Русские на Эвересте. Хроника восхождения

Первая глава Хижина Дяди Тамма

Постепенно базовый лагерь приобретал обжитой вид. В центре установили высокие мачты, служившие одновременно флагштоками и антеннами. По соседству выросли вместительные шатровые палатки: кают-компания (она же столовая), два склада – снаряжения и продуктовый.

Кухню возводили все вместе, усердно и основательно. Выровняли площадку, окружили её полутораметровой стеной из каменных обломков и накрыли шатром, сшитым тут же на месте из капроновых полотнищ. Внутри из плоских камней выложили два стола: один для разделки продуктов, на другой поставили газовые двухкомфорочные плиты.

Делом рук своих остались довольны. Кухня получилась красивой, просторной и надежной. Вокруг «делового центра» в хаотичном порядке (кому где удобно) разбили многоцветные жилые палатки. Палаточный городок у подножия самой высокой горы планеты прихорашивался к официальному открытию.

22 марта 1982 года. На мачты торжественно подняты государственные флаги Советского Союза и Непала. Базовый лагерь первой советской экспедиции на Эверест открыт. Почти все в сборе. Не хватает лишь нескольких человек. Они сопровождают караваны носильщиков, вышедших две недели назад из Майни Покхари.

Там кончается шоссейная дорога, по которой грузовики доставили экспедиционные грузы из Катманду. Четыре каравана с интервалом в несколько дней идут по нахоженной столетиями тропе, что издавна вела из столицы Непала в Соло Кхумбу (высокогорный район, где обитают шерпы) и далее в Тибет. Две недели пути. В жару и дождь, снегопад и туман. С раннего утра до позднего вечера.

Вверх на перевал, вниз в ущелье и снова вверх. В размеренном неторопливом темпе. Спешить не надо. Надо прийти вовремя. Часовой переход, короткий отдых. И снова, укрепив на лбу поддерживающий ношу ремень, в дорогу. 30-килограммовые баулы со снаряжением и питанием несут молодые и пожилые, мужчины и женщины. В убогой одежонке, большинство босиком, неприхотливые, привычные к местным условиям носильщики.

Для них эта тяжёлая работа – нередко единственный источник дохода. Как правило, цена переноски груза за день, установленная правительством Непала, стабильна – двадцать четыре рупии (около полутора долларов). Но правила, как известно, не без исключений. Иногда приходится поднимать цены до 27, иногда до 35 рупий.

Каждый раз прибавка вызывает бурный прилив энтузиазма. Местные жители вообще оптимисты по натуре. После нелегкого дневного перехода, уже в сумерках, подкрепившись немного рисом и обогревшись у костра, они затягивают свои задиристые и бесконечные песни-частушки. Потом, вспомнив, что завтра снова вставать чуть свет, быстро расходятся на ночлег.

Некоторые направляются в «отели» со звучными названиями «Эверест», «Макалу» и тому подобное, что выросли словно грибы после дождя вдоль тропы, после того как Гималаи облюбовали альпинисты и горные туристы. Слово «отели» закавычено, поскольку это обыкновенные каменные или деревянные сараи с нарами внутри, а то и без них. Тогда постояльцы укладываются прямо на земляной пол, подстелив то, что несут с собой или на себе.

За ночлег взимается небольшая, но всё же плата. Большинству такое не по карману. Они привыкли обходиться без незамысловатых услуг местного сервиса. Носильщики ложатся в каком-нибудь защищённом от ветра месте, подкладывают под головы баулы с грузом и засыпают. Утром, наскоро перекусив лепешками из тёмной грубой муки, снова отправляются в путь.

Первое крупное селение на пути караванов – Лукла (2200 м). Никому прежде неизвестное, оно прославилось после постройки аэродрома. Хотя понятие «аэродром» как-то не вяжется с тем, что предстает перед глазами. Узкая и короткая взлетно-посадочная полоса начинается от трёхсотметрового обрыва и под углом градусов в десять ползёт вверх, упираясь в крутой склон горы. С одной стороны стоит деревянный навес, куда складывают вещи пассажиров во время дождя, с другой – сложенный из камней домик с антенной на крыше.

Неподалеку, живописно искрясь на солнце, лежат искорёженный фюзеляж и переломанные крылья. Лукляне уверяют, что за всю историю существования аэропорта это была единственная авиакатастрофа. «К тому же самолет разбился тогда по чистой случайности», – спешат добавить они. Хочешь не хочешь, но появляется мысль, что чистая случайность как раз в том, что здесь разбился один-единственный самолет. Словом, аэропорт в Лукле производит незабываемое впечатление.

Из Катманду небольшие двухмоторные самолетики добираются сюда минут за сорок. Они вылетают из столицы Непала только по утрам. Во второй половине дня в районе Луклы обычно поднимается сильный ветер, сгоняющий в окрестные ущелья обрывки облаков, и моросит дождь.

В принципе можно перебрасывать грузы на самолетах до Луклы, а уж здесь нанимать носильщиков. Такой вариант обговаривался при подготовке экспедиции. Чтобы перевезти все грузы, надо было зафрахтовать не меньше десятка рейсов весело раскрашенных бипланов, вмещающих всего пятнадцать пассажиров. Решили всё же не рисковать. Караваны медленно, зато надежно. Самолеты быстро, но ненадежно. Случается, что неделями аэропорт закрыт из-за непогоды.

Небольшую часть снаряжения, необходимого для установки базового лагеря и прохождения ледопада Кхумбу отправили самолетом вместе с передовой группой в составе пяти человек. Спустя несколько дней в Луклу прилетела основная группа во главе с руководителем экспедиции Евгением Таммом. Отсюда они пошли вверх по самой известной и престижной среди альпинистов тропе, ведущей к подножию Эвереста (8848 м) и соседних восьмитысячников.

Тропа, попетляв среди нескольких десятков крытых дранкой или плоскими каменными плитами домов Луклы, пересекает все селения. Затем, прижимаясь к склонам гор и повторяя их рельеф, плавно спускается вниз, в ущелье, по дну которого шустро бежит мутноватая Дудх-Коси (Молочная река).

На берегу порожистой реки примостилось маленькое селение Пхакдинг, что в переводе значит «Плоская свинья». Почему «плоская» – никто объяснить толком не может. Говорят, что нормальные свиньи здесь действительно когда-то водились. Они давно перевелись, но странное название осталось.

На расстоянии дневного перехода расположено самое крупное шерпское селение – Намче-Базар. Последние километры пути – сплошной подъём. Крутому серпантину кажется не будет конца. Наконец на противоположном склоне глубокого ущелья, выглянувшего из-за очередного поворота, показываются, словно врубленные в бурные скалы, домишки Намче-Базара. Высота 3440 метров.

На узких извилистых улочках столицы страны шерпов в будние дни немноголюдно. Селение преображается по субботам, когда здесь открывается шумная и красочная ярмарка. Со всех сторон «Шерпландии» (так обычно именуют западные альпинисты район Соло Кхумбу) из далеких и близких селений стекаются в Намче-Базар людские ручейки.

Ярмарка начинается рано утром и заканчивается к полудню, когда все собираются в деревянных бараках, заставленных грубо сколоченными столами и стульями. Здесь за кружкой хмельного рисового пива обсуждаются последние новости, вспоминают тех, кто ушел с экспедициями в высокие горы, желая им благополучного возвращения домой.

Искусные охотники и скотоводы шерпы проявили свои недюжинные альпинистские способности в 20-х годах ХХ века, когда европейцы начали наведываться в Непал для разведки возможных подходов к подножию гималайских восьмитысячников. Вскоре шерпы-носильщики, шерпы-восходители стали такой же неотъемлемой частью любой экспедиции, как ледорубы, палатки, верёвки, как сами альпинисты.

Ни одно серьёзное восхождение не обходится без помощи шерпов. Имена многих из них вписаны в славную, хотя во многом трагичную, историю покорения заоблачных вершин. В составе экспедиций разных стран побывали они на большинстве сложнейших гималайских пиков. Но многие, очень многие, не вернулись назад.

Тропа ведёт дальше, к известному буддийскому монастырю Тхъянбоче, расположенному на высоте 3867 метров. Его контуры на длинном гребне хорошо видны из Намче-Базара. Кажется, что до него рукой подать. Но до монастыря часов пять-шесть ходу. Все это время справа маячит поразительная по красоте вершина Ама-Дабланг (6863 м), похожая на гигантский белоснежный клык. Сначала тропа плавно идет вверх, потом резко падает к горной речушке, перебирается по шаткому мостику на противоположный берег и начинает карабкаться по крутому склону гребня.

После изнурительного 600-метрового подъёма тропа, поднырнув под деревянную арку со скульптурными украшениями, выводит на просторную, неожиданно ровную поляну, где находится монастырь. Тхъянбоче не минует ни одна экспедиция, штурмующая Эверест со стороны Непала.

Стало традицией жертвовать монастырю перед восхождением. Твёрдой таксы нет – кто сколько может. Посовещавшись с коллегами, Евгений Тамм выложил на алтарь 100 долларов. Настоятель более чем удовлетворённый суммой, не мешкая, отправился молиться, чтобы восходителям сопутствовала хорошая погода и удача.

Тхъянбоче известен ещё как центр обширного горного района, где обнаруживали следы «снежного человека». На поляне перед монастырём он появлялся собственной персоной давно, в 1951 году. Рассказывают, что, увидев приближающихся к нему монахов, быстренько скрылся в зарослях рододендронов и был таков. По правде говоря, вовсе не обязательно карабкаться к монастырю, чтобы услышать очередную историю о загадочном обитателе Гималаев.

Едва вы оказываетесь в самолете непальской королевской авиакомпании, как невольно вспоминается громогласная сенсация 50-х годов, касающаяся «снежного человека» или попросту йети (так именуют его непальцы). Прямо у трапа смуглолицые стюардессы вручают пассажирам красочные проспекты с надписью «Йети сэрвис» и изображением самого виновника сенсации – эдакого симпатичного волосатого «снежного человечка» в белоснежном переднике с уставленным рюмками подносом в мощной лапе.

После посадки в Катманду туристы попадают в цепкие объятия фирмы «Йети трэвел», а поселить вас могут в лучшем отеле столицы «Як энд Йети». Слово «йети» беспрестанно мелькает на рекламных щитах, на вывесках гостиниц и ресторанов, убогих забегаловок и лавчонок, торгующих всякой всячиной. Словом, йети стал двигателем торговли и коммерции в Непале.

Обитает ли в Гималаях легендарный «снежный человек» на самом деле, никто толком не знает. Следы его находили, даже вроде бы не раз видели издалека, но поймать не смогли ни местные жители, ни несколько хорошо оснащенных экспедиций. Как бы там ни было, но шерпы уверяют, что йети существует, ссылаясь на воспоминания стариков о встречах с «ужасным снежным человеком» и советуя взглянуть на его останки, хранящиеся в монастыре Пангбоче.

