таких, кто чувствовал эту заботу, намного превосходило число тех, кто становился жертвами насилия и репрессий. Забота о людях проявлялась в организации просвещения, образования, развлечений, обучения профессиям, спорта и в улучшении бытовых условий. Хотя последнее было незначительным по нынешним понятиям, людьми той эпохи они воспринимались как грандиозные. Каждое снижение цен проводилось по всей стране как массовое мероприятие и переживалось как праздник. А главное люди освободились от пут собственности и ото всего того, что вносила в их жизнь власть денег. Люди на самом деле почувствовали себя во многих отношениях свободными. Уже в сталинские годы стали ощущаться такие блага коммунизма, как гарантия удовлетворения минимальных жизненных потребностей и уверенность в завтрашнем дне. Пропаганда умело использовала это и усиливала эффект достоинств коммунистического образа жизни. Для миллионов людей жизнь в их трудовых коллективах на первых порах компенсировала все их потери. Коммунизм приходил в мир прежде всего как искушение. За блага коммунизма приходилось платить. Но эта плата еще воспринималась как временные трудности. И опять-таки тут мы имеем пример реальной диалектики: чем лучше становились условия жизни, тем слабее становились соблазны коммунизма. В послесталинские годы уровень жизни населения поднялся сравнительно со сталинским периодом настолько, что, если бы в тридцатые годы нам рассказали об этом, мы не поверили бы. Но люди уже изменились. Изменились их претензии к жизни и представления о хороших условиях. И соблазны коммунизма утратили свою силу.
Как я писал, уже в 1939 году мне было ясно, что социалистическая революция не изобретает коммунистические (социалистические) социальные отношения как нечто совершенно новое, что те социальные отношения, которые становились всеобъемлющими и доминирующими после революции, в той или иной мере и форме можно было наблюдать и в дореволюционной России. Я имел в виду прежде всего образование гигантской армии всякого рода начальников и разрастание государственного аппарата власти и управления. К концу сталинского периода я еще более укрепился в этой мысли. Однако теперь я обратил внимание на другой аспект исторического процесса. И понять его мне помогли мои занятия логикой. Дело в том, что отношения между людьми существуют и сохраняются совсем не в том же смысле, в каком существуют и сохраняются люди, вступающие в такие отношения. Например, отношение между начальником и подчиненным существует, если существуют какие-то люди, вступающие в это отношение. Эти конкретные люди могут исчезнуть, а само отношение сохранится, если появляются другие люди, вступающие в такое же отношение. Государственный аппарат может сохраниться как элемент структуры общества и социальных отношений, хотя все люди, ранее олицетворявшие его, могут быть уничтожены, хотя он может быть перестроен радикальным образом. Он сохранится в другой форме и в форме организации других людей. Социалистическая революция уничтожила капиталистические и феодально-помещичьи отношения, уничтожив классы частных собственников и создав условия, когда стало невозможно появление людей, вступающих в эти отношения. Но она создала условия, благоприятные для социальных отношений, которые стали базисом нового общества. Процесс превращения их в базис общества и процесс изменения всех аспектов жизни общества применительно к новому базису оказался длительным процессом исторического творчества многомиллионных масс населения. Сталинский период был периодом творческим в самом строгом смысле слова, какими бы ни были результаты творчества и как бы мы к ним ни относились. Тогда все создавалось заново - организация коллективов, система управления, идеология, культура, человеческие типы, формы поведения, ритуалы и процедуры мероприятий, юридические нормы и т. д. Когда процесс в основных чертах завершился, продукты исторического творчества миллионов людей стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся. И даже отъявленные прохвосты и дураки почувствовали себя в состоянии и вправе критиковать самый трагический, но самый творческий период истории своей страны. Десталинизация страны, принеся людям облегчение, означала вместе с тем переход к рутинно-заурядной истории, особенно сильно проявившейся в брежневские годы. Горбачевская попытка вернуть страну в состояние исторического творчества масс подобна попытке взрослого человека вернуться в состояние юности. Она напоминает мне бабье лето перед наступлением холодной осени и зимы.
