Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа

ГЛАВА 4 Будни контрразведки (продолжение)

Подполковник Горобец, начальник отдела контрразведки, где служили Миронов, Горячев и Горохов, в момент захвата агентов-парашютистов в охотничьей избушке находился в ночном пассажирском поезде Москва — Смоленск. Он возвращался из командировки в столичное Главное управление контрразведки «Смерш» (ГУКР «Смерш») — центрального органа, которому подчинялись управления контрразведки фронтов и военных округов. Строго говоря, возглавляемый подполковником отдел назывался «оперативно-разыскным», и, как следовало из названия, в задачу отдела входил оперативный, то есть по «горячим следам», розыск и захват вражеских агентов-парашютистов, диверсантов, шпионов и их пособников на подконтрольной территории, куда входила и Смоленская область.

В Москву руководящих офицеров-контрразведчиков собирали на расширенное совещание по вопросам оперативного взаимодействия с территориальными органами госбезопасности, внутренних войск и милиции на освобожденных территориях. Обстановка тут была крайне напряженной, особенно в западных, освобожденных весной и летом 1944 года областях страны: здесь встречались даже группы немцев-окруженцев, не говоря уже о разного рода «лесных братьях», шпионах, дезертирах, бандитах и прочем сброде. Смоленск был освобожден от немецко-фашистских оккупантов еще в сентябре 1943 года, но и здесь работы хватало — как территориальным органам НКВД-НКГБ, так и военной контрразведке. Буквально месяц назад на Смоленском железнодорожном узле была обезврежена крупная абверовская резидентура — целая шпионская сеть из немецких агентов и их пособников, ведущих регулярное наблюдение за железнодорожными воинскими перевозками. Причем они осуществляли регулярную радиосвязь с разведцентром абвера за линией фронта, противнику становилась известна ценнейшая информация военно-стратегического характера…

В Москве Горобец пробыл всего два дня, но впечатлений от поездки набралось немало: вместе с группой коллег-офицеров, удостоенных высоких правительственных наград (за операцию по Смоленскому железнодорожному узлу Горобец был награжден орденом Красной Звезды), он был принят самим генерал-полковником Виктором Абакумовым, начальником ГУКР («Смерш»), Высокий, с мощной фигурой и зачесанными назад черными волосами, Абакумов был сравнительно молод для такого высокого поста — он родился в Москве в 1908 году, а за последние восемь лет прошел путь от простого оперуполномоченного НКВД до начальника Главного управления контрразведки и заместителя наркома обороны СССР. Несомненно, такому стремительному взлету могло быть только одно объяснение: в свое время на него обратил внимание и оказал доверие сам И. В. Сталин. Кстати, генерал-полковник поделился с присутствующими офицерами-контрразведчиками любопытным эпизодом, касающимся непосредственно их ведомства. В апреле 1943 года в Москве на совещании в Кремле, на котором был создан «Смерш», председательствовал Сталин — Верховный главнокомандующий Вооруженных сил СССР и председатель Государственного Комитета Обороны. Было решено преобразовать Управление особых отделов НКДВ СССР в Главное управление контрразведки. Первоначально военную контрразведку предполагалось назвать «Смернеш» — от лозунга «Смерть немецким шпионам», распространенного в годы войны. Но Сталин вмешался и сказал:

— Почему мы должны иметь в виду только немецких шпионов? Разве разведки других империалистических государств не действуют против Советского Союза? Давайте назовем коротко — «Смерш», от фразы «Смерть шпионам».

Далее Сталин в короткой речи подчеркнул огромное значение военной контрразведки в условиях войны и взял ее под личный контроль, а руководителем тогда же был назначен Виктор Семенович Абакумов…

Ранним утром, когда было еще темно, на вокзале в Смоленске подполковника Горобца встретил прямо у вагона его заместитель, майор Миронов:

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Здравствуй, Николай Петрович! Ну, докладывай, что у вас тут новенького? — Горобец протянул ему руку, в свою очередь Миронов — кадровый офицер еще с довоенной поры, как-то особенно красиво, как получается только у старослужащих, отдал честь и только потом пожал протянутую руку.

— А у нас тут, товарищ подполковник, крутая каша заваривается! — Майор взял у Горобца чемодан, и они направились по перрону к зданию вокзала. — Вчера докладывал, виноват, не вчера, а уже сегодня ночью я докладывал по ВЧ в Москву, в Главное управление и, естественно, в округ — генерал-майору Орлову.