Он расположен в нескольких часах ходьбы от Тхъянбоче. Немного в стороне от основной тропы. Скальп йети хранится в полутёмном помещении на втором этаже монастыря. Смотритель с торжественным видом извлёк из деревянного ящика на свет божий дорогую реликвию – шлемообразный кусок кожи, покрытый кое-где остатками шерсти.

Когда и как оказался здесь скальп, точно неизвестно. Говорят, что не меньше трёхсот-четырехсот лет назад. Он не является предметом поклонения. Но жители окрестных деревень считают, что раз скальп так долго хранился в стенах священного монастыря, то расстаться с ним – значит, накликать беду и возмездие духов. Ни за какие деньги, несмотря на множество заманчивых предложений, шерпы не намерены расстаться с останками йети.

Правда, один раз скальп всё же покинул стены монастыря. В 1960 году первопокоритель Эвереста Эдмунд Хиллари, возглавлявший одну из безуспешно искавших легендарного «снежного человека» экспедиций, уговорил монахов отдать ему на время реликвию. Из уважения к не менее легендарному в Гималаях восходителю они согласились при условии, что её будет дённо и нощно сопровождать их представитель.

Так скальп оказался в распоряжении европейских исследователей, которые пришли к единодушному и однозначному выводу – подделка. Весьма древняя, но стопроцентная подделка. Шерпов подобное заключение специалистов вовсе не обескуражило. Скальп, вернувшись в свой деревянный ящик на втором этаже монастыря, по-прежнему оставался и остается поныне ценной реликвией.

Правда, к скальпу относятся без лишних сантиментов. Его можно сфотографировать, потрогать руками, даже, если есть желание, примерить, что не считается грехом. Грех – это когда посетитель, расписавшись перед уходом в толстенной амбарной книге, забывает оставить несколько рупий в дар монастырю. Тогда ему вежливо, но настойчиво втолковывают, что за осмотр останков «снежного человека» на Пангбоче надо платить.

Выше Пангбоче пейзаж разительно меняется. Живописные леса, заросли рододендронов с белыми, красными, желтыми цветами остаются внизу. На смену им приходят голые каменистые склоны, покрытые кое-где островками чахлой, выцветшей под палящим солнцам травы. Дневное светило палит вовсю, естественно, днём. Ночью завывает пронизывающий ветер и сыплет снежная крупа.

На скалах вдоль тропы, на огромных, отшлифованных до блеска ветрами и дождем, валунах всё чаще видна замысловатая вязь буддийских молитв. Природа здесь священна и является предметом религиозного поклонения. Шерпы молятся прямо на открытой местности в «святых» местах, помечая их разноцветными флажками и лентами. Всё чаще встречаются вдоль тропы каменные глыбы, на которых выбиты имена на разных языках и две даты: рождения и смерти. Смерти, настигшей восходителей при покорении гималайских вершин.

Высота 4200 метров. В неширокой долине, обрамлённой с трех сторон увенчанными снежными шапками пиками и продуваемой насквозь ледяными ветрами, виднеются строения одного из самых высокогорных шерпских селений Пхериче. Несколько одноэтажных каменных домиков за каменными невысокими оградами вдоль центральной и единственной каменистой улицы – вот и вся Пхериче.

Тропа снова ползет вверх, выводя на небольшой, припорошенный ослепительно-белым снегом ледник. У высотных носильщиков-шерпов нет солнцезащитных очков. После трудного перехода они часами сидят на леднике, уткнувшись лицом в пушистый снег. Так шерпы лечатся от снежной слепоты[1]. Из каравана с основными грузами принесли большую коробку с очками. Теперь им будет легче.

Ещё несколько часов подъёма. Открывается вид на древнее русло знаменитого ледника Кхумбу. Неподалёку, на сравнительно ровной открытой всем ветрам площадке, находится кладбище. Точнее, хранилище душ шерпов, навечно оставшихся на склонах Эвереста и соседних гималайских исполинов. Тела погибших сжигаются, и в честь каждого ставится невысокий каменный столбик. Их немного, чуть больше десятка. По традиции, эти скромные памятники устанавливаются лишь тем, кого удалось обнаружить. Имена остальных остаются в памяти друзей и родных.

Высота 5000 метров. Начинается морена[2] ледника Кхумбу. Здесь примостился, пожалуй, самый высокогорный «отель» в мире под названием «Горак-Шеп». Ещё несколько километров пути, и мы добрались наконец до 5300. На этой высоте разбит базовый лагерь, которому суждено на долгие месяцы стать домом родным для участников экспедиции и их верных помощников-шерпов.

Караваны подойдут через несколько дней, но работа по обработке маршрута[3] и установке промежуточных лагерей идет полным ходом. Первое серьёзное препятствие на пути альпинистов, штурмующих самую высокую гору планеты со стороны Непала, – ледопад Кхумбу, который нередко называют дорогой жизни (Впрочем, иногда он превращается в «дорогу смерти»).

Через него ведет единственная дорога выше, в Западный цирк, где берет начало мощный ледник Кхумбу. После нескольких километров спокойного течения он внезапно обрывается 600-метровым уступом, поворачивает под прямым углом, снова успокаивается и плавно стекает вниз ещё на десяток километров.

Гигантский уступ – это и есть ледопад Кхумбу, долгое время считавшийся непроходимым. Мрачную славу создали ему бесчисленные и не лишенные основания рассказы о трагедиях, разыгравшихся здесь, об экспедициях, не сумевших преодолеть хаотичное нагромождение ледяных глыб, о коварстве бездонных трещин, прорезывающих ледопад вдоль и поперек.

Со стороны Кхумбу напоминает бурную горную реку, мгновенно скованную свирепым морозом. Но ледяная река продолжает медленно (один метр в сутки) стекать вниз. Ледопад постоянно меняет свой облик. Проходит какое-то время, и пройденный путь становится непроходимым или слишком опасным. Приходится искать новые варианты подъёма.

Маршрут разметили красными флажками. Навесили верёвочные перила[4], через трещины перебросили дюралевые лестницы. Самое опасное место в верхней части Кхумбу: отвесная семидесятиметровая ледовая стена с поперечной трещиной примерно посередине. У её подножия ещё одна трещина, забитая осколками льда. Сверху нависают многотонные голубоватые глыбы, готовые в любой момент обрушиться вниз.

24 марта. Спустя два дня после официального открытия базового лагеря на высоте 6100 метров, чуть выше того места, где начинается ледопад, установлены палатки промежуточного лагеря. В них при необходимости можно переждать непогоду, отдохнуть или оставить часть груза. Дальше путь, размеченный красными маркировочными флажками, идет через белоснежное плато Западного цирка (Долина Безмолвия). Его гигантская чаша, окружённая горными хребтами, перерезана кое-где зловещего вида трещинами. Более мелкие скрыты под тонким слоем снега.

Слева видны склоны Западного гребня Эвереста, справа – Нупцзе, посередине маячит четвертый восьмитысячник планеты Лхоцзе. Далее маршрут уходит под склоны Нупцзе, украшенные ожерельями голубоватых ледников. Несколько километров пути, и открывается панорама Эвереста. Теперь он виден весь, снизу доверху. Вот он, двухкилометровый контрфорс[5] юго-западной стены, считающийся абсолютно непроходимым.

25 марта. У подножия стены на высоте 6500 метров разбит лагерь I. Здесь начинаются многие маршруты на Эверест и Лхоцзе. Вокруг огромное количество мусора, оставленного предыдущими экспедициями. Постепенно он стекает вместе со снегом и льдом в район базового лагеря и ещё ниже. Загрязнение Гималаев становится угрожающим. Если дальше так пойдет дело, то во вполне обозримом будущем у подножия популярных восьмитысячников скопятся горы пустых консервных банок, картонных коробок, бутылок, бумаги и прочего хлама.

Идет заброска грузов в первый лагерь. Самое сложное место – ледопад Кхумбу. Из базового лагеря он выглядит небольшим, но его прохождение выматывает до предела. Основная часть работы ложится на плечи шерпов. Со стороны кажется, что кто-то развесил многоцветные гирлянды по всему ледопаду – это носильщики поднимаются вверх по тонким ниточкам верёвочных перил. Они хорошо акклиматизированы и без видимых усилий проходят весь путь до первого лагеря.

Шерпы одеты кто во что горазд. На них разномастная форма с названиями разных стран и альпинистских клубов. Выдача высокогорным носильщикам формы и снаряжения – обязательное условие любого контракта. Поскольку за год многие из них участвуют в работе нескольких экспедиций, скапливается излишек амуниции, который можно с выгодой продать. Что шерпы и делают, пополняя скудный бюджет своих многодетных семей.

У всех членов экспедиции сложились самые дружественные отношения с шерпами. Этими доброжелательными и уравновешенными, верными и исполнительными, удивительно сильными и выносливыми людьми. Если бы проводились соревнования по переноске грузов в горах, им, без сомнения, не было бы равных. Другое дело, что большинство шерпов плохо владеют техникой (никто ведь не обучает их премудростям скалолазания) прохождения сложных скальных участков, которыми изобилует будущий маршрут. Полной уверенности, что они осилят его нет. Впрочем, будущее покажет.

А пока многосложный механизм экспедиции набирает обороты. Снизу подошли караваны с грузами. Потребовалось несколько дней, чтобы разобрать и рассортировать их. Получив заработанные рупии, носильщики ушли вниз. У подножия Горы остались лишь те, кому предстояло несколько месяцев жить бок о бок друг с другом, работая ради общей цели – победы над Эверестом. Победы, которая всегда достигается дорогой ценой.

В ночь на 26 марта Эверест впервые показал свой крутой нрав. Неожиданно поднялся сильный ветер, норовя сдуть установленную в лагере I вместительную палатку «Зима». Порывы усиливались. Лопнули несколько оттяжек. С трудом связали их. Не помогло. Ураган начал прямо-таки вырывать из снега колья, к которым крепились оттяжки. Решили повалить палатку, пока её не разорвало в клочья.

К утру стало вроде бы поспокойнее. Когда попытались снова установить «Зиму», увидели внушительных размеров дыру, всё же прорванную ночью ураганом. Сквозь неё ветер, словно мощнейший пылесос, высасывал из палатки все подряд и деловито гнал добычу по Долине Безмолвия. Пришлось одному из альпинистов прикрыть амбразуру телом, чтобы «Зима» вовсе не опустела. Поблизости нашли ботинки, но вот пуховка[6] исчезла. Её случайно обнаружили несколько дней спустя в глубокой трещине метрах в двухстах от лагеря.

