Часть 3 Диверсанты пришли с севера

«Смерть тебя застигнет неожиданно»

Одним из основных противников органов НКГБ и НКВД СССР, а затем и контрразведки «СМЕРШ», во время Велиой Отечественной войны на территориях Карелии, Вологодской и Архангельской областей являлась финская разведка. В отличие от немецкой разведки, выбрасывавшей с самолетов парашютистов-разведчиков и диверсантов (основную часть которых составляли советские военнопленные, согласившиеся на вербовку с единственной целью — избежать голодной смерти и унижений лагерной жизни), финская разведка в прифронтовой полосе и ближних тылах фронта вела разведку исключительно силами пеших рейдовых разведгрупп[298].

В состав групп, как правило, входили опытные разведчики, хорошие стрелки, надежные радисты. Отсутствие сильной противовоздушной обороны на Оштинском рубеже и в районе Онежского озера позволяло финнам постоянно получать помощь с воздуха. Да и финские летчики прекрасно ориентировались на местности. Сами же разведчики могли и зимой, и летом совершать многокилометровые переходы. Среди них были настоящие следопыты, хорошо знающие лес, для которых таежная жизнь была до войны частью их собственной жизни. Поэтому в случае опасности финские разведчики легко уходили от погони. Зимой же финны, будучи прирожденными лыжниками, всегда имели преимущество перед советскими поисковыми группами. К тому же части охраны тыла Карельского фронта снабжались значительно хуже, чем другие, а бойцы истребительных батальонов были одеты вообще в свою одежду. Финны же по своему оснащению и вооружению значительно отличались от наших бойцов. Кроме этого, они всегда могли рассчитывать на срочную эвакуацию самолетами: летом — с водной поверхности озер гидросамолетами, а зимой с тех же обледеневших озер и болот любыми видами самолетов, оснащенных лыжами.

Финская фронтовая разведка действовала довольно дерзко. Часто финны после допросов убивали не только захваченных в плен военнослужащих Красной армии, но и гражданских лиц. Из показаний пленных финских разведчиков чекистам было известно, что командиры неприятельских групп имели секретный приказ командования добивать своих раненых. Такое же указание, кстати, получали и старшие диверсионных групп «абвера». У финских разведчиков даже в курсе психологической подготовки была такая установка: «Никогда не теряйся. Будь хладнокровным. Смерть тебя застигнет неожиданно». Что и говорить, финны были очень серьезным противником.

Действия финских разведывательно-диверсионных групп были развернуты на советской территории незадолго до официального объявления Финляндией войны Советскому Союзу.

Запись в истории боевого пути 7-й советской армии Карельского фронта свидетельствует об этом:

«С 22 июня одиночные и небольшие группы финских и немецких самолетов ежедневно производили несколько залетов в различных участках на территорию Карелии, сбрасывая диверсантов и одиночных шпионов.

В 3.00 ч. 23.06.41 г. в районе Медвежьегорска, между 8-м и 9-м шлюзами Беломорско-Балтийского канала им. тов. Сталина два гидросамолета произвели посадку на воду. Обнаруженные войсками НКВД и при попытке команды приблизиться к ним самолеты поднялись в воздух. На берегу были обнаружены две брезентовых надувных лодки вместительностью 10–15 чел. каждая, оснащенные алюминиевыми веслами. От берега в глубь леса шли следы людей (15–18 чел.). Поиски, организованные отрядами охраны ББК и ротой из Медвежьегорского гарнизона, остались безрезультатными.

В первые дни войны армия не имела истребительной авиации, и противник безнаказанно наводнил территорию Карелии группами диверсантов и шпионов. Об этом командующий армией 26.06.41 г. доносил командующему Северным фронтом, прося его ускорить прибытие 153-го и 155-го авиаполков, которые должны были входить в состав 55-й авиадивизии»[299].

С началом войны финские войска, как правило, использовали следующую тактику. В ходе сосредоточения своих частей они, после проведения рекогносцировки оборонительных рубежей советских войск и авиаразведки, высылали мелкие группы по различным направлениям, которые сразу же окапывались и занимали оборону. За ними следовали артиллерийские обстрелы и войсковая разведка боем, осуществлявшаяся мелкими группами, вооруженными автоматическим оружием. Эти разведгруппы, как правило, действовали на флангах советских частей, выявляя слабые места в системе обороны и просачиваясь в их тылы. Иногда по дорогам и тропам финнами высылались мелкие группы велосипедистов (до 30–50 человек) и мотоциклистов (до 20–30 человек)[300]. Подобные разведывательные группы финнов именовались в советских документах того периода диверсантами или «бандитами».

Не менее активно действовали на фронте и многочисленные диверсионные части противника. Утверждение историка Г. П. Сечкина о том, что с началом военных действий финское командование не смогло использовать свои спецчасти по прямому назначению, поскольку было вынуждено переключить их на охрану и оборону собственных тыловых коммуникаций и объектов, находящихся под беспрестанными ударами советских диверсантов, в данном случае представляется необоснованным[301]. На отдельных фронтовых направлениях, возможно, подобное могло иметь место. Но корректировка планов финского командования относительно действий разведывательно-диверсионных подразделений не могла коснуться всего фронта, протяженность и специфичность которого уже сами по себе как нельзя лучше подходили для использования спецчастей.

В качестве примера приведем слова военного корреспондента П. Н. Лукницкого, Характеризующие специфику Северного (Карельского) фронта:

«Странная здесь, в этих лесах, война! Ни колючей проволоки, ни крепостей, ни длинных — памятных со времен первой мировой войны — окопов, ни точно обозначенной линии фронта — так называемых передовых позиций. Здесь иначе: передовая линия — это только условное пространство, в первую очередь защищаемое людьми, на котором сосредоточены части, ведущие бои. Но передовая линия не тянется по всему фронту: обрывается то здесь, то там, сменяется лесом непрорубным, болотом непроходимым, озерами с топкими, извилистыми, неодолимыми берегами. Однако непроходимых мест на земном шаре нет, и враг, как зверь, подкрадывается — „просачивается“ — повсюду. Он ходит бандами, он вылезает на дорогу, перерезает ее и по-разбойничьи уничтожает попавшихся ему на этой дороге людей, сжигает их скарб и жилье. А войсковую часть он всегда стремится взять в кольцо, задушить петлей внезапного кругового нападения, лесным пожаром создать представление о безнадежности положения. Он всего чаще хочет напасть на штаб, на обоз, на маленькую группу бойцов, цинично не брезгует госпиталями»[302].

Эти строки, кстати, корреспондент писал 30 июля 1941 года, после того как стал невольным свидетелем нападения финской диверсионной группы на командный пункт 81-го стрелкового полка 54-й дивизии, ведущей оборонительные бои на ухтинском направлении.

В общем, уже с первых дней войны финское командование начало широко использовать свои разведывательно-диверсионные отряды и группы, действия которых наносили заметный урон Красной Армии.

Приведем некоторые примеры:

25 июня 1941 года из 2-й дивизии войск НКВД по охране железных дорог сообщалось: «По данным НКВД Карело-Финской ССР, в районе Петровские Ямы-Кишозеро, восточнее оз. Масельское оперируют мелкие диверсионные группы по 13–15 человек»[303].

27 июня 6-й отдельный финский пограничный батальон «Петсамо» под командованием майора Пенонена перешел границу, занял населенный пункт Лотто, после чего вышел в район устья реки Лотто, углубившись на советскую территорию до 55 километров. Перед батальоном стояла задача: используя промежуток в советской обороне, форсированным маршем по долинам рек Лотто и Тулома «выйти в район Кола на Кировской железной дороге, разгромить станцию снабжения 14-й армии и тем самым способствовать войскам, наступавшим с фронта, в захвате Мурманска»[304].

Рейд финского батальона вызвал большую тревогу советского командования, поскольку уже в начале июля «разведка противника и его диверсионные группы, снабженные взрывчатыми веществами и „адскими“ машинами», были замечены в районе Рестикента[305]. И только благодаря героизму пограничников 82-го отряда, в тяжелом бою разгромивших батальон Пенонена, финский диверсионный рейд завершился безрезультатно.

30 июня группа финских диверсантов, переодетых в форму советских пограничников, численностью 25 человек, подорвала железнодорожное полотно на 611 километре Кировской железной дороги.

В этот же день другая группа диверсантов в красноармейской форме вновь заминировала Кировскую железную дорогу, едва не вызвав крушение поезда, следовавшего с юга в Беломорск.

11 августа на военный аэродром, расположенный в районе Кандалакши, совершила нападение диверсионная группа финнов силою свыше 100 человек.

В середине этого же месяца в районе деревни Виданы, финские диверсанты обстреляли штабную автомашину 7-й армии. В результате обстрела были убиты заместитель начальника политотдела бригадный комиссар А. Н. Циглов и начальник оперативного отдела штаба армии полковник А. Г. Кошутин[306].

28 октября поезд машиниста депо станции Кемь А. В. Шанина остановил на перегоне путевой обходчик — выяснилось, что путь был заминирован. После проверки железнодорожного полотна из-под рельсов было извлечено и обезврежено 28 мин, заложенных диверсантами.

Одними из первых вступали в бой с финскими разведывательно-диверсионными частями пограничные войска НКВД СССР. Бои с финскими отрядами, настойчиво пытавшимися прорваться через линию советской обороны в тылы наших войск, велись летом и осенью 1941 года практически ежедневно. Так, например, в период с 20 сентября по 14 октября на участке Олончанского пограничного отряда Карело-Финского пограничного округа группы противника 9 раз переходили в наступление против советских пограничников и, в итоге, 4 раза финнам удавалось прорваться через расположение погранотряда. Ребольский Краснознаменный погранотряд, совместно с 3-й комендатурой Ухтинского погранотряда с 20 сентября по 20 октября 1941 года выдержал 13 оборонительных боев с финскими частями. Затем финны попытались окружить пограничников, однако отряд сумел отбиться от противника и выйти из окружения. В период с 21 по 26 октября Ребольский погранотряд принял участие в боях с финским батальоном, прорвавшим оборону частей РККА и занявшим населенный пункт Паданы. Пограничники, проделав 70-км марш, решили не медлить и с ходу вступили в бой. Неприятель, занявший оборону, оказал пограничникам ожесточенное сопротивление и попытался окружить их. Но бойцы Ребольского погранотряда, искусно маневрируя своими силами, отразили все атаки финнов, нанеся им большие потери (до 800 убитыми и ранеными), прорвали кольцо окружения и отошли на линию обороны. Кипран-Мякский погранотряд, действовавший на медвежьегорском направлении, с 20 сентября по 29 октября провел 17 боев с частями противника, которым удалось прорваться в наш тыл с целью действовать там на коммуникациях. Благодаря энергичным действиям советских пограничников все попытки финнов выйти на основную коммуникацию Карельского фронта — Кировскую железную дорогу, были пресечены. Тяжелые испытания выпали на долю 185-го пограничного батальона, расположенного на островах Заячий и Мудр. За время с 1 по 25 декабря 1941 года бойцы-пограничники отбили больше 10 атак финских частей, пытавшихся захватить острова[307]. Грамотные действия хорошо подготовленных пограничных войск НКВД в Карелии способствовали тому, что финны предпочитали атаковать обычные армейские, а не пограничные части. Один из финских пленных на допросе даже заявил: «Мы знаем, что на этом участке вас мало, но против нас дерутся здесь пограничники, и наши атаки мы поэтому считаем безнадежными, мы понесли потери до 70 процентов…»[308].

В качестве еще одного примера хорошей подготовленности погранчастей, приведем воспоминания ветерана-пограничника В. Н. Александрова:

«В первый же день войны мы прибыли в распоряжение Кексгольмского городского военкомата. Здесь нашу группу в количестве восьми человек под командой сержанта-пограничника Григория Мищенко отправили на полуторке на границу. Ночью приехали в расположение пограничной комендатуры, которой командовал старший политрук Гарькавый. Нас обмундировали, выдали оружие, так мы стали пограничниками.

К 24 июня на наш участок границы прибыл 154-й полк НКВД, а затем и регулярные части Красной Армии. При пограничной комендатуре был создан 1-й отдельный разведывательный батальон пограничных войск.

В батальоне нас разделили по командам и дали задание по обезвреживанию шпионов и диверсантов в нашем тылу. Диверсанты действовали хитро, переодевались в форму милиционеров, пограничников, один выдавал себя за председателя колхоза. Однако, как правило, их вылавливали. Помню такой случай. При движении к одному хутору опытный старшина Курин первым заметил стоящего рядом с хуторскими постройками политрука погранвойск. Этот политрук нас тоже заметил и закричал: „Давайте левее, в лес, там диверсанты!“. А Курин навел на него револьвер и скомандовал: „Руки вверх!“. Тот бросил оружие и поднял руки. Его обыскали, в карманах нашли ручные гранаты. Тут Курин и говорит: „Смотрите, в чем он просчитался, диверсант“. Оказалось, что у этого политрука на петлицах было четыре кубика, тогда как советские политруки носили по три кубика. Обыскали хутор. В одном из сараев обнаружили еще двух спрятавшихся финнов. После того у как сарай подожгли зажигательными пулями, они выскочили оттуда и сдались в плен. До августа месяца наш батальон вылавливал на Карельском перешейке финских шпионов, диверсантов и всяких подозрительных лиц».

Помимо пограничных войск НКВД, к борьбе с финскими диверсантами с самого начала войны были привлечены специальные части — истребительные батальоны. Еще 24 июня 1941 года Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление «О мероприятиях по борьбе с диверсантами и парашютистами». В этот же день постановление «Об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов» было принято и СНК СССР.

Чрезвычайная обстановка, возникшая в связи с войной, особенно в прифронтовых областях, требовала создания истребительных батальонов (ИБ) в самые короткие сроки. Истребительные батальоны, а в ряде городов и истребительные полки, создавались партийными организациями из добровольцев — партийного, советского, комсомольского актива, физически крепких и подготовленных в военном отношении людей, по тем или иным причинам не подлежащих призыву в действующую армию. Управление истребительными батальонами, их боевая подготовка, оперативное использование в борьбе с диверсантами и парашютистами противника были возложены на НКВД СССР и его местные органы[309].

Однако организовать истребительные батальоны в предельно сжатые сроки оказалось чрезвычайно трудно. Между тем обстановка на фронтах требовала дополнительных сил для охраны тыла Красной Армии.

25 июня 1941 года НКВД СССР издал приказ «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе». 26 июня приказом НКВД за подписью генерал-лейтенанта И. И. Масленникова на всех фронтах были назначены начальники охраны войскового тыла. В их подчинение передавались части и соединения пограничных, оперативных, конвойных войск, войск по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности[310].

Начальнику охраны тыла Северного фронта (в августе разделен на Ленинградский и Карельский фронты) генерал-лейтенанту Г. А. Степанову, на основании постановления СНК СССР № 1756-762 сс от 26 июня 1941 года, в оперативное подчинение были переданы следующие части и подразделения: 14 пограничных отрядов, резервный пограничный полк, 2 резервных погранбатальона, мотострелковая дивизия оперативных войск, дивизия по охране железнодорожных сооружений, дивизия по охране промышленных предприятий и бригада конвойных войск, общей численностью 50 735 человек[311].

Одновременно продолжалась работа по формированию истребительных батальонов. В НКВД СССР был образован Штаб истребительных батальонов (начальник штаба генерал-майор Г. А. Петров), а в УНКВД г. Ленинграда и Ленинградской области, Мурманской области, Карело-Финской ССР и ряде других республик, краев и областей — оперативные группы.

К началу июля 1941 года, по данным Штаба истребительных батальонов, в Ленинграде и Ленинградской области было сформировано 6 истребительных полков общей численностью 50 тыс. человек и 168 истребительных батальонов, в которые вступили свыше 36 тысяч добровольцев[312].

В Мурманской области в 8 истребительных батальонах, 6 отдельных истребительных ротах и нескольких группах истребителей насчитывалось 3539 человек[313].

В Карело-Финской ССР было организовано 38 истребительных батальонов общей численностью 4315 бойцов, а также около 100 групп содействия истребительным батальонам[314].

Помимо борьбы с диверсантами и парашютистами, в задачу бойцов истребительных батальонов входило поддержание правопорядка и охрана важных объектов в прифронтовых районах, а также сбор и уничтожение вражеских пропагандистских листовок, сбрасываемых с самолетов.

Однако в начальный период войны ввиду сложной фронтовой обстановки формирования истребителей нередко принимали участие в боевых действиях вместе с частями Красной Армии.

Так, в конце августа 1941 года на Карельском перешейке бойцы Сестрорецкого истребительного батальона под командованием политрука А. И. Осовского сумели задержать продвижение передовых финских отрядов на подступах к Сестрорецку и Белоострову до подхода частей морской пехоты, экстренно направленных из Ленинграда. А из 38 истребительных батальонов, сформированных в Карело-Финской ССР, 32 принимали непосредственное участие в обороне городов и населенных пунктов[315]. В боях истребители показали высокую боеспособность, но при этом несли значительные потери. Например, к 20 сентября 1941 года Олонецкий, Суоярвинский, Питкярантский, Ребольский и Петрозаводский истребительные батальоны имели следующие потери: убитых — 80, пропавших без вести — 119, раненых — 168 человек[316].

В начале 1942 года диверсионная деятельность финнов против частей Карельского фронта заметно оживилась. Борьба с финскими группами в советском тылу осложнялась тем, что хорошо подготовленные для этого погранвойска НКВД Карело-Финского округа часто использовались командованием фронта не но своему прямому назначению, а в качестве обычной пехоты на передовой линии. В своем распоряжении об усилении службы по охране тыла Карельского фронта от 27 февраля 1942 года заместитель начальника пограничных войск СССР генерал-майор Стаханов с тревогой отмечал:

«…Диверсионная деятельность противника на коммуникациях фронта значительно активизировалась. Свою деятельность диверсионные группы противника сосредоточивают главным образом в районах железнодорожных станций и крупных населенных пунктов…. Все это свидетельствует о недостаточной охране тыла фронта, в то время как пограничные войска выполняют задачи в составе действующих частей фронта…»[317]

Чтобы эффективно бороться с финскими разведывательно-диверсионными отрядами и группами, Стаханов требует «вывода наших (т. е. пограничных. — Авт.) частей из состава действующих на фронте и использовать их исключительно на охране тыла»[318]. Высшее руководство РККА оперативно отреагировало на данное заявление. Уже 4 марта 1942 года начальник Генерального штаба РККА маршал Б. М. Шапошников указывает командованию Карельского фронта на недопустимость использования погранвойск НКВД в качестве обычных пехотных частей и напоминает, что «постановлением Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 25 июня 1941 г. на пограничные войска НКВД СССР возложены специальные задачи по охране тыла действующей Красной Армии»[319]. В заключение, Шапошников потребовал все части и подразделения погранвойск НКВД, входящие в состав охраны тыла Карельского фронта, использовать только по прямому назначению в рамках задач охраны тыла фронта[320].

Вообще, зимой и весной 1942 года финские разведывательно-диверсионные группы стали действовать довольно агрессивно. По мнению начальника пограничных войск НКВД по охране тыла Карельского фронта полковника Киселева, «с установлением наста противник, особенно финны, усилил деятельность диверсионных групп в нашем тылу, главным образом на дорогах у являющихся путями подвоза и эвакуации»[321]. Статистика финских рейдов была такова: с января по март противником было произведено 30 рейдов мелкими диверсионными группами, из которых 18 приходилось на февраль-март. Причем характерно, что почти все операции финских разведгрупп в феврале-марте 1942 года предпринимались в тех районах, где не было пограничных частей НКВД[322].

Зимой 1941–1942 годов, после стабилизации фронта под Ленинградом, в Карелии и в Заполярье, истребительные батальоны также стали использовать по их прямому назначению — борьбе с вражескими разведывательно-диверсионными группами.

В директиве ЦК КП(б) и НКВД Карело-Финской ССР от 28 сентября 1942 года, направленной районным органам КП(б) и НКВД республики, подчеркивалось, что «нельзя допустить дальше, чтобы финские бандиты гуляли у нас в тылу, совершали диверсионно-террористические акты и издевались над нашими советскими гражданами»[323]. Далее в документе под личную ответственность секретарей райкомов и начальников РО НКВД предлагалось:

«1. Разработать на октябрь и ноябрь месяцы план оперативно-боевой деятельности истребительных батальонов в соответствии с конкретной обстановкой и условиями в районе, взяв в основу его разработки выявление, розыск и уничтожение шпионов, их пособников и пунктов возможных явок диверсионных террористических групп и одиночек разведчиков противника. С этой целью предусмотреть в плане также усиление политико-воспитательной работы, повышение качества боевой учебы с таким расчетом, чтобы добиться в кратчайший срок боевой сколоченности (так в документе. — Авт.), организованности, повседневной готовности батальона для выполнения боевых задач.

2. Усилить работу с членами групп содействия, поднять их революционную бдительность, чувство ответственности гражданина Советского Союза за порученное ему дело по выявлению, наблюдению и своевременному донесению о появлении неизвестных лиц, диверсионных террористических групп и разведчиков противника, добиваясь от групп содействия активной помощи и активной деятельности по борьбе с врагами нашей Родины»[324].

В справке начальника штаба истребительных батальонов НКВД КФССР сказано, что в 1942 году истребители совместно с погранчастями участвовали в нескольких успешных операциях по ликвидации разведывательно-диверсионных групп противника, а также обнаружили два подбитых вражеских самолета, совершивших вынужденную посадку на советской территории, при этом захватив в плен экипаж одной из машин (экипаж второго самолета, состоявший из трех человек, покончил жизнь самоубийством). Кроме того, бойцами батальонов было задержано 23 дезертира, 60 нарушителей прифронтового режима, 28 спекулянтов и 15 человек с сомнительными документами[325].

В 1942 году финские разведывательно-диверсионные группы продолжали наносить удары по тылам Красной Армии. Так, в январе диверсионная группа на перегоне между станциями Майгуба и Идель обстреляла эшелон с продовольствием, пытаясь его остановить. В начале этого же месяца диверсанты сожгли лесозавод, станцию Майгуба, на станционном участке вывели из строя полотно железной дороги, стрелки и взорвали железнодорожный мост на ветке Лоухи — Кестеньга[326].

П. С. Петров, бывший старшина отдельного учебного батальона 186-й стрелковой дивизии, так вспоминал об этой диверсии:

«В январе 1942 года в Сегежский район финны заслали свой диверсионный отряд численностью до батальона. В 7 километрах от города Сегежа они полностью сожгли станцию Майгубу и в 3 километрах от станции в поселке Лейгуба — лесозавод. По приказу командира дивизии наш отдельный учбат погрузили в вагоны и отправили в Сегежу. Прибыли в город, выгрузились. Комендант города объяснил нам положение дел и поставил задачу — уничтожить вражеский отряд. Командир батальона ст. лейтенант Копыл попросил у него оружия для бойцов. Дело в том, что наш батальон был вооружен учебными винтовками и винтовками, поврежденными на фронте. А комендант ответил, что лишнего оружия у него нет. Вот так мы и начали преследовать финский отряд. Финны быстро обнаружили преследование, но, не зная, что у нас нет надлежащего оружия, дали деру. Уходя, они бросали лишний груз: одеяла, патроны, винтовки, бросили даже ручной пулемет с дисками, хотя бы так несколько нас вооружив. Преследовали мы их целую неделю, но догнать не смогли. Они на лыжах ходят отлично, не то, что мы. В нескольких километрах от границы преследование было прекращено, и мы повернули обратно в Сегежу»[327].