— Знаю. Ночью на промежуточной станции стояли больше часа — пропускали литерные воинские эшелоны. Ну, я и не выдержал, звонил от военного коменданта дежурному по нашему управлению. Сейчас поедем в отдел — там все обрисуешь!

— Товарищ подполковник! Юрий Иванович, может, сначала на квартиру: отдохнете чуток с дорожки, а уж после в отдел?

— Некогда отдыхать! Отдыхать будем после войны, на лучших курортах Германии!

Офицеры рассмеялись и, миновав здание вокзала, вышли к автостоянке у привокзальной площади, где их поджидала служебная «эмка» с сержантом Пастуховым за рулем.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться! — не удержался водитель от вопроса, едва поприветствовав начальника. — Как там Москва?

— Разговорчики! — оборвал его майор, который закрыл дверцу за подполковником, севшим на заднее сиденье, — сам он устроился впереди, рядом с водителем. — Ты, Николай, как баба любопытная, лезешь с расспросами, а человек устал с дороги, не до тебя!

— Нет, почему же, вопрос законный. — Горобец даже улыбнулся. — А Москва такая же красивая, там теперь салюты чуть не каждую неделю — в честь побед на фронтах нашей доблестной армии!

Пока ехали по смоленским улицам, в этот утренний час абсолютно темным (в городе строго соблюдался режим светомаскировки), подполковник с любовью говорил о нынешней своей встрече со столицей: Юрий Иванович Горобец был потомственный москвич, в мирные годы он работал парторгом в крупном научно-исследовательском институте; война заставила сменить профессию. Был он отчасти похож на своего заместителя: такой же коренастый, крепкий — разве что седина выдавала, что он старше Миронова на двенадцать лет.

Когда приехали в отдел, отпустили водителя отдохнуть — Николай, впрочем, как и сам Миронов, в эту ночь так и не сомкнул глаз. Капитана Горячева и лейтенанта Горохова, которые прибыли с места задержания вражеских агентов только под утро, майор отправил часом раньше — сейчас они спали, не раздеваясь и укрывшись шинелями, здесь же, в караульном помещении. Ну а Миронов с подполковником поднялись на второй этаж, в кабинет начальника оперативно-разыскного отдела контрразведки. Офицеры сняли шинели и фуражки, при этом Горобец предстал перед замом во всем великолепии парадного кителя, брюк и отменных хромовых сапог. На кителе, сверкающем позолотой пуговиц и погон, среди других наград выделялся новенький орден Красной Звезды. Этот парадный мундир и сапоги Горобец использовал только в самых торжественных случаях и, конечно, не мог не надеть для поездки в Москву. Майор поздравил своего начальника с наградой, а тот сразу прошел в угол кабинета, отгороженный большим шкафом, где стояла скромная кушетка для отдыха, — Горобец частенько работал допоздна и ночевал здесь же, в этом закутке за ситцевой занавеской. Подполковник вышел оттуда уже переодетым: в повседневной гимнастерке с полевыми погонами и простых брюках-галифе, заправленных в обычные яловые сапоги. В продолжение начатой в дороге темы ненадолго вернулись к разговору о Москве и семье Горобца, которая там проживала.

Затем контрразведчики перешли к служебным делам: майор подробно доложил о событиях предыдущих суток — задержании Раскольникова и последующем захвате остальных абверовских агентов-парашютистов в лесной избушке (одного из них мертвого, к сожалению). Раскольникова и радиста, фамилия которого была Ярыгин, благополучно доставили в отдел и разместили в полуподвальном помещении, в камерах для задержанных. Ярыгину оказали медицинскую помощь, наложили гипс на сломанную ногу, и, похоже, его состояние несколько улучшилось. Рация со всеми принадлежностями в исправном состоянии была доставлена сюда же: вместе с арестованными ее привезли Горячев с напарником-лейтенантом. Пока подполковник внимательно изучал уже имеющиеся документы по данному делу: протокол допроса Раскольникова, предварительные показания радиста, а также рапорты оперативников, — майор успел вскипятить на электроплитке чайник и заварить крепкий, душистый чай, привезенный Горобцом из Москвы. Чай пили молча: начальник отдела, прочитав бумаги, надолго задумался, и Миронов не хотел ему мешать, зная манеру подполковника с ходу прокручивать в голове всевозможные варианты оперативных разработок. Вскоре Горобец, похоже, пришел к определенным выводам, удовлетворенно хмыкнул и повернулся к заму:

— Значит, так, Николай Петрович! Много дать не могу, но три часа дам — отдохни, поспи и в одиннадцать утра ко мне, жду. — Видя, что Миронов пытается возражать, замахал руками. — Все-все! Все разговоры и дальнейшие обсуждения после, сейчас отдыхать — это приказ!

