Русские отряды на Французском и Македонском фронтах. 1916–1918. Воспоминания

Глава I Первые попытки союзников привлечь русские войска к участию в военных действиях на заграничных фронтах[2]

Начавшаяся в 1914 году война сложилась для Франции вначале весьма неблагоприятно. Стремительное и победоносное вторжение через Бельгию германцев создало смертельную опасность для обойденных с севера французских вооруженных сил. Враг весьма скоро стал угрожать Парижу – столице и сердцу Франции.

Союзники Франции спешили ей на помощь. Соглашением 1893 года, Россия и Франция обязались друг перед другом при первом известии об общей мобилизации враждебного им Союза центральных держав, мобилизовать все свои вооруженные силы и сосредоточить их к угрожаемым границам. Затем, в целях согласования их дальнейших шагов, было установлено, что в случае нападения Германии или другой державы Центрального союза, поддержанной Германией, на Францию или Россию, другое из только что названных государств должно прийти первому, подвергшемуся нападению, на помощь и использовать все свободные силы для действия против Германии.

Факт нападения Германии на Францию в августе 1914 года был налицо, и потому Россия, которой к тому же была уже объявлена Германией война, обязывалась к выполнению своих договорных по отношению к Франции обязательств.

Совещаниями начальников союзных генеральных штабов, периодически происходившими до войны, обязательства эти были уточнены в том смысле, что русское наступление против Германии должно было быть выполнено с такими силами, которые были бы способны приковать к себе от пяти до шести германских корпусов.

В отношении направления для намечавшегося наступления, бывший начальник французского Генерального штаба генерал (впоследствии маршал) Жоффр лично высказывался в 1912–13 г.г. за вторжение русских войск в Восточную Пруссию с юга на Алленштейн; время же наступления было, как известно, определено начальником русского Генерального штаба генералом Жилинским, который указал на то, что сосредоточение русских войск против Германии может считаться законченным, в главных чертах, только к пятнадцатому дню мобилизации, почему и наступление этой группы войск могло начаться не ранее этого дня.

Во исполнение установленного соглашения, русские армии Северо-Западного фронта, в составе 9-ти полевых корпусов, под начальством генерала Жилинского, которому было вверено во время войны главное командование армиями Северо-Западного фронта, начали наступление в Восточную Пруссию 17 августа (нового стиля), или на шестнадцатый день мобилизации французской армии. При этом для 2-й русской армии, наступавшей в обход Мазурских озер с юга, в конечном итоге было установлено направление на Зенсбург-Алленштейн.

Этим наступлением в полной мере выполнились первоначальные обязательства России по отношению к ее союзнице – Франции.

Русское наступление в Восточную Пруссию вынудило, как известно, германцев снять с их западного фронта два полевых корпуса и одну кавалерийскую дивизию для спешной переброски на восточно-русский фронт. При этом на восточнопрусском театре военных действий немцы принуждены были сосредоточить армию, значительно превышавшую те пять – шесть корпусов, о которых говорилось на междусоюзных совещаниях.

Со своей стороны Англия, вынужденная германским нарушением бельгийского нейтралитета принять участие в войне, объявила мобилизацию своих сухопутных вооруженных сил 5 августа, то есть тремя сутками позднее Франции. Ее правительство решило отправить на материк, для присоединения к левому флангу французских вооруженных сил, экспедиционный корпус в составе шести пехотных и одной кавалерийской дивизий. Однако к началу серьезных боев корпус этот не успел сосредоточиться на материке, и в большом пограничном сражении, кончившемся для наших союзников крайне неблагоприятно, приняли участие со стороны Англии лишь четыре пехотных и одна кавалерийская дивизии. Английский главнокомандующий маршал Френч, вынужденный после боя у Монса принять со своими войсками участие в общем отходе, оценивал общую обстановку настолько пессимистично, что советовал своему правительству обратить немедленное внимание на укрепление в тылу Гавра. Запасы английского экспедиционного корпуса, находящиеся в Булони, признавались им под угрозой неприятеля.

Великобританское правительство было чрезвычайно взволновано этим сообщением. В поисках средств, которые могли бы укрепить военное положение союзников на сухопутном фронте, лондонское правительство предложило телеграфно своему послу в Петербурге сэру Бьюкенену позондировать у русского министра иностранных дел С. Д. Сазонова почву, не представится ли возможным отправить через Архангельск во Францию три или четыре русских корпуса, перевозку которых Англия бралась осуществить в недельный срок[3].

