Адмирал Корнилов вместе с Нахимовым и Истоминым встали на специально подготовленный помост. Рядом замерли Тотлебен с парой военных инженеров, Ползиковым и Мельниковым. Остальные зрители из морских и пехотных офицеров стояли чуть ниже. На трибуну напротив медленно поднялся Щербачев и приказал построиться принимавшим участие в работе матросам и мастеровым.
Корнилов хотел было поторопить штабс-капитана, но потом невольно вспомнил Лазарева. Его наставник всегда учил адмирала ценить тех, кто помогает ковать его победы. И Щербачев, как оказалось, был из таких же людей.
— А теперь позвольте продемонстрировать вам возможности ракетного оружия, — штабс-капитан махнул рукой, и группа солдат с ракетами на плечах выдвинулась на позицию.
— Первая пара стреляет обычными ракетами, какие есть и у наших противников, — продолжал показ Щербачев.
Двое солдат без лишней спешки, но споро разложили направляющие, навели ракеты — выстрелили. Два взрыва раздалось чуть в стороне от выбранного в качестве цели редута. Поставленные для антуража старая пушка и шесть чучел в красной английской форме если и пострадали, то только от осыпавшей их земли.
Не особо впечатляюще.
— Вторая пара стреляет улучшенными кольцевыми ракетами, — Щербачев отдал новый приказ.
Первые солдаты отошли в сторону, и две новые ракеты со странными утолщениями на боках встали на позицию. На них одели деревянные кольца с лепестками, выстрел — на этот раз взрывами выкосило прислугу, стоящую справа от пушки. Корнилов сразу представил, что так же можно было бы проредить канониров на вражеских кораблях. Хорошая точность, жаль, что дальность Щербачев выбрал всего сто метров. Совсем не морская дистанция, но ракеты — это все же не пушки.
Увы, не чудо.
Щербачев тем временем объявил третью пару — новые ракеты летели как будто быстрее предыдущих, а взрыв выглядел мощнее. Тестовое орудие от точного попадания подбросило в воздух и опрокинуло. Это было еще лучше, но дистанция оставалась все такой же ничтожной и накладывала слишком много ограничений.
— А теперь разведывательный аппарат «Карп», — штабс-капитан объявил последнюю новинку.
По его приказу четверо солдат подтащили к трибуне грубо сколоченный деревянный ящик. Потом прямо перед адмиралами всего за пару минут был собран каркас, а из подведенной от системы газового освещения трубы надули окрашенный в грязно-серый цвет шар.
— Готовность к взлету из полностью разобранного состояния — меньше десяти минут, — объявил Щербачев. — А теперь позвольте представить вам первого пилота летательного аппарата Российской Императорской армии, подпоручика Степана Георгиевича Эристова.
Неизвестно откуда взявшийся казак ловко запрыгнул на скобы под шаром, как только тот начал отрываться от земли. Привязанный к конструкции канат закрепили сначала на земле, а потом накинули петлю на луку седла груженного мешками коня, и тот начал бегать по кругу, разгоняя эту странную конструкцию.
Понял, усмехнулся про себя Корнилов, мешки — это чтобы коня не утащило в небо, если шар потянет слишком сильно. Хотя он в любом случае потянет, и тогда петля скидывается и работает уже стационарный якорь.
— Движение лошади имитирует потоки ветра, которые будут на плывущем корабле. Заодно вы видите, как конструкция может справляться с такой качкой… — продолжал Щербачев.
Корнилов невольно вспомнил, как сам был еще юнгой и ползал по самым вершинам корабельных мачт. Какой там бывал ветер — только вцепившись руками и ногами, можно было не улететь в море. А этот казак висел под болтающимся шаром без всякой опоры. И улыбался! Корнилов готов был поклясться, что видел в черной бороде широкую белую улыбку.