Ночью с 11 на 12 февраля финская диверсионная группа в составе 30 человек совершила дерзкое нападение на военный госпиталь, расположенный в местечке Петровский Ям. Далее процитируем акт о результатах этого нападения, составленный работниками госпиталя и представителями политотдела Медвежьегорской оперативной группы войск:

«Мы, нижеподписавшиеся, 13 февраля 1942 г. составили настоящий акт о нижеследующем:

В 2 часа ночи с 11 на 12 февраля 1942 г. группа белофиннов совершила налет на военный госпиталь № 2212, расположенный в местечке Петровский Ям.

Несмотря на то, что на зданиях, занимаемых госпиталем, были ясно видны опознавательные знаки медицинского учреждения, белые флаги с красным крестом, финны пожгли помещения, обстреливали из автоматов, винтовок и забрасывали гранатами госпиталь, учинив зверскую расправу над ранеными, лечившимися в госпитале, и безоружным медицинским персоналом, преимущественно женщинами.

Здание 1 отделения госпиталя было подожжено с двух сторон у входов. Раненые, находившиеся там, выскакивали из горящего помещения в одном белье и подвергались обстрелу снаружи и расстреливались внутри здания пробравшимися туда белофиннами. При выходе из дверей 1 отделения выстрелом из автомата был ранен больной Чепелев. Военврач Липская Н. И., пытавшаяся оказать помощь Чепелеву, была ранена, а Чепелев вторым выстрелом был убит. В коридоре 1 отделения был убит выстрелом больной Долгов и ранена дежурная медсестра Гуляева, оказывающая помощь больным. В том же здании сгорел больной Малов, которого не удалось вывести из-под обстрела.

Также были подожжены и подверглись обстрелу II и III отделения госпиталя, причем в помещении III отделения убиты выстрелами из автоматов и винтовок больные Гараев Г. X. и Завалухин, ранена дежурная по отделению военврач Гоголева.

Кроме того, расстреляны военврач Гиндин, медицинские сестры Любченко, Афанасьева, Андреева, Сарафанова, Сидорова, Кутькова, Русинова и др., санитары Крылов, Яковлев, Мартынов и др. Всего расстреляно врачей, медицинских сестер и санитаров 25 чел. и ранено 5 чел.

Все помещения госпиталя сожжены»[328].

Стоит добавить, что за сутки до нападения диверсантов в госпитале ночевал член Военного совета Карельского фронта Г. Н. Куприянов, возвращавшийся из инспекционной поездки по войскам Медвежьегорской оперативной группы.

С весны 1942 года, судя по воспоминаниям Куприянова, финны перестали забрасывать в тыл Красной Армии крупные диверсионные отряды. Этому предшествовал разгром диверсионной группы под командованием полковника Тойвонена в составе 80 (по другим данным — 96) человек. В ночь на 5 марта финская группа выступила с Большого Климецкого острова и двинулась в восточном направлении. Целью диверсантов был Шальский лесозавод и суда Онежского пароходства, стоявшие в Шальской гавани. На рассвете финны, преодолев 60 км пути, вышли на восточное побережье Онежского озера в устье реки Водла. Однако внезапного налета на объект не получилось. У Шальского лесозавода финскую группу встретили плотным огнем подразделения саперного батальона и бойцы пограничной заставы. Подпалив и заминировав некоторые постройки завода, финны начали быстро отходить по льду Онежского озера в направлении острова Василисин, находившегося в нейтральной зоне. Они надеялись укрыться на нем в лесу от атак советской авиации, которая начала преследовать группу примерно с половины пути от Шальского лесозавода до острова Василисин. Однако здесь диверсантов ждала засада. На остров с восточного берега был спешно переброшен один из отрядов 1-й партизанской бригады. Подпустив противника на близкое расстояние, партизаны открыли ураганный огонь. В результате группа Тойвонена была полностью разгромлена. Потери противника составили 51 убитый и 10 человек взятых в плен. В качестве трофеев было собрано 40 пистолетов-пулеметов и 16 винтовок. Пистолет командира диверсантов в качестве подарка был преподнесен члену Военного совета Карельского фронта Г. Н. Куприянову[329].

Но уже летом-осенью 1942 года в советских тылах заметно активизировалась деятельность мелких диверсионных групп. Например, в августе-сентябре 1942 года финская рейдовая разведгруппа Коопейнена ходила по советским тылам в течение целого месяца. От Подпорожского района финские диверсанты прошли через Ошту на Борисово-Суду и дошли до Бабаева. Причем противник был замечен только на обратном пути, уже при пересечении линии фронта. Чтобы не рисковать, финны бросили своего раненого товарища и ушли на свою сторону. От пленного советские контрразведчики и узнали о работе группы в тылу в течение целого месяца.

Предоставим слово документам:

«В Борисово-Судском районе 28 августа с.г. в расстоянии 25–30 километров от райцентра в лесу местными жителями была замечена группа финских разведчиков.

Однако по справке начальника РО НКВД ему стало известно об этом лишь 30 августа. В управление он сообщил о появившейся группе 2-го сентября.

Таким образом, за несколько дней указанная группа имела возможность отойти на значительное расстояние от места первоначального ее обнаружения и избежать преследования»[330].

«Парашютно-диверсионные группы противника продолжают свою разведывательно-диверсионную деятельность в наших тылах, допрашивают, уводят наших граждан, совершают террористические диверсионные акты и безнаказанно уходят за линию фронта», — отмечено в директиве ЦК КП(б) и НКВД КФССР от 28 сентября 1942 года[331]. Далее в документе сказано:

«Так, например, в Беломорском районе 13 июля диверсионная группа противника, вооруженная автоматами, в 6 км от cm. Сумпосад напала на группу строителей, убила командира строительного взвода и скрылась.

16 июля эта же группа [в] 35 км восточнее ст. Нюхча на одном из покосов окружила работающих косцов, под угрозой оружия допросила ряд лиц по вопросам разведывательного характера и ушла в лес.

28 июля в районе дер. Петровский Ям Медвежьегорского района группа белофиннов совершила нападение на грузовую машину и убила 4 человека.

12 сентября в районе дер. Челмужи группой финских разведчиков уведен с собой бригадир МТС.

17 сентября этой же группой допрошено трое рабочих из пос. 3-й Ниеминский. В сентябре месяце в Калевальском районе диверсионной группой противника уведено 5 человек рабочих леспромхоза.

27 августа в районе дер. Рудометово Кемского района высадился парашютный десант и безнаказанно ушел в наш тыл.

С наступлением осенних темных ночей надо ожидать, что противник будет еще активнее забрасывать в наши тылы разведывательные, диверсионные бандгруппы и одиночек-разведчиков»[332].

Кроме того, в 1942 году финские диверсанты путем поджога уничтожили населенный пункт Ниеменка в количестве 36 домов, на Обозерской железнодорожной ветке пустили под откос балластный поезд, 6 раз минировали полотно Кировской железной дороги, проявив особую активность на перегонах станции Лоухи — Полярный Круг.

В дальнейшем, на протяжении всего 1942 года, в связи с прекращением активных боевых действий на фронте, финны усилили свою деятельность по заброске в советский тыл разведывательных и диверсионных групп и отрядов. Особенно активно подобные рейды стали проводиться зимой 1942–1943 годов. По данным из доклада начальника войск НКВД по охране тыла Карельского фронта полковника Молошникова, в течение указанного зимнего периода было зафиксировано 20 диверсионно-разведывательных групп и отрядов противника, пытавшихся пробиться в советский тыл. Из них 5 групп и отрядов в результате столкновений с советскими подразделениями были разбиты и понесли значительные потери, а 8 групп и отрядов, при их попытке выхода в тыл советским частям, были успешно отражены действиями сторожевого охранения наших войск[333].

Ветеран Карельского фронта М. П. Назаров вспоминал:

«Со станции Няндома нашу 33-ю отдельную лыжную бригаду походным порядком направили на берег Онежского озера. Двигались на лыжах вдоль шоссейной дороги, на которой часто попадались машины, разбитые вражеской авиацией. На озере расположились в деревнях Семеново и Песчаное. В нашу задачу входила охрана побережья от рейдирующих групп противника. Обстановка была тяжелой. Противник неоднократно предпринимал попытки проникнуть на наш берег. Однажды морозной ночью группа финнов даже напала на деревню Семеново, где располагался мой батальон. Они сумели уничтожить наш патруль, поджечь несколько домов в деревне и обстрелять штаб батальона. При обстреле был ранен часовой, убит комиссар батальона и штабной писарь, Головлев Иван Матвеевич, мой хороший друг. Затем финны отошли в лес, а мы кинулись их преследовать. Трое суток не давали им покоя, хотя и сами не ели и не спали все это время. После этого случая командир бригады полковник Валли, финн по национальности, отдал приказ о повышении личным составом дисциплины и бдительности. Усилили патрульную службу, устраивали секреты, засады. Случалось, целую ночь лежали в секрете на озере, чтобы вовремя оповестить основные силы при подходе противника. А когда стал таять лед, бригаду перебросили на масельское направление, где мы уже стояли в обычной обороне».

В 1943 году действия финских разведывательно-диверсионных групп оставались не менее активными. В конце января 1943 года, как это видно из документов архангельской контрразведки «СМЕРШ», в Пудожском районе, примыкавшем к Каргопольскому району Архангельской области, было отмечено появление рейдовых групп противника, имевших боевые столкновения с нашими пограничниками.

«Сов. Секретно.

ШТАБ ИСТРЕБИТЕЛЬНЫХ БАТАЛЬОНОВ

УНКВД по АРХАНГЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 5

15 ч. 20 м. 25 января 1943 г.

Карта:

Из Каргополя получено сообщение, что группа финских автоматчиков не ликвидирована. Вследствие непринятия решительных мер со стороны Пудожского РО НКВД следы утеряны. Это затруднило ориентировку об их продвижении. В район Лекшмозера выехал т. ПОЛКАНОВ и 2 оперработника.

Пом. Нач. Штаба. Истр. Б-нов УНКВД АО

Сержант Госбезопасности

(Пунягов)»[334].

Следующая оперсводка подтверждает наличие двух рейдовых групп финской армии.

«Сов. Секретно.

ШТАБ ИСТРЕБИТЕЛЬНЫХ БАТАЛЬОНОВ УНКВД по АРХАНГЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 6

15 ч. 20 м. 25 января 1943 г.

По сообщению Каргопольского РО УНКВД в районе д. Харлово, в 4 км. северо-западнее Пудожа действуют 10 финских автоматчиков.

22 января в районе д. Чаква в 45 км. северо-западнее Онежского озера пытались прорваться в наш тыл 17 финских автоматчиков. Они окружены пограничниками.

Пом. Нач. Штаба. Истр. Б-нов УНКВД АО

Сержант Госбезопасности (Пунягов)»[335].

17 июня в район Пустого Озера финским самолетом была заброшена разведывательная группа под командованием лейтенанта Э. Рясянена в количестве 8 человек. В течение 38 дней финны вели наблюдение за железной дорогой Обозерская — Сумский Посад, шоссейными дорогами Сумпосад — Колемжа, Сумпосад — Сумозеро и выясняли наличие шоссейной дороги, идущей от Сумозера на озеро Выг. Полученные разведданные финская группа по рации сообщала в штаб 4-й роты Отдельного разведывательно-диверсионного батальона дальней разведки при Главном штабе финской армии. 25 июля группа была забрана транспортным самолетом с Керясозера и благополучно доставлена в свой тыл.

С 16 июня по 10 июля 1943 года группа из 8 финских разведчиков под командованием М. Кярпанена вела разведку в Вытегорском районе, побывав в Анненском мосту — райцентре Ковжского района. Финны вели разведку дорог и Мариинского канала[336]. Их ловили несколько сотен человек, но все-таки они сумели ускользнуть на гидросамолете. Впрочем, речь об этом пойдет дальше.

2 июля западнее деревни Шалопово Калевальского района подразделение 72-го пограничного полка внезапно столкнулось с диверсионной группой противника. Финнов преследовали в течение 7 суток, но настичь их так и не смогли.

12 июля в районе разъезда Уда Тунгудского района были обнаружены четыре вражеских парашютиста. В ходе преследования бойцы-девушки из истребительного батальона попали в засаду, устроенную диверсантами. В результате боя были убиты две девушки, а еще две получили ранение. Финские парашютисты без потерь ушли за границу.

Осенью 1943 года имела место интересная операция по ликвидации финской диверсионной группы силами 14-й заставы 73-го Краснознаменного пограничного полка и ВВС 32-й армии. 23 сентября разведывательно-поисковая группа заставы в составе 8 человек и одной собаки, под командованием младшего сержанта Демьяновича, выполняла задачу по поиску противника. Выйдя на безымянную высоту, двое дозорных из группы заметили шестерых неизвестных (из них трое были в форме пограничников), которые приближались к ним. В это время другая группа неизвестных в составе девяти человек заняла позицию на противоположных скатах высоты. Советские пограничники потребовали от неизвестных предъявить пропуска, но, получив неясный ответ, вызвали старшего группы. Неизвестные, в свою очередь, также потребовали выхода к ним старшего разведывательно-поисковой группы. Но в это время находившийся на фланге пограничник заметил спрятавшихся за камнями финнов и поднял тревогу. Завязался бой, в ходе которого финские диверсанты попытались уничтожить советскую поисковую группу, но наткнулись на упорное сопротивление пограничников. После 30-минутного боя неприятельская группа была вынуждена отступить в северном направлении, захватив с собой трех раненых. На поле боя был брошен один убитый и семь рюкзаков. Однако на этом дело не кончилось. Командир 73-го погранполка предпринял все меры по перекрытию вероятных путей отхода противника и сделал запрос Военно-воздушным силам 32-й армии о патрулировании истребителями озера Ондозеро. Вылетевшие на задание 4 истребителя заметили на Ондозере две лодки, на которых находилось до 18 человек. Самолеты открыли пушечно-пулеметный огонь по замеченным лодкам и уничтожили их со всеми находящимися на них людьми. В результате скоординированных действий пограничной группы и самолетов диверсионная группа финнов в количестве 20 человек была полностью уничтожена[337].

В 1943 году оперативная деятельность истребительных батальонов КФССР была представлена следующими цифрами: «задержано всего 1190 чел., из них парашютистов, выброшенных с целью шпионажа — 3, дезертиров Красной Армии и уклон[ившихся] от приз[ыва] — 40, дезертиров трудового фронта — 17, нарушителей режима в[оенного] времени — 906, уголовного элемента — 10, бежавших из мест заключения — 1, спекулянтов и мешочников — 62, без документов и подозрительных — 150, изменников родины при попытке перейти на сторону врага — 1, собрано фашистских листовок более 5000 шт.»[338]. Совместно с пограничниками бойцы истребительных батальонов провели 41 боевую операцию против диверсантов и агентов финской разведки.

В начале 1944 года финны продолжали действовать в советском тылу небольшими разведывательными и диверсионными группами. Так, по данным начальника войск НКВД по охране тыла Карельского фронта генерал-майора Молошникова, в течение 1-го квартала этого года пограничными частями НКВД был зафиксирован 21 случай появления разведывательно-диверсионных групп противника перед контрольной лыжней охраняемых участков фронта. В том числе, 14 выходов финны предприняли непосредственно с целью проникновения в тыл войскам Карельского фронта. За финскими диверсионными группами немедленно организовывалось преследование. В частности, 16 марта дозорная группа из 101-го пограничного полка обнаружила пересечение контрольной лыжни. Сразу же на перехват финских диверсантов было брошено 6 истребительных групп. В ходе напряженной погони советским пограничникам удалось догнать противника и навязать ему бой. В ходе 20-минутной перестрелки противник потерял 4 человек убитыми, а еще 2 финна были захвачены в плен[339].

На 1 января 1944 года в КФССР имелось 9 истребительных батальонов общей численностью 1045 человек. Вплоть до окончания войны личный состав подразделений привлекался к проведению боевых операций лишь по мере необходимости. Так, например, это было в марте 1944 года в районе деревень Соповарка, Сопасалма и Юшкозеро, где бойцы Калевальского истребительного батальона совместно с армейскими и пограничными частями проводили операцию против крупной диверсионной группы из состава спецбатальона Генерального штаба финской армии.

В 1944 году финская тактика диверсионных действий в тылу несколько изменилась. Теперь в советском тылу стали действовать не только мелкие диверсионные группы, но и целые отряды численностью от 50 до 200 человек.

Процитируем дневник оперативно-служебной деятельности истребительных батальонов НКВД КФССР за январь-май 1944 года:

«Лоухский район. 3.02.1944 г.

По данным оперотдела штаба ОТ НКВД, в координатах Х-7222-У-6482 на проселочной дороге вражеская группа обстреляла воинскую повозку и ушла в лес. Позднее та же группа была встречена одним из гарнизонов Красной Армии. Противнику не приняв боя, отошел в западном направлении; преследуемый воинскими подразделениями. Для прикрытия важных направлений выброшен Лоухский батальон в количестве 50 чел. Преследование результатов не дало, финны ушли за линию фронта…

Калевальский район. 4.02.1944 г.

По данным оперотдела ОТ НКВД, в координате Х-7198-У-6454 обнаружен лыжный след группы в 30–40 чел., идущей на восток. Группа истребителей в 15 чел. во главе с комбатом была выброшена на машине на 126 км тракта Кемь — Ухта и придана оперирующим погранподразделениям, две группы по 12 чел. несли охрану подступов к населенным пунктам. Диверсионная группа была настигнута пограничниками, после короткого боя захвачен в плен один солдат, остальная вражеская группа ушла за линию фронта…

Пудожский район. 18.02.1944 г.

По данным 80-го погранполка, на перегоне шоссе Авдеево — Песчаное появилась диверсионная группа до 30 чел. Командиром батальона выслана в этот район группа истребителей в 25 чел. для прикрытия дороги и вторую группу в 28 чел. придал в помощь пограничникам. Противнику обстреляв машину, ушел за линию фронта. 21.02.1944 г. группы возвратились в батальон.

Ругозерский район. 12.03.1944 г.

По сведениям 73-го погранполка, в районе Ругозерской ветки появилась диверсионная группа в 20 чел. Командир батальона выслал одну группу истребителей для прикрытия железной дороги Идель — Кочкома и вторую — в район лесоразработок (1450–1256). Противник, преследуемый пограничниками, ушел за линию фронта. Группы с операции были сняты…

Калевальский район. 30.03.1944 г.

По данным 72-го погранполка, противник силою в 200–250 чел. перешел линию фронта и, подойдя к дер. Сопасалма, завязал бой с погранзаставой. Комбат во главе группы истребителей в 25 чел. вышел к району боя, одновременно три другие группы истребителей были высланы на прикрытие подступов к населенным пунктам. После двухчасового боя финны, потеряв убитыми 5 чел., не менее 12 ранеными и одного пленным, ушли за линию фронта. С нашей стороны убито 3 бойца и 2 раненых. Группы истребителей с операции вернулись к месту дислокации»[340].

20 июня 1944 года, с началом наступления частей Карельского фронта, пограничные войска НКВД также стали продвигаться вперед, охраняя тылы 7-й и 32-й армий от диверсионных нападений финнов. В боевых порядках двигались 1-й, 73-й и 80-й пограничные полки, отдельные пограничные и истребительные батальоны, а также другие части войск НКВД по охране тыла Карельского фронта. Их боевая деятельность летом 1944 года сводилась к выполнению следующих задач: а) действиям служебных нарядов по поиску и преследованию разведгрупп противника при их попытке выйти в тыл фронта; б) поиску и ликвидации групп солдат и офицеров противника, остававшихся в тылу фронта при отступлении; в) действиям разведывательной группы 82-го погранполка, находившейся с апреля в расположении гарнизонов противника[341]. В течение мая-июня 1944 года финны провели 9 операций по выходу разведгрупп в тыл Карельского фронта (из них 5 — в июне), которые были своевременно обнаружены пограничными нарядами. В ходе боевых столкновений с финскими разведчиками и диверсантами было убито и ранено 46 солдат и офицеров противника и 2 человека захвачены в плен.

Собственные потери пограничных войск НКВД составили при этом 16 убитых, 24 раненых и 1 пленного[342]. Но даже в период прекращения активных боевых действий в августе — сентябре 1944 года, противник продолжал вести разведывательно-диверсионную деятельность в тылу Карельского фронта, особенно на участках 1-го и 80-го пограничных полков[343].

Вытегорский рейд, июнь 1943 года[344]

16 июня 1943 года, в самый разгар белых ночей, с водного аэродрома под Петрозаводском в 22 ч. 15 мин. поднялся финский гидросамолет, на борту которого находилась группа разведчиков, вылетевшая с целью совершения разведывательного рейда в тылу Красной Армии.

Всего в группе было 8 фронтовых разведчиков, прошедших серьезную подготовку в специальной школе. Финское командование поставило перед разведчиками следующую задачу: провести разведку состояния шоссейных и фунтовых дорог, осуществлять прослушивание проводных линий связи, изучить состояние Мариинского канала, выявить оборонительные сооружения, провести разведку лагерей и воинских подразделений. Судя по тому, что более всего финнов интересовали дороги Вытегра — Пудож и Вытегра — Анненский мост, в планы финского командования входила разработка схемы наступления в направлении Бабаева, на соединение с немецкой группой армии «Север», планирующей замыкание второго кольца блокады Ленинграда.

На бреющем полете, летя буквально над волнами Онежского озера, финский самолет благополучно достиг восточного берега и, никем не замеченный, приводнился на воду Тухтоозера в Андомском (ныне Вытегорском) районе Вологодской области. В этот момент было 23 ч. 40 мин. по хельсинскому времени.

Из дневника финского разведчика:

«16 июня 1943 года. В 23:40 были уже на месте. Устройство и расставание 23:55. 17 июня 1943 года. 0:40. В укрытии под елью устроили костер. Варили чай. Чувствуется тяжесть вещевого мешка, как и прежде.

9:00–10:40. В трех с половиной километрах от острова топкое болото. Нужно строить гать метров 60. Тонули в болоте по колено. В сапогах вода. Патте хотел пройти, но потонул в болоте. Пришлось вытаскивать. Комаров и деревьев до чертиков.

18 июня 1943 года. 16:40. Видели красивого большого лося. Он нас тоже увидал, но даже не побежал. Патте хотел сфотографировать его, но не удалось. Лось убежал, только голова мелькнула из-за деревьев»[345].

Трое суток хорошо подготовленные финские разведчики пробирались по труднопроходимым лесам, зайдя только в одну деревню. Двигаться приходилось в основном ночью, да и дороги выбирались, как правило, непроезжие.

Из дневника:

«19 июня 1943 года. 3:30 Прибыли в деревню Мальян. Пошли с Патте в деревню. Деревня открытая. В 11 домах живут. Дома в плохом состоянии. Население пыталось заниматься земледелием. Сеяли рожь и картошку. В двух местах необработанная земля.

15:50–18:50 играли. Обдирали с берез кору для стелек, было хорошо.

18:20 Путь продолжается. Валежник, бурелом, топкое болото. Дорога оказалась тяжелой и в 23:00 улеглись отдыхать»[346].

Ежедневно, по 2–3 раза, радист финской группы передавал радиограммы с данными по разведке дорог и населенных пунктов. Он сообщал также о своем местонахождении и тех местах, где они будут ждать сброса продуктов и оружия. Снабжение с воздуха поступало вовремя.

Финские разведчики уже пять суток находились в тылах 7-й Отдельной армии, ничем не выдавая своего присутствия, поэтому ни контрразведка «СМЕРШ», ни органы НКВД и НКГБ не знали, что опытная команда финской разведки в это время уверенно движется к основным объектам — Вытегре и Анненскому мосту.

Всю ночь до 7 часов утра 21 июня шел дождь, промочивший палатку финских разведчиков насквозь. Рация отсырела, и даже опытный радист группы не мог установить связь с Петрозаводском.