Ко времени смерти Сталина первый в истории человечества коммунистический эксперимент в основных чертах завершился, причем завершился успешно во всех основных аспектах жизни советского общества. Несмотря на сталинский террор и несмотря на кошмарные события этого периода, советское население приняло новый социальный строй и оценило его достоинства. Оно почувствовало и недостатки нового строя. Но оно смотрело на них как на исторически преходящие и чуждые самому новому строю, а не как на неизбежную плату за его достоинства. Сталинизм не потерпел крах. Он одержал блистательную историческую победу, подготовив тем самым условия своего ухода со сцены истории. Он сошел со сцены истории, исчерпав себя и сыграв свою роль. Сошел осужденный, осмеянный, окарикатуренный, но непонятный до сих пор. Непонятный не в силу недомыслия, а в силу умышленного стремления к фальсификации истории и сущности реального коммунизма как в Советском Союзе, так и на Западе.
Сталинская эпоха была великой по масштабам событий и мероприятий. Последние измерялись миллионами участников. Вступление в партию - миллионы. Образование слоя начальников - миллионы. Ликвидация класса единоличного крестьянства - миллионы. Репрессии - миллионы. Стройки - миллионы. Ликвидация безграмотности - миллионы. Армия - миллионы.
Потери в войне - миллионы. И так во всем. Страна превращалась в единый социальный организм в муках и с потерями, но в муках грандиозных и с потерями грандиозными. И с результатами грандиозными. Страна стала коммунистической, выстояла в годы великого строительства и великого террора, победила в беспримерной в истории войне, вынесла послевоенные трудности. И все это было связано с именем Сталина. Хрущевский "переворот", сыграв свою историческую роль, вместе с тем унизил и опошлил самый великий период советской истории. Брежневизм создал карикатуру на него. Горбачевизм, имея скрытую тягу к нему, соединил в себе пошлость, карикатурность и неблагодарность хрущевизма и брежневизма. Именно отношение к Сталину и к сталинской эпохе обнаруживает мелкость деятелей сегодняшней советской истории, обнаруживает мелкую и подлую натуру всего советского общества, рожденного в великих исторических муках и победах. Карлики становятся судьями деяний великанов. Карлики убивают великанов, чтобы самим выглядеть великанами. Великая историческая эпоха становится предметом смеха и демагогии для ничтожеств.
После XX съезда КПСС стали Сталина противопоставлять Ленину, а сталинизм стали рассматривать как отступление от ленинизма. Для меня такой подход к проблеме отношений Ленина и Сталина был всегда чужд. Советская пропаганда и идеология в сталинские годы преподносила нам Сталина как "Ленина сегодня". Я их вообще не разделял. Мой антисталинизм был одновременно и антиленинизмом, если иметь в виду практическую деятельность ленинского руководства. Проблема "Ленин и Сталин" в юности не возникала передо мною в силу незнания реальной советской истории в этом ее аспекте. Со временем, особенно после хрущевского "переворота", я многое узнал о фактической истории в том ее аспекте, который стал объектом разоблачительства. К этому времени я стал профессиональным философом, досконально изучив сочинения Ленина и Сталина. И я пришел к тому же, с чего начал, а именно к рассмотрению ленинизма и сталинизма как единого явления. Сталин действительно был "Ленин сегодня". Конечно, были многочисленные различия. Но они были второстепенные. А по сути дела именно сталинизм был продолжением ленинизма как в теории, так и на практике. Сталин дал наилучшее изложение марксизма-ленинизма как идеологии. Сталин был верным учеником и последователем Ленина в практике строительства коммунизма.