— Высота в семьдесят метров позволяет увеличить дальность обзора еще на два километра, в смысле на две версты, — поправил сам себя Щербачев. — Итого наш корабль при должной внимательности в разы повышает свои шансы на выживание при возможном столкновении с паровыми кораблями противника.
Две версты. Это был невероятный результат, которого удалось достичь всего за два дня, и все же опять, как и в случае с ракетами, не чудо. Тем не менее, Владимир Алексеевич вскинул руки и захлопал, через мгновение и остальные гости присоединились к аплодисментам.
Я дождался, пока все зрители разойдутся, и только потом, поманив за собой Степана и мичмана Алферова, подошел к нашим адмиралам. Те уже начали показывать нетерпение, явно спеша по своим делам, а тут я, в нарушение всех правил этикета, словно специально топтался в отдалении.
— Прошу прощения, — начал я с извинений.
— Да что вы, Георгий Дмитриевич, — замахал руками Тотлебен, так же оставшийся на месте. — Понимаю, молодость, хочется сразу перевернуть мир, но вы и так проделали огромную работу. Пройдут годы, ваши идеи будут развиваться и отшлифовываться до совершенства. Возможно, еще при своей жизни вы увидите, как они дойдут до такого, что сейчас вы даже представить не можете.
Я на мгновение сбился, задумавшись, а возможно ли, что так и будет? Получится ли с учетом текущей технологической базы придумать и воплотить то, что не смогли создать в моем времени? Вряд ли… Но все же.
— Согласен, — вздохнул каким-то своим мыслям Корнилов. — К сожалению, ваши изобретения не смогут перевернуть ход войны, как мне, скажу честно, порой хотелось думать. Но они спасут сотни, а то и тысячи жизней, возможно, помогут выиграть целые сражения, и только за это я буду писать представление на орден.
— Я соврал! — я поспешил воспользоваться первой же паузой в речи адмирала, чтобы еще кто-нибудь не начал говорить. — Прошу прощения не за показанные результаты, а за то, что ввел вас в заблуждение.
— Что? — Корнилов нахмурился. — Ваши ракеты на самом деле летают еще ближе? И с шаром какие-то проблемы?
— Ракеты летают не на сто, а на пятьсот метров[19], — я выхватил из рук мичмана Алферова таблицу, которую мы составили по результатам тестовых запусков. — Доработанные кольцевые ракеты уверенно поражают цели на трех сотнях метров, на пяти сотнях из-за нестабильности деревянного оперения возможны сбои. У нас сорвалась одна ракета из трех, в реальности я бы на тот же процент брака и рассчитывал. Но это кольцевые! Кованые ракеты лишены эти недостатков. С их помощью мы смогли точно выстрелить на восемьсот метров. Дальше опять же нужны тесты, так как начинает очень сильно влиять погода, рельеф местности, да и мощности заряда уже недостаточно. Приходится пускать по параболе, а так рассчитать точку попадания уже гораздо сложнее. Возможно, наладь мы в Севастополе собственное производство, чтобы добиться полной идентичности ракет, ситуацию удалось бы перевернуть. Но те, что я привез, к сожалению, слишком разные…
Я невольно вспомнил, как сначала радовался, глядя на полеты кованых ракет, а потом ругался, осознав, как мы в итоге все же будем ограничены в их использовании. Эх, а если бы удалось добиться прямого полета на два километра — хотя бы на полтора — как бы мы прижучили вражеский флот, когда он попытался бы подойти к морским бастионам Севастополя!
— Подождите, штабс-капитан! — возмущенный голос Корнилова вырвал меня из мыслей. — Вы хотите сказать, что ваши ракеты могут летать в пять и даже в восемь раз дальше, чем вы показали? Так зачем вы устраивали этот цирк с сотней метров?