Утром, когда погода наконец улучшилась, разведчики подошли к деревне Пустынька. Трое финнов, одетых в красноармейскую форму, пошли на разведку.

Из дневника:

«21 июня 1943 года. Дождь продолжался до семи. Хотели иметь связь с домом, но не было слышимости, послали, видимо, в воздух.

10:45. Достигли деревню Пустынька… Видели поля, посеянные рожью — вдали от деревни плохие, ближе к деревне средние и даже хорошие. Пошли втроем: Патте, Эйно и я. В деревне увидели трех девочек, собирающих щавель. Мать из щавеля сварит кисель. Отцы и сыновья в армии, хлеба нет. В деревне исключительно русское население, отцы и сыновья находятся в армии, хлеба нет, у старшего в деревне живут четыре красноармейца. Патте пошел ближе к деревне, чтобы ее сфотографировать.

12:10 Пошли за Патте, я заметил двух русских солдат слева. Вернулись налево и обошли русских слева. Справа раздался выстрел, догадался, что русские заметили Патте»[347].

21 июня в два часа дня в Вытегорском районном отделе НКВД было получено срочное сообщение, что около деревни Пустынька Плосконивского сельского совета неизвестными лицами, одетыми в красноармейскую форму убит сержант воинской части № 1065 К. А. Котляров. Внезапное появление подозрительных личностей насторожило немногочисленный состав красноармейского поста в деревне Пустынька. Они решили задержать их, но меткий выстрел финна Патте оборвал жизнь сержанта Котлярова.

В областном управлении HКГБ поначалу предположили, что это могут быть два или три парашютиста-разведчика. Поэтому на поиск и поимку парашютистов были направлены 40 бойцов Вытегорского истребительного батальона, одетых в обычную гражданскую одежду, полувзвод из войск охраны тыла в количестве 13 человек и 17 человек из батальона морской пехоты.

В Вологде еще ничего не знали ни о численном составе группы, ни о том, какую цель она преследует в глухих лесах Вытегорского района. А в Архангельском управлении НКВД от штаба ВВС была получена информация о «некоем десанте, высаженном в районе Белого Ручья». Дело в том, что 20 июля в 22.00 три самолета сбросили груз для группы. Вот как об этом говорилось в дневнике: «22:00. Прибыло три машины, бросили три пакета. Решили идти дальше»[348].

Пролеты самолетов с пополнением продовольствием и вооружением были приняты за высадку десанта.

«Сов. секретно.

Штаб истребительных батальонов

УНКВД по Архангельской области

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 72

12 ч. 10 м. 23 июля 1943 года

Карта 1:500000

23 июля в 12 ч. 10 м. через дежурного ВВС Арх.[ангельского] Военного округа ст. лейтенанта Перевозванского получено сообщение, что 21 июня в 24 ч. 00 в районе Вытегры — Белый Ручей выброшен парашютный десант. Подробности выброски и обстановка перепроверяются.

Передал: Ст. лейтенант Перевозванский

Принял: Нач[альник] Штаба Истребительного] б-на УНКВД, АО

Капитан госбезопасности Полканов Отпечатано в 2-х экз.»[349].

Начальник штаба истребительных батальонов из Архангельска, для уточнения обстановки, связывается с коллегами из Вологодского УНКВД. Те озабочены сведениями о десанте, но сообщают только то, что им известно.

«Сов. секретно.

Штаб истребительных батальонов УНКВД по Архангельской области

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 73

12 ч. 45 м. 23 июля 1943 года

Карта 1:500000

23 июля в 12 часов 45 минут — Уточняя обстановку о выброске десанта. Нач[альник] Управления НКВД Вологодской области сообщил, что ему о выброске вражеского десанта ничего не известно, за исключением одного случая, что около 20–21 июля с/г в районе Вытегры двумя неизвестными в военной форме был застрелен сержант. Неизвестные скрылись, проводится их розыск. Того же числа в районе Вытегры появлялся вражеский самолет.

ПЕРЕДАЛ: по ВЧ нач[альник] Упр[авления] НКВД ВО

ПРИНЯЛ: Нач[альник] Штаба Истр[ебительного] б-на УНКВД АО

Капитан госбезопасности Полканов

Отпечатано в 2-х экз.»[350].

Ситуация сильно беспокоит архангельских контрразведчиков, помнящих большой немецкий десант 1942 года из эстонских диверсантов, посланных немецким «бюро Целлариуса», прошедших подготовку в финской разведке, для диверсий на Коношском железнодорожном узле[351]. Поэтому Каргопольский райотдел НКВД совместно с начальником гарнизона подключаются к работе немедленно.

«Сов. секретно.

Штаб истребительных батальонов УНКВД по Архангельской области

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 74

13 ч. 00 м. 23 июля 1943 года

Карта 1:500000

23 июля в 13 часов получено сообщение через Нач[альника] УНКГБ Каргопольского района тов. Тютрина, что начальник Каргопольского гарнизона полковник ЧУВАШОВ связывался с постами службы ВНОС Вытегры, которые сообщили, что им о высадке десанта ничего не известно. Для уточнения обстановки в р-н Вытегры вылетел самолет РП-5 и район р. Овидь высылаются два оперработника УНКГБ. Истр[ебительный] б-н приводится в боевой порядок.

Передал: Нач[альник] Каргопольского РО УНКГБ — Тютрин

Принял: Нач[альник] Штаба Истр[ебительного] б-на УНКВД АО

Капитан госбезопасности Полканов»[352].

Сведения о десанте не подтвердились, но в Вологде по интенсивности радиообмена поняли, что в лесах под Вытегрой действует разведывательная или диверсионная группа. И ее нужно ликвидировать.

До 24 июня целых 80 человек не смогли настигнуть легко ускользающих финских разведчиков. Три команды подчинялись разным командирам, но согласовать свои действия так и не смогли.

Только когда неизвестные были замечены в 4-х км от Анненского моста, из Вологды специальным автобусом 26 июня выехали специалисты-пеленгаторщики радиоотделения ленинградского УНКГБ, которое базировалось в Вологде и имело название «Объект № 21».

Так как финны минимум два раза в день работали на рации, то пеленгация позволяла достаточно точно определять место выхода рации в эфир. И хотя «треугольник ошибок» был незначительный, но лесные массивы в тех местах большие и труднопроходимые, поэтому, пока группы преследования добирались до места выхода, группа разведчиков скрывалась в таежных дебрях.

А рация противника в то же время регулярно посылала сообщения, которые принимал центр финской разведки в Петрозаводске.

Из дневника:

«26 июня 1943 года. Район Девятый. В метрах 500 от озера на юг — лагерный пункт. Работают мужчины и женщины. Возможно, что это военнопленные, так как видели трех военных, которые их охраняют. Руководство на месте»[353].

На 12-е сутки почти свободного фланирования по советским тылам финские разведчики вплотную занялись исследованием Мариинского канала в районе Верхнего рубежа. К этому времени они без особых усилий оторвались от преследования. Финны регулярно подключались к советским телефонным линиям, но эта мера им не дала почти никакой информации.

Из дневника:

«28 июня 1943 года. 15:00. Пришли к каналу, восточнее бараков 200 метров, ширина канала 30 метров. Две плотины. Деревянные, не механизированные, применяется ручной труд. Охрана — гражданский с винтовкой… У входа в плотину ожидали плоты. Шлюз открыли две женщины. Женщины, которые были на плотах, были изнурены. По-видимому, вшивые, об этом можно судить по тому, что они все время чесались.

16:45… Линия на барак, слышны голоса, но очень непонятно говорят»[354].

Да, знание русского языка у рейдовиков не достигло того уровня, чтобы понимать разговор по телефону русских охранников из барака. Виртуозный русский язык, где через слово «мать-перемать» — это выше аналитических возможностей разведчиков.

Уже с 21 июня была усилена охрана военных объектов, канала, лагерных пунктов по пути вероятного движения финских разведчиков. Пеленгаторы регулярно показывали места выхода рации в эфир. Но плохое обеспечение истребительных батальонов, определенное тыловое равнодушие бойцов и командиров, участвующих в поиске, все не давало никакого эффекта. Но результат некачественной организации оперативно-розыскных мероприятий оказался неожиданным.

До 29 июня поиск финских разведчиков велся в основном силами бойцов истребительных батальонов и солдатами войск охраны тыла. Но последующие события близ Анненского моста, произошедшие поздним вечером 29 июня, заставили советское командование обратить серьезное внимание на происходящее в собственном тыловом районе и подключить к розыску и поимке финской разведгруппы все имевшиеся силы контрразведки «СМЕРШ», местных УНКГБ, УНКВД и войск охраны тыла.

И действительно, такого еще не было в истории действий разведывательно-диверсионных групп — как немецких, так и финских — на территории Вологодской области. Захвачен в плен, допрошен и убит советский офицер. И не просто армейский офицер, а следователь Шеломакин из военной прокуратуры города Череповца!

Из дневника:

«29 июня 1943 года. 23:30. На Пуозерской дороге заметили двух человек. Думали, что это гражданское население, и хотели продолжать путь. Установили, что второй в военной форме. Один был старший лейтенант, а другой — женщина. Отвели их в лес допросить. Неожиданно мужчина вырвался из рук и побежал. Побег закончился тем, что его убили. Документы забрали, а также погоны со знаками различия. Женщину увели в лес и допросили, завязав глаза, после чего отпустили. Женщина сказала, что о нас знают и ищут. Карелы отсюда эвакуированы в другие места на юг. О канале и работе там ничего не знает. Она не жена старшего лейтенанта, а жена другого, имеет ребенка семи месяцев»[355].

Шифровка об этом чрезвычайном происшествии немедленно была направлена не только в Вологду и Алеховщину, где находился штаб 7-й армии, но и в Москву.

Можно представить реакцию московского руководства НКГБ, не догадывавшегося, что в наших тылах почти две недели активно действует разведгруппа противника, которая периодически передает своей разведке информацию. И не только передает, но и захватывает офицеров правоохранительных органов со следственными делами особой важности. В результате было приказано немедленно принять все меры к задержанию финских диверсантов, оказанию необходимого содействия, причем докладывать следовало регулярно. Итак, по Вологодской области был объявлен чрезвычайный розыск.

В вологодской контрразведке «СМЕРШ» после захвата и убийства военного следователя поняли, что имеют дело с квалифицированной разведгруппой, которая для выполнения задания не останавливается ни перед чем. Было видно, что группа работает дерзко и преследования не боится. Вооружена она достаточно хорошо и регулярно получает помощь с воздуха. В любой момент может быть эвакуирована обратно за линию фронта.

30 июня на место события, для личного руководства операцией по поимке финских разведчиков, выехали начальник Вологодского УНКГБ полковник Галкин и начальник контрразведки 7-й армии полковник И. П. Добровольский.

Архангельские контрразведчики привели в готовность свои силы на юго-западе области, в основном, в той зоне, которая прилегала к Вологодской области, и предложили свою помощь. Они понимали, что финские разведчики могут спокойно пройти и в Архангельскую область, а боевой опыт у Архангельских контрразведчиков по преследованию больших групп уже имелся.

«СПРАВКА

(Документ приводится без изменения стиля и орфографии. — Авт.)

По вопросу розыска и ликвидации вражеских парашютистов на территории Вологодской области

1 июля с.г. от Начальника Каргопольского РО УНКВД тов. ПОГОЖЕВА получено сообщение, что по данным Начальника Андомского РО УНКВД Вологодской области тов. ЗАЗАЕВА в районе Анненского моста (2238) Вологодской области обнаружена группа вражеских парашютистов, вооруженных автоматами (дата пропущена. — Авт.) … июля с.г. убит наш военный следователь тов. ШЕЛОМАКИН.

Розыски и преследование вражеской группы производится опергруппой Вологодской области.

На основании полученных данных для активизации розыска и задержания вражеских парашютистов принял следующие меры:

а) Во всех юго-западных районах области приведены в боевую готовность маневренные группы и истребительные батальоны.

б) Проинструктированы группы содействия и усилено наблюдения за воздухом.

в) В Каргопольский район, граничащий с Вологодской областью, для организации и оказания помощи Вологодской области по розыску и задержанию вражеских парашютистов был направлен Нач[альник] Штаба истребительных батальонов УНКВД АО тов. ПОЛКАНОВ, который на месте за счет аппарата НКВД, НКГБ, ман[евренных] групп истреб[ительного] б-на и войсковых частей организовал семь поисковых групп, в результате чего были закрыты все места, где вероятнее всего могли появиться вражеские парашютисты (озера, реки, лесные избушки, тропы и т. д.).

Кроме того, была установлена связь с руководством штаба операции Вологодской обл.

В результате чего со стороны Нач[альника] Штаба тов. Полканова, для активизации розыска и задержания вражеских парашютистов Опер[ативным] группам Вологодской области неоднократно предлагалась помощь, но этой поддержки тов. Полканов со стороны руководителей групп Вологодской области не получал, например — 9 июля с.г. около 1=12 часов в район Ямсорского озера была направлена опер-боевая группа в количестве 10 человек, вооруженная ручными пулеметами, б/гранатами, группа не доходя до озера 800–500 метров командным составом опергрупп Вологодской обл. была отправлена обратно, мотивирую тем, что там, на озере, много своих людей, к тому же, не зная установленного пароля между опер[ативными] группами, что может привести к плохим последствиям. Так наша опер[ативная] группа была возвращена обратно. Но, несмотря на это, тов. ПОЛКАНОВ решил добиться того, чтобы наши опер[ативные] группы были включены в активные действия розыска вражеских парашютистов, тогда он посылает нарочного в штаб руководства операцией лично к Начальнику Упр[авления] НКВД ВО тов. ГАЛКИНУ с просьбой получить от него подробную обстановку, задачи своим опергруппам и пароль — на этот вопрос ответ от тов. ГАЛКИНА был получен, но с опозданием. (см. приложение копии письма тов. ГАЛКИНА) (копия не публикуется. — Авт).

ВЫВОД: По Вологодской операции все зависящие меры с моей стороны для оказания практической помощи Вологодской области были приняты.

Начальник штаба истреб[ительных] б-нов УНКВД АО ПОЛКАНОВ»[356].

Первым делом радиопеленгаторы дали засечки очередного выхода финской рации в эфир.

Ближайшей поисковой группой оказался отряд из 10 человек 31-го отдельного батальона морской пехоты под командованием старшего лейтенанта Полтавского. Хорошо натренированные морские пехотинцы шли по следу финнов целый день до поздней ночи. В половине двенадцатого (по местному времени) вечера 30 июня моряки неожиданно были обстреляны из засады финскими разведчиками. Короткий огневой контакт закончился тем, что финны побросали часть своего имущества и, отстреливаясь, ушли в глубь леса. Это случилось в 6 км от деревни Костручи. Но нерешительность группы преследования позволила финнам скрыться.

Из дневника:

«30 июня 1942 года. 22:20 встретились с русскими. Их было не менее десяти, видимо, нас преследуют. У них автоматы и пулемет. Хейкки потерял свой пистолет-пулемету а другие плащ-палатки. Огнем заставили русских залечь, таким образом, ушли от преследования»[357].

С этого момента разведывательная деятельность финнами была практически свернута. Они начали отступление и поиски обратного пути за линию фронта. Преследование велось и днем, и ночью. Радиопеленгаторы советской контрразведки показывали пункты нахождения группы. Кольцо вокруг финских разведчиков стало неумолимо сжиматься. В эфир пошли радиограммы с просьбой о помощи и спешной эвакуации.

«Радиограмма № 45. 01.07.43. Помощи недостаточно. Хватит максимально на двое суток. Когда и откуда нас заберете»[358].

Самолеты финнов стали сбрасывать в условных точках контейнеры с грузом. В одном из них находилась записка:

«Здравствуйте, ребята. Случился исключительный случай, как вы вынуждены удирать и мы не смогли прибыть в обусловленное время, вернее совсем. Испробуем вновь, и Хейки будет с нами.

Торопимся очень, потому нет времени для болтовни, пишу только о деле. Уходите в чащу-тайгу и соблюдайте осторожность, пока вас не возьмут. Завтра утром Пемпели даст приказ о вашем взятии. Слушайте и отвечайте, если вас вызывают (в обусловленное время).

Ну, больше ни о чем как до увидения, счастливо возвращаться домой. С приветом В.»[359].

Советские поисковые группы шли буквально по пятам финнов. Погоня даже загнала однажды разведгруппу противника в болото.

Из дневника:

«2 июля 1943 года. 10:00… воды выше колен, прошли 150 метров, опять вода превышает колени, болото становится все хуже и хуже. В самом центре ручеек.

19:30. Опять на Пудожской дороге. Слышно в северной части 10 едущих на лошади»[360].

Это была одна из последних записей в дневнике финского радиста-разведчика. Дело в том, что дальше произошло незапланированное финнами событие.

Группа из 10 человек охраны войск тыла, под командованием старшего лейтенанта Хромова, прочесывавшая местность в направлении вероятного отхода противника, определенного по данным радиопеленгации, была внезапно обстреляна. Опытные бойцы, не промедлив ни секунды, открыли автоматный и пулеметный огонь. Хромов понял, что застал финнов врасплох, на отдыхе. Вражеские разведчики побросали карты, документы убитого следователя прокуратуры, дневник, резиновую лодку, грузовой парашют и контейнеры от груза, сброшенного с последнего самолета. Несмотря на позднее время и предельную усталость бойцов, Хромов приказал продолжать преследование, но финны сумели и в этот раз ускользнуть.

Двое суток продолжалось преследование финнов группой Хромова. Наконец, в 7 часов вечера 4 июля 9 уставших бойцов и их командир настигают финских разведчиков в 6 км к востоку от берега Ковжского озера. Снова разгорелся бой. Перестрелка была короткой и жестокой. Финны были отличными стрелками и прошли хорошую боевую подготовку, да и деваться им было некуда. В итоге бой был выигран финнами.

А группа преследования понесла ощутимые потери. Был убит красноармеец Гришин, а также смертельно ранен командир группы старший лейтенант Хромов.

Анализом маршрута передвижения и пеленгацией точек выхода в эфир контрразведка установила, что конечным пунктом маршрута разведгруппы финской разведки может быть любой из многочисленных заливов Ковжского озера, где их сможет забрать гидросамолет.

Несмотря на значительное количество военнослужащих 7-й армии, которых по просьбе начальника армейской контрразведки полковника И. П. Добровольского выделило командование, перекрыть все места возможной посадки самолета возможности не было.

Руководство контрразведки решило определить несколько мест вероятного появления гидросамолета и разместило на берегу поисковые группы. И оно не ошиблось.

В половине первого ночи 5 июля над северной частью Ковжского озера появился двухмоторный гидросамолет. Приняв ложные костры советской поисковой группы за сигналы своих разведчиков, финский самолет стал заходить на посадку, но был обстрелян из ручного пулемета, получил повреждения и виражом ушел влево на вынужденную посадку на озеро Тугаш, что находится в 4 километрах севернее Ковжского.

Советская засада на озере Тугаш, в свою очередь, обстреляла самолет и захватила трех членов экипажа — Леменнки, Вяйстэ и Ринне. От них-то сотрудники «СМЕРШ» и узнали, что в состав разведгруппы, которая «гуляет» по советским тылам уже почти девятнадцать суток, входят 8 хорошо подготовленных финских разведчиков.

Поврежденный гидросамолет противника был оставлен под охраной на воде озера, поскольку эвакуировать его не было возможности. Но днем 6 августа из-за облаков над озером вылетели 2 финских истребителя и расстреляли качавшийся на волнах самолет. В результате гидросамолет финской разведки затонул.

Радиопеленгаторы «Объекта № 21» зафиксировали выход рации в эфир в районе озер Ямсорское и Рузельное. Группа майора Романова немедленно на машинах отправилась в указанный квадрат. По пути следования машины были атакованы 4 финскими истребителями. Самолеты неприятеля были отогнаны вызванными истребителями из состава ВВС 7-й армии. Потерь в воздушном бою не было.

А вечером над Тугашозером появился «Мессершмитт-110», который начал делать круги над ним, видимо, в поисках экипажа сбитого гидросамолета. Из засады было дано две белых ракеты. Летчик принял их за сигнал своих и сбросил трехдневный запас продуктов, карту с обозначенным красным карандашом Тухтозером и записку для экипажа гидросамолета: «Ниппенен, идите Тухтозеро. Вернитесь, как договорились».

К сожалению, засада не была проинструктирована должным образом, и вместо того, чтобы дать ракету, подтверждающую приемку груза от лица финнов, начала обстрел самолета трассирующими пулями из ручного пулемета. Если бы этого не произошло, то у контрразведки не оставалось бы сомнений в том, что местом снятия финских разведчиков и экипажа гидросамолета должно быть Тухтозеро. Радиоперехват указывал на интенсивный радиообмен между радиостанцией разведгруппы и центром в Петрозаводске.

Преследование разведгруппы продолжалось. 9 июля появилась реальная возможность ее захвата, но счастливый случай вновь спас финнов от захвата.

«СОВ. СЕКРЕТНО.

НАЧ[АЛЬНИКУ] ШТАБА ИСТРЕБИТЕЛЬНЫХ БАТАЛЬОНОВ НКВД СССР

ПОЛКОВНИКУ ТОВ. ТРОФИМОВУ.

СПЕЦ ДОНЕСЕНИЕ.

О результатах операции по группе финских разведчиков в период

21 июня — 11 июля 1943 года.

…в 13–00 9 июля 1943 года одна из поисковых групп, выделенная майором Романовым под командованием уполномоченного контрразведки СМЕРШ 7-й армии капитана Попкова, идя по следам противника, совершила явно преступное действие. Капитан Попков вместо соблюдения всех мер предосторожности и маскировки, находясь от противника в 100–150 метрах, открыл стрельбу по тетереву, чем предупредил противника и обнаружил перед ним свою группу. Со стороны противника из засады по поисковой группе была открыта стрельба из автоматов, в результате которой Попков был ранен в ногу.

Подоспевшая к месту боя команда из шести моряков проявила нерешительность, граничащую с трусостью, чем дала возможность противнику скрыться…

НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ НКВД ВО

ПОЛКОВНИК ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СВИРИДОВ

НАЧ[АЛЬНИК] ШТАБА ИСТРЕБИТЕЛЬНЫХ Б-НОВ УНКВД ВО

МАЙОР ЛОМАКИН»[361].

Можно понять досаду людей, писавших этот документ. Крупная операция, в которой участвует несколько сотен людей и в ходе которой уже погибло несколько человек, близится к эффектному финалу, к захвату финских разведчиков. И вдруг оказывается сорванной по причине неграмотных действий офицера «СМЕРШ», основная обязанность которого как раз и состоит в том, чтобы ловить вражеских диверсантов и разведчиков.

Таким образом, финской группе удалось вырваться в полном составе за линию фронта без потерь. Ночью 10 июля 1943 года, обманув войсковые засады советской контрразведки на Ямсорском озере, гидросамолет финской разведки забрал всех своих разведчиков.

Теперь читателю понятно, почему архангельские контрразведчики писали об опоздании в получении пароля и задания своей группе. Кто знает, будь их группа на озере в ту ночь, может быть, и не удалось бы финским разведчикам улететь через линию фронта.

«ИЗ СПЕЦДОНЕСЕНИЯ.

…подбить гидросамолет не смогли. Гидросамолет находился на озере 10–15 минут и безнаказанно улетел. Произведенным 10 июля 1943 года тщательным обследованием посадки самолета на берегу озера были обнаружены следы костров и две гильзы из-под выпущенных ракет.

Группа пеленгаторов работу рации противника в течение нескольких дней не фиксировала. Не было сомнения, что группа противника была снята гидросамолетом, делавшим посадку на озере Ямсорское.