Миронов знал, что спорить бесполезно. Он молча встал и, взяв шинель с фуражкой, покорно отправился отдыхать в свой крошечный кабинетик этажом ниже. Там у него имелась походная раскладушка, которая в разобранном виде едва-едва умещалась в его служебной каморке. Но перед тем, как уснуть, майор с удовольствием выкурил папиросу — его начальник не терпел табачного дыма, и в кабинете у Горобца приходилось воздерживаться от курения, о чем были осведомлены все его подчиненные.

После ухода Миронова подполковник примерно полчаса работал за письменным столом: составлял план первоочередных мероприятий по делу «Парашютисты», как он его назвал. Кстати, оно могло раскрутиться весьма интересно, с перспективой на очень серьезную радиоигру с абвером!

Горобец глянул на наручные часы: начало девятого, начальник окружного Управления контрразведки генерал-майор Орлов должен быть на рабочем месте. Подполковник набрал прямой номер генерала, после нескольких протяжных гудков в телефонной трубке раздался знакомый бас:

— Орлов у аппарата, слушаю!

— Товарищ генерал, докладывает подполковник Горобец! Из командировки в Москву прибыл и сегодня утром приступил к своим служебным обязанностям!

— Юрий Иванович, побойся бога! — генерал громко рассмеялся. — Ты меня прямо напугал, уж очень официально! А то я, грешным делом, подумал — не инспекция ли из Москвы нагрянула? Ну, что там у тебя? Мне твой зам вчера вечером лично, а ночью дежурному офицеру докладывал — так что я в курсе ваших последних событий. Конечно, то, что угробили старшего группы парашютистов, — непростительная оплошность! Так и передай майору Миронову: генерал Орлов выражает крайнее неудовольствие в его адрес как руководителя операции! А в адрес лейтенанта Горохова особенно!

— Виноваты, товарищ генерал! Горохов еще очень молод, неопытен, не хватило выдержки парню — вот и пальнул сгоряча!

— Молод, неопытен… Ну, так учите! С тебя как с начальника отдела тоже спросится! Ну да ладно, как съездил — расскажешь при встрече. Какие соображения по делу?

— …«Парашютисты», Юрий Сергеевич! Так я его назвал. Я тут набросал черновой план оперативных мероприятий — сейчас же высылаю к вам пакет с нарочным. Прошу рассмотреть безотлагательно, товарищ генерал, дело крайне важное!

— Ну, у нас неважных не бывает! — нравоучительно заметил Орлов. — Жду!

По окончании телефонного разговора Горобец вызвал дежурного и вручил тому бумаги, приказав срочно отправить с фельдъегерем генералу Орлову. Затем подполковник направился в специальную комнату, тут же, на втором этаже отдела, где находился телефонный аппарат ВЧ-связи, и переговорил с Москвой — лично с начальником отдела ГУКР («Смерш») полковником Барышниковым, которому подчинялась специальная группа по разработке и проведению радиоигр. Такие серьезные оперативные разработки обязательно согласовывались, а затем утверждались в Москве, в Главном управлении контрразведки: поэтому Горобец, не вдаваясь по телефону в детали, сообщил, что сегодня же отправит по этому делу подробную шифротелеграмму.

Когда Горобец вернулся в кабинет, ему позвонил начальник Управления НКГБ по Смоленской области полковник Цинцадзе, его старый знакомый еще с довоенной поры по партработе в Москве. Тогда Цинцадзе занимал пост второго секретаря одного из столичных райкомов партии, и с тех времен у них сохранились дружеские отношения. Поговорили немного о Москве, вспомнили общих знакомых и плавно перешли к делам текущим. Часто интересы контрразведки и госбезопасности довольно плотно соприкасались, поэтому общаться офицерам по служебным делам приходилось постоянно. «Вот оно, то самое взаимодействие с территориальными органами, о котором нам неустанно повторяли в Москве, на совещании!» — невольно подумалось Горобцу. Для подробного разговора договорились встретиться ближе к вечеру лично — вопросов для обсуждения накопилось немало.