Тем временем внизу продолжалась работа по сортировке экспедиционных грузов. Жизнь базового лагеря входила в размеренное русло, регламентированное распорядком дня. Точнее, временем приема пищи: 6.00 – завтрак для альпинистов, уходящих на маршрут, 9.00 – завтрак, 12.00 – второй завтрак, 14.00 – обед, 19.00 – ужин. Большинство членов экспедиции ещё плохо акклиматизировались. Всех донимали головные боли и сухой мучительный кашель.

Впрочем, естественные и неизбежные для акклиматизационного периода неприятные ощущения нисколько не влияли на творческую потенцию экспедиционных юмористов. В базовом лагере появились названия площадей и улиц, даже тупиков. Палатки украсили надписи, свидетельствующие об их принадлежности тому или иному восходителю. «Хижина дяди Тамма» принадлежит, как нетрудно догадаться, руководителю экспедиции.

Кстати говоря, в этом плане гораздо лучше обстоят дела у старшего тренера экспедиции Анатолия Овчинникова и тренера Бориса Романова. Они живут на окраине базового лагеря, в соседних палатках. В том месте, которое с легкой руки экспедиционных острословов получило неофициальное, но весьма едкое название – «Тренерский тупик».

Мы познакомились с представителями, так сказать, «мозгового центра» экспедиции. Теперь разберёмся, что предусматривал разработанный ими тактический план штурма Эвереста.

Итак, каждая из спортивных групп должна совершить по три выхода на Гору, совмещая акклиматизацию с обработкой маршрута, организацией промежуточных лагерей и заброской в них необходимого снаряжения. Акклиматизация предусматривает чередование последовательных подъёмов на высоты 6500, 7500 и 8500 метров с 4–6-дневным отдыхом в базовом лагере.

В каждом выходе достижение указанных высот должно производиться несколько раз, поскольку каждый восходитель будет неоднократно проходить один и тот же отрезок маршрута, занося выше необходимое снаряжение, кислород, питание, горючее. Чтобы лучше ориентироваться в том, что происходит на склонах Горы, кто какую работу выполняет, познакомимся с составами спортивных команд.

Команда №1: Эдуард Мысловский (руководитель), Николай Чёрный, Владимир Балыбердин, Владимир Шопин. Команда №2: Валентин Иванов (руководитель), Сергей Ефимов, Михаил Туркевич, Сергей Бершов. Команда №3: Ерванд Ильинский (руководитель), Сергей Чепчев, Казбек Валиев, Валерий Хрищатый. В составе экспедиции есть и ещё одна команда, созданная незадолго до отъезда в Непал.

Не особенно полагаясь на помощь высотных носильщиков-шерпов на сложнейшем маршруте по контрфорсу юго-западной стены, было решено для подстраховки усилить спортивный состав экспедиции ещё одной вспомогательной группой. Первоначально предполагалось, что она окажет помощь в организации промежуточных лагерей и заброске туда грузов, а её восхождение планировалось лишь при благоприятных стечениях обстоятельств.

Позже, уже в Гималаях, тренерский совет отменил деление спортивного состава экспедиции на основных и вспомогательных. Все стали равны перед вершиной. Все получили равные шансы на штурм Эвереста. В команду №4 входило пятеро альпинистов: Вячеслав Онищенко (руководитель), Валерий Хомутов, Владимир Пучков, Алексей Москальцов, Юрий Голодов.

28 марта. Сергей Бершов забивает первый крюк в скалы – положено начало прохождению нового пути на Эверест. От лагеря I сюда около часа хода. Маршрут начинается метрах в пятистах от кулуара Бонингтона[8]. После ледового конуса тянется пояс серых гранитов. Скалы 3–4 категории трудности, прочные и надёжные. Провешены первые десять верёвок (каждая по 45 метров), ещё шесть. Группа Иванова обработала маршрут до отметки 7000 метров.

Её сменила группа Онищенко. (Правда, на маршруте работали двое. Остальные организовали промежуточную ночёвку между лагерем и будущим вторым). Скалы разной сложности. Встречаются очень сложные участки. Высота постоянно напоминает о себе головными болями, мучительным кашлем, недомоганием. Погода тоже не балует: снегопады, сильные ветра. Навешено ещё шесть верёвок, но удобного для лагеря места не найдено. Группа ушла вниз.

Закончился первый из трех предварительных выходов на Гору. По плану к концу марта надо было установить лагерь II и занести в него снаряжение, кислород, питание. Выполнить задачу не удалось. Забегая вперёд, заметим, что незначительное на первый взгляд отклонение от графика переросло постепенно в серьёзную проблему. Но тогда казалось, что удастся без особого напряжения наверстать упущенное во время очередного выхода на маршрут.

Второй круг, как и первый, начинала группа Мысловского. Отдохнув несколько дней, они вместе с Анатолием Овчинниковым вышли из базового лагеря. Прохождение ледопада с тяжёлыми рюкзаками далось нелегко, хотя стараниями «начальника Кхумбу» Леонида Трощиненко путь поддерживался в отличном состоянии.

Преодолев ледопад, группа Мысловского долго и медленно пересекала Долину Безмолвия. Сказывалась недостаточная акклиматизация. Каждый шаг простого пути давался с трудом. К вечеру добрались наконец до первого лагеря. Переночевали и отправились выше. Впереди шли Балыбердин и Шопин, обрабатывая маршрут.

Овчинников, Мысловский и Чёрный по навешенным перильным верёвкам карабкались по отвесным скалам с тяжёленными двадцатикилограммовыми рюкзаками, неся необходимое для установки второго лагеря снаряжение. За день передовая двойка прошла вверх несколько верёвок, но удобного места не нашла. Балыбердин, Шопин и Овчинников спустились ночевать в первый лагерь. Мысловский и Чёрный решили провести ночь в поставленной ими палатке примерно на 7000.

1 апреля. Мелкие камешки, сдуваемые ветром, барабанят по крыше временного пристанища Мысловского и Черного. Не обошлось без первоапрельской «шутки» Эвереста. Внушительных размеров камень, сорвавшийся невесть с какой высоты, пробивает палатку, а заодно флягу Мысловского, лежавшую на дне. (В базовом лагере шутили в этот день более гуманно. Кто-то с утра вывесил на кают-компании объявление о том, что сегодня санитарный день, а ближайший пункт питания находится в нескольких километрах от лагеря, на высоте 8848 метров).

Инцидент с камнем заставил поторопиться. Взяв грузы, пошли вверх за Балыбердиным и Шопиным, ушедшими снова вперёд на обработку маршрута. Наконец в конце 28-й верёвки передовая двойка нашла место для установки лагеря II. Снизу подошли Мысловский и Чёрный с необходимым снаряжением. Подготовить площадки на двух гребешках, разделенных кулуаром, оказалось непросто.

Если дальняя далась относительно легко, то на ближнюю затратили много сил. Она маленькая с торчащим посередине камнем. Разбить его молотком не удалось. Попробовали увеличить размеры площадки с помощью мелкой рыболовной сетки. Закрепили её на крючьях. Попробовали набить камнями, но получилось ненадежно.

Поставили палатку на более удобной дальней площадке. В ней остались ночевать Балыбердин и Шопин. Лагерь II на 7350 начал своё существование. Остальные ушли вниз. На следующий день двойка установила вторую палатку, всё же набив камнями рыболовную сетку. Камень, что не удалось разбить молотком, выпирал сквозь пол палатки. На нем устроили импровизированный стол.

Выше второго лагеря предстояло пробиваться группе Ерванда Ильинского. (Впрочем, самого руководителя не было среди восходителей. Сопровождая караван носильщиков, Ерванд пришёл в базовый лагерь одним из последних и не успел как следует акклиматизироваться. Его место в четверке занял шерпа Наванг). За два дня напряженной работы на отвесных скалах четверка навесила 17 верёвок.

До гребня, на котором предполагалось разбить третий лагерь, оставалось не больше 2–3 верёвок. Их-то у восходителей не было. Завесив грузы в конце пройденного маршрута, они отправились вниз. По пути встретили группу Онищенко. Ей предстояло навесить оставшиеся верёвки и поставить лагерь Ш.

8 апреля. В базовый лагерь передано тревожное сообщение: заболел Слава Онищенко. Горная болезнь в опасной форме. Ему настолько плохо, что он не смог поговорить по рации с руководителем экспедиции.

Спортивный врач по профессии, Онищенко тогда, наверное, лучше, чем кто-либо другой, понимал сложность ситуации. Он почувствовал, что заболевает, день назад. Попытался пересилить болезнь. (Раньше это ему иногда удавалось). Не получилось.

Теперь «горняшка»[9] зашла слишком далеко. Слава прекрасно понимал и то, что на отвесных скалах помочь ему практически невозможно. До базового лагеря два километра сложнейшего спуска. Если не сумеет идти самостоятельно, спасательные работы сорвут все планы экспедиции. Надо спускаться. Чего бы это ни стоило.

Почти без сознания, постоянно дыша кислородом, Онищенко шёл вниз в сопровождении товарищей по группе. Спуск потребовал от него, наверное, больше сил и мужества, чем все предыдущие восхождения вместе взятые. Наконец миновали скальный участок маршрута и спустились на ледовый склон.

Из первого лагеря навстречу вышла группа Мысловского. Шопин и Балыбердин попробовали нести поочередно Онищенко. Не получилось. Слишком тяжело на такой высоте. Слава продолжал спускаться медленно, но самостоятельно. Вечером спустились к лагерю и провели там неспокойную ночь. На следующий день, поддерживаемый с двух сторон товарищами и дыша кислородом, Онищенко преодолел не сложный, но долгий путь по Долине Безмолвия.

«Базовый лагерь знал, что мы спускаемся, – вспоминает Вячеслав, – и вскоре на леднике нас встретили Сергей Бершов, Михаил Туркевич, Борис Романов, врач Свет Орловский, «начальник ледопада» Леонид Трощиненко. Все они шли навстречу, чтобы помочь мне спуститься. Я был благодарен им, хотя там, на леднике, у меня не было сил поблагодарить ребят. Я сделал это потом, несколько дней спустя».

Своими ногами Онищенко всё же дошел до базового лагеря. Дошел в полном смысле на пределе человеческих возможностей. Приведем в подтверждение некоторые выдержки из медицинского журнала Орловского: «Общее состояние очень тяжёлое. На вопросы отвечает с трудом. Сознание затемнено... Артериальное давление 50/0. При осмотре засыпает... Заключение: горная болезнь с нарушением периферического и мозгового кровообращения».

Больного перенесли в кают-компанию, положили на раскладушку, поставленную прямо на стол, чтобы доктору было легче приспособить капельницу. Все готовы помочь, понимая напряженность ситуации. Орловский отдает четкие распоряжения: «Зажечь две керосиновые лампы! Убрать со стола, унести посуду! Двум помощникам чисто вымыть руки! Полиэтиленовый пакет с кровозаменяющим раствором держать за пазухой, чтобы согреть!»