По факту провала операции [против] группы финских разведчиков контрразведкой СМЕРШ 7-й армии проводится расследование»[362].

Операция по поимке финской рейдовой группы в июне-июле 1943 года фактически для советских органов контрразведки «СМЕРШ» закончилась провалом. По оценке, сделанной на основе архивных документов, в операции по поимке финнов участвовали более 500 человек. И это не считая бойцов истребительных батальонов и школьников. В архивах Вологодского УФСБ сохранились отчеты штаба истребительных батальонов, в которых черным по белому написано, что для прочесывания лесных массивов в местах высадки агентов-парашютистов широко привлекались школьники старших классов.

При изучении материалов по этой операции складывается впечатление, что для эффективного и скорого захвата группы советским контрразведчикам оставалось совсем немного времени. Тем более, что после потери дневника в руках контрразведки оказались подлинники отправленных радиограмм, карта с маршрутом финских разведчиков и мест возможного их съема с рейда. Оставалось лишь обнаружить их при интенсивном преследовании и захватить. Но из-за рокового стечения обстоятельств финнам удалось уйти из ловушки.

Сами вологодские чекисты в своем донесении в Москву объясняли провал операции рядом объективных причин, в то же время не снимая с себя вины за происшедшее:

«Совершенно секретно

Начальнику штаба истребительных батальонов НКВД СССР

тов. Трофимову.

Спецдонесение

О результатах операции по группе финских разведчиков в период 21 июня — 11 июля 1943 г.

Основные недостатки в проведении операции.

К основным недостаткам можно отнести:

1. Отсутствовало единое твердое руководство проведения операции, принимавшие участие в поисках противника поисковые группы были многочисленными и разных родов войск.

Отсутствие карт района проведения операции затрудняло движение поисковых групп в лесах по азимуту.

2. Плохо организована связь между группами (только связными). Приданные впоследствии некоторым группам рации могли работать только в отведенные для них часы, но не по мере необходимости.

3. Отсутствие нужного количества автотранспорта и горючего отражалось на оперативной перегруппировке поисковых групп и переброске их с участка на участок.

4. Когда для экипажа противника был сброшен груз и документы, нужно было не обстреливать, а, приняв документы, дать ракету, что могло бы завести (так в документе. — авт.) противника в заблуждение…

5. Командный состав терял управление в условиях леса, воодушевляя бойцов, выскакивал из строя вперед, в результате бесцельно выводился противником из строя.

6. Нерешительность части командного состава и бойцов поисковых групп несколько раз позволяла противнику уйти от преследования.

7. Мы не могли полностью использовать возможности истребительных батальонов, т. к. состав батальонов, одетый в ботинки, туфли и гражданское платье не был приспособлен к активным действиям в условиях густого леса, сплошных болот и буреломов.

Начальник управления НКВД ВО полковник Т.Е. Свиридов.

Начальник штаба ист. б-нов УНКВД ВО майор Ломакин»[363].

Итак, по документам нашей контрразведки, вся неприятельская группа на самолете благополучно улетела в свой тыл. Во всяком случае, так считали в Вологодском управлении НКВД, так считали и в управлении контрразведки «СМЕРШ» 7-ой армии в Алеховщине, так считали и в наркомате государственной безопасности СССР и в Главном управлении контрразведки «СМЕРШ». Такая же точка зрения содержалась и в исторической литературе, посвященной финскому разведывательному рейду на территории нынешнего Вытегорского района Вологодской области 1943 года. Но история вышеописанной операции имела неожиданное продолжение.

В 2000 году, благодаря сведениям, любезно предоставленным финским журналистом и кинодокументалистом Р. Никкиля, появилась наконец возможность уточнить некоторые детали данной операции. Прежде всего, стали известны события, последовавшие после того, как финский разведчик был вынужден прервать повествование в своем дневнике днем 2 июля 1943 года. Ведь последующие действия финской группы остались тогда неизвестными советской контрразведке. Теперь же удалось установить, чей именно дневник был захвачен советской контрразведкой во время боевого столкновения 2 июля 1943 года. Как выяснилось, автором этого дневника был сам командир разведывательной группы фельдфебель Маури Кярпанен.

Группа Кярпанена была высажена на территорию Вологодской области со следующим разведывательным заданием: провести разведку Вытегорского оборонительного района, разведку дорог и инженерных сооружений, разведку Мариинского канала, причем не только в инженерном отношении, но и по военным перевозкам, а также разведку воинских частей в зоне канала и разведку реки Ковжи.

Кроме самого командира, в группу входили:

Эйно Лемпинен — фельдфебель, заместитель командира группы (в дневнике Эйно).

Пааво Суоранта — прапорщик, радист (в дневнике Патти).

Тойво Лейно — рядовой.

Хейно Калласте — рядовой, по национальности эстонец (в дневнике Хейки).

Карл Салло — рядовой, по национальности эстонец.

Арне Хипели — рядовой.

Кайно Пьетиайнен — рядовой (в дневнике К.).

После того, как дневник командира группы 2 июля попал во вражеские руки, его заместитель Э. Лемпинен справедливо обвинил командира в преступном легкомыслии. Это и понятно: из записей в дневнике советская контрразведка теперь могла легко читать зашифрованные радиограммы и получать всю необходимую информацию о финских самолетах, сбрасывавших продовольствие и боеприпасы, а также о тех местах, откуда группа может быть эвакуирована. Фактически это было непреднамеренным предательством и ставило под угрозу жизнь всех членов группы. Естественно, что это также могло сделать невозможным передачу важных разведывательных сведений в свою разведку, а именно, в 4-й отдельный разведывательный батальон — Erillinen Pataljoona 4 (ErP 4).

По сведениям, собранным Р. Никкиля, Э. Лемпинен настоял на разделении группы и 5 июля он, вместе с А. Хипели, пошли пешком таежными тропами через наши тылы за линию фронта. Чего стоил этот переход в сотни километров, осталось известным только ему. Дело в том, что при переходе линии фронта финские разведчики попали на минное поле. Смертельно раненый Хипели тут же покончил с собой, а тяжело раненого Лемпинена сумели вытащить финские солдаты. От полученных ран Э. Лемпинен остался инвалидом. После войны он жил в Пелло, на границе со Швецией и не участвовал ни в одной из встреч ветеранов 4-го разведбатальона.

Тойво Лейно оказался в советском плену в 1944 году. Так как в Испании он участвовал в интербригадах, то в плену заявил об этом. Следствием принадлежность его к финской разведке установлена не была, что помогло ему благополучно вернуться в Финляндию.

Маури Кярпанена после Вытегорского рейда больше командиром в операции не посылали. Он стал писателем, сменил свою фамилию на Ахтосало и под этим именем написал три книги о своих военных буднях в ходе «зимней войны» 1939–1940 годов и «войны-продолжения» 1941–1944 годов. О Вытегорском рейде в этой книге ничего не написано. Кярпанен хотел приехать в Вологодскую область, но не успел. Умер Маури Кярпанен-Ахтосало сравнительно недавно, 22 декабря 2001 года.

Учитывая вышеизложенное, становится понятным, почему при первом же чтении дневника финского разведчика М. Кярпанена складывается впечатление, что его автор вел свой дневник не только как разведчик, но и как человек, желающий записать события, происходившие с ним, в художественной форме, с описанием красивого лося, или ироническими замечаниями в адрес охраны заключенных. Талант писателя виден был сразу, и он реализовался уже после войны, когда М. Кярпанен-Ахтосало написал книги военных воспоминаний. Но, с другой стороны, остается непонятным, как профессиональный разведчик мог во время выполнения секретного разведывательного задания вести дневник, который в случае захвата его противником угрожал не только выполнению задачи, но и жизни его товарищей. Это трудно объяснить до сих пор. Изучая архивные документы о деятельности более чем 100 агентов-парашютистов немецкой разведки, авторы только в одном нашли подобный случай. Речь идет о двух дневниках немецких разведчиков, захваченных советской контрразведкой в ходе операции «Гамбита парашютистов» в сентябре-ноябре 1942 года в Коношском районе Архангельской области, о которой будет сказано дальше. Кстати, эти разведчики были по национальности эстонцами (т. е. принадлежали родственной финнам нации). Так что же это? Может быть, национальная особенность? Теперь уже трудно сказать. Думается, что это была крупная недоработка руководства финской военной разведки. В любом случае правила конспирации требуют, чтобы при отправке разведчика на задание любые посторонние бумаги и документы оставались в тылу.

В дополнение к вышесказанному стоит привести отрывок из воспоминаний непосредственного участника неудачной операции советской контрразведки, а именно капитана А. В. Попкова, того самого, что стрелял по глухарю. Цитируем:

«Утром 10 июня я собрался выехать в Отдел контрразведки „СМЕРШ“ армии для очередного доклада… Перед самым отъездом раздался телефонный звонок. Дежурный передал мне приказание начальника отдела срочно прибыть к нему в полном боевом снаряжении. Проверил содержание полевой сумки, убедился, что компас, топографическая карта, блокнот и карандаш находятся на месте. Вынул из кобуры наган, осмотрел барабан. Положил в полевую сумку дополнительно несколько коробок с боевыми патронами.

В Отделе контрразведки армии сразу же почувствовал, что готовится какая-то серьезная операция. Оторвавшись от телефона, дежурный направил меня к начальнику отдела полковнику И. Я. Добровольскому.

Выслушав мой доклад о прибытии, Илья Петрович спросил:

— Как обстановка на вашем участке?

— Все спокойно, — доложил я.

— Придется вам на несколько дней оторваться от своей части. Мы намерены поручить вам поиск диверсионной группы врага, проникшей в тыл армии. Обычно разведка противника выбрасывает своих агентов на парашютах. Эта группа заброшена на гидросамолете. Как вы думаете, почему?

— Вероятно, они имеют большой груз, скорее всего, взрывчатку.

Согласившись с моим мнением, полковник Добровольский сообщил, что по ряду признаков диверсионная группа хорошо подготовлена и имеет задание подрывного характера…

Ко времени моего прибытия в отдел поисково-истребительная группа была уже сформирована. В нее вошли два радиста и отряд моряков-автоматчиков под командованием главстаршины Алексеева численностью около тридцати человек. Через десять минут мы уже двигались к лесу по направлению пеленга радиостанции диверсантов. Перед тем как войти в лес, я остановил группу и поставил бойцам задачу по розыску и захвату диверсантов… Затем каждый участник операции тщательно проверил укладку вещевого мешка, готовность оружия, подгонку снаряжения.

Направляющим двинулся главстаршина Алексеев. В середине колонны — я с радистом. В конце ее — второй радист и замыкающий колонну опытный боец. Впереди колонны — дозор, справа и слева — боковые наблюдатели….

В вечерний сеанс радиоперехвата слышимость неприятельской радиостанции резко усилилась. Это означало, что враг находится где-то близко, может быть у в нескольких сотнях метров. Я огляделся. Справа виднелось большое озеро. Лес вплотную подступал к воде. Берега озера были скрыты кустарником. Клонившееся к закату солнце ярко освещало лишь верхушки высоких деревьев, а внизу уже набирали силу сумерки. Взглянул на карту — населенных пунктов поблизости не было.

— Товарищ капитан, — негромко обратился ко мне радист и протянул листок с текстом расшифрованной телеграммы. Руководитель диверсионной группы докладывал в центр о невозможности выполнить основное задание и просил ускорить присылку самолета для эвакуации участников группы. Я набросал текст радиограммы в адрес полковника Добровольского, и радист сразу же передал ее: „Первая часть задания выполнена — группа диверсантов обнаружена“.

Вскоре вражеские агенты получили ответ из разведцентра. Он гласил: „Самолет прибудет с наступлением темноты“. Сообщая об этом полковнику Добровольскому, я в радиограмме указал, что группа готова к выполнению задания….

Стемнело. Лес затих. Каждый из нас тщательно вслушивался в тишину ночи. Напряжение возрастало. Наконец послышался далекий монотонный гул авиационных моторов. Он нарастал. Вскоре я увидел, как по воде скользит едва различимый силуэт гидросамолета. Его двигатели сбавили обороты, но летчик не выключил их. До самолета было примерно двести метров. Неожиданно на нем зажглись габаритные огни. Очевидно, давался сигнал диверсантам.

— Пулеметчикам приготовиться! — шепотом отдал я приказ по цепочке. — Стрелять только по самолету. Прицел три.

Прошло несколько минут. С левой стороны от берега бесшумно отошли четыре надувные лодки.

— Огонь!

Два ручных пулемета почти одновременно ударили короткими очередями. Вслед за ними заговорил третий пулемет. И сразу же открыли огонь по надувным лодкам моряки-автоматчики. Ориентируясь на вспышки наших выстрелов, стрелок экипажа самолета открыл по берегу ответный огонь. Пули крупнокалиберного пулемета срезали ветки, с треском впивались в стволы деревьев.

Моряки довольно точно вели огонь по лодкам с диверсантами. Те, не отвечая на выстрелы, неожиданно повернули обратно к берегу. Очевидно, они заметили, что пулемет гидросамолета замолчал, двигатели остановились, а корпус самолета стал крениться.

При подходе лодок к берегу несколько диверсантов было убито. Оставшиеся стремились как можно быстрее достичь суши. В той стороне, куда диверсанты гребли, раздалось несколько наших и вражеских автоматных очередей. Но постепенно стрельба затихла. В это время я увидел, что гидросамолет резко накренился и ушел под воду.

Если летчики успели покинуть самолет, а время у них для этого было, необходимо разыскать их. Эта задача была поставлена группе моряков-автоматчиков… С основными силами я начал преследование оставшихся в живых участников диверсионной группы.

Ночью в лесу трудно искать диверсантов. И тем не менее мы упорно следовали за ними. Двигались быстрым шагом, продираясь сквозь кусты, обходя камни, перескакивая через ручьи и упавшие деревья. Впереди на фоне неба темным пауком дыбились корни рухнувшей сосны. Вдруг над нами появились вспышки автоматной очереди. В тот же миг, словно раскаленный металлический прут, ударил меня по левой ноге. Я упал как подкошенный. Надо мной склонился моряк-автоматчик.

— Продолжайте преследование диверсантов. Сообщите о случившемся полковнику, — с трудом произнес я.

Мне оказали медицинскую помощь, вынесли из леса к озеру. Главстаршина Алексеев с автоматчиками продолжал преследовать остатки диверсионной группы».

Да, чего только не бывает на белом свете…

Русские парашютисты с той стороны

Финская военная разведка забрасывала на Вологодчину и в Архангельскую область агентуру из числа бывших советских военнопленных, завербованных в лагерях, или агентов из числа гражданского населения оккупированной Карелии. Условно их можно разделить на такие категории: «парашютисты» и «переселенцы».

8 июня 1942 года, в самый разгар белых ночей, на парашюте вернулся на свою малую родину бывший красноармеец и бывший военнопленный Владимир Соколов. Вернулся он в свою Вологодскую область уже как агент финской военной разведки, повторив судьбу тысяч военнопленных той кровавой войны. Вернулся он с определенной целью — сдаться на родной земле органам безопасности. Дальнейшая судьба ему представлялась пока неясной. Хоть и смерть, но все-таки на родной земле, а не в унизительном голодном плену, где человек превращается в животное, цель которого — выжить любой ценой.

Во время допросов Соколов так описывал следователям свой вербовочный разговор в лагере:

«Процесс вербовки проходил следующим образом: вечером я был вызван в отдельную комнату лагеря, где был встречен очень вежливо финским офицером. Пригласив сесть, финский офицер предложил мне сигарету.

Его приметы:

Одежда финского армейского офицера, только на петлицах имелись две белые звездочки, которых у армейских офицеров нет, около звездочек я заметил форму кинжала. У брюк зеленоватые лампасы. Рост выше среднего, плотный, солидный, изрядно заикается, хорошо говорит на русском без акцента, волосы редкие, седеющие, носит Очки в золотой оправе.

После этого он спросил меня, хотелось бы мне жить, ни в чем себе не отказывая? Я ответил, что вряд ли можно отказаться от такой жизни. Тогда он стал рассказывать, что до начала войны средняя интеллигенция в Финляндии зарабатывала до 5 тысяч марок в месяц, в то время как лучший костюм стоил от 800 до 900 марок. Упираясь на это, он развивал свою мысль, что в демократическом государстве рабочий, как и интеллигент, зарабатывает больше, чем в Советском Союзе, работают там, где хотят.

О войне, которую Германия и ее союзники ведут, этот финский офицер мне сказал, что союзники ведут войну не против России, а против управляющего ею большевизма.

В начале беседы офицер мне заявил, что Вологда и ее окрестности интересуют финское командование. Если я соглашусь принять участие в развед. работе, то союзники щедро отблагодарят меня за оказанную помощь, ибо дни существования Советской власти, как он заявил, не долги»[364].

Как и большинство пленных той войны, никакой особой вины Соколов за собой не чувствовал. Попал он в плен раненым, без сознания. Какая тут вина? Но сталинский лозунг о том, что нет у нас пленных, а есть только изменники Родины, инструкторы Петрозаводской школы финской разведки постарались довести до своих слушателей. Соколов закончил радиоотделение и был использован финнами как радист и разведчик в одном лице.

Предчувствуя, что его ждет расстрел как изменника Родины, тем не менее, 28-летний Владимир сразу же явился с повинной в органы НКВД. Что повлияло на это его решение? То, что финская разведка снабдила его ненадежными документами? Может быть, но, скорее всего, решение о сдаче он принял еще до выброски с парашютом. На допросе Соколов сам рассказал о «проколе» с документами следователям НКВД:

«Во-первых, вызывал сомнения паспорт, в котором было указано что, я уроженец Москвы, хотя я уроженец Чебсарского района, где живет много моих родственников.

Во-вторых, у меня имелся документ, что я якобы „как нервно больной“, получаю отпуск для лечения в Вологодский дом отдыха на 45 дней в получении чего получаю удостоверение от штаба полка № 1072 и справку эвакогоспиталя на один и тот же срок и датированной так же одним числом.

Но мог ли эвакогоспиталь вместе с полком находиться на передовой позиции, в одном месте?

Вызывают также сомнение и данные трудовой книжки, в которой один штамп с первого же взгляда на него заставил бы усомниться в его подлинности»[365].

На первом же допросе В. Соколов рассказал все подробности о задании и подготовке агентов в Петрозаводской разведшколе. Вину свою не признал, а заявил, что готов работать в качестве радиста по дезинформации финнов.

Начальник Вологодского УНКВД полковник Галкин принял решение начать оперативную радиоигру с финской разведкой, используя рацию Соколова.

Опыт в ведении радиоигр у вологодских контрразведчиков уже был. К сожалению, в архивах УФСБ по области пока не удалось найти документов по игре с участием Соколова. Есть только упоминания, что Соколов жил в своей родной деревне под наблюдением контрразведки. Ветераны-чекисты вспоминают, что им было приказано, по терминологии того времени, «окружить Соколова агентурой, не посвященной в суть игры и роли Соколова в ней, контролируя каждый его шаг»[366].

Через 9 дней после выброски Соколова финская разведка, несмотря на риск обнаружения самолетов в условиях белых ночей, осуществила заброску сразу двух выпускников Петрозаводской разведшколы — Г. Астахова и Е. Вострякова[367].

При выброске агентов разбросало ветром, и поэтому органами НКВД на территории области был схвачен только Астахов.

Любопытно отметить, что группу готовили для работы сразу в нескольких городах, с задачей перемещения из Вологды в Киров, а затем в Котлас и Вельск, который был интересен для финской разведки тем, что там располагался лагерь финских военнопленных, работавших на строительстве железной дороги на Воркуту. Отдельное задание получил напарник Астахова Востряков: он должен был съездить, воспользовавшись безупречными проездными документами, в Москву, для того чтобы описать, как выглядит фронтовая столица.

Следует сказать, что Востряков уклонился от выполнения задания. Он оторвался от командира группы после приземления и решил навестить своих родных в Беломорске. Подготовка в Петрозаводской школе была качественной, поскольку она позволила Вострякову почти беспрепятственно ездить по Северной железной дороге, повидаться со своей бывшей женой, неоднократно ночевать в рабочих общежитиях Беломорска, где, в конце концов, он и был арестован.

Сам Астахов, до сдачи органам НКВД, сразу после приземления вышел на связь с радиоцентром финской разведки и передал сигнал о благополучном приземлении.

Всего в 1942 году органами вологодской контрразведки отмечены только две выброски финских агентов, а в январе 1943 года — еще две.

7 января в Вологодском районе была сброшена группа финского разведчика-парашютиста А. Сорокина (кличка «Голубенко») с напарником П. Сердюком (кличка «Дорофеев»)[368].

Оба агента сразу же явились с повинной, и руководство вологодской контрразведки включило рацию Сорокина в радиоигру «Майор»[369].

24 января в Сокольском районе десантированы двое разведчиков-радистов — М. Салаев и Г. Мамедов[370].

«СОВ. СЕКРЕТНО.

НАЧАЛЬНИКУ 2-го УПРАВЛЕНИЯ НКВД СССР

КОМИССАРУ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 3 РАНГА

тов. ФЕДОТОВУ, г. Москва.

СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ.

24 января 1943 года на территории Сокольского района Вологодской области в 19 часов с финского самолета выброшены два финских разведчика-парашютиста. Один из них МАМЕДОВ Гасан, 1917 года рождения, уроженец Баку, при приземлении разбился насмерть, другой разведчику САЛАЕВ Муса Дарциевич, явился в НКВД добровольно.

САЛАЕВ Муса Дарциевич имел задание:

1. Устанавливать и через приданную им радиостанцию передавать наличие в Вологде английских и американских войск.

2. Являются ли двухколейными железные дороги Вологодского железнодорожного узла.

3. Изготовляются ли в Вологде лыжи и в каком количестве, куда они отправляются.

4. Узнать, что за танк ФДХ.

5. Имеется ли в городе ночная истребительная авиация.

6. Узнать подробности о „Катюше“.

7. Как поставлено снабжение Красной Армии и гражданского населения.

8. Идет ли из Архангельска и Мурманска помощь союзников, что и сколько везут.

9. Какие части и рода войск идут на Финский фронт.

10. Как обстоит дело с горючим и есть ли затруднения.

11. Какие года и национальности призваны и призываются в РККА.

12. Много ли в городе эвакуированных, откуда они, их настроения.

13. Какие в Вологде и ее окрестностях расположены воинские части, их номера, штабы. Устанавливать фамилии и звания командиров.

14. О работе промышленных предприятий, выпускающих оборонную продукцию.

Срок разведчикам определен от одного до двух месяцев, после этого они обязаны вернуться к финнам по маршруту Вологда — Вытегра, перейти через Онежское озеро.

Одновременно с парашютистами сброшено 3 баллона с рацией и продуктами питания.

По заданию, 25 января разведчики должны связаться по радио с Петрозаводском. Связи не было.

Следующая связь должна быть 27 января. Разведчики снабжены каждый своим кодом и рацией „Север“. Позывные станции „НРФ“, добавочные „Е,Е“. Разведчик-радист САЛАЕВ имеет личный номер № 27.

Условность на случай работы под диктовку число 72. Следствие по делу продолжается.

НАЧАЛЬНИК УНКВД по ВО МАЙОР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ /ГАЛКИН/

25 января 1943 года. г. Вологда».

«СОВ. СЕКРЕТНО.

тов. Громову.

Здесь. Ставим Вас в известность, что следствие по делу №… на финского разведчика парашютиста САЛАЕВА Мусы Дарциевича закончено.

Следственное дело нами направлено во 2 Управление НКВД СССР за №… от 22 марта 1943 г.