На подполковника и его отдел были возложены весьма разнообразные обязанности и целый ряд других, не менее важных оперативно-разыскных дел, помимо «Парашютистов». Поэтому Горобцу на протяжении всего утра приходилось решать массу различных вопросов, выслушивать доклады и отдавать многочисленные распоряжения своим сотрудникам — неудивительно, что время для него летело незаметно. Когда ровно в одиннадцать, постучавшись, в кабинет вернулся майор Миронов, Горобцу показалось, что и ушел-то он только что… Тем не менее отведенные Миронову на отдых три часа миновали, и он прибыл — неизвестно, отоспавшись или нет, но зато гладко выбритый и пахнущий одеколоном «Шипр».

«Вот ведь, — не без удовольствия подумал Горобец, глядя на заместителя, — что значит кадровик, военная косточка! Не теряет ни внешнего вида, ни присутствия духа в любой ситуации — молодец!» Вслух же сказал:

— Вот что, Николай Петрович, только что мне звонил генерал Орлов. Начальство дало «добро» на проведение радиоигры по делу «Парашютисты», как я его условно назвал. Поэтому сейчас попьем чайку и вперед — время не терпит! Тебя назначаю старшим оперативной группы: капитан Горячев и лейтенант Горохов поступают в твое полное распоряжение. Освобождаю вас от текущих дел — будете заниматься исключительно «Парашютистами», «текучку» беру на себя.

— Ясно, товарищ подполковник! Вопрос такой: я правильно понял главную задачу ближайших дней — выманить и уничтожить крупный вражеский десант?

Горобец встал, подошел к окну и включил висевшую на стене, справа от окна, черную «тарелку» репродуктора — как раз голосом диктора Левитана заканчивалось чтение очередной военной сводки Совинформбюро. Красная Армия почти на всем протяжении советско-германского фронта продолжала уверенно наступать и громить врага, причем уже на территории соседних государств. Сообщалось также о вступлении советских войск в первой декаде октября в Восточную Венгрию и Югославию. Начальник отдела выключил радио и повернулся к майору:

— Наши уже по Европе маршируют, может, так до самого Ла-Манша дотопаем — а, майор? Ну да ладно, это все лирика! А главную задачу, Николай Петрович, уловил ты абсолютно правильно — поэтому надо спешить, времени у нас в обрез. Вот что, время обеденное, и силы вам потребуются немалые: бери своих оперативников, Горячева с Гороховым, и — марш в столовую! Потом ко мне, на оперативку — да побыстрее!

— Так, может, вы с нами, Юрий Иванович?

— Нет-нет, отправляйтесь без меня, а я тут сухим пайком ограничусь, с чайком.

Майор спустился на первый этаж, разбудил еще спавших в «караулке» офицеров — те на скорую руку умылись, причесались, и, не надевая шинелей, все трое направились в столовую областного Управления НКВД, которое располагалось по соседству с их отделом. В этой столовой они питались по талонам горячей пищей и там же, в продпункте, получали по продовольственным аттестатам положенные по нормам продукты. Да и жили практически все офицеры-контрразведчики рядом — в офицерском общежитии при Управлении НКВД, — за исключением майора Миронова, у которого в Смоленске была семья (жена и восьмилетний сын). Правда, навещал Миронов своих редко, урывками — чаще ночевал прямо на службе, на своей знаменитой походной раскладушке, которую всюду возил с собой и каким-то чудом сумел сохранить вот уже на протяжении трех военных лет со всеми эвакуациями, наступлениями, переездами и другими перипетиями походной жизни. Горячее питание в столовой, хотя располагалась она в двух шагах от отдела, офицеры-контрразведчики получали нерегулярно — служба не позволяла. Больше приходилось довольствоваться сухим пайком, потому как постоянно требовалось выезжать в командировки по области и за ее пределы: на поиск и задержание вражеских агентов, засады, оперативно-следственные мероприятия и по другим служебным делам. Но, когда была возможность, посещали столовую НКВД с большим удовольствием — готовили там вкусно и кормили сытно (насколько позволяли нормы котлового довольствия). Самым «преданным» клиентом этой общепитовской точки был лейтенант Горохов, у которого там работала его «симпатия» — хорошенькая молодая повариха Юленька… Но это уже другая история…