Не говоря уже о том, что Архангельск являлся, особенно по тому времени, портом, совершенно не приспособленным для такого рода интенсивной перевозки, данный проект, переданный на заключение русской Ставки, оказался неосуществимым вследствие полной невозможности, с одной стороны, спешного выделения из состава Действующей Армии стольких войск в период величайшего их напряжения на фронте, а с другой – отдаленности войск азиатских округов, где только и имелись еще корпуса, не получившие к тому времени боевого предназначения.

Приведенный факт интересен для нас в том смысле, что им удостоверяется стремление наших западных союзников уже в первые недели войны привлечь русские войска к участию в непосредственных действиях на западном фронте.

Желание обеспечить за собою численный перевес в силах побуждало, впрочем, наших западных союзников обращаться в то время за помощью в разные стороны. Так, в воспоминаниях английского морского министра того времени сэра Черчилля можно найти указание на его письмо от 5 сентября 1914 года к лорду Китченеру[4], в котором он предлагает воспользоваться сочувственным настроением населения в Североамериканских Соединенных Штатах, чтобы сделать попытку сформировать из волонтеров этой страны по крайней мере одну дивизию. Не раз поднимался также вопрос о привлечении на европейский фронт японских войск. Из телеграммы, например, нашего министра иностранных дел к послу в Лондоне от 21 Августа/3 сентября 1914 года видно, что между Лондоном и Парижем возникало даже разномыслие о том, на какой фронт надлежит привлечь японские войска. С. Д. Сазонов сгладил это разномыслие, решительно заявив от имени России, что «мы не имеем никакой необходимости» в осуществлении этой меры, «но не противимся планам Франции», если таковая желает появления японских войск у себя на фронте.

В декабре 1914 года тот же вопрос был вторично поднят французским министром иностранных дел Делькассэ, продолжавшим стремиться к привлечению японских войск на сей раз уже определенно на французский фронт[5]. Несмотря на некоторую недоверчивость английского кабинета, проявленную в этом вопросе, намечалось даже обращение к японскому правительству от имени трех держав с коллективным представлением об осуществлении подобной кооперации. Однако сама Япония отнеслась с большою сдержанностью к сделанному ей предложению, которое вследствие этого и не получило соответствующего осуществления.

Обходя подробности несостоявшейся посылки осенью того же года одного русского казачьего полка в Англию, каковая посылка имела, впрочем, в виду лишь некоторое моральное воздействие, перейдем непосредственно к тому периоду войны, когда особое внимание обеих воюющих сторон стал привлекать к себе балканский полуостров. Время это совпало с заметным ухудшением военного положения Сербии. Еще в ноябре 1914 года сербское и черногорское правительства обратились к союзникам с просьбой о помощи присылкой русского корпуса на Дунай и высадкой англо-французского десанта в Рагузе, но исполнение этой просьбы было в то время признано нецелесообразным с общей точки зрения союзников.

Однако уже в начале февраля 1915 года, на междусоюзном финансовом совещании в Париже, происходившем в присутствии министров финансов трех Держав Согласия (Англии, России и Франции), английский первый министр Ллойд-Джордж неожиданно поставил на обсуждение вопрос о немедленной отправке на помощь Сербии объединенного корпуса в составе войск Англии, России и Франции[6]. По мнению автора предложения, такая активная помощь Сербии должна была побудить не только Грецию, но и Румынию, а также Болгарию примкнуть немедленно к Державам Согласия. В этом случае соединенные силы всех названных Держав могли бы составить столь внушительную наступательную силу, которая, будучи двинута с юга против Австрии, имела бы возможность решительно изменить всю обстановку войны.

Французский военный министр того времени А. Мильеран не выразил сочувствия этой идее, опасаясь, по-видимому, в результате принятия этого плана неизбежного ослабления войск на французском фронте. Русская Ставка, на заключение которой был передан этот вопрос, также встретила английское предложение с чувством некоторого недоверия. В самом деле, к этому времени Державы Согласия в результате работы своей дипломатии должны были уже прийти к определенному выводу о невозможности, при господствовавших в балканских государствах настроениях, ожидать от этих государств какого-либо добровольного соглашения в целях объединенных действий. При отсутствии же такового и в случае всегда возможной военной неудачи войск союзников престиж их мог подвергнуться большому испытанию, что представляло бы большие опасности для дела Держав Согласия именно на балканском полуострове. Поэтому Русский Верховный главнокомандующий признавал возможным лишь в целях некоторого нравственного воздействия согласиться на отправку в состав сербской армии того казачьего полка, который был подготовлен раньше к перевозке в Англию. Лишь под особым давлением в штабе Верховного главнокомандующего нашли дополнительно возможным в случае необходимости усилить этот казачий полк бригадою пехоты.