За несколько часов в локтевую вену Онищенко введено 1000 мл сильнодействующих средств и растворов. К утру состояние значительно улучшилось. Руки стали теплыми. Артериальное давление 110/60. Сознание прояснилось. Его жизнь вне опасности, но для полного восстановления нужно больше кислорода.

Трое шерпов понесли Онищенко на станке из базового лагеря вниз. Своего самого талантливого и титулованного ученика, которому так не повезло на сей раз, сопровождал Борис Романов. Вскоре Слава смог идти самостоятельно.

Некоторое время спустя Онищенко вернулся в базовый лагерь с робкой надеждой продолжить восхождение. Доктор категорически заявил, что это исключено. Первый участник группы восходителей, отбираемой столь долго и тщательно, выбыл окончательно. Будет ли кто ещё?!

Вторая глава Пешком в космос

Учёные сравнивают экспедиции на восьмитысячники планеты с выходом человека в открытый космос. Покорение Эвереста, как и освоение космического пространства, – это действительно одно из самых опасных и трудных предприятий, требующих полной, точнее, предельной мобилизации всех духовных и физических сил человека. Готовятся к подобным предприятиям долго, тщательно и разносторонне.

В подготовке первой советской экспедиции на самую высокую гору планеты принимали участие специалисты разных профилей – медики и физиологи, психологи и модельеры спортивной одежды, конструкторы альпинистского снаряжения, диетологи и многие, многие другие. Опытные образцы снаряжения, кислородного оборудования, высокогорного питания изготовлялись на десятках предприятий Советского Союза.

Особенно тщательно проводился отбор в гималайскую сборную. Ведь никогда прежде ни один из советских альпинистов не поднимался выше 7495 метров (таков «рост» пика Коммунизма – высочайшей вершины страны). У тренеров и медиков не было опыта отбора и подготовки спортсменов, готовящихся к выходу за пределы «мёртвой», восьмикилометровой зоны.

Естественный риск при нахождении (более того, тяжёлой физической работе) на подобной «космической» высоте надо было свести до минимума, выбрав из лучших горовосходителей страны наиболее выносливых и подготовленных спортсменов. Начиная с предварительного отбора кандидатов, подготовка экспедиции заняла три года. Из тридцати с лишним тысяч спортсменов, входящих в Федерацию альпинизма СССР, тренерскому совету предстояло отобрать лишь шестнадцать.

В состав тренерского совета, кроме Евгения Тамма, Анатолия Овчинникова и Бориса Романова, вошли три «играющих тренера», зачисленные в состав экспедиции вне конкурса. Многоопытные Эдуард Мысловский, Валентин Иванов и Ерванд Ильинский должны были возглавить в Гималаях штурмовые группы. Впрочем, до Гималаев тогда ещё было очень далеко.

Итак, весной 1979 года Федерация альпинизма СССР разослала во все свои республиканские отделения письма с просьбой рекомендовать наиболее опытных и подготовленных спортсменов, отвечающих следующим основным требованиям. Спортивное звание не ниже кандидата в мастера спорта. Каждый из претендентов должен иметь не менее двух восхождений в сезоны 1977–1978 годов на вершины не ниже 6900 метров, одно из них – высшей категории трудности. Учитывались также первопрохождения и призовые места в чемпионатах страны. Предпочтение отдавалось сложившимся и схоженным связкам.

Из ста пятидесяти предложенных кандидатур тренерский совет остановился на шестидесяти. Этим лучшим восходителям страны предстояло побывать на нескольких тренировочных сборах в горах и пройти тщательное медицинское обследование. В свободное время они должны были тренироваться по индивидуальным планам.

«Всю неделю тренируюсь, – писал зимой 1980 года в дневнике ленинградец Владимир Шопин, – в понедельник и пятницу – кросс и баня. В остальные пять дней с утра – кросс, вечером после работы – гимнастическая тренировка в зале, но перед залом снова пробежка. По средам, субботам и воскресеньям – тридцатикилометровый лыжный бег под Ленинградом».

Зимой 1980 года состоялся первый спортивный сбор на Кавказе. На него пригласили, правда, лишь двадцать из шестидесяти кандидатов, в основном молодых, неизвестных тренерскому совету альпинистов. Интенсивные занятия по общефизической подготовке закончились восхождением на Эльбрус. После жёсткого отбора отсеялись первые десять человек.

В конце лета того же года был проведен второй сбор на Памире, более представительный, но непродолжительный и без сложных восхождений. (Он проходил после окончания летнего сезона, в течение которого кандидаты в составе своих клубных команд должны были совершить не менее трёх восхождений на семитысячники). Альпинисты показывали своё мастерство на скальных и ледовых участках, работая в связках-двойках, проходили испытания на ловкость и выносливость.

Каждый, к примеру, преодолевал горный маршрут с шестисотметровым перепадом высоты с выходом на гребень пика Петровского в районе международного альпинистского лагеря «Памир». Бегом, лавируя среди обломков каменных глыб, спортсмены поднимались с отметки 3600 до 4200 метров. Наверху их поджидали тренеры и врачи, фиксировавшие время прохождения дистанции, частоту дыхания, кровяное давление и пульс.

После окончания сбора тренерский совет приступил к отбору кандидатов. Учитывались опыт альпинистов, уровень технической и тактической подготовки, морально-волевые качества и коммуникабельность.

Причем во внимание принимался и результат так называемого «гамбургского счета»[10]. Каждый из кандидатов расставлял по ранжиру своих товарищей, учитывая не только чисто спортивные достижения, но и их характер, совместимость, авторитет в коллективе. (Кстати, один весьма опытный и именитый восходитель был забаллотирован и потерял шансы попасть в команду).

Все показатели оценивались в баллах. Чем выше результат, тем больше баллов. Они снимались лишь в одном случае – возраст: до 42 лет – минус 1, до 44 – минус 2, свыше 45 лет – минус 3 балла. После сборов осталось 26 кандидатов. Подведением итогов предварительного конкурса восходителей для участия в гималайской экспедиции закончился первый этап подготовки.

Второй этап предусматривал повышение общефизических данных альпинистов и их тщательное медицинское обследование, опробование кислородного оборудования и прочего снаряжения, средств радиосвязи и рационов питания. Особое внимание уделялось изучению гималайской тактики на сборах в горных районах страны и разработке детального плана восхождения на Эверест с учетом сложности тогда уже выбранного и согласованного с властями Непала маршрута по контрфорсу юго-западной стены.

Того самого не пройденного ещё никем маршрута, который вызвал недоумение и одновременно изумление чиновников Министерства туризма Непала, когда они утверждали окончательную заявку на восхождение. Ещё бы. Советская экспедиция впервые собиралась в Гималаи. И сразу же на Эверест, причем по сложнейшему пути. Кстати, этот вариант был выбран далеко не сразу.

После получения разрешения на штурм Эвереста в 1979 году, вопрос о выборе будущего маршрута оказался в центре жаркой дискуссии. Одни специалисты отстаивали классический вариант пути к вершине (через Южное седло по юго-восточному гребню), впервые пройденный Хиллари и Тенцингом, а за ними многими десятками восходителей. Их основной аргумент – советские альпинисты пойдут впервые за восьмитысячную высоту, так что на первый случай изобретать лишние сложности нет необходимости.

Руководители экспедиции, напротив, отстаивали нехоженый маршрут, причем более сложный, чем все, пройденные ранее. По их убеждению, этот путь должен соответствовать уровню развития советского альпинизма и возможность его преодоления должна быть очевидной. Этим условиям отвечали два предложенных ими варианта восхождения: по контрфорсу южного склона с выходом на юго-восточный гребень или по контрфорсу юго-западного склона с выходом на западный гребень. После долгих дебатов чаша весов склонилась в пользу будущих гималайцев.

В апреле 1980 года Тамм, Овчинников, Романов, Мысловский и Ильинский отправились в Непал, чтобы остановиться на одном из предложенных вариантов. Трое из них добрались до высоты 6400, откуда тщательно рассмотрели и сфотографировали южные склоны Эвереста. Снова собравшись впятером, по готовым фотографиям, сделанным в разном масштабе, единодушно выбрали маршрут по контрфорсу юго-западной стены с выходом на западный предвершинный гребень.

По мнению Евгения Тамма, это хотя и очень сложный, но, вероятно, последний «логичный маршрут» на Эверест. Другими словами, этот трудный путь без искусственных усложнений представлял кратчайшую дорогу к вершине. Итак, все необходимые данные для разработки тактики штурма были собраны и уточнены. Подготовка экспедиции вступила в наиболее ответственную фазу.

Осенью 1980 года кандидаты собрались в Москве и оказались в полном распоряжении медиков. В основу комплексного обследования, возглавлявшегося учеными Института медико-биологических проблем, была положена система медицинского освидетельствования космонавтов-исследователей. С учётом, естественно, специфики высотного альпинизма, требующего от восходителя полной мобилизации резервных возможностей организма в экстремальных условиях высокогорья.

«Когда человек исчерпал свои физические силы, – писал в одной из своих книг известный английский восходитель Уилфрид Нойс, – единственное, на что он может рассчитывать – это его дух. Но я полагаю, что ему никогда не будет предела. Никакими физическими исследованиями нельзя точно установить, на что способен человек, как восходитель. Запас силы духа, личность человека, взаимозависимость людей – всё это не поддается измерению ни одним из существующих тестов». Таково авторитетное мнение опытного альпиниста.

Теперь обратимся к научным данным по этому поводу. Резервные возможности любого здорового человека велики. При повседневной работе мы затрачиваем лишь треть своих потенциальных сил. Даже в экстраординарных, в том числе опасных для жизни ситуациях человек, прилагая сверхволевые усилия, мобилизует себя всего-навсего на 65%. Таковы научно подтверждённые данные.

Что касается тренированных спортсменов, то их резервные возможности (точнее, умение в нужное время их мобилизовать) поистине огромны. Огромны, но не безграничны. Именно в истории покорения Эвереста можно найти множество примеров, когда восходители гибли из-за полного истощения физических и духовных сил.

У. Нойс, вероятно, прав – нет и не может быть прибора, измеряющего силу духа восходителя. Но определить с достаточной достоверностью его физические возможности можно и необходимо при подготовке высотной экспедиции. Основной враг альпинистов – кислородная недостаточность. Специалисты подразделяют высокогорье на несколько зон, в границах которых в человеческом организме происходят те или иные, к сожалению, сплошь отрицательные изменения.

До 5400 метров простирается так называемая зона акклиматизации, где полноценный отдых и питание полностью восстанавливают силы. 6000–7000 метров – зона адаптации, где полностью восстановить силы ещё возможно, но лишь на короткое время. 7000–8000 метров – зона частичной адаптации, где альпинисты могут находиться весьма непродолжительное время. Пребывание на этих высотах необходимо чередовать со спусками вниз для восстановления сил.