Пообедав, офицеры через двадцать минут снова стояли перед подполковником. Горобец был краток — оперативное совещание провел за каких-то десять минут, а в заключение сказал:

— Имейте в виду, товарищи, любая мелочь, на первый взгляд самая незначительная и третьестепенная, может сорвать блестяще продуманную операцию. Так что к выбору поляны в лесу для «горячей встречи» парашютистов из абвера прошу отнестись серьезно! Если грамотно проведем радиоигру, есть шанс их выманить где-то через трое суток на нашу территорию. Капитан Горячев!

— Слушаюсь, товарищ подполковник!

— Немедленно выезжайте за город вместе с Гороховым — возьмите мотоцикл! Подберите подходящую поляну километрах в восьмидесяти от города, причем не «светитесь» в военной форме, отправляйтесь в гражданском.

— Есть, товарищ подполковник! — дружно отдав честь, офицеры покинули кабинет.

Подполковник повернулся к Миронову:

— Когда запасное время выхода в эфир рации Ярыгина — так его, кажется, зовут?

— Так точно! Выход в шестнадцать ноль-ноль, Юрий Иванович, позывные «СКТ».

— Так, — Горобец посмотрел на часы, — сейчас уже около двенадцати… Я говорил по телефону с военврачом Абрамовичем, хирургом из эвакогоспиталя, да ты его знаешь. Он меня заверил, что этот Ярыгин вполне способен работать на рации — конечно, нужен определенный медицинский уход, уколы и все остальное. Они обещали прислать медсестру — проследи!

— Понял, Юрий Иванович! Я намерен прямо сейчас допросить Ярыгина и добиться от него безоговорочного сотрудничества.

— Ладно, иди работай с радистом! Потом сразу ко мне: подробно все доложишь!

Майор четко развернулся и вышел из кабинета. Горобец сразу засел за бумаги, скопившиеся на столе: дел было невпроворот.

…Ровно в шестнадцать ноль-ноль рация с позывными «СКТ» передала первую радиограмму в немецкий тыл:

Сеанс радиосвязи с разведцентром противника провели прямо из здания контрразведки. Похоже, радиоигра началась удачно, немцы ничего подозрительного не обнаружили и радировали в ответ:

Поздно вечером прикатили из леса на видавшем виды отечественном мотоцикле «М-72» Горячев с Гороховым и сразу поднялись на второй этаж — прямиком к начальнику отдела. Там уже находился Миронов, который докладывал первые результаты по радиоигре с немцами.

— Проходите, товарищи, садитесь, — указал Горобец вошедшим офицерам на свободные стулья у стены. — Продолжайте, майор!

— Если верить Ярыгину, это его первая заброска в наш тыл. На допросе клялся и божился, что выполнит все наши требования. Линию допроса я выбрал жесткую, сантиментов не разводил, и он окончательно «сломался»; уверен, с радистом у нас проблем быть не должно.

— Как прошел первый радиообмен с разведцентром абвера? — задал вопрос подполковник, который как раз просматривал тексты радиограмм «туда» и «оттуда». — Ваше личное ощущение?

— Думаю, товарищ подполковник, все чисто и никаких секретных сигналов о провале радист Ярыгин не подавал. Кроме меня, во время сеанса с ним находилась старшина Немцова, наш лучший радиооператор, — она того же мнения.

— Ясно, садитесь, Николай Петрович! Теперь вы, капитан Горячев, доложите, как съездили, что нашли, — в общем, подробно все обрисуйте, прошу!

Капитан встал, достал из-под пиджака (они с Гороховым еще не успели переодеться в военную форму) офицерскую планшетку и разложил находящуюся в ней крупномасштабную карту района:

— Поляну мы подобрали вот здесь — в квадрате 72, в восьмидесяти пяти километрах от Смоленска. Рядом проселочная дорога, что удобно для доставки бойцов роты оцепления. Населенных пунктов вблизи нет.