Однако несочувственное отношение греческого правительства к высадке союзных войск в Салониках и отказ его присоединиться немедленно к Державам Согласия явились причиною оставления плана Ллойд-Джорджа без исполнения[7].

Тем временем в Англии назревало новое решение – приступить к выполнению Дарданельской экспедиции. Целью ее ставился прорыв союзного флота к Константинополю. Но скрытно действовало здесь и специально английское соображение – отвлечь этой операцией внимание Турции от Египта и Суэцкого канала.

Форсирование Дарданельского пролива силами одного флота с технической стороны вызвало скептическое к себе отношение в русской Ставке. Если прорыв морских судов через узкий и длинный Дарданельский пролив еще был возможен и целесообразен тотчас же после объявления Турцией войны России, как вооруженный ответ на нападение турецкого флота на русское черноморское побережье (29 октября 1914 года), то в феврале пятнадцатого года, то есть через три-четыре месяца после этого нападения, успех такого прорыва являлся уже весьма мало вероятным. В распоряжение Германии было предоставлено слишком достаточно времени для надлежащего укрепления этого пролива в артиллерийском отношении и снабжения его обороны минными и подводными средствами. Что же касается военного содействия этой операции России, подвергшейся нападению Турции, то надобность в таком содействии отпала совершенно после тех блестящих побед, которые одержала наша доблестная кавказская армия под Сарыкамышем над турецкими войсками, руководимыми германскими офицерами.

Надо добавить, что проект форсирования Дарданельского пролива одним флотом вызывал большие разногласия в самой Англии; содействие же этой операции сухопутным десантом осложняло исполнение, требовало дальнейшей отсрочки ее и, сверх того, затруднялось свойствами местности на Галлиполийском полуострове.

Однако важное значение для России черноморских проливов не позволяло ей оставаться вполне безучастной к разрешению данной проблемы. Недостаточно сильный состав черноморской эскадры не позволял, конечно, рассчитывать на прорыв ее судов через Босфор, почему Россия выступила с проектом перевозки в район проливов особо сформированного во Владивостоке русского отряда в составе одного четырехбатальонного пехотного полка, одной артиллерийской батареи и казачьей полусотни. Отряд этот и должен был присоединиться к десантному отряду англо-французов, долженствовавшему собраться на острове Лемносе.

По «недостатку у союзников свободного тоннажа» перевозка этого отряда к месту назначения не состоялась. Вследствие этого Россия была принуждена ограничиться одними демонстративными действиями своего Черноморского флота против Босфора и посылкою в состав союзных эскадр у Дарданелл, своего крейсера 1-го ранга «Аскольда», направленного туда с Дальнего Востока.

Впрочем, с политической стороны интересы России в районе проливов в некоторой мере были ограждены сообщением английского правительства российскому послу в Лондоне графу Бенкендорфу о том, что в случае поражения Германии вопрос о судьбе проливов и Константинополя «должен быть разрешен не иначе, как в согласии с пожеланиями России»[8].

Наш министр иностранных дел С. Д. Сазонов немедленно по получении данного заявления ответил, что сделанное английским министром иностранных дел сэром Э. Греем сообщение с благодарностью принимается русским правительством к сведению. Справедливость именно такого решения вытекала, впрочем, из того простого положения, что ожидавшаяся в будущем свобода проливов могла явиться результатом не непосредственного воздействия на самую Турцию, но исхода всей войны с Державами Центрального Союза. Степень же участия России в войне с Германией и Австро-Венгрией была настолько велика, что не могла расцениваться иначе, как только в той мере, которая давала бы России право на полное удовлетворение, в случае общей победоносной войны, ее жизненных интересов на Черном море.

Дальнейший ход событий в районе Константинополя показал, что проявленный Русским Верховным главнокомандованием скептицизм в отношении Дарданельской экспедиции оказался вполне правильным. Операция эта была закончена довольно бесславно к началу 1916 года.

Но еще раньше ликвидации Дарданельского предприятия, именно осенью 1915 года, военно-политическая обстановка вернула внимание европейских дипломатов и военных деятелей снова к салоникскому направлению и на сей раз властно потребовала высадки союзных войск в Македонии.