Арестованный САЛАЕВ Муса Дарциевич содержится во внутренней тюрьме под фамилией НИКОЛАЕВ Павел Павлович.

НАЧАЛЬНИК КРО УПРАВЛЕНИЯ НКВД ВО

МАЙОР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ

/СОКОЛОВ/ №… 27 марта 1943 г.»[371].

На первый взгляд, задание финской разведки о выяснении, находятся ли американские или английские войска в Вологде, может показаться неожиданным, если не странным. Но если учитывать крайне тяжелое положение, в котором оказался Советский Союз в самом начале Великой Отечественной войны, данное предположение уже не представляется таким уж необычным. Еще 13 сентября 1941 года председатель Совета народных комиссаров СССР И. В. Сталин в личном послании премьер-министру Великобритании У. Черчиллю срочно попросил «высадить 25–30 английских дивизий в Архангельск… для военного сотрудничества с советскими войсками на территории СССР»[372]. По мнению И. В. Сталина, подобная помощь, оправдываемая исключительно сложной обстановкой на советско-германском фронте, «была бы серьезным ударом по гитлеровской агрессии»[373]. Как известно, английское военно-политическое руководство не пошло на столь радикальные меры. В начале 1943 года стратегическая ситуация на фронте выглядела уже совершенно иным образом и поэтому подобная помощь от союзников была уже неактуальной. Но какая-то информация о возможности переброски иностранных войск на север, вероятно, все же попала к противнику.

Нельзя также забывать и то обстоятельство, что в 1941 году в Заполярье, на советской территории, базировались и действовали отдельные подразделения ВВС и ВМФ Великобритании. В частности, в сентябре-октябре 1941 года на аэродроме под Мурманском базировалось соединение Королевских Военно-воздушных сил (RAF) — 151-е авиационное крыло (сформировано в июле 1941 г.), которое активно участвовало в боевых действиях, а также занималось обучением советских летчиков технике пилотирования на английских типах самолетов[374]. Кроме того, в период с августа по декабрь 1941 т. в Полярном постоянно базировались две английские подводные лодки, осуществлявшие выходы к берегам Норвегии и причинившие своими действиями немалый урон германскому судоходству[375]. Скорее всего, что эти факты стали известны немецкой и финской разведкам. Может быть, под английскими и американскими войсками понимались также военно-технические специалисты из Великобритании и США, прибывавшие в Архангельск с целью оказания помощи советским военнослужащим в освоении новой боевой техники. Вопрос о наличии американцев и англичан, по-видимому, был также связан с имевшейся у немецкой и финской разведок информацией о том, что часть американских самолетов перегоняется с Аляски через Сокольский военный аэродром, а часть самолетов, полученных по «ленд-лизу» и перевезенных из Архангельска, доставляется для сборки в Вологду.

В данном случае можно только удивляться информированности финской разведки. Здесь стоит сделать некоторые разъяснения относительно причин столь успешной работы финских разведчиков. Как стало известно уже после войны, накануне Великой Отечественной войны финская разведка воспользовалась беспечностью советского военного командования, которое длительное время пользовалось старыми кодами для шифровки своих радиопереговоров (они не менялись в течение 15 лет). Это дало возможность финнам с лета 1941 года прочитывать до 80 процентов советских радиограмм, передававшихся в звене армия-корпус-дивизия[376]. По заявлению начальника финской разведки полковника А. Паасонена, «у оперативного руководства были намного лучшие сведения о противнике, чем о своих войсках»[377]. Не исключено, что именно из радиоперехватов финская разведка и получала необходимую информацию о советских войсках и тыле.

Кстати, отнюдь не беспочвенным выглядит также и вопрос о крупных поставках лыж для частей 7-й армии Карельского фронта. Это могло дать косвенное представление о масштабах готовящихся наступательных операциях советских войск в зимнюю кампанию.

Материалы допросов финских агентов-парашютистов дают основание сделать вывод, что финская разведка чаще использовала метод индивидуальной подготовки каждого вновь завербованного агента. Прежде всего кандидат изучался в лагере военнопленных. Чтобы понять мотивы того, почему советские военнопленные давали согласие на работу в финской разведке, следует учитывать следующее обстоятельство. Финские лагеря по жестокости отношения к военнопленным ни чем не отличались от немецких концлагерей. Советские солдаты были обречены на мучительную смерть от голода и побоев. Выброшенный на парашюте в Вологодском районе 7 января 1943 года А. Сорокин рассказывал об этом так:

«В лагере № 51 советские военнопленные работали на каменоломнях. Кормили русских отвратительно. Карелов кормили лучше. За каждую провинность избивали. Чтобы не умереть от голода, приходилось ловить крыс и лягушек. Их варили в консервных банках в воде из луж и ели. В августе 1942 года питание по настоянию шведского Красного креста чуть улучшили.

Многие не выдерживали, пытались бежать, но куда убежишь в чужой стране?»[378].

Вербовщики финской разведки предпочитали выискивать среди военнопленных жителей Вологодской, Архангельской и Ленинградской областей, для их последующей засылки в места, где они раньше жили.

По рассказам финских агентов, Петрозаводская разведывательная школа находилась на улице Гоголя, на западной окраине города. Три здания школы были обнесены бревенчатым забором с колючей проволокой. В Петрозаводской разведшколе к каждому агенту прикреплялся персональный куратор-охранник. Без его сопровождения в город выходить было нельзя. Кроме обычных дисциплин по радиоделу, обучению минно-взрывным работам, методам сбора разведывательной информации офицеры финской разведки, как правило, хорошо говорившие по-русски, большое внимание уделяли психологической подготовке своих агентов. Их учили методам вербовки, проводили тренировочные уроки по навыкам разговоров с женщинами, детьми. Раз в неделю один из офицеров играл роль следователя НКВД, а курсант школы должен был «давать показания». Психологи, зная методы многочасовых допросов, учили: «Не смотри следователю в глаза. Смотри на переносицу. Это даст тебе возможность избежать психологического давления, а следователь будет думать, что ты говоришь правду»[379].

Финские инструкторы учили своих курсантов собирать информацию разными способами. Но основных способа было три:

«А) путем личного наблюдения.

Б) путем бесед со знакомыми и случайными лицами из соответствующих организаций и учреждений, используя их болтливость… почаще ходить в рестораны, кафе, где знакомиться с военными и вообще денег не жалеть, но излишне не разбазариваться, ибо это будет подозрительно.

В) В случае необходимости, когда предоставляется возможность достать интересные данные через какое либо лицо, то можно прибегать к его вербовке путем подкупа деньгами, но обязательно предварительно проверить это лицо и убедиться, оно является антисоветски настроенным и не подставлено советской властью.

Нас учили всегда быть спокойными, сдержанными, никогда не теряться в решении тех или иных вопросов. Всегда быть осторожным и недоверчивым к окружающим.

В этот же вопрос отдельным пунктом входило — как держать себя под следствием в органах НКВД, в случае задержания: вести себя уверенно, бодро, быть осторожным. Ответы должны быть четкими и краткими, хотя и не правдивыми. Не говорить правды, но внушать, что ты говоришь правду»[380].

Каждому из курсантов вручались так называемые «размышления о работе» — своеобразное наставление по психологии для тайного агента. В архивах УФСБ по Вологодской области сохранилась эта памятка, записанная по показаниям финских разведчиков-парашютистов, заброшенных на территорию Вологодской области в 1942–1943 годах. Приводим этот любопытный документ полностью, сохранив его стиль:

«ПАМЯТКА ФИНСКОГО РАЗВЕДЧИКА. РАЗМЫШЛЕНИЯ О РАБОТЕ

Запомни раз и навсегда, что теперь ты тайный работник, что в твоей работе будут только одни трудности и преграды, которые ты должен умело преодолевать.

Твоя работа требует от тебя сильной воли и твердого характера, а поэтому немедленно берись за перевоспитание своих слабых сторон характера.

Развивай свою память и научись молчать, ибо способность уметь все запоминать и умение молчать будут являться твоими первыми и лучшими помощниками.

Забудь свое прошлое. Основанием всему служит легенда.

Научись читать местные газеты между строк.

Запомни, что излишняя храбрость может часто переходить в глупость, но чтобы не быть трусом, знай пословицу: „Смелый сквозь стену пройдет“.

Фантазия в твоей работе не лишнее, но ее всегда надо держать, как взнузданную лошадь, потому, что твоя фантазия может испортить все, что создал обдуманный план.

Тебе могут создаться несуществующие препятствия, которые задержат выполнение твоего задания, вообще не фантазируй.

Помни, то, что тебе сегодня кажется невыполнимым, завтра может быть легко выполнимо.

Большое значение в твоей работе имеет случай, поэтому никогда не упускай удобного случая.

Никогда никому и ни в чем не верь.

Никогда не назначай свидания в одном и том же месте и в одно и то же время.

Если ты любишь хорошо и со вкусом одеваться, оставь эту привычку. Оставь, если любишь хвастаться. Возьми себе за правило не выделяться из окружающей среды. Подстраивайся всегда под массу. Старайся не говорить (выступать) в компании, тебя могут легко вовлечь в спор, где ты можешь высказать мысли, которые в простой беседе никогда бы не сказал.

Не вербуй себе помощников из неразвитых людей, но в то же время не забывай, что под глупой физиономией может скрываться „золотой“ человек.

Не посещай часто одних и тех же мест — ресторанов, садов и т. д.

Если ты имеешь пристрастие к вину, то не напивайся в общественном месте, а пей у себя на квартире.

Если ты любитель женского пола, то никогда не влюбляйся. Меняя женщин, учти, что любовь, как и вино, ослабляет волю. Имей в виду, объект твоей любви может оказаться на службе у контрразведки и тогда ты пропащий человек.

Если ты живешь на квартире, не обращай на себя внимание частым молчанием.

Верь в свою судьбу. Знай, что каждому в жизни предназначен свой путь.

Никогда не теряйся, будь хладнокровным. Смерть тебя настигнет неожиданно.

Помни, статистика показывает, что большинство разведчиков погибает от вина и от женщин.

Если ты имеешь у себя помощников, то будь с ними честен. Для помощников ты должен казаться большим неизвестным.

Задание старших начальников надо выполнять честно и отвечать только ему.

Если ты захочешь чем-нибудь поделиться — помысли: я этого не скажу, а скажу через пять минут. По прошествии этого срока ты увидишь, что у тебя нет такого желания сказать, поделиться.

Прежде чем ответить на вопрос — подумай несколько раз.

Если ты хочешь что-либо узнать из беседы, говори с собеседником так, чтобы он не чувствовал твоих вопросов.

Если ты хочешь развить память, то перед сном вспоминай все детали дня, смотри на какой-нибудь предмет или, закрыв глаза, представляй их в своем изображении.

Никогда не раздражайся из-за пустяков. Если не сможешь сдержать раздражения, то смотри на раздражающий тебя предмет с высокого пьедестала. Ведь не может тебя раздражать каждая дворняжка.

Помни: победа — это цепь не разоблаченных тайн, а молчание — жизнь»[381].

Петрозаводская разведшкола учила своих диверсантов также приемам борьбы «джиу-джитсу», хорошо тренировала ходьбе на лыжах и даже предоставляла возможность совершить 1–2 тренировочных прыжка с парашютом. В состав школьной программы входили и тренировки по скрытному подходу к объектам. Для того, чтобы будущие агенты не боялись высоты, их регулярно заставляли прыгать с высоты 3 метра, а потом и с 6 метров.

Да, готовили финны своих агентов тщательно, но, несмотря на подготовку и психологическую обработку, на основании изучения архивных материалов, можно сделать однозначный вывод, что большинство советских военнопленных, согласившихся сотрудничать с финской разведкой, приняло для себя решение сдаться сразу же после выброски на парашюте.

Январь 1943 года был «урожайным» по высадкам финских разведчиков в Архангельской и Вологодской областях. Как уже говорилось, на Вологодчине высадились 24 января Салаев и Мамедов, а 7 января — Сорокин с Сердюком.

24 января в Приозерном районе, возле реки Парома, на парашютах приземлились финские агенты Боровков и Есипов, по документам проходившие как Мартынов и Шепелев. Финской разведкой им было дано разведзадание по району Няндома — Каргополь — Пудож. Разведчикам предписывалось установить наличие советских аэродромов, складов, лагерей НКВД. В задание входило также определение пропускной способности Северной железной дороги и проходимости грунтовых дорог в направлении Няндома — Пудож. В разведзадании, но словам агентов, эти дороги определялись как шоссе. Видимо, финская разведка не имела достаточной информации по району предполагаемых боевых действий, где шоссе, в европейском понимании этого термина, не бывало[382].

Боровков сумел добраться до Няндомы и сдался районному отделу НКВД 28 января. Его напарника задержали в железнодорожной будке на 795-м километре Северной железной дороги.

За сутки до выброски Боровкова и Есипова в районе Карел (недалеко от Архангельска) десантировались Посохов (он же Дмитриев) и Савченко. Последний разбился при приземлении[383]. Это очень интересный факт. По материалам архивов ФСБ Архангельска и Вологды установлено, что ни один немецкий агент-парашютист при выброске не разбился. Получается, что у финнов практически в одни сутки разбилось 2 агента — Мамедов на вологодской, а Савченко на архангельской земле. И это при том, что финские разведшколы при подготовке агентов практиковали тренировочные прыжки, в отличие от немецких, для выпускников которых боевой прыжок в наш тыл чаще всего был и первым прыжком с парашютом в своей жизни. Здесь есть о чем поразмышлять. Может быть, парашюты Мамедова и Савченко были специально кем-то повреждены? Такое может быть вполне. В Петрозаводской разведшколе находился человек, который работал на советскую разведку. Был ли он внедренным нашим агентом, установить по архивным документам не представляется возможным. О некоем Петрове из школы финской разведки в Петрозаводске рассказывал ее агент Анатолий Носов, за судьбой которого мы проследим чуть позже, а пока предоставим слово документам января 1943 года.

«СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ

Финского разведчика НОСОВА

От 27/1-43 года

Первое мое знакомство с ПЕТРОВЫМ было в лагерях ком. состава № 1 (недалеко от станции Пейноха) примерно в мае месяце 1942 года. Познакомился я с ним случайно в разговоре об учебе, так как я и он (в разное время) учились в Московском институте связи. Но ни я, ни он не интересовались личностью другого…

В октябре месяце он прибыл в г. Петрозаводск и был направлен к нам (в школу разведчиков), где мы снова с ним встретились как друзья. В это время ни он, ни я не посещали занятий и поэтому часто встречались наедине. В конце октября ПЕТРОВ спросил меня, хочу ли я опять служить в Красной Армии. Я ответил уклончиво, не зная его настроения. Дня через три он сообщил у что я буду зачислен в число курсантов, а поэтому служба в Красной Армии становится возможной.

Он взял с меня слово никому о наших разговорах не рассказывать, а чтобы закрепить мое молчание, он сказал, что что-нибудь придумает. С этого времени мы избегали встреч наедине, если кто-нибудь мог нас увидеть.

Дней через 8 после этого (числа 10 ноября) ПЕТРОВ, будучи дежурным по курсам, затопил плитку у старшины курсов и зашел ко мне. Попросил две немецкие сигареты. Я ему дал их, затем спросил, есть ли у нашей плиты дыры подходящие к стене. Я открыл ему духовку, где было прогорелое железо, и оттуда виднелась расщелина стены.

ПЕТРОВ сделал отверстие в перегородке стены (стены были сделаны из досок, между которыми были насыпаны стружки с опилками), зажег сигареты, вложил их в стену и предложил мне не топить свою печь, а через полчаса уйти из комнаты. Это было около 16 часов.

В 22 часа был замечен пожар одним курсантом (РЕБРОВЫМ). Кроме стены и части потолка дом остался цел.

После этого ПЕТРОВ доверял мне во всем. Он мне рассказал, кто примерно куда едет, дал шифровки и сказал, как поступить с напарником. 18 января я с ним простился и уехал на аэродром…

Приметы ПЕТРОВА следующие: около 35 лет, среднего роста, волос русый, носит прическу набок, нос прямой, основание носа чуть приподнято. Подбородок выступающий, ухо овальное. Особых примет нет. НОСОВ.

Копия верна: Начальник 4-го отд. КРО УНКВД АО

Майор Госбезопасности (ГОГОЛИЦИН)

4/3-43 года

гор. Архангельск»[384].

Посохов и его разбившийся напарник имели документы офицеров Красной Армии (Посохов был одет в форму лейтенанта), радиостанцию и личное оружие (пистолеты). В их задачу входила разведка Архангельского морского порта, особенно в части прибытия туда союзных конвоев. Интересовал финскую разведку также архангельский гарнизон и укрепления на берегу Белого моря. Отдельным заданием ставилось выяснение морального состояния населения города.

После приземления, обнаружив мертвого напарника, Посохов похоронил его в снегу и направился в Малые Карелы. Там он попросился на ночлег и под видом командированного определился на постой. Играя роль командированного, Посохов периодически отлучался из дома и за несколько дней перенес из леса в дом продовольствие и рацию. В эфир он пытался выйти трижды, но связаться с финским разведцентром не удалось[385].

Выход рации в эфир немедленно был засечен радиоразведкой. Особое беспокойство у контрразведки вызвало присутствие вражеских агентов буквально рядом с деревней Лявля, где в годы войны готовились партизанские отряды для рейдов по оккупированной территории Карелии и формировались диверсионные группы. Тем не менее, розыск был, видимо, неэффективным. Посохова задержали только 11 февраля на Архангельском рынке. Его задержал патруль для проверки документов, которые и вызвали подозрение. В отделе контрразведки Архангельского военного округа он рассказал все.

А сейчас на некоторое время прервем хронологический рассказ об агентах-парашютистах финской разведки и на примере одного из них проследим путь его в финскую разведшколу и его дальнейшую судьбу после заброски. Этим финским разведчиком бы А. Носов, на показания которого автор уже ссылался.

18 января 1943 года в районе узловой станции Обозерская с бомбардировщика «Юнкерс-88» на парашютах были выброшены 2 агента финской разведки, окончившие Петрозаводскую разведшколу, — А. С. Носов, с документами на имя Красовского, и Иванов, по документам прикрытия, Метелкин. Разведывательное задание у них было определено по Обозерскому железнодорожному узлу, в котором сходились Северная железная дорога и мурманская железная дорога, с направлением на Онегу и Беломорск. Задание предписывало установить пропускную способность железной дороги на перегоне до Плесецка, оценить состояние полотна дороги, давать сведения о характере перевозимых грузов. Особое внимание следовало уделять грузам, поступавшим по «ленд-лизу». В качестве метода ведения разведки предписывалось личное наблюдение, так как в контакт с местным населением вступать запрещалось. Ночевать надлежало в палатке в лесу. Радиограммы должны были передаваться по рации. Из личного оружия агенты были снабжены винтовками и револьверами «наган». Вместе с ними был сброшен двухнедельный запас продовольствия.

На его пополнение агенты из числа военнопленных не могли рассчитывать, а выход за линию фронта в районе Беломорска должен был быть осуществлен ими на складных лыжах.

Носов и Иванов были задержаны на следующий день. Если судить по рапорту участкового Плесецкого районного отдела НКВД, то дело обстояло следующим образом:

«Получив сведения о том, что в районе Пухтозеро вечером 18 января кружил самолет, я сориентировал актив тамошнего лесопункта на розыск, а сам направился на соседний лесопункт — Орловский, чтобы сделать то же самое. Во время моего разговора с парторгом Сметаниным и мастером леса Петровым в контору зашел неизвестный военный и заглянул в нашу комнату.

Заметив его, я сразу вышел в коридор и спросил, что ему нужно. Он ответил, что телефон. Появление нового человека в поселке, да еще вдалеке от главной железнодорожной линии и с наганом показалось мне подозрительным. Немедля ни секунды, обезоружил незнакомца и предложил зайти в комнату, где обыскал.

При задержании он не сопротивлялся, а затем, не запираясь, ответил на все вопросы. Выяснилось, что его с напарником выбросили с самолета на парашютах. Он вышел в поселок, а напарник остался в лесу.

После этого я обратился за помощью на станцию Емца. По прибытию оттуда группы бойцов в пятом часу направились по следу вышедшего из леса парашютиста.

При подходе к месту выброски бойцы залегли, а мы с лейтенантом Апполинаровым, начальником станционного оперпункта Тимохиным и мастером Петровым пошли дальше. Я шел впереди, и первым заметил палатку диверсантов, из которой сразу же послышался окрик. Мы не ответили. Тогда из палатки выскочил человек и одновременно я выстрелил в него, а он в меня. Я успел сделать только один выстрел, а он по мне три раза подряд.

Мы залегли и открыли огонь, и вместе с бойцами стали его окружать, но диверсант еще долго отстреливался из винтовки и нагана, ранив при этом лейтенанта. Захватили его уже глубокой ночью, около 23 часов»[386].

Носов сразу же нарушил условие задания — работать автономно, не вступая в контакт с населением, и сделал он это намеренно, потому что решил сдаться контрразведке еще в разведшколе, поверив Петрову, о котором он говорил в своих показаниях на допросах.

Контрразведка достаточно быстро поверила А. С. Носову и решила начать радиоигру с финской разведкой, использую рацию группы и самого Носова как радиста. В архивах пока не найдено рассекреченных документов по этой радиоигре, но думается, что она была весьма успешной, хотя и короткой. Об этом свидетельствуют документы Главного управления контрразведки «СМЕРШ».

«УТВЕРЖДАЮ

ЗАМ. НАЧ. ГЛ. УПРАВЛЕНИЯ КОНТРРАЗВЕДКИ „СМЕРШ“

Генерал-лейтенант

(неразборчиво. — Авт.)

13 октября 1943 года.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Гор. Москва, 1943 года, октября 12 дня

Я, сотрудник Главного Управления контрразведки „СМЕРШ“ майор МАТЮШЕНКО, рассмотрев следственное дело № 27874 по обвинению НОСОВА Анатолия Семеновича, 1920 года рождения, уроженца с. Вороново, Крупенского района, Курской области, русского, из рабочих — в преступлении, предусмотренном ст. 58-1 п. „б“ УК РСФСР, —

Нашел:

Привлеченный в качестве обвиняемого по данному делу бывший мл. командир 842 роты связи НОСОВ Анатолий Семенович, находясь в действующей Красной Армии, на Карельском фронте в ноябре 1941 года, попал в окружение войск противника, был пленен финнами, а затем содержался в различных концентрационных лагерях для русских военнопленных.

В ноябре 1942 года НОСОВ дал согласие представителю финского командования на сотрудничество в разведке противника и был зачислен в специальную школу в гор. Петрозаводске, где до декабря месяца обучался подрывной шпионской деятельности в тылу Красной Армии.

После выпуска из школы в качестве радиста-разведчика, 18 января 1943 года был отправлен на немецком самолете в Архангельскую область с заданием разведывательного характера, сброшен на парашюте в районе ст. Емца Северной ж. д. и на следующий день явился с повинной в Управление НКВД Арх. области.

Полученные от финского командования поддельные документы, деньги, оружие и рацию сдал.

Виновным себя признал.

На основании изложенного — ПОЛАГАЛ БЫ:

Следственное дело № 27874 по обвинению НОСОВА Анатолия Семеновича представить на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР, определив в качестве меры наказания 3 года ИТЛ с конфискацией изъятых денег в сумме 1450 руб.

СОТРУДНИК ГЛ. УПР. КОНТРРАЗВЕДКИ „СМЕРШ“

Майор (Матюшенко).

„Согласен“ НАЧ. 3 ОТДЕЛА ГЛ. УПР. КОНТРРАЗВЕДКИ „СМЕРШ“.

Подполковник (Барышников)».