Офицеры обступили небольшой круглый стол в углу комнаты, на котором была разложена карта. Горячев положил рядом небольшой лист бумаги в клеточку: от руки нарисованный укрупненный план местности. Капитан водил по нему карандашом и давал пояснения:

— По периметру поляны должны быть вырыты неглубокие окопы и устроены пулеметные гнезда, а здесь, — Горячев сделал пометки на плане, — установлены ротные минометы на случай серьезного боестолкновения — научены горьким опытом. В центре поляны будут сложены сигнальные костры, а между подразделениями проложена телефонная связь.

— Неплохо, — не удержался майор и посмотрел на подполковника: — А вы что думаете, Юрий Иванович?

— Завтра утром определимся на месте, тогда и будет видно, насколько это неплохо. Хочу вам доложить, что и я тут кое-что успел согласовать — дополнительно нам выделят роту красноармейцев из состава внутренних войск НКВД, генерал Орлов обещал. Он же распорядился передать на время операции по захвату немецкого десанта десять грузовиков «Студебеккер», это с учетом перевозки роты наших бойцов из 23-го батальона контрразведки. Вот так! Надеюсь, в предстоящей операции лейтенант Горохов не перестреляет поголовно всех парашютистов, оставит хоть одного — для допроса.

При этих словах начальника отдела Горохов встал и опустил голову, густо покраснев. Горобец чуть заметно улыбнулся уголками губ, потом подвел итог:

— Сейчас идите отдыхать, в ближайшие два дня работы хватит всем! А мне еще надо переговорить с Цинцадзе из госбезопасности.

Оставшись один в кабинете, подполковник устало откинулся на стуле, полузакрыв глаза, потом включил электроплитку — заварить чай покрепче, чтобы отогнать сон…

…Следующие два дня прошли в напряженной подготовке операции по встрече «гостей» из абвера. Контрразведчики вели интенсивную радиоигру с противником, которая дала положительный результат. Вечером второго дня, накануне ночного десанта, Ярыгин передал решающую радиограмму:

Ответ не заставил себя долго ждать:

Контрразведчики поняли: противник явно проверял — живы ли агенты, не работают ли на рации подставные лица под диктовку. Радист с Раскольниковым были снова тщательно допрошены, проинструктированы, и через час была передана ответная радиограмма:

Вовремя переданный ответ успокоил врага, и оттуда сообщили:

Конечно, этой радиограммы ждали, и к ней готовились: лучшие оперативники из отдела Горобца за истекшие двое суток провели по разным направлениям интенсивную подготовку к встрече десанта немецких агентов-парашютистов. Как сообщил подполковник своим подчиненным, для этой цели командованием было выделено вполне достаточно сил и средств, кроме того, привлекли почти всех офицеров оперативно-разыскного отдела контрразведки.

В восемнадцать ноль-ноль, через час после получения радиограммы от немцев, в кабинете подполковника, возглавляющего операцию, состоялось решающее совещание. Кроме самого Горобца, присутствовали: начальник окружного управления генерал-майор Орлов, командиры рот НКВД и «Смерша», майор Миронов, капитан Горячев и еще несколько офицеров из отдела. Тут же находились три старших офицера — полковник и два подполковника из управления, прибывшие вместе с генералом, а кроме того, майор из госбезопасности — заместитель Цинцадзе. В общем, народу в небольшом кабинете набралось предостаточно. Глядя на генерала Орлова, который закурил первым, начали дымить и все остальные — к явному неудовольствию хозяина кабинета (он демонстративно открыл форточки).

В числе первых выступил Орлов, невысокий и грузный мужчина лет пятидесяти в круглых старомодных очках, которые придавали ему сходство с дореволюционным земским врачом или учителем. Однако последующее энергичное выступление генерала явно не соответствовало его облику «чеховского интеллигента»: говорил он властно, звучным «командирским» голосом:

— Товарищи офицеры! Буду краток, времени на долгие разговоры у нас нет. Руководство ждет от вас следующего: взять как можно больше вражеских парашютистов живьем для последующего допроса и выяснения их целей и задач. При угрозе прорыва немецких агентов через кольцо оцепления — уничтожить бандитов! Не дай бог кому-то из этой шайки уйти — головой ответите! Конечно, главный спрос — с руководителя операции. Надеюсь, Юрий Иванович, вы это хорошо осознаете? Вот вас и послушаем в первую очередь!