Попытка к образованию блока из балканских государств против Австро-Венгрии и Турции окончательно не удалась. Софийское правительство Радославова, руководимое антиславянской политикой короля Фердинанда, твердо вело Болгарию, вопреки народным чувствам, к союзу с Германией. 4 сентября 1915 года этим правительством был подписан договор о вступлении Болгарии в Союз Центральных Держав, а 23 сентября – объявлен декрет об общей мобилизации болгарской армии.

В согласии с действиями своей дипломатии, германское Верховное главнокомандование, которое направляло в течение всего лета 1915 года усилия своей армии против России, решило повернуть их острие в сторону Балкан.

Вытеснив русские войска из Галичины и Польши, оно предоставило в дальнейшем свободу действий к северу от Полесья генералу Гинденбургу, и уже в августе месяце стало постепенно оттягивать немецкие войска с южной половины русского фронта в тыл, подготовляя новую наступательную операцию, на сей раз против Сербии. Критическое положение Турции, нуждавшейся в установлении непосредственной связи с Берлином, уже давно требовало сосредоточения германского внимания на Балканах. Намечавшееся наступление Германии на юг задерживалось только необходимостью предварительного дипломатического соглашения с Болгарией о ее присоединении к Союзу Центральных Держав.

Как мы уже видели, затруднение это в начале сентября пало, и ничто уже не мешало осуществлению германского плана. Германо-австрийские войска стали с этого времени скрытно сосредоточиваться на северном берегу Дуная и Саввы.

В естественном стремлении прийти Сербии на помощь и оградить ее от нападения Болгарии среди дипломатов возникло тогда же предположение о занятии союзными войсками салоникского порта и сербской Македонии, а с нею вместе и всей железнодорожной линии от Салоник на Гевгели и Велес. Однако Греция в лице ее короля Константина, находившегося в родственных отношениях с императором Вильгельмом, отнеслась и на этот раз крайне оппозиционно к предположению Держав Согласия, связанному с занятием их войсками греческой территории. Лишь уступая настояниям греческого премьера г. Венизелоса, сторонника кооперации с Державами Согласия, удалось, в конце концов, добиться от короля молчаливого согласия на пропуск союзных войск через Салоники.

Общественное мнение западных государств предъявляло к России настойчивое требование об участии ее войск в намечавшейся салоникской операции. Нам указывалось, что отсутствие русских войск на Балканах не только нанесет удар престижу и историческому положению России среди славянских народов, но поставит Францию и Англию в крайне невыгодное и опасное положение, заронив сомнение в наличии единения союзников. Делались намеки даже на то, что Россия, рассчитывающая получить после войны за счет Турции наибольшие выгоды, должна участвовать в общем усилии на Балканах, иначе естественно может возникнуть вопрос о пересмотре соглашений, существующих касательно Константинополя и проливов.

Несмотря на то, что к этому времени в русском Верховном командовании произошли крупные изменения и что в Ставке переменились все наиболее ответственные лица, несочувственное отношение к посылке русских войск в Македонию продолжало оставаться незыблемым.

Глубокою несправедливостью, в самом деле, звучали все предъявлявшиеся к России обвинения о причинах уклонения от участия в намечавшихся на Балканах действиях. В этих обвинениях не учитывались неблагоприятные географические условия, которые ставили едва ли даже одолимые препятствия к своевременной переброске русских войск на Балканы через Архангельск или Владивосток, равно не принималась во внимание будущая оторванность этих войск от источников их пополнения. Не принималось также в расчет общее военное положение русской армии, которая лишь недавно выполнила тяжелую и длительную отступательную операцию, находилась в почти грозном некомплекте и нуждалась в самых необходимых предметах вооружения и боевого снабжения. Забывалось и то обстоятельство, что к левому флангу русской армии примыкала Румыния, поведение которой в ту пору являлось настолько двусмысленным, что не исключена была даже возможность ее перехода на сторону Центральных Держав[9]. Между тем, в результате такого положения Россия должна была быть готовой к неожиданному появлению германо-австрийских войск в северной Молдавии, то есть у себя на фланге, что являлось бы существенной угрозой для ее крайне растянутого и невыгодного фронта.