Наконец зону выше восьмикилометровой отметки зловеще, но справедливо называют летальной или «зоной смерти». Лишь 3–4 дня могут пробыть здесь восходители. Ни отдых, ни калорийное питание уже не помогают. Организм человека работает как бы «в долг» до полного исчерпания внутренних резервов. Исследования устойчивости к кислородному голоданию кандидатов на штурм Эвереста проводились в барокамере.

Каждого из альпинистов, обвешанного десятками датчиков, помещали в барокамеру и быстро разряжали атмосферу внутри, как бы «поднимая» его на большие высоты. Попутно проверялась реакция спортсмена (неожиданно начинала мигать лампочка, которую он должен был быстро потушить) и ясность сознания (через микрофон задавались простейшие арифметические задачи на сложение, которые с каждым «набранным» километром становилось все труднее решать).

На протяжении всего «подъёма» датчики передавали информацию о функционировании важнейших систем организма спортсмена. Конечно, подобные исследования не в полной мере имитировали условия восхождения на Эверест, где альпинистам предстояло постепенно, очень медленно набирать высоту. Тем не менее удалось установить «высотный потолок» каждого из кандидатов в гималайскую сборную, выявить, как они перенесут острый недостаток живительного газа в экстремальных ситуациях. (К примеру, при полном истощении баллона или внезапном отказе кислородной аппаратуры).

Более половины альпинистов смогли достичь в барокамере «высоты» десять тысяч метров, причем трое пробыли на ней до десяти минут. Своеобразный рекорд установил Юрий Голодов. Он «поднялся» до одиннадцати тысяч метров, правда, всего через десять секунд ему пришлось дать кислородную маску. На подобных высотах происходит полное «обескислороживание» организма. С каждым вздохом кислорода поступает в организм меньше, чем покидает его.

Примерно то же самое происходит, если человек дышит инертным газом. Азотом, например. Поэтому азот также применялся при выяснении сопротивляемости организма спортсменов к кислородной недостаточности. Оказалось, что содержание кислорода в выдыхаемом воздухе всего за одну-полторы минуты снижается в семь раз.

Не менее изощренные исследования проводились для выяснения уровня работоспособности кандидатов в гималайскую сборную. Он определялся с помощью тестов с дозированными нагрузками на бегущей дорожке, установленной под углом в 15 градусов, по которой спортсмены «пробегали» значительные дистанции с тяжёлым рюкзаком за плечами.

Выносливость альпинистов в условиях высокогорья проверялась также на велоэргометре. Для дыхания использовалась газовая смесь с пониженным (до 9,5–10%) содержанием кислорода, что позволяло имитировать высоту будущего базового лагеря (5300 метров). Проводилось множество других тестов и исследований, призванных спрогнозировать реакцию важнейших органов человека на экстремальные условия высотного восхождения. В частности, так называемые холодовые пробы.

Враг номер два альпинистов, штурмующих Эверест, – сильные морозы при ураганном ветре, от которых часто не спасает самая лучшая экипировка. Пожалуй, участники ни одной из многочисленных экспедиций, работавших на склонах самой высокой горы планеты, не обходятся без легких или серьёзных обморожений. Для прогнозирования устойчивости к холоду проводились, к примеру, такие весьма прозаические исследования.

Стопы и кисти рук на несколько минут помещали в емкости, наполненные тающим льдом или водой с температурой плюс четыре градуса. Холодовые пробы показали, что у альпинистов более низкая температура тела и кожи конечностей. (Любопытно, что Джон Хант, руководивший первой успешной экспедицией англичан на Эверест, определял наиболее опытных и подготовленных участников по рукопожатию. На вершину он посылал в первую очередь тех, у кого руки холоднее).

Однако, как выяснилось, более низкая температура тела альпинистов вовсе не свидетельствует о повышенной холодовой устойчивости. Больше того, у некоторых обнаружилась даже несколько повышенная реакция, скорее всего вследствие перенесенных раньше отморожений. Так что медикам пришлось выдавать соответствующие заключения не столько по холодовой устойчивости восходителей, сколько по их экипировке, призванной защищать от лютых морозов и неистовых ветров.

Кстати говоря, ни в одном другом виде спорта нет такого обилия и разнообразия индивидуальных средств защиты. Теплая одежда и специальная обувь, очки с темными фильтрами и спальные мешки, кислородные аппараты и снегозащитные гетры, палатки и шлемы, ветрозащитные куртки и многие, многие другие атрибуты необходимы альпинистам-высотникам.

Будущие гималайцы, надев кислородные аппараты, пуховые костюмы и двойные высотные ботинки, прихватив с собой спальники и книги (чтобы не скучать), отправлялись в термобарокамеру. Они проводили там сутки, проверяя себя и свою амуницию при температуре минус сорок градусов с ветром. Выяснилось, что одежда отвечала всем требованиям, но вот обувь пришлось утеплить.

На всевозможных испытательных стендах держали экзамен на прочность многие опытные образцы снаряжения. В аэродинамической трубе продувались со скоростью более 200 км/час высокогорные палатки, изготовленные из легких и прочных парашютных тканей.

Пояса-лебедки, призванные страховать альпинистов на отвесных участках маршрута во время испытания на разрывной машине выдерживали нагрузки свыше трех тонн. Легкий и удобный полуторакилограммовый рюкзак, вмещающий более сорока килограммов груза, успешно «пережил» минус сорок градусов. Словом, восходители и их снаряжение проходили самый тщательный и разносторонний контроль.

О подготовке альпинистов к штурму Эвереста снимался фильм. Вездесущие документалисты, конечно же, не упустили возможности запечатлеть на пленке испытания в барокамере, на велоэргометре, в термобарокамере. Они снимали финиш марш-броска в гору, прочие мыслимые и немыслимые «издевательства» медиков и тренеров над будущими гималайцами. После просмотра фильма восходители, взглянув впервые на себя как бы со стороны, назвали его в шутку (а может быть, всерьёз) «фильмом ужасов».

Да, нелёгок и долог путь к вершине планеты. Зимой 1981 года состоялся очередной спортивный сбор на Тянь-Шане. На склонах пика Комсомола отрабатывалась новая для советских восходителей гималайская тактика. Тактика, которая предусматривает предварительную обработку маршрута, установку промежуточных лагерей на пути к вершине и заброску в них необходимых запасов продовольствия, снаряжения, кислорода. Казалось, что овладеть ей будет несложно, но вышло всё не так гладко, как предполагалось.

Отойти от традиционной альпийской тактики, при которой группа восходителей имеет всё необходимое для выхода на вершину и полностью рассчитывает на себя, оказалось непросто. Ведь при подъёме в очередной промежуточный лагерь приходилось надеяться на то, что успела занести сюда предыдущая группа. Случалось, что не удавалось найти продукты (их оставили вне палатки и ночью занесло снегом), или вызывала раздражение грязная посуда (по каким-либо причинам предыдущая группа не успела привести её в порядок), или приходилось делать дополнительную работу по благоустройству лагеря (сил на неё не всегда хватало).

Гималайская тактика, безусловно, обеспечивает более высокий уровень надежности при штурме восьмитысячников. Но, с другой стороны, при недостаточно четкой организации может привести к конфликтам между группами восходителей. Даже к полному развалу экспедиции, что нередко происходило и происходит в Гималаях.

Именно четкой организации из-за отсутствия радиосвязи между группами восходителей и базовым лагерем не хватало на тянь-шанских сборах. Тренеры остались недовольны и погодой. Сборы специально проводились в зимнее время, чтобы испытать альпинистов в трудных климатических условиях. Но погода, как назло, стояла хорошая, что случается редко зимой на Тянь-Шане.

С погодой «повезло» во время летних сборов того же года на Памире. Стоял сильный мороз при ураганном ветре, но тренеры, да и сами альпинисты остались довольны – лучшей генеральной репетиции перед выездом в Непал трудно было ожидать. На Памире восходители штурмовали пик Коммунизма по сложнейшему из существующих маршрутов.

Продолжалась отработка гималайской тактики (на сей раз все группы имели радиопередатчики, что исключило какие бы то ни было конфликты). Впервые в истории покорения советских семитысячников альпинисты работали в кислородной аппаратуре.

При штурме восьмитысячников используются два типа кислородно-дыхательных аппаратов. Закрытого типа, где газовая смесь с высоким содержанием кислорода не выдыхается в атмосферу, а циркулирует в замкнутой системе. Открытого типа, где всасываемый в маску воздух смешивается с кислородом, поступающим по шлангу из баллонов с редуктором. Более просты и надежны аппараты открытого типа. На них остановили свой выбор советские специалисты, хотя пришлось серьёзно потрудиться, чтобы устранить характерные недостатки. Что это за недостатки?

Во-первых, клапаны для выдыхаемого воздуха часто забиваются льдом. Нередки случаи утечки кислорода из баллонов или через редуктор. Ещё более серьёзный недостаток – конденсация и замерзание влаги на клапане, через который кислород поступает в маску. Очищать клапаны на огромной высоте при сильном морозе и ураганном ветре, согласитесь, непросто.

Столь подробно рассказывать о кислородной проблеме, возможно, и не стоило, если бы не один существенный момент – неполадки кислородной аппаратуры стали причиной неудач многих восходителей, даже целых экспедиций, штурмовавших Эверест. Словом, успешное решение этой проблемы представляло особую важность для будущего гималайской сборной.

Созданные советскими специалистами эластичные маски из морозостойкой резины (альпинисты надевали их нередко даже, когда не пользовались кислородом. Маски отлично защищали лицо от ветра и холода) с тремя клапанами в комплекте с кислородным прибором (он был значительно легче известных образцов) показали на Памире свою эффективность и надежность. Забегая вперёд, скажем, что и в Гималаях кислородная аппаратура ни разу не отказала – случай уникальный в истории покорения Эвереста.

К тому же специалисты дали научно обоснованные рекомендации по расходу кислорода на разных высотах. Наиболее эффективный расход, по их заключению, должен составлять два литра в минуту вместо общепризнанных четырех. Это заключение также полностью подтвердилось в Гималаях.

На памирских сборах проходил апробирование рацион питания, разработанный специально для гималайской сборной. Возможно, для сугубо равнинного человека проблема питания в горах покажется надуманной. Это не так. Восходители относятся к ней с полной серьёзностью. «В высотных лагерях редко можно было слышать дискуссии о судьбе Вселенной, о мировых вопросах – в основном разговор шёл о продуктах питания», – писал уже известный нам Уилфрид Нойс.

Что же касается специалистов, то им приходилось учитывать многие факторы при разработке высокогорного меню альпинистов. Начать с того, что вкусы человека в горах меняются самым неожиданным образом. Сластены начинают отдавать предпочтение кислой и соленой пище. Любители острого вдруг ощущают потребность в сладком. Людям, прежде вообще равнодушным к еде, хочется каких-то особых кушаний, которых и быть не может на экспедиционном складе.