Подполковник подошел к висевшей на стене крупномасштабной карте района предполагаемой высадки десанта:

— Товарищи! В рамках данного дела необходимо провести сегодня ночью операцию по нейтрализации немецкого десанта. За истекшие сутки с комсоставом из НКВД и «Смерша», участвующим в операции, мы детально проработали действия каждого воинского подразделения, причем очень аккуратно и, не привлекая чужого внимания, провели рекогносцировку на местности. Коротко повторю основные этапы операции: ровно в двадцать ноль-ноль, то есть через полтора часа, из Смоленска по шоссе № 5 выдвигаются в направлении квадрата 72 две роты бойцов оцепления на «Студебеккерах». Максимум через полтора-два часа, когда уже окончательно стемнеет, войска скрытно прибывают на место, к намеченной поляне, и, окапываясь, занимают исходные позиции. При этом, повторяю, соблюдается режим полной скрытности.

— Как думаете задействовать пойманных агентов — Раскольникова и Ярыгина? — задал вопрос генерал Орлов.

— Мы их вывезем на место операции, товарищ генерал-майор! Радист Ярыгин, у которого сломана нога, будет находиться в кустах и, если понадобится, подаст голос и покажется приземлившейся группе. А второй, Раскольников, выйдет на поляну, сообщит десантникам пароль и поведет их на северную сторону поляны, где в кустах будет ждать засада из офицеров-оперативников. Ну а далее — захват!

— Как продумали маскировку? С самолета ваши приготовления не заметят? — спросил с характерным кавказским акцентом сравнительно молодой черноволосый подполковник, который прибыл вместе с генералом.

— Никак нет, — Горобец повел указкой по карте, — грузовики мы отведем в сторону и замаскируем. Командиры подразделений проинструктированы, и бойцы укроются, как положено.

Далее обсуждение длилось не более пятнадцати-двадцати минут — все понимали, что время для разговоров закончилось и пора приступать к практическим действиям. Когда высокие чины, а с ними и остальные участники оперативного совещания покинули кабинет, в нем задержались на несколько минут майор Миронов и капитан Горячев.

— Вот что, Николай Петрович, — обратился к майору Горобец, — я выезжаю на место через час, со мной будет лейтенант Горохов. Вам с капитаном прибыть на полуторке к двенадцати ночи с бойцами охраны и задержанными агентами. Рацию тоже возьмите. Все ясно?

…Ровно в два часа ночи на лесной поляне были зажжены сигнальные костры: три по прямой «север-юг», как сообщалось в радиограмме абверовскому разведцентру. Самолет противника не заставил себя долго ждать; сначала на земле услышали нарастающий гул, а потом в свете луны в разрывах облаков показался и сам «Юнкерс», идущий с запада на снижение. Это был критический момент: если радист Ярыгин все-таки обманул и сумел подать в радиограмме сигнал тревоги — из самолета вместо ожидаемого десанта могли посыпаться осколочные бомбы! Такие случаи бывали; но сейчас, кажется, обошлось: уже в первый заход самолета в небе показались грузовые парашюты — немцы сначала десантировали снаряжение. Во второй заход прошла выброска людей, и вскоре над поляной раскрылось еще шесть куполов. Вот тут, как назло, луну затянуло густыми облаками и стало совсем темно: поэтому смершевцы вовремя не заметили седьмой парашют. Тем более из текста немецкой радиограммы следовало, что надо ждать только шестерых агентов. Позже с одного из постов доложили, что после второго захода самолета в стороне от поляны приземляется седьмой парашют (с грузом или человеком — не видно) и его относит за кольцо оцепления. Как руководитель операции Горобец принял решение: чтобы не спугнуть основную группу, никаких передвижений бойцов, а тем более поиска и преследования пока не производить…

Когда шестерка агентов один за другим приземлялась на поляне, их встречал Петр Раскольников; в его сотрудничество контрразведчики уже верили и «сюрпризов» от него не ждали. Раскольников деловито залил костры дождевой водой из канавы на краю поляны, потом прокричал пароль и подошел к десантникам. Они уже успели отстегнуть и собрать парашюты и теперь, настороженные и с оружием на изготовку, сгруппировались в центре поляны.

Смершевцы не слышали, о чем они говорили со встречающим, но было видно: агенты очень возбуждены и сильно нервничали — один из них вдруг схватил Раскольникова за ворот, что-то прокричал ему в лицо и толкнул так, что тот повалился на землю, потом вдруг дико заорал:

— Гады! Волки позорные!