— У меня нет доказательств, — осторожно начал я, прикидывая, как бы правильно донести эту мысль для тех, кто привык к благородным войнам девятнадцатого века. — Но во время разговора с захваченным журналистом я услышал такие вещи о наших планах, которые невозможно было узнать со стороны. Поэтому я уверен, что в городе есть те, кто с радостью передаст союзникам информацию о нашем новом оружии. У меня недостаточно власти и возможностей, чтобы этого избежать, вот и пришлось пойти на хитрость. Теперь враг будет недооценивать наши новинки. Знать о них, но не обращать внимания, считая неспособными изменить ход боя и тем более войны. Как вы и сказали.
— Но зачем кому-то заниматься такими глупостями? — Тотлебен выглядел раздраженным.
— Глупостями? А вам было бы проще подвести свои укрепления под крепость, точно зная, где и какие силы стоят у врага?
— Конечно, — Эдуард Иванович замер на полуслове. — Хотите сказать, что и мои укрепления, скорее всего, срисованы?
— Как и планы фортов, количество пушек и снарядов к ним, — я пожал плечами.
— Потом обсудим укрепления, — Корнилов вернул разговор к изначальной теме. — Значит, ракеты могут лететь дальше? Их взрывы выглядят не очень сильными, но нет ли возможности добавить больше взрывчатки? Тогда они будут способны пробить броню кораблей.
— Более мощную взрывчатку из пороха не сделать, — ответил я. — Вернее, есть работы по бездымному пороху, и он будет гораздо лучше того, что мы используем сейчас, но… В этой войне я бы на него не рассчитывал. Так что только если увеличивать его количество, а тут мы ограничены калибром ракеты. Все, что я привез — 2,5 дюйма. Количество топлива для запуска и размер топливной камеры тоже не случайны, их не уменьшить без критического падения дальности полета.
— Хотите сказать, что ракеты бесполезны?
— Я хочу сказать, что на восьмистах ярдах пушки фортов будут стрелять ненамного хуже. Плюс мы ограничены в количестве — сейчас даже с учетом привлеченных дополнительных мастеров я буду получать десять кованых ракет в сутки. Это ничто для боя. Но сила ракет и не в прямом столкновении, а в маневре. Представьте не огромный флот, а небольшой отряд в двадцать человек, который скрытно подошел к стоянке союзников и расстрелял их корабли. Или пороховые склады. Расстрелял и отступил.
— Звучит не очень благородно, — задумался Истомин.
Хотелось сказать, что плевать на благородство, это война. Вот только здесь и сейчас подобные слова не будут аргументом.
— Партизаны двенадцатого года, летучие отряды Дениса Давыдова — разве они не герои? Я не предлагаю ничего нового. Та же тактика ударов по тылам, только с более подходящим для этого оружием. Ну и мое личное мнение. Тысячи спасенных жизней наших собственных солдат помогут мне пережить недостаток благородства этой тактики.
— Не будем спорить, — Корнилов остановил Истомина. — Что ж, я услышал штабс-капитана Щербачева. Правильно ли я понимаю, что вы хотите, чтобы ваши ракеты не были распределены по армии, а остались сведены в единый отряд для отдельных специальных операций?[20]
— Так точно.
— Что ж, я издам соответствующий указ, но буду ожидать от вас активных действий в защите. Естественно, когда будет отдан соответствующий приказ, — адмирал выделил голосом последнее слово. — И вы описали красивую картину с неожиданной атакой. Сколько вам потребуется времени, чтобы провернуть что-то подобное?
— Я подготовлю план, — в горле невольно появился комок.
— Вот и хорошо, — Корнилов улыбнулся. — А теперь перейдем к вашему шару. Вы же не просто так пригласили сюда и его пилота. Подпоручик Эристов.
Адмирал кивнул казаку, показывая, что они со Степаном знакомы. Впрочем, учитывая кем является отец этого бородача, почему бы и нет.
— Так точно, — казак улыбнулся в ответ. — Георгий Дмитриевич приказал не летать слишком высоко, но на самом деле мы поднимались где-то метров на двести. И это точно не предел!