В документе для Особого совещания НКВД СССР не зафиксировано участие А. С. Носова в радиоигре. Таковы были правила конспирации. И, тем не менее, игра все-таки имела место. И именно благодаря своим заслугам в радиоигре, Носов получил совсем небольшой срок заключения — 3 года, который просил «СМЕРШ».

Особое совещание 30 октября 1943 года вносит постановление о трехлетнем сроке, включив в него и пребывание во внутренней тюрьме НКВД.

Сведений о дальнейшей судьбе радиста-разведчика Анатолия Носова в архиве, по крайней мере, в рассекреченных фондах, не найдено. Скорее всего, он не избежал судьбы других честно отработавших на советскую контрразведку бывших финских и немецких агентов-парашютистов, то есть получил дополнительный срок уже после войны.

О своих страданиях во время пребывания в финском плену и нелегком выборе пути в финскую разведывательную школу А. С. Носов подробно рассказал следователям контрразведывательного отдела областного управления НКВД города Архангельска.

«СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ

Финского разведчика НОСОВА

От 16 февраля 1943 года.

7 января 1941 года из Палонского карцера я попал в Петрозаводские лагеря, которые находились в помещении 7-го военного городка. Ко времени моего прибытия в Петрозаводских лагерях было около 900 военнопленных, здесь же находились и средние командиры, которые жили в отдельной комнате под замком. Во избежание их побега или соприкосновения с красноармейцами не было даже прогулки.

Красноармейцы в это время работали по очистке города, а также на вокзале. Все военнопленные спали в одном кубрике, так что не всегда находилась возможность найти место для ночлега даже на полу. Работали военнопленные с 7 часов утра по 4 часа вечера.

Распорядок начинался так: в 5 часов утра подъем, с 5 до 6 завтрак, с 6 до 7 развод на работу. В 4 часа заканчивали работу и к 5 приходили в лагерь. С 5 до 6 вечера ужин. В 10 часов вечера отбой.

Что касается завтрака, ужина, а также и выдаваемого дневного пайка хлеба, то на все это отпускалось 350 грамм ржаной муки и 10 грамм соли. Работать же приходилось много и вдобавок на тяжелой работе. Как следствие, от этого в лагерях появилась смертность от истощения.

В начале декабря число умерших от истощения в день было 7-10 человек в сутки. К 26 декабря [количество] их достигло до 18 человек в сутки. Резиновая дубинка солдата и палка дневального заставляла военнопленных работать молча. 2 неудачных побега, совершенные 5 военнопленными окончились их избиениями, а потом расстрелом. Трупы расстрелянных долгое время лежали на дороге.

Старшиной лагеря был военнопленный ДАНЦСКО Иван Семенович. Но за неприменение телесных наказаний к военнопленным он был снят с должности старшины, избит и отправлен в пересыльный лагерь № 2 у ст. Нуроярви. Иначе называли этот лагерь военнопленные. Они называли его братской могилой.

И действительно, к 28 декабря в Нуроярви было около 2000 военнопленных. Сюда поступали люди из разных лагерей Финляндии. Жили в дощатых бараках, изнутри обитых бумагой. В каждом бараке находилось по 200–250 человек…

Кормили два раза в сутки. 1 раз в 11 часов и 2-й в 17 часов. Из-за недоедания, холода и отвратительных жилищных условий и была такая смертность. Зимой на работу усылали мало. Ежедневно в январе месяце голодной смертью в этом лагере умирало 20–30 человек.

К 3 февраля число смертностей достигло 50–60 человек ежедневно. Умерших раздевали донага, обворачивали в бумагу и тут же, неподалеку от лагеря, хоронили. Для похорон было выделено две команды — команда могильщиков из 30 человек и команда носильщиков из 25 человек. Но и эти 55 человек не успевали убирать трупы умерших. Могила представляла из себя ров глубиной около 1,5 метра. Трупы складывались один около другого. К началу февраля над этой могилой стояло 1200 крестов.

Но число военнопленных в пересылке оставалось почти постоянным, так как сюда почти ежедневно пересылались люди, ослабевшие от непосильной работы из других лагерей. Эта пересылка была якобы больницей и местом для поправки ослабевших военнопленных, на самом же деле эта пересылка — пересылка № 2 в Нуроярви — была кладбищем для военнопленных. Кто попадал в пересылку № 2, тот шел по последней тропе плена, за которой начиналось кладбище. Это был последний путь его жизни.

Царствовал и управлял пересылкой русский военнопленный, бывший мл. лейтенант МИТРОНЕН. Его можно было увидеть всегда с палкой в руке. Бил он виновного и безвинного. Кто первый попадал под его руку, тот не уходил от его палки. Старшины и дневальные бараков с момента вступления в должность, как символ власти, получали резиновую палку, которой они искусно владели.

3 февраля 1942 года вместе с 16-ю командирами я был направлен в лагерь военнопленных № 1 недалеко от ст. Пейпоха. К моменту моего прибытия в лагере № 1 находилось около 1180 человек. Здесь были сконцентрированы главным образом средние командиры, а также и часть мл. комсостава из членов ВКП(б). Помимо этого в лагере в отдельном помещении находились 16 политруков. Связи с ними никто не имел, так как они все время находились закрытыми. Рядом с лагерем военнопленных находились финские политзаключенные, за разговор с которыми подвергались избиению как военнопленные, так и политзаключенные. Несмотря на это, связь политзаключенных с военнопленными была…

10 февраля 1942 года меня поместили в барак № 2, где старшиной был ЕМЧЕНКО-РИВКО Петр Павлович. По национальности украинец, уроженец Харьковской области. По инициативе командования создал партию „националистов“, в которую входили исключительно украинцы. Во время создания этой националистической партии и после барак был расколот на две части. Одна, состоящая из „националистов“, занимала верхние нары, и другая часть из лиц, не вступивших в эту партию, находилась под нарами.

Члены националистической партии были распределены повзводно, в каждом взводе по 3 отделения. Причем себя они называли 1-м Украинским добровольческим батальоном. Командиром батальона был ЕМЧЕНКО-РИВКО, а начальником штаба Константин РЯБЧЕВСКИЙ.

Для вступления в партию „националистов“ требовалось подать заявление о принятии в партию, автобиографию. Между „националистами“ и ненационалистами была большая вражда.

В июне месяце РЯБЧЕВСКИЙ был вызван в Гельсингфорс. После его отъезда из лагеря ЕМЧЕНКО-РИВКО не мог больше один справляться с „националистами“, а новый начальник лагеря не только его не поддерживал, но и грубо к нему относился. По ходатайству военнопленных, а также старшины лагеря КОШКИНА ЕМЧЕНКО-РИВКО был снят со старшинства, „партия“ была распущена, а заявления и автобиографии в бараке сожжены.

Для агитационной работы в лагерь был прислан священник, белорус. Свои проповеди он сперва проводил побарачно, а затем, когда была сделана трансляция радио, он говорил перед микрофоном. Беда заключалась лишь в том, что во время его проповедей в бараке или не говорил репродуктор, или же барак пустовал, все, за исключением дневального, выходили из барака…»[387].

Выбирая между голодной смертью в лагере и жизнью, Носов, конечно же, предпочел выбрать жизнь и согласился работать на финское командование, выполняя разведывательные задания в нашем тылу. Вполне вероятно, что он в то время еще не решил для себя твердо, будет ли он работать на врага или же сдастся в руки НКВД сразу после приземления или пересечения линии фронта. Желание было пока одно: поскорее вырваться из лагерного ада и остаться в живых. В результате Носов попал в Петрозаводскую школу финской разведки. О самой школе он рассказал следующее:

«СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ

Финского разведчика НОСОВА

От 28 января 1943 года.

Состав слушателей школы разведки был весьма пестр. Сюда набирались лица, главным образом, из уголовного элемента. Одни судились и отбывали срок наказания за кражу у другие за хулиганство, третьи за растрату и т. д. Образование у этих людей было различное — начиная от среднего и кончая классами начальной школы. Различен был и возраст, от 42 до 20 лет, все курсанты были набраны из военнопленных.

Что касается преподавательского состава, то он состоял из финских офицеров, за исключением старшины курсов, который был из военнопленных.

Подготовка курсантов, главным образом велась в лектории, где разбирались следующие темы:

а) вооружение Красной Армии (типы вооружения, как можно увидеть то или иное оружие).

б) Структура построения Красной Армии, начиная от комитета обороны и кончая отделением.

в) Топография.

г) Ориентировка (проводилась на местности).

д) Спец. лекции.

е) Радиодело, а также в конце курсов познакомили с подрывным делом.

ж) Физподготовка.

Вооружение преподавал лейтенант МЯКИ. Главным пособием были фотографии из книги „Вооружение Красной Армии“ 1941 г. Хельсинки. Преподавание велось в классе. Сначала читались лекции, а затем писались контрольные работы. Кто получал плохую оценку, обязан был сдавать второй раз. Им же преподавалась структура построения Красной Армии, где главным пособием были схемы построения армии, дивизии, полка и отдельных батальонов.

Топография давалась старшиной курса ШУЛЬГИНЫМ, начиная с топографических знаков. Очень много времени отводилось на ориентировку, которую вел лейтенант МУЗЫКА, он же начальник курсов. Ориентировка проводилась в резко пересеченной местности. В ориентировку входило также хождение по карте и по заданному азимуту. Для этой цели всем курсантам были выданы карты Петрозаводска и компасы.

Спец. лекции проводились майором РАЯКЯЛЯ, лейтенантом МЯКИ. Они строились на обсуждениях курсантов, как должен поступать разведчик, будучи в населенном пункте, как найти квартиру, завести знакомство, а также как и через кого можно узнать интересующие его сведения. Как должен разведчик явиться в город и что он должен знать об этом городе…

Радиоделу уделялось исключительное значение. Первые два месяца учебы радиодело (прием на слух) шло по 4–6 часов ежедневно. Преподавал радиодело старшина курсов Шульгин. Но впоследствии группа была разбита пополам. В первую группу входили курсанты, у которых с предметом шло хорошо. Эту группу вел сержант финской армии (фамилию его не знаю), а вторую группу ШУЛЬГИН. Во время занятий был сделан один выезд в лес по Медвежьегорскому тракту. Связаться никому не удалось из-за плохого прохождения волн расстояния. Второй раз работали на рациях с Финляндией. Расстояние, как говорили, было около 200 километров. Кроме сержанта ШУЛЬГИНА, инструктировал по радиоделу капитан финской армии…».

Носов также рассказал контрразведчикам о преподавании подрывного дела, которому в рамках курса подготовки разведчиков-радистов отводилось 4 часа. Уделялось очень большое внимание в школе физической подготовке будущих шпионов. Руководил физподготовкой младший лейтенант Кайсло. В школе на полосе препятствий курсантам приходилось забираться на 5-метровый столб, пройти «мышеловку», 3-х метровый забор, прыгать с 4-х метровой высоты, быстро преодолевать окоп, по канату забираться на крышу, причем спускаться по другому канату, закрепленному к столбу на расстоянии в полтора метра от края крыши. С крыши, высота которой была 8 метров, приходилось прыгать в узкую яму, выстеленную соломой. Через два месяца учебы основной упор делался на лыжные тренировки, по два часа в день. Во время тренировок случалось, что курсантов в городе финны принимали за советских шпионов, и они попадали в полицию. Тогда на выручку приходил майор Раякяля, который один только мог вызволить их оттуда.

Рассказал также Носов и о непосредственной подготовке к выполнению задания в советском тылу:

«Незадолго до окончания школы была произведена перегруппировка по комнатам. После чего было сделано предупреждение, что товарищ по комнате будет товарищем по работе. После этого предложили написать автобиографию-легенду до того момента, когда попал в плен.

В конце декабря было сказано, кто куда едет и подобрано обмундирование, а также был дан код. Документация давалась для проезда к месту назначения, нахождения на месте и обратного пути. Документы готовились специальным человеком лейтенантом финской армии, который на это время приезжал. Каждый вызывался, получал документы, и, что он в них находил неточное, говорил, после чего документ, исправлялся. Так каждый требовал документы, которые, он считал, ему будут нужны. После того, как документы были в порядке, давалось в письменном виде задание для лучшего их усвоения. Вместе с заданием выдавалось описание той местности, куда должен был ехать. После всего этого был сделан 25 декабря 1942 года прощальный вечер, а утром того же числа отслужили молебен.

Что касается конспирации заданий, то одна пара не могла знать, в каком звании, куда, под какой фамилией будет сброшена другая пара, так как с каждой парой по этому поводу говорили отдельно…»

Таким вот образом готовили курсантов в Петрозаводской разведшколе финской разведки в конце 1942 года. Жили будущие диверсанты и разведчики в комнатах попарно. Вечерами собирались в коридоре или одной из комнат, говорили на разные темы. Носов утверждает, что сборы эти руководством школы не запрещались, и отношения между курсантами были товарищеские, хотя иногда возникали и драки:

«Правда, раз в бане курсант ВЕРШИНИН избил курсанта МАРТЫНОВА, и курсант АПРАКСИН нанес несколько ударов курсанту ДОРОФЕЕВУ. Но были и такие курсанты, которых никто не уважал из-за наушничества начальству, это КРЫЖОВ, ИННОЧКИН, ГРОМОВ, АПРАКСИН…»

Всего за первые два месяца 1943 года в Архангельской области органами контрразведки было задержано 18 выпускников Петрозаводской школы, районами деятельности которых, помимо Архангельской области, были Карелия и Вологодская область[388]. Мы не знаем, можно ли считать это количество соответствующим истине, потому что в архиве нашлась справка, называющая несколько другую цифру.

«Сов. секретно.

Справка

В 1943 году до 1 июня в Архангельской области задержано 9 парашютистов противника, из них 5 человек финских разведывательных органов и 4 человека немецких. Один финский парашютист разбился при выброске с самолета…

Пом. Нач. Штаба Истреб. б-нов УНКВД АО

Мл. лейтенант госбезопасности

(Пунягов) 15 июня 1943 г.»[389].

Здесь явно какое-то разночтение, потому что уже в мае 1943 года в Архангельскую область были заброшены агенты из города Рованиеми, взятые на время финской разведкой у немецких коллег из «абвера» для работы в нашем тылу. Таким образом, точную цифру заброшенных разведчиков противника сейчас без детального исследования документов не установить.

Агенты в тылу

Ветерану КГБ В. П. Калнину было 84 года, когда он рассказал одному из авторов о своей службе в органах государственной безопасности, которым он отдал 22 года своей жизни. В 1942 году Владимир Петрович возглавлял Андомский райотдел НКВД и о работе финских разведчиков знал не понаслышке[390].

Калнин поведал об одном весьма любопытном случае, свидетельствовавшем, что финская разведка использовала все приемы по сбору разведывательной информации в советском тылу. Зимой Онежское озеро было основным маршрутом проникновения финской агентуры в наши тылы. Ночи были темные, безлунные, да еще часто шла пурга, заметавшая все следы. Озеро зимой было практически нейтральной территорией: не наше и не финское. Через озеро переходили во время войны агенты-разведчики неприятеля, а также убегали из финского плена русские военнопленные с оккупированной территории. Часть карелов из бывшей советской Карелии также по льду уходила к своим единоплеменникам.

Среди эвакуированных жителей и бежавших из-за линии фронта, естественно, могли оказаться и финские агенты. Поэтому каждый из оставшихся жить в районе людей находился под негласным наблюдением контрразведки. В те годы, при системе районных отделений НКВД, агентура и осведомители органов были практически в каждой колхозной бригаде, в каждой советской и партийной организации. А в военное время бдительность в прифронтовой зоне усиливалась и еще большей степени.

В деревне Самино в 1942 году проживало уже довольно много эвакуированных финнов, и, естественно, когда в районе появился бывший лесник из Карелии Лаванен, то он поселился среди своих. Первичные наблюдения за Лаваненом ничего не дали. Вел он себя примерно так же, как и все окружающие. Подозрения стали появляться после сообщений агентуры, что Лаванен, в отличие от других финнов, не замыкается кругом людей своей национальности. Он оказался по характеру разговорчивым и общительным человеком. Однако были в его поведении настораживающие черты. По возрасту Лаванен принадлежал уже к непризывным возрастам, даже если бы война и продлилась еще пять лет. Но при этом он активно интересовался у местных жителей о соседних воинских частях, их дислокации. Причем не только о частях, расположенных в Вытегорском районе, но и находящихся в Череповце и Белозерске. Пришлось сотрудникам райотдела госбезопасности усилить агентурное наблюдение за ним. От одного из агентов в Самино пришла информация, что Лаванен скрытно вышел на лыжах из деревни. Затем похожего на него человека видели по дороге на Вытегру, а из Вытегры пришло сообщение, что человек, сходный по описаниям с Лаваненом, крутился вокруг расположения советских воинских частей и особенно интересовался вновь прибывшими подразделениями. Он же побывал у шлюзов, расспрашивал, куда отогнали на зимовку суда Онежской военной флотилии.

Организовывать контрразведывательную игру с Лаваненом смысла не имело. За короткий промежуток времени удалось выяснить, что, будучи лесником, он прекрасно ориентируется в лесу, знает его. Партизанская разведка из оккупированной Карелии сообщила, что какой-то Лаванен был замечен в связях с финской службой безопасности и использовался ею как проводник при карательных операциях против партизан.

Решение могло быть одно: брать врага. Упустить опытного агента финнов было нельзя. Используя свой лесной опыт, он мог уйти за линию фронта, унеся довольно ценные сведения для финской фронтовой разведки.

Самино была деревня маленькая, поэтому появление группы захвата могло вызвать подозрение. Капитан Калнин поручил проведение операции по задержанию финского агента своему оперуполномоченному Бакашову. Тот привлек местную группу истребительного батальона, и операция прошла как по нотам.

Один из членов группы, местный житель, под благовидным предлогом — переговорить о заготовке леса — зашел в избу к Лаванену. Между ними завязался непринужденный разговор на бытовую тему, сопровождавшийся выпивкой. За разговором оба собеседника и не заметили, как стемнело. Соблюдая строгие правила светомаскировки в военное время, они завесили окна и зажгли керосиновую лампу. Естественно, финский агент не смог увидеть, как дом окружили бойцы-истребители. В избу ворвался оперуполномоченный Бакашов, и Лаванен, не успев даже толком понять, что происходит, оказался уложенным на пол. Он был так ошеломлен арестом, что на первом же допросе рассказал чекистам все, что знал. Время было военное, поэтому приговор был только один — расстрел.

Финская разведка ставила своих резидентов в населенные пункты оккупированных районов с целью их глубокого оседания в случае поражения в войне.

Э. Озеров пришел в Оштинский райотдел госбезопасности в августе 1944 года, после отступления финских войск. По оперативной информации, в том числе поступившей из-за линии фронта, стало известно, что и Оштинском районе активно действовал финский резидент Пантин. Поиски но Оштинскому и соседним районам не привели к его обнаружению, но через некоторое время пришла ориентировка о прекращении розыска, так как Пантина арестовали близ Петрозаводска, а в Белозерском районе арестована агентка финской разведки по агентурной кличке «Трансюра», оставленная там на послевоенное оседание.

Бывший контрразведчик, подполковник в отставке С. В. Орнатский, также рассказывал, что в 1944 году, уже после выхода Финляндии из войны, в Вологде была арестована агентка финской разведки Филатова, которая вела активную разведывательную работу в пользу финской разведки. Детали операции по ее поимке стерлись из памяти чекиста, но Орнатский хорошо запомнил, что ущерб она нанесла значительный. Он вспоминал, что финская разведка за ней посылала самолет, но прийти на место встречи она не успела.

В архиве сохранилась справка еще об одной финской «агентессе» — Пашковой:

«Агентурной разработкой было установлено, что Пашкова, проживая в 1941 году на оккупированной территории Оштинского района Вологодской области, имела связь с финскими солдатами и офицерами, получила пропуск для свободного передвижения по оккупированной территории.

После ареста Пашкова была взята в камерную агентурную разработку, в результате которой установлено, что Пашкова во время нахождения на территории, захваченной немецко-финскими войсками, была завербована финской разведкой для ведения разведработы в тылу РККА, дала финнам подписку о согласии сотрудничать с ними. На допросах Пашкова дала показания о вербовке ее финскими офицерами и рассказала о содержании подписки, а также дала показания об известных ей агентах финской разведки»[391].

Как агент, по-видимому, она не успела нанести значительного ущерба, поэтому приговор военного трибунала был относительно мягким — 10 лет исправительно-трудовых лагерей.

Большинство агентов-парашютистов сдавались после переброски, но случалось иногда и обратное. Необходимо все-таки учитывать, что финская разведка была очень серьезным противником, и поэтому ее руководство иногда успешно вело радиоигры с советским военным командованием. Тот же Астахов в своих показаниях рассказывал, что в помещении разведшколы в Петрозаводске, в одном из помещений на втором этаже, несколько месяцев работала советская радистка, перевербованная финнами.

Сотрудничество разведок

Немецкие разведшколы появились в Таллине и Риге ранней осенью 1941 года. Они действовали под руководством «бюро по вербовке добровольцев» (т. н. «Бюро Целлариуса»). На самом деле это бюро было чисто разведывательным и контрразведывательным органом, именовавшимся «Абвернебенштелле Ревал», сокращенно «Анст-Ревал», и подчинявшимся одному из управлений «абвера» — органа военной разведки фашистской Германии. Руководил этим бюро опытный разведчик, один из талантливых сподвижников адмирала В. Канариса, фрегаттен-капитан А. Целлариус[392].

Говоря о совместных операциях финской и немецкой разведки, нельзя не рассказать об одной очень известной операции отечественной контрразведки, довольно неплохо освещенной в исторической литературе.

В последний день августа 1942 года в Коношском районе Архангельской области, у озера Лача, «Бюро Целлариуса» выбросило десант из 13 парашютистов с задачей проведения диверсий на коношском железнодорожном узле[393]. Сам Целлариус дал название операции «Гамбит парашютистов», целью которой должен был стать полный паралич важнейшего транспортного узла, в котором сходились архангельская и воркутинская линии железных дорог.

Немецкие разведчики были разделены на две группы — железнодорожную и маршрутную. Первая группа, в которую вошло 6 парашютистов, должна была выйти к железной дороге, установить интенсивность движения поездов на линии Архангельск — Москва, определить характер перевозимых грузов, следующих в обоих направлениях, а также выяснить систему охраны дороги. Этой же группе было поручено собрать сведения о рейсах советской транспортной авиации между Москвой и Архангельском. Второй группе, куда входило 7 парашютистов, было поручено выяснить количество и расположение аэродромов, наличие естественных посадочных площадок, возможность прохождения по грунтовым дорогам, в том числе по шоссе Няндома — Каргополь, моторизованных частей и автотранспорта, определить глубины озера Лача и других находившихся рядом водоемов на предмет их пригодности для посадки гидросамолетов.

В зависимости от результатов данного рейда, немецкое командование планировало в октябре 1942 года провести высадку в районе Коноши крупного воздушного десанта, перед которым ставилась задача перерезать северные коммуникации, изолировав тем самым Север от центральной части СССР, и затем развить наступление от станции Коноша на юг в направлении Вологды[394].

Все бойцы, включенные А. Целлариусом в диверсионную группу, были по национальности эстонцами (Артур Рягастик, Артур Вебель, Петер Роотс, Оскар Рооберг, Рюрик Палло, Оскар Люттер, Вольдемар Рандмяе, Хуго Тарту, Энн Кармо, Рудольф Тягесте, Арнольд Тедер, Харальд Петерсон и Освальд Кривайн). В течение полугода, с февраля по август 1942 года, разведчики прошли тщательную предварительную подготовку в Финляндии. Особый упор финскими инструкторами делался на лыжную подготовку, стрельбу, умение ориентироваться на местности по карте и компасу, разведение костров, сбор разведданных, пересечение шоссейных дорог и др.