Да так, что всему оцеплению было слышно. И сразу открыл огонь из автомата — сначала в Раскольникова, потом по периметру поляны. За ним беспорядочной стрельбой отозвались остальные десантники и попытались начать отход в сторону лесной опушки.

«Вот ведь сволочь уголовная!» — успел подумать Миронов, услышав «феню»; немцы не брезговали и такими подонками и активно вербовали для забросок на советскую территорию.

В ответ на огонь вражеских агентов зазвучали выстрелы со стороны красноармейцев, и завязался жаркий бой. Не исключено, что кто-то из парашютистов еще с воздуха заметил засаду, а может быть, они что-то почувствовали в поведении Раскольникова, «раскрыли» его (или он сам «раскрылся» — пока об этом можно было только гадать). Окруженные абверовцы вели упорный бой: они были прекрасно подготовлены и вооружены, не желали сдаваться и даже пытались организовать круговую оборону. К счастью, развернуть рацию им не удалось: вместе с радистом ее разнесло первым же выстрелом из миномета. С немецкого самолета, скорее всего, бой не увидели — когда он начался, «Юнкерс» был уже далеко. Самое поганое обстоятельство обнаружилось позже, когда оперативники нашли седьмой (не грузовой!) парашют и поняли, что один агент-парашютист все-таки ушел! Дело усугубилось тем, что пятеро из шести десантников, окруженных на поляне, были убиты, а шестой тяжело ранен и находился без сознания — то есть некому было сообщить хотя бы приметы исчезнувшего «Седьмого», как его мысленно окрестил Горобец.

Подполковник пребывал в самом скверном настроении: организовать немедленное преследование не удалось, служебные овчарки след не взяли — видимо, была насыпана какая-то дрянь. Плюс ко всему среди личного состава обнаружились потери после боя: был убит сержант, а два рядовых бойца тяжело ранены. Утром, когда усталые контрразведчики вернулись в отдел, состояние у всех было подавленное…

К десяти утра в кабинете Горобца остались двое: сам начальник отдела и его заместитель Миронов. Остальных оперативников, задействованных в ночной операции, в том числе Горячева с Гороховым, отправили отдыхать до двенадцати дня — больше не позволяла оперативная обстановка. Надо было организовывать и проводить розыск сбежавшего вражеского парашютиста. Кстати, он уже фактически начался, и сейчас именно эту тему обсуждали офицеры.

— Говорил с генералом Орловым. Мне приказано в самой категоричной форме: любой ценой разыскать и захватить вражеского агента! Живым или мертвым! — Горобец подошел к окну, с минуту молча смотрел куда-то на улицу, потом повернулся к майору. — Сказал, что дает трое суток, — в случае невыполнения отвечу головой, вплоть до суда военного трибунала!

— Ориентировки уже разосланы райотделам милиции, военным комендатурам и органам госбезопасности по Смоленску и области. Обращено особое внимание линейных отделов НКВД на железнодорожном транспорте. Наши оперативно-разыскные группы, усиленные внутренними войсками, уже осуществляют патрулирование вероятных направлений ухода вражеского агента из квадрата 72. На дорогах выставлены посты, а также…

— Прекратите, майор! Вы не на ковре у высокого начальства, а мы-то с вами понимаем: опытный абверовский агент — а мы не должны считать, что противник глупее нас, — без труда обойдет эти наши посты и патрули! Посмотри на карту, Николай Петрович, — тут сплошь глухие леса! Нам неизвестны ни приметы разыскиваемого, ни цели заброски этой группы! Лично у меня сейчас вся надежда на оставшегося в живых парашютиста. Кстати, ты звонил в госпиталь — его ведь туда увезли?

— Так точно, Юрий Иванович! Он по-прежнему без сознания, но с ним попеременно дежурят двое толковых ребят-оперативников и, если заговорит, сразу дадут знать!

Горобец, который на протяжении всего разговора продолжал стоять у окна, устало присел на стул и покрасневшими от бессонной ночи глазами посмотрел на майора: чувствовалось, что истекшие двое суток и особенно прошедшая ночь изрядно его вымотали.

— Вот что, Николай Петрович, передай в госпиталь, если агент очнется и заговорит — пусть будят меня немедленно. А сейчас нам с тобой надо отдохнуть хотя бы пару часиков. Иди, майор!

— Слушаюсь, товарищ подполковник!

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