Самая же главная причина недоверчивого отношения России к полезности салоникской экспедиции заключалась в том, что эта операция намечалась без строго определенного плана и с недостаточными силами для того, чтобы существенно изменить обстановку. В самом деле, высадка союзников в Македонии могла бы получить серьезное значение лишь в том случае, если бы она имела своей задачей широкое наступление к Дунаю, с дальнейшим вторжением навстречу русским войскам, например, в Венгрию. Но для этого последние должны были бы, в свою очередь, вновь овладеть территорией Русской Польши и Галичины. Такой широкий план, во-первых, не входил в расчеты западных государств и, во-вторых, едва ли даже был им под силу, равно как и истомленной русской армии, не успевшей окончательно оправиться от длительного отхода вглубь страны.

Все изложенные соображения в общей их совокупности вынудили в начале октября Императора Николая II, который к тому времени возложил на себя обязанности Верховного главнокомандующего русской действующей армией, отправить своим западным союзникам телеграмму о невозможности отправки русских войск на Балканы[10].

События на Балканах тем временем шли своим чередом. 6 октября 1915 года австро-германские войска, объединенные под общим начальством фельдмаршала Макензена, вторглись с севера в пределы Сербии. На следующий день был занят Белград, а 14 декабря по всему восточному сербскому фронту перешли в наступление и болгары.

Неприятель, охвативший с огромными силами сербские войска с трех сторон, принудил сербов к спешному отступлению вглубь страны. Занятие же болгарами в тылу у сербов Яксюба и Велеса вынудило последних повернуть на юго-запад, с целью выхода их армий к Адриатическому морю.

К этому времени (октябрь 1915 года) во Франции произошло крушение кабинета Вивиани, и во главе нового правительства стал А. Бриан – горячий сторонник посылки союзных войск в Македонию и высадки их в Салониках.

Под влиянием этого незаурядного государственного деятеля и его новой политики посылка англо-французских союзных войск в Македонию была решена окончательно. Однако к середине октября в Салониках смогли высадиться лишь головные дивизии союзников. Своим выдвижением долиною реки Вардара к Криволаку и Дойрану они хотя и успели прикрыть отход крайних частей сербов на Прилеп и Битоль, но этим только и ограничилось их содействие сербам. Уступая общей обстановке и силе болгарских войск, их атаковавших, англо-французские дивизии отошли в район Салоник, где и стали укрепляться. За ними последовали болгарские войска, остановившиеся, однако, в виду границ Греции, оставшейся нейтральной. Между противниками оказались греческие мобилизованные войска, которыя, вследствие германофильских настроений короля Константина, представляли постоянную опасность для Держав Согласия.

Французский генерал де-Кастельно, специально командированный в декабре 1915 года в Салоники для ознакомления с положением союзных войск, вынес впечатление, что войска эти настолько прочно укрепились вокруг названного пункта, что могут выдержать весьма сильную против них атаку.

Так было положено начало новому Салоникскому фронту, на котором в 1916 году появились наши войска, как о том будет изложено ниже.

В период осенних переговоров 1915 года об участии русских войск в операциях на Балканах, некоторыми лицами высказывалась, между прочим, мысль о том огромном моральном впечатлении, которое могла бы оказать на болгарский народ высадка русских войск на их территории, сопровождаемая соответственным воззванием императора Николая II к болгарскому народу. Мысль эта также не получила своего осуществления. Недостаточность черноморского транспортного флота, возможность появления в Черном море германских подводных лодок, наконец, бурный характер этого моря в осеннее время и авантюристический характер самой операции делали ее выполнение мало серьезным. Взамен ее русское Верховное главнокомандование в лице генерала Алексеева, начальника штаба императора, признало возможным выступить с предложением о превращении будущей балканской операции из второстепенной в главную путем сосредоточения на Балканах не менее десяти англо-французских корпусов и движения их навстречу русской армии, которая брала на себя задачу подготовки к новому широкому наступлению в направлении на Будапешт. Осуществление этого плана было признано нашими союзниками, однако, затруднительным, и тогда, уже в конце декабря, в целях облегчения положения истекавшей кровью Сербии, русской армией была сделана самостоятельная попытка отвлечь внимание неприятеля от Балкан и, в случае удачи, попробовать пробиться через австрийские укрепленные позиции Трембовля – Чертков. Произведенная при крайне тяжелых климатических условиях, без достаточной артиллерийской подготовки, операция эта закончилась для нас, к сожалению, крупными потерями, которые определились в пятьдесят тысяч человек.

Сербской армии суждено было свершить свой крестный путь до конца, чтобы вновь возродиться на острове Корфу для дальнейшего участия в войне на Салоникском фронте.