Русские народные сказки

Русская фольклорная сказка

На Руси сказочников называли «ба́харями» (от слова «баять» – говорить, сказывать). В одном древнем документе представлена сцена: отходящего ко сну боярина забавляют рассказыванием сказок. Сказкой тешились и во дворцах. Царь Иван Грозный держал при себе слепцов-рассказчиков. У другого царя – Михаила Федоровича – тоже были бахари-сказочники. Известны их имена: Клим Орефин, Петр Сапогов и Богдан Путята. За умение рассказывать им было пожаловано по четыре аршина сукна и по кафтану. Сказочники развлекали, смешили, учили своих слушателей, но, опасаясь за себя, меняли суть двусмысленных историй. Только среди родственников и близких давали волю остроумию – рассказывали сказки так, как велось издавна. Искусство веселое, затейливое и пленительное, сказки донесли до нас народное свободомыслие.

В сборнике представлены самые разные виды сказок: волшебные, бытовые, сказки о животных. При откровенном вымысле в каждой всегда есть нечто истинное, реальное, во имя чего, собственно, и сказывалась сказка. И это касается всех их, но в первую очередь так называемых волшебных. А тут есть чем увлечься! Иван-царевич попадает на берег моря и видит из-за куста, как прилетают на взморье двенадцать голубиц – ударились о сырую землю и сделались девицами, все до единой красоты несказанной; играют, плещутся, смеются, песни поют… Прилетает в царский сад в полночь Жар-птица. Весь сад осветило, клюет птица золотые яблоки… Идет через чистые поля, темные леса, высокие горы невеста Финиста – ясного сокола, и не трогает ее ни волк, ни медведь – все ей помогают… Найденная в болоте Иваном-царевичем лягушка оказывается прекрасной царевной… Едет царевич по зеленым лугам, каменным горам, куда и ворон костей не заносит, едет за живой водой…

Сказочный мир – особенный. В иной сказке чудо следует за чудом и, как всегда, нет предела вымыслу. В сказке об Андрее-стрельце («Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что») птица-горлица оказывается Марьей-царевной. Андрей попадает «на тот свет» и узнаёт, как поживает там отец царя, – а на покойном царе черти возят дрова. Кот Баюн урчанием за три версты наводит на всю окрестность сон. В незнаемое царство ведет стрельца чудесный клубочек. Побывал Андрей и в избушке на курьих ножках у Бабы Яги. Чудовищная лягушка-скакушка переносит стрельца через огненную реку… О многих чудесах говорится, но сквозь вымысел, как и в любой другой сказке, постепенно вырисовываются черты реального мира. У царя власть, и она – источник страданий стрельца и Марьи. Своеволие, прихоть власть имущего и муки зависимых составляют основу истории. Сказочники не мирились со злом. Злого царя убила чудесная дубинка, стрелец стал править государством. Непоправимых бед и несчастий сказочники не знают. Становится возможным невозможное. Чудо служит добру, защищает терпящих бедствие.

В сказках о животных привычно действуют звери и птицы, но как их действия похожи на людские. Сказка не становится иносказанием, но под звериной, птичьей личиной-маской угадываются люди. Персонажи таких сказок общеизвестны: лиса, волк, медведь, заяц, петух, курица, кот, коза, другие звери, птицы. С каждым из них связаны свои истории. Чаще других встречается лиса. Она хитрит, строит козни, губит других, но и сама попадает в опасные положения – даже гибнет. Ее обманывает петух, она тонет с кувшином, в который засунула голову. Юмор сказок не безмятежен – в них сверкает острая мысль, порой не чуждая и сатиры.

В бытовых сказках выведены настоящие люди – терпящие нужду бедняки, богатые купцы, глупцы и дурачки. Сами по себе герои бытовых сказок, к примеру хитрые солдаты, воры-пройдохи, редко бывают положительными. Они нужны сказочникам, чтобы посмеяться над общечеловеческой простотой и неразумием («Петухан Куриханыч», «Лутонюшка»). Солдат наказывает жадных и глупых людей, верящих небылицам («Солдатская школа»), черт по неразумию попадает в незавидное положение, когда соглашается служить вместо солдата («Солдат и черт»). Особенный вымысел у сказок про Иванушку-дурачка. Народ не превращает дурачка в положительного героя. Идея сказочных историй выражена особенным образом: Иванушка, хотя и дурачок, но честный, добрый, не похожий ни в чем на старших братьев. Народ наделяет его удачливостью, а братья гибнут – их губит жадность. В замысле сказочников наказать алчных, корыстных людей. Как персонаж Иван-дурачок удобен для выражения пародоксальных идей о прихотливости и превратностях судьбы: тот, кто желал богатства, его не получил, а Ивану оно досталось. Сказочники меняют в конце таких историй и облик дурачка. Емеля из сказки «По щучьему веленью» превращен в красавца царя.