Но ведь универсальные вкусовые качества далеко не главное, что приходилось учитывать при составлении меню. Нужно было предусмотреть правильное соотношение питательных веществ и сбалансированность пищи по витаминному и минеральному составу в зависимости от физических нагрузок спортсменов на разных этапах восхождения.

Учитывалась усвояемость организмом тех или иных продуктов на разных высотах. (Чем выше поднимались альпинисты, тем богаче становилась пища углеводами и беднее жирами, тем больше предлагалось к ней острых соусов и приправ, стимулирующих аппетит).

И ещё. Рацион обязательно должен отвечать следующим требованиям: компактность, малый вес, простота приготовления и длительность хранения. Так что организация питания в горах, как видите, – это тоже большая и сложная проблема.

В меню советских альпинистов входили продукты более ста наименований: мясные и рыбные, молочные и овощные, фруктовые и кондитерские изделия. Многие из продуктов были подвергнуты тепловой стерилизации и обезвоживанию методом сублимационной сушки, что позволило существенно выиграть в массе. Экспедиция, к примеру, получила 60 килограммов абрикосового, вишневого и черносмородинового сока, для чего пришлось переработать тонну свежих плодов.

Генеральная репетиция на Памире летом 1981 года прошла успешно. Специалисты занялись устранением выявленных недостатков некоторых видов снаряжения и рациона питания. Спортсмены, отдохнув немного на реабилитационном сборе в Сухуми (Северный Кавказ), осенью собрались в Москве на повторное медицинское обследование. После него тренерский совет, учитывая рекомендации медиков, утвердил окончательный состав спортивных команд экспедиции.

В феврале 1982 года состоялся последний сбор в Крылатском, на одном из олимпийских объектов Москвы. До обеда общефизическая (бег на лыжах, кроссы по пересеченной местности, плавание) или теоретическая подготовка (детальный разбор тактики штурма Эвереста), после – нудная, но нужная работа по упаковке двенадцати с половиной тонн экспедиционных грузов.

1 марта грузы в сопровождении нескольких человек были отправлены через Дели в Катманду. Спустя несколько дней в Непал вылетели остальные участники советской экспедиции. Так закончился подготовительный период. «Если бы начинали снова готовиться к Эвересту, – говорил уже после возвращения в Москву Евгений Тамм, – мы бы внесли немного изменений в систему физической и тактической подготовки восходителей. Но вот систему медицинского обследования и отбора кандидатов, вероятно, упростили бы». Впрочем, мы снова забегаем намного вперёд.

Итак, советские спортсмены впервые отправились в Гималаи. С каждым из них мы познакомимся подробнее. А пока (учитывая некоторую наукообразность данной главы) попробуем с помощью ученых воссоздать психологический портрет альпинистов. Что это за люди, которых подавляющее большинство населения планеты считает, если не ненормальными, то уж наверняка «со странностями»?!

Так вот, тщательное клинико-психическое обследование не выявило ни у одного из альпинистов даже скрытой психопатологии. Другое дело, что они весьма своеобразные личности, в которых прекрасно уживаются и мирно сосуществуют, казалось бы, противоположные черты характера. (Причем эти черты, по мнению психологов, вероятно, присущи всем опытным восходителям).

Они весьма осторожны и одновременно любят рисковать. Вечно не удовлетворены собой, но всегда уверены в успехе предстоящего дела. Впечатлительны, обладают повышенной чувствительностью, даже «ранимостью» характера и одновременно мужественны и настойчивы, упорны в преодолении препятствий и достижении цели.

Если всё это соединить в одном человеке, то его психологический портрет будет выглядеть следующим образом. Альпинист – в общем-то не очень общительный, психически устойчивый человек со сниженным уровнем тревожности. Не любит вступать в конфликты и старается их избегать. Спокойный и надежный в сложных ситуациях товарищ. Таково авторитетное мнение психологов, принимавших активное участие в подготовке экспедиции,

«Спокойный и надежный в сложных ситуациях товарищ». Без сложных, даже критических ситуаций не обходится, пожалуй, ни одна экспедиция на восьмитысячники планеты. Не обошли они стороной и советских восходителей. Вернемся снова на склоны Эвереста.

Третья глава Цирк на 8200

К началу апреля все спортивные команды совершили по два акклиматизационно-забросочных выхода на Гору. Отставание от намеченного графика восхождения оставалось ощутимым. Как вы помните, из-за болезни Вячеслава Онищенко его группа не смогла выполнить своей задачи – найти удобное место и поставить лагерь III.

Во время третьего, последнего перед штурмом выхода на маршрут надо было во что бы то ни стало ликвидировать существенное отставание. Очередной круг начинала как обычно группа Мысловского.

10 апреля. Дойдя до конца семнадцатой верёвки, навешанной выше второго лагеря, Балыбердин и Мысловский продолжили обработку маршрута. Тем временем Шопин и Чёрный собирали развешанные вдоль перильных лестниц грузы и несли их вверх. Навесив четыре верёвки, передовая двойка нашла приличное место и спустилась вниз, чтобы помочь товарищам поднять необходимое снаряжение для установки лагеря III. Подъём с тяжёлыми рюкзаками по крутым заснеженным скалам дался нелегко.

Начинало темнеть, когда вся четверка собралась на 7800. Выбрали место для палатки, начали готовить площадку. Высота давала о себе знать. «Фирн[11] рубится плохо, – записал в дневнике Николай Чёрный, – ледоруб часто застревает, и нужны большие усилия, чтобы освободить его. После 2–3 ударов начинаешь задыхаться, но если рубить не торопясь, делая два полных с открытым ртом вздоха после каждого удара, можно сделать подряд 10–12 ударов. После этого нужен отдых».

Наконец подготовили минимальную площадку, установили палатку. На ужин развели банку порошкового молока (есть не хотелось) и с трудом улеглись. Вчетвером слишком тесно в двухместной палатке, а идти кому-то на ночевку в нижний лагерь поздно, да и сил нет. Спали плохо. Наутро Черного окончательно одолел кашель, и он почти потерял голос.

– Что делать с голосом? – прохрипел Чёрный на утренней связи с базой.

– Переходи на связь жестами, – посоветовал Орловский.

Будучи профессионалом высшей квалификации доктор понимал, что помочь невозможно. Необычайная сухость холодного воздуха при частом глубоком дыхании во время тяжёлой физической работы порождает сухой мучительный кашель. Пока организм не акклиматизируется, никакие таблетки, мази, уколы не принесут облегчения. Свет Орловский прекрасно знал это и... шутил.

Если к нему обращались по поводу кашля в базовом лагере, он обычно подводил к своей палатке с надписью «Кхумбулатория» и, указывая на богатый набор лекарств, советовал: «Выбирай любое, все равно не поможет». Особенно настойчивым пациентам доктор предлагал слабительное – «будете бояться кашлять». Шутливый метод лечения Света Орловского получил неофициальное название – «светотерапия».

11 апреля. В этот день произошло маленькое событие: Балыбердин и Мысловский первыми в экспедиции «вышли» за пределы восьмикилометровой высоты, навесив выше третьего лагеря пять верёвок. Тем временем Шопин и Чёрный благоустраивали лагерь, готовили площадку под вторую палатку. Впрочем, всем этим занимался Чёрный. Шопин сидел в палатке, наводя там порядок и готовя обед. Выйти наружу он при всем желании не мог. Уходя наверх, Мысловский по ошибке надел один ботинок Шопина, а оставшийся был ему мал.

Во второй половине дня четверка спустилась в лагерь II. Чёрный по-прежнему говорил так тихо, что товарищи грустно шутили: «Опять Коля раскричался», да и чувствовал он себя не очень хорошо. Посовещавшись, решили, что ему надо возвращаться, чтобы не повторилась история с Онищенко. На большой высоте даже самое несерьёзное на первый взгляд недомогание быстро прогрессирует, приводя нередко к неожиданным и печальным последствиям. Чёрный ушел вниз.

13 апреля. Оставшаяся тройка, захватив грузы из второго лагеря, пошла в третий. Через сто метров подъёма Шопин неожиданно почувствовал резкую боль под ребрами. Идти дальше он не мог. Оставив свой груз на маршруте, Шопин вслед за Черным пошел вниз. За несколько часов группа Мысловского сократилась наполовину. Не очень удачным выдался праздничный день – по тибетскому календарю 13 апреля наступил новый 2039 год.

Оставшейся двойке удалось продвинуться выше третьего лагеря ещё на три верёвки, достигнув высоты примерно 8050 метров. Уставший Мысловский начал спускаться, а Балыбердин решил поработать в одиночку. Вскоре он потерял рукавицу и быстро, чтобы не отморозить руку, вернулся в третий лагерь.

На вечерней связи Мысловский и Балыбердин получили указание на завтра уходить вниз. Завершив третий выход, они начали спускаться в базовый лагерь. Там уже находились их товарищи по четверке Чёрный и Шопин, оказавшиеся под присмотром врача экспедиции.

Через несколько дней доктор поставил на ноги Черного и Шопина. Вместе с вернувшимися с Горы Мысловским и Балыбердиным они отправились к монастырю Тхъянбоче. Там, в живописной рододендроновой роще, все восходители должны были отдыхать и набираться сил перед выходом на решающий штурм Эвереста. Ну а мы тем временем снова вернемся в базовый лагерь, чтобы познакомиться с другими его постоянными обитателями.

У входа в палаточный городок стоят палатки офицеров связи. Их двое. Мистер Шрестха представляет полицию, капитан Биста – армию. Обычно экспедиции сопровождает один офицер связи. В данном случае двойной состав объясняется следующим обстоятельством. Накануне приезда советских альпинистов в Непал в некоторых западных изданиях, как по мановению дирижерской палочки, зазвучала злобная пропагандистская симфония.

Дескать, для русских покорение Эвереста – дело второе. Их главная задача – установить на «крыше планеты»... станцию слежения. «Сенсация», преодолев непроходимые горные хребты, докатилась до Непала. Вот почему не была разрешена посадка советского лайнера в столичном аэропорту, и пришлось, потеряв несколько дней, перегружать грузы в Дели на непальские самолеты.

Вот почему так усердствовали таможенные чиновники в Катманду. Они вскрыли и распотрошили одну за другой все бесчисленные упаковки с экспедиционным грузом, на что ушло ещё несколько дней столь ценного времени. Деталей мифической «станции слежения» найти, естественно, не удалось. Тогда местные власти решили на всякий случай окружить русских вниманием сразу двух офицеров связи.

Некоторая настороженность Шрестха и Биста в первые дни знакомства с советскими восходителями вскоре сменилась на доброжелательность и старание всеми доступными им средствами способствовать успеху экспедиции. А вообще-то в обязанности офицера связи входит наблюдение за порядком и соблюдением заявленного маршрута, но главное – он обязан засвидетельствовать факт выхода на вершину.