Стоит отметить, что диверсанты этой эстонской группы вели дневник, в который заносили не только ежедневные впечатления во время разведывательно-диверсионного рейда, но и описывали события, предшествующие забросу в тыл. Это стоит запомнить, поскольку мы уже говорили о дневниках разведчиков, когда рассказывали о действиях финской разведывательной группы, три недели оперировавшей в Вытегорском районе Вологодской области в июне-июле 1943 года.

Из дневников:

«28 февраля 1942 нас отправили самолетом в Хельсинки, где мы должны находиться несколько ней, а оттуда поехать на место тренировки, недалеко от Восточного фронта.

В понедельник сделали закупки и вечером выехали на фронт…

В Вазене нас принял фельдфебель Парвал. Он является нашим тренером вместе с одним молодым курсантом… Лектором у нас еще один летчик. Высокий, серьезный. Обыкновенно шутить не любит, но на лыжных прогулках преображается, бывает очень веселым…

Половина из наших ребят в лыжном деле новички… сделали уже несколько прыжков. Благодаря усиленной тренировке число падений уменьшается…

Теперь проходим теоретическую и практическую подготовку и сможем отправиться в путь с надеждой на успех. Так, например, 2–3 раза разводили костры, пересекали шоссейные дороги, ходим в разведку, собираем сведения и ориентируемся по карте. Некоторые проходили тренировку по стрельбе в закрытом помещении…»[395].

Ночью 31 августа 1942 года в 20 км от железнодорожной станции Коноша была высажена на парашютах группа из 13 немецких разведчиков-диверсантов. Но с самого начала секретность операции была утеряна противником: советская контрразведка была быстро поставлена в известность о выброске десанта. Первое сообщение о кружении неизвестного самолета и упавших парашютах с грузами поступило 1 сентября от начальника лесопункта «16-й километр» И. В. Кокорева. Начальник Коношского районного отдела НКВД М. А. Жигарев сразу же распорядился о прочесывании района выброски неприятельских парашютистов силами личного состава отдела и Коношского истребительного батальона. В этот же день советская радиоразведка засекла выход в эфир двух ранее не известных раций. Постепенно количество сообщений о десантниках противника стало увеличиваться, обстановка понемногу прояснилась, и архангельское управление НКВД сообщило в Москву уже более определенные данные о десанте противника:

«В последнее время в четырех районах области противником сброшены парашютные группы для проведения шпионской и диверсионной работы… Наиболее значительной является группа, выброшенная в Коношском районе, по линии железной дороги Архангельск — Москва. В этом районе обнаружено 13 парашютов, 7 ящиков с продовольствием, боеприпасами, рацией и одеждой. Часть ящиков оказалась раскрытой, и содержимое их унесено… Сразу после получения сообщения было дано указание направить для розыска 8 собак, один самолет для наблюдения с воздуха…»[396].

Постепенно к поиску вражеских диверсантов местным руководством НКВД были привлечены все наличные силы, имевшиеся в районе, включая курсантов Велико-Устюгского пехотного училища и рабочих с лесопунктов.

Были приведены в состояние боевой готовности истребительные батальоны в соседних районах — Вельском, Приозерном, Няндомском, Плесецком, Онежском и Каргопольском, усилена охрана железной дороги, мостов, станций и других важных объектов, введен в действие строгий режим и проверка пассажиров на железной дороге.

В НКВД СССР эта группа была расценена как немецко-финская, и ее поимке сразу же придали большое значение. В Архангельское УНКВД пришел приказ от самого наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии, в котором он подверг критике медлительность и недостаточную эффективность действий местных органов госбезопасности, указал на персональную ответственность их руководителей и определил необходимые меры для ликвидации опасного диверсионного отряда:

«…4. при получении данных о местонахождении диверсантов, немедленно перебрасывать в эти районы заранее сформированные боевые группы из числа бойцов, выделенных для этой операции, подразделений войск НКВД и местных истребительных батальонов, с задачей обнаружения, изъятия или ликвидации диверсантов.

С тему чтобы обеспечить успех операции, войсковые действия обязательно сочетать с агентурными мероприятиями, направляя в пункты предполагаемого местонахождения диверсантов агентов под видом охотников, лесников, прохожих и проч.

5. Совместно с постами ВНОС организовать наблюдение за возможным появлением в районе розыска вражеских самолетов для сброски новых диверсионных групп или грузов для разыскиваемых диверсантов.

Установить также наблюдение за озерами, где возможна в этих целях посадка гидросамолета.

6. Совместно с командованием железнодорожных войск НКВД по Северному участку принять все необходимые меры к усилению охраны железных дорог и железнодорожных сооружений по линиям: Вологда — Архангельск, Обозерская — Мурманск.

Учитывая намерения противника взорвать Малошуйский мост — особо принять меры к обеспечению надежной охраны моста и подходов к нему.

7. Наряду с мероприятиями по розыску и ликвидации диверсионных групп организовать работу РО и ОДТО НКВД так, чтобы в случае новых выбросок вражеской агентуры обеспечить своевременное ее выявление, изъятие или ликвидацию.

Для руководства работой по розыску действующих в Архангельской области немецко-финских диверсантов к Вам командируется Начальник 3 Управления НКВД СССР тов. КУПРИН с группой оперативных работников КРУ и Транспортного Управления НКВД СССР.

НКВД СССР — Л. БЕРИЯ

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ Союза СССР

Л. БЕРИЯ

28 сентября 1942 года

гор. Москва»[397].

Советские поисковые группы оцепили район озера Лача и постепенно стали сжимать вокруг немецких диверсантов кольцо окружения. Парашютистам противника уже пришлось думать не столько о выполнении своего боевого задания, сколько о своевременной эвакуации. Наиболее целеустремленно преследовала немецких диверсантов специальная оперативная группа в составе 30 человек под командованием начальника Коношского райотдела НКВД М. А. Жигарева. Данная группа располагала двумя опытными собаководами с хорошо надрессированными служебно-розыскными собаками и тремя радистами-пеленгаторами. 21 октября произошло боевое столкновение группы Жигарева с одной из групп диверсантов, которым удалось отбиться от чекистов. В ходе последующего преследования группа немецких диверсантов была подобрана гидросамолетом «Хейнкель-115», севшим на одно из озер. Однако при взлете самолет был подбит ружейно-пулеметным огнем советских бойцов, получил повреждения и был вынужден совершить посадку на Юнгозеро. Бойцы местного истребительного батальона сразу же обыскали самолет и обнаружили на нем 3 трупа — двух летчиков (пилота и стрелка-радиста) и одного диверсанта. Двое из них были добиты своими же после посадки. Остальные вражеские диверсанты покинули самолет и двинулись в направлении города Пудож, попутно совершая нападения на встретившихся колхозников и отбирая у них продовольствие и одежду. С целью блокирования неприятельских разведчиков и недопущения их ухода через Онежское озеро, командир 185-го отдельного стрелкового батальона войск НКВД майор Чернигов создал несколько разведочно-поисковых групп (РПГ). Одну из таких групп, которой было поручено прочесать обширный район по левому берегу реки Водла, через населенные пункты Громовское — Рабочий поселок — Первомайский и вплоть до берега Онежского озера, возглавлял младший сержант В. И. Мищенко. Ранним утром 2 ноября поисковая группа Мищенко вышла из леса и увидела барак, расположенный на левом берегу реки Водла, к которому вели следы группы людей[398].

А теперь предоставим слово официальному, некогда совершенно секретному документу, в котором подробно описывается заключительный этап операции по поимке немецких парашютистов:

«Сов. Секретно

Экз. № 2

УТВЕРЖДАЮ

Командир батальонов

Майор Чернигов

ОПИСАНИЕ ДЕЙСТВИЙ

Разведывательно-поисковой группы 1-го взвода 2-й роты 185 Отдельного стрелкового батальона войск НКВД по охране тыла фронта 7-й отдельной армии при задержании разведывательной группы противника в районе с. Семеново, СССР — барак. (5848) (цифры обозначают координаты по карте. — Авт.)

1. ОБСТАНОВКА

б) разведывательно-поисковая группа 1 взвода 2 роты действовала частично в ночное время, основные действия по задержанию развед. группы противника проделала в дневное время.

Ночь была темная, шел мелкий дождь. К утру дождь прекратился.

в) Задержание развед. группы противника произведено в отдельном пустующем бараке, расположенном на левом берегу реки Водла в 20 метрах от воды, в районе (5848)…

Окна барака выходят: одно на север, в сторону реки Водла, другое окно и входная дверь на восток. Внутри барак разделен стеной: первая часть сени, вторая часть жилая, размером 2×5 метров.

Выводы: Местность для действий РПГ удобная, особенно благоприятствовало то обстоятельство, что разведгруппа противника, расположившись в бараке, охраны не выставила…

2. РЕШЕНИЕ СТАРШЕГО НАЧАЛЬНИКА

Согласно ориентировке штаба батальона, полученной 25.X.43 г. о движении банд, группы противника в сторону с. Пудож и своих данных об обстановке, командир 2-й роты старший лейтенант ФОКАНОВ принял решение на охрану участка роты на 2.11.42 г. и передал приказание командиру 1-го взвода лейтенанту ГОЛУБУ, где указывалось:

„Выслать РПГ с одним ручным пулеметом, во главе с командиром отделения по маршруту (5640, 5848, 5054,4844) с задачей осмотра бараков, розыск, задержание или уничтожение групп противника, время с 21.30 1.11.42 г, по 23.00 2.11.42 г.“.

3. РЕШЕНИЕ КОМАНДИРА 10-го ВЗВОДА 2-Й РОТЫ ЛЕЙТЕНАНТА ГОЛУБА

На основании полученного приказания командира роты и оценки обстановки на участке взвода, командир 1 взвода лейтенант ГОЛУБ принял решение на охрану своего участка на сутки… В РПГ назначил младшего сержанта МИЩЕНКО (старший), красноармейцев АИКИНА, СТЕПИНА, ЕРЕМКИНА.

В 20.30 1.11.42 г. лейтенант ГОЛУБ поставил боевую задачу старшему РПГ, младшему сержанту МИЩЕНКО.

а) На участке взвода можно ожидать появление банд, группы противника, обнаруженной восточнее с. Пудож, которая будет стремиться добраться до побережья Онежского озера и на плавучих средствах уйти на западный берег.

б) В районе действий РПГ других служебных нарядов не будет.

в) Развед. поисковая группа назначается на сутки… с задачей: проверить всех лиц, передвигающихся по маршруту движения РПГ, осмотреть барак в районе (5848), в районе моста реки Юша (5352), стога сена, осмотреть болота Вар-Мох, Лаптинское, Мадожское…

4. ХОД ОПЕРАЦИИ

21.00 1.11 — младший сержант МИЩЕНКО поставил боевую задачу составу РПГ, группа выступила по заданному маршруту для выполнения боевой задачи 5.30 2.11.42 г. РПГ, следуя по тропе, достигла участка вырубленного леса, на котором расположен барак (5848). Стало уже светлее. На фоне реки Водла в 70 метрах ясно было видно очертание барака и штабелей дров справа и слева от него. Против барака на тропе, по которой следовала РПГ, в грязи были заметны отпечатки следов группы людей. Следы далее по тропе не продолжались. В сторону барака около тропы разбросана щепа, на которой следы людей трудно заметить. Старший РПГ младший сержант МИЩЕНКО заподозрил, что в бараке расположилась группа людей, следы которых видны на тропе. В бараке было тихо. Опасаясь засады, устроенной противником в бараке, младший сержант МИЩЕНКО решил сам устроить засаду на опушке леса против барака в расстоянии 70–50 метров от него, откуда были видны на фоне реки подступы к бараку, дождаться рассвета и осмотр барака произвести в светлое время.

7.00 2.11.42 г. со стороны барака послышался неясный стук, что еще более подтвердило подозрение младшего сержанта МИЩЕНКО.

7.30 2.11.42 г. младший сержант МИЩЕНКО решил приступить к осмотру барака. Составу группы поставил следующую дополнительную задачу: первым выдвигаться к бараку будет он. Подход от леса к глухой стене с наблюдением за входной дверью. Вторым подходит СТЕНИН, далее АИКИН, ЕРЕМКИН. ЕРЕМКИНУ обойти барак западной стороной и занять место у окна, что выходит на реку Водла. Руч. пулеметчик АИКИН ведет наблюдение за окном в восточную сторону. Входить в барак будет младший сержант МИЩЕНКО, вход охранять красноармейцу СТЕПИНУ. В случае обнаружения в бараке противника, по команде „Руки вверх“ ручной пулеметчик АИКИН выбегает на ОП (огневая позиция. — Авт.) у бревна в 20 метрах от барака. При стрельбе в бараке — ведет огонь по окну и стене барака ниже окна. Выждав несколько минут после ухода красноармейца ЕРЕМКИНА на назначенную позицию, младший сержант МИЩЕНКО вошел в сени и распахнул дверь в жилую часть барака. В бараке лицом к двери около стола сидело четверо неизвестных в гражданской форме, в шапках образца финской армии, пятый стоял слева у печи, шестой сидел на скамье справа от двери. На столе лежали два автомата, два стояли в правом углу. Несколько мгновений неизвестные были без движения. „Руки вверх! — крикнул младший сержант МИЩЕНКО. — Стрелять буду!“. Красноармеец ЕРЕМКИН занял место у окна и также крикнул несколько раз „Руки вверх!“. Руч. пулеметчик занял ОП против второго окна, направив на него пулемет, и также крикнул несколько раз „Руки вверх!“. Пятеро неизвестных быстро вскочили и подняли руки вверх. Шестой, сидевший на скамье справа от двери, сунул руку за пазуху за пистолетом. Коротким тычком младший сержант МИЩЕНКО ткнул его стволом винтовки в живот. Неизвестный присел и застонал. „Выходить по одному, руки не опускать, стрелять будем, кто опустит“, — приказал младший сержант МИЩЕНКО. Один за другим вышли все шестеро из барака и оказались в кольце состава РПГ. „Руки вперед, лицом вниз, ложись“, — скомандовал младший сержант МИЩЕНКО. Неизвестные быстро легли. Один из них, что пытался достать из пазухи пистолет, в момент, когда ложился на землю, быстро выхватил пистолет и произвел выстрел в правый висок»[399].

Итак, операция по поимке немецких диверсантов, длившаяся более двух месяцев, закончилась впечатляющим успехом. В своем донесении наркому внутренних дел управление НКВД по Архангельской области с полным на то основанием отмечало: «Две группы в составе 13 человек, которые были высажены… в районе Коноша — Каргополь, ликвидированы полностью…»[400]. Из 13 высаженных разведчиков 4 были убиты и 9 — захвачены в плен. В ходе преследования неприятельских диверсантов было захвачено: 5 баз с продовольствием и экипировкой, 2 радиостанции, шифры, топографические карты, аэрофотокарты, дневники, 10 автоматов, 13 пистолетов, 1 винтовка, 13 тыс. патронов, аппарат для прослушивания телефонных разговоров, радиоприемник, сигнальные фонари, 25 парашютов, резиновые лодки, взрывчатка, яд для отравления розыскных собак и много другого имущества[401].

Руководство НКВД СССР осталось весьма довольным блестящим результатом проведенной операции. Нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия даже оставил на докладе начальника архангельского УНКВД следующую резолюцию: «Получилось хорошо, надо заполучить подробности и проинформировать членов правительства. 9 ноября 1942 года»[402].

Финский разведчик А. Исаев также проходил подготовку в немецкой школе разведки в Ревеле (Таллин)[403]. Первоначально его готовили для разведки железной дороги Вологда — Архангельск. Но судьба распорядилась несколько иначе.

Первоначально немецкая разведка готовила группу из 5 человек для совершения диверсии на ТЭЦ в городе Молотовске (ныне Северодвинск). Подготовкой к заданию занимался представитель финской разведки в Таллине майор Кристян. План диверсии был предложен неким Денисовым, уроженцем города Архангельска. Но Целлариус переиграл задание для группы, и уже финская разведка отправила 4-х разведчиков в форме лейтенантов в Архангельск. Эта группа так потом и именовалась среди контрразведчиков — «группа четырех лейтенантов». Четверка давно договорилась при переходе линии фронта сдаться, но Денисов явно мешал осуществлению их замысла. Тогда они заявили руководству, что Денисов — пьяница и болтун, а поэтому может провалить всех.

О задании группе в своих показаниях говорил Исаев:

«Вопрос: Уточните о полученных вами заданиях по разведывательной работе на территории Архангельской области.

Ответ: Перед переброской нашей группы на территорию Архангельской области, группа в целом получила задание в районе высадки организовать базу в км 30–35 от гор. Архангельска и вести наблюдение за портом. По заданию финской разведки наша группа должна была сообщать им, какие прибывают в порт и убывают транспорты, какие и откуда прибывают материалы и оборудование военного назначения, какие материалы вывозятся. Расположение военных объектов, электростанций, заводов оборонного значения, складов. Наличие воинских частей, их численность, имеются ли английские части, их численность. Установить в районе Архангельска наличие военных школ, имеются ли парашютные школы, какое количество обучающихся, состав инструкторов, имеются ли английские инструктора. Вести разведку железной дороги, какое количество проходит поездов, уточнить пропускную способность железной дороги, идет ли переброска иностранных грузов и характер этих грузов и сообщать результаты бомбежек»[404].

В состав группы, помимо Исаева, входили еще три «лейтенанта» — Михайлов, Сергеевский и Фадеев. Им выдали в Таллине новое обмундирование, потом вернули в немецкую школу, где заставили заниматься хозяйственными работами. Потом их отправили в Хельсинки, а оттуда в Рованиеми, в финскую разведшколу, где они готовились к выброске.

Уже начинался период белых ночей, но, несмотря на риск полетов в это время, «лейтенантов» выбросили на побережье Белого моря, в районе деревни Куя, что недалеко от Нижней Золотицы. Правда, первоначально ситуация развивалась довольно странным образом.

Советская служба ПВО в ночь с 22 на 23 мая 1943 года засекла пролет немецкого самолета и его кружение на небольшой высоте. Это являлось характерным признаком выброски парашютистов и грузов. Места там глухие, поэтому розыск наладить было трудно. Но 23 мая, около 23 часов, из деревни Куя дежурному по областному управлению НКВД пришла радиограмма: «Прибыла группа, имеем спецзадание разведки. Просим срочно выслать катер, чтобы явиться к вам. Лейтенант Сергеевский»[405]. На следующий день чекисты ответили: «Мы вас не знаем, сообщите, кем посланы». На этот ответ диверсантам пришлось отписываться и оправдываться дежурному по управлению НКВД. Еще два дня слались телефонограммы, пока, наконец, пограничники, к которым обратились «лейтенанты» своим кодом, не сообщили органам НКВД, что это не наши разведчики, а агенты-парашютисты противника.

Только ночью 28 мая четверку разведчиков доставили на катере в Архангельск и сразу же приступили к допросам. Может показаться странным, что агенты придумали такой способ явки. Скорее всего, они боялись сдаваться в глухих населенных пунктах, считая, что местные военные власти могут под горячую руку в условиях военного времени попросту расстрелять их.

Архангельское управление «СМЕРШ», получив все данные по условиям связи, кодам, условным сигналам о провале и, главное, желание «лейтенантов» работать против немцев и финнов, естественно, вышло с предложением о начале радиоигры с использованием рации агентов непосредственно в Главное управление контрразведки — «СМЕРШ», начальник которого комиссар госбезопасности 2-го ранга В. С. Абакумов дал санкцию на ее проведение. Игре дали условное название «Концерт».

Радиоигра началась 5 июня 1943 года, то есть через неделю после первых допросов. Далее ход игры будет излагаться так, как она описана в книге «На страже безопасности поморского Севера»:

«В материалах уголовного дела имеется утверждение, что подследственные использовались в проведении оперативных мероприятий по агентурному делу „Концерт“, что учитывалось при ведении следствия, но содержание и ход радиоигры в деле не отражены.

Последнего в архивах РУ ФСБ РФ по Архангельской области и Центральном архиве военной контрразведки не оказалось, и лишь недавно была получена справка по радиоигре „Концерт“ с кратким изложением мероприятий из Центрального архива ФСБ России с только что снятым грифом: „Совершенно секретно“.

Радиоигра начата 5 июня 1943 года, но первую связь удалось установить только 30 июня. Центр на наш позывной не отвечал.

Учитывая важность первичного сообщения для начала радиоигры, рассматривалось два варианта действий разведчиков после приземления:

Первый — предлагался оперработниками отдела „Смерш“ Архангельского военного округа и соответствовал заданию немецкого центра: в районе выброски создан опорный пункт с продовольственной базой и постоянным дежурством на радиостанции двух разведчиков. Два других со второй радиостанцией продвигаются к месту разведывательной деятельности — Архангельску.

Второй — вносился исполнителями игры и преследовал цель сузить размах и придать реальность имитируемыми трудностями при выполнении заданий: группа в полном составе, несмотря на непредвиденные обстоятельства, движется к Архангельску для сбора разведсведений.

При решении вопроса о начале радиоигры Главным управлением контрразведки „Смерш“ был утвержден второй вариант. И в первых переданных радиограммах противнику сообщили, что при выброске одна радиостанция разбилась, половину груза растеряли, и, несмотря на недостаток продовольствия, группа разведчиков в полном составе продвигается к пункту разведывательной деятельности — Архангельску.

После сообщения противнику, что группа разведчиков прибыла в Архангельск, в радиоцентр врага по заданию Генерального штаба Красной Армии передавались дезинформационные данные по перечню абвера о состоянии Архангельского порта и железнодорожных перевозках грузов, одновременно легендировались трудности проживания в г. Архангельске из-за отсутствия у разведчиков материальных средств.

Получив сообщение о переносимых разведчиками трудностях, противник 17 сентября 1943 года приказал собрать подробные сведения об Архангельском порте и сообщил, что желающие разведчики могут возвратиться обратно за линию фронта.

Продолжая передавать военную дезинформацию, с учетом указания о сборе подробных сведений по Архангельскому порту, 15 ноября 1943 года легендировали, что Борин и Котов (клички Михайлова и Исаева. — Авт.) пошли обратно к финнам за помощью для оставшихся разведчиков.

В действительности Борин и Котов к финнам не посылались. По прошествии некоторого времени запросили, прибыли ли Борин и Котов. И еще раз потребовали помощь. 19 декабря 1943 года противник ответил: „Котов и Борин еще не вернулись к нам. До их прихода вам помочь не можем. Коли не можете без нашей помощи там оставаться, тогда старайтесь вернуться к нам. Не теряйте связи“.

После получения этой радиограммы группа разведчиков сообщила, что они возвращаются обратно, и в дальнейшем связь с противником осуществляли из населенных пунктов легендируемого маршрута передвижения»[406].

Последний аккорд из 51 отправленной и 14 принятых радиограмм в «концерте» четверки лейтенантов прозвучал 30 января 1944 года. В радиограмме во вражеский разведцентр было передано о боевом столкновении агентов с советскими пограничниками при подходе к прифронтовой полосе. Затем связь была прекращена, из чего финская и немецкая разведки должны были сделать вывод о захвате или гибели своих разведчиков.

Считая, что свою задачу радиоигра выполнила, советская контрразведка решила операцию «Концерт» прекратить. «Концерт» была не единственной радиоигрой, проводившейся с немецкой и финской разведками противника на северо-западе. Подобные же игры проводили контрразведчики Вологды, Ярославля, Ленинграда, Рыбинска, Москвы. Поэтому дезинформация, передаваемая по рациям захваченных разведгрупп противника, строго определялась Генеральным штабом РККА. Результатом таких игр стало введение в заблуждение военного командования фашистской коалиции относительно планов нашей военной кампании в 1943 году.