Читая сказку, надо следить не только за развитием действия. Ее художественность и прелесть в тонком искусстве слова, которым дорожили рассказчики. Композиция сказок очень искусна, хотя нет сложных приемов. Таковы сказки с цепевидной композицией о колобке, о репке. Действие в них от эпизода к эпизоду вяжется как цепочка – от звена к звену. Что за мысль стоит за таким строением? Сказочники любят повторения эпизодов – так лучше оттеняется идея истории. В сказке о репке, конечно предназначенной прежде всего дошкольникам, говорится, что в деле никакая сила, даже самая маленькая, не бывает лишней. Долго тянули из земли репку – не могли вытянуть, а прибежала мышка, ухватилась за кошку, и вырвали репку.

Композиция, основанная на повторении эпизодов, свойственна и большим по объему сказкам – в них следуют друг за другом одинаковые эпизоды. Трижды выходят на калиновый мост три богатыря-воина: только Ивану – коровьему сыну сопутствуют удачи. Случается, что и обычный герой волшебных сказок – младший брат – только и преодолевает все препятствия, побеждает невзгоды. Однако третий брат бывает и неудачлив. В сказке о сером волке и Иване-царевиче он сначала не может свершить того, что нужно. За дело берется волк. Прием повторения с противопоставлением героев част в сказках, но в каждом случае у него свой смысл. Родная дочь старика, добрая и работящая, противостоит падчерице, злой и ленивой («Морозко»). Сестрица спасает братца от гусей-лебедей, когда соглашается исполнить требования печки, речки и яблоньки: нужда заставляет считаться с обстоятельствами («Гуси-лебеди»).

Похожая композиция и у бытовых сказок, но их отличает вездесущая ирония – противопоставление ситуаций, невероятных и мгновенно меняющихся. Упала в реку и утонула упрямая жена – муж ищет ее, идя против течения. И объясняет, что она всегда все делала наперекор, так что, вероятно, пошла против воды («Жена-спорщица»). Такая композиция сродни поражающей краткости анекдота.

Рассказчики любуются словом, его звучанием, его игрой. Это можно заметить, если обратить внимание на то, как говорят герои сказок. Старик рубит дерево – тяп-тяп по нему топором, и тут выскакивает птичка: «Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?»

Звукоподражание птичьему щебету не только в словах «чивы, чивы, чивычок», но и в тех, которые за ними следуют, – в них тоже выделен звук «ч»: «чего», «старичок». Через всю фразу идет: чи-чи-чи-чо-че-чо!

Вылепленный из глины парень просит: «Дай, бабка, молока кадушечку да хлеба мякушечку».

А когда поел все в доме, вышел на улицу и каждому встречному хвастает тем, что съел.

Быку сказал: «Съел я хлеба пять мякушек, молока пять кадушек, бабку с прялкой, дедку с клюшкой – и тебя, бык, съем!»

В этой складной речи рифмуются слова (кадушка – мякушка, кадушечка – мякушечка). Фраза четко делится на части: «бабку с прялкой» – «дедку с клюшкой» и проч.

Плохо жилось лисе, говорится в другой сказке («Лиса-странница»), и надумала она странствовать. Пошла – попался ей навстречу медведь, уговорила лиса и его идти. Потом повстречала волка, зайца, и те пошли. Шли-шли – дошли до широкой и глубокой ямы. Лиса положила жердочку и говорит медведю: «У тебя ноги толстенькие, лапы широконькие: пойдешь – не упадешь!»

Медведь пошел и упал, убился. Убились и волк с зайцем. И каждого лиса по-своему уговаривала идти:

«– Ты, куманек-волчонок, иди. У тебя лапки хорошенькие, когти остренькие – ты удержишься.

– Ты, зайчик-боботунчик, иди. У тебя ножки тоненькие, сам легонький. Скорехонько пробежишь по жердочке».

Много мяса стало у лисы.

Изобразительность в сказочной речи достигается точным отбором слов и таким их расположением во фразе, что мы ясно видим персонажей. Вот мужик из сказки о вершках и корешках отвечает на расспросы медведя, куда везет репу – «корешки»:

«– Мужик, куда ты едешь?

– Еду, медведюшка, в город корешки продавать.

– Дай-ка попробовать – каков корешок?

Мужик дал ему репу.

Медведь как съел:

– А-а! – заревел. – Мужик, обманул ты меня! Твои корешки сладеньки. Теперь не езжай ко мне в лес по дрова, а то заломаю…»

Это живая речь: тут и вопрос, и просьба, и удивление, и угроза.

Немного слов потребовалось сказочнику, чтобы рассказать обо всем. В сказке нельзя переставить или как-то заменить слова без риска утратить живость сцены.

Писатели, бравшиеся за подготовку текста сказок для опубликования в детских сборниках, очень бережно обращались с языком. Алексей Николаевич Толстой, в редакции и обработке которого взяты многие сказки для этого сборника, писал, что важно сохранять «народный язык, остроумие, свежесть, своеобразие, самую манеру рассказа, беседы» – «народный стиль». При неосторожном обращении он пропадает так же, «как дивный и хрупкий рисунок крыльев бабочки исчезает при неуклюжем прикосновении человеческих пальцев».

Все публикуемые сказки взяты из классических и современных сборников. Отдельные слова и обороты поясняются в конце книги. Литературная редакция текста способствует передаче общерусских свойств сказочного фольклора во всем его блеске, образности языка.