Но продолжим нашу экскурсию по базовому лагерю. В просторной палатке с надписью «Двучленнаучфильм» обитают два члена киногруппы из Ленинграда, представляющие студию «Леннаучфильм», Валентин Венделовский и Дмитрий Коваленко. У них есть помощник – высотный оператор альпинист Хута Хергиани (в случае благоприятных обстоятельств он может принять участие в штурме вершины). Хута живет в другой палатке и часто выходит на маршрут, чтобы снимать фильм и помогать своим коллегам-восходителям в переноске грузов.

Неподалеку от кают-компании и кухни находится палатка с броской надписью «Главкормилец» и призывом, выведенном прямо над входом: «Исхудал – заходи!» В ней обитает Владимир Воскобойников – шеф по питанию. О нём стоит рассказать подробнее. Во-первых, потому, что он оказался в Гималаях по воле случая. К тому же о высокогорных поварах почему-то пишут очень мало или ничего. Между тем повар (если он, конечно, знает дело) в любой экспедиции фигура особо уважаемая.

Воскобойников оказался в полном смысле слова находкой для экспедиции. За два с лишним месяца он ухитрился ни разу не повторить меню, а по торжественным дням изобретал такие изысканные блюда, которые наверняка пришлись бы по вкусу самым взыскательным гурманам.

В набор «высотной кухни» Воскобойникова входили алюминиевые скороварки, названные их создателями из Свердловска «автоклавами». Они помогали быстрее и вкуснее готовить пищу в условиях разряженного воздуха, когда, как известно ещё из школьных учебников, вода закипает при температуре гораздо ниже положенных 100 градусов.

Чудо-скороварки были самых разнообразных размеров и форм: чайник без носика, похожий на шар; кастрюли, напоминающие обыкновенные бидоны с завинчивающейся крышкой. Небольшие двух-трехлитровые скороварки входили в снаряжение для промежуточных лагерей. В базовом лагере пища приготовлялась в больших десятилитровых «автоклавах». К ним прилагались поролоновые чехлы, в которых, как в русской печке, еда «доходила» и долго сохранялась горячей.

Словом, кухня гималайской экспедиции оборудована по последнему слову высокогорной техники. Другое дело, что поначалу Воскобойникову было весьма трудно находить общий язык со своими помощниками-непальцами. Иногда с помощью переводчика, а чаще без него, он всё же умудрялся объяснять кухонным работникам, что требуется от каждого и от всей бригады в целом.

Бирендра, Санам (их вскоре начали называть просто Боря и Саня), Падам и Анга Норбу долго и трудно приспосабливались к особенностям русской кухни. Ещё сложнее давалось им на первых порах соблюдение распорядка дня и правил гигиены.

Обычные для всех кухонных работников белые халаты и колпаки они встретили дружным и заразительным смехом, видя в них, вероятно, скорее атрибуты праздничного карнавала, чем необходимую для работы на кухне одежду. Через несколько дней настойчивых разъяснений они стали относиться к халатам и колпакам с должной серьёзностью.

Наладить строгий график питания оказалось куда сложнее. Помощники шеф-повара, как дети, легко отвлекались, забывая о времени и порученном деле. Воскобойников терпеливо объяснял, что и когда надо делать. Не помогало. Вывесил на самом видном месте меню на английском языке и местном наречии. Никакого эффекта. В очередной раз обед был задержан на час. Шеф по питанию настолько расстроился, что потерял аппетит и категорически отказался от еды.

Этот акт отчаяния принес неожиданный результат. Не только непосредственные помощники Воскобойникова, но и все шерпы подходили к опечаленно-голодному шеф-повару и предлагали ему «кани» – поесть. С того дня установился железный порядок. Если кухонные работники что-то не успевали вовремя сделать, на помощь добровольно приходили все шерпы, находящиеся в базовом лагере.

В кают-компании с тех пор тоже установился образцовый порядок. Впрочем, один раз всё же произошел маленький конфуз по вине... Света Орловского. Предыстория инцидента такова. К доктору обратился вежливый и старательный Санам – его донимал зуб. В «Кхумбулатории» на этот случай имелось все необходимое: портативная бормашина на питании от аккумулятора, материал для пломбирования, инструменты для удаления. Они-то и пригодились: спасти зуб не представлялось возможным.

В ассистенты Орловский пригласил жилистого Николая Черного, поставив ему задачу покрепче держать за руки дрожащего от страха кухонного работника. Операция в самой высокой амбулатории планеты прошла быстро и успешно. Доктор сделал инъекцию и безболезненно удалил зуб. Санам, ожидавший адских мук, был в полном восторге и поклялся выполнить любую просьбу эскулапа.

Недолго думая, Орловский заявил, что отныне блюда в столовой нужно первому подавать ему, а уж потом руководителю экспедиции. Распоряжение привело Санама в полное смятение. Он, участник многих экспедиций, прекрасно знал, что подавать еду первому надо обязательно руководителю. Такова святая традиция.

Ночь прошла для помощника шеф-повара в сомнениях. Он не хотел нарушать традицию, но ещё больше опасался кары доктора. Наутро, за завтраком, Санам, держа миску двумя руками (знак особого почтения), первому подал еду своему вчерашнему благодетелю, а уж потом руководителю экспедиции.

– За что, Свет, гонорар получаешь? – поинтересовался Тамм.

– Я предупредил Санама, – пришлось признаться Орловскому, – что если не будет меня обслуживать первым, больной зуб вставлю обратно...

Под всеобщий громогласный хохот инцидент был исчерпан. Санам, сообразив, что всё это лишь очередная шутка доктора, весело посмеялся сам над собой. Больше он никогда не нарушал альпинистский этикет, а к Орловскому относился с прежним благоговением и по-прежнему был готов выполнять любую его просьбу.

Кают-компания – признанный центр базового лагеря. Здесь происходили смешные и трагичные события. Здесь проходили разборы результатов выходов групп на маршрут, когда по доброй альпинистской традиции руководители экспедиции и восходители откровенно высказывали друг другу соображения (далеко не всегда приятные) относительно хода работы на склонах Эвереста.

Здесь же, в кают-компании, принимали многочисленных гостей базового лагеря –туристов, совершающих так называемый треккинг. Это что-то вроде горного туризма, организацией которого занимаются специализированные фирмы, снабжающие за определенную плату путешественников необходимым снаряжением, питанием, проводниками-носильщиками.

История гималайского треккинга началась в 1965 году, когда три человека, далеких от альпинизма, совершили поход к подножию самой высокой горы планеты. С тех пор количество горных туристов несказанно возросло: ежегодно многие тысячи людей путешествуют по 16 маршрутам, проложенным ныне по горным тропам Гималаев.

Базовый лагерь советской экспедиции стал хорошим ориентиром: можно побывать у подножия Эвереста, да ещё познакомиться с русскими альпинистами. Туристов приходило много, даже слишком. Чтобы эти визиты не особенно отражались на ритме лагерной жизни, офицеры связи поставили на самом видном месте щит с надписью по-английски: «Посторонним вход воспрещен». Поток гостей, правда, нисколько не уменьшился.

Основная нагрузка ложилась на шеф-повара и его подопечных. Они кормили гостей, угощали их чаем и не раз выслушивали ставший традиционным вопрос: «А почему только чаем? А как с русской водкой?» Оказалось, что по тропе пронесся слух (новости неизвестно каким образом распространяются здесь с неимоверной скоростью), что русская экспедиция прихватила с собой сорок ящиков водки.

Одна версия гласила, что водка (кстати говоря, ввоз спиртного в Непал категорически запрещен) просто необходима русским восходителям для поддержания хорошего настроения и работоспособности. Другая звучала примерно так: русские сидят в базовом лагере и, забыв о восхождении, с утра до вечера глушат огненное зелье. В конце концов выяснились истоки слухов: носильщики приняли ящики с кислородными баллонами, на которых изображены рюмки («Осторожно, бьётся»), за ящики с водкой.

Нередко допоздна гости засиживались в кают-компании, ужинали (правда, без водки – в экспедиции царил сухой закон) вместе с восходителями, вернувшимися с Горы, пели песни и обсуждали проблемы, которых ещё больше чем достаточно в нашем мире.

Приход туристов доставлял особое удовольствие общительным шерпам, которые иногда даже забывали на радостях о порученной работе. Так случилось однажды с молодым шерпом Анг Фурба. Простудив горло, он не мог работать на маршруте и долго оставался в базовом лагере.

Сирдар[12] экспедиции Пемба Норбу – покоритель Эвереста, участник двадцати пяти экспедиций на высочайшую вершину планеты, пользовавшийся непререкаемым авторитетом среди шерпов, направил Анг Фурба «на время простоя» в распоряжение Воскобойникова. Тот поручил ему устлать пол в кают-компании сланцевыми плитами, которых в изобилии валялось вокруг базового лагеря.

Шерпа с удовольствием взялся за работу и ушел за стройматериалом. По дороге встретил очередную группу туристов, его особое внимание привлекла симпатичная француженка. Забыв обо всем на свете, Анг Фурба завел с ней оживленную и бесконечно долгую беседу. Когда он наконец вернулся (естественно, без плит) шеф-повар строго сказал, что не нуждается больше в его помощи.

Не теряя времени, шерпа стремглав бросился за плитами и вскоре, по выражению Воскобойникова, «вся кают-компания имела если не паркет, то по крайней мере ровно устланный пол». Анг Фурба был, конечно же, прощён. Шерпы ещё долго подшучивали над ним, вспоминая его увлечение очаровательной француженкой, благодаря которому пол кают-компании приобрел такой замечательный вид.

Второй по популярности центр базового лагеря – радиорубка. Сюда поступали сведения с Горы, которая была совсем рядом. Отсюда они уходили в Катманду и далее на Родину, до которой было очень далеко, и где тысячи людей с нетерпением ждали сообщений о ходе штурма Эвереста. Владелец палатки, Юрий Кононов, один из самых информированных членов экспедиции.

Трижды в день все обитатели базового лагеря набиваются в палатку Кононова, чтобы узнать последние новости сверху. Связь с участниками восхождения ведется с помощью миниатюрных радиостанций «Карат». Трижды в день в радиорубке звучат короткие сообщения с Горы.

Они – словно маленькие главки захватывающего повествования о силе и мужестве человека, о его борьбе с собой и разбушевавшейся стихией. О чувстве дружбы и взаимопомощи, без которых немыслим альпинизм. О нелегком и бесконечно длинном пути к вершине планеты, каждый шаг по которому достается дорогой ценой. Продолжим и мы вместе с восходителями этот путь.

Итак, четверка Мысловского за свой последний перед штурмом выход сумела пройти восемь верёвок выше лагеря III и спустилась на отдых. Затем на маршрут вышла команда Ильинского, но опять без него самого (он никак не мог войти в график выходов своих товарищей и работал с другими группами). Перед восходителями не стояла задача продвигаться дальше вверх. Им предстояла черновая, очень тяжёлая работа по переброске грузов из второго лагеря в третий.