Учитывая заслуги бывших немецко-финских агентов, по ходатайству «СМЕРШ», Главная военная прокуратура СССР прекратила уголовное дело в отношении Матвеева и Фадеева, а Особое совещание НКВД прекратило дело в отношении радиста группы Сергеевского. Всем им было зачтено предварительное заключение, после чего их оставили в Архангельске под подписку о невыезде. Исаеву же дали 3 года исправительно-трудовых лагерей, мотивируя это тем, что участия в радиоигре он не принимал.

Эпизод с этой группой, выброшенной в мае 1943 года на побережье Белого моря, еще раз подтвердил, что финская разведка плотно сотрудничала с германской военной разведкой — «абвером» и обменивалась с ним разведывательной информацией, а также брала на себя подготовку немецких агентов в части обучения выживанию в северной тайге и тундре, лыжным переходам и маскировке в условиях севера.

Говоря об успешных операциях отечественной контрразведки на севере, стоит задаться вопросом: а всех ли агентов-парашютистов, засланных финской и немецкой разведками, удавалось выявить и нейтрализовать? Несмотря на оптимистические рапорты контрразведчиков, авторы полагают, что далеко не всех.

К. Бутыгина во время войны была мобилизована в истребительный батальон Вытегорского района. Молодые девушки и парни, вооруженные винтовками, в голодное военное время прочесывали глухие вытегорские леса в поисках диверсантов, дезертиров и бандитов. Она вспоминала, что очень часто находили в лесу парашюты[407].

Густые и труднопроходимые леса еще длительное время после окончания Великой Отечественной войны хранили в себе свидетельства той ожесточенной борьбы, которую вела неприятельская разведка против СССР на северо-западе. Так, например, 23 июня 1971 года, через 26 лет после окончания войны, в Вожегодском районе близ станции Явенга лесорубы нашли в лесной чаще металлический контейнер с боеприпасами, оружием и большой суммой денег. Чьи они были — неизвестно. Куда делся агент-парашютист немецкой или финской разведок, неясно и до сих пор[408]. А в Ярославской области, в Галичском районе, тайник с немецкой радиостанцией нашелся уже в 1989 году[409]. Может быть, эти агенты благополучно растворились в бескрайних просторах Советского Союза и благополучно дожили до конца своих дней. Не исключено, что на них после войны вышла какая-нибудь западная разведка.

Каждая противоборствующая сторона в войне, безусловно, старается чуть приукрасить действительность, поэтому в официальных послевоенных публикациях почти везде подчеркивается, что почти все действия финской разведки были вовремя нейтрализованы. Однако, думается, что в действительности это было не совсем так. Да, большинство разведгрупп противника выявлялись и арестовывались, но тайная война разведок не раскрыла еще все свои секреты. Разведка финнов имела и успешные операции, не выявленные советской контрразведкой. Для примера можно привести оперативную сводку Штаба истребительных батальонов УНКВД по Архангельской области:

«Сов. Секретно.

ШТАБ ИСТРЕБИТЕЛЬНЫХ БАТАЛЬОНОВ УНКВД по АРХАНГЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 79

14 ч. 00 м. 27 июня 1943 г.

Карта

Радиоразведкой УНКГБ АО в Онежском районе запеленгована работа вражеской рации. Эти данные перекрываются радиопеленгаторами Кеми и Вологды, (данные отдела „Б“ УНКГБ АО).

Пом. Нач. Штаба истреб. б-нов УНКВД АО Мл. лейтенант госбезопасности

Пунягов

МЕРОПРИЯТИЯ: 1. Ориентированы начальники радиоотделений УHKBД на предмет немедленного развертывания оперативных мероприятий»[410].

По всей вероятности, рация принадлежала финской разведке, но в документах Архангельского управления НКВД больше не удалось найти ни одного упоминания об успешном розыске разведгруппы. Из чего вывод напрашивается сам собой: группа благополучно отработала в нашем глубоком тылу и ушла обратно в Финляндию.

Самолеты финской разведки

«Совершенно секретно.

СПЕЦСООБЩЕНИЕ:

В ночь на 28 августа 1942 года службой ВНОС был зафиксирован пролет самолета ПО-2 над территорией Кадуйского района. Самолет совершил несколько кругов над лесным массивом, пролетел над Кадуем курсом 30, затем изменил курс на 290, снизился до высоты 50-100 метров и улетел.

Проверкой по данным авиаслужбы 7-й и 58-й армии в ночь на 28 августа полетов наших самолетов в этом районе не было.

Силы местных истребительных батальонов ориентированы на поиск по маршруту движения самолета»[411].

В донесениях Службы воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС) в Бабаевском и Кадуйском районах часто фигурировали самолеты «По-2», которые почти бесшумно кружили над расположением наших войск, совершали непонятные маневры над лесными массивами и исчезали в неизвестном направлении. Руководство НКВД не могло определить государственную принадлежность ночных гостей, но считало, что это самолеты финской армии. Ни одного из них сбить так и не удалось.

Действительно, финская разведка часто использовала трофейные советские самолеты «По-2» и летающие лодки конструкции Шаврова «Ш-2» для выполнения разведывательных задач в тылах 7-й армии на территории Карелии, Архангельской и Вологодской областей.

Подтверждение данных фактов нашлось в работе финских историков К. Кескинена, К. Стенмана и К. Ниски, посвященной морской авиации Финляндии в период Второй мировой войны[412], а также в статье историка К.-Ф. Геуста, опубликованной в журнале «Авиация и космонавтика»[413].

Вышеупомянутые авторы пишут, что финская разведка в 1942 году с помощью захваченных в плен советских радистов провела успешную радиоигру с руководством контрразведки 7-й армии. Радисты, действовавшие под финским контролем (они были незадолго до этого захвачены в плен в районе Петрозаводска), передали по радио, что карельскими партизанами захвачены несколько важных финских офицеров. Эвакуировать их сухопутным путем нет возможности, а поэтому для их переброски необходимо прислать самолеты на озеро Сапсаярви[414].

Игра была разработана финнами четко и советская контрразведка в нее поверила. Две летающих лодки «Ш-2» из 2-й эскадрильи Северной объединенной авиагруппы ГВФ, приданной 7-й Армии, вылетели с заданием провести эвакуацию в Алеховщину, где располагался армейский штаб, «захваченных финских офицеров». Финны хорошо подготовились к встрече. Вечером 28 августа 1942 года оба гидросамолета «Ш-2» приводнились на озере, после чего финская засада открыла по ним стрельбу. После недолгого боя летающие лодки были захвачены финнами, а экипажи самолетов (П. Андреев, Ф. Мотуз, П. Чайкин и П. Шульга) погибли в перестрелке.

Один из самолетов, захваченный в результате радиоигры, стал связным самолетом подполковника Я. Совио, командира 4-го отдельного батальона — специальной разведывательной части финской армии, подчинявшегося непосредственно Генеральному штабу финской армии.

Как уже упоминалось, большое наличие озер позволяло использовать посадочный метод высадки разведчиков. Поверхность озер свободно использовалась и летом и зимой. Летом для приема гидросамолетов, зимой для посадок и взлетов самолетов на лыжах. На небольших озерах лед представлял практически идеальную взлетно-посадочную полосу.

Из воспоминаний ветерана-контрразведчика В. П. Калнина[415] стало известно о подробностях одной интересной операции, которую провели сотрудники Андомского райотделения госбезопасности совместно с истребительным батальоном, по поимке финской разведывательной группы и захвату самолета противника.

Финской и немецкой разведкам военное командование поставило задачу по изучению дорог, выявлению расположения воинских частей в Вытегорском районе, изучению системы охраны и пропускной способности Мариинского канала, совершению диверсий на шлюзах, поиск мест посадок гидросамолетов в летнее время и самолетов, оборудованных лыжами, на замерзших лесных озерах зимой.

Для борьбы с вражескими разведчиками и диверсантами в каждом районе были созданы истребительные батальоны. Руководителем батальона, как правило, был начальник районного отделения государственной безопасности, хотя формально командиром считался секретарь райкома партии или председатель райисполкома.

Андомскому районному отделению государственной безопасности, руководимому в то время 27-летним капитаном госбезопасности В. П. Калниным, были поставлены следующие задачи: выявление агентуры немецкой и финской разведок, организация розыска, захват вражеских агентов и диверсантов, контроль охраны восточного побережья Онежского озера 80-м пограничным полком, переброшенным из Карелии.

Леса в тех местах таежные, глухие. Местность малонаселенная. Не один батальон может спрятаться так, что малыми силами пограничников и бойцов истребительных отрядов его не найти. Поэтому узнать, нарушалась ли линия фронта (или граница, как ее по привычке называли карельские пограничники), летом практически невозможно. Зато зимой картина существенно меняется. Обыкновенная лыжня вдоль берега озера превращается в привычную контрольно-следовую полосу. Поэтому, как только установился снежный покров, пограничники проложили контрольно-следовую лыжню и стали регулярно ее контролировать дозорами.

И вот однажды командир пограничников доложил В. П. Калнину по телефону, что граница нарушена. Была обнаружена лыжня, уходившая в лес и частично заметенная метелью. Судя по накатанности лыжни, по ней прошло сразу несколько человек, которые явно тянули за собой волокушу с грузом. Отсюда следовало, что финские разведчики шли в советский тыл не на один день. Их вероятным заданием могла быть как разведка, так и диверсия.

А дальше финская группа исчезла. Это и неудивительно, так как финны были отличными лыжниками, привыкшими к длительным рейдам в холодную погоду. Да и обмундирование у них было соответствующее. Наши же пограничники были экипированы по нормам тыловых подразделений.

Искали финнов безрезультатно. При этом чувствовалось, что группа действует активно и имеет связь со своим командованием. Для таких предположений было несколько причин. Во-первых, неприятельские самолеты периодически летали, но не бомбили и не занимались разведкой, а уходили в глухих местах на снижение. Следовательно, они могли сбрасывать грузы. Во-вторых, в округе были убиты трое гражданских лиц. Значит, финские разведчики не хотели оставлять свидетелей.

Как и всегда, помогли в этом случае местные жители. С дальнего глухого озера на лыжах прибежал в районный центр пожилой рыбак. Он сразу же сообщил, что к нему в дом заходили трое неизвестных в маскхалатах, с автоматами. Они не тронули рыбака, расспросив его, после чего пошли на озеро замерять лед. С рыбаком они разговаривали по-русски, а между собой — на непонятом ему языке. После этого странные лыжники ушли в лес.

Начальнику райотдела НКВД сразу стало ясно, что промеры льда финская разведка делала специально для приема самолета на замерзшее озеро. Теперь захват финских разведчиков был только делом времени. Совместно с бойцами истребительного батальона из Андомы и взводом охраны войск тыла Карельского фронта, выделенными командованием 7-й армии, андомские чекисты организовали засады в местах вероятного приземления самолета.

Уверенные в своей непогрешимости, финские разведчики потеряли осторожность, за что и поплатились. Самолет, прилетевший за ними, заглушил моторы и стал ждать. Как только трое финнов на лыжах вышли из прилегающего леса на лед озера навстречу самолету, из засад был открыт пулеметный огонь.

Группа разведчиков и экипаж финского самолета, трезво оценив обстановку, предпочли сдаться в плен. За проведение этой операции капитану В. П. Калнину была объявлена благодарность. Впрочем, авторы предупреждают, что этот эпизод захвата финской разведывательной группы и экипажа самолета написан со слов ветерана-контрразведчика. Документального же подтверждения в архивах найти пока не удалось, даже в общих справках по итогам работы органов госбезопасности Вологодской области. Возможно, что дело было передано в управление «СМЕРШ» 7-й армии и поэтому из дел территориальных чекистов его изъяли.

Имеются и другие факты, свидетельствующие о подготовке противником посадочных площадок для самолетов в лесах на Севере. В частности, в книге Ф. Сергеева говорится о том, что в октябре 1943 года в Вологодскую область, в рамках разведоперации «Цеппелин», руководство германской военной разведки «абвер» забросило группу из пяти диверсантов. Основной задачей немецких разведчиков было устройство и оборудование посадочной площадки для последующего приема там немецких самолетов с агентурными группами на борту, которые должны были направляться для проведения серии диверсий на Северной железной дороге, имевшей жизненно важное значение для перевозок вооружения, боеприпасов и военного снаряжения, поступавшего в СССР[416].

Финские шифры

Для передачи по радио информации финские агенты-парашютисты пользовались шифрами[417]. Буквенными шифрами пользовалось большинство агентов финской военной разведки. Иногда при ускоренной подготовке радистов использовались цифровые шифры, что позволяло тренировать агентов только на передачу цифр азбукой Морзе, не тратя времени на изучение приема и передачи букв.

Пример буквенного шифра.

Нужно зашифровать: «МЫ ПРИЗЕМЛИЛИСЬ БЛАГОПОЛУЧНО. БОЛОТО. ОРИЕНТИРУЕМСЯ». Предположим, что радиограмма составляется по порядку, начиная с даты — 27 мая. Текст радиограммы пишется латинскими буквами.

В начале текста ставится номер радиограммы, число и номер месяца. Все пишется словами. В конце ставится подпись. При нормальной работе «БЛАГОВ», при работе под контролем «Зубарев». Мягкий знак, запятая не шифруются. Вместо точки ставится «x». Точка ставится по смыслу предложения. Также точками отделяются друг от друга названия городов, рек, станций, марки машин, танков, самолетов, орудий, номера частей, фамилии, имена и любые цифры.

Следуя этим правилам, записывается текст радиограммы:

odin х dwa sem х pjat х my prisemlilis blagopolutcgno x boloto x orientiruemsja x blagow x

Затем вычерчивается шифровальная сетка, в которую по горизонтали слева направо вписывается кодовая фраза — «budet choroschij natsein» (исковерканная фраза «будет хороший почин». — Авт.) и нумеруется каждая буква этого слова слева направо цифрами, согласно их порядковому номеру в латинском алфавите.

Кодовая фраза вписывается согласно ключу, указанному в заголовке депеши.

Пусть в нашем случае это будет «02». То есть кодовая фраза вписывается в шифровальную сетку, начиная со второй буквы.

В клетках под кодовой фразой слева направо проставляются номера букв. При этом, если буквы повторяются, то первая по порядку имеет свой номер, а следующая во фразе за первой, нумеруется цифрой на одну больше (смотри сетку: h — имеет номера 8, 9, 10; о — номера 16, 17; i — номера 11, 12; s — номера 19, 20; с — 3, 4, 5). Соответственно меняется и нумерация других букв алфавита.

В шифровальную сетку в произвольном порядке ставятся буквы «s.a.w» (в сетке для наглядности поставлены жирными прописными буквами). Затем в полученную сетку вписывается слева направо текст депеши для зашифровки.

Выписывание букв из шифровальной сетки в текст, для передачи производится согласно произведенной нумерации кодовой фразы. Причем нечетные вертикали выписываются сверху вниз, а четные снизу вверх.

При выписывании букв в текст необходимо каждую третью букву в группе ставить ложную (произвольно).

Эта третья буква при расшифровке (в примере для наглядности подчеркнута) вычеркивается и в шифровальную сетку не ставится. Буквы «s.a.w.» исключаются из текста по смыслу.

В начале радиограммы ставятся две цифры: ключ, в нашем случае — «02» и число знаков в радиограмме, в нашем случае — 100.

Шифровка, готовая к передаче, будет иметь следующий вид:

02-100

tpanm nsbxi lbcxs lmdyu rjexe difmb

algoa dxhar utipp wijes rjkgw eolai

gamat lwnss xoogo iageb owril mnslo

xttox osxos

При расшифровке шифровальная сетка рисуется только на нужное количество букв. В нашем случае 100 минус 20 ложных = 80 клеточек.

Стойкость шифров, по-видимому, была относительно невелика. Но дело в том, что очень стойких шифров для агентов, забрасываемых на короткий период (1–2 месяца), и не нужно было. А для рейдовых групп, действовавших в тылах несколько недель, тем более.

Сдавшийся 24 января 1943 года финский разведчик-радист М. Салаев для передачи разведданных был снабжен цифровым шифром, и в материалах его допросов сохранилось описание правил шифрования:

«ПРИЛОЖЕНИЕ

К протоколу допроса от 4 февраля 1943 года арестованного Салаева Гасан-Ага Дарциевича.

Правила шифрования радиосообщений.

Нужно зашифровать: „5 февраля из Вологды на Тихвин прошло два эшелона по 30 вагонов в каждом с красноармейцами“

Перед началом шифрования в начале ставится порядковый номер депеши, между цифрами текста ставится выражение „н/ц“. Каждое слово друг от друга разделяется знаком раздела, т. е.

Прошло=два =эшелона=из=вологды=на тихвин=по н/ц 30 вагонов=в=каждом=с=красноармейцами.

Затем составляется заголовок депеши: „01 11 06 0527“, где:

01 — показатель строки (шифра), с которой начато шифрование;

11 — показатель графы кода (в нашем случае число 11 соответствует букве А), с которой берутся цифры сверху вниз по одной для сложения с закодированным текстом (гаммирование);

06 — показатель строки, с которой начинают браться цифры для сложения (гаммирования)

05 — число месяца;

27 — номер агента-разведчика.

Кодирование депеши в данном случае начинается согласно заголовку с первой строки, причем после каждого зашифрованного знака, цифры или буквы, цифры кода берутся со следующей строки (после первой строки вторая, затем третья и т. д, сверху вниз до конца и затем опять сначала).

После окончания кодировки под полученными цифрами, разбитыми на пяти-цифровые группы подписывается ряд чисел согласно показателей графы, указанной в заголовке (в данном случае 11 и 06). Затем оба ряда складываются между собой (гаммирование).

97645 41764 16525 28421 15723 77496 32226 17225 28479 96730

05363 37049 58612 37359 16805 16353 93865 32644 67305 07689

92908 78703 64137 55770 21528 83749 25081 49869 85774 93219

65991 64978 34054 86486 91132 66666 06898 36114 10419 41006

89077 40357 59131 48137 50279 16705 57293 60531 47791 57522

44968 04225 83185 24513 41301 72361 53082 96645 57100 98528

58192 98569 29287 85868 16539 18435 38978 44341 45621 51251

13358 97989 77901 18408 23590 05618 27394 51653 93706 78824

61440 85448 96188 93266 39029 13043 55262 95994 38327 29075


22565 11292 19245 76965 24292 05824 00663 44388

79459 10103 25222 88970 06045 73290 31956 53961

91914 21395 34167 54835 20237 78014 31519 97249

Полученный таким образом зашифрованный текст телеграммы готов к передаче, необходимо только зашифровать заголовок. Для этого от полученных двух пятицифровых групп заголовка вычитают первую и четвертую группу шифротелеграммы, написанные в обратном порядке:

01110 60527

80929 07755

21291 63872

К полученным группам прибавляем (в каждой группе) пять цифр от 1 до 5, написанных в обратном порядке:

21291 63872

54321 54321

75512 17193

Затем эти две группы ставятся на первое место шифровки. Заголовок депеши, предназначенный к передаче, состоит только из номера и количества групп, причем номер берется произвольный, обязательно трехзначный, где последняя цифра должна быть нечетной.

Hp 129 гр 40=75512 17193 92908 78703…. и т. д.

С моих слов записано верно, телеграмму зашифровал лично.

Салаев»[418].

Несмотря на то, что радист-разведчик при передаче телеграмм указывал только цифры, что облегчало его обучение работе на ключе, для шифрования ему необходимо было иметь шифровальные таблицы. Обнаружение таких таблиц в случае задержания и ареста являлось веской уликой о его принадлежности к разведке противника.

На случай захвата советской контрразведкой каждый радист обеспечивался несколькими условными сигналами (на языке того времени «условностями»), которые он обязан передать, если контрразведка заставит его работать под своим контролем.

Такими условностями могли быть другие псевдонимы радиста или старшего группы, другие позывные своей радиостанции или радиостанции финского разведцентра. У агента Салаева, как видно из его показаний о технике шифрования, такой условностью был номер радиограммы из трех произвольных цифр, последняя из которых должна быть нечетной.

Как правило, радисты сразу же «сдавали» следователям все условные сигналы. Но их сведения тщательно проверялись с помощью перекрестных допросов других радистов, захваченных после приземления. Да и стиль работы финской разведки был уже известен советской контрразведке, поэтому контрразведчики заранее могли знать, какие условности могут быть даны радистам разведгрупп.

В Вологодском НКВД арестованные агенты помещались во внутреннюю тюрьму, расположенную в нескольких десятках метров от здания НКВД. Длинный каменный барак включал несколько десятков камер. В торце тюремного корпуса был построен проход, огороженный высоким забором, который соединял тюрьму со зданием НКВД. По нему водились на допрос арестованные. Проход арестованных организовывался так, чтобы они не могли даже случайно встретиться во время их конвоирования. Внутрикамерные агенты были в каждой камере. Они по заданию оперативных работников ловили каждое слово своих сокамерников, наводили их на воспоминания о прошлой жизни, об учебе в разведшколах, выясняя детали биографий. Данные, полученные от внутрикамерной агентуры, анализировались и позволяли контрразведчикам проверять сведения, полученные от агентов на допросах[419].

Радиосеансы с финской разведкой радисты, участвовавшие в радиоиграх, вели прямо из помещения внутренней тюрьмы, если по легенде они действовали в Вологде или вблизи нее. Если же легенда предусматривала нахождение агента в районах области, то для очередного сеанса их вывозили в нужный район. Такая предусмотрительность была необходима, так как финские и немецкие разведцентры пеленговали работу раций своих агентов. И в случае определения точки работы, не соответствующей месту работы по легенде, провал игры был неизбежен.

Часть арестованных финских и немецких парашютистов использовалась в качестве «опознавателей». Было хорошо известно, что предметом интересов разведок гитлеровской коалиции были транспортные узлы Вологды и области, а пересыльные пункты использовались агентурой противника для легального передвижения по железным дорогам под видом командировочных офицеров. Агентам даже рекомендовалось на станциях бегать с котелком, имитируя отставших от воинского эшелона, чтобы затем их могли посадить на другой состав. Кроме того, сборные пункты, пункты питания и вокзалы выбирались руководителями групп как места встреч агентов, если их разбросало при высадке.

Подполковник в отставке С. В. Орнатский, тогда еще совсем молодой следователь, выводил «опознавателей» в город, чтобы они могли узнать известных им по учебе немецких агентов или, наоборот, те могли узнать «опознавателя» и войти с ним в контакт. Работа была очень ответственная и рискованная. Контрразведчику следовало наблюдать за передвижениями «опознавателя» издалека, поскольку противник мог заметить слежку и понять, что агент находится под контролем контрразведки. Если же агент сбежит, то контрразведчику грозил трибунал. Впоследствии Орнатский вспоминал, что руководство вологодской контрразведки и ее начальник полковник Галкин сознательно шли на такой риск, доверяя молодому чекисту столь ответственную работу. Случаев провала у Орнатского не было, так как со всеми подопечными был налажен отличный психологический контакт[420].

Авторам не удалось установить, били ли агентов в ходе допросов, так как все ветераны контрразведки Вологодской области единодушно заверяли: «не били, это строго запрещалось». Можно поверить этому заявлению, так как для того были определенные основания. Радистов противника не били вовсе не из-за гуманных соображений и требования соблюдения «законности» (мы все знаем, какая «законность» была в 1930-1940-х годах), а потому, что радист после пыток не мог вести передачу на ключе так, как он вел бы ее в нормальном состоянии. Изменение «почерка» радиста сразу же заметили бы радисты финского разведцентра, а это показывало, что рация под контролем чекистов.


Загрузка...