— Не будем строить иллюзий, — я остановил Степана, который уж слишком воодушевился. — При полете с канатом, чей вес увеличивается с каждым метром высоты, две сотни — это действительно рабочий предел при текущей конструкции. Возможно, если мы достанем чистый водород или доработаем крылья для свободного полета, наши границы раздвинутся, но пока — только так.
— Две сотни метров? — переспросил Нахимов, выхватил из кармана бергамский блокнот и принялся что-то быстро чертить.
— Сколько? — склонился над его расчетами Корнилов.
— Минимум двадцать верст во все стороны, где мы сможем заметить врагов, а они нас нет, — выдохнул контр-адмирал.
Нахимов поскромничал в расчетах, по моим прикидкам дальность обзора с «Карпа» будет раза в полтора-два больше. Тридцать или даже сорок километров, а это гарантия нескольких часов, когда корабль точно никто не сможет заметить. Более чем достаточно, чтобы запустить наш рейдерский отряд.
— Георгий! — в отличие от всех остальных Степан услышал в моих словах кое-что совсем другое. — Ты сказал, что можно будет летать без веревки? Свободный полет?
— Надо будет доработать рули, — задумался я. — Сделаем двигающиеся плоскости на крыльях, чтобы ты смог управлять полетом по вертикали. Для горизонтали добавим еще киль, как у яхты, и тогда ты сможешь поворачивать. Правда, любой более-менее сильный ветер будет тебя сносить, но и тут можно будет что-то придумать…
— Плавать в небе, как в море? — удивленно спросил Нахимов. Кажется, в таком виде на полеты никто в этом времени еще не смотрел.
— А какая разница? Что воздух, что вода — мы можем опираться и на то, и на другое, просто немного по-разному. Так что принципы в итоге не особо отличаются.
— То есть и паруса могли бы пригодиться? — улыбнулся Истомин.
— Могли бы, — я, к его удивлению, согласился. — Представьте летучего красавца. Его держат специальные шары, а ветер, раздувая десятки парусов, разгоняет до тридцати узлов.
— Сделаете, штабс-капитан? — Корнилов ухватил меня за плечо.
Крепко, до боли. И я понял, что увлекся. Просто рисовал красивые картины, как это может делать любой в моем времени. А тут слова гораздо ближе к жизни. И стоят они гораздо больше, их не говорят просто так.
— Сделаю, — я хотел пойти на попятную, но вместо этого лишь расправил плечи и кивнул. — Только без парусов! Как на море парус сменился паром, так это рано или поздно случится в небе. Так что если и создавать летающие суда, то современные. С паровыми машинами и винтами!
— Я буду докладывать об этих испытаниях генерал-адъютанту Меншикову, — после паузы заговорил Корнилов. — Вы знаете, что основные верфи Черноморского флота стоят не у нас, а в Николаеве, но… Я буду просить выделить людей и ресурсы под этот проект. Уверен, у вас обязательно все получится!
— Буду ждать!
Я крепко пожал руки трем адмиралам и инженеру — кажется, моя ложь во время испытаний была прощена. После этого мы сходили на закрытый полигон, и я показал, как на самом деле могут стрелять ракеты. А Степан, радостно сверкая белыми зубами, собрал улучшенную версию «Карпа» — с уменьшенным шаром и увеличенными крыльями — и снова взлетел под облака. После этого мы еще несколько часов обсуждали детали.
— А ведь шар будет по ветру сносить быстрее, чем корабль, — неожиданно заметил Нахимов.
Я собрался было спорить, но мы посчитали… Адмиралы в узлах, я в метрах в секунду, и получилось, что «Карп» действительно двигался раза в три быстрее идущего со средней скоростью фрегата.
— Ничего, — я быстро нашел решение. — Будем запускать не с кормы, а с носа. Плюс перенесем точку крепления каната. Да и в целом, еще доработаем конструкцию. Обязательно, с привлечением моряков. А то мы еще что-нибудь не учтем без вас! В смысле, без морского опыта.