С каждым днем второй лагерь все больше напоминал склад под открытым небом. Здесь скапливалось снаряжение для третьего, четвертого и пятого лагерей, заносимое сюда высотными носильщиками. Идти выше шерпы отказываются. Они не привыкли работать при плохой погоде. Постоянные снегопады, шквальные ветры ухудшают состояние уже обработанного маршрута и без того слишком сложного для носильщиков.

На скользких отвесных скалах срывается один шерпа. Ещё один. К счастью, всё обходится благополучно, но идти выше они категорически отказываются. (Не помогают увещевания офицеров связи и сирдара, отправка из экспедиции одного откровенного лентяя). Точнее, шерпы не отказываются идти выше, они не могут – слишком сложно. Лишь двое самых опытных носильщиков смогли пройти немного в сторону третьего лагеря. Но и они, закрепив грузы на перильной верёвке, уходят вниз.

За четыре дня Валиев, Хрищатый, Чепчев и приданный им в помощь Хергиани (он, правда, сделал лишь одну ходку с грузами) три раза подняли тяжёлые рюкзаки с 7350 до 7800. Тем временем группа Иванова пробивалась выше уже обработанного маршрута, там, где начиналась самая сложная часть пути – отвесные скалы на высоте за 8000 метров. Решили, что ключевой отрезок контрфорса будут обрабатывать Бершов и Туркевич, лучшие скалолазы страны.

16 апреля. Относительно быстро пройдя восемь верёвок, навешанных выше третьего лагеря, Сергей Бершов и Михаил Туркевич уперлись в отвесную стену из заснеженных и разрушенных скал. Забить надежный крюк некуда. Метров пятнадцать Бершов, шедший в тот день в связке первым, отвоевывал сантиметр за сантиметрoм y стены, надеясь только на страховку товарища.

Через час сложный участок пройден. Но впереди путь не легче. Скорее, наоборот. Впереди нависает 400-метровая стена. Справа и слева крутые сбросы[13], так что обойти её невозможно. Отвоевано ещё сорок метров, закреплена очередная верёвка. Можно немного отдышаться, пока подойдет напарник с тяжёлым рюкзаком.

Их видели лишь Иванов и Ефимов, шедшие вслед с грузами для лагеря. Точнее, они увидели, выйдя из-за поворота на одиннадцатой верёвке, на гигантской совершенно отвесной стене две маленькие красные фигурки. Даже их, видавших виды восходителей, эта картина поразила.

К пяти вечера навешано пять верёвок. Большая часть пути 5-й категории сложности. Прикрепив снаряжение к стене, Бершов и Туркевич начали спуск. Они спускались с помощью тормозных устройств, раскачиваясь на тонких верёвках-ниточках над полуторакилометровой бездной. Далеко внизу были видны разноцветные пятна палаток первого, второго и третьего лагерей.

17 апреля. Утром радиопереговоры с базой начались с группы Иванова (связь всегда начиналась с тех, кто выше на Горе). Планы на день? Пройти ещё несколько верёвок, попытаться найти место для четвертого лагеря, забросить туда снаряжение, необходимое для его установки. К месту, где вчера закончили обработку маршрута Бершов и Туркевич, поднялись к двум часам дня.

Вскоре вышли на острый гребень контрфорса. Впереди опять нависающий участок[18] скалы, но обойти его негде. Забить надежный крюк не удалось – хрупкие скалы крошились и сыпались вниз. Туркевич, шедший в этот день первым в связке, начал взбираться на плечи напарнику. Бершов стоял, балансируя, на узкой, шириной в полметра, площадке, вырубленной на гребне.

Туркевич снова выбрался на острый снежный гребень контрфорса. Закончились крючья. Их поднес вскоре Сергей Ефимов, но забивать практически некуда. Миша оседлал гребень и, свесив ноги по обе его стороны, начал передвигаться вперёд. До удобного места оказалось целых три верёвки. При прохождении последней сломался молоток. Крючья пришлось забивать камнем.

Подошел Иванов с грузами для установки лагеря. Если срезать острую вершину гребня, можно подготовить удобную и безопасную площадку для палатки. Нужна лавинная лопата[20] и несколько часов светлого времени. Ни того, ни другого нет. Сложили принесённые грузы в расщелину между камней. Четверка Иванова, преодолев самый сложный участок маршрута, с чувством выполненного долга пошла вниз. Им на смену поднималась группа Хомутова (он возглавил её после выхода из строя Онищенко).

20 апреля. Четвёрка Хомутова поднялась до места установки лагеря IV. Подготовили площадку и установили палатку. Смеркалось. Хомутов и Пучков ушли вниз. Алексей Москальцев и Юрий Голодов остались, первыми в экспедиции проведя ночевку на 8250. На следующий день они собирались начать обработку маршрута выше четвертого лагеря.

Утром проснулись от жуткого холода: в палатке – минус 27°. Позавтракали. Алексей начал подбирать снаряжение для выхода наверх. Юра пошёл за рюкзаком, оставленным накануне метрах в двадцати ниже лагеря. Забрав груз, он поднимался к палатке. До неё оставалось не больше трех метров. В очередной раз натянул верёвочные перила и... полетел вниз.

Пролетев несколько метров, завис на предыдущем крюке, упираясь одной ногой в небольшой скальный выступ. С тяжёлым рюкзаком выбраться наверх очень сложно. Голодов позвал напарника. Ничего не подозревавший Москальцов высунул голову из палатки: «Где ты? Ну что там ещё?» Увидев, что последнего крюка и конца перильной верёвки нет на площадке, сообразил, в чем дело. Не без труда забил крюк в разрушенные скалы, организовал страховку и помог Голодову выбраться к лагерю.

Вскоре подошли Хомутов и Пучков с кислородом и питанием. Втроем (у Голодова после падения сильно болел плечевой сустав) расширили площадку под палатку, чтобы в ней можно было ночевать вчетвером, и все вместе начали спускаться в третий лагерь. План обработки маршрута выше как-то отпал сам собой. На следующий день сделали ещё одну грузовую ходку в лагерь IV и пошли вниз на отдых.

Гора опустела. Все спортивные группы совершили по три предварительных выхода наверх. Установить лагерь V, как это предусматривалось планом, не удалось. Многосложный экспедиционный механизм пробуксовывал и готов был вот-вот остановиться. В чём причины сбоя? Вот мнение старшего тренера Анатолия Овчинникова:

– в период акклиматизации участники оказались не подготовленными для переноски на высотах свыше 6500 метров запланированного веса рюкзака (16–18 килограммов), это стало возможным только после акклиматизации;

– погодные условия (сильные ветра и снегопады) были очень неблагоприятны в 1982 году, что потребовало более длительного времени для прохождения и обработки маршрута;

– потеря нескольких баулов с необходимым для обработки снаряжением (верёвки, карабины[21], крючья) во время транспортировки из Катманду в базовый лагерь вынудила отвлечь высотных носильщиков от транспортировки грузов выше базового лагеря и посылать их в Намче-Базар, чтобы купить и принести недостающее;

– работоспособность высотных носильщиков оказалась ниже предполагаемой;

– заболевания некоторых участников спортивного состава приводили нередко к преждевременному спуску, что также не способствовало выполнению транспортировок грузов;

– надежда была на группу Хомутова, которая накануне третьего выхода предполагала обработать маршрут до выхода на западный гребень (8500 метров) и поставить палатку на месте лагеря V. Но срыв Голодова, по-видимому, отрицательно повлиял на работоспособность альпинистов, и они возвратились в базовый лагерь, не пытаясь проводить обработку маршрута выше 8250.

Таково логичное и аргументированное мнение старшего тренера о причинах невыполнения намеченного плана. И всё же. Факт остается фактом – судьба экспедиции была под угрозой. Откладывать штурм не представлялось возможным (прогнозы не обещали ничего хорошего, а с началом муссонов о выходе на вершину нечего и думать), но и начинать его без заброски необходимого запаса кислорода в верхние лагеря нереально. Тренерский совет лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации.

Тем временем четверка Мысловского, первой вернувшаяся после третьего выхода на Гору, отдыхала неподалеку от монастыря Тхъянбоче. Четыре дня им предстояло жить в живописной и благоухающей рододендроновой роще, ходить по зеленой траве, слушать беззаботное щебетание птиц. После двух месяцев безжизненных скал, снега и льда, всё это казалось раем.

Впрочем, райская жизнь продлилась недолго. Через два дня руководитель экспедиции вызвал Шопина и Черного и предложил им начать заброску кислорода в третий и четвертый лагеря. Кто-то, спасая экспедиционные дела, должен был обеспечить кислородом подступы к вершине. Они молча подчинились: надо так надо.

22 апреля. Шопин, Чёрный, Хергиани и несколько шерпов уходят на заброску кислорода во второй и третий лагери. Внизу тем временем продолжались жаркие дискуссии о том, кому выходить на установку лагеря V с последующей попыткой штурма вершины. Обсуждалось множество вариантов, и каждый имел свои плюсы и минусы.

Если говорить коротко, то основная сложность заключалась в факторе времени. Группы Иванова, Ильинского и Хомутова, недавно вернувшиеся с маршрута, не успели, как следует отдохнуть и восстановиться. Нужно было время, а его не хватало – приближалась пора муссонов.

Наиболее отдохнувшей выглядела, без сомнения, группа Мысловского (тогда уже, как мы знаем, не четверка, а двойка). Но двоим выполнить работу по обработке маршрута, установить лагерь V, да ещё пытаться штурмовать вершину очень сложно. Вариант Мысловский – Балыбердин поначалу даже не обсуждался. Потом он стал возникать все чаще – руководители четверок не без основания доказывали, что их выход без полноценного отдыха будет неэффективен.

– Откровенно говоря, у нас была надежда на двойку Мысловский – Балыбердин, которая всё время безотказно работала на маршруте, – вспоминает Анатолий Овчинников. – У нас была уверенность, что они выполнят поставленную перед ними задачу, хотя им будет очень и очень трудно.

– Да, это так, – добавляет Евгений Тамм. – И всё же. Тогда можно было рассчитывать только на их энтузиазм и добровольное желание выйти на штурм первыми.

В тот день, когда Шопин и Чёрный ушли на заброску кислорода, Мысловский и Балыбердин вернулись в базовый лагерь. На отдыхе они размышляли на ту же тему, что и руководители экспедиции.

Так организовалась передовая двойка Мысловский – Балыбердин. Двое людей разных по возрасту и опыту, непохожие характерами и темпераментом, но объединённые преданностью альпинизму и своей команде, ради которой они были готовы к самой тяжёлой работе. Помочь им перенести грузы вызвался шерпа Наванг. С условием, что в случае благоприятного исхода, ему будет предоставлена возможность штурмовать вершину.