Анекдоты по поводу жизни в послереволюционные годы и о Сталине лично мне приходилось иногда слышать еще в школьные годы и во время войны, а в послевоенные годы - довольно часто. Должен сказать, что анекдоты о Сталине не были унизительными для него. Чаще они вообще рассказывались как реальные истории. Приведу несколько примеров. Сталин вызвал к себе высших руководителей какой-то отрасли промышленности, находившейся в трудном положении, посоветовал им подумать о мерах преодоления трудностей, а сам вышел из кабинета, сказав, что вернется через час и выслушает мнение "командиров" этой отрасли промышленности. Точно через час он вернулся. Министр начал докладывать: "Мы, товарищ Сталин, подумали и решили..." И далее министр изложил, что именно решили собравшиеся. Сталин молча выслушал, расхаживая по кабинету и куря трубку. Министр кончил речь. "Так, значит, "подумали и решили"?" - сказал Сталин. После этих слов у одного из присутствовавших случился инфаркт. Его унесли. Идя в обратном направлении, Сталин опять сказал: "Так, значит, "подумали и решили"?!" У второго из присутствовавших случился инфаркт. Его унесли. Таким образом Сталин ходил по кабинету, повторяя все ту же фразу. Постепенно всех собравшихся унесли с инфарктом. Когда унесли самого министра, Сталин сказал: "И правильно решили, товарищи!"
Другая "реальная" история случилась во время войны с генералом по фамилии Курочкин. Однажды Сталин столкнулся с генерал-майором Курочкиным в коридоре и сказал: "А, товарищ Курочкин! Саботируете, да?!" С Курочкиным инфаркт. Пролежав полгода в больнице, Курочкин вернулся на работу уже в чине генерал-лейтенанта. Однажды он опять столкнулся со Сталиным в коридоре. Сталин сказал: "Продолжаете саботировать, товарищ Курочкин?!" С генералом опять инфаркт. Через полгода он вернулся на работу в чине генерал-полковника. Кончилась война. Во время бала в Кремле в честь победы Сталин сказал: "Трудное время было, товарищи! Но мы, вот товарищ Курочкин не даст соврать, находили время для здоровой шутки!"
Вскоре после войны я слышал такой анекдот. Молотов сказал Сталину, что в Москве появился человек, очень похожий на Сталина. Сталин приказал, чтобы этого человека расстреляли. Ворошилов сказал, что достаточно было бы побрить двойнику Сталина усы. "Хорошая мысль! - воскликнул Сталин. - Побрить этому мерзавцу усы. А затем расстрелять!"
Но все же анекдотов в сталинские годы было мало. За них арестовывали и судили. Рассказывали их лишь тогда, когда были уверены в том, что не донесут. Жертвой доноса такого рода стал известный впоследствии философ Спиркин. Он уже после войны рассказал в компании какой-то анекдот о Сталине или не донес о человеке, рассказывавшем анекдоты.
Несколько осмелели после войны. И рецидив массовых репрессий уже не мог остановить этот процесс. Анекдоты становились все более острыми. Например, я в самых разных местах слышал анекдот о человеке, которого осудили на десять лет и который спросил судью, за что такое наказание, а судья ответил, что если бы знали, за что, то дали бы не десять, а двадцать пять лет. Но те анекдоты, что касались лично Сталина, оставались на том же уровне почтения ко всесильному диктатору. Сталин как личность был не анекдотичен, в отличие от его преемников Хрущева и Брежнева.
Я был антисталинистом и не превратился в сталиниста. В результате многолетних размышлений я пришел к такому выводу. Сталинский путь в условиях краха бывшей Российской империи и послевоенной разрухи был самым эффективным путем построения коммунизма, а может быть, и единственным. Дело не в том, что Сталин был злодей. Дело в том, что натура нового общества проявила себя наиболее ярко именно на этом пути. Сталин был сыном своего времени, наиболее полно и четко отразившим в себе сущность реального коммунизма. Сталинский период пока что остается самым значительным в советской истории. Этот период заслуживает, конечно, критики. Но в гораздо большей мере он заслуживает объективного понимания. Сталин был, есть и навечно останется главной личностью в истории реального коммунизма.
Негативное отношение к Сталину объясняется тем, что он обнажил сущность марксизма-ленинизма как идеологии и сущность реального коммунизма. Сталин сыграл свою историческую роль. И теперь на него можно сваливать все те негативные явления, которые на самом деле суть неотъемлемые атрибуты коммунизма. Его сделали козлом отпущения за грехи истории и за непредвиденные следствия реальности коммунизма. Советское руководство и его холуи проявляют свою собственную натуру, "разоблачая" Сталина, а не натуру сталинизма. Они поступили со Сталиным нечестно, подло, коварно, как это и соответствует их собственной сущности.
Поистине верно: мертвого льва может лягнуть даже осел.