— Работайте, штабс-капитан, — адмирал почему-то совсем не расстроился всплывшей ошибке, а, наоборот, только заулыбался.
В общем, мы договорились, что за два дня все доделаем, а заодно обучим полетам десяток отобранных матросов и столько же казаков. Трое лучших отправятся в рейд вместе с группой Федора Михайловича Новосильского, которому досталась честь возглавить рейдовую группу — да, Корнилов в итоге выделил на это дело не капитана, а целого адмирала. Остальные же останутся со мной — обкатывать новые шары и готовиться, в случае чего, обучать новые группы пилотов.
Так же пришлось пообещать выделить на корабль и группу ракетчиков. Было жалко, но, понимая, как будут рисковать моряки, я ни капли не сомневался, беря на себя и это обязательство. А вот потом пришла очередь адмиралов делиться ресурсами. Первым делом я вытребовал десять запасных поворотных механизмов, которые использовались для пушек в фортах города. Массивная конструкция, но наводиться с ней и без нее, вручную, это две большие разницы. Даже огромные.
— А еще мне понадобятся зажигательные гранаты, которые используют абордажные группы на кораблях, — я вытащил заранее составленный список. — Пятьдесят кирас с армейских складов, тачки и дерево с разобранных кораблей, которое мы пускаем на строительство редутов…
Адмиралы переглянулись, и мне снова пришлось рассказывать, что именно я задумал.
Вечер я встретил с тарелкой каши, огромным куском мяса и бокалом вина. Как рассказал Ефим, Меншиков увеличил нормы питания защитников города с половины фунта говядины до целого. То есть четыреста граммов мяса в день на солдата[21], моя доля, как офицера, была еще больше. Потраченная за день энергия медленно начала восстанавливаться.
— Ваше благородие, а вы слышали, что творилось ночью? — мой денщик решил, будто мы стали достаточно близки для пересказа сплетен.
— И что же?
— Генералы топили наши корабли. Бог пытался дать знак, что злое это дело, но разве же они будут слушать? Пригнали пароход и последний корабль даже расстреляли. И знаете, что самое интересное?
— Нет, — я ждал продолжения.
— В корабль стреляли, а он не тонул. А потом один матрос не выдержал, прыгнул в воду, доплыл до корабля и исчез внутри. Все замерли, а потом он выскочил, прижимая что-то к груди. Знаете, что это было?
Кажется, я читал в будущем что-то об этой истории. Только не знал, правда это или слухи, которые порой могут родиться без всякой связи с реальностью.
— Икона? — вспомнил я.
— Так точно! — восхитился моей проницательностью Ефим. — Икона Божьей матери с корабельного иконостаса. И стоило солдату вынести ее с корабля, как следующий же выстрел отправил «Три святителя» на дно. Вы же понимаете, что это означает?
— Что бог, несмотря на все потери, все равно с нами? — предположил я.
— Нет… — денщик хотел было рассказать совсем другую версию, но мои слова и уверенный тон заставили его задуматься. — А ведь и правда, ваше превосходительство, — он разом повысил меня на несколько чинов, — действительно, бог с нами, несмотря ни на что! А можно?..
Он с такой надеждой посмотрел на меня, что ему просто невозможно было отказать. Да я и не собирался.
— Можно, — я решительно кивнул Ефиму, а потом вытащил из кармана завалявшийся там рубль. — Держи и выпей за это. А если кто будет спорить, то разрешаю набить супостату рожу!
— Так точно, ваше высокопревосходительство! — денщик на этот раз вознес меня уже до министерских чинов и даже не заметил этого.
И пусть отдыхает. А мне все равно надо подумать над тем, как развивать мои новинки, да и на прием в доме Волохова сегодня можно сходить. Кажется, кто-то во время испытаний говорил, что вечером могут привезти новые газеты. Интересно, там уже выйдет та статья, о которой мы договаривались с Гордоном Расселом?